Копыта цокали по мостовой, и слепой наслаждался этими звуками, словно прекрасной музыкой. Удобно устроившись в коляске, Нандо ощущал на своём лице дуновение свежего утреннего ветерка, который развевал грустные мысли, причинявшие жгучую боль.
— Неужели. эта карета настоящая? — недоверчиво спросил Нандо.
— Конечно, настоящая, да к тому же очень красивая, — ответила Джованна. — Вот посмотри, сиденье сделано целиком из кожи…
Слепой потрогал сиденье рукой.
— А что это за кожа? — поинтересовался Нандо.
— Это… э… это крокодиловая кожа, самая дорогая, — соврала Джованна.
Извозчик, думая, что над ним смеются, обернулся, но девочка посмотрела на него умоляющими глазами и знаком попросила его. молчать.
— Скажи, Джованна, люди на нас смотрят?
— Все встречные при виде нас останавливаются: мы похожи на царя и царицу, которые направляются во дворец!
— Но теперь ты мне скажешь, куда мы едем?
— Нет, это секрет!
Когда дети вышли из пролётки, Джованна попросила извозчика разрешить Нандо потрогать лошадь.
— Какая она мягкая и тёплая! — воскликнул слепой. — Мне хотелось бы потрогать её голову… О, вот она!.. Оказывается, лошади вовсе не такие высокие, как я себе представлял… Скажи, она белая? Лошадей я всегда представлял себе белыми, как свет.
По правде говоря, лошадь — старая ломовая кляча — была бурой и порядком облезлой.
— Конечно, белая, — соврала Джованна, — белая, как свет… как тишина… Ты. меня понял? — Цвета приходилось объяснять Нандо, сравнивая их с ощущениями, которые доступны слепому.
Джованна сорвала сургучную печать с мешочка, где содержался весь денежный фонд команды, и, ни минуты не задумываясь, протянула извозчику двести пятьдесят лир.
Затем под руку с Нандо они поднялись на несколько ступенек, и слепой понял по громким голосам, что находится в каком-то многолюдном месте. Все говорили очень. возбуждённо и куда-то спешили.
— Ты подожди меня здесь, — сказала девочка, подводя слепого к стене, — я сию минуту приду.
Возвратившись, она снова взяла мальчика под руку и повела его в том же направлении, куда двигался большой поток людей. Внезапно Нандо заметил, что идёт между двумя параллельными поручнями.
— Джованна, прошу тебя, скажи, — куда мы идём? — спросил, сгорая от любопытства, слепой.
Но Джованна не ответила. Тут мальчик услышал какой-то металлический звук — можно было подумать, будто щёлкнули щипцы или ножницы. И он заметил: перила кончились.
— Живей, живей! — воскликнула девочка, ускоряя шаг. Теперь они снова очутились под открытым небом, почувствовался непривычный запах железа и дыма.
— Осторожнее, здесь ступенька… — предупредила девочка.
Нандо ощутил под ногами деревянный пол. Мальчик был совершенно ошеломлён и больше ничего не соображал. Джованна усадила его на скамейку.
— Прошу тебя, пожалуйста, объясни мне, — где мы находимся? — умолял Нандо.
— Ни за что! — воскликнула Джованна. — Ты должен догадаться сам!
Раздался свисток, с грохотом захлопнулись двери и… от неожиданного толчка Нандо, испуганный, ухватился за сиденье. Он собирался позвать Джованну, как вдруг заметил, что сиденье, — он сам и всё окружающее движется!
Лицо мальчика озарила восторженная улыбка, и он закричал, размахивая руками:
— Мы в поезде! — Нандо вскрикнул так неожиданно и так громко, что все пассажиры, находившиеся в купе, с удивлением стали разглядывать мальчика в рваном плаще. Обезумев от радости, он волчком вертелся на сидении.
Джованна на мгновенье закрыла глаза: она была счастлива. «Мне удалось заставить Нандо позабыть обо всём; теперь он доволен», — думала девочка. Ей даже не пришло в голову, что она потратила пятьсот лир из денег, собранных для самого ответственного матча команды Сан Лоренцо.
Нандо захотел пересесть к окошку: теперь ветер дул ему в лицо и беспощадно трепал волосы. Мальчик вдыхал в себя запах поезда, полей, садов и ощущал скорость движения. Джованна, сидя напротив, кричала слепому в самое ухо: она старалась рассказать ему обо всём, что мелькало за окном.
