Долина драконов

Очнувшись, он нашел себя на щебенке — лежать неуютно, но сети на нём нет. Василий поднялся, опираясь дрожащими руками, и сердце забилось сильно-сильно. Восходящее солнце перебрасывало длинные тени через скальную гряду, на склоне которой его, очевидно, выбросило из этого… этой… машины. Что за хреновина с морковиной? Где машина и где это он? Ясно только, что далеко.

Без жрачки, без питья, без оружия, без денег, под распаляющимся солнцем, в одной туфле — долго ли человек протянет при такой экипировке, прежде чем станет очередной мумией? Вон уже от брюха ничего почти не осталось. Имелись бы хоть башмаки из натуральной кожи — какая-никакая еда. И вообще, что ищет он в стране далекой? Вернее, кто и за какой счет перевез его за тысячи километров от малой родины?

— Сволочи, чтоб вас закинуло на северный полюс и чтоб из одежды один дырявый презерватив, — послал Василий мощное проклятье неизвестному туроператору.

— Паскуды, хоть бы огрызки от яблок оставили!

Что-то пискнуло и бипнуло в ответ, прямо в среднее ухо.

На теле, где обычно, то есть в районе пупка, Василий не обнаружил пластины боди-компа, ну да ее ж изъяли в пыточном отделе фирмы «Сайкотроникс». Бимоны вообще остались в офисе. Однако при словах «Вы мне ответите, суки» появилось виртуальное окно с веселой надписью «Персональный Навигатор». Значит, в теле появился, откуда не возьмись, интракорпоральный бодик, а на глазах самосборкой образовались мономолекулярные линзопроекторы, то бишь лекторы.

Откуда и зачем — сейчас не до теорий. Сперва Василий спросил самозваного Навигатора о своих координатах. Тот выдал северные склоны Тянь-Шаня, координаты такие-то такие-то, высота 2500 метров над уровнем моря, растительность северотяньшаньская луговая и луговинно-злаковая с кустарниками — если вы не баран, то питаться вам тут практически нечем. Услышав такое, как не впасть в отчаяние? Но прежде, чем это сделать, Василий сказал Персональному Навигатору пару теплых слов и он исчез со словами «Я обиделся».

— Эй, Навигатор, ау, нельзя же так, — возмутился Василий, — это не по-мужски.

— Он ушел, но обещал вернуться, теперь я буду, так сказать, оказывать эскорт-услуги, — в виртуальном окне возникла цифровая девушка, напоминавшая ту незнакомку, с которой программист Берг переглядывался на станции «Музей Маннергейма». — Стиль общения фамильярный, разрешение 300 пикселей на квадратный сантиметр.

— Блин, да ты ресурсов столько потребляешь. И кто тебя создал на мою голову?

— У нас с тобой один Создатель, — веско напомнила цифродевица.

— Сомневаюсь. Однако, оставим теологические темы, я ведь учился не в семинарии, а в военно-морском училище. Ты работаешь на «Сайкотроникс» или на тех, кто спровадил меня сюда в пакете из-под кефира?

— Ответ на вопрос требует кардинального расширения твоего информационного поля.

— Во как. А чего от меня хотят те, кто забросил меня в эти горы? Чтобы я обделался по-полной?

— Вопрос не идентифицирован, — отозвалась цифродевица, как вполне обычная программа. — Сформулируй по-новому.

— Что я должен здесь делать: петь, плясать, вышивать? Целевая функция-то какова?

— Искать, — кратко отозвалась цифродевица.

— Поди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что. Э, вы, что, лучшего поисковика не могли найти? Или, может, большего дебила?

— Обращаться ко мне надо по имени «Зина» вместо «э». И не скромничай, большего дебила найти трудно, и к тому же ты знаешь, что искать. Твое подсознание знает.

— Мое!? Я сейчас задумаюсь. Надолго. А вообще условия — неподходящие для думанья. Нет даже камня, на который можно присесть и подпереть голову кулаком по примеру того мужика, которого Роден наваял.

— Слово «Яйцо» тебе не о чем не говорит?

— Ну, называл я кое-что Яйцом. — поделился Василий. — То была всего лишь модель, с которой я работал в фирме «Сайкотроникс». Чтобы спросить меня об этом, не надо было тащить мое тело на край света.

— Это не только модель, с которой ты работал, это реальность, способная влиять на реальность.

Василий был внутренне готов ко всякого рода несуразностям, бессмыслицам, нелепым гиперболам и так далее, но тут даже присвистнул:

— Слушай, может ты разыгрываешь, «Мисс Матрешка»? Как можно с помощью одного какого-то яичка повлиять на реальность? Я понимаю еще два яичка…

Цифродевица исчезла из виртуального окна. Василий подумал, что система зависла и теперь отсчитывается какое-то время до автоматического перезапуска, но, выдержав небольшую паузу, «Зина» появилась снова.

— Я — девушка воспитанная. И меня не запрограммировали на разговор о каких-то там яичках. Так что попрошу впредь воздержаться от оскорбительных намеков.

— Виноват-с, хотя ты сама начала, — Василий даже попытался щелкнуть по-офицерски своими пятками.

— Извинение принято и теперь я тебе кое-что тебе, пожалуй, расскажу. Устраивайся поудобнее, только не забывай карабкаться по склону. Намотай тряпку на босую ногу — оторви рукав от рубахи. Торопись, а то солнце скоро будет в зените.

— Может без лекций обойдемся? — буркнул изрядно вспотевший Василий, но совету последовал — один рукав намотал на босу ногу, другой на голову, чтобы не было солнечного удара.

А цифродевица знай себе повествовала.

— Все началось с изучения гробницы Цинь Шихуанди, древнекитайского императора, близь города Сяньян, полчаса езды на автобусе. Собственно из имечка правителя можно смело выбросить слово «Цинь» — это всего лишь название династии и слово «Шихуанди», что означает «первый император.

— Получается, его никак не звали.

В виртуальном окне появилось изображение: раскопанная императорская могила, в ней длинные ряды глиняных воинов в натуральную величину со всей амуницией и даже конями — тысяч пять, не меньше.

— Кстати, парни Шихуана были хорошим всадниками и ростом далеко не типичные китайцы — есть мнение, что они скифского происхождения, ну, считай, почти славяне.

— Я журнал «Вокруг света» тоже читал, когда в детсад ходил, так что сэкономь время.

— Гробница была открыта в семидесятые годы, а три года назад группа ученых из Франкфурта проводила ее обследование при помощи всякой современнейшей аппаратуры, СКВИД-детекторов, гравиизмерителей, нейтронно- радиационных, нейтронно-активационных, гамма-спектрометрических и рентгенорадиометрических приборов и датчиков. Выявились сильные гравитационные и магнитные искажения, причем, как говорится, на пустом месте — там, где их не должно быть. К исследованиям привлекли доктора Коль-Анбрехта, светильника в области метаструктурной физики. В результате изучения феномена он пришел к выводу, что источник искажений — черная дыра, микроскопическая, но стабильных размеров, через которую утекает в никуда до одного грамма вещества в год. Пощупать «дыру» никак нельзя, потому как китайское правительство вскрывать собственно захоронение императора запрещает.

— И я бы запрещал, когда такая кодла иносранцев роет дырку посреди чужой страны.

— Ну, а еще один исследователь, крупный востоковед, доктор Эдельштайн, недавно, кстати, пропавший без вести во время боев во Франкфурте, обнаружил в одном из средневековых уйгурских трактатов интересную запись по поводу. Один-де китайский император, будущий создатель великой стены, получил от правителя второй небесной долины Яйцо, которое могло даровать быструю победу над любым недругом и удачу в строительстве мощного государства. А вдобавок три ключа к нему, под роспись.

— Ага, уже все понял. Кто-то от кого-то когда-то чего-то получил, ну а этот самый Эдельштайн сразу начинает гнать пургу, что это именно тот самый Шихуанди, которого все знают и который напёк пять тысяч глиняных колобков — иначе как же продать «новость»?

— К тому сведению, Эдельштайн действительно крупный китаист и вполне обоснованно полагает, что имеется в виду такой сильный властитель как Цинь Шихуанди, который прекратил междоусобицы и объединил всех китайцев, который действительно поставил великую стену для обороны от степных паразитов — ко всеобщему удовольствию мирных тружеников, — который провел дороги большой протяженности и тому подобное. Далее уйгурский трактат сообщает, что некое сообщество колдунов позавидовало власти императора. Бедняга был медленно отравлен, сошел с ума. Покуда он чах и шизовал, Яйцо, перестав работать на государственную пользу, принялось высасывать жизненные силы из родных китайских подданных, Поднебесная стала угасать.

— А можно без мистики обойтись? Дороги и стены все любят использовать, но далеко не все любят их строить. Устали просто люди от строек-роек, захотели отдохнуть и подождать, пока всё не развалится, а Яйцо тут и не причем. Ладно, продолжай сказки сказывать.

