— Пойдемте во двор! — обратился он ко всем.
Алексей принес эфу.
— Пускай змею на землю, и не шумите. Иначе кошка испугается и убежит, — сказал Гульбай, лаская животное.
Выпущенная эфа вначале свернулась «тарелочкой», а потом стала боком-боком уползать в сторону.
Кошка увидела ползущую змею и рванулась из рук хозяина. Гульбай поставил ее на землю и разжал руки. Кошка тотчас прыгнула к змее и, высоко подпрыгнув на трех лапах, занесла четвертую над головой змеи. В ту же секунду змея бросила к лапе переднюю часть своего тела с широко раскрытой пастью. В пасти видны были два длинных острых зуба. Бросок змеи был молниеносен, человек не успел бы среагировать на это движение, но кошка успела. Оттолкнувшись от земли тремя лапами, она не отпрыгнула, а скорее взлетела вверх над змеей. Змея отпрянула назад и снова свернулась «тарелочкой», прижав голову к изгибу туловища. Кошка осторожно обошла ее сзади и лапой хлопнула по хвосту. Снова эфа кинулась на кошку, как развернувшаяся пружина, и снова промахнулась. Голова змеи скользнула мимо лапы кошки. Кошка отскочила в сторону и ударила змею лапой по голове. Голова змеи стукнулась о землю, эфа на мгновенье замерла, и в тот же миг кошка схватила ее голову зубами. Раздался хруст, и обмякшее тело змеи бессильно повисло в зубах кошки. Кошка хищно заурчала и, волоча за собой мертвую эфу, побежала прочь.
— Вот как! — торжествующе проговорил Гульбай. — Видел теперь?
Изумленные охотники молча переглянулись.
— Вот уж не ожидал от кошки такой прыти! — удивленно сказал Костя. — Спасибо, Гульбай, это было очень интересно видеть!
Остальные зрители тоже восхищались смелостью и ловкостью кошки.
— Съест она змею или бросит? — спросил Костя Гульбая.
— Нет, есть не будет, — ответил тот. — Принесет и положит возле порога.
— Хорошо иметь такую кошку: она ни мышь, ни змею в дом не пустит, — сказал Курбан-Нияз.
— Пошли, товарищи! — заторопился Костя. — Время не ждет. Нужно охотиться.
Через несколько минут охотники направлялись к берегу Сурхан-Дарьи.
Ловили эф на берегу реки четыре дня. После тяжелых походов в горах было бы совсем нетрудно прогуливаться по берегу, осматривая обрывчики и овражки, в которых водились эфы, если бы не наступившая жара. Солнце, несмотря на апрель, жарило по-летнему. Температура воздуха в тени достигала 22–23 градусов. Прямые солнечные лучи обжигали кожу так, что лица и шеи у охотников вначале стали вишневого цвета, а потом кожа вздулась волдырями и зашелушилась. Тело болело, и это мешало спать ночами. Мать Гульбая посоветовала охотникам на ночь смазывать обожженные солнцем места кислым молоком. Стало легче. Да и охотиться днем перестали, потому что эфы уходили от жары в норы. Их можно было встретить только рано утром до наступления жары и вечером после захода солнца. Охотники настойчиво продолжали поиски и отлов змей.
В один из дней на охоте едва не пострадал Костя. Вернее, он пострадал, но от палки Илларионыча… Дело было так. Костя шел по дну глубокого сухого арыка. На откосе он заметил сразу трех эф, но и змеи увидели Костю. Одна из них стала медленно пробираться к норке. Горячий и отчаянный Костя не мог допустить, чтобы у него па глазах змея ушла в норку, и он решил ее задержать. Для этого достаточно было крючком сбросить змею на дно арыка. Костя же сделал иначе. Он прыгнул и дернул змею за хвост. Это было очень рискованно, змея могла моментально изогнуться и схватить зубами его руку. На этот раз безрассудный поступок Кости прошел благополучно. Змея скатилась на полметра ниже. Костя подцепил ее крючком, сбросил на дно арыка и поймал. Следом за первой в мешок попали и обе другие. Костя повернулся, торжествующе посмотрел на стоящего рядом Илларионыча и… стремглав бросился бежать. Илларионыч гнался за ним, размахивая длинным прутом.
— Стой, идол! — кричал ему Илларионыч. — Стой, все равно не уйдешь!
— Илларионыч, прости! Ей-богу больше не буду! — взмолился Костя.
Илларионыч догнал его и, не внемля мольбе, ощутительно хлестнул прутом чуть пониже спины. Костя подпрыгнул и почесался.
— Спасибо, Илларионыч, за науку!
— На здоровье, Костя, — серьезно ответил Илларионыч.
Наблюдавший за этой сценой Курбан-Нияз тоже взял в руки прут.
— Курбан-Нияз, хоть ты пожалей! — жалобно завопил Костя. — Мне уже попало от Илларионыча!
— Сам просил стегать тебя прутом, когда будешь горячиться, — ответил Илларионыч. — Хлестни его, Курбан-Нияз, посильнее. Пусть в чувство придет. Герой нашелся, эфу голыми руками хватать! Укусит его, потом сворачивай экспедицию и спасай дурака! Не жалей, Курбан-Нияз!
— Ладно, — опуская прут, сказал Курбан-Нияз. — Ему уже попало от тебя. Обидно только то, что он от нас требует осторожности, а сам ее не соблюдает. Надо кончать отлов. Иначе Костя здесь сложит свою голову.
Возражать друзьям Костя не мог. Он покраснел и опустил глаза:
— Честное слово, друзья, больше не буду!
— Хорошо, — сказал Илларионыч. — Поверим до первого случая. Еще одна такая выходка — и я поеду домой. Если человек при отлове змей теряет осторожность, это значит, что жить ему осталось немного. Какая- то из следующих змей его обязательно укусит. Мне вовсе не хочется принимать участие в похоронной процессии. Главное, этот риск ничем не оправдан. Эфы есть. Уходит одна, ну и черт с ней. Поставь отметку на том месте, где она скрылась, и иди дальше. На обратном пути посмотри и, если вышла, лови без всякого риска. Запомни, Костя, — до первого случая!
— Хорошо. Илларионыч, я же честное слово дал!
Охотники пошли дальше, а Илларионыч долго еще ворчал по поводу горячих, безрассудных героев.
Через несколько минут произошел случай с Алексеем, который рассмешил всю экспедицию и разрядил обстановку.
Становилось жарко. Охота подходила к концу. Навалилась усталость, внимание притупилось. Охотники повернули к дому. Они пробирались по глубокому узкому оврагу. Алексей шел первым, осматривая южный склон. В овраге было душно. Ни малейшего дуновения ветерка не чувствовалось в горячем иссушающем воздухе. Липкая испарина покрывала тело, хотелось пить. Алексей отстегнул от пояса фляжку, откупорил ее и, закинув голову, выпил несколько глотков прохладной воды. В эту минуту у его ног послышалось громкое шипение. Помня случай с коброй и зная по рассказам Кости, что в этих местах можно встретить эту змею, Алексей моментально выпустил из рук флягу и нагнулся к тому месту, откуда послышалось шипение. Он ожидал увидеть там уже знакомую коричневую ленту тела кобры, но то, что он увидел, заставило его похолодеть.
В метре от его ног, приподнявшись над землей на высоких ногах, стояла огромная серо-желтая ящерица, очень похожая на крокодила. Ее туловище было раздуто, большая пасть раскрыта, в глубине пасти мелькал длинный раздвоенный язык. Она шипела, поднимая пыль, била хвостом по земле и, казалось, сию минуту прыгнет на Алексея. Он стремительно попятился от страшного зверя и у ближайшего изгиба оврага повернулся, чтобы броситься наутек. В этот момент на него налетел шедший сзади Илларионыч. Столкнувшись, охотники едва удержались на ногах. Потом Илларионыч оттолкнул Алексея в сторону и кинулся к страшной ящерице. Та прыгнула в сторону и попыталась убежать, но Илларионыч схватил ее за хвост и приподнял над землей. Ящерица шипела, извивалась и, разинув пасть, пыталась схватить Илларионыча. Не обращая на ее угрозы ни малейшего внимания, Илларионыч опустил ее на землю, прижал голову сапогом и взял рукой за шею. После этого он повернулся к Алексею с желанием отчитать, но, увидев его испуганный вид, флягу, лежавшую на земле в луже вытекшей из нее воды, и дрожащие руки Алексея, захохотал:
— Ай да Алеша! Ай да охотничек! Даже флягу бросил от страха! Кобры не испугался, а от безобидного варана пустился удирать. Ведь он, кроме того, что шипит и топорщится, ничего сделать не может!
Подошли Курбан-Нияз и Костя, они тоже расхохотались над обескураженным видом Алексея. Смеялись долго, до слез. Давясь от смеха и утирая слезы, Костя похлопал Алексея по плечу:
— Ничего, Алеша, бывает. Я тоже в первый раз варана испугался. Да к тому же он не такой безобидный, как говорит Илларионыч. Если он сумеет достать тебя пастью и схватить, то это будет похуже собачьего укуса. Зубов в пасти у варана много, и они чертовски острые. Варана нужно брать с той же осторожностью, что и змею. Ничего, дружище, привыкнешь и не будешь бояться!
В этот день Алексей встретил еще одного варана. Этот вел себя совсем иначе, чем первый. Он сразу бросился бежать. Алексей погнался за ним, варан скрылся в нору. Алексей раскопал ее и, соблюдая предосторожности, поймал его и посадил в мешок. После этого он уже не боялся варанов.
Вернувшись к дому Гульбая, охотники, утомленные жарой и ходьбой, искупались в канале и уснули. Проснувшись, Костя попросил:
— Алеша, свяжись со Стерегущим. Узнай, когда можно поехать ловить змей к пограничникам.
Алексей быстро развернул рацию и взял в руки микрофон.
Стерегущий сразу отозвался на позывные Охотника и после непродолжительного разговора змееловы получили приглашение на завтрашнее утро.
Выключив рацию и складывая ее, Алексей не удержался и съязвил:
— Вот и еще раз пригодилась «глупая игрушка».
— Конечно, радио — хорошая вещь, только к радиостанции нужен хороший радист, — отпарировал Костя.
— Ладно, — не остался в долгу тот, — хороших радистов посылают в хорошие экспедиции. На Северный полюс или еще куда-нибудь, а в твоей — и такой, как я, тоже роскошь!
Сердечно поблагодарив Гульбая и щедро наделив ребятишек конфетами, экспедиция вечером отправилась к пограничникам.
Две небольшие посылки с надписями: «Осторожно! Ядовитые змеи!» были переправлены в Ташкент.
Кобра, эфы и другие обитатели юга УзССР, пойманные охотниками, отправились на новое местожительство.
Курбан-Нияз не захотел ехать со всеми.
— Пограничники лучше меня знают местность на своем участке. Я там пользы мало принесу. Поеду домой. Жена без меня, наверное, соскучилась. Будете ехать в Захчагар и по пути заберете меня, — сказал он, сел в автобус и уехал в Шинг.
Пограничники встретили маленькую экспедицию очень приветливо. Когда Костя представил друзей коменданту участка, седому майору, тот дружески пожал всем руки, а когда очередь дошла до Алексея, улыбнулся и сказал:
— Так вот вы какой, «Охотник»! Я почему-то думал, что вы старше, голос у вас представительный!
Он пригласил всех присесть и немного подождать, а сам тут же связался с заставой и отдал необходимые распоряжения. Затем извинился за короткий прием и пожелал экспедиции успеха.
В машину к Косте сел прикомандированный к ним офицер-пограничник. Все направились к дальней заставе, откуда должны были верхом отправиться в горные ущелья. Путь был длинным. Застава стояла в глубоком ущелье и казалась зеленым островком, среди каменных россыпей. Белые домики заставы прятались от жарких лучей солнца в густой листве деревьев. Над деревьями возвышалась высокая наблюдательная вышка. Возле нее, прямо во дворе заставы, стояли вертолеты.
Офицер, назвавший себя Виктором Степановым, рекомендовал охотникам взять с собой во вьюки все необходимое.
— От заставы мы будем далеко, — сказал он, — возвращаться каждый раз сюда — значит терять время. Лучше взять с собой все, чтобы несколько дней жить на одном месте.
Охотники последовали его совету. Перспектива ездить в жару ежедневно по несколько часов никого не прельщала.
В ожидании начальника заставы охотники сидели в красном уголке. Туда же собрались свободные от службы солдаты погранзаставы. Завязалась беседа. Пограничники охотно рассказали ученым о местах, где они наиболее часто встречают змей. Сразу чувствовалось, что они отлично знают местность, и все их советы Костя брал на заметку. Подошли офицеры. Среди них Алексей узнал того, кто прилетал на вертолете. Офицер тоже узнал Алексея и, улыбаясь, поздоровался с ним.
— Ну что, нашли гюрз? — спросил он.
— Пока нет. Поймали кобру и сотню эф, а гюрз еще не встречали.
— Не горюйте. В ущельях много найдете. Солдаты уже не раз встречали гюрз.
Вскоре пришел и начальник заставы.
— Очень рад видеть вас в гостях! — приветствовал он охотников, — Ученым мы всегда охотно помогаем. Выбирайте сами, на чем вас доставить. Можем — на вертолете, можем — верхом. Но учтите, верхом придется ехать несколько часов. Дорога пыльная, жарко будет.
Алексей думал, что Костя выберет вертолет, но вышло иначе.
— Пыльная дорога, говорите? — быстро отозвался Костя. — А часто по ней ездят?
— Не особенно. Кроме пограничников, здесь бывают колхозные пастухи, которые пасут на горных пастбищах скот. У них есть трактор с тележкой. Но ездят они раз в двое или трое суток.
— Тогда мы лучше поедем на лошадях, если не возражаете. По дороге увидим, где больше змей.
— Как же вы увидите?
— Переползая пыльную дорогу, змеи оставляют на ней четкие следы. По этим следам мы и определим, куда ползли змеи. Можно даже узнать, сколько их, — ответил Костя.
— Значит, как на контрольно-сторожевой полосе? — улыбнулся начальник заставы.
— Совершенно верно. Пыльная дорога — это контрольно-сторожевая полоса для змееловов.
— Ну что ж, поезжайте на лошадях. Но у нас к вам одна просьба. После того, как ознакомитесь с участком и змеями, обитающими здесь, расскажите нам подробнее об их повадках, образе жизни, мерах борьбы с ними и вообще обо всем, что связано с вашей работой.
— С удовольствием, — кивнул головой Костя.
