Валюта любви. Отважное путешествие к счастью, уверенности и гармонии

Французский язык для путешественников

Февраль 1980 года, из Международного аэропорта Лос-Анджелеса в аэропорт имени Шарля де Голля

Рядом со мной сидит девушка, она явно модель. Сужу об этом по ее нереально красивому, безупречному лицу. Возможно, она собирается работать моделью в Париже, как и я.

– Привет, я Джилл. Ты у кого?

– Я у Вилли. А ты?

Ее голубые глаза и пухлые губы имеют вполне товарный вид, а с такими длинными шоколадно-каштановыми волосами у нее не будет проблем. Хотела бы я, чтобы мои были такими же длинными.

– Я тоже, но никогда не видела тебя в агентстве. Извини, тебя как зовут?

– Скарлетт, я только что переехала из Портленда. Вот почему ты не видела меня.

Самолет набирает высоту, и салон заполняется сигаретным дымом, что мгновенно вызывает у меня пульсирующую головную боль. Я смотрю на Скарлетт.

– Ты ведь не куришь, правда?

– Нет! Это ужасно, я начинаю задыхаться.

Она машет рукой, пытаясь разогнать дымный туман перед своим лицом.

– Послушай, ты собираешься работать с Paris Planning? Ты знакома с Жеральдом? – спрашиваю я.

– Да, встречалась с ним в Лос-Анджелесе. Думаю, нас поселят в одном отеле.

– Хорошо! Рада, что нам не нужно делать это поодиночке.

– Тебе известно, что Жеральд выбрал только двух девушек из США для приезда в Париж, верно? – спрашивает она.

– Нет. Правда? – я сразу же чувствую себя польщенной, но задаюсь вопросом, действительно ли это так.

Вытаскиваю из сумки свою книгу «Французский язык для путешественников». Хочу узнать, как сказать «привет», «пожалуйста» и «спасибо». Скарлетт уткнулась носом в любовный роман с сексуальной женщиной и хмурым мужчиной на обложке.

Все пытались отговорить меня от поездки в Париж, кроме агентства и Аллейн, которая наставляла меня:

– Овечка, лучший способ описать французов – это если в комнате будет проклятая труба, они оклеят ее обоями. У них есть генетическая потребность все украшать. Ох, а зимой там холодно до чертиков. Я имею в виду, Чопперс, если ты поедешь в Париж зимой, то отморозишь свою задницу.

Аллейн – реалистка. И – да, это зима – февраль, чтобы быть точной. Аллейн – единственная из моих знакомых, побывавшая в Париже. Нервничаю – и не только о погоде. Я нахожусь на задании, чтобы поддержать себя финансово, и моя потребность в свободе и независимости сильнее страха, стучащего в висок. Кроме того, я научилась преодолевать страх и сбрасывать беспокойство, пока не перестану его ощущать. Намерена справляться со всем самостоятельно. Просто обязана. И настроена никогда больше не зависеть от кого-либо. Я должна быть свободна. Мне необходимо поддерживать себя в финансовом отношении и создавать свою жизнь на собственных условиях.

После одиннадцати часов полета, без сна, мы приземляемся за полночь в аэропорту Шарля де Голля, который оформлен в духе «Земли будущего» в Диснейленде. Пассажиры из других стран, названия которых даже не могу себе представить, штабелями спят на полу.

Мы волочим наши тяжелые, набитые чемоданы мимо спящих в вагон RER[1], который везет нас в центр Парижа. Поезд с шумом проносится в темном туннеле; смотрю на Скарлетт сквозь кровавую мглу.

– Я не останусь здесь больше месяца, максимум двух.

– Я тоже.

Наш поезд резко останавливается. Мы выходим и блуждаем в тусклом подземном лабиринте метро под Парижем.

– Что означает «sortie»? – спрашивает Скарлетт, глядя вверх.

– Не знаю, – говорю я встревоженно. Мы перетаскиваем наши огромные сумки из одного туннеля в другой, вверх и вниз по тысяче ступеней, пытаясь сдвинуть с места каждый закрытый турникет и дверь из нержавеющей стали. Метро закрывается ночью, и мы заперты. Стою перед парой стальных дверей и решаю их перескочить. Оглядываюсь назад, на лице Скарлетт написано: «ни за что».

– Пойдем, я помогу тебе, – упрашиваю я.

Я не заметила, насколько она миниатюрная, может быть, всего пять футов и четыре дюйма (163 см). Она закатывает глаза и наконец карабкается на турникет с той стороны, где вставляется билет, затем забрасывает ногу на стальную дверцу и скользит вниз по противоположной стороне. Поднимаю багаж, перетаскиваю на другую сторону, взбираюсь вверх и спрыгиваю.

Мы блуждаем по лабиринту, который кажется нам милями туннелей и тысячами шагов, пока не услышим звук автомобилей, проезжающих по мокрой улице наверху. Поднявшись на последний лестничный пролет, перетаскивая наши тяжелые сумки со ступеньки на ступеньку, мы наконец-то выходим на улицу. Как и говорила Аллейн, Париж чертовски холодный – к тому же дождливый и ветреный.

Вскоре нас, машущих в темноте, замечает такси, и мы передаем водителю адрес.

– Ah oui, Saint-Germain (Ах да, Сен-Жермен. – Фр.).

Он выскакивает из машины и кладет наши чемоданы в багажник.

– Allez, les filles, allons-y! (Ну, девочки, давайте, поехали!)

Мы садимся, и он жмет на газ.

Пока мы мчимся по улицам Парижа, его абсолютная красота избавляет от сонного, капризного недовольства и пленяет меня. Мы поворачиваем за угол, и сквозь туман вижу окаймленную деревьями Сену, сияющую мрачной чернотой, в которой отражаются уличные фонари и освещение мостов. Грандиозные дворцы подсвечены со всех сторон. При виде этого великолепия центр Лос-Анджелеса напоминает мне апокалипсис.

Такси останавливается возле отеля, который французское агентство забронировало для нас. Дверь заперта, поэтому нажимаем на звонок. С глухим стуком открывается толстая деревянная панель, за ней появляется взъерошенный полусонный мужчина в пижаме. Он жестом приглашает следовать за ним, и мы тянем наши сумки вверх по четырем пролетам скрипучей лестницы в маленькую комнату с одной небольшой кроватью, биде, раковиной, без туалета. Человек исчезает, мы падаем в постель и выключаем свет.

– Сколько тебе лет, Джилл? – тихо спрашивает Скарлетт.

– Недавно исполнилось двадцать, в октябре.

– Ты можешь хранить секреты? – спрашивает она.

– Да, конечно.

– Я солгала в агентстве. Мне не двадцать один.

Я смотрю в темноте на потолок.

– Так. Ну и сколько тебе лет?

– А на сколько я выгляжу? – нерешительно говорит она.

– Не знаю, может, двадцать четыре? Максимум, что я могу предположить.

– Нет. Мне двадцать восемь, и всего пять футов и четыре дюйма. Мне страшно оказаться здесь. Когда встречалась с Жеральдом, мы сидели. В основном я занимаюсь рекламой товаров для лица и волос, но не уверена, что трюк сработает. Как ты думаешь, они отправят меня домой?

– Прежде всего, ты не выглядишь даже примерно на двадцать восемь, ты такая хорошенькая и отлично справишься. Я прямо вижу, как ты сражаешь всех наповал своей внешностью. Надеюсь, мы обе останемся.

Парижская улица, зима 1980 года