В огне желания

Глава 11

Брендон чуть отступил, впервые позволив себе смотреть на Присциллу так, как не отваживался прежде. В лунном свете ее густые каштановые волосы казались совсем темными, но при этом блестели. Губы, такие нежные при свете дня, сейчас были полными и зовущими.

— Я сделаю все, чтобы ты не раскаялась, — сказал он больше для себя, чем для нее.

Снова приблизившись к Присцилле, Брендон сдвинул пеньюар с ее плеч, и тот соскользнул волной к ногам девушки.

Теперь только тончайшая сорочка прикрывала ее тело, и Присцилла инстинктивно стянула слишком откровенный вырез у шеи.

— Не делай этого, — тихо и мягко попросил Брендон. — Ты восхитительна!

— Но… но я не знаю, что делать… как вести себя… — Смущенная девушка бессознательно разгладила ткань на бедрах.

— Я знаю все за нас обоих. — Он поднес ее руки к губам и по очереди коснулся каждого пальца. — Впереди целая ночь, и она наша. Спешить некуда, милая.

Присцилла потянулась к нему. Брендон привлек ее к себе осторожно, как драгоценную статуэтку. Она и выглядела такой — хрупкой и уязвимой, как в тот день в Галвестоне, когда Брендон впервые поднял ее на руки. Поэтому он велел себе не торопиться, чтобы не испугать и не обидеть ее. Склонившись к губам Присциллы, он снова удивился тому, как чисто и сладостно ее дыхание. От нее словно исходил аромат невинности, но почему-то он не остужал желания, а лишь усиливал его. На этот раз Брендон не боролся с возбуждением, а уступил ему, наслаждаясь тем, что оно нарастает.

— Господи, как же давно я ждал этого! — Он почти прикоснулся к ее доверчиво полуоткрытым губам, потом заставил их раскрыться и впустить его.

Вкус ее рта был столь же сладостен. Присцилла прижалась к нему теснее, и он ощутил набухшие соски. Протянув руку, Брендон накрыл одну ее грудь. Тихий стон удовольствия вырвался у Присциллы.

При этом Брендон иронически подумал, что юная благовоспитанная леди, к счастью, женщина из плоти и крови. Тайный огонь жил в ней и ждал своего часа, ждал пробуждения. Он понял это в день стычки с индейцами, когда держал Присциллу в объятиях под низко нависшими ветвями дуба.

И еще он подумал, что ему неслыханно повезло. Мужчина, пробудивший такой огонь, навсегда привязывает к себе женщину. Брендон поклялся, что эту ночь Присцилла Мэй Уиллз не забудет никогда…

Горячая ладонь легла на грудь уверенным ласковым движением. Сорочка была не просто тонкой: каждый кружевной цветок имел круглое отверстие в середине. Поэтому стоило соскам даже слегка приподняться и затвердеть, и какой-то цветок тот час обретал живую и темную сердцевину. Брендон не преминул воспользоваться тем, что ее грудь так удобно трогать и ласкать. Взволнованная, разгоряченная Присцилла, сама того не сознавая, отвечала на его поцелуи так, словно ничего более естественного и быть не могло. Подсознательно она трепетала при мысли о том неизвестном, что ожидало ее, но с готовностью позволяла вести себя по неведомой дороге. Сладостная лихорадка с каждым мгновением усиливалась.

С одного плеча сорочка соскользнула, и ладонь завладела обнаженной грудью. Движения его пальцев отличались необычайным разнообразием и доставляли ей неизъяснимое наслаждение. Ниже пояса их тела соприкасались очень тесно, поэтому Присцилла чувствовала, сколь велико желание Брендона. Она смутно сознавала, что твердая выпуклость слегка движется вверх и вниз вдоль ее живота, и невольно отвечала на эти движения. Сейчас и это казалось совершенно правильным. Присцилла не смогла бы остановиться, даже собрав всю свою волю. Губы Брендона тоже двигались: вниз по шее, к впадинке между ключицами, ниже, ниже… и наконец коснулись соска. Покусывание переполнило Присциллу таким сладостным наслаждением, что у нее подкосились ноги. Она осела бы на землю, если бы сильные руки не подхватили ее. Наконец девушка осознала, что ее осторожно опускают на расстеленное одеяло.

— Я не заставлю тебя ждать, жена, — с мягкой усмешкой произнес Брендон.

Новое слово было особенным, странно волнующим.

Он и правда оставил ее только на пару минут — время, достаточное для того, чтобы сбросить рубашку, тяжелый пояс с кобурой, сапоги, расстегнуть и стянуть штаны. И вот тут Присцилла увидела часть мужского тела, которую до сих пор смутно представляла себе. Боже, какая она огромная! Девушка еле слышно ахнула.

— Это только выглядит страшно, — засмеялся Брендон, устраиваясь рядом, — на самом же деле природа знает, что делает. Он тебе не повредит, обещаю, потому что все будет медленно и приятно.