— Император, изображенный в трактате, заметил, что его дело к вечеру, а вокруг Яйца и ключей выписывают круги совсем посторонние люди. А ему это надо? Перед его безвременной кончиной ключи к Яйцу, именуемые яшмовым, булатным и нефритовым и имеющие вид камня, клинка и щита, были разосланы по трем сторонам света. Яйцо же император спрятал, то ли в своей собственной гробнице, то ли отправил по свежевыстроенному шелковому пути, куда подальше. И, чтобы до него никто не докопался, император приказал казнить 70 тысяч колдунов наиболее быстрым и экономичным способом. А то, что правителя Шихуанди кормили ртутью под видом эликсира бессмертия и то, что он пустил в расход изрядное число мыслителей, которые тогда все поголовно использовали магические практики, является подлинным историческим фактом…

— Если конечно не вранье. На мой взгляд, указанная численность «мыслителей» явно завышена, стольких нет и сегодня, — прервал сказительницу упорно карабкающийся по камням Василий.

— Эдельштайн поискал, нет ли чего и в китайских книгах насчет Яйца и не нашел, стало быть сведения о нем были вытравлены основательно. Однако изображения сияющего овоида, падающего себе с неба, имеются в наскальных петроглифах, которые были оставлены динлинами, светловолосыми всадниками. Они пришли из Сибири именно в то княжество Цинь, из которого вышел объединитель Китая — Шихуанди. Что было с Яйцом после кончины великого императора, уйгуры тоже насочиняли. Колдуны все же сумели найти яшмовый ключ, который и передали Огуз-кагану. Последнего исследователи соотносят с владыкой гуннов по имени Модэ. Именно при нем гунны — до того кочевники средней руки — изобрели мощный лук и начали суперуспешные завоевательные походы на Запад. Успешность дошла до такой степени, что наследник Модэ, вождь Атилла, помыл свои пятки в средиземноморской воде, однако везло ему лишь до определенного момента.

— Ага, уже понял, уперли у него ключ. Нибелунги какие-нибудь.

— Типа того. Только яшмовый ключ снова выплывает в Азии, причем у жрецов Бонпо.

— Про этих слышал, — сказал изрядно запыхавшийся странник. — Черные маги, ети их мать, которых Гитлер завозил пачками из Тибета в Берлин.

— Бонпосцы хотели подобрать все три ключа к Яйцу, чтобы из него родился герой Гэсэр, в котором воплотится божество войны Дайсун-тенгри. Этот самый Гэсэр, он же Дайсун-тенгри, будет-де обладать такой колдовской силой и таким непобедимым войском, что покорит двенадцать «злых ханов», к коим относится и китайский император, и повелители западных земель. Ну, а всем остальным тошно станет.

— И у бонпосцев, конечно же, получилось. Остальным тошно становится регулярно.

— Новым воплощением Гэсэра и Дайсун-тенгри оказался парнишка Темучин из племени кераитов, то есть Чингисхан. Когда парень получил ключ к Яйцу от потирающих руки жрецов, то из обычного отморозка превратился в величайшего полководца всех времен и народов. Тридцать тысяч монгольских воинов прошли, выкашивая на своем пути все живое, от Желтого до Средиземного Моря, нанеся особый ущерб культуре Средней Азии, Ближнего Востока, Китая.

— Про Русь ты, конечно, забыла. Доигрались наши тогдашние олигархи, клепали друг дружке, вместо того, чтобы общерусскую оборону крепить.

— Монголы были идеально организованы, более того изощренно использовали ресурсы и технологии всей завоеванной ими Азии, включая Китай. И откуда это в недавних пастухах? Съезди, пообщайся с чабанами насчет того, как они собираются завоевать полмира. Короче, ответ на мой вопрос звучит так: монголы и в самом деле имели ключ, и, скорее всего, не один.

— Использовать чужие ресурсы и англосаксы тоже большие мастера. На самом-то деле, нахрена монголам было жить в почти-пустыне с узкой экологической нишей и регулярными высыханиями под корень всего живого, если можно побегать по свежей травке в других краях. Есть стимул даже чабану пошевелить мозгами и покачать мускулатуру. А то, что при этом монголы аннигилировали города и деревни — тоже понятно; среднестатистическому кочевнику для прокорма надо сто гектаров, а крестьянину и одного хватит. Собственно, в итоге, великие воины рассосались, а Монголия легла на бок и стала ждать, когда придет большой советский брат и построит водокачки и школы.

— Значит, ключ или ключи были утрачены.

— Так я и поверил. Ладно, продолжай пока что. Или нет. Каждый ключ имеет равный доступ к Яйцу или у каждого есть какая-то особенность?

— Правильно и то и другое. Каждый ключ имеет равный доступ к Яйцу, но активизирует его по-своему. Яшмовый помогает укреплять свое воинство и свое «го», то есть государство, за счет превращения энергии времени в организационную силу; булатный дает возможность разрушить чужое воинство и чужое государство, отсекая его от потока времени; нефритовый помогает употребить чужую силу и чужие ресурсы к своей пользе, — забрать, так сказать, чужое время себе.

— Это всё занятия для императора, президента или на худой конец полководца. Простому парню, вроде меня, от всех трех ключей особого толку нет.

— Простой парень их помощью может мало-помалу стать императором или «всенародно избранным». Пожалуй, яшмовый ключ ему пригодится раньше всего, порыв и натиск в борьбе всегда нужны.

— Ладно, что там с яшмовым?

— Собственно уйгурская рукопись о судьбе яшмового ключа больше ничего не сообщает, но доктор Эдельштайн считает, что тот попал к Тимуру. И этот хромоногий житель Средней Азии из захудалого полевого командира превратился во властителя огромной державы, простиравшейся от Волги до Индии, да еще прославился башнями из черепов.

— Зато он надавал по мозгам золотоордынскому хану Тохтамышу, тому самому, что вырезал Москву, и султану османскому Баязету, чем и внес позитивный вклад в историю.

— Не перебивай каждую секунду. Яшмовый ключ, по мнению Эдельштайна, был вложен в тимурову гробницу. В связи с чем, дескать, и существовало поверье, что если кто-то откроет его могилу, то на мир оттуда выйдет страшная война. И вот что произошло, когда докопались до Тимура. — «Зина» тут же расположила в виртуальном экране публикацию из газеты «Правда» от 20 июня 1941 года о вскрытии гробницы великого воителя в городе Самарканд. — Делать это, по мнению Эдельштайна, не стоило.

— Дурак ваш Эдельштайн. Как раз стоило. По логике всей этой басни, именно яшмовый ключ помог Иосифу Виссарионовичу одолеть Третий Рейх, опиравшийся на силы всей Европы. А на самом деле, мы бы и без яшмового ключа наклепали вашей объединенной Европе. Зря, что ли, дядя Джо промышленность ускоренными темпами создавал — он уж точно на тамерлановы подарочки не полагался. К твоему сведению, страшных войн хватало и в то время, пока яшмовый ключ мирно спал в обнимку с Тимуром. Индейцев и прочих аборигенов истребляли миллионами, африканцев били и продавали в рабство десятками миллионами, китайцев и индусов били и грабили сотнями миллионов, ну и так далее. И всё это проделывали вполне на вид пристойные джентльмены, совсем не похожие на косоглазого и хромоногого эмира.

— Что указывает на использование других ключей, — вывернулась цифродевица. — Я ж тебе объясняла их особенности, так что шевели мозгом. К примеру, нефритовый ключ открывает дорогу к прогрессу, в котором одни развиваются за счет других. Это как раз на тему того, что западная цивилизация творила в отношении заморских патриархальных культур.

— Похоже, правитель второй небесной долины подарил нам второй закон термодинамики.

— Второй закон термодинамики говорит об открытых системах, к которым безусловно относятся и социальные образования. Яйцо и позволяет максимально открыть систему для развития за счет внешней среды. В этом случае, организованность и устойчивость твоего царства, твоей армии, твоей корпорации растут, а другого царства, армии, корпорации падают. Если смотреть в корень, то они теряют хрональную энергию, а ты стал владыкой времени. Но если ты утратишь ключ или ослабнешь мозгами, то дезорганизация постигнет твое собственное царство-армию-корпорацию. А хрональная энергия уйдет — если верить уйгурскому трактату — обитателям второй небесной долины. Так что важно иметь все ключи и разумно ими пользоваться, не одуревая от собственной силы.

— Ладно, уболтала. Как выглядит ключ, вытащенный из гробницы Тимура?

— Ученый из Франкфурта уверен, что ключ являет собой обработанный камень, который в июне 41 года был перевезен в один из музеев Ленинграда — ведь гробницу Тимура вскрывали именно ленинградские археологи — именно поэтому город, хоть и понес огромные потери во время блокады, не был взят германцами и финнами.

— Опять двадцать-пять; да они не взяли Ленинград, потому что его защищали такие как мой дед… И что с музеем?

— Эдельштайн чуть ли не божится, что ключ давно уплыл из музея, еще в период перестройки, и отметился в Афганистане, Чечне, Боснии, Косово, в Северной Африке и так далее.

