В собачьей шкуре

Глава 2

Сириуса принесли куда-то в тепло и осторожно положили в корзинку. Он уснул. Пока он спал, его перепачканная шерсть высохла и стала слегка волнистой. Последней высохла рыжая шерсть на висячих ушках, и ему стало совсем хорошо. Он проснулся, от души потягиваясь передними и задними лапками, и обнаружил, что рядом находятся чужие, враждебные существа.

Эти существа не разговаривали. Они вообще не умели говорить. Но у них были такие твердые и четкие ощущения, что Сириус понимал их не хуже, чем если бы они говорили.

— Что это? Не слишком хорошо пахнет.

Носик Сириуса дернулся. Если уж на то пошло, запах этих существ ему тоже не понравился.

— Это одна из тех тварей, которые лают и загоняют вас на деревья.

— Ты уверена? Он не выглядит таким уж большим.

— Потому что, — в ответе чувствовалось великое презрение, — это еще младенец. Он вырастет.

— Зачем его принесли в наш дом?

— Пусть лучше не загоняет нас на деревья!

— А давайте уничтожим его, пока он еще не может нас никуда загнать.

— Обязательно, при первой же возможности. А до тех пор оставьте его в покое. Он не стоит нашего внимания.

— Брысь! Иди отсюда, Тибблс. Ромул и Рем, пошли вон. — Кэтлин и Робин опустились на колени у корзины. Странные существа исчезли вместе со своим презрением и раздражением. Сириус вильнул хвостиком, открыл глаза и попытался разглядеть, как выглядят его спасители. Они были такие большие, что ему оказалось трудно сфокусировать на них взгляд.

— Смешной хвостик! — со смехом сказала Кэтлин.

— Смешные глаза! — сказал Робин. — Кэтлин, у него зеленые глаза. У собак ведь не бывает зеленых глаз, верно? Как ты думаешь, может, это не щенок?

— Это щенок, я знаю, — ответила Кэтлин.

— А Бэзил скажет, что это котенок, — сказал Робин. — Вот увидишь, он обзовет его Шеймусом О'Котом.

— Ну и пусть, — беззаботно сказала Кэтлин. Только так она могла выразить странное чувство, которое возникало у нее при виде этих глаз.

Они были словно травянисто-зеленые капли на круглой щенячьей голове, сияющие и глубокие. Зелень была сверху прикрыта той молочной мутью, что бывает в глазах у всех детенышей, и Кэтлин знала, что щенку нелегко ее разглядеть. Но где-то в зеленых глубинах ей почудилось что-то огромное, чудесное и вызывавшее благоговение.

— Почему бы не назвать его Шеймусом? — предложил Робин. — Тогда ты опередишь Бэзила.

— Это дурацкое имя, — ответила Кэтлин.

— Тогда надо назвать его каким-нибудь кошачьим именем. Как насчет Лео? Это означает «лев».

— Кажется, у львов желтые глаза, — неуверенно сказала Кэтлин. — Но «Лео» звучит гораздо величественнее, чем «Шеймус». Я подумаю, пока буду его кормить.

Она протянула Сириусу бутылку с резиновым наконечником, из которого сочилось молоко. Он радостно присосался к бутылочке, Кэтлин принялась осторожно кормить его — и перекормила. Сириуса затошнило. Это его не слишком обеспокоило, но Кэтлин, похоже, пришлось немало повозиться с мокрой тряпкой. И пока она наводила порядок, Сириус почувствовал новое присутствие.

Это существо было большим — больше, чем Кэтлин и Робин, вместе взятые — и чем-то слегка напомнило ему женщину по имени миссис Партридж, которая приказала тому парню его утопить. В этой женщине была та же уверенность, что все должно быть так, как она считает нужным. И ей — это Сириус почувствовал сразу — он точно так же не понравился. Он забился в угол каминной решетки, чувствуя себя очень маленьким и беззащитным, и воздух над ним задрожал от жесткого высокого голоса. Очень холодного голоса, в то же время полного разнообразных сильных эмоций.