С этими словами Брендон поцеловал Присциллу — легонько, ободряюще — и обнажил ее второе плечо.

Он лежал на боку, опираясь на локоть, и смотрел на Присциллу. Лунный свет падал так, что она видела крепкие мышцы на груди, животе и особенно на ногах, длинных и сильных ногах мужчины, редко покидающего седло. Плечи были гораздо шире бедер, однако Брендон казался стройным, очень высоким и полным скрытой силы. Он был именно таким, каким, по мнению Присциллы, должен быть настоящий мужчина, и ей хотелось не только смотреть, но и потрогать его. Девушка протянула руку и пробежала пальцами по плечу, по завиткам волос на груди. Брендон напрягся, и рука ее замерла.

— Нет-нет, продолжай, — тихо попросил он. — Мне приятно.

Но Присцилла все же убрала руку, и тогда он склонился к ней и прижал к себе. Поцелуй был бесконечно долгим, губы двигались все ниже, пока вновь не задержались на груди. Брендон втянул сосок в рот, и от его посасывания она испытала такое наслаждение, что чуть не потеряла сознание.

Присцилла погрузила пальцы в его чистые шелковистые волосы. Сладостное ощущение нарастало, заставляя выгибаться дугой, безмолвно умолять не останавливаться, не прекращать упоительной пытки. Она и не заметила, когда оказалась полностью обнаженной!

Глаза ее застилал туман. Она находилась на грани между реальностью и сном и едва дышала. Сердце колотилось с неистовой силой, тело горело. Что-то изменилось в ней, и Присциллу охватило неодолимое желание. Брендон понял ее безмолвную мольбу, рука его двинулась вниз по ее животу.

Против воли Присцилла сжала ноги, но почему-то это ничуть не помешало ему. Более того, его прикосновение совершенно лишило ее желания сопротивляться, и ноги раздвинулись как бы сами собой.

— Вот и умница…

В следующее мгновение его палец оказался внутри! Присцилла ахнула, вспыхнула до корней волос и содрогнулась, осознав беспредельную интимность происходящего. А потом замерла, трепеща. Пусть все это грешно, непристойно, ужасно, но это слаще меда! Ни за какие блага, даже за спасение души она не оттолкнула бы ласкающую руку. Тело ее источало горячую влагу, и это тоже было наслаждением.

— Шире… раздвинь ноги шире…

«Не позволяй ему делать это с тобой», — невнятно прозвучал в ней голос добродетели, но впервые Присцилла не прислушалась к нему. Сейчас она прислушивалась только к движению внутри себя и трепетала. Присцилла догадывалась, что Брендон готовит ее к тому, чтобы она приняла его, впустила в себя. И ожидание того, что вот-вот должно произойти, было прекрасно.

— Пожалуйста… пожалуйста… — прошептала она, не зная, о чем просит.

— Еще немного, милая.

Присцилла была бы счастлива обратить это «не много» в вечность, но сладостное томление стремительно нарастало, груди ныли, по телу пробегала дрожь, и она продолжала о чем-то умолять, не слыша собственного голоса.

— Сначала и ты дотронься до меня.

Едва ли сознавая, что делает, но угадывая, чего он ждет, Присцилла обхватила рукой каменно твердый стержень.

— Брендон… — повторяла она снова и снова, словно это имя было магическим заклинанием.

И когда ее возбуждение уже граничило с отчаянием, Брендон вошел в нее. Ощутив себя наверху блаженства, Присцилла издала долгий радостный стон.

Сам не понимая, как ему удается сдерживаться так долго, Брендон помедлил. Податливая стенка — барьер ее девственности — была совсем рядом. Еще одно движение, и эта женщина будет принадлежать ему.

— Как бы я хотел не причинять тебе боли… — пробормотал он и сделал сильный толчок.

Присцилла вскрикнула. Он тотчас замер, прижавшись губами к ее губам — благодарно, с пониманием и сочувствием.

Несколько долгих мгновений Брендон не двигался, давая ей время привыкнуть к нему, прочувствовать случившееся и разумом, и плотью.

— Все в порядке?

— Д-да… — неуверенно выдохнула ошеломленная Присцилла, но когда Брендон снова поцеловал ее, она ответила ему. Пальцы ее, впившиеся ему в спину, расслабились, потом он ощутил легкое нажатие, как бы приглашение продолжать. Недолгая боль не остудила ее пыла.

— Вот теперь я точно знаю, как мне повезло. — Брендон наконец начал двигаться.

