Василий III

Зачем жене Соломонии понадобилось мочить Василия III?

В семейных проблемах часто не виноват никто. Правы оба, и от этой правоты бывает особенно тошно. Когда уже нельзя оставить все, как есть. И радикальных шагов предпринимать не хочется, и жить так дальше невмоготу.

Эти невеселые мысли должны были посещать Василия III все чаще. Брак с Соломонией, когда-то казавшийся столь удачным, превратился в огромную жизненную проблему. Неизвестно, желал ли Василий III мысленно своей супруге скорой и безболезненной смерти: все-таки он был христианским государем, а не таким уж кровопивцем и злодеем, каким его рисовал черными красками имперский посол Сигизмунд Герберштейн. Но вряд ли в его голову не приходила мысль о том, что внезапная кончина супруги решила бы все проблемы.

Василий III был женат уже почти 20 лет. А детей не было. В обычных семьях это трагедия. В великокняжеской — катастрофа. Отсутствие наследника грозило смутами, междоусобицами, войнами, распадом страны. Братья умирали холостяками, так и не дождавшись, когда же у Василия III родится сын. И в душе государя поднималась тяжелая, мутная волна гнева: это она, проклятая супруга, во всем виновата! Она бесплодна! На ней порча, проклятие! И этот крест должен нести великий государь, мало ему других проблем!

Оставалось одно — развод. Но по канонам того времени, в случае развода один из супругов должен был уйти в монастырь. Требовалось специальное разрешение со стороны церкви. Но церковь еще ни разу не давала таких разрешений русским великим князьям. Понятно, что все когда-нибудь бывает в первый раз, но при мысли, на что придется пойти, чтобы добиться такого решения, Василию III становилось тоскливо.

А откладывать дальше было нельзя. Ведь сына мало родить. Надо его воспитать, утвердить на престоле, уберечь от охочих до чужого трона родственников. Василий III умирать еще не намеревался, но если учесть, что на воспитание преемника требовалось как минимум 15–20 лет, обзаводиться сыном нужно было срочно.

Проблема была в Соломонии. Она не хотела развода. Хорошей ли женой она была, плохой — неизвестно. Она несколько раз упоминается в летописи как участница придворных церемониалов (похорон, освящений церквей и т. д.). Но другими подробностями частной жизни Василия III и Соломонии мы не располагаем. Ясно одно — бесплодная жена не хотела становиться безропотной жертвой. Ведь в случае развода жизнь для нее заканчивалась. Предстояло пережить погребение заживо в монастырской келье и медленное угасание с горьким чувством, что она не справилась с главным женским предназначением и ее выбраковали из жизни. Стыд, позор, унижение, боль из-за неродившегося ребенка, чувство без вины виноватой…

И Василий III, и Соломония прибегали к понятным и традиционным мерам — богомольным поездкам «чадородия ради». Церковь засыпалась дарами. Но Небеса были неблагосклонны. Василий III в своем благочестии оказался стоек. А вот Соломония решила, что ей терять нечего. Если отвернулся Бог — пусть помогут темные силы… Бедная женщина в порыве отчаяния обратилась к знахаркам, ворожеям, колдуньям. Она не понимала, что ее великокняжеский статус и Кремль как место жительства вряд ли дадут сохранить такие подозрительные контакты в тайне. А может, и понимала, но пустилась во все тяжкие в надежде на единственный шанс.

Сохранился поразительной силы документ — отрывок следственного дела 1525 (7034) года, «сыска о неплодстве», который содержит показания лиц, причастных к похождениям Соломонии по темным московским личностям, колдуньям и чуть ли не ведьмам. Приведем его целиком, поскольку, как говорится, здесь ни прибавить, ни убавить. Это показания Ивана Юрьевича Сабурова, родственника государыни:

«Лета 7034 ноября 23 дня, сказывал Иван: говорила мне великая княгиня: „есть деи жонка Стефанидою зовут, резанка, а ныне на Москве, и ты ее добуди да ко мне пришли“; и яз Стефаниды допытался да и к себе есми во двор позвал, а послал есми ее на двор к великой княгине с своею жонкою с Настею, а та Стефанида и была у великие княгини; и сказывала мне Настя, что Стефанида воду наговаривала и смачивала ею великую княгиню да и смотрела ее на брюхе и сказывала, что у великой княгини детям не быти, а после того пришел яз к великой княгине, и она мне сказала: „Посылал ты ко мне Стефаниду, и она у меня смотрела, а сказала, что у меня детям не быти; а наговаривала мне воду Стефанида и смачиватися велела от того, чтоб князь великий меня любил, а наговаривала мне Стефанида воду в рукомойнике, а велела мне тою водою смачиватись, а коли понесут к великому князю сорочьку и порты и чехол, и она мне велела из рукомойника тою водою смочив руку, да охватывать сорочьку и порты и чехол и иное которое платье белое“; и мы хаживали есмя к великой княгине по сорочьку и по чехол и по иное по что по платье, и великая княгиня развернув сорочьку, или чехол, или иное что платье великого князя, да из того рукомойника и смачивала то платье. Да Иван же сказывал: говорила, господине, мне великая княгиня: „Сказали мне черницу, что она дети знает, а сама безноса, и ты ту черницу добуди“, и яз тое черницы посылал добывати, Горяинком звали детина, а ныне от меня побежал, и он ту черницу привел ко мне на подворье; и та черница наговаривала не помню масло, не помню мед пресной, да и посылала к великой княгине с Настею, а велела ей тем тертися от того ж, чтоб ее князь великий любил, да и детей деля, а опосле того и сам яз к великой княгине пришел, и великая княгиня мне сказывала: „Приносила ко мне от черницы Настя, и яз тем терлася“. К сей памяти яз Иван руку приложил».