— Принести это грязное животное в мой дом, даже разрешения не спросив… Даже не задумалась о моих чувствах… позволила ему испачкать весь каминный коврик, и кто знает, какие у него инфекции. А как насчет кошек? Ты очень эгоистичная девочка, Кэтлин. Видит господь, я ни на минуту не переставала сожалеть о том, что Гарри настоял, чтобы мы взяли тебя в дом, но это последняя соломинка! И нечего сидеть с упрямым лицом, Кэтлин. Робин, возьми эту грязную тварюшку и утопи в бочке.

— Но, Даффи, кто-то уже пытался утопить его в реке! — робко возразила Кэтлин.

— Этот кто-то гораздо умнее тебя! — сердито ответила женщина по имени Даффи. — Посмотри, что он тут устроил! Робин, ты меня слышишь?

— Я за ним убираю, — жалобно сказала Кэтлин. — И всегда буду убирать.

— Он просто еще маленький, мам, — объяснил Робин. — Он не знал, когда остановиться. Но когда он вырастет, он будет нам очень полезен. Что, если в твой магазинчик заберутся грабители?

— Там установлена прекрасная сигнальная система. Я сказала раз и навсегда, что в моем доме не будет никаких собак!

— Пожалуйста, Даффи, позвольте мне его оставить, — взмолилась Кэтлин. — Я буду следить, чтобы он не пачкал. Пусть он будет мне подарком на день рождения. Я ведь еще не получила ни одного подарка.

Это заставило хозяйку холодного голоса замолчать. Она испустила сердитый раздраженный вздох, от которого у Сириуса шерсть на спине стала дыбом.

— И будешь его кормить, и купишь на него лицензию, и будешь его выгуливать и обучать! Хотела бы я увидеть, как все это проделывает такая маленькая неряха, как ты! Нет.

— Если вы позволите мне его оставить, — в отчаянии сказала Кэтлин, — я буду делать все, что вы захотите. Я буду делать всю работу по дому, и готовить, и вообще. Обещаю.

Снова недолгое молчание.

— Ну что ж, — сказал холодный голос. — Я думаю, это избавит меня… Ладно. Оставь себе эту грязную тварюшку. Но не вини меня, если кошки разорвут ее на куски.

Большое существо ушло, и воздух снова успокоился. Сириус обнаружил, что его поднимают и прижимают к груди.

— Ты с ним поосторожнее, а то его опять стошнит, если будешь его так тискать, — сказал Робин и торопливо ушел, опасаясь новой уборки.

— Ты будешь хорошо себя вести, ладно? Конечно, будешь, — шепнула Кэтлин Сириусу. Две капли упали ему на голову, и он вздрогнул. — Ты будешь моим верным псом. Я знаю, что ты особенный, ведь у тебя такие необыкновенные глаза. У нас с тобой будет много-много приключений. И не бойся кошек. Я буду следить, чтобы они тебя не обижали. — Кэтлин осторожно положила Сириуса обратно в корзинку, и он уснул.

К вечеру Сириус настолько пришел в себя, что вылез из корзинки и принялся за изучение окружающего мира. Он брел по дому, покачиваясь на нетвердых лапках и удерживая равновесие с помощью длинного пушистого хвоста, и набрел на ноги домочадцев. Его носик блестел от огромного количества новых запахов. Кошки сидели высоко на полках и столах и презрительно наблюдали за ним. Сириус чувствовал их раздражение, но понимал, что в присутствии людей они не посмеют сделать ему ничего плохого. Поэтому он не стал обращать на них внимание и сосредоточился на человеческих ногах. Дети носили на ногах какие-то предметы из ткани и резины. У Робина и Кэтлин ноги были примерно одного размера, но предметы на ногах у Кэтлин были старыми и изношенными. Ноги Бэзила оказались удивительно большими. Сириус принялся их обнюхивать, Бэзил наклонился и назвал его «Шеймус О'Кот».

— На самом деле я думаю назвать его Лео, — сказала Кэтлин.

— Лучше Крысом, — ответил Бэзил. — Шеймусом Крысом.

— Я тебе говорил, — сказал Робин.

Нашлась еще одна пара ног. Они принадлежали человеку, которого Бэзил и Робин звали папой, а Кэтлин — дядей Гарри. Эти ноги оказались самыми большими. На них было надето что-то кожаное, с красивыми шнурками, которые развязывались, если взять их зубами и потянуть. Сириус зажал в зубах шнурок и отскочил, размахивая хвостом и рыча от удовольствия.

