В первом эшелоне

«Войска сделали все возможное…»

Ракета холодным огнем осветила черное южное небо, но, словно почувствовав себя бессильной против бездонного моря темноты, быстро потухла. За ней взлетела и потухла другая. Потом еще одна. Гитлеровцы. Они подошли совсем близко к Перекопу и, может быть, уже завтра утром предпримут первую попытку прорваться в Крым.

Генерал-лейтенант Батов смотрел на нервные вспышки ракет и, хотя не видел при их свете ничего, кроме выхваченных из тьмы кусков неба, внутреннее зрение отчетливо рисовало ему то, что происходило совсем рядом… Немецкие офицеры, столпившись у стола, на котором разостлана карта Крыма, слушают уверенного в себе, немногословного генерала; артиллеристы уже получили цели на завтра; серые громады танков до утра, только до утра, остудили свои моторы, пехотинцы, подвезенные в район сосредоточения на больших крытых грузовиках, отдыхают, чтобы завтра по команде ринуться, паля на ходу из автоматов, на его, Батова, позиции и попробовать сразу смять его оборонительные порядки и хлынуть серой, гремящей железом массой к Черному морю.

Гитлеровцы рядом. Разведывательный отряд капитана Лисового уже встречался с их передовыми частями. «Язык», добытый отрядом, назвал несколько дивизий, двигавшихся к Перекопскому перешейку. Вот-вот жди удара.

Тяжелая обстановка сложилась не только на его участке фронта. Здесь, на юге, осаждена Одесса, противник форсировал Днепр в нижнем течении, немецко-фашистские войска под Киевом, взят Смоленск, идут бои под Ленинградом… Драматичнее ситуацию вряд ли представишь. И вот в этой ситуации от него, Батова, во многом зависит судьба Крыма. И, возможно, завтра придет его черед показать, как он подготовился к сорок первому году.

Подготовка эта продолжалась примерно 20 лет. Вспоминая их, он не мог хотя бы один год назвать легким и беспечным… После гражданской он остался в армии. Занимал командные должности и жадно, ненасытно учился. На курсах «Выстрел» познавал основы классического военного искусства, уяснял простую мудрость суворовских маневров и сражений, баталий 1812 года, анализировал операции гражданской войны, штудировал первые труды советских военных теоретиков.

В 1929 году красного командира Павла Батова приняли в партию большевиков. Он давно уже связал с партией свою жизнь, свои помыслы. Но никогда еще он так явственно не ощущал, какая ответственность ложится на него за порученное дело, за свою страну. Эта высокая мера ответственности стала с тех пор определяющей каждый его последующий шаг, каждое решение, каждый поступок.

Счастливая судьба — только так расценивал Батов — привела его в знаменитую Московскую пролетарскую дивизию. Начальник штаба одного из лучших в дивизии — третьего полка, а потом его командир, Батов прошел там великолепную школу. Прежде всего общение с талантливыми военачальниками. Он навсегда запомнил встречи с Михаилом Николаевичем Тухачевским. Самый молодой советский маршал покорял всех своим человеческим обаянием, манерой держаться, искренней заинтересованностью во всем, что касалось будничной жизни воинов. Интереснее всего, конечно, было его слушать. Восхищали его военная эрудиция, глубина и оригинальность мыслей, новизна суждений.

Смелыми, даже дерзкими, сулящими прямо-таки революционные изменения в оперативном искусстве воспринимались его идеи относительно использования в будущей войне крупных механизированных соединений, воздушно-десантных войск, теоретические посылки, касающиеся глубоких операций фронтового и армейского масштаба. После его приезда командиры Пролетарской долго еще жили обсуждением блестящих, дальновидных мыслей. Хотелось искать и дерзать самим, чтобы в будущих сражениях с фашизмом (что они неминуемы, после тридцать третьего года никто из командиров не сомневался) бить врага умом, талантом, опытом.

Интересно было работать с комдивом Львом Григорьевичем Петровским — человеком прекрасно подготовленным, думающим, охотно поощряющим творчество. Петровский умел организовать жизнь дивизии так, что увлекало все: и учеба, и спортивные соревнования, и самодеятельность, и подготовка к большим маневрам, и встречи новобранцев, и репетиции парадов. И не случайно целая плеяда командиров-пролетарцев выросла в Великую Отечественную в командующих крупными войсковыми соединениями и прославила Советскую Армию. Николай Николаевич Воронов, Сергей Семенович Бирюзов, Василий Иванович Казаков, Яков Григорьевич Крейзер, Кузьма Никитович Галицкий — этих имен вполне достаточно, чтобы убедить, что так оно и было.

