В плену твоего безумия

Глава 11

Как будто и правду стало холодно. Мой похититель напрягся, услышав это ненавистное нам обоим имя. Его рука замерла на моей голове.

— Милана, если это для тебя проблема, я запрещаю. Запрещаю нести его в наши отношения!

— Тогда тиран! Сволочь! Тварь! Так можно? Только я могу запутаться… во всех этих эпитетах. Имя не даст.

Сказала и без сил прижалась к его ноге. Сердце стучало. Но я и не могла ассоциировать стоп-сигнал с чем-то, кроме имени того, кто сломал мою жизнь.

Хозяин изучал меня. Долго, задумчиво. А я успокаивалась, и тело вновь охватывало огнём возбуждения.

— Хорошо, Милана, — в его голос вернулась сталь. — Но все будет только на моих условиях. Я дам тебе увидеть ровно столько, сколько сам сочту нужным. И за это поощрение сделаю тоже то, что сочту нужным. Собери волосы и заведи руки за голову.

Приказ не вызвал опасений. Это было не сложно. Мелодично звякнула цепь, когда я подняла руки, собирая волосы высоко на затылке.

— Наклонись назад. И не шевелись.

Он отошел в сторону, но быстро вернулся. Мой лоб обожгло его жарким дыханием. Я приоткрыла рот в ожидании поцелуя, сладко зажмурившись под повязкой, когда мужские пальцы огладили мою шею. Но в тот же миг что-то прохладное и жесткое накрыло ее, обхватывая по периметру. Небольшое натяжение, поворот пальцев… Хозяин отошел на шаг, а я с изумлением почувствовала, что моя шея окольцована чем-то, напоминающем кожаный ремень.

Это был шок. Я выпустила волосы из дрожащих рук, задевая цепью лицо, и пальцы легли на ободок из грубоватой кожи… мать вашу, самого настоящего ошейника.

Сомнений не было. Мысль, что это ювелирное украшение или что-то наподобие него, погасла сразу же. Разве можно было перепутать с чем-то эту кожаную удавку с люверсами по периметру, с небольшим, но распознаваемым на ощупь замком на месте, где сходились основание и край?

Невозможно было передать словами, что творилось в этот момент у меня в душе. Неприятие сменилось каким-то острым, запредельным чувством безысходности. То, что оно было знакомым и даже отчасти желанным, я не поняла. Как и того, что этому акту чужого превосходства так и не удалось унять мое возбуждение.

— Что? Нет, что это? Я не хочу!

Рванула в сторону, не замечая, как окольцованные металлом отверстия оставляют отметины на коже. Или мне просто так казалось. Паника усилилась сладкими волнами моего желания, но так и осталась тем, чем была. Паникой.

Цепь рывком натянулась, отрывая мои руки от горла. Хозяин удерживал ее, не позволяя мне сорвать знак своего владения.

— Нет… — прошептала я, чувствуя, как садится голос.

— Да, — холодно припечатал он. — Это не такая большая плата за то, что я позволяю тебе увидеть свет. Прекрати немедленно.

Я его не слушала. Если повязку приняла легко, почти смиренно, то рабский атрибут на своей шее терпеть не хотела. Со всей силы потянула руки назад. И мне почти это удалось — Хозяин не ожидал подобной силы.

— Хватит, Милана! Ты себя сейчас покалечишь. Не расстраивай меня!

— Снимите с меня эту штуку!

К глазам подступили слезы. Но если бы я смогла заглянуть в собственную душу, то не нашла бы там ничего из того, чему стоило так отчаянно противиться. Ошейник не причинял дискомфорта. Натяжение практически не ощущалось. Про него легко можно было забыть. Но лишь его фантомный поцелуй прожигал кожу, как мне казалось, насквозь.

— Милана, прекрати эти глупые порывы. Я сейчас отпущу цепь. Трогать его руками запрещаю. Будешь благоразумной, или мне зафиксировать твои руки за спиной?

Меня трясло мелкой дрожью. Но в этот момент у меня ни на миг не промелькнуло мысли произнести имя мужа и избавиться от ошейника на шее. Почему так жгут глаза непролитые слезы, я и сама не понимала. Сорвать его с шеи было невыполнимой задачей, учитывая замок. Может, он легкий, но вслепую я его точно не вскрою.

