Герой настоящего рассказа очень скромное лицо – и по паспорту он значится Семёном Петровичем Замухрышкиным. Занимался он литературой и пописывал сатирические стишки, картинки с натуры и т. п., печатаемые в «Дребедени», «Тёще» и др. юмористических листках.
В последних числах октября 190. г. Семён Петрович Замухрышкин возвратился в свою квартиру, занимаемую им на 16-й линии Васильевского острова, в самом скверном расположении духа. В карманах у него не было ни сантима; редакторы-издатели, к которым он обращался сегодня, точно все сговорились и наотрез отказали в выдаче аванса, ссылаясь на безденежье и плохие времена.
– Вот и изволь существовать литературным трудом при настоящих условиях. Тем положительно нет. Гнёт цензуры чудовищен! Просто хоть ложись да помирай! – размышлял Замухрышкин, расхаживая по своей клетушке.
– Эх! да если бы была свобода печати, то-то бы раздолье нашему брату… Пиши о чём хочешь, ругай кого хочешь – загребай гонорар. Хорошо было бы, – продолжал фантазировать, лёжа на кровати, голодный литератор, – завалиться, этак, сейчас, уснуть лет на двадцать, на тридцать, да и проснуться в новой эре, при свободе печати…
Не успел ещё Замухрышкин выразить своего столь легкомысленного желания, как глубокий сон смежил его очи… Долго ли продолжался этот сон – история умалчивает.
Проснувшись, Замухрышкин поспешил, по своему обыкновению, на поиски сюжетов. Он натянул своё рваное пальтишко и вышел на улицу. Первое, что ему бросилось в глаза, был постовой городовой, вооружённый винтовкою.
– Что за притча? – подумал Замухрышкин при виде столь необычайного явления, – очевидно, градоначальник издал новый приказ. Слава Богу! одна темка есть!
Далее, идя по набережной, Замухрышкин обратил внимание на какие-то таинственные кареты с наглухо закрытыми дверцами. Карет этих ему попалось, пока он дошёл до Большой Морской, штук пятнадцать.
– Ведь в таких каретах арестантов возят, – сообразил Замухрышкин, – какое необычайное увеличение криминальности!
На углу Невского и Большой Морской Замухрышкина атаковала целая толпа мальчишек – газетных разносчиков.
– Не угодно ли, барин, последний номер «Мортиры»?
– Вот последний выпуск «Страшного апельсина»!
– «Вездесущее око» купите, барин! Интересные карикатуры! Министров прохватывают!
Замухрышкин опешил… Что сие значит!? Не сплю ли я!? Такое обилие журналов! Такие новые названия! Просто невероятно… И Замухрышкин двинулся далее, заткнув уши от назойливых выкликов мальчишек, предлагающих всё новые и новые издания.
Вскоре ему попалась на глаза вывеска редакции «Кровавого ужаса». Замухрышкин остановился пред подъездом в недоумении. Ещё вчера в этом месте помещалась кондитерская Фурса, а сегодня редакция. Что за чудеса? У бедняги начала кружиться голова. Наконец, его осенило:
– Э, да, ведь значит, моё желание сбылось! И я проспал, вероятно, не одно десятилетие. Вот так штука!
– Что ж? Тем лучше! – Не мудрствуя лукаво, толкнусь-ка я для начала в эту редакцию, – и Замухрышкин, ощупывая в кармане пальто рукописи, не прошедшие по независящим от редакции обстоятельствам, вошёл в подъезд. – Могу я видеть г. редактора? – обратился он к секретарю.
– Обождите немного, редактор сейчас занят, у него нотариус составляет духовное завещание. – Такой ответ несколько озадачил Замухрышкина…
Он присел по приглашению секретаря и с любопытством стал наблюдать окружающее. В приёмной появилось ещё одно лицо, бледный, исхудалый господин, еле держащийся на ногах от слабости.
– А, Василий Андреевич? Вас ли я вижу, давно ли Вы на свободе? – радостно приветствовал вошедшего секретарь.
– Только вчера выпустили. Что новенького у вас?
И между ними завязался дружеский разговор вполголоса.
