В зеркале голубого Дуная

Дети или машина?

В часы пик венские улицы заполнены вереницами машин. Им тесно. И дело, конечно, не только в том, что в центре города старые узкие улочки и крохотные площади. Тесно бывает и на просторном Ринге и на Мария-хильферштрассе. Машин много — шикарных, приличных, скромных устаревшего довоенного типа и даже типа «Антилопы-гну».

Разумеется, хозяев дорогих модных машин следует искать в книгах подоходного налога под рубрикой: «Сто тысяч годового дохода и выше». Они же хозяева прекрасных городских особняков и загородных вилл. Однако среди владельцев небольших скромных машин немало людей среднего достатка. Как же им удается скопить деньги, если даже, по официальным подсчетам, они должны только-только сводить концы с концами? Ведь для покупки самого дешевого автомобиля нужно минимум тридцать пять — сорок тысяч шиллингов.

Люди среднего достатка приобретают машину — чаще всего в кредит — за счет многолетней скрупулезнейшей экономии на всем, даже на самом необходимом для жизни. Они долгое время ограничивают себя в еде, и покупке одежды и обуви, не принимают гостей, не ходят в кино, не берут книг в библиотеках[93], не выписывают газет. Вообще влачат тягостное и странное существование.

Пожалуй, самый распространенный способ приобретения машины — за счет экономии на… детях. Статистика безошибочно указывает, что машины приобретают в большинстве случаев бездетные семьи. Она подтверждает также, что Австрия, которая так гордится большим числом машин, стоит на одном из последних мест в мире по рождаемости.

Время от времени австрийская печать бьет по этому поводу тревогу. Однако те же самые газеты деловито занимаются подсчетом: какую машину можно купить на сумму, необходимую для содержания ребенка до восемнадцати лет? Рекламируемый в печати и кино образ жизни — этакое беззаботное увеселительное перемещение моторизованного элегантного индивидуума — делает выбор между машиной и ребенком довольно затруднительным.

Буржуазная газета «Дас клейне фольксблатт» писала, что с 1948 по 1960 год в Вене было зарегистрировано двести тридцать тысяч автомашин, мотоциклов и мотороллеров. За это же время в Вене родилось только сто шестьдесят три тысячи детей. Цифры довольно убедительные. Машин появилось на свет больше, чем детей.

Собственная машина — показатель не уровня, а образа жизни. Дороговизна транспорта, чрезмерно развитый индивидуализм, стремление любой ценой казаться независимым и солидным человеком — вот, пожалуй, основные причины того, что каждый более или менее обеспеченный австриец ставит перед собой как основную цель жизни — приобрести машину.

До того как я получил австрийские права водителя, моим шофером был молодой парень Бруно. Несколько лет он жил на самом скудном пайке, от недоедания страдал авитаминозом, всегда был бледен, худ. В конце концов Бруно купил себе подержанную старомодную машину. Сбылась его мечта. Он стал по воскресеньям выезжать с невестой за город на дунайский пляж. Но за свои двадцать семь лет Бруно, начавший работать в пятнадцать, никогда не был в Венской опере или в каком-нибудь театре, не посетил ни одного музея, ни одной выставки. Дома у него было две-три книжицы по автоделу и несколько иллюстрированных журналов. Ни одной художественной книги. Нетрудно представить себе кругозор такого довольно типичного для Вены молодого человека. Причем, по сравнению со своими приятелями, Бруно отличался даже несколько большей любознательностью.

Марта Ф. имеет новый оппель-капитан. Это женщина средних лет, всегда красиво причесанная и со вкусом одетая, умеющая непринужденно вести себя в любой обстановке. У нее есть породистая собачка и домашний бар, мюзикбокс и электрокамин — короче говоря, она состоятельная дама и безусловно по образу жизни относится к числу тех, кого в Вене уважительно называют «Moderne Leute»[94].

Как-то, разговорившись со мной, Марта Ф. с умным выражением лица, милым «интеллигентным» голоском задавала мне такие вопросы:

— Скажите, ваша Москва — это бывший Петербург?

— Правда ли, что Борис Пастернак побочный сын Александра Пушкина?

— Вот в Вене недавно выступал грузинский ансамбль. Грузины — они больше русские или больше монголы?

Знакомый полицейский рассказал мне, как он заметил, «довольно характерный случай». Ему нужно было задержать водителя, нарушившего правила уличного движения. Войдя в дом, около которого остановился шевроле, и расспросив, где живет его владелец, полицейский постучал в дверь. Переступив порог, он в удивлении остановился, подумав, что по ошибке попал не туда. В комнате не было даже кровати. В углу лежал матрац, покрытый одеялом. Над ним на единственном гвозде висела вся одежда жильца. И все-таки владели, матраца оказался и хозяином впечатляющего шевроле!

Однажды в пивной при мне спросили молодого бухгалтера, почему он не копит на машину.

— Машина это хорошо, — посмеиваясь, отвечал он, — да не дай бог приложения. Получишь чахотку или язву желудка — тогда все пролечишь — и машину, и последний скарб. Как мой шурин Петер.

Машину, как мебель и другие ценные вещи, часто приобретают в кредит[95]. Умелая реклама и иллюзия легкой уплаты в рассрочку толкают австрийцев к рискованному шагу. Семья, взявшая дорогую вещь в кредит, попадает на несколько лет в полосу огромного физического и морального напряжения. Если случится что-нибудь непредвиденное и пропускаются сроки погашения долга, то фирма забирает машину или мебель обратно. Вся сумма уже сделанных взносов, как бы велика она ни была, обычно пропадает. Кредит и безработица — опасная комбинация[96].

Некоторые пытаются выйти из положения путем заклада приобретенной вещи в ломбард. Но это редко спасает: в ломбарде приходится платить большие проценты. Каждый месяц в венских ломбардах с молотка распродаются вещи, оставленные в залог. Бывает, что при этом разыгрываются настоящие трагедии.

Большинство австрийцев покупают машину не от большого достатка и не потому, что они любители автомобильного спорта, а потому, что считают более выгодным иметь машину или мотоцикл, чем пользоваться чрезвычайно дорогим транспортом.

За последние несколько лет стоимость билетов в венском трамвае несколько раз подскакивала. Билет в один конец стоит теперь три шиллинга, в оба конца шесть шиллингов — это значительная часть чистого дневного заработка рабочего. Автобус и электричка обходятся еще дороже.

Советское государство смело, по-революционному перестраивает города, решает общие проблемы транспорта: оно ломает старые кварталы, строит новые, электрифицирует железные дороги, прокладывает шоссе, линии метро, вводит в действие широкую автобусную и троллейбусную сеть. Буржуазное государство не способно решать проблему реконструкции городов и городского транспорта с таким размахом. Поэтому гражданину буржуазного государства часто приходится решать проблему жилья и транспорта в одиночку — для себя и своей семьи. К старому буржуазному принципу «мой дом — моя крепость» присоединяется «моя машина — мой транспорт».

Частными средствами решить по существу своему общественную проблему городского транспорта нельзя. Это так же невозможно, как одному человеку соорудить плотину на большой многоводной реке. Западноевропейские и американские газеты все чаще пишут о безвыходном тупике своих больших городов. Выдвигаются сотни проектов для разгрузки улиц от сплошного потока машин: двухъярусная проезжая часть улицы, дороги на эстакадах, запрещение стоянки машин в центральных районах или даже вообще в черте города и т. п. Однако все эти проекты не приводят к желаемому результату. С каждым годом положение становится все хуже. Теснота на проезжей части улицы в некоторых городах доходит до того, что часто вообще исключает движение. Уже появилась целая группа нервных заболеваний, связанных с муками автодвижения, бешеной напряженной ездой на автострадах, автобоязнью и автокатастрофами. Все чаще и чаще слышишь на Западе роковое слово «автопроклятье!»

— Стал бы я мучиться с моим мотоциклом, — сказал мне венский слесарь Яхим Шмидт, — если бы у нас был такой же транспорт, как у вас? Думаете, большое счастье каждый день продираться к заводу, а потом обратно? Того и гляди или тебя переедут, или ты кого-нибудь переедешь. Значит, или сам инвалид, или плати кому-нибудь за инвалидность всю жизнь. А мне итак не удается детишек досыта кормить. Знали бы вы, сколько нервов стоит такая езда! Я ведь немолод. Нет, что ни говори, а позавидуешь вашим московским рабочим.

«Постарение» нации

Вена, вероятно, единственная столица, в которой теперь жителей меньше, чем до первой мировой войны. В 1962 году насчитывалось 1627 тысяч[97], а в 1913 году около двух с половиной миллионов. Когда однажды среди журналистов об этом зашла речь, Альфред Верре заметил:

— Многие австрийцы склонны объяснять этот факт гем, что прежде Вена была столицей огромной монархии, а теперь она столица небольшой нейтральной республики. Но, по-моему, эта причина не единственная и даже не главная. Просмотрите статистические сводки рождаемости и смертности. Обратите внимание, когда рождаемость в Вене была особенно низкой.

Я охотно воспользовался статистическими таблицами, которые мне предоставил Альфред. С неумолимой жестокостью они свидетельствовали: рождаемость в Вене па протяжении многих лет отставала от смертности[98]. Низкая рождаемость была характерной и для всей Австрии. В то время как население других европейских стран за последние пять десятилетий значительно увеличилось, в Австрии число жителей почти не изменилось. Такое положение можно во многом объяснить двумя мировыми войнами, кризисами, безработицей, оккупацией. То есть тем, что люди вели тяжелую, неспокойную жизнь и не были уверены в своем завтрашнем дне.

1914–1918 годы — мировая война. Затем распад монархии, сложный период государственной реорганизации в условиях послевоенной разрухи. Конец 20-х — начало 30-х годов — кризис экономики, долголетняя безработица, разгул кровавой реакции, подготовившей гитлеровский аншлюсе. С 1938 по 1945 год угнетение германским фашизмом, вторая мировая война. Затем десятилетие союзнического контроля, при ограниченной самостоятельности Австрии, что, конечно, тоже нельзя считать нормальным положением для страны.

Только после подписания в мае 1955 года Государственного договора и принятия конституционного закона о постоянном нейтралитете австрийцы обрели спокойствие и уверенность. Хотя «сорокалетний исторический шок», как назвал это Альфред Верре, то есть неуверенность австрийцев в своем завтрашнем дне, не может пройти сразу за один год, кривая рождаемости в последнее десятилетие направлена вверх, и население Австрии в 1961 году впервые превысило семь миллионов человек. В 1962 году, как уже отмечалось, оно составило 7 073 807 человек.

За последние пятьдесят лет число стариков — австрийцев старше пятидесяти лет — увеличилось вдвое. По выражению венских газет, нация «постарела». Само собой разумеется, что «постарение» нации объясняется все теми же историческими и социальными причинами, что и низкая рождаемость.

Если «исторический шок» у австрийцев теперь постепенно проходит, то другие причины слабой рождаемости, обусловленные капиталистическим строем, остаются в силе. Главные причины — низкий жизненный уровень широких слоев населения и плохие жилищные условия. В подтверждение этого соображения мы сошлемся на газету, которую никто не может заподозрить в антипатии к капиталистическим порядкам.

Сообщив, что в Вене «83 % квартир — маленькие и мельчайшие», что большинство из них «вредны для здоровья, мрачные, темные, с окнами, выходящими на печальные задворки», «Нейер курир»[99] писал так:

«Последствия были и остаются катастрофическими. Жители унылых съемочных казарм ответили «забастовкой рождаемости». Дальше пошло как по цепной реакции: меньше детей — через двадцать лет меньше взрослых, обеспечивающих своим трудом общее благосостояние. Это значит повышение налогового бремени на уменьшившуюся «активную» часть населения. А уменьшение реального дохода в свою очередь делает невозможным содержание большой семьи».

Поздний брак характерен не только для австрийцев. Во всех капиталистических странах Западной Европы принято жениться, имея для семьи «солидный материальный базис». Этот базис создать не так просто, и во многих случаях женитьба или замужество откладываются на много лет.

Я был знаком в Австрии с несколькими молодыми нарами, которые считались помолвленными, проводили вместе свободное время, выезжали каждую субботу за город на мотороллере или на мопеде, то есть фактически были супругами. Но жили они врозь, на разных квартирах, и брак их не был оформлен. Они прилежно работали, на всем строго экономили, в течение пяти-восьми лет копили деньги, чтобы заарендовать небольшую квартирку и тогда пожениться. Одна моя знакомая чета поженилась только когда ему было сорок, а ей тридцать пять. В другом случае, так и не накопив достаточную сумму денег, молодые люди разошлись. Трудно сказать, какой случай был более типичным.

Довольно распространенный брак по расчету, когда деньги и «недвижимое» соединяют совершенно чуждых друг другу людей с большой разницей в возрасте — также одна из социальных причин низкой рождаемости.

Застрелился студент, стройный блондин с миловидным лицом. Говорили, что он был способный физик. У студента была подружка. Они часто ходили на концерты симфонической музыки, делали воскресные прогулки в горы. Девушка приглянулась богатому коммерсанту. Родители сделали все от них зависящее, чтобы уговорить дочь выйти за него замуж. Ей не было еще девятнадцати, а коммерсанту около семидесяти.

О другом случае я узнал из газет. В отделе объявлений сообщалось о помолвке известного профессора с некоей Ханнелорой. Тут разница была в пять раз: семьдесят пять и пятнадцать!

Не могу не вспомнить одну пару, которую я видел в Зальцбурге. Молодой, красивый парень, по-видимому недавно из деревни, шел под руку со старой капризной барыней, давно уже утратившей от полноты человеческие очертания. Парень был одет с иголочки, в свободной руке он нес транзистер. Тоскливый взгляд парня, так не подходивший к веселой мелодии, вырывавшейся из приемника, выдавал всю подоплеку. Когда мимо проходили две изящные девушки и парень посмотрел на одну из них, грозная мужевладелица сердито дернула его за руку. Парень покраснел, на его совсем еще детских глазах показались слезы…

Значительную часть австрийского населения составляют мелкие предприниматели, хозяйчики, лавочники, чиновники, люди обслуживающих профессий. Говоря о низкой рождаемости в этих слоях населения, нужно вспомнить о проблеме наследования частной собственности, о крайнем индивидуализме, о нездоровом образе жизни, который всячески культивируется на Западе в течение последних десятилетий.

Непременными спутниками материального достатка в Австрии, как и в других странах Запада, являются алкоголь, никотин, искусственные возбудители. Допинги и наркотики употребляются только среди определенных групп, зато общепринятые «безобидные» возбудители используют очень многие.

Выпаренный специальный кофейной машинкой кофеин, известный в Европе под названием «мокка», — обычный напиток «деловых людей» и интеллигенции дома, на работе и в обществе. С помощью мокка — иногда по нескольку чашек в день — поддерживается духовный и физический тонус. В дополнение к мокка время от времени несколько раз на протяжении дня пропускается рюмка коньяка, стакан виски, корна[100], бренди. Одновременно благоденствующий буржуа много курит.

Алкоголь, допинги, полунаркотики оказывают возбуждающее влияние на нервную систему. Никотин, бром, люминал и другие снотворные, напротив, — тормозящее. Эти сильные искусственные средства применяются порой одно за другим в течение многих лет. Без них часть интеллигентных и «деловых людей» уже не может жить или, во всяком случае, плохо себя чувствует, не в состоянии нормально работать. Такое насилие над нервной системой не может не сказаться отрицательно на потомстве, особенно если ядами злоупотребляют и отец, и мать. В Австрии не только много бездетных браков, но и высокая смертность младенцев.

В одном иллюстрированном австрийском журнале я видел горькую и злую карикатуру. Была изображена почтенная пожилая чета, которая ведет на ремешке собачку. Подпись: «Австрийская семья».

Действительно, в Австрии немало супружеских пар, которые не хотят или не могут иметь детей. Правда и то, что иные предпочитают детям собак — дешевле, меньше хлопот. Но говорить так о всей нации несправедливо и оскорбительно.

Австрийцы любят детей. Родители и родственники стараются одевать своих малышей нарядно и красиво, постоянно заботятся об их образовании и воспитании. Стоит только среди взрослых появиться ребенку, как он тут же становится объектом ласки и внимания. С ним охотно играют, шутят, балуют сладостями и игрушками. Часто даже люди посторонние, соседи или знакомые. И нередко больше всех излучают нежности одинокие старики и старушки, которые не смогли вырастить своих детей или потеряли их в трудные годы. Смотришь, как искренне ласкает старая австрийка или австриец чужих внуков и понимаешь: тут не вина, а беда…

Разговор со средним рабочим

Мой новый знакомый электрик Штефан вел себя поначалу так же, как и другие венцы, далекие от политики. Обстоятельно, с нескрываемым интересом, но и с известной долей недоверия расспрашивал он меня о зарплате наших рабочих и о ценах на товары. Тут же в уме или с карандашом на бумажке подсчитывал, сколько может купить на свою зарплату мяса и костюмов наш рабочий и сколько на свою зарплату может купить он, Штефан. Получалось, что мяса и хлеба советский рабочий может купить больше, а костюмов меньше. Что же касается виноградного вина, то оно в Австрии значительно дешевле. Штефан уже почти готов был сделать вывод…

— Подождите, Штефан, — сказал я. — На этом подсчет не кончается. Сколько лет вы будете платить хозяину дома, за то, что он впустил вас в эту квартиру?

— Не так уж много. Теперь осталось меньше трех лет. Если хотите знать точно, два года и одиннадцать месяцев.

— Так. А почему ваш сын бросил университет? Ведь он у вас очень способный парнишка?

— Что вы взялись меня допрашивать? У меня кроме Карла есть две дочери, которые учатся в школе. Думаете, это дешево стоит? Я не фальшивомонетчик.

— Да вы не сердитесь, Штефан. Надо же нам довести до конца расчет на рубли и шиллинги. Ведь наш рабочий пользуется полным социальным страхованием за счет государства. Если он получает новую квартиру, то ему не нужно выплачивать хозяину никакого выкупа, потому что хозяин-то он сам. Дети рабочего учатся в школе бесплатно, а в университете они, кроме того, получают стипендию. Он сам и его семья пользуются бесплатной медицинской помощью. У наших рабочих есть библиотеки и клубы, детские сады и ясли, санатории и дома отдыха, стадионы. Попробуйте-ка подсчитать теперь, сколько это составит шиллингов.

— Все это я уже слышал. Да что-то не очень верится.

— Что ж, приезжайте ко мне в гости в Москву — все увидите своими глазами. У меня брат такой же рабочий, как вы.

— Спасибо. Может быть, и соберусь когда-нибудь. Расплачусь с хозяином, пристрою дочек на работу или замуж, накоплю денег и поеду, погляжу на ваш рай. Но, смотрите, если что-нибудь не так будет, как вы рассказываете…

— Да, конечно, пока вы соберетесь, все будет не так. Во много раз лучше, чем теперь!

Штефан получает в месяц около двух тысяч шиллингов, он средний статистический рабочий. Ему по статистике полагается без долгов сводить концы с концами, но на самом деле так не получается У Штефана не один ребенок, как предусматривается для средней семьи, а трое. Старший сын бросил университет и пошел работать учетчиком. Теперь в семье месячный заработок около трех тысяч шиллингов. И все-таки денег никак не хватает на самое необходимое.

Среднему рабочему с его средним заработком[101] хватает только на пропитание. А ведь, кроме того, ему необходимо выплачивать налоги, платить за квартиру, делать взносы в больничную кассу, одеваться. Поэтому во многих австрийских семьях установлен постоянный жесткий режим экономии в питании.

Еще хуже живут те семьи, где заработок меньше статистического среднего. Для того, чтобы купить детям одежду и обувь, отец не обедает в заводской столовой, а берет с собой на работу куски серого хлеба, намазанного маргарином, ливером или повидлом. Он часто отказывает себе в кружке пива, в папиросах, в газете. Мать годами недоедает, потому что отдает часть своей порции голодным детям. После тяжелой смены на заводе она готова подработать стиркой, уборкой или другой случайной работой.

Даже австрийская трудовая семья с достатком имеет на обед мясо не больше трех раз в неделю и только на второе. Мясное первое блюдо — редкое исключение. Молоко получают только дети, но не каждый день. Как правило, на кухне и за столом употребляется маргарин, сливочное масло — в виде исключения. Завтрак обычно состоит из кофе и простой белой булки, лишь иногда с маслом и повидлом. Если на ужин покупается колбаса, то четверо съедают не более ста граммов. Таких до прозрачности тоненьких ломтиков дешевой колбасы на куске хлеба я никогда не видел до поездки в Австрию[102].

На еде экономят не только семейные люди. Низкооплачиваемые молодые работницы, чтобы приодеться, также изо дня в день ограничивают себя. Мне пришлось несколько месяцев обедать в одном гастхаузе. За соседним столиком занимали место две молоденькие девушки— продавщицы из соседнего магазина. Они заказывали только постный суп и съедали по два-три куска хлеба с маргарином, прихваченным из дому. Однажды на пасху я видел одну из этих девушек в толпе гуляющих. На ней было новое пальто и модная шляпка. От контраста с яркой шляпкой ее лицо казалось еще более бледным, чем обычно.

Сравнительно мягкие климатические условия позволяют австрийским горожанам иметь небольшой комплект одежды. Им значительно легче поэтому обновлять свой гардероб, чем жителям стран с большой разницей во временах года. Например, австрийцу достаточно одного демисезонного пальто и на весну, и на лето, и на зиму. Естественно, что одно пальто можно купить лучше качеством, подороже.