На обороте приписка: «Да Иван же говорил: а что ми господине говорити, того мне не испамятовати, сколко ко мне о тех делех жонок и мужиков прихаживало»[217].

Можно себе представить степень отчаяния Соломонии, если она дошла до общения с бабками-сифилитичками с провалившимися носами, позволяла себя трогать грязными руками всяким подозрительным ворожеям. Но какие эмоции могла вызвать вся эта возня у Василия III?! Кому понравится, если жена перед ночью любви надевает на тебя намоченную неизвестно в какой жидкости холодную ночную рубаху и уверяет, что вот теперь-то все и получится? Помимо элементарной брезгливости и отвращения, государь боялся порчи и сглаза, наведения на него черных колдовских чар — а с этим в средневековой Москве было запросто. Обезумевшая в попытках завести ребенка жена, как видно, не сильно разбиралась в знакомствах, и отсюда к Василию III мог подобраться супостат. Возможно, на принятие Василием III окончательного решения развестись повлияла не только политическая необходимость. Его достали мокрые рубахи, таинственные мази и снадобья, каждое из которых могло оказаться смертельно ядовитым.

Решение развестись было, видимо, принято Василием III около 1523 года. 13 марта 1523 года умер Петр, зять Василия III, крещеный татарский царевич, которого, по мнению некоторых исследователей, он видел своим преемником в случае отсутствия детей[218]. В июне 1523 года, накануне казанского похода, завещание Василия III было дополнено особой записью, но в ней ни слова не говорилось о наследнике. Речь шла только об исполнении церковных обетов в случае внезапной смерти великого князя. Формально на престол могли претендовать два оставшихся в живых брата Василия III, Юрий Дмитровский и Андрей Старицкий (именно в такой последовательности).

Где-то в это время, до осени 1523 года, Василию III «бысть кручина о своей великой княгине». Что это означает, неясно. На февраль того же года планировался некий церковный собор о великих делах «духовных и церковных». Но в источниках о нем нет ни слова. Возможно, именно там Василий III собирался потребовать развода с Соломонией. Летописи молчат, был ли созван собор и какой ответ от церковных иерархов получил великий князь. Ясно только, что, если собор и имел место, ответ был отнюдь не положительный.

Осенью 1523 года вопрос о разводе и наследнике был поднят на заседании Боярской думы. Василий III заявил, что его страшит мысль отдать государство братьям — они «своих уделов не умеют устраивать», куда им справиться со всей Русской землей! Летописец изображает дело так, что именно бояре посоветовали государю развестись и найти новую жену: «Неплодную смоковницу посекают и изымают из винограда»[219]. Правда, единодушия в их среде не было. Князь Андрей Курбский позже писал, что развод Василию III «возбранящу» «сигклиты», то есть его первосоветники, члены думы. Против выступили близкие к Василию III церковные деятели Вассиан Патрикеев и Максим Грек, а также церковные иерархи.

Сторонники канона и благочестия не учли одну вещь. Как верно замечено историком А. А. Зиминым, отказав Василию III в попытке завести наследника, государевы доброхоты фактически поддержали в борьбе за престол удельного князя Юрия Дмитровского[220]. А это уже никуда не годилось. Так и до государственного переворота недолго дойти.

Василий III начал подготовку к разводу с супругой фундаментально — в 1523 году он решил построить для ее пострижения специальный монастырь под Москвой. Речь шла о том самом обетном монастыре, который он обещал возвести во время Смоленской войны и о котором вспомнил в дополнении к завещанию 1523 года, написанном по случаю казанского похода. В мае 1524 года началось строительство «за посадом под Воробьевом» нового Девичьего монастыря с церковью Пречистые Богородицы Одигитрия. За год обитель была возведена, оставалось расписать монастырские храмы. Правда, к этому моменту потребность в специальной тюрьме для великой княгини стала уже неактуальной. И сегодня московский Новодевичий монастырь стоит зловещим памятником намерению Василия III.

Наткнувшись на сопротивление своим замыслам со стороны знати и духовенства, Василий III понял главное: надо найти исполнителей. Для всех его придворных настала тестовая ситуация — верны ли они великому князю или каким-то абстрактным принципам?

Как великую княгиню били плетью

Особенностью российской политической жизни с древнейших времен является то, что даже насморк может стать политическим преступлением. Василий III все рассчитал верно. Пока Соломония выглядела мученицей и пока государь робко спрашивал у советников и церковных иерархов, можно ли ему развестись, — ничего не выйдет. Надо изобразить Соломонию преступницей, нарушившей законы, пусть непонятно какие, но — очень важные. Надо запустить официальную версию, согласно которой жена сама осознала свою дефектность и попросилась в монастырь, решив избавить супруга от своего присутствия. И нужны верные люди, которые смогут провернуть операцию по пострижению и заточению великой княгини — пусть даже путем насилия.

Низложение Соломонии произошло в ноябре 1525 года (по разным летописям — между 28 и 30 ноября). Был проведен розыск «о неплодстве» (выше цитировался единственный сохранившийся лист следственного дела). Соломония официально была объявлена больной, причем настолько, что сама попросилась принять постриг. Василий III якобы всеми силами противился уходу любимой жены, но когда она в своем челобитье дошла до митрополита Даниила, вынужден был согласиться.

На самом деле все было не столь благостно. Судя по всему, Василий III разыграл карту колдовства, подтвержденного в ходе «сыска о неплодстве». Соломонию осудили за ворожбу и связь с дьявольскими силами. За такие преступления полагался церковный суд, который не взирал бы на личности. Чтобы не выносить сор из избы, Василий III милостиво приказал супругу не судить, а всего лишь заточить в монастырь. Вот при такой постановке вопроса государь мог найти сторонников своего замысла.

