В объятиях врага

2

Энн с трудом очнулась от глубокого, похожего на обморок сна и в первую минуту ощутила лишь ноющую боль во всем теле. Постепенно она осознала, что лежит на сырой холодной земле, и со стоном попыталась распрямить затекшие руки и ноги.

На другой стороне поляны Дональд хлопотал возле небольшого костра, помешивая что-то в маленьком железном котелке. Он оторвался от своего занятия и послал ей сочувственную улыбку. Энн села со всей возможной осторожностью, стараясь не делать резких движений.

– Вот уж не знала я, что у человека все мышцы могут болеть разом, – заметила она. – Поверить не могу, что когда-то мне нравилось ездить на лошади!

Дональд что-то налил из котелка в кружку и направился к ней. Над кружкой поднимался пар.

– Вчера у тебя был трудный день, милая, да и ночка выдалась – не приведи господь. – Он ободряюще подмигнул ей. – На вот, выпей. Первым делом надо согреться, а там, глядишь, и жизнь покажется веселее.

После минутного колебания она взяла из его рук кружку подогретого вина, сдобренного специями, и с благодарностью обхватила ее ладонями, наслаждаясь теплом. Отхлебнув глоточек вкусного напитка, Энн подняла глаза на Дональда. Странно, но в ярком свете утра он показался ей совсем не страшным. Правда, борода у него была косматая и нечесаная, как у бродяги, но серые глаза смотрели весело и дружелюбно, а его улыбка показалась Энн прямо-таки по-отечески участливой. Отбросив страх, девушка улыбнулась ему в ответ.

– Спасибо, – простодушно поблагодарила она.

Он кивнул и вернулся к приготовлению завтрака, а Энн, потягивая крепкий душистый напиток, стала вглядываться в утренний туман, клубившийся над росистой травой в узкой горной лощине. Солнечные лучи пробились сквозь дымку. Они почти не грели, но обещали хорошую погоду. Казалось, разразившаяся накануне ночью гроза умыла и освежила весь мир. Где-то поблизости распевала свою песенку коноплянка. Неожиданное чувство гармонии с собой и с окружающим миром охватило девушку; подобной умиротворенности она не ощущала последние полгода – со дня смерти матери.

Эти шесть месяцев стали для Энн сущим адом: никогда еще ей не приходилось испытывать подобное чувство одиночества. Мэри Рэндалл была для нее единственной спутницей жизни, нежной матерью и самой близкой подругой. Смерть матери обернулась для Энн подлинной трагедией, но всего несколько недель спустя, когда она только-только начала приходить в себя после удара, ее постигла новая утрата: ее старая верная няня Филиппа умерла от той же лихорадки, которая унесла жизнь Мэри Рэндалл.

Потеряв последнего друга, она осталась совсем одна в большом и враждебном мире, где некому было позаботиться о ней или приласкать. В восемнадцать лет жизнь показалась ей непосильной ношей. Все это время отца рядом с ней не было – он не приехал, даже когда мать лежала при смерти, хотя Энн написала ему, как только Мэри заболела. Он был слишком занят исполнением поручений короля на Севере, у него не осталось времени на личные дела – так говорилось в его ответном письме.

Такой ответ не удивил Энн: Роберт Рэндалл, граф Гленкеннон, наместник короля Якова в Шотландии [1], был человеком чрезвычайно занятым. К тому же он никогда не пытался замаскировать свое равнодушие к ее матери и к ней самой. «И все же по такому-то случаю он мог бы приехать!» – ожесточенно подумала Энн, стискивая кулачки в бессильном гневе.

Перед ее мысленным взором неожиданно возник его облик: золотисто-каштановые волосы, тонкие, презрительно поджатые губы и серые, холодные, как воды Северного моря, глаза. Глаза отца она вспомнила без труда, хотя не видела его более трех лет. Взгляд, пронизывающий насквозь, ледяные нотки в тихом мелодичном голосе… Ее мать никогда не смеялась, когда лорд Роберт бывал дома.

