Англичане в порту, пока мы по городу маршировали, приготовили для нас несколько котлов с холодным ананасным напитком. Понятное дело, лошадей после работы поить надо. Сегодня мы в данной роли и выступали, цирковое представление для местного населения устраивали.
На каждом из котлов висело по ковшу.
Совсем у кого-то ума нет…
Они, что думают, наши нижние чины сейчас в очередь выстроятся и по одному пробовать угощение будут?
Солдаты, как котлы увидели, не дожидаясь команды бросились к ним. Горло-то у всех давно пересохло. На всех желающих пить ковшей не хватало, и томимые жаждой начали черпать напиток пригоршнями, фуражками, а кто-то и прильнул губами к поверхности содержимого емкостей.
Срамота…
Напиться удалось не многим. Подпрапорщики и фельдфебели торопили нижних чинов на корабль, кое-кого даже и тумаками.
— Пойдёмте, Иван Иванович, в каюте напьемся. — тронул меня за рукав Рязанцев.
Ему происходящее тоже было не приятно.
Оказалось, что вечером мы приглашены в гости. Банкет устраивал местный представитель русской чайной фирмы Высоцкого. Офицерский состав прибывших в Коломбо спасителей Франции ожидали в полном составе. Заодно и докторов, хоть они и в данную категорию лиц не входили.
Мне и Никифору Федоровичу пришлось наши белые одежды в шкафчики поместить и облачиться в уставную форму.
Размещенное у меня на груди произвело на интенданта большое впечатление. Как же, такие награды не каждый боевой офицер имеет.
Когда мы на берег плыли, я и от наших отцов-командиров не один завистливый взгляд словил. Особенно вызвала интерес медаль, чья ленточка украшала мою шею.
— В охране императора приходилось служить? — поинтересовался один из самых любопытных.
— Было дело, — не стал я вдаваться в подробности.
Что-то этот вопрос меня неожиданно заел, наверное — сегодня перегрелся, и я свой портсигар из кармана вынул. Тут любопытную Варвару чуть удар не хватил. Это когда бриллианты на монограмме, что портсигар украшала, на заходящем солнышке блеснули.
Я уже не раз замечал, что многие здесь до наград весьма жадны. Обсуждают, если кого-то наградили, завидуют даже. Жалуются, если им кажется, что их в награждении обошли.
Нет, конечно, так поступают не все. Кто-то к данному вопросу и спокойно относится.
Представительство чайной фирмы денег на наш прием не пожалело. На террасе, выходящей в прекрасный сад были расставлены столы, покрытые белыми скатертями. Впрочем, их почти и не видно было из-за угощений. Хрустальные графинчики и фигурные экзотические бутылки также имелись в неописуемом количестве. Всё говорило о том, что фирма Высоцкого очень хорошо на чае зарабатывает. Ну, остается только за них порадоваться.
Через пятнадцать минут оказалось, что не один офицерский состав бригады является гостем на этом празднике жизни. В сад, чеканя шаг, вошла рота наших солдат. Они, пройдя по вымощенной плитами дорожке, по команде подпрапорщика Кучеренко враз остановились и выстроились полукругом напротив террасы.
Что, цирк продолжается?
Тут, опять же по команде Кучеренко, рота грянула строевую.
Первая рота нашего полка — солдаты были все как на подбор. Ещё и Сабанцев на правом фланге…
Дамы, что стояли у перил террасы, начали восторженно кричать по-английски, бросать солдатам цветы.
— На черта им цветы, — вполголоса проговорил Рязанцев. — Лучше бы всем по стакану водки налили и закуски дали по фунта два-три. Совсем бы другое дело было.
Да, понимал бригадный интендант солдатскую душу.
Чудо-богатырей опять принялись фотографировать представители местных средств массовой информации, а на террасе началось хлопанье пробок.
Рота между тем от строевой перешла на плясовую.
До самой полуночи лакеи беспрерывно подносили вино и закуски, звучали тосты за государя, победу русского оружия, процветание чайной торговли господина Высокого.
Солдаты с краткими перерывами пели. Похрипывая.
Когда приглашенные уже расходились, каждому из солдат от щедрот принимающей стороны поднесли по двадцать пять сигареток местного производства. Водки так и не налили.
На следующий день все газеты в Коломбо вышли с фотографиями наших колонн. Сабанцев обязательно на них присутствовал.
— Пошли газету-то себе в деревню, — скалили зубы его знакомцы.
Великан от таких предложений только отмахивался. Однако, несколько газетных листков себе на память оставил.