7

Они вышли на рассвете. Прощание было кратким и прохладным. Хозяин уже не скрывал, что его больше устраивает провожать троих незнакомцев, чем встречать. У ворот собралось много местных жителей, — видимо, чтобы обнаружить следы преступления, как накануне вечером предложил темноволосый. Пока они проезжали мимо собравшихся, Андрей ни на мгновение не упускал Фредерика из виду. Тот выглядел усталым и смотрел на маленькое собрание со смешанным чувством детского любопытства и смятения. Андрей не рассказал ему о происшедшем.

Лошади и в самом деле были загнанными клячами, предназначенными для рук живодера. Путешественники продвигались вперед едва ли быстрее, чем если бы шли пешком, но верхом все-таки было удобнее. К вечеру они добрались до Тандарая и, расспросив, где найти хозяина конюшни, получили новых лошадей, а когда хозяин узнал, кто их прислал, то указал дорогу к дешевому постоялому двору, где незнакомцев охотно приняли, не задавая вопросов.

На другое утро они продолжили путь. Абу Дун подробно расспросил о дороге и выяснил, что из Тандарая лучше всего ехать на Буцау, потом взять западнее до Кимпины и, наконец, добраться до Кронштадта, чтобы оттуда попасть в Трансильванию, к воинам ордена дракона. Эта дорога и с хорошими лошадьми заняла бы не меньше недели. Зато она была надежнее, чем прямая, потому что позволяла обойти стороной большую часть территорий, где они могли повстречаться с войском султана Селика.

В течение шести дней путники продвигались вперед, стараясь по возможности избегать городов и скоплений людей. Ночевали на придорожных постоялых дворах или у крестьян, которые разрешали им переспать в амбаре или на сеновале. Абу Дун через какое-то время заметил, что Андрей ни на секунду не спускает с Фредерика глаз, и хотя он ничего не сказал по этому поводу, его молчание было весьма красноречивым.

Чем дальше на запад уходили они, тем чаще вставала перед Абу Дуном сложная проблема. Люди боялись мусульман — многие, как предполагал Андрей, не без оснований. И почти все встречали их недоверчиво, а кое-кто и враждебно. Андрею было все труднее придумывать достоверное объяснение присутствия черного исполина. Несколько раз только меч Абу Дуна удерживал людей от того, чтобы проявить свои истинные чувства.

И тем не менее именно Абу Дун был, по всей видимости, тем человеком, который спас им жизнь на шестой день. Рано утром они выехали с постоялого двора вблизи Кронштадта в направлении Шесбурга, и Андрей рассчитывал еще до захода солнца попасть в Реттенбах — место их последней промежуточной остановки по пути в Петерсхаузен, где, по уверениям Абу Дуна, неподалеку от реки Аргес и скалы Поэнари должна находиться опорная база ордена дракона. Им встретилось совсем немного людей, но зато множились слухи, что окрестности кишат турецкими солдатами. Войско султана Селика находилось в нескольких днях езды, и Андрей не верил, что они вообще когда-нибудь доберутся сюда. Он не особенно интересовался ходом войны. В этих вопросах Деляну не разбирался, они его не касались. Он был слишком незначительной персоной, чтобы привлекать к себе внимание могущественных, и, кроме того, ему было безразлично, флаг какого господина развевается над страной. Простые люди, кровью и слезами которых эта война в конечном счете и велась, едва ли стали бы жить под османским господством хуже, чем под знаменами валахских князей, прославившихся установленным ими кровавым режимом.

Между тем он понял, что дело оборачивалось плохо для валахов, которые могли быть раздавлены между мадьярами и турками, как между двумя мощными жерновами. Наступавших османов, казалось, ничто не в силах сдержать, даже если они выигрывали не каждую битву. Однако Андрей сомневался, встретятся ли они именно здесь. Направление главного удара захватчиков лежало намного западнее. Их целями были Будапешт и Вена, а потом — остальная часть Европы, а не Петерсхаузен. Однако сохранялась опасность повстречать отбившуюся часть турецкого войска или патруль, высланный Селиком.

Если бы местность тут была такой же низменной, как на востоке, откуда началось их совместное странствие, то у путников сохранялся бы хороший шанс вовремя разглядеть ловушку и избежать ее. Но опасность они заметили, когда было уже слишком поздно. Они пересекли крутой холм, типичный для этой части страны, выехали, держась рядом, из леса и наткнулись на дюжину всадников.

