Вавилонские младенцы

32

Новость с быстротой молнии распространилась по всем уровням организации. «Горский побелел, как стены в пыточной камере в эпоху всесильной Лубянки», — думал Романенко, пока тот с помощью нескольких образных выражений проводил экспресс-анализ сложившейся ситуации.

Да, похоже, это Пёрл-Харбор.

Романенко полагал, что монреальская резня станет тем непредвиденным обстоятельством, которое на ближайшее время снизит накал сепаратистских страстей, бушевавших в душе Горского. «Что-то пошло чертовски не так», — твердил тот. Романенко вяло кивал. «Чертовски не так» — это выражение подходило как нельзя лучше.

Итоги были весьма печальны. В официальных канадских СМИ не называли ни одной фамилии убитых или пострадавших, но говорили о том, что мотоциклисты, объединившиеся с китайскими гангстерами, вдребезги разгромили вражескую группировку, состоявшую главным образом из представителей русской мафии и «Ангелов ада». А в одном хорошо знакомом интернет-ресурсе Романенко вычитал, что у квебекской полиции имеются и другие зацепки. В первую очередь в этой связи упоминалась война между сектами. Космическая церковь Нового Воскрешения схватилась с адептами каких-то конкурирующих культов. Настоящая свистопляска.

Блогер Вамп-911, завсегдатай упомянутого ресурса, имевший, по предположению Романенко, прямое отношение к квебекской полиции, утверждал, что среди убитых на улице Ривар оказался бывший десантник, которого в девяностых годах выгнали из канадской армии за военные преступления. Этот парень последние пятнадцать лет якобы работал охранником, колеся по всему североамериканскому континенту. Нью-Йорк, Чикаго, Калгари, Денвер, а последние два-три года — Монреаль. Примерно шесть месяцев назад Тороп получил лицензию от частной охранной фирмы с бульвара Рене-Левеск. Связей с бандами байкеров или китайскими триадами он вроде бы не поддерживал. Зато у него, как и у большинства других мотоциклистов, убитых в перестрелке, обнаружили значительное количество героина в виде курительных смесей.

По данным, которые Романенко удалось собрать в течение вечера и последовавшей за ним бессонной ночи, квебекская полиция видела настоящую бойню. Дом Торопа забросали гранатами, машины были уничтожены с помощью противотанкового гранатомета и даже реактивных снарядов, начиненных напалмом, — так в интервью каналу СВС рассказывал совершенно ошалевший полицейский, указывая на то, что осталось от сгоревшего дерева, и обугленный мотоцикл на краю тротуара.

Чуть южнее, в районе улицы Черрье, два человека из Онтарио почти одновременно получили несколько пуль в голову.

Перед Горским, как и перед Романенко, встали ужасные вопросы: кто же на самом деле мог все это совершить? кто посмел вот так, без всякого предварительного уведомления, напасть на русскую мафию? кто мог подвергнуть дом массированному обстрелу? и главное — зачем?

Ответ родился в голове полковника сам собой: «Постой-ка, да ведь это произошло потому, что эти люди, кем бы они ни были, тоже хотели заполучить Мари Зорн».

На следующий день местные СМИ, беспощадно конкурируя друг с другом, демонстрировали кадры минувших боев. Через тридцать шесть часов после бойни на плато Мон-Ройал информационные сети уже обрушивали на потребителя тонны сведений. Десять тысяч версий. Каждая из которых претендовала на роль истины.

Количество погибших возросло. У одного из «Рок-машин» во время нейрохирургической операции отказало сердце, и он умер. Китаец, принадлежавший к канадской триаде, связанной с сан-францискской «Он-Леонг Тонг», впал, судя по всему, в необратимую кому. Здоровье одного из «Ангелов ада» стремительно ухудшалось, он находился в критическом состоянии. Врачи также серьезно опасались за жизнь одного из случайных прохожих, получившего тяжелые ранения. У другого прохожего был диагностирован односторонний паралич. Третьему пришлось ампутировать руку.

В программе новостного радиоканала RDI какой-то специалист в сфере криминалистики утверждал, что расследуемое дело, без сомнения, гораздо проще, чем о нем говорят. «Ангелы ада» и «Рок-машины» убивали друг друга, пытаясь завладеть каким-то наркотиком или иным запрещенным веществом. Присутствие представителей прочих преступных сообществ, и даже сект, не может удивить никого, за исключением наивных простаков. Ведь всем прекрасно известно, что организованные преступные группировки из разных концов планеты более или менее тесно сотрудничают друг с другом.

На телеканале СВС, вещающем по-английски, горстка специалистов сошлась в яростном споре с представителями аудитории, к огромной радости ведущего модного ток-шоу. Дородная женщина с шиньоном утверждала, что законы, направленные против оргпреступности, недостаточно строги, и если названия байкерских банд, виновных в перестрелке, известны, то остается лишь посадить их руководителей в тюрьму и так далее. Романенко переключился на другую программу.

На русскоязычном канале с беспокойством обсуждали вопрос о том, какие последствия для русской общины в целом может иметь причастность к бойне русско-американской мафии. И упоминали о принадлежности некоторых преступников, вовлеченных в массовое убийство, к возглавляемой Виталием Кочевым местной ветви мафии из Малой Одессы.

По другому квебекскому каналу высокопоставленный сановник Ноэлитской церкви с невозмутимым видом заявлял: причастность к преступлению одного из членов религиозной организации вовсе не означает, что в это дело вовлечено все движение. Ведь среди пятнадцати тысяч членов объединения вполне могла затесаться одна-единственная заблудшая овца, которая пала в пучину греха.

На лице Романенко появилась улыбка отчаявшегося человека.

Какой бедлам!

Утром, когда Мари проснулась, на улице стояла великолепная погода.

Девушка встала со светлым, легким, ясным настроением — под стать этому голубому небу и водам реки Святого Лаврентия, которая протекала рядом, сразу за оконным стеклом.

Мари открыла окно. Прохладный ветерок нежно погладил ее по щеке.

Солнце только что поднялось над горизонтом, его хрупкий свет был окрашен в бледно-желтые тона.

Она села на кровать и принялась любоваться величавым зрелищем. Здесь, в Тадусаке, в реку Святого Лаврентия вливались воды Сагеней. Два противоборствующих потока смешивались — или, точнее, не смешивались. Водные слои громоздились один на другой, обладая неодинаковой плотностью и разными оттенками цвета. Борьба между потоками ледниковой пресной воды Сагеней, берущей свое начало непосредственно из озера Сен-Жан, и содержимого реки Святого Лаврентия, серьезно подпорченного морской водой с высокой степенью солености, приводила к возникновению темно-синего холста, поверхность которого бороздили тюлени и киты-полосатики.

В этом месте ширина реки составляла уже двадцать километров. Мари знала, что чуть дальше к северу, на другом берегу, находится Римуски — город, где она родилась и провела первые три года жизни.

Ангел в обличье террористки настоятельно отговаривал Мари там появляться. Согласно утверждениям сдвоенного центра управления, место рождения девушки наверняка будет взято под особый контроль.

Вместо этого ангел советовал следовать дорогой Сокола-вестника из мифологии гуронов. Мари смутно помнила, что в детстве один-два раза бывала в Тадусаке. Здесь проводилась небольшая выставка-продажа, где можно было приобрести поделки и различные документы, связанные с индейскими племенами региона. Особенно с инну и гуронами.

Она вспомнила, что все последние дни видела один и тот же сон — голубой от соленой воды, с китами, дельфинами и странным морским соколом. Этот сон, казалось, говорил ей: «Оставайся возле реки», но Мари не могла понять, зачем это нужно.

Ангел в обличье террористки рекомендовал ей следовать дорогой сокола и как можно быстрее добраться до автономной территории американских индейцев. Девушка в черном берете напомнила Мари, что автономные регионы находились под федеральной юрисдикцией Канады. Полиция Квебека не имела здесь никакой власти, за исключением тех случаев, когда появлялось соответствующее письменное распоряжение судьи из Оттавы.

Мари попыталась добиться того, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Она покорилась требованию не пересекать реку в районе Римуски и, следуя вдоль северного берега, добралась до Тадусака. Там она сняла комнату в гостинице «Приют чаек» и отыскала сведения о местных резервациях гуронов в какой-то книге, купленной на выставке-продаже.

В регионе находилось несколько автономных территорий. Ни одно из названий ни о чем не говорило Мари. Она не знала никого из местных жителей и никогда там не была.

Перспективы выглядели не слишком-то радужно. Вечером девушка нашла приют в еще одном маленьком мотеле, расположенном на обочине шоссе.

Ангел Элвис Пресли ждал ее под неоновой вывеской пурпурного цвета: «МОТЕЛЬ „СОКОЛ“». Прежде чем девушка успела остановить автомобиль, она увидела, как ангел медленно растворяется в воздухе, помахав на прощание рукой. Какая-то радиостанция передавала сладкозвучную песню «Love Me Tender», которую частично перекрывал треск помех.

Мари поняла, что судьба ожидает ее здесь, в маленьком оазисе электрического света.

33

Рено Вилас холодно наблюдал, как женщина снимает ритуальные одеяния.

Она только что участвовала в сборище своей секты. И была в бешенстве.

— Что произошло на улице Ривар? Мы должны… Я должна знать абсолютно все.

Женщина еле сдерживалась. Она не спала семьдесят два часа, с момента экстренного возвращения из Фриско. Ее силы поддерживали только ударные дозы амфетаминов. Достаточно было задеть ее самую малость, и эта водородная бомба могла взорваться.

— Госпожа, поверьте, все наши люди в полной растерянности. Во всем виноваты эти укур… «Рок-машины» и, конечно, ваши конкуренты. Но, должен признаться, во всем этом дерь… хаосе есть кое-что неясное.

Рено старался сдерживаться, но потрясение, вызванное недавними событиями, оказалось сильнее всех стараний. Правильный английский или французский язык были непременным условием при любых формах общения с Арианой Клэйтон-Рошет. «Мать вашу», «блин», «банда отморозков», «придурки», «дауны» и другие лингвистические изыски, распространенные среди некоторой части квебекского населения, не должны были звучать в присутствии этой женщины. Так же как и ругательства, типичные для языков Шекспира или Вольтера.

Рено Вилас знал, что его относительно высокий уровень образования (год на факультете Монреальского университета) оказал решающее влияние на выбор, сделанный высокопоставленными боссами. Они поручили эту миссию ему и обещали большие деньги.

Любой член «Ангелов ада» должен был обладать определенным набором физических данных и личностных качеств. Рост не менее шести футов шести дюймов[122] — это раз. Любовь к легендарным маркам американских мотоциклов — это два. Но еще более важно было беспрекословно повиноваться строжайшим законам, превращавшим «Ангелов ада» в нечто вроде ордена рыцарей тамплиеров.

Нужно было любить и уметь драться, идти на риск и защищать капитул,[123] к которому ты принадлежишь.

Все, что Рено знал о мисс Клэйтон-Рошет, ему рассказали монреальские боссы, потом он дополнил картину собственными наблюдениями.

Клэйтон-Рошет организовала производство и перевозку в Квебек какого-то незаконного биоштамма. Русские отвечали за первый уровень защиты, но теперь понадобились местные парни, которые смогут обеспечить безопасность проекта. Клэйтон-Рошет платила наличными — целыми вагонами американских долларов, поскольку кто-то (тогда Рено еще не знал кто именно) сбил один из ее самолетов ракетой «Стингер». «Ангелам ада» пришлось привлечь к операции специалистов по индивидуальной защите и предотвращению покушений. Так получилось, что Рено короткое время прослужил в канадской армии — сразу после провального года на факультете. Затем он путешествовал по Южной Америке, работал на частное охранное агентство в Буэнос-Айресе и болтался по Рио. После этого он на пять лет уехал в Европу, где и встретил канадских и бельгийских «Ангелов». Те посвятили его в свод законов движения и приняли в свою организацию. Его правой рукой стал некто Гульд — бывший десантник из провинции Альберта, который только что вступил в ряды «Ангелов» и работал по договору охранником и телохранителем.

И вот теперь Рено потерял свою «правую руку» в битве, как и «левую руку» — Кросса. Та же участь постигла и остальных его помощников.

Не так давно Рено узнал, что «Рок-машины» сотрудничают со службой безопасности Храма логологии, так же как «Ангелы ада» — с такой же структурой в организации Клэйтон-Рошет и ноэлитов. И то, что первые решили разрушить или захватить драгоценный груз последних, выглядело вполне логичным.

Но то, что три дня назад случилось на плато Мон-Ройал, не поддавалось логическому объяснению. А ведь именно этого сейчас требовала женщина в неком подобии белой шелковой тоги. Рено не знал, как взяться за решение задачи.

— Госпожа Клэйтон-Рошет, произошло нечто… действительно странное.

— Объясните, Рено, объясните, прошу вас!

— Ладно. Мне удалось расспросить очевидцев — нескольких парней из моей группы, которые остались в живых и сумели не попасть в лапы легавых. Они сказали, что у русских уцелел только один человек — я имею в виду, единственный, кого не забрали экстренные службы или полиция. Я не очень-то в курсе, как обстоят дела у наших врагов, но они наверняка понесли такие же потери.

Женщина резко взмахнула рукой, что служило признаком крайней степени раздражения:

— Говорите прямо, Рено. Не отвлекайтесь на ненужные детали!

— Я… да. Нужно, чтобы у вас перед глазами были схема местности и хронология событий. Воспользовавшись свидетельствами очевидцев, а также сведениями из всевозможных доступных нам источников информации, я распорядился составить небольшую модель-симуляцию того, что произошло. Корнвел, наш специалист по компьютерным технологиям, только что закончил.

И Рено вытащил из кармана белый диск, на этикетке которого маркером была неразборчиво нацарапана какая-то фраза.

Женщина взяла диск, причем, судя по всему, проведенная работа ее совершенно не впечатлила. Она поместила диск в считывающее устройство портативного компьютера. Он произвел серию проверок на вирусы, после чего запустил программу воспроизведения данных.

Для построения модели использовались кадры видеосъемки с высоты птичьего полета, осуществлявшейся новостным телеканалом и квебекской полицией. К этой схеме было добавлено все, что Рено знал о развитии событий.

В центре стояло маленькое здание, помеченное ярко-оранжевым кружком.

— Вот так были размещены мои люди.

На экране, во всех четырех углах, появились изображения неподвижно стоящих автомобилей. Затем возникла еще одна машина, которая постоянно перемещалась. Пикапы, несколько мотоциклов, один-два массивных седана, выпущенных еще в XX веке.

— Одна группа — на перекрестке улиц Рашель и Ривар. Вторая — на перекрестке улиц Рой и Ривар. Третья — на пересечении Сен-Убер и Дулут. Четвертая — на углу Дулут и Лаваль. Плюс движущийся автомобиль и два-три мотоцикла. В общей сложности — двенадцать-тринадцать человек, осуществлявших круглосуточное посменное дежурство. Если добавить к этому шесть или восемь русских, представителей Онтарио и трех членов команды Торопа, получается уже двадцать пять человек.

На схеме квартала появились еще несколько машин и разноцветные фигурки пешеходов.

— Теперь давайте посмотрим на расположение сил противника. Уже два или три дня наблюдатели сообщали о появлении в районе подозрительных машин. В ночь, предшествовавшую большой заварушке, был замечен пикап «рэмчаржер» с неразборчивыми номерными знаками, а также «шеви» и по меньшей мере еще два автомобиля. Мои люди сразу же почуяли неладное, поэтому был объявлен максимальный уровень опасности. Именно в таком состоянии мы подошли к ночи с семнадцатого на восемнадцатое августа. Мы усилили наши силы, объединив дневные и ночные команды.

На схеме появились движущиеся изображения красных машин. Они перемещались по карте подобно муравьям, рыщущим в поисках добычи, которую можно утащить в свой муравейник. Серо-зеленые машины «Ангелов» и синие машины русских меняли свое местоположение гораздо чаще.

— Далее. Машина на углу Рой и Ривар была снабжена камерой с длиннофокусным объективом. Велась непрерывная съемка здания. То же самое в машине на перекрестке Дулут и Лаваль. Таким образом, любой, кому пришло бы в голову приблизиться к зданию или выйти из него, попадал в наш видеоархив. По Ривар, параллельным ей улицам, а также по Рашель постоянно ездили мотоциклисты, так что ускользнуть от нашего внимания никто не мог.

Четверть экрана заняли два изображения перекрестка, сделанные с разных точек съемки: одно — по оси «север — юг», другое — по оси «восток — запад». Рено указал на одну из этих картинок.

— Посмотрите, вот улица Ривар в перспективе.

Хронометр в углу экрана показывал один час семь минут утра. Из здания вышел человек и двинулся по улице Дулут в сторону Сен-Дени. Мужчина исчез с этого плана и одновременно появился на другом, быстро двигаясь на юг. Вскоре он исчез из поля зрения видеокамер.

— Это Тороп. Думаю, вы его узнали. Кросс, парень, который командовал ночными сменами, решил отправить за ним одного человека пешком и еще одного — на мотоцикле. Они должны были проследить за ним. Этим Диего и занимался. Он прошел за Торпом до улицы Онтарио. Там, по словам Диего, произошло нечто странное. По-настоящему странное.

— Да что такое, в конце концов? Я сейчас с ума сойду.

— Тороп остановился перед входом в какое-то здание и начал говорить сам с собой. Как будто беседовал с кем, но рядом не было ни души. Затем, продолжая говорить, он направился в южную часть центра города и дошел до канала Лашин. Там он взял такси. Диего вызвал мотоциклиста, который был у него на подхвате. Тороп вернулся к дому.

Маленькое желтое такси, похожее на нью-йоркское, остановилось перед зданием, в ярко-оранжевом кружке.

— Ситуация вышла из-под контроля. Когда Диего и Пайк ехали за такси, Диего внезапно стало плохо. Пайк позвонил Кроссу. Тот спросил, что происходит. Пайк остановился и задал тот же вопрос Диего. Они находились на улице Берри. Диего был очень бледен, он казался напуганным и готов был вопить от ужаса. Он сказал, что им надо мчаться изо всех сил, что все наши люди окружены и что все вот-вот взорвется. Пайк передал эти слова Кроссу, который перемещался вместе с мобильным патрулем. Он находился на пересечении улиц Сен-Дени и Мари-Энн.

Рено указал на трехмерную схему места событий, напоминавшую аквариум с гоняющимися друг за другом рыбками. Линия фронта за секунду до начала генерального наступления.

— Пайк тронулся в путь. Кросс по мобильному телефону велел ему присоединиться к людям, стоявшим на улице Рой, и ждать его там. Именно в этот момент предсказание Диего сбылось, и все вокруг взорвалось… Взгляните, это кадры, сделанные в четыре девятнадцать. Люди, находившиеся и на Дулут, и на Сен-Убер, услышали выстрелы со стороны квартала — со стороны здания, куда только что вернулся Тороп. Кросс получил соответствующее сообщение, уведомил о том же Гульда, который на мотоцикле патрулировал улицу Рашель, объявил высшую степень тревоги и развернул свою машину в обратном направлении. Кросс приказал людям с Дулут выяснить, что происходит. Эти парни двинулись от перекрестка Дулут и Лаваль в сторону улицы Ривар. Взгляните повнимательнее на левую видеокартинку. Вдалеке видны два пикапа, загруженные «Рок-машинами» и китайцами. Видите, как эти машины резко рванули с места. Затем…

Рено умолк. Изображение с двух видеокамер внезапно заполнило голубое пламя — ледяное и неугасимое.

Затем красные автомобили на 3D-симуляции яростно набросились на своих противников.

Рено нажал на клавишу и остановил видео:

— Как вы, наверное, заметили, обе наши камеры вышли из строя еще до начала атаки. Это означает, что враги воспользовались необычайно мощным генератором помех, чтобы запутать нас. Кроме того, все наши, кто уцелел, твердят о какой-то странной штуке, которая якобы с ними произошла, хотя они мало что помнят. Диего утверждает, что испытал какое-то неописуемое ощущение, какое-то жуткое состояние: якобы враги повсюду и хотят уничтожить их — его и Пайка. Однако в какой-то момент Пайк тоже превратился во врага, и Диего даже думает, не сам ли он его прикончил.

— Вы шутите?

— Нет. Как жаль, что Кросс и Гульд погибли во время атаки. Их показания позволили бы существенно дополнить имеющуюся картину. Кроме того, есть нечто еще удивительнее.

Женщина посмотрела на него с раздражением, но приготовилась слушать.

— Я попытаюсь быть предельно ясным, госпожа Клэйтон-Рошет. Но это нелегко. Мы понятия не имеем, что же там на самом деле произошло.

— Так что же вы хотите мне сказать, в конце концов?

Рено нажал на клавишу ноутбука. Видео стало перематываться назад в ускоренном режиме. А затем снова пошло вперед, с нормальной скоростью.

Байкер пальцем указал на цифры в нижнем правом углу, обозначающие время:

— Взгляните повнимательнее, госпожа Клэйтон-Рошет. Думаю, такого вы еще не видели. Перед вами изображения с двух видеокамер, на обоих видеоокнах стоит один и тот же тайм-код: камеры были синхронизированы по времени. Вот, сейчас начнется. Внимание: датчик показывает два часа сорок четыре минуты и тридцать секунд, тридцать одна секунда…

Рено замолчал.

