Глава 23

Бескрайняя золотисто-зеленая прерия мерцала под затянутым дымкой солнцем, когда Мэгги на следующий день после обеда ехала верхом в Трипл-Эл. Ее кобыла Джинджер сама вернулась в конюшню на рассвете, и Мэгги никому ни словом не обмолвилась о своей ночной вылазке, потому что не знала, как рассудить последовавшие за этим события.

Она знала только одно: ей нужно вразумить Маркуса.

То, что произошло между Джейком Ридом и ею, оставалось для нее загадкой. Единственное, в чем она была уверена, – это в том, что ее чувства к Джейку Риду совершенно не походили на те, которые она испытывала к Колину или даже к Сойеру. Колин обхаживал ее, очаровал несчастную одинокую девушку лестным вниманием, голубыми глазами и улыбками. Сойер предложил ей крышу над головой и привязанность, дом, детей, необременительную, спокойную любовь.

Джейк Рид ничего не предлагал, не сделал ничего, чтобы завоевать ее сердце. Он лишь умело обработал ей рану на ноге, коротко, без сантиментов изложил историю своей жизни и целовал ее до тех пор, пока она окончательно не перестала соображать и не растворилась в бездне желания. Он предложил ей забвение. Сумасшествие. Его губы, руки, крепкие объятия лишили ее здравого смысла. Джейк взбудоражил ее сердце и тело, больше того, он проник в ее душу, пока та не затрепетала и не затосковала. Он пробудил в ней желания, о существовании которых она даже не подозревала. Он вошел в ее жизнь.

Нет, никогда раньше она не чувствовала то, что чувствовала теперь!

Она путает страсть с любовью. Вот единственный правильный ответ.

Ей двадцать семь лет, она вдова, мать троих детей. Она не должна походить на шестнадцатилетнюю доверчивую девочку.

Она не может влюбиться в Джейка Рида! Это была бы самая настоящая глупость, а она давным-давно оставила глупые мечты в прошлом. Мэгги почти убедила себя в этом, когда подъехала к дому Граймса и спешилась возле белого забора, окружавшего дом. Теперь ей надо думать о Маркусе Граймсе, потому что предстоящий разговор был слишком серьезным и она не могла допустить, чтобы ее что-нибудь отвлекало. Сощурившись от яркого солнечного света, она ослабила узел своего красно-синего шарфика и поднялась на ступеньки Трипл-Эл.

Сколько раз они с Сойером и детьми приезжали сюда? Сто? Двести? Триста? Этот дом ассоциировался у нее с дружбой и теплом, с потрескивающими в камине поленьями зимой и с высокими бокалами с восхитительным лимонадом летом. Она могла закрыть глаза и услышать как наяву добродушный смех Маркуса, увидеть, с какой грацией Аннабел садится на диван в гостиной и они обсуждают последнее издание женского журнала. Мэгги почти ощущала запах гардении – такими духами всегда душилась ее подруга, потому что они напоминали ей о старом Юге, откуда она приехала.

Почему же все изменилось? Мэгги с волнением ожидала на затененной веранде, чтобы кто-нибудь отозвался на ее стук. Неужели она не сможет найти верный тон и задеть в душе Маркуса струну, которая снова сделает его тем добродушным и понимающим другом, которого она впервые встретила в этом доме много лет назад?

Надо попытаться!

В дверях появилась усталая Аннабел. Она ахнула, увидев Мэгги.

– Что вам нужно? – Она даже не притворилась, что рада видеть ее, отделавшись только этой холодной фразой.

– Я пришла повидать Маркуса. Это очень важно, Аннабел.

– Вы передумали? Собираетесь снова присоединиться к синдикату? – На миг в мягком южном выговоре Аннабел появилась нотка надежды, фиалковые глаза засветились. Но их блеск погас, едва Мэгги покачала головой. – Тогда в этом нет смысла. – Аннабел пожала плечами. – Маркус работает в кабинете, он не любит, когда его отвлекают.

– Что за вздор, дорогая! Я всегда рад видеть Мэгги. – Пройдя через холл торопливыми шагами, Маркус остановился за спиной Аннабел и положил руки на ее хрупкие плечи. – Где твои манеры? Открой, пожалуйста, дверь и впусти леди.