Энн тряхнула головой, прогоняя непрошеное видение и стараясь не поддаваться отчаянию, которое невольно охватывало ее всякий раз при мысли о том, что ей придется жить под его опекой. Он послал за ней, и ей ничего другого не оставалось, как повиноваться. Теперь, когда ее мать и Филиппа упокоились в земле, ей больше некуда было податься, и она решила, что пора уже перестать изводить себя страшными воспоминаниями. Надо как-то приспособиться к жизни в новой стране с отцом и братом, которых она почти не знала. Тут Энн сообразила, что ей придется внести в свои планы существенную поправку: прежде чем налаживать новую жизнь, ей надо сперва каким-то образом добраться до Рэнли!

Раздавшийся за спиной голос вывел ее из состояния задумчивости. Она обернулась и увидела, что Дональд пристально смотрит на нее.

– Хотел спросить, не полегчало ли тебе, милая. Но вид у тебя до того встревоженный, что я, пожалуй, уже получил ответ.

Энн поставила на землю пустую кружку.

– Я чувствую себя гораздо лучше, спасибо. По крайней мере хоть согрелась изнутри. – Она с любопытством огляделась вокруг. – Должно быть, я вчера сильно утомилась. Даже не помню, когда и как мы сделали привал.

– Это все потому, что ты спала, как младенец, – усмехнулся Дональд. – Фрэнсис сам тебя уложил и укрыл своим пледом, а ты даже не проснулась.

Энн нахмурилась. Мысль о том, что она могла, как доверчивый ребенок, уснуть на руках у бандита, неприятно задела ее.

В этот момент, словно вызванный из тумана звуком собственного имени, высокий горец появился из-за деревьев и подошел к ним. Вероятно, он только что искупался: его влажные черные волосы в беспорядке рассыпались по лбу. На нем по-прежнему были вчерашние охотничьи штаны из оленьей кожи, но широкие плечи облегала свежая рубашка. Закатанные выше локтя рукава обнажали мускулистые руки с аристократически удлиненными ладонями и точеными пальцами, на которые она обратила внимание еще прошлой ночью.

Энн начала исподтишка разглядывать его и опять невольно залюбовалась: она уже успела позабыть, какая у него гордая осанка и надменная стать. На бронзово-смуглом лице выделялись глаза необычайно глубокого синего цвета. Девушка сокрушенно вздохнула – этот могучий великан был заклятым врагом ее отца.

Маклин подошел к Дональду, взял протянутую ему дымящуюся кружку и бросил на Энн быстрый взгляд.

– Как поживает этим утром госпожа Рэндалл? – Его взгляд стал скептическим. – Прошу меня извинить за прямоту, но вид у вас сегодня не самый лучший.

Ежась под его пристальным взглядом, Энн вдруг сообразила, что и впрямь, должно быть, похожа на чучело после всех своих злоключений. Она нахмурилась и принялась безуспешно счищать грязь с ладоней.

– Можете сколько угодно потешаться на мой счет, сэр, но лучше приберегите свои остроты для тех, кто сможет оценить их по достоинству.

Губы Маклина дрогнули в усмешке.

– Когда хочешь взбодриться с утра и стряхнуть с себя сон, нет ничего лучше купания в горном ручье, – заметил он и повернулся к Дональду. – У тебя найдется что-нибудь для дамы?

– А как же! Конечно, найдется, – ответил Дональд и вновь заговорщически подмигнул ей.

Он отошел куда-то в сторонку, но вскоре вернулся с загадочным свертком, увязанным в старый плед. Развернув плед, Энн с изумлением обнаружила в узле свою одежду, уложенную ею собственноручно несколько дней назад, перед отъездом из Линкольншира. Тут были ее гребешки и головные щетки, темно-синий шерстяной костюм для верховой езды и даже белье.

– Ручей течет вон там, у подножия холма. Можете умыться и привести себя в порядок хоть немного – вода холодная, но терпимая. Я был бы счастлив предложить свои услуги, сударыня, – заявил Маклин с самым невинным видом. – Могу постоять на часах на случай появления мародеров. Излишняя осторожность не помешает: местность дикая, кругом полно головорезов. Мы обязаны позаботиться о вашей безопасности.