— Немчук забыл сказать, что перестройка та зовется криминальной революцией и ключик явно попал через бандитов в ЦРУ, а от него в руки прикормленных им буратин, то есть исламистских организаций. А в списочек достижений исламистского хозяйства добавь к Северной Африке еще Франкфурт, Париж и прочие европейские города, где похозяйничали джамааты…

Солнце пекло с нарастающим садизмом, ноги плавились, спина склеивалась с рубашкой, пот стекал на глаза и заливал лекторы. Более всего, помимо воды, Василий сейчас мечтал о твердой городской мостовой — двигаться по камням казалось занятием для одних горных баранов. Вот сюда бы Саида Бекмурадова, пусть он ищет. Про камень из подвала «Сайкотроникс», который растаял на руке, Василий, конечно, вспомнил, но логику включать не стал, не стоит применять индукцию и дедукцию к глюкам. Рассказ цифродевицы, который вначале немало развлекал, превратился постепенно в досадливый бубнеж.

— А про остальные прелести Волшебного Яйца ты мне расскажешь в более приятной обстановке, где-нибудь на Майорке.

— Собственно, рассказывать о них нечего, — к великому удовольствию слушателя сообщила компьютерная Зина. — Яшмовый похитили, нефритовый ключ непонятно где; по косвенным предположениям уже несколько сотен лет в одном из западных банков. А о булатном ключе имеется лишь одно упоминание, и то вскользь, в той же уйгурской рукописи. Дескать, он имеет форму кривого клинка — по крайней мере, в рукописи говорится о его сходстве с молодым месяцем — и находится в стране, которую китайцы пару тысяч лет назад называли Сиванму. Похоже, это регион Тянь-Шаня.

— И, наверное, ты предложишь мне найти этот… «молодой месяц», который был где-то тут пару тысяч лет назад?

— Ты удивительно догадлив. Чем больше у тебя ключей, тем лучше доступ к Яйцу, тем сознательнее ты его используешь, и тем меньше неприятных последствий.

— Блин, с этого и надо было начинать. Я могу заодно отыскать и «пожилую луну».

— Само Яйцо также, возможно, находится в этом районе. Наши предварительные исследования, проведенные с помощью летательных аппаратов, показали здесь наличие гравимагнитной аномалии, схожей с той, что обнаружена в гробнице Шихуанди. Только если там что-то вроде черной дыры, то здесь дыра белая, выдающая некоторое количество массы и излучения прямо из ничего. Согласно весьма обоснованным предположениям, тут находится воздвигнутый в эпоху Цинь, или несколько позднее, пещерный храм, в котором и надо всё переворошить.

— Ага, в сяньянской гробнице дырка от бублика, а сам бублик здесь… Ну, сама бы его и поискала. Приделали бы тебе твои начальники босоножки-металлоискатели на гусеничном ходу, стальной бюст пятьдесят четвертого размера со встроенными базуками, и вперед.

— А на что ты тогда? Ты ведь человек особенный.

Не наркоман, не глюколов, не больной на голову, а особенный! В это хочется поверить. Василий сразу чуток загордился.

— На особенных все ездят. И вообще, что мне за это будет хорошего?

— Получишь воздушный, то бишь компьютерный поцелуй. Или что-то вроде секса по телефону. Первые пять минут интима — бесплатные. Фирма угощает.

Тут с Василием случилось что-то вроде мини-обморока. В ушах забили колокола, в глазах размножилось солнце, сердце заметалось, как хорек в клетке.

Гребни скал были рядом, но казались призрачными из-за поднявшегося от камней знойного марева. В этом мареве виделись Василию какие-то духовидные фигуры, которые перемещались и будто даже махали бестелесными руками. Слышались вроде и слабые шепотки. Чтоб было повеселее, Василий затянул песню предков «Заиграли трубы, трубы-барабаны, отворились двери и вышел басурман. Закипела битва, битва беспощадна, полилась рекою горячая кровь…»

И вдруг за останцем,[28] имеющим форму сидящего джинна, открылось пустынное плоскогорье, кое-где поросшее стелящейся арчой, а заодно Василий столкнулся с двумя существами — пацаненком и верблюдом. От неожиданности путешественник вздрогнул и побледнел. Ему сперва показалось, что он встретился с карликом и его горбатой лошадью. Маленький же азиат что-то проорал с испуга, потом упал на колени и затараторил умоляющим голосом. Только молодой верблюд сохранял благородную выдержку и спокойствие.

— Я загружен резидентно, — сообщил программный переводчик из бодика, — могу начать обработку поступающего текста.

— Да тут, блин, и спрашивать не надо. Вежливый какой нашелся. Валяй, работай, — прикрикнул Василий.

Бодик выдал первую порцию перевода:

— Верблюд… искать… хозяин… второй день… упасть.

— И эта галиматья — всё, на что ты способен? — возмутился Василий.

— Половины же слов не слышу. Повернитесь в сторону источника звуковых волн и встаньте с подветренной стороны.

— Слушай, как с тобой сложно.

Пока продолжались препирательства малолетний житель азиатской глубинки перешел на русский язык.

— Кто бы ты не был, арбак, мангыс или человек, я умоляю, выслушай меня. Я водил верблюдов Джанибека, а потом этот, — пацан показал на горбатое животное, — этот подлый верблюжий высирок потерялся. Я искал его везде, а брат Джанибека лупил меня и камчой, и ладонью, и носком сапога. А потом был праздник-кохпар, и Джанибек зарезал барана, но мне и кусочка малого не дал. Так голодного и отправил сюда. Я бродил по сырту[29] три дня, обжигая себе пятки и превращаясь в ледышку ночью, за все время съел только пять ягод смородины, — слава Аллаху, что нашел хоть их, — и вот наконец отыскалось это гнусное отродье верблюжьей задницы. Потом услышал твою песню и стал прятаться, потому что думал, идет дух горы. А теперь я боюсь, потому что бурдюке уже почти нет воды, а ты зол и голоден.

— Да не зол я, сколько можно говорить. Только воды у меня тоже нет и в голове звенит. А ты иди к своему Джанибеку, — посоветовал Василий. — Он на радостях, что ты отыскал верблюда, подарит тебе эскимо на палочке.

— Он не подарит мне эскимо на палочке. Он не из наших мест, он вынимает из людей печень и продает ее в Амстердаме… Значит, ты не дух предка и не ек,[30] который выпьет мою кровь?

— Если бы я, екарный бабай, был твоим предком, ты б сейчас не подтирал верблюдам задницу.

— Может, тогда ты — Кызыл-Хизр?[31]

— Брось ты, я ведь православный, только молюсь редко, потому что образ жизни веду неподобающий. Может, это ты Кызыл-Хизр? А про самолеты ты знаешь, или про аэропорт?

— Конечно. И про ракеты знаю, и про трансплантаты и стволовые клетки.

— Так какого хрена ты дикаря из себя корчишь? — строго вопросил Василий.

— «Хрен» — это что такое?

— Это… русский злой дух.

Малец попросил больше не призывать никаких других русских злых духов и Василий дал честное пионерское.

— Аэропорта тут нет…. Слушай, если ты не предок, то наверное, шпион, за тобой вертолет прилетит.

— На это надеяться не стоит. Как зовут-то тебя, мечтатель?

Мальчик приосанился.

— Меня зовут Акай, я из рода Джансеит. А давай я вместе с тобой пойду.

— Разве тебе не надо к Джанибеку и его брату?

— Не надо. Брат Джанибека все равно будет лупцевать меня, как разъяренный мангыс, да и этот кусок верблюда вскоре опять потеряется. Он ведь дикий, вместе с мамкой из пустыни пришел. Мамка его померла, и Джанибек взял Нура к себе.

— Значит, этот «кусок верблюда» зовется Нуром. Очень приятно, хорошее имечко. Ну, пошли вместе, Акай, вдвоем будет легче счастья искать, а потом сдам тебя в какой-нибудь детский дом поприличнее.

Трое смелых двинулись в путь, причем Акай тараторил без остановки.

— Мой отец — потомок Ибн-Зайдуна, между прочим, был зайсаном — главой рода, носил высокую шапку-джыгу, он закончил школу такую, называется университетом, в Москве которая, и научил меня русскому языку. Затем с юга пришел Джанибек со своими абреками, ослепил наших абреков американским лазером и вырезал у них селезенку, отравил моего отца ампулой с цезием и сам сел на белый войлок. Из Америки ему Госдеп-хан прислал поздравление и пожелал успехов в строительстве этой самой… дымократии. Джанибек взял мою мать в младшие жены-токол, поставил ей в голову микрочип, чтобы она всегда слушалась, а затем уморил насмерть, чтобы положить в пробирки, а затем продать ее прекрасные глаза. Он убил бы и моего брата, но тот удрал далеко и стал воевать.

— Похоже, он стал воевать не там, где надо. Твой брат — моджахед? Он воюет за веру? — аккуратно справился Василий.

— Нет, он воюет за деньги, — радостно отвечал Акай. — У него уже много желтобаксов, только он пока прислать не может — иначе Джанибек всё заберет. Вначале брат служил в османском спецназе и его посылали взрывать программистов в Иране, потом он должен был охранять горные тропы, по которым афганский героин идет в Россию, но ему это не понравилось. Он дал подкупить себя русской разведке и начал убивать производителей героина. Тогда на него стала охотиться американская морская пехота, больно ранила его в голову, но он выздоровел и в отпуск на море поехал. Если все деньги не спустит и не забудет меня забрать, хорошо нам будет житься. А ты тут ищешь Яйцо Дракона?