Он добродушно улыбался Мэгги в залитой солнцем гостиной, а за окнами с кружевными занавесками звенело пение птиц.

– Чем могу быть вам полезен, Мэгги? Только не говорите, что вам нужна помощь, чтобы справиться с вашим обширным ранчо.

Его огромный живот свисал над кожаным ремнем ручной работы. В черном костюме и тонкой шелковой рубашке с золотой заколкой-украшением он выглядел жирным и довольным, как призовой боров. Мэгги решила, что его талия увеличивается в обхвате в прямой пропорции с его богатством. И с жадностью.

Прежде чем начать говорить, она еще раз напомнила себе, что следует проявить дипломатичность.

– В Тэнглвуде все хорошо, Маркус. Я хотела увидеться с вами, потому что мы старые друзья. – Она говорила спокойно, не сводя взгляда с его широкого загорелого лица. – Хочу попросить вас положить конец насилию в округе. Во имя старых добрых времен давайте вспомним, что все, вовлеченные в эту междоусобицу, когда-то были друзьями. А теперь людей убивают, калечат, им угрожают, их жизни и дома постоянно находятся в опасности. Это безумие, и его нужно прекратить.

– Мэгги, дорогая, мне, так же как и вам, не нравится то, что происходит вокруг. – Он крутил красивое золотое кольцо на своем пальце и пристально смотрел на нее из-под темных бровей. Сидевшая неподалеку в кресле Аннабел хранила напряженное молчание. – Но вы сами усугубили ситуацию, выйдя из нашей организации. Когда наши ранчо объединялись против общего врага, у нас было намного больше сил и людей. Вместе, Мэгги, мы контролировали почти весь округ.

– В этом-то и дело! Наши изгороди перекрыли водные источники, дороги, основные пастбища… Именно они явились причиной негодования наших соседей. Мы лишили их источников существования.

Глядя на нее, Маркус покачал головой. С годами его темные волнистые волосы поредели и уже серебрились на висках, на широком лице залегли глубокие морщины, между бровями появилась озабоченная складка. Мэгги вдруг показалось, что от него так и веет жестокостью.

– Торопись успеть скорее, Мэгги. У всякого человека есть право взять то, что он может схватить, пока оно еще доступно и не является ничьей собственностью. Так всегда происходило в этих местах. Ваша беда в том, что вы не мужчина, поэтому не можете понять, как все бывает в мужском мире. Я постоянно напоминал себе об этом прошедшие месяцы и старался быть с вами терпеливым.

– О, я понимаю, Маркус. Понимаю, что жадность разрушительна, – резко сказала она. – Она разрушает дружбу, жизнь – она может разрушить и человека. В последние месяцы перед смертью Сойера я просто не узнавала его. Он был поглощен своими амбициями насчет Тэнглвуда. Билл Бенсон тоже стал таким.

Сверкавшие только что оживлением, глаза Маркуса блеснули жестко и холодно, даже несмотря на яркий летний день.

– Зачем вы пришли ко мне, дорогая?

– Потому что вы – движущая сила, стоящая за территориальной войной. Билл следует за вами, точно так же как это делал Сойер. Маркус, этому надо положить конец. Вы должны прекратить это! Перестрелки, угрозы – все! Аннабел вскочила с кресла с искаженным от гнева лицом.

– Как вы смеете говорить таким тоном? – Мэгги еще никогда не видела, чтобы она выходила из себя. Она вся дрожала, встав перед Мэгги и сжав кулаки: – Маркус сделал для этого города и округа гораздо больше, чем кто-либо. Именно он научил Сойера, как ему превратить свою дурацкую маленькую ферму в настоящую империю, – и Билла Бенсона тоже. Маркус проложил путь к процветанию и ко всем благам, которые пришли в Бакай. Вы должны быть ему благодарны! Эти «ночные совы» – или как там они еще себя называют – виновны во всех несчастьях! Они жадные и завистливые, потому что им не повезло, как Маркусу! А вы – просто предательница, Мэгги Блейк! Вы не могли сохранить преданность даже к собственному мужу, естественно, вы не будете лояльны к моему! – Она сделала паузу, ее щеки покрылись красными пятнами, как будто она только что бежала вверх по холму. Она прильнула к Маркусу, когда он подошел к ней с печальным сочувствием на лице.

