Глава 12 Древний путь через Сахару

Наш проводник Джебрин — непоседа по натуре. Длительные стоянки его тяготят, а окружающая обстановка быстро надоедает. Впрочем, эта черта характера свойственна всем сахарским туарегам, привыкшим постоянно перемещаться в поисках новых пастбищ. Несомненно, что потребность в передвижении продиктована не только кочевым образом жизни — она просто органически им присуща. Поэтому Джебрин все чаще справляется у меня о ходе наших работ и с нескрываемым нетерпением ожидает их окончания, чтобы снова двинуться в путь. Несколько раз он даже пускался на уловки, пытаясь скрыть от нас совсем близко расположенные впадины с росписями. Но скоро Джебрин убедился, что хитрил напрасно: мы очень хорошо изучили весь массив, и лишь редкие рисунки могли ускользнуть из нашего поля зрения.

Чтобы убить время, он под разными предлогами старается исчезнуть на несколько дней: то ему нужно отправиться на поиски источника воды, то необходимо сходить за верблюдами или ослами. Я легко угадываю замыслы Джебрика и поручаю ему осмотреть соседние массивы: нет ли там наскальной живописи?

За время совместной работы он приобрел большой опыт по части поисков впадин с росписями. Несмотря на преклонный возраст и ревматизм, он ловок, как обезьяна. Он никогда не увиливает от поручений подобного рода и взбирается на самые труднодоступные массивы, методически и неутомимо осматривая поверхность скал вплоть до самых потаенных уголков каменных лабиринтов.

Не раз я убеждался в том, что Джебрин опередил меня — многочисленные следы его сандалий на песке свидетельствовали о тщательности произведенной им разведки. Однако в Ауанрхете он, по-видимому, не заметил несколько очень красивых росписей. Правда, они были едва видны и для оживления их красок понадобилось тщательное промывание каменной поверхности. Впрочем, я подозреваю, что Джебрин умышленно умолчал об этих изображениях: его пугала одна мысль о том, чтобы привести нас в это орлиное гнездо, без воды, без топлива и растительности…

Иногда работа позволяла мне ненадолго покинуть лагерь. Тогда я приказывал Джебрину седлать наших верблюдов — нужно было видеть его счастье! — и мы вдвоем отправлялись на пять или шесть дней куда глаза глядят.

Однажды во время одной из таких прогулок, при обследовании крутой отвесной скалы Аджефу я наткнулся на большую естественную стену, покрытую фигурками, выполненными красной охрой в совершенно особом стиле. Их туловища состоят как бы из двух треугольников, конечности удлинены, а головы изображены в виде простых палочек. Они одеты в стянутые на талии туники, в одной руке у них копье, а в другой — предмет, напоминающий четырехугольную корзину. Росписи такого типа были мне уже знакомы. Они имеются во впадинах вади Джерат, в Тамажерте и Тироре, которые я посетил в 1934 году; их находили также в Ахаггаре, неподалеку от селения Тит, и даже в Танезруфте, рядом с колодцами Тим-Миссао.

Первые наскальные росписи, открытые в Тассили, были выполнены именно в таком "битреугольном" стиле. Их нельзя назвать просто доисторическими: они свидетельствуют о появлении в Сахаре какой-то новой группы людей, пользовавшихся боевыми колесницами и до того времени неизвестной там домашней лошадью. Я обнаружил на скалах Аджефу два довольно хорошо сохранившихся изображения этих знаменитых колесниц, в которых Джебрин так ничего и не понял, несмотря на все мои разъяснения. Правда, сами колесницы не были для нас новостью — во время наших первых странствований по Тассили мы нашли 8 подобных росписей: 5 — в Тин-Беджедже и 3 — в Тамрите.

У наскальных изображений Аджефу есть особое достоинство: из всех нарисованных колесниц, которые нам до сих пор удалось скопировать, они самые восточные. Я подчеркиваю слово "нарисованных", потому что в Феццане итальянские археологи в 1933 году открыли таких изображений гораздо больше, но все они были высечены на камне.