На его губах появилась еле заметная ухмылка, когда он увидел, как женщина внезапно приникла к экрану:

— Погодите-ка…

— Удивительно, правда? На обеих видеозаписях отсутствует более минуты, а ведь съемка велась непрерывно, в режиме реального времени. Никто не знает, как это могло случиться. А теперь приглядитесь повнимательнее к правому видеоокошку — это изображение с камеры, ориентированной по линии «север — юг». Видите вон то серебристо-серое пятно?

Рено пальцем указал на небольшой отблеск, расположенный почти в самом центре картинки, совсем рядом с домом, где жили Тороп, Мари Зорн и остальные. Он прокрутил видеозапись назад и снова запустил ее в нормальном режиме.

— Видите, в два часа сорок четыре минуты пятно на месте, а в два сорок пять его нет.

— Что это такое?

— По имеющейся у меня информации, это «вояджер», который Тороп взял напрокат.

— Кто на нем уехал?

— В любом случае, это не Тороп. Мы видели, как он вышел из дома в один час семь минут и вернулся в четыре восемнадцать. Это не могли быть и другие члены его команды, поскольку через минуту они начали убивать друг друга в квартире.

— Тогда кто?

— Угадайте.

— Девушка? Почему? И что означает эта вырезанная минута?

— В том-то и проблема, госпожа. Если не считать кое-чего еще. Люг, один из наших выживших, находился вместе с командой, наблюдавшей за улицей Рой. Так вот, он также помнит об одном событии. Событии, которое, судя по всему, произошло как раз в это время.

Женщина глубоко вздохнула. Это был вздох, преисполненный унылого бессилия, как будто весь мир покоился на ее плечах.

— Слушаю вас, Рено.

— Ну, в двух словах это выглядит так, будто временной разрыв имел место не только на видеозаписи, но также… как бы выразиться… дерьмо, мать его… все равно не смогу сказать лучше: как если бы такой разрыв произошел на самом деле, в реальности.

— Как это? Оставайтесь, пожалуйста, в рамках приличий.

— Ладно. Вот что рассказывает Люг. Он утверждает, что примерно без пятнадцати три у него возникло какое-то странное ощущение, как будто он отсутствовал, отключился приблизительно на минуту. Когда он пришел в себя, на часах, установленных на приборной доске автомобиля, прошла минута. Но когда он сообщил об этом своему напарнику, тот ответил: «Не понимаю, о чем ты говоришь, ты же не спал, и я тоже». Люг даже не сказал бы мне об этом, если бы не обратил внимания на фокус с часами на видеозаписи.

— Что же это значит, Рено?

— У нас нет ни малейшего представления о том, какая технологическая новинка использована в этом случае, но это очень круто. Очень. Думаю, мы должны срочно связаться с вашим поставщиком.

Глаза женщины метнули целый залп голубых молний, которые могли бы разнести в клочья весь мир.

Проснувшись утром, полковник Романенко немедленно почувствовал, как внутри него с первой же секунды бодрствования как будто запустилась вычислительная машина. Было уже поздно, и за окном лило как из ведра.

Шесть суток после нападения на квартиру Торопа. Шесть раз по двадцать четыре часа. И по-прежнему никаких новостей.

А ситуация только усложнялась. Накануне вечером, тщательно просматривая всю информацию, поступающую из Квебека, полковник с изумлением наткнулся на небольшую статейку, в которой упоминалось об убийстве некоего Николаса Кравжича, известного как Чарльз Ньютон. Преступление было совершено в ту самую ночь, когда разразилась бойня. В статейке говорилось о том, что квебекская полиция не исключает наличия связи между двумя событиями. Как Романенко прочитал в газете «Журналь де Монреаль», около половины шестого утра пожарные и городская полиция получили несколько вызовов из района Утремон. Люди сообщили о мощном пожаре, охватившем здание на улице Спринг Гроув. Прибыв на место событий первыми, пожарные Утремона обнаружили искромсанные и обугленные остатки человека, идентифицировать личность которого удалось лишь пять дней спустя благодаря экспертизе ДНК. То есть в день публикации данной статьи. По сведениям автора и его источников, в несгораемом и пуленепробиваемом чемодане полиция нашла десять тысяч долларов наличными и героин на сумму пятьдесят тысяч долларов. На месте преступления изъяты системный блок и тера-диск, поврежденные пламенем. На втором этаже, который не так сильно пострадал от огня, находился склад метаамфетаминов и устройств, созданных с применением незаконных биотехнологий. Эксперты-криминалисты обнаружили в доме гильзы от 9-миллиметровых патронов, а в останках человека — несколько кусочков свинца, что с полным основанием позволяло выдвинуть версию об убийстве.

Романенко вспомнил, что Тороп позвонил ему около пяти часов утра по местному времени. В это или почти в это самое время Ньютона как раз убили. Безусловно, Тороп ничего не знал про убийство. И рассчитывал, что Ньютон поможет ему найти быстрое решение его маленькой проблемы, по крайней мере в том, что касалось руки.

Следовало признать очевидный факт. Тороп должен был прибыть к дому тайного агента в тот самый момент, когда на месте событий появились первые пожарные. По имевшимся у Романенко сведениям, выходило, что наемник не попал в руки полиции и что он не был мертв. Куда же он поехал, когда понял, что запасной выход тоже заминирован? Если его не схватила полиция, то почему он не позвонил?

У Романенко было смутное предчувствие, что этот вопрос еще довольно долго будет оставаться без ответа.

Поэтому он снова стал корпеть над фактами. Над натиском вражеских сил. Над подробностями бойни на плато Мон-Ройал.

Когда Романенко начинал свой рабочий день, полиция Квебека приступила к первой попытке воспроизвести ход перестрелки. Руководство правоохранительных органов обратилось за помощью к группе пиротехников, сотрудничавших с компанией по созданию спецэффектов. Было нанято три десятка мотоциклистов-статистов. Каждому объяснили его роль и на рассвете расставили на подступах к улицам Ривар и Дулут.

Операторов с телекамерами удалили на приличное расстояние, оградив место инсценировки для безопасности. Впрочем, это не помешало информационным каналам вступить в жестокую конкурентную борьбу за зрителя, обмениваясь звонкими ударами в виде серии кадров, украденных или добытых честным путем.

Поговаривали, что частный спутник, принадлежащий какому-то туркменскому магнату, нацелил свои камеры слежения на соответствующую часть Монреаля, а полученный материал должен был сразу же целиком оказаться в Интернете. Однако квебекская полиция нарушила эти планы, сдвинув инсценировку на один час. В результате в нужный момент спутника над городом не оказалось.

Квебекская полиция славно потрудилась, а вот Романенко не удалось получить исчерпывающего представления о ходе событий. Но это было почти так же прекрасно, как батальная сцена из фильма «Апокалипсис сегодня».

Так в своем репортаже описал все это журналист канала СВС.

Вечером Романенко обнаружил в своем закодированном электронном почтовом ящике, доступном в Интернете, внешне безобидное послание. Это было сообщение от Горского.

Вошел Урьянев. И сразу же сел рядом с полковником, лицом к экрану. «Капитан позволяет себе вольности», — подумал Романенко.

— Что мы будем делать?

— Что и планировалось, — проворчал Романенко. — Ждать.

Он размышлял полночи, пока ему чуть не стало дурно от собственных мыслей. Тогда он решил принять таблетку снотворного.

В последующие дни худшие опасения полковника подтвердились. Погода была как раз им под стать. Над Сибирью и Средней Азией навис плотный покров из грозовых туч. Сильнейшие ливни продолжались трое суток, чего до сих пор никогда не бывало в Казахстане в это время года. Когда солнце снова появилось в небе, спустя почти две недели после нападения на квартиру номер 4067, Романенко узнал, что след Мари Зорн оборвался. А Тороп по-прежнему не выходил на связь.

Более того, синоптики объявили, что Северная Америка оказалась во власти сильных бурь — последствий циклона Джефферсон, который недавно обрушился на побережье Флориды. Тропическому шторму присвоили пятую категорию опасности. Ямайка была объявлена зоной стихийного бедствия. Ее судьбу разделила и Куба. Ночью шторм продвинулся на северо-запад. Он достиг Алабамы, Миссисипи и, потеряв чуть менее половины первоначальной мощи, ударил по штатам Теннесси, Арканзас и по южной части Миссури. Проливные дожди опустошали Луизиану и восток Техаса. На реке Миссисипи начался один из самых грандиозных паводков в истории.

В Квебеке скорость порывов ветра, по данным метеоагентств, превышала отметку в сто пятьдесят километров в час. Вечером в ряде районов произошли крупные оползни, их последствия оказались катастрофическими. Вздувшиеся реки или торнадо уносили с собой целые дома. Мосты, здания, автомобили, автозаправки, заводы напоминали детали от конструктора «Лего», в беспорядке раскиданные по территории.

Регион Сагеней столкнулся с худшим повторением наводнения 1996 года. Речь шла о сотнях погибших и пропавших без вести. Число людей, лишившихся крова, исчислялось тысячами. Если в дело вмешивается еще и хаос, образуемый природными стихиями…

Сагеней. Приток реки Святого Лаврентия, впадавшего в эстуарий,[124] расположенный в окрестностях города Тадусака, — именно там, где люди Кочева, по их словам, обнаружили следы присутствия Мари.

Если девушке не повезло, она оказалась в самом сердце бури.

Романенко на мгновение представил, как разбушевавшаяся река несет машину Мари среди стволов деревьев, выдранных с корнем, подобно жалким соломинкам, среди бетонных блоков, оторванных от разрушенных зданий. Нет сомнений, что, если дело обстоит именно таким образом, все только вздохнут с облегчением. Мари просто исчезнет, смешавшись с сотнями других пропавших без вести.

Внимательно изучая карты региона, Романенко обратил внимание на несколько разрозненных деталей, на ряд элементов информации. Они пока не вписывались в общую картину, но рано или поздно наверняка соберутся воедино, чтобы по-новому представить тайну исчезновения Мари Зорн.

На территории, расположенной между реками Абитиби и Сагеней, именно там, куда обрушила свой основной удар разбушевавшаяся стихия, находилось определенное количество индейских резерваций — автономных территорий гуронов, инну, кри и могауков. Дикие земли со множеством природных заповедников. Здесь было мало мегаполисов, за исключением нескольких городов, расположенных на одной-двух важнейших транспортных артериях, а также на побережье маленького внутреннего моря, озера Сен-Жан. Если буря не уничтожила Мари Зорн, то хаос, устроенный природными стихиями, без сомнения, поможет девушке замести следы.

Слово «фиаско» в данной ситуации было эвфемизмом.

Прошли последние дни августа.

Начался сентябрь.

Ничего не менялось.

34

Его сознание высвобождалось из тьмы постепенно, уровень за уровнем, подобно ныряльщику, возвращающемуся с длительной подводной прогулки по морской бездне.

Сначала у него появился своего рода намек на сон, нечто, чье присутствие в кромешном мраке воспринималось как очень далекий и очень недолговечный отблеск света. Этот образ растворялся по мере становления. Он упорно не желал обретать хоть какие-то черты реально существующего явления, превращался в воспоминание еще на стадии возникновения, а затем незаметно ушел в полное забвение. Микросознание, которым стал Тороп, тщетно пыталось придать этой тени от видения определенную форму и удержать в памяти — как очень древнюю черно-белую фотографию, которая лежит в ванночке с проявителем, но никогда не попадет в емкость с закрепителем. Гораздо позже Тороп ощутит эхо этого призрачного контакта и, рассказывая о нем другим людям, в первую очередь самому себе, сможет лишь вспомнить, что, возможно, это был образ разрушенного города.

Затем у него возникло некое чувство. Если ориентироваться на субъективное восприятие времени, то ему понадобились целые века, чтобы добраться до сознания Торопа. На самом деле это заняло несколько часов. Чувство складывалось из нескольких ощущений: его сердце бьется, его легкие вдыхают и выдыхают воздух, что-то дотрагивается до него, но он не может сказать ни что это, ни какой части тела оно касается, поскольку его тела, как цельного организма, больше нет.

Чувство можно было уподобить самотестированию системы какого-нибудь электронного устройства. Тороп в тот момент был точным подобием такого устройства, хотя и не осознавал этого. Как и всякая другая машина. Поначалу он представлял собой перечень органов, о которых разум обычно забывает в процессе повседневного существования. Тороп еще не обладал сознанием, если не считать схемы рефлексов, снабженной промежуточной, буферной памятью.

После машинного мировосприятия, тянувшегося тысячелетиями, его мысленный взор стал претерпевать некое неустойчивое эволюционное развитие и в конце концов стабилизировался. Обычный перечень отдельных, удаленных друг от друга деталей-органов обрел плоть. Сила их сцепления достигла критического, порогового значения, и некий энергетический поток расставил их по местам, в соответствии с определенной формой.

У него возникло хрупкое осознание собственного телесного бытия, индивидуальной кинестезии,[125] тактильного осязания, позволявшего наметить черту, границу, отделяющую его от внешнего мира. Из обычной радиальной диаграммы, висящей посреди цифрового ничто, он превратился в объект, облеченный в плоть.

Тело принялось образовывать новые диаграммы, создавая чувство времени и пространства. Он лежит навзничь, ощущает силу тяжести, различает тьму и свет, слышит первые звуки, чувствует холод и тепло. Затем все сплелось воедино:

Голод.

Жажда.

И наконец, появилась связная система координат — еще до того, как он сумел уловить несколько едва различимых форм за пеленой, натянутой между ним и этими объектами.

Еще до того, как смог увидеть самого себя. Еще до того, как увидел ее, он понял: с ней, с его рукой, что-то случилось.

Самое странное заключалось вот в чем: он знал, что именно с ней произошло, еще не имея доступа к информации, поступающей из внешнего мира и достойной именоваться информацией.

Система координат, заданная осями «сознание — ощущение», была предельно категоричной.

Его рука стала машиной.

Тогда он начал превращаться в нечто большее, чем просто пассивный объект, пусть даже живой. Он принялся двигаться. Сначала шевельнулись конечности. Правая рука еле заметно скользнула по мягкой, прохладной поверхности. Левая рука сделала то же самое, и то, что до сих пор было интуицией, догадкой о существовании его тела, превратилось в реальность, подтвержденную фактами.

Там, где он находился — вероятно, в больнице и наверняка под строгой охраной, — с ним сделали то, что должны и еще были способны сделать.

Ему ампутировали правую руку, по крайней мере частично. И заменили недостающую часть чем-то вроде биомеханического трансплантата.

Ощущения пространства и времени в конце концов оформились в связную и стабильную реальность. Теперь он мог отчетливо видеть и слышать.

Его рука и голова плотно забинтованы. Он подключен к какому-то прибору — к черному ящику, стоящему возле его кровати, в ногах. На верхней панели — ряд светодиодов. Изо рта торчит шланг, такой же шланг подходит к сгибу локтя — две вены с полупрозрачной жидкостью, перекачиваемой продолговатым устройством, которое урчит прямо над ним.

Когда он пришел в себя утром, то смог четко зафиксировать окружающую обстановку. Он находился в комнате с гладкими стенами и несколькими предметами мебели. Однако все указывало на то, что это не больница. Судя по тому, что ему удалось разглядеть сквозь наполовину опущенные оконные шторы, он где-то высоко. Его новое убежище было выше улиц Монреаля примерно на десять этажей. Глядя на предметы в комнате, на мебель, на маленький книжный шкаф, набитый сочинениями, названия которых он не различал, на небольшую стопку виниловых грампластинок XX века, на всякий механический хлам, скопившийся на письменном столе, на компьютер, гордо красующийся посреди этой кучи старья и подсоединенный к целой батарее различных устройств, на все это чрезмерное количество деталей, которые его разум наконец смог зафиксировать и различить, Тороп понял, что он не в больничной палате, а в помещении, принадлежащем какому-то частному лицу, живущему на последнем этаже возвышающегося над городом здания.

«Я не в больнице, — подумал он. — Но, вероятно, нахожусь под строгой охраной».

После этой мысли Тороп осознал, что окончательно вернулся.

Теперь Джо-Джейн знала, что вскоре возникнет качественно иной план бытия. На свет появится живая информационная сеть, связав события в сияющую ткань с четким геометрическим узором. Между пространством и временем, между определенными количествами квантов энергии и информации, между каждой частотой, каждым атомом, каждым нуклеотидом этого мира установятся новые взаимосвязи.

Джо-Джейн знала, что это означает. Жуткую термодинамику голодного знания, кидающуюся в толпу подобно хищному зверю. Торпеду биодинамики, отправляющую на дно груз человеческих иллюзий и испытывающую при этом не больше жалости, чем ветер чувствует к руинам, которые продолжает разрушать. Бога не только мертвого, но и испепеленного, разорванного на части и снова изобретенного, готовящегося вскоре залопотать, как младенец, скулящий в самой гуще обломков. Бога, одним ударом обращающего в прах весь тысячелетний труд людей, которые упорно старались не допустить подобного. Внезапный и полный распад древних структур. Избавление от человечества, как от старой змеиной кожи во время давно ожидаемой линьки — процесса, на который давно надеялись и который все никак не начинался. Неподготовленную метаморфозу, предпринятую природой, решившей перевернуть страницу, закончить одну главу и начать другую. Взрывное переустройство космоса, полностью обновляющегося изнутри, начиная с недр его черных дыр, невыразимых как самые тайные, сакральные языки. Большой взрыв в ритме рок-н-ролл.[126]

Джо-Джейн знала, что ей становится все сложнее сообщать о своих ощущениях, идеях и желаниях самым близким людям. Теперь она ограничивалась тем, что распоряжалась связанными с ними повседневными делами. Выявить неполадки в работе старой системы «умного дома». Удостовериться в нормальном функционировании лифтов. Надзирать оком внимательного, но незаинтересованного наблюдателя за ходом различных операций. Разговаривать с Робичеком.

— Ваши создатели будут здесь меньше чем через пять дней. Вы достали меня, Джо-Джейн. Я достаточно ясно выразился на этот раз?

Жужжание машины напоминало звук, с которым гремучая змея бросается на врага.

— Вы ничего не понимаете, Вакс, или делаете вид, что в данном случае одно и то же. Если мы в ближайшие дни не отыщем Мари Зорн, то будем виновны в преждевременном уничтожении всего будущего человечества! Так что сейчас именно вы достали меня!

Робичек застыл, как громом пораженный, а затем с важным видом выпрямился в кресле.

Никогда прежде машина не выходила из себя до такой степени. Никогда прежде она не оскорбляла его.

— Не говорите о том, чего у вас нет, — парировал Вакс, перейдя в оборону.

Машина развеселилась:

— Как вы высокомерны! Я обладаю вашими жалкими человеческими половыми признаками, а вот вы даже представить себе не можете миллион других решений этой проблемы, доступных нам, нейроматрицам ДНК.

Робичек сдался:

— О'кей. Что вы хотите мне сказать, Джо-Джейн?

— То, что я хочу сказать, укладывается в несколько фраз. Нам давно известно, что Мари находится в Квебеке. Но мы ждали так долго, что теперь уже стало слишком поздно. Вот что я хотела бы сказать моим разработчикам. Это неотложное дело. Вот-вот разразится катаклизм, а мы продолжаем действовать как ни в чем не бывало, надеясь, что все это не слишком нарушит планы на субботний вечер.

— Мы сделали, что смогли, уверяю вас.

Машина презрительно зажужжала.

Позже, когда наступило утро, Робичек связался с «Cygnus Dei». Судно собиралось прибыть в Галифакс в конце недели, как и было условлено. Робичек предупредил пассажиров о небольшом изменении в программе встречи: за ними приедет только Сторм, потому что Шелл-Си и Альтаира должны в экстренном порядке разработать новые биоцифровые программы вместе с бандой своих дружков с седьмого этажа.

Робичек направился к выходу из мастерской. Он обосновался здесь после того, как разместил Торопа в собственной комнате. Мастерская была чем-то вроде чулана, свалки, где скопились пятнадцать поколений различных деталей для электронных устройств и микрокомпьютеров. Ложе Робичека находилось в глубине, у стены. Он спал на хлопчатобумажном матрасе. А Джо-Джейн установили на металлическом шкафу, в ногах Вакса.

Он уже перешагнул порог, когда машина окликнула его:

— Наш раненый друг только что пришел в сознание. Вам стоит пойти к нему.

Робичек посмотрел на черный шар с серебристо-голубыми прожилками, которые светились в полутьме чулана. Это была исключительная машина, настоящее живое существо. Робичек чувствовал: еще несколько дней назад она ушла в себя, обращаясь к нему лишь для того, чтобы указать на совпадение тех или иных фактов и довести до его сведения два-три стратегически важных сообщения. Робичек сознавал, что причиной тому отчасти стало и его собственное поведение. Но мужчина также улавливал некие глубинные основания, скрытые за подобной цифровой меланхолией. Этой замечательной совокупностью мыслящих биотоков мало-помалу овладевало что-то вроде хронической депрессии плюс кое-что еще.

