Варвар Лорен

ВАРВАР ЛОРЕН

1 книга серии ICE HOME

РУБИ ДИКСОН

Перевод выполнен каналом https://t.me/rdalien

ПОЛНОЕ ИЛИ ЧАСТИЧНОЕ КОПИРОВАНИЕ БЕЗ УКАЗАНИЯ КАНАЛА — ЗАПРЕЩЕНО!

Данная книга не несёт в себе никакой материальной выгоды и предназначена только для предварительного ознакомления! Просьба удалить файл с жёсткого диска после прочтения. Спасибо.

Тропы/предупреждения

— Главная героиня девственница

— Природная катастрофа

— Вынужденный голод

Словарь

— Набор/комплект/котенок/кит — ребенок

— Кхай/вша — симбионит/червь, благодаря которому люди, мессака и другие выживают на ледяной планете

— Толстяк/кхи — ночной летун, домашнее животное, птичка

Глава 1

ЛОРЕН

— Она просыпается, — шепчет кто-то рядом с моей кроватью. — Все, ведите себя спокойно.

Я тру глаза костяшками пальцев и зеваю. На мне нет очков, и все вокруг кажется размытым. В голове стучит, и не получается ясно мыслить, но я почти уверена, что в моей спальне не должно быть людей.

— Мишель? — сонно зову я соседку. — Почему ты в моей комнате?

На долгое мгновение воцаряется тишина.

— Ми-шелл находится в одной из других капсул? — спрашивает мужчина с глубоким голосом и странным акцентом.

— Я не знаю, — нетерпеливо отвечает какая-то женщина. — Я похожа на гребаного заклинателя капсул? Я знаю столько же, сколько и ты.

Чья-то рука протягивается и хватает мою, сжимая ее. О боже, она кажется обжигающе горячей — либо это, либо мне действительно холодно. На самом деле, если подумать, в моей комнате действительно холодно. У меня мерзнут пальцы на ногах. Я автоматически сворачиваю их и удивляюсь, почему нет одеяла.

— Дорогая, слушай внимательно, — говорит мне женщина, наклоняясь ближе — блондинка с яркими, сияющими голубыми глазами, симпатичная, спортивного телосложения.

Я не знаю никого подобного. Мои знакомые работают в библиотеках. Должно быть, одна из подружек Мишель по бегу трусцой. Она снова сжимает мою руку.

— Я не хочу, чтобы ты волновалась, хорошо? Здесь ты в безопасности. Мы хорошие.

— Где Мишель? Как получилось, что она впустила тебя в мою комнату? — я хмурюсь, пытаясь отдернуть руку. — Ты убавила температуру?

— Думаю, она все еще не в себе, — тихо говорит другая женщина. — Может, предложить ей что-нибудь выпить?

Блондинка удаляется и превращается в размытое пятно. Без очков я вижу не дальше нескольких футов перед собой, а все остальное… Очень много синих размытых пятен в движении, я щурюсь, но ничего не вижу. Раздраженная, наклоняюсь над краем кровати и пытаюсь нащупать очки на тумбочке. Вот только здесь нет тумбочки. Или стаканов.

И когда я переворачиваюсь, понимаю, что я не в постели. Мое лицо прижимается ко чему-то, что кажется стеной, и примерно через две секунды я понимаю, что голая. Это… один из тех плохих снов, где ты голая в торговом центре? Или в классе? Я снова зажмуриваюсь, пытаясь изменить направление своего сна. Счастливые мысли, Ло. Думай о хорошем.

Только вот мой сон, похоже, не меняется. Я снова осторожно открываю один глаз, и в поле зрения вырисовывается размытое синее лицо — и рога? Это рога?

— С ней все в порядке?

Я сдерживаю крик, съеживаясь на кровати. Я отталкиваюсь назад только для того, чтобы почувствовать стену и с другой стороны. Две узкие стены, и я голая… Я в гробу?

— Я мертва? — вскрикиваю в ужасе, прищурившись на большую синюю рогатую морду. — О боже, вы дьяволы? Я в аду?

— Только если он замерзнет, — говорит блондинка. — Фу, фу.

— Лиз, — отчитывает другая женщина. — Будь милой.

В поле зрения появляется новое лицо, и я едва могу разглядеть бледную кожу, морковно-рыжие волосы и еще одну пару безумно голубых глаз. Мне вручают мягкое пушистое одеяло.

— Укройся этим. Я Харлоу. Не бойся. Мы хорошие, обещаю.

Хорошие? Значит ли это, что есть плохие?

— К-где я? Почему я голая?

Блондинка прикусывает костяшку пальца.

— Итак. Много. Неуместных шуток просится наружу. Я не могу. Просто не могу.

— Ты в безопасности, — снова говорит рыжая.

— Может быть, нам стоило отрепетировать речь, — продолжает блондинка. — С любовью, Смурфики, добро пожаловать в нашу деревню!

— Лиз!

— Я ничего не могла с собой поделать!

— Что? — шепчу я, прижимая руку к пульсирующему лбу. — Я… под кайфом? Накурена?

— Лиз только ухудшает ситуацию, — говорит рыжая, нависая надо мной с дружелюбным лицом. — Ладно. Ты не дома, эм…как, ты сказала, тебя зовут, еще раз?

— Лорен, — говорю я веснушчатой рыжей девушке. — Но все зовут меня Ло. Ты не видела мои очки?

— Привет, Ло. Я Харлоу. Это Лиз, — она указывает на блондинистое пятно рядом с ней. — И мне не хочется тебя огорчать, но вас похитили инопланетяне.

— Эм, инопланетяне? — я прищуриваюсь, теперь мне интересно, не они ли те, кто под кайфом.

— Я не об этих инопланетянах, мы вас спасли, — быстро успокаивает меня Харлоу, жестикулируя.

Еще одна синяя фигура перемещается на заднем плане, и кто-то идет. О боже, эти синие штуки — люди? Очень, очень большие люди? С рогами? Мне это не снится?

— Мы хорошие, — щебечет Лиз. — Добро пожаловать в твой новый дом.

Мои очки все еще не найдены. Как и брюки, кровать или что-либо, напоминающее мою квартиру. Кажется, меня действительно похитили инопланетяне. Пока что никто не причиняет мне вреда, поэтому я стараюсь свести панику к минимуму. Думаю, тот факт, что меня накачали наркотиками, помогает, потому что не хочется сходить с ума. Я просто очень устала и опустошена. Лиз и Харлоу помогают мне выбраться из «капсулы» и заворачивают в еще одно пушистое одеяло. Они ведут меня и садят на пол среди кучи других одеял.

— Подожди здесь, — говорит Харлоу, похлопывая меня по плечу.

Как будто я куда-то могу уйти? Я даже не вижу в двух футах перед собой. Я стараюсь не пялиться, когда подходит какой-то большой парень в синем и предлагает мне бурдюк с водой и пакет с чем-то, на ощупь напоминающим мюсли.

— Ешь, — говорит он мне грубым голосом с акцентом, а затем отходит на несколько футов.

Почти уверена, что видела хвост, и это настораживает. Я запихиваю в рот горсть еды и с хрустом проглатываю, наблюдая за всеми вокруг. Здесь много голубых парней, и на них, кажется, мало одежды… если только они не одеты во все голубое. Это странно, потому что я ужасно замерзла, несмотря на слои одеял на моем теле, а содержимое бурдюка с водой, который мне дали, покрыто льдом. Возможно, я простудилась. Это объяснило бы усталость и замешательство. Я глубоко выдыхаю и наблюдаю, как дыхание превращается в облачко. Ладно, может быть, это не простуда.

— Сейчас зима? — спрашиваю я. — Я думала, сейчас лето.

По крайней мере, это было дома.

— Саммер здесь нет. Она вернулась к остальным, — говорит мне синий инопланетянин, а затем отходит на несколько футов.

Оооооокей. Теперь я действительно в замешательстве. Я делаю глоток ледяной воды и киваю, как будто все это имеет смысл, наблюдая за движением вокруг. Все сгрудились вокруг темного пятна и разговаривают тихими голосами. Мгновение спустя кто-то громко кричит. Действительно громко. Я подпрыгиваю на месте и чуть не расплескиваю напиток.

— Все в порядке! — говорит Харлоу. — Пожалуйста, не бойтесь! Кто-нибудь, схватите его, пока не убежал!

Возникает большое движение, а затем крикун издает еще один сдавленный всхлип, прежде чем замолчать. Я смотрю, широко раскрыв глаза и пытаюсь не паниковать.

— Что ж, все прошло хорошо, — сухо говорит Лиз. — чувствую, нам нужно немного попрактиковаться. Может не стоило начинать словами «Привет, мы инопланетяне».

— Позволь мне, — твердо говорит ей Харлоу. — Иди, посади ее с подругой.

— Друг, должно быть, это я. Моя соседка Мишель? Может быть, она знает, что происходит. Несколько мгновений спустя Лиз приводит еще одного человека, закутанного в меха, и он садится рядом со мной на одеяла. Эта девушка шмыгает носом и плачет, и я чувствую нетерпение Лиз. Заходит другой синий парень и предлагает девушке рядом со мной закуски, а затем снова уходит.

— Привет, — шепчу я новой девушке, как только становится ясно, что она не Мишель.

У Мишель темная кожа и коротко подстриженные волосы. У этой девушки каштановые растрепанные волосы и веснушки, и она плачет и всхлипывает так, как Мишель никогда бы не смогла. Должна ли я паниковать? На мгновение я испытываю облегчение от того, что ни хрена не вижу без очков.

— Я Ло.

— Ты кто? — спрашивает девушка с южным акцентом.

О. Да, точно.

— Я Лорен. Хотя все зовут меня Ло. Привет.

— Вилла, — отвечает она, вытирая нос. — Ты… ты знаешь, что здесь происходит?

— Не совсем.

Она наклоняется ко мне ближе.

— Они плохие?

— Надеюсь, что нет, — шепчу я. — Потому что у меня нет трусов.

Вилла хихикает сквозь слезы.

— Аналогично.

Я тоже начинаю смеяться, а потом мы обе хихикаем, поедая мюсли. Это кажется такой глупой, но важной вещью, из — за которой стоит расстраиваться. Как ни странно, я чувствую себя лучше, когда могу посмеяться над чем угодно.

— Откуда ты? — спрашиваю я Уиллу. — Я из Дарема, но я не думаю, что мы в Северной Каролине, потому что здесь действительно холодно.

— Арканзас, — отвечает Вилла. — Горячие источники, — она нюхает свой бурдюк с водой, как будто не уверена, можно ли это пить, а затем делает глоток. — Как ты думаешь, где мы находимся?

— Может быть, в горах? — предполагаю я, хотя и не совсем уверенно. Если да, то как мы сюда попали? И почему здесь инопланетяне?

— Как ты думаешь, мы в безопасности? — обеспокоенно спрашивает меня Вилла.

Я пожимаю плечами, потому что действительно не знаю.

— Я думаю, если бы они собирались убить нас, то не кормили бы и не дали одеяла, — говорю я, поскольку это самое обнадеживающее, что можно придумать.

— О, здорово, — кажется, это приободрило ее. — Господи, я чуть не описалась в свои несуществующие штаны при мысли о том, что меня убьют инопланетяне.

Я улыбаюсь ее словам, хотя не совсем уверена, что мы в безопасности. Харлоу и Лиз кажутся достаточно милыми, но я не могу не думать об их устрашающе светящихся голубых глазах и о том факте, что их всего двое, а больших голубых самцов намного больше.

Несколько мгновений спустя к нам присоединяется еще одна девушка. Она спотыкается, падая в меха, выбивая воду у меня из рук и спотыкаясь об одеяла Уиллы.

— Прости, — быстро говорит она.

— Все в порядке, — отвечаю я, пытаясь набрать воды, пока она не протекла повсюду. Мы с Уиллой помогаем ей сесть прямо, и девушка плотнее натягивает одеяло на плечи.

— Я Лорен, это Вилла.

— Я Вероника. Где мы?

— Мы знаем не больше твоего, — заявляет Вилла.

— Сколько нас? — спрашивает Вероника. — Это… это все люди в больших черных ящиках?

Я вспоминаю о гробе, из которого меня вытащили, и, прищурившись, смотрю в ту сторону, где копошатся Лиз и Харлоу. Их окружают несколько полуголых голубых парней.

— Сколько их там? Я ничего не могу сказать без очков.

Вероника садится рядом со мной, пока Вилла поднимается на ноги, считая. Через мгновение она возвращается вниз и наклоняется ко мне.

— Я насчитала двадцать. И они только что вытащили беременную женщину из еще одной из этих коробок.

Двадцать человек? Все они такие же, как мы, растерянные и голые? Что, черт возьми, происходит? Почему мы здесь? Чего от нас хотят эти инопланетяне? А еще, как нам попасть домой? Один за другим наша маленькая группа превращается в довольно большую. К нам присоединяются Надин, Келли и Бриджит, которые, кажется, воспринимают все спокойно. У них такие же ошеломленные выражения лиц, как и у меня. Саманта в панике и отталкивает руки любого, кто пытается ей помочь. Деви — болтушка, а женщина по имени Марисоль решает, что лучше всего спрятаться за мной. Она прижимается ко мне, будто может каким-то образом проникнуть под кожу. Я не жалуюсь, потому что мне тоже страшно. Не могу винить ее за поиски безопасного места. Просто не уверена, что за мной безопасно.

Думаю, мы разношерстная компания. Надин чернокожая, Флорделиза азиатка, а Деви индианка. Почти уверена, что Келли испанка, хотя спрашивать об этом невежливо и глупо, кажется. Какая разница, какой у кого-то цвет кожи, когда нас окружают голубые люди? Еще есть Тиа, выглядящая как подросток. Ханна, Пенни и Стеф — крупные девочки с упругими фигурами и декольте, которые вижу даже я, слепая. А еще есть Энджи. Бедная, бедная Энджи. Она продолжает трогать свой живот — свой очень, очень беременный живот — как будто в шоке.

— Ты в порядке? — спрашивает ее кто-то.

— Кажется, я беременна, — говорит она, совершенно пораженная.

После этого становится действительно тихо. Всем нам ясно, что Энджи очень беременна, но если для нее это сюрприз, то как долго она «спала»? И кто же ее оплодотворил? Это тревожит, и меня тошнит при мысли о том, что это значит. Если Энджи забеременела, то что насчет остальных из нас?

— Это все женщины, — говорит кто-то. — Теперь перейдем к мужчинам.

У меня пересыхает в горле. Мы тихая компания, все едят и стараются не волноваться, хотя иногда слышится паническое сопение. Я думаю, мы просто пытаемся понять, что происходит. Харлоу подходит к нашей дрожащей группе, а Лиз остается с остальными. Когда она проходит мимо, я замечаю руки у нее на пояснице и выпирающий из под меха живот Она тоже беременна.