Почти в ту же секунду Присцилла забыла о пережитой боли. Наслаждение превзошло самые смелые ее мечты! Да, она давно мечтала о таком чуде и, может быть, даже смутно предугадывала, что подобное возможно. Сладостное движение ускорялось, становилось все неистовее, и вместе с ним нарастало удовольствие. Желая усилить его, Присцилла устремлялась навстречу Брендону, отвечала на его ласки всем своим существом, стараясь слиться с ним… Потом что-то встрепенулось в ней, словно расправились сложенные крылья — и волна неописуемого, немыслимого блаженства затопила ее. Сама того не замечая, Присцилла обвилась вокруг Брендона, трепеща и рыдая от счастья. Под закрытыми веками тьма разлетелась клочьями, и странные сполохи, искры и молнии на несколько мгновений почти ослепили ее. Это было немыслимо, невозможно, но удивительное ощущение не оставляло ее, она будто видела нечто сверкающее, восхитительное, чудесное. Она словно парила над клокочущей бездной на внезапно обретенных крыльях…

Присцилла очнулась от возгласа Брендона и ощутила, что он достиг пика. Потом что-то огненно-горячее изверглось в нее, поддерживая затихающее наслаждение, а Брендон замер. Наконец тело его расслабилось, и Присцилла услышала частое хриплое дыхание. Еще через несколько минут он разжал объятия и опустился рядом с ней. Она открыла глаза, заметила, что их тела покрыты испариной, и улыбнулась.

— Теперь ты моя. И всегда будешь моей.

Это была святая правда. Присцилла чувствовала это всем своим существом.

— Вот, значит, как это бывает, Брендон… я и не думала…

— Не всегда и не со всяким, милая, — усмехнулся он, отводя с ее щеки влажную прядь.

— А у мужчин?

— Тоже.

«У меня по крайней мере так еще не бывало», — подумал он, а вслух сказал:

— В тебе есть нечто особенное, моя любовь. Естественная страсть. С тобой это было…

— Как? Волшебно? — поддразнила она. — А вот я как будто побывала в раю. Нет, правда!

— Значит, мы оба там побывали, — заверил ее Брендон с благочестивым видом, но не выдержал и засмеялся. — Поверь, в тебе больше огня, чем в десятке женщин, которых я знавал.

— А в тебе, любовь моя, есть что-то бесовское… — задумчиво промолвила Присцилла, вспоминая, как ее полностью утратила контроль над собой, как слепо следовала за Брендоном во всем, что он делал. — По правде сказать, мне не по душе, что кто-то имеет надо мной такую власть.

Последнюю фразу она произнесла шутливо, но в душе была совершенно серьезна.

— Я тут ни при чем, Присцилла. Мы просто созданы друг для друга.

— Может быть, может быть…

Она снова погрузила пальцы в темную поросль волос у него на груди и с удивлением ощутила новую вспышку желания. Каково же было ее удивление, когда, переведя взгляд вниз, она поняла, что Брендон чувствует то же самое.

— Нет, что ты! — воскликнула она. — Мы же не можем повторить это снова!

— А что нам мешает? Поцелуй меня.

И, как всегда, Присцилла охотно повиновалась Брендону.

Итак, она узнала еще и то, что принадлежать друг другу можно не один раз. Этой ночью — их первой ночью — это случилось еще дважды, но и потом Брендон не чувствовал себя опустошенным. Его заставила остановиться только тревога за нее. Поэтому он в шутку заметил, что излишества не доведут до добра и им пора угомониться. Брендон был прав, но втайне она сожалела, что все кончилось.

Третьим откровением этой ночи стало для нее то, что Присцилла Мэй Уиллз, как выяснилось, распутна. К счастью, мужчина, которому она отдавалась с таким непристойным самозабвением, не имел ничего против этого, напротив, скорее радовался.

— Ты, любовь моя, воплощаешь в себе все лучшие качества жены, — сказал он утром, сажая ее на спину Блэки. — Леди в гостиной и распутница в постели.

— А ты, Брендон Траск, должно быть, сам дьявол! Он расхохотался и запечатлел у нее на лбу невинный поцелуй.

Весь этот день и следующий они скакали во весь опор, останавливаясь лишь для того, чтобы дать передышку коню, несущему двойной груз, и себе. Они уставали настолько, что едва держались в седле. Как и говорил Брендон, они старались не удаляться от высохших, а порой и полноводных ручьев, глубоких оврагов и промоин. Иногда петляли, возвращаясь по собственным следам, или заметали их привязанными ветвями. Словом, он пустил в ход весь арсенал уловок и трюков, призванных сбить погоню со следа.

Останавливаясь на ночлег, они предавались любовным утехам, как бы сильно ни устали за день. Присцилла все более убеждалась, что трудности того стоили, и забывала о своих страхах в объятиях Брендона. Однако при свете дня отчаянно тревожилась и молилась, чтобы им удалось безопасно добраться до места назначения.

Вечером накануне прибытия в Корпус-Кристи они доели последние крохи из своих запасов. Брендон увидел неподалеку фруктовое дерево с плодами, похожими на сливу, только покрытыми колючей кожицей. Присцилла с удовольствием отведала их и нашла, что дары местной природы совсем не так плохи.

Клейкий и сладкий сок стекал по ее пальцам, но Брендон охотно облизал их по очереди, особенно впадинки между ними, отчего Присциллу охватил сладостный трепет. Разумеется, это привело сначала к ласкам, а потом и к близости, после чего, измученные долгой дорогой, они уснули в объятиях друг друга.

