В поисках рая и ада

КОГДА РАЯ И АДА ЕЩЕ НЕ БЫЛО

Заглянуть в наиболее ранние пласты человеческой истории нам могут помочь по крайней мере пять наук. Это антропология, исследующая вопрос о том, как человек выделился из царства животных, археология, изучающая остатки материальной культуры древних людей, лингвистика, занимающаяся языковыми формами, письменными и устными, фольклористика, собирающая сказки, легенды и другие памятники народного творчества, и этнография, накопившая большой материал о жизни различных народов, в том числе и таких, которые в силу исторических условий отстали в своем социальном развитии. Какая из этих наук может в наибольшей степени помочь исследовать процесс возникновения, формирования и изменения представлений о загробном мире?

Мы, конечно, будем прибегать к данным лингвистики и фольклористики, но они позволяют познакомиться со сравнительно поздними периодами человеческой истории. Археология и антропология дают многое для понимания развития верований у древних людей, но, к сожалению, пока не проясняют самых ранних стадий формирования представлений о загробной жизни. Ведь многие из сделанных открытий не поддаются однозначному истолкованию.

Так, например, в 1908 г. на территории Франции в районе реки Везеры близ Ле Мустье было сделано крупнейшее археологическое и антропологическое открытие. Исследователи обнаружили неандертальское погребение[2]. Тело молодого неандертальца было положено в неглубокую яму на бок, голова покоилась на правом локте, другая рука была вытянута вперед, вокруг тела были найдены каменные орудия труда. В могиле были обнаружены также обожженные кости зверей: по-видимому, сородичи позаботились о пище для покойника. Эта находка вызвала острую дискуссию среди ученых. Одни говорили о том, что неандертальцы уже имели какие-то смутные представления о загробной жизни, о бессмертной душе, которую надо обеспечить в посмертной жизни пищей и орудиями труда. Другие утверждали, что никаких представлений о душе у неандертальцев еще не было, да и не могло быть на столь низкой стадии социального и духовного развития. Погребение свидетельствует разве только о зарождении суеверного отношения к самому трупу. Третьи считали, что древние люди еще не делали различия между живым и мертвым, бодрствующим и спящим и относились к покойнику как к своему сородичу, отдавая ему причитавшуюся долю пищи и орудий труда. Все эти точки зрения предположительны, в каждой из них есть свое рациональное зерно. Однако в целом открытие не дает достаточных оснований для вывода о том, появились ли уже на этой стадии развития у наших древнейших предков какие-то представления о загробной жизни.

Пожалуй, наибольшую помощь в исследовании проблемы может оказать этнография. Этнографы собрали огромнейший материал о жизни племен и народностей, которые в силу исторических причин отстали в своем социальном развитии, записали и изучили их мифологию, в том числе и мифы о душе и загробной жизни. И вот, если расположить этнографический материал в соответствии со степенью развития социальных отношений этих народностей, то получится интересная картина, позволяющая проследить основные этапы возникновения и формирования представлений о загробной жизни. Конечно, нельзя абсолютно отождествлять современные народности, отставшие в своем развитии, их культуру, верования с древними людьми и их духовной культурой. Между ними существует большая антропологическая разница, большие различия в социальном опыте, в трудовой практике, однако сохранились и некоторые общие черты, характерные для первобытнообщинного строя. И это позволяет более наглядно, конкретно представить соответствующие стороны жизни древних людей.

Интересные этнографические данные собраны о коренных жителях острова Тасмания, расположенного у южного берега Австралии. Этот остров отделен от материка проливом шириной 244 километра и связан с Австралией многочисленными островами. Здесь много бухт и гаваней, климат влажный, осадки выпадают равномерно на протяжении года. До прихода колонизаторов (XVII в.) остров Тасмания был населен бродячими племенами, общая численность которых составляла 8 тысяч человек. Орудия труда и оружие тасманийцев были очень примитивными: каменные отщепы, грубо оббитые с одной стороны, деревянные копья, метательные дубинки. Тасманийцы изготовляли лодки, строили ветровые заслоны из коры и шалаши из кольев и ветвей.

Данные о верованиях тасманийцев, собранные различными исследователями, очень противоречивы. Одни этнографы отмечали, что тасманийцы до крайности суеверны и в большинстве случаев слепо верят в то, что духи их умерших друзей и родственников могут возвращаться и приносить им или счастье или вред. Другие исследователи отрицали у тасманийцев наличие каких-либо представлений о загробном мире. Так, англичанин Дэвис писал: «Трудно поверить, чтобы туземцы не имели никаких понятий о будущей жизни… и, однако, как я ни допытывался у самих туземцев и близко знакомых с ними белых людей, я не мог обнаружить существования подобной веры».