У третьего полка существовала хорошая традиция — всегда стремиться держать первенство в дивизии. Приняв его под свое командование, Батов сделал все, чтобы традицию не нарушить. Почти одновременно с Батовым в должность военного комиссара полка вступил Василий Иванович Дружинин. Способный политработник и перспективный командир полка отлично дополняли друг друга. Ученье ли, инспекторская ли проверка, будничные ли занятия в поле, на стрельбище, в классах — третий полк всегда дисциплинирован, мобилен, слажен, грамотен в действиях. Он несколько лет подряд завоевывал первенство в дивизии. Лучший полк получал место на правом фланге при построении дивизии, имел право открывать парад на Красной площади. Успехами, разумеется, гордились.

14 мая 1936 года ряд командиров Красной Армии был удостоен правительственных наград. Батов получил орден «Знак Почета».

В том же тридцать шестом — Испания. После возвращения оттуда награжденный орденами Ленина и Красного Знамени комбриг Батов назначается командиром стрелкового корпуса. Он участвует в освободительном походе в Западную Белоруссию, потом в боях с белофиннами, а затем до середины июня 1941 года занимает должность заместителя командующего войсками Закавказского военного округа.

…В Симферополь генерал Батов прилетел 21 июня 1941 года. Ему предстояло командовать сухопутными войсками Крыма и одновременно 9-м стрелковым корпусом.

Даже опытным, видавшим виды военачальникам не рисовалось такое течение событий, какое преподнесли июнь, июль, август. В первые же дни генерал-лейтенант получил из Ставки директиву, предписывавшую оборонять побережье Крыма и не допустить высадки вражеского десанта с моря. Тогда резонно полагали, что морской десант — единственная опасность, которая может угрожать полуострову.

Сил, сил маловато! В распоряжении Батова только две не полностью укомплектованные дивизии, в которых четыре артполка, причем тоже неполного состава: танков нет, саперы и связисты пока где-то на формировке… Правда, рядом Черноморский флот. Батов быстро установил контакт с командующим — вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским. Что могли сделать совместно, сделали: морские мины приспособили для минирования побережья, с кораблей, находящихся в ремонте, сняли орудия и установили их на позициях сухопутных войск, создали артиллерийские группы поддержки, включив в них тяжелые корабли. Велось интенсивное строительство оборонительных сооружений…

А враг подошел к полуострову с севера…

Когда в двадцатых числах июля гитлеровцы форсировали Днестр и стали быстро продвигаться на восток, Батов понял, что Крыму скорее грозит не десант с моря, а нападение с суши, и поспешил принять меры, чтобы укрепить Перекопский перешеек. Перекопский вал, Ишуньские позиции, река Чатырлык — только тут и можно попытаться запереть вход в Крым. Дальше — ровная, без единой складки степь, и там, если принять во внимание силу гитлеровской авиации, долго не продержишься…

С командиром 106-й дивизии полковником Первушиным Батов долго колесил по перешейку. Смотрели, оценивали местность, прикидывали возможности сторон. В гражданскую войну белогвардейцы удачно укрепили перекопские позиции. Кое-чем из тех сооружений можно воспользоваться. Но лишь кое-чем. А в основном для современной войны все надо строить заново.

Подняли военных, привлекли гражданское население. Строительство пошло довольно быстро. 14 августа — немецко-фашистские войска не сегодня-завтра выйдут к Днепру — Ставка приняла решение создать для обороны Крыма 51-ю армию. Командовать ею назначили генерал-полковника Ф. И. Кузнецова. Батова — его заместителем.

В те дни он часто вспоминал Испанию, куда приехал в октябре тридцать шестого в разгар боев под Мадридом. Пришлось наспех сколачивать части, обходиться без аппарата управления, без связи. Хорошо, что он прошел ту школу.

…В Испании собрались люди из многих стран Европы, Америки, разных возрастов и профессий, различных политических взглядов и религиозных убеждений. Сила, подчиняясь которой люди ехали сюда, рождалась из ненависти к фашизму. Ненависть к палачам народов, разрушителям цивилизации, врагам демократии привела в Испанию Луиджи Лонго, Людвига Ренна, Матэ Залку, Кароля Сверчевского, Ральфа Фокса, Манфреда Штерна. Защищать республику вызвались сотни советских добровольцев — летчики, танкисты, артиллеристы, моряки. Формировались интернациональные бригады, бравшие имена Гарибальди и Линкольна, Домбровского и Тельмана, Барбюса и Луизы Мишель, Чапаева и Димитрова. Прогрессивный мир жил стремлением помочь Испанской республике подавить фашистский мятеж, опасность которого тысячекратно усиливалась поддержкой Гитлера и Муссолини.