— Дай мне подзорную трубу! — рявкнул Стюарт Эган.

Он поднес длинный медный цилиндр к правому глазу, прищурил левый и вперил взгляд в то, что открылось ему у подножия отлогого холма, за ажурной завесой мескитовой листвы.

Парочка хорошо заметала следы. Так хорошо, что ночью они проскочили ее, следуя по умело оставленному ложному следу. И так бы тому и быть, если бы не Порывистый Ветер. Он из кожи вон лез, чтобы искупить свою оплошность с кяманчами. Утром индеец сообразил, что цепочка следов, ведущая к дороге, менее глубока. Очевидно, всадник был один. Преследователи вернулись, нашли место, где отделился ложный след, а вскоре обнаружили и убежище беглецов.

Стюарт видел, как ковбой выбрался из-под одеяла и потянулся. Он был совершенно голый. Пока он натягивал брюки и сапоги, Стюарт, закусив от бешенства губу, разглядывал Присциллу, все еще мирно спящую — под его, между прочим, одеялом! Она была укрыта до самого подбородка, густые волосы веером рассыпались по земле.

«Дрянь! Неблагодарная маленькая сука! Возомнила о себе невесть что!»

Невероятным усилием он подавил ярость, но злость осталась. Девчонка выставила его дураком в глазах всего ранчо, когда сбежала из-под венца с любовником, будто последняя потаскуха. Дуреха не знала, что Стюарт Эган не прощает обиды. Она заплатит, и заплатит дорого, но месть подождет, пока все его планы не осуществятся. Подъехал Мае Хардинг.

— Отправляйся к остальным, — бросил Стюарт, — и скажи, что я велел окружить лагерь. Да смотри, чтобы никто не издавал ни звука! Не двигаться, пока я не подам сигнал.

Хардинг молча кивнул и отправился выполнять приказ. Это был высокий жилистый и костистый человек из тех, о которых говорят: лицо лопатой. Только такими грубыми и безжалостными людьми, как он, окружал себя Стюарт Эган. Правда, ему недоставало преданности, и он не выказывал готовности идти за хозяина в огонь и в воду. В отличие от Хеннесси у Хардинга был только один настоящий хозяин — он сам. Слабость Хардинг питал только к женщинам и, завидев юбку, терял голову. Презрительно хмыкнув, Стюарт снова уставился на беглецов. Ковбой склонился над Присциллой и смотрел на девушку, словно разрываясь между необходимостью разбудить ее и желанием снова забраться под одеяло.

Стюарт пробормотал ругательство. Слава Богу, только он сам да Порывистый Ветер видели, что эти двое спят вместе.

Конечно, и другие догадывались об этом, но догадываться — не значит точно знать. Довольно и того, что негодница погубила свою репутацию. Все это не имеет значения до тех пор, пока не пошли разговоры, а разговоры не пойдут. Эти люди скорее откусят себе язык, чем проговорятся, ибо знают, что это не пройдет им даром. Ранчо находится в такой глуши, что его хозяин — это царь и Бог.

Значит, в данный момент проступок Присциллы не имеет значения. Куда важнее, чтобы она сама, по своей воле последовала за законным мужем домой.

Стюарт стиснул зубы так, что на скулах выступили желваки. Присцилла — его собственность, часть того, чем он владеет. Она принадлежит только ему, и, уж во всяком случае, не какому-то там Траску. Но как она посмела! Все обитатели ранчо — свидетели того, что свадьба состоялась, а она… она сбежала еще до того, как юридический брак стал фактическим. Нет уж, этот фокус ей не удастся.

Настоящая леди, скажите на милость! Хорошенькое она получила воспитание, ничего не скажешь. Что ж, придется дать ей еще один, самый важный урок: урок повиновения. Для начала хватит и убеждений, а меры покруче, если потребуется, можно оставить про запас. Но как бы то ни было, у нее нет иного выхода, как стать достойной супругой Стюарта Эгана, землевладельца и будущего политика, и заботливой матерью его сыновьям.

— Все готово? — нетерпеливо спросил Стюарт вновь появившегося Хардинга. — Через пару минут начнем.

Мае кивнул, и они направили лошадей вверх по склону холма, у подножия которого беглецы расположились на ночь. Едва оказавшись на вершине, Стюарт махнул рукой. Окружившие лагерь вооруженные люди бросились вперед. Прозвучало несколько предупредительных выстрелов в воздух.

Траск в мгновение ока схватил винтовку и прицелился, но благоразумно воздержался от выстрела.

Присцилла вскочила и закуталась в одеяло. Темные глаза ее казались неестественно огромными на бледном лице. Она было явно испугана, и это порадовало Стюарта. Он картинно появился из клубов пыли, поднятых копытами лошадей.

— Кого я вижу! — Стюарт спрыгнул со своего горячего жеребца. — Скромница-новобрачная, не так ли? А кто рядом с ней? Ах да, это мужественный спаситель, гроза индейцев и гремучих змей. Не ожидали? Странно. Я не из тех, кто позволяет оставлять себя в дураках.

