В те грозные годы

Глава третья. К Рижскому заливу

Всю зиму 1944 года войска 3-й ударной армии во взаимодействии с соседями вели наступательные бои, изредка чередующиеся непродолжительными передышками. А в середине апреля вообще перешли к обороне. Настало время дать частям и соединениям возможность отдохнуть, пополниться личным составом, произвести некоторую перегруппировку сил для дальнейших боевых действий. А они обещали быть напряженными. Перед нами пролегал очередной оборонительный рубеж противника, которому фашистские генералы дали устрашающее название «Пантера». Проходил он восточнее Пскова, Идрицы и Полоцка.

Геббельсовские борзописцы в печати и по радио всячески рекламировали этот рубеж как северную часть пресловутого Восточного вала, якобы неприступного для Красной Армия. Командующий группой армий «Север» в одном из своих приказов так охарактеризовал рубеж «Пантера»: «…Враг своим превосходством вынудил нас к отступлению. Теперь мы достигли линии, на которой на подготовленных позициях устроим решающую оборону… С каждым шагом назад война на суше, в воздухе и на море переносится в Германию. Здесь, где мы стоим, надлежит вновь завоевать старую славу и показать нашу гордость и стойкость»[8].

Оборонительный рубеж «Пантера» и в самом деле являл собой крепкий орешек. Создавался он гитлеровцами заблаговременно. Сооружали его инженерные войска, а на наиболее тяжелую работу оккупанты под угрозой расстрела сгоняли из окрестных сел и деревень тысячи местных жителей.

Перед 3-й ударной армией была поставлена задача: надежно удерживая занимаемые позиции, в то же время тщательно готовить личный состав к наступательным боям. Но когда они начнутся? Верили — скоро! Красная Армия повсюду теснит врага, значит, и нам недолго стоять на месте. Однако проходили дни, недели, а приказа о наступлении все не было.

3-й ударной теперь командовал сменивший Н. Е. Чибисова генерал-лейтенант В. А. Юшкевич. Новый командарм сразу же с головой ушел в подготовку войск к будущим боям, почти все время проводил в частях и соединениях, на месте знакомился с командным и политическим составом, с бойцами и сержантами. Много внимания он уделял проведению ротных, батальонных и полковых учений, некоторыми из них руководил сам, делал обстоятельные разборы. По его указанию для учебных действий войск в тылу выбиралась, как правило, заболоченная местность, поросшая лесом. Одним словом, копия той, на которой в недалеком будущем нам предстояло вести наступление.

Наряду с обычными проводились и показные учения. Помнится, одно из них на тему «Наступление штурмового батальона на заранее подготовленную оборону противника» исключительно удачно прошло в 150-й стрелковой дивизии полковника В. М. Шатилова. По указанию командующего его итоги были всесторонне обобщены. А затем лекторы и пропагандисты политотдела армии, оперативные работники штаба, специалисты различных родов войск, выступая в частях и соединениях с докладами, наряду с пропагандой боевого опыта подробно рассказывали и об этом учении, о способах отработки важнейших тактических приемов в условиях лесисто-болотистой местности.

Правда, поначалу отдельные командиры, прошедшие школу боев при освобождении Великих Лук и Невеля, много месяцев воевавшие в лесах и болотах, несколько скептически относились к новшеству, введенному командармом В. А. Юшкевичем, к его постоянному требованию: пока есть время, настойчиво совершенствовать тактическое мастерство личного состава, всюду, где возможно, проводить ротные или батальонные учения. Мне самому не раз приходилось слышать примерно такие суждения:

— Тактические учения хороши в мирное время. А сейчас от них не так уж много пользы. В бою обстановка складывается по-разному, всего не предусмотришь. К тому же нам достаточно и того опыта, который уже приобрели.

Но подобное мнение, к счастью, бытовало недолго. Присутствуя на учениях или принимая в них непосредственное участие, те отдельные скептики вскоре воочию убедились, сколь важно еще и еще раз повторить, казалось бы, уже хорошо известные тактические приемы, вне боевой обстановки отработать каждую деталь, понять и устранить ошибки, оплошности, чтобы не повторять их в будущих боях. К тому же эти учения проводились, как правило, в тесной связи с боевым опытом и были в значительной мере рассчитаны на обучение поступавшего в войска армии новою пополнения.

О пополнении, которое мы начали получать в 1944 году, хочется сказать особо. Это в основном молодежь из тех районов, которые совсем недавно были освобождены от немецко-фашистских оккупантов. Среди новичков немало бывших партизан, людей беззаветно смелых, дерзких, отлично владеющих стрелковым оружием, готовых на подвиг. Но были и такие, которым прежде участвовать в боях не приходилось, и они, естественно, не имели достаточной военной подготовки. К тому же многие молодые бойцы длительное время находились под воздействием лживой фашистской пропаганды. Это также приходилось учитывать в процессе политико-воспитательной работы с ними.

В первой половине мая политотдел армии провел трехдневный семинар помощников начальников политорганов дивизий и бригад по комсомольской работе. На нем в числе других вопросов были всесторонне обсуждены и практические задачи организаций ВЛКСМ по воспитанию пополнения. Затем при политотделах соединений состоялись семинары комсоргов рот и батальонов, на которых также в центре внимания оказался этот вопрос. Были даны соответствующие рекомендации активу, значительно повышена его роль и ответственность во всей политико-воспитательной работе.

Мероприятия, проведенные поармом, оказались более чем своевременными. Несколько дней спустя начальник политуправления фронта генерал А. П. Пигурнов позвонил мне но ВЧ и специально предупредил, что в Главном политическом управлении готовится директива, требующая от политорганов всемерного усиления воспитательной работы в комсомольских организациях и партийного руководства ими.

— Ее вы на днях получите, — сказал Афанасий Петрович, — но к реализации приступайте уже сейчас, не теряя времени.

В директиве, которую мы вскоре получили, указывалось, в частности, что политорганы и партийные организации должны рассматривать комсомольскую работу как составную часть партийно-политической. Особое внимание обращалось на необходимость улучшения идейно-политического воспитания комсомольцев и молодежи.

Сразу же во всех батальонах и ротах прошли собрания коммунистов с такой повесткой дня: «О партийном руководств комсомольскими организациями». А в некоторых соединениях этому вопросу были даже посвящены собрания партактива.

О проделанной работе по претворению в жизнь требований директивы свидетельствует и такой факт. В 379-й стрелковой дивизии состоялся однодневный семинар заместителей командиров полков и батальонов по политчасти по теме «Воспитание комсомольцев и молодежи — составная часть всей партийно-политической работы». Затем были проведены семинары парторгов и комсоргов рот. Во всех взводах 1253-го стрелкового полка и в большинстве взводов других частей были созданы комсомольские группы. Силами штатных пропагандистов поарма и политотдела дивизии для командиров, политработников, парторгов и комсоргов читались лекции и доклады о роли Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи в Великой Отечественной войне, о требованиях Устава ВКП(б) по партийному руководству комсомолом, об идейно-политическом воспитании молодежи иа фронте.

Примерно такие же мероприятия проводились и в других соединениях армии, что позволило в короткий срок резко поднять уровень политико-воспитательной работы как в самих организациях ВЛКСМ, так и среди молодых воинов, пе состоявших в комсомоле.

Огромное морально-политическое воздействие на личный состав 3-й ударной армии оказали опубликованные в те дни в печати материалы об итогах прошедших лет Великой Отечественной войны. Почти в каждом подразделении проводились их коллективные читки. Рассказывая воинам о результатах трехлетней борьбы советского народа против фашистских захватчиков, командиры и политработники, партийные и комсомольские активисты, пропагандисты и агитаторы умело подкрепляли цифры и факты правительственного сообщения примерами из боевой практики войск армии. Не оставались равнодушными и слушатели. Всякий раз между ними и пропагандистами возникал живой обмен мнениями о возросшей силе и мощи наших славных Вооруженных Сил, о беззаветном мужестве прославившихся в боях однополчан.

Поддержанию высокого боевого духа войск в первую очередь, естественно, способствовали успехи Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны. Но не меньший интерес проявляли бойцы и командиры и к международным событиям, к положению на других фронтах антифашистской борьбы. Так, когда б июня 1944 года наши западные союзники открыли наконец второй фронт и высадили свои войска на побережье Северо-Западной Франции, об этом событии тотчас же узнали все воины. Но, честно говоря, воспринято оно было личным составом уже без особого энтузиазма. Хорошо помню такой случай. Вместе со вторым членом Военного совета армии Петром Васильевичем Мирошниковым мы приехали как-то в один из полков 207-й стрелковой дивизии. Рассказали бойцам и командирам об открытии второго фронта, попросили их высказать свое мнение на этот счет. Вперед выступил старший сержант Разват Абилов, смуглый круглолицый здоровяк.

— Чего же это они раньше не высаживались, когда нам трудно было? — задал он вопрос скорее самому себе, нежели П. В. Мирошникову. И сам же ответил на него: — Ясное дело, хитрили, выжидали. Империалисты, они и есть империалисты, хотя и называют себя нашими союзниками. На словах — друзья, а на деле совсем другое выходит. Им, видно, чужой крови не жалко, — закончил старший сержант свою короткую речь.

— Второй фронт — это неплохо, — в тон ему продолжил разведчик Усачев. — Только поздновато что-то спохватились союзнички. Теперь-то Красная Армия и без второго фронта могла бы разделаться с фашистами.

Высказываний было много. Беседа превратилась в своеобразный митинг, участники которого с позиции хозяев положения обменивались мнениями о международных делах. В целом открытие второго фронта приветствовали. Но каждый из выступавших справедливо отмечал, что затяжка с высадкой союзных войск в Европе дорого обошлась Советским Вооруженным Силам.

Весть об открытии второго фронта не заняла сколько-нибудь существенного места и в партийно-политической работе. Личный состав армии гораздо больше интересовали радостные и волнующие события, происходившие на нашем, Восточном театре военных действий. Войска Красной Армии гнали оккупантов на запад. С каждым днем все больший размах приобретала Белорусская наступательная операция. Готовилась идти вперед и наша армия. Именно это прежде всего определяло содержание командных и партийно-политических мероприятий, проводившихся в частях и соединениях.

В первой половине июня Военный совет принял решение провести армейский слет снайперов. Ответственность за его подготовку и проведение командарм возложил на штаб и политотдел.

Подобные мероприятия мы проводили и прежде. Основное время на них, как правило, отводилось инструктивным докладам военных специалистов. В этот же раз было решено построить работу слета таким образом, чтобы творческая инициатива принадлежала прежде всего самим его участникам.

— В призывах и инструктивных докладах сейчас, пожалуй, нет никакой надобности, — сказал генерал В. А. Юшкевич, определяя задачи слета. — То, что надо активно истреблять гитлеровцев, снайперы хорошо понимают и сами. Подумайте о другом. У каждого из них за плечами богатый боевой опыт. Вот его-то и надо сделать всеобщим достоянием.

Договорились пригласить на слет 110 человек, главным образом бойцов и сержантов, хорошо известных в армии, поскольку газета «Фронтовик» ежедневно публиковала имена мастеров меткого огня.

3290 истребленных гитлеровцев — таков был общий боевой счет снайперов, участников слета. Из них на долю девушек (их на слете присутствовало 29) приходилось 1440 выведенных из строя вражеских солдат и офицеров.

В первый день со снайперами были проведены учебные занятия по огневой подготовке и практические стрельбы по мишеням. Остальные два посвящались обмену опытом по темам: «Выбор огневой позиции и ее маскировка», «Наблюдение, выбор целей, поражение врага», «Работа снайперской пары», «Опыт ведения снайперского огня ночью», «О роли снайперов в наступательном бою», «Уход за снайперской винтовкой и ее сбережение», «Опыт обучения молодых снайперов».

Одним из первых, помнится, выступил двадцатисемилетний капитан М. А. Ивасик, на боевом счету которого к тому времени значилось около 300 уничтоженных оккупантов. За годы войны он был несколько раз ранен, имел три боевых ордена и медаль «За отвагу». Великолепный воспитатель, Михаил Адамович обучил мастерству меткого огня 25 своих сослуживцев.

С интересом был выслушан рассказ прославленного снайпера сержанта Т. Г. Бондаренко, истребившего 155 фашистских захватчиков и подготовившего 86 новых снайперов из молодых бойцов и сержантов. Коренной сибиряк, потомственный охотник, Трофим Герасимович зарекомендовал себя и отличным наставником.

Поделились своим боевым опытом и девушки-снайперы К. Ф. Маринкина, Н. Д. Сорокина, Н. П. Белоброва, Н. А. Лобковская, Л. М. Макарова. Их умение по-женски терпеливо выслеживать гитлеровцев, а затем с первого выстрела уничтожать было высоко оценено участниками слета.

В работе снайперского слета активное участие приняли руководящие работники армии, в том числе командующий, члены Военного совета, начальник штаба, командующие родами войск. Они присутствовали на учебных занятиях, на практических стрельбах, беседовали с мастерами меткого огня, внимательно слушали их выступления. В ходе обмена мнениями возникла идея — к началу нового наступления иметь в каждом стрелковом полку не менее 80 — 100 снайперов. Выдвинул ее командарм, а участники слета единодушно поддержали.

Завершилось это нужное и важное мероприятие врученном многим мастерам меткого огня высоких государственных наград. Ордена Красного Знамени удостоились, в частности, Т. Г. Бондаренко, А. И. Дубровин и В. А. Орлов.

Итоги слета широко обсуждались в войсках. Все его участники, а также командиры и политработники активно включились в работу по подготовке нового отряда сверхметких стрелков.

14 июня Военный совет и политуправление фронта провели объединенный слет передовых разведчиков двух армий — нашей и 22-й. В его работе принял участие командующий фронтом генерал А. И. Еременко. Это был несколько необычный слет. Правда, в своих выступлениях разведчики делились и боевым опытом. Но прежде всего рассказывали о том, что каждый из них знал о противнике. Командованию, видимо, важно было выслушать сообщения тех, кто неоднократно бывал в расположении немецко-фашистских войск, обобщить их выводы и впечатления, чтобы больше знать о противостоящих силах врага, его огневой системе на переднем крае и в глубине, об инженерных сооружениях и заграждениях.

Проводилось немало и других массовых мероприятий, преследовавших одну главную цель — обеспечение высокой подготовки войск к предстоящему наступлению.

Серьезной проверкой такой готовности стали бои местного значения, проведенные в июне частями 207-й и 150-й стрелковых дивизий. В их задачу входило овладение важными в тактическом отношении высотами Лысая гора и Заозерная.

Несмотря на отчаянное сопротивление противника, обе эти высоты наши части и подразделения захватили довольно быстро. Основные бои развернулись за их удержание. Гитлеровцы нередко по 5–6 раз в сутки предпринимали яростные контратаки силами пехоты и танков, бомбили Лысую гору и Заозерную с воздуха, но так и не смогли вернуть утраченных позиций. Смело и решительно при отражении вражеских контратак действовали не только бывалые, закаленные в боях воины, но и недавно прибывшие на фронт бойцы пополнения.

В дни сражения за Лысую гору, которое вели части и подразделения 207-й стрелковой дивизии, мне посчастливилось ближе познакомиться со смелым и мужественным человеком — ее командиром полковником Иваном Петровичем Микулей. В нашу армию он прибыл в конце мая. Его правый глаз плотно прикрывала черная повязка.

— А что у вас с глазом? Почему носите повязку? — задал я вопрос комдиву.

— Да так, ничего особенного. Немного не долечился после ранения. В дивизии долечусь, — махнул он рукой, будто речь шла о каком-то пустяке.

19 августа 1944 года в бою на подступах к реке Огре полковник И. П. Микуля был смертельно ранен и с воинскими почестями похоронен в только что освобожденном тогда от фашистских оккупантов городе Резекне. Случилось это через два с лишним месяца после нашего знакомства.

…Взятием и последующим удержанием Лысой горы он руководил блестяще, как подлинный знаток своего дела. Несколько раз мне довелось присутствовать на его наблюдательном пункте и во время других боев. Великолепный тактик, смелый в принятии четких и точных боевых решении, он умел побеждать врага малой кровью, с любовью и уважением относился к своим подчиненным. И они отвечали ему тем же.

В последних числах июня командарм В. А. Юшкевич получил указание приступить к непосредственной разработке плана действий армии в Режицко-Двинской наступательной операции. 6 июля такой план был всесторонне отработан и утвержден командованием фронта. Определился и срок начала наступления — 12 июля 1944 года.

В полосе предстоящих действий войск 3-й ударной армии немецко-фашистское командование располагало довольно крупными силами. Оборону здесь держали 15-я дивизия СС, сформированная фашистами из айсаргов — кулацко-нацистского отребья на территории Латвии, и две пехотные дивизии — 23-я и 329-я, усиленные танками и артиллерией. Противник имел три промежуточные оборонительные полосы, уходившие в глубину почти на 50 километров — до рубежа Опочка, Себеж, Освея.

Войскам нашей и соседних армий — 10-й гвардейской справа и 22-й слева — предстояло, как прежде, наступать по лесисто-болотистой местности, форсировать много водных преград.

3-й ударной ставилась задача: нанести удар по вражеской обороне своим правым флангом, прорвать ее, уничтожить противостоящего противника, а затем овладеть городами Идрица и Себеж. Для действий в этих населенных пунктах создавались три подвижные группы, в состав которых наряду с танковыми, самоходно-артиллерийскими, артиллерийскими, минометными, инженерно-саперными, зенитно-артиллерийскими частями и подразделениями входили также стрелковые соединения. Их, исходя из опыта Невельской операции, предусматривалось моторизовать, то есть посадить на автомашины.

Самой мощной подвижной группой была армейская, состоявшая из 207-й стрелковой дивизии, 29-й гвардейской танковой бригады, 389-го танкового полка, 1539-го саперного батальона, 163-го гвардейского истребительно-противотанкового артиллерийского полка, 93-го гвардейского минометного полка «катюш», 1622-го зенитно-артиллерийского полка и 194-го инженерно-саперного батальона. Она должна была войти в прорыв вслед за 219-й стрелковой дивизией и по двум маршрутам следовать в направлении Себежа с задачей овладеть городом в первый же день наступления.

Подвижная группа 79-го стрелкового корпуса состояла из 713-го стрелкового полка, 223-го танкового полка, дивизиона 310-го гвардейского механизированного полка, трех батарей 318-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка, саперной роты. Ввод корпусной подвижной группы в прорыв предусматривалось осуществить в районе боевых действий 171-й стрелковой дивизии — в направлении города Идрица.