В конце октября мятежники предприняли решительное наступление на Мадрид, хвастливо предсказав его падение к очередной годовщине Октябрьской революции в России. Положение республики становилось критическим. Ее защищали в те дни отряды народной милиции и части, созданные на скорую руку, в основном из рабочих (примерно 145 тысяч человек составляли до мятежа регулярную армию; из них около 100 тысяч оказались на стороне Франко). Испанская компартия призвала республиканцев сделать Мадрид испанским Петроградом. Советник Пабло Фриц (такое имя носил в Испании полковник Батов) принял этот призыв и умом и сердцем. Сражаясь под Мадридом в 1-й бригаде Энрико Листера, Батов помог организовать контрудар с целью ослабить правый фланг фашистской группировки и сорвать план генерала Франко по окружению столицы. Батов вместе с Листером и советским добровольцем танкистом Полем Арманом нашли способ, как лучше использовать в бою танки, как добиться их взаимодействия с пехотой, как эффективнее применить огневые средства.

Решительным контрударом республиканцы выбили мятежников из городка Сесенья, вывели из строя две батареи и рассеяли три кавэскадрона марокканцев. Положение на этом участке фронта несколько улучшилось. Вместе с тем операция не привела к тому результату, на который рассчитывало командование и какой хотел бы видеть Батов. И он понимал почему.

Командование бригады не располагало достаточными силами, чтобы нанести удар по всем правилам военной науки, вводя в бой по мере надобности авиацию, артиллерию, танки; штаб не имел необходимых средств управления и связи, и командиры не получали необходимых указаний от тех, кто направлял ход боя; к тому же у работников штаба просто-напросто не хватило опыта и умения так продумать, спланировать операцию, чтобы избежать непредвиденных, стихийных поворотов событий, не было возможности все до мелочей своевременно и расчетливо подготовить.

Батов сделал тогда для себя выводы на будущее. Словно предвидел жаркое лето сорок первого года в Крыму.

…Манштейн совсем близко. Вот-вот его 11-я армия войдет в соприкосновение с нашей 51-й. В это время Батов в соответствии с приказом командования принимает срочные меры по формированию и обучению новых дивизий. Приходится преодолевать большие трудности: не хватает оружия, патронов, снарядов, амуниции.

Укреплению обороны Крыма мешают и некоторые другие обстоятельства.

На Перекопский перешеек послано всего три дивизии. Остальные соединения остаются либо в районе Симферополя, либо выводятся на побережье: Ставка по-прежнему не исключает десант с моря, командарм, как убедился Батов, тоже думает в основном о «южном варианте». Кроме того, примерно за неделю до выхода вражеских войск к Перекопу пришлось отправить из 51-й армии в Одессу, где создалось очень тяжелое положение, несколько тысяч винтовок, пулеметы, минометы, боекомплекты к ним…

Батову достался север. Что ж, он никогда в жизни не искал легкого хлеба. Он считал необходимым выполнять долг коммуниста и солдата там, куда поставлен, и до тех пор, пока нужно и возможно.

Манштейн (как стало известно позже) бросил про-тив оперативной группы Батова 30-й и 54-й армейские корпуса, каждый в составе трех дивизий; 49-й армейский корпус из двух дивизий и моторизованные дивизии СС «Адольф Гитлер» и «Викинг». С ними шли около 40 полков артиллерии, а с воздуха их поддерживал 4-й авиационный корпус.

24 сентября гитлеровцы начали наступление. Ему предшествовали массированная артиллерийская подготовка и мощный удар с воздуха. И тут же на наши укрепления поползли танки. Казалось, им нет счета. Батов понял, что замысел Манштейна сводится к тому, чтобы пробить стальным кулаком брешь в их обороне, прорваться на крымское степное раздолье, где закованную в металл лавину остановить будет нечем, и разом решить судьбу операции. Батов понял еще. что в лобовом поединке ему Манштейна не одолеть. Гибкость и дерзость в сочетании с умением грамотно организовать бой — вот что следует противопоставить немецкому тактическому шаблону. И не дожидаясь, пока подтянутся силы из-под Симферополя и из Евпатории, Батов тремя полками контратаковал Манштейна. Ни снаряды, ни бомбы не остановили поднявшихся навстречу врагу бойцов. Гитлеровцев ошеломил ответный вызов русских. Они растерялись, попятились и отдали Армянск, который только что большой кровью захватили. (Потом Армянск несколько раз переходил из рук в руки.)