Есть сообщения о том, что туземцы западной части Тасмании не имели никакого понятия о будущем существовании. Однако другие исследователи отмечали, что у тасманийцев «было убеждение в том, что после смерти они вступают в другой, более благоприятный для них мир… Как и можно было ожидать, их идеи о загробной жизни были вполне чувственного характера. Главные элементы в их картине рая — это занятие охотой с неослабным пылом и неиссякаемым успехом и пользование в неисчерпаемом изобилии и с неиссякаемым аппетитом теми удовольствиями, которых они домогались на земле». Один из христианских миссионеров писал, что тасманийцы верили «в то, что будут жить и после того, как их тело станет мертвым. Некоторые из них указывали мне на звезды, как на место, куда им придется отправиться после смерти. Другие воображали, что им придется отправиться на остров, где жили их предки, и превратиться в белых людей».

Крупный исследователь Тасмании Линг Рот, автор книги «Аборигены Тасмании», из которой мы привели различные высказывания, делает вполне определенный вывод: «Мы можем отнестись с недоверием ко всем рассказам об их представлениях о высшем существе или о будущей жизни. Эти рассказы явились простым эхом услышанного ими от христианских законоучителей и учителей»[3]. По всей вероятности, Линг Рот прав в своих выводах о том, что тасманийцы не имели никаких представлений о загробной жизни. Об этом свидетельствует и тот факт, что у соседей тасманийцев, у коренных жителей Австралии, которые находились на более сложной стадии общественного развития, представления о загробном мире тоже еще не сформировались. Аборигены Австралии верили в то, что душа умирает вскоре после смерти человека[4].

К сожалению, мы лишены возможности уточнить сведения о верованиях тасманийцев, так как с 1804 г. белые колонизаторы устроили буквально охоту на аборигенов, беспощадно их истребляя, и уже в 1876 г. умерла последняя тасманийка. Однако даже если у тасманийцев и сформировались какие-то смутные представления о загробном мире, то никаких понятий о рае и аде у них еще не было. Загробная жизнь мыслилась по образу земной и отличалась, пожалуй, только тем, что охота там всегда удачна, съедобных плодов и кореньев — в изобилии и души умерших ни в чем не знают недостатка. Как мы увидим дальше, этот мотив характерен для мифологии первобытных людей и для их представлений о загробном мире.

К югу от Бирмы в Бенгальском заливе расположена группа Андаманских островов. Коренные жители этих островов занимались собирательством диких плодов, меда, ловили рыбу в море и заливе, охотились на лесных зверей. Они употребляли лук и стрелы, землекопалки. Жили общинами, локальными группами, независимыми друг от друга. Несколько локальных групп объединялись в племя, которое имело свое имя, но в целом роль племен в жизни андаманцев была невелика. Кроме деления на племена, андаманцы делились также на береговых и лесных жителей.

Все исследователи отмечают у них сложившиеся верования о духах и душе. В ответ на вопрос, откуда произошли духи леса и моря, аборигены отвечали, что они являются не чем иным, как духами умерших мужчин и женщин. Представление о душе, «двойнике» человека, у андаманцев было связано со словами «отражение», «тень», «видеть сны». На расспросы исследователей андаманцы отвечали, что, когда умирает мужчина или женщина, «двойник» (или «дыхание», как объясняли некоторые из туземцев) оставляет тело и становится духом. После смерти человек перестает существовать как человек и начинает новое существование — как дух. Однако на этом согласие между расспрашиваемыми андаманцами заканчивалось, и в ответах начинался разнобой. Можно выделить по крайней мере семь основных вариантов представлений андаманцев о посмертном существовании души.

Первый вариант. Представители одного из северных андаманских племен утверждали, что, когда человек умирает, он становится Ляу (лесным духом) и бродит в джунглях. Сначала он держится поблизости от могилы или того места, где умерло тело, но после того, как Ляу найдет, что это нехорошо, он отправляется жить с другими духами. Если человек утонул, то душа его превращается в Юруа (дух, живущий в море).