У человека, приезжающего в Вену впервые, вначале создается- обманчивое впечатление материального благополучия. Оно появляется потому, что подавляющее большинство венцев одето опрятно и красиво. Нужно быть очень наблюдательным, чтобы увидеть, что своим элегантным видом венцы обязаны отнюдь не высокому уровню жизни, а умению одеться. В этом отношении венцы, и особенно венки, великие мастера.

Даже дешевый костюм и скромное платье жители Вены умеют носить с таким вкусом и изяществом, что оно производит впечатление добротности и элегантности. Венец никогда не покажется на людях расстегнутым, в грязных ботинках, небритым или без галстука.

Обычно рабочие и служащие, если им приходится на работе пачкаться, имеют на службе спецовку или второй костюм. Даже чернорабочий выходит утром из дому в чистом костюме и свежей рубашке. Придя на работу, он переодевается. Уходя с работы, он обязательно моется, чистится и только тогда выходит на улицу.

Платья венок отнюдь не отличаются дорогими материалами. Напротив, настоящая венка относится к вызывающему шику и броской роскоши свысока. Покрой платья всегда строго учитывает особенности фигуры, лица и даже род занятий. Венские девушки и женщины умеют придать своему платью элегантный вид с помощью какого-нибудь воротничка, косынки, пояса, недорогой, но эффектной шляпки. Они умеют в совершенстве носить свой костюм. А это очень непросто, это — искусство.

Важную роль для внешнего вида венца или венки играет прическа, которая всегда индивидуальна и находится в образцовом порядке. Тщательный уход за волосами давно стал в Вене таким же обычным, как чистка зубов по утрам. В результате внешний вид венцев от этого очень выигрывает. Их можно узнать даже по прическе.

Однажды на профсоюзной конференции мне пришлось беседовать с ткачихами из Форарльберга. Подробно допросив меня о том, как живет средняя советская семья, одна из них сказала:

— Если бы мы так питались, как ваши рабочие, то у нас совсем не оставалось бы денег на покупку одежды.

Другая, помоложе, добавила с улыбкой:

— Мы, австрийки, лучше неделю поголодаем, но в воскресенье приоденемся.

Я сказал, что и у нас была когда-то похожая поговорка: «Ешь солому — держи фасон». Ткачихи дружно рассмеялись.

Опрятный костюм считается в Австрии такой же обязательной принадлежностью человека, как умытое лицо. Поэтому даже безработный и просящий милостыню никогда не выглядит оборванцем.

Мужчина средних лет в демисезонном пальто, в шляпе, с аккуратно повязанным галстуком подходит к мусорному ящику и ест отбросы. В другой стране человек, попавший в крайнее положение, вероятно, продал бы пальто и купил хлеба. В Австрии по-другому. Пока человек сносно одет, у него еще есть шанс получить работу, как-то устроиться, выкарабкаться. Если же на нем нет приличного костюма, то он теряет «кредит доверия», и ему остается только одно — пойти, как говорят, к прекрасному голубому Дунаю…

Манна небесная

«Да, было время. К Дунаю стояла очередь». — Так вспоминают венцы о страшном предвоенном кризисе, когда многие мелкие хозяйчики стали нищими и тысячи рабочих были выброшены на улицу.

В послевоенное время в Австрии не было ни одного большого кризиса. Зато в стране отмечается другое: неравномерное развитие, недогрузка производственных мощностей и постоянная безработица. Летом число безработных сокращается и составляет пятьдесят-шестьдесят тысяч человек, зимой армия безработных быстро увеличивается и достигает примерно ста пятидесяти тысяч.

Зимой 1958/59 года в Австрии насчитывалось около двухсот тридцати тысяч безработных. Это примерно десять процентов от всех занятых в производстве. Вместе с членами семей безработицей было затронуто около одного миллиона человек. Для страны с населением в семь миллионов это катастрофа.

Безработные получают от государства пособие. Через каждые шесть месяцев его размер снижается. Наконец пособие превращается в нотштандунтерштютце — поддержку при бедственном положении. Такой «поддержки» не хватает даже для пропитания.

По Марияхильферштрассе бредет понурый человеке рюкзаком за плечами. У каждого мусорного ящичка, привешенного к металлическому столбу, он останавливается и деловито выгребает объедки и окурки.

Люди, попавшие в тяжелое положение недавно, еще стыдятся этого занятия. Некоторые делают вид, что ищут объедки для собаки или кошки. Достав что-то из мусорницы, человек посвистывает, подзывая несуществующую собаку, а потом незаметно скрывается в темном переулке и там закусывает. Другой, разыскав кусок черствого хлеба, бросает несколько крошек голубям, а затем, улучив момент, быстро прячет корку в карман.

«Чистая» публика старается не замечать этих несчастных людей. Но бывают случаи, когда делать равнодушно-благопристойный вид уже нельзя.

Однажды в самом центре Вены, среди блеска гастрономических магазинов и ресторанов, на виду у толпы добропорядочных католиков умер с голоду безработный. Об этом случае писали венские газеты. Правда, некоторые репортеры, дабы смягчить впечатление и успокоить общественную совесть, уверяли, что еще до го-одной смерти наступила смерть от холода — бедняк замерз.

Человеку, незнакомому с безработицей, трудно себе представить до конца мучительное состояние отца семейства, не имеющего работы. Изо дня в день тратит он время и силы на то, чтобы найти хоть какой-нибудь заработок. Он согласен на любую работу, на любую оплату его труда. После изнурительного дня подавленный горем человек возвращается в нетопленную, голую квартиру. Здесь его ожидает самое страшное: просящие глаза голодных детишек…

Желая как-то объяснить хроническую безработицу, некоторые австрийские политики заявляют, что среди постоянных безработных большинство таких, кто «хочет, но не может работать».

Ответом на такое объяснение могут быть объявления о наборе рабочей силы, появляющиеся иногда на заводских воротах: «Принимаются рабочие такой-то специальности, не старше сорока пяти лет». Разве человек сорока пяти лет не может работать? Или, может быть, ввиду «столь преклонного возраста» ему не нужно есть и содержать семью?

Литейщик Франц К., с которым я познакомился в Линце, тридцать лет простоял у домны. От тяжелой работы у него заболели ноги. Франца уволили. Другой работы на заводе, где он оставил свою силу, для него не нашлось. Все попытки найти работу в иных местах для пятидесятилетнего человека заранее были обречены на неудачу. Пенсии Франц еще не заработал. В армии безработных появился новый солдат. Министерство социального обеспечения взяло на заметку нового кандидата на получение нотштандунтерштютце.

Безработными становятся, конечно, не только старые и больные люди, которые «хотят, но не могут работать». В Австрии, например, есть целый ряд специальностей только для девушек и молодых женщин: официантки, секретари, продавщицы, прислуга отелей, артистки. Женщине в тридцать пять лет получить одно из этих мест можно только в виде редкого исключения или благодаря особым связям[103].

Довольно часто молодые люди, оканчивающие университет, не находят себе применения как специалисты и поступают продавцами, торговыми агентами, кельнерами, подсобными рабочими.

Молодой врач, например, не может сразу получить практику. Три года он работает в больнице: днем на правах практиканта при лечащем враче (без оплаты) и ночью в качестве санитара (за мизерную плату). Если у молодого медика хватает терпения и обстоятельства складываются для него счастливо, его зачисляют в штат или он будет иметь право начать частную практику. Но и эта долгожданная возможность стать врачом с частной практикой, как правило, не оправдывает сладких надежд. В конце концов молодой специалист устраивается провизором в аптеке или даже агентом по распространению кремов и мазей.

Немало случаев, когда молодые, одаренные люди из-за шаткого положения ученых-специалистов бросают учебу и закрепляются на более надежном месте.

Я знал студента, который был известен у себя в Высшей технической школе большими способностями к математике. Получив извещение из Клагенфурта[104] о смерти тетки, завещавшей ему небольшую пекарню, молодой человек, несмотря на советы и уговоры профессоров, покинул Вену, забросил занятия и стал мелким хозяйчиком. Говорят, что, приехав в Клагенфурт, он пошутил: «Мои способности к математике пригодятся при подсчете кренделей и булочек».

Дворников в Австрии нет. В некоторых парках и на бульварах зимой и летом стоят столбики с дощечками, на которых написано: «При гололедице вы ступаете на дорожки парка на свой страх и риск».

Если вдруг выпадает обильный снег, что в Австрии бывает не каждый год, и держится мороз, то улицы долго остаются неубранными. Расчищаются только трамвайные пути и тротуары. Однако после сильного снегопада, когда скопление снега затрудняет движение транспорта и пешеходов, городской магистрат бывает вынужден отпускать специальные суммы на уборку снега и объявляет о наборе авральных команд[105].

В такие дни тысячи безработных ликуют: за уборку снега магистрат платит по нескольку шиллингов за смену. Боясь, что на всех работы не хватит, безработные становятся в очередь с ночи.

Валит снег. Люди в очереди поеживаются от холода и время от времени подбадривают себя: «Ничего, ничего. Дождались: падает наша манна небесная».

О системе социального страхования и о душе

Единственная распространенная форма социального страхования в Австрии — Больничные кассы. Рабочие и служащие пользуются медицинским обслуживанием Больничной кассы и могут рассчитывать на пенсию по инвалидности и по старости только в том случае, если они ежемесячно отчисляют в Больничную кассу довольно значительную часть своей зарплаты. Рабочий получает пенсию по старости с шестидесяти пяти лет при условии, если он состоял членом Больничной кассы не менее двадцати пяти лет. Выхлопотав пенсию, человек начинает получать назад свои собственные деньги. Но в большинстве случаев рабочий не дотягивает лямки до пенсионного рубежа или, начав получать пенсию, вскоре умирает. «Пенсия для покойников», — так иногда горько называют ее острые на язык венцы.

И несмотря на это, почти все работающее население Австрии состоит членами Больничных касс: другой формы социального страхования нет.

Хотя Больничные кассы, казалось бы, довольно рентабельное предприятие, они давно уже находятся в затруднительном финансовом положении. Вызвано оно тем, что на Больничные кассы постепенно переложили задачи социального обеспечения всего населения. Когда руководящие органы Больничных касс обратились за помощью к государству и предпринимателям, то им было отказано.

Выступая на пресс-конференции перед журналистами в клубе «Конкордия»[106], министр социального обеспечения социалист Антон Прокш признал, что государство в последнее время сократило расходы на социальное обеспечение, а большую часть расходов продолжают нести сами трудящиеся через Больничные кассы. «До сих пор, — сказал он, — государство не дало на страхование по болезни ни одного гроша… Два миллиона членов Больничных касс должны на свой счет обеспечивать медицинское обслуживание еще пяти миллионов населения…»

За время болезни рабочий получает из Больничной кассы по бюллетеню только часть своей зарплаты. Если болезнь продолжается слишком долго, Больничные кассы вообще перестают выплачивать пособие.

Входя в молочную лавку, я столкнулся с худым, пожелтевшим человеком. Я едва узнал в нем моего знакомого Антона Штайнбека. Он несколько недель лежал в больнице. Я собрался уж было поздравить его с выздоровлением…

— Какое там, — махнул рукой Штайнбек, — не долечился я, ушел. Врачи говорят, надо валяться еще месяца три-четыре. А жена и так уж начала вещи продавать. Не могу же я так долго лечиться, когда мои дети голодают. Завтра выхожу на работу.

Врачей у Больничных касс мало. Коек в стационарах недостаточно. Обслуживание больных значительно хуже, чем в частных клиниках. В санаторий или на курорт рабочему человеку попасть за счет Больничной кассы так же трудно, как выиграть в «тото»[107]. Лечение жены и детей члена Больничной кассы оплачивается только частично. За лекарства и процедуры, которые стоят в Австрии очень дорого, больной платит сам.

Мне пришлось побывать вместе с одной нашей профсоюзной делегацией на довольно крупном, по австрийским масштабам, национализированном заводе. На нем работает около трех тысяч человек, преимущественно женщины, что объясняется спецификой производства. Сопровождавший профсоюзную делегацию австрийский инженер, член СПА, с гордостью сообщил, что у них на заводе образцовое медицинское обслуживание — даже имеется специальный женский врач. Проходя мимо заводского санитарного пункта, мы прочитали на табличке: «Врач принимает по средам с 13 до 14 часов». Значит, этот «специальный врач» на предприятии в лучшем случае успевает осматривать только поступающих на работу.

Австрийцы при малейшей возможности откладывают на черный день: при безработице и продолжительной болезни Больничные кассы не помогут. Не помогают они и тем нетрудоспособным больным, старым людям, которые в силу своего тяжелого материального состояния не могли вступить в Больничную кассу.

Поэтому, несмотря на сравнительно с другими буржуазными странами более прогрессивное социальное законодательство, в Австрии все-таки довольно много людей беззащитных, беспризорных, влачащих жалкое существование.

Сытые и богатые придерживаются очень удобной для них точки зрения: голодают и побираются только лодыри. Поэтому даже верующие, возвращающиеся из церкви, где только что, стоя на коленях, в умилении шептали: «Возлюби ближнего своего, как самого себя», совершенно спокойно проходят мимо голодного старика, замерзающего на паперти. В этом смысле «душа» у многих католиков просто отсутствует. Иезуитский цинизм берет верх: раз бог сделал человека нищим — значит, так нужно. Богу видней. Отсюда: подавать нищим даже грешно.

После окончания съезда Австрийской партии свободы[108], проходившем в Зальцбурге, я пошел пообедать в небольшой ресторан. Свободных мест было мало, и случилось так, что я оказался за одним столом с видным лидером этой партии господином Эмилем ван Тонгелем. Не помню как разговор о съезде перешел на австрийских нищих, но очень ясно вижу перед собой девятипудового Тонгеля, азартно разгрызающего куриное крылышко и изрекающего примерно такие слова:

— У нас, в Австрии, настоящих нищих нет. И не может быть. Есть нищие профессиональные. Они, поверьте мне, неплохо живут. А для бедных людей у нас достаточно общинных приютов, католических богаделен и частных благотворительных заведений. Честный благочестивый нищий всегда найдет там чашку супа и теплый халат.

Через несколько месяцев состоялись парламентские выборы, и неунывающий Эмиль ван Тонгель — хозяин солидной аптеки в центре Вены — был избран депутатом парламента. Когда я, возвращаясь по вечерам с работы, видел недалеко от его аптеки старую больную нищенку, то мне всегда вспоминалось благодушное настроение толстого человека с хитроватыми черными глазами, его дряблый подбородок, вымазанный куриным жиром.

В Вене около двухсот тысяч жителей в возрасте старше шестидесяти пяти лет. Конечно, далеко не все из них скопили достаточно на черный день или состояли в Больничных кассах двадцать пять лет. Тысячи одиноких стариков не получают ничего или живут на такую мизерную «пенсию», которой заведомо мало, чтобы прокормиться и уплатить за квартиру. Удивительно ли, что в газетах встречаешь горькие сетования на жалкое положение одиноких старых людей.

«В пугающих масштабах увеличивается число самоубийств среди старых людей, — писала в конце 1959 года буржуазная газета «Дас клейне фольксблатт». — Только в Вене в месяц отмечается в среднем восемьдесят-девяносто самоубийств, не считая попыток самоубийства. В большинстве случаев — это старые люди, которые отравляют себя кухонным газом. «Неизвестные мотивы», приводящие к самоубийству, обычно болезнь или одиночество. Часто этому предшествуют долгие и тяжелые страдания…»

Газеты писали о некоем Герберте Петровиче, умершем с голоду. Тело этого человека, жившего на «пенсию», весило тридцать пять килограммов.

Доротея Хау шестидесяти лет и ее муж, проживавшие в Вене на Бергштайнгассе, 23, много лет бились в тисках беспросветной нужды. Доротея Хау за кусок хлеба, поданный русскому военнопленному, была подвергнута гитлеровцами звериной каре. Ей переломили шейные позвонки. Ее муж, инвалид труда, был прикован болезнью к постели. Чтобы не умереть с голоду, Доротея собирала кости, тряпки, бутылки и продавала их старьевщику. Несколько лет Доротея Хау хлопотала о пособии по инвалидности себе и мужу. Но в толстых сборниках законов для них не находилось ни единой строчки.

В ноябре 1957 года, когда моя служебная машина была в ремонте, я ездил на работу на трамвае. Неподалеку от остановки «Е-2», на бульваре около Карлскирке, я каждый день видел пожилого человека, который, очевидно, «жил» на скамейке. Уже было холодно, часто моросил дождь, а он сидел неподвижно, подняв воротник старого пальто, засунув руки в рукава, небритый, грязный, по-видимому, больной. Рядом стоял ржавый велосипед с двумя сумками, привязанными к раме.

Однажды я попытался заговорить с ним, но он посмотрел на меня тупыми глазами, как на фигуру, всплывшую во сне, и промолчал. Я оставил на скамейке немного денег и ушел. Зато на следующее утро, когда я шел мимо, старик хрипло, каким-то скрежещущим голосом поздоровался со мной. (Мне подумалось, что и легкие его, и горло заржавели, как велосипед.)

Я сел на скамейку рядом. Уставившись в одну точку, словно в дремоте, бездомный неожиданно стал рассказывать:

— Мои деды умирали за сто. Крепкие были люди, плавали матросами на торговых судах. Считали себя моряками, чехами. А я? Черт его знает, кто я! Факт, что не доживу и до шестидесяти. Теперь осталось уже немного. Что же вы хотите: сижу на бульварах восьмой год.

А ведь я тоже был моряком. Да, был. До войны плавал на итальянских торговых судах. Потом стал морским офицером — немцам хорошие моряки были нужны. Ведь была война. Мобилизовали почти всех мужчин. Война… Слышали? Говорят, гитлеровские генералы опять надели мундиры? Ха! А я вот мичман — военный преступник. Да, да! Еще какой! Я же участвовал в потоплении английского корабля! Но пострадал я не за это, нет! За глупость. Пытался — уж после войны, конечно, — рассказать американцам об одном гитлеровском прохвосте. Выгнали, выбили зубы. Хотел убить прохвоста сам — знали бы вы, что он делал с военнопленными! Не успел. Посадили в сумасшедший дом. Заметьте: потащили не в тюрьму, не на суд, а в сумасшедший дом. Ловкачи!

Выпустили. Паспорта на выезд не дают, работы нет, жить негде. Все перепробовал. В ночлежке надо платить, в богадельню не пускают — молитв не знаю, безбожник я, моряк. Теперь уж ни на кого не надеюсь. Вот видите, зубы почти все вывалились. Легкие промерзли насквозь. Не раз уж жалел, что железная, дедовская натура у меня. Давно бы надо помереть. Да теперь уж, наверно, скоро. На этой скамейке и вытянусь. Приходите посмотреть. Ха-ха!

Wohlfahrtsstaat[109] и его изобретатели

Ни Доротея Хау, ни бездомный с бульвара на Карлсплатце и не догадываются, конечно, что они живут в «государстве всеобщего благоденствия». Тому, кто им скажет об этом, они, чего доброго, могут плюнуть в лицо. И будут правы. Но этим рискуют только изобретатели термина — правые лидеры СПА. Они же изобрели два других хитрых термина: «работодатели» (вместо капиталисты, фабриканты, эксплуататоры) и «получатели работы» (вместо рабочие, пролетарии, эксплуатируемые)[110]. С помощью подобных слов-заменителей правые лидеры и теоретики СПА рассчитывают оправдать свою гнусную роль в буржуазном государстве, обмануть народ, создать иллюзию коренных изменений капиталистического строя.

Словесные выверты прислужников капитала у сознательного австрийского рабочего вызывают только горькую усмешку. Дело в том, что в Австрии действительно был период, когда имелась реальная возможность покончить навсегда с эксплуататорами, навсегда смести буржуазные порядки. И если это не случилось, то как раз потому, что тому помешали правые лидеры и теоретики СПА.

На квартире известной австрийской писательницы Евы Пристер я был свидетелем и участником горячей, долгой дискуссии по одному из самых больных для австрийских коммунистов вопросу: почему возродившаяся после войны Австрия стала не социалистической, а буржуазной республикой? Почему реставраторам буржуазных порядков удалось использовать сложную и неопределенную обстановку 1945 года в своих интересах?

Во время спора — спора людей, которые хорошо шали Австрию, всегда горячо любили и защищали ее, — определилось несколько, на мой взгляд, абсолютно бесспорных положений.

После разгрома фашизма в Австрии сложилось внутриполитическое шаткое равновесие, которое давало практическую возможность для захвата государственной власти как народу, так и буржуазии.

В стране в это время не было своего государственного аппарата. Его почти полностью уничтожили оккупанты во время аншлюсса.

Австрийская буржуазия — ограбленная рейхом, ослабленная разорительной войной, растерянная и неорганизованная, была чрезвычайно слаба. Ее реакционная верхушка погибла под последними развалинами в конце войны, бежала вместе с гитлеровцами или сидела в укромных местах, парализованная страхом перед мероприятиями по денацификации.

После жестоких испытаний народ Австрии хотел мирной, нормальной жизни. Он проявил готовность поддержать подлинно демократическое правительство.

27 апреля 1945 года, через две недели после освобождения Вены Советской Армией, было создано Временное правительство, в которое вошли представители трех партий — социалистической, коммунистической и буржуазной[111]. Сотрудничество СПА и КПА могло бы обеспечить демократическое большинство в правительстве. Партия буржуазии в этом случае механически оказывалась в меньшинстве, в положении нерешительной оппозиции.

Трудящиеся Австрии безусловно были заинтересованы в сотрудничестве СПА и КПА и оказали бы им поддержку при подлинно демократической перестройке государственного аппарата.

Однако лидеры СПА пошли на союз не с коммунистами, а с партией буржуазии. Причем этот союз всячески поддержали оккупационные державы Запада во главе с США, которые с самого начала грубо вмешивались во внутренние дела Австрии. Всеми силами препятствуя сотрудничеству демократических сил, они использовали немалые возможности своего оккупационного аппарата и финансовые средства.

