В Высшем Мире. Через Дух Андрэ Луиса

4 Изучая мозг

Приложив братскую руку на лоб увечного, как если бы он передавал мощные флюиды обновляющей жизни, Кальдераро благожелательно объяснил мне:

— Примерно двадцать лет тому назад этот друг прикончил физическое тело своего теперешнего мучителя во время одной из кровавых жизненных глав. А я только три дня как начал служение помощи ему; однако, я уже проинформирован о его трогательной истории.

Он посмотрел сочувствующим взглядом на развоплощённого палача и продолжил:

— Они вместе работали в одном большом городе, на заводе металлических изделий. Убийца работал служащим у жертвы с самого детства и, достигнув совершеннолетия, потребовал от хозяина, который стал его опекуном, платы за несколько лет работы. Хозяин категорически отказал ему, ссылаясь на ту усталость, которую он испытывал, помогая ему в детстве и в юности. Он предоставит ему лучшее место в деловой области, оплатит ему солидные проценты, но ни одного су не оплатит из того, что касается прошлого. До сегодняшнего дня он берёг его как сына, который требовал постоянной помощи. Разразился спор.

Оскорбления, обмен вибрациями гнева воспламенили мозг молодого человека, который, в пылу ярости, убил его, охваченный дикой яростью. Но перед тем, как сбежать из этих мест, преступник подошёл к сейфу, где хранилось большое количество бумажных денег. Он взял оттуда солидную сумму, на которую, как он считал, он имел право, оставив нетронутыми остальные деньги, которые могли бы увести по ложному пути полицию назавтра. И действительно, следующим утром он сам пришёл в магазин, где жертва провела последнюю ночь, в то время, как его семья проводила время за городом. И, симулируя озабоченность перед закрытыми дверями, он пригласил охрану следовать за ним и попробовать открыть двери. Скоро новость о преступлении разнеслась по всей округе. Но человеческое правосудие, запутанное умелым мошенником, не смогло пролить свет на причину проблемы. Убийца подпустил туману с тем, чтобы, якобы, сохранить интересы убитого. Он опечатал сейф и бухгалтерские книги. Он предоставил скрупулёзный отчёт, потребовал от властей охраны с тем, чтобы начать детальное расследование ситуации. Он стал настоящим адвокатом вдовы и двоих детей погибшего опекуна, которые, благодаря его преданности, получили солидное наследство. Он переживал за случившееся, как если бы развоплощённый был его отцом. И как только дело было сдано в архив по причине неспособности юридической машины распутать тайну, он скромно удалился в большой промышленный центр, где выгодно вложил свои финансы в доходное дело.

Взгляд ментора осветился каким-то другим светом. Он выдержал паузу и добавил:

— Ему удалось обмануть людей, но он не может обмануть самого себя. Сконцентрировав свои мысли на мщении, развоплощённая сущность стала упорно преследовать его. Она приклеилась к его физическому телу, словно плющ к бугристой стене. Убийца делал всё возможное, чтобы хоть как-то смягчить постоянные нападения. Он вложил деньги в материальные предприятия, страстно желая забыться и внедряя в практику инициативы, которые направили в его сейф огромное количество денег, сделавших его титулованным банкиром. Но, видя, что великое экономическое наследие не успокаивает ни его тревог, ни невыносимых страданий, он поспешил жениться, отчаявшись самостоятельно успокоить свои внутренние эмоции. Он женился на молодой девушке с чрезвычайно возвышенной душой в высшей зоне человеческой жизни. Супруга подарила ему пятерых чудесных детей. В духовном климате избранной супруги он мог в какой-то мере вновь обрести равновесие, хотя его жертва не отпускала его ни на день. В определённых случаях он оказывался в цепких объятиях жестоких нервных депрессий, вызванных кошмарами, которые казались странными в глазах членов его семьи; но он всегда сопротивлялся, поддерживаемый до определённого момента нежными чувствами на наших планах, которыми давно располагала его супруга. И если человеческие законы соответствуют слабости воплощённых людей к грехам, но божественные законы непогрешимы. Сохраняя силы мрака, аккумулированные своей судьбой с ночи убийства, наш несчастный друг сберёг запертыми в подвале своей личности все разрушительные впечатления, приобретённые в момент своего морального падения. Ему претила публичная исповедь преступления, которая, в какой-то мере, могла бы уменьшить его тревоги, высвободив зловредные энергии, собранные в нём.