— Интересно, они и ее схватили, пока она спала, — шепчет Вилла, думая о том же, что и я.

Большое синее пятно подходит к Харлоу и приносит ей стул.

— Сядь, — требует он. — Тебе слишком тяжело.

— Я в порядке, детка. Клянусь, — она наклоняется к синему парню, и секунду спустя я понимаю, что эти двое целуются.

— Все равно сядь, — требует он, вызывая у нее смешок.

Мгновение спустя Харлоу садится с нашей группой на мягкий стул. Она поправляет одежду, а затем смотрит в ожидающие лица, сложив руки. Марисоль крепко сжимает мою спину, словно собираясь с силами.

— Прежде чем я начну рассказывать обо всем, потому что знаю, в это будет немного трудно поверить, я хочу, чтобы вы помнили, я друг, и я прошла через это, я здесь, чтобы помочь, хорошо? — после недолгой паузы она медленно кивнула и продолжила. — Хорошо. Уверена, всем интересно, что происходит. У меня есть ответы. Они могут вам не понравиться, но у меня действительно есть ответы. Несколько лет назад я тоже проснулась в незнакомом, холодном месте, окруженная инопланетянами. Меня забрали ночью прямо из кровати и разбудили уже в новом мире. Ничто не имело смысла. Меня спасла очень добрая группа, что вытащила нас из капсул, очень похожих на те, в которых были вы, ребята.

— Он дерется, — кричит Лиз. — Кто-нибудь, подойдите сюда и придержите его! Мы не причиним вам вреда, черт возьми. Отвали!

Несколько больших синих инопланетян проносятся через комнату, и Харлоу останавливается. Глаза Уиллы расширяются, а кто-то еще начинает тихо плакать. Мгновение спустя все стихает, и Харлоу вздыхает. Она потирает свой округлившийся живот, и я не могу не взглянуть на Энджи, что продолжает пялиться на свой собственный, как будто он ее предал. Думаю, в каком-то смысле так и есть.

— Меня похитили инопланетяне, которых другие называют «Маленькими зелеными человечками». У них большие глаза и худые тела, они похищают человеческих женщин и продают на черном рынке в открытом космосе в качестве рабынь и домашних животных.

— Это то, что будет с нами? — спрашивает одна девушка, в ее тоне слышны ужас и гнев. — Теперь мы ваши рабы?

— Нет, — спокойно отвечает Харлоу. — Эти инопланетяне — не те, кто похитил тебя. Те, кто это сделал, были работорговцами. Они высадились здесь, пытаясь собрать еще несколько рабов, и мы убили их.

Кто-то поднимает руку.

— Я в замешательстве. Значит, плохие парни мертвы?

— Да. Они мертвы и никому не причинят вреда. Обещаю.

— Где же их космический корабль, если вы, ребята, избавились от них?

— Ты сидишь в нем.

Действительно? Я прищуриваюсь, оглядываясь вокруг, но ничего не вижу, только чувствую холод. Очень, очень холодно. Я дрожу, плотнее кутаясь в одеяла. Если мы на космическом корабле…

— Итак, вы, ребята, собираетесь сесть за руль космического корабля и отвезти нас домой, верно? — спрашивает другая женщина — кажется, Надин. — Вы собираетесь вернуть нас домой?

— Эм, не совсем. Есть проблема. Вы не можете вернуться домой. Вы уже дома.

— Где именно мы находимся? Мы вообще на Земле?

— Вы на другой планете. Здесь два маленьких солнца и две луны, и немного прохладно, — она улыбается, чтобы смягчить слова. — Но это очень милое место, и люди здесь замечательные, честно.

Кто-то начинает истерически смеяться. Саманта.

— Так, подожди. Мы не можем вернуться домой? Сейчас? Или вообще никогда?

— Боюсь, никогда, — прозвучал нежный голос Харлоу. — Пути назад нет.

— Чушь собачья, — говорит Ханна, явно расстроенная.

Саманта просто смеется, как будто это самая смешная вещь, которую она когда-либо слышала. Кто-то еще начинает плакать. На самом деле, несколько человек. Я оцепенела. Я не знаю, что думать. Никогда больше не вернуться домой? Никогда? Я думаю о своей квартире недалеко от института. Мишель не заметит, что меня нет, пока не наступит срок аренды или домашний какаду не начнет требовать еды. К счастью, Наггет действительно шумный, и Мишель он нравится. Моя бедная птичка. Мои бедные родители. Бедная я. Я испытываю острое чувство скорби по всему, что было потеряно в одно мгновение. Я не сделала ничего, чтобы заслужить это, но мой мир каким-то образом был вырван у меня в одно мгновение. У меня даже нет очков. Я потеряла все.

— Это чушь собачья! — кричит Ханна. — Мы сидим в космическом корабле. Почему мы не можем просто развернуть его и полететь обратно на Землю?

Харлоу поднимает руку, как бы успокаивая ее.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Клянусь, я чувствовала то же самое, когда впервые проснулась здесь и поняла, что произошло. Но этот корабль изначально прибыл сюда в поисках новых рабов. Они воспользовались записями старой команды, что высадилась здесь ранее, и убили их. Если корабль вернется на Землю, кто-то проследит траекторию полета до нашего мира и поставит всех, кто здесь живет, под угрозу. Мне жаль говорить это, но на планете десятки семей окажутся в опасности. Вы, ребята, в меньшинстве.

Среди группы раздается тихий недовольный ропот. Я тоже чувствую укол негодования, хотя часть меня все понимает. Другая часть просто хочет вернуться домой. Марисоль вздрагивает у меня за спиной. Я протягиваю руку назад и похлопываю ее по плечу.

— Итак… что произойдет с кораблем? Что будет с нами? — спрашиваю я.

— Корабль, — тяжело произносит Харлоу. — будет уничтожен, чтобы никто больше не смог улететь, — снова раздается ропот возмущенных голосов. — Я знаю. Я знаю, о чем вы думаете. Я тоже не в восторге от этого, но если это обеспечит безопасность детей, то так и будет.

— Это дерьмово, — сердито говорит Ханна. — Не иметь права голоса в…

Большой синий инопланетянин рядом с Харлоу угрожающе рычит.

Ханна замолкает. Мы тоже.

— Рух, детка, — бормочет Харлоу. — Все в порядке.

— Все не в порядке, — рычит инопланетянин. — Наши люди рискуют своими жизнями, чтобы спасти их. Многие напуганы. Многие вдали от детей. Многие рискуют собой. Для чего? — он тычет пальцем в воздух и указывает в сторону, где Лиз и остальные все еще работают над укрощением дерущегося самца. — Чтобы их покусали, чтобы им причинили еще больше боли? — он смотрит на всех нас сердитыми, горящими голубыми глазами. — Мы все в опасности. Все. Это касается не только тебя. Это про нас.

Наступает долгая минута молчания.

— Прости, — бормочет Ханна.

— Для нас все это ново, — говорит Вилла. — Ко многому нужно привыкнуть.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — отвечает Харлоу. — Правда. Это новая территория для всех. И мы знали, что это будет трудно понять. Некоторые из наших людей хотели, чтобы мы оставили вас в капсулах, потому что это было бы безопаснее для всех, но, в конце концов, мы не смогли. Это было бы несправедливо по отношению к вам. Итак, мы разбудили вас, зная, что не все будут счастливы присоединиться к нашему племени, и что не все вы, — она деликатно откашливается. — Люди.

Где-то на заднем плане раздается животный рев ярости.

— Что это? — спрашивает Надин.

Глава 2

ЛОРЕН

— Не могу поверить, что мы выстраиваемся в очередь за ленточными червями, — ворчит Ханна рядом со мной.

— Поверь, сестренка, — говорит ей Надин, прыгая в попытках согреться. — Если это не даст моей заднице отморозиться, я возьму дюжину.

На данный момент я согласна с Надин. На мне три слоя кожи и меха, у ботинок двойная подкладка, и я все еще чувствую себя замерзшей сосулькой, наблюдая за охотой. Вернее, остальные наблюдают за охотой. Я наблюдаю за кучей разноцветных шариков, движущихся по белому полю.

Мы стоим на снегу, наша группа людей сгрудилась на небольшом расстоянии от остальных. Охотники преследуют какое-то крупное животное по имени сак-кохтск, чтобы добыть нам что-то под названием кхай. Кажется, что у всех живых существ на этой планете есть кхай — паразит, который помогает им выживать и не дает заболеть. То, что заставляет глаза каждого светиться пугающим синим.

Услышав, что у меня появится постоянный паразит, которого Лиз в шутку называет «вша», я… смирилась. Я имею в виду, что есть небольшой бонус в том, чтобы на простужаться и не мерзнуть — две вещи, которые крайне необходимы всем нам. Я начинаю забывать, каково это — быть в тепле. У Стеф и Пенни сильная простуда, а у Уиллы такой красный нос, что она похожа на клоуна. Здесь холодно. Это уныло. Это изматывает. На данный момент я очень жду свою «вшу». Конечно, есть подвох. Подвох есть всегда. Хотя я стараюсь об этом не думать. Поэтому я подношу руку к глазам и прищуриваюсь, изо всех сил пытаясь разглядеть, что происходит вдалеке. Лиз стоит рядом с мужем Харлоу, Рукхом, впереди нас. Остальные, включая вождя племени, заняты охотой на тварь, которая заразит нас всех вшами и спасет от замерзания до смерти.

Прошло несколько дней с пробуждения, и все это время мы пытались адаптироваться. От запоминания имен до знакомства с планетой и, в общем, всего. Такое чувство, что я начинаю с нуля. Бывали ночи, когда я плакала в свою меховую накидку, только для того, чтобы слезы не замерзали на лице. Я не единственная плакса. Я знаю, что Тиа плачет по ночам, потому что слышу ее, и еще одна девушка, но она никогда не признает этого. Некоторые воспринимают все по-другому — Ханна довольно зла из-за сложившейся ситуации. Саманта просто смеется. Много. Энджи погружена в свои мысли, не могу ее винить. А Марисоль? Ну, Марисоль прячется. Или пытается это сделать. Иногда она пропадает, и все отправляются на охоту, чтобы в итоге найти ее где-нибудь на корабле. Это беспокоит остальных, потому что Мардок и Харлоу опасаются, что она вляпается во что-то, что может причинить ей вред. Я пытаюсь взять Марисоль под свое крыло, придать ей смелости. Ночью мы спим вместе, чтобы согреться, и я стараюсь держать за руку, дать понять, что она не одна.

Я бы хотела, чтобы кто-нибудь был рядом и держал меня за руку, говорил мне, что я не одинока, но если это невозможно, думаю, я сама им стану для другого нуждающегося.

— Они справляются, — говорит кто-то, и Марисоль крепче сжимает мою руку.

Мы стоим на краю большого заснеженного поля, ожидая, когда нас позовут вперед. Корабль находится далеко, а впереди доносится такой сильный шум и раскаты грома, что я начинаю нервничать. Хотелось бы вернуться на корабль, но мне объяснили, что без вши я умру. В воздухе есть что-то токсичное для людей. Вошь действует симбиотически, изменяя днк своего хозяина, чтобы они оба могли остаться в живых. И хотя мне не очень нравятся вши, я очень хочу быть живой. И вот мы здесь.

— Кто-то только что воткнул в него копье, — говорит Вилла, и рядом с ней девушка по имени Рейвен издает отвратительный звук, Стеф чихает.

— На что оно похоже? — спрашиваю я, поскольку не вижу ничего, кроме движущихся по краям моего зрения пятен. — Са-кохтск?

— Уродливое создание, — говорит Вилла. — Вроде как если бы Годзилла и альпака спарились, и у них родился волосатый ребенок со слишком большим количеством глаз.

Тогда я скорее рада, что не могу этого видеть. Для меня это просто похоже на движущуюся каплю, за которой гонится множество маленьких синих капель. Как и питомец двисти Фарли, Чомпи, похож на верблюда с более тонкими конечностями, слишком густой шерстью и множеством зубов.

— Останься со мной, Ло, — шепчет Марисоль и крепче сжимает мою руку.

— Конечно, — успокаивающе говорю я.

Знаю, она напугана. Мне тоже страшно. В последнее время было много страха, и каждый день кажется борьбой за то, чтобы преодолеть его.

— Ты думаешь…, — Начинает Вилла, а затем останавливается.

— Что? — спрашиваю я. — Думаю ли я о чем?

Она топает своими меховыми ботинками, стряхивая с них снег.

— Я не знаю. Ты думаешь, мы будем, ну, ты знаешь. Как это называется? Вибрировать?

— Резонировать, — застенчиво поправляет Марисоль.

— Да, именно. Ты думаешь, это произойдет? — сказала Вилла, смотря на меня.

— Не знаю. Что касается меня, надеюсь, что нет, — отвечаю я.

Потому что у вши, симбиотического ленточного червя, что подарит нам ярко-голубые глаза, встроенный обогреватель и суперзаряженный иммунитет, тоже есть подвох. Ей нравится объединять людей в пары и делать детей. Вошь выбирает «пару» для своего существа, и ты начинаешь «резонировать», вибрировать в груди. Кто-то другой резонирует для тебя, и все. Бум. Теперь вы можете делать детей. Мне сказали, что это невозможно отрицать и что вша всегда выбирает правильно. Все девушки, которых я встречала, счастливы, включая Харлоу и Лиз, а они обе с голубыми парнями.

Кроме того, похоже, что это не «если», а «когда» — если слушать, что говорят другие. Это меня беспокоит. Я все еще думаю о собственном выживании, а не о создании семьи или том, чтобы поселиться с инопланетным незнакомцем. Я решаю, что оптимистичная тактика лучше всего. Просто двигаться шаг за шагом. Сначала примем кхай, о резонансе побеспокоимся позже.

— У меня даже парня никогда не было, — задумчиво говорит Вилла, игнорируя жизнерадостный совет. — Как мило, что какая-то вошь найдет для меня идеального парня.

— Если только он не отличный парень, — вмешивается Марисоль. — Что, если он страшный? Как парень-зверь?

Я содрогаюсь от этой мысли. Боже, Марисоль наконец заговорила, но лучше бы молчала.

— Давай не будем об этом.

— Парень-зверь — один из четырех мужчин из капсул. Двое из них ярко-рыжие, любящие раздеваться близняшки. Один — крупный золотистый парень с копной таких же золотых волос, таких жестких, что они торчат дыбом. Кто-то сказал, что у него тоже есть рога, но я не могу их разглядеть. А еще есть парень-зверь. Он темный. И страшный. И покрыт шрамами. И меньше всего похож на человека из-за своих массивных плеч и сгорбленной фигуры. Он рычит на всех, у него большие клыки, когти и красные глаза, этого достаточно, чтобы я держалась подальше, так что со своим зрением удалось увидеть очень мало. Они держат его связанным и под охраной.