25 ноября 1945 года в Австрии состоялись первые парламентские выборы. На этих выборах голоса, полученные партиями, распределились следующим образом: АНП — 1 602 227, СПА — 1 434 898, КПА — 174 257.

Такой исход вполне удовлетворил лидеров СПА. Они использовали его для оправдания своего отказа от решительной борьбы за власть. Правые лидеры поспешили спасовать перед «законным большинством» АНП и добровольно передать ей руководство государством.

Простой арифметический подсчет показывает, однако, что блок СПА с коммунистами имел бы перевес над АНП.

Если бы удалось осуществить сотрудничество демократических партий, то в дальнейшем своими действиями в пользу народа блок КПА — СПА мог бы привлечь на свою сторону подавляющее большинство населения.

Но такое развитие не устраивало оппортунистов. Больше всего на свете они боялись взять власть, да еще вместе с коммунистами. Сославшись на «волю народа», пожелавшего якобы господства буржуазии, они умыли руки. Это было прямое и явное предательство интересов трудящихся в решающий момент истории. Именно отсюда чаша весов с интересами буржуазии тронулась вниз, отсюда началась реставрация капиталистических порядков в Австрии, в стране, где их так легко можно было уничтожить навсегда.

Но все-таки, почему же первые парламентские выборы в Австрии не принесли успеха коммунистам? В чем причина?

КПА была запрещена в 1933 году и до 1945 года — долгих двенадцать лет — находилась в подполье. КПА была единственной партией в Австрии, которая с самого начала неизменно, последовательно и упорно вела борьбу против фашизма и германской оккупации. Поэтому она во много раз больше других партий понесла человеческих жертв в борьбе. За семь месяцев — с момента окончания войны до выборов в ноябре 1945 года — ей, конечно, было невозможно восстановить свои силы, пополнить сократившиеся ряды и успешно развернуть paзъяснительную работу в массах.

Неуспех КПА в значительной мере объясняется антикоммунистической кампанией, проводимой АНП и СПА среди населения Австрии при поддержке оккупационных властей Запада. В отдельных своих аспектах эта кампания была как бы продолжением гитлеровской пропаганды.

Следует припомнить марксистское положение о том, что даже после победоносной революции силы старого могут опираться на большие массы людей, еще не понявших и не принявших новое. Что же говорить об Австрии, где не было никакой революции? Более того, огромная часть австрийского населения — крестьяне, мелкая буржуазия, чиновничество, малосознательные рабочие небольших предприятий — после окончания войны не могла сразу освободиться от влияния нацистской и шовинистической пропаганды. Они продолжали видеть в коммунистах «агентов Москвы», то есть прямых «врагов отечества».

Социалистическая партия была запрещена в 1934 году. Но против ее членов не проводилась тотальная истребительная война, как против коммунистов. Некоторые лидеры этой партии спокойно жили во время господства немцев в Австрии и имели приличную службу. (Это в то время, когда даже рядовые коммунисты рисковали головой.) Другие лидеры безбедно прожили в эмиграции на иждивении западных «друзей».

Предшественник нынешней АНП, так называемый «Фатерлендише фронт», был запрещен фашистами только в 1938 году. Его физический состав сохранился в большой мере поскольку именно в этих консервативных буржуазных слоях немцы находили сотрудников и лояльных непротивленцев.

Таким образом, в момент парламентских выборов 1945 года КПА оказалась в исключительно неблагоприятных условиях. Будучи малочисленной и ослабленной, Компартия не смогла повести за собой значительную часть населения, которое было совсем не подготовлено к активным, организованным действиям за коренные изменения государственных порядков. Массы политических слепцов пошли по инерции за своими прежними поводырями. Они и решили судьбу первых, очень важных парламентских выборов, от которых во многом зависело последующее политическое развитие страны.

В 1946–1947 годах в Австрии была проведена довольно широкая национализация промышленных предприятий и банков. Австрия оказалась на первом месте среди капиталистических стран мира по размеру национализированного сектора[112]. Но эта национализация была вызвана к жизни не выступлением революционных масс, а особыми условиями, сложившимися в Австрии после окончания войны.

В виде редкого в мировой истории исключения в Австрии за национализацию выступали все три партии.

Трудящиеся безоговорочно поддержали национализацию, как обнадеживающее мероприятие для улучшения их материального положения и для гарантии против проникновения иностранного капитала.

Австрийская буржуазия пошла на национализацию, поскольку в этот момент национализация была в ее кровных интересах. Во-первых, у буржуазии не было своих средств для восстановления разрушенных войной и оккупацией предприятий, и она хотела восстановить экономику страны за счет налогоплательщиков. В последующем буржуазия рассчитывала денационализировать восстановленные предприятия и прибрать их к своим рукам. Во-вторых, многие национализируемые предприятия в этот момент не имели хозяев. Решался вопрос главным образом о бывшей немецкой собственности или о собственности сбежавших австрийских коллаборационистов.

Три партии — КПА, СПА и АНП — подходили к национализации с трех разных точек зрения.

КПА считала, что национализация ослабляет позицию буржуазии в обстановке, когда еще не был окончательно решен вопрос о власти. Национализация усиливала позицию трудящихся. Руководство КПА отдавало себе отчет в том, что характер национализации будет зависеть от характера государства, то есть от того, какой класс возьмет власть в свои руки.

СПА стояла за национализацию вне зависимости от того, в чьих руках останется государственная власть. Одновременно с национализацией лидеры СПА стояли на принципах буржуазной демократии, что на практике способствовало реставрации капиталистических порядков и, следовательно, неизбежному превращению национализированных предприятий в государственно-капиталистическую собственность.

Учитывая интересы буржуазии, АНП понимала, что если она в такой момент не поддержит популярную национализацию, то она потеряет многих избирателей. В этот момент АНП была готова пойти на большие уступки лишь при одном единственном условии: сохранить власть в своих руках. Вожди буржуазии понимали, что если они удержат власть, то позднее, укрепив свое пошатнувшееся положение, они смогут воспользоваться национализацией в интересах капитала, вернуть назад уступки социального характера, сделанные в период своей слабости.

Почти одновременно с проведением национализации АНП и СПА пошли на договор с США о предоставлении помощи по плану Маршалла. Теперь, когда прошло достаточно много времени, можно ясно видеть, что именно план Маршалла принес Австрии. План Маршалла вызвал временное оживление экономики, но он явился причиной и того, что она развивалась однобоко. США были заинтересованы в развитии сырьевых и полусырьевых отраслей австрийской промышленности, в строительстве ГЭС, снабжающих дешевой электроэнергией военных союзников США в Западной Европе. В конце концов это поставило экономику в зависимое положение от заказчиков, в первую очередь от Западной Германии. Австрия страдает теперь от вторжения иностранного капитала. Путь ему проложил план Маршалла.

Не менее значительные последствия имел план Маршалла для политического развития Австрии.

После окончания войны австрийская буржуазия была чрезвычайно слаба. В 1947 году Карл Реннер[113] патетически восклицал: «Я бы охотно повел борьбу с капитализмом, но где я найду хотя бы одного капиталиста?..»

В 1948 году вступил в силу план Маршалла. Уже через два-три года австрийский частный капитал встал на ноги. Затем он постепенно достиг такой концентрации, какой он никогда не имел за всю историю страны. Частный капитал проник в национализированные промышленные предприятия и банки и стал их использовать, как свои собственные тресты и концерны. На следующем этапе он открыл кампанию за денационализацию промышленных предприятий, восстановленных на средства народа.

В действующей австрийской конституции высшим законодательным органом провозглашен парламент. Однако в действительности важнейшие государственные вопросы решаются не в парламенте и даже не на заседаниях Совета министров, а в Коалиционном комитете.

Напрасно стали бы вы искать в австрийской конституции упоминания об этом органе — его там нет.

В Коалиционный комитет входят руководители двух правящих партий — буржуазной АНП и социалистической СПА, — подписавших после окончания войны секретное соглашение о сотрудничестве. Переговоры в Коалиционном комитете ведутся за закрытыми дверями и никто, даже депутаты парламента, не знают о том, как они протекают и какое будет принято решение.

Формально австрийский парламент избирается на основе «прямого, равного и тайного голосования»[114]. В действительности сложная система выборов дает огромные преимущества крупным правящим партиям.

На выборах в мае 1959 года Компартия Австрии получила 142 тысячи голосов. Для СПА и АНП такое количество давало бы не менее пяти парламентских мест. Коммунисты же из-за нехватки пяти-шести тысяч голосов для получения «основного мандата» в одном из избирательных округов не получили в парламенте ни одного места. Голоса 142 тысяч австрийских граждан, поданных за КПА, попросту пропали. То же самое повторилось на выборах в ноябре 1962 года.

Пересмотра системы выборов уже давно требуют демократические силы страны. Однако лидеры СПА, от которых зависит решение этого вопроса, зарекомендовавшие себя теоретиками «чистой демократии», на практике выступают против элементарных положений демократических выборов. В середине 1963 года они выступили с законопроектом об изменении системы выборов. Проект предусматривает представительство партии в парламенте, если она собрала не менее пяти процентов от общей суммы голосов избирателей. Таким образом, судя по результатам последних выборов, проект СПА открывает парламентскую дверь для неонацистской партии свободы и захлопывает ее для коммунистов[115].

Положение одной из двух правящих партий хозяйничанье в профсоюзах, Больничных кассах, в ряде городских магистратов, в том числе в венском, дают руководству СПА возможность вербовать большое число сторонников. В целях вербовки лидеры СПА беззастенчиво использует тысячи высокооплачиваемых должностей и жилищный фонд.

Прогуливаясь с Альфредом Верре по берегу Дунайского канала, мы обратили внимание на новый общинный дом, который был заселен магистратом недавно, перед самыми выборами. Маленький флажок с тремя параллельными стрелами, опоясанными кружком — символ СПА, — свешивался почти из каждого окошка. Мы спросили у портье, все ли в этом доме социалисты. Пожилая женщина ответила простодушно:

— А как же? И голосовать будут все за СПА. За кого же еще, раз мы получили квартиры в этом доме?

Эмиссары СПА занимают директорские посты на национализированных предприятиях, сидят в производственных советах заводов и учреждений. Поэтому от них зависит судьба многих рабочих семей.

Венский рабочий Карл Мозер долгое время не мог устроиться на заводе по специальности, приходилось работать мусорщиком. Он несколько раз обращался на завод и каждый раз ему обещали «подумать». Кто-то из приятелей посоветовал Мозеру, чтобы он намекнул администрации о желании вступить в СПА. На следующий день он уже работал в цехе по своей специальности.

СПА располагает огромными денежными средствами и нередко выступает как настоящий крупный предприниматель. Руководство СПА имеет возможность отчислять в партийную кассу часть прибылей национализированных предприятий. Она контролирует так называемый Рабочий банк, который в год приносит по нескольку миллиардов шиллингов прибыли. СПА принадлежит крупное Объединение потребительских товариществ с годовым оборотом в несколько миллиардов шиллингов. Партии приносят большие доходы принадлежащие ей издательства, типографий, кинопрокатная фирма «Киба» и др. Практически СПА является хозяйкой забастовочного фонда в полмиллиарда шиллингов.

СПА руководит Австрийским объединением профсоюзов (АОП), которое охватывает почти всех трудящихся Австрии. При твердой позиции руководства Объединение уже давно могло бы заставить предпринимателей выполнять многие требования народа, но оно добровольно передало свои главные функции паритетной комиссии.

Паритетная комиссия, в которую входят представители профсоюзов предпринимателей и правительства, пыла создана в Австрии несколько лет назад как орган, Обязанный поддерживать «стабильность экономики». Она, прежде всего, должна заботиться о сохранении устойчивого баланса между ценами и заработной платой».

Что касается заработной платы, то здесь положение устойчивое: за последние годы рабочим и служащим почти не удается увеличить ее размеры. Зато совсем иначе обстоит дело с ценами. Дороговизна и после создания паритетной комиссии продолжает свой быстрый и неудержимый путь в гору. Цены на продукты питания и предметы первой необходимости из года в год растут, увеличивается стоимость квартир, транспорта, коммунального обслуживания. Предприниматели по-прежнему взвинчивают цены при каждом удобном случае, не спрашивая на это ни у кого разрешения.

Таким образом, паритетная комиссия оказалась для буржуазии очень удобной ширмой. Прибыли предпринимателей стали расти еще быстрее. В то же время рабочим, реальная зарплата которых, несмотря на постоянное повышение производительности труда, падает, лидеры СПА говорят: зачем бастовать, когда на страже «экономической стабильности» стоит такая представительная паритетная комиссия?

Лидеры СПА оказывают давление на трудящихся не только путем уговоров. Они не раз запрещали забастовки, отказываясь предоставить бастующим профсоюзные средства забастовочного фонда, не раз срывали уже начавшуюся стачку, используя весь свой арсенал разнообразных политических и экономических средств.

Программа СПА, принятая в мае 1958 года, по сравнению с Линцской программой 1926 года — дальнейший и открытый отход от теории и практики марксизма.

Новая программа, составленная лидерами, не удовлетворяет большинство рядовых членов СПА. Отказ от принципов марксизма невозможен для старой гвардии, пережившей революционные события 20-х годов, для шуцбундовцев и бойцов интернациональных бригад, для патриотов, боровшихся против реакции и фашизма. Молодые рабочие-социалисты тоже не могут принять установок партийного начальства о непримиримой вражде к своим товарищам по труду и борьбе — коммунистам, которых они знают как самых стойких защитников интересов рабочего класса.

Новая программа не дает конкретного представления о путях к социализму, не содержит указаний об использовании имеющихся у партии больших возможностей для немедленного улучшения жизни трудящихся. В программе делаются авансы всем: церкви, крупной и мелкой буржуазии, землевладельцам, пенсионерам, торговцам, рабочим. Прокламируется, так сказать, «социализм для всех». И этот «социализм для всех» удивительно похож на «народный капитализм для всех», который обещает австрийцам буржуазная АНП!

За десятилетия, прошедшие после смерти Карла Маркса, утверждается в программе СПА, характер капитализма «коренным образом изменился». Основные положения Маркса о классовой борьбе и диктатуре пролетариата «устарели». Теперь в развитых странах Запада нет ни эксплуататоров, ни эксплуатируемых. Вместо них появились работодатели и получатели работы, которые вместе трудятся на благо всего общества. Поскольку таким образом исчезли антагонистические противоречия и воцарился вечный мир между богатыми и бедными, то изменился и характер государства. Из орудия угнетения трудящихся оно превратилось в Wohlfahrtsstaat — «государство социального благополучия» или «государство всеобщего благосостояния».

Если в мифическом «государстве социального благополучия» не может быть угнетенных и недовольных, то естественно теряют всякий смысл классовые выступления пролетариата — забастовки, демонстрации и даже обычная профсоюзная деятельность. «Новые» условия позволяют якобы сотрудничать с работодателями, вести с ними деликатные переговоры о целесообразности проведения тех или иных преобразований, уповая главным образом на высокую сознательность работодателей и их общеизвестную сердечную доброту к получателям работы.

И еще один вывод программы:

Поскольку для всеобщего блага не нужно предпринимать никаких политических действий против капитала, а коммунисты выступают именно за активные действия против него, то они — коммунисты — и являются главными врагами социалистов.

Вначале я пытался всерьез понять, почему антикоммунизм стал главным принципом деятельности СПА? Почему они, объявив себя социалистами, выступают ярыми сторонниками военного блока империалистов — НАТО и их экономического блока — «общего рынка»?

Когда за НАТО и «европейскую интеграцию» выступали представители буржуазных партий, для меня было ясно — таким путем они стремятся «оборонять» Западную Европу от исторического наступления пролетариата. Для них это вполне естественно. Но когда за то же самое ратовали социалисты, мне всегда хотелось гневно спросить их: «Допустим, что и вы боитесь коммунизма. Но в какой связи находится ваш социализм с военными планами НАТО? Как сочетать социализм с «общим рынком», объединяющим экономику крупнейших монополий? Разве поддержка нынешних режимов ФРГ, Франции и Италии хоть в какой-то мере приближает приход социализма, помогает ему? Подумайте, разве это не противоречит вашей цели, если вы, конечно, действительно стремитесь к социализму?»

Перед настоящими социалистами в Австрии, как на всем Западе, неотвратимо вновь и вновь встает вопрос: как относиться к почти полувековому опыту строительства социализма в СССР? Признавать или не признавать этот опыт? Не признавать настоящему социалисту нельзя — есть реальные факты, с которыми он, как марксист, обязан считаться. А если признавать… то не пора ли делать выводы для себя?

Думаю, я не получил бы от правых лидеров вразумительного ответа.

По этому неотвратимому, тревожащему честный разум, самому главному вопросу нашего времени начинается, пока еще скрытый и медленный, но необратимый процесс раскола СПА. Чем больше фактов о достижениях Советского Союза и стран народной демократии становится общим достоянием, тем больше появляется в СПА подлинных социалистов. И тем заметнее становится гнусная роль псевдосоциалистов, врагов социализма.

Этому процессу в большой степени способствуют поездки в СССР руководителей СПА, профсоюзных и рабочих делегаций. Размахи и темпы нашего строительства оставляют у каждого честного социалиста большое впечатление.

В «Фольксхайм»[116] на доклад видного профсоюзного деятеля, депутата парламента от СПА Иозефа Хиндельса, вернувшегося из поездки в СССР, собралось много молодых социалистов. Им было очень интересно услышать рассказ этого крупного социолога, который в отличие от других теоретиков СПА иногда позволяет себе иметь собственное мнение.

Объективно критикуя отдельные стороны нашей жизни, социалист Хиндельс ни разу не допустил враждебных выпадов против Советского Союза или сознательного искажения фактов, хотя из соображений партийной дисциплины кое о чем и умолчал.

Рассказывая об успехах развития советской экономики, он признал, что: «Где бы ни находилась делегация повсюду в стране что-то строят, восстанавливают; масштабы огромны, люди в состоянии большого творческого накала».

Особенно поразили Хиндельса успехи бывших отсталых окраин царской России. В огромном скачке азиатских советских республик, подчеркнул Хиндельс, ключ к пониманию притягательной силы Советского Союза для освобождающихся стран Азии и Африки.

— На домах азербайджанцев, — усмехнулся Хиндельс, — которых у нас еще многие представляют себе отсталыми азиатами, я видел много антенн телевизоров. А у нас, в Австрии, это еще пока для многих семей редкость.

Отметив, что в Советском Союзе еще имеются трудности с квартирами, Хиндельс сообщил о гигантском жилищном строительстве. Он подчеркнул, что советский народ твердо верит в счастливое будущее, а его жизненный уровень постоянно повышается.

Когда Хиндельсу после окончания доклада стали задавать вопросы, один молодой рабочий поднялся и сказал:

— То, что мы здесь слышали, — это совсем не то, чему нас учили и о чем мы постоянно читаем в газетах и журналах. Значит, жизнь рабочих в Советском Союзе непрерывно улучшается? Значит, там неграмотность полностью ликвидирована? А вот в некоторых европейских странах, например в Италии, большая часть населения полностью безграмотна. Неужели в Советском Союзе совершенно нет никакой безработицы? Меня радует то, что я здесь услышал. Хорошо бы, если бы эта правда получила широкое распространение.

О достижениях Советского Союза положительно отозвались после своих поездок в нашу страну министр социального обеспечения Антон Прокш, старая социал-демократка, первый секретарь женской организации СПА. Роза Иохман, министр транспорта и электростанций Карл Вальдбруннер, который в период первых пятилеток работал в Советском Союзе инженером и мог судить о нарастании темпов и масштабов нашего строительства.

Но, конечно, не все лидеры СПА довольны проникновением в Австрию правды о Советском Союзе. Узнав об искренних высказываниях некоторых социалистов, побывавших в СССР, бывший министр внутренних дел Оскар Гельмер[117] выступил в теоретическом журнале СПА «Цукунфт» с погромной статьей, в которой обрушился на «добровольных пропагандистов коммунизма». Он призывал попросту не замечать атомных электростанций, университетов, научных институтов, высотных зданий, метро (потому что это — «потемкинские деревни»), а разыскивать по темным углам и мусорным свалкам «подлинную Россию». Об этой «подлинной России», и только о ней, надо неустанно рассказывать.

Но как ни топают ногами, как ни верещат, как ни стараются изо всех сил лакействующие перед капиталом правые лидеры и теоретики СПА, а жизнь берет свое. Теперь уже почти забыто принятое несколько лет тому назад решение правого руководства СПА, запрещающее контакты с коммунистами из Советского Союза. Жизнь смела глупое решение в корзину. Интерес рядовых австрийских социалистов к Советскому Союзу неудержимо растет. И это естественно! Тому способствуют все новые и новые успехи Советского Союза в области науки, техники и искусства — в строительстве социализма.

«МММ», «Народная партия» и «народный капитализм»

За последние десятилетия буржуазия поумнела. Она значительно видоизменила формы государственного управления, взяла себе в партнеры «социалистов», поставила легкую и пеструю демократическую ширмочку, за которой удобнее и безопасней наживаться, грабить, «растить пузы и зобы».

Кто же орудует в Австрии за фасадом этакого демократичного и справедливого Wohlfahrtsstaat’a?

Пожалуй, нет ни одного австрийца, которому не известно имя Манфреда Маутнер-Маркхофа — пивного короля Австрии. Этот крупнейший миллионер, вице-президент всемогущего Объединения австрийских промышленников захватил не только венские пивоварни. Он имеет акции концернов «Филипса», «Сименса-Гальске», «Сименса-Шуккерта», получает огромные доходы от сотен предприятий, выпускающих самую различную продукцию.