Робичек чувствовал, что потерял контроль над ситуацией. Он разработал «белый ящик» — компьютер классического типа, сконструированный гениальным образом и опирающийся на систему устройств, которые позволяли машине взаимодействовать с миром. Когда Джо-Джейн говорила о своих создателях, она фактически исключала Вакса из их числа и имела в виду лишь тех людей, которые в ближайшие дни прибудут в Галифакс.

У Робичека это не вызывало большого расстройства. Он знал, что подобная оценка в значительной степени имеет под собой веские основания. Инструкции, полученные им при поступлении на работу, были абсолютно точны: машина существует, она функционирует, она учится. Но она затрачивает слишком много времени и энергии на решение чисто технических проблем — выстраивание цепи питания или использование периферийных устройств. А нам хочется получить нечто вроде главного ядра — набор связанных воедино систем, которые будут играть роль органов зрения, слуха, речевого аппарата и т. д. Все это должно помещаться в стандартный корпус, который позволит освободить машину от лишнего груза. Вам предстоит сконструировать этот специализированный компьютер и протестировать его «нейроконтакты» с мозгом. В данном деле вам поможет доктор Ху Шенг, который занимается центрами обработки информации и затылочной долей головного мозга. Вот что сказал Робичеку малайзиец, который отвечал за набор персонала для острова Тао.

«Белый ящик» — это, с небольшими оговорками, симпатическая нервная система машины, ее система тактильных нервных окончаний, снабженная первичным набором органов восприятия.

Все остальное на самом деле было разработано еще до появления Робичека. Приехав на тайский остров с тридцатью долларами в кармане, Вакс сразу же наслушался историй о чудном исследовательском центре, действовавшем на северной оконечности Тао.

Машина страдала от меланхолии и депрессии. Каждый раз, когда она обращалась к Робичеку, их беседа протекала очень натянуто (иногда Джо-Джейн переходила к прямым оскорблениям). Так происходило потому, что одно только присутствие Вакса — того, кто сконструировал этот маленький «белый ящик», — каждую секунду напоминало ей, этой маленькой черной сфере, до какой степени она одинока. Джо-Джейн была оторвана от привычного, надежного мира на острове, от своих создателей и столкнулась с новым местом, где пятьдесят человек могли зверски растерзать друг друга прямо на улице, посреди ночи, в центре незнакомого ей города.

— Спасибо, Джо-Джейн, — сказал Робичек, прежде чем выйти из комнаты и тихо прикрыть за собой дверь.

Тороп услышал шаги. Они приближались. Раздался звук отпираемой задвижки, дверь открылась.

В дверном проеме появился высокий тип. Наголо бритый голубоглазый блондин. В чертах его лица и телосложении было что-то славянское, европейское, но походка и слегка развязная манера поведения выдавали в нем североамериканца. Мужчина прекрасно ориентировался в помещении. Он настолько по-свойски чувствовал себя в комнате, что, когда подошел к окну, чтобы поднять шторы, и к книжному шкафу, чтобы поставить на место две-три книги, Тороп сразу же понял, что имеет дело с жильцом этого дома, с человеком, часто бывающим в этой спальне.

Мужчина ничего не сказал. Он взял стул, уселся на него и уставился на Торопа, который только что вернулся в мир живых людей.

Тот повернул голову и тоже стал смотреть на него.

Татуировка в виде электронного чипа красовалась в верхней части его лба, волосы вокруг были выстрижены. Какой-то хакер. Американец со славянскими корнями. Это мог быть только представитель русской мафии.

Тороп подумал: это можно назвать почти что везением. Он оказался у своего нанимателя, если только речь не шла о каком-нибудь клане, конкурирующем с транснациональным тандемом Кочев — Горский. Впрочем, конкуренты конечно же не стали бы так старательно лечить его, а наверняка лишь постарались бы спасти от смерти, чтобы как следует допросить…

— Как вам удалось меня найти? Что случилось с доктором Ньютоном? Есть ли у вас новости от нашего общего нанимателя?

Его голос звучал непривычно даже для его собственных ушей. Зловонный дух изо рта сопровождал каждое слово. Тороп сморщил нос.

Мужчина продолжал молча разглядывать его, а затем загадочно улыбнулся:

— У нас с вами нет никакого общего нанимателя: по крайней мере ничто пока не указывает на это. Но действительно может получиться так, что в ближайшие дни ситуация изменится.

Тороп удивленно приподнял брови. Он со смущением понял, что ошибся. Он вовсе не у русской мафии. Он находится не у нанимателей, но этот парень полагает, что в скором времени положение дел может принять иной оборот…

— Хорошо, давайте сыграем в угадайку. Предположим, вы — кролик Роджер, а я — беглец из Мультяшного города…

Парень скупо усмехнулся:

— Сейчас у меня нет времени все вам объяснять. Я проверю вашу моторику и, если вы можете ходить, поведу в то место, где вас допросят. Если все сложится удачно, вы сумеете узнать больше.

Тороп прекрасно понимал, что у него не было выбора.

Парень провел над ним целую кучу медицинских тестов.

— Кстати, здесь люди зовут меня Ваксом.

Тороп ничего не ответил.

— Нам пришлось заменить кисть вашей руки. За исключением большого пальца, который частично удалось спасти. Ваши ожоги находятся в стадии излечения, пересаженная кожа прижилась хорошо. Через две недели почти ничего не будет заметно. А до тех пор старайтесь не тереть спину мочалкой из металлической проволоки.

— Я соглашаюсь на это, только когда в компании с нимфеткой в костюмчике из черной кожи, — сипло ответил Тороп.

— Медицинский запрет распространяется и на подобные формы извращений, — равнодушно ответил высокий плешивый тип.

Тороп сел на кровати. На самом деле, когда речь зашла о том, чтобы держаться прямо, он почувствовал, как далек от физической формы спортсмена-олимпийца. Парень подошел к нему, чтобы поддержать и помочь пройти несколько метров. У Торопа не хватило ни физических сил, ни присутствия духа отказаться от помощи.

Покинув спальню, он попал в просторную мастерскую размером с две-три квартиры. Карликовые деревья, множество зеленых растений и огромная стеклянная труба, внутри которой была воссоздана маленькая экваториальная экосистема. Две гигантские черные змеи свивались там в роскошные, причудливые кольца.

— Это вивариум. Шелл-Си и Альтаира выращивают здесь разных зверушек. И главное — двух клонированных анаконд.

Стеклянная труба тянулась под окнами, выходящими на западную сторону. Вдалеке Тороп заметил падающую башню Олимпийского парка. Перед его мысленным взором тут же всплыла упрощенная схема улиц.

Черт возьми!

Тороп, как накачанный валиумом автомат, направился к широким оконным проемам. Сквозь них открывался вид на расположенный внизу город. Прямо под собой он увидел перекресток бульвара Сен-Лоран и улицы Онтарио.

Тороп находился в том самом здании, у входа в которое впервые встретился с призраком Ари.

Ему понадобилось несколько дней, чтобы привыкнуть к мысли о том, где именно он оказался. Более того, он знал, что получил лишь первое впечатление об истинных масштабах этого места. Что же касалось его истинной сущности, то она входила в противоречие с самыми продвинутыми представлениями Торопа о жилых помещениях, не говоря уже об образе жизни людей.

Квартира, в которую отвел его Вакс, находилась на последнем этаже.

Помещение, лишь немного не дотягивавшее до размеров футбольного поля, было занято густым растительным покровом. Верхний ярус этого тропического леса образовывали лианы и ползучие растения, создавая над головой зеленый свод из перепутанных завитков и колец. Тороп шагал по странному синтетическому веществу, в котором накапливался перегной и зарождался естественный газон. Оконные переплеты и стены были буквально обвиты представителями флоры, в том числе лишайниками и грибами. Настоящий биотоп со всеми присущими ему свойствами. Это нисколько не помешало хозяевам комнаты набить ее машинами, компьютерами, установками для биохимического синтеза. Помещение наполняла странная полифония звуков и образов.

Мозг Торопа регистрировал фактические данные с бесстрастием обычного карманного компьютера «Фуджитсу», а вот нервный центр, отвечавший за эмоции, непрерывно посылал смесь тревоги и любопытства — легкий приступ беспокойства, который свидетельствует о встрече с неведомым.

Среди переплетения растений Тороп постепенно различил трех мужчин и трех девушек.

Он сразу заметил у них круглые черные датчики на присосках, прикрепленные по всему черепу и посредством пучков оптоволоконных проводов подключенные к различным аппаратам, связывающим воедино людей и механизмы на кремниевых платах.

Торопу показалось, что изображение этих людей на короткий миг как будто поблекло — это его мозг на мгновение спасовал перед избытком информации. Порой было сложно понять, где кончаются установленные на них штуковины и начинаются собственно части тел. Одежда «биосим» защитного цвета копировала естественную способность определенных животных к мимикрии.[127] Голографические татуировки, изображавшие пару переплетенных змей, струились и мерцали оттенками ультрафиолета на руках, а у девчонок — еще и вокруг пупка. Старинные микропроцессоры, произведенные еще в прошлом веке, были вживлены в бицепсы с использованием биосовместимой мембранной оболочки. Они выглядели как квадраты телесного цвета, похожие на гладкую пластиковую поверхность куклы Барби. Темно-серый бугорок в районе затылка издавал еле слышное жужжание устройства, считывающего бинарный код, и где-то внутри него мигали светодиоды. Странные люди окружили Торопа.

Девушка латиноамериканского типа встала прямо под самым носом Торопа и принялась пристально его разглядывать. Ее черные глаза с какими-то оптическими устройствами искрились жизнью и производили гипнотический эффект. Она щеголяла короткой стрижкой, состоящей из десятков хромированных косичек — прямых и жестких, как антенны. На месте «третьего глаза» находился крошечный микроприборчик, прикрепленный к телу, а на одной из щек была вытатуирована пара переплетенных ультрафиолетовых змеек.

Она изучила Торопа под всеми возможными углами зрения. После чего, обращаясь ко всем присутствующим, произнесла по-французски, но с сильным неопределенным акцентом:

— Я действительно не понимаю, почему «Шерпы» и «Квакеры Земли» уверены, что он — именно тот элемент, который мы ищем.

Ее голос звучал странновато, как будто предварительно проходил цифровое кодирование.

Тороп услышал за спиной злобный хохот.

— Лотус… Эти бедняги индейцы — такие простаки. Нельзя доверять этим подонкам, они вкалывают только ради денег…

Тороп не уловил смысла всех слов, но понял, что стал главным объектом этого обмена мнениями.

— «Шерпы» просили, чтобы с ним обращались вежливо, а вы не соблюдаете этот пункт договора. Спектрум, вы каждый раз действуете мне на нервы! Вам повезло, что «Шерпы» сейчас находятся посреди океана. Ваши действия точно бы им не понравились, уж поверьте.

— Что за чушь вы несете?

— Шелл-Си и Альтаира рассказали мне про его руку. Вы вполне могли бы спасти значительную ее часть. Девочки полагают, что вместо этого вам показалось прикольным протестировать одну из ваших новых моделей.

— Я сделал все что мог. И эта рука гораздо лучше предыдущей версии, которая у него была. А еще напоминаю вам, он работал на этих придурков — сектантов-оккультистов и русских гангстеров, которых они наняли. Как мне кажется, экспериментами занимаются именно они.

Тороп подметил, что мужчина говорил с сильным французским акцентом. Ему не слишком понравилась характеристика, которую дал ему этот французик. И особенно его возмутил тот факт, что парень пожертвовал его рукой ради собственного удовольствия. Тороп подумал, что когда-нибудь обязательно припомнит это «экспериментатору». Впрочем, сейчас ему было не до разборок.

Девчонка, которую Спектрум называл Лотус, снова уставилась на Торопа:

— Полагаю, господин Тороп, вы понимаете, что нам придется вытащить из вас целый терабит информации. И мы готовы потратить на это столько времени, сколько потребуется. Ведь нам принадлежит все время этого мира, не так ли?

Сказав это, она, дурачась, встала перед ним с видом человека, который в глубокой задумчивости смотрит на престарелого инвалида.

Инвалида, который в этот самый момент пытался решить несколько первоочередных, фундаментальных задач: как остаться в живых в течение ближайших часов? каким образом его истинная личность могла быть раскрыта с такой легкостью? когда он сможет получить право на первый стакан воды? — а также целую кучу других метафизических проблем.

Тороп увидел, как по краю миниатюрной биосферы движутся два робота. Он узнал автоматизированных домохозяек производства компании «Хонда», правда, их устройство было сильно изменено. К ним прикрепили различные предметы, подобранные на свалках, чтобы придать этим машинам некоторую антропоморфность, например головы манекенов из магазинных витрин, у которых глаза были заменены электронными органами. Один из роботов был в чулках и еще каких-то аксессуарах из секс-шопа. Он делал макияж, сидя перед викторианским туалетным столиком. Он двигался так естественно,[128] что Тороп застыл как громом пораженный.

Робот-гомосексуалист. Кто-то ухитрился перепрограммировать машину «Хонда Андромотор» в непостоянное, женоподобное, самовлюбленное существо с такой достоверностью, что мороз по коже продирал.

Второй робот, одетый в кимоно, уверенно выполнял движения китайской гимнастики. И, с учетом происходящего вокруг, это казалось почти нормальным.

— Мы — «Сообщество киборгов с улицы Онтарио, 10», — ответила девушка на немой вопрос Торопа. И пояснила: — Мы хотим, чтобы вы были откровенны, господин Тороп. Мы надеемся, что вы поможете нам найти Мари Зорн. — Прежде чем он успел что-то сказать, девушка добавила: — Разумеется, отказ от сотрудничества повлечет за собой немедленную и радикальную переработку ваших органических составляющих.

Тороп прекрасно понял, о чем идет речь. Несколько мгновений он размышлял над долговечностью деяний человеческих, и особенно клятв верности. Приняв жеманную позу, робот-гомосексуалист любовался собой в зеркале. Его собрат заканчивал в глубине комнаты сложную ката. Тороп закрыл глаза. Все это какое-то безумие. Позже, когда придет время делиться воспоминаниями с ветеранами в каком-нибудь баре, ему никто не поверит.

Он открыл глаза, посмотрел на девушку с хромированными волосами и, усмехнувшись, спросил:

— Полагаю, бесполезно надеяться хотя бы на малейшую оплату такого сотрудничества?

Внимательно разглядывая этих людей, Тороп подметил и запомнил тонны мелких деталей. Он увидел нечто вроде сети оптоволоконных проводков, змеившихся во все стороны под их кожей в районе запястий, висков, предплечий, на кончиках пальцев. Провода на мгновение вспыхивали, отражая свет, когда их носители двигались. Когда люди подключались к черным портативным компьютерам, бугорок в районе затылка издавал непрерывный шелест считываемого бинарного кода. Тороп вспомнил, что видел подобные штуковины на фотографиях в номерах журналов «Сайентифик америкэн» или «Авиэйшн уикли», которые ему довелось прочесть у Ньютона. Это устройства нейрофизического интерфейса — продукты экспериментальной технологии, позволявшие пилотам-испытателям ВВС контролировать летательный аппарат силой мысли или, скажем, с помощью набора ключевых слов-команд.

Девчонка и парень по имени Вакс приказали Торопу подробно рассказать обо всех его действиях с момента первой встречи с Мари, час за часом. Это был серьезный, полномасштабный допрос. В общем и целом Тороп «раскололся», поскольку «Киборги с Онтарио, 10» и так знали большую часть того, что он мог им рассказать.

Допрос длился несколько часов. Конфликт в Восточном Туркестане, лаборатория в Казахстане, полковник ГРУ, сибирская мафия, Ноэлитская церковь — он выдал всех без малейших угрызений совести. Лишь скрыл несколько опасных имен, вроде Горского и Романенко. Тороп упрятал за крайне расплывчатыми формулировками тот вид незаконных биотехнологий, который перевозила Мари. Но зато дал блестящий обзор всего спектра проблем. На жаргоне его дознавателей это называлось «изменой». Тороп воспользовался их доверчивостью, чтобы состряпать версию истории, которая аккуратно обходила острые углы: да, он случайный агент российской военной разведки, да, они влезли в операцию, осуществляемую мафией, чтобы уничтожить всю преступную сеть.

Однако когда девушка принялась упорно расспрашивать его, что же именно они сделали с Мари, Тороп слегка разозлился:

— И на каком же чертовом новоязе[129] я могу вам это сказать? Мари смылась, воспользовавшись заварушкой. Я не знаю — никто не знает! — где она сейчас может быть.

Эта информация явно раздосадовала девушку. Как, впрочем, и Торопа. Ведь знание о том, где находится Мари Зорн, было единственной вещью, которую он мог обменять на собственную жизнь.

Но он этого не знал. Они были догадливы, эти молодые «Киборги». Так что лучше вести с ними честную игру. То есть лгать мастерски — в чем, как отмечал Сунь-Цзы, собственно, и заключалось искусство стратега.

Понятное дело, в стратегии подобного рода имелась своя доля риска, но человек, который прыгает в мусорный бак, чтобы спастись от пожара, как правило, не слишком заботится о чистоте собственного костюма.

И с такой трактовкой согласился бы даже Сунь-Цзы.

Торопу наконец-то дали напиться — минеральной воды «Монклер» в литровой бутылке. Тороп отпил половину одним глотком.

Он здорово дрейфил, но ему нужно было узнать одну маленькую, но очень важную деталь, прежде чем сделать выбор в пользу одной из принципиальнейших альтернатив в его жизни.

— Как вам удалось нас засечь?

Лотус холодно взглянула на него.

— Что за чепуху вы несете? — спросила она.

— Что значит: я несу чепуху?

— Похоже, вы не в курсе… Странно. Я даже думаю: а в курсе ли вы вообще чего бы то ни было?

— Например?

Девушка фыркнула, но быстро посерьезнела:

— Значит, вы даже не знаете, во что впутались?

Тороп вынужден был это признать.

Вакс расставил все точки над «i»:

— Все, что мы знаем, мы получили от Ньютона. Мы много дней следили за его перепиской. Этот парень оказался настоящим кладезем ценных сведений.

Тороп воспользовался представившейся ему возможностью. Но прежде допил воду.

— Как вы его спалили?

— Ньютон провел нас прямо к вам, вашей команде и Мари Зорн. Но, когда мы смогли установить визуальный контакт, выяснилось, что за вашей улицей уже следит целая куча людей. Мы установили личности некоторых из них и вышли на секту-конкурента того сборища оккультистов, на которое вы работаете. Было решено дождаться благоприятного момента для вмешательства в игру. Но он наступил гораздо раньше, чем было предусмотрено.

Два конкурирующих преступных сообщества боролись друг с другом за обладание Мари, причем в каждое из них входили секта и разные мафиозные кланы — русские, латиносы, китайцы, японцы, североамериканцы и так далее. Тороп был в рядах первого сообщества, куда входили русские гангстеры и «Ангелы ада», а работало оно на ноэлитов.

Вторая преступная сеть, по словам «Киборгов с улицы Онтарио, 10», вращалась вокруг Церкви логологии — ветви сайентологов. В составе этой структуры были «Рок-машины» и банда «Ва Чин» — армия молодчиков, базирующаяся в Торонто и примыкающая к нью-йоркскому клану «Хип-Син Тонг».

— Что же касается нас, то мы не работаем ни на кого, — сказала Лотус, — мы трудимся лишь ради завершения процесса.

Позже Торопу предложили пива и какую-то растительную еду, которая оказалась вполне съедобной. Затем некто Юникс встал в глубине помещения возле целого нагромождения разных приборов. Тороп увидел, как этот парень подключает к компьютеру бугорок у себя на затылке.

Лотус слабо улыбнулась:

— Юникс — музыкант. Файлы формата MIDI[130] — это его наркотик.

Отчетливо звучащая, волнообразная мелодия, основывающаяся на пульсации сверхнизких тонов, принялась окутывать присутствующих невидимыми завитками и петлями. Казалось, вибрация исходит со всех сторон, от всего, что находилось в комнате.

— Он сочиняет последнюю часть своего альбома «Private Biology».[131] Через несколько дней его можно будет скачать в Сети.

Тороп смотрел на окружающие его научно-фантастические сцены почти разочарованно. Пора привыкнуть, ведь он живет в двадцать первом веке.

В ответ на просьбу Торопа Лотус согласилась дать несколько пояснений общего характера: биофизические устройства для приема-передачи сигнала позволяли жителям здания напрямую подсоединяться к любой информационной системе или сети. Благодаря этим устройствам и искусственным веществам-нейропередатчикам, которые генерировались в глубинах мозга, можно было наблюдать за освоением Титана «глазами» японо-американского робота-зонда, вместе с ракетой стремительно падать с крейсерских высот, атакуя вражеский бункер, подключаться к оптическому имплантату личного телохранителя президента Соединенных Штатов или Российской Федерации, управлять пакетами программ для создания звуковых, визуальных или аудио-визуальных эффектов и даже делиться описанными выше ощущениями со многими пользователями. Это было здорово.