Но Уиллу, похоже, эта мысль не расстраивает. Она бросает взгляд на группу людей неподалеку.

— Мне жаль этого парня-зверя, — признается она. — Держу пари, он напуган, как и мы. Просто не знает, как с этим справиться.

— Мм.

Не уверена, что согласна. Меня тревожит его гнев, и не только меня. Какими бы дружелюбными ни были некоторые из этих инопланетян, они не люди. Это видно по хвостам и рогам, вплоть до некоторых языковых отличий. Лиз называет своего мужа «парой», а детей «котятами». Они едят мясо сырым, и, похоже, у них в деревне есть целитель, лечащий «возложением рук». Для этих людей Саммер — это имя девушки (мне говорили, что она милая), а не время года. Я даже не уверена, есть ли другие сезоны, кроме зимы и еще более холодной зимы.

С каждым проходящим днем «нереальность» нашей ситуации, кажется, растет.

— Подойдите, — раздается голос, и я узнаю вождя, Вектала. Это большой синий парень, за которым следуют остальные. — Подойдите и получите свои кхай.

— Это нам, — говорит Вилла, затаив дыхание. — Идем?

Я колеблюсь, потому что пути назад нет, как только мы получим эту вшивую штуковину. Она позволит нам жить здесь, но также изменит навсегда. Что, если я найду отклик у одного из здешних свирепых, кажущихся сердитыми незнакомцев? Единственный, кто чувствует себя непринужденно в этой ситуации — это большой золотой парень, но даже он кажется пугающим. Я просто не знаю. С другой стороны, я бы хотел посмотреть. И быть в тепле. И, знаете ли, не умереть. Черт возьми.

— Да, давай покончим с этим.

— Возьми меня за руку, — предлагает Вилла. — Смотри под ноги. Здесь много снега.

Мы держимся друг за друга, образуя живую цепь, вместе с другими людьми, марширующими вперед. Один из больших красных парней поддерживает беременную Энджи, и я чувствую укол оттого, что не помогла ей. Я должна была подумать о ней и рада, что кто-то все же сделал это. В стороне трое больших синих парней тащат наполовину зверя, связанного веревками. Тот, рыча, продолжает сражаться с ними, как будто от этого зависит его жизнь. На мгновение мне хочется сделать то же самое. Чувствую, что теряю контроль. Я не виню его за то, что он дерется, рычит и пытается вырваться, но Марисоль крепко сжимает мою руку, а Вилла ведет нас вперед, и я знаю, что вдалеке ждут остальные. Я знаю, что они делают все возможное, чтобы помочь нам. Итак, я иду. В конце концов, выбора нет.

***

— У тебя не появился резонанс, да? — Ханна бросает на меня сочувственный взгляд. — Разочарована?

— Неа, — говорю я ей, накладывая ложкой еще супа в тарелку.

Мы все вернулись на корабль, сидим в столовой после дневной охоты и все еще приходим в себя после того, как получили вши. В тот момент, когда оно коснулось моей шеи и скользнуло внутрь, о чем я предпочитаю не думать, я потеряла сознание. Мне сказали, такое случается со всеми. Теперь, когда я проснулась, замечаю несколько вещей. Первое — я чувствую себя так, словно по мне ударили кувалдой. Измученной, и все болит. Второе — я умираю с голоду. Я могла бы съесть целую корову, если бы кто-нибудь поставил ее передо мной. Сейчас я просто поглощаю все тушеное мясо, которое влезает в миску. И не только я. Красные близнецы возвращались за добавкой пять раз. Третье — я больше не отмораживаю себе задницу. На улице немного прохладно, но гораздо комфортнее. Как будто «морозный осенний день», а не «голая в Антарктике». Неудивительно, что Харлоу и Лиз, похоже, не беспокоит холод. Четвертое — думаю, мое зрение улучшается. Как они и обещали, вместо сплошных пятен все начинает приобретать форму. Немного, но это начало. Я вижу лицо Ханны, и она симпатичная. И мрачная.

— Разочарована, что ты не нашла отклика? — не могу не спросить ее.

Ханна издает удивленный звук.

— Я? О нет.

Я бы не винила ее, если бы это было так. Сейчас об этом трудно не думать. Вероника — неуклюжая, невзрачная, тихая Вероника сидит рядом с большим золотистым парнем. Тем, с львиной шерстью. Они нашли отклик. Это началось, по-видимому, в тот момент, когда Вероника проснулась, и с тех пор не прекращается. От них обоих исходит низкое мурлыканье, и оно такое громкое, что невозможно не заметить. Вероника выглядит застенчивой и смущенной, а большой золотой парень так, словно хочет съесть ее ложкой. Я не хотела резонанса для себя, но довольно сложно игнорировать то, как он смотрит на нее. Даже с моим паршивым зрением очевидно, что он совершенно очарован, и каждый раз, когда она дергается, он реагирует. Подозреваю, что если бы Вероника позволила, он попытался бы ее покормить. Я украдкой наблюдаю за ними со своего места. Даже отсюда вижу, какие ярко-красные щеки у девушки. Большой парень сидит очень близко к ней, и когда мимо проходит один из красных близнецов, он напрягается и бросает на него яростный взгляд за то, что тот осмелился прогуливаться поблизости. Он практически ощетинился от собственничества.

Рядом со мной вздыхает Ханна. Она тоже это видит. Да. Если вы спросите меня, я не хочу резонанса. Но… от такого внимания горячего, сексуального парня трудно отказаться.

— Ты думаешь, они сегодня съедутся? — шепчет Ханна между кусочками тушеного мяса.

Я пожимаю плечами.

— Это не мое дело, — хотя, признаюсь, мне тоже очень любопытно.

— О, пожалуйста, — говорит Ханна. — Это небольшая группа. Тут всем дело до всех. Посмотри, они тоже за ними наблюдают.

Она кивает в сторону двери, и я замечаю, что неподалеку стоит группа голубых парней, скрестивших руки на груди. Они смотрят за Вероникой и ее новым парнем. Наблюдатели. Это хорошо. Я действительно рада. Это означает, что даже если бы Вероника не была заинтересована, что, черт возьми, звучит безумно, никто бы ни к чему ее не принудил. От этого становится легче. Я запихиваю в свой голодный желудок еще немного тушеного мяса.

— Кто-нибудь еще нашел отклик? — спрашиваю я, поскольку Ханна, похоже, знает все подробности.

— Нет. Только эти двое. И я думаю, кто-то положил глаз на одного из красных близнецов. А как насчет тебя?

Я осторожно оглядываюсь назад, где в одиночестве сидят очень голые рыжие близнецы. Они оба едят, склонившись над тарелками, мрачно и методично запихивая ложки в рот, как будто очень спешат. Ни один из них не смотрит на свою еду. Они слишком заняты, наблюдая за остальными.

Кто-то смотрит в мою сторону, и я поспешно возвращаюсь к еде. Я не хочу, чтобы меня застукали за разглядыванием. Это кажется грубым, особенно когда одна из сторон голая.

— Они кажутся… милыми, — не могу придумать, что еще сказать.

Ханна фыркает.

— Ага, миленький как песик Куджо.

В ее словах есть смысл, но я пытаюсь оставаться позитивной. У нас и так достаточно поводов для беспокойства прямо сейчас. Каждый справляется со всем по-своему. Некоторые люди немного… любопытствуют по поводу этого. Я доедаю и оглядываюсь по сторонам.

— Ты не видела Марисоль? Или Уиллу? Они не едят.

Ханна пожимает плечами.

Дерьмо. Держу пари, Марисоль снова прячется. Она борется с переменами — не то чтобы я ее виню.

— Думаю, я пойду поищу их. Поговорим позже.

— Не забывай, что завтра мы «причалим», — напоминает мне Ханна. — Последний день жизни на корабле, прежде чем станем примитивными, — крутит ложкой в воздухе. — Паиньками.

Верно. Прямо сейчас корабль медленно ползет по суше, и утром мы прибудем на побережье океана, начиная вторую часть «спасения», в которой наши новые друзья быстро уничтожают единственный космический корабль. Не думаю, что получится забыть об этом.

— Спасибо, Ханна. Я запомню.

Как будто я могу уйти куда-нибудь? Что я собираюсь делать, выпрыгнуть из движущегося космического корабля и надеяться выжить самостоятельно? Я убираю посуду, потому что крошечная столовая на корабле кажется слишком тесной из-за такого количества людей внутри, и иду искать Марисоль и Уиллу, которая в этот момент возвращается за добавкой с пустой миской в руках.

— Ты не ешь с группой? — с любопытством спрашиваю я. — Все в порядке?

— Я отнесла Грэну немного еды. Не думаю, что он что-то ел, — говорит мне Вилла, растягивая слова.

— Грэн? Кто такой Грэн?

За последние несколько дней мы встретили так много людей и не только, что в голове каша. Я мысленно пытаюсь сопоставить это резко звучащее имя с одним из пришельцев.

— Ты знаешь. — Вилла бросает на меня раздраженный взгляд. — Тот, которого они держат связанным.

Это Грэн? Я содрогаюсь, вспоминая ярко-красные, а теперь голубые глаза и дикий гнев на его лице.

— Ты уверена, что это безопасно, Вилла? Он не совсем доволен тем, что находится здесь.

— А кто-нибудь из нас доволен? — она качает головой, выражение ее лица полно сочувствия. — Он так же напуган, как и я. Просто он показывает это по-другому. Ему нужен друг.

Я тут подумала, что ему нужны транквилизаторы, но, возможно, Вилла права. И все же я в это не верю.

— Просто будь осторожна, хорошо?

— Как и все мы, — просто отвечает она. — Он тоже потерял свой дом и все, что знает.

И теперь я чувствую себя полной задницей, улыбаясь ей.

— Ты права. Я просто волнуюсь, — я смотрю мимо нее, а затем спрашиваю. — Ты не видела Марисоль, не так ли?

— Мне кажется, я видела, как она бежала по одному из задних коридоров.

Я прикусываю губу.

— Спасибо. Мне лучше найти ее, пока красные близнецы не съели все рагу.

— А я, пожалуй, отнесу своему другу вторую тарелку.

Она поднимает тарелки, улыбается и уходит.

Я замолкаю, задаваясь вопросом, не несправедлива ли я. Грэн действительно пугает, но если Вилла узнала его имя, возможно, это первый шаг к тому, чтобы успокоить его и подружиться. Знаю, другие больше обеспокоены тем, что он причинит нам вред, чем заботой о нем. У нас слишком много беспомощных людей. Я понимаю. Мы находимся в ситуации сортировки — сначала вы решаете самые неотложные вопросы, а потом беспокоитесь о более сложных вещах. Харлоу, Лиз и остальные чувствуют себя подавленными. Я вижу это по их лицам. Лиз смотрится так, словно не спала несколько дней, а Вектал, шеф, кажется потрепанным. Охотники либо постоянно наблюдают за нами, чтобы мы не пострадали, либо охотятся, чтобы накормить и одеть нас. Харлоу, Мардок и Фарли носятся по кораблю, пытаясь спасти как можно больше предметов, прежде чем мы уничтожим корабль. Двадцать новичков — слишком много, чтобы собрать их в небольшую группу, и каждый доведен до предела. Именно поэтому я пытаюсь помочь. Вот почему нужно найти Марисоль. Я снова иду по коридору, в поисках начинаю заглядывать в любой уголок корабля размером с человека, пытаясь мыслить как испуганная женщина. На ее месте, где бы я спряталась? Конечно, попыталась бы найти последнее место, где меня стали бы искать. Темное и тихое место, где я могла бы исчезнуть и просто спрятаться от всех проблем на некоторое время. Я на мгновение задумываюсь, а затем направляюсь в грузовой отсек.

— Ты заблудилась, Ло-рен? — спрашивает один из больших синих парней — Золая, кажется, когда я прохожу мимо него.

Он кажется достаточно дружелюбным, выражение лица открытое и честное. У него длинные, растрепанные косы, и я помню, как вчера он говорил остальным, что скучает по своей паре, потому что она обычно укладывает ему волосы. Я помню это, и помню, как он рассказывал об их котенке. Как ни странно, я начинаю доверять немного больше, когда слышу, что у него есть жена и семья, и он скучает по ним. Но я почти уверена, что Марисоль не оценила бы компанию инопланетян. Она по-прежнему боится всех нелюдей.

— Я просто ищу подругу.

— Тебе нужна помощь?

Я качаю головой.

— Думаю, она напугана и прячется.

Осознание появляется на его лице.

— Ах. Эта. Мар-и-сол.

Бедная Мари. Уже стала легендой.

— Та самая. Я найду ее и приведу обратно в столовую.

Он кивает.

— Я направляюсь туда. Найди меня, если понадобится помощь.

— Я так и сделаю. Спасибо тебе, Золая.

Он улыбается, услышав свое имя, и на мгновение выглядит по-мальчишески человечным, прежде чем слегка кивнуть мне и направиться дальше. Я расслабляюсь. Может быть, они такие, как и мы, в конце концов. Конечно, когда он поворачивается, хвост дергается взад-вперед при ходьбе, что довольно быстро отбрасывает эту мысль. Возможно, человечный. Но не человек.

Я жду, когда он уйдет, а затем направляюсь в грузовой отсек. Я прохожу мимо каждой из капсул, проводя рукой по поверхности одной из них. Интересно, как долго я здесь пробыла? Они забрали меня так, что я ничего не поняла? Что бы случилось, если бы никто не разбудил меня? Я содрогаюсь от этой мысли. Даже сейчас, хотя я и не в восторге от того, что застряла здесь, я бы предпочла бодрствовать, чем спать, ни о чем не подозревая. Это похоже на особый вид ада.

На одной из капсул в задней части закрыта крышка. Я подхожу к ней, стараясь ступать достаточно тихо, чтобы подкрасться к Мари. Когда я подхожу сбоку, то колеблюсь прежде чем осторожно постучать.

— Это я.

Она приоткрывает крышку и смотрит на меня заплаканными ярко-голубыми глазами.

— Что?

— Я пришла посмотреть, все ли с тобой в порядке, — мягко говорю, отодвигая крышку, чтобы видеть ее. — Все едят, кроме тебя.

— Я не в порядке, — она шмыгает носом, вытирая щеки. — Я проснулась на чужой планете, и кто-то подсадил в меня паразита. Почему меня все должно устраивать?

— Знаю, — говорю я, неловко похлопывая ее по плечу. — Я чувствую то же самое. Я потрясена и не знаю, что думать, но это лучше, чем годами быть в отключке.

— Неужели? — она качает головой, вытирая еще больше слез. — Потому что, по крайней мере, тогда я не знала, что происходит. По крайней мере, мне не было страшно, — Мари прижимает дрожащую руку ко лбу. — Лучше бы никто меня не будил, понимаешь? Я не уверена, что смогу справиться… со всем этим, — она машет рукой по сторонам. — Я не такая храбрая, как ты.

