Наконец я попал в настоящий Египет, древнюю пленительную страну, где Нил, храм, поле, деревня и небо соединялись, чтобы создать живую чарующую картину земли, где в роскоши правили фараоны, а камни ежедневно отзывались эхом на песнопения многочисленных жрецов. Здесь в Луксоре в 450 милях (около 723,5 км) от Каира без усилий можно было перенестись в прошлое и увидеть пейзаж, представленный на многочисленных древних изображениях. Этот Южный, или Верхний, Египет, как географы с незапамятных времен называли его, сохранил большинство подобных сцен для современных наблюдателей.
Его знаменитая столица Фивы, гомеровский «сто-вратный город», исчезла, однако оставила нам Карнак, который некогда был оплотом египетского жречества.
Сегодня Карнак является жемчужиной этой области. Слава разрушенных, но все еще величественных храмов, занимающих обширную территорию, распространилась по всему миру. Среди них находится и самый большой храм, который можно увидеть в этой стране, – Великий Зал Амона-Ра. По отношению к нему все остальные храмы Египта в былые времена были второстепенными. Поэтому я сделал Карнак местом своего паломничества на несколько дней, бродя среди развалин и разрушенных колонн и в ярком свете солнца, и в тусклом сиянии луны.
С севера Карнак окружают заросли зеленых пальм. Храм находится в двух или трех милях (около 3,2 или 4,8 км) вниз по течению от Луксора и немного дальше от берега. К нему приближаешься по пыльной дороге, пересекая под бледно-голубым небом широкую долину и минуя белый купол гробницы шейха и тамарисковую рощу, пока перед глазами неожиданно не возникает гигантский пилон, сложенный из блоков песчаника. На полях повсюду бродят хохлатые удоды, занятые добыванием пищи. По пути замечаешь, как то тут, то там из земли виднеются разрозненные безголовые, полуразрушенные или же перевернутые представители двойного ряда небольших бараноголовых сфинксов, которые некогда располагались вдоль всего пути от Луксора до Карнака. Однако теперь большая их часть погребена под тянущимися вдоль дороги полями. Изначально по обеим сторонам этого пути длиной три мили (около 4,8 км) должны были стоять сотни таких статуй.
Внушительный входной пилон длиной двадцать ярдов (18,3 м) представляет чудесное зрелище.
Архитектура нашла мощное и красивое выражение в форме пилона с его высокими наклонными стенами и резным выступающим архитравом. На внешнем фасаде высечен портрет Птолемея, построившего это сооружение. Он изображен совершающим подношения фиванским богам. Четыре вертикальные ниши, заканчивающиеся внизу углублениями и поднимающиеся на высоту величественного входа, показывали, где некогда стояли деревянные шесты. На них в дни храмовых праздников развевались яркие флаги, отпугивавшие злые силы.
Пройдя вовнутрь, я оказался в открытом дворе храма сокологолового бога Хонсу, который в обычном смысле, для непосвященных, был сыном Амона. В центре располагались остатки двойного ряда разрушенных колонн. На стенах была изображена священная процессия лодок, плывущих вверх по Нилу в Луксор и везущих статую Амона-Ра. Я вошел в разрушенное святилище, где когда-то хранилась священная ладья Хонсу.
Для людей, для жрецов, стремившихся к власти, и особенно для царей много значили все те причудливые ритуалы, которые проводились в этих стенах. Однако для немногочисленных посвященных они значили очень мало. Последние рассматривали обряды и церемонии лишь как символы.
На восточной стене внутреннего помещения, примыкавшего к святилищу, я обнаружил целый ряд интересных рельефов, отделенных друг от друга. В первую очередь мое внимание привлекло изображение друга, рядом с которым я провел в раздумьях долгую зимнюю ночь, – Сфинкса!
Я тут же понял, что наткнулся на нечто важное, ибо можно было бродить целыми днями и не встретить Сфинкса на стене или колонне.
Первый рельеф изображал фараона Рамсеса IV перед богиней Амунет. Он подносил ей статуэтку с плоским основанием, на котором располагались две фигуры. Впереди на коленях стоял ребенок, не кто иной, как сын Осириса Хор. Сбоку на голове у него был изображен длинный локон. Его голову венчали символическое солнце и змея, левая рука покоилась на колене, а правая была поднята к лицу. Указательный палец касался сомкнутых губ, призывая молчать.