— Дыши. Глубоко и размеренно. Вот так, — натяжение цепи ослабло, его ладонь накрыла мою щеку.

Он присел рядом. Не отнимая своей ладони, едва не задевая кожу своими губами. Я захлебнулась в незнакомых эмоциях, потеряв дорогу обратно. Уронила скованные руки на колени и несдержанно всхлипнула. Слезы брызнули, смочив темную повязку.

— В мире Темы ошейник часто расценивают как предложение руки и сердца. Ты поймешь, как глупо выглядят твои слезы. — Хозяин начал гладить мое лицо, пока я кусала губы, стараясь погасить цунами внутри. — Это не для того, чтобы унизить тебя и сломать волю. Это значит, что я заберу всю твою боль себе. Стану стеной от всех невзгод.

— Да хватит с меня брачных клятв! — слезы разозлили меня настолько, что я быстро превратила их в обличающие слова. — Он говорил мне то же самое! Почти такими же словами! Хотя бы вы… называйте вещи своими именами!

То, что имя Азамата действует на Хозяина, как холодный душ, я поняла уже давно. И мне хотелось хоть немного отомстить ему за то, что он со мной сделал. Но я бы ни за что не призналась себе, как меня напугала вероятность того, что он сейчас снимет с меня ошейника и остановит эту сессию.

Потому что я этого совсем не хотела!

— Своими именами? — нет, он не прекратил ласкать мое лицо и не отстранился. Но в голосе появились незнакомые мне ноты сарказма и легкого триумфа. — Хорошо, я тебя услышал. Я хочу владеть тобой каждую минуту. Каждый день, каждую ночь, в режиме 24/7! Хочу твоего полного подчинения, твоей отдачи. Хочу брать тебя каждую ночь, прикованную к андреевскому кресту или распятую на полу. Хочу чтобы ты извивалась от боли и удовольствия под моей плеткой, и единственное о чем просила — никогда не останавливаться!

Это что, была попытка меня успокоить? От его слов я буквально оцепенела. Всхлипнула еще надсаднее, когда он заключил меня в объятия.

— Ты не представляешь, насколько сильно сводишь меня с ума. Я не бандит с большой дороги. Я обычный человек, со своим положением в обществе и заслуженной репутацией. Ты думаешь, решиться на похищение и удерживать тебя здесь для меня что-то в порядке вещей?

Я не знала, чего мне хочется сильнее. Но уж точно не остановить все это.

— Но я никогда не сделаю того, что причинит тебе боль. Если ты сама меня об этом не попросишь. Постарайся успокоиться. И если ты действительно хочешь, чтобы я его снял — ты знаешь, что должна сказать. Тебе есть, что мне сказать?

Вот, этот момент настал. Анализировать и думать хотелось меньше всего.

— Нечего, — выдохнула я, проглотив убывающие слезы.

— Тогда я должен напомнить тебе, что ты заслужила награду. Моя смелая девочка. — Хозяин скользнул губами по повязке, задев кончик носа. — Сейчас я развяжу ее. Но есть правила, которые ты не нарушишь. Ты не поднимаешь глаз. Ты смотришь в пол. На данном этапе я запрещаю тебе видеть свое лицо.

— Так… нечестно, — по-детски обиженно выпалила я.

— Знаю. Но с каждым разом я готов позволить тебе увидеть больше и больше.

— Почему не сейчас?

— Потому что ты вряд ли готова к тому, чтобы я присоединил к твоему ошейнику поводок. Чтобы заставил тебя двигаться, не вставая с колен, следуя за рывком цепи. Чтобы оставил тебя на ночь с руками, прикованными к его кольцу.

— Ни черта себе, — не выдержала я. Это казалось безумием. Только почему-то совсем не напугало. А ведь в первый раз его угроза включала в себя практически то же самое.

— Я мог бы взять все это, не делая тебе подарков. Но мы не враги. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. И если для этого необходимо приоткрыть завесу тайны…

Его руки вновь скользнули по моим волосам. Я затаила дыхание.

