XIII

Итак, Лашеней остался жив. Конечно, Ноэ и Гектор, не зная того, что произошло во время их отсутствия, не могли удивляться этому, но они знали, кто такой Лашеней, и в его фразе им почудилась довольно интересная тайна, в которую полезно было бы проникнуть. Лашеней, видевший д'Арнембурга слишком мало, чтобы запомнить его рост и голос, впал в эту ошибку благодаря доспехам, которые обыкновенно надевал останавливавшийся в этой самой гостинице Лев. К тому же сам он был теперь слишком взволнован, чтобы заподозрить что-нибудь неладное, а вследствие этого и случилось, что он с полным доверием отнесся к человеку, бывшему его злейшим политическим врагом.

Конечно, Ноэ поспешил воспользоваться ошибкой Лашенея и сейчас же сказал:

— Боже мой, что случилось с вами, дорогой Лашеней? Суконщик боязливо оглянулся по сторонам и ответил:

— Здесь опасно говорить. Вот если бы мы могли попасть ко мне в дом… — Ну, так пойдемте в ваш дом!

— Это легче сказать, чем сделать. Пожалуй, часовые все еще стоят там.

— Часовые? — воскликнул Ноэ. — Вы заинтересовываете меня все больше и больше!

— Ну да. Ведь меня арестовали и привели к королю. Его величество во что бы то ни стало хотел получить от меня неизвестные вам документы, но я отперся решительно от всего: знать, дескать, ничего не знаю. Тогда меня посадили в ужасающую луврскую камеру, называемую «При-Дье». Представьте себе, я просидел там до вечера, и мне не потрудились принести ни пищи, ни питья. — Какое варварство!

— Да это еще что!.. Чем дальше, тем было хуже!.. Ночью ко мне в камеру явились Пибрак и наваррский король. — Наваррский король? Ему-то что было нужно от вас?

— А видите ли, он с Пибраком каким-то чудом нашел мои тайные документы, из которых один — тот самый, где значатся все участники великого дня, вы знаете? — написан числовым шифром. Вот они и хотели непременно добиться от меня разгадки шифра. Когда я стал отговариваться незнанием, они подтащили меня к ублиетте и грозили бросить туда. Однако я не стал дожидаться этого и, так как предать своего господина не мог, предпочел сам добровольно броситься в ублиетту.

Из-под опущенного забрала Ноэ бросил восхищенный взгляд на простого горожанина, у которого была такая истинно дворянская душа. Между тем Лашеней продолжал:

— Я молился Богу, поручая Ему свою душу. И вот случилось чудо, которого никто не мог ожидать. Благодаря сильным дождям последнего времени Сена значительно поднялась, и уровень воды оказался настолько высоким, что железные острия и брусья, о которые обыкновенно ломается тело брошенного в ублиетту, очутились под водой. Таким образом, я не разбился при падении, а тут еще меня подхватило течение и чудесным образом пронесло сквозь отдушину. Таким образом, я отделался лишь тем, что порвал платье и разбил в кровь руки. Но это пустяки, потому что я зато жив.

— И неужели вы не испытали ни малейшего страха? — воскликнул Ноэ.

— Знаете, что я скажу вам, дорогой сир д'Арнембург? — ответил старик, покачав головой. — В тот момент, когда все это случилось со мной, я вообще ничего не чувствовал и не испытывал. Но теперь, при воспоминании о том, как я, задыхаясь и захлебываясь, протискивался сквозь отдушину… Бррр!.. Нет, мой дорогой, во второй раз я уж не мог бы проделать это. «Это следует намотать себе на ус», — подумал Ноэ. Лашеней продолжал:

— Теперь вы понимаете сами, что мне не хотелось бы вторично попасть к ним в руки, тем более что в их руках компрометирующие меня документы, так что король, наверное, прикажет повесить меня. Ну, а это мне вовсе не улыбается: ведь, видев смерть так близко перед собой, я почувствовал, насколько дорожу жизнью.

— Так к чему же вы пришли сюда, где вас могут опять арестовать?

— Да не могу же я бросить золото нашего господина! Ведь оно хранится у меня в доме, и будет большим счастьем, если его не нашли и не выкрали подобно документам.

— Так вы боитесь, нет ли в доме часовых? Хорошо, я подойду поближе и посмотрю.

Ноэ осторожно обошел вокруг дома — ему самому было бы так же неприятно попасть в руки королевских стражников, как и Лашенею. Но в доме царила полная тишина, и, очевидно, там уже никого не было. Ноэ вернулся к старику и сообщил ему об этом.

— Должно быть, сняли часовых, — сказал Лашеней. — Конечно, раз они захватили меня и нашли документы, то к чему там часовые? Но как попасть в дом? Ведь дверь заперта!

— Мне кажется, — сказал Ноэ, — если вы встанете ко мне на плечи вам не трудно будет взобраться в окно первого этажа.

— О, было бы очень любезно, если бы вы оказали мне эту услуг! Но — вы уж простите старика! — я натерпелся столько страха, что мне жутко быть одному в пустом доме. Не будете ли вы так любезны и не пройдете ли и вы туда вслед за мной? Я сейчас же сбегаю вниз и открою вам дверь.

На, разумеется, тотчас же согласился, и, действительно, старик, с помощью подставленных ему Ноэ плеч проникший в дом, поспешил открыть дверь и впустить мнимого сира д'Арнембурга. Когда они поднялись наверх, Лашеней сказал:

— Насколько я мог убедиться при беглом осмотре, все тайники находятся в целости. Но все-таки как жутко мне было!.. Да, надо посмотреть смерти так близко в лицо, чтобы потом бояться всякого пустяка.

— Значит, теперь вы не повторили бы прыжка в ублиетту? — спросил Ноэ.

— Господи, да у меня мороз по коже продирает при одной мысль об этом! — ответил Лашеней. — И, если бы теперь герцогу понадобилась моя жизнь, я призадумался бы перед такой жертвой.

— Очень приятно слышать от вас такие речи! — сказал Ноэ, уже не маскируя гасконского акцента, как делал это раньше. — Значит, теперь мы можем столковаться с вами! — и с этими словами Ноэ приподнял забрало шлема.

Лашеней вскрикнул и окаменел на месте: перед ним был вовсе не сир д'Арнембург; притом же Ноэ обнажил шпагу, а Лашеней был совершенно безоружен.

Загрузка...