Герберштейн описывает довольно-таки мерзкую сцену пострижения Соломонии. Государыня была схвачена и привезена в московский Рождественский что на Рву монастырь. «В монастыре, несмотря на ее слезы и рыдания, митрополит сперва обрезал ей волосы, а затем подал монашеский кукуль, но она не только не дала возложить его на себя, а схватила его, бросила на землю и растоптала ногами. Возмущенный этим недостойным поступком Иоанн Шигона, один из первых советников, не только выразил ей резкое порицание, но и ударил ее плеткой, прибавив: „Неужели ты дерзаешь противиться воле государя? Неужели медлишь исполнить его веление?“ Тогда Саломея спросила его, по чьему приказу он бьет ее. Тот ответил: „По приказу государя“. После этого она, упав духом, громко заявила перед всеми, что надевает кукуль против воли и по принуждению и призывает Бога в мстители столь великой обиды, нанесенной ей».

В этом рассказе, как всегда у Герберштейна, много театральщины и неясностей. Ученые считают, что вряд ли пострижение проводил митрополит лично. Официально Даниил поддержал Василия III, но есть данные, что его многое связывало с Юрием Дмитровским и он воспринимал планы по разводу без восторга. А вот Шигона Поджогин, видимо, в самом деле сыграл какую-то неприглядную роль во всей этой истории. Судя по всему, он перестарался. Василий III сам понимал, что чинит насилие, но бить великую княгиню — это уж чересчур. После декабря 1525 года Шигона на время был удален от двора.

Нет ясности с дальнейшими перипетиями монастырской судьбы инокини Софии, как теперь стали звать Соломонию. Согласно летописному отрывку «О пострижении великой княгини Соломаниды», «к благоверной же великой княгине инокине Софии многие от вельмож и от родственников ее, и княгини и боярыни, начали приходить к ней посещений ради, и многие слезы проливали, смотря на нее и видя, что свершившееся с ней неугодно Богу. Боголюбивую же великую княгиню инокиню Софию о сем скорбь объяла сильная, и начала говорить: „Если бы я желала славы мира сего, то царствовала вместе с царем и государем всея Руси, сейчас же желаю в одиночестве безмолствовать и о государевом здравии молить всещедрого Бога, и да Господь Бог показал милость, отпустил великие мои прегрешения, но отпустил не ради моих великих грехов, не дал Бог государю плода, и все православное христианство и государство осиротело моим неплодием“. И начала молить государя, да повелит ей отойти в обитель Пречистыя Владычица Богородица честного ея Покрова в Богом спасаемый град Суздаль»[221].

Из этого отрывка следует, что в Рождественский монастырь стали идти москвичи с выражением сочувствия Соломонии. Ситуация приобретала оттенок скандала: общество, в том числе знать, осуждало Василия III. Инокиню Софию надо было срочно куда-то девать. Куда — сведения расходятся. Князь Андрей Курбский писал, что Соломонию-Софию сослали в один из каргопольских монастырей. В «Записках о регентстве Елены Глинской» говорится: «Лета 7034 (1525) ноября в 28 день князь великий возложил на великую княгиню Соломониду опалу. И ноября в 29 день великая княгиня Соломония была пострижена в черницы, из-за ее бесплодия, в обители Рождества Пречистые на Рве и наречена была инокиня Софья; и не по многом времени отпустил ее князь великий в Каргополь, и велел ей устроить в лесу келью, отгородив тыном. А была в Каргополе пять лет, и оттуда переведена в девичий Покровский монастырь в Суздале»[222].

История о переселении великой княгини из кремлевского дворца в лесную келью неправдоподобна, потому что в 1526 году комиссия Василия III о греховном поведении инокини Софии, учрежденная из-за слухов о рождении ею в монастыре сына, ездила для разбора дела именно в Суздальский Покровский монастырь. Следовательно, информация о пятилетнем пребывании Софии в Каргополе ошибочна. Но, с другой стороны, в биографии Софии каргопольская ссылка всплывает несколько раз и в независимых источниках. Возможно, позже ее на несколько лет действительно переводили из Суздаля в Каргополь, а потом вернули обратно.

Поступок Василия III вызвал в обществе шок. Причем резонанс от него звучал через многие десятилетия. Сохранился крайне любопытный памятник, озаглавленный «Выпись из святогорские грамоты, что прислана к великому князю Василию Ивановичу о сочетании второго брака и о разлучении первого брака чадородия ради. Творение Паисино, старца Серапонского монастыря»[223]. Ученые датируют его по-разному, от середины XVI до начала XVII века. Сочинение имело популярность в XVII веке, его переписывали, читали. Конечно, это поздняя и предвзятая трактовка событий, содержащая много фактических ошибок и искажений. Но по ней можно судить об эмоциональном эхе, порожденном разводом Василия III, глубоком потрясении русского общества от этого поступка государя.

Повесть начинается с описания духовных метаний Василия III — он советуется со старцем Симонова монастыря, князем-иноком Вассианом Патрикеевым, обращается к четырем вселенским патриархам (Константинопольскому, Иерусалимскому, Александрийскому, Антиохийскому), переписывается с афонскими, молдавскими, румынскими монастырями. Тема одна: ему нужен наследник, и поскольку он не вдовец, путь замены супруги один — развод. Все адресаты выражают горячее сочувствие, подтверждают, что понимают проблему отсутствия наследника — и все запрещают развод и второй брак. Муж с женой венчаются в храме, жена мужу после этого является Богом данной — что же, Василий III хочет пойти против Бога и сам выбирать себе супругу, не считаясь с Господней волей? Разве такой монарх, бунтовщик против Небес, может править православными христианами? Если он расторгнет первый брак и вступит во второй, «то наречется прелюбодей». А что бывает с государствами, во главе которых царь-прелюбодей, даже и подумать больно…

Вассиан Патрикеев сравнил просьбу Василия III с просьбой Саломеи у Ирода главы Иоанна Крестителя. Если он дерзнет на такое, то недостоин будет вступить на церковный порог. Надо всецело предаться воле Бога, это — единственно возможный путь.