Раздался голос, похожий на удар грома:

— Брось!

Сириус сразу же отпустил шнурок и отправился исследовать последние ноги — ноги Даффи. Ему не нравилась ни сама Даффи, ни ее запах, но ноги у нее оказались интересные. Они были одеты в кожаные полоски, так что края ног оставались открытыми. Каждая нога заканчивалась несколькими толстыми выступами с твердыми плоскими когтями, совершенно бесполезными на вид. Сириус с любопытством ткнулся в них носом.

— Не трогай! — сказал холодный голос.

Сириус послушно поднял голову и — то ли из нелюбви к Даффи, то ли просто по зову природы, он не знал — сделал лужу прямо между двумя большими пальцами.

— Ох, Лео! — Кэтлин бросилась к его произведению с тряпкой.

— Грязный Шеймус Крыс! — заявил Бэзил.

— Это существо… — начала Даффи.

Но раскатистый голос перебил ее, спокойно погромыхивая:

— Ладно, ладно. Ты уже высказалась, Даффи. А я говорю, что без собаки в доме чего-то не хватает. Как, ты говоришь, его зовут, Кэтлин?

Сириус понял, что ему ничего не грозит. В этом доме все подчинялись словам человека с раскатистым голосом. Сириус продолжал изучать комнату, а люди принялись спорить, как его назвать.

Этот спор так никогда и не решился полностью. В последующие дни Сириус обнаружил, что откликается на Лео, Шеймуса, Шеймуса О'Кота, Шеймуса Крыса, Крыса, Пса и Это Существо. Со временем добавлялись и исчезали другие имена. Эти использовались чаще всего. Больше всего кличек придумывал Бэзил. Даффи звала его Эта Собака или Это Существо. Робин обычно звал его Лео, если рядом была только Кэтлин, и Шеймус, если там был еще и Бэзил. Раскатистый голос его вообще никак не называл. Кошки тоже. Скоро только Кэтлин называла его Лео.

Сириус не возражал. Он по интонациям определял, что обращаются именно к нему, и отзывался. Больше всего ему нравился голос Кэтлин — мягкий, отличавшийся особенным певучим звучанием, и означавший, что его сейчас покормят или погладят. Меньше всех ему нравился голос Даффи. Голос Бэзила был немногим лучше. Обычно Бэзил подзывал его, чтобы щелкнуть по носу или грубо покатать по полу. Но даже если Бэзил ничего этого не делал, Сириус рядом с ним чувствовал себя маленьким и слабым. А еще у Бэзила была неприятная привычка насмешливо глядеть ему прямо в глаза.

Глаза Сириуса скоро потеряли младенческий молочный оттенок. Сначала они стали травянисто-зелеными, потом посветлели. «Волчьи глаза," — сказал Бэзил и какое-то время называл Сириуса Волком. Примерно тогда же Сириус обнаружил, что может есть из блюдца, и его перестали кормить из бутылочки. Он рос. И рос. И продолжал расти.

— Это твое животное что, собирается вырасти размером с лошадь? — спросил однажды раскатистый голос, неожиданно обративший внимание на Сириуса.

— Может, это датский дог? — предположил Робин.

— Ох, надеюсь, что нет! — сказала Кэтлин, которая знала, сколько Лео ест. Сириус понял, что она тревожится, и утешающе завилял хвостом, свисавшим из корзинки. К этому времени он уже еле помещался в корзинке, а хвост у него был длинный и сильный.

Этот хвост был большим испытанием для всех. Сириус им размахивал. Он выбивал им пыль из ковра каждый раз, как кто-нибудь из домочадцев входил в комнату. Он считал это знаком вежливости. Где-то в туманной глубине разума, куда Сириус не мог толком заглянуть, он знал, что благодарен им всем — даже Даффи — за то, что они его пригрели и кормят. Но его вежливость ценили только Кэтлин и Робин. Все остальные говорили «Ну неужели этому существу обязательно надо так размахивать хвостом?». а иногда начинался скандал.