— Что мне, по твоему, нечем заняться? — торопливо произнес несколько ошарашенный Василий.

— У тебя, чужеземец, глаза рыжие, как камушки сердолика, значит ты ищешь его. Ведь оно здесь, — уверенно сказал мальчик и переключился на наболевшее. — Если мой брат совсем не приедет, то Джанибек убьет и меня — колдун-бакши велел ему немного подождать, пока у меня гипофиз подрастет, чтобы можно было продать его за хорошие деньги.

— Ай-яй-яй, — искренне посочувствовал Василий.

— Может, ты убьешь Джанибека? Вот я дам тебе немного воды, — мальчик протянул худой бурдючок, — и ты оседлаешь дракона.

Рядом, а если точнее, в виртуальном окне, снова появилась цифродевица, уже в мини-юбке.

— Ты слишком долго торчишь на одном месте и точишь лясы с этим дурачком. Я бы рекомендовала забрать воду, а его связать или как-то обездвижить.

— И бросить здесь подыхать? Разбежалась. Я лучше тебя сотру со всех носителей и как следует промою их верблюжьей мочой, чтобы не появлялась больше.

— Ой, какие мы жалостливые. Ладно, это твои проблемы. Но если ты попадешься в руки брата или даже сестры Джанибека, я тебе не завидую.

— Как ты можешь мне не завидовать, набор нелепых кодов? — излил свое недовольство Василий. — Сидишь где-то у меня в поджелудочной железе, и еще выступаешь.

— Между прочим, я не только набор кодов, но еще и девушка, — тонко заметила цифродевица.

— Ну, тогда я бабушка… Послушай, треп закончился, сгинь сама, пусть вернется Навигатор, мне нужна подробная карта.

Бодик выдал карту в нескольких проекциях, на которых пометил участок где-то с гектар размером — там мог находиться искомый пещерный храм. Визуально Василий уже мог определить, что этот «гектар» приходится на ущелье, разрывающее скальную гряду в направлении с востока на запад.

Мальчишка Акай, с трудом поверивший, что Василий — не демон арбак и не мусульманский святой Кызыл-Хизр, сейчас пребывал в полной уверенности, что пришелец общается с духами, хотя, конечно же, знал о компьютерах.

— А они не зловредные? — поинтересовался пацан.

— Только, если у них троян внутри. И вообще, пошли уже к ущелью, постарайся отвести меня так, чтобы я все ноги не переломал.

И новые знакомые двинулись в путь, причем Василий не рискнул сесть на тощего верблюда. Солнце уже двинулось к закату, и ущелье закрывалось тенью, когда до него добрались пережаренные путники.

— Ты знаешь, дядя Вася, это место у нас пользуется дурной славой, — ответственно сказал мальчик. — Тут кишмя кишит злыми духами, которые в лучшем случае разрывают, терзают и потрошат людей, а в худшем — высасывают их души. Но, конечно, та гуль-демоница, которая сидит у тебя в печенках, с ними спокойно договорится.

Спуск в ущелье представлял собой своего рода каменную лестницу со ступеньками высотой в человеческий рост — очень удобно. А само ущелье было настоящим каньоном, который прорезала в скалах давно скончавшаяся река.

— Хотела бы тебя немного просветить, — снова подала голос цифродевица, — именно здесь пролегало одно из ответвлений Великого Степного Пути, по которому, в основном, не шелка возили, а ходили завоеватели-кочевники: арии и скифы на восток — а ты, дурашка, и не знал, что они добирались до Китая; гунны, авары-жужжани, тюрки-огузы и монголы на запад, если точнее, до западного конца евроазиатской степи.

— Ах, спасибо за информацию, «огузы-арбузы». Мне вот более интересно, американские дроны типа «новые кочевники» тут не делают пиф-паф по всему, что движется?

— Они южнее курсируют, Гиндукуш и так далее, сюда залетают редко.

Искатели приключений углубились в ущелье шагов на сто и взору открылись первые следы раскопок, похоже археологи здесь уже побывали.

— Ну, кто так раскапывает? — осудил Василий. — Свиньи со своими пятаками аккуратнее роются. После таких археологов железобетонный дот и то бы не уцелел.

В самом деле, археологические изыскания велись здесь не совсем правильным образом. Там и сям, на дне извилистой траншеи, валялись черепки, оставшиеся от старинной посуды и изваяний, ржавые осколки какого-то съеденного коррозией оружия, а может и древнекитайского мерседеса, наконечники стрел и копий — все это было присыпано легким слоем песка и пыли. Похоже, археологи пытались отрыть что-то конкретное, немало не интересуясь остальным.

И вдруг послышались голоса…

— Кажется, какие-то люди ищут то же самое, что и ты, — сказала компьютерная девушка.

Василий заметался взглядом и заметил что траншея наполовину проходит под своего рода «карнизом», его образовывала скальная стена, резко выступающая вперед на высоте семи метров. В одном месте выступ доходил до низу, создавая «колонну».

— Ну-ка, молодежь, дуй из ущелья наверх, — обратился Василий к своим компаньонам, Акаю и Нуру. — Ждите меня там, за скалой, похожей на голову выпивающего человека.

— Голову человека! — у Акая затряслась челюсть. — Это окаменевший мангыс.

— Да твои мангысы — просто пацаны сопливые по сравнению с «черными» археологами.

Дети и верблюды нехотя удалились, голоса стали пронзительнее, а Василий стал карабкаться по изъеденной ветром «колонне», используя выступы и выемки. Минут через пять осознал, что это дело скорее для молодого скалолаза, чем для потертого отставника. Пальцы впивались в скалу все более слабо и уже сочились кровью; силы как будто вытекали вместе с потом. Василий каждые десять секунд убежденно говорил себе, что не продвинется вверх больше ни на сантиметр. Но двигался, все более зверея, все более психуя. Все больше ненавидя тех, кто довел его до такой жизни. Басурмана Виталия Магометовича, старую шмару Асию Раисовну, качка Саида, подлюку Сороса, губернаторшу Гольдмахер и ее банду кривозащитников, а также тех безличных гадов, что закинули его в эти чертовы горы. Василий уже замечал своими глазами, налитыми кровью, как багровые прожилки бороздят его руки.

Наконец он добрался до «карниза» и втиснулся в какую-то трещину, наступила самая радостная минута в его жизни. Он просто парил. Впрочем, кайф был вскоре сорван. Голоса оказались совсем близко, а скрытость Василия вызывала большие сомнения. Он максимально втиснул тело в щель, но при том высунул голову. Это дало ему возможность увидеть людей в униформе вооруженных сил какой-то азиатской страны, может быть Пакистана или, скорее всего, Османского халифат-союза.[32]

Потом из-за поворота, обусловленного кривизной ущелья, подъехало на джипе еще пяток османов. Уже с десяток военных ходил вдоль траншеи, смотрел, галдел.

Спустя десять минут с восточной стороны подъехал еще один джип. Из него вышло двое в хамелеоновке, но без знаков отличия какой-либо армии. Бодик услужливо сделал «зумм» и Василий едва не поперхнулся своей слюной, которая вдруг стала излишней.

Явились-то сюда «частный детектив» Саид Бекмурадов, выступивший недавно в роли демонического воина (или это был глюк?), и Сорос, бандит-университетчик. У Саида, кстати, была перевязана голова — упал с кровати, что ли… или провалился в подпространство?

В любом случае, они о чем-то пронюхали. Ой, не ищут ли они тоже драконье яичко? Вот те на, шизофрения заразна. Яйцо, накапливающее хрональную энергию и порождающее драконов — несомненная выдумка! Однако, то что он здесь, на краю света, это не выдумка, хотя и практически невероятно.

Немного потерзав себя сомнениями и утверждениями, Василий пришел к вполне естественному выводу. Не важно, в чем суть проблемы, неважно, кто и что ищет, в любом случае он должен в этом участвовать.

Тем временем османы, как будто подчиняясь Бекмурадову, отодвинули ломами камень, выступающий из скальной стены, и открыли проход вовнутрь. Потом вынесли из джипов всякую аппаратуру. Что-то свалили около входа, остальное унесли вглубь скалы. От автомобилей с включенными моторами протянулось внутрь несколько кабелей. Двое аскеров заняли посты на свежем воздухе, остальные отправились по проходу.

Василий прождал час в очень неудобной позе, все более коченея — солнце уже уходило за гору — но так ничего и не изменилось. Кто ушел, тот не вернулся, кто караулил, тот так и остался, причем и «колонна» и «вход» в скалу были ярко освещены фарами джипов. Путь вниз был отрезан. Направиться вбок или вверх по скальной стене мог только персонаж фильма, но не Василий.

Он попробовал поудобнее разместиться в своей трещине и отчасти получилось — ноги куда-то пролезли. Следом он автоматически направил и тело. У трещины явно имелось продолжение. Василий с тяжким кряхтением развернулся в сторону этого «продолжения» и вытянул шею вместе головой, желая разглядеть открывшуюся расщелину — похоже, она уходила вглубь скалы. Облизанный палец зафиксировал сквозняк, а значит воздух движется между двумя отверстиями, входным и выходным. Василий решил рискнуть и прогуляться в таинственное «может быть», тем более что багровые полосы на его руках немного светились.