Иерусалимский патриарх Марк высказывается прямо: если Василий III решится на развод и родит во втором браке сына, то это будет царь-мучитель, разрушитель государства, грабитель чужих имений: «И наполнится твое царство страсти и печали, и будут в та лета убивания, и муки величествию сарападсийских родов, и юнош нещадение, и ово на кола, а иным усечение главное, и затоцы без милости, и мнози грады огнем попраны будут». Тут, несомненно, автор повести пытался найти ответ на мучивший современников вопрос: как так вышло, что царь Иван Грозный, сын Василия III, вырос тираном и мучителем? «От корня греховного», «от блуда» (которым считался бы неразрешенный церковью второй брак) — это в средневековье объясняло все…

Василий не внял советам церковных мужей, мало того — «исполнился ярости и гнева» на Вассиана Патрикеева и его соратников — Максима Грека, Савву Святогорца, Михаила Медоварцева, обрушил на них опалы и гонения, разослал по монастырским тюрьмам. А митрополит Даниил изменил своему долгу церковного иерарха, благословил неправедные деяния русского государя… Митрополит в повести вообще изображен русским патриотом: прочитав высокоморальные обвинения патриарха Марка, он высказывается кратко, но энергично: сам патриарх тише воды ниже травы живет в стране под нечестивым мусульманским царем, а блажит и поучает нашего великого православного царя. Если верить этому памятнику, окончательное решение о разводе и втором браке было принято на совещании в Александровой слободе, в котором участвовали Василий III, митрополит Даниил, епископ Сарский и Подонский Досифей и архимандрит кремлевского Чудова монастыря Иона. То есть нашлись церковники, пошедшие поперек воли вселенских патриархов и святых старцев…

Примечательно, что это деление церковников на праведных и неправедных и оценка второго брака как блуда по определению встречается в еще одном памятнике публицистики эпохи Ивана Грозного — «Истории о великом князе Московском» Андрея Курбского. Здесь опять необходимо привести пространную цитату из сочинения беглого князя-диссидента:

«Много раз многие умные люди спрашивали меня с большой настойчивостью, как это могло случиться с таким прежде добрым и знаменитым царем (Иваном IV. — А. Ф.), который столько раз ради отечества пренебрегал своим здоровьем, сносил беды, бесчисленные страдания и тяжелый труд в военных предприятиях против врагов Христова креста и пользовался прежде у всех доброй славой. И каждый раз со вздохами и слезами я отмалчивался и не хотел отвечать. В конце концов постоянные расспросы принудили меня кое-что рассказать о том, что же все-таки произошло. И я отвечал им: „Если бы рассказывал я с самого начала и все подробно, много бы пришлось писать о том, как посеял дьявол скверные навыки в добром роде русских князей прежде всего с помощью их злых жен-колдуний. Так ведь было и с царями Израиля, особенно когда брали они жен из других племен“…

Великий князь московский Василий… прожив с первой своей женой Соломонией двадцать шесть лет, он постриг ее в монашество, хотя она не помышляла об этом и не хотела этого, и заточил ее в самый дальний монастырь, находящийся за двести с лишним миль от Москвы, в Каргопольской земле. Итак, он распорядился ребро свое, то есть Богом данную святую и невинную жену, заключить в темницу, крайне тесную и наполненную мраком. А сам женился на Елене, дочери Глинского, хотя и препятствовали ему в этом беззаконии многие святые и добродетельные, не только монахи, но и сенаторы его. Один из них был пустынник Вассиан Патрикеев, по матери родственник великому князю, а по отцу внук литовского князя, который, оставя славу мира сего, поселился в пустыне и проводил свою жизнь в монашестве с такой строгостью и святостью, как некогда знаменитый Антоний Великий. И не сочтет пусть никто за дерзость сказать, что в усердии своем он был подобен Иоанну Крестителю, ведь и тот препятствовал в непозволительном браке царю, совершавшему беззакония. Тот попирал законы Моисея, а этот — Евангелия. А из мирских сановников препятствовал великому князю Семен, по прозванию Курбский, из рода князей смоленских и ярославских…

А вышеназванный князь Василий, великий в основном гордыней и жестокостью, не только не послушался этих великих и знатных людей, но и блаженного Вассиана, своего родственника по крови, приказал схватить и заточить, так что святого человека, связанного, как преступника, отправил в ужасающую темницу — монастырь преступных иосифлян, подобных ему в своей преступности, и велел умертвить немедленной смертью. И они, скорые исполнители его жестокости и потворщики ему во всех его преступлениях, пожалуй, еще и соперники в этом, немедленно умертвили того. А других святых людей — одних подверг он пожизненному заключению (один из них философ Максим, о котором я расскажу позже), других велел убить, их имена я здесь опускаю. А князя Семена навсегда прогнал с глаз долой.

Тогда зачат был наш теперешний Иван, и через попрание закона и похоть родилась жестокость, как сказал об этом Иоанн Златоуст в Слове о злой жене, начало которого: „Когда нам стали теперь известны праведность Иоанна и жестокость Ирода, потряслись утробы, вострепетали сердца, померкло зрение, притупился ум, ослабел слух“»[224].

В подобных оценках для Василия III самым страшным был мотив блуда. Ведь эсхатологические настроения, несколько поутихшие после 1492 года (7000-го от Сотворения мира), никуда не делись. Относительно происхождения и времени появления Антихриста Священное Писание не дает однозначных ответов. Из него явственно следует лишь то, что Антихрист придет перед Вторым пришествием Христа и 42 месяца процарствует на земле, но будет сражен Иисусом, вторично сошедшим на Землю. Однако средневековые теологи (Августин Блаженный, Феодорит Киррский и др.) путем толкований дали развернутую трактовку жизни и деятельности Антихриста. Согласно ряду легенд, он родится от монахини, нарушившей обет безбрачия, или от кровосмешения (инцеста), или от блудницы, лицемерно выдающей себя за девственницу. Или просто от блуда… Царский блуд — каков будет плод от греховного корня? Василию III было чего пугаться. Тем более, как явствует из вышеприведенных современников, интеллектуалы XVI века видели корень российских бед именно в разводе в втором браке несчастного монарха.