Где бы ни находился австриец, он с утра до вечера служит рекламной мишенью для «МММ» — как сокращенно называют Манфреда Маутнер-Маркхофа.

Проснувшись и включив радио, австриец вместо «доброго утра» слышит рекламное объявление о несравненных качествах коньяка, выпускаемого предприятиями «МММ». Он наскоро завтракает — на пакете с сахаром этикетка «МММ». Австриец бежит к трамваю — на крыше трамвая реклама: «Пейте швехатское пиво!» — опять «МММ». Раскрыв в трамвае газету, он вновь видит рекламу «МММ». Закусывая сосисками в перерыве на работе (завод, возможно, тоже принадлежит «МММ»), австриец вспоминает, что и сосиски, и горчица сделаны на предприятиях «МММ». Слушая дома вечером трансляцию футбольного матча, он опять должен принять к сведению: радиопередача организована «МММ» «из симпатии к потребителям швехатского пива».

Швехатское булькает и пенится не только в Австрии. Целая пивная речка вытекает из Швехата[118] и растекается ручьями в страны Западной Европы, в Африку и Латинскую Америку, затем возвращается золотой струйкой в широкий карман «МММ».

Со своими пышными бакенбардами и старомодной прической «МММ» стремится олицетворять старое доброе время. Он набожный католик, неприменный почетный гость на всевозможных юбилеях, примерный семьянин и благотворитель.

Дальновидный делец понял, что выгоднее уделять частицу своих огромных прибылей на благотворительные цели и слышать раболепную хвалу, чем ссыпать еще малую толику в свой бездонный сейф и вызывать только проклятья,

Если пивной король Манфред Маутнер-Маркхоф держится всегда на виду, то семья банкиров Шеллер, как раз, напротив, любит орудовать в тени. Для этого есть свои причины. Глава семьи Филипп Шеллер служил Гитлеру и после войны оказался перед судом. Но какой может быть суд, когда речь идет о столь почтенной особе? Было вынесено решение, согласно которому время, потраченное на следствие, засчитывалось в срок наказания, и Филипп Шеллер вышел из зала суда свободным и богатым, как прежде.

Затем некоторые из заводов Шеллер — Блекманн были национализированы. Да, да, национализированы! Но за каждую стошиллинговую акцию Шеллер получил в виде компенсации 363 шиллинга. Кроме того, он посадил в наблюдательный совет «национализированного» предприятия своего директора Фитцингера.

Семья Шеллеров — финансовая держава, контролирующая многочисленные промышленные и торговые предприятия. Шеллеры связаны и с крупнейшими национализированными предприятиями, которые возможно приносят доходов не меньше, чем их собственные. Больше двадцати голосов имели Шеллеры в Совете австрийского национального банка. Повсюду сидят их директора, наблюдатели и представители. Сам «спрут» в тени, чтобы не было видно зловещего изломанного креста на его спине, но во все стороны вытянуты загребающие, жадно сосущие щупальца.

Торговый концерн «Юлиус Майнл» имеет по всей Австрии более трехсот пятидесяти отделений. Его фешенебельные магазины торгуют на центральных улицах больших городов, его лавки и ларьки разбросаны по городским окраинам. Этикетки «Юлиус Майнл» мелькают в кинорекламе, в газетах, на афишах, в автобусе — повсюду. Концерн процветает.

«Юлиусу Майнлу третьему, — писала в начале 1963 гола «Фольксштимме», — в эти дни оказывают большие почести: ему исполнилось шестьдесят, он хозяин концерна и владелец двухсот восьмидесяти миллионов шиллингов. Последние опубликованные данные подтверждают годовой доход в пять миллионов шиллингов. Юлиус третий юбиляр, которого газеты поздравляют как энергичного практика, унаследовавшего тридцать лет назад отцовские владения и успешно продолжающего фамильную традицию.

Тридцать лет назад, когда Юлиус третий принимал наследство, на его кондитерскую фабрику поступила подсобной работницей одна девушка Мария К. Как и Юлиус третий, Мария связана с концерном в течение тридцати лет. Она работает укладчицей: изо дня в день одни и те же движения в течение тридцати лет.

Юлиус третий вступает в седьмой десяток здоровым и бодрым. Работница фабрики Мария К. вступает в свой шестой совсем не так счастливо. Последние четыре года она часто болела. Врачи, которые ее осматривали, пришли к выводу, что у нее профессиональная болезнь, появившаяся в результате автоматически повторяемых движений.

В то время как в доме Майнла готовились к большому празднику, кто-то в дирекции концерна писал письмо Марии. Но это было не поздравительное письмо. Коротко сообщалось, что фирма, к сожалению, вынуждена на основании параграфа 82 ее уволить, поскольку Мария К. больна уже четыре с половиной недели. Таков закон: если рабочий болен двадцать восемь дней, то его можно безо всякого уволить, как если бы он украл чего-нибудь, дал пощечину хозяину или причинил ущерб предприятию.

Работнице Марии К. до пенсионного рубежа оставалось еще два с половиной года. Но сейчас она — после тридцати лет работы на Майнла — теряет право на пенсию концерна.

Если у человека в сейфе двести восемьдесят миллионов шиллингов, то он должен на всем экономить…

Можно было бы рассказать много интересного про торговый концерн «Братьев Кунц», конкурирующий с концерном «Юлиус Майнл», про крупнейшего землевладельца и лесопромышленника Майер-Мельнхофа, из угодий которого можно было бы накроить пятнадцать тысяч крестьянских наделов, про господ Ромберга, Ганаля, Хеммерле — хозяев почти всех текстильных фабрик Западной Австрии. Однако история обогащения этих господ и их роль в государстве обычны для буржуазного строя. Важнее отметить другое, для Австрии довольно новое явление.

Умер некто Иозеф Иохам. Перечисление почетных и прибыльных директорских постов Иохама занимало в официальном регистре больше страницы, набранной мелким шрифтом. Он был директором банковского объединения Кредитанштальт, президентом Союза австрийских банков и банкиров, председателем Совета австрийского национального банка, президентом венской биржи и еще десятков финансовых и промышленных учреждений.

Характерно то, что Иохам чувствовал себя одинаково хорошо, как в частных, так и в национализированных учреждениях. Он был как бы человеком с двумя карманами. Причем, пользуясь для вложений государственным карманом, Иохам перекладывал прибыли в карман частных собственников.

О доходах Иохама ходили легенды, однако мало кому была известна подлинная роль этого человека в государстве. Но вот он умер.

Только тогда по министерским почестям покойнику, по огромным некрологам в газетах рядовые австрийцы смогли составить себе примерное представление о власти и роли этого человека.

Господин, возвращающийся из Швейцарии в Австрию, отказался разрешить таможенному чиновнику сделать обычный досмотр своего багажа. Чиновник стал настаивать. Приезжий вызвал начальство, и чиновник получил головомойку за то, что он «не знал с кем имеет дело».

Тот же господин однажды сбил своей машиной пятилетнего ребенка. Ребенок умер, но виновный не понес наказания.

Таинственным господином, перед которым отступил закон, оказался Иозеф Лауда, президент Объединения австрийских промышленников[119].

Иозеф Лауда не простой финансовый воротила, действующий по принципу деньги не пахнут, он хитроумный изобретатель всякого рода теорий и терминов, прикрывающих, как фиговые листки, непристойные методы обогащения капиталистов. Лауда, например, является автором идеи «народных акций», с помощью которых АНП взрывает национализированные предприятия. Он изобрел понятие «социальные партнеры» (это предприниматели и трудящиеся!), которое охотно взяли на вооружение правые лидеры СПА.

Лауда выступает с докладами и статьями. «Между интересами предпринимателей и рабочих, — заявляет он, — нет никакого противоречия. Каждый прилежный и бережливый рабочий может стать богатым. С развитием национальной экономики в целом растет богатство каждого».

Не правда ли, очень похоже на теорию о «государстве всеобщего благоденствия»?

Ни одна из буржуазных партий «свободного мира» не решается выступить на политическую арену под своим собственным классовым именем. Они носят фальшивые названия «демократических», «социально-христианских», «либеральных», «национальных» и т. п.

Партия отстаивающая интересы «МММ», Шеллеров, Юлиуса Майнла и других капиталистов Австрии, называется Народной партией!

Разумеется, партия, насчитывающая около семисот тысяч человек, не может состоять из одних заводчиков и банкиров. АНП объединяет также зажиточных крестьян, мелких торговцев, представителей интеллигенции, служащих и часть рабочих. Однако руководят партией крупные промышленники, банкиры и аграрии, тесно связанные с католической церковью. Половина ее руководителей— выходцы из католических союзов, среди которых главную роль играют тайные конгрегации, тесно связанные с Ватиканом.

Организационно АНП, включающая в себя различные социальные элементы, состоит из трех больших союзов: Хозяйственного союза, объединяющего городских предпринимателей; Крестьянского союза, в котором руководящую роль играют крупные аграрии, и Союза рабочих и служащих, представляющего главным образом чиновников, служащих и некоторые политически незрелые слои рабочих.

Чтобы удержать за собой двухмиллионную массу своих избирателей, АНП вынуждена время от времени кое-что делать или обещать то одной, то другой поддерживающей ее группе. А это почти всегда приводит к столкновению антагонистических интересов предпринимателей и рабочих, крупных аграриев и мелких крестьян, либеральной буржуазной интеллигенции и католиков-мракобесов.

Игнорируя в каждом возможном случае своего партнера по коалиции СПА или используя его странную «лояльность», АНП определяла на протяжении последних лет экономический и политический курс Австрии. Налоговая система, система государственного финансирования, экономические отношения с другими странами строились ею в соответствии с интересами частного капитала. При этом, разумеется, сами предприниматели редко выступали открыто на политической арене, но мнение Объединения австрийских промышленников и других союзов толстосумов всегда принималась АНП к сведению как руководящая директива.

Связанные с мировым рынком крупные промышленники Австрии стремятся пристроиться младшими партнерами к большим иностранным монополистическим группам. Поступаясь национальными интересами, они ради своей прибыли впустили в Австрию иностранный капитал, отдали ему часть природных богатств страны, предоставили возможность для эксплуатации австрийских рабочих. Часть крупной австрийской буржуазии, забыв горькие уроки прошлого, охотно пошла на союз с западногерманским капиталом, рассчитывая использовать его поддержку для расширения своих предприятий и повышения их конкурентоспособности. Именно эти круги выступили инициаторами присоединения Австрии к «общему рынку», где Западная Германия играет ведущую роль.

Мелкая и средняя буржуазия Австрии терпит ущерб от вторжения в страну иностранного капитала. Опыт стран «общего рынка» подсказывает, что в рамках этого пула крупному капиталу удается гораздо легче проглатывать множество мелких предпринимателей. «Общий рынок» уже пустил по миру тысячи хозяйчиков, обезземелил в пользу крупных аграриев сотни тысяч крестьян.

Крупные предприниматели оказывают АНП щедрую материальную поддержку, особенно перед выборами в парламент и ландтаги[120]. С другой стороны, руководство АНП помогает крупным промышленникам и аграриям использовать в их интересах государственные банки и учреждения. Механику подобной «взаимопомощи» наглядно вскрывает нашумевшая афера Хазельгрубера.

На владельца металлургического предприятия Хазельгрубера государственные кредиты сыпались как из рога изобилия. В частности, ему был предложен кредит с американского «особого счета» в размере пятидесяти миллионов шиллингов. Постепенно этот предприниматель с помощью АНП сколотил капитал в двести четырнадцать миллионов шиллингов.

Хазельгрубер был разоблачен своими конкурентами и предстал перед судом. Отвечая на вопрос прокурора о причинах предоставления столь крупных государственных кредитов, Хазельгрубер заявил: «Политические инстанции (то есть руководство АНП. — Л. С.) были такого мнения, что национализированной промышленности надо противопоставить крупное частное предприятие»[121].

На суде, между прочим, было установлено, что АНП накануне парламентских выборов получила от Хазельгрубера в виде «добровольного пожертвования» двадцать три миллиона шиллингов[122].

Такова закулисная механика буржуазной демократии. Хазельгрубер был разоблачен случайно из-за распрей с конкурентами. А сколько еще подобных ему продолжают наживать миллионы с помощью АНП? И сколько миллионов отчисляют они ежегодно в кассу своей партии, носящей название «Народной»?

В отличие от теоретиков СПА идеологи Австрийской народной партии не отрицают, что в Австрии господствуют капиталистические порядки. Они только стремятся их приукрасить. Дело изображается таким образом, будто общественное развитие в Австрии обеспечивает превращение всех бедняков в богачей: мол, постепенно все австрийцы станут богатыми, и грядет царство «народного капитализма».

Конечно, очень трудно представить себе государство, состоящее только из фабрикантов, помещиков и торговцев. Поэтому идеологи буржуазии придумали блестящий выход из положения. Оказывается, одновременно можно быть и рабочим, и капиталистом! Для этого достаточно, чтобы рабочие стали владельцами так называемых «народных акций».

Распространение «народных акций» АНП связывает с передачей национализированных предприятий, восстановленных за счет государства, в руки частного капитала. «Каждый австриец, — демагогически заявляют пропагандисты АНП, — должен получать свою долю дохода от национализированных предприятий!»

Что же выходит на деле? Меняется ли как-нибудь положение трудящихся от приобретения «народных акций»? Об этом можно смело судить, поскольку АНП уже удалось реприватизировать[123] несколько национализированных предприятий и распродать их в «народных акциях».

Я хорошо знал одного рабочего-акционера, который прельстился «народными акциями». На несколько мелких акций, приобретенных за счет многолетней экономии во всем, он получил в конце года сумму, которой едва хватило на покупку одной пары хороших ботинок. За этот же год прибавочная стоимость от его труда обеспечила владельцам основной части акций — крупным предпринимателям — тысячи шиллингов прибыли.

Предприниматели вписывают в свои гроссбухи цифры барышей с пяти- и шестизначными знаками. Владелец «народных акций» остается по существу таким же объектом эксплуатации, как прежде. А буржуазная печать на все голоса распевает: «По справедливости, господа, по справедливости! Каждый получает вознаграждение пропорционально своему полезному вкладу. Смотрите все: в Австрии нет никакой эксплуатации! Есть только большие капиталисты и маленькие капиталисты! Да здравствует народный капитализм!»

Зеленщик Франц Шрамм и многие ему подобные

Национализация — необходимое мероприятие для построения социалистического общества. Но построение социализма может начаться только в той стране, где власть находится в руках рабочего класса. Если же власть остается у буржуазии, то, как показывает послевоенный опыт Англии, Франции и Австрии, национализированные предприятия неизбежно становятся предприятиями государственно-капиталистическими.

Национализация в Австрии не затронула основы капиталистического уклада. По-прежнему хозяевами страны остались монополии, тесно связанные с иностранным капиталом.

Однако, несмотря на значительную концентрацию капитала, особенностью австрийской экономики продолжает оставаться наличие большого числа мелких и мельчайших предприятий.

Из четырех с половиной тысяч промышленных предприятий Австрии три четверти составляют такие, где занято не больше ста рабочих, причем значительная часть предприятий с числом рабочих меньше десяти[124].

Весьма характерно для Австрии огромное число небольших магазинов, лавок, закусочных, кафе, баров и т. д. Из ста десяти тысяч австрийских предприятий оптовой и розничной торговли семьдесят процентов обслуживаются только хозяином заведения и его семьей.

В сельском хозяйстве подавляющая часть землевладельцев также имеет мелкие и мельчайшие наделы, хозяйства с доходом, не превышающим двадцать тысяч шиллингов в год, что значительно ниже официального прожиточного минимума для средней семьи.

Каждый австрийский мелкий хозяйчик или лавочник мечтает со временем разбогатеть и стать чем-то вроде «МММ». Эта утопическая мечта заставляет их изо дня в день вести тяжелую, — бессмысленную борьбу за свой гешефт. Нескончаемые заботы, тревоги, скрупулезные расчеты, жесточайшая экономия в личных расходах обычно лишают такого человека многих радостей жизни. И часто отчаянные усилия оказываются напрасными, хозяйчик становится банкротом, нищим; крах и безысходность приводят его к духовной деградации. Вот одна типичная для Австрии история мелкого буржуа.

Франц Шрамм работал на венском заводе слесарем. Мечтой его жизни было накопить денег, завести лавку и стать самостоятельным предпринимателем. Много лет Франц экономил каждый грош: жил впроголодь, не ходил в кино, не покупал книг, не обзаводился семьей. Когда товарищи бастовали, Франц выходил на работу, потому что скаредность вытравила в нем товарищескую солидарность и чувство справедливости.

К пятидесяти годам его заветная мечта осуществилась— Франц стал зеленщиком, хозяином небольшой лавочки.

На заводе было нелегко, но теперь Францу приходилось куда тяжелее. Чтобы принять товар и подготовить лавку, он должен был вставать затемно и без перерыва на обед трудиться до позднего вечера. Приходилось работать и за продавца, и за грузчика, и за кассира, и за уборщицу, и за сторожа — в постоянной тревоге, напрягаясь до предела, чтобы, несмотря на смертельную усталость, казаться любезным и услужливым в обращении с покупателями. Франц утешал себя мыслью о барышах, которые будут расти с каждым месяцем, как они дадут ему возможность нанять работников и как наконец он будет жить без забот, на проценты с кругленького капитальца.

Прошел год, и Франц Шрамм приуныл: тяжелый труд не приносил ожидаемых плодов. Чистый доход — за вычетом стоимости товара, налогов и неизбежных убытков от потерь — был меньше, чем зарплата квалифицированного слесаря. Никогда не читавший правдивых книг и газет, Франц Шрамм стал задумываться над вопросом: почему крупные торговые фирмы, вроде «Юлиус Майнл» или «Братья Кунц» имеют миллионные доходы, а он, зеленщик, работающий в одиночку, не получает даже должного вознаграждения за свой тяжелый труд. Франц не мог себе ответить: «Потому что я не эксплуатирую чужого труда», — для такого вывода его отупленная мысль не доходила.

С растущим отчаянием он стал наконец понимать, что конкурировать с «Братьями Кунц» и «Юлиусом Майнл» для него то же самое, что для маленькой дырявой лодки столкнуться в бурном море со стопушечным линкором.

Однажды Франц заболел. Из-за порчи пропала большая партия товаров, за неуплату долгов и налогов полиция конфисковала лавку. Истратив остаток денег на лечение, постаревший Франц опять вернулся на завод, но не на прежнее место: у его станка стоял уже какой-то молодой Франц, который мог отдать хозяевам больше сил. Франц Шрамм стал ночным сторожем. Раньше он даже не пил пива, теперь Франц стал алкоголиком.

Однажды он уснул на службе, и его выгнали. Ни семьи, ни товарищей никогда у Франца не было. Никто не знает теперь, жив ли он еще…

Сотни тысяч мелких хозяйчиков, лавочников, кустарей, прислуги и малосознательных рабочих, не связанных с крупными производственными коллективами, определяют психологию значительной части населения Австрии.

Огромная мелкобуржуазная прослойка своею пассивностью часто ослабляет выступления боевой части австрийского пролетариата. Она причина того, что на выборах в парламент буржуазная партия обычно получает половину всех голосов.

Эта же мелкобуржуазная среда питает оппортунистические течения австрийской социал-демократии. Она не последняя причина того, что именно Австрия стала родиной пресловутого «австромарксизма» и всякого рода нынешних ревизионистских «теорий».

Мелкобуржуазная питательная среда благоприятствует и существованию неонацистской Австрийской партии свободы, появившейся после тяжких испытаний аншлюсса как странный и мерзкий парадокс.

Партия нового аншлюсса

У входа в концертный зал, где проходит съезд так называемой Австрийской партии свободы, висят бело-синие флаги с большой черной буквой «F»[125]. Флаги примыкают друг к другу, буквы беспорядочно смыкаются, и издалека кажется, что это фашистские знамена с чей ной свастикой.

Идут делегаты съезда: обрюзгшие от пива старики с остатками прусской выправки, наглые упитанные господа, иные со шрамами на лысеющих головах, хромые, с протезом вместо руки — идут совсем молодые, облаченные в какие-то полувоенные костюмы. У молодых на руках черные повязки с рисунком, весьма напоминающим растопыренного гитлеровского орла со свастикой в когтях.

Все напоминает тридцатые годы… в Германии.

АПС образовалась в 1955 году на развалинах Союза независимых. Скомпрометировав себя открыто фашистскими и прогерманскими лозунгами, Союз независимых стал катастрофически быстро терять своих избирателей, и после парламентских выборов 1953 года оказался на грани политического небытия. Тогда влиятельные круги, стоявшие за этой прозападногерманской партией, решили сменить вывеску и перетасовать руководство. Союз независимых стал называться Австрийской партией свободы, а в состав нового правления вошли лидеры, еще не успевшие окончательно разоблачить себя выступлениями против самостоятельной Австрии.

Новое руководство АПС поначалу было предельно осторожным, не выдвигало провалившихся лозунгов Союза независимых, а, напротив, всячески рекламировало себя защитниками демократии и национальных интересов.

Принимая во внимание недовольство значительной части населения курсом правящей коалиции, фюреры АПС объявили свою партию «оппозицией» и «третьей силой», способной якобы «оздоровить политическую обстановку в Австрии». Поднимая шум по второстепенным вопросам, совершая мелкие нападки на федеральное правительство, АПС в то же время за кулисами ищет союза с АНП и СПА, а в парламенте всегда присоединяется к решениям, принимаемым в интересах частных предпринимателей и иностранного капитала.