Позади Хора находился Сфинкс.
Амунет протягивала к Рамсесу правую руку, держа крест с овалом вместо верхней части и указывая его концом в точку между глазами царя.
Что означало это изображение?
Египтолог, без сомнения, предложил бы логичное и очевидное прочтение, которое для своего уровня было бы достаточно верным. Ученый сказал бы вам, что царь занят приношением жертв богам, и только. Зачастую такие настенные изображения представляют собой лишь зарисованные истории или рассказы о военных победах. Очевидно, что данная сцена к таковым не относится, она показывает какой-то священный ритуал, особенно поскольку она появляется на стене рядом со святилищем, то есть святая святых данного храма.
Подобно тому как система египетских иероглифов применялась для выражения скрытого, известного только посвященным жрецам значения, хотя использовались одни и те же символы, так и сами образы, в которых изображались боги, имели для посвященных более глубокий смысл. Скрытое учение этой сцены, соответственно, может узнать только тот, кто хорошо знаком с доктриной и методами мистерий.
Значение этого изображения связано с действием Амунет. Крест с овалом вместо верхней части, который богиня направляет в точку между глазами Рамсеса, посвященные жрецы называли «ключом к мистериям». Он олицетворяет разрешение участвовать в посвящении. Для египтолога же такой крест является просто символом жизни. Поскольку это ключ, то он символизирует открывание охраняемой двери этого благородного братства. Сама же его форма выражает вечный дух посвященного, победно восставший из его «умерщвленного» физического тела. Круг (овал), не имеющий начала и конца, означал вечную природу богоподобного духа, крест же символизировал похожее на смерть состояние транса, в которое погружали кандидата, а следовательно, его смерть, его распятие. В некоторых храмах посвящаемого действительно привязывали к деревянному ложу, имеющему форму креста.
Точка между бровями примерно соответствует месту расположения железы мозга – эпифиза, – чьи сложные функции все еще ставят врачей в тупик. На первых стадиях посвящения иерофант стимулировал активность этой железы, и она давала кандидату временную возможность видеть физические образы собиравшихся вокруг него духовных существ. Способ, к которому прибегали для этой цели, был связан частично с гипнозом, а частично с определенными сильными благовониями.
Следовательно, когда Амунет указывала крестом в точку между глазами фараона, она таким образом отмечала, что он получит доступ к посвящению и у него на время откроется дар ясновидения. Однако царю было запрещено рассказывать другим, что он видел и пережил во время мистерий. На это указывала первая фигурка – Хора-ребенка, «Хора горизонта», на самом деле бога Хорэмахета, которого традиционно связывали со Сфинксом. Его палец, прижатый к сомкнутым губам, строго напоминал о секретности. Похожие изображения стояли во всех храмах рядом со святилищами и помещениями, где проводились мистерии. И каждый раз Хор прижимал к губам палец в символическом приказании хранить о божественных таинствах молчание.
Сама Амунет являлась женской формой Амона, «Сокрытого».
Действие, совершаемое царем, который держал статуэтку как подношение, подчеркивало, что он готов принести в жертву свою речь и вечно хранить молчание.
На плоском основании статуэтки позади фигуры Хорэмахета лежал Сфинкс. Почему?
Подобно погруженному в транс кандидату, который во время посвящения полностью утрачивал способность говорить, Сфинкс всегда молчит. За всю свою долгую жизнь он не сказал человеку ни единого слова. Сфинкс всегда знал, как хранить секреты. Что это за древние тайны?
Это были тайны посвящения.
Сфинкс охранял самый главный храм, где проводились посвящения древности, – Великую пирамиду.
От берега Нила к ней шла церемониальная дорога, и каждый, кто приближался со стороны реки, чтобы войти в пирамиду, должен был сначала миновать эту огромную статую.
Сфинкс в своем безмолвии символизировал и молчание, и тайну посвящения.
Фараона предупреждали, что ему следует ожидать величайшего мистического откровения, которое только может быть дано человеку.
Следующие три рельефа завершают эту любопытную серию изображений, связанных с мистериями, к которым в наши дни имеет доступ любой путешественник и турист. В древности к ним было запрещено приближаться всем, кроме нескольких избранных. Эти рельефы показывали итоги прохождения царя через мистерии.
