Звук, внезапно донесшийся с улицы, вырвал Джесс из прошлого и заставил забыть неприятные воспоминания. Хлопнула дверь автомобиля, и кто-то торопливо зашагал по дорожке.
Джесс вскочила, бросилась к окну, отвела штору и выглянула на улицу.
Свет уличного фонаря освещал мускулистую фигуру с букетом цветов. Похоже, Лоренцо тоже сгорал от нетерпения. Он шагал через две ступеньки и оказался у двери быстрее, чем Джесс успела опомниться.
От радости у нее выросли крылья; Джесс поспешила открыть. Что из того, что он опоздал? Он здесь, и этого вполне достаточно.
— Наконец-то!
Не сумев удержаться от восклицания, она распахнула дверь. От радости сердце прыгало в груди, глаза не могли насмотреться на любимого. Лоренцо был ослепителен; его сильная фигура была облачена в идеально сшитый черно-серый костюм и галстук цвета бургундского вина. Он больше ничем не напоминал вышколенного официанта, которым оделся вчера, но был бизнесменом от пят до макушки, Лоренцо Скарабелли из клана Скарабелли, человеком, который мог съесть на завтрак сотню таких рекламных агентств, как то, в котором работала Джесс.
— Я уже чуть было не махнула рукой…
Не самое удачное начало, поняла она, увидев, что темные брови Лоренцо сошлись на переносице. Она хотела намекнуть, что не могла дождаться его, но фраза прозвучала как упрек.
— Сколько сейчас?
Взгляд на ручные часы заставил ее застыть на месте. Наверно, все-таки стоило пристыдить его.
— Половина одиннадцатого, Лоренцо! Я уже собиралась ложиться.
— Вижу.
Сверкающие черные глаза смерили взглядом ее роскошный махровый халат.
— Это мне подходит, — дерзко протянул он.
— Подходит…
Джесс с трудом находила слова. Какое высокомерие! Ну да, она была рада ему, но это не значило, что он имеет право вести себя, как угодно, делать то, что ему нравится и при этом ждать, что она тут же ляжет с ним в постель.
— Ты мог позвонить. Я не люблю, когда со мной не считаются.
— Джесс, я работал, — с подчеркнутым терпением и плохо скрытой досадой объяснил Лоренцо.
— Все это время?
— Я обедал с клиентом. Обед закончился… — он коротко глянул на циферблат, — полчаса назад. Какое-то время ушло на дорогу, а мне еще надо было сделать небольшой крюк. А если ты думаешь, что с тобой не считаются, то вот…
От протянутого им букета захватывало дух. Лилии всегда были любимыми цветами Джесс, но у нее никогда не хватало денег, чтобы побаловать себя. А в этом букете их было не меньше трех дюжин.
— Ох, Лоренцо, спасибо! Они просто великолепны!
Но больше всего Джесс тронуло, что предельно занятый Лоренцо все-таки нашел время подумать о ней и заказать букет. Какая разница, что такие люди, как Лоренцо, сами не ударяют для этого палец о палец? Для этого у них есть сотни служащих. Но он должен был заранее объяснить, какие цветы нужны. Из этого следовало, что он помнит ее вкусы.
— Я очень рада, но это было совсем не обязательно…
— Я всегда дарю своим женщинам цветы. Особенно при первом свидании.
Джесс была рада, что в этот момент склонилась к букету; упавшие волосы скрыли ее лицо, на котором отразилась боль.
— Твоим женщинам, — повторила она, убедившись, что к ней вернулся дар речи. — Хотелось надеяться, что я для тебя нечто большее.
Неожиданное молчание Лоренцо заставило ее поднять голову как раз вовремя, чтобы заметить выражение его лица. Джесс только что вспоминала, каким бесстрастным было это лицо, когда она отменила свадьбу. Сходство этих двух выражений было таким, что в ее жилах застыла кровь.
Но это выражение тут же исчезло. Теперь Лоренцо смотрел на нее с нескрываемой алчностью.
— Сейчас мне не нужен никто другой, — хрипло сказал он. — Ради Бога, иди сюда и поздоровайся со мной как следует.
Эта фраза успешно излечила Джесс от неуверенности в себе. Она устремилась в объятия Лоренцо и подставила ему лицо для поцелуя.
Его губы были холодными от мороза, но вскоре жар страсти заставил их согреться. Ощутив жар в крови, Джесс невольно раскрыла губы, и позволила опытному языку скользнуть между ними.