— Я написала записку, — беспомощно пробормотала Присцилла. — Я думала… надеялась, что ты поймешь…

— Ехал бы ты отсюда, Эган, — угрюмо сказал Траск, заслоняя ее собой. — Ты и твои люди. Леди сделала свой выбор.

Он слегка качнул дулом винтовки, нацеленной в грудь Эгана, но тот лишь беспечно улыбнулся.

— Боюсь, миссис Эган… — Стюарт сделал многозначительную паузу, — не осведомлена обо всех интересных фактах биографии своего избранника. А узнав их, без сомнения, будет умолять законного мужа забрать ее с собой.

— Но неужели ты согласился бы на это? — спросила Присцилла и тихо добавила: — После того, что случилось…

— В здешних местах не часто встретишь женщину, получившую воспитание, достойное настоящей леди, — иронически ответил Стюарт. — А уж молодую и привлекательную не найдешь днем с огнем. Дорогая моя, я готов списать все случившееся на счет твоей поразительной наивности, готов даже взять половину вины на себя. Вместо того чтобы поручать тебя заботам Баркера, мне следовало самому отправиться за тобой, отложив все дела. Я этого не сделал — и потому ты пала жертвой проходимца, человека, стоящего вне закона. Слава Богу, Мае в нужное время оказался в Корпус-Кристи. Среди новостей, привезенных им, есть кое-что про этого ковбоя. Вот почему я немедленно бросился вызволять тебя из неприятностей.

Присцилла взглянула на Траска. Он казался замкнутым и настороженным.

— О чем ты, Стюарт? Что значит «человек вне закона»?

— По-моему, это говорит сама за себя. Ты связалась с одним из тех, о которых пишут на стенах: «Разыскивается по обвинению в убийстве». Он убил брата федерального чиновника на индейской территории.

— Я не верю тебе, — твердо заявила Присцилла и посмотрела на своего спутника: — Брендон!

— Это была самозащита.

— Как и с Баркером Хеннесси? — саркастически осведомился Стюарт.

— Как с Хеннесси.

— И как с мексиканцами в той лавке в Корпус-Кристи? — торжествующе продолжал Стюарт.

— Именно так.

— Как с кяманчами? Похоже, Весь мир ополчился на бедного мистера Траска. Так ты перестреляешь пол-Техаса, и все в целях самозащиты.

Брендон промолчал.

— Насколько мне известно, Присцилла, за этого человека, живого или мертвого, обещано вознаграждение в тысячу долларов. Немалые деньги, не правда ли? Видишь, дорогая моя, как ты наивна? На его совести десятки жизней. Он убивал прямо у тебя на глазах и, конечно, объяснял это самозащитой. Не странно ли, что больше никому не приходится так часто защищать свою жизнь?

Присцилла, бледная и дрожащая, посмотрела на Траска:

— Правда, что тебя разыскивают за убийство?

— Я же сказал, это была…

— Так это правда!

— Я не думал, что до этого дойдет.

Наступило короткое молчание. Казалось, девушка вот-вот упадет в обморок, но когда Брендон протянул руку, чтобы поддержать ее, она поспешно отступила.

— Почему же ты ничего мне не сказал? Брендон не ответил.

— Почему? — повторила она.

— Прости, — только и сказал он.

— Здесь кругом мои люди, — обратился к нему Стюарт. — Советую тебе бросить винтовку, потому что номер с самозащитой тут не пройдет.

— А что будет с Присциллой?

— Она отправится со мной.

— Она ни в чем не виновата. Не обижай ее.

— Присцилла — моя законная жена. Я намереваюсь вернуть ее не затем, чтобы обидеть. Она должна быть рядом со мной. Впрочем, каждый судит по себе.

Вообще-то Стюарт считал, что его законной жене неплохо бы дать хорошую выволочку, но он никогда и пальцем не трогал женщин.

— А я? — спросил Траск.

— До Корпус-Кристи всего день пути верхом. Добравшись туда, мы передадим тебя в руки закона.

Ковбой, колеблясь, посмотрел на Присциллу, нота уставилась в пространство невидящим взглядом и, казалось, была в полной прострации. Брендон бросил винтовку, и сразу же на его плечи опустилась петля лассо. В одно мгновение веревкой так туго стянули его грудь и руки, что она врезалась в кожу. Затем Брендона связали еще одной веревкой. Давно уже Стюарт не испытывал такого удовлетворения, как в тот момент, когда двое его людей, сидевших на лошадях и настороженно ждавших команды, разом рванули за веревки и ковбой рухнул ничком.

— Что вы делаете! — воскликнула Присцилла, выходя из оцепенения.

Она бросилась к Стюарту и схватила его за рукав. Губы ее дрожали, в глазах застыл ужас. Именно этого он и ожидал, потому и не занялся голубоглазым ублюдком собственноручно.