Расщелина оказалась не слишком годной для променада, здесь можно было лишь ползти. Иной раз ее ширина была меньше толщины живота, иногда у нее имелись острые выступы в виде резательных приспособлений, которые нацеливались на половые и прочие органы. Однако Василий, втягивая живот, грудь, спину и прочие органы, протискивался все дальше и дальше. Неожиданно щель перешла в довольно широкую прорезь явно искусственного происхождения.

— Ну и? — поинтересовался свежеиспеченный спелеолог у Навигатора. — Что это?

Бодик видел глазами Василия, но анализировал точнее.

— Камень обработан примитивными орудиями, но с удивительной точностью, — отозвался Навигатор. — Наклон штрека — десять градусов.

— По моим предположениям время постройки: конец третьего века до нашей эры — начало первого века нашей эры, — включилась цифродевица в роли любительницы истории. — Если это не Шихуан, тогда кушаны, — это такие близкие скифам племена, — тоже ведь великую империю создали от Инда до Тарима.

— Удивительно полезная информация.

— Только не надо иронии. Я ж тебе говорила про пещерный храм и возможно содержащиеся в нем артефакты, надо было слушать и делать выводы, а не клювом щелкать.

— Слушай, Зина, я от твоей трепотни уже устал.

Наклон вниз вскоре сменился подъемом, а затем и изгибом. В какой-то момент тоннель раздвоился и Василий выбрал правый проход, после чего снова появился уклон вниз. Стенки прохода становились все более склизкими и ребристыми, так что в определенный момент сходство с кишкой сделалось очень заметным. А потом послышался шум и, едва Василий успел сгруппироваться, его подхватил поток щебня. Куда его несет, крутя и вертя — он, конечно, не знал. Все силы и мысли уходили на то, чтобы не наглотаться каменной трухи.

Когда, наконец, движение прекратилось, Василий точно знал, где находится. Посредине ничего.

Минуты две он пребывал в полной прострации, вернее глубоко кашлял, в чем принимало участие все тело, включая пальцы ног. Он даже боялся наложить с натуги в штаны.

— Ты явно находишься в прекрасно сохранившемся, включая действующую механику, буддийском пещерном храме времен Кушанской империи, — фальшиво подбодрила цифродевица.

— Ага, сейчас начну билеты туристам продавать. Ты бы хоть повороты считала, пока меня носило по этой жопе эпохи кушан, — напустился на нее Василий, несколько прокашлявшись.

— Если бы была видимость получше…

— Плохому танцору всегда что-то мешает. Если бы вы меня сюда не затащили, я бы сейчас слизывал крем с пирожных где-нибудь на Майорке. Плюну я на ваше задание.

— Ну, плюнь, только на себя не попади.

В самом деле бастовать, только себе хуже делать, да и сквознячок все же чувствовался, значит надо идти.

Первое время бездна его отчаяния никак не уменьшалась, «потолок» снова стал ниже и приходилось тащиться на карачках. А потом спелеолог-нелюбитель почувствовал толчки — во глубине скалы что-то содрогалось. Словно намечалось землетрясение. Но содрогалось регулярно, как будто билось сердце. Огромное драконье сердце.

Это было так жутко, что уже стало интересно. Что там напридумывали эти самые укушаны? Василий прибавил ходу на своих карачках и проход завершился лабиринтом из небольших пещерок, соединенных узкими переходами. Снова содрогнулось «драконье сердце» и, старательно завывая, в этот лабиринт ворвался ветер. Пальцы не смогли уцепиться за склизкий камень. Была минута пытки, когда Василия бросало из пещерки в пещерку, пытаясь сломать ребра и расквасить лицо. После одного сильного удара по хребту он счел себя без пяти минут покойником.

Но на этом «избиение» прекратилось, его вынесло в относительно прямой тоннель, пробитый в шпате — этот можно было бы, при желании, сравнить с прямой кишкой. Наклон здесь был градусов тридцать, так что, не успев отсчитать раз-два-три, он вылетел наружу…

Первое, что Василий увидел, когда поднял голову — это была нависшая над ним пасть дракона, огромная и устрашающая, а глаза драконьи, смотрящие свирепо-свирепо. Второе, что увидел Василий, оглянувшись, было отверстие, из которого он выпал — оно являлось задницей другого дракона.

Драконы были каменные, с корундовыми глазами, но все равно устрашить могли любого.

В пасти большого дракона было зажато искристое кварцевое яйцо, на котором проглядывался высеченный орнамент.

В этом рисунке угадывались и круглый камень, и сабля, и щит, похожий на свернувшуюся змею. Никак «яшмовый», «булатный» и «нефритовый» ключи?

Так это и есть Яйцо, о котором говорила Зина? То самое или не то? Ладно, сейчас хватать его и тикать, потом разберемся. Только весит оно килограммов двадцать — так что придется катить…

Этому смелому плану не суждено было реализоваться. Кто-то вдруг заговорил — пронзительно и резко, скорее всего, на языке тюркской группы. Тут же ударил луч прожектора. Василий вздрогнул и обернулся. Метрах в пяти от него стоял офицер османской армии, наставив дуло автомата. Классная немецкая машинка могла выпустить за десять секунд триста реактивных пуль типа «ромашка» и разорвать тело в клочья, как газету. Маленькие глазки османского командира выражали гнев. Позади офицера свирепо таращилось двое аскеров. Офицер опять заверещал резким голосом, — программный переводчик явно не поспевал — так что Василий лишь пожал плечами и поприветствовал со слабой улыбкой:

— Киз мераба.[33]

По ярости, дополнительно нарисовавшейся на лицах османов, Василий догадался, что ошибся в выборе слов.

— Девочки тоже с тобой здороваются и извещают, что немедленно пристрелят тебя, если ты не скажешь, откуда взялся и что здесь делаешь, — человек, известный как Саид Бекмурадов, выступил в роли толмача, наполовину заслонив собой прожекторный луч. — Меня ты, кстати, тоже стал раздражать, хотя я понимаю, что везет тебе неспроста.

— Господин Бекмурадов, меня изрыгнул или точнее испражнил дракон, а до этого я упал с неба.

— Это ты местным верблюдоводам расскажешь, господин Берг, они тоже как выпавшие из задницы.

— Хорошо, давайте подробнее. Вы посадили меня в подвал, потом пошла такая круговерть — вы же знаете. Ну, и в итоге я оказался в какой-то ящике, а потом здесь, на Тянь-Шане, будь он неладен.

— Дальше. Что ты тут забыл?

— Ничего, я ж случайно здесь оказался. Но раз пошла такая пьянка, то и я антиквариатом бесхозным не прочь прибарахлиться. Кувшины, черепки…

— Яйца? — прищурившись спросил Саид.

— Если Фаберже, то сгодятся и яйца.

— Здесь, скорее, найдутся от динозавров. Значит тебе нужно одно. Или два?

— Одного достаточно. У вас, господин Бекмурадов, случаем, нет лишнего?

— У меня, случаем, нет. Хотя я его тоже ищу. Вижу, пора становиться в очередь за яичком. Плохо, что тебя тут никак не ожидали увидеть, ты появился сильно невовремя. Иди-ка сюда, господин Берг.

Идти «сюда» не хотелось. Василий вращал глазами, ища точку опоры для рывка и планируя траекторию бегства. Пещера немалых размеров вся была украшена изваяниями драконов. Тот из них, что с яйцом в пасти, лапами опирался на пол, а морду держал довольно высоко, так что к ней надо было подниматься по широкой лестнице. Почему-то Василию хотелось воспринимать эту яйценосную тварь как самку. Сам же он стоял в тарелкообразном углублении перед этой драконессой, прямо как… жертва. В грязи, на дне «тарелки», кстати, проглядывались человеческие кости — пять штук, разного размера, от берцовой до фаланги пальца. Двое драконов поменьше располагались на противоположной стороне, в окружении мешанины из гаденышей и змеенышей. Между их хвостами мог быть выход, по крайней мере, там стояли прожектора и какое-то оборудование, от которых, наверное наружу, уходили провода. Но возле топталось несколько вооруженных османов. А между ними и Василием располагался Саид. С десяток османов рассредоточилось по всему пещерному залу. К краю «тарелки» еще подошел человек, у которого была внешность «профессора» Сороса.

— Ну, здравствуй, говорящая задница, — поприветствовал университетчик. Теперь и ежику сопливому ясно, что бандит из университетской группировки является подручным Виталия Магометовича по кличке Зураб. — Или ты еще претендуешь на название «господин Берг».

— А как вас лучше именовать теперь, Зурабом или Соросом? Или, может быть, Карлом Поппером? — поинтересовался Василий.

— Можно и Карлом Поппером, я тоже за открытое общество, в котором открыты все пути для выбивания денег из лохов, — отозвался университетчик и протянул руку, чтобы помочь выбраться Василию из «тарелки». Но движение оказалось ложным. Вместо того, чтобы помочь, он столкнул Майкова вниз. Потом еще раз. Наконец на товарища шикнул Саид Бекмурадов, и Василий смог вылезти из углубления.