— От тебя замечательно пахнет, — наконец пробормотал Лоренцо, уткнувшись в ее волосы. — И выглядишь ты чудесно. Но это… — его руки презрительно потеребили персиковый махровый халат, — едва ли можно назвать лучшим из нарядов.
— Другого халата у меня нет. Кроме того, я уже и не ждала, что сегодня буду принимать тебя.
— Я куплю тебе что-нибудь получше. Что ты предпочитаешь? Шелк, атлас?
— Лоренцо, вовсе не обязательно покупать мне подарки.
— Не обязательно?
Темная бровь преувеличенно выгнулась.
— Я думал, что все женщины любят подарки. И чем дороже, тем лучше.
В голосе Скарабелли прозвучала нотка, заставившая Джесс нахмуриться и вспомнить странное выражение «мои женщины», использованное им ранее.
— О, они мне нравятся… Чуть не забыла: надо поставить цветы в воду, чтобы они не завяли. Надеюсь, что у меня хватит ваз. Лоренцо, ты слишком много тратишь.
Идя вслед за ней на кухню, Скарабелли пожал плечами. Этот жест без слов говорил, что букет цветов, каким бы дорогим и роскошным он ни был, не в состоянии нанести хотя бы незначительный урон его состоянию.
— Я хотел тебя порадовать.
— И это тебе удалось!
Внезапно она почувствовала тревогу и неловкость. В тесной кухне худое, сильное тело Лоренцо казалось чересчур громоздким, занимающим все пространство. Каждая клеточка ее тела, каждое нервное окончание откликались на мощный сексуальный магнетизм стоявшего позади мужчины. Кожа под халатом нагрелась, а волосы на затылке встали дыбом, инстинктивно отвечая на звук его дыхания и малейшее движение.
— Просто смешно! — еле слышно пробормотала она.
— Что смешно?
Негромкий вопрос Лоренцо, услышавшего слова Джесс, заставил ее вздрогнуть от испуга и пролить воду из только что наполненной вазы.
— Я не предложила тебе… чего-нибудь выпить, — торопливо промолвила она.
Она хотела сказать «поесть», но вовремя вспомнила, что Лоренцо всего лишь час назад обедал с клиентом.
— Хочешь кофе? Или вина?
— Ох, Джесс…
Лоренцо неожиданно рассмеялся, заставив ее повернуться. Она вгляделась в его лицо, пытаясь понять причину смеха. Сердце Джесс дрогнуло при виде неожиданно смягчившихся черт и тепла, загоревшегося в его глазах.
— Джесс, любимая, кажется, вчера мы уже разыгрывали эту сцену. И мой сегодняшний ответ ничем не отличается от вчерашнего.
— Ты не хочешь пить?
— Нет.
— И не голоден?
— Нет… Во всяком случае, еда здесь ни при чем.
Уточнений не требовалось. Все было ясно по выражению его глаз и чувственной линии рта. Он сказал, что не голоден, но все его сильные черты — вплоть до туго обтянутых кожей скул — выражали желание.
При виде того, как тепло ушло из его глаз, сменившись жаром, у Джесс пересохли губы. То было палящее, обжигающее пламя лазерного луча, которое сдирает с человека кожу, оставляя его нагим и совершенно беззащитным.
— Джесс, — сказал он совсем другим тоном, чем раньше. — Иди сюда.
Не успев понять, что она делает, Джесс очутилась в его объятиях, крепко прижалась к груди и ощутила громкий стук его сердца.
Нежный и чувственный поцелуй заставил ее затаить дыхание; голова пошла кругом. Это позволило ей забыть все неприятные чувства, тревогу и неуверенность. Он был здесь, с ней, и этого было достаточно, чтобы ее сердце пело.
Она думала о прошлом; именно в этом заключалась трудность. Вспоминала, как было раньше. И эти воспоминания отравляли ее мысли, омрачали их и заставляли испытывать безотчетный страх. Нужно было оставить прошлое позади, забыть о нем и идти в так неожиданно забрезжившее светлое будущее.
— Лоренцо… — вздохнула она.
В этом слове слышались удовольствие и желание. Скарабелли услышал это и торжествующе засмеялся.
— Знаю, радость моя, знаю. Я чувствую то же самое. Сегодняшний день показался мне вечностью. Я не мог работать, не мог собраться с мыслями. Я думал только о том, как приду сюда и поцелую тебя…
Его дела не расходились со словами; мягкость Лоренцо сменилась алчностью, на которую Джесс с готовностью откликнулась.