Замухрышкину в этом разговоре многое показалось странным, слишком уж часто употреблялись слова: «Кресты», «прокурор Комышанский», «Олонецкий край», «места не столь отдалённые» и т. п. – Замухрышкин сидел и хлопал глазами.
Наконец появился редактор. С ним вместе вышли из кабинета нотариус и ещё двое каких-то господ – очевидно, сотрудники «Кровавого ужаса». Лицо редактора было взволнованно, но выражало глубокую решимость. Проводив нотариуса, он обратился к сотрудникам:
– Ну, друзья мои, теперь я исполнил всё земное. Будущее семьи обеспечено, могу смело выпускать наш боевой номер.
– Николай Константинович! – прервал его секретарь, – Вас желают видеть, – и он кивнул на Замухрышкина.
– Прошу в кабинет, – отнёсся редактор к Замухрышкину, который смущённо кланялся и вертел в руках свои рукописи. – Чем могу служить? – продолжал редактор, когда они очутились в кабинете.
– Я, я… хотел бы предложить Вам свои услуги… вот матерьял, – и Замухрышкин подал редактору несколько исписанных листков.
– Э, о чём у Вас тут? – спросил редактор, поправляя пенсне.
– Разное, на гражданские темы, так сказать. В прежние времена эти вещицы, конечно, не прошли бы, но, а теперь, принимая во внимание свободу печати…
– Будьте любезны, передайте мне вкратце содержание ваших вещей, и я сразу скажу Вам – подойдут они для нас или нет.
– Тут вот пародийка на мотив «На севере диком», это знаете городовой, спящий на посту, строчек двадцать. Затем вот фельетончик маленький о литераторах-пустомелях, игривый намёк на Мещерского, строчек сто. Ещё заметочка маленькая «Сколько на Руси чернил и бумаги изводится».
Редактор покачал головой, снял пенсне, протёр его платком и, опять водрузив на нос, отчеканил:
– Нам не подойдёт, слишком бесцветно и не злободневно. О таких вещах в наше время, батенька, и писать не стоит – чепуха. Есть другие, более сильные темы.
– Например? – пролепетал огорошенный Замухрышкин.
– Что Вы, не следите за общественной жизнью, что ли? – Преступления безответственных министров.
– Министров!? – разинул рот Замухрышкин.
– Подвиги камарильи, – продолжал небрежным тоном редактор.
– С нами крестная сила! – прошептал Замухрышкин.
– Каннибальство г.г. администраторов, опирающихся на основные законы Империи.
– Но что это с Вами? – вдруг оборвал редактор, заметив, что Замухрышкин побледнел и еле сидит на стуле. – Вам дурно? Не дать ли Вам воды?
– Ни-ничего, б-л-а-го-дарю Вас, пройдёт, я сегодня не завтракал, – слабо прошептал Замухрышкин, подавленный разнообразием и смелостью тем, предложенных редактором.
– Ну-с, так вот в следующий раз и приносите что-нибудь более сильное, а это нам не подойдёт, – и редактор, любезно поклонившись, возвратил Замухрышкину его рукописи.
Замухрышкин вышел из редакции, как ошпаренный. Мысли его путались.
– Нет, для нашего брата, старого журналиста, трудно переварить сразу свободу печати… Больно уж оно тово! – бормотал он, шагая по панели.
В десять часов вечера того же дня редакция «Кровавого ужаса» была оцеплена войсками. «Боевой» номер журнала был конфискован, так сказать, ещё на корне – на станке. Редакция в полном своём составе помещена куда следует. За компанию прихватили и Замухрышкина, визит которого в редакцию «Кровавого ужаса» не ускользнул от бдительных очей Аргуса…
Очутившись на бесплатной квартире, с полным иждивением, Замухрышкин философически изрёк:
– Теперь я понимаю, в чём заключается прелесть свободной печати у нас в России! Можно ли требовать большей гуманности со стороны правительства к бедным труженикам пера.
– Ни за стол, ни за квартиру не платить! Не жизнь, а малина!..
На этом месте Замухрышкин проснулся, протёр глаза, огляделся кругом и с грустью изрёк:
– Так всё это было – сном…
Дон Валентино (псевдоним В.В. Курицына)
Источник: Бубенцы: сатир. и карикатур. отд. «Сибирских отголосков». – 1906. – № 40. – С. 1–3.