— Эй, програмхер, как оно тебе? — Саид махнул рукой на кварцевое яйцо, зажатое в гранитных зубах драконессы.

— Тяжелое, наверное.

— Поможешь его вытащить, станешь нам другом, не поможешь — останешься в дураках.

— Так я вам и поверил. Не вы подослали мне этого Сороса, который на самом деле Зураб, или вообще Жоппер, чтобы он из меня деньги тряс? Не вы ли выбивали из-под меня стул и зондировали мне мозги? Не вы посадили меня в подвал? Не ты собирался прикончить меня там? А, Саид?

— Отвечаю по порядку. Зураб просто следил за тобой и придумал на ходу, что он рэкетир, когда ты засёк его. А если бы я всерьез собирался прикончить тебя, то размазал бы по стене, не сомневайся. Мы пытались понять, почему ты не такой как все, в чем причина твоей патологии.

— Ну и выяснили?

— Не до конца. Послушай, Василий, мы не хотели, чтобы твои патологии были использовано кем-то в низменных корыстных целях.

— У вас будто цели возвышенные и светлые, — уколол Василий. — Мехмет-то Айдин не из вашего ли коллектива? А он террорист, напал на Ландскрона-Сити. И во Франкфурте засветился.

— Мехмет Айдин, говоришь, напал? Откуда дровишки? С левых сайтиков? В солидных респектабельных СМИ сообщают, что в Ладскрона-Сити действует агентура Москвы и ее пособники-руссисты. А во Франкфурте джамааты заняли несколько зданий, чтобы предотвратить использование местного аэропорта московским спецназом, а то, похоже, канцлерша вошла в секретное соглашение с русней. И никакой тут Айдин Мехмет не нужен. Между прочим, «истинные европейцы», которые сейчас должны сформировать европейское правительство, с джамаатами вполне согласны.

— Ой, как убедительно. Еще дай ссылочки на виртуальные картинки, изображающий московских спецназовцев на улицах Франкфурта — естественно бьют витрины, насилуют всё, что движется, и тащат всё, что плохо лежит. Пять Братьев уже небось намалевали.

— С кем ты разговариваешь о политике, Саид? — упрекнул Зураб. — У него в башке мыслишки только насчет своих йеллов. Маленькая у него головенка, худая.

— Это у тебя в голове мыслишки насчет моих йеллов, — огрызнулся Василий. — Специалист по чужим деньгам.

Зураб сделал шаг навстречу, чтобы вмазать, но Саид остановил своего помощника по пыточным делам. Дескать, если уж я свою лютость подавляю, то и тебе, горилле, пока зверствовать не дам.

— Тихо вы, пэтухи. Не надо горячиться, Зураб…. Аллах вразумит тебя, Василий, и я буду тому весьма рад, ведь ты мне типа родня. Но сперва небо пошлет тебе испытание. Мы все хотим узнать, что это наворочено здесь: драконы, змеи, яйца. Право первооткрывателя у тебя, ты будешь наш Амундсен и Колумб.

— Я буду ваш Сусанин, поверь. Поэтому готов уступить право первой ночи… Зураб, иди познакомься с девушкой.

— Да нет, только после вас, — зажеманничал Зураб. — Я лука наелся, выхлоп не тот.

Османские военные возбужденно залопотали. Один из них вложил в казенник своей винтовки синюю пулю — значит струйная. Такая не пробивает тело, а лишь расплющивается и впрыскивает под кожу психопрограммный препарат для отключения воли. Первый раз такие пули были применены в ОПГГ для подавления демонстрации «националистов», которым не нравилось Ооновское нашествие и губернаторша Гольдмахер. Пять минут поработали струеметы и под команду громкоговорителей пять тысяч «андидемократов» пошли в порт, погрузились на суда и были отправлены рабами в отдаленные районы дружественного Османского халифат-союза.

До выхода не добежать, будь ты трижды спринтер и спелеолог. Да, задание «взять Яйцо» сулит неприятные неожиданности. Но Саид, Зураб и османы, в случае отказа, доставят вполне ожидаемые неприятности.

— Идите к яйцу, хуже не будет, — шепнул Навигатор.

— Давай, давай, — подбодрил Зураб. — Или желаешь вначале перекусить? Могу предложить твои собственные яички всмятку.

И Василий обреченно двинулся к Яйцу. Первая, вторая, третья ступени. Офицер-осман и Зураб тоже начали подниматься, но сохраняли дистанцию в 3–4 метра.

По мере приближения морда драконессы приобретала все более зловещий вид, хотя ничего опасного не было видно. Василий стал инстинктивно бормотать совершенно бессмысленные слова: «Цып, цып, курочка ты моя, отдай яичко свое непростое». Наконец, он подошел вплотную и положил обе руки на поверхность кварцевого яйца. Опять-таки в ощущениях ничего особенного. И он никак не ожидал, что сможет покрутить этот эллипсоидной формы камень. Несмотря на внушительные размеры, каменное яйцо скользило в своем гнезде— благодаря идеально гладкой поверхности и тому, наверное, что оно было полым. Неужто в нем взаправду что-то есть?

Василий еще покрутил и потолкал эллипсоид, убедившись, что он находится на неглубоком «ложе», а сверху остается еще приличный зазор.

— Хоть бы за домкратом сбегали, тетери сонные, — обратился Василий к наблюдателям.

Османский солдат принес домкрат, однако не стал задерживаться около драконьей морды и поспешно удалился.

— О, уважаемый, куда вы? Этак вы не попадете на первые полосы газет и останетесь самым неизвестным из пяти миллиардов азиатов, — предупредил его Василий. Затем установил механизм на нижней челюсти дракона, немного поработал ручкой, и вскоре между каменным яйцом и его ложем образовалась щель в три сантиметра.

Первооткрыватель-неизвестно-чего осторожно поднес к ней свои глаза и, что говорится, вперился. Но в ней просматривалась лишь «египетская» тьма. Василий решил еще поддомкратить, а затем подвести снизу каталку, которую уже подготовили османы — у нее были и колесики, и ножки переменной длины, как раз для спуска по лестнице.

— Эй, аскеры, пособляйте. Для вас уже заготовлена доска почета и траурные рамочки, сегодня вы будете в раю, передавайте привет гуриям.

На мгновение воцарилась атмосфера сотрудничества и кооперации. Бывшие враги дружно принялись за совместную работу. Зураб сыпал грубыми шуточками, солдаты визгливо хихикали чему-то своему. Тем не менее, офицер-осман и Саид остались на порядочном расстоянии.

— Теперь рычаги давайте, волосатые задницы, — бодро скомандовал Василий. Приятно было то, что «волосатые задницы» послушались.

Под действием рычагов каменное яйцо довольно легко поддалось, двинулось вперед, и съехало на крепкую каталку, оголив черный зев драконессы. Впрочем, на эту мрачную глотку никто и внимания не обратил, ввиду общего радостного возбуждения.

Драконесса — просто обработанный камень, корундовые ее глаза сияют разве что в лучах прожекторов, яйцо мирно лежит на каталке, нечего вроде беспокоиться. Драконы как были так и остались каменными изваяниями, однако Василий почувствовал — ЧТО-ТО ПРОСНУЛОСЬ и как будто запахло зверем. Он ощутил, что она зла, потому что у нее отняли яйцо.

Пещера, и все что в ней, вдруг потеряли объемность, стало уплощаться и превращаться в рисунок. А за этим ним уже шевелился Большой мир и светилось другое солнце.

Османы проложили сходни и готовы были двинуть каменное яйцо вниз по лестнице, но каталка вдруг затрещала. А на руках и лицах у ближайших к Василию военных появились серебристые капельки. Он уловил, что сейчас что-то произойдет и… соскочил на несколько ступеней вниз, надеясь, что сразу стрелять по нему не будут.

— Стой, мудак, завалю, — заорал Саид, а какой-то аскер застрочил из своего автомата. Василий успел пригнуться и очередь кромсанула воздух над его головой. А затем один из османов, придерживающих каталку, вдруг повалился и потянул ее за собой, яйцо скатилось и раскололось пополам на ступенях. Внутри не было ничего, кроме дыры, абсолютно белой. Никто уже больше не стрелял. Солдаты-османы не то что побледнели — посерели и, откляча задницу, подались назад.

— Эй, как ты думаешь, что это за херня? — бесхитростно спросил ошеломленный Зураб.

— Снесла курочка яичко да не простое, — так же бесхитростно отозвался Василий.

Османский офицер закивал и еще больше отклячил задницу, что не мешало ему пятиться назад.

— Ребята, я ж пошутил, — Василий Майков не отказал себе в удовольствии поиздеваться.

Впрочем, веселился он недолго. Белая дыра стала вращаться и заодно растягиваться, и вот это уже вихрь, расширяющийся к стенам пещерного зала и все более превращающийся в серебристый водоворот.

Османы ударились в поспешное отступление с кудахтаньем на устах. Они были отборными вояками и, без сомнения, отдали бы свои жизни по первому слову командира, но сейчас явно посчитали, что потревожили злых джиннов, которые пожрут их тела и поглотят души. Они испытывали самый чистый первобытный и непостыдный страх пред сверхъестественными силами, от которых не убережешься никакими пулеметами и гранатометами.