Такая храбрая, как я? Я борюсь с желанием истерически рассмеяться, ведь сама держусь на волоске. Я вздыхаю и смотрю на ее капсулу, а затем начинаю забираться в нее рядом.

— Что ты делаешь? — испуганно спрашивает она.

— Посмотрим, сработает ли это, — говорю я Мари. — Если я смогу спрятаться от всего этого на несколько часов, то присоединюсь к тебе.

Она хрипло смеется, когда я втискиваюсь рядом.

— Должна предупредить, это не выход. Прятки лишь немного помогают.

— Ах, но хоть немного же помогает, правда?

Я ложусь рядом, наши плечи соприкасаются, и я сжимаю ее руку. Я знаю, что она чувствует. Единственная причина, по которой я сама не рыдаю, заключается в том, что еще один плачущий человек делу не поможет. Другим нужен кто-то сильный, кто-то, на кого можно положиться, а я вполне могу быть этим человеком. Я еще раз сжимаю ее руку.

— Все будет хорошо. Обещаю.

— Ты просто так это говоришь? — в ее голосе снова слышатся слезы.

— Да?

По крайней мере, она заставляет меня смеяться. Это уже что-то.

***

Ночью все люди укладываются на меховые кровати в одном из складских помещений корабля, мягкое покачивание облегчает засыпание. Горящие глаза моих соседей — не очень. Я все равно засыпаю и не удивляюсь, когда Мари подходит и сворачивается калачиком рядом со мной. Она почему-то решила, что я ее защитник, поэтому я по-матерински обнимаю ее, похлопываю по спине и пытаюсь снова заснуть.

В этот момент я снова слышу ночной плач. Думаю, это Ханна. Мы все переживаем случившееся по-своему. Днем она стерва, а ночью ломается. Это нормально. Хотела бы я помочь, но не думаю, что она хочет показать кому-то свои «слабости». Поэтому я закрываю глаза и пытаюсь заснуть.

Все наладится, говорю я ей про себя. Это только начало. Когда ты достигаешь самого дна, тебе некуда двигаться, кроме как вверх.

Конечно, я не уверена, говорю ли я это ей или пытаюсь убедить себя.

Глава 3

ЛОРЕН

Я смотрю на воды океана, оцепенев от шока. Конечно, в этом мире много другого, но в то же время так много похожего на наш. Снег есть снег. Горы есть горы. Камни есть камни. А там, где мы были, не было ничего, кроме снега и скал, покрытых снегом. Это не выглядело таким уж чужим, по крайней мере, на мой взгляд. Но этот пляж? Он инопланетный. Нечто потустороннее. Прямо-таки жуткий.

Мы пролетели между долинами окружающих нас зубчатых гор и оказались на побережье. Длинный трап уходит в песок, но сам корабль уже находится в воде, опираясь на треногу, выглядящую не так прочно для противостояния волнам странного океана.

Боже, он действительно странный. Вода зеленая. Не успокаивающего цвета морской пены и даже не сине-зеленая. Она глубокого бутылочно-зеленого цвета, и пена, которая вьется вдоль каждой волны, тоже зеленая. Песок здесь более темного, почти нефритового цвета, а песчинки крупнее, чем, насколько помню, были на земле. По крайней мере здесь пахнет океаном, даже если он на него не похож. Волны тоже хаотичны. Я вспоминаю летние каникулы, проведенные на пляжах Флориды в подростковом возрасте, и разочарование от того, что волны были настолько прохладными, что на них нельзя было кататься, как это делают серферы по телевизору. Нежные, освежающие маленькие волны.

Но здесь… Эти чудовищные волны хаотичны и сердиты. Они разбиваются и обрушиваются на пляж, словно пытаясь наказать его. Знаю, что это как-то связано с притяжением двух лун, но видеть такое тревожно.

И существа.

Боже, здесь повсюду разные существа. Крабы больше похожи на скорпионов, а волны колышутся от щупалец, похожих на змеев. И, к счастью для меня, мое зрение исправилось настолько, что я могу видеть их во всей их красе. Это не дружелюбное место. Почему-то, когда я услышала, что мы отправимся на корабле в океан, я подумала об белых песчаных пляжах и пологих волнах. Даже если там будет снег, все равно на это будет приятно смотреть.

Не угадала.

Но… здесь есть птицы. Коричневые, толстые маленькие птички собираются в стаи вдоль скал и улетают, как только кто-нибудь приближается. Большие птицы с белыми перьями и длинными тонкими лапами опускают в волны похожие на иглы клювы, выуживая лакомства. Здесь не совсем так, как дома, но при виде птиц я почему-то чувствую себя лучше. Наблюдение за ними всегда меня успокаивает. Интересно, насколько здешние существа похожи на тех, что живут дома, но все же дико отличаются. Птица в волнах похожа на вытянутого бледного родственника фламинго, но с клювом будто лезвием бритвы. Крабы как на Земле, но более жуткие. Океан — это вода, но не совсем такая, как у нас.

Здешние люди… то же самое.

— Ну, это… другое.

Вилла подходит ко мне и смотрит на воду. Она плотнее прижимает к груди свой меховой плащ, когда странная птица в волнах удаляется от нас. Она рассеянно пинает крошечного крабоскорпиона со своего ботинка.

— Не помню, чтобы пляж выглядел таким… экзотическим.

— Аналогично.

Я наблюдаю, как один из паукообразных крабов размером с тарелку подползает ближе к воде. Что-то со щупальцами хватает его, утаскивая в волны, и я вздрагиваю.

— Хорошо, что слишком холодно для купания, да?

— И правда, — вторит она, соглашаясь, затем переводит взгляд на меня. — Мардок говорит, ему нужна помощь в спасении кое-какого оборудования, если у тебя есть время.

Мардок — один из больших синих инопланетян с татуировками и серебряными рогами. Он сильно отличается от других, и, кажется, кто-то упоминал, что давным-давно он был членом команды этого корабля. Такая большая предыстория, что новичку вроде меня хорошо хотя бы запоминить имена и лица, поэтому я стараюсь сосредоточиться на основном. Мардок многое знает о корабле, и они с Харлоу усердно работали над тем, чтобы разобрать компоненты на мелкие детали, прежде чем вся эта штуковина уйдет в лету.

Учитывая, что мы сейчас на пляже, предполагаю, осталось не долго.

— Конечно, я могу помочь. Хотя не знаю, пойму ли что-нибудь. Я не слишком разбираюсь в космических кораблях.

— Я тоже. Думаю, ему просто нужны дополнительные руки. Другие большие синие парни отправились на охоту или ставят палатки. Или готовят пещеры. Или что-то еще, — Вилла корчит гримасу. — Боже, надеюсь, это не палатки, потому что не знаю, смогу ли я спать на земле, зная, что все эти паукообразные скорпионы повсюду.

— Отлично. Теперь я не смогу уснуть, — поддразниваю я, когда мы поворачиваем обратно к кораблю.

Я не могу удержаться от последнего взгляда на волны и вижу, как белая птица опускает голову под воду и вытаскивает что-то скользкое. Она смотрит в мою сторону и останавливается, а я чувствую абсурдное желание помахать рукой, как будто птица даст мне разрешение жить на ее планете.

Глупо с моей стороны. В конце концов, это всего лишь птица. Я застряла здесь, хочет она того или нет. Но я все равно улыбаюсь, следуя за Уиллой обратно на корабль.

Внутри на удивление тихо. Последние несколько дней тут было людно. Мардок сказал, что корабль рассчитан всего четыре человека экипажа, и я верю этому. Хотя снаружи он кажется большим, внутренние жилые помещения на самом деле довольно тесные. Вы не можете пройти плечом к плечу по коридору с одним из больших инопланетян внутри, без того, чтобы кому-то не пришлось уйти с дороги. Однако сегодня большая часть племени на пляже или на охоте, и это место кажется на удивление пустым.

Мардок находится в грузовом отсеке, спиной к нам. Он стоит в стороне, у крышки одной из похожих на гроб капсул, в которых мы проснулись. У него в руке блестящий инструмент, напоминающий мне отвертку, и он использует его, чтобы открутить одну из печатных плат.

— Я захватила с собой дополнительную пару рук, — объявляет Вилла.

Марисоль выглядывает из-за края одного из гробов и улыбается мне, затем возвращается к работе. Я улыбаюсь в ответ, а затем смотрю на Мардока.

— Привет, — говорю я и робко машу рукой, когда большой инопланетянин оборачивается.

Я всегда думала, что Мардок — один из самых пугающих инопланетян. Он один из самых высоких, и его рога покрыты блестящим металлом. Одна сторона его тела покрыта татуировками, и до меня дошли слухи, что он наполовину киборг, хотя не могу сказать, какая именно это половина. Он немного пугающий. С другой стороны, Рух тоже пугает. И Вектал. И ладно, большинство из них, даже если они изо всех сил стараются казаться милыми. Просто мне требуется некоторое время, чтобы ко всему привыкнуть.

— Отлично, еще одна пара рук. Мне нужно все, что я могу достать, потому что Вектал хочет спустить этот корабль под воду к концу дня. Это означает, что мне нужно отключить все и разобрать в ближайшие несколько часов, нельзя тратить время впустую.

Я закатываю рукава своей длинной туники.

— Покажи, что делать.

Вилла хлопает в ладоши.

— Я схожу перекусить, а потом вернусь и помогу.

Она убегает, и в этот момент я наклоняюсь и наблюдаю, как Мардок вытаскивает крошечный золотой чип с тремя зубцами из одной из панелей.

— Мне нужно столько таких, сколько ты сможешь найти. На этом уровне схем их четыре, на следующем — три. С двадцати капсул у нас должно быть сто сорок. Думаешь, ты сможешь сделать это для меня?

— Думаю, да, — говорю я и беру инструмент, который он мне протягивает.

Мардок уходит, и я остаюсь одна. О, ладно. Вот и все, чему меня научили. Ну, хорошо. Я оцениваю комнату и решаю начать с дальней стены. Один из гробов придвинут к борту корабля, и нужная мне панель, естественно, находится в той части, до которой я не могу добраться с доступной стороны. Я пытаюсь отодвинуть гроб от стены, но он весит больше меня, и если на нем и были колесики, то они сняты или выключены. Во всяком случае, он не сдвигается с места. Окей. Я забираюсь на крышку гроба и соскальзываю с противоположной стороны, прижимаясь задницей к стене, к перекладине и чему-то похожему на закрытое окно. Я наклоняюсь и начинаю открывать отделение.

— Подожди! Лоден, не надо!

Я поднимаю взгляд. Он обращается ко мне?

— Лорен, — тихо поправляет Марисоль. — Ее зовут Лорен.

— Прости. Мне нужно было тебя предупредить, — говорит он, подбегая ко мне.

— Я испугалась!

Мардок смеется и качает головой.

— Извините. Все хорошо, ты в порядке. Просто не прислоняйся к стене. Я разобрал механизм аварийного люка, — он похлопывает по перекладине, на которую опирался мой зад. — Если ты нажмешь на это, вся панель может открыться и сбросить тебя в воду внизу.

Ой. Я понимаю, что закрытое окно было не окном, а люком.

— Похоже, эта инопланетная технология опасна, — сухо говорю я.

Он смеется, удивленный и довольный моим отношением.

— Почти.

Я вытащила сто двадцать чипов из гробов, когда Фарли, затаив дыхание, пришла в грузовой отсек и посмотрела на свою пару.

— Ты видел Уиллу?

Я поднимаю взгляд и наблюдаю, как Мардок вытирает пот со лба и откладывает в сторону оборудование, над которым работает.

— Что ты имеешь в виду? — он оглядывается на меня.

Я была последней, кто ее видел?

— Она приносила обед, не так ли? Я не видела ее с тех пор.

Я оглядываюсь, чтобы найти Марисоль, но она ушла. Ну и черт. Фарли издает встревоженный звук.

— Грэн тоже пропал. Остальные думают, что он мог похитить ее.

Меня тошнит от этой мысли. Я знаю, Вилла пыталась подружиться с ним. Вот что происходит, когда пытаешься быть милой. Хотя это не объясняет, куда ушла Марисоль.

— Ты должен помочь нам в поисках, — говорит Фарли Мардоку. — Ты нам нужен.

Мардок колеблется. Я знаю, что он хочет спасти то, что в его силах. Вектал уже заходил несколько раз, пока мы работали, чтобы сказать ему поторопиться. Теперь, когда мы на берегу, он не хочет больше ждать, чтобы сбросить корабль. Каждая минута, когда он здесь — это еще один момент, когда чувствуется угроза племени. Возможно, он не ошибается. Я точно знаю, что Мардок во время работы демонтировал и раздробил несколько компонентов. Возможно, потопить его — лучшее решение. Но если это так, мне нужно найти Марисоль.

Мардок оглядывается на меня, и я машу рукой, продолжая, изо всех сил стараясь выглядеть трудолюбивым человечком, которым я и являюсь.

— Все в порядке, — лгу я. — Иди. Я догоню остальных, когда закончу. Это ложь только наполовину. Я собираюсь закончить… но сначала сделаю все возможное, чтобы найти Марисоль. Люди важнее деталей, и если са-кхай загорелись желанием избавиться от корабля, то мне нужно найти ее, и как можно скорее.

Они поворачиваются и выбегают из грузового отсека, и я немедленно кладу свой инструмент и пакет с чипами, над которыми работала, и ухожу по коридору.

— Марисоль? — зову я. — Ты здесь? — Я знаю, что бесполезно звать ее по имени, она никогда не отвечает, но не могу не попытаться. — Марисоль?

Я пытаюсь каждый раз, когда захожу в новую комнату. За последние два дня корабль стал выглядеть все более и более разрушенным. Куски вырваны из стен, компоненты сняты с печатных плат, а провода свисают с потолков. Освещение и чувствительные к движению двери, похоже, тоже больше не работают, и мне приходится проскользнуть в коридор, ведущий на мостик.

Перед дверью большая металлическая перекладина, примерно на высоте лба, и я чуть не ударяюсь об нее головой, когда вхожу. Должно быть, упала, когда Харлоу и Мардок разбирали детали. Я пытаюсь оттолкнуть ее с дороги, и когда она не поддается, пригибаюсь и проскальзываю, протискиваясь мимо теперь уже сломанной двери.

— Эй? Ты здесь, Марисоль?

Там ее тоже нет, но я немного удивлена, увидев стопки странно выглядящих деталей, установленных на большинстве стульев и всех поверхностях. Понятия не имею, что это такое, но когда приглядываюсь, вижу какой-то предупреждающий символ и что-то похожее на огненные закорючки.

Черт. Я знаю, что это такое. Это взрывоопасные детали, спасенные с корабля. Они, должно быть, складируют их здесь, спереди, чтобы гарантировать, что, когда корабль подожгут, он взорвется и мостиком не сможет воспользоваться никто, кто вздумает его спасти.