– Успокойся, не надо, дорогая. Я не могу видеть, когда ты так расстраиваешься. – Он пригладил светлые волосы, упавшие жене на лоб. – Почему бы тебе не пойти наверх и не полежать немного? Эта жаркая погода явно не для тебя, и ты выглядишь взвинченной. Пойдем, дорогая, – уговаривал он. – Я знаю, Мэгги поймет.

Мэгги поднялась, глядя, как он ведет Аннабел к лестнице.

– Не знаю, что Маркус говорил вам, Аннабел, но сомневаюсь, что это была вся правда. Холкомбы, и Макаллистеры, и другие мелкие фермеры – вот кто страдает от этого.

– Нет! – В глазах Аннабел светились отчаяние и злость. – Я знаю своего мужа! – закричала она. – Знаю, что у него есть серьезные причины делать то, что он считает нужным. Я верю ему!

– Вы делаете ошибку. Он зашел слишком далеко, и вы должны использовать свое влияние, чтобы остановить его.

– А вот теперь, пожалуй, хватит! – Маркус резко повернулся к Мэгги, сжав губы. Потом, не сводя с нее глаз, он обратился к Аннабел: – Дорогая, иди наверх, как я сказал. А я уведу Мэгги в свой кабинет, где мы сможем закрыть дверь и не мешать тебе. Не беспокойся. Мне кажется, я смогу кое-что внушить этой маленькой леди. Все будет хорошо.

– Да, Маркус, я знаю, – прошептала Аннабел, когда он снова взял ее за руку. Наблюдая, как они идут к лестнице, Мэгги вдруг пронзила догадка: Аннабел отчаянно нуждалась в том, чтобы продолжать верить в своего мужа, чтобы подтвердилось ее представление о нем как о герое. Она всегда знала, как Аннабел предана Маркусу: ведь он спас ее после войны. Теперь же ее лояльность стала фанатичной, Аннабел отказывалась видеть правду.

Маркус подвел ее к лестнице, но когда Аннабел поставила ногу на первую ступеньку, то оступилась.

– Не волнуйся, разреши мне помочь тебе, дорогая, – услышала Мэгги его успокаивающее бормотание. Он стал подниматься с женой в их спальню.

Пока Мэгги ожидала возвращения Маркуса, ее охватило странное предчувствие. Ей не понравилось, как он смотрел на нее, когда она пыталась втолковать Аннабел правду. Наверное, Джейк был прав и ей не стоило приезжать сюда сегодня. Видно, сердить Маркуса действительно опасно. Впрочем, отступать уже поздно. Твердо решив закончить начатое, Мэгги вышла из гостиной и прошла через холл в кабинет Маркуса, чтобы подождать его там. Она обошла письменный стол и встала у окна, глядя на прерию, которая расстилалась без конца и края под голубым, как сапфир, небом. Ей бросилась в глаза уродливая колючая проволока, растянутая вдали на холмах. Она отвернулась от окна и увидела бумаги, разложенные на столе.

Она вздрогнула, сердце сковал ледяной ужас. Она наклонилась вперед, не веря своим глазам.

Перед ней лежала карта земель Граймса, но она не была похожа ни на одну из тех карт, которые ей приходилось видеть раньше. Внутри четко обведенной границы находились Тэнглвуд и – у западного края – ранчо Холкомба. В верхнем правом углу стояла надпись, сделанная размашистым почерком Маркуса: «Перспективные границы, Трипл-Эл, весна 1883 года».

Маркус рассчитывал, что к весне Трипл-Эл будет включать в себя Тэнглвуд и Бар-Файв? Но каким образом?

Мэгги отодвинула карту в сторону и склонилась над столом, чтобы прочитать документ, который лежал под ней.

Это был план, предварительный распорядок действий. Наверху печатными буквами было написано: «ТЭНГЛВУД». Ниже шли небрежные строчки и вопросительные знаки. «Предложить купить». Под словами «если откажется» было написано: «1. Резать изгороди. 2. Вырезать часть стада. 3. Отравить ручей у Антилоповой лощины». А в самом низу стояли слова, от которых сердце Мэгги замерло в груди: «крайняя мера» и «Джона». Имя ее сына было обведено кружком, и возле него стоял вопросительный знак.