Тряся накачанной задницей, потрусил к выходу и Зураб.

Пещера, рассыпаясь как пазл, уходила в водоворот. Поверхности, истончившись, лопались, и в щели входили потоки серебристой жидкости.

— Я пожалуй тоже пойду, по-моему, начинается кино для сильно взрослых, — пробормотал Василий.

— А ты, Васенька, уже стал большим мальчиком, так что, пожалуйста, останься, — распорядился Саид Бекмурадов. Он отступил на десяток шагов к выходу, но ствол его штурмгевера[34] упорно смотрел на экс-программиста.

— Виталию Магометовичу такое самоуправство не понравится. Он дядя самых строгих правил.

— Он отдал тебя в мое полное распоряжение. Важен результат. Так что обратного билета у тебя пока нет.

Упертым был Бекмурадов, несогласным на проигрыш, также как и капитан Лялин.

— Я могу и зайцем обратно, Саид, — сказал Василий, чувствуя все большую ненависть к своему собеседнику.

Самка, источающая дурманящий запах, совсем рядом, из-за этого сладкой ломотой наполняются панцирные швы. Какие еще панцирные швы? Что это за запах такой? Да, слегка заходит ум за разум, но надо поскорее отыскать ее и… опять-таки вступить в любовный поединок. А тут мешает этот квадратный недоброжелатель. Он не просто мешает, он как кость в горле, здоровенная такая кость. И не проглотить ее, не выплюнуть, только разгрызть…

Из тела, точнее из крестца, что-то прорастало, связывая то, что гнездилось внутри него, с тем, что он не видел, но было рядом. С чем-то большим и мощным… как дракон.

— Зайцем — это некрасиво, Вася. Тебя чему учили в первом классе?

— Ох, как вы в меня вцепились. Значит, я не просто инвалид с полосатой болезнью.

— Ты — козёл, который умеет прыгать там, где остальные не могут…

Василий понял, что Саид запАл, что он тоже бесится из-за драконессы. А отростки, вышедшие из крестца, уже прочувствовали волны, бьющие в ту полоску тверди, на которой пока держится Василий вместе со своим оппонентом.

— А за козла ты ответишь.

Вдох и нырок. Он ощутил сильную тягу, похоже, какой-то зверь подхватил его и понёс, как будто вытянув сразу на сотню метров (опять-таки по ощущениям, все привычные измерения расстояний сразу потеряли свой смысл), а потом ему удалось притормозить и даже снова встать на твердь.

Прямо перед собой Василий увидел вояку-османа в виде куста кровеносных сосудов и сплетений нервных волокон, одно из которых украшали маслины глаз. Пора врезать ему в солнечное сплетение. Бедняга даже и не понял, кто его нокаутировал. Василий осталось только выдернуть автомат из обмякших рук иностранного военнослужащего.

Будто бы стайка гранатовых капель пролетела около головы Василия — это пули. А затем на него побежал осман, собираясь пырнуть штыком. Вон и Зураб из другого конца пещерного зала навёл гранатомет. Еще один нырок под волну и Василий заслонился османским солдатом, который тоже стал сплетением змеек-сосудов и черячков-нервов. В его теле и разделилась на поражающие элементы граната, выпущенная Зурабом. Солдат несколько секунд напоминал фейерверковую шутиху, из него вылетали огненные шарики и иллюминировали пещерный зал гроздьями вспышек.

Остатки зала ушли в водоворот, и Василия потянул поток, при том ощутил он не беспомощность, а то, что связан с большим сильным зверем. Ящерка, которая сидела в его теле, теперь обернулась драконом.

А еще он понял, что сейчас будет схватка.

И вот оба зверя плывут к драконессе по гиацинтовой жиже под лиловым небом, стараясь не попасть под фонтаны кипящей адской энергии, стремящейся вонзиться в небо. Они гребут шестью лапами, их извивающиеся хвосты заканчиваются шипами. Они торопятся к самке, потому что ее чарующий запах проникает сквозь панцирные швы и возбуждает неистовство.

Они будут драться за право сразиться с самой самкой, пока один не сдастся и не залезет сращивать проломленный панцирь в какую-нибудь трясину. А тот, кто победил, отправится к ней.

Если дракон окажется слаб, она разорвет ему брюшной шов и вложит в кровавое гнездо свое яйцо. Вылупившиеся лярвы должны расти в драконьем теле, пожирать его плоть, брать его силу. Они будут поедать и друг друга, наращивая массу и умение. Они будут размножаться делением, производя все более изощренных бойцов. Через девятьсот поколений, разрывая оболочку выеденного трупа, наружу выйдут молодые драконы. И все они будут недоразвитыми самками.

Если сильнее окажется он, то даст ей выносить яйцо, затем вспорет ее брюшной шов и оплодотворит знанием.

Через девятьсот поколений молодые драконы покинут пожухлую оболочку ее трупа, полноценные самки и самцы, знающие океанские пути…

Ровный огонь сердца давно превратился в московский пожар 1812 года. Василий-василиск, оседлав волну, ринулся к Саиду, который хорошо подставился. Сейчас были видны его жизненные нити и рубиновое пятно сердца, и берилловая клякса мозга. Но василиску не хватило умения. Как неудачного серфингиста его перевернуло несколько раз и потащило вниз. Он тонул, и никакие трепыхания не помогали. Но в какой-то момент удачно полыхнул огнем, заставив отпрянуть вязкую материю, толкнулся лапами и выплыл.

На взгляд стороннего наблюдателя всё это напоминало бы путешествие шарика в игровом автомате: скачкИ, торможения, резкие повороты, соударения. Вторым шариком катался Саид, еще где-то проносились османы и Зураб — они, видимо, не успели вырваться из пещеры, так что их тоже захватили вездесущие потоки.

Враг, смутно уловимой тушей, двигался к Василию-василиску в потоке ускоренного времени, на гребне волны. Тот попробовал удрать и его забросило на мелководье с зыбучим дном.

Однако и противник оказался не слишком ловок, на мелководье он уже не плыл, а натужно месил трясину своими широченными лапами. Он понадеялся на свою мощь, вместо того прочувствовать рельеф Большого мира.

Мощи этому дракону и в самом деле было не занимать. Хотя дно под его лапами ходило ходуном, он безоглядно рвался к тому, кого считал жертвой. Вот и не заметил подходящую волну, которая сдернула его и понесла — и протащила над Василием-василиском, который успел поднырнуть под нее. Василиск оказался позади могучего дракона и вложил все силы в удар — шипом в сплетение жизненных нитей противника.

Рев, гром. Жизненные нити перестали пульсировать, бесчувственное тело дракона унесло течением. А Василий-василиск заскользил к самке, такой желанной, такой налитой родильными силами.

Но она встретила его темным облаком безвременья — или, точнее, застывшего времени, — которое выпустила как каракатица. Облако заморозило недавнего победителя и его, находящегося в бесчувствии, тоже унесло течением…

Василий нашел себя в ущелье, далеко за пределами пещерного храма, его качало и ломало, как после двойной дозы наркода, острая боль пронзала плечо. Отдыхать надо, лечиться и лучше на больничной койке, но в двухстах метрах уже замаячил внедорожник, нагруженный солдатами, с пулеметом на крыше, — похоже, тот приближался на всех парах.

Как оценить произошедшее? Случилось так много вздорного, неочевидного, невероятного, непривычного; глюки были, и в большом количестве; стал ли он в самом деле всадником на драконе или же потенциальным пациентом Бехтеревки? А ведь точно в плече игла[35] застряла, он в пещере так заигрался, что ее и не заметил.

Пулеметная очередь посекла камни в нескольих метрах от него. Василий, прервав неуместные размышления, кинулся от османов в направлении выхода из ущелья, но ноги вязли в песке, плечо страдало от раны, да и вообще шансов удрать кот наплакал. Но тут из-за какой-то каменной глыбы очень своевременно выехал Акай на своем Нуре.

— Жаль, что я раньше не ездил на верблюде, если не считать карусели, — сказал Василий, забираясь на один из тощих горбов Нура. — Это животное также похоже на корабль пустыни, как я на боксера-тяжеловеса.

Но когда надо было, Нур задал стрекача. Османы пробовали стрелять вслед, но Василий со спины верблюда, как с тачанки, огрызался из трофейного автомата. Противник, почувствовав почерк батьки Махно, оперативно свернул.

Верблюд с немалой резвостью проскакал вдоль ущелья — тоже ведь боялся за свою задницу — и вынес двух наездников на сырт.

— Давай-ка я слезу, а то Нур пукнет с натуги и пупок надорвет, — запереживал друг животных Василий Савельевич.

Но приземлился он явно преждевременно.

Пятеро джигитов мчались навстречу, истово погоняя лошадей камчой.

Подскакав, они стали выписывать угрожающие круги, в центре которых находился верблюд и двое его друзей. Их глотки явно изрыгали брань, однако бодик, похоже, завис и устранился от обязанностей переводчика.

— Извините, друзья, нельзя ли по-русски? — попросил Майков. И джигиты без проблем перешли на понятный Василию Савельевичу язык.