— Вот маленький домик; женщина стоит у порога и машет нам рукой… А вот и луг; на нём пасутся две коровы… — перечисляла девочка. — Ах, да, ты же не видел коров, они такие же, как лошади, только у них есть рога… А теперь мы пересекаем железнодорожное полотно…
Одного только не хотела сказать Джованна: куда они едут.
Через полчаса девочка и мальчик сошли с поезда. Не успели они немного отойти от станции, как сразу же почувствовали, что воздух здесь чистый и ароматный, совсем не такой, как в городе. Вдруг Нандо спросил:
— Здесь поблизости растут пинии?
— Да, здесь целая роща пиний; они удивительно красивы… — Девочка сделала небольшую паузу… — Но мы туда не пойдём.
Нандо решил больше ни о чём не спрашивать и послушно следовал за Джованной. Ему казалось, будто он попал в какой-то неведомый край. Здесь дышалось непривычно легко. Мальчик ощущал необъятный простор, свободу и. чувствовал, что идёт по открытому, залитому солнцем ветреному месту… А главное, вокруг было нечто особенное, чего слепой не мог понять.
— Откуда этот грохот? — спросил он внезапно.
— Я не слышу никакого грохота, — удивилась Джованна.
— А ты прислушайся как следует… здесь что-то движется…
Действительно, вскоре Джованна услышала грохочущие звуки, но тут Нандо испугался и схватил её за руку.
— Куда мы идём? — спросил он. — Мне страшно… Джованна, скажи, откуда этот грохот?.. И почему здесь такой душистый воздух?
— Не бойся, идём, — успокоила его девочка и положила ему руку на плечо.
Нандо показалось, будто он идёт навстречу какой-то громадной, таинственной силе, которая в одно и то же время его притягивает и пугает. Глухое непрерывное грохотанье создавало ощущение величия и бесконечности.
Вдруг мальчик заметил, что почва у него под ногами изменилась и он ступает по. какой-то необыкновенной пыли.
Слепой побледнел, задрожал от волнения и в испуге закричал:
— Джованна, держи меня крепче; мне страшно, — оно наступает на меня! Держи крепче, я боюсь!
Нандо показалось, будто чья-то гигантская рука тянется к нему, стараясь опрокинуть и тысячью пальцами с оглушительным треском ударить его по лицу.
Что это такое? Нандо, испуганный, чувствовал: какая-то грандиозная, непонятная стихия влечёт его и угрожает ему.
— Нандо, неужели ты не понимаешь? Неужели ты не догадываешься? — не выдержала Джованна, и впервые с её губ сорвалось слово, которое до сих пор она не позволяла себе произносить.
— Смотри! — закричала она и отошла от слепого, который стоял один, дрожащий, простирая руки в неведомую бесконечность.
Одно мгновение Нандо пребывал в нерешительности, напрягая все чувства, чтобы понять, где он находится. Потом он сделал шаг вперёд, взмахнул руками, будто хотел кого-то обнять, и радостно закричал:
— Море!
Перед мальчиком простиралось бесконечное пространство волн цвета тёмной лазури, и солнце освещало белые пенистые гребни валов, которые с шумом разбивались о берег. Несметным множеством своих текучих пальцев белая пена создавала для слепого чудесную музыку природы.
Вдруг мальчик, закрыв лицо руками, бросился на песок. Джованна, наклонившись к нему, заметила, что он плачет.
— Это я от радости, — лепетал Нандо, вздыхая, — я так счастлив!
Впервые из его потухших и высохших глаз потекли слёзы. И у Джованны, самой упрямой и своенравной девочки квартала Сан Лоренцо, глаза тоже наполнились слезами. Она гладила по. голове Нандо и бормотала:
— Море лазурное, как небо… как сны малышей… Оно огромное и прекрасное… — Больше она ничего не могла добавить.
Слепой приподнял голову.
— А какой величины оно?
— Море очень большое… очень-очень, как… как…
Девочка не могла объяснить. Но почему Нандо сам не может увидеть море? Почему судьба оказалась столь безжалостной к нему?
— Джованна, что же ты молчишь? Ответь мне…
— Море огромное, бескрайнее… — Джованна не могла подобрать нужного сравнения. В отчаянии она стала кусать себе губы и расплакалась.
— Я не в силах тебе объяснить, не могу, — лепетала она сквозь слёзы. Никогда девочка не чувствовала ещё себя такой беспомощной, как сейчас.
