Варфоломеевская ночь

XX

Течение унесло труп Лашенея. Рене некоторое время наблюдал, как этот труп несся по глади реки, поддерживаемый вздувшимся платьем, но вскоре оно намокло, и волны навсегда сомкнулись над стариком.

— Вот лучший способ сохранить любую тайну! — пробормотал Рене со скверной улыбкой и, вытерев кинжал о траву, направился к кабачку.

Здесь его уже ждал рейтар, с которым он перед тем имел таинственное совещание.

Кроме рейтара в кабачке не было никого из посторонних, и, подойдя к конторке, около которой сидел трактирщик, Рене, бросив на нее золотую монету, сказал хозяину:

— Слушай-ка, милый человек, умеешь ты отвечать на такие вопросы, за которые хорошо платят?

— Золото всегда развязывает язык кому угодно! — с низким поклоном ответил кабатчик.

— В таком случае скажи мне, кто живет в домике, находящемся против твоего кабачка? — Старуха. — Она живет одна?

— Нет, с племянником; только этого молодого человека сейчас нет дома.

— Значит, старуха там совсем одна?

— Нет, там живет еще одна женщина.

— Какова она собою?

— Она молода, высока ростом, черноволоса и очень красива.

«Это Сарра!» — подумал Рене и, отойдя от буфета, обратился к рейтару: — Итак, друг мой, ты помнишь, о чем мы говорили с тобой?

— Помню, — ответил тот. — Мы говорили о том, что, если я буду беспрекословно слушаться вас, я могу заработать много денег.

— Да, это так! Но ты, должно быть, знаешь, что за пустяки денег не платят?

— О, я готов сделать что угодно, лишь бы мне удалось получить столько денег, сколько мне нужно для возвращения на родину.

— Даже если я потребую от тебя, чтобы ты убил кого-нибудь?

— В этом мое ремесло. Воина не приучает нас к жалостливости.

— Но на войне не убивают женщин, а здесь это может случиться!

— И на войне всякое бывает.

— Значит, ты готов убить даже женщину, если это понадобится?

— Если за это заплатят, так отчего же не сделать этого!

— Я насыплю тебе полную каску золота!

— Вот-то хорошенький домик куплю я себе на родине! — воскликнул рейтар.

— Значит, получив деньги, ты сейчас же уедешь к себе в Германию?

— Ну еще бы. Что мне здесь делать? Ведь я только потому и служу на чужбине, что хочу прикопить денег и зажить в довольстве у себя на родине.

— В таком случае мы столкуемся. Пойдем! — сказал Рене и повел рейтара прямо в дом к тетке Вильгельма Верконсина.

Калитка была не заперта, и они беспрепятственно прошли в кухню, где сидела старуха.

Увидев вооруженных людей, она вскрикнула, но Рене поспешил успокоить ее, сказав:

— Не бойтесь, добрая женщина, мы — друзья! Подойдите поближе и скажите нам: ведь ты — тетка Вильгельма? Старуха ответила: — Да, но его нет дома.

— Я знаю, он — в Париже; мы видели его там. Эти слова окончательно успокоили старуху, и она с любопытством спросила: — Кто же вы такие?

Рене наклонился к самому уху старухи и таинственно шепнул:

— Мы — люди короля Генриха. Старуха вежливо присела и сказала: — Добро пожаловать, дорогие гости!

— Нас преследуют, — продолжал Рене, — и мы хотим укрыться у вас. Кстати, найдется ли у вас овес? Наши лошади очень устали!

— Ваши лошади на дворе? Да? — спросила старуха. — Ну, так тут же, во дворе, находится сарайчик с кормушкой и ящиком для овса. Да я вам сейчас покажу.

— Не трудитесь, добрая женщина, мы справимся сами, — ответил Рене, которому сарайчик нужен был лишь для того, чтобы, не вызывая подозрений, ознакомиться с расположением служб: ведь ему предстояло еще найти золото, которое было спрятано неизвестно где!

Он прошел в сарайчик, указанный ему старухой, которая не была посвящена в тайну спрятанного золота. Там он вооружился ведерком и сунул его в ящик, чтобы набрать овса.

Вдруг рука Рене натолкнулась на что-то твердое. Не подавая вида, Рене быстро ощупал попавшийся предмет и благодаря хорошему осязанию, которым отличается всякий опытный хирург, быстро распознал, что здесь находятся мешки с золотом.

«Вот не ждал, что мне выпадет такая удача!» — подумал он и поспешил засыпать овса обеим лошадям, боясь, как бы рейтар не полез тоже за овсом и не нащупал мешков в свою очередь.

Задав корма, он знаком приказал рейтару выйти из сарайчика, а сам наклонился к уху старухи и таинственно шепнул: — У меня поручение к ней.

— А, от него? — ответила старуха. — Ах, если бы вы знали, как эта бедняжка любит его!

«Погоди же ты, чертова ведьма! — подумал Рене. — Даже если бы ты и не мешала мне, я убил бы тебя только за одни эти слова!» Но вслух он сказал: — Где же она?