В АПС, насчитывающей теперь около пятидесяти тысяч членов, немало бывших, активно сотрудничавших с германскими фашистами в период гитлеровской оккупации, но есть и молодые люди, которые из-за политической незрелости и отсутствия опыта в самом деле приняли АПС за оппозицию.

Как и всякая неофашистская партия, АПС вовсю пользуется демократической фразеологией и при каждом удобном случае пускается в социальную демагогию. Лидеры АПС охотно обещают то, чего не хотят обещать правящие партии. Они непрочь поговорить и о социальных контрастах, и о нуждах трудящихся. «Когда слушаешь речи лидеров АПС, — писала «Фольксштимме», — когда слышишь их слова о приверженности демократии, то порой кажется, что перед вами либерал английского типа. Но из-под демократических мантий лидеров АПС торчат эсэсовские сапоги».

Ядро АПС составляют бывшие нацисты, занимавшие видное положение в рейхе, офицеры гитлеровской армии и так называемые фольксдойче — немцы, проживавшие прежде на территории нынешних стран народной демократии.

Председатель партии Фридрих Петер был офицером войск СС и награжден за заслуги перед третьим рейхом гитлеровскими орденами. Фразеология и истерически высокомерная манера всех выступлений Ф. Петера выдают в нем восторженного обожателя бесноватого фюрера. Ведающий в АПС вопросами финансов и пропаганды, Эмиль ван Тонгель известен в Австрии как бывший главарь Немецкой партии в Вене во времена аншлюсса. Видный деятель партии, бывший командир одной из дивизий вермахта, полковник Штендебах тесно связан с рурскими промышленниками. Генерал-майор войск СС Иозеф Пунцерт, битый и ничему не научившийся милитарист, с редкой тупостью оправдывает в своих мемуарных писаниях разбойничьи войны Гитлера. Бывший нацист, профессор Гельфрид Пфайфер, — автор известной книги «Остмарк», в которой предпринята попытка оправдать захват Австрии гитлеровской Германией.

Перечисляя вдохновителей и руководителей АПС, нельзя оставить в стороне покойного основателя партии Антона Рейнталлера, которого на всех съездах и собраниях АПС непременно вспоминают как «духовного отца» партии.

Антон Рейнталлер был одним из тех, кто принимал непосредственное и решающее участие в подготовке аншлюсса. Достаточно сказать, что Шушниг[126] посылал А. Рейпталлера в качестве официального представителя в Берхтесгаден для переговоров с Гитлером. За особые заслуги перед рейхом А. Рейнталлер был введен в правительство гитлеровского ставленника Зейс-Инкварта, образованного на другой день после вторжения в Австрию немецко-фашистских войск. Затем он стал статс-секретарем в германском министерстве сельского хозяйства. Таковы основные вехи на жизненном пути «духовного отца» АПС.

Конституционный закон о нейтралитете закрепляет положение о «внешней независимости и неприкосновенности территории Австрии». Это положение, разумеется, не устраивает тех, кто видит свою задачу в подготовке нового аншлюсса. Именно поэтому АПС в 1955 году не проголосовала в парламенте за закон о нейтралитете, именно поэтому она постоянно выступает против нейтралитета Австрии, за ревизию Государственного договора, за присоединение Австрии к «общему рынку».

В решении всех съездов АПС настойчиво и без обиняков подчеркивается: не существует никакой австрийской нации, нет никакой австрийской культуры, не может быть никакой самостоятельной австрийской экономики.

На съезде, состоявшемся в Зальцбурге в ноябре 1959 года, председатель АПС Фридрих Петер заявил: «Нужно, наконец, прекратить безответственные эксперименты с противоречащим здравому смыслу понятием австрийской нации».

В духе этого заявления как одну из важнейших задач партии съезд провозгласил «поддержание германизма в Австрии».

Главным направлением всей деятельности АПС в последнее время стала кампания за присоединение Австрии к «общему рынку», в котором руководящую роль играет Западная Германия. Наряду с пропагандой преимуществ нового аншлюсса, АПС подвергает резкой, разнузданной критике тех руководителей австрийского правительства, которые напоминают, что вступление Австрии в «общий рынок» противоречит недвусмысленным положениям Государственного договора[127].

АПС открыто выступает как прозападногерманская партия. После каждого, даже незначительного успеха, она еще более наглеет, и поэтому все отчетливее виден ее антиавстрийский квислинговский[128] характер.

Но в этом неизбежном саморазоблачении как раз и таится гибель АПС. В свое время австрийцы сумели разглядеть черное нутро Союза независимых, поняли опасность и вынесли Квислингам свой решительный приговор. То же самое ожидает и наследницу Союза независимых— партию нового аншлюсса. Залогом этого служит единодушный отпор всей австрийской общественности проискам недобитого фашистского охвостья.

Осенью 1959 года неофашисты пытались провести демонстрацию в Вене. Я видел, как социалистическая и коммунистическая молодежь, встав плечом к плечу, преградила дорогу демонстрации неофашистов. Вместе с молодыми, сжав кулаки, стояли старые коммунисты и их товарищи из СПА, верные боевым традициям Шуцбунда. Один из полицейских — бывший узник концлагеря— в нарушение предписания начальства, не сдержавшись, наотмашь ударил обнаглевшего фашиста. «Браво, товарищ, — крикнули ему из толпы, — если так будут действовать все, этой нечисти у нас больше никогда не появится».

В начале 1960 года как по команде сначала в Западной Германии, а затем в других странах, в том числе и Австрии, на стенах домов появились свастики и антисемитские лозунги. Австрийская печать потребовала строжайших мер против фашистских мазил. И опять выступили не только коммунисты, но и многие социалисты, лучшая часть буржуазной интеллигенции.

Австрийская общественность не раз решительно выступала против реваншистской литературы и милитаристских фильмов, поступающих из Западной Германии. Были массовые демонстрации и акты протеста. В тысячах писем, резолюций и петиций, подписанных людьми самых различных взглядов и направленных в парламент, австрийцы категорически требуют запретить все профашистские организации, беспощадно карать за преступления против нации.

Ненависть к фашизму в сердце каждого честного австрийского патриота.

Метаморфозы католической церкви

Альфред Верре познакомил меня с одним интересным человеком.

До аншлюсса Виктор Н. был крупным деятелем католической партии. После прихода в Австрию гитлеровских фашистов он, как и многие другие австрийцы, недовольные оккупацией, оказался в концентрационном лагере.

В фашистском аду, где каждый день людей сжигали в печах, где крошка хлеба была безмерным богатством, где от отчаяния бросались на высоковольтную проволоку, Виктор увидел рядом с собой людей с твердыми, благородными убеждениями. Они непоколебимо верили в победу, стойко переносили все мучения, поддерживали морально и физически других заключенных, продолжали борьбу. Это были коммунисты — австрийцы, немцы, русские, коммунисты из разных стран.

В душе немолодого, прежде очень религиозного человека произошел переворот. Виктор стал вначале членом подпольного международного комитета, затем вступил в коммунистическую партию.

Оказалось, что людей, подобных Виктору Н., в Австрии немало. Потому я и не называю Виктора полным именем. Ведь это не только его биография.

Поближе познакомившись с такими людьми, как Виктор, я понял, почему столь круто изменилась их жизнь. Они рассказали мне не только о себе, но и о католической церкви…

В годы, предшествующие аншлюссу, католический клерус настолько тесно сплелся с государственным аппаратом, что фашизм, взращенный в Австрии, первоначально получил название «католического фашизма». Тесное сращивание крайней реакции и церкви началось с кардинала Зейпеля, которого народ назвал «кровавым» и «беспощадным».

Захватив в конце двадцатых годов духовную и светскую власть, кардинал Зейпель благословил на расправу с революционным венским пролетариатом черносотенный полуфашистский хеймвер[129]. В борьбе с «красным антихристом» Зайпель фабриковал отвратительные судебные процессы, устраивал провокации, поощрял предательство. Австрийские тюрьмы были переполнены, расстрелы стали обычной мерой «правосудия». В июне 1927 года на улицах Вены была расстреляна демонстрация безоружных рабочих. Зейпель и его окружение неоднократно выступали перед римским папой с проектами «крестового похода» против Советского Союза.

Прямой преемник Зейпеля Дольфус был, с одной стороны, ставленником австрийской католической церкви, с другой — креатурой итальянского фашизма. Дольфус разогнал парламент, навязал Австрии реакционную конституцию и уничтожил в стране остатки демократических свобод. После расправы в феврале 1934 года с последними вооруженными отрядами коммунистов и шуц-бундовцев, в стране начался разнузданный белый террор. В марте того же года Дольфус подписал с Муссолини пресловутый Римский протокол, который был рассчитан на то, что Австрия пойдет в политическом фарватере фашистской Италии.

Верный ученик австрийских иезуитов, член Картельфербанд[130], Дольфус немало сделал для укрепления влияния католической церкви. В конституции 1934 года вместо прежней преамбулы, гласившей, что власть в Австрийской Республике исходит от народа, Дольфус указал записать: «Всякое право исходит от господа всемогущего». Нетрудно понять, почему теперь клерус тщится представить этого палача святым мучеником. Между тем Дольфуса убили гитлеровские агенты не потому, что он был демократ и праведник, а за его сговор с соперником Гитлера — Муссолини.

Преемником Дольфуса на посту канцлера был уже упомянутый Курт фон Шушниг, сыгравший также не последнюю роль во время подготовки аншлюсса.

Шушниг был воспитанником иезуитской коллегии Стелла Матутина в Фельдкирхе и всю жизнь действовал в интересах католической церкви. Еще на посту министра просвещения Шушниг подчинил школу церкви. На посту министра юстиции он провел реакционную реформу о браке, которая целиком отвечала интересам клеруса. Накануне прихода Гитлера в Австрию в руках иезуита Шушнига была сосредоточена вся полнота власти. Он был канцлером, министром иностранных дел и главой фашистского патриотического фронта. Нетрудно понять, какое значение имело заявление Шушнига по радио, в котором он призвал население не оказывать сопротивления гитлеровской армии.

Мрачные фигуры Зейпеля, Дольфуса и Шушнига выступают как единая реакционная династия, подготовившая аншлюсе.

Оккупировав Австрию, Гитлер провел ряд антицерковных мероприятий. Некоторые политики в Австрии до сих пор не понимают этот парадокс. Между тем все объясняется довольно просто.

Гитлеру нужно было ослабить клерус, ставший политической кастой, поставить его на место и заставить безоговорочно служить себе. Удар нанесли главным образом по тем, кто не хотел терять своего руководящего политического положения в стране или был сторонником итальянской ориентации. Гитлер посадил под замок Шушнига, расправился с некоторыми другими видными клерикалами, упразднил ряд церковных организаций и монастырей, конфисковал часть церковных земель и т. п.

Если против некоторых католических деятелей Гитлер прибегнул к столь крутым мерам, то по отношению к другим этого вовсе не требовалось, потому что они с самого начала изъявили свою готовность безоговорочно служить фюреру. Среди «отцов церкви» к таким усердным приверженцам Гитлера в первую очередь следует отнести кардинала Иннитцера.

Иннитцер, назначенный архиепископом Вены в 1932 году и возведенный в сан кардинала в 1938 году, был достойным преемником Зейпеля, Дольфуса и Шушнига. Своей карьерой он прежде всего обязан политическим интригам и яростным выступлениям против коммунизма. Еще будучи деканом католического факультета, а позднее ректором Венского университета, Иннитцер выступает с горячими проповедями против «красной опасности», а позднее фигурирует в качестве соавтора проекта «крестового похода» против Советской России. Судетский немец по происхождению, Иннитцер всегда был открытым сторонником пангерманизма. В период аншлюсса он поддерживал политический контакт между Ватиканом и Гитлером.

Отношение Иннитцера к германскому фашизму очень четко проявилось в трагические для австрийского парода мартовские дни 1938 года. Венский кардинал приветствовал Гитлера как посланца самого бога и призвал свою паству встретить нацистов с распростертыми объятиями. 18 марта 1938 года Иннитцер и австрийские епископы обратились к населению с торжественным заявлением, в котором говорилось: «Исходя из глубочайшего убеждения и по своей доброй воле, мы, нижеподписавшиеся австрийские епископы, заявляем по поводу великих исторических событий в германской Австрии: мы с радостью признаем, что национал-социалистическое движение в деле восстановления экономики и в области социальной политики в интересах немецкого государства и народа, и особенно для беднейших слоев населения, делало и продолжает делать выдающиеся успехи. Мы убеждены также, что благодаря деяниям национал-социализма устранена опасность всеразрушающего безбожного большевизма. Епископы напутствуют эти деяния своими лучшими благословениями и будут наставлять верующих в этом духе.

В дни народного голосования наш естественный национальный долг — признать себя немцами, принадлежащими к германскому рейху; мы ожидаем также, что все верующие христиане поймут свой долг перед народом».

Кардинал Иннитцер был в числе первых, кто поспешил нанести визит Гитлеру, прибывшему после аншлюсса в Вену. 16 марта 1938 года в австрийских газетах было опубликовано следующее коммюнике: «Кардинал архиепископ Вены Иннитцер нанес фюреру и рейхсканцлеру визит по случаю его пребывания в Вене и выразил свою радость в связи с объединением Австрии с германским рейхом. Одновременно он заявил, что австрийские католики примут энергичное участие в возрождении Германии».

В антифашистском движении стран Европы принимали активное участие и католики — рабочие, крестьяне, мелкие собственники, интеллигенция, а в некоторых случаях и духовенство. В Австрии же сотрудничество «отцов» католической церкви с Гитлером явилось причиной того, что по сравнению с другими странами (Францией, Италией, Венгрией) в антифашистском движении участвовало относительно небольшое число католиков. Этим же в какой-то мере объясняется и слабость активной борьбы против фашизма в Австрии вообще.

Многолетнее сотрудничество австрийской католической церкви с фашизмом и катастрофа, к которой Гитлер привёл страну, открыли глаза многим австрийцам. Авторитет церкви после окончания войны был сильно подорван.

В то же время тотальная мобилизация материальных и людских резервов, проводимая Гитлером в Австрии, нанесла католической церкви большой материальный урон, сильно ослабила густую сеть клеруса, которой было опутано население страны перед войной[131].

Перед клерусом Австрии после окончания войны встали три задачи: укрепить пошатнувшийся авторитет церкви, расширить материальную базу церкви, восстановить некогда густую сеть клеруса, чтобы опутать ею вновь все австрийское население. За выполнение этих задач церковь взялась с огромной энергией, используя самые разнообразные средства и методы.

Ватикан, который в 1945–1946 годах начал восстанавливать в странах Европы свои поредевшие во время войны черные армии, уделил Австрии особое внимание. Во Франции, в Западной Германии, в Бельгии и в самой Италии были созданы так называемые христианско-демократические католические партии. В Австрии ввиду саморазоблачения католического клеруса было рискованно создавать христианско-демократическую партию.

И тогда образовалась Австрийская народная партия, формально не связанная с церковью. Однако фактически эта партия представляет собой традиционный для Австрии союз реакционных сил капитала и клеруса. Основателями этой партии были члены Картельфербанда — католической организации, ставящей целью захват светской власти.

Для достижения поставленных целей клерус прибегнул к маскировке. Кардинал Иннитцер официально заявил об отказе церкви от участия в политической жизни страны. Австрийские газеты сообщили в сентябре 1945 года, что Иннитцер дал указание своим священникам заниматься только богослужением, не допускать в своих проповедях никакой политики, воздерживаться от контакта с официальными лицами и не давать рекомендаций светским учреждениям.

Лозунг об аполитичности церкви понадобился клерусу для того, чтобы ослабить недоверие народа, привлечь к себе население, среди которого после мрачного семилетия наблюдалась сильная тенденция уйти подальше от политики.

В действительности клерус ни на одну минуту не думал всерьез отказаться от вмешательства в политическую жизнь страны. Ему нужно было только, чтобы австрийцы забыли, какую роль играла церковь при Гитлере. Действуя с величайшей осторожностью, клерус хотел постепенно заманить в свои сети побольше людей и восстановить свои былые позиции. Интересно проследить, как менялся тезис клеруса об отношении церкви к политике.

В 1945–1946 годах кардинал, епископы и священники громогласно заявляли, что церковь добровольно и безоговорочно отказывается от участия в политической жизни страны.

В 1949 году в газете теологического факультета Зальцбургского университета появляется статья, в которой говорилось: «Как можем мы, священники различных рангов, не проявлять интереса к политике и принципиально выступать против нее, когда высочайшие пастыри так часто и настойчиво призывали церковь участвовать в борьбе на политической арене?» Газета писала о «замечательном примере», который показал… Зейпель!

Накануне выборов в парламент в 1953 году клерус уже открыто принимал участие в предвыборной кампании. В конце января 1953 года католические газеты и печать АНП опубликовали «Слово епископов» к избирателям. «Было бы ошибочным, — говорилось в этом заявлении, — считать, что церковь не должна вмешиваться в общественную жизнь. Верующий католик должен соединять свою принадлежность к церкви с обязанностями по отношению к государству». Дальше следовали сентенции в пользу АНП.

Другая газета АНП примерно в это же время опубликовала статью «Как (то есть, кого? — Л. С.) должен выбирать католик?» В статье говорилось, что епископы призывают католиков «осознать свою ответственность и не оставлять область политики врагам веры и церкви» (сиречь социалистам и коммунистам).

Теперь от первоначальной формулы «аполитичности» церкви не осталось и следа. Католические вожди, теоретики и ораторы открыто говорят о необходимости самого активного участия католиков в политической жизни. «Мы, — заявил один из видных клерикалов, депутат федерального совета Эккерт, — не позволим ограничивать христианство рамками церкви. В Австрии христианство должно практиковаться не только под церковной крышей, но и в школе, в жилых домах и на предприятиях».

Таким образом, первоначальная формула клеруса вывернута наизнанку, она превратилась в свою прямую противоположность. Однако не надо забывать, что эта формула с самого начала была только прикрытием, ширмой, за которой никогда не прекращалась политическая деятельность клеруса в пользу реакционной буржуазии.

Без помощи церкви АНП никогда не смогла бы захватить большинство парламентских мест и министерских портфелей в правительстве. АНП в свою очередь позаботилась о церкви. Ряд законодательных актов и распоряжений, принятых по инициативе АНП, в значительной мере способствовал быстрому укреплению экономических позиций католической церкви, что для клеруса всегда имело первостепенное значение.

При поддержке АНП были отремонтированы и открыты церкви, монастыри, пострадавшие во время гитлеровской оккупации и войны, а также учреждено немало новых католических заведений.

АНП и церковь взаимно помогали друг другу при реабилитации своих ведущих деятелей, скомпрометировавших себя сотрудничеством с гитлеровцами. В этом отношении особенно показательна организация торжественной встречи Иннитцера в Вене в сентябре 1952 года, устроенной по случаю назначения его папским легатом. По указанию Пия XII и при поддержке АНП была собрана многотысячная толпа католиков для встречи и чествования возвращающегося из Рима Иннитцера. Иннитцеру были оказаны величайшие почести и непосредственно со стороны австрийского правительства. Церемония торжественного въезда завершилась встречей с президентом республики.

Австрийский клерус приложил немало усилий, чтобы в систематических проповедях и беседах пастырей с верующими внушить им, что Иннитцер всегда был противником фашизма и гитлеровских войн. На эту тему писались статьи в католической печати и в партийных газетах АНП. Появились даже специальные брошюры и «исторические исследования». Когда в конце 1955 года Иннитцер почил в бозе, уже все было подготовлено, чтобы причислить его к лику святых. Неподалеку от Стефансдома запланировали построить дом-музей Иннитцера, куда австрийские католики изо всех земель будут совершать паломничества.

Уже в 1946 году была возрождена политическая организация католической церкви — Католическое действие (Католише актион), Теперь Католическое действие огромная по численности организация. На местах ею руководят епископы и пфареры. Главное поприще членов этой организации — приход. Но вообще член Католического действия по статуту организации должен «действовать в меру своих способностей там, где он находится»: дома, на производстве, в общественных организациях и т. д. Поэтому она охватывает все слои населения. Ее Молодая стая (Католише юнгшар) объединяет детей в возрасте от восьми до тринадцати лет. Католическая молодежь (Католише югенд) — целый ряд молодежных корпораций, разделенных по половому, профессиональному, образовательному, семейному и иным признакам. Католическое мужское движение (Католише менербевегунг) — организация взрослых мужчин. Католическое женское движение (Католише фрауэнбевегунг) — организация женщин. Кроме того, в Католическое действие входит ряд союзов: Католический семейный союз (Католише фамилиенфербанд). Католический союз учеников средней школы, Католический союз учащихся высшей школы, Католический союз академиков[132] и др.

При Католическом действии имеется множество самых различных мелких организаций, объединяющих людей по их общим интересам. Например, Рат унд Хильфе — организация, помогающая при поисках работы, Арбейтгемейншафт фюр функфраген — организация радиолюбителей и т. п.

Даже при неполном перечислении организаций и союзов Католического действия можно получить достаточное представление о масштабах работы этой «церковной партии».

Так как во время аншлюсса церковь понесла потери в «кадрах», то Католическое действие первоначально всячески поощряло самодеятельное движение прихожан. Эти Laien[133] — добровольные поборники церковных интересов, должны были временно заменить тысячи священников, проповедников, соглядатаев и прочих служителей церкви. Для форсирования этого своеобразного «самообслуживания» католиков (временного!) как со стороны клеруса, так и со стороны АНП была разработана целая система поощрительных мер от предоставления квартир и домах, выстроенных на общинные деньги, до мелких денежных подачек.

Особенно большое значение церковь с самого начала придавала распространению своего влияния на детей и молодежь. Католическое действие старалось прибрать к рукам дело воспитания молодежи в пансионах, школах и институтах. Для привлечения молодежи церковь не гнушалась как средством приманки спортом, наукой и даже некоторыми атрибутами «американского образа жизни».