Быстро оформили все неизбежные формальности, сдали автомобили на хранение дежурному по заставе, взяли все необходимое для охоты на гюрз, увязали вьюки и пошли получать лошадей. В помощь охотникам начальник заставы выделил двух пограничников. Сопровождал их и лейтенант Степанов.
Небольшая группа верховых двигалась неторопливо, лейтенант Степанов, сам заядлый охотник, показывал местность.
Дорога проходила между двумя высокими желто-зелеными стенами. Какая-то вьющаяся трава опутывала тростник, кусты и деревья, создавая сплошные заросли. Местами в стенах были пробиты выходы. Костя сказал, что это выходы кабаньих троп.
— Диких свиней здесь много, — подтвердил Степанов. — Ходят они стадами, иногда в стаде до десятка голове. Но чаще встречаются группки в пять-шесть голов. Есть тут и бухарский олень. Одна группа оленей живет недалеко от заставы. Их никто не обижает, кроме волков, которые иногда забредают к нам из соседних ущелий. С этими разбойниками мы ведем настоящую войну. Обычно волки живут у нас один или два дня. Потом они поспешно удирают. В свободное от службы время солдаты и офицеры заставы очень любят охотиться.
Много у нас зайцев и фазанов, их тоже охраняют. Есть лисы, встречаются шакалы. С шакалами тоже ведем борьбу, но этих гадов много, к тому же они хитрые, справиться с ними труднее.
— Вы неплохо знаете фауну участка, — одобрительно заметил Костя.
— Это наша обязанность. Мы должны знать следы всех животных, населяющих участок. По следам мы определяем, где примерно они живут, — просто ответил Степанов.
Дорога проходила по лессовой почве. Пыль, покрывавшая ее, была тонкой и мягкой. На ней четко отпечатывался самый легкий след.
Вот след трактора. Он прошел, очевидно, утром. Края колеи уже немного осыпались. Вот у входа на кабанью тропу отпечатались четкие оттиски их парных маленьких копыт. Много мелких и крупных крестиков. Это птичьи следы. Следы змей пока еще не встречались.
Внимательно осматривая пыльную обочину, охотники заметили следы ящерицы. Это были непрерывные узкие полоски с точками от лапок по обеим сторонам.
Костя первый увидел след змеи. Гладкая широкая сильно извилистая полоса пересекала дорогу.
— Ушла на правую сторону, — спешившись и внимательно вглядевшись, сказал Костя. — Смотри, Алеша, как определить, куда уползла змея. Кажется, этого сделать нельзя, а между тем не так уж трудно. Вот смотри — змея, изгибаясь, опирается о землю той стороной тела, которая противоположна направлению ее движения. На этом месте пыль будет примята сильнее. Видишь?
— Вижу.
— Запоминай, пригодится. Здесь проползла крупная змея, может быть, гюрза. Смотри, какой широкий и глубоко вдавленный след. Она проползла уже после того, как прошел трактор. Ее след перекрывает колею от тракторных колес.
Следы змей стали попадаться чаще. На одном коротком отрезке дороги Костя насчитал двенадцать таких следов. Заросли, обрамлявшие дорогу, стали реже, лессовую почву сменил тонкий песок. Через несколько сот метров дорога вышла из сплошных зарослей на пустынный участок. Следы змей исчезли. Их сменили многочисленные следы мелких и крупных ящериц.
— Смотрите, Илларионыч, — сказал Костя, — все змеи ползли в одну сторону…
— Я тоже сейчас думал об этом. Почему?
— По-моему, там есть вода. Товарищ лейтенант, есть ли тут поблизости какой-нибудь родник или арычек?
— Примерно в полкилометре отсюда небольшое болотце, — ответил офицер. — Но только подходить к нему нужно с другой стороны. Здесь по этим тугаям не проберешься.
— Змеи, наверное, отправились пить, — глубокомысленно заметил Алексей. — Подождем на дороге. Они будут возвращаться, и мы их отловим.
— Долго же нам придется ждать, Алеша, — засмеялся Костя. — По крайней мере до глубокой осени, когда змеи поползут назад на место зимовки. Собираются змеи не для того, чтобы попить воды, — они вышли на охоту. К воде прилетают птички напиться, на них и охотятся гюрзы.
— А разве змеи не пьют? — растерянно спросил Алексей, сбитый с толку объяснениями Кости.
— Когда есть вода, гюрзы пьют. Но если ее нет, они отлично обходятся без воды. Им достаточно влаги, которая содержится в теле их жертв, но охотиться они обычно приползают к воде. Мы обязательно навестим это болотце.
Дорога подошла к двум маленьким домикам. Они остановились в нерешительности, привлеченные гостеприимным видом айвана в тени раскидистого тала. И тут же к ним вышел пожилой колхозник. Он поздоровался и радушно предложил выпить чаю. Предложение было охотно принято — ничто так хорошо не утоляет жажду, как горячий кокчай.
— Вам нужны змеи? — спросил Костю колхозник, когда все напились ароматного чая и отведали свежих лепешек.
— Да.
— Живые или мертвые?
— Живые.
— Жаль, а то я только вчера кетменем убил на этой дороге большую змею. Вот тут, прямо возле дома.
— А где она сейчас?
— Валяется вон в той яме. Я ее туда бросил.
Костя встал и направился к яме. Все пошли за ним.
На дне ямы валялась обезглавленная змея. Ее тело достигало толщины запястья мужчины. Костя измерил длину;
— Сто тридцать сантиметров! А живая она была почти полтора метра. Жаль зверюгу! Был бы замечательный экземпляр.
— Змею не нужно жалеть, — убежденно сказал колхозник. — Наша мудрость говорит: кто посадил дерево, вырастил сына и убил змею — не напрасно прожил свою жизнь.
— Такие змеи нам очень нужны, но только живые, — пояснил Костя. — Из их яда делают лекарства. Не можете ли вы рассказать нам, где они встречаются чаще всего?
— Змей таких здесь много. Они обычно встречаются возле воды и на деревьях.
— Советую вам, товарищи, сделать основную стоянку здесь, — сказал лейтенант. — Этот хутор расположен почти в центре интересующего вас урочища. Рядом с хутором горный ручей с хорошей водой, а это в наших условиях немаловажное удобство.
Охотники последовали доброму совету и расположились на айване возле домиков.
Развьючив лошадей, решили искупаться в ручье и отдохнуть перед вечерней охотой. Но купание не удалось. Вода в ручье была такой холодной, что обжигала кожу, как ветер на морозе. Слегка поплескались и вернулись на айван.
— Чем же вы будете ловить змей? — спросил один из пограничников. — Какими-нибудь щипцами?
— Вот, — ответил Костя, показывая крючок. — Вот этим и руками.
— И змеи не могут вас укусить?
— Могут, если сумеют вывернуться или вырваться из руки.
— Ну а если укусит?
— У нас есть противозмеиная сыворотка. Сделаем пострадавшему укол. Он не умрет, но болеть будет тяжело.
— Опасная у вас работа, — сказал пограничник.
— Не опаснее вашей, — отшутился Костя. — Где сегодня будем искать?
— У болотца, там мы встречаем их чаще всего.
— У болотца, так у болотца.
Как только жара начала спадать, охотники направились к болоту. Солдаты вывели их туда кратчайшим путем.
Перед выходом Костя обратился к товарищам:
— Сегодня мы начинаем отлов гюрз. Прошу всех внимательно выслушать меня и выполнять все меры предосторожности. Гюрза — самая коварная и, пожалуй, самая опасная из змей, встречающихся в Узбекистане. Тебе, Алеша, нужно помнить об этом больше всех. Ты встречал кобру, ловил эф, но с гюрзой тебе сталкиваться еще не приходилось. Знай, что гюрза так же хорошо прячется, как эфа. Защитная окраска у нее превосходная. Но эфы— мелкие змеи, длина самой крупной из них не превышает 70–80 сантиметров, а гюрзы бывают длиной до двух метров. Здесь встречаются очень крупные экземпляры. Сегодня мы видели такую гюрзу. Знайте, что гюрза может сделать молниеносный рывок почти на половину длины своего тела, поэтому еще раз прошу всех — будьте осторожны. Я сам однажды забыл об осторожности и жестоко поплатился за это. Кто заметит гюрзу, быстро зовите меня или Илларионыча. Мы уже имеем достаточный опыт отлова этих змей. Если змея удирает в заросли и задержать ее на открытом месте не представляется возможным, не преследуйте. Это и бесполезно и очень опасно. В зарослях и высокой траве брать змею нельзя. Ее нужно выбрасывать на открытое место и прижимать крючком как можно ближе к голове. Вас, товарищи, — обратился он к пограничникам, — прошу в схватку со змеями не вступать. Увидите змею, зовите нас. Все понятно или есть вопросы?
— Вопросов нет.
— Тогда вперед! — скомандовал Костя.
Почти сразу же после выхода на край болота Костя заметил крупную гюрзу. Он подозвал к себе всех и показал, как искусно пряталась эта змея. Она лежала в тени маленького кустика в ямке возле самой воды.
Для опытного охотника, каким был Костя, справиться с нею не представляло особого труда, но и он провозился минут пять, пока посадил ее в мешок. После этого еще одну гюрзу, почти такую же по длине, показал пограничник. Ею овладел Илларионыч. Поймали еще несколько неядовитых змей — разноцветных полозов. Устали, присели отдохнуть. Потом снова пошли цепью вдоль берега болота.
Костя поймал еще одну гюрзу, помельче. Солнце село, нужно было возвращаться. Первый день охоты на гюрз закончился благополучно.
После ужина, когда отправлялись спать, Костя попросил колхозника разбудить их на рассвете.
— Зачем это? — недовольно спросил любивший поспать Алексей.
— Днем уже жарко. Змеи в основном перешли к ночному образу жизни. Температура сегодня днем была уже тридцать четыре градуса. Поэтому они больше ползают ночью. Ты знаешь, когда сегодня утром по дороге проходил колхозный трактор?
— Нет.
— А я узнавал у пограничников. Трактор прошел в семь утра. Солнце всходит в половине седьмого. На дороге только один след змеи пересекал тракторный след. Остальные следы были пересечены колесами трактора. Значит, основное количество змей проползло ночью или рано утром, до того, как наступила жара, и искать их нужно в это же время. Как только наступает жара, гюрзы уходят в места, где прохладнее. Те змеи, что мы поймали сегодня, случайные, особенно изголодавшиеся. Они задержались на берегу болотца в надежде поживиться чем-нибудь днем. Больше всего змей должно охотиться возле болотца рано утром, поздно вечером и ночью. В темноте гюрз ловить не будешь, их очень трудно заметить и днем, а отсвета фонаря они уползают. Значит, выход один — ловить змей утром на рассвете.
— Утром так утром, — согласился Алексей. — Пошли, братцы, спать!
Едва посветлел восток, как охотники в сопровождении пограничников были возле болотца. Гюрзы встречались чаще, но они были очень осторожны и при малейшем шорохе быстро скользили в густые заросли, где отыскать их было невозможно. С большим трудом охотники поймали двух небольших змей.
Костя был расстроен.
— Опоздали, — сказал он. — Жарко, и змеи очень активны. Мы почти без пользы потеряли все утро. Нужно ехать в горы — там прохладнее и змеи выходят с зимовок позднее. Проверим еще завтра утром и тогда решим, что делать. Пошли на стоянку.
— Хотите посмотреть оленей? — спросил на обратном пути сержант.
— Это далеко?
— Не очень, с километр отсюда, но половину этого расстояния нужно будет ползти. Шуметь нельзя, иначе спугнем зверей и ничего не увидим.
— Ну как, идем? — спросил друзей Костя.
— Что за вопрос, конечно! — ответил за всех Илларионыч.
Сержант свернул в гущу зарослей, все шли за ним. Подойдя к лазу, уходившему в глубь непроходимого тугая, лейтенант шепотом сказал:
— Сейчас поползем по кабаньей тропе. Метров пятьсот. Выдержите?
— Выдержим, — ответил за всех Алексей.
— Ну тогда не шумите и держитесь за мной. — Сержант лег на землю и юркнул в узкий лаз.
Один за другим охотники ныряли в узкий коридор между зарослями. Ползли долго. Временами можно было ползти на четвереньках. Это давало облегчение, но скоро кусты, переплетенные вьющимися растениями, снова почти полностью преградили путь, оставляя только низкий пролаз над самой землей. Снова нужно было ложиться на живот.
На сырых участках земля была истоптана множеством острых свиных копыт. Пот заливал охотникам глаза, в ушах звенело от напряжения, но они продолжали бесшумно ползти за пограничником. Лаз расширился и вышел на большую поляну. Сержант повернулся к охотникам и приложил палец к губам, требуя абсолютной тишины. Потом знаком он показал охотникам, чтобы они оставались на месте, выполз на поляну, приблизился к большому кусту и, раздвинув высокую траву, выглянул из-за него. Несколько минут он внимательно осматривал поляну, потом бесшумно повернулся к охотникам и поманил их рукой к себе. Они подползли, и пограничник укачал рукой влево.
Не далее чем в ста метрах от них, в тени деревьев, стоял большой олень с короной ветвистых рогов над головой. Он то щипал нежную зеленую травку, то поднимал голову и прислушивался. Чуть поодаль паслись две безрогие самки — лани, а возле куста лежала третья. Грациозные, стройные животные не замечали охотников и вели себя очень непринужденно. Олень, пощипав травку, прислушался, но не обнаружив ничего опасного, запрокинул голову и рогами почесал себе спину. Одна из самок, вдруг оттолкнувшись всеми четырьмя ногами, взвилась в воздух и, игриво подскочив к подруге, боднула ее в бок безрогим лбом. Та, вступив в игру, отпрыгнула в сторону и подставила нападавшей вместо бока крепкий лоб. Через минуту обе опять спокойно паслись.
Было странно видеть этих осторожных редких животных, так спокойно пасшихся и игравших на глазах у людей. Забыв обо всем на свете, охотники любовались оленями. Так прошло несколько минут. Внезапно сзади кто-то ухнул, да так, что все вздрогнули. В тугае раздался громкий топот и треск. Олени мгновенно исчезли, будто их и не было на поляне.
— Вот окаянные, — сказал пограничник. — Какую красоту спугнули.
Тревогу подняли дикие свиньи. Они шли по тропинке, возле которой лежали охотники. Наткнувшись на людей, вожак свиного стада громким уханьем предупредил своих соплеменников об опасности. Испуганные свиньи бросились бежать по тугаю. Долго еще слышали охотники треск ломаемых веток и разрываемых кустов.