Немного позднее, при разведке в области Ала-н-Эдумент, мне довелось обнаружить еще одну колесницу, написанную красной охрой и белой глиной, причем на этот раз она фигурировала не в батальной сцене, а в сцене псовой охоты на антилопу. Мы встречали подобные фрагменты наскальной живописи и в Тироре, и в Тин Абу Тека, и в Ин-Итинен, на пути из Медака в Ихерир. Тем не менее новые росписи с изображениями боевых колесниц представляют, несомненно, очень большой интерес.

Открытие первых колесниц вызвало среди археологов много шума и бурных дискуссий. Кто нарисовал эти колесницы, что обозначали эти приспособления? Могли ли они передвигаться по Сахаре? Извлекли на свет древний текст Геродота, где автор упоминает о гарамантах — народе, жившем в Ливии. По свидетельству Геродота, они обитали на месте современного Феццана и в войнах с другим сахарским народом, селившимся в пещерах или в углублениях скал, пользовались двухколесными повозками, запряженными двумя или четырьмя конями. Геродот умер около 425 года до н. э., следовательно, сообщения его относятся к V веку до н. э.

Вначале эти колесницы приписывались гарамантам, но при более внимательном анализе ученые Дюссо и Соломон Рейнак пришли к выводу, что очень своеобразный стиль изображения несущихся коней совершенно аналогичен стилю "летящего галопа", свойственному крито-микенскому искусству. Кроме того, известно, что около 1200 года до н. э. племена с острова Крит, намеревавшиеся напасть на Египет, высадились в Киренаике и постепенно смешались там с ливийцами. Таким образом, наши колесницы гораздо древнее, чем можно было предполагать вначале. Они еще раз подтверждают факт вторжения народов Моря, известный историкам по упоминаниям в египетских надписях. Можно предположить, что после неудачных походов против Египта воинственные племена критского происхождения (они, по-видимому, пришли из гораздо более дальних мест, быть может, с севера Европы, потому что египтяне изображали их с синими глазами, характерными для народов севера) двинулись по направлению к Сахаре, где впоследствии ассимилировались со своими ливийскими союзниками.

Эта проблема меня чрезвычайно заинтересовала. Во время странствования по пустыне я неоднократно наталкивался на росписи с изображением колесниц. В 1935 году, возвращаясь из Гао и пересекая массив Адрар-Ифорас, я обнаружил вблизи колодцев Арли, на пути от Ахаггарак Эс-Сук, в древней Тадемекке суданских берберов, высеченное на камне изображение колесницы. Подобная находка совершенно необычна для этих широт, и мне не вольно подумалось: а не пересекали ли люди с колесницами Сахару? Правдоподобно ли это? Было бы слишком смело отстаивать подобное предположение на основании одного изображения.

Я вновь поднялся к северу, пересек Танезруфт и отправился утолить жажду к колодцам Тим-Миссао, расположенным приблизительно на полдороге между Адрар-Ифорасом и Ахаггаром. Через этот пункт обязательно проходят все караваны, идущие на север; создается впечатление, что так было и в очень далекие времена, потому что подступы к колодцам покрыты высеченными на камнях или просто нарисованными изображениями и надписями, сделанными на протяжении веков — от скотоводческого периода до наших дней. Под слоем туарегских надписей я обнаружил пять изображений колесниц. Кони на них в основном стерлись, но очертания колес и возниц сохранились довольно хорошо. Колесницы были исполнены в том же стиле, что и в Тассили. Сомнений не оставалось: я, безусловно, оказался на древнем пути от залива Сирта к Нигеру. И действительно, появление людей с колесницами в Тим-Миссао нельзя считать случайным. От Ахаггара туда нужно добираться через пустынный per шесть дней, а это отнюдь не располагало к прогулкам без цели. Путь колесниц мог лежать только к Адрар-Ифорасу, единственному городу в тех краях, который находится всего в шести днях ходьбы от Нигера. Однако оставался пробел: в Ахаггаре не было обнаружено ни одной колесницы. Между Тассили и Тим-Миссао оставалось "белое пятно", мешавшее воссозданию древнего пути. На восполнение этого пробела мне понадобилось 15 лет.