— Госпожа спит! Ведь вот уже три ночи, как эта несчастная женщина, не смыкая глаз, молилась за него. Наконец усталость взяла свое, и она заснула. Но если вам нужно, я разбужу ее.

— Нет, пусть она спит себе. Вот только не найдется ли у вас вина, добрая женщина, а то мы просто умираем от жажды?

— Как не быть? Я сейчас принесу! — с готовностью сказала старуха и, взяв ключи от погреба, отправилась за вином. Когда она вышла, Рене шепнул рейтару:

— Иди за ней и там… — он многозначительным жестом показал, что старуху надо прикончить. — А как убить ее? — спросил рейтар. — Лучше всего задуши: это делает меньше шума.

Рейтар отправился в погреб, и вскоре оттуда донесся слабый крик, и затем все смолкло. Между тем Рене думал в это время:

«В сущности говоря, было бы безопаснее всего пришибить рейтара и отправить его в погреб за компанию со старухой. Но я надумал другое. Наверное, развратитель несчастной Паолы, этот негодяй Ноэ, еще придет сюда; с помощью рейтара я буду в состоянии задержать его, и на этот раз он уже не уйдет от нас. Заодно поимка Ноэ выдаст с головой также и наваррского короля, которого я тоже ненавижу… Нет, рейтар еще нужен мне, и с ним надо подождать».

Тем временем рейтар вышел из погреба, и Рене, увидев его, спросил: — Ну, что?

— А ничего. Надавил немного на горло — много ли старухе нужно? — пискнула, да и вся недолга! Я сунул ее за бочку… небось не встанет!

Рене достал из кармана кошелек и кинул его рейтару, сказав: — За первую услугу первая плата!

— Служить вашей чести — одно удовольствие! — с восхищением ответил рейтар, пряча кошелек.

— А теперь выслушай хорошенько, что я скажу тебе, — продолжал Рене.

— Я весь внимание, ваша милость!

— Встань здесь под окном!

— Слушаюсь!

— Если кто-нибудь придет и постучится, ты откроешь дверь, но сам изловчишься и схватишь вошедшего сзади. Затем крикни меня, и я помогу связать пойманного тобою.

— О, я один справлюсь, — ответил рейтар. — Силы-то у меня хватит!

— Но если ты услышишь шум борьбы и крики изнутри, то делай вид, будто ничего не слышишь! — Понимаю, ваша честь.

«Ну-с, а теперь к Сарре!» — подумал Рене и поднялся по лестнице в верхний этаж дома.

Там он увидел несколько дверей; осторожно открывая их одну за другой, он наконец попал в ту комнату, где не раздеваясь спала Сарра.

Не спуская воспаленного взора со спящей красавицы, Рене принялся бесшумно снимать с себя доспехи, которые могли только помешать ему в борьбе с женщиной, а затем подошел к кровати и приник страстным поцелуем к бледным устам Сарры.

Она сейчас же проснулась и, увидев перед собой ненавистное лицо Рене, вскочила с отчаянным криком: — Ко мне! Помогите! Помогите!

— Кричите сколько хотите, никто не поможет, — цинично сказал Рене. — Теперь вы в моей власти! — и он кинулся к Сарре, чтобы схватить ее в свои объятья.

Но молодая женщина соскочила с кровати и кинулась к дверям.

Увы! Предусмотрительный Рене догадался запереть их за собой. Тогда она принялась кричать в дверь: — Ко мне, Вильгельм!

— Вильгельма нет! — сказал Рене, подходя к ней. — На этот раз ты в моей власти, и уже никто не вырвет тебя у меня.

Сарра в ужасе кинулась прочь от двери, но Рене сейчас же настиг ее и опять схватил в объятья. Несколько раз она, словно уж, выскальзывала из рук ненавистного ей человека, но пространство было слишком тесно, да и силы стали изменять несчастной. Наконец настал момент, когда Рене крепко держал в своих объятьях обессиленную женщину.

— Я заставлю тебя полюбить меня! — прохрипел он, и взор его налившихся кровью глаз впился в искаженное ужасом лицо Сарры.

Эти слова и взгляд подействовали на нее как удар бича, и, собрав последний остаток сил, она оттолкнула Рене, крикнув: — Никогда! Никогда я не полюблю тебя, негодяй!

Было что-то особенное в тоне ее голоса, что произвело впечатление на Рене; он перестал преследовать ее, остановился и некоторое время молчал, вытирая выступивший на лбу пот. Наконец он сказал:

— Выслушайте меня, мы должны поговорить и объясниться. Не бойтесь!.. Если только вы не откажетесь выслушать меня, то я не возобновлю попыток овладеть вами насильно. Вот видите, я даже отошел в сторону.

Рене действительно отошел в сторону и уселся верхом на скамейку.

Сарра с ужасом ждала, что будет дальше, притаившись в дальнем углу комнаты. Между тем Рене продолжал:

— Я должен повторить, что все мое существо полно непреодолимой любви к вам.

— О! — перебила его Сарра, и в этом простом восклицании, как и в сопровождавшем его жесте, было столько презрения, ненависти, брезгливости, что Рене на миг почувствовал себя сбитым с толку.