— Прикоснусь к тебе… — хрипло промолвил Лоренцо, когда они неохотно разомкнули губы, чтобы вздохнуть.
Только когда руки Скарабелли взялись за простую белую ночную рубашку, Джесс поняла, что он развязал пояс и распахнул полы ее махрового халата.
— Так лучше, — пробормотал он, спуская халат с ее плеч и прижимаясь губами к гладкой коже у узких завязок. — Намного лучше.
— Лоренцо! — ахнула Джесс, когда твердые белые зубы ухватили завязку и тянули до тех пор, пока та не подалась, обнажив ее левое плечо.
Поскольку предплечья Джесс были стянуты халатом, ей оставалось лишь неподвижно стоять и ждать. Тем временем жадный рот прокладывал путь от плеча к нежной шее. Лоренцо покрыл жгучими поцелуями ее ключицу и перешел на другую сторону. Правая завязка подалась так же, как и левая, рубашка скользнула вниз и обнажила верхнюю часть груди Джесс.
Губы Скарабелли последовали за рубашкой; его горячий язык временами касался обнаженной кожи. Эта жгучая ласка заставила Джесс изогнуться всем телом, закинуть голову, блаженно застонать и подставить шею под его поцелуи.
Мгновение спустя эта гордая темноволосая голова опустилась еще ниже — к напрягшимся грудям, кончики которых оттопырили тонкую ткань рубашки. Горячий рот Лоренцо захватил сосок, смочил его языком и начал сильно сосать. Затем он перешел ко второму соску. Жгучее наслаждение постепенно усиливалось и распространялось из этой точки в точку между бедрами, где неистово пульсировало желание.
Тут сильные, теплые руки проникли под подол короткой ночной рубашки и стали поднимать ее все выше и выше. Загорелые пальцы прошлись по стройному бедру Джесс, добрались до самой интимной части тела, проникли вглубь и ритмично задвигались.
— Лоренцо!
Джесс бешено извивалась и жадно приникала к его телу. Испытываемое ею желание было слишком сильным, а наслаждение почти напоминало боль. Она потеряла дар речи и могла только стонать в экстазе; ее руки цеплялись за плечи Лоренцо, чтобы не упасть.
— Спокойнее, милая… — Донесшийся до нее голос был таким хриплым, словно у Лоренцо перехватило дыхание. — Расслабься…
«Расслабься»! Она не хотела расслабляться! Единственной вещью, которая действительно могла бы помочь ей расслабиться, было бы ощущение его сильного тела, соединившегося с ее собственным. Джесс хотелось, чтобы ею поскорее овладели и чтобы они оба устремились в тот сверкающий мир, где все переставало существовать, кроме слившихся в экстазе любовников.
Но Лоренцо уже убрал руки и прекратил свои возбуждающие ласки. Он оторвался от ее шеи, быстро поцеловал в губы и деловито одернул на ней ночную рубашку.
— Лоренцо… — взмолилась она неуверенным, срывающимся голосом. — Лоренцо, пожалуйста…
Скарабелли негромко засмеялся, уткнувшись в ее волосы.
— Джесс, радость моя, приди в себя. На этой кухне не хватит места двум мышам, а не то что двум взрослым людям. Давай продолжим в более удобном месте.
Эта мысль пришлась ей по вкусу. Когда Лоренцо протянул руку, она вложила ладонь в его пальцы и пошла за ним как сомнамбула.
Однако Скарабелли почему-то повел ее не в спальню, а в темную гостиную, освещавшуюся лишь догоравшими в камине темно-красными угольками. Остановившись перед решеткой, Лоренцо снял с Джесс халат, и он беззвучно упал на пол.
Затем он бережно уложил ее на плетеную циновку, сделав паузу лишь для того, чтобы раздеться самому.
— Это тоже надо убрать, — пробормотал он, опустившись рядом, и обеими руками взялся за ночную рубашку.
Одним мощным движением он разорвал рубашку пополам и отбросил ее в сторону, обнажив тело Джесс, золотившееся в свете камина.
— Ну что?
Подобно огню камина, возбужденная Джесс не остыла, а лишь слегка успокоилась. Бывает достаточно лишь пошевелить уголья, чтобы пламя вспыхнуло вновь; вот так же и Джесс хватило легкого прикосновения губ и рук Скарабелли, чтобы снова ощутить лихорадочный жар.