У меня мурашки по коже от осознания этого. Здесь определенно небезопасно.

— Марисоль!

Ответа нет. Я опускаюсь на колени над одной из станций и, держась за стол, заглядываю под него. Похоже, это хорошее укрытие.

— Активирую маяк бедствия, — выдает компьютер искаженным голосом.

Что? Я вскакиваю на ноги и в ужасе смотрю на панель. Место, куда я кладу руку, освещено, покрыто множеством закорючек, на которые я, вероятно, каким-то образом нажимаю. Не знаю, что я сделала, чтобы оно загорелось, но не могу выключить это. Черт возьми, что я наделала? Это именно то, чего боялись остальные.

— Отмените сигнал бедствия, — кричу я, когда ответа не последовало, пытаюсь снова. — Алло? Отмените сигнал бедствия!

Серьезно, что за черт? Почему никто не прикрыл эту панель, если она была так чертовски важна? Я хлопаю по ней рукой.

— Активирую аварийный маяк, — снова выкрикивает компьютер тем же спокойным, жутким голосом.

Звук замедляется, как будто сам компьютер медленно умирает. Не знаю, он один, или я каким-то образом отправила два сигнала бедствия. Я хнычу от разочарования.

Я должна сообщить кому-нибудь об этом. Я должна сказать им, что нам нужно остановить все, пока не стало слишком поздно. Мардок знает, что делать. Я поворачиваюсь и бегу к двери.

БАХ.

О чем я забыла в спешке? И тут я понимаю, что следовало пригнуться примерно за две секунды до того, как мир погрузится во тьму.

Глава 4

ЛОРЕН

БАХ.

Приглушенная вибрация сотрясает мое тело, заставляя проснуться. В голове пульсирует, и я пытаюсь сесть прямо, только чтобы снова удариться головой обо что-то твердое.

— Ооо.

Я снова закрываю глаза.

— Не садись, — шепчет Марисоль рядом со мной в темноте. — Тут нет места.

Я прищуриваюсь, пытаясь разглядеть, где нахожусь. Все еще на мосту? Нет, здесь действительно темно и тесно. Я чувствую жар тела Марисоль, когда она прижимает свою руку к моей. Это вызывает… клаустрофобию.

— Где мы?

— В одной из капсул-гробов, — она вздрагивает, когда раздается еще один громкий хлопок, и наша капсула трясется, как на американских горках. — Плохие новости. Корабль в огне.

— Что? — я смотрю на нее широко раскрытыми глазами. — Уже? Они нас не подождали?

— Ну, эм, — она закусывает губу и выглядит несчастной. — У меня был плохой день, и я хотела спрятаться. Совсем ненадолго. Но тебе, похоже, было неудобно там, где ты потеряла сознание, поэтому я перетащила тебя и… — она морщится. — Я бросила свой инструмент.

— Твой инструмент?

В голове звенит, и я с трудом понимаю, о чем она говорит.

— Оружие, — шепчет она. — На всякий случай.

Я похлопываю ее по руке, потому что знаю, что это за «на всякий случай». На случай, если инопланетяне вернутся и попытаются снова захватить нас в плен.

— И вот… Я думаю, что наткнулась на что-то важное. Потому что куча вещей загорелась.

Я думаю обо всех этих легковоспламеняющихся предметах в кабине пилотов. Да, я вижу, что это происходит.

— Не повезло, — бормочу я.

Она взволнованно сжимает мою руку.

— И ты не просыпалась. Я не знала, что делать, поэтому… я принесла тебя сюда.

— Сюда? — Мое зрение все еще нечеткое, и я тру глаза, жалея, что нет очков. Зрение улучшается с каждым днем, но оно не идеально.

— Внутрь одной из капсул, — шепчет Мари. — Думаю, мы тонем.

— Конечно мы тонем, — бормочу я.

Этого стоило ожидать с моей то удачей. Я пережила похищение инопланетянами и то, что меня выбросило на зимнюю планету только для того, чтобы пойти ко дну вместе с кораблем. Это кажется правильным.

— Другие знают, что мы здесь?

— Не знаю. Я никого не видела.

Между сигналом бедствия и исчезновением Уиллы прошло не так много времени, но это был беспокойный день, и я не должна была быть здесь. Предполагалось, что я «догоню» остальных, как только закончу свое задание. Кто-нибудь в конце концов поймет, что меня нет, но к тому времени будет слишком поздно. Я прижимаю руку к крышке гроба.

— Как ты меня сюда затащила?

Я потираю ушибленный, ноющий лоб. Все, что я помню, это… ах да. Боже, как глупо с моей стороны.

— Затащила тебя, — голос Марисоль очень тихий, как будто она боится, что кто-нибудь нас подслушает. — Что нам теперь делать? — обеспокоенно спрашивает она.

Понятия не имею. Но у меня всегда есть план, так что нужно что-то придумать. Я ломаю голову, пытаясь понять, как мы можем выпутаться из этого. Если корабль в огне, мы не можем выйти из капсулы. Я думаю обо всех взрывчатых веществах в дальнем конце корабля, на мостике. Возможно, именно они вызывают грохот, который обрушивается на наш маленький гроб и заставляет все это и мои внутренности дрожать. Я вдыхаю, но запаха дыма нет, только слегка потный запах Марисоль и ее испуганного тело, прижимающегося ко мне. У меня раскалывается голова и здесь так тесно, что хочется вырваться. Здесь слишком тесно, слишком темно, слишком мало места, чтобы дышать. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Ладно. Хорошо. Быть в этом гробу — это хорошо. Мы не сгорим заживо. Это бонус. Но мы должны выбраться отсюда. Я не знаю, как долго мы сможем оставаться на дне океана в этой штуковине, но, думаю, воздуха хватит ненадолго, и мы сняли с капсулы так много деталей, что я удивлена, что хотя бы крышка осталась на месте. Хотя, по одной проблеме за раз. Я снова прикасаюсь к крышке, и она кажется прохладной. Либо мы хорошо изолированы, либо в грузовом отсеке пожара нет. Хотя не знаю. Конечно, в какой-то момент придется рискнуть, но сейчас я хочу продумать остальную часть плана.

— Нам нужен способ выбраться с корабля.

— Ло? — шепчет Марисоль дрожащим голосом. — Что мы можем сделать?

Как ни странно, услышав ее страх, я воодушевляюсь. Хорошо. Ей нужно, чтобы я была сильной и решительной, и я буду такой.

— Давай все обдумаем, — я стараюсь говорить спокойнее. — Ты передвинула гроб? Или мы все еще в грузовом отсеке?

— Все еще в грузовом отсеке.

— И ты сказала, что выход с корабля был в огне?

Я думаю о длинном трапе и чувствую ее кивок.

— Я не понимала, что происходит, пока все не заволокло дымом. К тому времени было уже слишком поздно. Я думала закричать, но… — она вздыхает. — Вместо этого я спряталась.

Я похлопываю ее по руке.

— Все в порядке. Мы выберемся из этого.

— Хорошо, — говорит она мне более спокойным голосом, как будто мои слова обеспечили наше спасение.

Так что я просто должна стать спасителем.

— Мы в одном из гробов в передней или задней части? Интересно, как далеко мы от взрывов или вообще сейчас находимся в огненном аду.

— Эм… в задней, я полагаю.

Я пытаюсь вспомнить, что было поблизости. Ящики? Дверные проемы? Люки? Что-нибудь?

— Здесь есть инструменты?

— Я не брала ничего, кроме тебя, — кротко говорит Марисоль. — Не было времени.

— Все в порядке. Я просто пытаюсь во всем разобраться. Ты слышишь взрывы?

Я поворачиваюсь и пытаюсь прижаться ухом к металлическому корпусу, но не могу дотянуться, а когда Марисоль прижимается ко мне, это невозможно.

— Я вообще ничего не слышу, — признается она. — Может быть, корабль затонул и погасил пожар?

Не знаю, нахожу ли я это обнадеживающим. Если да, то это означает, что кислород, который есть в этом маленьком гробу — это все, что у нас есть… и нас двое. Даже сейчас с каждым вдохом ощущение клаустрофобии становится все больше и больше, как будто не хватает воздуха.

— Думаю, мне придется открыть гроб, — говорю я ей.

— Хорошо, — говорит она, кивая.

— Это может убить нас, — предупреждаю я. — Снаружи может не быть воздуха. Там может не быть ничего кроме воды или дыма, но мы все равно умрем, если не сможем выбраться. Я просто говорю тебе, потому что знаю, это опасно… но я знаю, что мы не можем оставаться здесь.

Ее глаза, кажется, становятся немного шире в темноте, а рука крепко сжимает мою руку.

— Если думаешь, что так будет лучше, давай.

— Не знаю, к лучшему ли это, — признаю я. — Но это то, что придется сделать. Я откраю крышку и выберусь. Ты попытаешься пригнуться, чтобы, если там вспыхнет пламя… Я замолкаю, с трудом сглатывая. — Если вспыхнет пламя, оно ударит по мне, а не по тебе.

— Спасибо тебе за то, что ты такая храбрая, — говорит она восхищенным голосом.

Хочу сказать, что я не храбрая. Я так же напугана, как и она, но один из нас должен действовать. Я просто еще раз похлопываю ее по руке.

— Будь готова. На счет три.

Пока я не потеряла самообладание.

— Раз, два, — говорю я вслух, а затем делаю долгий, глубокий вдох на случай, если он последний. — Три.

Я открываю крышку, в то время как Марисоль ждет позади меня. Крышка открывается с трудом. Я упираюсь в нее коленом, толкаю, и она наконец сдвигается. При этом что-то липкое и черное тает и оставляет после себя длинные нити, как будто между крышкой и самим гробом тает клей. Я отодвигаю крышку и выглядываю наружу. Дым, воздух кажется удушающе горячим, но кислород есть. Это не ад. Пока нет. Слышу, как вдалеке что-то горит, и от сухого горячего воздуха першит в горле. Я кашляю, садясь. В голове пульсирует жар и раздается низкий рев. Пламя? Непонятно, даже когда я переползаю через край гроба.

— Оставайся на месте, — говорю я Марисоль, будто она двухлетний ребенок, а не женщина моего возраста.

Однако, когда мои ноги касаются земли, я понимаю, что это за рев. Это вода высотой по щиколотку набегает, затапливая корабль. Она на удивление теплая, но я не знаю, то ли это от пожара, то ли из-за вши или чего-то еще. В любом случае, не радует. Я в отчаянии оглядываюсь по сторонам, поскольку льющийся рев становится громче. У нас не так много времени, прежде чем весь корабль заполнится. Я должна найти выход.

Дым валит из входа в грузовой отсек. Значит, не через остальную часть корабля. Ужас. Я беспомощно оглядываю комнату. Вода прибывает даже сейчас, и пока я смотрю, один из гробов у стены приподнимается, слегка покачиваясь. Черт. Скоро все полностью затопит, и я утону.

Думай, Ло, думай. Я пробираюсь вперед, осматривая большое помещение. Должен быть выход. Хоть какой-то. Где-то. Это грузовой отсек. Хорошо, тогда… как они вытаскивают груз? Я осматриваю стены, и мой взгляд останавливается на люке, о котором Мардок предупреждал меня ранее. Что он сказал? Что-то о взломанной защелке? Нет, подождите. Там было что-то о компонентах и снятых деталях, и если я прикоснусь к этому неправильно, то вся стена разлетится вдребезги… Именно то, что нужно.

— Я знаю, что делать, — говорю я Марисоль, шлепая по воде обратно к ее гробу и показываю на люк.

— Вон в той стене. Помнишь, что сказал Мардок? Ты была в комнате, не так ли?

Она кивает, и ее глаза расширяются.

— Она развалится на части и вышибет нас из корабля. Ты думаешь, это сработает?

— Есть один способ выяснить, — мрачно отвечаю я. — Но не знаю, сработает ли, а даже если сработает, нас оторвет друг от друга.

— Я помогу, — говорит она и начинает выбираться из капсулы.

— Нет, — говорю я и останавливаю ее. — Нет времени на споры, но если это опасно, одной из нас нужно выжить. Ты заберешься обратно в капсулу и закроешь крышку. Даже если нас обоих засосет в океан, — я содрогаюсь при мысли о темной зеленой воде со странными существами со щупальцами в ней. — У тебя больше шансов выжить, если ты будешь защищена.

— Но…

— Никаких «но», Марисоль. Пожалуйста. Давай просто сделаем это, хорошо? Каждое мгновение, которое мы тратим на споры — это еще один дюйм воды, — я показываю на свои ноги, мокрые до икр. — Если температура поднимется еще выше, давление может оказаться слишком сильным, и мы взорвем любой люк, который здесь есть.

Она колеблется с мольбой в глазах.

— Я не хочу, чтобы ты умирала.

— Я тоже, — хватаюсь за крышку гроба и начинаю закрывать ее. — Так что давай покончим с этим и посмотрим, выберемся ли мы обе, хорошо?

На мгновение кажется, что она снова запротестует, но Марисоль кивает и сползает обратно, помогая задвинуть крышку. Капсула включилась, и раздалось легкое шипение воздуха при герметизации. Что ж, уже хорошо. Сам гроб покрыт пеплом и сажей, в этом есть смысл, поскольку внутри была кромешная тьма, и я на мгновение задумалась, а не почистить ли стекло для Марисоль. Нет времени. Она сможет осмотреть достопримечательности, когда будет в безопасности. Я с хлюпаньем возвращаюсь к стене, пытаясь точно вспомнить слова Мардока. Гроб рядом плавает в воде, и еще один движется ко мне течением. Я отодвигаю его в сторону, немного нервничая от того, как легко теперь им двигаться. Проклятая вода. Я снова кашляю, обмахиваясь рукой, чтобы разогнать дым. Здесь не хватает воздуха. Не хватает воздуха и слишком много воды. Что за жуть.

— Чьей блестящей идеей было взорвать космический корабль? — бормочу себе под нос, ощупывая стену в поисках защелки или какой-нибудь ручки.

Есть планка с инопланетной надписью, и она ведет к щели в стене, что выглядит так, будто над ней недавно поработали… или сдали на металлолом. Я возлагаю на нее руки.

«Пожалуйста, работай.»

«Пожалуйста, не убивай меня.»

«Пожалуйста, не позволяй морскому чудовищу быть там, поджидая меня на обед.»

«Пожалуйста, не дай мне утонуть.»

Так много просьб, но я не узнаю, сработают ли они, пока не открою этот люк. Я делаю глубокий вдох, потому что знаю, это самоубийство, но все равно это делаю.

Люк скрипит, металл стонет, а затем меня выдергивает наружу в потоке воздуха и воды, когда вакуум засасывает меня в океан.