Существовала, как уже говорилось, и третья подвижная группа, созданная на базе 150-й стрелковой дивизии и имевшая в своем составе один стрелковый штурмовой батальон, усиленный 991-м самоходно-артиллерийским полком. Дивизионная подвижная группа, согласно плану операции, вводилась в прорыв в направлении Идрицы с такой задачей: ударом с севера содействовать корпусной группе в овладении городом.

Руководствуясь планом операции, мы в поарме также составили свой план партийно-политической работы на период ее подготовки и проведения. Основное внимание решили сосредоточить на подвижных группах, так как общий успех, несомненно, будет во многом определяться стремительностью их действий, высокими темпами наступления. Учитывая, что группы будут сформированы из разных частей, ранее друг с другом не взаимодействовавших, политотдел армии заранее позаботился об их слаженности. С этой целью в каждую из них мы направили по нескольку инспекторов и инструкторов. Им поручалось оказать посильную помощь командирам и партийно-политическому аппарату в работе с личным составом, в перераспределении и расстановке партийно-комсомольского актива, в налаживании агитационно-пропагандистской работы. Предусматривалось также проведение дружеских встреч между воинами различных родов войск. Одновременно на представителей поарма возлагалось обеспечение строгого контроля за работой тылов, транспортных подразделений, чтобы добиться бесперебойного обеспечения подвижных групп боеприпасами и продовольствием, горячей пищей.

Кроме того, в частях по нашему указанию политорганы проводили собрания личного состава и митинги, посвященные блестящим победам Красной Армии на земле Белоруссии. Отделение пропаганды и агитации поарма даже разработало специальную тематику бесед с бойцами и младшими командирами о бдительности и строгом соблюдении военной тайны, о взаимопомощи в бою. Был издан большим тиражом и разослан в войска целый ряд листовок-памяток по таким, например, темам: «В атаке ближе прижимайся к разрывам своих снарядов и мин», «Охраняй и защищай командира в бою», «Как надо преодолевать проволочные заграждения и минные поля», «Умело используй в бою стрелковое оружие и гранаты», «Быстро и умело закрепляйся на занятых рубежах», «Будь стоек и смел при отражении вражеских контратак». При этом повседневно популяризировался опыт наступательных действий, накопленный в предшествовавших боях.

В результате проведенного в частях перераспределения партийных сил были значительно укреплены ротные и батарейные парторганизации. К началу боевых действий в каждом из таких подразделений имелось не менее 5–7 членов ВКП(б) и несколько кандидатов в члены партии. При первичных парторганизациях мы, кроме того, создали резерв парторгов и комсоргов — по 8—10 человек на батальон.

Таким образом, подготовка к наступлению шла по всем линиям, хотя в целях сохранения военной тайны проводимые мероприятия выдавались за чисто учебные. А если говорить точнее, то таковыми они в основном и были вплоть до начала боевых действий.

Наступление, как уже отмечалось выше, предполагалось начать утром 12 июля. Но имелось опасение, что в связи с успешным продвижением 1-го Прибалтийского фронта гитлеровское командование заранее отведет свои войска на тыловую оборонительную полосу. В этом случае армейская операция оказалась бы малоэффективной. Поэтому командующий фронтом генерал А. И. Еременко несколько раз по ВЧ предупреждал В. А. Юшкевича — не прозевайте момента возможного отвода противником своих частей.

Чтобы окончательно убедиться, на месте ли противостоящие нам немецко-фашистские войска, командование фронта отдало приказ: утром 10 июля нашей и соседней, 10-й гвардейской армии провести одновременно на нескольких участках разведку боем. Причем сделать это небольшими силами. В каждом отдельном случае задействовать лишь взвод или роту.

Разведка боем началась в 11.30. На армейском НП, как всегда в подобных случаях, царило оживление. Непрестанно зуммерили полевые телефоны. Из соединений и частей поступали пока еще обычные, не сулящие каких-либо крупных успехов донесения. Выслушивая их, генерал Юшкевич, не повышая голоса, отвечал примерно одними и теми же словами: «Хорошо. Понятно. Продолжайте атаковать. Пленных немедленно доставляйте ко мне».

Часа через два на армейский наблюдательный пункт прибыл командующий фронтом генерал Еременко.

— Как идут дела? — спросил он командарма. Юшкевич доложил:

— Пока все нормально. Разведка боем ведется по всему фронту. Захвачены первые пленные. Противник упорно обороняется. Значит, все еще на месте.

Между тем на участках, намеченных для прорыва вражеской обороны, накал боя час от часу нарастал. И с нашей стороны и со стороны противника в него вступали новые и новые силы. Стремясь закрепить успех, достигнутый в ходе разведки, командиры некоторых наших соединений и частей вынуждены были вносить коррективы в ранее намеченные планы.

В 16.00 из 171-й и 150-й стрелковых дивизий поступили сообщения: противник выбит из первой линии траншей, разведгруппой 150-й дивизии захвачены в плен 22 гитлеровца из 34-го полка 15-й пехотной дивизии СС.

— Вводите в бой штурмовые батальоны, Василий Александрович, — приказал Еременко командарму. — Самое время, пока гитлеровцы не опомнились и не перегруппировали свои силы.

Незамедлительно последовало распоряжение генерала Юшкевича. В бой вступили два штурмовых батальона 219-й стрелковой дивизии и по одному батальону из 150-й и 171-й дивизий.

Часом позже стало известно, что все они успешно продвигаются вперед, уже овладели несколькими населенными пунктами и важной в тактическом отношении высотой, захватили несколько десятков пленных.

…Из 150-й стрелковой дивизии инспектор политотдела армии майор Плахотин вскоре доложил по телефону о первых героях и боевых подвигах. Серьезного успеха добилось подразделение лейтенанта Адаева. В первые же два часа боя оно истребило до взвода вражеской пехоты, далеко продвинулось вперед, захватило пленных. Комсорг батальона младший лейтенант Глинский тут же выпустил об этом листок-молнию, пустил его по цепи. В нем говорилось, что коммунист Адаев лично уничтожил в бою 15 и взял в плен 7 фашистов. За героический подвиг оп представлен командованием к награждению орденом Красного Знамени. Заканчивался листок-молния следующим призывом: «Воины! Бейте гитлеровцев так же умело и самоотверженно, как бьет их наш герой лейтенант Адаев!»

Из 171-й дивизии инспектор поарма майор Тимошкин сообщил: части этого соединения выбили фашистов из сел Хвойно и Михеево. Рота автоматчиков, приданная штурмовому батальону 380-го стрелкового полка, при овладении высотой 211,0 уничтожила до 80 вражеских солдат и офицеров, а 42 взяла в плен. Пленные гитлеровцы показывают, что о наступлении русских на этом участке фронта они даже и не подозревали.

Потом мне позвонил начальник политотдела 219-й стрелковой дивизии подполковник П. И. Доставалов. Два штурмовых батальона из этого соединения, овладев населенными пунктами Алексейково и Сукино, фактически прорвали оборонительный рубеж противника. В своем сообщении подполковник Доставалов рассказал о некоторых воинах, отличившихся во время разведки боем. Так, во время атаки сильно укрепленной, превращенной противником в опорный пункт обороны высоты смело и решительно действовал взвод под командованием старшего сержанта Хакима Ахметгалина. Несмотря на ураганный огонь, бойцы этого подразделения быстро преодолели проволочные заграждения в три кола и спирали Брупо, ворвались во вражеские траншеи, уничтожили расчеты двух станковых пулеметов, открыв путь для продвижения вперед всему штурмовому батальону. Затем, преследуя отступавших с первой линии обороны гитлеровцев, взвод Ахметгалина в составе 13 человек вступил в бой с большой группой вражеских солдат и офицеров и одержал новую замечательную победу: более 20 фашистов бойцы старшего сержанта уничтожили, а 18 взяли в плен.

Добрые вести поступали и из других соединений. Разведка боем оправдала себя в полной мере: было установлено, что немецко-фашистское командование действительно готовило отвод своих войск в ночь на 11 июля. Однако начатые 10 июля нашими частями и соединениями боевые действия сорвали этот замысел врага. Более того, успех, достигнутый штурмовыми батальонами, позволил командарму генерал-лейтенанту В. А. Юшкевичу принять решение о досрочном переходе в общее наступление войск 93-го и 79-го стрелковых корпусов.

Оно началось в 19.10 после кратковременной артиллерийской подготовки. А в 20.00 в прорыв на участках 379-й и 219-й дивизий по двум маршрутам была введена армейская подвижная группа. Кстати, незадолго до этого в ней побывал командующий фронтом генерал А. И. Еременко, беседовал с командирами и политработниками, ориентировал их на быстрейший вывод группы в район Идрица, Себеж.

К 23.00 оборонительный рубеж противника с грозным названием «Пантера» был окончательно прорван — по фронту на 15 километров и на глубину 7 километров. Армейская подвижная группа продвинулась еще дальше.

Утром 11 июля вместе с работниками поарма П. С. Петровым и А. Я. Раскиным я выехал в ее части. Держим направление на запад, в сторону Себежа. Дорога совершенно разбита. Водитель виртуозно лавирует среди многочисленных воронок от бомб и снарядов. На обочинах — закопченные коробки сожженных вражеских танков, остовы автомашин и другой уничтоженной техники.

В деревне Выплаха ненадолго задерживаемся в 598-м стрелковом полку майора А. Д. Плеходапова. На окраине горят обнесенные колючей проволокой лагерные бараки.

— Когда мы завязали бой за деревню, они уже горели, — докладывает Плеходанов. — Видно, фашисты подожгли их заранее, чтобы замести следы своих преступлений. Да не вышло. На территории лагеря нами обнаружено несколько трупов зверски замученных пленных красноармейцев. Я приказал похоронить их вместе с павшими в бою за деревню воинами полка, в одной братской могиле.

Во время его доклада к нам подошел начальник политотдела дивизии полковник К. Н. Косяков, сообщил, что после освобождения Выплахи в подразделениях полка состоялись митинги. Личный состав нацелен на форсирование реки Алоля.

Во второй половине дня часть Плеходапова первой преодолела Алолю и захватила плацдарм на ее противоположном берегу. А к исходу 11 июля эту водную преграду форсировали все части 93-го стрелкового корпуса.

Почти одновременно на западный берег Алоли переправился и 79-й стрелковый корпус, действовавший на левом фланге армии. Попытка врага задержать продвижение наших войск на водном рубеже была сорвана. Но чтобы достигнуть Идрицы, а затем выйти на рубеж Опочки, Себежа и Освеи, необходимо было форсировать еще и реку Великая, более полноводную и глубокую, нежели Алоля.

Вернувшись поздно вечером в штаб армии, я доложил Юшкевичу и Литвинову о настроении личного состава, о партийно-политической работе, проводившейся в войсках в ходе наступления, об отличившихся в боях частях и подразделениях, а также о подвигах некоторых бойцов и командиров.

— Пока все идет хорошо. Настрой в войсках боевой, это известно, — заметил командарм, выслушав мой доклад. — Но главное впереди. Форсировать Великую гораздо сложнее, чем Алолю. Очень важно разъяснить это личному составу.

— Может, подготовить обращение Военного совета, Василий Александрович? — включился в разговор Литвинов. — Отметим в нем отличившиеся части и подразделения, назовем фамилии героев первых двух дней наступления, сориентируем войска на форсирование Великой. Думаю, польза будет.

Командующий согласился с этим предложением. Договорились: сразу же садимся за разработку обращения, ночью печатаем его в типографии, а на рассвете с нарочными доставляем в части и подразделения. Так и было сделано: в 7 часов утра 12 июля листовку с обращением Военного совета и поарма уже читали в войсках.

В ней, в частности, сообщалось, что сильно укрепленная вражеская оборона прорвана, войска армии к исходу 11 июля продвинулись вперед на 40 километров, освободили от немецко-фашистских захватчиков более 300 населенных пунктов. В боях уничтожено около 2500 гитлеровцев, 265 захвачено в плен. Листовка рассказала о героических подвигах, совершенных старшим лейтенантом Рафиковым, младшим лейтенантом Скуповым, сержантами Столбовым, Мелосиным, Прямовым, воинами частей и подразделений Плеходанова, Глушкова, Елизарова, Лобанова, Сидоренко.

«Дорогие товарищи! — указывалось в обращении. — Трижды презренные гитлеровцы под ударами наших войск в панике бегут, сжигая на своем пути наши города и села. Вот что пишет один из фашистских палачей — командир 23-й пехотной дивизии де Болье в своем приказе: «При отходе сжигать все населенные пункты. Необходимо угонять из деревень мужское население, скот и лошадей. Гражданских лиц, встреченных в населенных пунктах и заподозренных в сношениях с бандитами (партизанами), немедленно расстреливать».

Неустанно преследуйте раненого фашистского зверя, наращивайте и удесятеряйте свои удары по врагу. Не давайте подлым убийцам и факельщикам покоя ни днем ни ночью!..»

В заключение Военный совет и политотдел армии обращались к войскам с призывом:

«Настало время расплаты. Родина приказывает нам идти вперед, на запад, и добить фашистского зверя в его логове в Германии… Громите гитлеровцев так, как громят их наши воины на полях Белоруссии и Литвы!.. От вашего натиска, стремительности и храбрости зависит успех победы над врагом…»

В войсках обращение было встречено с огромным воодушевлением. Читая и обсуждая его, бойцы и командиры получали новый заряд боевой энергии. Всюду гордо звучало слово «Вперед!». В тех подразделениях, где имелась возможность, проводились митинги.

Вместе с листовкой в части и соединения был доставлен очередной номер армейской газеты «Фронтовик». В опубликованных на ее страницах корреспонденциях более обстоятельно рассказывалось о боевых подвигах воинов, фамилии которых были названы в обращении. О командире танкового взвода старшем лейтенанте Исмаиле Рафикове газета писала: «На головном танке он первым ворвался в расположение врага, уничтожил более десятка гитлеровцев и одержал победу в единоборстве с вражеской самоходкой «фердинанд». А в другой корреспонденции рассказывалось о том, как майор Плеходанов перехитрил врага при форсировании реки Алоля: одной ротой завязал бой, отвлек внимание противника, а в это время основные силы полка преодолели водный рубеж на другом участке, где гитлеровцы не ожидали переправы.

Были напечатаны также заметки о подвигах старшего сержанта Сидоренко, сержанта Прямова и других. Газета как бы дополняла обращение. В этом тоже проявилось своеобразное взаимодействие форм пропаганды и агитации.

Но плану операции города Идрица и Себеж предполагалось освободить уже в первый день наступления. Однако упорное сопротивление противника на рубежах рек Алоля и Великая заставило внести в него определенные коррективы.

— Эта река, конечно, не Днепр, по все же преграда серьезная. С ходу через нее не перемахнешь. А мосты гитлеровцы заминировали, в любой момент могут взорвать, — сказал начальник инженерной службы армии генерал-майор Н. В. Крисанов, когда вечером 11 июля при встрече с ним я поинтересовался, какие меры предпринимаются для форсирования Великой.

И тут же добавил, что имеется, дескать, одна задумка: командир саперного батальона из 79-го корпуса майор Харченко предлагает внезапно атаковать охрану самого большого моста на Великой силами танкового десанта. Но очень уж рискованное это дело.

По телефону я связался с начальником политотдела 79-го корпуса полковником И. С. Крыловым. На вопрос, что он думает о предложении майора Харченко, Иван Сергееевич ответил:

— Предложение дельное. Готовим его выполнение. Люди подобраны, в основном коммунисты и комсомольцы. С каждым лично поговорил. Верю в успех. Ребята отличные, справятся.

Осуществление плана захвата моста командование корпуса поручило группе саперов во главе с командиром саперной роты капитаном Дмитрием Каракулиным, комсомольцем, членом бюро ВЛКСМ батальона.

На рассвете следующего дня один наш танк с саперами на броне на высокой скорости ринулся к мосту и с ходу проскочил через него. Десантники, что называется, застали гитлеровцев, готовившихся взорвать мост, врасплох, быстро уничтожили охрану и нескольких подрывников, а 8 вражеских солдат взяли в плен. При непосредственной поддержке пехотинцев и пулеметчиков из полка майора Тарасеико саперы успели предотвратить подрыв и второго моста — железнодорожного.

Подвижная группа корпуса немедленно воспользовалась создавшимся положением, перебросила часть своих сил через реку, с боями овладела населенным пунктом Гужово. А вскоре по захваченным саперами роты капитана Каракулина мостам переправились через Великую и остальные полки и батальоны группы.

Хорошо обстояли дела и на других участках. Действовавшие левее 150-я и 171-я стрелковые дивизии успешно форсировали реку Алоля; дивизия Шатилова в районе населенных пунктов Мясово, Алоля, а дивизия Негоды у Ночлегово вышли на Ленинградское шоссе. В десятом часу утра они достигли предместья Идрицы, завязали уличные бои.

Позже станет известно, что на подступах к реке Великая и у Идрицы 15-я и 23-я пехотные дивизии противника только убитыми потеряли свыше четырех тысяч солдат и офицеров, то есть, по существу, были наголову разгромлены. Их остатки мелкими группами отошли в окрестные леса, частично сдались в плен.

К 13.00 12 июля город и железнодорожный узел Идрица были полностью очищены от гитлеровцев.

— Теперь на Себеж! — сказал комкор генерал С. Н. Переверткин, когда во втором часу дня я с работниками поарма майорами Плахотиным и Ковтуном зашел к нему на командный пункт. Хотя успех был налицо, Переверткин оставался озабоченным, сурово хмурил брови.

— Идрица освобождена, а настроение у вас, Семен Никифорович, почему-то не победное, — заметил я.

— Идрица-то освобождена, это верно. Положили мы тут фашистов немало. Но вот заботы… — с задумчивой серьезностью произнес командир корпуса. — Тревожит меня недостаток боеприпасов. Мало осталось и горючего. А подвоз затруднен, не хватает транспорта. Подвижную-то группу мы всем необходимым обеспечили, а вот в остальных частях запасов совсем маловато.

— Командарму об этом известно?

— Известно. Но у него лишних машин тоже нет. Вот если бы фронт помог.

О разговоре с С. Н. Переверткиным я сразу же доложил по телефону А. И. Литвинову. Он связался по ВЧ с членом Военного совета фронта генералом В. Н. Богаткиным, попросил оказать помощь. И меры были приняты. Уже на следующий день 79-й корпус получил все необходимое для дальнейшего наступления.

