Василиса Прекрасная

3

Василиса бесцельно бродила по городу. Ощущение новой жизни зарождалось в ее душе. Умытые ночным дождем улицы улыбались ей. «Я все могу», — говорила она себе и почти верила в это. Смогла же порвать с мерзким прошлым, которое так долго довлело над ней. Прикосновения Игоря были прекрасны, и каждая клеточка ее тела отзывалась на них. Вспомнив его руки, Вася резко остановилась, в животе что-то ухнуло, ноги отказались идти дальше.

— Бывает же такое, — сообщила она проходившей мимо старушке, которая испуганно шарахнулась от нее.

Василиса решила посидеть где-нибудь на лавочке. Устроившись в мягкой тени большого дерева, она ласково смотрела на детей, деловито играющих в песочнице; на опрятных старичков, безобидных и трогательных; на собак, поглощенных своей, недоступной людям, жизнью. Особенно приятно было наблюдать за целующимися парочками. Вася почти покровительствовала им. Она любила весь мир. Здесь, в скверике в самом центре Москвы, было легко и беззаботно. Будням с их вечными проблемами, безденежьем, руганью и тщетой путь в этот оазис покоя был закрыт. Во всяком случае, так чувствовала сейчас Василиса, и даже призраки ее нелегкого прошлого становились здесь окончательно бесплотными и далекими. Старое кино, всплывшее отрывочными кадрами в памяти, трогает порой больше, чем неприятные, въевшиеся, казалось, навек в душу воспоминания — в такие вот минуты покоя и счастья.

А бежать Василисе было от чего. Родилась она в небольшом подмосковном городке, где до семнадцати лет жила с тихой матерью и ненавистным отчимом. Отца своего она не знала, и мужем для ее матери он никогда не был. Мама ее, Анастасия Ивановна, когда-то красавица, была добра той добротой, которая иногда перерастает в абсолютную покорность. Покорность, замешанную на преданности хозяину, человеку часто не лучшего, скорее, худшего качества, который испытывает тайное наслаждение своей властью над другим существом.

Таким был отчим Василисы. Глядя на него, в воображении она часто рисовала картину: вот он подманивает заблудшую собачонку и в тот момент, когда та с безграничной надеждой и всепрощающей любовью смотрит на него, злобно и похотливо пинает несчастную со всей силы грязным отвратительным сапогом, при этом радостно хохоча.

Почему мать потянулась к нему? Почему столь безоговорочно полюбила его? Сколько раз, лежа без сна, рано повзрослевшая Василиса задавала себе этот вопрос. Но Анастасия Ивановна действительно любила этого человека, своего Вольдемара (ему нравилось, когда его так называли), и — что самое парадоксальное, с точки зрения Василисы, — была счастлива рядом с ним. Любовь иногда строит нам такие гримасы, которые не под силу и самой Судьбе.

Наверное, жизнь бы их так и текла размеренно и планомерно довольно долго: с регулярными буйными выходками отчима, с традиционными примирениями, с тихими задушевными разговорами матери и дочери (ибо Анастасия Ивановна была женщиной начитанной и неглупой во всем, что не касалось ее личной жизни), со всеми теми повседневными и важными мелочами, которыми живут многие и вполне дружные семьи. Но в один прекрасный день Василиса влюбилась. Новое чувство захлестнуло ее, проблемы матери отступили куда-то, и даже ненавистный отчим перестал быть столь ненавистным.

Как-то утром, проснувшись, она почувствовала себя обновленной. Что-то незаметно изменилось в ней. И действительно, подойдя к зеркалу, она увидела в нем незнакомку. У нее оказались лучистые миндалевидные глаза, полные красиво очерченные губы, женственный овал лица, но что больше всего поразило Василису — так это мягкие округлые формы. Она разделась перед зеркалом и стала пристрастно себя изучать. Странно было видеть в отражении не угловатую фигуру девочки-подростка, а вполне сформировавшуюся девушку.

В этот момент дверь ее комнаты распахнулась, и в нее бесцеремонно ввалился Вольдемар. Он не сразу увидел Василису, но в тот момент, когда его мутный взгляд остановился на ее обнаженной фигуре, детство Васи кончилось.