Эти люди спешились и собирались, видимо, устраиваться на ночь. Некоторые прислонили копья к деревьям и отстегнули щиты и латы, большинство лошадей были стреножены и скованы друг с другом, чтобы не разбрелись.

Андрей молниеносно прикинул шансы развернуться и бежать отсюда прочь. Пожалуй, такая возможность была. Встретившиеся им люди удивились не меньше, чем они, никто из них не сидел в седле, и им понадобилось бы какое-то время, чтобы начать преследование. Но Абу Дун так быстро поднял руку, что Деляну даже не успел додумать свою мысль до конца.

— Не двигайтесь с места и, во имя Аллаха, ничего не бойтесь! Я все беру на себя, — прошипел мавр.

— Ты с ума сошел, — всполошился Фредерик. — Нам надо убираться отсюда!

— Молчать! — прохрипел Абу Дун. — Ни звука больше, или мы все погибнем.

Казалось, Фредерик понял серьезность ситуации, потому что замолчал. Абу Дун бросил на него последний предостерегающий взгляд и развернулся в седле. Почти невозмутимо он поднял руку и сказал что-то на своем родном языке, однако ответа не последовало.

Иноземные воины тем временем не только оправились от шока, но через секунду были уже готовы к бою. С ятаганами наголо они окружили Андрея и его спутников.

Никогда прежде Деляну не видел ни одного из воинов, которые, как безудержный поток, хлынули с юго-запада в Европу, но сейчас это ему было не важно, чтобы понять, что перед ним турецкие янычары. Большинство были низкорослы, темнокожи, с черными волосами и еще более черными раскосыми глазами. Вооружение их состояло из ятаганов, пик и блестящих круглых щитов. На некоторых были остроконечные шлемы, украшенные красными платками. Андрей нигде не заметил символа внушающего страх полумесяца. Его рука потянулась к оружию, но ему удалось подавить импульс. Вполне возможно, что он был последним в его жизни.

Абу Дун повторил свои слова, сопроводив их грубоватым смехом, и на этот раз по крайней мере получил ответ. Слов Андрей не понял, но тон был явно недружелюбным. Несмотря на это, Абу Дун засмеялся еще раз, указал на Андрея, потом на Фредерика и спрыгнул с седла.

— Прыгайте и вы, — сказал он. — И ведите себя нормально. Все в порядке.

Андрей не был уверен в этом. Турецкие солдаты разглядывали его отнюдь не приветливо. Многие опустили оружие, но далеко не все. Деляну не успел спрыгнуть с седла, как сзади к нему подошел турок и выхватил его меч.

— Что это значит? — спросил Фредерик.

— Помолчи! — Абу Дун бросил на него гневный взгляд и поднял руку, как будто собирался ударить. Потом снова повернулся к мусульманским воинам.

— Он прав, — выдавил из себя Андрей. — Помолчи, Фредерик, прошу тебя! Он все уладит.

— Уладит? — Голос Фредерика звучал пронзительно. — Ты ослеп? Он заманил нас в ловушку! Они перережут нам горло!

Андрей не успел ответить. Его и Фредерика отвели на несколько шагов в сторону и грубо повалили на землю. Деляну предположил, что их скуют, но турки отказались от этого. Однако двое из них угрожали им копьями, а несколько других стояли поблизости с оружием в руках.

— Я с самого начала не доверял ему, — прошипел Фредерик. — Увидишь, к чему приведет твоя доверчивость.

Андрей ничего не сказал на это, ему хотелось, чтобы Фредерик придержал язык за зубами. То, что Абу Дун говорил с черноглазыми воинами на турецком или каком-то другом восточном языке, не означало, что они не владеют их языком.

Пока Абу Дун продолжал что-то обсуждать с турком, которого Андрей принял за агу — командира патруля, — он воспользовался возможностью тайком кое-что внимательнее разглядеть.

Ему пришлось пересмотреть свое поспешно составленное мнение об этих людях. Их было человек двадцать, и они находились совсем не в таком плохом, изнуренном состоянии, как ему сначала показалось. Они просто были миниатюрнее и стройнее, но действовали при этом пугающе жестко. Поношенная и во многих местах залатанная одежда резко контрастировала с их оружием, находившимся в безупречном состоянии. На некоторых воинах были свежие повязки. Андрей предположил, что совсем недавно они принимали участие в сражении.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Абу Дун вернулся к ним. Он улыбался, но Андрей давно понял, что у работорговца это ровным счетом ничего не значит.