В этот момент рассказа Кальдераро прервался. Он коснулся зоны коры головного мозга и продолжил:

— Преступный разум, осаждённый постоянным присутствием жертвы, тревожащей его память, в конце концов, зафиксировался в промежуточной области мозга, потому что боль от упрёков совести не позволяла ему лёгкого доступа к высшей сфере периспритного тела, где самые благородные принципы существа создают алтарь проявлений Божественного Сознания. Приведённый в ужас воспоминаниями, он был охвачен непреодолимым страхом перед судьями сознания. С другой стороны, пытаясь, каждый раз всё более, обеспечить счастье своей семьи, свой единственный оазис в пылающей пустыне сомнительных воспоминаний, несчастный, в то время очень уважаемый за положение, которое дали ему деньги, погрузился в лихорадочную и непрерывную деятельность. Живя ментально, практически постоянно, в промежуточной области, он мог почувствовать немного покоя лишь в деятельности, в работе, неважно какой, даже в работе хаотической. Он ложился спать, истощённый телесной усталостью, вставая на следующее утро в подавленном состоянии и уставший от постоянной дуэли со своим невидимым преследователем во время сна. И как следствие, он вызвал разлад в своём периспритном теле, который распространился на двигательную зону, внеся в организм хаос.

Мой собеседник сделал характерный жест указательным пальцем и добавил:

— Осмотри центры коры головного мозга.

С удивлением я наблюдал этот чудесный микроскопический мир. Пирамидальные клетки, различавшиеся по своим размерам, выявляли сами по себе значимость своих функций в лоне лаборатории нервных энергий. Внимательно рассматривая ситуацию, я не чувствовал, что наблюдаю живую материю бело-серого вещества; у меня было впечатление, что кора головного мозга была крепким генератором постоянного тока в действии. Может, перед нами электрический аппарат сложной структуры? Несмотря на эти впечатления, я видел, что материя головного мозга находилась под угрозой размягчения.

Я был в растерянности, не зная, как адекватно прокомментировать это, когда мой собеседник пришёл мне на помощь со своими объяснениями:

— Перед нами периспритный орган человеческого существа, который привязался к своему физическому дублёру на манер тесного контакта определённых частей тела с одеждой. Вся нервная область существа является проявлением периспритных сил, достойно приобретёнными существом на протяжении многих тысячелетий. Возрождаясь среди смертных форм, наше тонкое тело, характеризующееся в нашей, менее плотной, сфере чрезвычайной лёгкостью и пластичностью, подчиняется на плане Земли законам возобновления, наследия и физиологического развития в соответствии с заслугами или грехами, которые у нас есть, и с необходимой миссией или ученичеством. Истинный мозг — это один из самых сложных аппаратов, где наше «я» отражает жизнь. Через него мы ощущаем внешние феномены в соответствии с нашей возможностью, определённой нажитым опытом; и потому он изменяется от существа к существу, по причине многозначности позиций в эволюционной лестнице. Как обезьяны, так и антропоиды, которые находятся на пути к связи с человеческим родом, не представляют уже мозгов, абсолютно одинаковых между собой. Каждая индивидуальность проявляет его в картинке эффективного осуществлённого прогресса. Дикарь представляет периспритный мозг с вибрациями, очень отличными от вибраций органа мысли у цивилизованного человека. С этой точки зрения головной мозг святого излучает волны, отличающиеся от волны, излучаемых ментальным лбом учёного. На Земле академическая школа привязана к концептуализации преходящей ощутимой формы через преобразования увечности, старости или смерти. Но здесь мы осматриваем организм, моделирующий проявления физической области, и мы признаём, что весь нервный аппарат относится к тонкому порядку. Нервная клетка — это единица электрического свойства, которая ежедневно питается соответственным горючим. Есть нейроны чувственные, двигательные, посредники и рефлекторные. Существуют те, которые принимают внешние чувства, и те, которые собирают выражения сознания. Прерыватели и ведущие, элементы эмиссии и приёма двигаются в клеточном космосе. Мысль является направляющей силой этой микроскопической Вселенной, где миллиарды корпускул и энергий различных форм посвящают себя служению. Отсюда вытекают потоки воли, определяющие обширную сеть стимулов, реагирующих на требования внешнего мира, или отвечающих на предложения низших сфер. Поставленная между объективным и субъективным, воля вынуждена с помощью Божественного Закона всё время учиться, проверять, выбирать, отталкивать, принимать, собирать, хранить, обогащаться, просвещаться, прогрессировать. От объективного плана она получает движения и влияние прямой борьбы; из субъективной сферы она отбирает более или менее интенсивное вдохновение воплощённых или развоплощённых разумов, которые ей аналогичны, и результаты ментальных творений, присущих ей. И хотя она остаётся внешне без движения, мысль следует своим путём, без возврата назад, под нерушимым воздействием видимых или невидимых сил.