— Глаза в пол, Милана. Если не уверена, что сможешь себя контролировать — ты их закрываешь как можно плотнее, даже если отведешь в стороны.

— Вы рискуете, — не могла не произнести я. — А если я не сдержусь… То, что вы сказали… боюсь, я к этому совсем не готова. Я не буду делать ничего намеренно, но это может от меня не зависеть.

— Рефлексы. Это пояснимо. Закрываешь глаза. Мне не хочется брать сразу плату, которую ты пока не готова дать. Я делаю это не для того, чтобы ускорить исполнение исключительно своих фантазий — риск, что ты не справишься, высок. Я хочу совсем другого.

Он развязал узел на моем затылке, но снять повязку не спешил.

— Я хочу, чтобы спустя время у нас обоих остались от этой ночи самые яркие воспоминания. Никто не знает, как повернется жизнь. Я хочу, чтобы ты помнила первые свои шаги. Первый раз, когда я позволил тебе увидеть малость из того, что будет потом. Когда мы оба прошли тест на доверие. Постарайся сделать этот момент таким, моя девочка.

И повязка упала. Прежде, чем я поняла, что произойдет — зажмурилась как можно крепче, тотчас же склонив голову.

Сначала было все размыто. Хоть и свет в комнате был приглушенный, с красноватым отливом, перед моими глазами плясали яркие пятна. Постепенно очертания ковра стали четкими, до малейшей ворсинки. А затем мой взгляд буквально уткнулся в черную кожу модельных мужских туфель.

Я сглотнула, пытаясь сосредоточиться и взять под контроль разгулявшиеся эмоции. Как ни странно, желание посмотреть в глаза тому, кто подарил мне столько восхитительных минут, сейчас не было сильным. И дело вовсе не в том, что я боялась, что меня тут же посадят на цепь, запретят передвижение на ногах или прикуют к постели. Наверное, это было гораздо интереснее полной картины.

Я сроднилась со своей темнотой. И я не хотела терять этого сладострастного предвкушения того момента, когда наконец посмотрю в глаза человеку, которого так легко назвала Хозяином.

Подняла глаза вверх, остановившись на уровне его колен. Ткань делового костюма (надо же, моя интуиция меня не подвела) практически не скрывала угадываемого без труда рельефа его сильных ног. С трудом подавила желание поднять глаза выше. Попыталась дорисовать в своем воображении то, что было пока что скрыто от моих глаз.

Это было сильнее всего, что произошло сегодня. Сильнее ошейника и дальнейшей программы по моему порабощению. Я скрестила руки на груди, слегка вздрогнув от чувственного поцелуя цепи.

— Ты можешь увидеть больше, — приободрил меня Хозяин, отступив на шаг.

— Боюсь, потеряю контроль, — хрипло выдохнула я.

Я помнила ощущение его обнаженного тела на своей коже. Знала — он выглядит потрясающе. Никаким костюмам этого не скрыть.

— Не потеряешь. Я рядом.

И я осмелилась. Подняла глаза, чтобы увидеть больше, как он и говорил.

Голова закружилась. Мои глаза расширились при виде внушительной эрекции, упершейся в ширинку его брюк под широким кожаным ремнем.

— О, черт, — прошептала я, инстинктивно зажмурившись.

— Стало быть, на сегодня хватит впечатлений. Ты уже увидела, что тебя ждет в ближайшее время.

От забытых и в то же время новых ощущений кружилась голова. И я даже была частично рада тому, что Хозяин обошел меня и вновь завязал глаза. Темнота была родной. Она приумножала ощущения и эмоции.

— Доверься мне, — прошептал мужчина, помогая встать на ноги. — Я никогда не сделаю тебе плохо. Просто следуй за мной.

Его шепот будил во мне темное начало. И стирал все то, чем я жила прежде.

Никогда и ни с кем я не чувствовала себя такой сильной и независимой, как перед ним сейчас, голая и в цепях. Когда мой похититель сказал, что хочет пробудить во мне силу, я не поверила.

Какую силу? Он в моих глазах был таким же монстром. Он похитил меня и заставил подчиняться своим желаниям. Похитил доведенную практически до отчаяния, обескровленную и поломанную. Чтобы вернуть меня к жизни или допить до дна одним жадным глотком?