Что это значит? Боже, что?

Листая бумаги дальше, она увидела имя Сэма Холкомба, перечеркнутое черным крестом. Рядом мелкими буквами Маркус написал: «устранить».

От двери послышался его низкий голос:

– Что, Мэгги, похоже, нашли кое-что интересное? Она отпрянула от стола, невольно вскрикнув. На лице Маркуса застыло странное, задумчивое выражение.

– Тебе не следовало входить сюда одной, – произнес он тихо, заходя в кабинет и закрывая за собой тяжелую дверь. На миг он прислонился к ней, разглядывая Мэгги. – Это личные бумаги. Зря ты рылась в них.

Мэгги, ища опору, ухватилась за спинку стула, стоявшего у письменного стола, и проглотила подступивший к горлу комок.

– Маркус, что это значит? Я не могу поверить…

– Можешь, дорогая. По твоему лицу вижу, что ты поверила в каждое слово.

– Вы собирались предложить мне продать Тэнглвуд? Он кивнул и пошел от двери к ней. Толстым пальцем он опять гладил золотое кольцо, подходя все ближе к столу и пристально глядя Мэгги в лицо.

– Все еще собираюсь. Что скажешь? Я избавлю нас обоих от множества неприятностей, если ты согласишься продать все.

– Нет.

– Я заплачу хорошую цену. Решайся, дорогая, позволь мне освободить тебя от этой обузы. Мне нужен доступ к речке, которая протекает между вашим ранчо и Холкомбом.

– Тэнглвуд не продается.

Выражение на его лице стало еще более задумчивым, в нем появилось что-то зловещее. Мэгги вздрогнула.

– Колин Вентворт знает, что вы планируете сделать? – нервно спросила она, когда он остановился, немного не доходя до стола.

Маркус издал короткий лающий смешок.

– Колин Вентворт не знает и десятой части того, что он думает, что знает. Глупый человек. Он так занят своими делами, что верит всему, что я плету ему о синдикате. – Его рот насмешливо скривился. – И, дорогая, я собираюсь продолжать в том же духе.

– Если вы обидите Джону, он уничтожит вас.

– Нет, если это будет несчастный случай. – Маркус пожал плечами. – Разумеется, я знаю, что мальчик – его сын. Сойер рассказал мне правду еще прошлой зимой. Но это ничего не меняет, если Вентворта убедить, что с мальчиком приключилось несчастье… – Странная улыбка приподняла углы его губ и превратилась в оскал. – Или это будет не несчастный случай, а убийство, совершенное кем-нибудь. – Он вдруг засмеялся. – И я точно знаю, кто это будет!

– Маркус, вы… вы сумасшедший! – Мэгги почувствовала, как от ее лица отхлынула кровь. – Вы убьете ребенка, чтобы получить то, что вам хочется?

– Не я, дорогая. Пит Макаллистер сделает это за меня. О чем он говорит? Мэгги с каждой минутой все больше и больше убеждалась в том, что Маркус свихнулся. Как она могла думать, что с ним можно иметь дело?

– Я продам вам Тэнглвуд – сегодня, если хотите, – вдруг сказала она, следя за малейшей переменой в его лице. – Подготовьте бумаги. Я подпишу их.

К ее полному отчаянию, он презрительно расхохотался.

– Я не такой дурак, как ты думаешь. Побежишь к адвокатам, еще чернила и высохнуть не успеют. Или хуже – к этому сукину сыну Риду. Лучше бы Люк повесил его в тот самый день и избавил меня от кучи неприятностей.

– Маркус, клянусь, я сделаю все, что вы скажете, если вы не причините зла Джоне.

– Поздно, Мэгги. – Он быстро обошел вокруг стола и схватил ее за руку. – Ты слишком много знаешь. У меня нет выбора…

Молниеносным движением Мэгги швырнула стул ему под ноги, отскочила и выхватила револьвер, спрятанный в ботинке. Несмотря на то что сердце бешено колотилось у нее в груди, ее руки не дрожали, когда она нацелила револьвер прямо в грудь Маркуса.