Клерус повел политику дальнего прицела: поскольку многие пожилые католики отвернулись от церкви из-за ее сотрудничества с фашистами, то надо было позаботиться, чтобы новое поколение вырастало в неведении о прошлом клеруса, в благоговении и почтении к «святым отцам». Ревностные служители церкви не побоялись даже такой кропотливой и, на первый взгляд, «нерентабельной» работы, как забота о сиротах и детях беженцев. Сотни беспризорных детей нашли приют в австрийских католических монастырях. Сердобольные прихожане жертвовали на воспитание монастырских приемышей свои гроши, а монахи, опираясь на многовековый опыт иезуитов, уродовали детей, превращая их в фанатических слуг церкви.

Клерусу удалось добиться того, что в государственной школе были введены уроки закона божьего. С помощью АНП клерус укрепил положения теологических факультетов в университетах, организовал ряд специальных католических учебных заведений, частных католических пансионов, богословских семинарий, наладил выпуск специальных католических книг, газет и брошюр.

Прошло время, и результаты этой кропотливой, упорной работы сказались. Во время празднования католического дня в Вене в 1952 году по Рингу прошло шестьдесят тысяч юношей и девушек — жертв воспитательной работы клеруса.

В первые месяцы после освобождения Австрии в проповедях священников и в католической печати нередко встречались слова благодарности Советской Армии — освободительнице. Но вскоре по указанию Ватикана и реакционной верхушки австрийского клеруса пфареры в беседах с прихожанами как бы между прочим стали поговаривать о «зверствах завоевателей», сравнивать освободительную миссию Советской Армии с нашествием на Австрию турок и т. п. В то же время католическая церковь стала исподтишка выступать в защиту военных преступников и эсэсовских палачей, призывая к «человечности» и «всепрощению». Она организовала Бюро розыска военнопленных, используя его для антисоветской пропаганды и для установления своего безграничного влияния среди несчастных семей погибших и пропавших без вести. Постепенно католическая церковь начала выступать в защиту «преследуемых христианских братьев за железным занавесом». Она создала специальный фонд для оказания помощи перебежчикам из стран народной демократии.

Заслуживает интереса социальная пропаганда, проводимая клерусом среди австрийского населения. Велиречивый Иннитцер неоднократно выступал публично с проповедями, в которых на разные лады преподносил тезис об «исчезновении пролетариата». Вчерашние пролетарии, говорил он, ввиду социального прогресса стали обеспеченной категорией населения. Сегодняшний пролетариат это только те, кому не повезло в жизни, — больные, калеки, одинокие старики, сироты и т. п. (то есть «пролетариат» перестал быть классовым понятием). «Вчерашние пролетарии, — заявил кардинал Иннитцер, — должны помочь сегодняшним пролетариям освободиться от нужды».

Таким образом, все социальные проблемы решались очень просто: прихожане должны помогать «ближним», то есть, как можно больше жертвовать церкви на бедных, и при этом никакой классовой борьбы, никакой революции.

Клерус организовал среди католиков движение, названное «социальным действием» (Социале тат), объявленной целью которого является «борьба с бедностью и жилищной нуждой». Церковь умело использовала жилищный кризис и послевоенные трудности для оказания различного рода «помощи». АНП, например, учитывала соображение церкви при распределении общинных квартир, пенсий и пособий; а церковь в свою очередь мобилизовала для АНП избирателей из числа своих прихожан.

Церковь создала Фонд помощи семьям, используя который она стремится привлечь к себе бедные, многодетные семьи. Она организовала сборы средств на строительство квартир для остро нуждающихся. Позднее, окрепнув материально, клерус строил за свой счет сотни новых квартир, считая, что эти расходы впоследствие окупятся сторицей.

Для того чтобы с большим успехом действовать против австрийских коммунистов и всех симпатизирующих им, католические теологи в послевоенное время принялись усиленно изучать марксизм, стремясь найти в нем изъяны и трещины. Появились «труды», имеющие целью подорвать авторитет марксистских идей. В 1952 году, например, католическое издательство Хердерферлаг выпустило в свет книгу о диалектическом материализме объемом в шестьсот страниц. Автор книги — священник-иезуит Густав Веттер — «специалист по советским (а вернее, по антисоветским) вопросам», директор Коллегиум руссикум — заведения, часто упоминавшегося во время судебных процессов над иностранными агентами в странах народной демократии. Эта книга Веттера отличается от ей подобных подбором материалов, свидетельствующих о знакомстве автора со многими произведениями классиков марксизма-ленинизма и игнорированием самых обветшавших и глупых утверждений о Советском Союзе. Однако от того, что эта книга сделана хитрее, она не стала менее вредной. Главная идея книги Веттера заключается в том, что результаты современной науки якобы опровергают принципы диалектического материализма.

Против материализма вообще и учения Маркса, в частности, активно воюют католические учебные заведения и теологические факультеты университетов. Штаб реакционных теологов сосредоточился в Католической академии, открывшейся в Вене вскоре после окончания войны, и в учебных заведениях и клерикальных организациях Зальцбурга. Я имел возможность ежегодно знакомиться с учебными планами Венской академии и заметил, как из года в год все конкретней определялась воинственная тенденция католической церкви.

Католические проповедники имеют в городах свои определенные участки. Они приходят на квартиры, беседуют с разными людьми, стремясь приобщить их к католической вере. Так было и прежде. Новое в том, что среди них теперь имеются «специалисты», которых выпускают на ринг, когда дело приходится иметь с коммунистами и социалистами. «Спецы» не только не уклоняются от политических дискуссий, но даже охотно заводят их. Во время дискуссий все чаще выясняется, что католические проповедники знакомы с диалектическим материализмом, читали кое-что из К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина, просматривают советские газеты — короче, они выступают во всеоружии.

Клерус распространяет среди населения большое количество своей литературы, главным образом проповедей и религиозных брошюр; основная часть их раздается бесплатно. Каждое воскресенье по радио или телевидению на всю Австрию транслируется служба из собора святого Стефана или какого-либо другого «академического» храма. Радио и телевидение используются церковью для своих проповедей и бесед также и в будни. По телевидению демонстрируются фильмы на религиозные сюжеты.

Экспансивная деятельность клеруса, использующего многообразные средства и приемы обработки населения, дает свои результаты. В Австрии много католиков. Официально они составляют более девяноста процентов всего населения. Конечно, далеко не все, кто значатся католиками, действительно являются религиозными людьми. Большинство просто считает благоразумным не раздражать духовенство, которое так тесно связано с сильными мира сего. Многие, очень многие австрийцы посещают церковь лишь для того, чтобы не вызывать нареканий со стороны церковного и другого начальства[134]. Тем не менее многие австрийцы вынуждены создавать видимость религиозности: иногда ходить в церковь, крестить детей, жертвовать деньги на храм, участвовать в некоторых акциях церкви и т. д. Особенно опасно враждовать с церковью в сельских районах. Там священники опять стали чем-то вроде средневековых всевластных феодалов. Являясь одновременно духовным пастырем, политическим вожаком, судьей и жандармом, они определяют весь уклад жизни. Против тех, кто не покоряется церкви, озлобленный поп настраивает весь свой приход, не останавливаясь подчас перед применением самых подлых средств.

С католической церковью небезопасно враждовать и в городах. Используя свои кровные узы с предпринимателями, католическая церковь оказывает влияние на часть рабочих и служащих. Безбожники и смутьяны в период роста безработицы оказываются за воротами в первую очередь.

Пользуясь поддержкой лидеров АНП, клерус стал все настойчивее выдвигать вопрос о передаче компетенций государства церкви в соответствии с положениями пресловутого Конкордата, подписанного между Ватиканом и правительством Дольфуса в 1934 году.

Признавая, что ряд положений Конкордата утратил силу, клерус тем не менее настаивает, чтобы государство признало права церкви: 1) на конфессиональное оформление брака и развода (без отмены гражданского оформления); 2) на государственное содержание католических учебных заведений; 3) на возвращение церковного имущества.

Во всех этих трех пунктах церковь получила поддержку АНП. Слабая оппозиция СПА и некоторых либеральных кругов в самой АНП была сломлена угрозами последствий со стороны «недовольного Ватикана». Руководство СПА, опасаясь потерять голоса католиков, постепенно уступило по всем пунктам. Конкордат Дольфуса с некоторыми изменениями теперь практически вновь вошел в силу.

В соответствии с принятым законом клерусу была возвращена его собственность по состоянию на 13 марта 1938 года, в том числе семьдесят тысяч гектаров земли, лесов и вод, семь монастырей, двадцать девять владений пфареров, тринадцать жилых домов и пр. Закон также предоставил церкви право требовать в судебном порядке от организаций и частных лиц возвращения другого своего имущества и денежных сумм.

В 1959 году католической церкви и ее монашеским орденам принадлежала половина учебных заведений Австрии, готовящих преподавателей и воспитателей. В их ведении находились каждая четвертая средняя школа, каждый второй детский сад, каждый четвертый кинотеатр[135].

Нужно ли говорить о том, что, получив такую поддержку, церковь будет иметь теперь еще больше возможностей для повсеместного неотвратимого влияния на подрастающее молодое поколение?

Слуги Ватикана прочно засели в Министерстве просвещения. На многих университетских кафедрах оказались самые яростные клерикалы. Как поганки после дождя, опять появились реакционные студенческие корпорации. При поступлении в университет студент обязательно должен заполнить анкету, где стоит вопрос о его вероисповедании. Те, кому хватает мужества написать в анкете слово «атеист», рискуют на протяжении всех лет учебы иметь неприятности от корпорантов и от мракобесов-начальников.

Когда ребенка отдают в школу, то родители должны официально ответить, будет ли он посещать уроки закона божьего. Позднее отказаться от уроков уже нельзя, и школьник, если даже он с возрастом стал атеистом, обязан сдавать экзамен.

Ребенок, не посещающий уроков закона божьего, постоянно чувствует недоброжелательное отношение воспитателей и одноклассников. Многие неверующие родители, желая избавить своего ребенка от мучений, записывают его католиком.

Спустя полтора десятка лет после публичного заявления о своем политическом смирении, клерус откинул ненужный теперь черный капюшон и показал мерзкое, далеко не благочестивое лицо. Подобно сказочному ворожею Крысолову, он вывел на улицу для реакционных политических демонстраций многотысячное ослепленное стадо. Католическая молодежь, насчитывающая теперь около ста тысяч членов, иногда используется клерусом в акциях, направленных против дружбы с соседними странами народной демократии, против благородного освободительного движения народов, против коммунизма.

Среди массы верующих в Австрии всегда имелось достаточно людей, настроенных против реакционной политической деятельности клеруса, нередко вступающей в противоречие с основными положениями христианства. Некоторые из этих людей отходили от церкви, продолжая верить в бога, другие становились атеистами. Но прежде, в довоенное время, не было такого массового движения среди католиков за изменение позиций церкви по важнейшим вопросам современности. Однако сразу же нужно сказать, что в этом, довольно широком движении за «обновление церкви» выступают не только те, кто считает, что религия не должна заниматься политикой, помогать реакции, но и те, кто с помощью новых социальных методов рассчитывают еще успешнее использовать католицизм в интересах эксплуататоров.

В Австрии сложилось несколько групп католиков, выступающих против реакционного клеруса с разных позиций.

Группа католиков во главе с известным общественным деятелем Австрии профессором Добрецбергером активно выступает за мирное сосуществование стран с разным политическим строем. В этой группе преобладает австрийская интеллигенция, в нее входят видные юристы, философы, социологи, журналисты. Представители этой группы и сам профессор Добрецбергер участвовали в работе Московского Всемирного конгресса за мир и разоружение.

Познакомившись с некоторыми молодыми католиками из группы Добрецбергера, я не раз беседовал с ними по вопросам теологии и философии. В отличие от некоторых других политиков, например правых из СПА, эти молодые католики стоят за лояльное сотрудничество с людьми разных убеждений, в том числе и с коммунистами, в таких вопросах, как всеобщее разоружение, прекращение атомных испытаний, борьба с угрозой войны и фашизма.

Другая группа католиков, называющих себя прогрессивными католиками, выступает против диктаторских тенденций клеруса, за то, чтобы он не рассматривал католиков как политическую партию и занимался только религиозными делами. Прогрессивные католики участвуют в борьбе за мир между народами.

Довольно активно выступает оппозиционная группа молодых интеллигентов из Католического действия. Эта группа упрекает церковников в слишком тесной связи с АНП и предпринимателями, в игнорировании интересов бедняков.

Оппозиционно к клерусу относится не только молодежь. Некоторые старые католики тоже смогли понять, что церковь не может оставаться прежней.

Среди католических кругов большим авторитетом пользовался ныне покойный Фридрих Фундер, издатель самой крупной католической газеты «Ди Эстеррейхише фурхе». Уже будучи семидесятилетним стариком, он попал в гитлеровский концлагерь, где держался очень мужественно, с достоинством патриота. По ряду вопросов Фундер занимал в послевоенное десятилетие позицию весьма отличную от позиций клеруса, и его голос звучал очень веско.

Среди австрийских католиков хорошо известен главный редактор газеты «Ди Эстеррейхише фурхе» Фриц Хеере. Профессор теологии Венского университета, Фриц Хеере написал около двух десятков философских книг. В своих лекциях и докладах Хеер выступает за сосуществование между народами, за разрешение спорных международных вопросов путем переговоров, за дружеские отношения с Советским Союзом.

Эрнст Карл Винтер — один из основоположников либерального течения среди австрийских католиков — с приходом гитлеровцев в Австрию вынужден был покинуть родину и восемнадцать лет жил в Америке. Вернувшись на родину, он встретил со стороны клеруса более чем холодный прием. Видный католический теоретик, один из самых образованных в стране людей, Винтер долго не мог найти работы. Причиной была книга, посвященная проблеме христианства и цивилизации, где, между прочим, подробно описывается деятельность кровавого кардинала Зейпеля. Клерус предложил Винтеру исключить из книги раздел о Зейпеле. Винтер отказался.

Расхождение с заскорузлыми установками клеруса легко обнаружить в сочинении известного австрийского профессора теологии Марселя Рединга «Фома Аквинский и Маркс», а также в его многотомном труде «Мораль теологии».

Отражением столкновения разных течений в австрийском католическом движении была история с венским викарием Иахимом, который пытался использовать поддержку опозиционно настроенных сил для своей карьеры.

Иахим родился в 1910 году в Вене. До сих пор никому не известно, кто были его родители. Ходят слухи, что он сын Иннитцера и одной католической монахини. Во всяком случае, достоверно известно, что Иахим с детства воспитывался в женском монастыре, в котором получил начальное образование. Потом еще молодым послушником он попал в секретари к архиепископу Иннитцеру.

В 1941 году Иахим стал доктором теологии в Венском университете, а в 1949 году был назначен коадьютором Венского архиепископа Иннитцера. Как утверждают очевидцы, Иннитцер, узнав о назначении Иахима, сказал, что лучшего коадьютора он и желать не мог. Однако у маститых «князей церкви», отнюдь не лишенных светского тщеславия, назначение Иахима вызвало большое недовольство. Для них он был выскочкой.

Оппозиция высшего духовенства Иахиму выражалась настолько явно, что разрядка положения последовала только в результате довольно громкого скандала.

В соборе святого Стефана при торжественном посвящении в сан коадьютора Иахим ответил на все вопросы папского нунция, которые обычно задаются по ритуалу. Но на последний вопрос: «Считаете ли вы себя достойным высокого назначения?» Иахим ответил: «Нет!» И демонстративно покинул собор. Словно пушечный выстрел, прозвучал беспрецедентный ответ под высокими сводами Стефансдома.

В объяснение своего поступка Иахим заявил, что он чувствует себя недостойным высокого сана ввиду отношения к нему со стороны авторитетов австрийской католической церкви. Ватикану был отрезан путь к отступлению. Папа настоял, и церковным «князьям» пришлось признать назначение Иахима.

После смерти Иннитцера самолюбивый и властный папа Пий XII пошел дальше: он назначил Иахима викарием, то есть временным преемником венского архиепископа. Верхушка клеруса встретила это назначение еще более враждебно. Дело в том, что Иахим, ища поддержки для укрепления своего шаткого положения, обратился к новым оппозиционным силам в католическом движении и широко использовал среди населения методы социальной пропаганды.

Вот один из примеров в кампании Иахима, вызвавших большую тревогу и недовольство у клеруса и АНП.

АНП и СПА приняли в парламенте решение о прекращении действия упоминавшегося выше закона о квартирах, который дал домовладельцам возможность для еще более разнузданной спекуляции. Цены на квартиры стали быстро расти, хозяева начали выгонять «непокладистых» жильцов, которые не могли платить более высокую плату. Выступая на собрании Католического семейного союза, Иахим неодобрительно отозвался об этом решении парламента, заявив: что оно «поставило нуждающихся людей в совершенно отчаянное положение…»

Настал срок официального назначения венского архиепископа. Главным кандидатом, по обычаю, был венский викарий. Однако клерус мобилизовал все силы и как только мог компрометировал Иахима. Устно и письменно утверждалось, что Иахим в спекулятивных целях «разыгрывает роль народного епископа», что он «не отличается солидностью поведения» и т. п. Распространялись слухи о потере Иахимом авторитета в глазах папского нунция в Вене. В некоторых католических газетах заранее провокационно сообщалось, что папа Пий XII не сможет назначить безродного Иахима главой важнейшего архиепископства на границе с Востоком.

Люди, компетентные в вопросах католической политики, считали, что в зависимости от того, кто будет назначен венским архиепископом, можно будет судить о дальнейшей политике Ватикана по отношению к странам народной демократии. (Ватикан, по словам знатоков, стоял перед выбором: признать ли «в прошлом католические страны на Востоке для себя безвозвратно потерянными» или считать, что они еще могут быть «возвращены в лоно церкви»?)

Несмотря на поддержку оппозиции, Иахим не устоял. Архиепископом Вены стал Кениг, который, так же как и Иахим, являет собой новый тип католического деятеля, хотя совсем в ином роде.

Кениг — человек большой эрудиции, полиглот, политик и дипломат. Главное его качество, которое, как полагают, было решающим в момент выбора архиепископа, то, что он считается едва ли не крупнейшим в Австрии «специалистом по восточному вопросу». Рассказывают, что еще в 1945 году, будучи простым священником, Кениг вышел с улыбкой навстречу частям Советской Армии, чтобы на превосходном русском языке поприветствовать победителей и… «защитить интересы своей паствы». Еще лучше он сумел поладить с западными оккупационными властями. Уже тогда клерусом были замечены выдающиеся дипломатические способности Кенига.

Чтобы понять до конца, почему именно на Кенига пал выбор Ватикана, можно привести два высказывания. Одно из них принадлежит австрийскому министру просвещения Дриммелю, тесно связанному с политическими кругами Ватикана и австрийскими промышленниками. Дриммель заявил как-то, что «католицизм является единственной духовной силой Запада в борьбе против Востока». Другое заявление в развитие тезиса Дриммеля сделала французская газета «Круа». Ссылаясь на венские католические круги, «Круа» повторила такое изречение: «Все дороги ведут в Рим, но те дороги, которые ведут туда с Востока, неминуемо проходят через Вену».

Таким образом, венский архиепископат рассматривается агрессивными католическими кругами как «форпост» на границе со странами народной демократии.

Одной из первых поездок, предпринятых Кенигом, была поездка в Югославию на похороны кардинала Степинаца.

Сообщая о том, что Кениг намерен поехать в Венгрию и Польшу, «Круа» многозначительно намекала: «Архиепископу Вены придется совершить еще много таких поездок. Подготовка к Вселенскому Собору[136] и его первая сессия позволили установить новые связи со странами Востока. Причем Вена раньше Рима узнала, сколько епископов направляется на Вселенский Собор из Польши и Венгрии, из Чехословакии и Восточной Германии…»

Ватикан выдал Кенигу крупный аванс. Он первым среди австрийских архиепископов в послевоенное время получил красную шапку кардинала. Ватикан возлагает на деятельность австрийского клеруса большие надежды…

Однако раскол в католическом движении Австрии и сильная оппозиция молодых не что иное, как отражение недовольства деятельностью клеруса, лихорадочно обновляющего свои методы, но все-таки безнадежно отстающего от запросов времени.

Другие идеи — идеи материалистические, идеи социализма и коммунизма овладевают массами. И в этом гарантия больших счастливых изменений в Австрии, в Европе, во всем мире.

Идиотский вопрос или главное в австрийской экономике

— Черт знает что! — выпалил Альфред Верре, переступая порог моей служебной комнаты. Бросив засаленную, выгоревшую шляпу на ворох газет, он достал из кармана помятый платок и вытер со лба пот.

— Более идиотского вопроса нельзя себе даже представить. Хозяин кафе — я всегда выпиваю у него утром чашечку мокка — спрашивает меня сегодня: может ли Австрия жить за свой счет? Идиотский вопрос, не правда ли? Но взбесил меня не вопрос, а ответ. Подумайте: ведь мы даем не менее идиотский ответ. Мы отвечаем: «Нет». Мы делаем все для того, чтобы доказать, будто австрийской экономике обязательно нужен иностранный капитал. Вы понимаете меня?

Я понимал.

Да, Австрия безусловно может развивать свою собственную, здоровую, независимую от иностранного капитала экономику. Для этого у нее есть великолепные возможности. Не напрасно авторитетные экономисты характеризуют Австрию как «индустриально-аграрную страну с хорошо развитой промышленностью и интенсивным сельским хозяйством».