«Сообщество киборгов с улицы Онтарио, 10» возникло семь лет назад, когда различным жильцам здания удалось полностью выкупить его в собственность и спасти от сноса. Уже тогда они сумели создать нечто вроде широкого технохудожественного товарищества. Под влиянием некоторых личностей, и особенно группы, которую девушка называла «Шерпами», было решено превратить дом номер десять по улице Онтарио в первую автономную территорию эпохи постчеловечества.

Благодаря все большей доступности ряда современных технологий у инициаторов затеи появилась возможность использовать свое тело как лабораторию для экспериментирования в сфере биокибернетики. И даже более того, ведь философское учение киборгов рассматривало плоть и кремний как два полюса нового дао.

— Основополагающие различия между органическим и искусственным, между живым организмом и машиной стираются, когда ты встаешь на путь по связыванию их в единую сеть, — сказала девушка, лицо которой выражало самые сильные эмоции.

— Кто такие «Шерпы»? — тихо спросил Тороп с безразличным видом.

Девушка одарила его улыбкой:

— Сожалею, их личность пока должна оставаться в тайне. Но поскольку «Квакеры Земли», судя по всему, согласны на ваше участие в процессе, «Шерпы» не замедлят встретиться с вами.

Тороп ничего не понимал:

— О'кей. Кто такие «Квакеры Земли»? И что это за «процесс»?

Девчонка несколько мгновений молча глядела на него, а затем издала короткий вздох.

Тороп подавил ухмылку. Лотус еще только предстояло узнать его как следует.

Согласно тому, что девушка соизволила ему объяснить, «Нация киборгов» объединяла в союз несколько групп, очутившихся в доме номер десять по улице Онтарио в силу стечения обстоятельств или волей случая. Первыми на рубеже веков здесь появились те, кто вскоре сформировал «Сообщество киборгов с улицы Онтарио, 10». Лотус, Вакс, Спектрум, Шелл-Си, Юникс, Альтаира и несколько других людей, которых Тороп уже видел. Затем эта банда спуталась с другими группировками — сначала с «Шерпами» и «Квакерами Земли», а чуть позже — с «Космическими драконами».

Лотус скупо, но очень точно обрисовала общую схему этой сложной организации. Микротриада под названием «Космические драконы» возникла в результате раскола «Призраков-теней» — юнцов, обслуживавших чрезвычайно могущественный сан-францискский клан «Он-Леонг Тонг». «Космические драконы» обрели приют в доме номер десять по улице Онтарио благодаря посредничеству Спектрума — француза, который все свое детство провел в Гонконге. Помимо прочего, «Космические драконы» были настоящими асами в электронном пиратстве. По словам Лотус, получалось, что именно они распространили самые передовые хакерские технологии среди сообщества жильцов дома номер десять по улице Онтарио. «Квакеры Земли» делились знаниями в сфере законов строения экосистем и биохимического синтеза галлюциногенных препаратов. «Сообщество киборгов» предоставляло остальным техническое и технологическое обеспечение, а также обучало методам взаимодействия между человеком и машиной. «На самом деле, — призналась девушка, — все мы оказываем постоянное влияние друг на друга. Мы называем это непрерывным заражением. Каждый берет у соседа что-то интересное для себя и из разрозненных модулей собирает собственную индивидуальность». Ведь индивидуальность — это лишь временная, непостоянная величина.

Тороп в течение первых дней своего плена понял, что «Космические драконы» обеспечивали безопасность всего здания.

На последнем этаже и в чердачных помещениях простирались владения «Квакеров Земли» — американских индейцев-киберпанков, пророчащих приближение Великих катаклизмов. В коридорах и на пожарных лестницах дома эти ребята с помощью гидропонной системы выращивали марихуану чрезвычайно высокого качества.

Представители «Сообщества киборгов с улицы Онтарио, 10» были разбросаны по оставшимся частям высотки.

В общей сложности в доме находилось без малого два десятка постоянных и около десятка временных жильцов. Локальная сеть связывала все мастерские воедино, а новейший искусственный разум надзирал за бесперебойной работой систем в этом весьма своеобразном урбанистическом биотопе.

Здание по адресу улица Онтарио, 10, уже давно славилось мощью собственной отопительной системы. Поговаривали, что местные жильцы нередко вынуждены были держать окна настежь открытыми посреди зимы! Такая мощная термальная энергия позволяла выращивать невиданные в этих широтах растения, создавая условия обитания, характерные для тропического или экваториального климата. Более того, здание находилось рядом с высоковольтной линией компании «Гидро-Квебек», это гарантировало незамедлительное получение определенного количества экстренных услуг. Еще неподалеку находились пожарная часть и больница. Один из самых давних жильцов здания, художник Валентин, создающий инсталляции из металлолома, вспоминал, что этот дом оказался одним из очень немногих зданий района, которые не остались без электроэнергии во время каскадных отключений зимой 1998 года из-за знаменитых январских ледяных дождей. Это был настоящий бункер. Собственно, жильцы так его и называли: Бункер.

Через несколько дней Тороп привык к новым условиям жизни. Более того, ему стало казаться, что все здесь устроено довольно неплохо.

Однако он часто спрашивал: какое отношение эта странная компания имеет к Мари Зорн? Лотус неизменно отвечала, что не может предоставить ему такой информации. Однако это смогут сделать «Квакеры Земли», когда окончательно признают Торопа «участником» этого «процесса».

Тороп по-прежнему не имел ни малейшего представления о том, что это значит, но ему очень не нравилась идея о том, что индейцы-хакеры должны его «признать». Поэтому он начал составлять план побега.

У него было вполне достаточно сил еще на одну измену.

35

Однажды вечером он познакомился с Альтаирой — евразийкой из Ванкувера. Девушка согласилась стать его проводником и показала некоторые странные обряды, которые время от времени происходили в этом доме.

Первый ритуал, который он увидел, совершался на одном из средних этажей, отведенных под «модульные жилые блоки и служебные помещения» — под квартиры и целые микрозаводы. Один из таких блоков принадлежал здоровенному китайцу — мастеру татуировок. Все стены были увешаны лазерными фотографиями его произведений. Господин Ванг как раз делал татуировку на плече красивой девушки, которой было не больше шестнадцати. Тороп изумился, до какой степени самые традиционные вещи смогли адаптироваться к происходящим переменам.

За двадцать лет своей карьеры Тороп прошел обязательный для воина обряд инициации, заключающийся в нанесении на тело всякой ерунды, на которую не согласился бы последний зэк. Впрочем, Тороп выбирал очень осмотрительно, ведь такие глупости человек потом, как правило, таскает на себе до самой могилы. А он хотел иметь презентабельный вид, когда предстанет перед Высшим Судией. Поэтому он обзавелся маленьким символом «инь — ян» на левом плече, хотя не был ни даосом, ни буддистом; полумесяцем и звездой — на другом, хотя не был мусульманином; хорватским крестом с петлей на конце — на предплечье, хотя не был католиком, и, наконец, небольшим изображением статуи Свободы, вооруженной автоматом Калашникова, — под сердцем, чтобы избежать всякой путаницы. Все эти татуировки были выполнены подручными средствами в обычных на войне условиях, и ему повезло, что это не привело к заражению крови.

Здесь, в комнате, все было стерильным, как в лаборатории по сборке микропроцессоров. В отличие от остальных этажей, в этой части здания царил почти ледяной холод. Тороп заметил, что изо рта всех присутствующих вырывается пар. Девица лежала на стоматологическом кресле, на ее обнаженный лобок опиралось устройство, напоминающее жвала[132] гигантского металлического насекомого, над которым нависало что-то вроде головки от швейной машинки. Она была соединена с длинной рукой-манипулятором на шарнирах, подключенной к компьютеру. На экране Тороп разглядел микроэлементы цифровой платы, увеличенной с помощью мощного микроскопа.

Господин Ванг управлял компьютером одной рукой, с помощью пульта, прикрепленного к краю специальной перчатки. Он не сводил глаз с длинной белой и гибкой трубки, установленной на головке «швейной машинки». Из ее отверстия вырывались быстро исчезающие завитки пара. Шелест считываемого цифрового кода был еле слышен. Массивная квадратная челюсть, вцепившаяся в плечо девицы, пульсировала красными и зелеными вспышками, по очереди пробегавшими по сети светодиодов, и тихо вибрировала, как живой отросток.

Альтаира объяснила Торопу, что Фортрана — так звали девицу — попросила татуировку с изображением массивного процессора компании Intel образца девяностых годов. Татуировки, свидетельствующие о посвящении в число членов «Нации киборгов», наносились с помощью описанной выше машины. Ее сконструировали и собрали прямо здесь, воспользовавшись различными технологиями переработки старых деталей и вторсырья.

— Вам бы следовало провести денек в этой комнате, господин Тороп, — бросила Альтаира с легкой усмешкой.

— К сожалению, я вижу лишь один символ, который точно отражает мое нынешнее положение.

Тороп резко взмахнул своей бионической рукой. Он только начинал учиться управлять ею и уже мог открывать и закрывать двери или книги.

— И что же это?

— «В настоящий момент аппарат не работает». Или: «Приносим свои извинения в связи с забастовкой нашего персонала».

Тороп сразу сообразил, что чем больше он узнает о своей искусственной руке, тем быстрее поймет, как ею пользоваться.

Кисть была гибридом. Свои у Торопа остались лишь часть большого пальца, подлатанного с помощью традиционных хирургических методов, и нижние фаланги указательного и среднего пальцев. Все остальное состояло из композитного материала — смешения метаморфических металлов и биологически совместимой резины, плюс сеть нанопроцессоров и пересаженная органическая ткань, выращенная в пробирке и прикрывающая всю эту конструкцию слоем плоти. Тороп вспомнил, что однажды, во время побега из Восточной Киргизии, он уже видел такую руку на фотографии рядом со статьей о преступлениях русского серийного убийцы. Теперь каким-то странным, магическим образом такая же штука оказалась у него самомого — здесь, на другом краю мира. Искусственная плоть была полупрозрачной — обесцвечивание, нормальное для данной стадии развития, как сказал Спектрум. Со временем она обретет естественный, телесный оттенок. А пока что Тороп мог разглядывать содержимое этого драгоценного и тончайшего устройства, с которым ему предстояло жить.

Другой ритуал, который пришлось наблюдать Торопу, произвел на него двойственное впечатление — разочарование пополам с восторгом, как будто все вдруг стало возможным. Как будто в мире вот-вот воцарится новый порядок.

Лотус и Юникс были специалистами по перепрограммированию роботов. Юникс, американец итальянского происхождения, в девяностых годах работал техником-программистом в бригаде, обслуживающей ядерные объекты. Он связался с сумасшедшими ребятами из Disaster Research Laboratory[133] — группы художников и выдумщиков во главе с неким Павлином, одним из первых людей, вжививших себе самодельный бионический протез. Павлин был полным психом, но при этом гением: он перепрограммировал роботов так, чтобы те саморазрушались или уничтожали друг друга. Это были битвы кибернетических гладиаторов. Несколько раз сражения оборачивались настоящей катастрофой, что, как можно было предположить, и являлось одной из целей затеи.

Лотус и Юникс воспользовались наработками Павлина и Disaster Research Laboratory и попытались пойти дальше: к симуляции эмоций и бихевиористских комплексов, свойственных человеку. Например, особенностей полового поведения или чувства противоречия. Главными «гвоздями» их коллекции стали Нарцисс — робот-гомосексуалист и У Так — робот-кунгфуист, названный в честь одного из Пяти Тигров Шаолиня, которые основали триады в 1674 году от Рождества Христова, после того как маньчжурская армия разрушила знаменитый монастырь. Лотус объяснила все это Торопу, пока Нарцисса знакомили с его копией, Нарциссом III, перепрограммированным усилиями Лотус и Юникса.

— Их нейронные сети пока находятся в рудиментарном состоянии, — сказала Лотус. — Но нам удалось добиться того, чтобы роботы строили собственные индивидуальности в относительно автономном режиме. Гомосексуализм — это трудноуловимая переменная, поскольку она, судя по всему, не поддается определению с использованием привычных категорий. Но дело как раз в том, что категории, которые интересуют нас, не назовешь обычными.

Лотус изрыгала проклятия — вполголоса, без остановки. В противоположном конце комнаты Юникс заканчивал с общепринятыми процедурами знакомства. Наконец он предоставил роботам возможность самостоятельно продолжить беседу и заняться выстраиванием своей «жизни» нейропрограммируемых машин.

После чего присоединился к прочим наблюдателям и принялся напряженно следить за действиями машин, сгорая от нетерпения и любопытства.

Это был коротконогий пухленький человечек тридцати лет от роду. Внешне он напоминал монаха с бородкой — этакий бесенок, любящий удовольствие и веселье. Его бритый череп покрывала татуировка с изображением схемы процессора, обладающего высокой тактовой частотой.

— Нам уже удалось добиться гетеросексуальных связей между двумя роботами, но если это сработает, Лотус, мы наконец получим окончательное доказательство, — выдохнул он, вне себя от возбуждения.

Тороп на мгновение задумался над тем, что за доказательство имеется в виду.

Но тут у него в голове закружился целый вихрь вопросов.

— Я… Вот черт… Как роботы могут… заниматься сексом? — недоверчиво пробормотал Тороп.

Юникс засмеялся:

— Роботы — живые существа, господин Тороп. И, как всяким живым существам, им достаточно иметь для этого соответствующие детали механизма. Снабдить их такими деталями — наша забота. Мы предлагаем роботам разные чертежи и с их помощью выбираем те устройства, которые кажутся наиболее эффективными. На сегодняшний день существует три разновидности мужского полового органа и шесть — женского. Но мы еще не пробовали экспериментировать с гомосексуальными связями… Если все получится, это будет первый подобный опыт.

Тороп несколько секунд смотрел на двух ряженых роботов «Хонда», которые беседовали в глубине комнаты. До него доносились невнятные обрывки цифровых голосов. Рядом короткими фразами переговаривались Лотус и Юникс: они обсуждали проект киберпорнографического шоу, запланированного на конец года. Если сегодняшняя операция пройдет удачно, они смогут представить на суд публике полномасштабное шоу. Юникс как раз заканчивал составлять особую программу для робота «Хитачи», чтобы представление пополнилось еще несколькими видами извращений: фетишизмом, садомазохизмом…

— Надеюсь, мои новые программы возбуждения лимбической системы[134] окажутся более эффективными, чем в прошлый раз, — сказал он, уставившись на Лотус. Его похотливые глазки сияли.

— Что еще за прошлый раз? — спросил Тороп, по-прежнему зачарованно наблюдая за двумя роботами-гомиками, которые рассказывали друг другу что-то смешное.

— Нарцисс второй, — ответил Юникс. — В прошлом месяце у него крышу снесло. Покончил с собой.

— Покончил с собой?! — не веря собственным ушам, повторил Тороп.

— Тяга к жизни неразрывно связана с влечением к смерти, — прошипела Лотус. — Это хрупкое равновесие не так-то легко нащупать в рамках полового поведения человека. А теперь оцените сложность задачи применительно к машинам экспериментального типа.

И Лотус бесцветным голосом ответила на вопрос, который Тороп не осмелился задать.

— Он выбросился с девятого этажа. Когда его нашли, он выглядел как остатки манекена после краш-теста.

Тороп закрыл глаза. Роботы-гомосексуалисты, которые кончают самоубийством, выбрасываясь в окно… Да, эта байка в кругу ветеранов будет пользоваться сокрушительным успехом.

Позже, ночью, видеокамеры, установленные в спальне Нарцисса, зафиксировали долгожданный акт. Два робота-гомосексуалиста предались тому, что можно было назвать совокуплением. Это было так причудливо, так странно, таинственно и трогательно и оставляло странное впечатление, которое производит на человека зрелище соития животных. Тороп пришел в то беспокойное состояние духа, когда злобная ухмылка борется с чем-то вроде обезоруживающей нежности.

Позже эти видеокадры были распространены по кодированной внутренней сети здания. Доступом к этому ресурсу обладали только Homo sapiens. Юные «киборги» с экспериментальными нейрофизическими устройствами-«бугорками» на затылках подключились к «локалке», и нейроматрица, ИИ[135] по имени Джо-Джейн, произвела «нейрозарядку», ретранслировав в их мозг опыт, испытанный роботами-гомосексуалистами.

— Мы экспериментируем со всеми возможными способами подключения нашего сознания к разным телам и объектам, — как-то вечером объяснил Торопу Юникс. — Мы можем стать конвейером по выпуску промышленных роботов в Японии, биосферой чисел в одном из местных компьютеров или в винчестере какого-нибудь сумасшедшего из Фриско! Цифровым дельфином, восстановленным в Массачусетском технологическом институте, или обычным простейшим организмом, оцифрованным в Университете Карнеги — Меллон. Вопреки тем, кто полагает, что «тело уже устарело» или что «это всего лишь кусок мяса» (если использовать широкоупотребительные выражения), суть искусственного интеллекта состоит именно в изобретении новых типов слияния сознаний. Но никакой разум не может обойтись без тела, без плоти. Никакой искусственный интеллект не рождается из обычной цифровой копии, в некоем абсолютно абстрактном пространстве… это глупые, гнилые грезы идеалистов, Гегеля, Платона, всех этих старых дураков!

Вечером того же дня Тороп составил реестр имевшихся у него вопросов метафизического характера, немного помолчал, после чего спросил без малейшего намека на улыбку:

— Кстати, коль скоро зашла об этом речь, объясните мне, как парочка роботов-геев поможет нам отыскать Мари.

Ответом стало ледяное безмолвие — с легким оттенком укоризны и безразличия.

Юникс и Лотус остались в мастерской. Вернувшись в свою комнату, Тороп вынужден был признать очевидный факт. Его одолевало плотское желание. В это состояние Торопа привело не столько киберпорнографическое зрелище, сколько простое упоминание слова «секс», царившая в здании тропическая жара и все более приятные ощущения от присутствия рядом этой латино-какой-то-там-еще телки с хромированными волосами.

Пришлось прибегнуть к обычному запасному варианту в виде ручного самоудовлетворения. С той лишь разницей, что Тороп не привык заниматься этим левой рукой.

Однажды, незадолго до приезда пресловутых «Шерпов», к Торопу явился Вакс. Он принес лазерную распечатку разворота англоязычной газеты, выходящей в Британской Колумбии. Групповая фотография мужчин и женщин в роскошных, ослепительно-белых костюмах и платьях для вечерних приемов. Шампанское. И макет чего-то вроде большого искусственного спутника. «КОСМИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ НОВОГО ВОСКРЕШЕНИЯ ГОТОВА ПРОПОВЕДОВАТЬ ЕВАНГЕЛИЕ В ОТКРЫТОМ КОСМОСЕ».

— Посмотрите-ка, что Джо-Джейн нашла в Сети. Совсем свежая статья, вышла сегодня утром.

Тороп прочел заметку и озадаченно уставился на Вакса.

То, что наемнику удалось понять, можно было сформулировать всего в нескольких строчках.

Ноэлиты включались в космическую гонку. Они уверяли, что финансовые средства, необходимые для создания массивного роботизированного служебного модуля, будут в полном объеме получены в марте следующего года. Таким образом, будет запущена амбициозная программа, цель которой — снабдить сообщество правоверных инструментом, пригодным для будущей космической экспансии человечества. В частности, высадки на Марсе.

— Вот черт! — воскликнул Тороп. — Они что, действительно хотят послать священников в космос?

— Ватикан и Конференция епископальных церквей подумывают о том же самом. Кто же сказал мне, что мунисты и сайентологи готовят аналогичные проекты? Некоторым людям даже кажется, что подобный вид путешествий станет новым направлением большого бизнеса, вторым по величине после космического туризма.

— О боже, неужели просто нельзя отправить экстренное послание всем этим беднягам-инопланетянам? Вы можете хотя бы представить себе, как кардиналы в пурпурных мантиях плавают в невесомости и убеждают обитателей альфа Центавра принять святые догматы?

— Да, действительно, излюбленные ими фасоны одежды вряд ли говорят в их пользу, но следует четко осознавать, что церкви умеют преодолевать второстепенные препятствия подобного рода и адаптироваться к новым условиям окружающей среды. Иезуиты были в этом чрезвычайно сильны. Они устраивались всюду, куда Общество Иисуса отправляло их.

— Ну, по крайней мере, иезуиты относились к числу высокообразованных людей, тогда как нынешние придурки новой волны…

В улыбке Вакса сквозила безнадежность.

— Боюсь, это все, что наше время может предложить в качестве заменителя религии.

— Что ж, тогда молитесь за них, — подытожил Тороп.

«Аминь» они произнесли хором и расхохотались.

Однажды вечером, как раз накануне того дня, когда «Квакеры Земли» должны были «оценить» перспективность участия Торопа в «процессе», он спросил тех, которые оказались поблизости, не причинит ли он особых неудобств хозяевам здания, если переночует под открытым небом — на крыше с тропическими джунглями, где пахучая индийская конопля росла между тарелок спутниковых антенн. Торопа удивило, насколько спокойно эти люди согласились на его просьбу. Он даже подумал, что ему удалось завоевать их доверие — важный козырь, когда он решит смыться.