Вторая сцена изображает фараона стоящим между взрослым сокологоловым Хором и ибисоголовым Тотом. Каждый бог держит над головой Рамсеса сосуд, из которого на царя вместо воды изливается поток крестов с овалом вместо верхней части.
Тот был богом мудрости и тайных знаний. Здесь он посредством посвящения дарует то скрытое сложное знание о физических силах и духовной мудрости, которым в древности славился Египет. Тот также был Владыкой Луны. Поэтому все магические и религиозные церемонии, имеющие тайный смысл, и особенно посвящения в мистерии, проводились ночью в периоды, когда фазы луны отмечали ее наибольшее влияние, то есть в новолуние и полнолуние.
Взрослый сокологоловый Хор являлся богом солнца. Его участие в данной сцене было символом того, что посвящение, хотя и началось ночью, заканчивается днем, с появлением солнца. Когда лучи утреннего светила освещали лицо кандидата, иерофант обращался к последнему с некими «словами силы», и тот пробуждался.
Третья картина изображает, как Рамсеса, теперь уже посвященного и обретшего мудрость, ведут за руки два других бога. Они протягивают к его лицу кресты с овалом вместо верхней части, показывая, что благодаря своему достижению он принадлежит их обществу.
В последней сцене фараон подносит богу Амону-Ра статуэтку, которая изображает сидящего бога с пером на голове – бога Истины. Теперь царь, обретший Мудрость, будет «правогласным» и положит свою жизнь на алтарь истины. В его мыслях и поступках это будет согласовываться с духовными законами, управляющими человеческой жизнью и только что открытыми ему благодаря посвящению.
Таким образом, эти высеченные на стене картины позволили мне взглянуть на тайную сокровенную жизнь фараона, получившего наставления, и узнать кое-что о значении знаменитых, хотя и недоступных египетских мистерий.
Затем меня привлек небольшой красивый храм, расположенный к западу от храма Хонсу, где некоторые из немногих посвященных получили свою мудрость. Это было святилище для осирических мистерий. Несмотря на его небольшие размеры, для меня оно являлось одним из важнейших мест в Карнаке. На косяках у входа я увидел рельефы, изображавшие Птолемея, построившего этот храм, перед Осирисом. Переступив порог, я оказался в вытянутом портике, чей раскрашенный потолок со множеством надписей поддерживали две красивые колонны, украшенные изображениями цветов и тростников и увенчанные плоскими ликами богини Хатхор. В восточной стене было два небольших окна, закрытые каменными решетками. Однако пробивавшийся сквозь них слабый свет уже не был нужен, ибо в крыше не хватало трех больших блоков, и через это отверстие поступало много света.
За портиком находился маленький вестибюль, чьи стены покрывали барельефы и столбцы иероглифов. Три прекрасно сохранившихся дверных проема, ведущие к задней и боковым стенам этого крошечного вестибюля, – редкое зрелище в развалинах большинства других храмов. Каждую притолоку венчал архитрав, образованный рядом из более чем двадцати великолепных кобр. Эти змеи не вырезаны на стене в технике выпуклого рельефа, а представляют собой цельные скульптуры. Они поднимают головы и раскрывают капюшоны. Под ними находится привычный символ крылатого солнца. Вместе с последним они образуют массивное украшение высотой почти в один ярд (91,4 см).
По моему мнению, украшения в виде царских кобр указывают, что все три помещения, в которые вели эти проемы, имели в плане храма особое значение. Я миновал проход, располагавшийся в дальнем конце. Сами двери давно исчезли, но можно было разглядеть углубления вверху и внизу, куда вставлялись стержни, на которых они вращались. Я оказался в маленькой молельне, на стенах которой был изображен поклоняющийся царь, а также штандарт богини Хатхор. Под ними в свете фонарика зияло большое отверстие в каменном полу – разрушенный вход в подземную крипту. Я заново исследовал две боковые комнаты и обнаружил в углах отверстия, которые вели вниз, в ту же крипту, а также в подземный коридор. Поистине это место напоминало соты с подземными помещениями и проходами. Справа от портика я нашел в полу два других отверстия. Они вели в узкие коридоры, пыль в которых была никем не потревожена.
Осмотр показал, что один из этих коридоров вел под землей к храму Хонсу.