В 1950 году в самом центре Кудиа, в Ин-Даладж, важном пункте пути, пересекающего Ахаггар с севера на юг, я нашел на отдельных плитах три изображения колесниц. Несколько дней спустя в Хирафоке, небольшом населенном пункте на северном склоне Ахаггара, где обнаружено много высеченных на скалах рисунков, мной были открыты еще две колесницы. Позже, производя разведку в южной части массива, я нашел изображения колесниц в Тите и Агеннаре. Всего я обнаружил десять подобных изображений. Все стало ясным. Теперь можно было восстановить путь тысячелетней давности из Сирта к Нигеру на всем его протяжении. Эта трасса была, несомненно, наиболее целесообразной. Она проходила по твердому грунту, пересекая или огибая горные массивы в самых удобных местах и минуя нагромождения песка. Кроме того, на ее пути располагались основные источники воды, которые можно считать постоянными[34].

Нарисованные колесницы (их в общем следует считать более древними, чем высеченные на камне) доказывают, что кочевые пленена народов Моря и ливийцев достигли Нигера за тысячу лет до нашей эры. Это открытие опровергло все существовавшие доныне точки зрения, в том числе утверждение, что ливийские племена заняли Сахару лишь в позднюю эпоху. Опираясь на тексты Плиния и Птолемея, специалисты по древней географии Африки считали (а многие считают до сих пор), что "страна черных", упоминаемая этими двумя авторами, располагалась не в районе Нигера, а начиналась на границе полезных земель Северной Африки, то есть, грубо говоря, у подножия Сахарского Атласа и гор Орес. Подобную гипотезу следовало бы подкрепить точными археологическими данными. Но в упомянутых районах никогда не было обнаружено ни одного разрушенного селения, ни одного скелета негроида — современника древних авторов наскальной живописи.

Изображения колесниц и всадников на скалах Тассили, Ахаггара и Адрар-Ифораса позволяют проследить направления их экспансии не только к югу, но и с востока на запад, по обе стороны от знаменитой дороги Сирт — Нигер, бывшей, по-видимому, в ту пору основной артерией Сахары.

Одно открытие влечет за собой другое и часто позволяет приподнять завесу над загадками, которые, казалось, не имеют к нему никакого отношения. Я подразумеваю проникновение римлян в Сахару. Подобная тема может показаться мало связанной с нашими тассилийскими странствованиями, поскольку здесь идет речь уже об историческом периоде. Но почему мы должны ограничивать исследования в Тассили? Напротив, следовало воспользоваться случаем, и мы им воспользовались, не отвлекаясь при этом от стоявших перед нами археологических проблем. Во время наших экспедиций я обследовал подступы и внутренние дороги плато Тассили — ведь совершенно очевидно, что по многим из них проходили римляне в те времена (и даже ранее), когда они разместили гарнизон III легиона Августа в Цидамусе (Гадамесе) и захватили город Гат (Рапса)[35], расположенный в 80 километрах на запад-северо-запад от Джанета. Из текстов достоверно известно, что во время походов Септимия Флакка в 70 году и Юлия Матерна в 86 году римляне довольно далеко углубились в пустыню, но границы их распространения не установлены. Этим походам предшествовал поход в 19 году до н. э., во время которого была впервые захвачена Киренаика, затем Феодан, после чего римляне заняли часть территории Алжира южнее Бискры. Речь идет о походе легата Корнелия Бальба, принесшем ему по возвращении в Рим триумф, которого так добивались все римские полководцы. По традиции триумфатор восседал на колеснице, а за ней следовали побежденные враги и воины со знаменами, на которых были начертаны названия захваченных городов и побежденных народов.

Изображения были найдены и в Западной Сахаре, где тоже, по-видимому, проходил путь через пустыню. В 1955 году около вади Дермель, на юге Орана, мне удалось снять копии с изображений 110 колесниц, высеченных на каменных плитах крутых склонов гор.