Уханье кабана-вожака и шум, поднятый его стадом, встревожили оленей, и они унеслись в глубину зарослей.
— Пошли, — поднялся пограничник. — Теперь олени нескоро сюда вернутся.
— Лейтенант говорил нам, что здесь есть и маленькие оленята, — обратился к пограничнику Алексей. — А мы почему-то их не видали.
— Малыши обычно лежат где-нибудь в стороне. Матери приходят к ним только затем, чтобы покормить их молоком, и снова уходят пастись, — пояснил Костя.
— Если хотите, могу показать вам и олененка, — сказал сержант. — Это здесь недалеко.
— Пойдем, посмотрим, — согласился Костя.
Прошли поляну и углубились в тугай. Пересекли узкую полосу сплошных зарослей и снова вышли на большую поляну, поросшую редкими кустами.
Пограничник подошел к одному из кустов, оглянулся вокруг и поманил к себе остальных. Шагая на цыпочках след в след, охотники приблизились к нему.
— Вот он, — прошептал сержант, показывая рукой на соседний куст.
Совсем близко, шагах в десяти от людей, подогнув под себя ноги, лежал маленький пятнистый олененок, то и дело поводя ушами. Он к чему-то пугливо прислушивался, потом опустил голову на землю, прижался к ней и замер. Желто-серая шкурка олененка сливалась с сухой травой, а светлые пятнышки на ней очень походили на солнечные зайчики, которые пробивались через листву куста.
— Услыхал нас и затаился. Думает, что мы его не заметили, — шепотом сказал Костя.
Несколько минут все молча разглядывали олененка. Тот лежал словно неживой.
— Пошли, товарищи, — прошептал пограничник.
Осторожно, стараясь не шуметь, чтобы не напугать малыша, охотники повернулись и пошли назад. Прошли поляну, снова пересекли полосу сплошных зарослей и только тогда решились громко заговорить.
— Вы отлично знаете природу, — сказал пограничнику Костя. — Наверное, родом из Сибири, охотник?
— Ну что вы! — улыбнулся тот. — До службы всю жизнь провел в Ташкенте. Охотник из меня плохой. Мне жалко зверей обижать. Природу люблю очень. И за животными люблю наблюдать. Вот волков и шакалов стреляю без жалости. Это разбойники.
— Давно здесь служите? — спросил Илларионыч.
— Осталось полгода.
— А потом?
— Потом домой, в Ташкент. Хочу в университет поступить.
— На физико-математический, наверное? — сказал Костя. — Теперь все хотят быть физиками.
— Нет. На биологический.
— Молодец, — поддержал его Алексей. — Биология очень интересное дело! А при вашей любви к природе будете превосходным специалистом.
— Не знаю… — смутился пограничник. — Но если примут, постараюсь.
— Примут! Кого же еще принимать, как не вас.
Помолчали. Потом сержант сказал:
— Вечером я поведу вас в старый заброшенный кишлак. Несколько дней тому назад я встретил там очень крупную гюрзу. Хотел убить, да она успела удрать в нору. Я думаю, что она живет там постоянно. В прошлом году я встречал в тех местах эту гюрзу довольно часто. Но она очень осторожная. Малейший шорох — и моментально скрывается в нору или щель. Я ни разу не встречал ее далеко от норы. Обычно она лежит возле самого убежища.
— Есть среди гюрз такие, — подтвердил Костя. — В Иолотани я точно знал, где живут несколько крупных гюрз. Подкарауливал их, но поймать не мог. Наверное, и сейчас они живут там же…
— А сколько лет живут змеи? — спросил Алексей.
— Точно неизвестно, потому что таких наблюдений почти никто не проводил. Думаю, что не особенно долго — лет пятнадцать-двадцать, но это лишь предположения. Нужно поставить специальные опыты.
— Держать змей в неволе и смотреть, как долго они живут?
— К сожалению, змеи очень мало живут в неволе. Редкая змея проживет больше трех, максимум пяти лет. Опыты нужно проводить на воле. В тех условиях, где они живут обычно.
— Как же вы сможете наблюдать за какой-нибудь отдельной змеей, они ведь все одинаковые?
— Это довольно несложно, — ответил Костя. — Для того, чтобы змею можно было отличить от других, нужно отметить ее. Например, поставить на ней номер.
— Как же это?
— Очень просто. Все тело змеи покрыто чешуйчатыми щитками. На брюхе эти щитки располагаются параллельно. На одном из этих щитков выщипами ставят единицы, на втором — десятки и выпускают змею на волю. Ежегодно проверяют район, где выпущены пронумерованные змеи и смотрят, есть ли среди выловленных с номерами. Я начал такие опыты, но прошло еще очень мало времени, чтобы можно было сделать определенные выводы.
Занятые разговором, охотники незаметно пришли к лагерю. На айване их ожидал начальник заставы.
— Как успехи? — поинтересовался он.
— Если вы о змеях, то не блестящие. Мы опоздали. Днем жарко — змеи переходят к ночному образу жизни. За две охоты поймали всего около десятка гюрз. Нам нужно было приехать сюда дней на десять раньше.
— Очень жаль, — сказал начальник заставы. — Значит, и солдаты вам не помогли?
— Что вы! Ваши люди нам очень помогли. Особенно сержант Васильев. Он прекрасно знает животный мир участка.
— Васильев — один из лучших пограничников и знаток нашей природы, — с теплотой в голосе отозвался начальник заставы. — Что думаете делать дальше?
— Сегодня просмотрим развалины кишлака. Васильев говорит, что встречал там крупных гюрз. Завтра еще раз навестим змеиное болотце, а затем направимся в горы. Там прохладнее, думаю, захватим массовый выход гюрз с зимовки.
— Я бы вам посоветовал осмотреть ущелья, прилегающие к урочищу. В них змей не очень много, но есть такие, каких вы, быть может, и не встречали. Я видел там змей длиною больше двух метров. Одной рукой не обхватишь.
Костя недоверчиво улыбнулся. Офицер заметил это и потемнел:
— В это трудно поверить, понимаю. Но в прошлом году в одном из ущелий я встретил двух змей. Они лежали возле большой скалы. Одной из них я клинком отрубил голову, а вторая ушла в щель под скалу. Когда я взял зарубленную змею за хвост и поднял руку, вытянув ее над головой, то даже обрубок тела доставал до земли, а туловище было таким толстым, что напоминало пожарный рукав. Та, что удрала в щель, была еще больше.
— Когда это было, в каком месяце?
— В прошлом году в конце октября.
— Где?
— В ущелье Калдыргач-Джар возле третьего камнепада.
— Это далеко?
— Часа три езды верхом. В этом ущелье я встречал еще несколько змей, все они были крупными и держались возле больших скал. Вам есть смысл осмотреть это ущелье.
— Вы, пожалуй, правы, — сказал Костя. — Я завтра схожу туда на весь день.
— Сходите. Дорогу вам покажет сержант Васильев.
— Спасибо.
— Ну, а нам пора. Ждем вас всех на заставу.
— Приедем через день-два.
— Желаю удачи!
— Счастливого!
Начальник заставы и сопровождающие его пограничники зарысили по пыльной дороге и исчезли за поворотом ущелья.
После обеда в сопровождении Васильева охотники отправились к развалинам кишлака.
Очень давно, много лет тому назад, через урочище Ой-Бадам проходил главный торговый путь из Индии в Бухару. В ущелье был расположен крупный населенный пункт с базарами, богатыми домами, мечетями и садами. Прошли годы, изменились пути, и кишлак сначала обезлюдел, а потом и совсем прекратил свое существование. На его месте остались лишь развалины домов и кибиток, среди которых группами стояли одичавшие фруктовые деревья. Глинобитные стены разрушились. Их основания были изрыты множеством нор и норок.
— Очень удобные места для змей, — сказал Костя. — Нужно быть внимательными при осмотре.
— Может, прежде пройдем туда, где я часто видел большую змею? — спросил пограничник.
— Хорошо, — согласился Костя. — Ведите.
Васильев повел охотников к северной части развалин. Там вокруг старого хауза, превратившегося в заболоченную лужу, раскинулся урюковый сад. Деревья в саду были старые, толстые и развесистые. Посредине сада серыми грудами возвышались остатки стен большого и, видимо, когда-то богатого дома.
— Здесь, — шепотом сказал Васильев, указывая на развалины.
— Можно говорить громко, — сказал Костя. — Змеи голоса не боятся. Но двигаться нужно осторожно. Старайтесь не топать и не делать резких движений.
Охотники медленно двинулись вперед, осматривая развалины. Несколько минут прошло в напряженном молчании. Все старательно осматривали подножие стен. Слышался лишь тихий шорох осторожных шагов, как вдруг…
— Костя! — крикнул из-за угла полуразвалившейся стенки комнаты Илларионыч. — Вижу очень крупную гюрзу! Давай ко мне!
Осторожно, но быстро все собрались возле Илларионыча, и он показал, где в тени, отбрасываемой уцелевшей частью стены возле самого выхода из норы, возвышался серый холмик. С первого взгляда казалось, что это лежит куча старого высохшего коровьего навоза, но, вглядевшись, глаз различал змею, свернувшуюся клубком.
Гюрза была очень крупной. Безобразная тупая чешуйчатая голова ее заняла бы, пожалуй, половину ладони.
— Хороша, чертяка! — посмотрев на змею, восхищенно сказал Костя. — С такой змейкой придется побороться всерьез. Илларионыч, брать ее будем мы с вами. Васильев и Алексей, не лезьте, отойдите в сторонку. Алеша, приготовь большой мешок. Понятно?
— Понятно, — ответил Алексей, отходя в сторону.
— Илларионыч, — продолжал Костя, — я отброшу змею в сторону от норы, вы задерживаете ее. Брать буду я. Готовы?
— Готов! — коротко ответил Илларионыч.
Вытянув перед собой руку с крючком, мягкими, кошачьими шагами Костя быстро двинулся к змее. Она подняла голову и угрожающе зашипела. Не обращая внимания на угрозу, Костя зацепил ее крючком и отшвырнул от норы. Гюрза, не разворачиваясь, тугим клубком шлепнулась о землю. Илларионыч тут же подскочил к ней и, не давая опомниться, прижал ее тело к земле. Почти одновременно рассчитанным движением Костя придавил ногой туловище змеи сантиметрах в двадцати от головы и тут же прижал ее голову крючком.
— Беру!
Через секунду змея уже извивалась в руках у охотника.
— Алеша, мешок!
Алексей подставил широко раскрытый глубокий брезентовый мешок, и все было кончено.
Илларионыч затянул завязку и отбросил мешок со змеей в сторону.
Еще некоторое время она тяжело ворочалась в мешке, пытаясь найти выход и яростно кусая ткань. Костя вытирал платком потный лоб, а Илларионыч закуривал.
— Ловко вы ее! — воскликнул пограничник. — Она и опомниться не успела!
— Ей и нельзя было давать опомниться, — улыбнулся Костя. — Иначе она бы так легко не сдалась.
Чуть передохнув, отправились дальше. До самых сумерек тщательно обследовали развалины. Было замечено еще несколько гюрз помельче, но те, встревоженные шагами, поспешно укрывались в многочисленных норах. Только Алексей поймал самостоятельно небольшую гюрзу. В лагерь возвратились уже в темноте.
За ужином Костя сказал Илларионычу:
— Утром все идите к болоту, а я отправлюсь в ущелье Калдыргач-Джар. Вы тоже, как осмотрите болото, переходите в ближние ущелья. Думаю, что в них встретите гюрз.
— Хорошо, — согласился Илларионыч. — Но мы разойдемся по одному. Так будет больше вероятности найти гюрз. Алексей уже имеет небольшой опыт. Пусть попробует охотиться самостоятельно.
— На всякий случай отдай ему свою аптечку!
— Ладно.
— К вечеру соберемся здесь, — продолжал Костя. — Если я не приду, не волнуйтесь. Вернусь на следующий день к обеду.
— Не стоит задерживаться в горах на ночь, — заметил Илларионыч.
— Я говорю на всякий случай, — ответил Костя — Может быть, встретится что-нибудь интересное и нужно будет задержаться.
— Это понятно, но лучше приходи ночевать сюда.
— Ладно, там видно будет.
Наутро Костя взял рюкзак с едой, проводил друзей до болотца и ушел по тропе, указанной ему Васильевым.
Васильев, Илларионыч и Алексей обыскали берега болота, поймали двух гюрз и вернулись в лагерь. Отсюда Васильев поехал на заставу, а Илларионыч и Алексей, договорившись возвратиться до наступления темноты, разошлись по ущельям.
Оставив друзей у болота, Костя спустился по дну извилистого сая и направился в глубь ущелья. Он шел уже два часа, а ничего похожего на места, где можно было бы рассчитывать на встречу со змеями, не попадалось. В ущелье не было ни кустика, ни травинки — сплошные скалы и каменные осыпи. В таких местах змей или нет совсем, или они встречаются очень редко, и Костя спешил дальше, туда, где были родники, заросли мяты и деревья.
Идти было трудно. Дно ущелья прорезала узкая глубокая промоина, на склонах торчали обломками скалы. Солнце жарило не по-апрельски.
Костя, прыгая с камня на камень, обливался потом, задыхался, но упорно двигался вперед, туда, где можно было бы начать охоту.
Ущелье продолжало оставаться каменно-мертвым. За неожиданным поворотом его путь преградил каменный обрыв. Обточенные водой скалы были похожи на застывший водопад и выглядели неприступными. Костя вспомнил, как начальник заставы говорил о камнепадах, и улыбнулся меткости названия.
«Значит, это первый камнепад, — подумал он. — Впереди еще два».
Присмотревшись, Костя увидел, что камнепад не так уж неприступен, как это казалось с первого взгляда.
У края обрыва гладкие скалы были изрезаны частой сеткой трещин. Цепляясь за них, можно было взобраться на маленькую площадку, от которой к верхнему краю обрыва тянулся узкий каменный карниз. То, что до площадки была добрая сотня метров почти отвесной стены, не смутило Костю. Он посмотрел на обрыв, поправил рюкзак и полез вверх. Подъем занял много времени. Несколько раз Костя, прижимаясь к скале, делал передышки, чтобы успокоить бешено колотившееся сердце.
Еще не добравшись до площадки, Костя заметил на ветке деревца, высовывавшегося из расщелины на краю обрыва, довольно большую гюрзу. Он поторопился, едва не сорвался вниз и этим испортил все. Гюрза заметила охотника и, пока он выбирался па площадку, переползла с ветки деревца на ствол. Костя бросился к дереву, но змея молнией блеснула по стволу и юркнула в щель у его основания. Костя заглянул в щель и увидел там изгиб тела змеи. Крючок достал до изгиба, но зацепить его не мог. Щель была слишком узкой. Змея протискивалась все глубже и глубже и, наконец, ушла так далеко, что крючок не доставал ее.