Вечером в одном из помещений, занимаемых штабом армии, мы собрались послушать по радио поздравительный приказ Верховного в связи с овладением городом и крупным железнодорожным узлом Идрица. В числе отличившихся в приказе были названы войска генералов Юшкевича, Переверткина, Вахрамеева и других. 150, 171, 219-я стрелковые дивизии, 29-я танковая бригада, 991-й и 1539-й самоходно-артиллерийские полки и 1385-й зенитно-артиллерийский полк получили почетное наименование Идрицких. В тот же день Указом Президиума Верховного Совета СССР 163-й истребительно-противотанковый артиллерийский и 239-й танковый полки были награждены орденом Красного Знамени.

Если дивизии 79-го стрелкового корпуса и поддерживавшие их части переправились на западный берег Великой по мостам, то на правом фланге армии, где действовали войска 93-го стрелкового корпуса и армейской подвижной группы, обстановка оказалась гораздо сложнее. Фашисты там успели взорвать мосты и теперь держали реку под плотным артиллерийским и пулеметным огнем.

Именно в такой сложной ситуации комкор генерал П. П. Вахрамеев и командир подвижной группы полковник И. П. Микуля приняли решение форсировать реку Великая на подручных средствах. Первым получил приказ начать нероправу 597-й стрелковый полк из 207-й дивизии, которым командовал майор И. Д. Ковязин, в прошлом политработник, в период боев в Подмосковье военком лыжного батальона. От политотдела армии в этой части работал мой помощник по комсомолу майор С. В. Игнатов. Вместе с Ковязиным они до деталей продумали весь план предстоящей операции. Коммунисты Хочемазов, Балясников и Ермухамедов по их заданию провели разведку участка реки, отведенного полку для переправы. А в это время остальные бойцы сооружали плоты, приводили в порядок раздобытые у местных рыбаков лодки.

С наступлением темноты 7-я рота полка в полной тишине двинулась к западному берегу. Гитлеровцы обнаружили ее лишь тогда, когда первые плоты ткнулись в песок. Спохватившись, открыли бешеный огонь, но было уже поздно. В жаркой схватке бойцы роты оттеснили гитлеровцев от берега. При этом особенно отличился молодой пулеметчик, узбек по национальности, комсомолец младший сержант Иям Кутлиев. Меткими очередями он разил фашистов, не давая им возможности сбросить наше подразделение в воду.

Захваченный 7-й ротой плацдарм позволил быстро, примерно в течение часа, преодолеть реку и всему 597-му полку. Одновременно несколько левее Великую форсировала и часть подполковника М. Б. Рязанова (379-я стрелковая дивизия). Высадившись на западный берег, этот полк с ходу занял три небольших прибрежных населенных пункта.

В течение всего дня 13 июля бойцам Ковязина и Рязанова пришлось отбивать яростные контратаки противника. Полк Рязанова только за пять часов отразил семь из них, причем поддержанных самоходными артиллерийскими установками и танками.

Несмотря на трудности, плацдармы на западном берегу реки все-таки были удержаны. А в ночь на 14 июля сюда переправились все части подвижной группы и 93-го стрелкового корпуса, а также танковые и артиллерийские полки.

Теперь задача состояла в том, чтобы прорвать вторую (тыловую) оборонительную полосу обороны врага и освободить Себеж. Соседу справа — 10-й гвардейской армии и соседу слева — 22-й армии предстояло взять Опочку и Освею.

Вторая полоса обороны противника представляла собой не менее трудный рубеж, нежели «Пантера»: доты, дзоты, многочисленные опорные пункты, развернутая система траншей, минные поля, особенно на танкоопасных направлениях. Хватало тут и болот, и озер, которые фашисты, безусловно, имели в виду при строительстве обороны. Нелегкими были и подступы к Себежу, расположенному между двух озер — Себежское и Ороно.

В полосе наступления нашей армии противник все еще располагал довольно значительными силами. По сведениям разведок, на второй оборонительной полосе им были сосредоточены остатки 15-й и 23-й пехотных дивизий, в полном составе 229-я и 263-я пехотные дивизии, несколько охранных батальонов, много танков и артиллерии. Поэтому командование 3-й ударной не рассчитывало на быстрый и легкий успех. Оно отлично понимало, что за Себежем начинается Латвия, ворота к балтийским портам, крайне необходимым гитлеровцам.

— Наступая, мы должны быть в постоянной готовности к оборонительным боям, к отражению сильных вражеских контратак, — такой вывод сделал командарм перед прорывом второй оборонительной полосы противника.

По указанию Военного совета в полках, бригадах и дивизиях армии была проведена необходимая разъяснительная работа. Смысл ее заключался в том, чтобы нацелить войска на преодоление неизбежных трудностей. В течение всего дня 14 июля почти в каждом боевом донесении, поступавшем из частей и соединений на армейский НП, сообщалось, что фашисты отчаянно сопротивляются, а на многих участках даже предпринимают контратаки крупными силами пехоты и танков. И тем не менее продвижение наших войск продолжалось. Например, части 93-го стрелкового корпуса при поддержке танков и артиллерии в этот день освободили от врага 60 населенных пунктов.

Наибольшего успеха добились части и подразделения 171-й Идрицкой стрелковой дивизии полковника Л. И. Негоды. К полудню 15 июля ее 525-й полк вышел на северную окраину Себежа, зацепился за одну из улиц. Но дальнейшее его продвижение застопорилось, так как не было должной поддержки артиллерии.

Обо всем этом командир полка обстоятельно доложил командиру дивизии. В корпус было послано донесение: «525-й стрелковый полк ворвался в Себеж». А уже из корпуса в штаб армии сообщили: «Себеж освобожден».

— Что-то тут не так, — выразил сомнение командарм, прочтя донесение. — Поезжайте в сто семьдесят первую, ознакомьтесь с обстановкой на месте, — приказал он начальнику оперативного отдела полковнику Г. Г. Семенову.

От поарма в дивизию выехал мой заместитель полковник И. В. Алексеев.

Когда по возвращении они доложили генералам Юшкевичу и Литвинову о действительном положении дел в районе Себежа, командарм тут же отдал распоряжение о строгом наказании виновных, сообщивших неверные сведения. Одновременно еще раз предупредил всех командиров соединений и начальников политорганов, что необъективность в докладах и боевых донесениях впредь будет рассматриваться как воинское преступление.

В тот же день Военный совет и поарм направили в войска шифровку, в которой резко осуждались случаи неправдивого информирования командования. Политорганам рекомендовалось провести в штабах партийные собрания на эту тему, пресекать случаи дезинформации.

Это напоминание было своевременным и нужным. Особенно тем командирам, а порой и политработникам, которые подчас без достаточных на то оснований стремились приукрасить начальные успехи.

Утром 16 июля мне позвонил из 79-го стрелкового корпуса мой помощник по комсомольской работе майор Игнатов. Доложил, что противник вытеснил подразделения 525-го стрелкового полка с окраины Себежа. Получив это тревожное сообщение, я зашел к генералу Юшкевичу, чтобы доложить ему о случившемся.

— Мне только что сообщили, что обстановка под Себежем ухудшилась, товарищ командующий, — начал было я.

— Знаю, знаю, — нетерпеливо махнул рукой командарм. — Полк Горохова выбит с окраины города. Об этом вы хотели сказать?

— Да, товарищ командующий.

— Мне еще на рассвете доложили. На этот раз точно, без хвастовства, — продолжал Василий Александрович. Затем, как бы рассуждая с самим собой, сказал: — Маневр нужен, хитрый маневр! Пока фашистский гарнизон прикован к дивизии Негоды, необходим удар с тыла. Он заставит гитлеровцев оглянуться назад, и тогда можно будет взять Себеж штурмом.

Вскоре в войска было направлено распоряжение: генералу Вахрамееву — немедленно повернуть 379-ю стрелковую дивизию своего корпуса фронтом на юг с задачей перерезать железную и шоссейную дороги Васютино — Себеж, выйти в тыл себежскому гарнизону противника и нанести по нему внезапный удар; генералу Переверткину — ускорить продвижение войск 79-го корпуса непосредственно к городу.

Части 379-й стрелковой дивизии спустя некоторое время вышли лесными дорогами в тыл себежскому гарнизону. Правда, в полной мере воспользоваться фактором внезапности им не удалось. В самый последний момент гитлеровцы все-таки обнаружили у себя в тылу советские подразделения. И все же главная цель маневра была достигнута: противник всполошился, начал контратаковывать 379-ю дивизию. А в это время с фронта к южному берегу озера Ороно подошли части полковника С. Е. Исаева и армейский запасной полк. Начался штурм Себежа. Первым ворвался в город 756-й стрелковый полк под командованием Ф. М. Зинченко. Комбинированный удар войск армии с фронта и тыла принудил немецко-фашистский гарнизон оставить Себеж, поспешно отойти на рубеж реки Зилупе.

Отступавших гитлеровцев преследовали войска корпусов Вахрамеева и Переверткина. К исходу 17 июля они вплотную подошли к Зилупе, а полки 219-й и 379-й стрелковых дивизий с ходу форсировали реку, овладели плацдармом на ее западном берегу, вступив на территорию Латвийской ССР.

Латвия! Вот она, перед нами, эта совсем еще молодая по тем временам советская республика! Никто из нас, разумеется, не сомневался, что трудовые люди республики с нетерпением ждут ее освобождения от немецко-фашистских захватчиков, с воодушевлением и радостью встретят Красную Армию. И таких будет абсолютное большинство. Но есть там и недруги, прямые враги Советской власти. Ведь до войны Латвия была советской всего лишь один год. Не могла не оказать отрицательного влияния на часть ее населения и фашистская пропаганда, постоянная клевета на Советский Союз и его Красную Армию, проводившаяся в течение трех лет оккупации. Убедительное свидетельство тому — действовавшая против нашей 3-й ударной армии 15-я дивизия СС, сформированная гитлеровским командованием из антисоветски настроенных латышей.

Все это требовалось разъяснить личному составу частей и соединений, обратить внимание каждого бойца, командира и политработника на необходимость усиления бдительности при вступлении на территорию республики.

Начали с разработки и рассылки в войска небольшой памятки под общим названием «О положении в Латвии». В ней в помощь пропагандистам и агитаторам сообщались конкретные сведения об этой республике, о борьбе ее населения против немецко-фашистских оккупантов. Политотделам соединений было предложено провести кратковременные семинары политработников, парторгов, комсоргов частей и подразделений о задачах политической работы в войсках, а также среди местного латышского населения. Редакциям армейской и дивизионных газет поручалось опубликовать ряд статей о сопротивлении латышского народа режиму фашистской тирании, по возможности регулярно печатать на своих страницах заметки и корреспонденции самих латышей — воинов Красной Армии, партизан, рабочих, крестьян, представителей передовой интеллигенции.

Кроме того, поарм подготовил для начальников политотделов соединений директиву, в которой говорилось главным образом о практических задачах политической работы среди населения республики. Предлагалось, в частности, постоянно изучать настроения различных категорий местных жителей, широко практиковать показ им советских кинофильмов, особенно кинохроники о боевых подвигах воинов Красной Армии на фронтах и о трудовом героизме советского народа в тылу. Обращалось внимание на необходимость регулярного доведения до населения сводок Совинформбюро, а в докладах и беседах знакомить его с материалами по итогам трех лет Великой Отечественной войны. В крупных населенных пунктах политорганам соединений давалось право назначать специальных уполномоченных из рабочих, крестьян и интеллигенции, на которых возлагать ответственность за поддержание порядка до официального восстановления органов Советской власти на местах. Директива требовала по возможности регулярно обеспечивать местных активистов газетами и другими печатными изданиями.

Для проведения и практического руководства всей этой работой политорганам предлагалось выделить из своего штатного состава по одному инструктору или пропагандисту.

Почти в самом начале боев на латышской земле в армейской газете «Фронтовик» была напечатана большая статья первого секретаря ЦК Компартии Латвии Яна Эдуардовича Калиберзина. В ней руководитель республиканской парторганизации напоминал воинам армии, что латышский народ ждет их как своих освободителей от фашистского ига. «На территории республики, временно захваченной врагом, героическую борьбу ведут партизаны, — писал товарищ Калиберзин. — За эти три года партизанское движение в Латвии стало общенародным. Только одна партизанская часть пустила под откос 75 вражеских эшелонов, истребила более 5000 фашистских солдат и офицеров, разгромила 11 гитлеровских гарнизонов, уничтожила несколько складов…»

Далее в статье говорилось о зверствах фашистских захватчиков на территории Латвии и об участии в этих зверствах местных буржуазных националистов. Автор призывал советских воинов еще решительнее и беспощаднее громить и уничтожать немецко-фашистских разбойников, а вместе с ними изменников и предателей Родины, руки которых обагрены кровью патриотов.

Статья Я. Э. Калнберзина широко использовалась в агитационно-пропагандистской работе как среди личного состава армии, так и среди местных жителей.

Бои после форсирования войсками армии реки Зилупе продолжались с неослабевавшим напряжением. Используя многочисленные опорные пункты, гитлеровцы старались во что бы то ни стало задержать дальнейшее продвижение наших частей и соединений на промежуточном рубеже Лудза, Рундени, Краслов.

В направлении крупного населенного пункта Рундени наступали части 219-й стрелковой дивизии полковника В. Г. Коваленко. Фашисты сопротивлялись отчаянно. Тогда комдив приказал командиру 375-го полка подполковнику Ф. П. Бочарову обходным путем направить один штурмовой батальон для нанесения удара по вражескому гарнизону с тыла.

С боевой задачей это подразделение справилось отлично, хотя и понесло значительные потери. Несмотря на то что вражеской пехоты было в несколько раз больше, к тому же ее поддерживала артиллерия, воины штурмового батальона проявили изумительную стойкость и мужество. Особенно отличился взвод под командованием старшего сержанта Хакима Ахметгалина.

Читатель, наверное, помнит эту фамилию. Я упоминал ее, когда писал о прорыве вражеского оборонительного рубежа «Пантера». Там взвод Хакима Ахметгалина также показал пример героизма при взятии обороняемой фашистами высоты. А теперь совершил новый выдающийся подвиг на большаке неподалеку от латышской деревни Сунунлава — не пропустил отступавшего врага, не дал ему уйти от справедливого возмездия. О том, как это было, в тот же день написал в своем донесении начальник политотдела 219-й стрелковой дивизии подполковник П. И. Доставалов. Но, пожалуй, наиболее ярко подвиг взвода запечатлей в изданной тогда политотделом армии листовке. Я сохранил один экземпляр как боевую реликвию. Вот ее почти полный текст:

«Товарищи бойцы и командиры! Читайте о подвиге советских богатырей, об их великой любви к Родине и ненависти к врагу, о презрении к смерти и верности солдатскому долгу.

Наши части с боем продвигались на запад. Гонимые с советской земли, фашистские захватчики пытались задержать наше наступление на подступах к крупному населенному пункту Рундени. Старший сержант Хаким Ахметгалин и его боевые товарищи получили боевой приказ командира части подполковника Бочарова — выйти в тыл противнику, оседлать важную дорогу, обеспечить дальнейшее продвижение наших войск.

Недаром грудь большевика Ахметгалина украшена четырьмя боевыми наградами. Он умело руководит в бою своими подчиненными. В полку знают: где Ахметгалин, там успех. Закалены в боях и его друзья.

За славные подвиги дважды награжден не раз уже раненный в боях молодой таджик Чутак Уразов.

Славится в полку комсорг роты Такубай Тайгараев, недавно награжденный Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ.

Бывалый воин сорокасемилегний Федор Ашмаров многим раненым оказал помощь на поле боя и немало фашистов сразил из своей винтовки.

Любимец роты сержант Петр Сыроежкин — требовательный командир отделения и хороший товарищ.

Смело идут вперед за правое дело Яков Шакуров, Урунбай Абдуллаев, Михаил Шкураков, Василий Андронов, Матвей Чернов.

Русские, башкиры, татары, украинцы, узбеки, киргизы, таджики, чуваши — сыны могучей Советской Родины плечом к плечу идут в боях к близкой уже победе.

…Боевое задание было выполнено — большак оседлан. Хорошая встреча подготовлена отступающим фашистам. Вот валятся от смертоносного огня советских автоматчиков и пулеметчиков десятки гитлеровцев. Умело маневрируя, меняя позиции, маленький отряд вводил врага в заблуждение, вносил панику в его ряды, создавая видимость окружения.

Отступающие гитлеровцы решили во что бы то ни стало пробить себе дорогу. Завязался неравный бой значительных сил противника с горсткой советских храбрецов. «Рус, сдавайся!» — нагло кричали гитлеровцы. В ответ советские воины усилили огонь. Умело организовал Ахметгалин круговую оборону. Все больше и больше вокруг вражеских трупов…

Но редеют ряды храбрецов. Пал храбрый Ахметгалин. Команду принял Сыроежкин. Пал Тайгараев, умолк его автомат — ни одного патрона не осталось в диске. Ранен в обе ноги Уразов, но, превозмогая боль, ведет огонь из ручного пулемета. Пал смертью храбрых санинструктор Ашмаров… Раненые Сыроежкин и Шкураков ведут огонь, до последнего вздоха продолжая бой.

…Гитлеровцы подожгли сарай, откуда вел огонь Уразов… Уразов сгорел.

Более 200 гитлеровцев истребил взвод Ахметгалина. Около двух суток закрывали бойцы взвода важную дорогу и тем самым обеспечили успех наступающим частям. Местные жители с почестями похоронили советских героев в братской могиле.

Так выполнили Военную присягу десять отважных советских бойцов. Все они Военным советом представлены к званию Героя Советского Союза…

Вперед, на запад, советские воины! Бейте ненавистных фашистов так же дерзко, умело, самоотверженно, как били их герои взвода Ахметгалина!

Вперед, на запад, за полное освобождение Советской Прибалтики!

Вперед, на запад, к полной победе над проклятым врагом!

Политотдел армии».

Эта листовка была размножена и направлена в войска через несколько дней после подвига ахметгалинцев. 2 августа 1944 года в деревне Сунуплава состоялся траурный митинг у братской могилы павших героев. В нем вместе с воинами 375-го стрелкового полка приняли участие и более тысячи местных жителей. Открыл его краткой речью агитатор поарма майор Соболев. Затем выступили жители освобожденной деревни Пимен Рудзиньш, Петр Прикуль и другие. Они с гордостью и восхищением говорили о беспримерном мужестве воинов взвода.

Бойцы подразделения старшины Назарова поклялись у могилы павших «бить фашистов так, как будто в нашем строю по-прежнему находятся и дерутся вместе с нами богатыри взвода Ахметгалина».