Через пару секунд она потянулась к Лоренцо, привлекла его к себе, просунула руку между их телами, сомкнула пальцы на упругом, горячем члене и направила его в себя, жадно стремясь к наслаждению.
Затем Джесс обвила руками его узкую талию, переплелась с ним ногами и забыла всякий стыд. Она подняла бедра, инстинктивно поймала ритм, который был удобен им обоим, и взяла инициативу на себя, возбуждая его каждым движением и прикосновением. Она почувствовала тяжесть напрягшегося мускулистого тела и услышала сдавленное проклятие. Лоренцо покорился ей!
Ритм становился все быстрее и быстрее, и Джесс испустила ликующий смешок. Ее тело пронзал электрический ток, но и его тоже! Она явственно ощущала его ответ. Лоренцо Скарабелли, человек, владевший собой при любых обстоятельствах и всегда державший себя в узде, сейчас забыл обо всем на свете, тонул в море сладострастия, и все благодаря ей! О таком она не смела и мечтать, и когда они оба забились в судорогах страсти, Джесс не смогла сдержать крика яростного наслаждения.
Сцена, ждавшая Джесс на следующее утро, была точной копией вчерашней, за исключением одной мелочи. Когда Джесс, в конце концов, подняла налитые свинцом веки, Лоренцо был полностью одет. Он склонился над кроватью и положил на тумбочку маленький сверток в золоченой фольге.
— Что ты делаешь?
— Ухожу на работу.
Как и вчера, его ответ был кратким до неприличия.
— Но…
Тут было что-то не так, однако мозги упорно не хотели работать. Как и в прошлую ночь, они спали очень немного, и Джесс была совершенно измучена.
— Но сегодня суббота! — наконец ликующе произнесла она, заставив себя задуматься.
— У меня много дел. Я приехал сюда работать…
— Но не в уик-энд! Ох, Лоренцо, пожалуйста… — взмолилась она. — Зачем вставать в такую рань?
— Дома я всегда встаю в это время, — возразил он. — И успеваю многое сделать, пока не начнется жара.
— Возможно, в Италии это было бы правильно, но сомневаюсь, что нью-йоркский апрель может быть слишком жарким для работы. Лоренцо, на сегодня у меня были планы…
— И у меня тоже, — коротко ответил он, проводя рукой по волнистым темным волосам.
Джесс с тоской вспомнила о том, как сама прикасалась к их черному шелку. В пылу страсти она запустила в них пальцы и сильно потянула. Должно быть, Лоренцо было больно, но он не жаловался.
Наоборот, поощрял ее.
— Джесс, любимая, — шептал он под покровом ночи; в темноте его акцент казался сильнее, потому что не было видно губ, — я не узнаю тебя. Мне и в голову не приходило, что ты можешь быть такой страстной… такой пылкой…
Она хотела возразить ему: разве это удивительно? Разве не говорят, что разлука усиливает чувства? Два года назад она не поверила бы, что способна любить сильнее, чем тогда. Но теперь, одиноко прожив эти два года и веря, что она потеряла его навсегда, Джесс знала правду. Эта правда состояла в том, что ее прежнее чувство к Лоренцо было слабым, трепещущим огоньком свечи по сравнению с бушующим степным пожаром, который сейчас напоминала ее любовь.
Но едва она открыла рот, чтобы сказать это, как жаркий, жадный поцелуй Лоренцо заставил ее замолчать. Голод, который казался ей удовлетворенным, ненадолго улегся, но не исчез окончательно. Через два удара сердца Джесс снова оказалась во власти этого голода, а когда она нашла другие, более красноречивые способы доказать свою любовь, слова стали совершенно лишними.
— Но твои планы скучнее моих.
Джесс лениво потянулась, сознательно позволив одеялу сползти и обнажить ее белоснежную кожу, разрумянившуюся от тепла. Агатовые глаза внимательно следили за каждым ее движением, и когда Лоренцо с трудом проглотил слюну, Джесс ощутила острое ликование, смешанное с возбуждением.
— Я думала, что мы проснемся не так быстро…
Чувственное покачивание бедрами красноречиво говорило о том, на что надеялась Джесс при пробуждении.
— Что мы позавтракаем вместе… конечно, после того как вместе примем душ. Правда, после этого завтрак мог бы превратиться в ланч…
Джесс чувствовала, что он колеблется. Об этом говорило его молчание. То, что Лоренцо, уверенный в себе Лоренцо, который никогда не лазил за словом в карман, не знает, чем ей ответить, подтверждало, что стрела попала в цель.