Многочисленные и непрерывные ассоциации мыслей забурлили в моём разуме в течение последовавшей за этими словами паузы.

Как истолковать все откровения Кальдераро? Значит, клетки физиологического фонда не проявляют свойственных им характеристик? Не были ли они бесконечно малыми величинами, соединёнными дисциплиной в органических отделах, но почти свободных в своих проявлениях? Или, может, они были копиями духовных клеток? Как связать подобную теорию с освобождением микроорганизмов вследствие смерти тела? И если это так, не должна ли память воплощённого человека быть свободной от преходящего забытья прошлого?

Инструктор, должно быть, догадался о моих невысказанных вопросах, потому что продолжил, как бы отвечая мне:

— Я понимаю твои возражения и тоже в своё время формулировал их, когда что-то новое будоражило мои чувства наблюдателя. Несмотря на всё это, я могу сказать тебе, что если сегодня существует физическая химия, то у нас существует химия духовная, так же как мы располагаем органической и неорганической химией, и чрезвычайная трудность состоит в определении этих пунктов независимого действия. Почти невозможно определить, где её разделяет граница, имея в виду, что более мудрый дух не пытался бы локализовать, с помощью догматических утверждений, точку, где заканчивается материя и начинается дух. В физическом теле клетки отличаются друг от друга удивительным образом. Они представляют из себя одну личность, определённую в печени, другую — в почках, третью — в крови. Они бесконечно изменяются, появляются и исчезают миллиардами, во всех областях собственно органической химии. Именно в мозгу начинается империя духовной химии. Клеточные элементы здесь трудно замещаемы. Высшее и деликатное окружение всё то же, потому что работа души требует внимания, пользы и продолжения. Желудок может быть перегонным аппаратом, в котором бесконечно малый мир проявляется в хаотическом животном состоянии, приближаясь к низшим ситуациям жизни, если иметь в виду, что ему не надо регистрировать, какую питательную субстанцию ему дали обработать накануне. Несмотря на это, орган ментального выражения требует физических личностей сублимированного типа, чтобы питаться их опытом, который должен быть зарегистрирован, обработан, и должен всплывать в памяти каждый раз, когда это уместно и необходимо. Тогда вступает в дело высшая химия, подпитывая мозг многочисленными отделами своей низшей лаборатории незаменяемого материала.

Помощник прервался на несколько секунд, как бы давая мне время подумать. Затем любезно продолжил:

— В действительности, здесь нет никакой тайны. Вернёмся к восходящим в эволюции. Духовный принцип принимается в тёплом лоне вод, через клеточные организмы, которые поддерживаются и размножаются делением. В течение миллиардов лет этот принцип долго путешествовал сначала в губке, где он начал доминировать над автономными клетками, навязывая им дух повиновения и коллективности в первичной организации мускулов. Долгое время он тренировался, перед тем, как приступить к созданию нервного аппарата, мозга в черве, в земноводной амфибии, барахтаясь, чтобы выбраться из мрачной и грязной глубины вод с тем, чтобы начать первый свой опыт существования под полуденным солнцем. Сколько веков потратил он, одеваясь в чудовищные формы, совершенствуясь там и тут, с помощью прямого вмешательства Высшего Разума? Пока что невозможно ответить на этот вопрос. Он сосал щедрую грудь Земли, непрерывно развиваясь сквозь тысячелетия, вплоть до завоевания более возвышенной области, где ему удалось выработать своё собственное питание.

Кальдераро выразительно посмотрел на меня и спросил: — Тебе это вполне понятно?