Хвост, казалось, жил своей собственной жизнью. Бегая по дому, Сириус обычно поднимал его вверх, изогнув полумесяцем, и вообще о нем не думал. В туманной глубине разума бродила мысль, что, возможно, у него не всегда был хвост, потому что Сириус вспоминал о нем только тогда, когда было уже слишком поздно. Если он радовался какой-то мелочи, если Робин начинал прыгать вокруг или Кэтлин приходила из магазина, Сириус весело бросался к ним, и его хвост начинал стремительно вертеться, сбивая все на своем пути. Мелкие предметы падали со столиков и разбивались. Кошки разлетались в разные стороны. Газеты тоже. И Бэзиловы окаменелости. А в следующий миг на него обрушивался удар кошачьих когтей или тяжелой руки. За размахивание хвостом ему доставалось куда чаще, чем при обучении навыкам, положенным домашней собаке. В те дни Сириусу, избитому и пристыженному, частенько приходилось прятаться под буфетом, пока Кэтлин в слезах убирала осколки или складывала на место раскиданные газеты. Над ней постоянно нависала Даффи.

— Я тебя предупреждаю, Кэтлин. Если это существо когда-нибудь заберется ко мне в мастерскую, я его уничтожу.

От ее холодного голоса Сириуса пробирала дрожь.

Мастерская и магазин занимали две комнаты в передней части дома. Даффи проводила там большую часть дня — то издавала странный треск и стук в ближней комнате, то беседовала с разными людьми, заходившими в дальнюю комнату, которая выходила на улицу. Это были в основном женщины с громкими голосами, которые называли хозяйку Даффи. Если они приходили, когда Даффи нависала над Кэтлин в гостиной, они останавливались перед дверью и кричали: «Эй, Даффи! Это я!». пока Даффи не выходила.

В те дни мир Сириуса ограничивался домом и задним двором. Мастерская и магазин занимал большую часть первого этажа, так что Сириусу, конечно, было интересно туда попасть. Он обладал врожденным любопытством. Кэтлин часто говорила:

— Считается, что любопытство сгубило кошку, но по-моему, любопытство сгубило собаку. Не суй туда нос, Лео.

Сириус несколько раз пытался сунуть свой любопытный круглый нос в дверь, которая вела в мастерскую. Но Даффи его не пускала. Обычно она выгоняла его пинками, иногда — веником. А однажды она захлопнула дверь, больно стукнув его по носу. Но он не отступал. Не то чтобы ему нравился пыльный глинистый запах из-за двери или хотелось быть вместе с Даффи. Просто он чувствовал, что лишен большей части своего мира. Кроме того, кошек-то туда пускали, а он быстро начинал им завидовать.

К этому времени трудно было сказать, кто кому больше завидует — Сириус кошкам или они ему. Он завидовал их надменному изяществу, завидовал легкости, с которой они запрыгивали в недоступные ему места, и способности незаметно появляться и уходить. Сам он ничего не был способен сделать незаметно. Кошки, со своей стороны, недолюбливали его за то, что он был собакой, что он был в доме новичком и привлекал всеобщее внимание.

Этим кошкам сильно не хватало человеческой нежности и ласки. Пока не приходила Кэтлин, никто, кроме Даффи, не обращал на них никакого внимания. Даффи время от времени приходило в голову, что она любит кошек. В таких случаях она хватала кого-нибудь из них, прижимала к груди и объявляла:

— Уси-пуси, мамочка так любит киску!

Ромул и Рем, полосатые близнецы, вырывались из ее хватки и удирали. Но Тибблс терпела. Ласковой кошке даже подобное тисканье казалось лучше полного безразличия. Тибблс была красивой кошкой, белой с эффектным полосатым пятном на спине, и заслуживала лучшего обращения.

Все трое любили Кэтлин. Она их щедро кормила, с самого начала отличала Ромула от Рема, ласкала и гладила Тибблс. А потом появился Сириус. Кэтлин по-прежнему кормила кошек, но больше Сириус ей ничего не позволял делать. Обнаружив Тибблс на коленях у Кэтлин, он в первый раз в жизни залаял. Разразившись высоким яростным лаем, он бросился на Кэтлин и ухитрился поставить передние лапы ей на колени. Тибблс поднялась и зашипела. Ее лапа вылетела вперед — один, два, три раза, пока Сириус не отскочил. Ему повезло, что глаза остались целы. Но он не перестал лаять, и взъерошенная Тибблс вспрыгнула на буфет, яростно шипя и обещая отомстить.