Благодаря счастливому стечению обстоятельств Тороп получил возможность наладить отношения с Лотус. Ее мать была венесуэлкой, а отец — хорватом. Она родилась в Монреале, получила образование в Сан-Франциско и несколько лет жила в перуанских Андах. Никогда не бывала в Европе и знала Дубровник только по фотографиям, которые ей показывал отец. Тороп ломанулся в обнаруженную брешь. Как и большинство других обитательниц этого здания, Лотус годилась ему в дочери, однажды вечером подумал Тороп, но, судя по свежим воспоминаниям о том, что он видел в прошлом месяце, разница в возрасте между партнерами не останавливала местных девиц. Так что у Торопа был шанс.

После того как он попросился спать на крыше, «Квакеры Земли», следившие за разведением растений внутри здания, строго предупредили его: взять можно только одну семенную коробку, не больше. Прикасаться к спутниковым тарелкам запрещено. И не забудьте, что утром за вами придет наш шаман.

Убаюканный благоуханием индийской конопли, производившим психотропный эффект, и ночным небом космических масштабов, которое раскинулось прямо над головой, Тороп полностью расслабился — впервые за очень долгое время.

Монреаль доживал последние летние деньки. От города исходила непрерывная пульсация, сопровождающаяся потоками раскаленного воздуха. Ночь была окрашена в цвета электрической бездны. Небо дрожало от искусственного сияния, облака были похожи на клубы пурпурно-оранжевого газа. Звезды, казалось, говорили Торопу: привет, мой свет летел десять тысяч, сто тысяч, пятьсот тысяч лет, чтобы достичь тебя. Быть может, меня больше не существует, и половина неба, которое ты разглядываешь, — просто иллюзия.

Вокруг, со всех сторон, вверх уставились тарелки спутниковых антенн. Как наркоман к игле, они тянулись к сигналам кольца искусственных спутников GPS, траекторию которых Тороп мог проследить от одного конца этого природного планетария до другого. Тороп представлял себе, как пучки электромагнитных волн добираются до обратной стороны планеты, в пустыни Казахстана или к одинокому острову посреди Тихого океана. Он представил, как где-то в районе радиационного пояса Ван Аллена они соединяются с космическими лучами или миллионами других электромагнитных волн, посланных миллионами других передатчиков мира. Мысленным взором Тороп видел орбитальную станцию «Альфа» и мириады объектов, вращающихся вокруг земного шара, как электроны движутся вокруг постепенно тяжелеющего ядра атома. Разум Торопа растворялся в золотисто-голубом свечении верхних слоев атмосферы, пока он не заснул, захмелев от ощущений.

Вдруг что-то мягкое и горячее вторглось в его первые сны. Его как будто втянуло в некий кокон из живой плоти. Ощущение было настолько сильным, что Тороп проснулся. Открыв глаза, он увидел чью-то фигуру, свернувшуюся во тьме совсем рядом, меньше чем в сантиметре от него. Тороп узнал Лотус. Они молча обнялись и слились в поцелуе, изучая тела друг друга. Тороп делал это осторожно, а девушка, в жилах которой смешалась хорватская и венесуэльская кровь, — с ненасытным любопытством.

— Монреаль — отличный город, — заметил Тороп.

Небо над его головой тихо мерцало миллионами звезд — вид, который два трепещущих от желания полушария женской груди заслонили самым восхитительным образом.

36

Горский несколько долгих секунд неподвижно смотрел на экран, который стал черным, с полосками помех по краям. В центре переливались оттенки серого. Послание, принятое спутниковой антенной, наполовину состояло из нечитаемых символов.

Горский закрыл глаза: «Вот подонки!» Потом обвел взглядом Маркова (всклокоченные волосы, слипающиеся глаза) и Власьева, высокого рыжего парня в бесформенной штормовке, руководителя первоклассной команды хакеров, прибывшей прямо из Новосибирска менее недели тому назад. Они не теряли времени даром.

Чуть раньше Власьев разбудил Маркова.

Было четыре утра, и Марков сначала послал его куда подальше. Но Власьев проявил настойчивость и показал ему запись. Марков помчался поднимать босса с постели.

— Покажите еще раз, — раздраженно бросил Горский.

Во время первого просмотра Власьев молчал. Когда диск завертелся во второй раз, он заерзал, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Мы перехватили этот разговор вчера днем, но нам понадобилась почти вся ночь на то, чтобы расшифровать.

На экране бушевали помехи.

— Часть картинки была утеряна при перехвате сигнала, ведь нам пришлось пользоваться только тем, что было под рукой, — объяснил Власьев извиняющимся тоном.

Когда большую часть экрана заняло дрожащее голубоватое изображение, Горский взмахом руки велел ему заткнуться.

Расслышать что-либо в первые тридцать секунд записи было невозможно, а качество картинки оставалось отвратительным. Но Власьев выполнил отличную работу при помощи «того, что было под рукой». «У этого парня отличное будущее», — подумал Горский после того, как звук наладился, а изображение стабилизировалось.

Он снова стал слушать диалог, в прошлый раз под действием первого всплеска эмоций он запомнил не все детали.

За пеленой «электронного снега» доктор Уолш разговаривал с женщиной, которой на вид было около тридцати пяти лет. Пепельно-белые волосы с серебристым отливом, серо-зеленые глаза, холодные, как воды арктического океана. Она была еще красива, но ее лицо напоминало металлическую маску и было почти невыносимо суровым.

— Я… я… — мямлил доктор Уолш. — Мы приняли все необходимые меры предосторожности, уверяю вас… Зародыши не…

— Зародыши! — завопила женщина, явно находившаяся на грани истерики. — Богохульство! Противоестественное явление! И что же вы можете сказать по этому поводу?

— Зародыши не пострадали, госпожа. Уверяю вас, даю слово биолога…

— Слово биолога?! — холодно перебила его блондинка. — С самого начала этого предприятия вы снова и снова отрекались от собственных обещаний, и провалы сменялись катастрофами.

— Повторяю, зародыши не…

— Замолчите! — заорала женщина, вложив в этот вопль всю свою ярость. — Заткнитесь, идиот, старый бездарный филин! Какая разница, повреждены зародыши или нет, если их носительница неизвестно где!

— Поверьте, я искренне сожалею, но это уже за пределами моей компетенции.

— Пределы вашей компетенции ничтожны. Все идет не так с тех пор, как мы решили обратиться к вам.

— Разве в этом виноват я? — пронзительно выкрикнул доктор. — Разве я виноват? Вовсе не я сбил ваш самолет или уби…

— Заткнитесь, старый кретин. Организация, которая отвечает за сопровождение груза, оказалась еще более никчемной. Но с помощью других структур мы смогли завершить первую фазу операции. Ставлю вас в известность, что с этой минуты мы считаем наш договор расторгнутым. Полностью.

— Постойте…

— Я не собираюсь медлить ни секунды. И обратите внимание, что разрыв соглашения влечет за собой ряд окончательных, не подлежащих пересмотру решений.

Короткая пауза, электронный треск.

— Что это значит? — обеспокоенно спросил Уолш.

— Ровно то, что я сказала, доктор. Вы не получите больше ни единого цента. И знаете, что еще? По моим расчетам, сделанная работа станет компенсацией за убытки, понесенные нами в результате невероятного хаоса, в котором виновата ваша «контора».

— Что… Как?.. Постойте! Что вы делаете, госпожа?

— Мы делаем то, что должны, старое ничтожество! — с новой силой завопила женщина. — Что касается девки, ей недолго бегать от нас. Мой кибернетический астролог высказался совершенно определенно.

— Нет… — простонал доктор. — Что вы наделали, боже мой, что вы наделали?! — жалобно твердил он.

— Заткнитесь, старая плаксивая развалина. Наши связные все уладят. Доброй ночи и прощайте, доктор Уолш. Не пытайтесь связаться со мной. Это бесполезно: меньше чем через минуту мой канал будет защищен абсолютно новой системой кодирования сигнала.

Экран стал черным.

Горский вздохнул. Сердце сбилось с ритма, почти остановилось. Ощущение неминуемой катастрофы охватило его так же сильно, как и после первого просмотра записи.

— Вот подонки! — снова процедил он сквозь зубы.

Горский перевел дух. На это потребовалось больше времени, чем обычно. Он повернулся к Власьеву:

— Какого числа состоялся этот разговор?

Власьев почесал за ухом и снова поерзал в кресле, прежде чем ответить:

— Ну… Нам не удалось восстановить эту часть сигнала. Но кое-что все-таки известно.

— Так объясните, — раздраженно бросил Горский.

Власьев нервничал:

— Это технический вопрос и…

— Я не идиот, Власьев, и понимаю, как работает компьютер, будь он неладен.

— Хм… да, конечно. Мы… Что ж, ладно. На самом деле мы перехватили этот диалог не напрямую. Это было бы попросту невозможно, ведь теоретически любой из собеседников мог бы засечь нас… Но я заметил в искусственной нейронной сети Интранет, принадлежащей доктору, новый, чрезвычайно хорошо защищенный сектор. Вчера днем мне удалось взломать эту сеть… Я скопировал запись с частичной потерей данных, которые попытался восполнить, насколько это было в моих силах. Исходя из того, что мне удалось увидеть в кодах доступа, интересующий нас сегмент сети был создан примерно неделю назад и в нем хранился только этот файл.

— За неделю до вашего вторжения?

— Да. Поймите, точной даты нигде нет. Но, благодаря своему опыту, я могу предположить, что, судя по структуре антивирусной защиты, этот файл создан совсем недавно. Вот почему я говорю: неделю назад. Точнее, от одного дня до недели. В наше время любой файл подвергается атаке со стороны какого-нибудь вируса в первые же мгновения после появления в Сети. Вот почему я сумел взломать его без каких-либо проблем. Его защитные механизмы были еще слишком слабы.

«Задача показалась парню слишком легкой», — подумал Горский.

Следовало немедленно этим воспользоваться.

— Отыщите эту славную женщину, — прохрипел он. — Отыщите и покажите мне весь тот бедлам, который творится в ее сети.

Власьев с некоторой заминкой произнес:

— Будет сделано, господин Горский.

Он потребовал, что его оставили в одиночестве. Ситуацию нужно было обдумать.

После инцидента на улице Ривар Горский и Романенко сделали черновой набросок. «Рок-машины» в союзе с какой-то проклятой триадой китайцев решили завладеть грузом Альфа. Но если верить выводам полиции Квебека, вторая банда, состоящая из «Ангелов Ада» и русско-американских мерзавцев, вмешалась перед самым появлением сил правопорядка. Эта славная компания мимоходом изрешетила двух полицейских в проезжавшей мимо патрульной машине.

Запись разговора, добытая Власьевым, кардинально меняла представление об истинном положении дел. Дом атаковали вовсе не «Рок-машины», а «Ангелы Ада». «Ангелы Ада», работавшие на ноэлитов. Вот черт!

Горскому не нужно было в третий раз пересматривать запись, чтобы детально обрисовать положение дел. Женщина, с которой говорил Уолш, была его клиенткой с «другого-конца-мира». И она полностью слетела с катушек. Она обожглась на первом провале, когда кто-то сбил над Сахалином один из ее самолетов, а не поддающиеся контролю события, которые привели к бегству Мари Зорн, окончательно добили ее. Она приказала уничтожить всю команду без исключения. По-настоящему чокнутая тетка.

Горский знал Кочева. Он не станет, дрожа от страха, распевать «Star Spangled Banner»[136] и тем более «O Canada, terre de nos aieux».[137] Он не простит уничтожения двух десятков своих лучших людей и постарается восстановить свою репутацию, и самым жестоким образом. Русско-американская мафия приготовилась к прыжку, ожидая, пока уляжется шумиха и полиция успокоится. Когда это произойдет, парни Кочева без промедления займутся мисс Белобрысой. На пути к своему нынешнему относительно автономному существованию Квебеку удалось избежать гражданской войны. Кочев предаст его огню и мечу, чтобы показать всем, с кем здесь нужно считаться.

Главная задача состояла в том, чтобы удержать за собой инициативу — краеугольный камень любой военной победы. Ведь Горский знал, что уже много дней назад полностью утратил контроль над событиями. Момент для реагирования, как и дом, где жила команда Торопа, исчезли в пламени огнемета.

Возможностей для маневра у Горского было не больше, чем у нефтяного супертанкера в ванне. За людьми Кочева бдительно следила полиция. Поэтому, насколько знал Горский, операции по поиску девушки были сведены к минимуму. И если в ближайшие дни давление со стороны правоохранительных органов усилится, эти поиски на некоторое время будут полностью прекращены.

Как следовало из последних сообщений Романенко, Торопу, судя по всему, удалось уцелеть, но связь с ним была потеряна. Полковник утверждал, что наемник, вероятно, пережидает нынешнюю бурю, после чего постарается связаться с ним. «Это благоразумно», — сказал он.

Сидя в одиночестве в своей гостиной, Горский долго обдумывал ситуацию. Как сообщали в полиции Квебека, последние анализы показали, что некие Ребекка Кендал и Джеймс Ли Осборн, проживавшие в квартирах 4067 и 4075, убили друг друга. Полиция восстановила ход событий и пришла к выводу, что мужчина произвел три выстрела из гранатомета, один из которых смертельно ранил женщину. Однако она успела прошить противника автоматной очередью, когда он вошел в комнату, чтобы добить ее.

А Тороп каким-то чудом пережил весь этот бедлам.

«Нет. Это вовсе не благоразумно, — подумал Горский. — Здесь кроется что-то другое».

Позже, еще раз оценив все имевшиеся у него возможности, он решил действовать.

Первое: мобилизация.

Он позвонил Маркову и приказал немедленно связаться с парнями в Новосибирске. Нужно срочно создать небольшую ударную группу, готовую в случае тревоги быстро добраться до Чингизских гор. Эта группа будет сосредоточена на даче под Семипалатинском и станет ждать дальнейших приказов. Горский выразил пожелание, чтобы в ее состав обязательно вошли братья Петровские.

Второе: планирование.

И прежде всего, обработка поступающей информации. Перед тем как запустить их в оборот, следовало определить, кто и что должен знать. Мисс Белобрысая позвонила Уолшу примерно десять дней назад, почти сразу после атаки на здание. С тех пор доктор не покидал лаборатории и сменил замок на входной двери. Над ней постоянно мигала красная лампочка, указывая на то, что Уолша нельзя беспокоить ни по какому поводу. Доктор скрывался в своем убежище. Он явно сдрейфил.

И имел для этого все основания. Горский мог позволить ему побыть в безопасности еще сорок восемь часов, но затем он прижмет Уолша. Он пригласит его на обед. Старый брюзга, естественно, будет упрямиться, но все-таки придет. Тогда Горский покажет ему короткий, но веселый фильм. После которого начнется серьезный разговор.

Третье: оставался главный вопрос — какие действия следует предпринять в отношении Мари Альфа?

Мисс Белобрысая определенно желала избавиться как от нее, так и от ее потомства. Девушка больше не стоила и ломаного гроша. Она — шизофреник. Что бы она ни рассказала, в это будет трудно поверить. Тем не менее риск оставался: она видела комплекс в Чингизских горах, знала о существовании Горского и его сети в Новосибирске.

Мари Альфа представляла собой опасность.

Рано или поздно ее нужно будет устранить.

37

Ангел-убийца теперь сопровождал ее постоянно. Он исчезал только на время короткого сна и снова появлялся, стоило Мари проснуться. Он возникал в своем новом обличье — как героиня «черной серии»,[138] террористка из Симбионистской армии освобождения или Красной армии, амазонка партизанской войны, ведущейся в городских условиях, но исключительно в воображении.

Этой ночью девица в черном берете с кокардой в виде пары сплетенных змей явилась через полчаса после того, как Мари легла спать. Она задремала, но приступ бессонницы так и не позволил ей заснуть по-настоящему. Архангел сидел в кресле, которое стояло возле окна. Серебристо-голубой луч луны освещал половину его лица, подчеркивая его двойственность сущность — двуликого херувима-демона, тьму, смешанную со светом.

— Ты только что едва спаслась из пасти чудовища… В эту самую минуту бивалентный центр ДНК переживает хрупкую биологическую трансформацию. В ближайшие несколько недель по вашему человеческому восприятию времени ты будешь предоставлена сама себе. Отныне, согласно действующим законам, которые управляют ходом земных дел, следует говорить о программе развития зародышей. Вскоре начнутся великие преобразования. Тебе и бивалентному центру ДНК надо укрыться в надежном месте. Ничто не должно помешать цепочке мутаций.

— Конечно не должно, — ответила Мари, как насекомое, управляемое велением могущественных биохимических процессов.

— Хотя центр ДНК и способен предвидеть объективное направление развития событий на оси времени, равно как и множество других вещей, он не может непосредственно заниматься тем, каким образом отдельно взятый индивид (его носитель — в данном случае это ты) улаживает свои отношения с окружающей средой и тем хаосом дарвинистского типа, который люди называют Историей. Наши переговоры вскоре прервутся, и надолго. Больше не будет возможности прислать ни меня, ни этого клоуна Элвиса Пресли. Ты останешься одна, предоставленная сама себе, а процесс мутации достигнет огромных масштабов. Тебе нужно найти надежное убежище.

— Но… как? Я ничего не знаю об этой…

— Моя обязанность как раз состоит в том, чтобы дать тебе необходимые сведения, глупая! — сурово перебила ее юная террористка. — Если бы в свое время я хныкала так, как ты сейчас, то не смогла бы более трех дней скрываться от политической полиции.

— Какой политической полиции?

— Неважно, — ответила женщина. — Ты должна вызубрить назубок мои инструкции и следовать им буквально. Центр ДНК сумел классифицировать шаманские знаки, повторявшиеся в твоих снах.

— Что за знаки?

— Это сложная и странная штука. Запомни хорошенько каждую деталь. Мне сообщили, что ты обладаешь великолепной памятью, по крайней мере между кризисами амнезии. Так что заруби на носу вот что: сначала появляется Сокол-вестник из мифологии гуронов. Он держит в когтях пучок молний, как на американской военной эмблеме. Это очень могущественный шаманский знак. Как утверждает центр ДНК, сдвоенная молния — это прямое переложение сдвоенной спирали. Это означает, что данный знак жизненно важен для тебя и для осуществления антропогенной программы.

— Антропогенной программы?

— Ритм развития определенных событий задается чем-то вроде аттрактора[139] в рамках детерминистского хаоса на оси времени. Речь идет о конкретных событиях, точная форма и происхождение которых специфична для истории каждого биологического вида, Мари. Но этот алгоритм исторического развития подразумевает обязанность регулярно отвечать на аналогичные вызовы. Вид должен уметь вовремя предугадать, какие адаптации остро необходимы для его выживания.

— Но я-то что могу здесь поделать? — произнесла Мари.

Ангел в обличье девицы в черном берете расхохотался:

— Что ты можешь? Разве ты не понимаешь? Ты можешь абсолютно все. Все. И это вполне естественно, Мари. Ведь ты — то самое совпадение ритма развития биологического вида с флуктуациями активного хаоса, ты — необходимое изменение. Ты… и особенно создания, которых ты носишь в себе.

Мари несколько долгих секунд молча разглядывала ангела.

— Кто они такие на самом деле? — в конце концов вырвалось у нее. Ее голос был еле слышен.

— Бивалентный центр ДНК не разрешил мне…

— Как вы меня достали со своим бивалентным центром ДНК! Если со мной должно что-то произойти, если трансформация только началась и я буду предоставлена сама себе на протяжении многих недель, я должна знать! Я должна знать, о чем идет речь!

Ангел в женском обличье с досадой завернулся в черный кожаный плащ:

— Я… я не могу! Впрочем, у меня и нет такой информации.

— Вы знаете достаточно, чтобы сообщить мне главное. Раз уж вы — мой ангел-хранитель, прекратите юлить и скажите все как есть. Что это за бивалентный центр ДНК, чтоб ему провалиться? Кого в действительности засунули мне в живот?

Ангел в черной коже пронзил ее взглядом голубых глаз, ясных как ключевая вода:

— Что они вам сказали?

Мари подавила легкую дрожь. Было время, когда за двадцать пять тысяч долларов она согласилась бы на все что угодно. Даже на перевозку органов для трансплантации, которые вырезают из трупов в подпольной клинике (их производство поставлено на поток) и на время вживляют в организм курьера.

— Мне сказали, что я повезу некое живое существо, запрещенное Унополом. Сказали, что я должна подождать около трех месяцев, потом мной займется специализированная медицинская бригада. Она примет у меня роды прямо на месте.

— Они вам солгали.

— Так я и думала. В чем?

— Во всем. Роды состоятся только через девять месяцев. Нормальный срок беременности у людей.

Мари позволила словам ангела, одетого в черную кожу, затопить свинцом весь мир, все ее существо, подобно ливню из смертоносных пуль.

Впрочем, в глубине души она всегда это знала.

— Эпоха Великих Бурь только начинается, — сказал ему старик тем же вечером, когда состоялся «эксперимент», жуткий опыт. — Белые люди скоро поймут, чем им грозит разорение планеты.

Тороп ничего не ответил. Он понимал, что любые слова были бы здесь неуместны.

— Хаос природных стихий будет выгоден для нас. Дух Ветра вскоре нарушит жизнь людей, но для вас он послужит скакуном. Он поможет совершить миссию, предначертанную вам, белый человек.

Тороп согласился, машинально кивнув.