Второй вариант исследователи обнаружили у того же северного племени, называвшегося ака-чари. Некоторые туземцы говорили, что когда человек умирает, то становится Ляу или Юруа и живет с другими духами. Если он обитатель джунглей, он становится Ляу и живет в джунглях. Если умирает прибрежный житель, то его душа делается Юруа и живет в море. Все ака-чари, согласно этому рассказу, после смерти становятся Юруа. Дух умершего пребывает в своем родном краю и дружелюбно относится к живым сородичам. Духи из чужих краев опасны и обычно причиняют зло членам племени ака-чари.

Третий вариант обнаружен у одного из северных племен и сводится к следующему. Когда человек умирает, то его дух (Ляу) или тотчас же, или по истечении некоторого времени переходит в другой мир, который находится под этим и называется Марамику. Члены этого племени верили в то, что мир Марамику в точности похож на действительный мир — с лесом и морем, со всеми известными им животными и растениями. Обитатели его ведут точно такую же жизнь, как и на земле, занимаются охотой, рыбной ловлей и много танцуют.

Четвертый вариант. Согласно верованиям также одного из северных племен, дух умершего (Ляу) бродит в джунглях до тех пор, пока не сгниет все мясо покойного. После этого «двойник» отправляется жить на небо.

Пятый вариант записан у одного из южных племен, называвшегося а-пучиквар. Члены этого племени верили в то, что дух умершего уходит на восток или северо-восток за край света и останавливается в местности, называемой Ляу-лие-сие (дом духов), в джунглях которой имеется обширная хижина, похожая на земные хижины. Духи живут точно такой же жизнью, что и люди на земле, охотятся, ловят рыбу и т. д. Над домом духов помещается Пута-койка (дом солнца и луны). Радуга — это дорога, по которой ходят духи, чтобы навещать своих друзей во время сновидений. Она сделана из тростника.

Шестой вариант записан у того же племени (а-пучиквар) и содержит некоторые новые моменты. Духи умерших отправляются на небо жить там вместе с мифическим существом по имени Томо. Этот Томо, согласно некоторым из преданий, был первоначальным предком племени. Поскольку Томо отождествляли либо с солнцем, либо со светом и хорошей погодой, то считалось, что в мире духов никогда не бывает ночи. Верили члены этого племени также и в то, что духи всегда имеют обильные запасы свинины и черепашьего мяса и проводят время в танцах и забавах.

Седьмой вариант был рассказан стариком из этого же племени, который занимался знахарством. Он говорил, что духи знахарей живут отдельно от духов рядовых соплеменников, они и называются не Ляу, а Билик. Старик уверял, что однажды в сновидении его посетил Бойко-Билик, то есть дух андаманца Бойко, который при жизни был известным знахарем, а после смерти стал Билик в отличие от обыкновенного Ляу. Такие духи, рассказывал знахарь, обладают способностью как излечивать, так и наводить болезни на живых людей[5].

Как видим, этнография действительно дает богатый и важный материал, позволяющий проследить основные этапы становления верований в загробный мир. Жизнь тасманийцев позволяет сделать вывод о том, что на протяжении длительного периода существования первобытного общества не было вообще никаких представлений о загробном мире. Этнографический материал о жизни австралийцев дает возможность зафиксировать следующую стадию в развитии мифологии древних, когда появляются смутные представления о «двойнике» человека, о его душе, которая продолжает жить после смерти тела. Однако и на этой стадии еще нет никаких идей о сверхъестественном загробном мире. А вот на той стадии общественного развития, которой достигли андаманцы, уже появляются первые, еще очень неопределенные представления о загробном мире, но они могли быть различными даже у членов одного и того же племени.

Этнографический материал убедительно показывает, что вера в посмертное существование не изначальна, а складывается постепенно, по мере развития социальных отношений. Однако нам могут возразить: правомерно ли на примере только трех народностей — тасманийцев, австралийцев и андаманцев — делать столь общий вывод и распространять его на все человечество? Это серьезное возражение, поэтому целесообразно привести этнографические данные о верованиях и других народов, живших в различных точках земного шара.