— Ну? — поторопил его Деляну.

— Все в порядке, ни о чем не волнуйтесь.

— За себя или за тебя?

— Все в порядке, — повторил Абу Дун. — Он верит мне. Главное, чтобы вы подыграли. Мы придерживаемся уговора. Вы — мои рабы. Мы идем к Селику, потому что я хочу присоединиться к нему как лазутчик и переводчик.

— И они в это поверили? — не скрывая пренебрежения, спросил Фредерик. — Странно, что я тебе не верю.

Абу Дун проигнорировал его слова.

— Но у нас проблема, — продолжал он. — Эти люди идут к султану. Это два дня пути.

— И они предложили, чтобы мы их сопровождали, — догадался Андрей.

— Да, предложили. — Абу Дун покачал головой. — Ну да. Это можно и так назвать.

— И что с того, что они тебе доверяют? — спросил Деляну.

— Теперь это не играет никакой роли, — сказал Абу Дун. — В настоящий момент мы для них не враги. Все остальное прояснится позже.

— Нам надо бежать, — прошептал Фредерик.

— Прежде всего надо сдерживать нервы, — возразил Абу Дун, — и быть осторожными. Я не уверен, что никто из них не знает вашего языка.

— Он прав, — согласился Андрей. — Мы ни в коем случае не должны…

— Я сам знаю это, — перебил его Абу Дун. — До лагеря Селика мы доберемся самое раннее через два дня. Это немалый срок. Только не делайте ничего необдуманного. Они верят мне, но это не значит, что они мне безоговорочно доверяют. Мы должны ждать благоприятного момента.

— А почему мы должны тебе доверять? — со злостью в голосе спросил Фредерик.

Абу Дун печально посмотрел на него и перевел на Андрея взгляд, который ясно говорил о том, какой реакции он ждет. Но Андрей молчал.

Ему было скверно от мысли, что Фредерик прав. За дни, проведенные в пути, он почти забыл, кем на самом деле был Абу Дун, а именно — пиратом и работорговцем, но прежде всего мусульманином. С воинами Селика он был как с близкими людьми — по крайней мере, в безопасности.

— Я понимаю, — сказал Абу Дун, помолчав. В его голосе слышалась обида. Потом на его лице появилась насмешливая улыбка, при этом его зубы сверкнули неестественно бело. — Наконец-то я могу тебя понять. На твоем месте я реагировал бы так же. Могу ли я рассчитывать на то, что наш уговор остается в силе? Ты — мой слуга и телохранитель. Мне надо как-то объяснить, почему у тебя есть меч.

Какой выбор у него оставался? Андрей кивнул.

— А я? — спросил Фредерик.

Абу Дун задумчиво смотрел на него.

— Мой мальчик для утех? — предложил он наконец.

Фредерик помрачнел от возмущения, а Андрей поспешил сказать:

— Это мой сын. Мы остаемся при своей истории. У нас есть опыт в этих ролях.

— Если он твой сын, я не хотел бы познакомиться с его матерью, — вздохнул Абу Дун. — Ну да ладно. Не горячитесь. У нас еще много времени.

Он подал знак людям, охранявшим Андрея и Фредерика. Деляну заметил, что те вопросительно посмотрели на командира, ожидая знака от него, но потом опустили оружие, и тогда Андрей решился встать. Никто не пытался помешать ему, но оба воина, до сих пор охранявшие его, следовали за ним в двух шагах, когда он сопровождал Абу Дуна.

Человек, с которым говорил Абу Дун, смотрел на него внимательно и с некоторым недоверием. Его лицо было непроницаемым и в то же время открытым. Он глядел довольно долго, пока его взгляд не начал тяготить Андрея, потом обратился с каким-то вопросом к Абу Дуну, сделав при этом сложное движение рукой.

— Он говорит, что ты не похож на моего телохранителя, — перевел Абу Дун.

Андрей скривил губы. Он мог понять этого человека: Абу Дун был намного выше Андрея, а смуглое лицо придавало ему угрожающий вид. Когда их видели рядом, то легче было предположить, что Абу Дун является его, Андрея, телохранителем.

— И что же? — спросил он.

— Он хочет, чтобы ты это доказал.

— Доказать? Что он имеет в виду?