В марте 1945 года мы получили Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Хакиму Ахметгалину и его девяти боевым соратникам, сражавшимся у Сунуплавы, звания Героя Советского Союза.

В дни 25-летия освобождения Латвийской ССР от немецко-фашистских захватчиков мне посчастливилось вновь побывать в тех памятных местах. И радостно было узнать, что светлая память о героях Сунуплавы по-прежнему жива.

После войны по решению правительства республики братская могила была перенесена в городской парк районного центра Лудза. На ней установлен памятник. На мраморной доске золотом написаны имена героев. В ряде школ республики созданы мемориальные музеи, посвященные бессмертному подвигу у Сунуплавы.

Свято чтут память отважных воинов и в их родных местах.

В деревне Сафарово Учалинского района Башкирии, где до призыва в Красную Армию жил и работал трактористом Хаким Ахметгалин, установлен его бюст. В школе есть уголок памяти земляка-героя.

В Ошской области в Киргизии, на родине Героя Советского Союза сержанта Такубая Тайгараева, его именем названы овощеводческий совхоз, школа и парк в поселке Октябрьский.

Имя Героя Советского Союза Петра Константиновича Сыроежкина носит школа в селе Волково, Еланского района, Волгоградской области. Каждый год в первый день занятий учителя рассказывают школьникам о героическом подвиге их земляка. Школа имени П. К. Сыроежкина — одна из лучших в районе.

Яков Савельевич Шакуров прибыл на фронт из Омска. Там и теперь проживает его семья. В воинской части, где Яков Савельевич работал до войны вольнонаемным служащим, имеется комната боевой славы героя.

Старый воин, участник гражданской войны Федор Иванович Ашмаров прибыл на фронт в апреле 1944 года из Красноярска. В этом сибирском городе живут и работают на заводе синтетического каучука три его сына — Николай, Василий и Владимир, ударники коммунистического труда. Дочери Анастасия и Алевтина трудятся на заводе «Красмаш». Красноярцы свято чтут память Героя Советского Союза Ф. И. Ашмарова, гордятся им.

Герой Советского Союза Чутак Уразов жил и работал в колхозе имени Ленина Гиссарского района Таджикистана. Ныне на центральной площади колхозной усадьбы и на проспекте Ленина в районном центре установлены бюсты героя. Его именем названы школа и одна из улиц в кишлаке Долон.

Незабвенными остаются и другие герои Сунуплавы: Михаил Шкураков — из Витебска, Матвей Чернов — из Ульяновской области.

Их было десять. Восемь пали в бою у Сунуплавы, захоронены на латышской земле. Двое чудом остались живы. Герой Советского Союза рядовой запаса Урунбай Абдуллаев не так давно побывал в городе Лудза, возложил венок на братскую могилу своих фронтовых товарищей. Герой Советского Союза Василий Андронов умер вскоре же после окончания войны.

Подвиг воинов взвода старшего сержанта Хакима Ахметгалина — один из многих примеров массового героизма бойцов и командиров 3-й ударной армии на латышской земле.

…Бои шли западнее реки Зилупе. Используя опорные пункты и естественные препятствия — болота, гитлеровцы тщетно пытались если не остановить, то хотя бы на время задержать наше наступление. Но, несмотря на все трудности, войска армии продвигались вперед.

Как-то под вечер мы вместе с генералом В. А. Юшкевичем выехали в 594-й стрелковый полк 207-й дивизии. Его подразделения догнали на марше, когда они преодолевали заболоченный ручей с довольно крутыми берегами. Для стрелков и автоматчиков это препятствие было в общем-то пустяковым, но вот машины с боеприпасами и даже артиллерийские тягачи буксовали, по ступицы увязая в жидкой болотной грязи. Бойцы то и дело подкладывали под колеса доски, бревна, хворост, но и это порой не помогало.

— Трудно приходится? — здороваясь с командиром полка майором А. П. Чекулаевым, спросил Юшкевич.

— Трудно, товарищ командующий. Труднее, чем противнику, — ответил майор. — Фашисты-то отступают налегке, бросают технику, а нам без машин не с руки. Вот и приходится возиться в грязи.

— Ничего, дальше будет легче.

— Хорошо бы, товарищ командующий. Только есть ли в Латвии сухие места?

— Есть, конечно. Вон, кажется, первые машины уже выбрались из топи. Молодцы ваши подчиненные! За успешные действия в условиях болотистой местности объявляю всему личному составу полка благодарность! На привале сообщите об этом всем бойцам, командирам и политработникам подразделений, товарищ майор.

— Будет исполнено, товарищ командующий! — лихо козырнул Чекулаев и, получив разрешение, быстро зашагал к надрывно гудящим моторами машинам.

Василий Александрович с минуту глядел ему вслед, потом удовлетворенно произнес:

— Молодец Чекулаев! Прекрасно управляет полком, хотя по возрасту совсем еще молодой.

— Ему есть с кого брать пример, — заметил я. — Тут все на комдива Микулю стараются равняться.

— Что ж, вполне закономерно. У хорошего командира дивизии не должно быть плохих командиров полков. — Помолчав, Юшкевич добавил: — Правда, горяч немного полковник Микуля. Но как командир — умница. Все при нем. И смел, и расчетлив, и требователен, и принципиален. Когда уверен, что прав, не покривит душой перед высоким начальством.

Командарм рассказал о случае, когда он наложил на полковника Микулю недостаточно обоснованное взыскание. А затем сам же отменил выговор, получив от комдива телеграмму, в которой раскрывалось существо дела.

— Да, Микуле не откажешь в том, что он умеет постоять за себя и за своих подчиненных. А на фронте это не менее важно, чем в мирной жизни, — заключил генерал Юшкевич.

…Что и говорить, воевать среди латвийских трясин было нисколько не легче, нежели в заболоченных лесах северо-запада России. Гитлеровцы на каждом шагу использовали эти естественные препятствия для того, чтобы задержать продвижение наших войск. И порой не без успеха. Но тем не менее каждый день в штаб и политотдел армии поступали сообщения об освобождении все новых и новых населенных пунктов, о массовом героизме. И вдохновляли на него бойцов и командиров, как правило, коммунисты и комсомольцы. Их личный пример бесстрашия и отваги в бою нередко определял успех целых подразделений.

Так, например, при выполнении боевого задания в районе населенного пункта Пайдары, что южнее Рундени, стрелковый взвод, возглавляемый старшим сержантом И. М. Трофимовым, парторгом роты 1024-го стрелкового полка 391-й дивизии, оказался в исключительно трудном положении. Отрезанный гитлеровцами от основных сил батальона и роты, он продолжительное время дрался в окружении, почти полностью израсходовал боеприпасы. Как быть дальше? «Идем в рукопашную схватку, будем пробиваться!» — объявил бойцам Трофимов. И, выбрав удобный момент, первым поднялся в необычную, казалось бы обреченную на провал, атаку. Двух фашистов он оглушил прикладом своей винтовки, затем подхватил трофейный автомат и уничтожил из него еще восемь вражеских солдат. Вслед за Трофимовым дружно обрушились на ошеломленных внезапностью удара гитлеровцев остальные воины взвода. И вырвались из кольца, вышли к своим. Более того, привели с собой в роту двух пленных.

Командование высоко оценило бесстрашие и мужество личного состава взвода. Все его бойцы были удостоены государственных наград, а парторг роты старший сержант Иван Михайлович Трофимов — до войны колхозник в Бурятии — был представлен к высокому званию Героя Советского Союза. Спустя некоторое время оно было ему присвоено.

Политотдел армии вскоре издал листовку, посвященную подвигу этого героического взвода. В ней ярко рассказывалось и об опыте работы И. М. Трофимова как парторга роты. Перед каждым боем, перед каждым трудным переходом через болотистую местность парторг Трофимов и командир подразделения капитан Скакун непременно советовались, как лучше выполнить стоящее перед ротой боевое задание. А затем со своим решением знакомили весь личный состав. Коммунисты и комсомольцы получали от них конкретные поручения — быть в первых рядах атакующих, вести за собой беспартийных. И пример в этом показывал прежде всего сам парторг. Вот почему он пользовался в роте огромным авторитетом и уважением.

А вот другой пример. В боях на подступах к Резекне массовый героизм при отражении вражеских контратак проявили воины стрелкового батальона майора Н. А. Сукача и артиллерийского дивизиона капитана С. Ф. Черникова. Эти опытные командиры-коммунисты в труднейших условиях боевой обстановки обеспечили четкое взаимодействие между своими подразделениями, неоднократно выходили победителями из схваток с превосходящими силами противника.

Капитана Черникова я хорошо знал еще по 1-й ударной армии. Осенью 1942 года возглавляемая им батарея попала на реке Робья в окружение. Положение казалось безвыходным. Однако смелый и расчетливый комбат не растерялся: его батарейцы ночью внезапно атаковали врага, прорвали вражеское кольцо и вышли к своим.

За два года войны боевая слава этого командира еще больше возросла. В 391-й стрелковой дивизии капитан С. Ф. Черников и командир стрелкового батальона майор Н. А. Сукач справедливо считались подлинными мастерами своего дела. Об их воинском умении и бесстрашии с большой душевной теплотой отзывался комдив полковник А. Д. Тимошенко. А начальник политотдела подполковник Ф. И. Куцепин называл их лучшими активистами партийно-политической работы, умеющими находить путь к сердцу каждого бойца.

В боях на подступах к Резекне, где стрелковый батальон и артдивизион оседлали и удержали шоссейную дорогу, коммунисты Николай Сукач и Сергей Черников вновь показали огромную силу своего командирского и партийного влияния на подчиненных, личное мужество и отвагу. Несмотря на то что фашисты, пытаясь восстановить положение, много раз контратаковывали позиции батальона и артдивизиона превосходящими силами пехоты при поддержке большого количества танков и самоходных орудий, никто из подчиненных майора Сукача и капитана Черникова не дрогнул. Все стояли насмерть.

Здесь, на подступах к Резекне, оба командира пали смертью храбрых. Чуть позже Николаю Архиповичу Сукачу и Сергею Федоровичу Черникову было посмертно присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

В те же дни звания Героя Советского Союза удостоился и командир минометного взвода 1280-го стрелкового полка лейтенант Матвей Матвеевич Тищенко, член ВКП(б) с 1929 года.

Когда эта часть выбила гитлеровцев из первых траншей, взводу лейтенанта Тищенко удалось с ходу занять командную высоту и открыть с нее минометный огонь по промежуточному рубежу обороны противника. Чтобы сбить их с высоты, фашисты начали яростные контратаки. Они следовали одна за другой. Вскоре у подчиненных М. М. Тищенко кончились мины. От взвода остались в живых всего лишь трое бойцов и он, тяжело раненный командир. Выход был один — вызвать огонь наших артбатарей на себя, погибнуть, но не дать возможности гитлеровцам вернуть высоту.

Лейтенант Тищенко так и сделал — связался по телефону с артиллеристами и, превозмогая боль, лично корректировал этот огонь. Высота была удержана. Чудом остались в живых и израненные, оглохшие четверо ее защитников. Они с честью выполнили свой солдатский долг.

Все бойцы взвода лейтенанта М. М. Тищенко — живые и павшие — были удостоены высоких государственных наград.

Эти и подобные им боевые эпизоды, как в зеркале отражавшие высокий морально-политический настрой коммунистов и комсомольцев армии, широко использовались па-ми в ходе партийно-политической работы. И, беря пример с лучших, воины загорались страстным желанием нанести врагу как можно больший урон, быстрее вышвырнуть фашистскую нечисть с советской земли.

Гитлеровцы оказывали отчаянное сопротивление как на подступах к городу, так и в самом Резекне. Бой за него, начатый на рассвете 26 июля, продолжался больше суток. Полки нашей 391-й стрелковой дивизии и части 7-го гвардейского стрелкового корпуса 10-й гвардейской армии полностью овладели городом и железнодорожным узлом только к 9 часам утра 27 июля. Временным военным комендантом Резекне командующий фронтом назначил командира 1280-го стрелкового полка подполковника Н. Б. Алехина, чьи подразделения первыми ворвались на его улицы.

Когда мы с помощником по комсомольской работе приехали в политотдел 391-й дивизии, в Резекне уже вернулись из соседнего леса многие местные жители. Все спешили домой, и поговорить с ними удалось не сразу. Возле дома с красным флагом на фронтоне остановился и устало присел на тележку с небогатым скарбом пожилой латыш с натруженными рабочими руками. Он заговорил со мной сам:

— Долго мы вас ждали, товарищ офицер. Думали, не дождемся. Но теперь и для нас наконец начнется спокойная жизнь.

— Фашисты еще близко. Могут бомбить город, — заметил я.

— Верно, могут бомбить. Но бомбежки переживем. Главное — не будет гитлеровцев, разбойников этих. Они нас за людей не считали, обращались как с бездомными собаками.

Словоохотливый старик рассказал о проводимых оккупантами облавах, о насильственной мобилизации молодых латышей в немецко-фашистскую армию, об убийствах ни в чем не повинных людей, об издевательствах и насилиях. В разговоре он несколько раз упомянул название соседней с городом деревни Аудрини, которую, по его словам, «фашисты стерли с лица земли, а жителей, в том числе и детей, постреляли».

О трагедии этой деревни с горечью говорили нам и другие горожане, с которыми довелось тогда беседовать.

По утверждению жителей Резекне и соседних с ним населенных пунктов, все началось с приказа начальника полиции безопасности оберштурмфюрера Штрауха. Приказ, по словам свидетелей, был очень жестоким и касался деревни Аудрини (я ознакомился с ним много лет спустя, во время работы над книгой). Он гласил:

«Жители деревни Аудрини скрывали у себя красноармейцев… Как наказание я назначил следующее:

а) деревню Аудрини сжечь, стереть с лица земли;

б) жителей мужского пола арестовать;

в) 30 жителей мужского пола деревни Аудрини 4 января 1942 года публично расстрелять на базарной площади города Режица (Резекне)».

Выполнили этот приказ головорезы из СД. При этом они внесли в осуществление зверской акции и свою «лепту», о чем свидетельствует другой секретный документ — «Сообщение о событиях в СССР № 163» от 2 февраля 1942 года. В нем говорилось:

«По распоряжению полиции безопасности и начальника СД всех жителей деревни Аудрини — 61 мужчину, 88 женщин, 51 ребенка — доставили в Резекне.

…2 января 1942 года деревню сожгли.

…3 января 1942 года часть жителей деревни расстреляли, разумеется без свидетелей. 4 января в 11.00 на базарной площади в Резекне публично расстреляли 30 жителей мужского пола.

…Во всех окрестных селах было развешано об этих казнях 6 тысяч плакатов и объявлений».

Повторяю, тогда, в июле 1944 года, мы не знали о приказе палача Штрауха и документе об исполнении разбойничьей акции. Когда в армии стало известно, что гитлеровские мракобесы дотла сожгли деревню Аудрини и расстреляли всех ее жителей, в том числе детей, женщин и стариков, это вызвало в войсках новый прилив священной ненависти к врагу, стремление отомстить оккупантам.

Сообщение о трагедии деревни Аудрини по времени совпало с опубликованием приказа Верховного Главнокомандующего об объявлении благодарности войскам 2-го Прибалтийского фронта в связи с освобождением Даугавпилса и Резекне. 391-й и 379-й стрелковым дивизиям, 136-й армейской пушечной, 25-й инженерно-саперной бригадам и 93-му гвардейскому минометному полку «катюш» были присвоены почетные наименования Режицких (Резекнейских). 171-я и 219-я стрелковые дивизии, 29-я танковая бригада, самоходно-артиллерийский и танковый полки за мужество и героизм, проявленные в боях при освобождении Резекне, были награждены орденом Красного Знамени, а отдельный батальон связи и отдельная кабельно-шестовая рота связи — орденом Красной Звезды.

В частях и подразделениях по этому поводу состоялись массовые митинги. Выступавшие на них воины, радуясь одержанной победе, в то же время с чувством высочайшего гнева говорили о зверствах фашистских оккупантов. Трагедия деревни Аудрини звала к отмщению.

С освобождением Резекне и выходом войск 3-й ударной армии на рубеж Виляны, Прейли ожесточенность боевых действий нисколько не уменьшилась. К тому же вести их теперь предстояло в пределах Лубанской низменности, почти полностью лишенной проезжих дорог. Сплошные болота простирались более чем на 40 километров, до реки Айвиекстэ. К ней между болотами пролегала единственная грунтовая дорога, но она прикрывалась многочисленными опорными пунктами противника, проволочными заграждениями, завалами и минными полями.

— Придется искать обходы, тропки между болотами. Привлеките к этому и местных жителей, особенно партизан. Они наверняка хорошо знают эти места, помогут, — сделал вывод командарм, знакомя руководящих работников армии со сложившейся обстановкой.

Тогда же мы узнали от Василия Александровича новость: Гитлер заменил командующего группой армий «Север» своим любимцем генерал-полковником Шернгером, что, по мнению Юшкевича, являлось прямым свидетельством стремления верховного немецко-фашистского командования усилить оборону Прибалтики, особенно на рижском направлении.

— Вот, прочтите вслух, чтобы все знали, — протянул мне командарм отпечатанный на машинке листок. — Это первый приказ Шернера по группе армий «Север». Документ любопытный. Мне сегодня доставили его наши разведчики.

В приказе говорилось: «Фюрер в тяжелый час поручил мне командование северной армейской группой… Вы можете быть убеждены, что в ближайшее время я выловлю последних скрывающихся тыловиков и бездельников. Каждый метр земли, каждый охраняемый пост нужно защищать с горячим фанатизмом. Мы должны зубами вгрызаться в землю. Ни одно поле битвы, ни одна позиция не должны быть оставлены без особого приказа. Наша родина взирает на вас со страдальческим участием. Она знает, что вы, солдаты северной группы, держите судьбу войны… Мы будем бороться и победим!»[9]

— Громко сказано: «Будем бороться и победим». Замах солидный, — заметил кто-то из присутствующих. — Только вся эта петрушка скорее для собственного успокоения.

— Не совсем так, — возразил генерал В. А. Юшкевич. — Согласившись командовать северной группой, Шернер конечно же потребовал ее усиления, новых резервов. И вообще, возня с его назначением не случайна. Значит, фашисты по-прежнему намерены яростно обороняться, и нам нужно быть готовыми к этому.

Перед тем как войска армии двинулись по труднопроходимой Лубанской низменности, Военный совет обратился к личному составу частей и соединений с призывом еще решительнее идти вперед, гнать ненавистного врага с советской земли. «Пусть каждый фашист знает, что карающий меч советского народа не пощадит никого, кто с оружием в руках поднялся против нашей страны», — подчеркивалось в его обращении.