Батов выиграл время — подоспели главные силы 172-й дивизии и 5-й танковый полк. Стало чуть легче. Легче и от сознания того, что сумели дать урок Манштейну — показали свое умение воевать даже в такой ситуации, когда, по понятиям немецких генералов, надо бы бросать оружие и сдаваться.

А обстановка тем временем накалялась. Гитлеровцы вводили и вводили в бои свежие резервы. 28 сентября Турецкий вал в районе Перекопа четырежды переходил из рук в руки. Гитлеровцы рвались к Ишуньским позициям, а 156-я дивизия пять дней не пускала их за Турецкий вал. В конце концов наступательный порыв противника стал гаснуть. Манштейна вынудили устроить перерыв. Двадцать дней он готовил продолжение операции, подтягивал новые части.

Батов со своей стороны предпринял шаги, которые обеспечивали, на его взгляд, возможность и дальше изматывать врага, должны были заставить его стянуть в Крым войска, предназначенные немецким командованием для других направлений. Он отвел 172-ю дивизию на рубеж реки Чатырлык и создал еще одну полосу обороны, укрепив тем самым Ишуньские позиции. Его решение в той обстановке оказалось единственно верным. Приходилось маневрировать небольшими силами, которые находились в его распоряжении. Подкрепления он не ожидал. Крым был отрезан, и наше командование, даже если бы имелась возможность что-то перебросить в 51-ю армию с Южного фронта, помочь ничем не могло. 30 сентября пришло сообщение, что Ставка распорядилась эвакуировать Приморскую армию из Одессы и переправить ее в Крым. Но сколько пройдет времени, пока она выгрузится в Крыму?

17 октября гитлеровцы возобновили наступление. У Манштейна —356 тысяч человек, 375 танков, 1428 полевых орудий; у Батова —16 тысяч человек и около 50 орудий. Значит, снова Батов может рассчитывать только на военное искусство, на стойкость и храбрость своих бойцов. Он и рассчитывал на это. И не ошибался.

Двадцать четыре часа вел бой на Ишуньских позициях батальон С. Т. Руденко, оборонявшийся на берегу Каркинитского залива. «Нас атаковали немцы силою свыше полка при одиннадцати танках, — вспоминали участники боя уже после войны (Батов включил этот рассказ в свои мемуары). — Первой с ними схватилась восьмая рота, стоявшая впереди окопов батальона, на высоте 3,0. За час рота отбила несколько атак. Бутылками КС сожгли два из одиннадцати танков.

Было трудно. Комбат Руденко послал на помощь два пулеметных взвода. Не могли пройти к высоте, такой был минометный и орудийный огонь. На третьем часу боя наша героическая рота отошла на основные позиции переднего края батальона. На руках несли погибших в неравном бою командира роты лейтенанта Терехина, бывшего рабочего судоремонтного завода, политрука Д. М. Гугу, в прошлом работника Ялтинского горкома партии, и заместителя командира роты сержанта Золотухина.

…Опять сильный немецкий артналет, и гитлеровцы атакуют левый фланг батальона у Каркинитского залива. Весь батальон стрелял из пулеметов и винтовок. Вражеская пехота залегла. Вперед вышли танки. Приказ комбата старшему лейтенанту Шабанову:

— Готовь, Шабанов, встречу. Бутылки! Гранаты!

Но танки не пошли на передний край. Развернулись веером и стали прямой наводкой выбивать наши пулеметные огневые точки. И взять их нам — нечем!..