Иногда, как, например, в случае с Бальбом, названия городов, известных из описания триумфа Бальба, частично совпадали с наименованиями современных городов:

Тубен (современная Тобна), Вескера (современная Бискра), Табудеос (современная Тоуда), Цидамус (современный Гадамес) и т. д. Названия же народов мы до сих пор не в состоянии установить либо потому, что они давались по исчезнувшим и оставшимся нам неизвестными городам, либо потому, что эти названия менялись и дошли до нас в сильно деформированном виде вследствие различных написаний и часто возникавших искажений.

Открытие дороги для колесниц стало новым вкладом в решение этого вопроса, и мне вдруг пришло в голову проверить, не окажутся ли на этом пути пункты с не расшифрованными до сих пор наименованиями городов и стран, захваченных Бальбом. Огромная трасса, пересекающая Сахару от Фазаний до Нигера, была, по-видимому, в эпоху римских завоеваний караванным путем, по которому из Судана везли золото, слоновую кость, страусовые перья и рабов. Все эти товары отправлялись на север и имели большой спрос у римлян. Но не служил ли этот путь так же, как и когда-то, во времена гарамантов, для военных целей?

Я начал перечитывать знаменитый текст Плиния, где говорится о триумфе Бальба. Каково же было мое изумление, когда в географических перечнях я наткнулся на два названия, звучание которых мне показалось знакомым: Алази и Бальза. Место, где сооружен французский пост Форт-де-Полиньяк, действительно называется на языке туарегов Илези и находится на пути Сирт — Нигер, прямо на юг от Гадамеса, и соединяется с этим оазисом путем, проходящим по району, знаменитому ныне своими нефтяными залежами в Эджеле. Если римляне, придя в Гадамес, отправились дальше на юг, то они обязательно должны были прийти в Илези. Небольшое различие в написании этих двух названий может броситься в глаза только французу, но не туарегу, потому что на языке тамашек записываются только согласные. Что же касается другого названия — Бальза, то фонетически оно настолько близко к Абалесса, что я больше не сомневался в их однозначности, тем более что Абалесса — маленький населенный пункт в Ахаггаре, расположенный на пути колесниц, и в нем сохранились развалины небольшой крепости, где нашли отпечатки римских монет с изображением императора Константина, а также стеклянную вазу и римские лампы.

Эти находки, несомненно, следует отнести к эпохе до III в., и их открытие свидетельствует, как я уже говорил, о существовании торговых связей между местными жителями и римлянами. Однако возникла новая гипотеза, подтверждавшая правдоподобие тождества наименований Бальза — Абалесса: не исключено, что римляне сами проходили по караванному пути. Я был в этом убежден и не находил ничего невозможного в том, что римляне построили крепость Абалесса, архитектура которой не имеет аналогии нигде в Сахаре и совершенно не похожа на очень характерные развалины арабских или берберских строений.

Занимаясь расшифровкой и сопоставлением данных, я пришел к еще более удивительному заключению. Плиний упоминает о том, что Корнелий Бальб встретил на своем пути несколько рек, одна из которых называлась Дасибари. Из древних рукописей греческих и римских авторов известно, что в описываемую ими эпоху Сахара уже имела явно выраженный пустынный характер. Вади (как их называют в настоящее время) часто прерывали свое течение, то исчезая, то вновь возникая. Уже в то время они перестали быть реками и постепенно превращались в сухие русла. Но это не была современная пустыня Сахара — там еще могли передвигаться лошади. Тем не менее ливийцы при переездах из предосторожности подвязывали бурдюки с водой под брюхо своих вьючных животных.