Костя сердито плюнул. Испуганная змея теперь вылезет не скоро.
Площадка, на которой стоял охотник, находилась на одном уровне с верхним срезом камнепада. Костя прошел по узкому карнизу, перелез через груду острых каменных зубцов, вскарабкался на выветренную скалу и очутился в начале нового ущелья.
Старания Кости были вознаграждены. Ущелье не было таким безжизненным, как ниже камнепада. По его склонам было разбросано около десятка деревьев, а в глубине виднелись сизо-зеленые пятна зарослей мяты.
До зарослей было не менее двух километров, но это не пугало Костю. Главное, что заросли найдены, и время и силы потрачены не зря. Костя даже отдыхать не стал — так хотелось ему побыстрее осмотреть деревья. А отдохнуть было нужно. После подъема на камнепад и перехода по карнизу ноги подкашивались.
На первом дереве было пусто. На втором — тоже. На третьем — опять ничего.
Костя прилег в тени дерева и долго отдыхал. Потом он осмотрел все деревья. Змей не было. Он пошел к зарослям мяты, поднимая крючком полегшие стебли, тщательно обыскал все сплетения. Тщетно. Змей не было. Он снова пошел вверх по ущелью.
Через час Костя был у второго камнепада. Взобравшись на самый верх, он заметил в тени гранитной скалы змею. Она была почти полностью скрыта нависшим камнем, только голова ее едва виднелась снаружи. Не делая резких движений, Костя осторожно подошел, но гюрза все же заметила его и убрала голову. Костя перевернул камень — гюрза тотчас же бросилась наутек, но крючок преградил ей путь. Через минуту змея сидела в мешке.
К третьему камнепаду Костя подошел, когда солнце склонилось к западу.
Преодолев камнепад, Костя почувствовал непреодолимое желание лечь, вытянуть ноги и, увидев невдалеке огромное дерево, направился к нему. Это была туранга — очень старое, толстое и раскидистое дерево. Его вершина высохла. Зелень была на нем лишь до половины. Выше зеленого пояса торчали полуобломанные сухие ветки. На толстом сухом стволе черными провалами темнели дупла. Толстые корни дерева, разорвав камни, уходили в глубину земли. Рядом с корнями выбивался маленький родничок. Он пробегал по поверхности земли какой-нибудь десяток метров и снова уходил под землю. По берегам ручейка в окружении изумрудно-зеленой травки торчали сизые кустики мяты. Зеленое пятно вокруг родника резко выделялось среди уже желтеющих выжженных солнцем склонов гор.
Перед тем как разлечься у прохладной воды, Костя, скорей по привычке, чем в надежде увидеть змею, окинул взглядом зеленые берега ручейка. Взгляд упал на неподвижно лежавшего среди кустиков мяты, голубя-сизака. Птица казалась неповрежденной, и это насторожило охотника. Отложив еду и отдых, он пошел к мертвой птице. Голубь был не один. Рядом с ним лежали две альпийские галки и розовый скворец. Тушки птиц были совсем свежими, тление еще не коснулось их, а когда Костя поднял скворца, то ему даже показалось, что птичка еще теплая.
— Откуда здесь мертвые птицы? Коршун? Ласка? Лиса? Но они растрепали бы перо. Нет, это работа змеи!
Придя к такому выводу, Костя стал ощипывать с голубя перо. На обнажившейся тушке он нашел то, что искал, — две глубокие черные ранки от зубов змеи.
Но главное было не это. Расстояние между ранками, их величина и глубина говорили о том, что на голубя напала очень крупная змея. Но почему змея не съела птиц? Где она? Забыв о голоде и усталости, Костя принялся за поиски. Он внимательно обыскал все камни и щели вокруг дерева, осмотрел берега родничка. Пристально вглядываясь в каждый сучок, просмотрел все дерево, но змеи не обнаружил.
— Черт с ней, с этой гюрзой. Надо в конце концов поесть, — решил Костя и уселся на берегу ручейка.
Плотно закусив и вдоволь напившись, Костя прилег на травке. Голова приятно закружилась, и незаметно подкралась дремота.
Сквозь сон Костя услышал стрекот сороки, но не обратил на него внимания. Только когда раздался истошный птичий вопль, он невольно открыл глаза и посмотрел вверх, откуда доносился шум. Тут же сон с него как рукой сняло.
Сорока сидела на обломке сухой ветки туранги, как раз напротив дупла. Стараясь взлететь, она била крыльями, но не могла оторваться от дерева. Казалось, ее лапы приклеились к ветке. Костя вгляделся и обмер. Огромная змеиная голова, высовываясь из дупла, держала в пасти птицу. Сорока пронзительно взвизгнула и бессильно обвисла. Яд змеи сделал свое дело.
Змея попыталась рывком продернуть птицу в дупло, но зубы ее вырвались из тушки, и сорока полетела вниз. Упала она возле мертвых птиц. Змея выставила голову, язычком ощупала сучок и, убедившись, что птицы нет, снова убралась в дупло.
«Надо поймать, обязательно поймать хитрую гадину, — загорелся Костя. — Влезать на дерево бесполезно. Змея уйдет в глубину дупла, а рукой за нею не полезешь!»
Поразмыслив, он решил ждать. Может быть, змея спустится с дерева за своими жертвами. В том, что она рано или поздно спустится, сомнений не было, но когда?
— Буду ждать до завтра! — решил охотник, — Змея по величине редкая. Скорее всего она спустится ночью, чтобы сожрать птицу, а сытая — далеко не уйдет. Тут я ее и поймаю!
Он устроился поудобнее и стал ждать.
Прошло много времени. Солнце уже склонилось к западу, коснулось краем далеких гор. Приближалась ночь.
Костя собрал ворох сухих листьев и обсыпал ими землю вокруг мертвых птиц, чтобы, переползая через сухие листья, гюрза зашуршала ими, потом съел остаток хлеба, приготовил фонарик, крючок и замер в кустах мяты. Но он не рассчитал своих сил. Измотанный жарой и трудным переходом, Костя уснул и проспал момент, когда змея переползла сухие листья. Он проснулся, услыхав, что кто-то возится в мяте неподалеку от него, и включил фонарик. Шум тут же затих. Тогда Костя поднялся и осветил мертвых птиц. Сороки среди них не было.
Костя бросился к месту, где шевелилась мята, и увидел толстенную гюрзу, наполовину заглотнувшую сороку.
Потревоженная змея рванулась из круга света. Костя схватился за пояс, но крючка не было — он лежал возле рюкзака… Тем временем змея отрыгнула сороку и бросилась в сторону охотника. Костя едва успел отскочить и выронил фонарик. Стало темно. Что-то с силой ударило Костю по голенищам сапог. Он понял, что змея повторила нападение, отпрыгнул еще дальше и побежал к месту, где лежал рюкзак. Вот он — крючок! Сжав его в руке, охотник бросился к змее. Теперь поборемся!
Смутно различая на светлой листве изгибы темного тела змеи, Костя попытался прижать гадину. Змея ускользнула и, еще раз ударив его по голенищу, исчезла в кустах. Преследовать ее Костя не стал. В темноте это было бесполезным риском.
На чем свет кляня себя за то, что выпустил из рук фонарик, Костя шарил крючком по земле. Крючок звякнул о железный корпус фонарика. Костя тут же включил свет и осветил кусты. Змея лежала в метре от его ног, прижавшись к корням кустика. Как только на нее упал луч света, она сжалась и, приготовившись к нападению, злобно зашипела.
— Теперь не уйдешь! — сказал Костя и протянул крючок. Змея рванулась навстречу и схватила железо зубами. Это и нужно было охотнику. Он быстро опустил крючок на землю и прижал змею ногой возле головы. В следующее мгновение она извивалась у него в руках, а еще через минуту очутилась в мешке.
Костя вытер со лба холодный пот и сел возле рюкзака. Уснуть он не смог. Так и сидел всю ночь до рассвета. Утром на голенищах сапог он увидел несколько пар дырочек. Это были следы зубов змеи.
На хутор Костя пришел к обеду. Илларионыч и Алексей уже собрались идти на розыски.
Размеры гюрзы, принесенной Костей, ошеломили и бывалого Илларионыча. Он долго разглядывал гюрзу, взвешивал на руке мешок со змеей и покачивал головой.
О том, что схватка происходила ночью, Костя благоразумно умолчал. Не пускаясь в длинные разговоры, он поел и улегся спать. Пока Костя спал, Илларионыч и Алексей приготовились в обратный путь.
Вблизи от хутора они ничего не поймали. Стало совершенно ясно, что нужно спешить выше в горы, чтобы хоть там застать массовый выход змей с зимовки.
Охотники горячо поблагодарили колхозника за теплый и радушный прием, коновод-пограничник подвел лошадей, и экспедиция отправилась в обратный путь. Рюкзаки и мешочки со змеями везла повозка, присланная начальником заставы. Возница, молодой солдат первогодок, всю дорогу опасливо косился на шевелящиеся мешки.
К вечеру приехали на заставу. После ужина Костя прочитал лекцию о змеях. Его слушали с огромным вниманием и под конец забросали вопросами.
Утром приняли от коменданта автомобили, попрощались с гостеприимными пограничниками и отправились в Шинг, чтобы, захватив там Курбан-Нияза, ехать в Захчагар, на места, которые обещал показать лесник Мустафакул.
Вырвавшись на асфальтовое шоссе, маленькие «москвичи», словно застоявшиеся кони, быстро помчались к Шингу, потом, словно нехотя, медленно свернули с асфальта. Возле дома проводника охотники увидали грузовую автомашину. Поверх кузова грузовика был натянут походный тент.
Курбан-Нияз, заметив подъезжающие «москвичи», выбежал навстречу и приветственно замахал руками.
— Я уже второй день вас дожидаюсь! — сердито закричал он, едва Костя вылез из кабины. — Почему не ехали? Где задержались? Все живы и здоровы?
— Спасибо, друг, все живы и здоровы. Мы немного задержались у пограничников, сегодня же поедем в Захчагар, — ответил Костя.
— Много змей поймали?
— Не особенно.
— Костя, ты знаешь, чья это машина стоит возле моего дома?
— Наверное, какая-нибудь экспедиция?
— Это Бутыкин приехал!
— Бутыкин? А где же он сам?
— Спит возле машины пьяный, как свинья, — брезгливо поморщился Курбан-Нияз. — Я его даже в дом не пустил.
Было видно, что Курбан-Нияз чем-то очень сильно рассержен. Как и все жители Востока, Курбан-Нияз с молоком матери всосал в себя неписаный закон гостеприимства, и если он кому-либо не разрешал войти в свой дом, то на это должны были иметься весьма веские причины.
— Правильно сделал, — одобрил действия друга Илларионыч. — Такую мразь не только в дом, даже к дому близко подпускать не надо.
— А ну, товарищи, пойдем поговорим с Бутыкиным, — решил Костя.
В кузове грузовика охотники увидели беспорядочно сваленные в кучу пустые посылочные ящики, рулон мелкой сетки, разные предметы экспедиционного обихода и одежды. В тени от машины, на разостланных прямо на земле спальных мешках, храпели двое. Между ними на грязной газете валялись огрызки огурцов, зеленый лук, куски хлеба, полупорожние консервные банки и стаканы.
— Вот он, Бутыкин, во всей своей красе, — указал Костя на спящего бородатого мужчину. — Хорош?
— Хорош, — презрительно отозвался Илларионыч. — Что, разбудим или подождем, пока сам проснется?
— Лучше подождать, — заметил Курбан-Нияз. — Они с утра пили, сильно пьяные были.
— Пусть спят, — решил Костя. — С пьяным говорить бесполезно. Пошли, друзья, отдохнем сами. Положение меняется. Дальше поедем завтра утром.
Перед заходом солнца проспавшийся Бутыкин приплелся к «москвичам» экспедиции. Костя, Илларионыч я Курбан-Нияз, расположившись на кошме возле машин, пили чай. Алексей заканчивал сеанс связи с Ташкентом.
— Кого я вижу! Константин Николаевич, милый мой друг! — хрипло заорал Бутыкин, увидев Костю. — Дай я обниму тебя, дорогой друг! — Он полез к Косте с распростертыми объятиями.
Коричнево-красный, потный, со сбившейся на сторону бородой, пахнувший перегаром спирта, он был настолько мерзок, что Костя с трудом скрыл чувство гадливости.
— Давайте без лишних нежностей, — отстранил он Бутыкина. — Сядьте, поговорить надо!
— Константин Николаевич, — продолжал приставать Бутыкин. — Да как же это? Какой разговор без рюмочки? Я сейчас соображу! Васька, где ты, пьяный черт! Давай сюда спирт, друзья приехали!
— Не нужно спирта, Бутыкин. Вы же знаете, что я не пью, — довольно резко сказал Костя. — Садитесь, мне нужно с вами серьезно поговорить.
Не слушая Костю, Бутыкин продолжал свои попытки обнять и облобызать «приятеля». Костя ничего не мог поделать с назойливым пьяницей. Илларионычу надоело смотреть на всю эту комедию, он поднялся на ноги, крепко взял Бутыкина за плечи и посадил на кошму рядом с собой.
— Сидеть! — строго приказал он. — Сидеть, иначе свяжу!
Почувствовав силу рук Илларионыча, Бутыкин угомонился.
— Выпейте чаю, Бутыкин. Вам это сейчас полезней рюмочки.
Бутыкин одну за другой выпил несколько пиал крепкого чая и, громко рыгнув, выразил свое удовлетворение.
— Ну как, легче стало? — поинтересовался Илларионыч.
— Легче, — пробурчал Бутыкин.
— Соображать можешь?
— Вроде могу.
— Вот теперь давай потолкуем.
— Пожалуй, потолкуем. Только, может, в честь праздничка пропустим все-таки по единой?
— Не стоит.
— Ну как знаете.
— Что вы здесь ищете, Бутыкин? — спросил Костя.
— Константин Николаевич, дорогой, милый, выручайте. У меня большой заказ на туркестанских агам и варанов, а я за неделю еще и одной штуки не заготовил.
— В чем же дело?
— Сам я, как вы знаете, ловить не мастер, а ребятишки местные словно побесились. Требуют показать им прейскурант, иначе ловить не соглашаются. Кто-то им здесь рассказал, что ящериц и змей принимают по цене, обозначенной в прейскуранте. А какой мне расчет принимать у них ящериц по ценам прейскуранта? Ведь тогда я ни копейки не заработаю.
