В зоне поражения

Вечерний дозор

«Никто, наверное, не подсчитывал, сколько людей с нетерпением ждет вечера: одни, чтобы посмотреть телевизор, другие — пойти в театр или в гости, а шпана всякая, чтобы заняться своими темными делишками…» — размышлял Андрей Кардашов, шагая рядом с командиром отряда Юрием Немытиковым.

Каждый вечер они вдвоем ходят по городу, надеясь натолкнуться на Сашку Суворова. Лейтенанту Турейкину об этих походах ничего не известно.

У обоих, и у Кардашова, и у Немытикова, были свои причины так упорно искать Суворова. Андрей считает, что он в первую очередь виноват перед Сашкой: какой же он — Кардашов — юдеемовец, если не пришел на помощь человеку, на которого напали среди бела дня, в классе!

А Юрий Немытиков еще хорошо помнил прошлогоднюю зиму, когда сам ночевал в теплушках у сердобольных сторожей, на чердаках, в котельных.

Оба не могут спокойно жить, раз Сашка еще не найден…

— А вдруг он совсем пропал? — Андрей постоянно впадает в уныние.

— Найдется! — успокаивает его Юра. — Знаешь, как бывает…

— Юрка, смотри! — неожиданно толкает Андрей под бок командира.

— Да вижу…

Около ярко освещенной витрины гастронома какие-то два мазурика пристали к мальчишке с авоськой, из которой торчат бутылка молока и пакет с макаронами. Мазурики зеленые еще, наверное, остановили мальчишку у витрины, на свету, не дождались даже, когда в тень уйдет.

— Нету у меня денег. — Мальчишка с авоськой шагнул в сторону, чтобы обойти их.

Но один из них встал перед мальчишкой, загораживая дорогу:

— А вот это видел? — И вытащил из кармана металлический тросик с закрученной на конце гайкой.

— Сказал, нету! — Мальчишка свободной рукой оттолкнул этого, с тросиком.

Тот замахнулся и… Юрий перехватил руку с занесенным тросиком, Андрей схватил второго вымогателя.

Вообще-то, когда силы равные или превышают, юдеемовцам связываться не рекомендуется, должны немедленно позвонить в отдел, вызвать дружинников… Но разве могли они оставить без помощи мальчишку?

А он удивленно смотрел, как его врагов держат за руки. Все-таки испугался и не надеялся на такое легкое избавление.

Юрий улыбнулся ему:

— Ты, парень, иди домой, сестренка, наверное, молока ждет.

Мальчишка с авоськой еще смотрел на Андрея с Юрием. Наконец облегченно вздохнул:

— Мне, правда, некогда, а то и сам бы справился…

— Ладно, сочтемся! — еще шире улыбнулся Юрий: всегда приятно встречать нетрусливого человека, такого можно и в отряд взять.

— Ну, что ты крутишься? — сердился в это время Андрей на вихлястого хулигана, который пытался вырваться из его объятий.

А второй уже покорно разжал руку — Юрий умеет обезвредить противника, не зря же он самбо занимается. Одной рукой он держал парня, а другой вертел, разглядывал тросик.

— И давно промышляете с этой игрушкой? — Андрей, наконец, завел хулигану руки за спину.

— А тебе какое дело? — огрызнулся тот. — Будешь соваться, тебя обработаем. Чего лезешь? — Он дергался, пытаясь вырваться.

— Поговори еще! — Кардашов правой рукой перехватил парня за шею.

— Пусти… — прохрипел тот.

Андрей уже достал удостоверение ЮДМ.

— Это видел?

Парень мельком взглянул на серенькую юдеемовскую книжечку.

— Иди ты… — Он выругался и так рванулся, что Андрей еле устоял на ногах.

Хорошо, что Юрий схватил с другой стороны парня, он сразу стал смирным. Но неизвестно, чем бы все кончилось — двое на двое — силы почти равные, — если бы в это время не подошли дружинники. Они забрали хулиганов и тросик, что, конечно, неправильно, потому что тросик — трофей юдеемовцев. Да ладно, спорить было некогда…

И опять Юрий с Андреем идут по вечерним улицам. Вовсю пахнет тополевыми почками, смеются на бегу девчонки. К ним уже не прицепятся те двое, которых юдеемовцы только что обезвредили. Они ни к кому уж сегодня не прицепятся. И мальчишка, наверное, пьет сейчас свое молоко.

Юдеемовцы заглядывают в темные углы около телефонных будок, обходят с тылу освещенные киоски.

— Каждый раз боюсь, что среди таких и Суворова встречу, — говорит Андрей, когда они снова выходят на светлый участок проспекта, — от ярко освещенных витрин Дома моделей. Розовые манекены почти понимающе улыбаются им.

— Думаешь, со шпаной связался? — спрашивает Юрий. — Разве это обязательно? Я вот никогда бы не смог…

— Тебе Александр Александрович не дал, — напомнил Андрей. — А Сашка один.

— Александр Александрович мне помог — думаешь, не понимаю? Но я сам бы никогда шпаной не стал. Лучше убиться… Хотя они могут втянуть, если человек послабее. Я вот часто думаю — это здорово, что у нас есть отряд. Мне кажется, что из нашей школы таких вот, как эти с тросиком, ни одного не будет…

— Если он где-то в городе, должен хоть ночью выползать на улицу? А я не могу найти его!

— Послушай, Кардашов, — насмешливо заговорил Юрий. — А почему обязательно ты? И что ты все «я» да «я»?

— Ну тебя, Юрка, я с тобой, как с человеком. Я не переоцениваю себя. Я, например, трус. Да погоди ты, не перебивай, — остановил он Юрку. — Я вчера нарочно в полночь один поднимался на чердак девятиэтажки. Помнишь, мы там кучу половиков нашли. Думаю, ночует кто-то, засеку! Так у меня даже зубы от страху чакали. Двери вокруг. За дверями — люди, а я поднимаюсь и трясусь…

— Ну и что? — нисколько не удивился Юрий. — Думаешь, лейтенант, когда брал бандита, не боялся? Тоже, наверное, «зубы чакали»… В том-то и особенность — надо каждый раз преодолевать страх. Это главное!

— Послушай, Юрка, а тебе не скучно со мной ходить? — вдруг спросил Кардашов.

— Вот трепач! — засмеялся Юрий. — Во-первых, я хожу с тобой не для веселья, во-вторых, ты стоющий парень. И то, что у тебя голова работает, это факт!

— Юрка, если тебе будет еще когда-нибудь лихо и тебе потребуется помощь, приходи ко мне.

— Ладно. Хватит объяснений. Слушай мой приказ: одному ни на какие чердаки, в подвалы и другие подозрительные места не соваться. Можешь меня позвать, я всегда пойду…

У Кардашова был свой ключ от квартиры. Днем он всегда звонил, а сейчас старался как можно тише поворачивать его в замочной скважине — сегодня они с Юрием опять проходили дольше, чем положено. Хорошо, если бабушки уже спят…

Но в кухне зажжен свет — баба Катя с папироской в руке читает какой-то толстый том.

А когда Андрей очень тихо, осторожно снимал башмаки, раздался бабы-Тасин голос:

— Андрюшенька пришел?

И всё — никто его не упрекнул, что поздно пришел. Но он же чувствовал: они обе только его и ждали. Баба Катя вот так бы и курила, хоть всю ночь, пока бы он не пришел. А баба Тася притворялась бы, что спит, а сама, наверное, ко всем шагам в подъезде прислушивалась. Горе ему с бабушками…