Но, видно, стрела была на излете. Во всяком случае, соблазнить Лоренцо не удалось. Через секунду он решительно покачал головой и стряхнул с себя наваждение.
— Нет, — холодно и непреклонно ответил он. — Не сегодня.
Джесс надула пухлые губки.
— А когда?
— Когда для этого будет подходящее время. Джесс…
Когда Джесс попыталась возразить, в голосе Скарабелли прозвучало зловещее предупреждение:
— Ты должна научиться не предъявлять никаких требований. Я приду, когда смогу. Не собираюсь весь день возиться с тобой. У меня важные дела.
— Понятно… — пробормотала обиженная Джесс.
«Не собираюсь весь день возиться с тобой… Я приду когда смогу…» Это звучало пустой отговоркой.
— Я думала, что заслуживаю лучшего.
— С какой стати, радость моя?
Эти слова прозвучали пугающе мягко. Но Джесс заупрямилась.
— Значит, ты хочешь возвращаться тогда, когда тебе удобно, и оставаться здесь столько, сколько захочешь сам?
Вздох Лоренцо, в котором звучали досада и раздражение, вызвал у Джесс дурные предчувствия.
— Я оставил тебе подарок.
— Что?
Джесс, застигнутая врасплох неожиданной сменой темы, только заморгала глазами. Лоренцо взял с тумбочки сверток и подал ей.
— Думал, ты найдешь его, когда проснешься.
Что-то не так, снова с тревогой подумала Джесс. Внутренний голос кричал, что все идет не так, как она думала. Почвы для конкретных подозрений пока не было, но ее нервы были на взводе.
— Посмотри, — терпеливо сказал Лоренцо, видя, что она с опаской смотрит на сверток в золоченой фольге и не находит в себе сил принять его. — Я не уйду, пока ты не откроешь его…
Уголки его красиво вырезанных губ слегка приподнялись.
— А потом ты сможешь как следует поблагодарить меня.
Джесс протянула руку рывками, как делает робот, и Лоренцо положил сверток в ее подставленную ладонь.
Медленно, осторожно, словно боясь, что внутри окажется ядовитая змея или паук, Джесс сняла обертку, подняла крышку и убрала ватную подушечку, прикрывавшую содержимое коробки.
— Ох…
Ничего другого она сказать не могла. Казалось, ее ударили в солнечное сплетение.
Джесс знала, какой реакции от нее ждали. Она должна была вскрикнуть от восторга. Сказать, как о вчерашних цветах: «Ох, Лоренцо это великолепно!» Скарабелли явно ждал, что она обовьет руками его шею и прокроет поцелуями худое лицо. Это и значило «как следует поблагодарить».
И это было бы нормально.
Потому что лежавший в коробочке изящный золотой браслет действительно был великолепен. В других обстоятельствах она была бы счастлива получить такой щедрый подарок.
Но обстоятельства сложились так, что у нее отнялся язык. Джесс не могла отвести глаз от открытой коробочки и не могла посмотреть в лицо Лоренцо, боясь увидеть что-то страшное.
— Это… очень мило, — наконец дрожащим голосом промолвила она.
— Мило! — взорвался Лоренцо. — Господи, Джесс, «мило» можно сказать про коробку шоколадных конфет, букет с карточкой или ручку с золотым пером! В чем дело? Я думал, все женщины любят украшения.
И тут перед ней забрезжила истина. Тут-то она и поняла, почему в мозгу так громко звучали колокола боевой тревоги.
«Я думал, что все женщины любят подарки. И чем дороже, тем лучше». Эти слова, сказанные вчера вечером, вернулись пугать ее.
«Я всегда дарю своим женщинам цветы». Вот что он сказал, вручая ей чересчур роскошный букет.
«Моим женщинам… Всем женщинам».
Она рывком подняла голову и откинула назад светлые волосы.
— Но я не одна из твоих женщин! — гневно сказала она. Серые глаза Джесс метали молнии. — Думаю, что я вышла из этой категории!
Лоренцо не двинулся, не сказал ни слова, но Джесс внезапно поняла, что она ступает на опасную почву. Это было ясно по его напрягшемуся подбородку, по взгляду черных глаз и по тому, что он окаменел.