— Ох, Лео! — с упреком сказала Кэтлин. — Так делать нехорошо. Почему ей нельзя сидеть у меня на коленях?

Сириус не понял вопроса, но решил, что Тибблс будет сидеть у Кэтлин на коленях только через его труп. Кэтлин принадлежала ему. Проблема была в том, что сама Кэтлин никак не могла это запомнить. Кэтлин была добра ко всему живому. Она кормила птиц, спасала мышей от кошек и пыталась выращивать цветы в потрескавшихся чашках у себя в спальне на подоконнике. Сириус ночевал у Кэтлин в спальне, сначала в корзинке, потом, когда корзинка стала слишком тесной и неудобной — у нее на кровати в ногах. Вечерами Кэтлин часами сидела в кровати, держа на коленях открытую книгу, и разговаривала с Сириусом. Он не понимал, что она говорит, но мрачно подозревал, что она ему рассказывает про свою огромную любовь ко всему живому.

Однажды во время дождя Ромул забыл про Сириуса и запрыгнул в окно спальни Кэтлин, чтобы поспать ночью у нее на кровати, как он делал до появления Сириуса. И тогда Сириус в первый раз в жизни по-настоящему зарычал. С грозным рыком он вскочил на лапы. Ромул тоже зарычал и удрал, по дороге сбив на пол цветочные горшки Кэтлин.

— Не надо так делать, Лео, — огорченно сказала Кэтлин. — Ему можно. А теперь посмотри, что он из-за тебя сделал! — Она так расстроилась из-за своих загубленных цветов, что Сириусу пришлось лизнуть ее в лицо.

Вскоре Сириус понял, что кошки замышляют месть. Это его не встревожило. Он знал, что кошки умны, особенно Тибблс, но совершенно не боялся их. К этому времени Сириус был по крайней мере вдвое больше кошки, и все еще продолжал расти. Лапы у него, как говорила Кэтлин, выросли с чайные чашки, и он обзавелся набором отличных новых зубов. Робин, прочитавший массу книг о собаках, сказал Кэтлин, что Лео определенно наполовину лабрадор. Но вот кто он был на вторую половину, им никак не удавалось понять.

Волнистая, удивительно блестящая шкура Сириуса имела золотисто-кремовый окрас, и только на каждом ухе было по яркому буровато-рыжему, цвета лисьей шкуры, пятну. И к тому же у него были странные зеленые глаза.

— Может, он рыжий сеттер? — неуверенно предположил Робин. — У них есть такая длинная шерсть на задней стороне лап.

— Он ублюдок, — сказал Бэзил. — Его мать была лисицей, а отец — белым крысом.

— Крысой, — поправил его Робин.

— Я так и думал, что ты согласишься, — сказал Бэзил.

Кэтлин, которая редко спорила с Бэзилом, ничего не сказала и пошла наверх стелить постели, а Сириус последовал за ней.

— Я думаю, что ты породы грифон, — сказала Кэтлин. — Вот смотри. — Она открыла дверь гардероба Даффи, чтобы Сириус мог посмотреть на себя в большое зеркало.

Сириус не растерялся и не принял свое отражение за другую собаку. Он даже не попытался оббежать зеркало, чтобы посмотреть, как туда попало его отражение. Он просто сел на пол и посмотрел в зеркало. Кэтлин воодушевилась:

— Ты действительно умен!

Сириус посмотрел в глаза своему отражению. Ему неоткуда было знать, насколько у него необычные глаза, но все же на мгновение ему показалось, что он смотрит в неизмеримую даль. Там он увидел необыкновенных существ и места, настолько непохожие на спальню Даффи, что их даже представить себе было трудно. Но видение явилось на миг и исчезло. Остались только зеленые глаза толстого пушистого щенка. Обеспокоенный встречей с непонятным, Сириус зевнул, словно крокодил, продемонстрировав все свои великолепные новые зубы.

— Да ладно тебе! — со смехом сказала Кэтлин. — Ты не настолько скучный!