— Дорогая моя, он — убийца. Не можем же мы везти его в Корпус-Кристи верхом, как порядочного человека. Там его все равно повесят, и тебе лучше заранее с этим смириться.

Слезы потоком хлынули из карих глаз, но девушка лишь с досадой стирала их ладонью.

— Существует презумпция невиновности! — с неожиданной силой воскликнула она, к большому удивлению Стюарта. — Нужно доказать вину, а потом уже карать. По письмам я поняла, что ты человек справедливый, а значит, не станешь обращаться жестоко с тем, чья вина еще не доказана.

У Стюарта заходили желваки, когда он посмотрел туда, где Мае Хардинг и его помощник волоком тащили Траска. Он перевел взгляд на Присциллу и невольно почувствовал уважение к ней. Немного должного почтения к мужу и господину — и она станет подходящей женой для подающего надежды политика.

Между тем Траска волокли вверх по склону холма, по неровной, покрытой колючками и камнями земле. Стюарт решил, что для начала с этого парня хватит, и, когда на гребне Мае Хардинг обернулся, подал ему знак. Верховые тотчас остановили лошадей. Мае перебросил веревку помощнику и спустился вниз.

— Посадите его на свободную лошадь, — бросил Стюарт. — Потом поезжайте вперед и дожидайтесь нас в Эхо-Спрингс.

Он и Мае обменялись взглядами. Едва заметная усмешка тронула губы Хардинга, ибо он прекрасно понял намерение хозяина: «Делайте с ним все, что хотите, но только не у нее на глазах».

— Как скажете, босс, мое дело маленькое. Присцилла с облегчением вздохнула, когда Брендона подсадили на спину лошади. Плечи его поникли, он повесил голову, но все же держался. Вскоре все три всадника исчезли из виду, скрывшись за гребнем холма. Стюарт повернулся к Присцилле и улыбнулся.

— Наверное, нам следовало поехать с ними, — нерешительно начала она, и Стюарта покоробило, что девчонка проявляет такое участие к судьбе какого-то бродяги. — Думаю, суд состоится очень скоро. Я могу быть свидетелем…

На этот раз он с трудом удержался, чтобы не влепить ей пощечину.

— Почему ты так беспокоишься о нем, Присцилла? Допустим, его оправдают. Ну и что? Какую жизнь ты вела бы с ним?

— Наши отношения здесь совершенно ни при чем. Траск спас мне жизнь, и я обязана отплатить ему добром.

Вид у нее при этом был такой, словно она готова хоть пешком следовать за ковбоем. Костяшки пальцев, сжимающих одеяло, побелели. Не сдержав раздражения, Стюарт рванул ее за руку:

— Одевайся!

Вначале ему показалось, будто она не вполне осознает происходящее. Стюарт опасался истерики или обморока, однако Присцилла овладела собой и даже вздернула подбородок.

— Отвернись, пожалуйста!

— Нет уж, дорогая моя, я не собираюсь отворачиваться, когда одевается моя законная жена. Тебя ничуть не смущало, что твоими голыми ногами любуется дюжина мужчин, а уж с Траском валялась в кустах как шлюха… — Он замолчал и глубоко вздохнул. — Пойми, Присцилла, ты не его жена, а моя. Это он должен отворачиваться в таких случаях, он и все остальные, а не я. Я проявляю к тебе терпение, памятуя о том, через что ты прошла, но возьмись же за ум!

Присцилла выслушала отповедь молча, впившись ногтями в ладони, чтобы не закричать. Она заслужила, заслужила все это!

Оставалось только проиграть с достоинством. Девушка расправила плечи, проглотила комок в горле и выпустила из рук одеяло. Не глядя на Стюарта, она прошла к обломку плитняка, на котором были сложены ее вещи, и начала одеваться. Руки ее дрожали.

«Брендом! То, что происходит, ужасно, ужасно! Почему ты не рассказал мне все? Возможно, мы придумали бы что-нибудь… а теперь — что с тобой будет?»

Перед ее мысленным взором возникло замкнутое и словно чужое лицо, погруженный в себя взгляд. Неужели это лицо того, кого она знала? Может, ей только казалось, что она знает его? Или просто хотелось верить ему? А он? О чем думал Брендон тогда, отгородившись от нее невидимой стеной? И о чем думает сейчас?

Украдкой она покосилась на Стюарта. Тот не смотрел на нее, напротив, вглядывался в даль. На скулах его играли желваки. Несмотря на внешнее спокойствие, он был взбешен. Что ж, Стюарт имел на это право, Присцилла не винила его. Он не зря гневается на нее, однако не осыпает упреками, а готов взять обратно в качестве законной жены!

Ей следовало бы чувствовать к нему благодарность и душевное расположение, но грудь ее стеснилась от нестерпимой боли. Не Стюарта Эгана хотела в мужья Присцилла, несмотря на его поразительное великодушие. Она хотела в мужья бродягу и убийцу по имени Брендон Траск. Хотела даже после того, как он обманул ее и склонил к плотскому греху.