– Не подходи! – Не сводя глаз с его краснеющей физиономии, она схватила со стола бумаги. – Я беру их в качестве вещественного доказательства. Судья в Гейтсвилле наверняка ими заинтересуется.

– Тебе не удастся уйти так далеко.

– Посмотрим! – В голове Мэгги проносились сотни мыслей. – Ложись, Маркус! – скомандовала она, крепче сжав в руке револьвер. – Лицом вниз, руки за голову!

Когда он послушался и неуклюже улегся на пол, она быстрым взглядом окинула безупречно чистый кабинет. На глаза попалась бронзовая статуэтка дикого мустанга, стоявшая на полке рядом с чучелом головы буйвола. Она схватила ее и одним быстрым движением опустила на затылок Маркуса. Ее наполнил ужас от глухого удара. Голова Маркуса безвольно опустилась на пол, из раны на затылке потекла кровь. На миг она подумала, что убила его, но, быстро опустившись на колени, нащупала пульс на шее и, поднеся ладонь к его носу, почувствовала теплое дыхание.

Мэгги не стала терять времени, вылетела из кабинета, петляя как заяц, и со всех ног помчалась к коновязи, где оставила свою кобылу.

Надо как можно скорее добраться до хижины объездчика и найти Джейка Рида! Она знала только одно – он каким-нибудь образом поможет ей. Впервые в жизни она была готова признать, что нуждается в помощи.

– Но! – закричала она, разворачивая Джинджер прочь от Трипл-Эл. Краем глаза она увидела Люка Ньюкомба, выходящего из конюшни. Он вел своего коня.

Тут же за спиной она услышала хриплый крик Маркуса:

– Остановите ее!

Оглянувшись назад, она увидела, что он стоит на веранде, привалившись к колонне. По его голове и шее текла кровь. Красные пятна покрывали его дорогой костюм, как блестящие заплаты.

– Догони ее! Останови! – снова закричал Маркус и, качаясь, как пьяный, пошел по веранде. Все поняв, Люк запрыгнул в седло.

Пригнувшись к самой гриве лошади, Мэгги отчаянно колотила пятками по ее бокам.

– Но! – снова закричала она, чувствуя, как напряжен каждый мускул и как панический ужас охватывает ее. Она пригнулась еще ниже и пустила Джинджер таким галопом, каким та еще никогда не скакала.

Над головой сверкало солнце, похожее на топазовую брошь. Люк Ньюкомб пустился за ней в погоню.

* * *

Аннабел Граймс, стоя у своего окна, прислушивалась к тому, как ее муж отдает отрывистые приказы горстке людей, собравшихся во дворе Трипл-Эл.

Выглянув из-за кружевной занавески персикового цвета, она с ужасом увидела его залитую кровью голову и одежду, неуверенную походку, и услышала в его голосе слепую ярость и нетерпение:

– Возьмите мешок из амбара и быстро за ними!

– А потом что, босс?

– Скажите Люку, чтобы тащил ее в Тэнглвуд. Там я присоединюсь к вам.

Голос Маркуса дрожал. Аннабел редко слышала, чтобы он говорил таким тоном. Она отвернулась, не в силах слушать дальше, но что-то остановило ее. Поднявшийся ветер четко донес его слова:

– У меня свои счеты с Мэгги Блейк. И когда я с ней рассчитаюсь, она пожалеет, что появилась на свет. – Маркус схватил за руку рыжего ковбоя, стоявшего к нему ближе всех. – Не кончайте ее прежде, чем я приеду, Хэнк, – предупредил он. – Просто отволоките на ранчо. И постарайтесь, чтобы вас никто не видел.

Ноздри Аннабел затрепетали. Она почуяла запах смерти. Он поднимался со двора, как вонь скунса, наполняя ее отвращением. Почувствовав слабость и головокружение, она поспешила к своему туалетному столику из мрамора и слоновой кости, который Маркус специально для нее выписал из Парижа в прошлом году, и потянулась за нюхательной солью. Ну вот, теперь лучше, подумала она, поводя пузырьком под носом. Намного лучше. Пока топот копыт стихал вдали, комната перестала кружиться перед ее глазами, пол встал на место.

Тошнотворный запах смерти исчез.

Аннабел села на резной позолоченный стул и посмотрела на свое отражение в овальном зеркале.