После Азамата я не была склонна верить кому бы то ни было. Но этот мужчина творил невозможное. Чем ниже я падала в наших импровизированных играх, тем выше взлетала моя душа, разрывая цепи драматичного прошлого.

Его руки дарили умиротворение и предвкушение. Мое тело вибрировало всеми струнами, откликаясь на его ласку и власть. Поэтому я даже мысли не допустила, чтобы воспротивиться\. Когда грудь коснулась прохладной кожи, я непроизвольно вздрогнула. Хозяин укладывал меня на узкую лавку. Но страха не было. Только любопытство и нарастающее желание.

— Не шевелись. Я хочу подарить тебе особую ласку. Она граничит с болью.

— М-м-м, — отозвалась я, и по телу побежала сладкая волна. А мой темный дьявол уже фиксировал цепь в изголовье лавки, удерживая мои руки вытянутыми.

Я превратилась в одну сплошную эрогенную зону. И темнота, как и прежде, ее только усиливала, подкрепляя греховным безумием. Шаги Хозяина замерли вдали, я закусила губу, приготовившись к будоражащей неизвестности.

Слух обострился до предела. Перезвон цепей. Я даже вздрогнула, вспомнив о той коллекции плеток и кляпов на стене, которые сама для себя окрестила «садистским набором». Что из этого мой похититель жаждет на мне использовать?

Какой парадокс. Тогда я испугалась увиденного настолько, что хотела бежать прочь сломя голову. А сейчас меня не напугал бы даже тот факт, что использовать он начнет все и одновременно.

Шаги ближе. Тишина дрожит оборванной струной в застывшем воздухе. Но его ладонь ложится на мою поясницу твердым и одновременно успокаивающим жестом. Разряды желания бегут по венам. Сводят меня с ума. Мне никогда не будет много его присутствия и обволакивающей власти.

Всхлипываю, когда его ладонь скользит ниже, сжимает правое полушарие моей ягодицы. Глубоко вдыхаю… и запинаюсь от внезапного шлепка.

Резко, неожиданно, немного больно… но я не могу сказать, что это не приятно. Это как от поцелуев и ласковых поглаживаний, только в десятки, даже сотни раз сильнее и приятнее. Не успеваю распробовать послевкусие шлепка, как рука хозяина также обжигает хлопком второе полушарие моей попки.

Как реагировать на такое? Явно не сладострастным стоном в мягкую кожу лавки, но тело предает довольно быстро. Оно никогда и не было стойким в его присутствии. Сжимаю в кулаки ладони, глухо звенят цепи. Кожа на месте шлепков пылает, разносит сладкие импульсы по отсекам сознания. И я не сразу понимаю, что поверх отпечатка его ладони появляется новый захлест.

Это как десятки невесомых жалящих — совсем слегка — поцелуев. Не больно, сладко. Но меня подбрасывает на лавочке. Рука мужчины ложится на мою шею.

— Не шевелись, Милана. Ты помнишь.

О чем он говорит, я плохо понимаю. Наверное, о необходимости остановить в случае, если что-то пойдет не так. Но что может пойти не так, когда даже удары похожи на ласки и поцелуи? Я даже начинаю догадываться, что именно в его руках. Наверняка одна из тех плеток со множеством мягких кожаных полос. Она напомнила мне дизайнерские серьги.

Я теряю счет поцелуям-ударам… до той поры, когда кожа не начинает пылать, а боль все-таки прорывается, отрезвляя. Потому что Хозяин задался целью покрыть этими метками все мое тело. Но остановить его и в голову не приходит. Мне хорошо. И любопытно — что же будет дальше.

И, кажется, я ловлю смутно знакомое ощущение. Как в тот первый раз, когда он связал мне руки и заставил опуститься перед собой на колени. Будто таешь и растворяешься в чем-то знакомом, похожим на счастье и доверие одновременно. И прервать этот полет к неведомым мирам никто и ничто тебя не заставит…

Но Хозяин возвращает меня с небес. Накрывает мою спину своим телом и целует в шею, сначала у кромки волос, а затем опускаясь все ниже и ниже. Вдоль позвоночника. По пикам лопаток. По диагонали. Приходит на ум неуместная ассоциация — там могли бы расти мои крылья, которые грубо поломали еще на старте. И, кажется, что эти поцелуи способны вновь возродить их к жизни.