Так вот что он задумал!

– Благодарю за заботу, но я предпочитаю остаться здесь, – холодно ответила Энн. – Не желаю вверять свою безопасность ни одному из головорезов, с которыми здесь можно столкнуться.

– Прекрати издеваться над девочкой, Фрэнсис, – с досадой вмешался Дональд. – Ты ей не даешь спокойно вздохнуть со вчерашнего вечера.

Маклин весело усмехнулся. В его синих глазах неожиданно зажглось теплое сияние.

– Если вы имеете в виду меня, миледи, то сегодня я как раз решил повести себя как джентльмен. Если вы дадите мне слово женщины из клана Макдоннеллов, что не предпримете попытки сбежать, то я дам вам слово Маклина, что повернусь спиной и буду так стоять, пока вы не позовете.

– Моя фамилия Рэндалл, – напомнила ему Энн, – а ваше слово для меня ничего не значит. Я уже вдоволь насмотрелась на Маклинов и могу сказать, что чести у них не больше, чем…

– Я вам советую придержать язык, сударыня, – тихо, но грозно предупредил Маклин. – И примите еще один дружеский совет: не подвергайте сомнению мои слова. Я такой человек, что меня лучше не злить.

Энн закусила губу, чтобы удержать просившийся с языка язвительный ответ, и внимательно посмотрела на высокого главаря разбойников. Он явно привык к беспрекословному повиновению, и спорить с ним опасно… Она с тоской подумала о чистой родниковой воде, и постепенно желание хорошенько вымыться возобладало в ее душе над страхом. В конце концов, если бы он хотел изнасиловать ее или убить, у него было полно времени, чтобы исполнить задуманное.

Девушка стремительно поднялась с земли и начала спускаться вниз по холму, опасаясь, что решимость ей изменит. Маклин шел рядом с ней в молчании, пока они не достигли заводи, где было достаточно глубоко, чтобы вымыться и постирать.

– Я посторожу вон за теми деревьями, – сказал он. – Если что померещится – позовите.

Энн напряженно уставилась в землю, перебирая складки загубленной амазонки. Теперь, когда отступать было уже некуда, она не могла себе представить, как будет раздеваться в двадцати шагах от него, но заново начать спор не посмела.

Словно угадав ее тревогу, Маклин сжалился над девушкой. Он протянул сильную загорелую руку и взял ее за подбородок. Прикосновение было таким бережным, что показалось ей лаской. Синие глаза встретились с синими глазами. Они внимательно изучали друг друга. Сейчас в лице Маклина не было ни следа высокомерия или насмешки, одно лишь сочувствие и понимание, показавшееся Энн весьма необычным для мужчины.

– Представьте себе, что вы в своих личных апартаментах в Англии, миледи, – сказал он мягко. – Обещаю, ни один грубый шотландец не потревожит вашего уединения.

Его пальцы на миг задержались на ее щеке, а потом он ушел, широко шагая по росистой траве, и скрылся в рощице тонких молодых березок.

С минуту Энн простояла в нерешительности, провожая его взглядом, затем опустилась на колени в зарослях папоротника у самой воды и с тревогой взглянула на свое отражение. Ее непокорные волосы рассыпались по спине каскадом спутанных узлов и комков, бархатная юбка амазонки была вся забрызгана и местами порвалась, даже на лице остались грязные пятна. Неудивительно, что никто из этих грубых разбойников не покусился на нее!

Энн тяжело вздохнула и решительно начала расстегивать платье. Освободившись от амазонки и нижних юбок, она сняла сапожки и теплые шерстяные чулки, осторожно попробовала воду ногой, тихонько взвизгнула и отпрыгнула от заводи. Вода была ледяная. Нет, лезть в такую воду немыслимо, нужно придумать что-то другое.