Под танковым прикрытием вражеская пехота наступает на седьмую роту, там же и КП нашего батальона. Молчим. Противник буквально уже в трехстах метрах, и тут комбат приказал пулеметчикам: открыть огонь! Стреляли в упор. Немцы опять залегли. А связь порвалась. И с пулеметной ротой тоже нет связи. Два бойца посланы. Убиты на глазах комбата. Шабанов прислал связного доложить, что потеснен первый взвод. Это на правом фланге. Там у соседа, по слухам, уже нехорошо было. Мы слышим — бой за нас уходит. Приказ: «Забросать гранатами!» Комбат перешел в окопы седьмой роты и оттуда руководил боем. Прижимают нас к Каркинитскому заливу…

Лейтенант Кустов докладывает, что осталось 43 человека. А в седьмой роте живых — 67, считая и раненых, но они тоже воюют. Да плюс сам штаб со связными —16 человек. Комбат сказал:

— Силы мои немалые — сто двадцать шесть человек, три станковых пулемета, минометы и двести гранат… Еще повоюем…

Бой продолжался до часу ночи, когда комбат принял решение прорываться. Немцы атакуют. Кричат: «Рус, сдавайсь!» Их снова забросали гранатами.

Лейтенант Кустов с расчетами вышедших из строя минометов осуществляет прорыв. И сто одиннадцать человек во главе с нашим капитаном вышли к своим с пулеметами и минометами. Через день они снова были в бою, но уже на другом участке, на северном берегу Чатырлыка».

Так сражались не только бойцы батальона Руденко, но и бойцы многих других батальонов. Примеров такого беззаветного героизма Павел Иванович Батов знал множество. Знал, что майора Семена Петровича Баранова с его танкистами можно посылать в любое пекло, Баранов выполнит задание, никогда не подведет. Знал, что там, где стал со своим 417-м полком полковник Александр Харитонович Юхимчук, ни одного сантиметра земли не будет отдано без схватки не на жизнь, а на смерть. Знал, что 172-я дивизия полковника Ивана Андреевича Ласкина, пока в ней есть хоть один боец, не уйдет со своего рубежа…

Вот как написал он о 172-й и ее командире в книге «В походах и боях»: «Ширина фронта 172-й дивизии достигала… 40 километров, проходя по реке до ее устья и далее по юго-восточному берегу Каркинитского залива. Боевой порядок одноэшелонный, то есть все полки находились в непосредственном соприкосновении с противником. Однако главные усилия дивизии были сосредоточены на правом фланге, на направлении Ишунь — Первомайское. В связи с тем что на этом направлении опасность прорыва была особенно грозной, комдив поставил здесь в оборону свой лучший полк — полковника И. Ф. Устинова. Насколько острые возникали порой положения и какой энергии и искусства требовали они от командиров и политработников, показывает такой эпизод. 22 октября противник в течение всего дня вел наступление на фронте дивизии. Особо яростными были атаки на позиции 514-го полка и на стыке с соседней кавдивизией. Комдив ввел в действие все свои скромные резервы, провел некоторую перегруппировку сил на опасное направление. Казалось, что многократные атаки отбиты. Но вот полковник И. А. Ласкин докладывает:

— Противник вклинился в оборону на соседнем участке, правый фланг моей дивизии оказался открытым и обойденным. Прошу помочь резервами и огнем.

— Готовых резервов у меня под рукой нет, — ответил я. — Имеется лишь одна отдельная рота, только что отмобилизованная. Могу послать. Она на подводах прибудет на ваш участок часам к девятнадцати.

Позже полковник Ласкин сказал мне глубоко тронувшие меня как военного специалиста слова:

— Я ту роту принял с надеждой. Обстановка так складывалась, что противник, обходя наш фланг, подставлял и свой. А рота прибыла именно в район этого интересного участка боя.

Вот оно, биение мысли командира!..»

…Мысль командира. Поразительная интуиция, которую обильно питают знания и опыт. Вечная творческая мобилизованность. Умение быстро разобраться в обстановке, сразу принять решение, логичное, твердое. Те, кто воевал рядом с Батовым, учились у него этому — в бою, на рекогносцировках, во время штабных разборов операций.

Тот же Иван Андреевич Ласкин прошел у Батова в Крыму прекрасную школу, пригодившуюся ему потом под Севастополем и под Сталинградом. Полковнику, позже генералу Ласкину на всю жизнь запомнились батовские уроки. Приобретенные в то время знания и опыт он использовал и после войны, когда работал преподавателем в Академии Генерального штаба. Павел Иванович покорил совсем не сентиментальную душу боевого командира и как мастер военного дела и как человек. В книге «На пути к перелому» Ласкин душевно, с трогательной теплотой рассказывает о нем: «За короткое время совместного с генералом П. И. Батовым пребывания на фронте я успел уже подметить в нем отдельные черточки характера и стиля работы. Он очень требовательный, волевой командир, но способен выслушать мнение подчиненного, отличное от своего собственного, и согласиться с ним, если получит обоснованные доводы. Однако, если покажешь недостаточно полное знание дела, с просьбой лучше не обращайся и делай только так, как он сказал. А вообще Павел Иванович был очень самостоятелен в оценке обстановки и в принятии решений, и это говорило о его высокой оперативной подготовке и большом боевом опыте…

Как бы ни хотел на войне командир создать для подчиненных выгодное положение, сохранить их жизни, удержать рубеж, нанести уничтожающий удар по врагу, ему далеко не всегда это удается, особенно в условиях огромного превосходства сил и техники врага.