Шумно выдыхаю. Его строгий костюм мешает. Создает преграду нашим телам. Я хочу ощутить касание обнаженной плоти и забыться. Выгибаю спину, упираюсь в его пах.

— Не спеши, моя сладкая, — рука Хозяина скользит между нашими сплетенными телами. — Мы же только начали…

И меня накрывает огненным ураганом, когда его пальцы касаются моей влажной киски, поглаживая, растирая влагу по створкам. Это чистое безумие. И я никогда еще не ощущала себя настолько свободной от необходимости что-то решать и противостоять давлению…

Как это возможно? Пытаюсь удержать рассудок незамутненным. Мне трудно поверить в то, что в первый наш разговор Хозяин не соврал.

У его ног я позволяю своей уязвимости выплеснуться в безопасном русле. Когда сессия закончится, от моего угнетенного состояния ничего не останется. Будет только сила, которая заполнит собой все вокруг. Доверие и желание партнёра сделать тебя сильнее — мощный двигатель. Иными словами — я не иду на алтарь его желаний, наплевав на то, чего хочу сама. Не боюсь обидеть его отказом. Как и признать себе, что нереально сильно этого желаю.

А его пальцы приходят в движение. Тонко, умело. У него цель — доставить мне удовольствие. Я его бриллиант, который требует огранки. И Хозяин делает это прямо сейчас. Проникая в мою душу. Вспарывая грубые швы прошлого, залечивая разрезы касанием своих губ и мыслей. И пусть для этого ему не надо ровным счетом ничего говорить.

Всхлипываю. Я так сильно заведена, что могу кончить от его рук. И когда он входит в меня и замирает, позволяя распробовать каждое ощущение до малейшей детали, я не сдерживаюсь.

С ним легко кричать. Плакать. Отпускать себя и находить в этом удовольствие. Сжимаю кулаки, натягивая цепь, и начинаю растворяться в своих ощущениях. Под шум его несдерживаемого дыхания, под размеренные фрикции, каждая из которых уносит в рай…

Наверное, именно в этот день я поняла одно: я не хочу возвращаться в прежнюю жизнь.

Не хочу бежать от того, что позволяет мне обретать крылья.

Сталкиваться с жестоким миром, где меня ждет только борьба, и результат ее неизвестен.

Но самое главное: я не хочу терять его. Мужчину, чьего лица я не видела. Человека, который сделал для меня невозможное. Сильная Милана хочет быть с сильным мужчиной.

Меня закручивает в сладостные спирали. Его руки ласкают мое тело, пока член вбивается в податливую киску, вознося меня на запредельную высоту. До упора. Пауза. Снова невыносимо сладкий толчок. Мои соски скользят по кожаной обивке лавки, усиливая ощущения. Пытаюсь сдержаться, но не могу. Оргазм топит в своих волнах снова. Не оставляя шанса на спасение.

Когда я в последний раз чувствовала себя настолько счастливой? Я должна ненавидеть этого мужчину. Никто, вашу мать, больше не будет решать за меня! Но отголоски оргазма затихают в теле, а я счастливо улыбаюсь, жмурюсь, как довольная кошка. Сердце колотится, тело мелко дрожит. Я счастлива, и этого уже никто у нас не отнимет.

Хозяин обходит мое распростертое на лавке тело, садится напротив. Касается руками скованных запястий, ослабляя хватку наручей. Миг, и цепь со звоном падает. А я чувствую, как мой темный демон всматривается в мое лицо. Ловит на нем отголоски всех моих эмоций. Гладит по волосам. И улыбается. Его улыбку я сумею узнать даже в абсолютной темноте…

Она согревает. Она вызывает одно-единственное желание — благодарно прижаться к нему. Но я без сил лежу на лаве. Я просто не хочу шевелиться и имею на это право. Право на разумный эгоизм. Да и на неразумный, наверное, тоже.

— Возвращайся, — говорит мужчина, целуя меня в лоб. — Твоя чувственность растет вместе с твоей силой. Ты не представляешь, насколько круто это ощущать.