Старательно держась спиной к березовой роще, где скрылся Маклин, Энн стащила через голову сорочку, окунула ее в воду и стала обтираться ею, как губкой. Действовать приходилось быстро, иначе она рисковала замерзнуть, да и ее телохранитель мог бы потерять терпение. Растиралась Энн так энергично, что ее белая кожа порозовела. Потом она вытащила из узла чистую сорочку и торопливо натянула ее на себя. Теперь предстояло заняться грязными волосами.

Задержав дыхание, девушка решительно окунула лицо и волосы в холодную воду: голову нужно было вымыть во что бы то ни стало. Она яростно выдирала из своих густых непокорных волос комья грязи и нетерпеливо распутывала узлы, пока пальцы у нее совсем не онемели от холода. Покончив с омовением, она выжала из волос остатки воды и надела чистую амазонку.

Руки у нее дрожали, пока она одергивала на себе платье и пыталась справиться с крохотными пуговичками на спине. Две средние никак не желали застегиваться, несмотря на все ее старания. И о чем только она думала, когда брала с собой этот дурацкий костюм?! Ей и в лучшие времена с трудом удавалось застегнуть пуговицы без помощи Филиппы, а сейчас, когда пальцы заледенели, об этом просто нечего и думать.

Оставив наконец бесплодные усилия, Энн вышла на залитую солнцем поляну и позвала Маклина. Расходящиеся края амазонки ей приходилось сзади придерживать пальцами. Он вышел из-за деревьев и, окинув ее проницательным взглядом, сразу же догадался, в чем дело.

– Боюсь, что мне не под силу… – начала Энн, но от смущения запнулась на полуслове.

– Позвольте мне вам помочь, сударыня, – невозмутимо произнес Маклин. – Я не раз улаживал подобные затруднения в прошлом. Помогал… гм… своей сестре.

Энн ощутила прикосновение его пальцев к своей спине – легкое и теплое. Как только с застежками было покончено, она отстранилась и опасливо оглянулась на него через плечо, проверяя, не задумал ли он чего дурного. Но Маклин спокойно улыбнулся.

– Как могло случиться, что дочь графа Гленкеннона путешествует без горничной?

Энн глубоко вздохнула:

– Женщина, которая ухаживала за мной с детства, умерла через три недели после моей матери. А новая горничная испугалась шторма в лондонской бухте… – Она вновь запнулась, вспомнив грозный рев океана и бурные волны, швырявшие корабль из стороны в сторону. – Я ее не виню: собиралась настоящая буря, и, будь у меня такая возможность, я бы сама отказалась от путешествия. Но мой отец заранее назначил день отплытия.

Губы Маклина сурово сжались, а сочувственная теплота в глазах сменилась ледяным выражением.

– Гленкеннон привык к незамедлительному повиновению, это мне известно. Но на сей раз ему придется долго ждать исполнения своего приказа. Э, да вы дрожите от холода! Давайте-ка побыстрее вернемся к костру.

С этими словами он взял ее под руку, и они направились к месту привала. Завидев их, Дональд принялся помешивать черпаком густую овсянку.

– Как вам удалось приготовить завтрак в таких условиях? – удивилась Энн и села на бревно поближе к огню.

– Никогда не спрашивайте Дональда, как ему что-то удалось, просто наслаждайтесь, и все тут, – посоветовал Маклин, взглянув на своего товарища с благодарной улыбкой. – Я давно уже отказался от попыток разгадать его секреты, но подозреваю, что ему помогают феи.

Энн потянулась за своей кружкой. На сердце у нее вдруг стало удивительно легко.

– Так вы волшебник, Дональд? Это хорошая новость. По крайней мере солдаты, которые меня сопровождали, смогут хоть как-то объяснить моему отцу вчерашнее происшествие.

– Нет, госпожа, – усмехнулся Дональд, – я не волшебник. Но в жизни всякое случается, а превратности судьбы легче встречать на сытый желудок и в чистой рубашке. Вот я и стараюсь, чтобы у моего хозяина всегда было и то и другое.