Он судорожно захлопнул дверь, а она не менее судорожно бросилась к своему халату, который валялся на кровати. В два прыжка отчим нагнал ее и грубо схватил. Его руки стали шарить по ее телу, а Василиса, оцепенев от отвращения, застыла на месте. Ободренный ее неподвижностью, он сжал ее груди и с силой толкнул на кровать. В этот миг раздался спасительный звонок в дверь: пришла Анастасия после ночного дежурства в больнице. Отчим похотливо ухмыльнулся Василисе, которая в ужасе прикрывалась халатиком, и проговорил:

— Только вякни матери — и я приведу своих дружков полюбоваться твоими прелестями.

И ушел. У Василисы потянулась черная полоса. Вольдемар боялся, что Анастасия почувствует неладное: ему не хотелось попасться, жаль было терять такое удобное устройство своей жизни, но образ обнаженного девичьего тела преследовал его. А искушение было так близко! На правах родственника он теперь часто обнимал девушку, шлепал ее по попке, иногда грубовато целовал, оставляя на ее щеке слюнявый след.

Недальновидная Анастасия только радовалась, полагая, что у мужа с Васей — наконец-то — наладились отношения. А для Василисы жизнь превратилась в кошмар. Она, как могла, избегала отчима, но тот умудрялся постоянно настигать ее. И если поблизости не оказывалось жены, он начинал тискать падчерицу, мять, щупать, при этом часто и прерывисто дыша.

И Василиса каждый раз цепенела. Она зажмуривалась, не смела вздохнуть и безропотно сносила это лапанье, морщась от омерзения, особенно в те мгновения, когда возбужденная его плоть слепо тыкалась в ее тело.

Сон ее пропал. Когда мать уходила на ночное дежурство, Василиса, широко открыв глаза в темноту, чутко прислушивалась к страшным шагам. И они раздавались. Отчим прокрадывался в ее комнату (она тут же делала вид, что спит) и начинал гладить ее. Руки его тряслись, он что-то слюняво шептал, склоняясь к ней, иногда прикладывался губами к ее обнаженному телу. На большее Вольдемар не шел. К счастью для Василисы, он был трусом, боялся, что если изнасилует ее, то правда рано или поздно выйдет наружу и — кто знает, каковы могут быть последствия? Ведь девочке в ту пору было всего пятнадцать лет.

Вася же молчала не потому, что боялась угроз. Она не хотела расстраивать мать. Девочка прекрасно понимала, каким ударом для нее будет подобное признание. Переживая весь этот ужас в одиночестве, Вася постепенно замыкалась в себе. Она стала угрюмой, растеряла подруг; ее влюбленность, так и не раскрывшись, увяла, так как она бежала от нее, опасаясь, что прикосновения юноши напомнят ей руки отчима. Василиса стала носить мешковатую серую одежду и избегать любого общества, особенно мужского.

Так тянулось время. Анастасия, казалось, ничего не хотела видеть. Но как долго можно дергать Судьбу за хвост?

Однажды, зайдя к Василисе (Вольдемар думал, что жена крепко спит после ночного дежурства) и увидев отвратительную сцену: дочь, как каменная, на стуле, муж на коленях на полу, гладящий ей ноги, — Анастасия преобразилась. Куда девалась ее вечная спутница — Молчаливая Покорность? Она так кричала, что тряслись стены:

— Уродина! Шлюха! Ты разбила мне жизнь!

А Василиса все так же неподвижно сидела и, устало глядя на яростную мать, на виновато сконфуженного отчима, спокойно повторяла про себя одно лишь слово: предательство.

Много позже она поняла: в душе ее матери жила мечта о вечной и страстной любви, и воплощение она нашла в вульгарном Вольдемаре. Что поделать? Смириться с утратой своей мечты Анастасия не могла.

Потом она просила у дочери прощения, лила слезы и путано пыталась объясниться. И Василиса, у которой больше никого не было на этом свете, конечно, простила ее.

Девушка тряхнула головой и с радостным удивлением обнаружила, что призраки прошлого, съеживаясь, отползают в тень. Они больше не потревожат ее: «Я жива, а они мертвы». Та часть ее сознания, за счет которой они паразитировали в Василисе, ушла в небытие вместе с ними, и она поняла, что отныне воспоминания не причинят ей боли.

Василиса решила немного пройтись, потом вернуться домой и позвонить Виталику. Отменять встречу ей не хотелось, может, только перенести ее. Она все ему скажет: что не выйдет за него замуж и не станет с ним встречаться. Зная о его прижимистости, Василиса предполагала, что ужин состоится не в самом шикарном ресторане Москвы. Что-нибудь типа «Макдональдса». На это его, пожалуй, хватит. А в такой обстановке объясниться легче легкого…

«И мы оба от этого только выиграем», — подумала Василиса.