И все же очень многое зависит от командира. В этом отношении мы высоко ценили мудрость, опыт и распорядительность генерала П. И. Батова. Он всегда умел определить главное, предвидел замысел врага, знал его тактику использования танковых клиньев, тактику клещей. И получалось так, что Манштейну до сих пор ни разу не удалось достичь окружения наших войск, хотя на равнинной местности при наличии подвижных войск и большой массы авиации и артиллерии все условия для этого были. П. И. Батов каждый раз своевременно предпринимал маневры скромными силами на угрожаемых участках…

В Павле Ивановиче мы видели не только большого мастера военного дела, крупного военачальника, но и храброго генерала, часто бывавшего в передовых частях на самых опасных участках боя, под артиллерийско-минометным огнем и под бомбежками. Может быть, именно поэтому его знали не только офицеры, но и многие бойцы. И появлялся он в дивизии и полках не в периоды затишья, а в наиболее ответственные моменты боя.

Нравились мне и прекрасные человеческие качества Павла Ивановича Батова: он не был знаком с унынием, пессимизмом, всегда в нем была какая-то жизнерадостная уверенность в нашей победе.

Было и еще одно важное достоинство у этого человека — он всегда прислушивался к мнению и просьбам подчиненных и стремился всегда помочь им, особенно если они оказывались в тяжелой обстановке».

…Приморская армия на кораблях переправлялась в район Севастополя. Передовые позиции проходили в ста с лишним километрах от него. Манштейн, естественно, торопился, пока Приморская армия в пути, одолеть сопротивление сильно поредевших полков оперативной группы Батова. А у группы оставалась прежняя задача: сопротивляться и наносить врагу урон. И она сопротивлялась, не отдавая фашистам без боя ни клочка крымской земли.

22 октября Ставка произвела перемену в командовании. Вместо Ф. И. Кузнецова командующим 51-й армией назначался генерал-лейтенант Батов. Одновременно его сделали заместителем по сухопутным войскам командующего всеми нашими силами в Крыму вице-адмирала Г. И. Левченко. Прибавилось прав, возможностей оперативнее решать вопросы. Сил же прибавилось чуть-чуть — слишком велики были потери Приморской армии под Одессой. Все же с ее помощью войска Батова какое-то время продолжали сдерживать части Манштейна, выматывая их и уничтожая живую силу и технику.

Генерал-фельдмаршал Манштейн, вспоминая дни сражения в Крыму, обронил в своих мемуарах: «С беспокойством я видел, как падает боеспособность. Ведь дивизии, вынужденные вести это трудное наступление, понесли тяжелые потери еще у Перекопа. 25 октября казалось, что наступательный порыв войск совершенно иссяк. Командир одной из лучших дивизий уже дважды докладывал, что силы его полков на исходе».

Настал критический день. 26 октября фашисты предприняли наступление шестью пехотными дивизиями; больше 100 танков и буквально тучи самолетов поддерживали их атаки. Измотанные, истерзанные за месяц с лишним непрерывных боев, наши войска не в состоянии были остановить такую лавину. Они с боями отходили в степь на неподготовленные рубежи. Обнажился правый фланг. Создалась угроза окружения. Чтобы спасти боеспособные части, Батов повел их на Керченский полуостров. Немецко-фашистские войска заняли Крым.

В декабре 1941 года генерал-лейтенант П. И. Батов докладывал в Ставке итоги Крымского сражения. Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин сказал по поводу доклада всего несколько слов: «Нам все понятно. Войска сделали все возможное и нашли в себе мужество держаться в сложной обстановке, как подобает советским людям».

Эти слова подтвердили главное: генерал Батов был готов к суровым испытаниям сорок первого года. Такие военачальники, как он, уберегли армию от разгрома, научили ее бить врага, силой внушая ему, что на земле, куда он вероломно и самонадеянно ступил, ему не только не видать победы, а и жизни своей не спасти.