— Что? — расслабленно шепчу я.

— Ощущать себя едва ли не богом, которому под силу исправить программный код. Дать тебе установку на счастье.

Сглатываю, непроизвольно ежусь. Становится холодно. И тут же на мое тело опускается мягкий и теплый плед. Я не успеваю опомниться, как оказываюсь в объятиях хозяина. Он подхватывает меня на руки. Головокружение ненадолго усиливается, а затем ясность сознания возвращается. В его руках тепло. И надежно. Он — моя каменная стена в этом безумной мире.

— Расскажи мне, что ты чувствуешь, — хрипло просит Хозяин, прижимая меня к своему плечу и слегка укачивая.

— Не знаю, — счастливо улыбаюсь я. — У меня желание свернуть горы, и в то же время я устала. Не знаю, что из этого победит.

— Теперь ты понимаешь, что я тебе не врал?

— Не знаю, как такое возможно, но действительно. Не соврали.

Глаза закрываются. Стук его сердца убаюкивает. Он действует на меня, как абсент семидесяти градусов — даже разовая доза дарит эйфорию и отнимает силы.

Сон проникает под повязку, окутывает, забирая уже в свои объятия. Быстро и стремительно. Я едва соображаю, что это не столько того, что умопомрачительная сессия, сколько потому, что я ему доверяю. Как никому и никогда

— Я люблю тебя, — пробивается в мой сон хриплый голос мужчины. Улыбаюсь самодовольно. Пусть это просто сон, спать будет вдвойне приятнее…

Снег шел весь день, и к вечеру крутую горную трассу, ведущую к элитному поселку, состоящему из десятка шале, разбросанных на приличном расстоянии друг от друга, практически засыпало.

Его внедорожнику под силу преодолеть любое препятствие. «Все путь ему — болота, бор, степи, утесы и овраги». Улыбка касается его тонких губ, как-то вскользь, задевая лишь уголок.

Он не привык улыбаться. Он забыл, каково это. До тех самых пор, пока в его жизни не сошелся парад планет. Таким образом, что та единственная, кто его сердце с орбиты, оказалась в его руках.

В этот раз все было иначе. Впервые он не гнал, как отчаянный, по опасному серпантину дороги, сбрасывал скорость, вглядывался в подступающие сумерки. Теперь он не имел права подвергать себя опасности. Его ждала та единственная, что могла одним взмахом своих ресниц переписать историю мироздания. Та, что едва не погибла в тисках тирана, который уже был приговорен. Его Милана. Женщина, ради которой можно решиться на самые безумные поступки.

Он помнил, как вчера, тот самый миг, когда впервые ее увидел. Увидел ту, что смогла сдвинуть с полюса льды даже в таком прожженном и бескомпромиссном человеке, которым он являлся. Как исчезло все то, чем он жил раньше и что считал максимально правильным.

В тот же день он узнал о ней все. Нет, его в тот момент больше всего взбесило вовсе не существование соперника. Репера, мажора и наркоторговца Азамата Валиева. Его глаза как будто застила багровая пелена, когда он узнал, что именно эта потрясающая девчонка с грустными глазами и опущенными уголками губ проживает каждый день наедине с деспотом, который вскоре стал ее мужем.

Сильнее всего он хотел, чтобы она вновь обрела способность улыбаться. Не оглядываясь на Валиева и не вздрагивая от его шагов.

Одно время даже казалось, что нет к ней никаких ошеломительных чувств. Инстинкт защитника — уберечь, спасти, не дать погибнуть в лапах мерзавца. Вот на что было похоже. И не понимал, вернее, отказывался понимать, что просто гонит прочь мысли о том, что кто-то вновь смог заставить его сердце биться в иной тональности.

Именно чувства к Милане Валиевой и заставили его заняться расследованием в отношении Азамата. И то, что он узнал об этом популярном рэп-исполнителе, знали не многие.

Когда ты известен, окружен толпой поклонников и не считаешь собственных денег, очень легко и просто организовать свой собственный наркотрафик и оставаться при этом вне подозрений. Иными словами, львиную долю черных доходов Азамата Валиева составлял оборот наркотиков.