Австрия — это мощные ГЭС на могучих горных потоках, гигантские металлургические комбинаты ФЕСТ и «Донавиц», это более половины мировой добычи магнезита, это третья европейская страна по добычи нефти, это огромный ассортимент товаров легкой промышленности, находящих хороший спрос за рубежом, это, наконец, виноград и виноградные вина, которые славятся далеко за пределами Австрии. Да, Австрия не бедная и далеко не отсталая страна!

Больше половины валового национального продукта Австрии дает ее промышленность, основные отрасли которой — металлургия, машиностроение, горнодобывающая, лесобумажная, химическая, текстильная и пищевая.

В черной металлургии важное значение имеет выплавка качественных сталей. Австрия производит в год в среднем три миллиона тонн стали, свыше двух миллионов тонн чугуна и около двух миллионов тонн проката. Почти половина продукции идет на экспорт. Австрийская металлургия использует передовые методы и добилась высоких показателей как по производительности, так и по качеству продукции.

Значительное развитие получило в Австрии машиностроение. В этой отрасли преобладает производство оборудования и средств транспорта, станкостроение, электротехника[137].

Страна богата лесом, нефтью, магнезитом; из цветных металлов имеются медь, свинец, цинк и алюминий[138].

Запасы гидроэнергии оцениваются в сорок миллиардов киловатт-часов. Три четверти производимой в стране электроэнергии дают ГЭС, некоторые из которых относятся к числу первоклассных гидротехнических сооружений Европы. Хотя Австрия использует только часть своих гидроэнергетических ресурсов, она не только достаточно обеспечена электроэнергией сама, но и экспортирует ее в другие страны[139].

Высокогорные австрийские ГЭС наряду с такими предприятиями, как ФЕСТ и «Донавиц», лучше всего характеризуют высокий уровень технических достижений Австрии. Среди австрийских ГЭС особое место занимает «Капрун».

«Капрун» уникальное гидротехническое сооружение, отличное воплощение смелой инженерной мысли. При постройке этой ГЭС высоко в горах (в провинции Зальцбург) были учтены все особенности рельефа и климата. Летом, во время таяния снегов, избыточная вода перекачивается в резервные водохранилища. Зимой, когда естественный поток воды с гор сокращается, равномерно добавляется резервная вода. Она, так сказать, возвращает свой электродолг, причем делает это по первому требованию[140].

Высоким качеством и хорошим внешним оформлением славятся многие изделия австрийской легкой промышленности. Австрия вывозит за рубеж различные аппараты, приборы, счетные и пишущие машины, оптику, полиграфическое и медицинское оборудование. До сих пор славятся как предметы «венского шика» изготовленная руками австрийских умельцев изящная обувь и одежда, галантерейные товары и предметы домашнего обихода.

Одним словом, Австрия, конечно, имеет все возможности для того, чтобы развивать свою экономику без сомнительной помощи иностранного капитала. Нет никакого основания давать на идиотский вопрос еще более идиотский ответ.

Однако…

Австрийцы не сразу узнали о подписании Венского меморандума, по которому правительство брало на себя кабальные экономические обязательства перед западными державами. За согласие подписать Государственный договор они потребовали от Австрии «вернуть» англо-американским нефтяным концернам те предприятия, концессии и права, которыми они владели в Австрии перед аншлюссом. Речь шла о важнейших месторождениях нефти и крупнейших нефтеперегонных заводах, то есть весьма важных позициях в австрийской экономике.

Права англо-американских монополий, зафиксированные в Венском меморандуме, были более чем спорны. Известно, что после захвата Австрии гитлеровской Германией они получили за свое имущество солидную компенсацию. Часть предприятий сильно пострадала во время войны и была восстановлена на средства СНУ[141] и Австрийской Республики.

Венский меморандум никогда не обсуждался в австрийском парламенте. Ни одна из правящих партий Австрии не решалась взять на себя ответственность за удовлетворение грабительских требований. В тайне от народа, с опозданием почти на четыре года правительству удалось передать часть предприятий в собственность англо-американских монополий. Оставались еще некоторые крупные претензии, которые правительство никак не решалось удовлетворить, боясь скомпрометировать себя в глазах народа. И тут опять напомнило о себе глубоко засевшее жало плана Маршалла.

Чтобы принудить австрийское правительство поскорее и полностью выполнить диктат англо-американских монополий, американские власти надолго заморозили средства, остававшиеся на так называемом особом счету[142]. Это поставило Австрию в затруднительное положение, поскольку пришлось задержать или отложить ряд платежей, запланированных в бюджете.

В одном из своих выступлений по радио федеральный канцлер Ю. Рааб отметил, что неожиданная задержка средств с особого счета привела к значительному увеличению безработицы в Австрии.

Разрешение на расходование денег особого счета последовало только после того, как австрийское правительство уступило в переговорах с представителями англо-американских компаний. И опять о результатах переговоров, проходивших в Вене в конце 1959 года, стало известно только несколько месяцев спустя, когда уже были приняты конкретные меры по передаче иностранным компаниям австрийских национальных ценностей.

Требования англо-американских монополий по Венскому меморандуму были выполнены почти целиком. Концернам «Шелл» и «Сокони-Вакуум» были переданы крупнейшие в то время австрийские нефтеперегонные заводы в Лобау и единственный в Австрии нефтепровод Лобау — Цистердорф. Денационализированы и переданы тем же концернам нефтеочистительные заводы во Флоридсдорфе и Кагране.

К концернам «Шелл» и «Стандарт Ойл» перешли бензосклады, некогда принадлежавшие германской фирме «Газолин». Англо-американская фирма «РАГ» получила права на проведение изыскательских работ в Верхней Австрии. Наконец западные нефтяные концерны добились денежной компенсации в размере около четырнадцати миллионов долларов за отказ от своих «прав» на проведение буровых работ в Нижней Австрии.

Во время переговоров с представителями Австрийского нефтяного управления англо-американские нефтяные концерны добились для себя преимуществ в отношении переработки австрийской нефти на австрийской территории. Они включили в договор пункт об участии в строительстве и эксплуатации крупнейшего нефтеперегонного завода в Швехате.

В результате выполнения ультимативных требований «друзей» доля англо-американского капитала в австрийской нефтяной промышленности непомерно возросла. В конце 1959 года англо-американским компаниям уже принадлежало более шестидесяти процентов нефтесбытовой сети, более двадцати процентов нефтеперерабатывающих мощностей и шесть с половиной процентов добычи нефти в Австрии. В дальнейшем доля иностранного капитала увеличилась.

Получив в соответствии с Московским соглашением от СНУ все оборудование, весь опыт работы и подготовленные кадры специалистов, Австрийская Республика имела прекрасную возможность двинуть вперед развитие отечественной нефтяной промышленности.

Советское нефтяное управление за десять лет сделало крупные капиталовложения, восстановило старые скважины и ввело шестьсот новых. Советские специалисты нашли в Австрии новые богатые месторождения нефти. СНУ довело в 1955 году добычу нефти до 3,66 миллиона тонн, что превысило рекордный уровень 1944 года больше чем втрое.

Но чем большую долю в нефтяной промышленности Австрии захватывали западные концерны, тем сильнее сокращалась добыча нефти[143].

Дело не только в сокращающейся добыче нефти. На складах Австрийского нефтяного управления оставались без использования тысячи тонн различных бензопродуктов. А в городах и на шоссейных дорогах Австрии запестрели рекламные плакаты заправочных станций, принадлежащих иностранным фирмам «Шелл», «Бритиш Петролеум», «Мобил Ойл», «Эссо», «Арал» и др.

Иностранный капитал появился в Австрии под маской бескорыстного друга. Он предложил «помощь» в восстановлении экономики, подорванной аншлюссом. А потом у всех на виду, отбросив ненужную маску, он начал грабить — грабить жадно, беспощадно, в открытую!

Слово «либерализация» совсем исчезло из австрийской печати. А если полистать газеты этак шестилетней давности, то оно встречалось чуть ли не в каждом столбце. Как горячо доказывалось тогда, что либерализация, то есть снижение регламентирующих барьеров для иностранных капиталов и товаров, — самая лучшая гарантия процветания!

«Либерализация выгодна Австрии!», «Снижение таможенных пошлин будет осуществляться взаимно всеми вступившими в соглашение!», «Австрия не должна оставаться в экономической изоляции!»

Взаимное снижение ограничений для таких малых стран, как Австрия, и таких агрессивных стран, как Западная Германия, имело совсем разные последствия. Либерализация напоминала понижение спасительной изгороди, отделявшей стадо беспечных овец от стаи кровожадных волков. Результаты либерализации налицо: значительная часть австрийских предприятий перешла к иностранцам. Австрийские рабочие в своей собственной стране, словно где-нибудь в колонии, работают на западногерманских, английских и американских капиталистов.

На Кернтнерштрассе, на Марияхильферштрассе, на Ринге от Оперы до Шварценбергаплатца и дальше сверкают цветной неоновой рекламой иностранные фирмы. Тут орудуют влиятельные международные банки, нефтяные концерны, авиационные компании, бюро путешествий, десятки магазинов автомобилей.

Но, может быть, так только в центре Вены?

Пройдемте по переулкам и улицам, далеким от центра, спросим продавцов самых различных магазинов: чьими товарами они торгуют? Во многих случаях — не австрийскими. Больше всего западногерманской продукции.

Кому принадлежат два крупнейших венских универмага «Херцмански» и «Гернгросс» на самой большой торговой улице Вены Марияхильферштрассе? Западногерманскому концерну «Ди Херти Ферейнигте Кауфштеттен». Других таких магазинов-гигантов в Вене нет. А еще недавно оба универмага были австрийскими…

Какие автомашины больше всего распространены в Австрии? Западногерманские. Каждый третий автомобиль западногерманского производства. Чье оборудование поставляется для большинства новых австрийских предприятий? Западногерманское.

Наводнение магазинов иностранными товарами приводит к банкротству тысячи мелких и средних австрийских предприятий. Многие австрийские заводы, выпускающие готовую продукцию, давно уже работают не на полную мощность. Неполная загрузка предприятий — одна из самых серьезных причин хронической безработицы.

Государство и австрийские предприниматели затрачивают большие средства на рекламу отечественных товаров. Организуемые «австрийские недели» проводятся под лозунгами: «Покупайте австрийские товары!», «Будьте патриотами!», «Подумайте о будущем своих детей!»

Но страстные речи, проникновенные проповеди, отчаянные призывы радио и газет остаются гласом вопиющего в пустыне. Слишком поздно. Посев политики либерализации уже дал свои зловещие всходы. Нерегламентированные товары, которые крупные иностранные фирмы могут продавать дешевле австрийских, стали язвой для экономики Австрии.

Нет, слово «либерализация» теперь вышло из моды! Его стараются совсем не упоминать. Зато вместо этого слова в каждом газетном столбце можно увидеть три роковые буквы «EWG» — «общий рынок»[144].

«EWG», — опять заливаются буржуазные газеты, — это действительно выгодно!», «EWG» — гарантия процветания!», «Общий рынок» — спасение Австрии!», «Условия вступления в «общий рынок» для всех партнеров одинаковы!», «Австрия не должна оставаться в экономической изоляции!», «Австрия нежизнеспособна без «EWG»!

В 1958 году между Австрией и Западной Германией было подписано соглашение по имущественным вопросам. Как заявил тогдашний министр иностранных дел ФРГ фон Брентано, Австрия по этому соглашению должна была «возвратить» западногерманским промышленникам различного крупного имущества на общую сумму в три миллиарда шиллингов.

Если принять во внимание огромный ущерб, нанесенный австрийскому народу во время гитлеровской оккупации, то такая «щедрость» со стороны Австрии покажется более чем странной. Достаточно вспомнить, что фашисты присвоили себе весь золотой запас австрийского государства, прибрали к своим рукам его экономику и в течение семи лет нещадно грабили австрийский народ. Поэтому необычайную «щедрость», проявленную ограбленным к грабителю, можно объяснить только возросшим экономическим давлением на Австрию со стороны западногерманских монополий.

По подсчетам некоторых экономистов, теперь три четверти всех иностранных вложений в Австрии принадлежит Западной Германии. Примерно одна четверть австрийской промышленности находится в руках западногерманских концернов и банков[145], скупающих в Австрии крупные пакеты акций. Западногерманский капитал уже проник на ключевые позиции австрийской экономики— в электропромышленность, в машиностроение, в химическую промышленность. С помощью всякого рода соглашений о «техническом сотрудничестве» и мероприятий австрийской буржуазии по реприватизации западногерманские картели проникают даже в национализированный сектор Австрии.

Доля Западной Германии, США, Франции, Италии и Швейцарии в общем импорте Австрии составляет, примерно, три четверти, а в экспорте три пятых. И здесь тоже первое место среди торговых партнеров Австрии прочно занимает Западная Германия[146]. Ее удельный вес и австрийском товарообороте возрос по сравнению с допоенным временем более чем в два раза. Торговля с ФРГ каждый год приносит Австрии огромный дефицит[147], ведущий к задолженности Австрии и усилению ее зависимости от ФРГ.

Западные немцы покупают в Австрии землю, строят заводы, фабрики, магазины, виллы и гостиницы. Им удалось захватить лучшие участки в замечательных курортных местах — на берегах озер в Зальцкаммергуте и в Каринтии и даже в священном для сердца австрийца Венском Лесу. Австрийская буржуазная печать и та была вынуждена заметить, что «австрийцы рискуют оказаться на положении эмигрантов в собственной стране».

— Ведь находятся же такие! — не унимался Альфред Верре, — Они утверждают, что проникновение иностранного капитала в наше хозяйство не только не наносит нам никакого ущерба, но, напротив, даже выгодно. Выгодно! Понимаете? Выгодно! Иностранный капитал, видите ли, «помогает нам быстро встать на ноги»!

В конце 1959 года государственный долг Австрии составлял более двадцати миллиардов шиллингов. Только платежи по долгам в этом же году вырвали из бюджета один миллиард пятьсот миллионов шиллингов[148].

За прошедшие годы долги Австрии увеличились, сумма выплат по задолженности вместе с процентами возросла и давит тяжелым бременем на бюджет. Буржуазное государство по обыкновению перекладывает всю тяжесть на плечи трудящихся. Неудержимо растут налоги, цены на продовольствие и предметы первой необходимости, сокращается реальная заработная плата, падает покупательная способность шиллинга.

Общие перспективы австрийской экономики туманны и не сулят ничего доброго. Государственные деятели Австрии прямо говорят о спаде, о снижении темпов развития, о вынужденном сокращении производства.

И вот в такой обстановке как панацею от всех экономических бед Австрии навязывают… вступление в «общий рынок»! В тот самый «общий рынок», где первую скрипку играет уже и без того сосущая австрийские соки Западная Германия. Навязывают, не взирая на Государственный договор, запрещающий альянс Австрии с германским империализмом, в какой бы то ни было форме.

Самым ярым поборником «общего рынка» выступает, конечно, партия нового аншлюсса. Всеми правдами и неправдами лидеры АПС доказывают, что без «общего рынка» Австрия обязательно пропадет. (Так же, как их предшественники, твердили о «нежизнеспособности» Австрии без гитлеровской Германии!)

Правое крыло АНП также за «общий рынок». Оно отстаивает интересы тех промышленников, которые ради барыша готовы продать природные ресурсы Австрии, а заодно и ее независимость. Позицию этих промышленных кругов наилучшим образом определил «МММ»-младший. Находясь в конце 1960 года в США, он радушно предложил американским воротилам делать вклады капитала в австрийскую экономику. «МММ» обещал большие выгоды и надежность, поскольку налоги на иностранный капитал в Австрии низкие, рабочим платят мало, а забастовки благодаря усилиям правых лидеров СПА в последнее время случались редко.

Лидеры СПА первоначально высказались против вступления Австрии в «общий рынок». Но, как это часто с ними случается, постепенно уступали, меняли свои формулировки и в конце концов сказали «общему рынку» свое «да».

Несмотря на предостерегающие голоса целого ряда политических и общественных деятелей Австрии — представителей разных кругов и разных партий, — федеральное правительство 28 июня 1962 года официально обратилось к администрации «общего рынка» с просьбой рассмотреть вопрос о возможности ассоциации Австрии с этой организацией. Правящие круги закрыли глаза на очевидную угрозу холодного аншлюсса. Они пренебрегли волей народа, не посчитались с гарантирующими независимость Австрии положениями Государственного договора[149], возродившего Австрийскую Республику как полноправное и жизнеспособное государство.

«Путь Австрии и социализму»

Летом 1944 года в конце боя за какую-то белорус скую деревню я встретил первого в своей жизни австрийского коммуниста. Он стоял около изрешеченной пулями штабной машины, брошенной впопыхах на опушке леса. Стоял, прислонившись плечом к борту, и курил. Прошло не больше трех минут, как прозвучал последний выстрел, неподалеку лежали убитые в перестрелке, я еще успел увидеть, как скрылся в лесу последний штабной офицер. А он курил.

Шагов за семь я крикнул ему привычное «Hände hoch!»[150] Он не спеша бросил папиросу и спокойно поднял руки. Глаза наши встретились. Во взгляде солдата не было ни страха, ни враждебности. В них был вопрос— такой понятный каждому, кто сам хоть раз бывал у смертной черты.

Я отвел дуло автомата немного в сторону и спросил по-немецки:

— Штабная машина?

— Штаба полка. Там убитый майор.

— Документы, карты есть?

— Все цело, только облито бензином. Поджечь майор не успел.

Я заглянул в машину. У самого входа ничком лежал немецкий офицер с разбитой головой. Рядом валялась заводная рукоятка.

— У меня не было другого оружия, — сказал шофер.

— Почему?

— Я австриец. Не доверяли. Но они не знали, что я еще к тому же и коммунист.

У шофера нервно задергались губы.

— Что с вами?

— Больше трех лет я не произносил этого слова…

— Машина в порядке? Поехали. Я покажу, куда.

Мы сели в кабину с разных сторон и при этом коснулись друг друга плечом.

— Schulter an Schulter,[151] — смущенно улыбнулся он и уверенно нажал стартер.

…Работая в Австрии, я несколько раз вспоминал про Ханса, думал, что было бы хорошо с ним встретиться, посмотреть на него в мирной жизни. Но мне не повезло: случайно я его за шесть лет не встретил, а разыскать не смог: кроме имени, тогда, летом сорок четвертого, по дороге в наш штаб я ничего другого спросить не догадался.

Зато я встретился в Австрии с братьями Ханса — братьями по партии. Некоторые из них также прошли фронт и плен, другие вернулись после окончания войны из концлагерей, а были и такие, что помогали нашей армии, сражаясь против фашистов в партизанских отрядах. По рассказам этих людей — настоящих патриотов, скромных мужественных героев — когда-нибудь напишут одну из самых волнующих страниц истории Австрии.

В те дни, когда лидер австрийской социал-демократии Карл Реннер публично одобрил референдум по вопросу об аншлюссе[152], а архиепископ Иннитцер готовил флаги, чтобы вывесить их на своем дворце по случаю поглощения Австрии рейхом, Коммунистическая партия Австрии выступила с призывом к народу, поднимая его на борьбу за свободу отечества. Буквально в первые дни после аншлюсса Компартия стала распространять среди населения брошюру «Борьба за освобождение Австрии от чужеземного господства». «Коммунисты, — подчеркивалось в ней, — сознают свою ответственность за судьбу страны и народа и будут бороться до конца». В мартовском номере нелегальной газеты коммунистов «Роте фане» за 1938 год было опубликовано обращение к австрийскому народу. В нем говорилось: «11 марта — начало освободительной борьбы австрийского народа, которая закончится свержением гитлеровской диктатуры. Над австрийским народом совершено насилие, но его вера и стойкость не сломлены. Борьба продолжается». Это была программа начавшегося движения сопротивления, ставшего суровым многолетним испытанием зрелости и крепости партии.

Находясь в глубоком подполье, рискуя каждую минуту свободой и самой жизнью, коммунисты Австрии вели борьбу с фашизмом. В Вене, Линце, Граце и других городах страны, известных боевыми рабочими традициями, нелегально продолжали действовать коммунистические группы. В условиях террора и гестаповской слежки было очень трудно осуществлять централизованное руководство. Аресты, допросы, пытки, засылка провокаторов — все использовало гестапо, чтобы обезглавить Компартию. Но вместо погибших руководителей быстро мужали и вставали к рулю партии новые отважные командиры. В 1941 году казненных старших товарищей сменил бывший вожак коммунистического молодежного союза Лео Габлер. Схваченный гестаповцами, Хайни — это была его партийная кличка — выдержал шестнадцать месяцев пытки и не выдал ни одного товарища. Сменивший его на посту руководителя подполья Герман Келер (Конрад) был замучен в той же камере пыток в Морцинплатце[153]. Тринадцать членов ЦК Компартии погибли в застенках гестапо, пять тысяч активных коммунистов были брошены в концлагеря и тюрьмы, но партия жила и боролась, она ни на один день не оставалась без руководства.

В сложнейших условиях австрийского подполья, в годы вынужденной эмиграции многих активных коммунистов в разные страны работу Компартии координировал и направлял Иоганн Коплениг, который по решению ЦК КПА выехал сначала в Прагу, потом в Париж и затем в Москву. Поддерживая связь с партией через связных, товарищ Коплениг помогал коммунистам ориентироваться в запутанной политической обстановке, давал конкретные указания, основанные на интернациональном опыте борьбы, руководил нелегальной прессой, ставил задачи пропагандистам партии.

Пропагандисты Компартии вели опаснейшую работу даже в самой гитлеровской армии. Многие при этом поплатились жизнью. Партия не забудет Оскара Гросмана, Густава Курца и других армейских «комиссаров». Австрийские коммунисты сражались в партизанских отрядах Франции, Бельгии, Италии и Югославии и погибали с оружием в руках. Имена австрийских коммунистов можно увидеть на могильных плитах кладбища Иври под Парижем, где похоронены герои французского Сопротивления.