Где же находились встретившиеся Корнелию Бальбу реки? К югу от Абалессы, то есть от Ахаггара? Быть может, ливийцы повели его по дороге колесниц? Это возможно, если его целью было пересечь страну гарамантов и ознакомиться с большим караванным путем. В этом случае он обязательно шел к югу. Однако к югу от Ахаггара я не обнаружил ни одной долины, которая когда-то могла Сыть руслом большой реки. Я еще раз тщательно просмотрел карты, хотя при моем знании тех мест это было излишним; единственной долиной, в которой можно было предположить русло древней реки, была долина Тилемси, идущая от Адрар-Ифорас, а ее название не имеет ничего общего с Дасибари. Оставался Нигер. Вначале трудно было допустить мысль о том, что Корнелий Бальб дошел до этой реки. Я приступил к изучению волновавшего меня вопроса в восемь часов вечера. Занимаясь сопоставлениями, я чувствовал, что у меня в руках ниточка, которая позволит распутать этот сложный клубок. Я лег спать в полночь, но не мог сомкнуть глаз, мне казалось, что я лежу на раскаленных угольях, а в голове назойливо вертелись названия из текста Плиния. Пришлось снова зажечь лампу. Проверив в своих записных книжках название одного места, я продолжал работать. Внезапно (уже, видимо, глубокой ночью) я вспомнил, что местные жители — сонгаи — называли Нигер "Исабари": иса — "река", бари — "большая", другими словами "большая река".

Сходство с Дасибари становилось несомненным. Текст Плиния мог претерпеть неоднократные изменения, не исключена возможность неясного написания этого слова. Подобных вероятностей — множество, но вправе ли я считать решенной проблему? Я продолжал поиски, тщательно просматривая страницы своего старого сонгайского словаря, который я зубрил во время пребывания в районе Тимбукту и Гаи среди рыбаков Нигера. Память снова пришла мне на помощь. Одна деталь из сонгайского фольклора помогла мне напасть на след: среди племен, проживающих на берегах Нигера, до сих пор распространена легенда о том, что хозяевами реки были племена да, которых до сих пор называют "хозяева воды" или "хозяева реки". В паши дни Нигер иногда называют "Да Иса Бари", то есть "большая река людей да". Таким образом, Дасибари — не что иное, как Да Иса Бари, и, следовательно, речь шла о Нигере. Итак, вопреки всякому ожиданию оказывалось, что римляне в 19 году до н. э. пересекли Сахару с севера на юг и дошли до большой суданской реки. В шесть часов утра, когда уже забрезжил рассвет, я крепко уснул, чувствуя себя победителем в этом нелегком сражении.

Проснувшись, я вначале было подумал, что все это сон.

Но мои карты валялись на полу, на доске, служившей мне столом, лежали записи, пестревшие пометками, сделанными синим и красным карандашами, — все свидетельствовало о том, что это не сон.

Таким образом, маленькие рисунки, высеченные или нарисованные, быть может, в часы досуга неизвестными нам людьми на скалах Тассили, Ахаггара, Адрар-Ифораса и т. д., раскрывали секрет, над которым ученые безрезультатно бились целыми годами.

Разумеется, далеко не все согласны с моими заключениями. Обычно соглашаются с выводами, не требующими серьезного обсуждения, в противном случае они оспариваются. Несомненно, что какая-нибудь надпись III легиона Августа, найденная в Ахаггаре или на Адраре, или скелет римлянина в доспехах послужили бы доказательством моей правоты. К сожалению, несмотря на все поиски, я до сих пор не обнаружил ни того, ни другого. Но это не исключает возможности таких находок в будущем. Однажды я обнаружил в скалистой впадине в Сефаре прекрасную песчаниковую плиту с надписью, сделанной красной охрой: "III Legio Augusta. Iter Praeter Caput Saxi"[36], но "автора" не пришлось долго искать: это был Мишель Брезийон, убивавший таким способом свое свободное время.

Археологические исследования в этой местности, занимающей громадную площадь, только начинаются, до сих пор они носили лишь поверхностный характер. Через несколько лет исследователям предоставят транспортные средства, которые заменят древнего верблюда (впрочем, оказанные им услуги недооценивают), а это сделает возможным длительное пребывание s малодоступных районах пустыни. Тогда будут производиться планомерные раскопки тысяч доисторических гробниц, покрывающих пустыню от отрогов Атласских гор до берегов Нигера, и еще многое-многое станет нам известно.

Загрузка...