В постели с наставником

Глава 6

Джейн разглядывала пожилого человека, сидевшего за одним столом с Дунканом. Вот уже несколько часов кряду они, не прерываясь, о чем-то беседовали. Он точно не из университета, решила она. Наверное, как-то связан с парламентом. Но кем бы ни был этот седовласый незнакомец, речь которого лилась мягко и в то же время властно, он занимал Дункана чересчур долго.

Парламент начал работу на следующий день после прибытия короля, и с тех пор Дункан совершенно перестал обращать на нее внимание — не говоря уже о том, чтобы учить ее.

Она подошла к столу и откашлялась.

— Когда мы начнем заниматься?

Дункан даже не взглянул на нее.

— Когда у меня появится время. Я, видишь ли, занят и не могу тратить на тебя весь день.

Ни улыбки, ни приветствия. Ладно. Она будет добиваться своего, как сделал бы на ее месте любой мужчина — решительно и уверенно.

— Я приехал сюда не батрачить на кухне, а получать знания. Ты обещал учить меня.

Она, наконец, завоевала его внимание, и он тут же заставил ее пожалеть об этом.

— Похоже, ты возомнил, что мир вращается не вокруг Земли, а вокруг тебя.

— Но король… — Время пролетит быстро. Когда парламентская сессия закончится, король уедет из Кембриджа. — Я должен доказать ему, что моя латынь стала лучше.

Пожилой человек тактично молчал, и Дункан вздохнул.

— Этот важный юнец — сирота по имени Маленький Джон. Его манеры, как и латынь, оставляют желать много лучшего.

У нее запылали уши. Она обещала, что он будет ею гордиться. Но до сих пор ничуть не продвинулась в этом направлении.

— Прошу прощения, наставник Дункан. И вы, сэр, тоже извините меня. — Она почтительно кивнула его собеседнику. — Я проявил излишнее нетерпение.

— Джон, ты имеешь честь обращаться к сэру Джеймсу Пикерингу, члену парламента.

Она собралась присесть в реверансе, но вовремя опомнилась и поклонилась.

— Который год ты заседаешь в парламенте? — спросил его Дункан. — Десятый?

— По меньшей мере.

— Дольше самого короля. А сколько лет ты его избранный спикер?

Пикеринг усмехнулся.

— Столько, что моя болтовня им порядком поднадоела. И вот поэтому мне нужен ты.

Десять лет в парламенте. А вдруг этот человек — один из тех, кто причастен к тому, что ее мать лишилась дома и всего своего имущества? Его внешняя доброта могла быть обманчива.

— Зачем он вам нужен? — спросила Джейн.

Пожилой человек мягко улыбнулся.

— Затем, дитя, чтобы убедить членов парламента проголосовать за новые налоги, необходимые для войны с шотландцами. — Он постучал ногтем по длинному списку имен, лежавшему перед ним на столе. — И выкупить из плена доблестных мужей, которые обороняют наши рубежи на севере.

— Твоего отца… — прошептала она, поворачиваясь к Дункану и заливаясь краской стыда от того, что позабыла об этом. У нее защемило сердце. За собственными переживаниями она не подумала о том, что он тоже непрестанно терзается вопросом, жив ли дорогой ему человек.

Потянувшись через стол, она погладила костяшки его пальцев.

Он отдернул руку. Вскинул на нее вопрошающий взгляд. И она, не найдя в себе сил отвернуться, утонула в его серых, как пасмурные небеса, глазах.

— Да. Моего отца, — сердито ответил он и отгородился от нее, скрестив на груди руки. — А теперь ступай в библиотеку, возьми с полки Катона и читай вслух, пока я не приду. Получать знания надобно самому, Маленький Джон. Никто другой за тебя это не сделает.

Перед уходом она, переминаясь с ноги на ногу, задержалась.

— Я могу тебе чем-то помочь? Только скажи, я все сделаю.

В его глазах вспыхнуло удивление — и через секунду сменилось отторжением. Он привык оказывать помощь, а не принимать ее. И Джейн, узрев эту внутреннюю борьбу, поняла, что его приступы гнева были не более чем защитной реакцией, своеобразной стеной, выстроенной, чтобы скрыть от посторонних тот факт, что помимо гнева никакой иной защиты у него не имеется.

— Спасибо за предложение, юный Джон, — ответил вместо него Пикеринг. — Мне нужна копия этого списка, и я уверен, что по окончании нашего разговора наставник Дункан непременно обратится к тебе за помощью.

Она кивнула и попятилась к лестнице, надеясь на прощание дождаться хоть слова от Дункана, но он обрел контроль над своим голосом и заговорил, только когда она поднялась наверх.