— Но вы же зарплату получаете да еще командировочные!
— Зарплату! Командировочные! — передразнил Бутыкин Алексея. — Молод ты еще в разговор старших вступать. Разве это заработок? Это так, на водку и на табак. Настоящие денежки вот отсюда идут, с заготовки.
Он еще не отрезвел полностью и выбалтывал сокровенное.
— Константин Николаевич, роднуля, выручайте. Вы можете быстро отловить мне нужное количество. Заработок пополам. Я вас не обижу…
— Интересно, — не отвечая прямо на его вопрос, задумчиво сказал Костя, — знают об этом в нашей конторе?
— Зачем им знать? — удивился Бутыкин. — Они дают деньги и получают животных, а остальное их не касается. Ну как, согласны немного подзаработать и меня выручить?
— Молодец Юрий, — заметил Илларионыч. — Это он открыл глаза людям. Теперь Бутыкину наживаться здесь не придется.
— Какой Юрий? — встревожился Бутыкин.
— Соколов, — ответил Костя. Он немного помолчал и сказал громко, обращаясь к друзьям. — Товарищи, вы слышали, что Бутыкин предлагал мне пойти на обман и помочь ему присвоить государственные деньги?
Илларионыч и Алексей согласно кивнули головами.
— Ну раз слышали, так давайте составим об этом акт.
— Составляйте! — захохотал Бутыкин. — Интересно, что вы там напишите?
— А вот что! Как вы, Бутыкин, обманываете детей, выплачивая им неполную стоимость покупаемых вами животных, а остальные деньги присваиваете. Как вы обманом выманили у Анатолия Хасанова больше сорока крупных гюрз и не заплатили ему за них. Как вы, находясь в служебной командировке, систематически пьянствуете и спаиваете других, расходуя спирт, выданный вам для обработки материала. Этого будет вполне достаточно, чтобы вас не только сняли с работы, но и судили как человека, использующего свое служебное положение в корыстных целях. Вам ясно, Бутыкин, какой это будет акт?
— Плевать я хотел на этот акт! — захорохорился заготовитель. — У вас нет свидетелей. Да я его и не подпишу!
— Свидетели — Алексей и Илларионыч. Чтобы все было законно, мы сейчас съездим в райисполком, его председатель Саид-ака не откажет нам в таком важном деле. Мы вас задержим, государственные деньги и имущество сдадим на хранение до приезда нового заготовителя, а вам придется поскучать за решеткой в ожидании суда.
Видя, что дело может кончиться для него плохо, струхнувший и окончательно протрезвевший Бутыкин, заныл:
— Константин Николаевич, зачем все это? Разве я один такой? Разойдемся мирно. Мне ведь тоже жить надо, детей кормить-поить надо…
— А у Тольки Хасанова, которого ты обобрал, разве нет детей? — тихо спросил Илларионыч.
— Ей-богу подохли гюрзы, — попробовал вывернуться Бутыкин.
— Мы спишемся с Хасановым, узнаем точно месяц и год, когда это было, и по документам установим, сколько гюрз подохло, а сколько вы сдали, присвоив деньги, — сказал Костя.
Видя, что от ответственности уйти не удается, Бутыкин начал униженно просить Костю простить ему прошлые проделки, обещая впредь не делать ничего подобного. Не слушая его причитаний, Костя достал лист бумаги, авторучку и стал составлять акт. Бутыкин хотел встать и уйти к своей машине, но, когда Илларионыч положил свою руку ему на плечо, он решил, что благоразумнее будет не двигаться.
Написав акт, Костя прочитал его вслух. Илларионыч и Алексей подписались как свидетели, а Бутыкин заупрямился.
— Давайте его в твою машину, Алеша, — скомандовал Костя. — Поедем в райисполком!
— Не поеду! — завопил Бутыкин. — Не имеете права силой тащить!
— Поедешь, дорогой, обязательно поедешь, — сказал подошедший сзади Курбан-Нияз. — Я и сына своего с собой возьму. Мальчик подтвердит, как ты его уговаривал ловить ящериц и как обещал за них платить.
— Да что же это такое? — взмолился Бутыкин. — Думал встретить друзей и помощников, а оказался среди злейших врагов!
— Вы, пожалуй, правы, Бутыкин, — сказал серьезно Илларионыч. — Такие, как вы, — наши враги. Поехали!
— Ребята, милые, ей-богу больше не буду! Все буду делать только по закону, простите!
— А деньги Хасанова тоже простить?
— Сегодня же отправлю ему сто рублей!
— А остальные?
— Остальные потом, когда сдам животных…
— Нет, так не пойдет. Мы же вас знаем, Бутыкин. Высылайте сегодня же все деньги. Четыреста рублей. Тогда мы еще подумаем, может быть, и простим вас на этот раз.
— Нет у меня таких денег с собой!
— Ну, значит, нам с вами и разговаривать не о чем. Садитесь в машину!
— Не нужно в райисполком! Сейчас поеду и отправлю все деньги.
— Я подвезу вас, — любезно предложил Алексей
— А я буду сопровождать до самой почты, чтобы никто не обидел, — иронически поклонился Илларионыч.
Понурив голову, Бутыкин взял деньги и в сопровождении Илларионыча и Алексея сел в машину.
Через час они возвратились. Бутыкин показал Косте почтовую квитанцию на перевод Анатолию Хасанову четырехсот рублей.
— Ладно, Бутыкин, — сказал Костя, внимательно прочитав квитанцию. — На этот раз мы поверим вам и не будем привлекать к уголовной ответственности. Но запомните на будущее: у нас здесь и везде тысячи друзей — и больших и маленьких. Если вы опять приметесь обманывать людей, то мы все равно узнаем про это, и тогда не ждите прощения. А сейчас убирайтесь прочь, никаких ящериц мы ловить для вас не будем. Понятно?
Как побитая собака, Бутыкин поплелся к своему стану.
Едва забрезжил рассвет первого майского дня, как охотники отправились дальше. Снова выехали на дорогу и помчались, торопясь в кишлак Захчагар, где ожидал их Мустафакул. Прохладный горный воздух вливался в широко открытые окна кабин. Негромко рокотали моторы, дорога текла под колесами пыльной серой лентой.
Восход застал путников уже на подступах к Зиндикану. Шинг остался далеко позади. Нужно было торопиться. Мустафакул не знал точного дня приезда экспедиции и, пользуясь праздниками, мог уехать на несколько дней по своим делам, а для охотников был дорог каждый час. Весна уходила, ей на смену шло жаркое узбекистанское лето. Змеи и в горах могли перейти к ночному образу жизни, а это сорвало бы выполнение задачи, возложенной на экспедицию.
К Захчагару вела хорошо наезженная профилированная дорога.
— Смотри, друже, и удивляйся, — сказал Илларионыч. — В горах, между кишлаками, — и такие дороги! А ведь раньше здесь были только пешеходные и конные тропы.
— Дорога вполне приличная, — согласился Алексей. — Пожалуй, даже лучше, чем была дорога в Тилля-Назар.
Машины быстро пересекли сай, поднялись на холм и остановились возле глубокого обрыва. Далеко внизу, на краю широкой долины, был виден кишлак Захчагар. Он был совершенно непохож на горные кишлаки, которые Алексею приходилось видеть до этого.
Старый горный кишлак обычно представляет собой беспорядочную группу глинобитных кибиток, спрятавшихся за высокими серыми глинобитными дувалами. Ни одно окошко не выходит на улицу. Во двор можно проникнуть только через маленькую калитку.
В Захчагаре среди зелени деревьев правильными рядами стояли белые домики с шиферными крышами. Стекла в окнах домиков приветливо поблескивали в лучах восходящего солнца.
— Вот это да! — ахнул при виде Захчагара Илларионыч. — Вот это настоящий новый кишлак!
Найти дом Мустафакула оказалось очень легко. Лесника знали все— и стар и млад. Он был дома и, заметив подъезжавшие машины, вышел навстречу.
— Эй, Костя! Эй, Курбан-Нияз! Эй, друзья! Здравствуйте! — закричал он и принялся обнимать друзей. — Я уже думал, что вы не приедете, и мне так и придется остаться в глазах Курбан-Нияза болтуном! — лукаво продолжал он, поглядывая на проводника.
— Подожди говорить, — недовольно пробормотал тот. — Раньше покажи одиннадцать змей на одном дереве.
— Покажу, обязательно покажу, — не обращая внимания на недовольство проводника, радостно продолжал лесник.
К машинам стали подходить и другие жители Захчагара. Все узнавали знакомые машины и радостно приветствовали охотников. Друзья едва успевали пожимать протягиваемые со всех сторон руки.
Один из подошедших, высокий мужчина с черной бородой и седыми висками, после взаимных приветствий почтительно приложил руку к сердцу и сказал:
— Костя, ты и твои друзья помогли спасти мою семью и меня от селя. Очень прошу тебя и твоих друзей: будьте моими гостями!
— Почему твоими? Почему твоими, Абдували? — заволновался Мустафакул. — Они не только твои, они наши общие гости, но жить они должны в моем доме!
Начался спор, в котором приняли участие все стоявшие возле «москвичей». Одни считали, что прав Мустафакул, так как охотники приехали по его приглашению, другие держали сторону Абдували.
Костя стоял растерянный, не зная, что сказать, чтобы никто не остался обиженным. Выручил его Илларионыч.
— Друзья, — сказал он, обращаясь ко всем. — Мы очень благодарны всем вам за такую теплую встречу, но не нужно ссориться. Мы побываем в гостях и у Мустафакула, и у Абдували, но спать мы будем возле наших автомобилей или в них. У нас в машинах есть ядовитые змеи, и мы не можем оставлять их без присмотра.
Илларионыч хитрил, змей можно было запереть в кабинах, и вместо того чтобы спать скорчившись на автомобильных сидениях, привольно расположиться на одеялах в любом гостеприимном доме. Но как еще мог он предотвратить ссору, назревавшую между соседями?
Понявшие хитрость, Костя и Курбан-Нияз поддержали Илларионыча.
— Хорошо, — сказал Мустафакул. — Если так нужно, спите возле машин, но той в вашу честь устрою я.
— Лучше устройте вместе с Абдували, — посоветовал Курбан-Нияз. — И той будет богаче, и народа можно позвать побольше.
— Да что я один не смогу устроить той? — рассердился Мустафакул.
— Эй, Мустафакул, — сказал седобородый Сафи-бобо. — Курбан-Нияз дело говорит. Устраивайте той вместе с Абдували, иначе я сам устрою для гостей той в моем доме. Я думаю, что гости уважат мою белую бороду.
Мустафакул поспешно согласился. Уважение стариков и послушание им принято в горах издревле.
— Друзья, — обратился ко всем Костя. — Мы очень спешим. Весна не ждет, она уходит. Мы можем упустить время. Нам очень приятно, что вы так тепло встретили нас, но честное слово, у нас нет времени…
Договорить ему не дали.
— Нет, на этот раз вы не можете уехать от нас. Вы должны быть нашими гостями. Зачем вы нарушаете наши старые обычаи? — закричал Абдували. Его поддержали все горцы.
— Не нужно спешить, Костя, — снова вмешался Сафи-бобо. — Мы поможем вам. Змеи еще не ушли. Мустафакул, Абдували, да и любой из нас покажет вам Илян-сай. Завтра поедете туда, а сегодня не обижайте нас, будем гулять в вашу честь!
Уважая обычай гор, Костя не стал возражать седобородому. В устройстве тоя принял участие весь Захчагар. Зарезали двух баранов. В огромных котлах сварили плов. Со всех дворов снесли сладости, сухие фрукты и лепешки. Возле дома Мустафакула на траве расстелили ковры, кошмы и одеяла, на которых расселись участники тоя.
Дружеский пир продолжался до глубокой ночи. Горцы чествовали приезжих людей, рисковавших жизнью, чтобы спасти их земляков.
Наутро, напившись чаю, Мустафакул сказал:
— В Илян-сай поедем на ослах. Машины туда не пройдут, их нужно оставить здесь. Берите с собой все что нужно вам для работы на десять дней. До Илян-сая будет километров двадцать. Возвращаться каждый день сюда мы не сможем.
— Хорошо, — согласился Костя. — Курбан-Нияз и Алеша, идите с Мустафакулом за ослами, а мы с Илларионычем приготовим все необходимое.
Пастбище, на котором паслись стреноженные ослы, было рядом с кишлаком. Десяток выносливых и неприхотливых животных, незаменимых в горах, паслось на зеленом склоне холма.
Вьюки со спальными мешками, продуктами, мешочками для змей, приборами и прочим имуществом экспедиции, необходимым для работы, навьючили на четверку ослов, попрощались с гостеприимным Захчагаром и отправились в горы — таинственный Илян-сай.
Маленький караван шел узкими извилистыми тропинками. Впереди, показывая дорогу, верхом ехал Мустафакул. За ним гуськом тянулись ослы с вьюками. Курбан-Нияз подгонял ослов и следил за состоянием вьюков. Трое охотников замыкали шествие.
Мустафакул вел экспедицию кратчайшим путем. Охотникам приходилось продираться через сплошные арчовые заросли, спускаться в глубокие ущелья и карабкаться на крутые горные склоны. Некоторые имели такую крутизну, что, казалось, немыслимо ее преодолеть. Но караван подходил к склону, ослы карабкались на кручу, люди хватались за хвосты ослов и выбирались из ущелья. Тщательно обходили галечные осыпи. На осыпи животные скользят, падают и могут, потеряв опору, скатиться вниз кувырком.
Через два часа Мустафакул остановил караван возле родника и сказал:
— Отдыхать будем. Половину дороги прошли. Впереди большой овринг, по нему нужно идти отдохнувшими.
Отдых пришелся весьма кстати. Все порядком устали. Свежая вода родника и лепешки показались охотникам очень вкусными. Через час двинулись дальше.
Поднявшись на очередную кручу, караван подошел к отвесному обрыву, вдоль которого тропа проходила по оврингу — узкому настилу из веток и земли, опирающемуся на деревянные колья, вбитые прямо в отвесную каменную стену. Ширина овринга едва позволяет пройти лошади или ослу с вьюком.
Мустафакул спешился, взял коня за повод и первым вступил на шаткий настил овринга. За ним гуськом потянулись привычные к таким переходам ослы. Костя, Илларионыч и Курбан-Нияз шли за ослами так же спокойно, как и по твердой дороге, и даже не прерывали беседы. Но у Алексея, когда он ступил ногами на шаткий настил овринга, по спине побежали мурашки. Настил ощутимо шатался и прогибался, ветки скрипели и потрескивали под ногами, а под настилом был обрыв глубиною в несколько десятков метров.