В самую черную, кровавую пору аншлюсса в ряды Компартии вступило около четырнадцати тысяч новых отборных бойцов. Так случилось потому, что для настоящего патриота, готового драться и рисковать головой, был только один путь — в Коммунистическую партию. Она была единственной в стране партией, по-настоящему боровшейся за свободу родины.

Уже рассказывалось о том, как во время аншлюсса в Компартию вступали католики. Но еще больше, конечно, было среди новых коммунистов недавних социал-демократов, убедившихся в несостоятельности своего правого руководства. Социал-демократ Фердинанд Штрассер, вице-бургомистр рабочего города Санкт-Пельтена, вошел в состав ЦК Компартии. Умирая под пытками, он крикнул своим палачам: «Я умираю за свободу, и над моей могилой австрийцы встанут плечом к плечу!»

В эти годы в рядах коммунистов оказались люди, которые прежде могли показаться совсем неожиданными пришельцами.

На первомайской демонстрации 1960 года меня познакомили с симпатичной, очень хрупкой на вид, женщиной в очках. Мне сказали, что она работает по заданию партии с рабочей молодежью. Поговорив немного, как это часто бывает при первом знакомстве, мы разошлись каждый по своим делам. Потом человек, знакомивший меня с этой женщиной — Ирмой Р., — рассказал ее историю.

Ирма была дочерью известного в Австрии богача и аристократа. Во время аншлюсса ее отец и братья стали активными пособниками фашистов и в силу этого приближенными гитлеровского наместника в Остмарке[154]. Видя зверства и подлость фашистов, Ирма поняла, какую гнусную, предательскую роль играют ее близкие по отношению к своему народу, своей родине. Она порвала с семьей и нашла дорогу к антифашистам. Вскоре ее арестовали и отправили в концлагерь. Узнав об этом, в концлагерь прибыл отец, очень любивший единственную дочь. Одного его слова было бы достаточно, чтобы Ирму отпустили. Старый аристократ, приехавший на шикарной машине, захватил красивое платье, туфли, манто. Он рассчитывал увезти дочь в один из своих фамильных замков, окружить прежней роскошью, вернуть в семью. Но Ирма, ни минуты не колеблясь, отказалась покинуть лагерь. Она осталась с теми, кто каждый день умирал от голода, падал от непосильного труда, получая за это пулю в затылок, задыхался в душегубках и горел в адских печах.

Среди немногих счастливцев Ирма дождалась конца войны. Ее вынесли из концлагеря на руках. Остриженная наголо, истощенная до крайности, она казалась десятилетней девочкой.

В больнице Ирма узнала, что ее отец и братья привлекаются к суду вместе с прочими коллаборационистами. Потом вместе с другими патриотами возмущалась, когда оккупационные власти западных держав вынесли пособникам Гитлера нелепый, почти оправдательный приговор.

Прошло несколько лет. Во время стычки бастовавшей заводской молодежи с полицией схватили нескольких «подстрекателей». Допрашивал арестованных один из братьев Ирмы, ставший жандармским офицером. Он сразу узнал сестру, хотя в ее документах стояла другая фамилия — она вышла замуж. На этот раз не было попытки смягчить участь арестованной «из-за родственных чувств». С обеих сторон осталось одно чувство — классовая ненависть.

— Что ж, все правильно, — с усмешкой сказала Ирма брату, когда ее вели в тюрьму. — И все-таки последний суд будет над вами. Справедливого приговора истории вам не избежать.

Московская декларация, подписанная в октябре 1943 года, в которой говорилось о том, что австрийский народ должен сделать вклад в освобождение своей страны от фашистской оккупации, была воспринята как сигнал к повсеместной активизации движения Сопротивления. Центральный Комитет и лично Иоганн Коплениг начали большую работу по организации боевого фронта борьбы за освобождение от фашизма в Австрии. Боевые группы организовывались в Вене и в Граце. Во главе их стояли опытные коммунисты. Партизаны-антифашисты появились в районе Леобена и Зальцкаммергута.

В июле 1944 года тайно собрались руководители нелегальных коммунистических групп и центров. Они разработали план объединения распыленных сил. Крупные боевые отряды стали действовать в горах Штирии и Каринтии. О масштабах их действий можно судить по тому факту, что против партизанских групп было брошено эсэсовское соединение, насчитывавшее десять тысяч солдат. В боях с эсэсовскими отрядами смертью храбрых погибли многие патриоты, среди них сражавшиеся еще на баррикадах Испании Карл Заттлер и Лео Зигельман. На границе с Югославией действовал батальон Освобождения, созданный Францем Хоннером, Фридлем Фюрнбергом и Вилли Франком — ближайшими соратниками Иоганна Копленига. Это был самый организованный и боевой отряд Компартии.

В партизанских отрядах, действовавших в Австрии, сражались иностранные рабочие, угнанные фашистами в рабство и бежавшие из плена воины. Среди последних преобладали русские. В этих интернациональных отрядах был высокий наступательный дух, настоящее коммунистическое товарищество.

Когда в апреле 1945 года начались бои за освобождение Вены, австрийские антифашисты всемерно помогали советским бойцам ориентироваться в незнакомом городе, обезвреживать мины, вылавливать эсэсовских вервольфов[155].

Вена еще была объята пожаром, когда в нее вернулся Иоганн Коплениг. В доме с разбитыми окнами, за который совсем недавно шел кровопролитный бой, он встретился с уцелевшими товарищами героического коммунистического подполья. О первых минутах этой счастливой и трагической встречи когда-нибудь еще будет рассказано…

Начался новый этап истории страны.

Прошли первые послевоенные парламентские выборы в Австрии, о которых уже было рассказано. Отказавшись от сотрудничества с Компартией, правые лидеры СПА уступили ряд министерских портфелей буржуазной партии. 21 декабря 1945 года впервые собрался возрожденный австрийский парламент и выбрал федеральным канцлером представителя АНП Леопольда Фигля.

Однако положение в стране все еще характеризовалось большими возможностями коренных преобразований. Освобожденный народ страстно хотел подлинной демократии, равенства, быстрого экономического восстановления. Поэтому даже Леопольд Фигль в своей речи о программе вновь созданного правительства не мог избежать слова «революция». «Завтрашняя Австрия, — воскликнул он, — станет новой, революционной Австрией…» Еще более выспренно выражались вожди СПА, которые и прежде отличались пристрастием к ультрареволюционным фразам.

Но за всеми этими иллюзорными фразами, заявлениями и обещаниями были вполне конкретные дела, совсем не соответствовавшие ни понятию «революция», ни воле многострадального австрийского народа. Только у Коммунистической партии революционное слово не расходилось с делом. И именно поэтому все последующие годы Компартия Австрии находилась в постоянной оппозиции, вела непримиримую, разоблачительную кампанию против коалиционных партий.

В апреле 1946 года XIII съезд КПА вскрыл неприглядную картину деятельности АНП и СПА, выступивших не только реставраторами буржуазного строя, но и комбинаторами, опасно связывавшими судьбу страны с агрессивными планами западных оккупационных держав. Компартия требовала решительной ликвидации фашистского наследия, полной демократизации политической жизни, проведения мероприятий, способных улучшить жизнь народа.

КПА решительно выступила против плана Маршалла и политики либерализации, заранее предвидя, к каким результатам для австрийской экономики это приведет. А потом вела широкую разъяснительную работу в массах, убедительно, на конкретных примерах показывая, кому нужна и выгодна «европейская интеграция». «Фольксштимме» неукоснительно публиковала факты о переходе австрийского имущества в руки иностранного капитала, без устали предостерегала от экономического аншлюсса.

Австрийские коммунисты мобилизовали рабочих на защиту национализированных предприятий, которым из-за уступчивости лидеров СПА угрожала реприватизация. Они разоблачали каждый очередной закулисный сговор лидеров АНП и СПА в пользу частного капитала за счет интересов народа.

Коммунисты, избранные народом в парламент, ландтаги и общинные советы, всегда вели и продолжают вести упорную, последовательную борьбу за коренные интересы трудящихся. Им принадлежит главный вклад в то лучшее, что, несмотря на сопротивление буржуазии, было сделано австрийским государством в послевоенный период. Коммунисты были самой активной силой, когда решался вопрос об улучшении социального законодательства, когда принимался закон о национализации банков, промышленности и транспорта.

Упорную многолетнюю борьбу ведет Компартия против вступления Австрии в «общий рынок». Используя все свои пропагандистские средства, КПА разъясняла австрийскому народу опасность односторонней экономической ориентации на блок, в котором верховодит западногерманский капитал. Напоминая горькие уроки прошлого — гитлеровский аншлюсе начинался с экономической экспансии в Австрию, — коммунисты в беседах с рабочими и в своей партийной печати со всей серьезностью предостерегают от последствий, угрожающих суверенитету и независимости страны.

На парламентских выборах в ноябре 1962 года буржуазной партии АНП удалось потеснить своего не в меру лояльного партнера по коалиции[156]. Воспользовавшись этим, реакция сделала резкий крен и хотела повести форсированное наступление на жизненный уровень народа, на национализированные предприятия, хотела одним прыжком вскочить в «общий рынок».

Правому крылу АНП удалось не только захватить пост канцлера и новые министерские портфели, но и передать функцию официальных отношений с «общим рынком» из министерства иностранных дел, доставшегося СПА, своему министру торговли Ф. Боку.

В этих условиях очень важное значение приобретал исход президентских выборов в мае 1963 года.

На пост президента от АНП был выдвинут бывший канцлер и председатель этой партии Юлиус Рааб, с именем которого в сознании многих австрийцев связывается период подписания Государственного договора. Если бы буржуазии удалось, кроме поста федерального канцлера, захватить президентское кресло, то ей, несомненно, было бы гораздо легче претворить в жизнь свои наступательные планы.

В сложившейся обстановке ЦК КПА принял решение не выставлять кандидата в президенты и призвать своих избирателей отдать голоса кандидату СПА доктору Адольфу Шерфу. Это решило исход выборов. С небольшим перевесом победил на президентских выборах Адольф Шерф. Наступление реакции было ослаблено.

Этот очевидный для каждого успех единства убедил очень многих австрийцев в полезности сотрудничества СПА и КПА. Рабочие-социалисты говорили: «Если бы мы всегда держались вместе, то нашим лидерам не пришлось бы пятиться все восемнадцать послевоенных лет».

Вскоре после президентских выборов в Австрии произошло еще одно событие, которое показало силу сплоченных демократических сил.

Верховный суд Австрии вынес решение о возможности возвращения в страну Отто Габсбурга. Это было нарушением закона 1919 года об изгнании династии Габсбургов и нарушением одной из статей Государственного договора, запрещающей возвращение в Австрию представителей этой династии.

Коммунистическая партия Австрии повела широкую разъяснительную работу в массах. Она рассказала об опасных планах реакции, рассчитывающей с помощью политической гальванизации трупа наследника реализовать старый коварный заговор против соседних стран народной демократии, входивших некогда в лоскутную империю Габсбургов. Возвращение давно забытого историей заплесневелого «принца» могло быть также использовано для объединения разного сброда в самой Австрии.

Мощная волна народного протеста заставила лидеров СПА занять по вопросу о возвращении Габсбурга довольно твердую позицию. В результате столкновения по этому вопросу в парламенте впервые серьезно встал вопрос о расколе коалиции. Не поддавшись на этот раз шантажу со стороны буржуазии, СПА одержала победу. Отто Габсбург был объявлен персоной нон грата[157] и остался на попечении своих друзей за пределами страны.

Таким образом, крупная политическая победа была снова одержана во многом благодаря ясной и твердой линии Компартии, за которой пошла большая часть народа Австрии.

Как ни тяжело приходится коммунистам, против которых единым фронтом выступают остальные партии и церковь, все же их мужественный голос слышен народу, и при поддержке народных масс Компартии не раз удавалось проводить в жизнь свои проекты и предложения. В сознании трудового народа Австрии неуклонно крепнет убеждение, что коммунисты — его самые лучшие и надежные защитники.

Но австрийские коммунисты борются не только за повседневные интересы трудящихся. Они дают своему народу широкую, светлую перспективу.

В программных тезисах КПА «Путь Австрии к социализму», принятых в 1958 году, подчеркивается, что капиталистическая система вступила в противоречие с интересами большинства человеческого общества. Эксплуататорская сущность капитализма не изменилась, меняются только формы управления. Теории «государства социальной справедливости», «народного капитализма» и прочие — это всего лишь попытки приукрасить и подольше сохранить капиталистические порядки. Противоречия между капиталом и трудом непримиримы.

В одном из тезисов программы КПА говорится: «Историческое развитие последних десятилетий со всей ясностью показало, каким путем можно прийти к социализму. Реформистский путь не привел к социализму ни в одной стране мира. Революционный марксистско-ленинский путь, напротив, уже привел к свержению господства капитала на одной трети планеты»[158].

Для Австрии, как и для других стран, есть общие обязательные предпосылки построения социализма: лишение власти буржуазии, союз рабочего класса с крестьянством, национализация всей крупной индустрии, банков, транспорта, торговли и учреждений социального обеспечения, плановое хозяйство. Однако необходимо учитывать и конкретные, присущие самой Австрии, предпосылки. В Австрии сложились благоприятные экономические и политические условия, облегчающие переход к социализму. К ним относятся: национализация промышленности и банков, некоторые достижения в области социального законодательства, соседство миролюбивых стран, строящих социализм.

«Победы социалистической системы в мирном соревновании между капитализмом и социализмом, — подчеркивается в тезисах, — облегчают Австрии путь к социализму».

Особые условия, сложившиеся в стране, предоставляют возможность продвижения к социализму мирным путем, но для этого прежде всего необходимо единство рабочего класса Австрии.

Каждый год летом в воскресный день в народном парке Пратер проходит праздник газеты австрийских коммунистов «Фольксштимме». На традиционный праздник приходят десятки тысяч людей, простых честных венцев, порой кажется, что здесь собралась вся «остальная» Вена.

Рабочие, служащие, домохозяйки с детьми еще с утра направляются в зеленый Пратер, превращенный в веселый, празднично разукрашенный городок эстрадных выступлений, аттракционов, игр, выставок. На временных подмостках сменяют друг друга артисты, спортсмены, танцоры, музыканты — выступают не ради денег, а для души, для своей родной газеты. На лугах нескончаемые вереницы народных игр и танцев, раздается громовый хохот у аттракционов, в аллеях то и дело громко и душевно приветствуют друг друга родственники и товарищи, назначившие встречу где-нибудь у палаток с национальными закусками, или под столетними пратерскими дубами, где стоят большие бочки с холодным пенистым пивом.

Традиционные пратерские игры и аттракционы в этот день приобретают совсем другое содержание. Тряпичным мячом нужно сбить цилиндр с головы американского нефтяного короля, запустившего руку в австрийский карман, или угодить в ненасытное хайло «МММ».

В другом тире мишенью служит свора человекоподобных псов — соглашателей из правого руководства СПА. А в третьем — выставлена семейка «уродцев» — фабрикант, помещик, домовладелец.

Больше всего народа собирается на огромной поляне, когда проходит торжественная часть. С трибуны выступает главный редактор «Фольксштимме» Эрвин Шарф. Его умный, содержательный доклад о деятельности газеты всегда слушают с огромным вниманием. Это что-то вроде отчета редакции газеты перед читателями, перед трудовым народом. Эрвина Шарфа сменяют посланцы братских газет, горячо приветствующих именинницу — «Фольксштимме». Неизменно на этих празднествах бывает и представитель нашей «Правды».

На трибуне, в толпе гуляющих, за простыми деревянными столами, где идет веселая беседа за кружкой пива, среди смеющихся зрителей на скамейках перед подмостками — повсюду можно видеть известных всей Австрии руководителей Компартии.

Окруженный молодыми рабочими-нефтяниками, стоит высокий широкоплечий Иоганн Коплениг. Склонив свою седую лобастую голову, Коп, как его ласково называют рабочие, внимательно слушает рассказ небольшого веснушчатого паренька. Возразив что-то пареньку, Коплениг по-отцовски треплет его за плечо своей тяжелой жилистой рукой. Ему понятен и язык, и думы паренька из Флорисдорфа. Он сам был рабочим до того, как стал профессиональным революционером.

Иоганн Коплениг родился в лачуге бедного лесоруба, что и поныне стоит неподалеку от небольшого каринтийского селения Ядерсдорф. Подростком он пас коров, был в учении у сапожника, потом работал в городке Штейнфельде. Начав свой путь революционера с пропаганды среди рабочих, молодой Гансль, как звали его тогда товарищи, был вынужден часто менять города, потому что с репутацией «подстрекателя» нелегко было найти работу. Накануне первой мировой войны Коплениг создал Союз молодых рабочих в Каринтии. Его избрали делегатом на конгресс социал-демократической молодежи, который должен был состояться в Вене, но тут разразилась война. Попав после ранения в плен, Иоганн Коплениг стал вначале свидетелем, а затем и участником великой революции в России. Как руководитель созданного среди военнопленных Австро-Венгерского совета рабочих и солдат, он сотрудничал с большевиками, с представителями новой советской власти. Для Иоганна Копленига начался новый этап в жизни— он стал ленинцем, подал заявление в РКП (б).

Вернувшись в 1920 году в Австрию, Иоганн Коплениг встретился со своими старыми товарищами по социал-демократической партии и заявил им: «Я вернулся коммунистом. Нам нужно идти тем же путем, каким пошли русские товарищи».

Начался этап упорнейшей борьбы за укрепление молодой партии коммунистов, которой пришлось преодолевать сильное влияние «австромарксизма» и всякого рода фракционных заблуждений. Верность марксизму-ленинизму, принципиальность, стойкость, большие знания, практический опыт и замечательные организаторские способности поставили Иоганна Копленига во главе партии. С тех пор, в течение сорока лет, вместе с другими товарищами из Центрального Комитета он руководит Коммунистической партией Австрии.

После кровавой расправы реакции над венскими рабочими в 1927 году Иоганн Коплениг был арестован. На суде он выступил с обличительной речью, которую австрийские коммунисты считают исторической. После баррикадных боев 1934 года Коплениг снова за тюремной решеткой. Вырвавшись из когтей жандармов и уехав по решению ЦК в Прагу, он подводит итог вооруженного выступления. Рухнула стена, пишет И. Коплениг, отделявшая социалистов от коммунистов. «Наиболее передовые слои социал-демократических рабочих и шуцбундовцев вступают в настоящее время в партию».

Слова товарища Копленига подтверждает сама жизнь. В течение нескольких недель Компартия приняла в свои ряды лучших сынов рабочего класса, в их числе видных деятелей социал-демократии. Коммунистическая партия Австрии с честью выдержала боевое крещение и впервые после своего рождения, несмотря на трудности нелегального существования[159], стала массовой партией.

На празднике «Фольксштимме» Иоганн Коплениг встречается со своими старыми товарищами по партии, которые создавали ее вместе с ним, прошли все суровые испытания классовых боев, войны и подполья.

Вот Коп подходит к веселой компании шахтеров, широко рассевшихся за деревянными столами под густыми пратерскими каштанами. Среди них на почетном месте сидит седой и румяный Франц Хоннер — член политбюро ЦК.

Франц Хоннер сам вышел из семьи горняков и удивительно ли, что в течение ряда лет он был депутатом парламента от шахтерского района. Здесь его хорошо знают, он пользуется у этих широкоплечих грубоватых людей большим уважением и трогательной любовью. Они знают, что Хоннер активно участвовал в февральских боях 1934 года, воевал с фашистами в Испании, командовал партизанским отрядом, сформированным в Югославии, освобождал свою родину от гитлеровцев, Товарищи по партии сердечно называют его «unser Ноnner»[160].

Небольшого роста человек в очках добродушно посмеивается, слушая рассказ веселого чехословацкого гостя, представителя газеты «Руде право». В этот момент трудно представить, что он тот самый Фридль Фюрнберг — пламенный оратор и острый публицист, которого так боятся враги партии[161].

Старые коммунисты — современники Фюрнберга помнят, каким замечательным вожаком молодежи был их Фридль. Как он умел организовать настоящее дело в самых тяжелейших условиях. И другое помнят: убедительные, точные слова радиопропагандиста Фридля, обращенные к австрийским и немецким солдатам, ввергнутым Гитлером в несправедливую, кровавую войну против народов Европы.

А вот под руку с женой, с двумя сыновьями идет председатель венской организации КПА Иозеф Лаушер. Оба они — муж и жена — бесстрашно и умело боролись против фашизма, были брошены в концентрационные лагеря, где много лет находились постоянно под угрозой смерти.

— Пепи! Зайди к нам! — Это окликает Лаушера один из молодых активистов, которому поручили дежурить на выставке советской книги.

— А, привет, Карли! Сейчас зайдем, — Лаушер и его жена на минуту останавливаются около стенда с меткой карикатурой на австрийского министра-социалиста.

— Здорово! В точку! — смеются крепкие, белозубые Лаушеры — отец, мать и дети.

Организаторы грандиозного праздника идут, как будущие хозяева всей веселой Вены, всей прекрасной Австрии, которая — в этот день это ясно каждому — когда-нибудь обязательно станет социалистической!

Целый день в Пратере продолжается большое народное гулянье. В полночь, по заведенному обычаю, праздник завершается гигантским разноцветным фейервер ком. Он виден всей Вене.

Нет, ни у одной другой газеты Австрии нет такого массового, подлинно народного праздника, как у «Фольксштимме»! Нет и, конечно, не может быть!