Это требование взволновало Деляну. Прежде чем Абу Дун успел ответить, ага протянул Андрею его меч, оголил собственное оружие и сделал приглашающее движение головой.

— Что это значит? — спросил Андрей.

— Он хочет, чтобы ты с ним сразился. Ты должен доказать, что действительно являешься моим телохранителем.

— Я не сражаюсь ради забавы! — возмутился Деляну. — Я еще никогда не делал этого.

— Значит, пришло время начать, — сказал Абу Дун. — А если ты не сделаешь этого, то придется сразиться всерьез. Возможно, против всех.

Андрей молчал. Конечно, Абу Дун прав. Было бы глупо думать, что такой человек, как начальник турецкого патруля, станет доверять первому встречному, да еще во враждебной стране и в сопровождении двух врагов. Но сейчас Андрей не мог позволить себе сразиться с этим человеком. И сомневался он отнюдь не в том, сможет ли одержать верх над ним; до сих пор ему встречались очень немногие, кто в битве на мечах был бы равен ему или превосходил его. Проблема заключалась в другом: ему нельзя было ни тяжело ранить противника, ни пойти на риск быть раненым самому. Даже царапины нельзя было получить. Если люди в деревне, где они были неделю назад, уже не верили в колдовство, то эти язычники верили безусловно. Стоит им увидеть, что его раны в считаные секунды затягиваются, они схватятся за оружие, чтобы испробовать, как далеко простирается его неуязвимость.

— Что ж, ладно, — сказал Андрей с тяжелым сердцем. Он отступил на шаг и поднял меч. — Но я не хочу его ранить. Бой закончится, как только один из нас будет разоружен.

Абу Дун понял, что имеет в виду Деляну, и перевел его слова. Турок кивком головы выразил согласие. Он тоже поднял свой ятаган и сделал свободной рукой приглашающий жест, после чего турки окружили их, отступив метров на пять. И уже без промедления начался бой.

Андрей сразу же почувствовал, что имеет дело с серьезным противником. Тот был достойным бойцом, хотя и не таким хорошим, как сам Деляну. И главное, турок был полон решимости не ударить лицом в грязь перед своими людьми. Андрей отбивал его первые атаки якобы с трудом, чтобы составить себе представление о его силе и реакции, затем отскочил от него и сразу же атаковал, вложив все силы в один-единственный удар.

Ага оказался сильнее, чем предполагал Деляну. Андрею не удалось выбить меч из его руки. Но он знал, как болезнен такой удар. Противник отпрянул с искаженным от боли лицом. Андрей молниеносно подскочил к нему, нанес тяжелый удар по левому колену и тем самым окончательно вывел его из состояния равновесия. Ага упал, Андрей мигом оказался над ним и опустил свой меч на его руку, державшую оружие, не поранив ее при этом.

Турок окаменел. В его расширившихся глазах перемешались неверие и ужас.

— Он должен выпустить из рук оружие, пока я не забрал его. Скажи ему, — попросил Андрей.

Абу Дун честно перевел (во всяком случае, Деляну надеялся на это), и турок, мгновение поколебавшись, выпустил из рук меч, к великому облегчению Андрея.

Деляну быстро отступил на шаг, сунул меч за ремень и протянул руку, чтобы помочь упавшему воину встать на ноги. Тот посмотрел на протянутую руку, словно не зная, что с ней делать, но потом позволил помочь себе. Уголки его губ вздрагивали, когда он ощупывал раненую ногу, но выражение глаз полностью изменилось. Он что-то сказал Андрею и засмеялся, но тут со стороны леса просвистела выпущенная из арбалета стрела и попала ему в лоб.

И сразу же разверзся ад.

Когда Андрей еще только разворачивался, одновременно обнажая меч, просвистели новые стрелы, полетели палки. В тот же момент из подлеска выскочили одетые во все темное фигуры и с копьями, мечами и топорами атаковали застигнутых врасплох турок. Почти половина янычаров пали в результате этой первой атаки, прежде чем остальным удалось выхватить оружие и организовать защиту.