Пол в самом храме покрывал очень толстый слой пыли, и я пришел к выводу, что она копилось несколько столетий. Я осмотрел древние каменные плиты, пытаясь найти человеческие следы, но не смог обнаружить отпечатки, оставленные обувью. Я увидел лишь следы босых ног, которые, без сомнения, принадлежали арабу – смотрителю расположенного рядом храма Хонсу. Весь пол покрывал толстый слой пыли, на поверхности которого виднелись многочисленные изящные узоры. Их создали одна или две маленьких змеи, проползшие от одного отверстия к другому. Их следы были хорошо видны. Я размышлял о том, как много времени прошло с тех пор, когда турист или путешественник нарушил безмолвное уединение этого святилища. Я знал, что в одном из путеводителей описание этого храма не дается, сказано лишь, что он не заслуживает внимания. Мне также было известно, что посетителей здесь не ждали и не жаждали видеть, поскольку Служба древностей закрыла вход в него деревянной дверью. Я не смог войти, пока не попросил араба – смотрителя главного храма достать из связки ключ, чтобы сопровождать меня в эту маленькую молельню Осириса и отпереть ворота. Почему? Было ли это сделано из-за опасных отверстий в полу?
Каково было назначение этих таинственных крипт и мрачных коридоров? Я вспомнил удивительную, окруженную рвом крипту, выкопанную на глубине сорока футов (12,2 м), которая навела меня на размышления в Абидосе.
Когда я подумал об этом, похожее на гробницу место как будто засияло перед моим взором, и я снова наблюдал отправление древнего ритуала, который изображал смерть и воскрешение Осириса. Я видел этот обряд запечатленным на стенах маленького святилища для мистерий, расположенного на крыше храма в Дендере. Я был свидетелем этого ритуала и сам участвовал в нем в ту ночь, которую провел в темной Камере царя в Великой пирамиде. Его оставил в наследство верховным жрецам Древнего Египта атлант Осирис.
Почему для таких тайных посвящений выбирали подобные темные мрачные места?
На этот вопрос есть три ответа. Во-первых, нужно было обеспечить полную безопасность и секретность тому, что в конечном итоге было не только обрядом для избранных, но и опасным экспериментом. Во-вторых, необходимо было способствовать более легкому погружению кандидата в транс. Это достигалось путем лишения его возможности видеть окружение, что, в свою очередь, предупреждало отвлечение внимания от внутреннего состояния, в которое он готовился войти. И еще одна причина заключалась в обеспечении столь милой сердцам древних людей символичности того состояния духовной тьмы и невежества, в котором иерофанты обнаруживали своего кандидата в начале посвящения. После пробуждения тот открывал глаза под лучами солнца в другом месте, куда его приносили под конец испытания духовного просвещения. После долгого процесса, начинавшегося ночью и завершавшегося с рассветом, посвященный выходил из материалистического невежества (тьмы) к духовному пониманию (свету).
Тайные ритуалы мистерий проводились только в подземных криптах, в особых помещениях рядом со святилищем или в небольших молельнях, построенных на крышах храмов. Все эти места были запретной территорией для простых людей, не осмеливающихся приближаться к ним под страхом ужасного наказания. Иерофанты, совершавшие посвящение кандидата, брали на себя большую ответственность. В их руках были жизнь и смерть этого человека. Если неожиданно вторгшийся чужак прерывал священный ритуал посвящения, это означало бы гибель кандидата, как в наши дни неожиданное вмешательство в тонкую хирургическую операцию могло бы привести к смерти неудачливого пациента. Так чем же, в конце концов, являлось посвящение, если не формой психической хирургической операции, отделением духовного от физического в человеке? Поэтому все помещения для посвящений располагались вне пределов досягаемости и всегда хорошо охранялись. К тем, что находились близ святилищ в больших храмах, нужно было идти в полной темноте. Когда люди миновали проход, свет начинал постепенно гаснуть и у порога святилища исчезал совсем. Когда кандидата полностью погружали в транс, его тело оставляли в этой защищающей темноте до завершения посвящения, для которого его выносили на свет.