Однако эта растерянность продолжалась недолго, и он снова заговорил:

— Я знаю, что моя любовь ненавистна вам, и не пытаюсь побороть вашу антипатию. Но подумайте сами: мы здесь одни, вы — со своей ненавистью и слабостью, я — со своей силой и любовью. Борьба неравна, если только вообще возможна… Ведь вы ненавидите меня, не правда ли? — Я вас просто презираю! — ответила Сарра.

— Ну, презираете, ненавидите — не все ли равно? Но я-то люблю вас!

Сарра встала на колени и, молитвенно сложив руки, произнесла:

— Господи Боже мой! Убей меня на месте, но сделай так, чтобы мне не пришлось долго слышать пакостные речи этого человека! Рене дико расхохотался и сказал:

— Ты делаешь большую ошибку, красавица моя, обращаясь с такой мольбой к Богу. А вдруг Он исполнит твое желание и убьет тебя теперь, как раз в тот момент, когда я хотел поговорить с тобой о любимом человеке, о котором знаю кое-что интересное?

На лице Сарры отразилась такая сложная, такая трогательная игра чувств, что даже Флорентинец-отравитель, этот не знавший жалости человек, почувствовал какой-то слабый укор совести. — Слушай, — сказал он, — хочешь ты спасти его? — Хочу ли я? Боже мой!.. Рене продолжал:

— Ему грозит смертельная опасность — даже больше: неизбежная смерть! — Ему?

— Над ним тяготеет такое обвинение, которого уже достаточно для присуждения к смертной казни. Но его даже не будут судить, потому что парламент может оправдать его; его не пошлют на Гревскую площадь, потому что палач может призадуматься и отказаться выполнить приговор. Нет, его попросту прирежут потихоньку, и это случится в самом непродолжительном времени.

Сарра вскрикнула от ужаса, представляя себе страшную картину смерти Генриха Наваррского.

Однако Рене, не обращая на это внимания, безжалостно продолжал:

— Так слушай же, слушай меня!.. О, я люблю тебя, люблю безумной, бешеной страстью, которая пересиливает во мне все, даже ненависть и желание мести. И я готов пожертвовать своей местью, готов спасти Генриха, если ты согласишься полюбить меня хотя бы на один только день!

— Боже мой, боже мой! — простонала Сарра, закрывая лицо руками.

— Скоро, очень скоро, всего через каких-нибудь двое суток наступит великий день, день беспощадного избиения гугенотов.

— Боже мой! — воскликнула Сарра, объятая смертельным страхом за участь любимого человека.

— Всех их перебьют, — продолжал Рене, — все падут: крестьяне и дворяне, короли и рабочие, все, кто не желает слушать мессу.

— Но это невозможно!.. Король Карл никогда не допустит этого! — Король больше не царствует. — Кто же царствует?

— Королева Екатерина, или — вернее — я! Полюби меня, и я спасу твоего Генриха.

— О, никогда, никогда! — с горьким отчаянием вскрикнула Сарра.

— Значит, ты не хочешь спасти человека, которого любишь? Пойми, все готово, назначены день и час. Через двое суток Париж озарится кровавым пламенем и огласится звуками выстрелов и стонами убиваемых. Все вожди гугенотов погибнут: адмирал Колиньи, герцог Конде и наваррский король. Ну, теперь ты видишь, какая страшная опасность грозит ему!.. Однако стоит тебе только захотеть — и я спасу последнего!

— Рене! — сказала Сарра. — На вашей душе и без того много грехов. Спасите Генриху жизнь, и я отдам все свое состояние, которого вы так домогались, и буду денно и нощно молить Бога за вас.

— Нет! — крикнул Рене, в котором действительно страсть перевешивала в данный момент все остальные чувства. — Я хочу лишь твоей любви. Так говори же, хочешь ли ты, чтобы Генрих Наваррский остался жив? Полюби меня — и я тогда спасу его! — Боже мой, неужели Ты не сжалишься надо мною? — простонала красотка-еврейка.

— Ты делаешь большую ошибку, Сарра, не пользуясь единственным добрым чувством, всколыхнувшимся во мне… О, стоит лишь тебе сказать «я буду твоей», и я клянусь, что спасу Генриха!

Сарра не сказала этого, но Рене видел, что она уже бессильна сопротивляться ему. Тогда он молча двинулся к ней, и она осталась стоять на месте, не убегая от него. Он схватил ее за руки — она не отдернула их… Он прижался к ее лицу пылающими устами — она не отшатнулась и только тихо пробормотала:

— Боже великий и милосердный! Спаси моего Генриха и убей меня!

И Бог явил чудо! В то время как негодяй судорожно сжал в своих объятиях трепещущее тело беззащитной женщины, она вдруг обрела все хладнокровие, всю энергию, все самообладание. За поясом Рене торчал кинжал. Сарра выхватила его и по самую рукоятку погрузила в грудь Флорентийца.

Руки Рене разжались, и он рухнул на землю в предсмертных конвульсиях.