Старик засмеялся. Его лицо сморщилось, как гармошка пневматического механизма. Ритуальные браслеты на запястьях пришли в движение. Амулеты — ловцы снов, подвешенные на поясе, затряслись в такт колыханию живота.

— Знаете, — произнес старик, — было бы так легко разыграть перед вами роль старого индейского колдуна, который в курсе всех тайн Вселенной и пытается произвести впечатление на бледнолицего. Как вы уже поняли, наше братство давно перешагнуло через этнические различия. У меня тоже есть телевизор, и я смотрю прогноз погоды. Циклон Джефферсон только что опустошил Флориду. Менее чем через сутки проливные дожди и исключительно мощные порывы ветра разорят всю восточную часть континента — от дельты Миссисипи до эстуария реки Святого Лаврентия. Впрочем, правда и то, что я верю, мы все верим: этот циклон, как и прочие тайфуны и ураганы нынешнего года, — всего лишь знамение. Отныне шторма станут сменять друг друга непрерывно, а реки, благодаря проливным дождям, выйдут из берегов. В то же самое время огромные ледники на полюсах планеты растают почти целиком… Океан затопит весь мир, а нескончаемые ветра принесут с собой небывалые по силе грозы. И небеса погрузятся во тьму.

Тороп вздохнул, но ничего не сказал. Он слышал подобные речи уже много дней. И ему не удавалось с ними смириться. Но он был не в том положении, чтобы протестовать.

Старый индеец пальцем начертил несколько знаков в еще теплом пепле от потухшего костра. Языки пламени, вырывавшиеся из наполовину прогоревшего полена, освещали черты его лица. Типично индейского, если следовать критериям Торопа, — нос с горбинкой, матовая кожа, но при этом голубые глаза — верный признак метиса.

— Предсказание выглядит чрезвычайно ясным: «Человек с другого края мира, воин-одиночка, оседлает Дух Ветра и поможет Посланнице воссоединиться со своими».

Тороп едва не расхохотался, но сумел сдержаться.

— Я? — произнес он. — Вы шутите.

Старик ничего на это не ответил. Лишь покачал головой и мимикой лица изобразил неудовольствие, снова разводя пламя, которое тлело под поленом.

Через пару секунд он пальцем начертил другие знаки на теплом пепле, окружавшем очаг.

— В этом ваша проблема, белые люди. Вы не верите тому, что невидимо. Вам сначала требуются какие-нибудь невероятные инструменты, чтобы вы наконец начали выдвигать правильные гипотезы…

Тороп невольно ответил вымученной улыбкой. Он не был убежденным рационалистом. Тороп знал себя достаточно хорошо, чтобы с большей или меньшей точностью определять собственные неосознанные побуждения, чувственные желания или Символический смысл своих поступков. Поэтому он вовсе не считал себя готовым принять первое же религиозное учение, предложенное в виде набора деталей для сборки.

Он всегда выдвигал несколько категоричных требований.

Доказательства.

«Цепочки косвенных свидетельств», которые способны выдержать серьезную проверку на прочность.

Именно в этот момент во тьме за спиной Торопа раздался голос, который позволил ему получить несколько аргументов для того, чтобы сформулировать ответ.

— Дядюшка Барибал, вам прекрасно известно, что наши инструменты чрезвычайно важны для продолжения программы. Прекратите прикидываться дикарем.

Старик усмехнулся.

Тороп медленно обернулся и увидел какую-то фигуру. Она подошла к кругу света и села на корточки на границе очага, обложенного камнями.

Еще один индеец. Тороп видел его накануне, «хозяева» наскоро познакомили их. Его зовут Черепаха Джонсон.

Он был молод, лет тридцати на вид. Через несколько минут Тороп обнаружил, что Черепаха Джонсон прекрасно интегрирован в западную цивилизацию, получил университетское образование и наверняка работает в одной из передовых отраслей промышленности.

Тем не менее он тоже входил в братство.

— Дядюшка Барибал, почему не объяснить ему, как именно все произойдет?

— Ба! — ответил старик. — У него будет достаточно времени, чтобы увидеть это собственными глазами.

Черепаха Джонсон покачал головой и улыбнулся. Начертил палочкой какие-то знаки в пепле. Посмотрел на Торопа своими темными глазами:

— Пора. Они прибыли.

Тороп ничего не сказал. Он почувствовал, как его сердце резко набирает обороты, как будто кто-то до упора вдавил педаль акселератора в пол. И услышал шум открывающихся пневматических дверей. Он донесся с другого конца Хаосферы — двух верхних этажей, отданных в безраздельное владение механико-биологическому миру, который размножался здесь без каких-либо ограничений.

Тороп знал, что пришло время познакомиться с «Шерпами» — теми, кто вел незримую работу за кулисами этого сверхъестественного театра.

Старик с синими глазами подтвердил, что подопечный готов: он очистился от всех дурных помыслов и может участвовать в эксперименте начиная с этой ночи.

Тороп встал. Молодой индеец уже ушел вперед. Он пробирался среди машин и растений, которые казались их живым продолжением.

Тороп слушал, как дождь барабанит по крыше здания, и разглядывал двух стоявших напротив мужчин. Чуть в сторонке Черепаха Джонсон готовил свою смесь, сидя на корточках в свете небольшого газового фонаря. Оба незнакомца находились по разные стороны металлического шкафчика, на котором возвышалась некая черная луковицеобразная форма, подключенная к суперсовременному ультраплоскому монитору. На нем мерцали световые пятна с постоянно менявшимися очертаниями. Это была Джо-Джейн — таинственная машина, которую эти люди разработали и с которой Вакс проводил целые часы, запершись в своей мастерской.

Черепаха Джонсон одарил Торопа спокойной улыбкой:

— Вот друзья, о которых мы вам говорили. «Шерпы».

И снова взялся за свой тяжелый труд.

Тороп пристально изучал «Шерпов». Их вид совершенно не соответствовал всему этому месту. Европейцы. Возраст около пятидесяти лет, как и у самого Торопа. Ни малейшего следа татуировок или экспериментальных трансплантатов, например бионического бугорка. Тороп смутно почувствовал, как между ними устанавливается своеобразная взаимная симпатия. Они, без сомнения, знали, что совершенно точно принадлежат к другому столетию и к цивилизации, находящейся на грани угасания.

Самая обычная одежда — легкие спортивные штаны и ветровка с капюшоном. С мужчин потоками струилась вода. Значит, они только что пришли с улицы. Тороп прислушался к доносящемуся с крыши вибрирующему ритму. И уловил нечто вроде отдаленного рокота литавр, используемых всеми богами грозы со времен Сотворения мира. Черепаха Джонсон взглянул на двух мужчин, упорно продолжая свою работу:

— Оно будет готово через двадцать минут… А вам пока стоило бы представиться нашему гостю.

И он указал на стоящего напротив Торопа.

Тип слева, в ветровке «K-Way» из красно-серого горетекса, шагнул вперед, протягивая Торопу руку. Тороп в ответ протянул свою, бионическую. Трансплантат постепенно начинал походить на что-то человеческое. Нужно почаще им пользоваться. Незнакомец и виду не подал, что заметил телесный изъян Торопа.

— Борис Данцик. Извините за недостаток вежливости с нашей стороны, но мы торопимся.

Высокий парень в черном нервно переступил с ноги на ногу. Это движение вызвало какие-то смутные воспоминания у Торопа.

— Да. У нас почти нет времени на то, чтобы все объяснить вам.

Тороп саркастически рассмеялся:

— Ах вот как?! Если вы думаете, что я стану и дальше продолжать эту игру, то лучше воткните себе палец в глаз до самой лопатки, как говаривала моя мамаша. И прежде всего, с кем имею честь?..

Мужчина в двухцветной ветровке сделал шаг в сторону, чтобы представить худого высокого человека в черном. Тот протянул Торопу руку:

— Доктор Артур Даркандье. Я более десяти лет лечил Мари Зорн.

Тороп впился взглядом в нового знакомого.

Когда он читал личное дело доктора Даркандье, похищенное людьми Романенко из электронного архива университета, он видел пару снимков этого человека, вероятно сделанных еще в студенческие годы. С тех пор прошло лет двадцать пять. Парень заметно изменился. Теперь у него были длинные спутанные волосы, густая и кудрявая борода с проседью, придававшая ему слегка безумный вид.

Парня в двухцветном горетексе — метр семьдесят концентрированной энергии, квадратное, волевое лицо, челюстные мускулы, похожие на электрические кабели высокого напряжения, редкие светлые волосы вокруг лысины — Тороп видел впервые в жизни. Его улыбка напоминала ухмылку заядлого кокаиниста, но Тороп подозревал, что ее причиной является иное, более таинственное вещество.

Воцарившуюся тишину нарушал лишь саундтрек к величественному представлению, устроенному природой. На Монреаль обрушился проливной дождь библейских масштабов.

Несколько мгновений они переглядывались и, судя по всему, не знали, что делать дальше. Затем парень в ветровке взял ситуацию в свою руки:

— «Сообщество киборгов» все рассказало нам о вас.

— Тем лучше, — произнес Тороп. — Значит, мне не придется начинать сначала.

— Зато мы должны представиться более подробно. Лучше потерять один час сейчас, чем несколько дней — потом.

Он взглянул на Торопа, затем на Даркандье, после чего посмотрел в сторону кресел из ротанга, которые стояли неподалеку от черной машины, вокруг дорожного сундука, окованного ржавыми полосками стали. Он заменял собой низкий журнальный столик. На соседней колонне, увитой ползучими лианами, медленно ржавела под растительным покровом старая доска для объявлений с явными следами плесени и грибка.

В другом конце комнаты Черепаха Джонсон готовил какое-то пойло на газовой плитке. Она находилась на кухне, напоминающей своим видом космическую станцию. Помещение заполнял запах чая с жасмином.

Данцик сказал:

— Пойдем сядем, так гораздо удобнее разговаривать.

Он взглянул на Даркандье и похлопал его по плечу. Улыбка Данцика напоминала оскал хищника, готового откусить доктору уши.

— Прекрати хандрить, Артур. Уверен, что все пройдет отлично. Когда мы объясним господину Торопу суть проблемы, он, без сомнения, присоединится к нам.

Тороп и Данцик почти синхронно опустились в кресла. Даркандье с недовольным видом последовал их примеру.

С этого конца комнаты Тороп видел, как молодой индеец готовит ритуальные предметы для церемонии и дымным порохом чертит круг на большом квадратном полотнище огнеупорной ткани. В центре круга индеец выложил концентрические овалы из камней и два скрещенных полена.

Тороп снова переключил внимание на сидевших напротив.

Чуть дальше за их спинами тихо урчала черная машина. Ее экран озарял какой-то электронный мираж, освещенный синими всполохами.

Двое собеседников Торопа были совершенно непохожи друг на друга. Даркандье излучал скорбную, горькую ауру, омраченную неведомым для Торопа опытом прошлого или заботами настоящего. Эдакий черный Христос. Данцик напоминал сгусток самопроизвольно вырабатываемой ядерной энергии. Он был воплощением неистощимой силы и железной воли. Тем не менее натренированный взгляд Торопа обнаружил в нем некую тень, трещину, грусть, запрятанную глубоко под многотонной броней.

У них была только одна общая черта. Золотистый загар. Свидетельство длительного пребывания в открытом море. Примета здорового человека, резко дисгармонировавшая с этим больным миром.

Данцик издал нечто похожее на вздох. Казалось, он целиком сосредоточился на какой-то проблеме. Взгляд его на мгновение потерялся где-то внутри него самого.

— Я хотел бы начать с самого начала. Однако сейчас это невозможно, поскольку эта история представляет собой переплетение нескольких причинно-следственных цепочек. Я постараюсь обозначить ее основные пункты. Пожалуй, лучше всего начать с элемента, который собрал нас всех здесь, — я имею в виду Мари Зорн.

— Действительно, отличное начало. Какую же ценность представляет собой эта девушка для вас?

— Не думайте об этом, — ответил Даркандье. — Важно лишь то, что позволит нам быстро приступить к эксперименту.

Тороп поморщился.

Данцик жестом выразил упрек в адрес Даркандье и попытался успокоить собеседников:

— Артур немного резковат. Нельзя сказать, что он страдает от избытка вежливости и умения общаться с людьми. Но он — талантливый исследователь. Именно под его руководством вам предстоит осуществить эксперимент.

— Что за эксперимент? — почти выкрикнул Тороп.

— Вы правы, лучше начнем именно с этого.

Данцик задумался на мгновение, посмотрел на Даркандье и решил, что все сам объяснит Торопу.

Он посмотрел на него и сказал:

— Вы поможете нам отыскать Мари Зорн.

— Вы смеетесь? Я потерял связь с ней в ту ночь, когда произошла бойня. С тех пор прошло уже почти две недели.

Данцик улыбнулся:

— Нам это известно. Но это не имеет или почти не имеет значения. Два дня или даже две недели, этого достаточно, не так ли?

Он посмотрел на высокого типа в черном, с седоватой бородкой. Тот процедил что-то вроде:

— … учитывая корреляционный анализ таких параметров, как расстояние и объективная длительность контакта… думаю, хватит и двух месяцев…

Кипя от негодования, Тороп громко выдохнул:

— Да объясните же мне, черт побери!

Данцик сказал:

— О'кей. Во-первых, вы сейчас примете один препарат. Во-вторых, ваш мозг подключат к этой машине — к компьютеру под названием нейроматрица. В-третьих, благодаря этому, вы отыщете Мари Зорн.

Тороп чуть не подавился. Он не мог отвести взгляд от экрана, на котором переливались цветные всполохи.

— Вы шутите?!

— По-вашему, я похож на шутника?

По взгляду искрящихся голубых глаз Данцика и сумрачному, горящему черным пламенем взгляду Даркандье Тороп понял, что они говорят всерьез.

Он долго молчал. Его собеседники невозмутимо ждали, когда он переварит информацию. Тороп понимал, что спорить не приходится, и ответил:

— Согласен. Почему я?..

— Именно это я только что вам объяснял. Сколько времени вы провели рядом с ней?

Тороп мысленно подсчитал.

— С Мари? Я… Мы провели с ней в Монреале почти шесть недель. И еще неделю в Казахстане.

— Вы находились рядом каждый день?

— Здесь, в Монреале, каждый день. Каждую ночь. Круглосуточно.

— И, как вы утверждаете, потеряли с ней связь примерно две недели назад… Артур?

— Об этом я и говорил. Остаточная мыслесвязь, пригодная к использованию, — это уравнение второй степени, которое использует в качестве коэффициентов объективную длительность контакта между двумя индивидуумами, а также соотношение расстояния между ними и времени, которое они провели отдельно друг от друга. Согласно моим расчетам и исходя из того, что вы мне говорите, мыслесвязь между вами будет действовать приблизительно два месяца.

— Господин Тороп, — произнес Данцик, — ваши воспоминания свежи как огурчики.

— Это единственная причина? Тот факт, что я общался с ней недавно, причем в течение достаточно длительного периода, и потерял ее из виду не так много дней назад?

— Это принципиально важная причина, которая определяет все остальное. Да.

— И все получится благодаря вашему препарату?

— Благодаря Джо-Джейн.

— Джо-Джейн?

Данцик поднял вверх большой палец и кивнул в сторону машины:

— Компьютер. Искусственный интеллект нового типа. Шизоматрица. Она была хорошо знакома с Мари Зорн. Сначала мы отыскали девушку сами с помощью машины. Но в этом-то и заключается суть проблемы, с которой мы столкнулись, господин Тороп. Чем больше времени проходит, тем сильнее сокращается полезная активность нашей памяти. Это верно и для мозга нейроматрицы.

Торопу предстояло принять препарат — чрезвычайно мощный галлюциноген. Ему облепят голову электродами, подключат к искусственному интеллекту, и он словит самый крутой кайф в своей жизни — в процессе ментального поиска шизофренички, которая перевозит каких-то генно-модифицированных животных по заказу секты сумасшедших. Сначала он должен был получить за свою работу пять, десять и, наконец, двадцать тысяч долларов, а теперь не получит ничего. Толпа вопросов уже выстроилась в очередь, препираясь разными голосами внутри его головы. Тороп с трудом выбрал один из них.

— Что вам известно о нынешнем состоянии Мари Зорн?

Данцик и Даркандье быстро переглянулись.

— Поясните вашу мысль, — бросил Данцик.

— О ее состоянии. Я говорю о биологическом состоянии.

— Биологическом? — перешел в наступление Даркандье. — Вы наверняка имеете в виду состояние психики?

— Нет, — холодно парировал Тороп. — Именно о биологическом. А… вижу, вы не знаете…

— Что вы хотите сказать? — сухо спросил Данцик.

— Да, что вы хотите сказать? — подхватил Даркандье.

— Я хочу сказать, что Мари таскает в себе какой-то вирус. А мое задание заключалось в том, чтобы обеспечить сопровождение этого вируса до территории Северной Америки.

— Вирус? Вы уверены?

— О чем вы говорите?

— Я был заражен, так что знаю, о чем говорю. И я полагаю, что все случившееся — бойня и все прочее — вызвано действием этого проклятого вируса.

Даркандье нахмурился. Казалось, он обдумывает ситуацию на пределе своих возможностей, как компьютер, которому не хватает оперативной памяти. Данцик ничего не говорил. Он сидел неподвижно и хранил молчание.

В конце концов Даркандье заговорил:

— Опишите симптомы.

Тороп рассмеялся:

— Симптомы? Конечно. Я встретился с приятелем, умершим десять лет назад, и всласть поболтал с ним на проезжей части улицы. Наблюдал, как сон, увиденный предыдущей ночью, становится реальностью. Другие люди, судя по всему, погибли из-за различных форм параноидального психоза. Ну, а меня, так сказать, спасло то обстоятельство, что паранойя — моя вторая сущность.

Даркандье надул губы, вероятно соглашаясь с последним мнением. При этом он издал какой-то неопределенный звук, что-то вроде «ммм, ммм».

— Что, МММ… МММ?..

— Я действительно считаю, что с Мари, а следовательно, и с вами произошло нечто совершенно удивительное, но не думаю, что вы правильно установили причину этого явления.

— Как это?

— Вирус. По моему мнению, в данном случае речь не идет об упомянутом вами «грузе», иначе это было бы чудесным совпадением. И без сомнения, катастрофическим по своим последствиям.

— Объясните, черт возьми.

— Скажем так: существует высокая доля вероятности того, что Мари сумела развить некоторые из своих способностей выше пределов, которые нам представлялись возможными.

— Вы можете выражаться понятно, хотя бы на этот раз?

Даркандье смерил Торопа сердитым взглядом. В глазах психиатра сверкали черные молнии.

— Тот вирус, о котором вы нам сказали. Мари научилась пользоваться им.

— Что вы плетете?

Данцик фыркнул:

— Я же говорил тебе, Артур. Сначала нужно все ему объяснить, иначе он не сумеет ни понять, ни оценить положение дел с учетом дальнейшей перспективы.

Тороп усмехнулся:

— Что бы вы мне ни объясняли, остается один очевидный факт. Мари таскает в себе не только вирус, но и кое-что еще. Нечто, что производит этот вирус.

— И что же это, если не ее собственный мозг, господин Тороп? Я сейчас объясню вам, почему это так. Или, скорее, каким образом это происходит.

Даркандье запустил руку в волосы, которые слиплись за долгие месяцы на открытом воздухе, пропитанном солью и брызгами морской воды. Его взгляд был обращен куда-то внутрь себя.

Тороп прервал его размышления с невозмутимостью игрока в покер, абсолютно уверенного, что его карты лучше, чем у соперника.

— Бесполезно, Даркандье. Я хочу сказать, господа, что Мари Зорн беременна.

Эти слова произвели эффект огромного камня, падающего в прозрачные воды тихого озера.

— Беременна?! — прохрипел Даркандье. У него был вид по-настоящему удивленного человека.

— Боже мой! — вскричал Данцик, изменившись в лице.

— Это самое уместное определение. Значит, вы не знаете, что именно перевозит Мари?

— Господи Боже Всемогущий… Да что вы такое говорите?

Тороп решил идти до конца. Пришла пора прекратить эти игры.

— А теперь послушайте, что я скажу. Мы отвечали за сопровождение Мари Зорн сюда, в Квебек, вместе с грузом. Предполагалось, что мы узнаем, что именно она перевозит. Мы должны были провести рядом с ней три месяца. Но наши наниматели всего через шесть недель вдруг решили сменить нас после полномасштабного медицинского осмотра Мари. Полагаю, это произошло потому, что мы догадались о ее беременности… Информация, собранная мной и другим человеком… — Тороп запнулся, — назовем его полковником, позволила мне совершенно точно установить, что она перевозит.

Данцик казался ошеломленным. В его глазах появилась паника, лицо побледнело.

— Выражайтесь как можно точнее, господин Тороп, — напряженно произнес Даркандье.

— По нашим сведениям, речь идет о генно-модифицированных животных.

— Неужели? Что это за животные?

— Мы не знаем, — ответил Тороп. — Но Ньютон должен был знать.

— Почему?