Почему все в жизни так устроено? Ей не следовало доверяться ему, не следовало любить его.

Не следовало. Но она любила, даже теперь. Присцилла подавила желание броситься на голую землю, предаться отчаянию и утопить горе в слезах. В затуманенном сознании растерянной, смущенной и обескураженной девушки мелькали вопросы, не имеющие ответов. Ее преследовали мечты, которым не суждено было сбыться. Она никогда еще не испытывала такого одиночества, даже после смерти тети Мэдди. С той минуты, как Присцилла сошла с парохода в Галвестоне, впервые ступив на землю Техаса, мир словно перевернулся с ног на голову. Уже тогда она была перепугана, однако надеялась, что все образуется и безмятежная жизнь не за горами. Сколько же всего случилось с тех пор! Она видела, как люди убивают друг друга; ехала много дней по дикой, почти необитаемой местности, глотая пыль и изнывая от жары; испытала гнусные домогательства и едва не была изнасилована индейцами. Но все это не подкосило ее, нет. Она жива, невредима, в здравом уме и твердой памяти. И даже любит!

Теперь, узнав, что человек, которому она доверилась, разыскивается за убийство, Присцилла поняла, что у этой любви нет будущего. Награду в тысячу долларов не назначают, если к тому нет серьезных оснований. И этому человеку она отдала себя так охотно и самозабвенно!

Вот в этом-то и состоит ее грех, самый серьезный из тех, что она когда-либо совершала…

Чем дольше размышляла Присцилла, тем сильнее пронизывала ее дрожь. Ей с трудом удалось завязать на талии нижнюю юбку (ту самую, расшитую алыми цветами) и натянуть платье. Она тщетно пыталась застегнуть пуговки на спине, когда рука Стюарта мягко коснулась ее.

— Я помогу, дорогая. — Он застегнул платье и повернул Присциллу лицом к себе. — Ты чудо как хороша, Присцилла. Нетрудно понять, почему даже такой бродяга, как Траск, приложил массу усилий, чтобы соблазнить тебя. Я тоже не святой и неравнодушен к женским прелестям, однако мне не хотелось бы всю жизнь кормить ублюдка этого проходимца. Придется немного потерпеть — только до того дня, когда будет ясно, что он не оставил тебе подарка. Потом я продолжу то, что он начал.

Присцилла ничего не ответила, ибо была слишком потрясена и растерянна. Да и выбора все равно не оставалось. У нее не было ни денег, ни дома, ни друзей, которые могли бы приютить ее. И даже будь у нее где-то пристанище, она не решилась бы вернуться.

Присцилле оставалось только жить со Стюартом. Так же, как и раньше.

Потрясенная, оцепеневшая и усталая до изнеможения, она последовала за Стюартом к кроткой на вид лошадке, привязанной к дереву рядом с могучим жеребцом. Стюарт подсадил ее в седло, слегка усмехнувшись, когда она одернула подол.

Вскочив па своего жеребца и одной рукой сдерживая горячее животное, он повел лошадь Присциллы в поводу туда, где собрались ожидавшие его люди.

— Разве мы не вернемся на ранчо? — спросила Присцилла, как только ее затуманенное сознание отметило, что они направляются в сторону от «Тройного Р».

Голос ее предательски задрожал.

— Нет, не вернемся, — спокойно ответил Стюарт. — В Натчезе у меня кое-какие дела, требующие неотложного решения. До Корпус-Кристи совсем близко, а оттуда мы сразу направимся дальше, пароходом.

Они продолжали путь в молчании. Стюарт полагал, что Присцилла не возражает против этого или ей все равно, однако она просто не могла говорить из-за стеснения в груди. Перед ней словно клубилась тьма. Мир сузился настолько, что она видела лишь голову своей лошади и всадника впереди. Ей так хотелось погрузиться в беспамятство и забыться, что она едва не соскользнула с седла, но все же преодолела надвигающийся обморок.

Он не увидит ее такой слабой, ни за что не увидит! Присцилла не желала, чтобы Стюарт заметил ее боль. Эта боль разрывала ей душу, невыносимо сжимала сердце.

Однако девушка прикусила губу, изо всех сил вцепилась в седло и дала себе слово вынести все, не теряя сознания.

Очнувшись, Брендон сразу ощутил боль. Болело все: тело, получившее не меньше десятка пинков, разбитые и вспухшие губы, заплывший глаз. Он был весь в царапинах, порезах и ссадинах, местами кровь запеклась на спине и груди. Во рту тоже был вкус крови, а в ушах так сильно звенело, что он едва слышал другие звуки.

Проклятые ублюдки хорошо над ним поработали. Очевидно, им велели увести его подальше от Присциллы, но через пару миль они остановились, бесцеремонно сдернули его с седла и били до тех пор, пока он не потерял сознание.

Заметив, что Брендон шевелится, зашевелились и его мучители.

— Давай, Траск, двигайся, — приказал широколицый костистый человек, которого называли Масом. — Кости тебе не ломали, чтобы сдать шерифу в целости.