— Я привяжу тебя к палке, и женщины будут мести твоей вшивой головой двор, — посулил Акаю важный мужчина, в коем, судя по каракулевой шапке и золотым часам «роллекс», можно было признать почтенного зайсана Джанибека.

— Это слишком большая честь для него, — возразил джигит с недобрыми тусклыми глазками, придающими ему звериный вид: явно брат Джусуп. — Я сделаю из этого шакальего сына ершик для чистки отхожего места.

Мальчик встал поближе к Василию.

— Эй, порождение заднего прохода, кто с тобой? Этот вот, с физиономией, напоминающей ослиную задницу? — небрежно спросил Джусуп. Видно было, что церемониться ни с кем он не намерен.

— Пусть этот человек отойдет от нашего верблюда и идет своей дорогой, да поглотят его в пути зыбучие пески, — сказал более дипломатичный Джанибек.

— Это друг моего брата Назыра, — вдруг выпалил пацан, — а скоро приедет и сам мой брат Назыр.

— Брат твой — шакал, — зашипел Джусуп, еще более зауживая щелки глаз. — Изменник истинной веры. Его труп, наверное, уже сгорел в могиле. А друг твоего брата, наверняка, такая же отрыжка шайтана. Я даю ему столько же времени, сколько требуется собаке, чтобы погадить, на очень быстрое исчезновение с глаз моих долой. Иначе откроются лишние отверстия в его теле, а нелишние закроются.

— Вообще-то я уважаю вас за гостеприимство, но это уже хамство, — Василий перекинул со спины на живот трофейный автомат. Однако на индикаторе боезаряда горела гордая цифра «0» и, конечно, же никаких запасных обойм. Оставалось только хохмить. — Подождите меня здесь, я сейчас за схожу за своим новеньким гранатометом.

— Джусуп, покажи ему, что есть у нас, — сказал представительный мужчина с «роллексом».

Человек с кривой прорезью на месте рта снял с плеча короткоствольное помповое ружье очень большого калибра. Двенадцатого как минимум. Внушительный черный глаз ружья уставился прямо в лоб Василию.

— Раз — и голова разлетится как арбуз. Я это уже проверял. — сказал Джусуп под общее поощрительное ржанье, а затем поразмыслил вслух. — Тебе придется очень постараться, чтобы я тебя не убил. Ну, если выпишешь мне чек на миллион желтодолларов, то я еще подумаю. Только поторопись.

Где-то крикнула большая птица, а затем заверещала маленькая птичка, которую то ли насиловали, то ли убивали. Смерть была так близко, что очень хотелось думать о чем-то постороннем, о фисташках, о количестве добываемой в Саудовской Аравии нефти, о проблемах фараона Нехао.

— Мой брат слишком горяч и у него слабо с фантазией, — сказал Джанибек. — Но он молод и, может быть, еще разовьется в правильном направлении. А у меня более тонкая натура.

Почтенный Джанибек слез с коня, достал из седельной сумки какую-то матово-черную машинку со странным хоботком, который придавал ей вид комара. Василий даже улыбнулся из вежливости.

— А ты не смейся. Веселиться буду я, — ревниво заметил важный человек. — Русских надо убивать с фантазией и огоньком. Немало я ваших положил и на Кавказе, и в Туркестане.

Джанибек, торопясь порадоваться, потянул из машинки какие-то штыри, в итоге получился пропеллер. Еще секунда и дрон-микроптер взмыл в воздух с руки хозяина, как беркут.

— Ты лучше беги, — посоветовал криво ухмыляющийся (иначе у него, наверное, уже не получалось) Джусуп.

«Похоже, натовская микроБПЛА «Москито», — подумал Василий, — стреляет пулями типа «бутон». Гуманитарная помощь от америкакесов борцам против «московско-имперской тирании»».

Машинка рванулась было вдаль, но затем почти бесшумно полетела обратно.

Василий бросился бежать, как и посоветовал Джусуп, а мальчишка почему-то увязался следом. Микродрон же выписывал над ними круг за кругом. Безобидная на вид стрекоза. Джанибек управлял ею вслух, при помощи речевого интерфейса:

— Давай вперед, теперь влево, пора взять эту бегущую тухлятину на прицел. А теперь, птичка, клюй.

И птичка стала клевать своими «бутонами». Раздались крайне неприятные звуки кромсаемого камня. Василий едва успел, подхватив Акая, нырнуть в какую-то рытвину; очередь потерзала почву всего лишь в метре левее, гравий ударил по щеке и рассек кожу.

Джанибек уловил свою ошибку и поднял машинку выше.

Еще одна перебежка, и Василий с пацаном укрылись за бугорком, в который вошла следующая очередь.

Из-за отдачи, или может, порыва ветра машинку бросило в сторону, но Джанибек умеючи положил ее на правильный курс — видать, хорошо натренировали его американцы на своей гиндукушской базе.

Очередь пропорола воздух прямо над головой, мальчишка уткнулся лицом в камень и завыл. Ну всё, сейчас полетит фарш из умной многообещающей до сих пор головы Василия Савельевича, а какой-то горный баран радостно забекает: «Попал, попал». Пора прощаться с жизнью и подводить итог: «Покойный любил варенье и печенье». А еще Майков подумал о том, что нехорошие люди обязательно пописают на его труп, так что лучше перевернуться на живот, чтоб не в лицо.

Страх дошел до максимума и при зашкалившей стрелке неожиданно перешел в свою противоположность. Майков увидел, что багровые жилы тянутся из его рук, протыкая плоский малый мир и делаясь серебристыми, а пустынное плоскогорье становится узким рифом между водами Большого океана.

Тварь, которая была похожа на миногу, свивала петли и поднимала из потока голову, лишенную черепа. Проклятый микродрон?

Василий разом ощутил мощное тело, свое и одновременно чужое. Вдох превратился во вспышку. Один щелчок хвостом и «минога» разлетелась на мелкие кусочки.

Дрон врезался в камень в двух шагах от Василия, брызнув осколками металла и чипами.

Еще нескольких тварей застыло на рифе — на вид кусты, налитые кровью, с ягодками глаз. Василиск устремился к одному из них, потом свернув хвост, сбавил скорость… и Василий оказался на коне, позади джигита. Ударом локтя вышиб того из седла, не забыв выдернуть из рук падающего противника помповое ружье. Давненько Майков не ездил на четвероногом друге, в последний раз лет двадцать назад — у родственников, на Алтае. Однако мозжечок сохранил память о верховой езде и лошадь на полном скаку опрокинула человека, вставшего у нее на пути. Натянув поводья, нечаянный наездник оглянулся и увидел, что на него во весь опор несется еще один джигит, а в руке у того изогнутый клинок. Оставалось только разрядить ружье в опасного субъекта. А потом еще в двух других, скачущих наперерез… Стрелять удобнее, бросив поводья, но дело это требует долгой тренировки — с третьего выстрела отдача выбросила Майкова из седла.

Взгляд заволокло мутью, а когда все прояснилось, то вылетевший из седла отставник увидел три трупа. А также спины двух улепетывающих всадников. От дрона же осталось лишь несколько раскатившихся деталей и прочих мелочей. Мертвецы — Джанибек, его брат Джусуп и какой-то их подручный — выглядели совсем скверно. Один рухнул с коня и сломал спинной хребет, да так что позвонки снаружи оказались; у другого была свернута шея, около уха застыла рука с «роллексом» — стекло треснуло, время остановилось; у третьего была дыра в животе, откуда вывалилось пять метров кишок и почему-то презерватив.

Подавив рвотный позыв, Василий глянул на свое плечо. Та игла, которая застряла было под кожей, теперь наполовину вышла наружу, осталось только потянуть за «хвостик» и вытащить.

Порадовавшись нежданному исцелению, Василий подумал, чего-то все-таки не хватает в композиции. А именно Акая и Нура. Но надо полагать, они дали деру в суматохе.

Будет ли задница пацана менее страдать от плетей в отсутствии Джанибека и Джусупа? Или остальные джигиты отыграются на мальчонке и расфасуют его органы по пакетикам, которым прямой путь на трансплантологический рынок в Петронезии? Василию стало неприятно. Еще более неприятно сделалось, когда он подумал, что те двое удравших могут привести из ближайшего аула десятка два вооруженных бандитов. Или боевиков-джихадистов. Или борцов за свободу — если об этом напишут либеральные журналисты…

Запереживавший Василий увидел на малой высоте небольшое облачко. Внезапно его очертания и цвет изменились, отчего обернулось оно летательным аппаратом кубической формы. Раз и летающий куб оказался прямо перед наблюдателем, причем без рева мотора и бьющих по воздуху лопастей. У аппарата не было иллюминаторов — одинаковые зеркальные поверхности, никаких тебе выступающих деталей и даже стыков. Тем не менее одна из поверхностей вдруг отошла в сторону, за ней была тьма, непроглядная, как в зеве драконессы. Выглядело это так странно, что Василий подошел поближе и заглянул внутрь. Ничего не увидел, только что-то клейкое лентообразное мгновенно обхватило любопытного и одним рывком, от коего захрустели все хрящи, втащило внутрь.

Поток серебристой жидкости закрутил его и потащил вглубь.

Загрузка...