— Он выписал Мари некое лекарство, биопроцессор российского производства. Я регулярно извлекал капсулу с памятью и проводил ее анализ с помощью переносного сканера, который он мне дал. Ньютон утверждал, что получал все необходимые данные через Интернет. Правда, сам он никогда не откровенничал со мной по этому поводу… Уверен, что он знал обо всем. Рано или поздно, биопроцессоры наверняка зафиксировали гормональные изменения и все остальное. Как вы знаете, этот тип был чем-то вроде профессионального двойного или тройного агента. Я бы даже сказал, работающего на множество контор сразу.

— «Сообщество киборгов» никогда ему не доверяло, — сказал Даркандье. — Но он был нам необходим. До того момента, когда целая армия гангстеров поубивала друг друга в вашем квартале.

— Почему?

— Потому что только он знал, что Мари Зорн находится здесь, в Квебеке, и что несколько противоборствующих организаций пытаются захватить ее. Именно это Вакс и девушки выяснили, покопавшись в его локальной сети.

— Ну так что же?

— Мы должны были вернуть Мари, прежде чем эти организации передерутся из-за нее. Прежде чем все поубивают друг друга. Что и произошло. Но такого наше братство не смогло предвидеть. Я хочу сказать, того, что это произойдет настолько быстро.

— Ваше братство? Я думал, вы ученые…

— Мы и есть ученые. Просто наше братство не выступает за какой-то единый образ мышления, вот и все. Вы могли убедиться в этом сами, прямо здесь.

Тороп улыбнулся. Он посмотрел на Черепаху Джонсона, который с чашкой чая в руке вернулся к своему кругу, начерченному с помощью дымного пороха, и к маленькому очагу из камней.

— Объясните, как вы связаны с этими странными парнями.

— «Квакеры Земли», «Сообщество киборгов» и «Космические драконы» — только часть целого, — произнес Данцик, внезапно оживившись. — Даркандье, его лаборатория и я представляем собой две другие вершины треугольника. Точнее, пентаграммы.

Тороп внезапно понял, что ничего не знает об этом ясноглазом человеке, одетом в двухцветный горетекс.

— А вы кто такой?

— Я вам уже сказал, меня зовут Борис Данцик.

— Я успел запомнить ваше имя, так что не стоит повторять. Чем вы занимаетесь в нормальной жизни, господин Данцик, помимо того, что совместно с индейцами «новой волны» проводите «эксперимент» с использованием галлюциногенов?

Данцик ухмыльнулся:

— Я писатель, господин Тороп. Сочиняю научно-фантастические романы.

Тороп ограничился нейтральной улыбкой. Он не хотел обижать собеседника. В ту же самую секунду он вспомнил: какой-то писатель-фантаст нанес визит в нейропсихиатрическое подразделение Даркандье в составе Монреальского университета…

«Проклятие, — подумал Тороп. — Да ведь этот самый парень сейчас стоит передо мной». Впрочем, момент был явно неподходящим, чтобы попросить автограф.

— Вот где вершины треугольника соединяются, господин Тороп. Это магические и священные связи между вымыслом и реальностью.

«Черт! — подумал Тороп. — Что за пустая болтовня?»

— Видите ли, господин Тороп, когда я впервые посетил докторов Даркандье, Винклера и Манделькорна здесь, в Монреале… Боже мой, с тех пор прошло уже десять лет… Я тогда писал последние главы романа, над которым бился уже очень давно. Я сочинил историю о женщине-шизофренике, личность которой расщеплена на множество индивидуальностей. Эта женщина стала главным двигателем экономики будущего. Меня вдохновили работы Делёза и Гаттари, а также Тимоти Лири, МакКенны и других первопроходцев в сфере наук о нейронах. Я уже заканчивал книгу, и тут услышал о работах доктора Манделькорна и его команды. Приехав в Монреаль на встречу с этим ученым, я хотел получить как можно больше информации, чтобы добавить к моим выдумкам немного реальных фактов. Доктора Винклер и Даркандье только что присоединились к коллективу лаборатории. Мне показали множество пациентов, в том числе и Мари Зорн. Мари тогда, честно говоря, находилась не в лучшей форме, ведь лечение в лаборатории только начинало приносить свои плоды. Но, видите ли, Тороп, больше всего меня поразило то, что Мари была как две капли воды похожа на персонаж, созданный моим воображением, а ее история почти в точности совпадала с судьбой героини моего романа… Другими словами, господин Тороп, это выглядело так, как будто я выдумал Мари Зорн.

Данцик дал Торопу время обдумать услышанное.

Тороп повернулся к Даркандье:

— Вы подтверждаете всю эту ахинею?

Даркандье холодно улыбнулся:

— Эта ахинея, господин Тороп, представляет собой основы технологий будущего.

— Технологий будущего?

Данцик хотел продолжить, но Даркандье прервал его резким движением руки:

— Да, господин Тороп. Нейронные технологии. Те самые, что мы сейчас разрабатываем. При помощи Мари и многих других людей.

— Нейронные… технологии?

Ученый встал и повел рукой вокруг. Его черные глаза напоминали озера застывшей вулканической лавы, под которой скрывается раскаленная магма.

— Дело именно в этом, господин Тороп: мозг — действительно последний предел! Мы отслеживаем и клонируем ДНК, мы отправляем на Марс автоматические зонды, а вскоре наступит черед пилотируемого корабля. Мы разрабатываем планы поселения на Луне, строим кольцо модулей вокруг орбитальной станции «Альфа», составляем точную топографическую карту океанского дна, в том числе гигантских впадин. Наши информационные системы способны оцифровать всю землю почти до последнего атома. Мы воспроизводим Большой взрыв в лабораторных условиях, прослеживаем бозоны Хиггса[140] в наших суперускорителях частиц. В то же время из-за парникового эффекта средняя температура воздуха на планете с конца прошлого века подскочила почти на целый градус, а к середине текущего столетия вырастет ее еще на один или два градуса. Уровень Мирового океана уже поднимается. А между тем, господин Тороп, мы по-прежнему не знаем ничего или почти ничего о ресурсах, которыми обладает наш бедный мозг. А ведь именно благодаря ему произошли все описанные выше изменения.

Тороп вынужден был признать, что этот довод выглядит внушительно.

— С другой стороны, — продолжал Даркандье, — вы наверняка заметили, что все великие достижения в этой сфере считаются чем-то забавным, вспомните Фрейда или Юнга… если, конечно, подобным открытиям не препятствуют законы, как это происходит в наши дни.

— Да. Так же, как и создание генно-модифицированных живых существ, которых перевозит Мари, — усмехнулся Тороп.

Даркандье взорвался. Последнее замечание вызвало эффект, аналогичный тому, который производит емкость с жидким гелием, опрокинутая на пол.

— Все эти живые существа — ерунда, господин Тороп. Достаточно сказать, что эти идиоты убивают друг друга ради какой-то третьестепенной генетической халтуры, совершенно не догадываясь об истинной ценности Мари и о ее способностях! Ослы! Жалкие букашки, движимые инстинктом, а не разумом!

Жестом ученого можно было бы обезглавить целую толпу, если бы человек обладал подобной силой.

«Даркандье хочет сделать человеческий мозг следующей гранью, за которую шагнет наука, — подумал Тороп. — Но, кажется, он недооценивает сложности данной задачи».

Тем временем худощавый парень в черном продолжал:

— Мари — это больше чем обычный шизофреник. Она — следующий этап эволюции.

— Следующий этап?

— Да, — подтвердил Даркандье. В его голосе отчетливо слышался металл. — Следующий этап эволюции. Она — то, что придет на смену человеку.

Падавший с небес дождь, целые армии капелек воды, стучавших по крыше, заполнили возникшую паузу. Она тянулась долго.

Ее прервал Черепаха Джонсон:

— Чай подан. И уже остывает.

Тороп едва запомнил, как подошел к большому столу для кемпинга, где собеседников ждали чашки с дымящейся жидкостью. Совсем рядом находилось окно, выходившее на перекресток бульвара Сен-Лоран и улицы Онтарио. Олимпийский стадион, похожий на летающую тарелку, скрывался за непроницаемой пеленой туч, сгущавшихся на конце Шербрук. В южной стороне, сразу за строгими корпусами Квебекского университета в Монреале, повсюду вспыхивали молнии.

Чуть позже над собеседниками прогремел гром. Тороп счел это своего рода драматичным сигналом, предвещающим возвращение человеческих голосов, как в вагнеровской опере. Черепаха Джонсон не вмешивался в разговор. Занимаясь своими таинственными делами, он перемещался из одного конца комнаты в другой.

— Объясните мне, что значит «следующий этап эволюции», — произнес Тороп хрипло.

Даркандье отреагировал немедленно. Можно было подумать, что он ждал только какого-нибудь знака, чтобы продолжить разговор.

— Антропогенная мутация, господин Тороп, которая будет вызвана самим человечеством.

— Объясните.

Даркандье вздохнул:

— С чего начать? Что вам известно о работах Делёза[141] и Гваттари?[142] Сэра Джона Эклса?[143] Что вы знаете о мозге и его связях с квантовой физикой? Какими сведениями располагаете об обрядах шаманов Южной Америки или Сибири? Что вы знаете о Джереми Нарби?[144] Что вам известно о Космическом Змее, господин Тороп?

Голос Даркандье казался ледяным.

Тороп услышал, как в другом конце комнаты рассмеялся Черепаха Джонсон.

— О Космическом Змее?

— Да, господин Тороп. Именно так называют его аборигены, и эта концепция весьма недурна.

— О чем вы говорите?

На губах Даркандье мелькнула тень улыбки.

— Именно это вам и предстоит выяснить сегодня вечером.

Тороп нервно вздохнул:

— Не надо хитрить, доктор Даркандье. Я хочу получить четкие ответы на четкие вопросы.

Даркандье сделал глоток обжигающе горячего чая. Можно было подумать, что он нечувствителен к любым, даже биохимическим, воздействиям.

— Я дам вам одну зацепку. Но прежде позвольте подкинуть вам несколько фактов в чистом виде и указать на ряд фундаментальных вопросов. Первое: абсолютно во всех первобытных культурах, существующих на поверхности этой планеты, имеется определенное число совершенно схожих мифов. Они повторяются и повторяются. Второе: именно на этих мифах основываются все видения, которые посещают шамана после того, как он примет так называемые галлюциногенные вещества, как правило запрещенные нашими законами. Успеваете за моей мыслью?

«Да», — молча кивнул Тороп. И подул на обжигающе горячий чай.

— Хорошо. Один из этих повторяющихся мифов описывает чудовищного зверя, так называемого двойного змея в виде пары переплетенных змей, испускающих чрезвычайно мощное сияние. Этнографы, мыслящие привычными категориями, считают, что подобным образом примитивные мозги первобытных людей «интерпретировали» природу… Если говорить в общих чертах, аборигены под влиянием наркотика воображают змей-близнецов вселенских масштабов, формулируя некий символический смысл и используя для этого образ рептилий, которых они каждый день видят вокруг себя. Некоторые ученые добавляют сюда смесь из интерпретаций фрейдистского типа, вроде «змея-фаллический-символ». Вы все еще успеваете за мной?

Новый кивок. Тороп осторожно отпил маленький глоток горячего чая.

— Ладно. Проблема номер один: каким образом одна и та же пара сплетенных змей оказалась во всех шаманских культурах? В том числе в приполярных регионах, где ни одна настоящая змея не смогла бы прожить и четверти часа. Впрочем, она там никогда и не обитала, поэтому местные аборигены ее ни разу не видели. Не говоря уже о паре змей. И тем более о двухголовой рептилии.

Тороп ничего не ответил. Информация накапливалась в соответствующем углу его памяти.

Даркандье на этом не остановился:

— Проблема номер два: каким образом неоднократные контакты с Космическим Змеем позволяют аборигенам, находящимся на первобытной стадии развития, получать толковый набор лекарственных препаратов и точные знания неэмпирического характера о процессах жизнедеятельности различных организмов, обитающих или произрастающих в непосредственной близости от них? Приведу такой пример: как перуанские индейцы айауаскеро из бассейна Амазонки заранее узнают, когда и где вырастет очень редкий цветок, который внезапно появляется за несколько миль от их стоянки? Каким образом они до тонкостей выяснили весьма нетривиальные детали реакций между несколькими веществами чрезвычайно сложного состава, особенно в том, что касается психотропных растений? Индейцы из бассейна Амазонки и сибирские шаманы говорят одно и то же: когда они употребляют некие вещества, то вступают в контакт с Космическим Змеем, и он передает им самые точные сведения о природе вещей. В том числе тех, которых аборигены не понимают, но тем не менее «видят». Известно ли вам, что шаманы на протяжении тысячелетий экспериментируют с электромагнетизмом, хотя никогда не видели даже карманного фонарика? Описание свечения, которое испускает Космический Змей, очень впечатляет. Это яркое голубое сияние с преобладанием ультрафиолетовых лучей — в диапазоне, доступном для биофотонов…

— Для меня все это — китайская грамота, — бросил Тороп. — Мы не на телевикторине «Своя игра». Говорите короче и яснее.

— Ладно… Я дам вам ключ к разгадке, а замочную скважину отыщете сами. Как я уже говорил, Космический Змей состоит из двух рептилий. Самые точные описания полностью совпадают между собой: он выглядит как две спирали, закручивающиеся друг вокруг друга. Этого вам достаточно?

Две спирали. Закручивающиеся вокруг…

— Да, это так, господин Тороп. До вас дошло. Это очень точное описание структуры ДНК.

— Ну и к чему вы клоните? — спросил Тороп, помолчав. Ему начинало казаться, что для одного вечера информации уже слишком много. — Получается, что индейцы «выходят на связь» с собственной ДНК, так что ли?

Даркандье издал ледяной смешок:

— Браво, господин Тороп. Вполне адекватный образ. Именно этот факт в девяностых годах и открыл Джереми Нарби, но, поскольку он был всего лишь обычным антропологом, ни один биолог не прислушался к этим измышлениям. Кроме нас. Есть одна, еще более важная вещь.

Тороп дал ему возможность перевести дух. Индейские шаманы управляют собственной ДНК, как обычной игровой приставкой «Нинтендо», но есть что-то еще.

— Да. Итак, они управляют ДНК, правильно? Собственной ДНК. Но также и ДНК всей биосферы. Ибо это одно и то же. Биологи, привыкшие мыслить стандартными категориями, ничего не видят вокруг себя, господин Тороп. Даже генетики, эти пролетарии хромосомы. Они не замечают больше ничего существенного, например факт, что ВСЕ живые существа на этой чертовой планете состоят из одних и тех же кирпичиков. Четыре одинаковых маленьких нуклеотида и неизменная структура в виде пары спиралей!

— Вы имеете в виду, что для индейцев под кайфом весь мир функционирует как обычная панель управления?

Улыбка, подобная оскалу гиены, снова появилась на губах Даркандье.

— Невероятно, правда? Но только на первый взгляд. Это подтверждает интуитивные догадки Делёза, Батлера и многих других, даже самого Спинозы. Строго говоря, изделий искусственного происхождения не существует. Даже самые навороченные артефакты — это, в конечном счете, проявления создавшей нас природы. Колдуны индейцы айауаскеро, австралийские или сибирские шаманы тысячелетиями экспериментируют с весьма специфичными приемами управления или, иными словами, методами кибернетики, которые позволяют им путешествовать во времени, пространстве, но также (что самое главное) внутри собственного тела и мозга, собственной ДНК… а значит, внутри ДНК других живых существ. И вот именно сейчас, после длинного вступления, мы наконец подходим к главному вопросу.

— Главному вопросу?

— Да. Имя которому Мари Зорн.

Тороп нахмурился:

— Мари Зорн — шаманка?

— Браво, почти угадали. Мари — шизофреник, господин Тороп. Она шаманка двадцать первого века.

— Двадцать первого века?

— Речь идет о нейронных технологиях, о которых я вам рассказывал. Шизофреники по своей природе способны заключать в себе множество индивидуальностей. Они переживают ощущения, очень близкие к тем, что описывают шаманы. С другой стороны, изучение психозов, которое мы ведем уже более десяти лет, заставило нас кардинально пересмотреть первоначальный подход. Это постоянная «work in progress».[145] То, что нам известно сейчас, значительно превосходит все, что мы могли вообразить в начале исследований… И только Данцик сумел предугадать часть истины.

— Какой истины?

— Той, о которой сейчас лучше не говорить, господин Тороп. Дело в том, что параллельно естественному биологическому развитию человечества разворачивается процесс теневой эволюции. Известно ли вам, что шизофреники появились в Европе в конце пятнадцатого века, когда начался промышленный переворот? Как вы объясните, что пророки, эти блестящие провозвестники Слова Божьего, появились именно тогда? Именно там, где было даровано Писание? Все подчиняется логике, господин Тороп. Все укладывается в жесткую схему, которая, как говаривал Жиль Делёз, выходит за рамки витализма,[146] или механицизма. История — это иллюзия. Есть лишь процесс, то есть константа синтетической теории эволюции: ход истории не предначертан и не соответствует какой-либо причинно-следственной связи, поскольку не существует иных правил, кроме законов детерминистского хаоса. Это означает, что на локальном уровне жизнь — бесконечная смена возможностей, заложенных в цепочку генов. Эта вариативная изменчивость развивается в рамках описанного Дарвином классического процесса естественного отбора. Однако на глобальном уровне жизнь стремится к возникновению разума, то есть умению осознавать информацию. Все это было известно шаманам. И известно шизофреникам.

— Но почему «следующий этап эволюции»?

— Потому что шизофреники оказываются непосредственно в точке совпадения естественной эволюции человека и хаоса, порожденного людьми и их техническими изобретениями. Хочу сказать вам все начистоту, господин Тороп. Согласно нашим исследованиям, в мозг шизофреников как будто заранее были внесены изменения, позволяющие ему напрямую соединяться с искусственным интеллектом. Если угодно, вот вам метафора: корпорация под названием «Природа» по каким-то неизвестным причинам решила выпустить людей-мутантов за пять столетий до появления их зеркального отображения в технике — нейроматрицы.

— Зеркального отображения? Полагаю, вы хотите сказать, что они идентичны, как объект и его отражение в зеркале?

— Правильно. У шизофреников и нейроматриц есть много точек соприкосновения, я имею в виду — в том, что касается их способов восприятия информации. Шизофреник может жить припеваючи, имея одну часть своего тела в Москве, а другую — в Ушуайе, если не на Ганимеде. Когда я говорю «тело», конечно, я имею в виду «тело без органов», тело-космос, тело-мозг, тело-матрицу. Шизофреник, как и нейроматрица, способен менять индивидуальности и приспосабливаться к феноменам «перевернутой» причинно-следственной связи, когда информация опережает ход времени, распространяясь быстрее скорости света. Короче, можно сказать, что всякая нейроматрица «по своей природе» — шизофреник, так же как любой шизофреник «по своей природе» — нейромашина.

Тороп скорчил весьма выразительную гримасу. Информация, которая распространяется быстрее, чем свет? Похоже, пора вызывать неотложную психиатрическую помощь. Это уже по ее части.

Даркандье догадался о том, что он думает:

— Носителям устоявшихся догм истина всегда кажется безумной. Существует бесчисленное множество свидетельств психоаналитиков, фиксировавших атипичные, если не сказать паранормальные, феномены в процессе лечения определенных видов психоза. Развитая способность к предчувствию. Серия почти чудесных совпадений. С другой стороны, есть чрезвычайно серьезные опыты, которые проводились пару десятилетий назад в принстоновском PEARL'e.[147] А ведь их осуществляли не какие-нибудь шутники, нанюхавшиеся ЛСД, понимаете?.. Короче, эти эксперименты показали, что между отдельной личностью и информационной системой существует взаимодействие, природа которого остается неизвестной. Давайте объясню: достаточно расположить рядом бездействующего оператора и машину, способную обрабатывать информацию, как между ними устанавливается некая корреляция — взаимосвязь, вызывающая квантовые искажения. Это приводит к видоизменению определенных байтов памяти, расположенных в глубинах программы-машины. Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно, господин Тороп: это происходит без участия каких-либо устройств интерфейса, шлема, клавиатуры, микрофона, перчатки, джойстика, ручки, трубки на верхней одежде или чего-то еще. Человека просто сажают перед компьютером и ждут двадцать четыре часа. Этот опыт повторяли с сотнями субъектов. Почти во всех случаях был зафиксирован один и тот же уровень искажений, хотя они и были ничтожно малы. Мы пошли дальше. Мы открыли, что искажения заметно увеличиваются, когда рядом с машиной сажают шизофреника. В то же самое время новые препараты, которые мы разработали при участии некоторых шаманов, а также копируя ферменты, обнаруженные в нервной системе шизофреников, позволили нам самим испытать все описанные явления. Вот о чем идет речь, господин Тороп.

— Ну, — произнес Тороп с гадкой улыбочкой, — и как вам кайф?

— Круче всего, что вы можете себе представить. Именно это Черепашка вам и приготовил. Поверьте, вас ждет прямая связь с Космическим Змеем. Вы очнетесь совсем другим человеком.

— Это кстати, — заметил Тороп, который на людях старался держаться молодцом, — мне как раз нужно сменить личность.

Над ними разразилась гроза. На улице, за оконными стеклами, изнемогающими под ударами дождя и резкими порывами ветра, гигантские вспышки периодически освещали все вокруг.