— Интересно знать, почему у тебя сложилось такое впечатление, — сказал он так, словно эти слова были сложены из кубиков льда, и Джесс невольно вздрогнула, ощутив их прикосновение к обнаженной коже.
— Ну… ну, я для тебя не просто первая встречная…
Она подняла тревожный взгляд, ожидая ответа. Но Лоренцо смотрел на нее, не моргая, его агатовые глаза не выражали никаких чувств.
— Я хочу сказать… я…
Это опасное молчание лишало ее дара речи. Лоренцо был похож на охотящегося кота, который следит за мышью, ожидая подходящего момента, чтобы выскочить из засады. Ее и без того напряженные нервы напряглись еще сильнее, ожидая, что сейчас в нее вонзятся страшные зубы и острые когти.
— Конечно, когда мы поженимся, ты не будешь…
На эту фразу он ответил.
Лоренцо внезапно вскочил с кровати и навис над Джесс как башня. В его черных глазах горела ярость.
— Когда мы поженимся? — повторил он, очень похоже передразнивая каждое сказанное ею слово. — И что же, моя милая Джесс, заставляет тебя думать, что тебе грозит такая участь?
В мозгу Джесс тут же зажужжали тысячи злобных пчел, а глаза заволокло такой пеленой, что она перестала видеть смуглое лицо Скарабелли. Голова закружилась, и Джесс упала на подушки, прекрасно понимая, что если бы она стояла, у нее подкосились бы ноги. Казалось, из ее тела ушла вся кровь; она лежала на кровати как марионетка с перерезанными нитками.
— Но я думала…
Голос сорвался и изменил ей; пришлось проглотить комок в горле, чтобы продолжить. А Лоренцо все это время стоял рядом и буравил ее таким взглядом, словно хотел прожечь насквозь.
— Я хочу сказать… мы… мы ведь хотели пожениться. И теперь, когда мы снова вместе, вполне естественно, что я подумала…
— Ты ошиблась. — Эти лаконичные слова обрезали ее сбивчивый лепет как стальная бритва. — Это вовсе не входило в мои намерения.
— Ошиблась?
Он не мог сказать этого. Должно быть, она ослышалась! Наверно, у нее в мозгу что-то замкнулось. Она не могла поверить услышанному.
Джесс сделала глубокий вдох, села и расправила плечи. Пора было объясниться начистоту.
— Не путай меня, Лоренцо, это слишком важно. Ты знаешь, что я имею в виду. Мы были обручены. Ты любил меня, я любила тебя, и вполне естественно было предположить, что мы захотим продолжить начатое. Если ты вернулся, значит, все еще хочешь жениться на мне. Это же ясно!
Ее словам ответило глубокое молчание. Джесс чувствовала, что тонет в нем. Горло сжалось так, что она с трудом дышала. Сердце колотилось в груди, кровь стучала в висках как гром.
— А мне совсем не ясно, — наконец сказал Лоренцо. — Из сказанного тобой это вовсе не следует. Боюсь, что ты сильно заблуждаешься, оценивая ситуацию таким образом.
Его тон говорил, что Скарабелли использовал оборот «боюсь» только для красного словца.
— Чтобы между нами не оставалось никаких недомолвок, позволь назвать вещи своими именами. Я вернулся, потому что желал тебя. Ничего больше. Едва я снова увидел тебя, как понял, что не смогу жить, если ты не станешь моей. Вот что я чувствую к тебе, а все остальное — лишь твои домыслы, продукт слишком развитого воображения. А напоследок еще одно слово…
Когда он умолк, подчеркивая важность того, что собирался сказать далее, Джесс вонзила зубы в нижнюю губу, чтобы удержать отчаянный, испуганный крик: «Не надо!»
Пришлось из последних сил бороться с собой, чтобы не заткнуть уши в стремлении отгородиться от слов, которые, как она интуитивно чувствовала, должны были украсть ее вновь обретенное счастье и разрушить его так же жестоко и неотвратимо, как это сделал Лоренцо два года назад, отвергнув ее. Джесс не хотела слышать этих слов, но у нее не было сил остановить его.
— Если в твоей хорошенькой головке еще сохранились глупые мечты о свадьбе, кольцах и счастье до гроба, то я настоятельно советую тебе забыть о них. Вспомни, однажды мы уже пытались сделать это. Ничего не вышло. Но что бы ни случилось между нами в дальнейшем, есть только одна вещь, в которой я уверен. И заключается она в том, что ты никогда не будешь моей женой.