Я ничего не могу с собой поделать. Я кричу. Или пытаюсь, но вокруг нет ничего, кроме воды и течения. Мой рот и легкие наполняются соленой водой, и я задыхаюсь, отчаянно пытаясь вдохнуть, но дышать нечем. И не за что ухватиться, когда меня несет течением. Я погибну, цепляясь за воду, переворачиваясь взад и вперед в бесконечной глубине. Не знаю, где верх, а где низ. Борюсь с всасыванием воды и открываю глаза, щурясь. Вода обжигает и жалит, но я вижу, как что-то движется мимо моей головы. Огромный воздушный пузырь. О боже, все идет наперекосяк. Я переворачиваюсь в воде, и вдали виден солнечный свет. Обезумев, я плыву вперед, легкие и нос горят. Трудно и чертовски холодно плавать в мехах. Тем не менее, я продолжаю плыть, потому что солнечный свет кажется таким близким и в то же время таким далеким.

Зрение начинает угасать, и я пытаюсь сделать еще один вдох. Тот, кто сказал, что утопление — легкая смерть, солгал, потому что все, чего я хочу, это дышать, но не получается. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Свет так близко, но я не могу до него дотянуться, и кажется, что течение борется со мной.

Почему я так упорно борюсь? Почему бы просто не сдаться? Пусть вода окутает меня и я утону. Покончу со всей этой борьбой. Зацепиться за эту мысль на удивление легко. Если бы я только могла сделать вдох, получилось бы мыслить ясно, но нет. Воздуха нет.

Мои конечности тяжелеют, и становится слишком трудно дотянуться до солнечного света. Неважно, что сейчас он так близко, что я практически могу до него дотронуться. Слишком мало времени, слишком поздно. Я приберегу весь этот солнечный свет для кого-нибудь другого. Я просто закрою глаза и…

Кто-то хватает меня за волосы и дергает вверх. Боль пронзает кожу головы, и я слабо дергаюсь. Моя голова выныривает из воды, а затем на лицо дует воздух, ужасно холодный по сравнению со странно теплой водой. Я кашляю и отплевываюсь, соленая вода льется из носа и рта.

Марисоль склоняется над своей капсулой, ее глаза широко раскрыты, а в пальцах запуталась прядь моих волос.

— Ты жива?

Задыхаясь и кашляя, я киваю и пытаюсь вдохнуть достаточно воздуха, чтобы порадовать горящие легкие. Все болит. Все. Такое чувство, что Марисоль вырвала мне волосы с корнем, но теперь она уже дважды спасла меня.

Она отпускает мои волосы и протягивает руку, за которую я слабо хватаюсь.

— Залезай, — говорит она мне. — Поторопись.

Воздух кажется холоднее воды, но я помню существ, живущих в этом океане. Я крепко держусь за подругу, пока она изо всех сил пытается затащить меня в капсулу. Нам обоим потребовалось немало усилий, и к тому времени, когда тело рухнула на дно, я была измотана и хрипела. Все еще кажется, что легкие отяжелели от соленой воды, а еще эта мутная жижа попала мне в глаза, нос и даже поры.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает она.

Я слабо показываю большой палец вверх.

Она снова прижимается ко мне, не заботясь о том, что я замерзла и промокла, и снимает свою куртку, предлагая ее. При этом она ударяет меня локтем в лицо, но ничего страшного. Зубы стучат, когда я снимаю свою промокшую меховую куртку и использую ее как одеяло.

— Т-т-ты в порядке?

— Я в порядке, — отвечает она и снова опускает на нас крышку.

Сразу темнеет, но становится теплее. Меня это устраивает.

— Моя капсула сразу же поднялась на поверхность. Одна из закрытых тоже, но думаю, остальные были открыты, поэтому заполнились и пошли на дно. Корабля тоже нет. Я ждала и ждала, но, думаю, нас выбросило за борт и отбросило далеко в океан, — она мгновение колеблется, а затем добавляет. — Я не вижу берега.

— Все в порядке. Спасибо, что спасла меня, — откашливаюсь я, и отвечаю.

Я нянчилась с Марисоль, потому что она была напугана, но в последнее время она проявила ошеломляющее количество храбрости, и я буду вечно благодарна за это.

— Я… не думала о том, что дальше, — признаюсь я ей. — У меня нет плана, как вернуться на берег.

Ругательство вырывается из груди, но в итоге я просто снова откашливаюсь морской водой.

Она рассеянно похлопывает меня по плечу.

— Не волнуйся. Если мы окажемся рядом с каким-либо берегом, думаю, волны вынесут нас к нему.

Я слабо киваю, но потом чувствую слишком сильную усталость, чтобы бодрствовать. Я закрываю глаза, чтобы унять ноющую, раскалывающуюся голову. Думаю, мне просто нужно немного отдохнуть и высохнуть. Затем мы разработаем план возвращения на берег.

Только минутку.

Глава 5

К’ТАР

Когда живешь на острове, привыкаешь видеть странные вещи, выбрасываемые на берег. Иногда это туша странного водного существа с плавниками вместо ног и светящимися каплями вместо глаз. Иногда огромная кость давно умершего животного или голые ветви упавшего дерева. Ракушки. Рыбы. Гладкие камни. Маленькие камни. Большие камни. Но… никогда раньше я не видел такого большого, как этот черный, что вдалеке покачивается на волнах прибоя. Он выглядит больше взрослого мужчины. Даже больше, чем жирное чешуйчатое тело каари.

И этот камень всплывает, что само по себе делает это необычным. Я должен узнать, что это такое.

Я осматриваю утес, на вершине которого стою, в поисках лиан, ведущих вниз, что позволят опуститься к берегу. Я должен действовать быстро. Хотя четыре клана, теперь уже три, живут порознь, у нас есть соглашение. Если что-то прибивает к берегу, оно принадлежит нашедшему.

И каким бы ни был этот экзотический плавучий камень, он будет моим.

Взволнованный, я нахожу крепкую лиану и начинаю спускаться по утесу. На острове нет места, которое я не знал бы как свои пять пальцев, и мне не требуется много времени, чтобы спуститься. Над головой парит небесный коготь в поисках легкой добычи, и я мысленно меняю оттенки кожи, автоматически подстраиваясь под камень, к которому прижимаюсь. Небесный коготь пролетает мимо, не останавливаясь, и если бы у меня не было другой цели, я мог бы попробовать запрыгнуть на спину, когда он пролетит мимо. В конце концов, небесные когти жирные, и мяса хватит на все племя.

Но этот камень крупнее, и я никогда раньше не видел ничего подобного, поэтому продолжаю спускаться. Я быстро прибываю на пляж, довольный скоростью, с которой удалось пересечь скалистые утесы. Если бы я не спешил, то мог бы пропустить виноградные лозы и спуститься по извилистым тропинкам вниз. Проверить свои ловушки. Собрать зелень. Насладиться днем. Но уникальность этой находки взывает ко мне, заставляет поторопиться.

Я иду к нему по пляжу, позволяя цвету кожи вернуться к нормальному. Когда я делаю это, шаги замедляются, и в горле зарождается рычание, потому что я вижу другого, приближающегося с противоположной стороны. Не просто какого-нибудь сака, а моего самого ненавистного соперника, Р'джаала из клана Высокого Рога.

Конечно, это он.

Я низко рычу и иду навстречу, вытаскивая свои четыре клинка и размахивая ими в его направлении, позволяя угрозе говорить самой за себя.

Он приветственно улыбается мне, приближаясь, небрежно держа в руке копье.

— Я должен был знать, что ты будешь здесь. Мусор всегда прибивает к берегу.

— Громкие слова для мужчины с двумя хилыми руками, — отвечаю я и указываю на большой камень, покачивающийся на берегу. — Это мое. Я увидел это первым.

— Нет, брат, — говорит он, насмешливо используя этот термин. — Это мое. Даже сейчас я стою к нему ближе, чем ты.

Он наклоняется и постукивает копьем по поверхности камня. — Мой морской дар, не твой.

Я смотрю на него с отвращением. Он высокий и худощавый, тогда как я сильный и мускулистый. Его естественный цвет немного светлее моего, камуфляж идет вверх и вниз по рукам и меняет цвет в зависимости от эмоций. Возможно, у него всего две руки против моих четырех, но я знаю, он силен, как никто другой. Я сражался с ним в прошлом.

Но у меня в два раза больше возможностей схватить его, если получится подобраться поближе. Единственное, что может доставить неприятности — это массивные рога, торчащие дугой из его лба, что дают название его клану. Но какой же я глава клана Сильной Руки, если струшу.

Я агрессивно изгибаюсь, позволяя цветам показать мой гнев.

— Я не отступлю. Это мое, и я могу это забрать.

Я не говорю, что в последнее время на нашей территории не хватает еды или что И'чай умерла, оставив нас заботиться о ее маленьком сыне. Нам трудно добывать еду, поскольку та же охота, которая убила И'чаю, отняла ногу Н'дека. Дж'шел должен остаться и заботиться как о котенке, так и о других, поэтому вся охота остается за мной.

Но Р'Джаала все это не волнует, так же как меня не волнуют проблемы его племени. Его клан вымирает, как и мой. Все мы вымираем. Просто оттягиваем неизбежное с каждым днем выживания. У нашего народа нет надежды с тех пор, как Великая Дымящаяся гора взорвалась семь сезонов назад и уничтожила большую часть острова… и большинство существ, живущих на нем.

Нет, Р'Джаала не волнует, что клан Сильной Руки голодает. И меня не волнует, процветает ли Высокий Рог на своей стороне острова. Все, что меня волнует — это эта штука на берегу и то, что она моя.

— Так быстро сдался, К'тар? — взгляд Р'Джаала насмешливый. — Ты же даже не знаешь, что это.

— Будто ты знаешь, — говорю я, усмехаясь.

Я все еще насторожен, но не чувствую от него желания драться, только обычное пренебрежительное отношение. Осторожничая, я убираю в кобуру два ножа, готовясь отступить… но только ненадолго.

— Думаю, это яйцо, — говорит он, убирая копье в кобуру за спиной, чтобы освободить руки.

Он потирает их и указывает на большой черный камень.

— Посмотри, как оно качается в течении. Что-то вроде чудовищного яйца.

Он смотрит на меня прищуренными глазами, цвет его кожи слегка меняется на более нейтральный оттенок.

— Мы можем взломать его и разделить содержимое. Там должно быть достаточно еды для обоих наших кланов.

Я смотрю на него. Почему он так хочет поделиться? Кланы не делятся. Мы соперники, он и я, и отдать ему половину без боя кажется странным, если только Р'Джаал не поймет, что этот морской дар мой, и не попытается отыграть долю для себя…

Или его люди тоже голодны.

Я изучаю его, размышляя. Знаю, я вспыльчивый. Знаю, бороться — это моя природа. Все во мне говорит зарычать, бросить вызов и заявить об этом для моего народа. Мой народ, не его. Если он прав и это яйцо, таким желтком малышка З'Рен будет питаться много дней. Мне не следует делиться. Оно принадлежит мне.

Но если я сражусь с Р'Джаалом и он победит… тогда я вернусь с пустыми руками. Если бы это был кто-то другой, я был бы полностью уверен в своем успехе. Я самый сильный охотник на острове… но Р'Джаал самый быстрый. Мы с ним спарринговали на собраниях кланов и выходили на ринг даже чаще, чем нет. Если бы это был кто-то другой…

Могу рискнуть или подумать о благополучии своего клана. Я низко рычу, потому что знаю, чего хочу, и все же в первую очередь я должен думать о своих.

— Я не люблю делиться.

— Я тоже. Но мне не хочется драться сегодня.

Он упирает руки в бедра, виляет хвостом и выглядит так, словно все-таки хотел бы подраться.

Я хмуро смотрю на него. Ложь. Он любит хорошие драки так же сильно, как и я, и я его любимый партнер по бою. Должно быть, его беспокоит что-то еще, или он болен. Или умирает с голоду. Или он знает что-то, чего не знаю я.

Я изучаю его еще мгновение, полное недоверия. Каждое потраченное впустую мгновение — это момент, когда может появиться кто-то другой. Точно не из моего племени. Н'дек находится в пещере, а у Дж'шела котенок. В этот день на охоте только я. Если прибудет еще кто-нибудь из клана Высокого Рога, я буду в меньшинстве. Или если прибудет кто-то из клана Теневых Кошек, нам придется разделить добычу на три части. С разочарованным рычанием я переворачиваю один из своих клинков и предлагаю ему рукоятью вперед.

— Тогда разделим.

Он хмыкает и, похоже, удивлен моим согласием. Р'Джаал берет нож, кивает мне и затем шагает вперед, помахивая хвостом. Я следую за ним, держа в руке второй нож, когда мы приближаемся к странному предмету.

Тот выглядит темным, оболочка гладкая и безупречная, в отличие от яиц любого существа, которое я когда-либо видел. В дальнем конце есть какой-то маленький круглый пузырь, возможно, глаз, но остальная часть этого предмета безжалостно черная. Я прикасаюсь к поверхности, когда Р'джаал вглядывается в нее, и это не похоже на яичную скорлупу или шкуру, что я когда-либо щупал раньше.

Он постукивает концом клинка, моего клинка, по поверхности и прислушивается.

— Звучит пусто.

Полое яйцо с твердой скорлупой может означать, что существо внутри готово вылупиться.

— Слишком темное, чтобы быть яйцом Небесного когтя, — указываю я. — К тому же слишком большое.

Эти птицы упитанные и весь клан может неделю питаться одним лишь яйцом, но не настолько большие. Надо быть готовым к появлению любого существа.

Он кивает, губы сжимаются в жесткую, раздраженную линию. Я знаю, что он чувствует. Мне тоже не нравится с ним работать. Но я думаю о голодных ртах в племени и о визжащем котенке, нуждающемуся в материнском молоке, и который никогда его не получит. Я должен подумать о них в первую очередь. Я постукиваю своей рукоятью по поверхности и кладу на нее руку, проверяя, не движется ли она. С одной стороны есть тонкая трещина. Полагаю, достаточно подходящее место, чтобы воткнуть клинок. Я просовываю острие ножа в трещину и поддеваю.

К удивлению, оболочка шипит и поднимается. Я отпрыгиваю назад, маскируясь, и снова вытаскиваю ножи из-за пояса, готовясь атаковать. Краем глаза замечаю, что Р'Джаал тоже маскируется, его кожа меняется, соответствуя зеленовато-коричневому цвету песка, даже когда он вытаскивает свое копье для защиты. Я низко пригибаюсь, вращая ножами и готовясь нанести удар.

Кусок скорлупы продолжает подниматься, а затем плавно сдвигается в сторону. Шипение прекращается. Раздается звук, похожий на зевок, а затем что-то поднимается изнутри.

Это женщина.

Думаю.

Ее камуфляж странного золотистого цвета, который не подходит ни к чему вокруг, она причмокивает губами и потирает голову, встряхивая гривой. Ее сонный взгляд останавливается на пляже, а затем на Р'Джаале. Затем на мне. Она бледнеет, глаза закатываются, тело обмякает, и она снова исчезает в каменном яйце.