Целых две секунды Деляну стоял неподвижно с мечом в руке, не привлекая к себе ничьего внимания, а затем его атаковали сразу двое вражеских воинов. Андрей отразил нападение первого почти рефлекторным движением, заставив его отступить, но не поранив при этом, второму же нанес глубокую колотую рану в предплечье, которая заставила его выронить оружие. Потом внезапно все пространство вокруг него наполнилось сражающимися людьми, криками, сверкающим оружием, и у него не осталось времени, чтобы собраться с мыслями. Он защищался, парировал, уклонялся от ударов и сам атаковал, делая все это одновременно, в едином порыве, в неистовом, бешеном движении, точно даже не зная, против кого и зачем сражается. Абу Дун был рядом и сражался так же решительно, если не еще решительнее, чем он, потому что его атаковали не только нежданно-негаданно появившиеся враги, но и турки, которые, очевидно, считали его предателем.

У мавра дела обстояли плохо. Он бился на совесть, но ему приходилось иметь дело сразу с тремя противниками — преимущество, которому пират долго не мог противостоять. Он уже истекал кровью, хлеставшей из глубокой резаной раны на плече.

Деляну рванулся к нему и успел буквально в последний момент. Абу Дуну каким-то образом удалось одним ударом кривого турецкого меча отогнать двух своих противников, но защититься от третьего он не мог. Тот воспользовался этой слабостью, чтобы провести смертельный укол в сердце Абу Дуна. Андрей бросил клинок так точно, что он задел одежду Абу Дуна и попал в цель. Потом, оттолкнув противника назад, он встал за пиратом. Они сражались спина к спине. Но дело было безнадежно.

Андрей понял с ужасающей ясностью, что они проиграют сражение. И не важно, чья сторона одержит победу. Они с Абу Дуном — враги для тех и для других.

Андрей еще не мог точно сказать, кто победит. Нападающие абсолютно превосходили в силе. Неожиданное нападение принесло туркам страшные потери, но, в отличие от оборванных и плохо обученных крестьян и ополченцев, они были опытными воинами и хорошо знали свое ремесло, что позволяло каждому из них успешно сражаться с двумя, а то и с тремя противниками. Тот, кто планировал нападение, поступил не совсем разумно.

Затем произошло нечто, изменившее все.

Андрей увидел, как один из турецких воинов с разбитой головой пошатнулся и упал. За ним из леса появился гигант в кроваво-красном плаще, утыканном шипами и колючками. В руке он держал шестопер с тремя пулями, если и не самое действенное, то вполне надежное и вселяющее страх оружие, известное Андрею.

Деляну пристально всматривался в человека в кроваво-красном плаще.

Это был рыцарь ордена дракона. Тот самый, который потопил шхуну Абу Дуна и погубил его земляков из долины Борсы.

— Ты! — вскинулся Андрей. И закричал пронзительным, почти срывающимся голосом: — Ты!

Он больше ничего не принимал в расчет. Бой и воины вокруг него не имели теперь никакого значения. Был только кроваво-красный рыцарь, убийца его семьи, которого он хотел видеть мертвым.

— Ты! — прорычал Андрей еще раз. — Ты принадлежишь мне! Выходи!

Голова рыцаря дернулась змееобразным движением. Один турецкий воин атаковал его. Рыцарь повалил янычара на землю своей перчаткой с шипами, поднял страшный шестопер и насмешливо кивнул, как бы принимая вызов.

Андрей ринулся вперед. Никто не пытался удержать его. Вероятно, несмотря на кипевший бой, люди заметили, что между ним и рыцарем что-то происходит, а может быть, в его лице и глазах было нечто такое, что всех испугало.

Рыцарь поднял выше свой шестопер, и Андрей сильно ударил его по руке, чтобы тот выронил оружие. Однако Деляну явно недооценил противника. Рыцарь проигнорировал его атаку и положился — не без оснований! — на то, что его доспехи выдержат удар мечом. Одновременно он нанес удар левой рукой, на которой была надета перчатка с шипами.

И все-таки удар Андрея парализовал руку рыцаря, он уронил шестопер и отпрянул назад, но его удар попал в цель — Андрей упал на колени. Внутри себя он ощутил жестокую боль, когда десятисантиметровые шипы врезались в его плоть, и почувствовал, как сила толчками выходит из него. Деляну выронил меч, упал вперед и исторг из себя кровь и мокроту. Краем глаза он видел, как рыцарь, обретя равновесие, наклонился, чтобы поднять меч.

Затем он увидел то, что на миг заставило его забыть даже о рыцаре.