За завтраком Энн то и дело искоса бросала взгляды на могучую фигуру сэра Фрэнсиса Маклина. Его суровость в это утро сменилась необычной мягкостью, а ленивая усмешка, игравшая у него на губах, заставила ее позабыть о своих страхах. Хотя они провели ночь под открытым небом, вид у него был безупречный. Чистая белая рубашка из льняного батиста и ладно скроенные охотничьи штаны из оленьей кожи свидетельствовали об известном щегольстве, хотя единственным украшением служили узкие полоски кружева на манжетах рубашки и плоский перстень из черного оникса с алмазом посередине. Его одежда и аристократические манеры никак не вязались со сложившимся у нее представлением о шотландских разбойниках, но в то же время он ничем не напоминал разряженных модников, к виду которых она так привыкла в Англии.

Не зная, как ей относиться к сэру Фрэнсису, Энн даже не подозревала, что и сама поставила его в тупик. Он ожидал увидеть красавицу – о красоте Мэри Макдоннелл до сих пор ходили легенды среди горских кланов, – но не был готов к тому, что ее дочь окажется так хороша. Девушка сидела у огня, рассеянно проводя гребнем по шелковистым прядям еще немного влажных волос, которые сверкающим золотым потоком спускались у нее по спине до самой талии. Широко расставленные глаза, смотревшие из-под длинных и темных, как ночь, ресниц, позаимствовали свой цвет у полуденного неба. Они светились изнутри и были так глубоки, что в их манящей синеве запросто можно было утонуть, позабыв обо всем на свете.

Вот она засмеялась какой-то шутке Дональда, и ее крупный, прекрасный рот раскрылся в очаровательной улыбке. «Эти сочные губы созданы для поцелуев», – подумал Маклин, и сердце у него вдруг учащенно забилось. Его глаза скользнули ниже, к стройной белой шейке, выступающей из скромного выреза синей амазонки. Он мысленно улыбнулся, вспоминая, как дерзко и вызывающе она вскидывала голову, когда сидела в грязи прошлой ночью…

Совершенно машинально Маклин протянул руку и коснулся ее золотистых волос. Шелковистая прядь скользнула меж его загрубелых пальцев. Нет, эта девушка чересчур хороша собой и представляет угрозу для его душевного спокойствия! Интересно, сознает ли сам Гленкеннон, сколь мощное оружие находится в его руках?..

От его легкого прикосновения у Энн мурашки побежали по коже. Странное тепло, исходившее от его пальцев, распространилось по всему ее телу от шеи до пят. Это было совершенно незнакомое ощущение. Она удивленно подняла голову, начисто позабыв, что собиралась сказать секунду назад.

Маклин внезапно пришел в себя и нахмурился.

– Хватит копаться, нам давно пора ехать! – сердито рявкнул он.

Энн оглянулась на Дональда, не понимая, чем и как она прогневала его хозяина, но тому уже было не до нее. Маклин затушил огонь и занялся седланием лошадей, а Дональд тем временем собрал немногочисленную кухонную утварь и уничтожил все следы привала. Девушка с беспокойством следила за мужчинами. Опять ей стало страшно и одиноко. От веселого смеха и чувства товарищества, объединявшего их всего несколько минут назад, не осталось и следа. Как будто ей все это приснилось…

– Дамского седла у нас нет, милая, – извинился Дональд, подводя к ней гнедую кобылу, – но, если ты подоткнешь юбки вот тут под коленями, приличия будут соблюдены.

– Меньше всего меня волнуют приличия, – вздохнула Энн, когда он помог ей сесть в седло, и украдкой бросила быстрый взгляд на Маклина. Что она такое сделала, чем его рассердила? И почему она принимает его недовольство так близко к сердцу? Не все ли ей равно? Он враг ее отца, а значит, и ее враг тоже. А то, что она приняла за проявление доброты, было не более чем преходящим капризом…

Они отправились в путь по заросшей травой пустоши. Маклин хранил упорное молчание, перебирая в уме все обвинения, которые мог бы по праву предъявить Роберту Гленкеннону. Залитая солнцем красота пейзажа еще больше ожесточила его сердце. Он не позволит себе ни на шаг отклониться от своей цели из-за пары синих глаз, как бы они ни были прелестны.