Не подавая вида, что ему страшно, Алексей тем не менее старался держаться подальше от края овринга и, как бы невзначай, придерживался рукой за стенку обрыва.
Овринг свернул за уступ и закончился, выйдя на склон следующей горы. Дальше дорога пошла снова по твердой тропе. Ступив на твердую землю, Алексей облегченно вздохнул.
— Мустафакул! — крикнул он. — Это считается большой овринг?
— Э нет, — ответил тот, снова садясь в седло. — Большой овринг будет немного дальше. Это маленький. Сразу за большим оврингом стоит Кызыл-Тепе, а через километров пять и Илян-сай.
— А длинный этот большой овринг?
— Наверное, полкилометра будет. Точно его никто не мерил. Там надо будет идти по одному и вести с собой ослов. Всем вместе идти опасно. Овринг старый, может оборваться.
Большой овринг тянулся вдоль каменистого обрыва Зиндикана над глубокой вогнутой впадиной. Он цеплялся за невидимые выступы и щели, проходил по небольшой площадке и, изогнувшись змеей, скрывался за уступом на другой стороне впадины. На глаз до уступа было метров триста. Под оврингом зияла пропасть такой глубины, что стоявшие на дне ее арчовые деревья казались небольшими кустиками.
— Эгей! — закричал спешившийся Мустафакул. — Эгей, люди! Есть кто-нибудь на овринге? Эгей!
— Эгей! Эгей! — повторило эхо.
Снова закричал Мустафакул, и снова только эхо ответило ему.
Но вдруг из-за уступа донесся слабый, заглушенный расстоянием крик человека.
— Будем ждать. На овринге люди, сюда идут. Они пройдут, потом мы пойдем — разойтись негде, — сказал Мустафакул. — Отдыхайте, друзья, на овринг нужно идти со свежими силами.
Все расположились на площадке невдалеке от начала опасной тропы. Ослы и конь стали щипать траву, а охотники присели на камнях.
Из-за уступа по оврингу медленно вышел человек. За ним шла навьюченная лошадь. Со стороны страшно было смотреть, как они медленно, осторожно ступая, пробирались по узкому карнизу. Настил овринга заметно прогибался под тяжестью лошади. Алексей представил себе, что будет, если настил проломится, и зябко повел плечами.
— Мустафакул, — обратился он к леснику. — А может быть, не нужно идти по этому оврингу? Может, где-нибудь есть обход или объезд?
— Другой дороги нет, — ответил лесник. — Кызыл-Тепе и Илян-сай со всех сторон окружены неприступными обрывами. Есть еще проход в Илян-сай со стороны долины по речке Кумарг, но там можно пройти только зимой, когда мало воды. Летом речка такая бурная, что никому не удавалось преодолеть ее течение.
— Кто же сделал этот овринг? Разве в Илян-сае живут люди?
— Раньше там был кишлак Кызыл-Тепе. Сейчас все оттуда ушли и кишлака нет.
— Почему же бросили насиженное место?
— Жить там неудобно, потому и бросили. Перешли жить в Шинг, Захчагар и другие кишлаки. Раньше, до революции, горцам было очень трудно жить. Налоги поглощали у них все, что они получали со своих клочков земли. Эмиру налог плати, беку — плати, ишану — плати. От урожая для себя оставались крохи. Вот и селились бедные люди там, где до них было трудно добраться. По такому оврингу не каждый сборщик налогов решался проходить. Да еще если горцы не разрушали часть настила. Горцам ничего, они привычные, и по обломкам овринга проберутся пешком с хурджунами через плечо. Лошадей у них почти не было, поэтому овринги были помехой только эмирским и бекским сборщикам налогов, которые пешком не ходили, а для горцев овринг был спасением от эмира и беков, — закончил лесник.
— Алеша, — спросил Илларионыч, — как ты думаешь, какое расстояние до уступа?
— Метров триста.
— Ошибаешься почти наполовину. До него самое меньшее полкилометра.
— Не может быть! Даже из-за уступа слышен голос человека. На полкилометра он не донесется, — возразил Алексей.
— Не спорь, Алеша, — поддержал Илларионыча Костя. — В горах расстояния обычно кажутся меньше, чем на самом деле. Что же касается звука, то отражение от горных склонов и скал позволяет слышать его гораздо дальше, чем на равнине.
Через некоторое время путник, шедший навстречу, преодолел овринг и вышел на склон горы, на котором сидели охотники. Несмотря на то, что по оврингу лошадь шла шагом, она была покрыта белой пеной и тяжело поводила боками. Лицо путника тоже блестело от пота. Подойдя к охотникам, путник почтительно приветствовал их. Обменявшись приветствиями, Мустафакул, Курбан-Нияз и путник завели оживленную беседу. Путник оказался знакомым, он расспрашивал лесника об охотниках, удивленно покачал головой, узнав о том, что охотники будут ловить живьем гюрз, и сказал, что у родника Кызыл-Тепе он часа полтора тому назад видел большую гюрзу. Услышав это, Костя заторопил друзей.
Пожелав друг другу доброго пути, путник и охотники расстались. Караван направился к оврингу, а путник присел отдохнуть на то же самое место, где отдыхали охотники.
Мустафакул взял лошадь за повод и осторожно пошел по оврингу; отпустив его на сотню шагов, подгоняя перед собой осла, пошел Костя. Соблюдая дистанцию, двинулся Илларионыч, за ними Алексей. Шествие замыкал Курбан-Нияз. Каждый из людей подгонял перед собой осла с вьюком.
Алексей пробирался боком, откровенно придерживаясь руками за скалу и стараясь не смотреть вниз, где в синеватой глубине ущелья выступали темные зубцы скал.
Шаг, еще шаг, осел почему-то остановился. Нет, снова пошел вперед. Еще несколько осторожных шагов — и снова нужно ждать, чтобы осел отошел на какое-то расстояние. Кажется, целую вечность тянется этот страшный переход, а до уступа еще так далеко!
Шаг за шагом, придерживаясь за стену обрыва, медленно продвигался Алексей по карнизу. Вот за уступом скалы скрылся Мустафакул с лошадью, подходит к уступу осел, подгоняемый Костей, а Алексей прошел едва половину пути. От напряжения дрожат ноги, в висках отдаются гулкие удары сердца, едкий соленый пот заливает глаза.
Шаг, еще шаг. Где же этот проклятый уступ в конце овринга? Ага, понемногу все же приближается! Костя уже скрылся за ним! Шаг, еще шаг. Черт возьми, как устали ноги! Шаг, еще шаг. Нужно выдержать! Нужно пройти!
Вот и Илларионыч скрылся за уступом. До уступа осталось всего каких-нибудь полсотни шагов.
«Не торопиться, — уговаривал себя Алексей. — Спокойно. Горячность может привести к беде!»
Медленно, размеренно, придерживаясь руками за камни стен, Алексей шагал и шагал, сдерживая в себе бешеное желание одним броском преодолеть остаток овринга. Но вот, наконец, осел осторожно повернул за уступ, Алексей, в последний раз придержавшись за шершавую поверхность стены, тоже миновал уступ и, сделав еще несколько шагов по колеблющейся дорожке, ступил на твердую землю. В нескольких метрах от конца овринга на камнях сидели Мустафакул, Костя и Илларионыч. Алексей шагнул было к ним, но почувствовал, что ноги у него подгибаются. Чтобы не упасть, он побежал на подгибающихся ногах и едва поравнялся с друзьями, как, точно подкошенный, рухнул вперед на вытянутые руки. Несколько минут он не мог сказать ни слова.
— Что, Алеша, не по бульвару гулять? — засмеялся Костя.
— Помирать буду и то вспомню этот овринг, — отозвался Алексей.
— Разве ты раньше не ходил по оврингам? — удивился Мустафакул.
— Не ходил, это в первый раз.
— Э, да ты совсем молодец! В первый раз не каждый без посторонней помощи пройдет по такой тропе. Я не знал, иначе не пустил бы тебя одного по карнизу. — Мустафакул удивленно покачал головой.
Из-за уступа вышел последний осел, а за ним и Курбан-Нияз. Горец подошел к сидевшим и тоже присел отдохнуть. Алексей увидел, что и он тяжело дышал, а лицо было покрыто бисеринками пота. Значит, не только для него переход был трудным.
— Давно я не ходил по оврингам, — извиняющимся тоном сказал Курбан-Нияз, заметив взгляд Алексея.
— Чего там оправдываться! — засмеялся Мустафакул. — Я тоже, когда вышел на твердую землю, был мокрый, словно таскал мешки с пшеницей. Это очень трудный овринг. Таких, как этот, у нас в горах немного.
— Александр Алексеевич Шахов, путешествуя по этим местам, писал, что где-то здесь, на скале, есть арабская надпись: «Будь осторожен, как слезинка на веке! Здесь от жизни до смерти всего один шаг!» — сказал Костя.
— Действительно, только один шаг, — улыбнулся Илларионыч. — Но когда держишь змею в руке, находишься от смерти гораздо ближе, а иногда, пожалуй, в сантиметре…
— Там другое дело, Илларионыч, там азарт борьбы прогоняет страх, что ли…
— Э-э… — засмеялся Мустафакул. — Для мыши самый страшный зверь кошка, а для слона — мышь. Я лучше три таких овринга пройду, чем одну змею поймаю. А ты — наоборот. Кто к чему привык!
Отдохнув, охотники отправились дальше. Тропа свернула в сторону от стены Кугитанга и, едва заметно снижаясь, потянулась к стоявшим ниже зарослям арчи. Идти было легко. Солнце приятно грело спину, а лицо овевал прохладный встречный ветерок.
— Вот, — сказал Мустафакул, указывая на холм с плоской вершиной. — Это Кызыл-Тепе. За ним Илян-сай. Скоро придем.
С холма Кызыл-Тепе открылся вид на узкое с крутыми обрывистыми берегами ущелье. Из склонов выступали серые клыки гранитных скал. Ущелье, мало-помалу расширяясь, уходило вдаль, теряясь где-то в голубоватой дымке. Дно ущелья поросло клочкастой сухой серо-желтой травой, через которую пробивались молодые зеленые побеги. У холма Кызыл-Тепе виднелись остатки строений, росли фруктовые деревья.
— Вот Илян-сай, — показал лесник. — Он тянется вниз километров на двадцать. В нижнем конце перегорожен горами с такими крутыми склонами, что по ним даже дикие козы прыгают с трудом. Здесь, наверху, он неширок, а ниже раскидывается на несколько километров. Сейчас в Илян-сае никто не живет. Немного позднее, когда вырастет трава, сюда придут косить сено. Змей я встречал чаще здесь, наверху, и чуть пониже, возле начала кустарника. Вон там, возле скалы, есть хорошее, место для нашего стана. Рядом родничок и сухие деревья.
Караван спустился в Илян-сай и направился к месту стоянки. Место, которое показал Мустафакул, было очень удобным и живописным. Громадная серо-голубоватая скала защищала ровную зеленую площадку от прямых солнечных лучей. Из-под скалы выбивался весело журчавший ручеек с кристально чистой водой. Чуть ниже по течению ручейка зеленели молодой листвой тутовые деревья.
Охотники быстро развьючили животных, стреножили их и отпустили пастись. Так же быстро и дружно поставили две палатки и снесли в них вещи. Пол палаток покрыли толстой серой кошмой, через которую не проникала сырость весенней, напоенной влагой земли. Когда все было готово, Костя шутливо обратился к Мустафакулу:
— Ну, друг, веди, показывай, где здесь затаилась сотня гюрз?
— Костя, дело идет к вечеру, давай сегодня отдохнем, — посоветовал лесник. — После такой дороги все устали.
— А, Мустафакул, боишься, что мы не найдем здесь одиннадцать змей на одном дереве! — засмеялся Курбан- Нияз.
Мустафакул побагровел.
— Идем, — порывисто встал он. — Я покажу вам это дерево. На нем всегда есть несколько змей!
— Илларионыч, вы, пожалуй, останьтесь в лагере. Отдохните и приготовьте ужин, а мы скоро придем, — сказал Костя.
— Я предпочел бы пойти с вами, — возразил Илларионыч.
— Нет, дружище, вам лучше остаться, — твердо сказал Костя.
Илларионыч, не скрывая своего недовольства, остался возле палаток. Все остальные, предводительствуемые Мустафакулом, направились вниз по течению ручейка. Лесник быстро шел к противоположному склону ущелья.
Подойдя поближе к обрыву, охотники увидели, что его глинистая стена изрыта множеством норок, в которых жили золотистые и зеленые щурки. Множество этих ярко окрашенных птиц реяло в воздухе. Птицы то подлетали к норкам и ныряли в них, то, покидая гнезда, вновь взмывали в воздух, то присаживались на ветки тутового дерева, стоявшего рядом с обрывом на берегу ручейка.
— Вот это дерево, — показал лесник.
— Для гюрз место очень подходящее, — заметил Костя. — Эти змеи любят, чтобы вода была рядом. Пища тоже под боком — птицы. Ну-ка повнимательнее осмотрим дерево и прилегающую местность.
Окружив дерево, охотники принялись разглядывать его раскидистую крону. Приближение людей спугнуло птиц, сидевших на ветках. Они стайкой взлетели, но почти тут же другие щурки начали присаживаться на ветки.
Прошло не более минуты, как Курбан-Нияз сказал:
— Костя, вижу змею на ветке!
— Где?
— Иди сюда. Вот, смотри по направлению моего крючка.
— Вижу! Это гюрза. Да тут еще одна! Смотри, Курбан-Нияз, она лежит на другой ветке немного повыше.
Стоявший с другой стороны дерева Мустафакул тоже позвал Костю:
— Костя, я вижу сразу три змеи на большой ветке!
Алексей подошел к Мустафакулу и посмотрел туда, куда он показывал палкой. Точно! На большой ветке можно было рассмотреть три змеи, расположившиеся недалеко друг от друга. Одна обвила тонкую обломанную веточку и выставила голову над местом излома. Кожа змеи совершенно не отличалась по цвету от серой, изрезанной трещинами коры дерева. Змея лежала неподвижно и казалась естественным продолжением ветки. Вторая гюрза пристроилась на толстом узловатом развилке у главного ствола. Она свернулась клубком, на ее туловище были видны какие-то утолщения. Третья змея перекинула свое гибкое тело с одной ветки на другую.