Помещения, располагавшиеся под землей, использовались точно так же. После погружения человека в транс все светильники гасили, так что крипты и символически, и буквально превращались в могилы.Я спрыгнул в отверстие и обследовал темную комнату, где жрецы некогда совершали самые сокровенные обряды, после чего с облегчением поднялся назад к солнечному свету и свежему воздуху.
Двигаясь дальше среди развалин некогда великолепных строений Карнака, я прошел между гигантскими пилонами прекрасного храма Амона-Ра. Эти порталы больше подошли бы великанам, чем обычным смертным. Они возвышались, словно скалы. Египетская тяга к исполинским размерам иногда приводила к ошеломляющим пропорциям, как в случае с Великой пирамидой близ Каира и стенами пилона, в тени которого я стоял. Он был почти пятьдесят футов (около 15,2 м) толщиной, то есть шире, чем должны быть крепостные стены. Что ж, действительно существовал непосвященный внешний мир, который следовало сдерживать, дабы он не осквернил священную территорию этого храма, который древние египтяне гордо величали «престолом мира». Увы! Теперь это разбитый престол. Когда я вошел в большой передний двор, то увидел в нескольких местах разбитую кладку, которую от окончательного разрушения удерживали несколько стоящих колонн. Я медленно пересек этот прямоугольный двор, ступая по неровной земле и сорнякам, которые проросли на том месте, где когда-то лежал прекрасный мозаичный пол в сотни футов длиной.
Миновав это место, я приблизился к покрытому раскрашенными выпуклыми рельефами высокому порталу, который находился между разрушенными остатками следующего пилона. Последний сегодня полностью утратил прежние очертания и представлял собой лишь груду упавших камней. Когда-то этот проем должен был возвышаться на высоту сто футов (около 30,5 м). Исчезли семь ступеней – семь символических уровней развития человека от низшего мира повседневности до высшей сферы духовного знания, которые строители возвели перед входом. Египтяне, как и многие другие народы древности, явно были хорошо знакомы с таинственными числами, лежавшими в основе всей созданной вселенной. Они знали, что седьмой день, или уровень, принес Отдых, высшее упокоение как для человека, как и для других созданных существ и вещей. Я обнаружил связь с числом «семь» во всех храмах Египта, в удивительнейшем выражении оно появилось в Большой галерее Великой пирамиды. Поэтому строители поместили эти ступени, которые время и люди стерли с лица земли, перед входом в вестибюль самого большого и впечатляющего помещения карнакского храма Амона-Ра – Большого гипостильного зала.
Я вошел туда, и передо мной открылась поразительная картина из шестнадцати рядов тесно расположенных колонн. Зал освещали солнечные лучи. Никогда в жизни я не видел подобного зрелища. Почти каждая из ста тридцати колонн отбрасывала черную горизонтальную тень на землю, лишившуюся вымостки. Белые каменные столбы стояли, словно армия великанов. Их обхват также потрясал: у каждой колонны он составлял в среднем тридцать футов (около 9 м). Масштаб архитектуры был грандиозен! Это был настоящий лес шириной триста футов (около 91,5 м), состоящий из исполинских каменных деревьев. Это был Египет!
Большую часть данного зала построил фараон Сети, который также создал тот храм в Абидосе, где я испытал такой невыразимый покой. Здесь же нельзя было сопротивляться ощущению силы и власти, которое передавалось из исчезнувшей эпохи строителей гипостильного зала. Сети умер раньше, чем смог закончить свое колоссальное творение. Незавершенную задачу принял на себя великий Рамсес, превратив скалы Асуана в огромные высеченные колонны и поместив на их вершины без цемента и металлической арматуры тридцатитонные украшенные архитравы. Целью всего этого было обратить разум к более широкому мироощущению, поднять человека из ограниченного круга ничтожных дел, вдохновить его великими целями и высокими стремлениями и вызвать желание гораздо шире применять свои силы. В общем, хотелось быть подобным Рамсесу, планировать и строить такие же огромные храмы удивительной высоты, основывать вокруг них богатые образцовые города, где люди могли бы жить светом благородных мыслей и высоких идеалов.
Когда-то у этого зала, где звучало множество молитв, была крыша, а пол покрывали каменные плиты. Сегодня он открыт голубой бездне небес, а его пол представляет собой смесь земли, песка, сорняков и камней. Когда крыша была на месте, внутри зала должно было быть довольно темно, поскольку свет проникал только сквозь окна с каменными решетками, расположенные над центральным проходом. Однако огромная крыша развалилась на сотни фрагментов, от которых мало что сохранилось.