В дремучих лесах внутренней части Малайского полуострова живет небольшая группа кочевых племен, носящих общее название семангов. Это настоящие карлики: средний рост у женщин едва достигает 140 сантиметров, а у мужчин — 151 сантиметра. Женщины в основном занимаются сбором съедобных растений, а мужчины — охотой. Когда-то семанги пользовались луком с тетивой из лыка и отравленными стрелами, но позднее это оружие было вытеснено духовой трубкой. Они не имели постоянных жилищ, строили навесы там, где останавливались на несколько дней. Семанги распадаются на 6 различных племен, а племя в свою очередь делится на локальные группы, которые являются коренными и постоянными жителями одной какой-либо местности. Именно эта местность в определенных ее границах составляет собственность локальной группы и наследуется ею. По наблюдениям этнографов, все семанги верят в загробную жизнь. Царство мертвых, по их убеждению, находится на западе, на острове в море. Туда приходят все умершие, за исключением «халы» (знахарь, считающийся посредником между людьми и духами). Семанги считают, что в царстве мертвых они существуют как тени и живут подобно тому, как жили на земле. Идеи возмездия за земные прегрешения после смерти семанги не знают, все злое, по их верованиям, должно быть наказано здесь, на земле, о чем и заботятся духи.

В представлениях восточных семангов есть некоторые особенности. Они считали, что в царстве мертвых души едят только фрукты, а детские души способны передвигаться без посторонней помощи. Все души видимы друг для друга, но невидимы для глаз простых смертных. Души не изменяются, не женятся, навсегда остаются в царстве мертвых и никогда не возвращаются на землю, тела умерших не воскресают. Далее следует одна любопытная деталь: восточные семанги верили в нечто вроде ада и рая для зверей. Души безвредных зверей идут после смерти в место, находящееся близ царства мертвых, души тигров, змей, скорпионов и других вредных животных отправляются в чистилище (Белет), где они мучают и поедают души грешников. По другому преданию, души тигров идут после смерти в огромную пещеру, как и души всех животных. Здесь они уже не могут более питаться мясом, а едят плоды и зелень и не имеют сил вредить душам других животных, которые находятся вместе с ними.[6]

Во внутренних болотистых районах юго-восточной части острова Суматра живет малочисленная группа племен кубу. Этнографический материал, собранный об этих племенах, можно сгруппировать так, что получится своеобразная эволюционная лестница, позволяющая проследить постепенное развитие у них представлений о загробном мире. На нижней ступеньке этой лестницы находилось племя ридан-кубу, члены которого испытывали только неясный страх перед тайной смерти, отгоняющий их от трупа. Тело умершего не рассматривалось как место пребывания души, поэтому о нем не проявляли никакой заботы, его оставляли на съедение диким зверям.

На другой ступеньке стояли кубу, которые уже обнаруживали некоторую заботу о своих умерших соплеменниках. Они считали, что, когда кто-нибудь умирает, он «возвращается туда, откуда пришел». Однако сказать что-либо подробнее о том месте никто из этих кубу не мог. В духов они не верили.

И, наконец, наиболее сложной системой верований в загробную жизнь обладали члены племени лекох-кубу. Исследователи пишут, что их верования ограничиваются представлениями о множестве духов, особенно духов предков. Верят они также в духов, живущих в деревьях, в земле, в горах. Когда умирающий испускал свой последний вздох, лекох-кубу следили, не последует ли сразу за этим шорох, похожий на мягкое и тихое жужжание. Если им казалось, что такой шорох они слышали, то считали умершего счастливым, так как получили свидетельство, что он стал духом. Если никакого шороха не было, то они думали, что человек несчастлив и просто-напросто умер, возвратившись в «великое ничто». Место, где лекох-кубу хоронили своих покойников, считалось сборищем духов умерших членов племени, которых они называют «суку». Лекох-кубу были убеждены, что о присутствии духов можно узнать по особому шуму, который постоянно раздается оттуда.

Что происходит дальше с этими духами, лекох-кубу не знали. Исследователи считают, что никакого представления о небе или о каком-либо специальном месте для душ умерших у них не было, а сформировались только верования в постоянное их пребывание поблизости от останков умершего. Один из этнографов определяет эти взгляды как неопределенную веру в бессмертие души «без всяких нравственных соображений, так как переход в разряд духов рассматривается не как последствие греховного образа жизни, а только как чистая случайность».

Иногда этнографы встречают у народов, отставших в своем развитии, довольно сложные представления о загробном мире. Так, например, на острове Малакка, отделенном от Суматры Малаккским проливом, живет сходная с племенами кубу народность — джакуны. Между культурой кубу и джакунов, по мнению исследователей, существует органическая связь. Сохранились предания, что в прошлом джакуны пришли с Суматры. Формы хозяйствования у обоих народов одинаковы, они являются мотыжными земледельцами. И те, и другие в качестве домашних животных знали собак и кур, употребляли копья, но не пользовались луком и стрелами.