— Почему ты сам не можешь увидеть его? — закричала она в отчаянии.
Но её горе быстро прошло: белые, лёгкие, дрожащие руки Нандо дотронулись до её лица. Слепой, казалось, преобразился.
— Теперь я тоже его вижу, — сказал Нандо с воодушевлением: — Море огромное и безграничное, как дружба, которая, наконец-то, заполнила моё сердце и сделала меня счастливым…
Теперь Джованна была уверена: Нандо «увидел» море; она была очень рада, и её недавнее отчаяние исчезло навсегда.
— Теперь я хочу увидеть тебя, — сказал Нандо и своими тонкими руками стал ощупывать лицо Джованны, словно собирался его лепить.
— Ты красивая: теперь я это знаю, я вижу…
Впервые Джованна услышала, что она красива. Дома девочке никогда этого не говорили, скорее даже наоборот; заставая её перед зеркалом, мать часто кричала: «Нечего тебе смотреться в зеркало, всё равно ты уродина, тощая, как палка, и с веснушками…»
От ласки слепого у Джованны высохли слёзы, а слова его наполнили её радостью. Но девочка не хотела обманывать своего друга.
— У меня веснушки, — сказала она шёпотом. — Их много-много…
— Всё равно ты красивая… и очень добрая…
Нандо «увидел» море, но Джованне этого было недостаточно; она хотела, чтобы он попробовал морскую воду.
— Ой, какая солёная! — воскликнул Нандо и сплюнул. — А почему?
Этого Джованна не знала.
— Ничего, — сказал Нандо, — наоборот, даже хорошо, что море солёное, а то люди выпили бы из него всю воду.
Затем он снял с себя башмаки, подвернул штаны и, держась за руку Джованны, вошёл в воду. Сначала слепой испугался, а потом ему стало очень весело: брызги долетали мальчику до самого лица. Когда дети вышли на берег, им пришлось долго сушить на солнце свою промокшую одежду.
Но Джованна решила удивить Нандо не только морем. В полдень она пригласила его в ресторан и предложила ему заказать всё, что угодно. Она повела мальчика в кухню, где он смог понюхать блюда и выбрать среди них любое.
Ели они с аппетитом, и впервые Нандо вдыхал приятный запах чистой скатерти и хорошо вымытой посуды.
После обеда, сидя рядом перед окном, выходящим на море, дети рассказывали друг другу о своих мечтах и делились сокровенными тайнами.
Джованна хотела стать учительницей.
— Я добьюсь своего во что бы то ни стало, — говорила она. — Мои родители готовы помогать мне до тех пор, пока я не кончу учиться. Конечно, им тяжело, зато, когда я буду учительницей, я стану заботиться о них.
Желания Нандо были очень смутными; он был убеждён в том, что они никогда не смогут осуществиться.
— Мне хотелось бы прочесть много книг, узнать много нового, жить в чистой комнате, пожалуй, в каком-нибудь маленьком домике на море, и чтобы меня часто навещали друзья.
— А главное, — добавил он вдруг очень серьёзно, — мне тоже хотелось бы чувствовать себя полезным, делать что-нибудь… Но для этого нужны, деньги, а у меня их нет и никогда не будет. Мне всё время придётся жить в старых домах, есть похлёбку, и всегда найдутся люди, которые будут заставлять меня просить милостыню…
— Не поддавайся грусти, — прервала его Джованна. — Ты тоже сможешь делать всё, что захочешь, только для этого нужно верить в свои силы. Недавно я прочла в газете: будто слепые могут научиться работать; есть специальные школы, в которых слепых обучают разным профессиям; они даже становятся инженерами, электротехниками…
— Неужели?! — воскликнул Нандо. — И туда можно свободно попасть?
— Этого я не знаю, — призналась девочка, — но такие школы существуют, я уверена.
Как старалась Джованна сделать этот день чудесным и незабываемым для Нандо! Благодаря её стараниям мальчику удалось поиграть на новёхоньком аккордеоне, в котором было бесконечное множество клавиш. Инструмент принадлежал одному из музыкантов ресторанного джаза, но Джованна так упрашивала позволить поиграть на аккордеоне её другу, что девочке невозможно было отказать.
Нандо взял инструмент и ощупал его, словно сокровище.
— Вот это аккордеон! — воскликнул мальчик.