Был ли мальчик?

Здесь мы подходим к потаенным страницам как биографии Василия III, так и всей нашей истории. Наверное, в 1526 году Василия III не раз посещала мысль о покаянии, о том, что ни одно неблагородное дело не останется без Господней кары. Во всяком случае, повод сетовать на немилость Небес у него был, и какой!

Приведем свидетельство Сигизмунда Герберштейна: «Заточив Саломею в монастырь, государь женился на Елене, дочери [князя] Василия Глинского Слепого, в то время уже покойного, бывшего братом герцога Михаила Глинского, который тогда был в заточении. Вдруг возникла молва, что Саломея беременна и скоро разрешится. Этот слух подтвердили две почтенные женщины, супруги первых советников, казнохранителя [Георгия Малого] и [постельничего] Якова Мазура (Mazur), и уверяли, что они слышали из уст самой Саломеи признание в том, будто она беременна и вскоре родит. Услышав это, государь сильно разгневался и удалил от себя обеих женщин, а одну, супругу Георгия, даже побил за то, что она своевременно не донесла ему об этом. Затем, желая узнать дело с достоверностью, он послал в монастырь, где содержалась Саломея, советника Федора (в другом издании — Дитриха) Рака (?) (Rack, Kackh) и некоего секретаря Потата (Potat), поручив им тщательно расследовать правдивость этого слуха. Во время нашего тогдашнего пребывания в Московии некоторые клятвенно утверждали, что Саломея родила сына по имени Георгий, но никому не пожелала показать ребенка. Мало того, когда к ней были присланы некие лица для расследования истины, она, говорят, ответила им, что они недостойны видеть ребенка, а когда он облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери. Некоторые же упорно отрицали, что она родила. Итак, молва гласит об этом происшествии двояко»[225].

Герберштейн записал очередной слух, очерняющий Василия III и живописующий его личную жизнь, наполненную какими-то шекспировскими страстями. Такие слухи (возможно, во многом с подачи того же Герберштейна) циркулировали среди европейских сплетен о тайне рождения Ивана Грозного. В частности, И. Е. Забелин приводит пересказ сочинения некоего немца Гейденсталя (якобы бывавшего в Москве Ивана Грозного): «…когда при Дворе слух промчеся, якобы бывшая царица Соломея в монастыре непраздна и вскоре имеет родити, — царь Василий послал вскоре бояр и двух знатных дам, чтобы прямо освидетельствовали Соломею. Соломея же, егда услышала в Суздаль приезд их, зело убоялася и вышла в церковь в самый алтарь и, взявся за престол рукою, стояла, ожидая к себе посланных; и егда к ней придоша бояре и дамы, просили ее, чтобы она из алтаря к ним вышла. И она к ним выдти не хотела. И егда вопрошена, что имеет ли она быть непраздна, она им на то отвечала, что я со всякою моею надлежащею должностию и честию была царица и перед несчастием своим за несколько времени стала быть непраздна от супруга моего царя Василья Ивановича и уже родила сына Георгия, который ныне от меня отдан хранитца в тайном месте до возрасту его; а где он ныне, о том я вам никак сказать не могу, хотя в том себе и смерть приму. Бояре же уразумели ея неправду и дамы, осмотря ее, что она никогда не была непраздна, возвратились в Москву и обо всем поведали царю Василью, яко то все неправда и обман, и за то она еще далее сослана в ссылку»[226].

Конечно, этих двух сплетен совершенно недостаточно, чтобы доказать реальность беременности инокини Софии. Но сам факт появления подобных сплетен среди современников (Герберштейн именно в это время был в Москве) говорит о том, что в обществе трагедию Соломонии могли мифологизировать в подобном ключе. Здесь налицо все элементы драмы с непременным Божьим наказанием: муж пошел против воли Бога, заточил данную Господом супругу в монастырь как раз тогда, когда она наконец-то забеременела! Такая злая насмешка судьбы. И мать не захотела отдавать мерзавцу ребенка, а хочет вырастить из него мстителя отцу.

Если подобные слухи не порождены воображением Герберштейна, а в самом деле распространялись сочувствующими опальной великой княгине людьми, Василию III было отчего нервничать. В самом деле, не умудрился ли он постричь беременную жену? Неужто он зачал долгожданного наследника? Или же — страшно подумать — Соломония, забеременев неизвестно от кого, таким образом отомстила мужу и теперь будет выдавать своего ребенка за государева сына? Что же будет с династией, с престолом? И вообще, был ли мальчик?! Имперский дипломат называет членами великокняжеской комиссии, посланной в Суздальский Покровский монастырь, Третьяка Ракова и Г. Н. Меньшого Путятина — реально существовавших в это время дьяков. Они были доверенными лицами Василия III и вполне могли быть посланы для выполнения подобного щекотливого поручения. Но насколько это придает достоверность всему рассказу?

Мы могли бы просто отмахнуться от слов Герберштейна (баек и вымысла в его «Записках» предостаточно), если бы не одна в высшей степени странная история. В 1934 году директор Суздальского музея археолог А. Д. Варганов вскрыл в Суздальском Покровском монастыре находившееся рядом с гробницей Соломонии Сабуровой анонимное захоронение под белокаменной плитой. Историк А. Л. Никитин предположил, что раскопки проводились под нажимом местного НКВД: чекисты искали монастырские драгоценности. Но вот неожиданность: в погребении не оказалось трупа. Внутри каменной колоды лежали остатки какой-то одежды, тряпки, металлические нашивки, поясок. Ткани были покрыты темно-коричневыми пятнами, покоробились, сморщились и слежались. Видимо, могилу вскрывали раньше: в ней были обнаружены следы сухой земли.