Фредерик тоже был вооружен мечом, взятым, по-видимому, у убитого воина. Он атаковал, нырнул под копье, которым турок хотел уколоть его, и тут же нанес противнику укол в голень. Тот взвыл от боли и ярости, развернулся и ударил Фредерика копьем по спине. Фредерик упал с вытянутыми вперед руками и выронил меч. Турок довел до конца начатое, повернул копье и всадил его Фредерику между лопаток.

Андрей закричал, будто его самого поразил смертельный укол, вскочил и бросился на турка. Одним ударом швырнул он его на землю и сразил своим мечом. Потом выдернул копье из спины Фредерика, опустился на колени перед мальчиком и перевернул его.

Фредерик был в сознании, но испытывал нестерпимую боль. Он плакал. Рана у него на груди еще не вполне затянулась, но уже не кровоточила. Укол не задел сердца. Рана не была смертельной.

— Расслабься, — сказал Андрей. — Позволь организму сделать свое дело!

Он не знал, слышит ли его Фредерик, и у него уже не оставалось времени заботиться о мальчике. Однако, пока рыцарь не воспользовался возможностью довести до конца начатое, бой не был окончен, и Деляну снова атаковали. Еще один турецкий воин наступал на него.

Андрей был в этот момент безоружен. Он упал на бок, услышал, как над ним просвистел меч, и инстинктивно закрыл руками лицо, когда воин со своим щитом подскочил к нему.

Защитное движение запоздало. Андрей был тяжело ранен, повалился навзничь, но успел схватить обеими руками щит. Сильным толчком он сбил нападающего с ног, перебросил через себя и, воспользовавшись размахом собственного движения, вскочил на ноги. Воин еще не успел коснуться земли, как Андрей уже был над ним, выхватил у него оружие и вонзил клинок ему в сердце.

Внезапно Деляну ощутил сильный удар в спину. Споткнувшись, он чуть не упал, но, сделав выпад вперед, удержался на ногах и развернулся. Еще один янычар атаковал его. Кровь струилась по его спине, но рана не была глубокой. Андрей схватил нападавшего с отчаянной силой. Хотя ошеломленный воин и парировал удар, но ему пришлось отступить, он обо что-то споткнулся и, беспомощно взмахнув руками, рухнул на спину.

Когда он уже был на земле, к нему устремился Фредерик. Он шел так быстро, что Андрей не успел удержать его. Фредерик навалился на поверженного воина, изо всех сил прижал его к земле и вонзил зубы в его горло. Турок взвыл от боли, попытался вырваться, но безнадежно. Зубы Фредерика с невероятной быстротой разорвали ему гортань и сонную артерию. Крик превратился в страшное влажное клокотание, а руки и ноги начали бесконтрольно дергаться. Но Фредерик не успокаивался, все глубже погружая свои зубы, а его пальцы, превратившиеся в когти, тянулись к глазам несчастного. Он начал пить кровь умирающего.

Андрей вышел из оцепенения. Он выронил отвоеванный меч, рванулся вперед и оттащил Фредерика от его жертвы. Тот сопротивлялся как безумный, кричал и бил Андрея. Он представлял собой ужасное зрелище: рот в крови, а зубы красны от жизненного сока жертвы, который он пил. В его глазах полыхало нечто такое, что было хуже безумия.

Андрей изо всех сил встряхнул его.

— Фредерик! — кричал он. — Прекрати! Ради бога, прекрати!

Но Фредерик сопротивлялся все отчаяннее, так что Андрей едва удерживал его. Когда не осталось выбора, он собрался с духом и нанес удар кулаком в лицо, который лишил мальчишку сознания. Фредерик обмяк в его руках. Андрей осторожно опустил его на землю и поднялся.

Бой близился к концу. Тут и там еще сражались, но напавшие одержали победу. Немногочисленные турецкие воины, которые были живы и не особенно тяжело ранены, пытались освободиться от противников и бежать. Рыцарь в кроваво-красном одеянии уже не участвовал в сражении. Стоя в отдалении, он наблюдал за происходящим. Андрею было ясно, что он видел и жуткую сцену с Фредериком.

Деляну взял меч, на шаг приблизился к мрачному рыцарю и сделал приглашающий жест. Между ними было что-то такое, что ждало своего разрешения.

Рыцарь кивнул. Но это не означало, что он принял вызов.

Верил ли Андрей, что его соперник будет сражаться честно?

Услышав шорох у себя за спиной, Деляну не успел обернуться, как получил жесткий удар в затылок и потерял сознание.

Загрузка...