С усилием сдерживая стоны, Брендон поднялся на ноги. «Спасибо, что не пристрелили», — мрачно подумал он. Именно этого он и ожидал. Брендон знал, как рискует, похищая Присциллу, но дело того стоило. Даже если его завтра повесят, он умрет почти счастливым, вспоминая ночи, проведенные в ее объятиях. И пожалеет лишь о том, что отныне ей придется жить с Эганом.

Брендон надеялся, что у того хватило благоразумия не подвергать Присциллу физическому наказанию. Однако уверенности в этом не было, ибо Эгана знали как человека безжалостного. Он явно был взбешен, хотя и пытался это скрыть, поэтому следует опасаться худшего. Правда, порой Эган изображает добродушие, но слухами земля полнится. Что он сделал, как поступил, оставшись наедине с Присциллой? Какое выбрал для нее наказание?

В одном Брендон не сомневался: Стюарт Эган отомстит за унижение, не тем, так другим способом.

Присцилла размышляла о том, как бы повидать Брендона. Разве это так уж невероятно — в последний раз?

Однако все обернулось совсем иначе. Большинство подручных Стюарта вернулись на ранчо, где, как обычно, было невпроворот работы, а Мае и еще один увезли Брендона в Корпус-Кристи, где ему предстояло дожидаться выездного суда. Присцилла и Стюарт с несколькими всадниками двигались в том же направлении, но гораздо медленнее. Из-за того, разумеется, что на лошади ехала леди.

И правда, после стольких дней в седле Присцилла чувствовала боль в каждой косточке. Однако из-за мрачных мыслей почти не замечала ее.

В ночь бегства девушка понимала, что им не уйти от погони и мести Стюарта, но не позволяла себе думать об этом. Брендон давал ей такое счастье, что совсем не хотелось размышлять о последствиях своего безрассудства. Она даже забывала порой, что зовется миссис Эган, и думала о себе как о миссис Траск, пусть только украдкой. Главным же была ее любовь к Брендону.

Даже теперь, когда стало ясно, что он убийца (а именно это она подозревала и этого боялась), сердце ее разрывалось от жалости к нему, от страха за него. «Где ты, Брендон? Кто позаботился о твоих ранах? Как все обернулось, когда закон заполучил наконец тебя в свои руки?» Порой душевная боль становилась невыносимой, а воспоминания о минутах, проведенных в его объятиях, о рухнувших планах лишь усиливали страдания.

«Боже милосердный, не дай ему окончить жизнь в петле! Что бы он ни сделал, каким бы ни был, не допусти этого!»

Одно только принесло утешение: Стюарт прислушался к ее мольбам и велел прекратить издевательства над Брендоном. Присцилла поклялась отблагодарить его за великодушие.

Даже теперь, когда она выставила его на посмешище и изменила ему, он выполнил ее желание! Оказывается, она не так уж хорошо разбирается в людях. Непродолжительное общение с ним убедило Присциллу в его бездушии и безжалостности. Она не сомневалась, что будет наказана за свой поступок… возможно, даже избита… Очень жаль, что все не обернулось именно так. Может, тогда ей стало бы легче, а так она обречена наказывать сама себя, и пытке этой не предвидится конца.

Присцилла снова и снова спрашивала себя, лгал ли Брендон, утверждая, что всего лишь защищался и в том случае, который закон расценил как убийство. Она вспоминала то, что произошло с Баркером Хеннесси, с бандитом Руисом и с команчами.

Вероятно, Стюарт прав: слишком много убийств в целях самозащиты. И потом, от чего Брендон так упорно бежал, не в силах остановиться, осесть, вести нормальную жизнь? Не раскаяние ли двигало им?

И как ее угораздило полюбить такого человека? Что привело к этому: стечение обстоятельств? Укус гремучей змеи и часы, проведенные между жизнью и смертью? Перестрелка, трупы, оторванность от всего привычного, а главное, страх и смятение, почти не оставлявшие ее. И опасности, все новые и новые.

Присцилла провела ладонью по лицу, стирая пыль, и тихо вздохнула. Не важно, что тому виной, главное, что она ошиблась сразу в двух людях. Полюбила убийцу и продолжала любить его, хотя честно старалась забыть, и предала человека, который при всей его внешней суровости был честен и добр.

Присцилла снова вздохнула, и воздух показался ей зыбким, ускользающим. Из души ее тоже что-то бесследно ускользало, ибо умерло, сгорело в тот горький момент, когда жестокая правда разбила вдребезги созданный ею и пленивший ее образ. Воля к жизни, до сих пор поддерживавшая девушку, угасла, как огонек свечи под порывом ветра. Присцилле Мэй Уиллз… нет, миссис Эган было все равно, что с ней произойдет.

«Какая разница? — с полным безразличием думала она. — Пусть это будет Стюарт. Какая разница?»

Теперь Присцилла стала мудрее, и хотя опыт был горек, он убеждал ее в том, что она больше никогда не полюбит.