Благодаря работе реставратора Е. С. Видоновой была реконструирована рубашка для мальчика трех — пяти лет, принадлежавшего к высшему классу общества, из шелковой тафты червчатого цвета с ластовицами, подкладом и подоплекой синего цвета, украшенная серебряными нашивками и остатками жемчужного шитья по воротовому разрезу, рукавам и подолу, вместе с пояском из шемаханского шелка с пряденым серебром и кисточками на концах, по материалу и технике шитья уверенно датируемая первой половиной XVI века[227].

Что же это за могила? Монастырская традиция, да и орнамент на белокаменной плите сближают ее с соседним захоронением «старицы Александры», будто бы сестры Василия III, скончавшейся в 1525 году. То есть с великокняжескими погребениями. В могиле нет никаких следов органики, человеческого захоронения — она изначально была кенотафом, ложной могилой, имитирующей захоронение маленького мальчика, рядом с могилой самой Соломонии.

Объяснений может быть несколько. Первое — этот кенотаф, каково бы ни было его происхождение и предназначение, не имеет к самой Соломонии отношения. Бывшая великая княгиня умерла в 1541 году. Если сделать фантастическое предположение, что перед нами — тайное ложное захоронение, с помощью которого она скрыла от великокняжеских сыщиков своего малолетнего сына (судя по рубашке — около 1530 года), то получается, что потом, спустя 10–11 лет, место упокоения инокини Софии подгоняли под этот кенотаф. Слишком невероятно и попахивает каким-то язычеством. Все это случайные совпадения: мало ли какого ребенка могли похоронить в монастыре.

Второе — мальчик действительно имелся. Он был рожден инокиней Софией (от кого?), через несколько лет была имитирована его смерть, а сам ребенок вывезен из монастыря и спасен. Историк А. Л. Никитин высказал гипотезу, что речь идет о первенце Василия III, который под именем Георгий отравлял жизнь Ивану Грозному в течение всей первой пловины его царствования — царь боялся появления более легитимного наследника на престол. Существует и романтическая сказочная версия, согласно которой этот сын Василия III ушел в разбойники и известен в фольклоре под именем знаменитого Кудеяра-атамана.

Третье — София / Соломония ребенка не родила, но была причастна к распространению слухов о нем (чтобы отомстить Василию III), и пустая могила — часть этих слухов, макет, сделанный для их подтверждения… Мол, мальчик был, но умер, и в этом тоже виноват жестокосердный папаша.

На этот счет можно только гадать и строить версии. Очевидно, что существование некоего ребенка, предположительно сына Василия III, рожденного инокиней Софией в 1526 году в Суздальском Покровском монастыре, недоказуемо. В то же время какая-то интрига, тайна здесь есть. Но она сокрыта во тьме веков, и вряд ли можно надеяться, что мы когда-то узнаем правду.

Был ли Иван Грозный сыном Василия III, или Выдуманные альковные тайны XVI века

Во всей этой истории смущает еще и ее продолжение. А именно — Василий III женился. Вторично. А детей в течение долгого времени опять не было.

К выбору невесты государь подошел со всей искушенностью человека, имевшего за плечами двадцатилетний опыт брака. Жениться на ком-либо из своих — княжеских и боярских дочерей — нельзя. Начнется грызня, борьба за право стать царским зятем… Официальное сватовство к иностранным принцессам не устраивало волокитой процесса: только засылка сватов и переговоры дипломатов заняли бы несколько лет. А сына надо рожать сейчас. Значит, должна быть иностранка, но такая, к которой не надо долго свататься — то есть представительница какого-нибудь опального или обнищавшего, но знатного рода. Род должен быть достойным, но его представители не должны иметь возможности мешать Василию III или диктовать ему свою волю — проще говоря, чем меньше родственников, тем лучше. Ну и, конечно, жена должна быть молода, здорова, красива — чтобы как можно быстрее исполнить свое предназначение…

Такая идеальная кандидатура нашлась — иностранка по происхождению, умница, красавица, родственники в упадке, глава рода вообще сидит в русской тюрьме. Лучше не придумаешь. Это была Елена Васильевна Глинская, представительница рода Глинских, эмигрировавших в Россию в 1508 году. Основываясь на исследованиях костных останков и зубов, ученые считают, что княгиня родилась около 1510–1512 годов, то есть замуж вышла в 13–15 лет. Жених, Василий III, оказывался почти втрое старше — ему ко времени брака исполнилось 47 лет.

Глинские, несмотря на всю трудность положения, в котором оказался род в начале XVI века, представляли значительный интерес с точки зрения генеалогии. По легенде, после смерти темника Мамая, разбитого в 1380 году на Куликовом поле, его сыновья бежали в Литву, приняли там православие и получили в удел город Глинск, откуда и пошел род Глинских. Получалось красиво: сын Василия III стал бы потомком одновременно и Мамая, и Дмитрия Донского. Согласно преданиям, ходившим в самой Литве, Глинские вели свой род от Ахмата, хана Большой Орды. Поскольку тот был Чингисидом, это могло дать определенные перспективы в борьбе за власть в той же Казани или на переговорах с Крымом: потомок Василия III мог бы апеллировать к своему чингисидскому происхождению и требовать своей доли власти…

Глава рода, знаменитый Михаил Глинский, с 1514 года сидел в тюрьме. За него просил император Максимилиан. Выпустив князя Михаила из заточения, Василий III убивал сразу нескольких зайцев: делал жест доброй воли в адрес императора, совершал акт гуманизма в отношении Глинских (тем самым Михаил оказывался обязанным по гроб жизни, ведь за предъявленное ему обвинение в измене запросто могли и сгноить в тюрьме). Ну и в лице приближенных ко двору Глинских Василий III приобретал клан лично преданных аристократов, не имевших тесных связей с русским боярством и служащих государю «напрямую». На них можно было положиться (поскольку их положение зависело исключительно от воли Василия III), а разве о таких верных людях не мечтает каждый правитель?