— Николас из Эссекса. Он поддерживает нас, или с ним нужно переговорить?

Джейн прилежно зубрила Катоновы наставления, которые учили смирению перед вышестоящими, и надеялась, что короля впечатлят эти исполненные благочестия строки.

Когда стемнело, пришлось зажечь свечу. В ее неясном, дрожащем свете слова поплыли у Джейн перед глазами, и она не заметила, как ее веки отяжелели и смежились.

— Кто разрешил тебе жечь свечи?

Заслышав резкий голос Дункана, она встрепенулась и поняла, что задремала на томе Катона.

— Я не знал, что нужно спрашивать разрешение.

— Свечи, дрова и продукты закупаются вскладчину на деньги, которые ты не платишь. Ты расходуешь то, что принадлежит всем, поэтому, зажигая свечу, будь добр, убедись, что свет нужен не тебе одному.

— Но здесь больше никого нет.

— Это еще не повод, наплевав на нужды других, бездумно палить свечи.

Гневная отповедь свидетельствовала о том, что его защитная броня вернулась на место.

— У кого мне спросить разрешение?

— У меня, — с нажимом ответил он, и она позавидовала силе, вложенной в два коротких слова.

— Можно мне зажечь свечу, наставник Дункан?

Он наклонился над столом и задул трепетный огонек.

— Нельзя.

Их окутал интимный, уютный сумрак, и Джейн расслабилась. В присутствии других она почти не опасалась разоблачения. Люди не обращали внимания на ее испачканное, как у всех мальчишек, лицо, и чтобы их одурачить, достаточно было сутулить плечи да говорить погрубее. Но Дункан всегда смотрел на нее очень внимательно. Кто знает, что он может увидеть?

— И как мне заниматься в темноте?

— На встрече с королем ты будешь держать речь, а не читать по книжке. Ты прочел наставления. Теперь отложи книгу и переводи. Учителя уважай.

— Magistrum metue.

— Книги читай.

— Littera disce.

— Litteras disce. Повтори.

Не давая ей спуску, Дункан до самой ночи и без перерыва на вечернюю трапезу заставлял ее зубрить латинские фразы. Ни единым словом он не вышел за рамки урока, но Джейн и не заметила, как пролетело время. Ей ужасно нравился тембр его голоса. Он будто бы озарял светом сгустившуюся темноту.

— С добрыми людьми водись.

— Cum bonis ambula, — отчеканила она. Дункан прогнал ее по Катоновым наставлениям десять раз кряду, а их было ни много, ни мало пятьдесят семь. Утомленная, она решила, что пора бы им поменяться ролями: — Не смейся ни над кем.

Он рассмеялся и одобрительно хлопнул ее по коленке.

— Neminem riseris.

Она тоже зашлась смехом, подалась вперед, и вдруг ее лицо, ее губы нечаянно оказались около его губ, да так близко, что уловили его дыхание, сбившееся, как и ее собственное. Она качнулась к нему. И мазнула губами по его колючей от вечерней щетины скуле.

Он отшатнулся.

Повисло неловкое молчание.

— На сегодня достаточно. — Он встал.

Отпечаток его ладони еще горел на ее колене. Кожа еще помнила тепло его дыхания, губы еще покалывало после прикосновения к его щеке. Она не хотела отпускать его. Не сейчас.

— Ты давно не играл на гиттерн, — торопливо произнесла она. — Мне бы очень хотелось послушать.

Он молчал, и Джейн мысленно отругала себя за умоляющие интонации в голосе. Вдруг он заметил, что она ведет себя как женщина, которой не хочется расставаться с мужчиной?

— Жди здесь. — Он оставил ее одну в темноте.

Вернувшись с инструментом в руках, он взял несколько небрежных аккордов, а потом запел веселую студенческую песенку, одну из тех, что исполнял в пивной.

— Чего молчишь? Запевай, — в перерыве между куплетами сказал он, не переставая в бешеном темпе перебирать струны.

Она покачала головой.

— Я не умею. Ты продолжай. Я буду подпевать. — И прикусила язык, чтобы не запеть ненароком.

— Стесняешься своего голоса?

Он заподозрил неладное, не иначе. Не мог он оставить без внимания то, как прерывисто она задышала, какими мягкими сделались ее губы, когда она, играя с огнем, мимолетно дотронулась до него.

— Немного. — Она не знала, в каком возрасте у юношей перестает ломаться голос, и прибавила с совершенно искренним отвращением: — До сих пор тонкий, как у девчонки.

— Что ж, ладно. — Потаенный вопрос без ответа повис в воздухе.