Видя моё удивление перед новыми мыслями, поразившими моё воображение, мешающими внимательно рассмотреть тему, мой просвещённый компаньон улыбнулся и продолжил:

— Несмотря на все усилия, которые мы делаем, чтобы упростить изложение этой деликатной темы, сделать из неё ретроспективу всегда сложно. Я хочу сказать, Андрэ, что духовный принцип, начиная с мрачного момента Сотворения, непрерывно двигается вперёд. Он отошёл от океанического русла и достиг защитных вод. Он направился к грязи берегов, карабкался из трясины, достиг твёрдой земли. В лесу он испробовал великое число внешних форм, он поднялся с земли, посмотрел на Небеса и, после долгих тысячелетий, в течение которых он научился производить на свет, питаться, выбирать, вспоминать и чувствовать, он обрёл разум… Он шёл от простых импульсов к раздражению, от раздражения к чувству, от чувства к инстинкту. В этом трудном паломничестве над нами пронеслись бесчисленные тысячелетия. Во все эпохи мы покидаем низшие сферы, чтобы карабкаться к высшим. Мозг — это священный орган проявлений духа в переходе от примитивного животного состояния к человеческой духовности.

ориентер умолк, слегка тронул за плечо, как опытный компаньон, ободряющий ученика в учении, и добавил:

— В общем, человек последних десятков веков представляет собой победное человечество, вышедшее из первичного животного состояния. Мы, развоплощённые, принимаем участие в этом состоянии миллионами духов, которые до сих пор ещё не отбросили всего содержания низших качеств периспритного организма; подобная ситуация вынуждает нас жить после физической смерти в сообществах себе подобных, в действительно продвинутых обществах, но подобных земным группам. Мы колеблемся между освобождением и перевоплощением, совершенствуясь, чеканясь, прогрессируя, вплоть до обретения, с помощью персональной изысканности, возвышенных выражений Высшей Жизни, которую нам ещё не дано понять. С обеих сторон существования, в которых мы эволюционируем, и в которых находятся рождение и смерть плотного тела, как врата общения, созидательный труд — наше благословение, готовящее нас к божественному будущему. Деятельность в сфере, которую мы занимаем теперь, является, для тех, кто расплатился с Законом, более богатой в красоте и в счастье, потому что её материя более разрежена и более подчиняется нашим желаниям высшего плана. Несмотря на всё это, пересекая реку возрождения, мы удивляемся тяжкой работе и необходимому повторению ученичества. Мы посеяли там, чтобы пожать здесь, улучшая, настраивая и украшая, вплоть до достижения совершенного урожая, с полными закромами тонких семян, с тем, чтобы перенестись способными и сильными в другие «небесные земли». Но что касается служения выкупа и искупления, мы не должны думать, что телесная сфера — единственная, способная предложить возможность жестокого и искупительного страдания. В мрачных областях, которые не являются её частью, и которые ты не можешь не знать, имеется возможность искупительного лечения для самых несчастных должников, которые добровольно заработали опасные долги перед Законом.

Установилась короткая пауза, которую я не нарушал, считая неуместным любой вопрос с моей стороны. Но Кальдераро скоро заговорил вновь:

— Ты спрашиваешь себя, почему воплощённый человек не сохраняет всю полноту воспоминаний из самого далёкого своего прошлого; это естественно, по причине такого великого восхождения периспритного тела над физиологическим механизмом. Если физическая форма эволюционировала и усовершенствовалась, с годами то же произойдёт и с периспритным механизмом. Мы сами, в нашем состоянии духовности, не владеем ещё процессом полного воспоминания пройденных путей. Пока что мы не вооружены достаточным светом, чтобы с пользой для себя опускаться во все закоулки первоначальной пропасти; мы обретём подобную способность, лишь когда наша душа станет свободной от малейших остатков мрака. Однако, при сравнении нашей ситуации с менее просветлённым состоянием наших воплощённых братьев, важно, чтобы мы не забывали, что нервы, кора головного мозга и лобные доли, которые мы осматривали, представляют собой лишь регулярные точки соприкосновения между периспритным организмом и физическим аппаратом. Как один, так и другой являются необходимыми для работы по обогащению и росту вечного существа. Проще говоря, это отдушины для импульсов, опыта и возвышенных понятий реальной личности, которая не угасает в могиле, и которые не смогли бы выдержать нагрузки двойной жизни. По этой причине и отвечая на трудные обязанности работ каждого дня, налагаемых на сознание, они развивают функцию амортизатора; это абажуры, действующие с пользой, чтобы воплощённая душа работала и развивалась. К тому же, рождение и смерть в телесной сфере являются, для большинства существ, биологическим шоком, необходимым для обновления. В действительности, не существует ни тотального забытья на Земной Поверхности, ни срочного возрождения памяти в окрестностях существования, которые абсолютно естественно следуют за областью физической деятельности. Все люди сохраняют тенденции и способности, которые практически стоят эффективного воспоминания прошлого; и после погребения никто не может так вдруг обрести вновь наследие своих воспоминаний. Кто слишком привязан к материи, оставаясь на низком вибрационном уровне в области плотной материи, не может видеть, как свет памяти возрождается в один момент. Он проведёт много времени, расставаясь с тяжёлыми оболочками, к которым он был привязан по своему недосмотру. Внутри человеческой борьбы также необходимо, чтобы нейроны трансформировались в более или менее плотную оболочку, чтобы поток воспоминаний не уменьшал созидательного усилия воплощённой души, задействованной в благородных целях эволюции или искупления, совершенствования или восхождения.