Не хотелось критиковать древних архитекторов, хотя ясно, что мощные выпуклые колонны поставлены слишком близко друг к другу. Иное расположение открыло бы более широкий вид. Однако древние египтяне, возможно, больше заботились о символизме, чем о перспективе.
Каждую колонну украшает множество рельефов и венчает тяжелая капитель в виде бутона или колокола. Прекрасно обработанные поверхности колонн, так же как архитравы и стены, покрыты раскрашенными изображениями и иероглифами. На них вырезаны или нарисованы краской – она еще хорошо сохранилась – истории египетских богов и царей. Я узнал изображенные образы и вытянутые картуши. Вот царь Сети в присутствии бога Тота преклоняет колени под священным деревом Гелиополя, гонит хеттов перед своей победоносной колесницей, везет высокие кедры из далекого Ливана для шестов, стоявших перед его храмами, и с триумфом возвращается в любимую страну. Там изображено и множество других людей; некоторые полуобнаженные, другие полностью одетые, но у всех то странное, напряженное и одновременно отсутствующее выражение лица, столь характерное для представителей этого народа. На южной стене на стеле иероглифами записан первый в истории официальный мирный договор между Рамсесом Великим, «храбрецом, сыном Сети I, великим правителем Египта», и хеттским царем Хаттусили, «сыном Мерсера, великим вождем хеттов», как именует его текст. Договор заканчивается приятными словами: «Прекрасный договор о мире и братстве, установивший мир между ними навеки».
Я вышел в небольшой открытый двор, где обелиск, сделанный из цельного камня, возносил свою пирамидальную вершину в небо и отбрасывал на землю фиолетовую тень. На нем был высечен царский картуш установившего его Тутмоса I. Стороны обелиска покрывают три колонки надписей. Часть одной из них гласит: «Хор, Возлюбленный Правдой, Царь Верхнего и Нижнего Египта, Амон. Он сделал это в качестве памятника его для отца его Амона-Ра, Владыки Обеих Земель, подняв для него два очень больших обелиска перед двойным фасадом». Обычное для Египта благоговение перед богами!
Дальше, среди развалин колоннады, возвышается другой обелиск, который выше и производит большее впечатление. Он похож на язык пламени, возникший из земли. Он поднимается в небо почти на сто футов (около 30,5 м). Это второй по величине обелиск, сохранившийся в мире. На основании этого монолита из сияющего розового гранита высечена хвастливая надпись о том, что его вершина была покрыта сплавом золота и серебра, дабы его можно было увидеть издалека, и что добыча и доставка гранита из Сиены для этого и другого, ныне исчезнувшего, парного обелиска заняла не более семи месяцев. Их возвела женщина, сделавшая для Египта столько же, сколько королева Елизавета для Англии, и даже больше, – решительная царица Хатшепсут. Иногда она одевалась как мужчина и в период своего правления всегда демонстрировала явную мужественность. Эта длинноносая женщина с сильным подбородком возвела высокие обелиски и огромные храмы, посылала исследовательские экспедиции и крепко держала в руках скипетр фараонов, невзирая на свой пол. Со смертью своего супруга она отбросила женское покрывало и все, что оно олицетворяло.
Прочтем же ее гордое посвящение на том обелиске, высеченное иероглифами на четырех сторонах нижней части:
«Я сидела во дворце своем, я думала о Творце своем, когда мое сердце посоветовало мне сделать для Него два обелиска, чьи вершины достигали бы неба, в величественном зале с колоннами между двумя большими пилонами Тутмоса I…
Когда спустя годы они увидят мои памятники, пусть воскликнут: «Это то, что было сделано мной». Это было сделано по моему приказу, эта гора создана из золота. Я правлю этой страной, подобно сыну Исиды. Я могущественна так же, как сын Ну, когда солнце отдыхает в Утренней Ладье и остается в Вечерней Ладье. Это будет существовать всегда, как Северная Звезда. Истинно эти два огромных обелиска украшены моим Величеством золотом ради моего Отца Амона из любви, чтобы увековечить его имя, чтобы они могли стоять в храме всегда. Они сделаны из одного блока гранита без единого соединения».