День.
Второй.
Третий.
Пятый.
Десятый…
Вот и Джибути.
Столько уже морей и мест солдаты нашей бригады повидали, что иному наследному принцу или какому-то радже даже и не снилось.
«Latosche—Treville» шёл как на прогулке. Команды миноносцев, что нас охраняли, Бога, наверное, за такую службу благодарили. Германские подводные лодки про нас кажется и позабыли…
В Джибути стояли сутки. Опять грузились углем, пополняли запас пресной воды. Что-то сгружали, что-то получали взамен. Кораблик-то наш коммерческий. Хозяевам его денежку зарабатывать надо. На дворе самый что ни на есть капитализм с его родимыми пятнами.
Порт в Джибути малюсенький, природа вокруг весьма скудная и унылая. На берегу возведены громадные ветряные мельницы. На них мелют соль.
Ну, а что, соль — продукт нужный, даже важнее сахара. Без сладкого вполне можно прожить. А, вот без соли — попробуй. Быстро заплохеет, жизнь мёдом не покажется.
В сравнении с Коломбо, Джибути — просто захудаленькая деревенька.
Изможденные полуголые негры уголь на «Latosche—Treville» таскают, а мы от жары плавимся. Вот тебе и все развлечения.
Со скуки наши нижние чины опять монетки начали в воду бросать. Те, что в Коломбо не потратили. Местные жители как-то за ними вяленько поныряли и на этом всё закончилось.
— Во, даже деньги им не нужны, — проворчал усатый солдат в белой нательной рубахе. — Совсем неправильно живут…
Наконец нам на борт доставили продовольствие, корабль три раза прогудел и отчалил.
Уже к вечеру миноносцы, что нас охраняли, как-то тревожно засуетились. То, начали заплывать куда-то далеко вперёд, почти пропадать из виду. То, уплывали вправо. То — появлялись позади нашего судна, чуть под винты не лезли.
На судне погасили все огни.
— Начинается… — Рязанцев перекрестился. — Я даже плавать не умею…
Я как мог, принялся успокаивать его.
Всем строго запретили курить на палубе, зажигать огни, петь песни и громко разговаривать.
— Какие уж песни…
Никифор Федорович места себе не находил. То сядет, то вскочит, начнёт каюту шагами мерить.
— Может, чуть-чуть примем? — предложил я.
Бригадный интендант отказался. Совсем на него это было не похоже.
— Нет что-то желания, Иван Иванович.
Совсем Рязанцева затрясло, когда всем нам выдали спасательные пояса.
— Это, что, для продления наших мучений? Кругом — открытое море, кто здесь спасать нас будет?
После того, как поступил приказ надеть пояса на себя и не снимать их до особого распоряжения, капитан ни слова не говоря налил себе полный стакан рома и выпил.
— Почему без меня, Никифор Федорович? — не одобрил я его действия. — Не Вам одному страшно.
Сам я плавать умел, но толку-то от этого…
Потопят корабль германцы и булькайся тут в солёной воде.
Нижних чинов вывели из трюма и разместили на палубе. Это было очень нехорошим признаком.
— Вон она, вон она!!!
Один из солдат вдруг вскочил, подбежал к борту и начал куда-то вниз пальцем тыкать.
На палубе началась паника. Очень уж все боялись подводных лодок. Одно дело, на поле боя, на твёрдой земле свою смерть принять, а утонуть в пучине морской — до мокрых шаровар страшно.
Фельдфебели и подпрапорщики применили проверенное успокоительное средство. Несколько зубов под ногами на палубе оказались.
Солдатика, которому германская подводная лодка привиделась, связали и в трюм увели.
Я распорядился младшему врачу ему капелек соответствующих дать.
— Ещё спирта пол стакана налей — лучше подействуют.
Такая рекомендация ни в один учебник или медицинский справочник не входила, однако — применял уже я на фронте подобное и это хорошо помогало.
Страшно на передовой. Сильно страшно. Тут обманывать никого не надо. Жит-то каждый хочет.
Тут до фронта — как до Луны, но германские подводные лодки транспорты с русской бригадой строгий приказ топить получили, вот и где-то очень близко от нас появились. Недаром миноносцы так заёрзали.
Тут ещё разыгралась сильная буря. Как говорится — два гриба на ложке…
Гремел гром, беспрерывно мелькали молнии. Корабль начало бросать из стороны в сторону…
Волны горами били в нос и заливали солёной водой палубу.
Солдаты, что на всякий случай были выведены на палубу и размещены там, промокли до самых костей.
Тент, что натянут был у меня над походным лазаретом, унесло ветром за борт. Туда же последовала часть медицинского имущества.
Некоторые нижние чины от страха попытались спрятаться в трюме, но вскоре вернулись.
Всю ночь, ни команда, ни все мы не спали. Наутро, когда буря утихла, все были крайне изнурены.
Подводные лодки на нас так и не напали.
Рязанцев принял ещё стакан живительной влаги и завалился спать.
Мне такая благодать не полагалась.