Но стоит признать, что наш дух действует здесь в периспритном организме, с более широкими полномочиями, благодаря особой природе и эластичности материи, которая теперь определяет нашу форму. Но тем не менее, это не избавляет нас ни от грубых проявлений, ни от падений, достойных сожаления, ни от сложных болезней в наших кругах деятельности, потому что мысль, хозяйка тела, здесь также доступна пороку, ослаблению и разрушительным страстям.

В этом месте объяснений я рискнул задать вопрос во время образовавшейся паузы:

— Как проще можно истолковать три области жизни мозга, на которые мы ссылались?

Компаньон не стал задерживаться с ответом:

— Нервы, двигательная зона и лобные доли в физическом теле, которые выражают импульсивность, опыт и высшие понятия души, выражают области фиксации воплощённой или развоплощённой мысли. Чрезмерное присутствие в одном из этих планов, с присущими ему действиями, определяет направление индивидуальной вселенной. Создание, остающееся в области импульсов, затерялось бы в лабиринте причин и эффектов, теряя время и энергию; тот же, кто полностью отдаётся механическим усилиям, не консультируясь с прошлым и не организуя основ для будущего, механизирует разумность, отбирая у неё образовательный свет; те же, кто убегают исключительно в храм высших понятий, страдают от опасности созерцания без творения, медитации без труда, отречения без пользы. Чтобы наша мысль восходила, необходимо уравновеситься, пользуясь приобретениями прошлого, чтобы сориентеровать теперешние работы и защититься, и в то же время пользуясь, в текущем присутствии, красивом и застывшем, высшим источником возвышенного идеализма; с его помощью мысль может обретать восстановительные энергии божественного плана, таким образом созидая святое будущее. А так как мы нерасторжимо связаны с теми, кто нам родственен, в подчинении и нерушимых вселенских намерениях, то, когда мы теряем уравновешенность чрезмерной ментальной фиксацией в одной из вышеупомянутых областей, мы входим в контакт с воплощённым или развоплощённым разумом в условиях, аналогичных нашему.

С дружеским видом инструктор спросил:

— Тебе это понятно?

Я утвердительно кивнул головой, охваченный искренней радостью, потому что, наконец, усвоил урок.

Кальдераро стал делать магнетические пассы на голове увечного, укутывая его благоприятными флюидами, и после долгой паузы сказал:

— Перед нами два друга с духом, застывшим в области первичных инстинктов. Воплощённый, после повторяемых вибраций в области мысли, избегая воспоминаний и угрызений совести, разрушил двигательные центры, дезорганизовав также работу эндокринной системы и нанеся вред жизненно важным органам. Развоплощённый превратил все энергии в подпитку своей идеи мести, прячась в ненависти, где он поддерживает себя словно беглец от разума и альтруизма. Их ситуации были бы различными, если бы они забыли своё падение, поднявшись навстречу созидательному труду и братскому пониманию, на алтаре уместного и законного прощения.