— Что…

Р’Джаал потрясенно смотрит на меня. Я выпрямляюсь, убирая ножи, и позволяю своему камуфляжу поблекнуть до естественного синего, делая шаг вперед.

— Это женщина?

Он прикладывает руку к груди, к сердцу, сжимает челюсти и смотрит на меня.

— Моя. Она моя.

— Значит, ты находишь отклик?

Интересно, почему я не испытываю собственнических чувств к этой женщине. Если это действительно так, то она единственная женщина, оставшаяся на этом острове после того, как Великая Дымящаяся гора уничтожила наши кланы и убила И'чаю. Я должен объявить ее членом своего клана, но ничего к ней не чувствую.

Конечно, если бы ей было суждено стать моей, я бы что-то почувствовал, не так ли?

— Нет, — быстро говорит он. — Все равно, она моя.

Р'Джаал подходит вперед, перегибается через край яйца, чтобы заглянуть внутрь на упавшую самку. Затем он смотрит на меня и смеется.

— Их две!

Две? Мое сердце тяжело бьется в груди. Две самки? Почему? Почему они попали к нам в яйце? Это… знак от предков, что пришли в этот мир в яйце?

Я прохожу вперед и наклоняюсь, едва осмеливаясь поверить Р'джаалу.

Там, внутри яйца, уютно устроились две самки. Они обе окрашены совершенно не так, как нужно для камуфляжа. Я задерживаю дыхание, потому что это безошибочно самки. Они меньше сах-самок и гораздо нежнее, а их соски раздуты, но я не могу отрицать, что это самки. И ни у одной из них нет рогов. Значит, они не могут быть из клана Высокого Рога. Я сжимаю кулаки, считая руки. Четыре. По две на каждую. Значит, и не из клана Сильной руки. Р'Джаал протягивает руку и касается руки женщины с темной гривой, которая упала. Ее предплечье гладкое и без пятен. То есть она и не из клана Теневая кошка. Однако меня не волнует эта женщина. Внимание привлекает другая. Она бледнее, кожа более странного беловато-розового оттенка, чем теплое золото второй. Ее грива обрамляет нежное лицо, и цвет волос тоже бледный, розовато-красновато-коричневый вместо темно-черного, каким он должен быть. У нее длинные ресницы, отбрасывающие тень на щеки, самый очаровательный маленький носик и нежно-розовый рот.

Она моя.

Чувствую захлестывающую волну глубокого знания и жадного чувства обретения чего-то, что действительно принадлежит мне. Не имеет значения, как эта женщина попала сюда. Она уйдет со мной.

Я осторожно беру ее на руки, чтобы не причинить вреда. Ее голова наклоняется, и я подсовываю руку под шею для поддержки, затем осторожно поднимаю женщину, прижимая тело к своей груди. На краткий миг я начинаю беспокоиться, что она не дышит, и наблюдаю, пока не вижу, как поднимаются и опускаются ее соски. Живая.

Слава предкам.

— Подожди, — говорит Р'Джаал, вытаскивая другую женщину. — Они обе должны пойти со мной. Ты знаешь правила клана. Четырехрукие достаются клану Сильная рука. У обеих женщин их по двое.

Я скалю зубы. Он смеет цитировать правила предков?

— У тебя та женщина. Эта моя.

Убираю волосы с ее лба, уже очарованный. Для меня не имеет значения, что она слаба и у нее две руки. Я буду защищать ее и заботиться о ней так, как будто она такая же цельная, как любая другая женщина.

— В клане есть другие, которым нужны партнеры.

Ярость кипит во мне. Он думает забрать то, что мне принадлежит?

— Я не вижу рогов у твоей самки, друг, — усмехаюсь в ответ.

Он прищуривает глаза, глядя на меня, и прижимает свою женщину к груди.

— Ты не получишь ее.

Я не хочу ее… но убью, если он попытается отобрать у меня мою женщину.

— Тебе одна, мне вторая. Меня не волнуют правила клана.

Правила клана отверженных гласят, что им не полагается пар, но они и так давно исчезли. Одна мысль о том, что придется расстаться с женщиной, сводит с ума от ярости, и я прижимаю ее крепче. Моя.

Моя.

Моя.

Моя.

Слово бьется в сознании так же сильно, как биение сердца. Я чувствую его, оно пульсирует во мне, как кровь. Моя. Моя. Моя. Эта женщина моя. Вот почему я не заботился о другой — мое сердце знало, что она моя.

Я не удивлен, когда кхай начинает петь, темп песни совпадает с ритмом в голове.

Глаза Р'Джаала расширяются от удивления, а затем он медленно кивает.

— Твоя.

— Моя, — отвечаю я с неистовым удовольствием. Я отзываюсь на нее. Никто никогда не отнимет ее у меня.

Она моя, моя.

Глава 6

К’ТАР

Ни я, ни Р'Джаал больше не заинтересованы в яйце. Мы уходим с пляжа без лишних слов, каждый из нас уносит свою ношу так быстро, как только может. Он не отнимет у меня женщину — не с резонансной песней, звучащей в груди, но знаю, он чувствует себя уязвимым, поскольку не нашел отклика.

Я просто хочу побыть наедине со своей ношей. Я хочу смотреть на нее, исследовать, узнать. Разбудить. Увидеть ее взгляд в ответ. Я хочу услышать, как ее кхай перекликается с моим. То, что этого еще не произошло, меня не беспокоит. Она без сознания и в глубоком сне. Как только она проснется, ее привлечет ко мне, как меня влечет к ней. Резонанс никогда не бывает односторонним. Все, что мне нужно делать, это ждать.

Я несу ее так осторожно, как только могу, быстро спускаясь по берегу и направляясь к далекой линии деревьев. Когда мы выходим на открытое место, я осторожно опускаю ее в тень большого папоротника под одним из самых высоких деревьев. Здесь она будет защищена от любого небесного стража или бродячего каари. Я опускаюсь на колени рядом с ней и касаюсь пальцами ее подбородка, наклоняя голову к себе.

Она все еще спит. Она больна? Мой обеспокоенный взгляд скользит по ней. Она дышит неглубоко, но дышит. Кожа неестественно бледная, и когда листья папоротника отбрасывают тени, она не меняет цвета, чтобы приспособиться. Я не понимаю. Даже самый младший из котят с того дня, как он покидает тело матери, знает, что ему нужно маскироваться, чтобы выжить. Я беспокоюсь, что что-то глубоко внутри нее сломано, что я нашел свою пару только для того, чтобы потерять ее.

— Нет, — бормочу я и беру ее маленькую ручку в свою. — Ты моя. Теперь, когда я нашел тебя, ты проснешься и присоединишься ко мне. Мы вместе сделаем много комплектов и будем работать, чтобы вернуть нашему клану величие.

Я прижимаю ее ладонь ко рту, вдыхая аромат кожи. Она пахнет солеными морскими водами и чем-то еще, чем-то сладким и полностью ее. Прижимаясь лицом к коже, я понимаю, что она не реагирует на мою близость. Я также замечаю… что у нее есть лишний палец.

Странно. Я осматриваю другую руку, и там тоже пять пальцев. Врожденная аномалия? Как у наших кланов с отличительными чертами? Говорят, что иногда член клана Высокого Рога рождался с четырьмя руками или покрытой мехом шкурой клана Теневой Кошки, и набор забирался у его семьи и передавался нужному клану. Однако я никогда не слышал о том, чтобы кто-то рождался с лишними пальцами.

Я также не слышал о том, чтобы кто-то маскировался под такой странный цвет и оставался таким.

И снова задаюсь вопросом, не заболела ли она. Я нежно касаюсь ее лица, лаская щеку и лоб. Я прижимаюсь ухом к ее груди, но ничего не слышу из-за странных вещей, которыми она покрыла свое тело. Возможно, в этом проблема? Возможно, из-за них ее камуфляж не работает.

Мне нужно снять их с нее. Тогда я смогу лучше понять, что ее беспокоит.

Я провожу руками по ее рукам, ища способ снять с нее эту странную кожу. Они пахнут шкурой, и я беспокоюсь, что они каким-то образом связаны с ней и что их снятие причинит ей вред. Однако, когда я дергаю их, это, кажется, не причиняет ей боли. Я провожу руками под шкурами, ища какое-нибудь соединение с ее кожей, но все, что я чувствую — это мягкость.

От одного прикосновения к ней мой член начинает болеть так, как никогда раньше. Это становится невыносимым, и я убираю руки назад, закрываю глаза и тяжело дышу, пытаясь сдержаться.

Резонансный партнер — величайший дар, говорили мне снова и снова. Я думал, что никогда не испытаю этого, только не после гибели Великой Дымящейся горы и уничтожения кланов. Я думал, что это что-то ушедшее в прошлое, вроде семьи, легкой жизни и великих соревнований. Я думал, что вся надежда была потеряна со смертью остальных.

Теперь, впервые… Я снова чувствую надежду. Возможно, сакхи не обречены умереть вместе с остатками наших кланов. Возможно, есть нечто большее, к чему стоит стремиться, чем просто существовать.

Я снова касаюсь ее щеки, уже очарованный. Я не испытывал таких сильных чувств ни к кому и ни к чему со времени смерти горы. Я жажду прикоснуться к ней. Это то, что чувствовали другие резонансные партнеры? Или я чувствую это только потому, что она первая подходящая женщина, которую я увидел за столько сезонов? Однако я увидел другую женщину в то же время, что и Р'Джаал, и ничего к ней не почувствовал.

Именно в этой таится особая искра. В ней есть что-то такое, что мое тело, мой кхай инстинктивно признают своим.

Убедившись, что эти шкуры всего лишь украшение, я беру один из своих ножей и срезаю их с ее конечностей, обнажая еще больше розовато-бледной кожи. Ее руки тонкие и странно безжизненные, как будто она никогда в жизни не взбиралась по виноградной лозе или на утес. Интересно, откуда она взялась, что такие действия не были необходимы? Если только она не болела очень долго. Я снова сжимаю ее предплечье, проверяя. Здесь она странно дряблая, но мышцы не напряжены, просто мягкие.

Возможно, тот, с кем она жила раньше, не позволял ей покидать свою пещеру. Возможно, даже сейчас она убегает от него.

Но как она попала в яйцо? Почему она покрыта такими странными вещами?

Почему она розовая?

Я продолжаю срезать слои с ее тела. На ее сосках еще одна странная кожаная полоска. Она не может кормить грудью. Я бы не стал резонировать с женщиной, которая уже занята. Еще один признак болезни? Я срезаю резинку, и ее полные и упругие соски освобождаются.

Потрясенный, я сажусь на корточки, изучая фигуру.

Я… не видел такого раньше.

Мой член, и без того твердый, становится еще тверже. Я быстро провожу по нему пальцем, прежде чем убрать обратно под набедренную повязку из листьев, которую ношу. Сейчас не время думать о совокуплении. Моя пара явно больна.

Некоторые части ее тела… опухли.

Поэтому она их связала? Чтобы уменьшить опухоль? Я нерешительно прикасаюсь к одному, сжимая мякоть. При лихорадке он не кажется горячим. Кончики пальцев более темного оттенка розового, чем остальная часть ее кожи, но они также не кажутся покрасневшими.

Однако, когда я прикасаюсь к ней там, она стонет, а маленькие кончики напрягаются.

Я отдергиваю руку. Они явно нежные. Однако я не вижу других признаков инфекции. Ни порезов, ни синяков, ни отметин, ни красных ожоговых линий, которые указывали бы на то, что ее плоть больна. Я трогаю ее за ушами, и узлы там тоже не опухли. Если это инфекция, то очень странная.

Я думаю об И'чай. Ее соски набухли, когда родился котенок, но никогда не были такими большими или полными. Я не думал о ее теле, и все же обнаружил, что не могу перестать пялиться на розовые кончики груди этой женщины и на то, как ее соски слегка покачиваются в такт дыханию.

Я не знаю, что и думать об этом… или о своей собственной реакции. Я не должен думать ни о чем, кроме ее здоровья, а вместо этого продолжаю думать о спаривании. О том, каково это — усадить ее на корточки подо мной и погрузиться в ее тело…

С шипением я вскакиваю на ноги и, закрыв глаза, отбегаю на несколько шагов, чтобы собраться с мыслями. Это потому, что все это для меня в новинку. Я был всего лишь подростком, когда гора умерла. Я тешил себя мыслями о том, чтобы пофлиртовать с женщинами на следующем собрании, возможно, повести одну из них в мои меха, чтобы познать удовольствия… но эти дни так и не наступили.

Теперь мой член хочет наверстать упущенное.

Я никогда не смогу помочь ей, если не смогу сосредоточиться. Возможно, мне нужно освободиться, чтобы полностью сосредоточиться на своей паре. Думаю, это хорошая идея. Я опираюсь одной рукой на ближайшее дерево, чтобы не упасть, и откидываю набедренную повязку из листьев, освобождая свой член. Представляя ее образ в уме, я начинаю поглаживать себя точными, медленными движениями, представляя ее тело под своим.

Мне стыдно изнурять себя мыслью о зараженных, опухших сосках и розовой плоти… и все же я никогда в жизни не кончал так сильно, и это не было так приятно. С тихим стоном я проливаю свое семя на листья ближайшего папоротника. Мое семя странно густое и молочно-белое, в отличие от обычного прозрачного семени. Странно.

Мой член все еще болит, даже после того, как я содрогаюсь от оргазма. Еще раз, и тогда я смогу сосредоточиться.

ЛОРЕН

Мои глаза распахиваются при виде высоких зеленых деревьев с густой листвой над головой и теней, танцующих на моей коже.

Я… дома? В парке? Я под наркотиками? Потому что я не понимаю, как попала с зимней планеты в тропический рай, но я здесь. Листья шелестят на теплом ветерке, и я слышу отдаленный шум океана. Сюрреалистическое ощущение продолжается, но когда я прижимаю руку ко лбу, то чувствую… ну, я чувствую себя самой собой. У меня все болит, и, клянусь, в носу у меня еще несколько недель будет оставаться соленая вода, но это не похоже на сон. Слишком больно и пахнет потом, чтобы это было сном.

Я тру лицо и только тогда замечаю, что рукавов нет. Как и рубашки…. Я топлесс, моя длинная туника с меховой подкладкой, подаренная Лиз, исчезла, остались только леггинсы и ботинки. Я смутно помню, как снимала с себя верхнюю одежду, когда Марисоль вытаскивала меня из воды. Тогда я сняла остальное во сне? Но как я сюда попала? Я прищуриваюсь, глядя на деревья, гадая, не обманывают ли меня глаза.

Они действительно похожи на деревья. Деревья в джунглях.

Стон, раздавшийся неподалеку, заставляет меня обернуться. Я оборачиваюсь, а затем испуганно втягиваю воздух.