Внимательно осматривая дерево, охотники обнаружили на нем еще несколько змей. Они лежали неподвижно, подстерегая неосторожных птиц.
— Алеша, быстро вернись к Илларионычу и позови его сюда. Отлавливать змей будем мы с ним. Мустафакул и Курбан-Нияз, вы возвращайтесь в лагерь и займитесь приготовлением ужина. Давайте, друзья, побыстрее, до вечера совсем немного времени.
Костя остался возле дерева. Когда подошли Илларионыч и Алексей, все пошло как по-писанному. Гюрзы были не очень крупные, справиться с ними не представляло особенного труда. Алексей влез на дерево и крючком сбрасывал змей на землю, где их тут же ловили и сажали в мешочки Костя и Илларионыч.
Кроме девяти змей, замеченных на дереве, охотники обнаружили в камнях на берегу родника еще десяток гюрз. Эти тоже попали в мешочки. Только приближение темноты заставило охотников прекратить охоту и вернуться в лагерь. Здесь весело полыхал костер, над ним висел котелок, в котором аппетитно булькало.
После сытного ужина Мустафакул не без вызова обратился к Курбан-Ниязу:
— Ну, Курбан-Нияз, теперь ты согласен, что на одном дереве можно увидеть сразу одиннадцать змей?
— Да, Мустафакул, — смущенно ответил проводник, — Я должен извиниться перед тобой. Ты был прав. Но до сегодняшнего случая я никогда не видел на одном дереве сразу и девяти змей. Теперь я знаю, что так может быть.
— Костя, скажи, пожалуйста, почему здесь собралось столько змей?
— Мне пока самому неясно, в чем тут дело, — ответил Костя. — Таких скоплений змей я еще не встречал. Можно предположить, что их привлекла легкая охота на птиц. На этом дереве, вблизи гнездовья щурок, змеям сравнительно легко их ловить.
— Это правда, что змея может гипнотизировать свою жертву, и та сама лезет в пасть?
— Сказки, — ответил Костя. — Никаким гипнозом змеи не обладают. Просто они имеют защитную окраску, которая помогает им сливаться с фоном коры дерева или камня. Птицы, как и многие дикие животные, по-видимому, замечают либо те предметы, которые резко отличаются по цвету от общего фона местности, либо те, которые двигаются. Неподвижную, слившуюся с веткой змею птица не замечает, присаживается рядом с ней, и в этот момент змея хватает ее зубами. Сказку о гипнозе выдумали те, кто никогда не видал, как змеи ловят свою добычу. Завтра мы попробуем подсмотреть, как это у них получается. За ночь на дерево еще приползут гюрзы. А сейчас давайте ложиться спать, завтра много работы!
На следующее утро охотники вновь отправились к знакомому дереву. На нем они обнаружили трех новых змей, как видно забравшихся туда ночью.
— Этих мы сейчас ловить не будем, — сказал Костя, — Алеша, ты останешься возле дерева, будешь вести наблюдения и записывать все в дневник, одновременно отмечай температуру и влажность воздуха. Отсчеты делай через каждый час. Я и Илларионыч с помощью Курбан-Нияза и Мустафакула половим змей по берегу. В полдень я тебя сменю, и ты тоже поохотишься.
Охотники отправились дальше, а Алексей подготовил приборы и принялся вести наблюдения.
Сильный полевой бинокль позволял рассматривать змей так же ясно, как если бы они были в метре от наблюдателя. Алексей ясно различал чешуйки, покрывавшие тела змей, их тусклые неподвижные глаза и тонкие язычки, которые змеи время от времени выбрасывали изо рта.
Долгое время змеи оставались совершенно неподвижными. Но вот вблизи одной из них на тоненькую веточку села маленькая серая птичка. Не замечая страшного соседства, птичка принялась прихорашиваться. Пока змея, оставаясь неподвижной, пристально смотрела на птичку, та совершенно не замечала ее, спокойно чистила свои перышки и тихонько посвистывала. Змея пошевелилась, чуть сжалась и повернула голову к птичке. Ее тусклые глаза так и впились в неосторожную щебетунью. Змея готовилась к нападению. Она снова чуть шевельнулась, принимая позу для молниеносного броска. Алексей затаил дыхание. Но движение змеи спасло птичку. Она тотчас вспорхнула и унеслась в бескрайнюю голубизну неба. Алексей облегченно вздохнул, ему было жаль безобидной серой щебетуньи, которая могла стать жертвой страшной змеи. Змея недовольно завозилась, улеглась немного иначе и опять замерла.
Через несколько минут Алексею все же пришлось стать свидетелем маленькой трагедии.
Почти на то же место села изумрудно-зеленая щурка. Она только что поймала какую-то бабочку и собиралась закусить ею. Изменившей свое положение змее теперь было удобно схватить зазевавшуюся красавицу. Гюрза чуть сжалась, стремительным броском кинула переднюю часть туловища к своей жертве и схватила ее широко раскрытой пастью. Щурка рванулась, забила крылышками, но змея крепко держала птицу, Несколько секунд беспомощно трепетали зеленые крылышки, понемногу их движения ослабевали, пока, наконец, не утихли совсем. Птичка встрепенулась всем телом, и ее головка бессильно повисла. Не выпуская жертвы из пасти, змея подтянула ее на толстую ветвь и, перехватывая зубами, повернула так, чтобы можно было начать заглатывать с головы.
Вскоре неосторожная птичка исчезла в пасти змеи. Неотрывно наблюдавший за этим Алексей отер со лба холодный пот.
В этот день Алексею пришлось еще несколько раз наблюдать, как охотились змеи. Дважды птицы замечали опасность раньше, чем змея успевала их схватить, но чаще неосторожные малышки кончали свое существование в их страшных пастях.
В полдень Костя сменил Алексея. Вместе с Мустафакулом Алексей отправился ловить гюрз. Мустафакул сказал правду. Змей было очень много. Но в большинстве это были некрупные экземпляры. Они прятались в траве возле родничков, высовывались из щелей в скалах, затаившись, лежали на ветках деревьев. На земле Алексей ловил змей без чьей-либо помощи — с веток деревьев их сбрасывал крючком Мустафакул, и они также становились добычей Алексея. У опытных охотников Илларионыча и Курбан-Нияза дела шли еще успешней. Общий улов за день составлял больше полусотни гюрз.
Переночевали. Утром Алексей опять принялся за наблюдения. В полдень его сменил Костя, и так три дня. Успех охотников был невероятным — за четыре дня они отловили больше двухсот гюрз. Даже видавшие виды Костя, Илларионыч и Курбан-Нияз удивлялись.
Наблюдения были закончены, гюрз отловили гораздо больше, чем предполагали, нужно было возвращаться. Костя решил переночевать, на следующее утро поохотиться в последний раз и в полдень тронуться в обратный путь к Захчагару.
Последнее утро в Илян-сае было особенно красивым. После густого утреннего тумана в лучах солнца на траве и листьях радужно сверкали тысячи крупных росинок. Яркая бирюза неба оттеняла омытую росой пышную зелень склонов ущелья. Воздух, напоенный утренней свежестью, пьянил. Охотников радовало все: и журчание ручейка, и мелодичные посвисты птиц, и мягкие утренние лучи солнца. Никто и не мог предполагать, что это радостное, сверкающее яркими красками утро окончится так печально.
Позавтракав, убрали палатку, связали вьюки, приготовили все к тому, чтобы после короткой охоты быстро собраться и отправиться в Захчагар.
С шутками и смехом все вместе пошли к стоявшим невдалеке глинистым буграм, где накануне от Кости ускользнула крупная гюрза. Она была уж не так нужна, но Костя утверждал, что змеи такого размера он еще не встречал в Илян-сае, и настаивал на последней попытке.
По пути поймали еще двух средних гюрз, лежавших на берегу ручья. Подошли к бугру, заканчивавшемуся конгломератным обрывом с норками. В одной из них скрылась гюрза, заинтересовавшая Костю.
После недолгих поисков Костя снова нашел змею. Это был экземпляр, почти не уступавший по размеру змее, пойманной на туранге. Гюрза безобразной лепешкой примостилась на выступавшем в стенке обрыва камне, в метре от ближайшей норки. Достать ее с земли было невозможно. Камень торчал на такой высоте, что ни один из охотников не мог дотянуться до него своим крючком.
Быстро составили план действий. Мустафакул, вооруженный крючком, полез вверх по выдававшимся из стен камням, чтобы сбросить змею на землю, где ее должны были взять Костя и Илларионыч. Алексею и Курбан-Ниязу Костя приказал в схватку не вступать.
Сначала все шло хорошо. Цепкий горец осторожно вскарабкался, добрался почти до цели и, протянув крючок, коснулся спящей змеи. Испуганная змея рванулась к норке. Мустафакул потянулся за нею, резким движением сбросил ее с выступа, но не удержался и с высоты трех метров полетел вниз следом за змеей.
Само по себе падение с небольшой высоты на мягкую осыпь мелкой глины не представляло опасности, тем более, что опытный горец, извернувшись в воздухе, падал ногами вниз, но он падал туда, где, свернувшись клубком, лежала только что сброшенная гигантская гюрза. Змея была разозлена внезапным нападением и могла укусить приземлившегося рядом с ней человека. Костя и Илларионыч одновременно бросились к змее и попытались отбросить ее в сторону. Змея отпрянула от крючков и быстро скользнула мимо, направляясь к обрыву, у подножья которого были выходы нор. Она искала спасения, но на пути змеи находился только что приземлившийся лесник. От сильного толчка он потерял равновесие и упал на землю руками. Змея моментально выгнулась, еще секунда — и ее зубы вопьются в щеку человека. Казалось, ничто не спасет лесника от ее страшного яда… И в тот же миг Илларионыч рукой схватил змею поперек туловища и отбросил в сторону. Никто, кроме него самого, не заметил молниеносного движения змеи, успевшей в мгновение ока вцепиться в указательный палец охотника.
Костя одним прыжком очутился возле гюрзы. Он быстро прижал ее и с помощью Алексея посадил в мешок. Только после этого он повернулся к Илларионычу и заметил его побледневшее лицо.
— Что, успела? — тревожно спросил он.
— Да, — негромко ответил Илларионыч.
— Где?
— Вот, — протянул Илларионыч руку.
На тыльной стороне указательного пальца чернели две глубокие ранки от зубов змеи. Илларионыч немедля достал из ножен острый охотничий нож и недрогнувшей рукой крестообразно рассек себе палец — так, чтобы разрезы проходили через ранки. Из разрезов выступила и почти тут же свернулась черная кровь.
— Алеша, аптечку! — скомандовал Костя.
Звякнула разбиваемая ампула, и через минуту Костя ввел Илларионычу в кисть руки сыворотку. Палец быстро опухал, опухоль на глазах поднималась к кисти. Костя ввел еще одну ампулу сыворотки. Опухоль замедлила свое распространение. Больше сыворотки у охотников с собой не было, она лежала во вьюке. Алексей побежал в лагерь за сывороткой, а Илларионыч с помощью друзей медленно побрел туда же.
— Ничего, — успокаивал он всех. — Сыворотка — это сильная вещь. Немного поболит и перестанет. Не умру.
Алексей вернулся, когда охотники подошли к дереву возле птичьих нор. Здесь Костя ввел Илларионычу еще две ампулы сыворотки. Илларионыч ослабел. Присели передохнуть возле дерева. Костя велел Мустафакулу срубить два длинных шеста. Побрели дальше.
Вернувшись в лагерь, быстро завьючили ослов, и, посадив Илларионыча верхом на лошадь, двинулись в обратный путь. Илларионыч бодрился и, стараясь показать, что чувствует себя хорошо, говорил, что, кроме боли в месте укуса, ничего плохого не ощущает. Но Костя по собственному опыту знал, что действие яда может наступить. несколько позднее, и торопил друзей, которые и без его замечаний шли очень быстро. Когда подошли к началу большого овринга, Илларионыч вдруг покачнулся и сполз с седла на руки подбежавших Мустафакула и Курбан-Нияза. Из срубленных лесником шестов и плащ-палатки Костя и Алексей быстро сделали носилки. Илларионыча осторожно положили на них и привязали веревкой к шестам. Он потерял сознание.
— Как же мы перейдем через овринг? — тревожно проговорил Костя.
— Ничего, ничего, — успокоил его лесник, — Перейдем. Носилки понесем я и Курбан-Нияз. Мы сумеем пройти с носилками. Только еще веревки нужно привязать к ручкам носилок и перекинуть их через плечи. Так мы делали на фронте, когда носили раненых. Тогда руки не устают и можно идти очень долго.
Он быстро привязал к ручкам носилок веревку и показал всем, как нужно перекинуть ее через плечи.
— Костя, возьми за повод коня, Алеша, подгоняй ослов. Идите за ними на таком же расстоянии, как шли сюда. Только не торопитесь, и все будет хорошо. Пошли, товарищи!
Мустафакул и Курбан-Нияз подняли носилки и пошли по оврингу. Опытные горцы шли осторожно, но быстро и уверенно. Соблюдая дистанцию, за ними шагал Костя, ведя в поводу коня, и сзади всех, подгоняя четверку ослов, по оврингу шел Алексей. Придерживаясь рукой за обрыв, он старался не думать об опасном пути. Ослы, казалось, понимали, что у людей случилась беда. Они спокойно перебирали ногами, старательно соблюдая между собой небольшие интервалы.
Большой овринг прошли благополучно. Когда Алексей вышел на твердую тропу, все уже были готовы продолжать путь. Костя сменил Мустафакула, а Алексею предложили сесть верхом на коня. Немного передохнув в седле, Алексей подменил Курбан-Нияза. До малого овринга Илларионыча несли охотники. Там горцы опять надели на плечи веревки носилок. Едва перешли овринг, как Костя, поглядев на Илларионыча, велел остановиться. Носилки опустили на землю, Костя стал прощупывать пульс.
Сердце билось неровно, его ослабленные толчки то часто-часто отдавались в вене, то замирали и едва прощупывались. В аптечке нашли кофеин и ввели его. Работа сердца улучшилась.
— Алеша, — тревожно сказал Костя, — дело плохо. Сердце сдает. У нас только две ампулы кофеина. Израсходуем их, и потом поддержать будет нечем. Нужно быстро ехать в Захчагар и по радио просить помощи. Ты сумеешь сам найти дорогу?
— Боюсь, что нет, — признался Алексей. — Дорога незнакомая.
— Тогда Мустафакул пойдет с тобой, Илларионыча понесем мы с Курбан-Ниязом.