Вопреки ожиданиям, прихлопнуть этого дилера оказалось практически непосильной задачей. Эта часть бизнеса передавалась из поколения в поколение. Круговая порука судей, прокуроров, даже борцов с незаконным оборотом наркоты работала, как отлаженный механизм: доказательства испарялись. Как и нежелательные свидетели.

Годы. Вот сколько понадобилось ему — практически олигарху с широким кругом связей, чтобы наконец поломать систему и раскрыть темные дела Азамата.

И все эти годы он, кусая губы и почти убивая в себе свою мечту, наблюдал, как угасает огонь той женщины, которую он поклялся однажды сделать своей. Как она все больше и больше отдаляется от него. Как с появлением ребенка приходится едва ли не поставить крест на своей жажде обладать ею. И тогда пришлось убедить себя в другом: он действительно поможет ей стать сильнее. Знать бы, как. Потенциал в этой черной птице огромен. И будет обязательно раскрыт. Надо только выбрать время.

Ему нелегко было решиться на похищение. Зная, что однажды Милана возненавидит его за то, что решил за нее, разлучил с дочерью. Возможно, после этой аферы уже никаких шансов добиться взаимности у него и не будет. Но пусть так, чем наблюдать, как любимый человек день за днем теряет себя и волю к жизни.

Кроссовер занесло на повороте. Справился. Рука в черной кожаной перчатке до боли в фалангах сжала рулевое колесо, выворачивая, уходя от крутого виража.

И как будто озарение снизошло. Жизнь хоть и не успела промелькнуть на скорости перемотки перед его светлыми глазами, но, складывалось впечатление, дала по затылку со всей дури. Стукнула набатом в мозгу: «что ты творишь, старина»?

Он сбросил скорость. И понял, что это надо было сделать давно.

К черту игры. К черту неравенство между ним и его возлюбленной. Ему нужна гордая вольная птица, а не сокол, которого приучают с помощью темноты. Хватит никому не нужных правил, которые он сам придумал.

Его девочка начинает оживать. Воскресать. Даже быстрее, чем он думал. Обретать силу, которую никто и никогда в ней не заподозрит. Зачем эти повязки и правила? Он отменит этот пережиток прошлого прямо сейчас, как только переступит порог дома.

Давно разучился волноваться, но сейчас как будто вернулся в молодость, когда эти чувства имели право на существование. Узнает его? Удивится? Разозлится? Что промелькнет в ее глазах, как только они привыкнут к свету после упавшей к ногам повязки? Предвкушение, восторг, или отторжение?

До шале оставалось немногим больше восьми километров, когда раздался телефонный звонок. Он ответил, уже не пытаясь погасить улыбку. Сегодня у него есть шанс стать самым счастливым человеком в мире.

— …, ЧП. На объекте Б авария. Трое пострадавших. Остальное выясняем, — быстро, лаконично изложил его партнер, не тратя времени на прелюдии и не делая попытки как-то скрасить масштаб трагедии. — Скачко не отвечает. Икеев на переговорах. И сможет прилететь не ранее завтрашнего вечера. Даже если все отменит.

— Понял, — улыбка погасла на губах. — Я лечу. Готовьте мой вертолет.

— Погодные условия не самые благоприятные на ближайшие дни, но…

— Это не имеет значения. Я должен там быть. Подготовь все необходимое. Я разберусь на месте. Пока что не поднимай излишней паники. В целом все нормально?

— Еще кое-что. Утром прилетела Шанталь. Провела в офисе три часа, изучая данные по последним застройкам «Спа-сити». Секретарь не предоставил ей никакой другой информации, кроме как по проекту, где она является инвестором. Я проконтролировал.

— Скажешь ей, что я улетел и меня не будет в стране с неделю. Она прекрасно знает, что не имеет права появляться без предупреждения. Выполняй распоряжения.

«Я скоро вернусь, Милана. И никогда не оставлю тебя решать проблемы в одиночестве. Ты только дождись», — отказавшись от желания позвонить Алене и попросить к телефону свою очаровательную узницу, подумал он, разворачивая автомобиль на опасном участке горной дороги и набирая скорость.

Он ехал решать рабочие вопросы. Чтобы никто и ничто больше не помешало ему быть рядом с Миланой…