Рядом, спиной ко мне, стоит мужчина. Он полностью голый, его хвост мотается взад-вперед по светло-голубым, очень тугим ягодицам. У него самые широкие плечи, которые я когда-либо видела, и широчайшая спина, с мускулами, которые можно тренировать сутками. Пока я смотрю, его рука качается так, что это может означать только одно.

Он… дрочит.

Что за черт.

Это из-за него я топлесс? Ко мне приставали, пока я спала? В ужасе я осматриваю землю и вижу рядом свою тунику. Я хватаю ее, только чтобы понять, что она разрезана на ленточки. Я ахаю, мой взгляд возвращается к мужчине.

Он напрягается и в этот момент… исчезает.

Я несколько раз моргаю глазами, не совсем уверенная в том, что вижу. Он как будто исчез прямо у меня на глазах. Я закрываю глаза и надавливаю на веки, гадая, не из — за морской воды, которую я вдохнула, или из — за ужасной головной боли, которую я испытываю, мои глаза играют со мной злую шутку. Они становятся лучше день ото дня, но люди просто так не исчезают.

Я сильно тру их, а затем снова открываю.

Этот человек снова здесь, бледно-голубой цвет его кожи выделяется на фоне покрытых листвой деревьев, окружающих нас. Ладно, мои глаза меня предали. Я слегка встряхиваю головой, чтобы прояснить ее, и она пульсирует в ответ.

— Привет.

— Привет, — отвечает он.

Ясно, что он один из синих людей — са-кхай, хотя его рога кажутся меньше, чем у остальных, а цвет немного светлее. Думаю, это не должно удивлять, поскольку я видела, что другие имеют кожу разных оттенков синего, точно так же, как земляне бывают всех видов белого, золотого и коричневого. Тем не менее, в нем есть что-то, чего я не могу понять. Возможно, дело в том, что он немного растрепан, как будто на лице есть намек на неряшливость. Возможно, дело в том, что его зубы не такие острые, как у других са-кхай. Или, может быть, это потому, что я застукала этого урода за дрочкой, пока я спала.

Вместо этого я сосредотачиваюсь на деревьях. Здесь густая листва и зелень, совершенно непохожая ни на что, что я когда-либо видела. На самом деле, я чувствую себя немного преданной при виде этого. Последнюю неделю или около того все племя забивало нам голову рассказами о том, как холодно на ледяной планете, какие горькие снега и как становится только хуже, а не лучше. Это место? Рай. Все равно что найти Гавайи посреди Арктики.

И в этом нет никакого смысла, точно так же, как в том, что незнакомец дрочит, нет никакого смысла.

Я прижимаю к груди остатки туники, защищаясь.

— Где я?

— Что? — отвечает мужчина с сильным акцентом.

Он садится на корточки рядом со мной, и не могу не заметить его наготу. Действительно, действительно голый. Ну, нет, беру слова обратно. Он не совсем голый — через плечо перекинут пояс с ножом. Вот и все. И, хм, он не совсем сложен, как человеческие парни. Вау, это неловко. Я хочу пялиться на все, что у него болтается между бедер, но это кажется грубым. Я поднимаю взгляд вверх…

И когда он протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, я понимаю, что у него много рук.

Реально много.

Мне требуется мгновение, прежде чем я понимаю, что у него четыре руки.

— Эм.

Я зажмуриваю глаза, а затем снова открываю их, задаваясь вопросом, не двоится ли у меня в глазах. Когда четыре руки остаются, я поднимаю взгляд на его лицо, изучая на предмет других повторов. Разве у него не должно быть двух носов, если бы у меня двоилось в глазах? Нет, только один. Его широкое лицо по-инопланетному красиво, но нос определенно только один.

— Я не помню, чтобы у кого-нибудь было четыре руки…

Интересно, вежливо ли вообще поднимать этот вопрос. Меняю тактику.

— Ты из племени? Мы в деревне?

Вектал и другие синие парни рассказывали о семьях в каменной деревне по ту сторону гор.

Хотя я почти уверена, что никто не упоминал о четырех руках. И деревьях.

— Из де р’ня? — повторяет он, искажая мои слова.

Брови хмурятся, когда он наблюдает за мной, как будто пытаясь осознать, что я говорю, и я понимаю, что он не говорит по-английски. Ладно, это странно. Все остальные инопланетяне говорили по-английски. Может быть… может быть, есть другие племена инопланетян, о которых я не знала? Теперь, когда я думаю об этом, он действительно выглядит по-другому. В дополнение к немного более светлому цвету кожи, он кажется более коренастым, чем остальные. В то время как большинство са-кхай мускулистые и подтянутые, этот парень выглядит как налитый кусок мышц без единого грамма жира. Это… ну, это чертовски потрясающе. Я никогда не видела такого подтянутого парня. Грудь практически вдвое шире, чем у обычного мужчины, у него две пары рук друг, расположенные над другом. Кажется, что это выглядело бы крайне необычно, но он настолько плавен в движениях и так хорошо сложен, что, как ни странно, это смотрится совершенно естественным.

Думаю, его лицо тоже другое. Широкие, резкие черты других са-кхай, но без жестких, похожих на пластины складок на лбу. У него есть рога, но они не похожи на гигантские бараньи, как у других. Скорее маленькие рожки, которые загибаются назад от бровей и выгибаются дугой, будто удерживая на месте волнистые черные волосы.

— Ты из племени? — спрашиваю я его. — Ты знаешь Вектала? Лиз?

— Ли ж, — повторяет он, хмуро глядя на меня.

Он протягивает руку, чтобы коснуться моей челюсти, и когда я отдергиваюсь, выглядит расстроенным.

— Ли ж?

— Э, нет, я не Лиз, — вздыхаю я, закусывая губу. — Я Лорен, но ты можешь называть меня Ло.

Думаю, пришло время прервать обычное «Ты Тарзан, я Джейн».

Постукиваю себя по груди.

— Ло.

— Ллллллл, — начинает он, пытаясь произнести слог моего имени.

Похоже, он не может этого понять. Чем дольше он пытается, тем больше это похоже на рвотные позывы. Великолепно.

— Ллллл, — говорит он наконец, наполовину выговаривая мое имя, а затем кивает, как будто это было что-то близкое к правде.

— Не совсем, — отвечаю.

Я пробую снова, постукивая себя в грудь.

— Лорен. Лорен.

— Ллллллл’рхн.

Старается, надо отдать должное. Похоже, у него проблемы с гласными. Как будто он не привык двигать челюстью, как я. Должно быть, в его языке одни согласные или что-то в этом роде. Мне любопытно, и я хлопаю его по груди.

— Кто ты, приятель?

Он выглядит довольным, что я спросила. Потирает пальцами то место, к которому я прикасалась, отчего я чувствую себя довольно странно, учитывая, что в данный момент голая, а затем произносит что-то, что больше похоже на чихание, чем на имя.

Когда он не продолжает, я понимаю, что это его имя. О боже.

— Можешь повторить?

Он качает головой и изучает мой рот, словно пытаясь уловить смысл слов. Одна рука поднимается, двигаясь к моим губам, и я вся краснею и волнуюсь при мысли о том, что он прикасается ко мне.

Я качаю головой, и он опускает руку. Я прижимаю к груди порванную тунику, настороженно изучая мужчину. Надо бы волноваться из-за того, что пока я была без сознания, он снял с меня одежду, но я не чувствую себя жутко. Он даже не смотрит на мою грудь и не пытается неприлично ко мне прикоснуться. Похоже, все, чего он сейчас действительно хочет — это общения.

Конечно, я застукала парня за дрочкой.

Опять же, я была без сознания. Мысль ужасна, но… если бы он хотел причинить мне боль, он мог бы это сделать.

— Надеюсь, с тобой я в безопасности, друг, — шепчу я. — Потому что сейчас я действительно чертовски уязвима.

— Ллллл, — снова говорит он, затем указывает на меня. — Л’рн.

Ого. Он как будто хочет выплюнуть это слово или превратить два слога в один.

— Не совсем. Лаууууу-ренннн, — говорю, утрируя слово и растягивая рот с каждым слогом.

— Ллрн.

Он хмурится, будто зная, что это неправильно.

Я не могу не улыбнуться этому. Ясно, что он хочет учиться, и это отчасти мило.

— Лауууу, — начинаю я снова, а затем делаю паузу, ожидая, когда он попробует.

— Ллллл…

Я протягиваю руку и сжимаю его слегка пушистую челюсть, пытаясь вытянуть ее в форме буквы «О». Конечно, в тот момент, когда я прикасаюсь к нему, его глаза становятся мягче, и он ласкает мою руку, и у меня возникает забавная дрожь в животе.

Ладно, Ло, сосредоточься.

— Лауууу, — повторяю, держа руку на его челюсти.

На этот раз он позволяет мне слегка потянуть и пытается самостоятельно выговорить букву «О».

— Ллллллаааахххххоооооооо, — протягивает, а затем смотрит на меня.

— Это очень хорошо, — говорю я, улыбаясь.

Мужчина улыбается мне в ответ, и я поражаюсь тому, насколько он привлекателен. Конечно, он все еще инопланетянин, но в его счастливой улыбке есть что-то такое по-мальчишески очаровательное, что маленькая порхающая бабочка в моем животе делает еще одно сальто.

— Ллллуооо, — пытается он снова. — Л’рен.

— Хорошо, — заявляю я, кивнув. — Теперь назови мне свое имя еще раз, и, пожалуйста, не произноси его так, чтобы это звучало как чихание, или я буду называть тебя Чих. Показываю на него.

Он пытается снова, преувеличенно замедляя свое имя, что явно дается ему с трудом. Звучит как… Катар, но если я проглочу все слоги и произнесу их одним странным звуком. Я пытаюсь подражать.

— К-тарр?

— К’тар, — соглашается он, и на этот раз, когда я вторю ему, он, кажется, доволен.

— Ладно, уже лучше, — соглашаюсь я. — Л’рен и К'тар. Я почти уверена, что у других пришельцев не было таких имен, так что ты, должно быть, из другого народа. Да?

Он слегка хмурится, глядя на меня, как будто пытается понять смысл моих слов. Через мгновение он указывает на деревья и выдает поток слогов, которые я не могу понять, не говоря уже о том, чтобы произнести.

— Я этого не поняла, но мы просто пойдем дальше, хорошо? Мы снова за горами? Или на берегу? Ты видел, как упал космический корабль?

Я поднимаю руку в воздух, пытаясь придать ей вид, ну, космического корабля.

Он прищуривается, а затем указывает на деревья, выплевывая очередную порцию гортанных слов, которые я не могу разобрать.

Ну и черт. Я прижимаю к груди остатки своей туники и обдумываю ситуацию. Кто-то из другого племени… Лиз? Вектал? Мардок? Упоминал о том, чтобы раздобыть для нас какую-нибудь «языковую машину», чтобы мы могли выучить сакхай. У нас было мало времени, а народу было так много — все они уже говорили по-английски, даже мужчины — инопланетяне. Лучше бы этого не было, потому что я не могу понять своего нового друга.

— Ты знаешь, где Вектал? — прашиваю, упоминая имя главного.

— Вктал?

Он делает жест, приглашающий выпить, и бросает на меня любопытный взгляд.

— Да уж, — говорю я, награждая его еще одной неловкой улыбкой. Это не его вина. Он делает все возможное, чтобы помочь.

Он говорит что-то еще и показывает на мою грудь, прикрытую изорванной туникой.

Я крепче прижимаю ее к груди и бросаю на него возмущенный взгляд.

— Ты не заберешь это у меня. Я понимаю, что одежда для пляжа необязательна, но мне неловко, — не смотрю вниз, потому что тогда увижу целую кучу инопланетных пенисов. — На самом деле, мне нужна новая рубашка.

Он говорит что-то еще и прижимает руку к моему лбу, на лице написано беспокойство. Он думает, что я больна?

— Если думаешь, что я такая больная, почему хочешь, чтобы я была голой?

Бормочу себе под нос, пытаясь придумать способ общения. Может быть, нам нужно спуститься на берег и нарисовать фигуры на песке. Здесь, под деревьями, больше каменистой черной земли, что для меня странно, но я не очень разбираюсь в инопланетной ботанике. Или любой другой ботанике. Может быть, Марисоль… Подождите. Где Марисоль?

Я вскакиваю на ноги, прижимая тунику к груди. Беспокойство заставляет меня ковылять вперед, и я игнорирую хлюпанье промокших кожаных ботинок. Мои штаны сухие, и это заставляет меня задуматься, как долго я была без сознания. Я изучаю набегающие волны, но в воде нет плавающей капсулы. Там только бесконечный черный песок.

Черный… песок? Меня только сейчас осенило. Это что-то новое. На другом пляже он был зеленоватым и покрытым галькой.

— Марисоль? — зову я. — Ты здесь?

Здоровяк подходит ко мне и касается моей руки. Он яростно трясет головой, что-то бормоча. Вероятно, он говорит мне заткнуться.

Как будто меня это волнует? Где моя спутница? Где Марисоль? Если она прячется, то может быть в опасности. Я не могу уйти без нее, и если этот пришелец думает, что на пляже только я, это может быть опасно. Я прижимаю руку ко рту и выкрикиваю ее имя снова.

— Марисоль!

Большой инопланетянин что-то шипит и прикасается к моей руке.

Я отстраняюсь от него, еще больше волнуясь, продвигаюсь вперед, направляясь к пляжу.

— Марисоль, — кричу я. — Ответь мне! Я здесь! Где ты? Ты прячешься?

Он следует за мной, снова беря меня за руку.

— Л’рен, хц.

Я не знаю, что означает «хц», но могу предположить, что это что-то вроде «заткнись». Вот только не хочу. Я отстраняюсь от него и начинаю бежать, направляясь к пляжу.

— МАРИ…

Мои слова умолкают, когда он хватает меня и прижимает к себе, закрывая рот большой рукой. Я кричу, вырываясь.

— Хц, — повторяет он мне на ухо и уносит прочь от пляжа обратно к деревьям.

Я сражаюсь, но с четырьмя руками ему слишком легко держать меня в плену и при этом закрывать рот. Я чувствую прилив отчаяния, когда он быстро несет меня в джунгли, а затем сажает возле дерева. Он снова нежно прижимает руку к моему рту, а затем качает головой, как бы призывая к тишине. На его лице написано беспокойство, от которого мне становится не по себе.

— Л’рен.

Он указывает на дерево, показывая, что я должна взобраться на него. Что?

— Я не собираюсь лазить по дереву! Зачем мне это делать?

Я смотрю на эту штуку. Даже если бы я захотела, оно больше любого дерева, которое я когда-либо видела, со стволом шире моего роста и без низко свисающих ветвей. Ближайшая находится за пределом досягаемости, и я даже не могу сомкнуть вокруг нее пальцы, когда встаю на цыпочки.