На следующий день из-за этих великолепных зубов у Сириуса возникла новая проблема. Ему захотелось грызть. И грызть и грызть. Он начал с того, что сжевал свою корзинку, превратив ее во что-то вроде травяной юбки. Потом перешел к каминному коврику. Кэтлин вытащила коврик у него из пасти и дала ему старый ботинок, умоляя его ничего больше не жевать. Сириус в полчаса сжевал ботинок до дыр и огляделся в поисках чего-нибудь еще. Бэзил оставил на полу ящик с окаменелостями. Сириус выбрал кусок окаменевшего дерева, зажал его между передними лапами и собирался с наслаждением изгрызть, но тут прибежал Бэзил и так пнул Сириуса, что тот с воем покатился по комнате.

— Крыс вонючий! Только попробуй еще раз, и я тебя убью!

Сириус боялся пошевелиться. Он помахал хвостом в попытке извиниться и опять огляделся в поисках чего-нибудь, что можно было бы сжевать и изгрызть. Прямо у него перед носом с полки свисал отличный черный провод. Сириус задрал голову и с наслаждением принялся жевать. Так его и нашел Робин — с задранной головой и с проводом, свисающим по сторонам пасти.

— Кэтлин! Теперь он сжевал телефонный провод!

— Я пойду куплю резиновую кость, — сказала Кэтлин и ушла. Робин, боясь, что вот-вот придет Даффи, поскорее обмотал телефонный провод черной липкой лентой. Бэзил торопливо убрал свои окаменелости подальше от Сириуса.

Сириус тихонько забрался под буфет и улегся там, опустив морду на лапы и радуясь, что про него все забыли. И вдруг он понял, что ему на самом деле хочется сгрызть. Просто идеальный выбор. Тихонько постукивая по полу когтями, Сириус подобрался к двери и поднялся по лестнице. Он без труда приоткрыл носом дверь хозяйской спальни и с некоторым трудом открыл гардероб. Внутри стояли ботинки — такие длинные, большие кожаные ботинки, со шнурками и толстыми подошвами, которые так приятно грызть. Сириус выбрал самый сочный ботинок и утащил под кровать, чтобы насладиться добычей в тишине и покое.

Там его нашел раскатистый голос и принялся гонять тростью по всему дому. Даффи долго говорила что-то своим холодным голосом. Кэтлин плакала. Робин пытался объяснить про смену зубов. Бэзил усмехался. И все это время Тибблс сидела на буфете, деловито вылизывая внутреннюю сторону передней левой лапки, и, похоже, обдумывала какую-то мысль. Чтобы утешиться и выразить свое презрение к Тибблс, Сириус отправился в кухню и съел кошачий ужин. Потом он мрачно улегся на пол — жевать невкусный резиновый предмет, который ему дала Кэтлин.

— Это решает все, — заявила Даффи. — Когда ты пойдешь в школу, Это Существо и дня не останется в доме. Ты привяжешь его во дворе.

— Да. Да, хорошо, — робко сказала Кэтлин. — Я буду его выгуливать после школы. Я сегодня же начну приучать его к прогулкам.

Она купила еще кое-что, кроме резиновой косточки. А именно — красный кожаный ремень, который она застегнула у Сириуса на шее. Ему это не понравилось. Ремень был тугой, под ним чесалось. Но как Сириус ни вертелся, избавиться от этого ремня ему не удалось. Затем Кэтлин прицепила к красному ремню еще один ремень с петлей на конце — и, к огромному восторгу Сириуса, открыла боковую дверь в огромный мир, где он еще никогда не был.

Сириус в восторге помчался к выходу, но его остановил резкий рывок. Что-то дернуло его за шею. Он напрягся. Он двинулся вперед, таща Кэтлин за собой. Он издавал хриплые задыхающиеся звуки, чтобы Кэтлин поняла, что надо исправить. Он встал на задние лапы, пытаясь освободиться.

— Нет, Лео, — сказала Кэтлин. — Не надо тянуть.

Но он продолжал тянуть, возмущенный до глубины души. Он не раб и не пленник. Он Сириус. Он — свободное светило, звезда высокой светимости. Его нельзя держать на привязи. Он уперся в землю всеми четырьмя лапами, и Кэтлин пришлось идти спиной вперед, таща его за собой.