Герберштейн так описывал мотивы Василия III: «Как я узнал, беря себе в жены дочь бежавшего из Литвы Василия Глинского, государь помимо надежды иметь от нее детей руководствовался двумя соображениями: во-первых, тесть его вел свой род от семейства Петрович (Petrowitz), которое пользовалось в Венгрии некогда громкой славой и исповедовало греческую веру (это выдумка посла. — А. Ф.); во-вторых, дети государевы в таком случае имели бы дядей Михаила Глинского, мужа исключительно удачливого и редкой опытности. Ведь у государя были еще двое родных братьев, Георгий и Андрей, а потому он полагал, что если у него родятся от какой-нибудь иной супруги дети, то при жизни его братьев они не смогут безопасно править государством (по другому изданию: они не будут допущены к правлению дядьями, которые (могут) счесть их незаконными. — А. Ф.). Вместе с тем он не сомневался, что если он вернет свою милость Михаилу и дарует ему свободу, то родившиеся от Елены дети его под охраной дяди будут жить гораздо спокойнее. Переговоры об освобождении Михаила велись в нашем (Герберштейна. — А. Ф.) присутствии; мало того, нам довелось видеть, как с него сняли оковы и поместили с почетом под домашний арест (liberae custodiae), а затем даровали и полную свободу». (В другом издании: «он был освобожден, и к нему приставлено множество слуг, больше с тем, чтобы присматривать за ним и стеречь его, нежели чтобы служить ему».) На самом деле Глинского освободили не сразу. Полную свободу он обрел только в феврале 1527 года.

Свадьба Василия III и Елены Глинской состоялась 21 января 1526 года. Видимо, государь сильно переживал происходящее. Во всяком случае, видно, что он не относился к Елене как к машине для детопроизводства, а пытался понравиться ей как мужчина. Молодясь и стремясь выглядеть на литовский манер, он впервые в жизни сбрил бороду и ходил только «в усах». Это вызвало при дворе настоящий шок, бояре при виде бритого государя только что в обморок не падали. По канонам того времени, нарушать образ и подобие Господа нельзя: бритый человек не может войти в Царствие Небесное. Сначала развод, потом бритье бороды — право же, Василий III опасно играл с канонами!

Судя по всему, Василий III действительно питал к Елене какие-то чувства, выходящие за рамки «брака по расчету». Он писал ей личные письма (несколько из них сохранилось). Современники отмечали, что государь полюбил Елену ради ее красоты и непорочности — для почти пятидесятилетнего мужчины вполне объяснимая реакция на юную девушку, светящуюся девичьей красотой, свежестью и чистотой. К этому, видимо, примешивалось чувство благодарности — хотя и не без приключений, но Елена все-таки родила Василию III двух сыновей и тем решила проблему наследования.

Благодаря усилиям скульпторов-антропологов, в частности С. А. Никитина, по черепу Елены Глинской был восстановлен ее облик, и мы сегодня можем представить себе, как выглядела эта женщина, ради которой государь всея Руси рисковал вызвать презрение современников, сбривая бороду. У нее было узкое, вытянутое лицо с узким, резко выступающим прямым носом и высоким переносьем. Подбородок выступающий, волевой. Она была высокой по тем временам женщиной (162–165 сантиметров). В погребении сохранился ноготь Елены, по которому можно узнать, как в XVI веке великие княгини стригли ногти: с двух сторон на полукруг с заострением в центре. У Глинской были длинные ноги, узкие бедра, узкие плечи, изящные руки — словом, хрупкая, тонкая, юная. Василию III было от чего впасть в умилительный восторг.

Единственное, что слегка портило облик невесты, — состояние передних зубов. Резцы находили один на другой, зубы росли криво и с промежутками между ними. То есть улыбаться открытым ртом на публике Елене категорически не рекомендовалось. В то же время в сочетании с обликом девочки-подростка такие зубы могли придавать дополнительный шарм, трогательность и беззащитность… На пятидесятилетних мужчин это весьма действует.

Зубы, кстати, дали важный штрих к психологическому портрету Елены Глинской. У нее до корней были сточены вторые предкоренные зубы нижней челюсти с обеих сторон. По резонному предположению Т. Д. Пановой, это следы увлечения Елены рукоделием — через зубы протягивались нити при шитье и вышивании[228]. Не у всякой женщины будут такая усидчивость и целеустремленность, чтобы сточить свои зубы золотой нитью, вышивая художественные ткани. Это говорит о твердости характера Елены, ее готовности идти на многое ради поставленной цели.