У Маркуса есть веские причины предпринять то, что он собирается. Он не причинит Мэгги вреда, просто преподаст ей урок.

Она вспомнила, как он, шатаясь, вышел на веранду, роняя капли крови. Аннабел вздрогнула и отвернулась от зеркала.

Шагая взад и вперед по просторной комнате с огромной кроватью под балдахином, золотисто-персиковыми обоями, она вызвала в памяти дорогой ей образ Маркуса – спасителя и благодетеля. Перед ее мысленным взором предстал смуглый красивый мужчина с волнистыми волосами, широкой грудью и сердечным смехом, который вырвал ее из лап нищеты после войны. На ее губах затрепетала слабая улыбка. Да, Маркус всегда был для нее опорой. Ее героем. Она была обязана ему всем. Всем. Несмотря на то что она так и не смогла родить ему детей, даже одного сына, который носил бы его имя, он никогда не упрекнул ее. Никогда не высказал ни одного слова сожаления в ее присутствии. За это она была ему безмерно благодарна. И за все остальное тоже.

Нет, уверяла себя Аннабел, она не может сомневаться в нем. Маркус заслуживал того, чтобы она относилась к нему с безграничной лояльностью, полностью доверяла.

Но неприятное тревожное чувство когтями впивалось ей в душу и не оставляло. Раньше ей всегда удавалось справляться с сомнениями, сохранять на людях спокойствие, игнорировать перешептывания за спиной. Маркус не жестокий. Он хороший, добрый, он заботился о ней и о Трипл-Эл, повторяла она, словно молитву.

Она отбросила прочь жуткие слухи, которые слышала о пожаре в доме Макаллистера. Немыслимая ложь!

Но Мэгги…

Аннабел пыталась перестать думать о Мэгги. Люди Маркуса поймают ее, и тогда…

Продолжить она не могла. Ничего плохого с ней не случится, уговаривала она себя и, почувствовав неожиданную слабость, опустилась на постель. Мэгги была когда-то ее подругой… Аннабел закрыла глаза от слепящего солнца, от ужасной влажной жары, стоявшей в красивой комнате, которую Маркус обставил так, чтобы угодить ей. Мэгги должна понять, что ей не стоит перечить ему. Маркус не будет с ней жесток. В конце концов, когда-то они дружили.

Внизу в кабинете произошло что-то ужасное. Но Аннабел не хотела думать, что это могло быть. Она должна верить Маркусу. У нее нет другого выхода.

Вспомнив, какой испуганной была Мэгги, когда уезжала, Аннабел еще раз повторила про себя, что Мэгги больше не ее подруга.

Единственный человек, который должен заботить ее, – Маркус. Она заставила себя лежать неподвижно на кровати, покрытой накидкой персикового цвета. Минута проходила за минутой, вечерние тени в комнате становились все длиннее, а она лежала, покрываясь потом.

* * *

Мэгги услышала позади топот копыт. Она оглянулась через плечо и едва не потеряла сознание от испуга: Люк Ньюкомб неумолимо приближался к ней. Ее кобыла неслась полным галопом, едва касаясь копытами высокой травы, но жеребец Люка настигал их. Деревья и кусты проносились мимо, небо над головой было сапфирово-голубым, по земле клубилась пыль, поднятая копытами несущихся лошадей. Охваченная страхом, Мэгги понукала Джинджер бежать быстрее, то умоляя, то подстегивая ее. С бумагами Маркуса, зажатыми в кулаке, она изо всех сил вцепилась в луку седла и летела как ветер.

Впереди уже виднелась скала, находящаяся рядом с тем местом, где она решила искупаться вчера ночью. А еще через полмили хижина – убежище Джейка и ее безопасность.

Она еще ниже пригнулась к лошадиной гриве, произнося со слезами слова молитвы.

В воздухе просвистело лассо, метнувшееся как змея, скользнуло через ее голову на плечи и натянулось. Ее ребра хрустнули. Все тело пронзила острая боль.

Мэгги вскрикнула, когда ее сдернули с лошади.

С глухим звуком она ударилась о землю. Перед глазами вспыхнули тысячи белых огней, похожих на зажженные спички.

Словно издалека, Мэгги услышала победный вопль и погрузилась в небытие.

Загрузка...