Помощник снова блеснул глазами и добавил:

— Как мы могли наблюдать, Иисус Христос имел достаточные основания, когда советовал нам любить врагов наших и молиться за тех, кто нас преследует и клевещет на нас. Речь идёт не просто о добродетели, а о научном принципе освобождения сущности, прогресса души, духовной широты: в мыслях уже присутствуют причины. Придёт время, когда любовь, братство и понимание, определяя состояния духа, станут настолько же важными для воплощённой мысли, как хлеб, вода и лекарство; это лишь вопрос времени. Разумно всегда ожидать добра с божественным оптимизмом. Обычно человеческая мысль просвещается от высшего знания, даже если кажется, что противоположное перевешивает.

Затем Кальдераро долгие минуты оставался погружённым в мощные магнетические излучения, которые, охватывая голову и спинной мозг увечного, как мне казалось, действовали очень успокаивающе, потому что больной, тревожный до этого времени, отдавался спокойному сну, словно приняв самый утончённый анестетик. За несколько мгновений он оказался в нашем кругу, временно освобождённый от плотного тела, охваченный ужасом перед лицом беспощадного преследователя, который с бесстрастным видом сидел в углу своей постели.

Я мог заметить, что увечный, словно молчаливо ожидающий палач, не ощущал нашего присутствия. Я думал, что помощник сейчас начнёт долго просвещать его; однако, Кальдераро хранил абсолютное молчание. Я был не в силах сдерживаться: я стал задавать ему вопросы. Почему он не помогает ему просветительными словами? Больной казался мне угнетённым, в то время как его преследователь уже агрессивно выпрямлялся. Почему бы не сдержать жестокую руку, которая угрожает несчастному? Не было бы справедливо помешать движениям, которые могли бы привести к непредвиденным последствиям для госпитализированного компаньона?

Инструктор спокойно выслушал меня и ответил:

— Наш разговор был бы напрасен, Андрэ, потому что мы ещё не умеем их любить так, как если бы они были нашими братьями или нашими детьми. Для нас обоих, духов с немного более продвинутым мышлением, они оба являются несчастными, и ничем более. Пока что дадим им то, чем мы располагаем, то есть, благоприятное вмешательство в поле их внешних страданий, в рамках наших приобретений в области познания.

Он посмотрел в направлении ближайшей большой двери и добавил:

— Но провидение не было забыто. Сестра Сиприана, ориентер работ помощи группы, с которой я сотрудничаю, должна скоро быть здесь.

Прошло несколько мгновений, во время которых преследователь и его жертва обменивались горькими словами, и затем услужливый ментор продолжил:

— Ты помнишь Де Пюисегюра?

Да, я что-то смутно помнил. В моём мозгу образовалась целая свободная ассоциация мыслей, напомнив мне о занятиях, где мы изучали некоторые реализации Шарко. Я, правда, не мог вспомнить все особенности, потому что психиатрия не была моей прямой специальностью в медицине.

Кальдераро сказал:

— Де Пюисегюр был одним из первых магнетизёров, которые открыли сон-откровение, в котором было возможно беседовать с пациентом в состоянии его сознания, отличном от общего. С тех пор это открытие впечатляло психологов: с ним появилась и новая терапия для лечения нервных и ментальных больных. Но для нас, «с этой стороны» жизни, это обычный феномен: ежедневно миллионы личностей засыпают под магнетическим воздействием духовных друзей, для того, чтобы лучше помочь им в решении неотложных проблем.

— А почему мы не можем попробовать просветить их вербально теперь, когда они являются нашими друзьями? — настаивал я, в свою очередь встревоженный, глядя на несчастных противников, которые обменивались оскорблениями и обвинениями.

— Потому что если знания помогают внешне, то только любовь помогает изнутри, — спокойно добавил инструктор. — С помощью своих знаний мы исправляем, насколько возможно, последствия, но только те, кто любит, достигают глубинных причин. Сейчас нашим несчастным друзьям требуется вмешательство в их личный внутренний мир, чтобы окончательно изменить их ментальные состояния… А мы пока что едва лишь обладаем знаниями, не умея любить…

В этот момент кто-то появился на пороге входной двери. О! Это была утончённая женщина, зрелого возраста, с мягким и нежным блеском глаз. Я с волнением и уважением поклонился. Кальдераро слегка коснулся моего плеча и прошептал на ухо:

— Это наша сестра Сиприана, носитель божественной братской любви, которой мы ещё не достигли.