— Алексей поедет один, — прервал его лесник. — Пусть садится верхом. Мой конь сам найдет дорогу…
— Рисковать нельзя, — сердито оборвал лесника Костя. — Конь может подвести, а нам дорога каждая минута.
— Хорошо, — согласился лесник. — Алеша, садись верхом, а я буду держаться за стремя. Курбан-Нияз, веди верхней дорогой, она легче. Я только доведу Алексея до кишлака и сейчас же вернусь к вам с людьми.
— Спешите, друзья, — напутствовал их Костя. — Его жизнь теперь от нас зависит.
— Понимаем, — ответил Алексей. — Вперед, Мустафакул!
Конь бежал ровной рысью. Алексей ехал в седле, а Мустафакул, держась за стремя, бежал рядом с лошадью. Предстоял нелегкий путь — больше десяти километров по горной тропе. Ветки арчи хлестали по голове и плечам. Конь то лез на крутой склон вверх, то, тормозя всеми четырьмя ногами, почти съезжал по не менее крутому склону вниз в ущелье. Алексей то прижимался к шее коня, то откидывался назад. Мустафакул все время понукал коня. Голос его прерывался, Алексей понял, что лесник сильно устал.
— Стой! — потянул Алексей повод. — Садитесь, Мустафакул! — Лесник благодарно взглянул на него и мигом очутился в седле.
Преодолев несколько подъемов, Алексей тоже почувствовал, что ему не хватает дыхания. В довершение всего на спуске он поскользнулся, выпустил стремя из руки и кувырком полетел вниз. Он катился по склону до тех пор, пока не удалось схватиться за куст боярышника. Держась за куст, Алексей с трудом поднялся на ноги. Вид его был плачевным. Рубашка клочьями свисала с плеч, голые колени вылезли из лопнувших брюк. Руки были исцарапаны в кровь. Кровь сочилась и из царапины на лбу. Мустафакул, увидев Алексея, испуганно спросил:
— Руки, ноги целы?
— Кажется, целы, — неуверенно ответил Алексей.
Чтобы убедиться в этом, он сделал несколько шагов.
Горели ссадины на коленях и локтях, но острой боли не было.
— Садись! — соскочил с коня Мустафакул.
Помчались дальше. Разбираться в полученных ушибах не было времени. Конь Мустафакула покрылся белой пеной и тяжело поводил боками, но лесник, не переставая, понукал его. И люди, и лошадь теряли силы и продвигались вперед уже шагом. На счастье вдали показался всадник. Едва Мустафакул увидел всадника, как крикнул Алексею:
— Слезай!
Лесник взлетел в седло и, ударив коня камчой, помчался вперед. Он кричал и махал рукой, стараясь привлечь внимание встречного. Встречный всадник заметил его и тоже погнал коня навстречу. Они съехались. Несколько секунд Мустафакул что-то говорил, затем всадник быстро повернул коня и поскакал по направлению к Захчагару, а лесник вернулся к Алексею.
— Ну, Алеша, теперь все будет хорошо. Сейчас Сафар поднимет людей, и они пойдут навстречу нашим. Тебе нужно сесть в седло — уже близко, и ты сможешь скоро вызвать помощь.
Со следующего гребня горы Алексей увидел Захчагар. Через десять минут они подошли к крайнему домику. На дороге, бежавшей от Захчагара вверх, Мустафакул показал Алексею толпу мужчин, быстро уходивших в горы.
— Сафар уже повел людей на помощь, — сказал он. — Алеша, здесь ты до машин дойдешь один, я поеду вместе с людьми.
Мустафакул сел в седло и решительно повернул взмыленного коня вслед за толпой.
Спеша, как только может спешить человек, у которого от ушибов и утомления болит все тело, Алексей добежал до машин, достал рацию и подготовил ее к работе. Только засветился зеленый глазок индикаторной лам почки, как в эфир понеслось тревожное:
— Я Охотник, я Охотник. Имею важное сообщение. Всех, кто меня слышит, прошу ответить!
Алексей дважды повторил свой призыв и перешел на прием. Алексею сразу же отозвался Стерегущий.
— Охотник, я Стерегущий. Вас слышу хорошо. Давайте ваше сообщение.
— В районе Илян-сая укушен гюрзой охотник из экспедиции. Пострадавший в тяжелом состоянии, жизнь его в опасности. Необходима срочная медицинская помощь, — одним духом выпалил Алексей и перешел на прием.
— Вас понял. Ждите у аппарата!
Едва смолк Стерегущий, как в репродукторе раздался щелчок и женский голос произнес:
— Охотник, я Шинг — метеопункт. Принял ваше сообщение. Сейчас передам в райисполком. Постараемся оказать помощь. Прошу ответить, как поняли меня. Прием.
Почти тут же на призыв Охотника отозвалось еще несколько станций. Радиолюбители из Ташкента, Самарканда, Новосибирска и Ленинграда отвечали, что они приняли сообщение и спрашивали, не могут ли чем-либо помочь. Алексей вежливо поблагодарил незнакомых друзей и попросил подождать ответа Стерегущего и Шинга.
Несколько минут ожидания — и снова раздался голос Стерегущего:
— Какие меры приняты вами? Где находится пострадавший? Возможна ли посадка самолета? Срочно отвечайте! Прием!
— Пострадавший находится в горах. Через час его доставят в кишлак Захчагар. Пострадавшему введена сыворотка «антигюрза» — сорок кубиков, и кофеин — десять кубиков. Около часа тому назад он был без сознания, сердце ослабело, поэтому и ввели кофеин. Посадка самолета невозможна. Необходим вертолет. Как поняли? Прием, — протараторил Алексей.
— Вас понял. Слушайте внимательно. К вам вылетает санитарный вертолет. Держите с ним связь на этой же волне, его позывной «Скорая». Обозначьте свое местонахождение и корректируйте ему заход на посадку. Как поняли? Прием!
— Вас понял. Жду связи со «Скорой». Прием.
— Буду все время находиться на приеме. Вызывайте в любое время. Прием.
Тут же заговорил Шинг:
— Охотник, я Шинг. Ваш разговор со Стерегущим слышала. Райисполком посылает к вам медицинскую помощь на автомобиле, она будет у вас через час-полтора. Буду все время на приеме. Вызывайте в любое время. Как поняли меня? Прием.
Алексей поблагодарил Шинг за помощь и сказал, что, если что-нибудь будет нужно, он немедленно сообщит.
Кто-то тихонько потрогал его за плечо. Алексей повернул голову и увидел пожилую женщину-горянку, протягивавшую ему пиалу с холодным кислым молоком. Только тут он почувствовал, как у него пересохло горло и как хочется пить.
— Пей, сказала горянка. — Пей, иначе голос пропадет!
Одну за другой Алексей выпил три пиалы освежающего напитка и потянулся за четвертой.
— Хватит, — отвела его руку горянка. — Худо будет!
Алексей вздохнул, но подчинился.
В это время раздались позывные вертолета:
— Я Скорая. Охотник, как слышите меня? Прием.
— Я Охотник. Скорая, слышу вас хорошо. Где вы сейчас находитесь? Отвечайте. Прием.
— Прохожу район Ак-су. У вас буду через полчаса. Как состояние больного? Прием.
Алексей ответил, что больного еще не доставили, но с минуты на минуту он должен быть возле рации, и попросил поспешить.
Послышались торопливые многочисленные шаги. Алексей повернулся и увидел, что по улице почти бегом движется группа мужчин, несущих носилки с Илларионычем. Позади толпы верхом ехал Костя. Люди подошли к машинам и осторожно опустили носилки на кошму. Алексей бросился к носилкам.
Илларионыч был без сознания. Он лежал, запрокинув голову, и судорожно дышал. Лицо его было серым, возле губ запеклась кровь.
Костя слез с лошади и подошел к носилкам.
— Алеша, иди к рации. Я здесь сам, — сказал он тихо.
Алексей молча отступил в сторону. Костя достал из аптечки последнюю ампулу кофеина и сделал Илларионычу укол.
Горцы, окружавшие носилки, едва слышно переговаривались и сокрушенно качали головами.
Из репродуктора послышался вызов «Скорой», и Алексей поспешил к рации. Вертолет спрашивал, доставили ли больного в кишлак и как он себя чувствует.
Алексей ответил, что пострадавший доставлен в Захчагар, но состояние его очень тяжелое. Что ему только что ввели кофеин, но дыхание неровное, судорожное.
Вертолет сообщил, что через десять минут будет в Захчагаре. Рекомендовал делать искусственное дыхание и просил корректировать заход на посадку.
Алексей попросил присутствовавших наблюдать за тем, где и когда появится вертолет.
Несколько мужчин встали и отошли за дом, откуда было лучше наблюдать за горизонтом.
— Костя, — позвал Алеша. — Будет жить Илларионыч?
— Будет, — спокойно ответил Костя. — Явлений общего отравления нет. Опухоль выше не поднимается. Сознание Илларионыч потерял от боли. Укус гюрзы очень болезнен… Главное — сердце. Выдержало бы сердце…
— Летит! — закричал кто-то из-за дома. — Летит! Вот он, я его вижу!
— Охотник, я Скорая, — раздалось из репродуктора. — Выхожу в район Захчагара, видите ли вы меня?
— Я Охотник, вижу вас. Больной находится на восточной окраине кишлака, возле двух автомашин «москвич». Рядом есть площадка, удобная для посадки. Как поняли? Прием.
— Вижу вас. Все понял. Иду на посадку. Связь кончаю.
Вертолет низко проплыл над домом Мустафакула, обдав всех струей ветра от винта и приземлился невдалеке, на краю широкого выгона. На борту открылась дверка, и к «москвичам» побежали трое в белых халатах.
— Где больной? — подбегая, спросил один из прилетевших, видимо врач. Алексей молча указал на носилки. Доктор быстро осмотрел Илларионыча и скомандовал:
— Глюкозу, кофеин, кислород!
Оказав первую помощь, врач обратился к Косте:
— Положение серьезное. Оставлять больного здесь нельзя. Сейчас нужно запросить, куда его доставить — в Шахрисябз или в Самарканд…
— Скажите, доктор, — заволновался Алексей, — что, положение безнадежное?
— Зачем так говорить? — мягко остановил его врач. — Сыворотка введена своевременно. Будем надеяться на благополучный исход. Вызовите «Авиапомощь», волна 11,4 метра.
Авиапомощь ответила, что будет лучше, если пострадавшего доставят в Самарканд. Из Самарканда в случае необходимости легче вызвать нужного специалиста из Ташкента или доставить больного в Ташкент.
— Понятно, — сказал доктор. — Сейчас отправимся в Самарканд.
— А как мы узнаем, где будет находиться наш товарищ и что с ним? — спросил Костя.
— Это я сообщу вам по радио, когда доставлю больного в Самарканд. Помогите нам взять больного на борт.
Костя и Алексей помогли внести Илларионыча в кабину вертолета, врач пожал им руки, влез в кабину и закрыл дверку. Пилот рукой показал, что нужно отойти подальше. Мотор чихнул, винт вздрогнул, сделал один оборот, потом другой, завертелся все быстрее и быстрее. Мотор взревел, лопасти винта исчезли из глаз, образовав над машиной прозрачный, сверкающий в лучах солнца круг. Вертолет оторвался от земли и взял курс на север. На белом корпусе его рельефно выделялся большой знак медицинской помощи — красный крест и полумесяц.
— Вот и увезли Илларионыча, — грустно сказал Алексей, глядя вслед вертолету. — Спасут ли?
— Не раскисай, — строго прервал его Костя. — Илларионыч еще поймает не одну гюрзу. Ты лучше слушай, что будет передавать Скорая. Я пойду встречать Курбан-Нияза и Мустафакула, они гонят ослов с вьюками.
Алексей вздохнул и подсел к рации.
Костя не сказал ему, как он и Курбан-Нияз, задыхаясь и напрягая последние силы, бегом пронесли носилки с Илларионычем почти пять километров по подъемам и спускам. Да и зачем это было говорить! Он видел, что и Алексею пришлось не легче, когда он спешил к рации. Ссадины на лице, царапины на руках и ногах — весь вид Алексея красноречиво говорил об этом.
Вслушиваясь в трески и шорохи эфира, Алексей склонился к рации и, утомленный трудным днем, задремал. Его разбудил шум автомобильного мотора. Алексей открыл глаза и увидел санитарную машину, стоявшую рядом с ним. Это приехали врачи из Шинга. Узнав, что пострадавшего увез санитарный вертолет, они оказали помощь Алексею и уехали обратно в Шинг. Перемазанный йодом Алексей был похож на дикаря, так походили на татуировку полосы йода, исчертившие его лицо. Не отходя от рации, Алексей прилег на кошме и снова задремал.
— Алеша, — разбудил его Курбан-Нияз. — На вот, поешь. Целый день ты ничего не ел, а уже вечер.
Не ощущая вкуса, Алексей съел поданную ему чашку рисовой каши.
Солнце скрылось за отрогами Гиндукуша. По ущелью поползло серое облако тумана. Костя, Курбан-Нияз и Мустафакул сидели на кошме возле рации, ожидая сообщения вертолета. Все взрослые мужчины Захчагара сидели тут же. Люди молчали, тишину нарушал только негромкий звук работающего мотора «москвича», питавшего рацию. Долго длилось молчание. Внезапно репродуктор ожил:
— Охотник, я Скорая. Больной доставлен в Самарканд, оттуда самолетом — в Ташкент. Состояние его улучшилось, есть надежда на выздоровление. Как поняли меня? Прием.
— Вас поняли. Благодарим за помощь. Сейчас выезжаем в Ташкент. Прием, — ответил Алексей.
— Желаем вам благополучного возвращения домой и встречи с вашим товарищем. Связь кончаю.
Все облегченно вздохнули. Потом заговорил Костя:
— Алеша, свяжись с Ташкентом, попроси кого-нибудь из своих друзей коротковолновиков узнавать состояние Илларионыча и сообщать его нам.
На вызов Алексея тотчас же отозвался его приятель по радиоклубу. Алексей передал ему просьбу экспедиции, договорился о дальнейшей связи и выключил рацию
— Чего приуныли? — обратился к сидевшим Костя. — Думаете, умрет? Рано хороните Илларионыча! Он еще не раз будет у вас в гостях. Мы с ним выловим всех гюрз в Илян-сае. Давайте-ка лучше ужинать!
Но попытка Кости расшевелить людей не имела успеха. Горцы знали, что укус гюрзы зачастую оканчивается смертью. Слова Кости показались им неуместными. Скупо переговариваясь, они выпили чай и быстро разошлись. И только тогда, забравшись с головой в спальный мешок, Костя отдался невеселым мыслям.