В ночь на 29 июля части 79-го стрелкового корпуса обогнули с востока одно из крупнейших болот низменности — Лиелаис-Пурвс и соединились с войсками соседней, 22-й армии. 207-я стрелковая дивизия корпуса вышла на перешеек, разделявший два больших болота, и во взаимодействии со 182-й дивизией 22-й армии завязала бой с противником. 30 июля подразделениям 597-го стрелкового полка подполковника Ковязина удалось на узком участке фронта пробиться к железной дороге. Это был первый успех в этой, как метко назвали ее бойцы и командиры, «болотной войне».

…Хотя 207-я стрелковая дивизия уже 20 дней вела непрерывные бои в труднейших условиях, моральный дух ее личного состава оставался, как всегда, высоким. Этому в большой мере способствовала целеустремленная, непрерывно проводившаяся партийно-политическая работа среди воинов. С первого дня наступления находящиеся в этой дивизии инспектор поарма майор Плахотин и старший инструктор Ковтун в своих докладных записках регулярно сообщали, что политотдел и весь партийно-политический аппарат соединения используют самые различные формы и методы партполитработы для поддержания высокого боевого настроя в ее частях и подразделениях.

Так оно и было на самом деле. За 20 дней боев около 400 воинов дивизии удостоились высоких государственных наград. Ордена и медали награжденным вручались, как правило, в торжественной обстановке, перед строем. После этого с каждым из них беседовал либо начальник политотдела, либо секретарь парткомиссии, либо помощник начальника политотдела по комсомольской работе. На родину отличившихся бойцов и командиров — в сельские Советы, на предприятия и в учреждения, школы — посылались письма с выражением благодарности за воспитание достойных патриотов, мужественных защитников социалистического Отечества. О боевых подвигах, за которые воины получали награды, рассказывалось и на страницах дивизионной газеты, им посвящались также листки-молнии.

Неустанную заботу проявляли политработники этого соединения и о росте партийных рядов, об укреплении ротных парторганизаций. За 20 дней здесь стали коммунистами 227 самых лучших и отважных воинов. Партийные документы большинству из них начальник политотдела вручал непосредственно на переднем крае. И каждому из принятых тут же давалось партийное задание: наладить агитационно-массовую работу в своем отделении, взводе, провести беседу с тем или иным молодым бойцом, рассказать ему о боевом пути части, подразделения или проста помочь преодолеть в бою чувство страха. С командирами частей и подразделений по инициативе политотдела в часы затишья проводился разбор отдельных удачных боев. Словом, делалось все необходимое для того, чтобы наступательный порыв войск не только не ослабевал в связи с создававшимися трудностями, по, напротив, постоянно нарастал.

Примерно в таком же плане велась партийно-политическая работа и в других дивизиях и бригадах, хотя, конечно, не везде одинаково. Кое-где не обходилось без досадных срывов, упущений и промахов. Поэтому работники политотдела армии, бывая в частях и соединениях, наряду с осуществлением контроля за деятельностью их полит-органов и партийных организаций старались оказывать постоянную практическую помощь командно-политическому составу, партийному и комсомольскому активу в устранении недостатков в их работе. Особенно большой вклад в это дело вносили наши инспекторы. Обычно в то или иное соединение они выезжали группами, по 3–4 человека в каждой, и оставались там до тех пор, пока не убеждались, что подмеченные здесь ранее недостатки устранены.

Непрерывное двадцатидневное наступление, частые, порой очень тяжелые и кровопролитные бои, трудности с подвозом боеприпасов и продовольствия, несомненно, обостряли чувство ответственности за порученное дело и у самих партийно-политических работников частей и соединений. В эти горячие дни начальники политотделов дивизий и бригад зачастую сутками, без сна и отдыха, вели работу непосредственно в подразделениях, на решающих участках боевых действий. Так же поступали и заместители командиров но политчасти, парторги, комсорги полков и батальонов. Нередко они выступали инициаторами смелых и дерзких тактических маневров. Им же принадлежала и первостепенная роль в обеспечении правильной расстановки в подразделениях партийных и комсомольских сил, в распространении и внедрении в практику передового боевого опыта.

Когда войска 3-й ударной армии подошли к болотистой Лубанской низменности, от всего личного состава, а особенно от командиров, политработников, партийных и комсомольских организаторов, потребовались еще большая находчивость, творческое отношение к делу. Как преодолеть топкие болота? Над этим думали все — от рядового бойца до генерала. В сложившейся обстановке было чрезвычайно важно, чтобы любая полезная, заслуживающая внимания инициатива быстро становилась достоянием всех. На это Военный совет и поарм нацеливали внимание не только командно-политического состава непосредственно в соединениях, частях и подразделениях, но и выезжавших в войска работников управления, штаба и политотдела армии.

В первый же день продвижения по низменности в исключительно трудных условиях оказались части 150-й стрелковой дивизии полковника В. М. Шатилова. Если соседним соединениям удалось обогнуть труднопроходимые места, то многим подразделениям 150-й предстояло идти непосредственно через болото Лиелаис-Пурвс. А путь немалый — примерно пять километров по топкой, зловеще пузырящейся трясине. К тому же переправляться люди должны были не налегке, а с вооружением и боеприпасами.

…Полки вплотную подошли к болоту. Дальше дороги нет. Штаб дивизии временно расположился в старой, заброшенной лесопилке. В. М. Шатилов срочно созвал совещание, чтобы найти выход из создавшегося положения.

Первым внес предложение начальник разведки дивизии майор И. К. Коротенко: пилить бревна на доски, прокладывать из них настил. Одновременно заготовить палки вроде лыжных, с большими опорными кругами из лозы, чтобы можно было при проходе по узкому настилу опираться на них, держать равновесие.

Предложение разведчика поддержал дивизионный инженер майор И. Ф. Орехов. Сделав необходимые расчеты, он доложил комдиву, что таким способом можно не только переправить людей, но и перетащить тяжелые минометы в разобранном виде.

Полковник Шатилов отдал необходимые распоряжения, и работа закипела. Личному составу было разъяснено, что заготовка досок, опорных палок и прокладка настила — ответственнейшая боевая задача, выполнение которой равнозначно победе в открытом бою. Трудились все: заготавливали доски — благо, что на лесопилке имелся необходимый инструмент, — подносили их, укладывали в два ряда на болоте, готовили опорные палки. А разведчики тем временем непрерывно следили за поведением противника. К счастью, гитлеровцы, видимо, даже и не предполагали, что Лиелаис-Пурвс возможно каким-то образом преодолеть.

В ночь на 30 июля прокладка настила была завершена. А на рассвете 469-й стрелковый полк подполковника П. Д. Алексеева благополучно, без каких-либо серьезных происшествий переправился через болото и с ходу вступил в бой. Его появление оказалось для гитлеровцев полной неожиданностью. Атака была внезапной, и это решило успех боя: фашисты не смогли оказать подразделениям полка сколько-нибудь организованного сопротивления. Об инициативе, проявленной в 150-й стрелковой дивизии, мне сообщил по телефону находившийся там наш агитатор майор Соболев. Я тут же доложил о ней члену Военного совета армии А. И. Литвинову. В войска сразу же была отправлена телеграмма с указанием: там, где возможно, воспользоваться опытом 150-й дивизии. И в ряде случаев он был применен, особенно при переправах через относительно небольшие болота. Правда, другие части строили настилы не из досок, а из бревен и других подручных материалов.

В общем же преодоление войсками 3-й ударной армии трясин и болот Лубанской низменности заняло несколько суток. И можно с полным основанием сказать, что при этом личный состав войск проявил подлинно массовый героизм. Несколько позже командующий фронтом генерал А. И. Еременко в статье, опубликованной во фронтовой газете, писал: «Переход через Лубанские болота был выдающимся воинским подвигом».

Чтобы читатель мог представить себе, каким беспредельно трудным, требовавшим поистине сверхчеловеческого напряжения сил был этот подвиг, расскажу о стрелковом батальоне капитана Михаила Ивасика, который действовал в составе 380-го полка 171-й Идрицкой стрелковой дивизии.

Ранее я уже упоминал фамилию этого храброго командира. Кадровый моряк Тихоокеанского флота, плотный, широкоплечий, Михаил Ивасик прибыл на сухопутный фронт в 1942 году под Старую Руссу вместе с дальневосточной морской бригадой. Тогда он командовал ротой (бригада воевала в составе 1-й ударной армии) и в первых же боях показал себя бесстрашным, мужественным воином, требовательным и заботливым командиром.

Потом был ранен. Вернулся в 1-ю ударную после излечения через несколько месяцев, когда меня там уже не было. Позднее получил еще два ранения. Выжил, победил смерть, продолжал воевать. Теперь командовал батальоном в 3-й ударной армии. На груди его рядом с нашивками за ранения сверкали три боевых ордена и медаль «За отвагу».

28 июля части 171-й стрелковой дивизии вышли к железной дороге, а ее 380-й полк на несколько сот метров углубился в топкое болото Тейче-Пурвс. Там, в небольшой роще, возвышавшейся над трясиной, закрепился в ожидании возможной контратаки врага. Но над болотом стояла тишина: фашисты находились где-то дальше, они владели единственной пересекавшей Тейче-Пурвс дорогой и сейчас затаились в небольших лесных поселках, превращенных ими в опорные пункты.

Командир полка подполковник Жидков поставил перед батальоном капитана Ивасика новую боевую задачу — выйти в тыл противника, оседлать дорогу и не дать гитлеровцам возможности разрушить дамбу на болоте. Выйти в тыл значило пройти более 20 километров по непролазному болоту, по зыбкой трясине. Как это сделать? Капитан посоветовался с местными жителями-латышами. Крестьяне отвечали, что в засушливое лето они иногда проезжали через Тейче-Пурвс на подводах, но в этом году выпало много дождей, можно увязнуть в трясине. И все-таки провести батальон согласились два латышских патриота: Н. М. Цвилиховский из деревни Алексани Эши и А. О. Лейтач из Иоксты. Прежде чем приступить к выполнению задания, комбат вместе с группой разведчиков и проводниками лично проверил маршрут, убедился: пройти можно, хоть и трудно.

В ночь на 3 августа батальон тронулся в путь. Комбат шел вместе с проводниками впереди, а за ним длинной цепочкой следовали бойцы с винтовками, автоматами, пулеметами, с ящиками боеприпасов на плечах. Нередко они проваливались в болото до пояса, а то и до груди. Люди, выбираясь из трясины, падали от изнеможения, но с помощью товарищей вновь поднимались и двигались дальше.

К рассвету было пройдено 20 километров. Это был путь беспримерного мужества, который в обычных условиях, может быть, не удалось пройти бы и за неделю.

К 8 часам утра батальон Михаила Ивасика выбрался-таки к большаку в районе Ремизки, оседлал его, затем внезапным ударом овладел двумя небольшими населенными пунктами и дамбой.

В подобных случаях обычно принято говорить: ошеломленный внезапностью удара, противник в панике бежал. Нет, панического бегства не было. Правда, на какое-то время гитлеровцы растерялись: откуда вдруг взялись русские? Но уже через час-полтора начались их контратаки. В первой участвовало примерно полсотни вражеских солдат и офицеров. Батальон легко отразил ее. Однако последующие предпринимались со всевозрастающими силами. Ослабленный в предыдущих боях батальон капитана Ивасика контратаковывали теперь от 200 до 300 гитлеровцев при поддержке артиллерии. И тем не менее он держался.

Одну роту, не превышавшую по численности и взвод, капитан направил для охраны дамбы. Находясь по пояс в трясине, бойцы метким огнем из винтовок и автоматов разили врагов, пытавшихся прорваться к ней и, взорвав, затопить болото верхней водой, превратив его в еще более непреодолимое препятствие.

В то время как рота, охранявшая подходы к дамбе, с большим трудом сдерживала натиск вражеских подрывников, остальные подразделения батальона с не меньшим упорством отражали контратаки противника в районах населенных пунктов Лепсалас и Раксалас.

Бой с небольшими перерывами продолжался весь день. Им умело управлял сам капитан Михаил Ивасик, хотя из-за двух полученных ранений едва держался на ногах.

При отражении контратак советские воины истребили до трехсот вражеских солдат и офицеров. Немалые потери понес и сам батальон. Но выстоял до подхода главных сил, спас отбитую у противника дамбу, не дав ему возможности затопить Тейче-Пурвс.

А вскоре послышался гул боя с востока. Это части 79-го стрелкового корпуса пошли вперед, прорвали вражескую оборону и расчистили путь к реке Айвиекстэ.

Почти все участники этой трудной и смелой операции были награждены орденами и медалями, а Михаил Ивасик удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Подвиг воинов его батальона явился незабываемым событием для всей армии. Командиры и политработники, пропагандисты и агитаторы но указанию поарма ознакомили с ним весь личный состав. Неоднократно к рассказу о смелых действиях бойцов капитана Ивасика возвращалась армейская газета «Фронтовик». А отделение пропаганды и агитации политотдела даже подготовило специальный доклад о боевом опыте этого батальона.

В своей послевоенной книге «Возмездие» бывший командующий 2-м Прибалтийским фронтом Маршал Советского Союза А. И. Еременко так оценил героический подвиг батальона капитана Михаила Ивасика: «Он выполнил задачу, которая в других условиях была бы по плечу разве целой дивизии». Лучше, пожалуй, и не скажешь.

Река Айвиекстэ! В ту пору о ней не так уж много было известно командованию и штабу армии. А тем более дивизионным и полковым штабам. Вот почему даже некоторые старшие командиры говорили о ней с некоторым пренебрежением: дескать, река как река, в Латвии их немало; преодолели Великую, перемахнем и через эту… как ее?..

Между тем «перемахнуть» через Айвиекстэ оказалось не просто. Ширина ее 60–80 метров, глубина 2–3, бродов, как установили разведчики, нет, мосты и переправы взорваны фашистами при отступлении. На западном берегу у противника довольно мощная оборона — берег густо заминирован и окутан колючей проволокой в несколько рядов. И еще. Айвиекстэ — важный оборонительный рубеж на рижском направлении, поэтому очевидно, что гитлеровцы будут сопротивляться здесь особенно отчаянно. Наконец, для форсирования столь значительной водной преграды требовались специальные переправочные средства, а их в армии почти не было.

Все это, безусловно, усложняло положение. Приказ же командарма был, как всегда, строго лаконичен: войскам 79-го и 93-го корпусов по мере сосредоточения на реке Айвиекстэ быть готовыми к форсированию ее с помощью подручных средств с задачей захватить на западном берегу плацдарм и обеспечить наводку переправ. В нем же приказывалось как можно быстрее подтянуть к реке артиллерию, танки и наличные переправочные средства.

Так обстояло дело в военном отношении. А в партийно-политической работе?

В связи с дальнейшим продвижением войск армии в глубь Латвии в ней также наметились некоторые новые задачи. Прежде всего требовалось еще больше активизировать политическую и культурно-массовую работу среди местного населения, в том числе и среди тех жителей Латвии, которые пока еще оставались на оккупированной врагом территории. По согласованию с начальником политуправления фронта генералом А. П. Пигурновым мы подготовили, размножили и при помощи авиаторов доставили за линию фронта несколько сот изданных на латышском языке листовок, в которых разоблачалась беспардонная ложь и клевета геббельсовских трубадуров, изо дня в день утверждавших, будто «красноармейцы все уничтожают на пути своего продвижения, расстреливают мирных жителей, сжигают и взрывают дома». Листовки призывали население Латвии не верить фашистским газетам и радио, оказывать всемерную помощь Красной Армии и партизанам в борьбе с оккупантами, в изгнании их с советской земли.

Чтобы более предметно и целенаправленно вести политическую и культурно-массовую работу среди жителей освобождаемых сел и городов, не допускать в этом деле разнобоя, поарм провел семинар штатных агитаторов из полит-органов соединений. На нем был обсужден первый опыт такой работы, накопленный в дни наступления командирами, политработниками, партийными и комсомольскими организациями 391-й стрелковой дивизии, а также армейским Домом Красной Армии. В работе семинара принял участие начальник политуправления фронта А. П. Пигурнов.

Наш Дом Красной Армии в ту пору возглавлял майор Георгий Назарович Голиков. Человек увлеченный, влюбленный в свое дело, прекрасный организатор, он в дни наступления проводил огромную культурно-просветительную работу в только что освобожденных тогда латышских городах и селах. Она строилась им в неразрывной связи с политической пропагандой и агитацией. Перед началом каждого концерта армейского ансамбля или киносеанса, что демонстрировался для местного населения, перед зрителями, как правило, выступали с небольшими докладами на военно-политические темы либо сам майор Голиков, либо пропагандисты майор Фомин и капитан Матвеев. Кроме того, при Доме Красной Армии имелись две кинопередвижки, которые также с полной нагрузкой работали в освобожденных селах и городах.

Летом 1944 года немецкие антифашисты в полосе нашей армии одновременно с нескольких МГУ вели передачи на гитлеровские войска от имени Национального комитета «Свободная Германия». Начинались они так:

«Внимание, внимание! Немецкие солдаты и офицеры! Слушайте обращение Национального комитета «Свободная Германия».

Первая такая передача прошла без каких-либо помех со стороны врага. Обстрел установок МГУ гитлеровцы начали лишь после того, как прозвучали последние слова.

Немцы очень внимательно слушали обращение комитета. Видно, до многих начинало доходить, что крах фашистской Германии уже недалек.

«Просветлению» голов фашистских вояк способствовали огромные потери противника в последних боях. За 20 дней наступления немецко-фашистские войска только в полосе 3-й ударной армии потеряли по меньшей мере 20 тысяч солдат и офицеров, в том числе 5 тысяч пленными. А среди последних наверняка было немало и таких, которые давно разуверились в «непобедимости» фашистского рейха.

Значительные потери несли и наши войска. Особенно много было раненых. В борьбе за возвращение их в строй первостепенная роль принадлежала, естественно, медицинскому и обслуживающему персоналу медико-санитарных батальонов. Вот почему политорганы частей и соединений всегда уделяли внимание работе медсанбатов.

Часто посещали эти подразделения и мы, работники политотдела армии. Помнится, возвращаясь как-то с переднего края, мы с подполковником П. С. Матюхиным заехали в МСБ 171-й стрелковой дивизии. Встретил нас заместитель командира батальона по политчасти майор Зайцев. У него поинтересовались, не жалуются ли раненые на обслуживание.