Но в связи с этим возникает вопрос о тайне рождения Ивана Грозного. Дело в том, что свежесть юной девушки Василию III помогла мало: ни через год, ни через два, ни через три после первой брачной ночи детей не было. Хоть опять ищи бабок с проваленными носами и мокрыми ночными рубашками…

Первенец у Василия III родился только 25 августа 1530 года. Столь большой промежуток времени зачатия от попыток оного (за 25 лет с двумя женщинами — одно зачатие?!) уже у современников породил подозрение, что отцом Ивана Грозного был не бесплодный Василий III, Елена понесла его от другого. Злые языки называли любовником великой княгини князя Ивана Федоровича Овчину Телепнева Оболенского. Любовником княгини он, несомненно, был — после смерти Василия III пришедшая к власти в 1535 году Елена открыто сделала его своим сожителем и соправителем, фаворитом. Герберштейн прямо приписал причину гибели Михаила Глинского его попыткам пристыдить племянницу, впавшую в блудный грех: «…видя, что сразу по смерти государя вдова его стала позорить царское ложе с неким [боярином] по прозвищу Овчина (Owczina), заключила в оковы братьев мужа, сурово обращается с ними и вообще правит слишком жестоко, Михаил исключительно по прямодушию своему и долгу чести неоднократно наставлял ее жить честно и целомудренно; она же отнеслась к его наставлениям с таким негодованием и нетерпимостью, что вскоре стала подумывать, как бы погубить его. Предлог был найден: как говорят, Михаил через некоторое время был обвинен в измене (другое издание: намерении предать детей (наследников) и страну польскому королю. — А. Ф.), снова ввергнут в темницу и погиб жалкой смертью; [по слухам, и вдова немного спустя была умерщвлена ядом, а обольститель ее] Овчина был рассечен на куски».

Факт любовной связи с Овчиной достоверно устанавливается применительно к 1535–1538 годам. Но была ли эта связь ранее, при жизни мужа? Доказательств этому нет. Большинство ученых категорически отрицают такую вероятность, считая отцом Ивана Грозного Василия III, в котором через 25 лет бесплодных попыток вдруг проснулась способность к зачатию детей. В качестве главного аргумента антропологи приводят внешнее сходство (знаменитый «палеологовский» нос с горбинкой) восстановленных по черепам обликов Софьи Палеолог и Ивана Грозного. А эти «палеологовские» признаки могли быть переданы только в случае, если отцом Грозного был бы сам Василий III. Правда, никаких портретов Овчины не сохранилось, и какой у него был нос, никто не знает.

Высказывались гипотезы и в пользу отцовства Овчины, правда, не нашедшие в научном мире решительно никакой поддержки. А. Л. Никитин обратил внимание на следующее обстоятельство: мы не знаем случаев резкого отклонения в психике, вызванных наследственными психиатрическими заболеваниями, ни в роду Калитичей, ни в роду Глинских. Вплоть до самого Ивана Грозного, которому психиатры ставят диагноз паранойя. Его брат Юрий — слабоумный (болезнь Дауна), его сын Федор — слабоумный (имбицил или олигофрен), другой сын Дмитрий — эпилептик. Про третьего сына, Ивана, убитого отцом в 1581 году, мы знаем, что он отличался маниакальной жестокостью. Ничего подобного за Калитичами раньше не водилось. Карты болезней представителей рода Овчины мы не имеем, но характерны прозвища некоторых представителей рода: Немой, Лопата, Глупый, Медведица, Телепень, Сухорукий. Не отсюда ли, спрашивает А. Л. Никитин, и пошла «порча» рода Калитичей?[229]

Наверное, можно предположить, что спустя три года после бесплодного брака Елена стала понимать, что с каждым днем для нее все более реальным становится повторение судьбы Соломонии. Что на Руси бывает с упорно не рожающими великими княгинями, она видела своими глазами. Такой судьбы она себе не хотела. Для женщины, способной сточить собственные зубы о золотую нить ради красивой вышивки, решение найти способ зачать ребенка помимо Василия III не должно было быть таким уж трудным. В молодых непротивных дворянах при дворе недостатка не было, в укромных уголках во дворце (тем более при частых отлучках Василия III) — тоже. А эта супружеская измена решала бы все проблемы. Кто ж знал, что от Овчины родятся параноики и дауны…

Конечно, все это не более чем фантазии на заданную тему. Никаких доказательств нет. Несомненен только факт бытования в России XVI века слухов, что Иван Грозный — «выблядок». О любовной связи Елены с Овчиной писал Герберштейн. Упоминания о «хуле» на царя, которую на него возводят, «не ведаючи его царского прирожения», содержатся в сочинении публициста XVI века Ивана Пересветова. Курбский делает какие-то неясные намеки на «выблядка» радом с царем: под этим «выбладком» можно понять и самого царя, которого нельзя, как незаконнорожденного, пускать в церковь. Что характерно, Иван Грозный страшно возбудился при прочтении этой фразы и написал в ответ горячую отповедь, исполненную библейских цитат, из которой сложно понять, что же, собственно, царь опровергает…

Доказательство здесь может быть только одно: если на помощь истории придет судебно-медицинская экспертиза. Генетический анализ останков Василия III, Елены Глинской, Ивана Грозного неопровержимо расставит все на свои места. Возможно, удастся привлечь и генетический материал князей Оболенских, к роду которых принадлежал Овчина. Это будет достоверное, точное знание. Только вот почему-то никто не стремится его получить, а все отмахиваются, считая сам факт проведения такого исследования неприличным, «беспардонной клеветой на великокняжескую семью». Ученые чего-то боятся. Правды?

Между тем точные науки способны выдавать абсолютно однозначные результаты, разрешающие исторические загадки. Так, многие годы считалось, что слухи об отравлении Елены Глинской в 1538 году — не более чем очередная сказка-страшилка о злых боярах, клевета и пр. Однако судебно-медицинская экспертиза останков Елены дала неожиданный результат: ее действительно отравили. Фоновый уровень по меди был превышен в 2 раза, по цинку — в 3 раза, свинцу — в 28 раз (!), мышьяку — в 8 раз, селену — в 9 раз. Но главное — это соли ртути. Нормальный их фон — от 2 до 7 микрограммов на грамм. У Елены в волосах было 55 микрограммов — комментарии, как говорится, излишни[230]. Литовская княжна, волею судеб вознесенная на трон правительницы крупнейшей державы Восточной Европы, возможно, и сумела обмануть своего мужа — но не смогла обмануть судьбу. Выскочек не любили никогда, и чаша с боярским адом поставила точку в судьбе второй жены Василия III спустя четыре года после его кончины.