Он снова запел, и Джейн, не разжимая дрожащих губ, принялась вслед за ним выводить мелодию. Песня была длинная. В ней говорилось о шумных попойках, о похождениях бесшабашных студентов, о духе товарищества, и каждый ее куплет оканчивался веселым восклицанием tara tantara teino. Воодушевленно отбивая такт, она пребывала в озорном восторге от этой лихой, не предназначенной для женских ушей песенки, и в совершеннейшем упоении от звучания его чудесного голоса в темноте.

Наконец, после финального tara tantara teino, Дункан в последний раз ударил по струнам, и его руки в ликующем жесте взметнулись вверх.

— Здорово поешь, — выдохнула она. — Как заправский менестрель.

Он принялся лениво перебирать струны маленькой щепочкой, сделанной из гусиного пера.

— Музыканты редко забредают на север, а зимы там длинные. Приходится развлекать себя самим.

— В твоей семье, наверное, принято петь каждый вечер.

Мелодия, всхлипнув, оборвалась. Резким движением он отложил инструмент в сторону.

— Ты не должен был навязывать себя королю.

Джейн моргнула. Она всего-то и сделала, что упомянула его семью, а он немедля отдалился от нее и выбранил. Ее захлестнула обида. Если бы он знал, кто она на самом деле! Тогда бы он понял, у кого из них двоих больше прав беседовать с королем.

— Но ведь ничего плохого не случилось. — На мгновение она задалась вопросом, что разозлит его больше, узнай он правду — ее пол или ее происхождение.

— Да что ты. А если я не успею тебя подготовить? Какое, по-твоему, мнение сложится у короля обо мне?

Она забыла о его отце. Без помощи короля его не вызволить на свободу. Своим вмешательством она легко могла все испортить.

— Прости. Я поступил необдуманно, — пробормотала она. Как можно надеяться сойти за мужчину, если все ее поступки продиктованы женской импульсивностью?

— Ты привык думать только о себе, верно?

Краска стыда опалила ее лицо и спустилась ниже, заливая шею. Ее навязчивая тяга к независимости в устах Дункана прозвучала как эгоизм. И он был прав. Сам он вел себя как настоящий мужчина и, не увиливая, нес на своих плечах груз ответственности за общежитие, за своего отца, даже за оборону границ от вторжения. А какими благими поступками могла похвастаться она сама? Чего хорошего она сделала людям? Родной сестре и той отказала в помощи.

Джейн расправила плечи. В темноте было не рассмотреть выражения его глаз, и она нащупала его руку, твердую и разгоряченную после перебора струн.

— Я сказал, что ты будешь мною гордиться. Так оно и будет. Обещаю.

Он порывисто стиснул ее пальцы, и ее сердце заколотилось, толчками разгоняя волнение вверх по руке, к горлу и дальше по всему телу, дразня перевязанные груди и угрожая выпустить ее секрет наружу, как птичку из клетки, даже если ее рот останется на замке.

Она потянула пальцы на себя, но он не ослабил рукопожатия.

— Друзья навек? — разрезал темноту его голос.

— Клянусь, — вырвалось у нее. Это слово будто бы обладало властью соединить их на всю жизнь, породить между ними узы сильнее кровных.

— Не разбрасывайся обещаниями, дружок.

Она с трудом сглотнула. Ее пальцы подрагивали в его ладони.

— Клянусь Царствием небесным, и пусть Господь будет мне свидетелем, — заговорила она, еще не зная, в чем именно будет заключаться ее клятва, но уже чувствуя, что она обяжет ее к чему-то такому, о чем до сих пор она не смела даже помыслить, — клянусь, что буду предан тебе, как брат.

На последнем слове он вздрогнул.

— Кыш отсюда. — И выронил ее руку. — Иди спать.

Прошмыгнув в спальню, она долго не ложилась. Бродила среди спящих, возвращала в памяти клятву, которая невидимой пружиной натянулась меж ними. Стремясь быть с ним рядом, она впервые в жизни дала столь серьезное обещание, да еще призвала в свидетели небо, наподобие оруженосца, обязавшегося верно служить своему рыцарю.

Брат. Это слово отчего-то потрясло его. Настоящим братьям не нужен обет преданности, ибо он связывает их с рождения. Таким обетом она была связана со своею сестрой.

И подло нарушила его.

Как могла она быть уверена, что сдержит свое слово в отношении Дункана?

И только в момент, когда она, раскатав на полу матрас, легла, и слезы медленно покатились по ее щекам, только в этот момент она поняла, что он сам в ответ ничего ей не пообещал.