Таких жалоб, по словам майора, не было. Врачи, медсестры и санитары трудятся, как он сказал, добросовестно и самоотверженно, нередко сутками без сна и отдыха. Достойный пример в работе показывают коммунисты и комсомольцы. Их в батальоне более сорока человек. Несмотря на занятость основной работой, многие из них являются агитаторами: знакомят раненых со сводками Совинформбюро, проводят беседы, пишут письма за тех, кто не в состоянии сделать это сам.

— За время наступления к нам в медсанбат трижды приезжал начальник политотдела дивизии полковник Шкудов, многим раненым вручил награды, а нескольким товарищам, принятым в партию, — партийные документы, — продолжал замполит. — Вроде все в порядке, только…

Майор с минуту помолчал, озабоченно потер лоб, как бы размышляя, стоит ли говорить армейскому начальству о том, что его, старого коммуниста, особенно волнует. И, видимо, решил, что стоит. Высказал он такую, казалось бы, простую мысль: в медсанбат время от времени попадают бойцы и командиры, имеющие за время войны по три — пять, а то и больше ранений, но ни разу не награжденные.

— Несправедливо получается, товарищ полковник, — развел руками Зайцев. И он был, конечно, прав.

Как тут же выяснилось, и сейчас в медсанбате были такие раненые. Мы пошли навестить их. И вот что я записал в одном из своих фронтовых блокнотов по этому поводу:

«Лейтенант Левин, командир пулеметной роты 525 сп. В Красной Армии с 1927 года, на фронте — с июля 1941 года. 7 раз ранен, наград не имеет.

Сержант Шкрабин (380 сп) — вожак санитарных собак. Вывез с поля боя 80 раненых. Три раза ранен сам, наград не имеет.

Красноармеец Ксенофонтов (713 сп). Три ранения. В последнем бою ранен осколками в обе ноги, руку и плечо. Наград не имеет».

Всех их уже собирались эвакуировать в госпиталь, но по моему указанию на некоторое время задержали. Когда я сообщил об этом командиру дивизии полковнику А. И. Негоде, он сразу же согласился: да, проглядели, допустили промах. На лейтенанта Левина, сержанта Шкрабина и бойца Ксенофонтова были оформлены необходимые документы. И вскоре начальник политотдела В. И. Шкудов вручил всем троим государственные награды. После этого Левина, Шкрабина и Ксенофонтова эвакуировали в полевой госпиталь.

Проведенная в последующие дни проверка показала, что и в медсанбатах других дивизий есть воины, получившие за время пребывания на фронте по два-три ранения, но ни разу не награжденные. Чтобы как можно быстрее покончить с подобной несправедливостью, мы дали начальникам политотделов соединений строгое указание — считать работу по выявлению раненых, но не награжденных воинов важнейшей задачей политработников, партийных и комсомольских организаций. В посланной в войска телеграмме по этому поводу подчеркивалось, что каждый боец и командир, проливший кровь в боях за Родину, достоин быть отмеченным государственной наградой.

Подходил к концу первый месяц нашего наступления в Латвии. В управлении армии решено было подвести его некоторые итоги. В целом они были положительными. За месяц боев войсками 3-й ударной освобождено 3400 населенных пунктов. Разгромлены 15-я дивизия СС и 23-я пехотная дивизия врага. Изрядно потрепаны его 252, 281 и 329-я пехотные дивизии. Нами уничтожено большое количество танков, артиллерии и другой боевой техники противника, захвачены солидные трофеи.

Вместе с тем, как отметил командарм, в ходе наступательных боев выявились и существенные недостатки. Некоторые части и соединения армии действовали порой недостаточно стремительно, что позволяло фашистам организованно отводить свои силы на новые рубежи обороны. Слабо велась общевойсковая разведка, особенно в подвижных группах. Не всегда эффективно использовались для управления войсками средства радиосвязи.

Имелись серьезные просчеты и в партийно-политической работе. В частности, был упущен из-под контроля рост рядов коммунистов и членов ВЛКСМ. Итоговые цифры в целом по армии, правда, не вызывали беспокойства: за месяц наступательных боев партийные организации приняли в свои ряды 1242 человека, комсомольские — 1114. И все же это не восполняло тех потерь, которые они понесли в последнее время. Особенно в стрелковых частях. Там некоторые ротные парторганизации вообще прекратили свое существование.

Потери, разумеется, на войне неизбежны, в боях от них никто не застрахован. И все же при лучшей постановке работы по приему новых членов и кандидатов в члены ВКП(б) во многих случаях можно было сохранить в ротах достаточно полнокровные партийные организации. Для этого требовалось прежде всего упорядочить разбор заявлений о приеме, обеспечить более своевременное вручение партийных документов. Между тем не все политорганы соединений уделяли этому необходимое внимание. Так, например, в партийные организации 219-й стрелковой дивизии за месяц от бойцов и командиров поступило 226 заявлений с просьбой о приеме, а рассмотрено всего лишь 160. В 150-й стрелковой дивизии начальник политотдела подполковник М. В. Артюхов за тот же срок вручил партийные документы только 69 молодым коммунистам, хотя принято в члены и кандидатами в члены ВКП(б) здесь было более 100 человек. Подобные недостатки имелись и в ряде других соединений.

В частях и подразделениях, кроме того, не всегда своевременно производилась замена выбывших из строя парторгов и членов партийных бюро, из-за чего, естественно, снижался уровень политико-воспитательной работы. Во многих полках в течение всего месяца агитаторы взводов и отделений не получали необходимого инструктирования, тогда как штатные агитаторы политотделов дивизий и бригад нередко отвлекались от своей основной работы для выполнения различных второстепенных заданий.

А впереди нас ждали новые бои. Поэтому было крайне необходимо нацелить внимание командиров и политсостава на решительное и быстрое устранение выявленных недостатков как в управлении боевыми действиями, так и в партийно-политической работе. По рекомендации генерала В. А. Юшкевича было решено обобщить результаты месячного наступления в директивном письмо командирам и начальникам политотделов соединений, потребовать от них осуществления ряда конкретных мер, которые в военном и политическом отношении должны способствовать дальнейшему развитию успеха боевых действий. Такое письмо было подготовлено и направлено в войска. Политорганам предлагалось, в частности, обеспечить обсуждение итогов 30-суточного наступления армии на партийных и комсомольских собраниях, а где позволяла обстановка, провести по этому вопросу и собрания личного состава. Военный совет и поарм потребовали не только раскрыть перед людьми наши успехи, но и отметить недостатки, имевшие место в ходе наступления, улучшить агитационно-массовую работу. И в первую очередь среди поступавшего в войска пополнения. В директивном письме обращалось внимание на необходимость широкой пропаганды боевых подвигов подразделений, а также отдельных бойцов и командиров младшего и среднего звена, рекомендовалось обеспечить более рациональную расстановку партийных сил, чтобы в кратчайший срок воссоздать распавшиеся из-за потерь партийные организации в некоторых стрелковых ротах.

Проведение всех названных мероприятий, хотя на их осуществление и отпускалось очень ограниченное время, сыграло немаловажную роль в устранении имевшихся недостатков, в повышении боевой активности войск, в тот период готовящихся к освобождению Риги.

15 августа в состав 3-й ударной армии вошел 100-й стрелковый корпус под командованием генерала Д. В. Михайлова. В управлении, штабе и поарме это событие было встречено с радостью. Все три дивизии корпуса — 21-я гвардейская, 28-я и 200-я стрелковые — ранее уже действовали в составе нашей армии, отличились во многих боях, особенно в районе Невеля.

Утром 17 августа 3-я ударная после непродолжительного перерыва вновь перешла в наступление. Операция по форсированию реки Арона и прорыву вражеской обороны на ее западном берегу была осуществлена столь стремительно, что уже через два-три часа гитлеровцы почти на всем фронте наступления армии оказались отброшенными от реки на три-четыре километра.

На армейский КП одно за другим поступали донесения, свидетельствовавшие о том, что путь на Ригу успешно расчищается, и казалось, уже не далек тот день, когда над столицей Латвии взовьется Красное знамя освобождения.

Дивизии 93-го стрелкового корпуса генерала П. П. Вах-рамеева, например, в первый же день наступления сбили противника с рубежа Мадона, Марциена и вышли в район юго-западнее Марциены, предрешив тем самым быстрое освобождение этого небольшого латышского городка. 18 августа он был очищен от гитлеровцев силами 756-го стрелкового полка 150-й дивизии, которым командовал полковник Ф. М. Зинченко.

Части 100-го стрелкового и 5-го танкового корпусов, нацеленные на город и узел железных дорог Эргли, преследуя отходящего противника, утром 20 августа с ходу форсировали реку Огре, заняли плацдарм на ее западном берегу, затем перерезали железную дорогу Мадона — Рига и овладели узлом шоссейных дорог. К исходу дня передовые части 5-го танкового корпуса выбили гитлеровцев и из Эргли.

Намного продвинулись вперед и соединения 79-го стрелкового корпуса генерала С. Н. Переверткина.

Темпы наступления были поистине стремительны. Например, в Эргли наши танки ворвались в тот момент, когда фашисты еще и не подозревали о близости советских войск, полагая, что станция все еще находится в их глубоком тылу. Неожиданным оказалось появление здесь тридцатьчетверок и для местных жителей, и для пассажиров прибывшего из Риги поезда.

«Пассажиры рижского поезда, выйдя из вагонов, с удивлением смотрели на наши танки, — писал в тот день в политдонесении начальник политотдела танкового корпуса полковник Ф. К. Вдовиченко. — Многие пытались бежать. Как вскоре выяснилось, геббельсовские пропагандисты изо дня в день запугивали жителей Риги, клеветали на Красную Армию. Пришлось заняться разъяснительной работой, успокаивать пассажиров. Командиры, политработники, рядовые танкисты быстро разоблачили эту геббельсовскую брехню. Между пассажирами прибывшего поезда и танкистами установились хорошие отношения».

В первые дни наступления на рижском направлении успех сопутствовал не только нашей 3-й ударной. Так же быстро продвигались на запад и все остальные войска 2-го Прибалтийского фронта.

В этот период в штаб армии поступил приказ, подписанный командующим и членом Военного совета фронта. В нем говорилось: «В результате трехдневных ожесточенных боев войска фронта проявили беззаветное мужество, сломили сопротивление противника, глубоко прорвали его оборону и, нанеся ему большие потери, стремительно развивают наступление на запад».

Только за 19 августа соединения 100-го корпуса, например, продвинулись на 20 с лишним километров, освободили десятки населенных пунктов. В течение всего этого дня части его 21-й гвардейской и 28-й стрелковых дивизий не давали противнику возможности закрепляться на промежуточных рубежах. Воины стрелкового батальона гвардии капитана Корнякова (21-я гвардейская стрелковая дивизия) буквально на плечах отступавших гитлеровцев вышли к реке Огре, с ходу форсировали ее, захватили и удержали до подхода главных сил полка выгодный плацдарм. Блестящий пример воинского мастерства при этом форсировании показали воины роты капитана Виктора Лажечникова, коммуниста, к тому времени уже трижды орденоносца.

Вскоре после прорыва вражеской обороны немало трудностей выпало на долю частей 207-й стрелковой дивизии полковника И. П. Микули. Перед наступлением это соединение (оно несколько дней находилось в резерве) получило необстрелянное пополнение. А тут — бои, вражеские контратаки при поддержке большого числа танков и самоходок. Было опасение, смогут ли молодые воины выдержать столь суровое испытание. Однако они его с честью выдержали.

Большая заслуга в этом конечно же принадлежала коммунистам. И прежде всего ротным партийным организациям, к тому времени уже полнокровным и боевитым. Члены и кандидаты в члены ВКП(б) сразу же взяли шефство над воинами пополнения, увлекали их в атаки личным примером бесстрашия, ободряли добрым словом и советом, отмечали их первые успехи во время бесед и в выпускаемых листках-молниях. Вот почему ни танки, ни бешеный орудийный огонь, применяемые гитлеровцами в ходе контратак, не сломили воли бойцов и командиров дивизии. Ее части и подразделения только за один день 18 августа истребили сотни фашистских солдат и офицеров, сожгли три самоходных орудия «фердинанд».

Значительного успеха добились полки и батальоны и 171-й стрелковой дивизии полковника А. И. Негоды. Здесь вновь отличился уже упоминаемый выше батальон капитана Михаила Ивасика. Он первым среди подразделений соединения форсировал Арону, овладел узлом шоссейных дорог в районе Перцусны и закрепился на важных в тактическом отношении высотах. Его бросок был настолько стремительным и неожиданным, что гитлеровцы даже не смогли оказать ему сколько-нибудь организованного сопротивления. Бросив боевую технику, они в панике бежали. Батальон только в первый день наступления захватил в качестве трофеев 19 артиллерийских орудий, 3 миномета, 5 пулеметов, 13 автомашин, 2 тягача и большое количество стрелкового вооружения.

…Это был последний подвиг прославленного комбата. На следующий день бесстрашный коммунист Михаил Ивасик пал смертью храбрых в боях у деревни Лама. Об обстоятельствах его гибели мне доложил но телефону начальник политотдела дивизии полковник В. И. Шкудов. Позднее в командование батальоном вступил старший лейтенант К. Я. Самсонов.

Итак, наше наступление проходило успешно. Однако этот успех давался нелегко. На подступах к Огре и на ее западном берегу фашисты вскоре усилили свое сопротивление, начали чаще контратаковать наши войска значительными силами. Наступление постепенно замедлялось. В частях и соединениях возросли потери, в том числе и в командно-политическом составе. Во встречном бою с противником был смертельно ранен командир 207-й стрелковой дивизии полковник И. П. Микуля. На следующий день пал смертью храбрых начальник политотдела 29-й гвардейской танковой бригады полковник М. А. Галкин. В трудной схватке с врагом на западном берегу Огре, которую вел 59-й стрелковый полк, геройски погиб заместитель командира по политической части майор 3. А. Шифрин. Тяжелое ранение получил начальник политотдела 200-й дивизии полковник П. И. Устинов. При отражении вражеской контратаки был убит командир 379-й стрелковой дивизии полковник П. К. Болтрчук, которого подчиненные командиры и бойцы с любовью называли «наш батя». Во время передачи по МГУ очередного обращения к немецким солдатам серьезное ранение получил начальник 7-го отделения поарма майор Г. Н. Михеев.

Вскоре нам стало известно, что противник ввел в бой свежие резервы — переброшенные с соседнего фронта части 58-й и 218-й пехотных дивизий. Контратаки гитлеровцев поддерживались гораздо большим, чем прежде, количеством танков и самоходок. За рекой Огре немецко-фашистским войскам удалось потеснить полки 21-й гвардейской стрелковой дивизии.

Командование армии обратилось к командующему фронтом с просьбой усилить 3-ю ударную еще двумя стрелковыми соединениями. Просьбу поддержал находившийся тогда у нас представитель Генерального штаба. И тем не менее фронт отказал в подкреплениях. Но, учитывая сложность обстановки, разрешил с 23 августа прекратить наступление и перейти к жесткой обороне.

Накал боев, однако, еще в течение целой недели оставался высоким. Гитлеровцы ежедневно продолжали атаковывать наскоро оборудованные позиции наших войск по обоим берегам Огре. Никакого успеха они, правда, не достигли. Больше того, понесли значительные потери в живой силе и технике.

Спустя неноторое время фронт забрал у нас 93-й стрелковый корпус и передал его в состав 42-й армии. А. И. Литвинову и мне Военный совет поручил поблагодарить его личный состав за мужество и отвагу, проявленные в ходе наступления. Мы побывали во всех трех дивизиях корпуса — 391, 379 и 219-й, — тепло попрощались с бойцами, командирами и политработниками.

Дольше, чем в других соединениях, я задержался у начальника политотдела 391-й дивизии полковника Федора Ивановича Куцепина, своего старого друга и соратника еще по боям в Подмосковье. Вспоминали о минувшем, говорили о будущем. В нашей теплой, дружеской беседе участвовал и комдив полковник Антон Демьянович Тимошенко. Всем нам хотелось верить, что не раз еще встретимся на дорогах войны. Но эти надежды, к сожалению, не сбылись.

Моя новая встреча с А. Д. Тимошенко состоялась в городе Львове лишь 25 лет спустя после победы. Бывший комдив рассказал, что в конце войны был тяжело ранен, потерял ногу.

— В боях с фашизмом я сделал для Родины все, что мог, дрался с врагом, не жалея себя, — сказал он при встрече. — В мирное время, когда еще был помоложе, продолжал работать. Теперь вот на заслуженном отдыхе. Хотя по-прежнему принимаю посильное участие в патриотическом воспитании молодежи.

После войны мне приходилось неоднократно встречаться и с Ф. И. Куцепиным. Сначала в Прикарпатском военном округе, потом в Горьком. Почти до конца жизни Федор Иванович служил в армии, был начальником политотдела соединения.

Наступившее после ожесточенных боев на рубеже реки Огре затишье политорганы армии использовали прежде всего для проведения различных семинаров, обобщения и пропаганды опыта работы лучших партийных и комсомольских организаций, для широкой популяризации боевых подвигов, свершенных воинами в ходе 50-суточных наступательных боев. За этот период более 16 тысяч бойцов и командиров удостоились государственных наград. И за каждой из них подвиг. Так что недостатка в материалах подобного рода мы не испытывали, примеров для пропаганды боевого мастерства имелось более чем достаточно.

В штабе армии к тому времени уже были подведены итоги нашего 50-суточного наступления. В целом они свидетельствовали о немалом успехе. За время наступательных действий после прорыва вражеского оборонительного рубежа войска 3-й ударной освободили 3857 населенных пунктов, истребили и взяли в плен до 40 тысяч гитлеровцев, уничтожили, а частично захватили в качестве трофеев в исправном состоянии 60 танков и самоходок противника, 540 артиллерийских орудий, 310 минометов, большое количество автомашин и другой техники.

Поарм рекомендовал политорганам соединений, партийным и комсомольским организациям ознакомить с итогами наступления весь личный состав, привлечь к участию в этой работе молодых коммунистов. Упор на это был сделан далеко не случайно. За время наступления парторганизации приняли в свои ряды почти 3 тысячи самых передовых, отличившихся в боях воинов. Но, как нам стало известно, далеко не все они еще принимают активное участие в партийной жизни, в общественно-политической работе. И теперь задача заключалась в том, чтобы как можно быстрее устранить этот недостаток.