Однако у джакунов этнографы обнаружили более сложные представления о загробной жизни. Согласно их верованиям, душа после смерти человека выходит из головы и отправляется в сторону захода солнца. Здесь она должна перейти через узкий мост, под которым находится котел с кипящей водой. Грешная душа непременно падает туда и погибает, безгрешная душа беспрепятственно переходит через мост и достигает рая, напоминающего сад. Главными грехами джакуны считают прелюбодеяние, убийство и грабеж. Однако более внимательное изучение образа жизни джакунов, их культуры привело исследователей к выводу, что эти воззрения на загробный мир не являются первоначальными, оригинальными. Этнографы отмечают сильное влияние ислама на культуру джакунов, в особенности мусульманских представлений об аде и рае.[7]

В горах острова Шри-Ланка живет маленькое охотничье племя веддов. Его члены населяют всю природу сознательными существами, невидимыми, но постоянно проявляющими себя. Ведды употребляют один и тот же термин для обозначения души, духа и дьявола. К духам своих умерших ведды питают большое почтение, считая, что они в достаточной степени обладают человеческими свойствами для того, чтобы досаждать им или, наоборот, помогать. Духи, верили ведды, могут быть покровителями жилищ, если их умилостивить. Когда ведд умирает, считают члены этого племени, это означает, что «хета» (злой дух) убил его. Дух всякого умершего остается около трупа и годами живет близ этого места. Отсюда страх, который ведды питают к своим покойникам. Они покидают места, в которых кто-то умер, годами не живут в пещерах, где было оставлено тело покойного. Ведды считают, что с течением времени дух умершего теряет свою индивидуальность в общем мире духов, при этом духи недавно умерших вытесняют «хета» давно умерших.[8]

Сходные с разобранными верованиями представления о загробном мире мы встречаем и в других районах земного шара. Так, например, этнографы располагают большим материалом о культуре, образе жизни и воззрениях бушменов, живущих в пустыне Калахари и в северной части Юго-Западной Африки. К моменту прихода белых колонизаторов бушмены занимались собирательством и охотой. Их боевым и охотничьим оружием были дротики, луки со стрелами и палицы, или метательные палки. Жили бушмены, как правило, несколькими локальными группами. У каждой такой группы была своя территория — весьма обширный участок земли с несколькими скважинами, дающими воду. Границы этой территории, не особенно заметные для глаза белого человека, были хорошо известны туземцам. Съев все фрукты и коренья в одном месте, бушмены переходили на другое, но не нарушали границ со своими соседями. Это делалось только отдельными лицами для осуществления обменных операций.[9]

В верованиях бушменов также сохранились архаические черты. Многие бушмены верили в оборотничество, например в то, что человек способен стать леопардом. Поэтому они олицетворяли различных животных и смотрели на них как на людей в другом образе существования. Другие бушмены утверждали, что духи умерших остаются около тех мест, где было совершено погребение. Поэтому они избегали этих мест, а если вынуждены были к ним приближаться, то бросали камешек на могилу и обращались к духу с просьбой обеспечить им дальнейший счастливый путь.

Наряду с этими архаическими верованиями у некоторых бушменов этнографы зафиксировали смутные представления о загробной жизни. Так, некоторые бушмены Калахари говорили исследователям, что после смерти дух умершего отправляется в долгое странствие и в конце концов прибывает в определенное место, где соединяется со своими предками, ушедшими из жизни до него. Однако рассказывавшие эту историю бушмены не могли точно показать, где находится место покоя духов умерших: одни показывали на север, другие — на восток. Страну, куда отправляются духи умерших, бушмены представляли как теплую и полную дичи местность. Когда этнографы спрашивали у них, что будут делать женщины в этой стране, мужчины улыбались и отвечали: «То же, что и здесь»[10].

Этнографические данные, собранные о жизни народов, населявших Северную и Южную Америку, также говорят о том, что представления о загробном мире развивались постепенно и долгое время носили смутный, неопределенный характер. Так, архипелаг Огненной Земли населен тремя отдельными племенами: яганами на юге, алакалуфами на западе и óна на востоке. Первые два проводят бóльшую часть своей жизни на воде, поэтому их называют «индейцами, плавающими в каноэ». Óна не знали каноэ и были известны под именем «пеших индейцев». К моменту прихода белых у огнеземельцев не было даже зачатков земледелия, они не знали прирученных животных, кроме собаки, не делали сезонных запасов пищи, не употребляли соли. Наиболее распространенным охотничьим оружием у óна был лук со стрелами, алакалуфы и яганы употребляли дротики и гарпуны.