Затем он принялся играть. Конечно, никто и никогда в ресторане не слышал такой весёлой музыки! Нарядные синьоры, сидевшие за столиками, поворачивались и смотрели на слепого, который с воодушевлением играл на аккордеоне, яростно отбивая ногой такт.
В Рим приехали к вечеру. Обратный путь для Нандо тоже был незабываемым.
Однако от вокзала до площади пришлось добираться уже не на извозчике, а трамваем, потому что у Джованны оставалось совсем мало денег.
Когда дети направились к Чезаре за стулом и книгой, у входа в кафе они встретили Джиджино, Марко и Казначея. Утром, прождав больше часа перед витриной магазина спорттоваров, ребята вернулись к театру, но ни Джованны, ни Нандо здесь уже не было. Мальчики рассердились и ушли, потом снова вернулись: встревоженные, с двух часов дня они ожидали девочку и слепого.
— Только без скандалов, — шёпотом сказала Джованна. — Сначала проводим Нандо, а потом я вам всё объясню…
Но возле театра детей ожидал пренеприятнейший сюрприз: у стены стояла разъярённая старуха и от бешенства сжимала кулаки.
По тому, как друзья вздрогнули, Нандо, понял, в чём дело.
— Она уже здесь? — спросил он. — Не беспокойтесь, проводите меня только до тротуара и подведите к стене… Дальше я пойду сам, а вы уходите…
Ощупывая стену, Нандо подошёл к старухе. Как только он дотронулся до неё рукой, злая ведьма схватила его за шиворот. Из-за уличного шума ребята не различали слов, не слышали, как ругала хозяйка слепого, но они отчётливо видели: мегера замахала кулаками перед лицом мальчика, потом изо всех сил принялась трясти его за плечи, схватила за руку и потащила домой.
Первым от этого мучительного зрелища опомнился Марко.
— Где ты была столько времени, бессовестная? — закричал он на девочку, — Мы ждём тебя тут с утра! Дорого тебе обойдётся эта проделка. А пока верни Казначею деньги…
Джованна преспокойно пошарила в кармане и посмотрела капитану прямо в глаза.
— У меня восемьдесят лир, — сказала она, нисколько не смущаясь, — возьмите их… Остальные я истратила.
Мальчики раскрыли рты от удивления и долго не могли вымолвить ни слова.
— Ты истратила весь денежный фонд команды?! — закричал Казначей. — Ты сошла с ума? Как же мы устроим матч в воскресенье?!
Марко сначала не поверил Джованне: он думал, она шутит: слишком это было невероятно! Но, поняв, что девочка говорит серьёзно, капитан совершенно потерял голову. Хорошо, Джиджино удержал его за руку, не то Марко залепил бы Джованне увесистую пощёчину…
Девочка закрыла глаза, но не двинулась с места, хотя при других обстоятельствах за подобный жест она, словно разъярённая фурия, бросилась бы царапать мальчишку.
— Мне очень жаль… теперь мы не сможем купить мяч, — сказала она просто, — но развлечь слепого было необходимо. Сегодня утром вы сами видели, до какого отчаяния дошёл Нандо. Я повезла его на море: он давно мечтал об этом. Поездка пошла на пользу: сейчас у него хорошее настроение…
— А как же матч? — закричал Марко. — Разве ты не понимаешь? Наш квартал теперь обесчещен! Все кварталы будут смеяться над нами! О, какой позор!
Единственным сознательным человеком из всей команды оказался Джиджино.
— Денег у нас всё равно нет, так лучше уж не ссориться, — предложил он. — Будем играть с санджованнианцами в рождество, а к празднику что-нибудь придумаем… — и не без хитрости добавил: — К тому же, по правде говоря, меня этот матч ни чуточки не волнует…
Джованна посмотрела на мальчика с благодарностью. Зато Марко, наоборот, разъярился пуще прежнего.
— Как?! Санлоренцианца не волнует честь его квартала?! — орал он. — Я командую трусами! А ты, Джиджино, на всю жизнь исключён из нашей футбольной команды! Ты никогда больше не будешь в ней играть! Никогда! Понял?!
Когда ребята направились домой, Джиджино, на которого слова Марко не произвели никакого впечатления, подошёл к Джованне.
— Знаешь что, — шепнул он ей на ухо, — я бы тоже так поступил!
Немного погодя он спросил:
— Нандо в самом деле был доволен? Завтра ты мне обо всём расскажешь подробно… Хорошо?