Имея в виду, что войскам и впредь предстоит главным образом идти вперед, мы всесторонне изучили и обобщили положительный опыт работы в четырех полковых и двух батальонных партийных организациях, накопленный ими в ходе наступления. Особенно хорошо в них был поставлен подбор, воспитание и выдвижение парторгов рот и батарей, рационально решались в ходе наступления вопросы расстановки партийных сил и приема передовых воинов в члены и кандидатами в члены ВКП(б), что позволило, несмотря на потери, сохранить во всех ротах полнокровные и боеспособные парторганизации. С этим опытом мы ознакомили политотделы дивизий и бригад.

Наряду с этим в начале сентября были проведены два армейских семинара: секретарей партийных комиссий и редакторов дивизионных газет. Их участники также проявили большую заинтересованность к обобщенному нами опыту передовых партийных организаций, многое сделали для его популяризации и внедрения в практику работы в большинстве соединений и частей.

Передышка на реке Огре не затянулась. Уже 3 сентября командующий фронтом генерал А. И. Еременко на совещании командармов и членов военных советов армий объявил решение Ставки, в котором предлагалось срочно готовить новую наступательную операцию — Рижскую. К участию в ней привлекались войска 3, 2-го и 1-го Прибалтийских фронтов.

Позднее, докладывая на Военном совете план операции, начальник штаба армии генерал-майор М. Ф. Букштынович сообщил, что главный удар войска фронта будут наносить в центре силами 3-й ударной и 42-й армий.

На пути к Риге предстояло преодолеть три мощных оборонительных рубежа противника, удерживаемых в полосе нашего наступления частями и соединениями 16-й немецкой армии из группы армий «Север».

Наступление началось рано утром 14 сентября. День был по-летнему ясным и солнечным, что дало возможность нашему командованию не только провести перед атакой мощную артиллерийскую подготовку, но и подвергнуть оборону врага сильной авиационной обработке.

В первый день наступления войска армии, ломая упорное сопротивление гитлеровцев, продвинулись на 3–4 километра вперед, освободили 8 населенных пунктов. Однако по мере его развития сопротивление фашистов все более усиливалось.

Во второй половине дня 15 сентября стало известно, что немецко-фашистское командование ввело в бой против наших войск кроме ранее действовавших соединений 32-ю пехотную дивизию, поддерживаемую более чем сотней танков. На соседнем участке противник также начал применять большое количество танков и самоходных артиллерийских установок, срочно переброшенных им из полосы наступления 1-го Прибалтийского фронта.

Сильные контратаки врага свидетельствовали о том, что он стремится во что бы то ни стало приостановить наступление нашей и соседней 42-й армий, чтобы тем самым локализовать успешное продвижение вперед стрелковых и танковых соединений правого крыла 1-го Прибалтийского фронта, имевших задачу рассечь прибалтийскую группировку фашистов.

И все же наступление продолжалось. На маневрирование противника наше командование отвечало удачными контрманеврами. Их подкрепляли героизм и мужество советских воинов.

…Передо мной изданная в те горячие дни листовка. Она посвящена боевому подвигу экипажа самоходной артиллерийской установки, которой командовал кандидат в члены ВКП(б) младший лейтенант Анвар Ишмуратов, уроженец татарского села Инсанголово.

Самоходка Ишмуратова одной из первых ворвалась в расположение вражеских позиций. Сначала все шло хорошо. Взаимодействуя со стрелками и автоматчиками, экипаж боевой машины уничтожил несколько пулеметных точек противника. Но в самый разгар боя фашистский снаряд пробил броню. Был убит заряжающий Чаговский и тяжело ранен наводчик Соловьев. Командир действовал теперь у орудия один. Вывел из строя вражескую пушку, уничтожил расчет еще одного пулемета. Но, когда самоходка приблизилась к штабному блиндажу, гитлеровцам удалось подбить ее. Анвар Ишмуратов выскочил из машины и метнул в сторону блиндажа одну за другой две гранаты. Оттуда выбежал офицер с пистолетом в руке. Наготове было оружие и у Ишмуратова. Выстрелы прозвучали почти одновременно. Гитлеровский офицер был сражен насмерть, а Анвар ранен в руку. Но он не прекратил неравного боя: уничтожил еще одного фашиста и троих принудил сдаться в плен.

Через день самоходная артиллерийская установка младшего лейтенанта Ишмуратова была восстановлена и снова вступила в бой. Анвар Салихович Ишмуратов за свой подвиг удостоился высокой награды — ордена Красного Знамени. Вскоре он стал членом партии, продолжал мужественно и храбро воевать до конца войны. Участвовал и в Берлинской операции.

А вот другой пример. Бойцы и командиры стрелкового полка подполковника А. Д. Плеходанова только за первые четыре дня сражения уничтожили десять фашистских танков и самоходок, а один исправный «тигр» захватили в качестве трофея.

В одном из боев орудийный расчет гвардии сержанта Ивана Лысогора вывел из строя тяжелый гитлеровский танк, уничтожил четыре пулеметных расчета, разбил автомашину с боеприпасами.

Преодолевая упорное сопротивление врага, части 79-го и 100-го стрелковых корпусов при активной поддержке 5-го танкового корпуса к исходу 25 сентября вышли к реке Даугава. А 26–27 сентября форсировали ее, заняли плацдарм на левом берегу, подойдя таким образом вплотную к третьему, последнему оборонительному рубежу противника перед столицей Латвийской ССР. Однако принять непосредственное участие в освобождении Риги войскам 3-й ударной не пришлось.

Как раз в то время, когда наши части и соединения форсировали Даугаву, в армию прибыл член Военного совета фронта генерал В. Н. Богаткин, чтобы лично ознакомить ее руководящий состав со срочной директивой Ставки.

Владимир Николаевич сообщил, что, по имевшимся в Военном совете фронта данным, командующий группой армий «Север» генерал Шернер обратился к Гитлеру с просьбой разрешить ему вывести войска группы из Прибалтики.

— Так ли это на самом деле, мы уточняем, — продолжал Богаткин. — Информация, по-видимому, близка к истине. Наступление советских войск в Прибалтике поставило группу армий «Север» в почти безвыходное положение. Наша задача теперь состоит в том, чтобы преградить пути отхода прибалтийской группировке фашистов в Восточную Пруссию.

Предвидя возможность «добровольного» ухода немецко-фашистских войск из Прибалтики, Ставка Верховного Главнокомандования Советских Вооруженных Сил приняла решение: быстро произвести перегруппировку сил 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов, чтобы не выпустить отсюда войска группы армий «Север». Для этого командованию 1-го Прибалтийского фронта предлагалось срочно перебазировать 4-ю ударную, 51-ю общевойсковую и 5-ю танковую армии в район Шяуляя, откуда нанести удар в общем направлении на Мемель (Клайпеда). Затем выйти на побережье Балтийского моря на участке Паланга, Мемель, устье реки Неман и отрезать таким образом путь отхода прибалтийской группировке гитлеровцев. Командованию 2-го Прибалтийского фронта надлежало: не приостанавливая наступления на Ригу, передислоцировать части и соединения 3-й ударной и 22-й армий на участок южнее Даугавы, сменить там войска правого крыла 1-го Прибалтийского фронта до Ауце включительно.

— Вашей армии приказано занять позиции пятьдесят первой, — закончил свое сообщение В. Н. Богаткин.

Задача была не из легких. Передислокацию в новый район сосредоточения предстояло осуществить в условиях, когда войска противника находились рядом. И хотя многие дивизии гитлеровцев были уже изрядно потрепаны, группа армий «Север» представляла собой еще довольно внушительную силу. Любой наш просчет мог быть использован немецко-фашистским командованием в своих интересах. Значит, те 170 километров до нового района сосредоточения требовалось преодолеть не только быстро, но, главное, скрытно от противника. И это в дождливую, ненастную погоду!

Марш продолжался четверо суток — с 28 сентября по 2 октября. Снимались с места и двигались вперед войска только по ночам. Днем отдыхали. Во время привалов полит-органы, партийные и комсомольские организации активно вели свою работу. Проводились партийные и комсомольские собрания, заседания парткомиссий. Дивизионные и полковые агитаторы выступали перед личным составом с лекциями и докладами на военно-политические темы. Взводные агитаторы знакомили бойцов и младших командиров со сводками Совинформбюро, устраивали коллективные читки газет, выпускали боевые листки. Принятым в партию и комсомол вручались партийные и комсомольские билеты, а награжденные перед строем полков получали ордена и медали. Учитывая сложность обстановки, поарм выпустил листовку-памятку с призывом к постоянной бдительности и боеготовности. По прибытии на место войска быстро и организованно заняли новые рубежи, одновременно готовясь к продолжению наступательных боев.

Пока полки и дивизии находились в обороне, политотдел армии провел трехдневный семинар штатных агитаторов соединений и полков. На нем состоялся широкий обмен мнениями по таким актуальным проблемам, как идейное воспитание командиров, разведчиков и снайперов, обеспечение непрерывности хода политической агитации в динамике наступления, инструктирование агитаторов. Кроме того, в частях проводились семинары парторгов и комсоргов. С докладами на них выступали командиры полков, их заместители по политчасти, а в ряде случаев и начальники политотделов. Все эти мероприятия были подчинены главной цели — подготовке личного состава войск к участию в ликвидации прибалтийской группировки врага.

10 октября Совинформбюро сообщило, что войска 1-го Прибалтийского фронта вышли к Балтийскому морю, отрезав пути отхода в Восточную Пруссию примерно 30 дивизиям противника, в том числе и нескольким танковым. 13 октября взвился алый флаг освобождения над столицей Советской Латвии Ригой. Из левобережной части города гитлеровцев вышибли соединения 2-го Прибалтийского фронта, а из правобережной — войска 1-й ударной армии, действовавшей теперь в составе 3-го Прибалтийского фронта.

Близилось время, когда советские войска должны были начать ликвидацию группировки врага, зажатой в курляндском котле. Участвовать в этой ответственной операции вместе с другими соединениями 2-го и 1-го Прибалтийских Фронтов предстояло и нашей армии.

Незадолго до начала боев в командование 3-й ударной армией вступил Герой Советского Союза генерал-лейтенант Николай Павлович Симоняк. Он сменил в этой должности генерала М. Н. Герасимова, некоторое время исполнявшего обязанности командарма после отзыва В. А. Юшкевича.

Хотя фамилия генерала Симоняка несколько раз упоминалась в поздравительных приказах Верховного Главнокомандующего, в управлении армии никто его лично не знал. Внешне новый командарм выглядел излишне суровым, неразговорчивым. Но за всем этим, как вскоре оказалось, скрывался твердый, волевой характер, пытливый ум. С первого же дня по прибытии в армию он большую часть времени проводил в войсках. Знакомился с командно-политическим составом, встречался и беседовал с бойцами и сержантами, интересовался настроением личного состава, на местах давал практические указания командирам соединений и частей, требовал неукоснительного их выполнения.

Несколько позже стало известно, что в первые месяцы войны Н. П. Симоняк командовал стрелковой бригадой, оборонявшей полуостров Ханко, воевал на Ленинградском фронте в должности командира дивизии, а затем гвардейского стрелкового корпуса. Теперь возглавил армию. Такой стремительный рост, пожалуй, лучше всего свидетельствовал о его незаурядных способностях военачальника.

Почти накануне боев к нам в армию прибыл Маршал Советского Союза Леонид Александрович Говоров — командующий Ленинградским фронтом и одновременно представитель Ставки. Ему тогда было поручено координировать действия двух фронтов по разгрому прижатой к морю группировки врага.

В доме, который занимал генерал-лейтенант Н. П. Симоняк, состоялась встреча руководящего состава армии с маршалом. Внимательно, не перебивая, представитель Ставки выслушал краткие доклады командарма, члена Военного совета, начальника штаба, командующих родами войск. С такой же сосредоточенностью выслушал и мой доклад о плане партийно-политических мероприятий на период предстоящей операции. Затем сделал ряд замечаний и указаний по разработанному штабом оперативному плану. А вот задач партийно-политической работы коснулся почему-то мало. Это меня несколько удивило. Но…

Вскоре после того как я вернулся в политотдел, зазуммерил полевой телефон. В трубке послышался негромкий голос Л. А. Говорова:

— Мне хотелось бы с вами побеседовать, товарищ полковник. Когда вы можете зайти ко мне?

— Готов в любое время, товарищ маршал.

— Хорошо. Приходите сейчас.

От политотдела до дома, где разместился маршал, било совсем недалеко. По пути к нему мысленно пытался представить себе, зачем вдруг понадобился представителю Ставки.

Маршал сидел за столом, что-то писал. Когда я вошел, он отложил недописанный лист в сторону, пригласил меня сесть поближе к столу. Разговор начал с такого замечания:

— Вы доложили сегодня о плане партийно-политической работы перед боем и в ходе боя, по этапам операции. В целом он мне понравился. А теперь я хочу поглубже разобраться в том, как обстоит дело в ротах. Меня интересуют вот такие вопросы.

Он подал мне тот самый лист бумаги, который только что отложил в сторону. На нем мелким, но четким почерком было написано: «1. Как подбираете и готовите к бою парторгов рот? Кем думаете заменять выбывших в бою? Есть ли резерв? 2. Мне доложили, что командиры рот подобраны, с ними отработаны тактические и другие вопросы подготовки к бою. От вас я хочу услышать: понимают ли командиры рот, что они при подготовке к бою должны нацеливать партийную организацию на выполнение боевой задачи, опираться на коммунистов и комсомольцев? Понимают ли они роль партийных организаций в жизни и деятельности рот?»

— Если вопросы понятны, постарайтесь подробнее ответить на них. В постановке вопросов я исходил из того, что командир роты — единоначальник, несет ответственность за все стороны ее боевой деятельности и за воспитание людей, — сказал Леонид Александрович.

Доклад я начал с рассказа о боевом подвиге воинов роты младшего лейтенанта В. Старцева из 207-й стрелковой дивизии, взявшей недавно один из хуторов и отразившей потом 15 вражеских контратак. Доложил, что все коммунисты этого подразделения действовали мужественно и самоотверженно, что успех был достигнут именно благодаря тому, что беспартийные бойцы равнялись на них, дрались с гитлеровцами отважно, по примеру парторга сержанта Белякова и комсорга Сорокина проявляли боевую находчивость и инициативу. Ротная парторганизация на деле показала себя надежной опорой командира.

Не менее подробно доложил и о боевом подвиге парторга одной из рот 379-й стрелковой дивизии Николая Дубинина, бывалого фронтовика, воевавшего до того под Сталинградом и на Ленинградском фронте, четырежды раненного.

…Роте была поставлена задача выбить гитлеровцев из одного населенного пункта. Командир ознакомил парторга с планом атаки. Дубинин в свою очередь побеседовал с членами и кандидатами в члены ВКП(б), с ротным комсоргом, дал каждому партийное поручение. А затем уже коммунисты и комсомольцы по его заданию довели боевую задачу до каждого бойца.

По команде «В атаку!» первым поднялся парторг Дубинин, стремительным броском ворвался во вражескую траншею. Его примеру последовали другие воины. В траншее завязалась рукопашная схватка, в ходе которой Дубинин лично уничтожил несколько гитлеровцев. А когда вышел из строя командир взвода, парторг заменил его, сам возглавил взвод. К тому времени, когда противник был выбит с занимаемого им рубежа, во взводе оставалось всего шесть бойцов. И эта крохотная группка храбрецов, возглавляемая коммунистом Дубининым, в течение дня отразила пять яростных контратак противника, пытавшегося восстановить положение. Из пулемета, автоматов и гранатами они истребили до 120 вражеских солдат и офицеров. Отвоеванный населенный пункт был удержан.

Затем я привел несколько примеров, свидетельствующих о том, что большинство командиров рот прекрасно понимает свою ответственность за политико-моральное воспитание подчиненных. А партийные и комсомольские организации заботятся об авторитете командиров.

Леонид Александрович слушал очень внимательно, по ходу доклада задал еще несколько вопросов. С нескрываемым интересом прочитал подготовленный политотделом текст листовки о совместной работе командира роты Старцева и парторга Белякова. Порекомендовал издать ее массовым тиражом, чтобы перед началом боев листовку прочли все коммунисты и комсомольцы, все воины.

Когда я закончил, полагая, что ответил на оба вопроса, обозначенных в записке маршала, Леонид Александрович спросил:

— Выходит, у вас все хорошо и нет никаких недостатков?

Это был уже явный упрек. И вполне правомерный. Я действительно слишком увлекся рассказом обо всем хорошем. А ведь были и недостатки. В частности, некоторые командиры рот не всегда с должным вниманием относились к воспитанию личного состава. В их числе были и коммунисты. Об этом я тоже доложил представителю Ставки.

— А какие меры вы принимаете к ним? — выслушав меня, поинтересовался маршал.

— Командиров рот — коммунистов критикуем на полковых партийных собраниях и партактивах, заслушиваем на бюро, объявляем взыскания тем, кто этого заслуживает.

— Правильно. С коммунистами надо построже. С них особый спрос за воспитание людей. Ну а как с беспартийными? — продолжал расспрашивать Л. А. Говоров.

Таких командиров рот в ту пору в армии было совсем немного, но с ними велась необходимая работа. Я доложил маршалу, что с беспартийными часто беседуют работники политотделов соединений, политработники частей, парторги полковых и первичных парторганизаций, разъясняют им обязанности командиров-единоначальников.

Когда речь зашла о резерве парторгов, о подборе и воспитании актива, маршал Л. А. Говоров с большим одобрением отозвался об инициативе поарма, по которой в некоторых госпиталях были созданы своеобразные школы будущих парторгов из числа легкораненых коммунистов. Там с ними периодически проводились беседы и учебные занятия по вопросам практики партийной работы. В качестве преподавателей выступали представители поарма и политотделов соединений.

— Это похвально, очень похвально, — отметил Леонид Александрович. — Хорошо даже одно то, что политотделы не порывают связи с легкоранеными коммунистами, не забывают о них. Активистов надо беречь, а после излечения непременно возвращать в те подразделения, в составе которых они ранее воевали. Ну что ж, вашим докладом я удовлетворен, товарищ полковник. Продолжайте действовать в том же направлении, — вставая из-за стола, сказал в заключение маршал, давая понять, что наша беседа подошла к концу.

В моей памяти она осталась надолго. Из нее я извлек немалую пользу для последующей работы.

Бои, нацеленные на ликвидацию курляндской группировки противника, начались в 10 часов утра 16 октября. Они сразу же приняли ожесточенный характер. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Нашим войскам, правда, удалось прорвать основной и промежуточный рубежи их обороны, и все-таки продвижение шло медленно. За первые четыре дня наступления части 171-й, 28-й и других стрелковых дивизий сумели продвинуться вперед всего лишь на 8—12 километров.