Представления различных племен Огненной Земли о загробной жизни, по данным этнографов, имели и общие черты, и свою специфику. Так, алакалуфы считали, что праведные после смерти идут в очень красивый лес, где едят до пресыщения то, что любили при жизни: рыбу, моллюсков, тюленей, птиц и т. д. Грешники же погружаются в водную пучину, из которой не могут выбраться.[11]

Данные о представлениях яганов о загробном мире очень противоречивы. Есть свидетельства о том, что у них отсутствовала какая-либо вера в загробную жизнь и не сформировалась еще идея посмертного воздаяния. Есть и прямо противоположные сведения, говорящие о том, что яганы верили в пребывание души близ могилы или в ее странствие по лесам и горам. Души умерших, согласно этим данным, счастливы или несчастливы в зависимости от поведения человека при жизни. Мертвые преступники, по верованиям яганов, преследуют живых людей.

Члены племени рассказывали исследователям о том, что, согласно их верованиям, тени умерших бродят по лесам. Покойники знают, что происходит на земле, но, за исключением душ умерших знахарей, не вмешиваются в земные дела. Под влиянием миссионеров, отмечают этнографы, у óна сложились представления о том, что будущая жизнь является счастливой или несчастной в зависимости от поведения на земле.[12]

Своеобразны были представления о загробной жизни и у других индейских племен Америки. Эти воззрения были достаточно разнообразными, но в целом они подтверждают высказанную нами точку зрения о том, что представления о загробной жизни в мифологических верованиях первобытного общества смутны, неопределенны, неодинаковы даже у членов одного и того же племени и в своем развитии проходили различные стадии.

Обширный этнографический материал убедительно свидетельствует о том, что представления о загробном мире не изначальны, как утверждают богословы, что они появляются на достаточно сложных стадиях развития общества и проходят с определенной закономерностью конкретные фазы своего развития. Мы видели, что на самых ранних ступенях первобытнообщинного строя в мифологии древних людей вообще отсутствовали какие-либо представления о загробном мире, не было даже верований в духов и душу. Затем, по мере усложнения общественных отношений, накопления социального опыта древних людей, появляются представления о душе — «двойнике» человека, обладающем способностью покидать тело во сне или после смерти. Однако посмертное существование души мыслится еще очень смутно и как кратковременное. Наконец, уже на сравнительно поздних стадиях развития первобытнообщинного строя складываются первые представления о загробном мире.

Однако эти представления очень сильно отличаются от учений буддийских, христианских, мусульманских богословов о рае и аде. Загробный мир первобытных людей мыслится по примеру земного. Различие только в том, что климат там мягче, охота богаче, растения приносят много плодов и съедобных кореньев. Души умерших ведут себя в этом загробном мире точно так же, как и в своей земной жизни, с той лишь разницей, что меньше трудятся.

Ф. Энгельс писал: «Уже с того весьма отдаленного времени, когда люди, еще не имея никакого понятия о строении своего тела и не умея объяснить сновидений, пришли к тому представлению, что их мышление и ощущения есть деятельность не их тела, а какой-то особой души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти, — уже с этого времени они должны были задумываться об отношении этой души к внешнему миру. Если она в момент смерти отделяется от тела и продолжает жить, то нет никакого повода придумывать для нее еще какую-то особую смерть. Так возникло представление о ее бессмертии, которое на той ступени развития казалось отнюдь не утешением, а неотвратимой судьбой и довольно часто, например у греков, считалось подлинным несчастьем»[13].

Этнографический материал, рассмотренный нами в этой главе, полностью подтверждает вывод Ф. Энгельса, важный для научного понимания развития представлений о загробном мире. Мы видели, что для выработки взглядов о бессмертии души понадобилось довольно значительное время. Мифология древнего общества прошла долгий путь от смутных представлений к развернутой картине загробного мира.

Этнографический материал подтверждает и другой важный вывод Ф. Энгельса о том, что «не религиозная потребность в утешении приводила всюду к скучному вымыслу о личном бессмертии, а то простое обстоятельство, что, раз признав существование души, люди в силу всеобщей ограниченности никак не могли объяснить себе, куда же девается она после смерти тела»[14].