19 октября я выехал в 171-ю стрелковую дивизию. Ее новый начальник политотдела подполковник А. Т. Сотников, только что перед моим приездом возвратившийся из 525-го полка, доложил:

— Дерутся там люди здорово, а вот продвижения вперед почти что нет. Многие населенные пункты по нескольку раз переходят из рук в руки. Подразделения части несут большие потери.

— Да, так, пожалуй, много не навоюешь, — дополнил комдив полковник Негода. — За неделю такого «наступления» можно потерять полдивизии. Доложите об этом командарму, товарищ полковник, — попросил он меня.

— О потерях командарму известно.

— Хотя, что я… Конечно, известно, — махнул рукой Негода. — Это в общем-то так, к слову пришлось, а вообще-то, можете и не докладывать.

И тем не менее, вернувшись из дивизии, я сообщил генералу Симоняку и о потерях, и о настроении комдива.

— Знаю, трудно им, — сказал командарм. — Мы вот тут посоветовались с командующим фронтом и решили перегруппировать основные силы армии несколько южнее. Нанесем удар на новом направлении. Букштынович уже работает над планом перегруппировки.

Вскоре, выполняя это решение, части 7-го и 79-го стрелковых корпусов сдали свои участки в районе Добеле дивизиям 100-го стрелкового корпуса и под прикрытием темноты в течение нескольких ночей передислоцировались на южный фланг армии, в район Вегеряя, где сосредоточились в готовности к продолжению наступления. Теперь они получили задачу прорвать оборону врага на участке Юргайш, Вегеряй, в дальнейшем наступать в обход Ауце с юга и во взаимодействии с соединениями 10-й гвардейской армии в первый же день достигнуть рубежа Тевеле, Румбениеки.

На 23 октября командарм назначил совещание командиров соединений, чтобы обсудить с ними вопросы, связанные с наступлением на новом направлении. Ожидалось, что в нем примет участие и командующий фронтом генерал А. И. Еременко.

Утром в назначенное время командиры корпусов и дивизий собрались на командном пункте армии. Туда же, как и предполагалось, приехал и командующий фронтом.

— Пора начинать, — сказал он. Повернувшись к командарму, спросил: — Все прибыли?

— Не все, товарищ командующий, — ответил Симоняк. — Еще не приехал исполняющий обязанности командира семьдесят девятого корпуса генерал Шерстнев.

— Так позвоните. Узнайте, почему опаздывает.

Из штаба корпуса сообщили, что генерал Шерстнев вместе с группой офицеров выехал на КП армии еще рано утром и должен быть уже на месте.

В молчаливом ожидании прошло еще несколько минут. И вдруг посыльный одного из полков принес нам горестную весть: машина, на которой ехали генерал Г. И. Шерстнев, командующий артиллерией корпуса полковник Н. Б. Лифшиц и начальник оперативного отдела штаба подполковник П. Я. Ветренко, подорвалась на противотанковой мине. Все трое погибли. А произошло это совсем недалеко от КП армии, на дороге, по которой до того проехали сотни машин. А тут вдруг — верьте. Даже на фронте трудно было примириться с такой нелепостью.

Погибшие при взрыве мины были похоронены с воинскими почестями. Тело генерала Шерстнева перевезли в Ригу, где и захоронили на кладбище имени Райниса.

Дня через два в командование 79-м стрелковым корпусом вновь вступил возвратившийся из госпиталя генерал-майор С. Н. Переверткин.

Наступление войск армии в районе Вегеряя, начавшееся 27 октября, оказалось более результативным, нежели в районе Добеле. Оно шло почти без пауз и продолжалось 10 суток. За это время соединения 7-го и 79-го стрелковых корпусов вместе с соседней 10-й гвардейской армией продвинулись вперед на 40–50 километров. Только войска 3-й ударной армии освободили здесь 550 населенных пунктов, истребили свыше 7 тысяч гитлеровцев, а 1176 солдат и офицеров противника взяли в плен, уничтожив в боях много боевой техники врага.

В этой операции, по своему накалу столь же ожесточенной, как и все предыдущие, многие бойцы и командиры армии показали прекрасные образцы смелости и отваги, боевой инициативы, находчивости, воинского мастерства. Вот хотя бы один из таких примеров.

…Попытка 594-го стрелкового полка из 207-й дивизии с ходу овладеть важным опорным пунктом противника оказалась неудачной. Тогда его командир приказал группе разведчиков младшего лейтенанта Жукова ночью скрытно выдвинуться вперед, залечь поблизости от вражеских траншей, а на рассвете, после артиллерийского налета, внезапно атаковать гитлеровцев и блокировать опорный пункт до подхода основных сил полка.

Темной осенней ночью Жуков вывел свою группу (а в нее входили опытные, смелые разведчики старшина Петр Шаповалов, сержант Григорий Гуров, красноармейцы Михаил Волков, Иван Сурков и другие) Точно к цели и совершенно незаметно для врага. На рассвете, как было условлено, наши артиллеристы и минометчики открыли по опорному пункту — расположенной на высоте деревне — интенсивный огонь. Полуодетые гитлеровцы начали в панике выскакивать из домов. Воспользовавшись фактором внезапности, разведчики ворвались в населенный пункт, в короткой схватке уничтожили около 50 вражеских солдат и офицеров, а 34 взяли в плен. При этом сами наши воины потерь не понесли. Деревня была взята.

И подобных фактов, когда проявлялись боевая инициатива и находчивость, было много. О них подробно рассказывалось в корреспонденциях и статьях, публиковавшихся в те дни на страницах армейской и дивизионных газет. А некоторые политорганы соединений посвящали им и специальные выпуски листовок. В одной из них говорилось, например, как пятеро советских воинов — командир взвода лейтенант Коровин, парторг роты Королев, красноармейцы Юдченко, Курилов и Ольга Мазыкина, — перехитрив врага, захватили целую фашистскую минометную батарею с большим количеством боеприпасов. Огнем из автоматов и гранатами они уничтожили расчеты, а четырех гитлеровцев взяли в плен.

В другой листовке, изданной политотделом 171-й стрелковой дивизии, сообщалось о подвиге красноармейца Октября Красного (такие имя и фамилию этот воин получил в детском доме, где воспитывался). После ранения командира боец Красный вынес его с поля боя, а затем взял на себя командование ротой. Совершив удачный маневр, он вывел подразделение к шоссе, отрезав тем самым гитлеровцам путь отхода. И потом, несмотря на яростные контратаки врага, удерживал занятый рубеж до подхода основных сил полка.

В ходе октябрьских боев вновь отличились и наши девушки-снайперы. Продвигаясь вперед вместе с наступающими подразделениями, они выслеживали и выводили из строя вражеских наблюдателей, пулеметчиков, возглавлявших контратаки фашистских офицеров, ежедневно пополняя свой боевой счет.

В одном из боев смертью героя погибла комсорг женской снайперской роты Саша Шляхова, уничтожившая за время пребывания на фронте 69 гитлеровцев. Ее мы похоронили на привокзальной площади в Добеле. Проводить в последний путь комсорга пришли ее подруги по подразделению, многие бойцы и командиры, местные жители. Во время траурного митинга фашисты открыли по Добеле сильный артиллерийский огонь. Кто-то из участников митинга очень метко сказал тогда: «Враг пытается мстить Саше даже и после ее смерти за то, что она всем сердцем ненавидела фашистских извергов».

У могилы подруги девушки поклялись еще сильнее бить гитлеровских оккупантов. И надо сказать, что это свое слово они сдержали. К концу войны женская снайперская рота довела боевой счет до 3012 истребленных фашистов.

Светлая память о Саше Шляховой жива и поныне. Снайперская винтовка отважной девушки с монограммой ЦК ВЛКСМ хранится сейчас в Москве, в Центральном музее Вооруженных Сил СССР, как одна из боевых реликвий. Чтут память славной патриотки и жители Добеле. На ее могиле всегда живые цветы. А в Запорожье, на родине Саши, ее имя с честью носит пионерский отряд.

Говоря о славных боевых делах девушек-снайперов, нельзя не вспомнить добрым словом и связисток, санинструкторов, врачей, медсестер, штабных писарей и машинисток. Ведь только в армейском полку связи было 92 девушки. Более трети являлись членами и кандидатами в члены ВКП(б), остальные комсомолки. Все они выполняли огромную работу по обеспечению бесперебойной связи с войсками, а когда возникала необходимость, смело брались за оружие, вступали в яростные схватки с врагом.

Однажды фашистские автоматчики просочились в расположение находившегося неподалеку от переднего края нашего подразделения связи. Армейские связистки бесстрашно приняли бой. Раненного в бою командира взвода заменила гвардии старший сержант Васюкова. Под ее командованием это небольшое подразделение не только отразило натиск вражеских автоматчиков, но и обратило их в паническое бегство. При этом гвардии старший сержант Васюкова лично уничтожила из автомата нескольких оккупантов.

Мужество и отвагу проявляли и девушки, проходившие службу в боевых частях. В 21-й гвардейской стрелковой дивизии из 119 женщин-военнослужащих 86 были награждены орденами и медалями. В 200-й стрелковой дивизии 68 девушек были удостоены наград Родины. А санинструктор подразделения 64-го гвардейского стрелкового полка член ВКП(б) Люба Кильдяева имела к тому времени уже три государственные награды. Только в одном из боев она под огнем врага вынесла из-под огня десятки раненых.

Десятисуточное наступление войск 3-й ударной из района Вегеряя завершилось 5 ноября 1944 года. Ввиду яростного сопротивления противника еще раньше приостановили продвижение вперед наши левые соседи по 2-му Прибалтийскому фронту. Все последующие попытки войск двух фронтов расчленить прижатую к морю вражескую группировку и ликвидировать ее по частям успеха не имели. Советское Верховное Главнокомандование хотя и было заинтересовано в скорейшей ликвидации курляндской группировки, но выделить на это дополнительные силы в тот период не смогло. Поэтому вражеская группировка оставалась блокированной на полуострове до конца войны и капитулировала лишь в мае 1945 года.

А осенью 1944 года мы продолжали жить заботами об окончательной ликвидации 30 немецко-фашистских дивизий, ожиданием приказа о возобновлении наступательных действий. Готовили к ним и получаемое армией пополнение.

Наряду с партийно-политической работой по подготовке личного состава к дальнейшему наступлению политотдел армии и политорганы соединений продолжали начатую еще в октябре месяце работу по претворению в жизнь директивы Главного политического управления «О крупных недостатках по приему в члены и кандидаты партии». Основные ее требования сводились к следующему: пресечь практику огульного подхода к приему в ВКП(б), строго соблюдать принцип индивидуального отбора, решительно улучшить работу по идейно-политическому воспитанию коммунистов.

В этой связи еще в конце октября поарм провел трехдневный семинар парторгов полков, что позволило полнее выявить недостатки и допускавшиеся при приеме в партию ошибки. А после этого семинара состоялись закрытые собрания партактива частей с повесткой дня: «Директива Главного политического управления и задачи партийных организаций». В подготовке и проведении многих из них приняли непосредственное участие работники политотдела армии, а на некоторых выступили и члены Военного совета А. И. Литвинов, П. В. Мирошников, командующие родами войск армии, начальники отделов.

Вопросы о состоянии приема в партию и задачах идейно-политического воспитания коммунистов широко обсуждались также на закрытых собраниях первичных парторганизаций, на проведенных поармом семинарах старших инструкторов политорганов соединений по организационно-партийной работе, редакторов дивизионных газет, штатных агитаторов политотделов и помощников начальников политотделов по комсомольской работе.

Все это в значительной мере повысило уровень внутрипартийной жизни и чувство ответственности у коммунистов за чистоту партийных рядов. В частях армии было создано 350 групп-кружков, в которых стали проводиться занятия с членами и кандидатами в члены ВКП(б) по основам марксистско-ленинской теории.

В ту пору, правда, мы еще не располагали достаточным количеством литературы, необходимой для политического самообразования и для подготовки к занятиям в группах. Не имелось поначалу и единой программы. И тем не менее учеба шла регулярно.

Одновременно в частях и подразделениях проводилась большая работа по доведению до личного состава праздничного приказа № 220 Верховного Главнокомандующего от 7 ноября 1944 года, в котором Вооруженным Силам страны ставилась задача стремительным натиском в кратчайший срок сокрушить гитлеровскую Германию.

Во второй половине ноября Военный совет армии обратился к войскам с воззванием, в котором, в частности, говорилось: «Гитлеровские войска численностью до 30 дивизий зажаты в смертельные клещи между Тукумсом и Либавой. Родина приказывает нам доколотить гитлеровских оккупантов, зажатых в Прибалтике». Казалось, все уже готово для того, чтобы возобновить наступление. Но неожиданно все обернулось по-иному.

29 ноября, когда я зашел к генералу М. Ф. Букштыновичу, он, упреждая мои обычные перед выездом в войска вопросы, сказал:

— Обстановка на фронте и в полосе армии без изменений, Федор Яковлевич. Но имеется более важная новость. Получено указание сверху: третьей ударной сдать свою полосу обороны десятой гвардейской и сосредоточиться в районе Елгавы для погрузки в эшелоны.

Куда, на какой фронт будут направлены войска, Михаил Фомич не сообщил, потому что и сам еще не знал. Но предстояло перебазирование по железной дороге. И сроки жесткие — начало погрузки 10 декабря. Всего за несколько дней необходимо было подобрать и соответствующим образом подготовить начальников эшелонов, их заместителей по политчасти, позаботиться о том, чтобы в каждом вагоне были назначены парторги, комсорги, агитаторы и редакторы боевых листков, чтобы в пути следования войск к месту нового сосредоточения ни на один день не прекращалась партийно-политическая работа. Словом, сразу навалилась уйма новых забот. И все требовалось решать быстро, незамедлительно.

Непосредственное руководство передислокацией армии было возложено на оперативную группу во главе с заместителем командующего генерал-майором И. И. Артамоновым и членом Военного совета полковником П. В. Мирошниковым. От политотдела армии в нее вошли мой заместитель полковник Алексеев, несколько инспекторов и инструкторов. Договорились, что я вместе с начальниками отделений выеду в новый район сосредоточения войск с одним из первых эшелонов, а офицеры поарма, работающие в соединениях, прибудут вместе с ними.

Незадолго до отбытия первого эшелона у нас побывали командующий фронтом генерал А. И. Еременко и член Военного совета фронта генерал В. Н. Богаткин, тепло попрощались с нами. Состоялась дружеская беседа.

— Жаль расставаться, товарищи, — сказал Еременко. — Третью ударную мы можем по праву считать одной из лучших в составе Второго Прибалтийского фронта. Во всех боях и сражениях ее войска показывали достойный пример мужества и самоотверженности. Мы отметили это в специальном приказе по фронту.

Командующий фронтом передал подписанный текст этого приказа, датированного 14 декабря 1944 года, генералу В. Н. Богаткину.

— «В дни, когда враг рвался к сердцу нашей Родины — Москве, когда враг угрожал жизни нашего Отечества, по приказу Верховного Главнокомандующего товарища Сталина была создана третья ударная армия», — громко и торжественно прочитал член Военного совета фронта первые строки.

Далее в приказе отмечалось, что на протяжении трех лет, сначала в составе Калининского, затем 2-го Прибалтийского фронтов, армия с боями прошла на запад более 800 километров. За этот период она успешно провела ряд самостоятельных боевых операций, освободила значительную часть Калининской области и Советской Латвии. На своем боевом пути войска 3-й ударной разгромили 20 пехотных и 4 танковые дивизии противника, вывели из строя убитыми и ранеными 300 тысяч вражеских солдат и офицеров, взяли в плен 20 тысяч гитлеровцев, захватили более 2500 артиллерийских орудий.

Наиболее блестящей операцией в истории армии является Невельская операция, подчеркивалось в приказе, открывшая путь к освобождению советской Прибалтики. В ней особенно ярко проявилось наше умение побеждать врага малой кровью.

Командование фронта отметило также, что на протяжении летней кампании 1944 года армия с честью оправдала свое звание ударной. Ее войска совместно с другими объединениями освободили Советскую Латвию, зажав остатки прибалтийской группировки противника в курляндском котле.

— «В связи с уходом третьей ударной армии из состава войск фронта, — продолжал громко читать генерал Богаткин, — приказываю:

Первое. За боевые подвиги, отличия, заслуги, проявленные частями и соединениями армии в битвах за нашу Родину, всему личному составу третьей ударной армии объявляю благодарность и желаю каждому генералу, офицеру, сержанту, рядовому солдату боевых успехов, здоровья и бодрости.

Второе. Особо отмечаю работу ее руководящего состава и объявляю благодарность:

— командующему армией Герою Советского Союза гвардии генерал-лейтенанту т. Симоняку;

— члену Военного совета генерал-майору т. Литвинову;

— члену Военного совета полковнику т. Мирошникову;

— начальнику штаба армии генерал-майору т. Букштыновичу;

— начальнику политотдела армии полковнику т. Лисицыну.

Выражаю уверенность, что войска третьей ударной армии будут и впредь громить врага так же успешно, покажут еще более высокие образцы организованности, доблести, геройства и беспредельной преданности нашей Родине!»

Закончив чтение приказа, Владимир Николаевич добавил несколько слов от себя.

— Здесь, на северо-западе, вы неплохо повоевали, товарищи, — сказал он. — Надо полагать, вам предстоит теперь доколачивать фашистов за рубежами Родины. Буду от души рад, когда услышу по радио или прочту в газетах вести о новых боевых успехах третьей ударной. До скорой победы, друзья!

Все мы с большим вниманием выслушали приказ командования фронта, теплые слова Еременко и Богаткина. Радостно было сознавать, что в боевые успехи армии внесен скромный вклад и каждым из нас.

После отъезда генералов Еременко и Богаткина многие товарищи сразу же отправились на вокзал, к готовым к отходу первым воинским эшелонам. Оставляя освобожденную от немецко-фашистских захватчиков Советскую Латвию, мы не прощались с ней навсегда, а мысленно произносили обычное: «До свидания!» Здесь, на этой земле, сражались и проливали кровь тысячи и тысячи наших боевых друзей, и поэтому она священна. Каждый из нас оставлял здесь частицу своего сердца — братские могилы однополчан. Мы говорили себе: если доживем до победы, непременно вновь побываем в тех местах, где шли жестокие бои за честь и свободу латышского народа, где смертью героя пали тысячи советских воинов разных национальностей — наши товарищи по оружию. Вернемся, чтобы в тишине постоять у их могил, поведать людям об их мужестве и отваге, о том, какой дорогой ценой добывалась победа.