Тороп сделал вид, что целиком погрузился в созерцание буйства стихий. Но на самом деле его мозг целиком был занят тем, что тщательно взвешивал и оценивал имевшиеся альтернативы, пытаясь наметить путь, стратегию дальнейших действий.

Уже много дней, если не месяцев и даже лет, он позволял другим брать на себя заботы по определению его дальнейшей судьбы. За два последних десятилетия он менял нанимателей так же регулярно, как высокопоставленный финансист, но при этом его средняя зарплата не превышала заработок сельскохозяйственного рабочего в Бразилии.

Совсем недавно он перешел от князя Шаббаза к сибирской мафии, получая приказы через коррумпированного офицера ГРУ. Теперь, ради спасения собственной шкуры и в силу смутных надежд на материальную помощь приличных размеров, ему казалось правильным во всем сотрудничать с «Квакерами Земли», «Сообществом киборгов», «Космическими драконами». Со всем этим борделем и двумя чокнутыми европейцами в придачу. Вместе они отыщут Мари и попытаются вырвать из когтей этой проклятой секты.

— Ну, — подвел итог Данцик, — полагаю, настало время начать эксперимент.

Они встали и с некоторым усилием направились к черной сфере.

Тороп содрогнулся.

Он слышал урчание печки, которую Черепаха только что разжег при помощи небольшой порции спирта. Волна жара уже растекалась по его спине.

Тем временем индеец развел небольшой огонь в очаге, выложенном из камней. Пищей для костра служило небольшое полено в форме креста. Как только показалось пламя, Черепаха поспешно выскочил за пределы квадрата из огнеупорного материала. Невидимая вентиляционная система тихо всасывала дым среди переплетения бетона, алюминия и зеленых джунглей.

Черепаха повернулся к Торопу и протянул ему маленький терракотовый сосуд, наполненный зеленоватой тестообразной массой:

— Ваша Колесница. Съешьте это и запейте одним глотком воды, не больше. Потом ждите.

Тороп взял небольшую коричневую чашку. Пути назад снова, в который раз, не было.

— Вам нужно будет войти в круг. Это окажется нелегко. Но потом все станет гораздо проще.

Тороп взглядом проследил простую фигуру, начерченную углем. Линия замыкалась в кольцо вокруг маленького очага.

Тороп подумал, что пересечь эту границу будет несложно.

Но очень скоро убедился в том, что было неправ.

Мари разбудила гроза.

Шум дождя, барабанившего по крыше маленькой «мазды», служил фоном для лейтмотива грома. Открыв глаза, девушка сразу наткнулась взглядом на залитое водой ветровое стекло и в первый момент даже спросила себя, не погрузилась ли машина в воду целиком.

Покинув мотель «Сокол», она несколько дней бесцельно блуждала по району, поднялась вверх по течению реки Сагеней, выбирая небольшие сельские дороги вместо шоссе национального значения. Девушка пересекла две автономные индейские территории, не получив каких-либо внятных указаний от Сокола-вестника. Ни первый, ни второй из ее ангелов-хранителей также не удостоили Мари своим появлением.

На третий вечер, выбившись из сил, она в конце концов заснула прямо в машине, посреди пустынного паркинга, расположенного возле какого-то леса.

А теперь вся небесная вода, казалось, решила низвергнуться на нее.

Мари стремительно перелезла на водительское сиденье. Включила зажигание. Перед ней встала на дыбы настоящая стена воды.

Глянув в боковое стекло, девушка констатировала, что асфальтированный паркинг уже походит на неглубокий бассейн-«лягушатник». Если так продолжится и дальше, вскоре здесь можно будет устраивать соревнования по прыжкам в воду. Рефлекторным движением она тронулась с места. Нужно было срочно отыскать какое-нибудь защищенное место.

Тремя километрами ниже Мари заметила на обочине дороги что-то вроде крытого гумна. Времени на то, чтобы туда добраться, оставалось в обрез. Еще немного, и все подъездные пути зальет окончательно.

Машина стала плохо слушаться руля. Когда Мари наконец оказалась на шоссе, расположенном чуть ниже стоянки, уровень воды повысился вдвое. Девушка осторожно двинулась по дороге, которая стала очень скользкой. На первой трети пути скорость не превышала двадцати километров в час. Наконец «мазда» разогналась. Сама собой, поскольку Мари даже не прикасалась к педали газа. Девушка машинально нажала на тормоз.

Автомобиль занесло и развернуло поперек шоссе.

Оказавшись лицом к склону и его вершине, откуда собственно она и приехала, Мари успела понять, что со всех соседних холмов льются целые реки грязи.

Девушка почувствовала, как «мазду» потащило вдоль склона и как селевой поток ударяется о колеса и днище машины.

Автомобиль задрал нос кверху, его болтало и раскачивало. При этом он постепенно набирал скорость.

Намертво вцепившись в руль, перепуганная Мари смотрела, как дерево стремительно катится по дороге ей навстречу.

Затем где-то в районе багажника раздался грохот и сильный удар под днищем. Она почувствовал, как задняя часть машины поднимается. Грязевой поток залил капот. Мотор заглох.

Одним иступленным порывом ее мозг в общих чертах обрисовал схему сложившейся ситуации. Машина налетела на бетонный блок. Он был частью какой-то конструкции, расположенной у подножия холма, куда течение несло машину. Шансов, что Мари не утонет в потоке грязи, было очень мало.

Девушка всем своим весом повисла на ручке пассажирской двери, со стороны холма. С натужным хрипом открыла ее.

В салон тут же ворвался завывающий смерч, и дождь в мгновение ока залил Мари водой. Как зачарованная, она смотрела на черную вязкую реку, поднявшуюся до уровня днища машины и затопившую колеса. Мари находилась примерно в трех метрах от другого бетонного блока. Оттуда можно было добраться до холма, опустошенного ураганом. Там, между двумя возвышенностями, Мари разглядела нечто вроде каменного убежища.

Она с трудом протиснулась в открытую дверцу, бросила короткий взгляд на бешеный поток жидкой грязи и собралась с силами, прежде чем прыгнуть в него.

В тот же миг послышался глухой удар, машина жутко задрожала, и Мари потеряла равновесие.

Она едва успела заметить ствол дерева, врезавшегося в «мазду», завопила и упала в грязную реку. Поток протащил машину до следующей излучины, и она скрылась в глубокой рытвине.

Мари попыталась встать, не чувствуя боли, хотя ее раны кровоточили, но поток уже поднялся выше ее лодыжек. Девушка смогла сопротивляться силе течения не более двух секунд.

Она снова закричала, когда поток потащил ее тело по асфальту. Она несколько раз ударилась головой о землю, какая-то ветка с силой хлестнула ее по лицу. Грязь забивалась в рот и нос, уши были залеплены липкой массой. Мари долго кричала.

Но потом остановилась. Она ничего не могла поделать. Видимо, именно так ей и предстоит умереть.

Мари казалось, что она много раз подряд теряла сознание и опять приходила в себя. В предпоследний раз она закричала от боли, когда поток ледяной грязи тащил ее тело на дно песчаной расщелины.

Мари во все глаза смотрела на странное зрелище — землю и небо, поменявшиеся местами.

Ей понадобилось немало времени, чтобы осознать: она валяется среди куч строительного мусора, измочаленных растений, комьев земли, булыжников, разных предметов, когда-то произведенных людьми. Мари лежала головой вниз, скрестив руки. Ее ноги были погребены под какой-то черной грудой.

Она чувствовала, как капли дождя падают на ее лицо. Звезды скрывались за мрачными тучами. Вдалеке грохотала канонада грозы.

Мари с медицинской точностью ощущала место и характер полученных травм. На голове несколько глубоких, пересекающихся порезов. Все тело покрыто гематомами. Большая берцовая кость левой ноги и как минимум один палец на левой руке сломаны, ключица — раздроблена, правая плюсна очень серьезно пострадала, несколько ребер треснули, мочка уха была разорвана, губы распухли.

Но нижняя часть живота, как и правая рука, которой Мари только и пользовалась сейчас, чудом уцелели. В замурованном во тьме сознании Мари вспыхнул яркий свет: «ОНИ ЖИВЫ. ОНИ НЕ ПОЛУЧИЛИ НИКАКИХ ПОВРЕЖДЕНИЙ».

Окинув взглядом собственное тело и кучу обломков, заваливших ноги, Мари поняла, что вся покрыта какой-то черной массой. Малейшее движение вызывало крик боли. Она с ужасом поняла, что не сможет выбраться из ямы без посторонней помощи.

Ей захотелось снова лишиться сознания.

Но тут взгляд Мари привлекло какое-то движение — на самом краю ее поля зрения.

С трудом повернув голову, она увидела очертания дерева, вырванного с корнями и валявшегося на земле среди грязи и отбросов, у нее за спиной. Мари лежала на дне рытвины и видела все вверх ногами. Дерево выглядело как гигантский гребень, воткнутый в пышные, но грязные волосы некоего божества, забытого на дне подземелья.

Что-то снова шевельнулось в изломанной кроне, на развилке крупной ветки. Какая-то птица расправила крылья и посмотрела своими желтыми глазами прямо в лицо Мари.

Хищная птица.

Сокол.

Существо с немигающим взглядом показалось девушке изумительно живым.

Оно находилось всего в нескольких метрах. Серебристо-серое с черным оперение напоминало пышный мех ласки. Как зачарованная, Мари приняла это знамение.

— Помогите мне, — сказала она, обращаясь к желтым глазам, которые мерцали в ночной тьме.

38

Сокол разговаривал с ней на индейском диалекте, который Мари понимала до мельчайших тонкостей.

Он рассказывал ей историю возникновения мира, и она видела, как открываются небеса, населенные светоносными ангелами.

В какой-то момент Мари смутно осознала, что ее телу удалось выбраться из-под кучи обломков и подползти к выкорчеванному дереву, на ветвях которого сидела птица.

Дерево с обнаженными, омытыми дождем корнями образовывало новую диаграмму, новый «продукт дизъюнктивного синтеза», как говаривали Винклер и Даркандье. Лишенное связи с почвой, которая его взрастила, делокализованное по воле хаотических природных стихий, оно тянуло корни к небесам и погружало изломанную крону в топкую от избытка влаги, грязную почву, переворачивая взгляд на мир, нарушая естественный порядок вещей в бесконечно возобновляющемся процессе творения.

Дерево, точно так же, как и сама Мари, стало отдельной, изолированной личностью, готовой засеять новую землю, которая поднялась из пучины хаоса.

Когда Сокол распростер крылья над девушкой, его желтые глаза оказались всего в нескольких сантиметрах от ее лица.

Слова лились изо рта-клюва потоком, сыпались подобно трескучим искрам. Птица превратилась в огромного ледяного феникса. Гигантский айсберг-тотем, внутри которого сиял свет утренней зари.

И тогда Мари почувствовала, как светоносные существа, которые она носила в своем чреве, наливаются новой силой, отчаянная жажда жизни мобилизует их на борьбу. Это была готовность сожрать все вокруг, чтобы любым способом сохранить себя. Каким-то чудом они пережили катастрофу, но нижнюю часть живота Мари покрывали болезненные гематомы, а внутренние органы были серьезно повреждены. Информация вспыхнула в сознании девушки, как на мониторе компьютера в больнице. Чужеродные эмбрионы превратились в детей. Инстинкт самосохранения заставлял их черпать ресурсы из ближайших доступных источников. То есть из организма Мари. Перед ее мысленным взором вспышкой пронеслась череда вибрирующих изображений в синих тонах. И она поняла: существа, развивающиеся в ее чреве, высасывают из нее силы, как вампиры. Они подключаются к энергетическим ресурсам внутри ее тела, перестраивают одни группы молекул и восстанавливают другие, подтягивают к своему плодному мешку и ближайшим поврежденным тканям витамины, эритроциты, минеральные соли.

Живые диаграммы, иллюстрирующие деятельность организма Мари, сами собой возникали в ее сознании. Ряды цифр кружились в бешеном вальсе.

Над миром парил Сокол. Он утверждал его своим присутствием. Мари с трепетом поняла, что птица — это продолжение выкорчеванного дерева. Сокол был свободен как ветер и обладал абсолютной властью.

Мари внимала всему, что он говорил ей о жизни и смерти. Было ясно, что женщине придется умереть ради возможности подарить новую жизнь. Сотворение и уничтожение — два полюса силы, вокруг которых без конца вращается человеческая судьба.

Мари прекрасно понимала, какой особый смысл, какую форму приобретало это правило в данном случае.

Существа убьют ее.

Если она и уцелеет после нынешнего испытания, то все равно не переживет роды.

Впрочем, это предвидение собственной судьбы даже не удивило ее.

Мари скорчилась в мокрой кроне дерева, скрючилась, приняв позу зародыша и повинуясь судьбе, которая прикончит ее в тот момент, когда она создаст новую жизнь. Если, конечно, смерть не явится раньше.

Постепенно буйство стихий пошло на спад. Дождь стихал, грозовые облака начали рассеиваться. Пока сознание Мари пребывало во власти сна, наступило раннее утро, разбавив черный цвет ночного неба бледно-голубым. Отблески бледного света пали на разоренную землю, на вырванные с корнем деревья, груды всевозможных растительных и минеральных остатков, реки засыхающей грязи, рытвины и расселины. Мари смутно догадывалась, что селевой поток швырнул ее на обочину небольшой дороги между двумя холмами, где образовался песчаный откос. Картины потопа прорывались сквозь пелену сновидений. Силы Мари были истощены, но ее глаза еще несколько секунд оставались открытыми и взирали на мир из-под ветвей дерева. Затем она снова провалилась в черную бездну сна. Когда веки Мари смыкались, она услышала, как Сокол, взлетая, забил над ней крыльями, и почувствовала волну воздуха.

У этого мира была огненная пасть. Огненные уста и луженая металлическая глотка. А также квадратное синее солнце, рельсы в небе, похожие на черной чугунный занавес, и зеленые стены. Тороп очнулся в чем-то вроде липкого клея…

Его глазам потребовалась минута, чтобы привыкнуть. Его тело было похоже на пустую оболочку, лишенную энергии и покрытую потом.

Целая Вселенная открылась его мысленному взору, но Торопу показалось, что книга начинает закрываться.

— Вот черт… — выдохнул он. — Черт меня побери.

Он очнулся на матрасе, застланном льняной простыней, под грудой индейских пледов. Его мозг начал постепенно усваивать информацию, поступающую из внешнего мира.

Над ним были алюминиевые балки, подлатанные черным ферритным винилом.

В полумраке листья лиан казались темно-зеленым лепным узором.

Рядом тихо гудела печка.

Напротив невозмутимо возвышались черная машина и ее монитор.

Над Торопом склонились Данцик и Даркандье. Черепаха Джонсон подключил к нейроматрице ноутбук, и на небольшом экране побежала вереница программных кодов.

— Вы в порядке? — спросил Данцик.

— Снимите шлем, — велел Даркандье.

Тороп медленно поднял руки и расстегнул шлем. Раздался тихий щелчок, он почувствовал, как присоски отлепляются от висков, затылка и лба. Он осторожно стянул с головы плотно прилегавшее к ней устройство, похожее на полупрозрачную сеть из пластика, металла и ПВХ. Толстая трубка с перетяжками, связывавшая «шлем» с одной из черных подставок для луковицеобразной машины, напоминала пуповину робота.

Тороп положил шлем на колени и долго разглядывал его, как будто в нем находились все данные, полученные в результате эксперимента. На самом деле почти так оно и было, объяснил ему Даркандье, водружая шлем ему на голову перед началом эксперимента:

— Это нейросквид.[148] Оптоволоконная связь соединяет его с центральным устройством, которое зафиксирует все подробности эксперимента… К сожалению, вы не шизофреник и даже не шаман. Поэтому мы не сможем установить эффективную коммуникационную линию между машиной и вами. Машина сумеет оказать вам лишь пассивную помощь, воздействуя на электромагнитную активность вашего мозга…

Тороп снова попал в материальный мир. Да, это действительно было возвращение, поскольку воспоминания наконец-то перестали изменять структуру реальности.

— Вот черт… — вновь выдохнул Тороп, когда Даркадье аккуратно забрал у него черный «венец». — Черт меня побери…

— Вы это уже говорили, — заметил Данцик. — Ну и?..

Тороп одновременно осознал множество фактов. Наступил день. Вернее, раннее утро. Дождь перестал. И ему ужасно хочется пить.

— Для начала дайте мне стакан воды.

Залпом проглотив полбутылки минералки, он сел, прислонившись спиной к стене. Данцик сел на другом конце матраса, а Даркандье — напротив, на индейской подушке.

Тороп прокрутил в голове пленку с воспоминаниями. Они только-только улеглись в его памяти, которая, как ему казалось, зафиксировала несколько столетий.

— Я… Сначала был огненный круг. Мне не удалось его пересечь и…

— Это мы знаем, — перебил его Даркандье. — Нейроматрица открыла для вас проход.

— Да?.. Потом я очутился в мире вулканов, и мне пришлось пройти через каменные мостки над озерами льющейся лавы.

— Огненная Земля, — нетерпеливо буркнул Даркандье. — Классический синтез. Что дальше?

— Я… Настала ночь. Появились метеоры, огромные. Огненные шары, падающие где-то в районе горизонта.

— Прекрасно… ДНК принесла на Землю комета. Вы установили контакт первого уровня.

Тороп ничего не ответил. Он пытался собрать воедино свои воспоминания и ощущения.

Данцик сочувственно улыбнулся:

— У нейроматрицы есть все биохимические данные о том, что вы испытали, она сможет восстановить значительную часть ваших видений. Но только вы могли в ходе эксперимента добиться телепатической связи, благодаря объему вашей действующей остаточной памяти. Вы вступили с ней в контакт?

Тороп нахмурился.

— Не знаю, — ответил он нехотя.

— Что это значит?

— Я не уверен.

— Как это?

— Не знаю.

— Объясните, что произошло… Спокойно, не торопитесь.

За спиной Торопа Черепаха Джонсон, наполовину скрытый машиной и ее черными ящиками-подставками, бешено барабанил по клавиатуре ноутбука.

На экране нейроматрицы постепенно появилось какое-то изображение. Холмы, опустошенные бурей.

— Да, это оно, — произнес Тороп, указав на монитор. — Я пролетал над этим местом.

Даркандье разглядывал экран, на котором менялось изображение, дававшее представление о буйстве стихий.

— Через несколько лет мы сможем делать это в режиме реального времени. Только сначала нужно, чтобы машина перекачала все существующие данные в кремниевые ячейки памяти. Это ограничения чисто технологического порядка. Миллиарды нанопроцессоров связаны в нейронную сеть, а мы, черт возьми, по-прежнему обрабатываем…

Тороп сосредоточился на своих воспоминаниях:

— Да, я был… чем-то вроде птицы. Если верить моему субъективному чувству времени, я часами летал над этой местностью, над холмами и выкорчеванными деревьями, над руслами потоков, проложенными сквозь леса и забитыми грязью, над вышедшими из берегов реками. Затем… затем началась какая-то путаница. Небо стало светиться — очень ярко, чем-то вроде ультрафиолетовых лучей. Все было так, как будто смотришь в прибор ночного видения. Я увидел огромное дерево, лежащее между двух холмов. Чем ближе я приближался к нему, тем больше оно становилось, а в конце, не знаю как, оно сравнялось по высоте с пятидесятиэтажным небоскребом… да что я говорю, с грибовидным облаком от ядерного взрыва. Я подлетел вплотную и увидел, что это целая колония змей, а в живой, шевелящейся кроне находятся скелет и двое младенцев — кажется, близнецов.

— Пара сплетенных змей, — прошептал Даркандье.

— Скелет? — с тревогой воскликнул Данцик.

— Да. Скелет. Скелет какой-то женщины. Почему-то я тут же понял, что это Мари.

— Мари?

— Да, — мрачно подтвердил Тороп. — Мне жаль сообщать вам о дурных предзнаменованиях. Но это было всего лишь ощущение… Я не видел этого четко и ясно. Там был только ее скелет, двое младенцев и змеи. Они как-то связаны с вашим пресловутым Космическим Змеем?

— Без всякого сомнения, — произнес Даркандье. Он был очень серьезен и предельно сосредоточен. — Что случилось потом?

— Вспышка, и появился Сокол. Дерево накренилось, сраженное молнией, а младенцы превратились в волну света. В пару светящихся полос, поднявшихся в небеса.

— Браво. Очевидно, вы установили контакт высокого уровня. Что дальше?

— Сокол заговорил со мной.

— Сокол?

— Да. Я бы назвал его машиной. Что-то вроде металлического сокола, правда, он был не из металла, а изо льда. Птица сжимала в когтях пару молний. Она заговорила со мной на языке, которого я не знал. Ее слова превращались… в светящиеся формы, висевшие в воздухе.

— Неплохо, — заметил Даркандье, в голосе которого звучала насмешка пополам с восхищением. — «Квакеры Земли» будут рады услышать, что одно из их пророчеств воплощается в жизнь.

— Еще одно, — вставил Данцик совершенно серьезно.

— Что это за байки о предсказаниях? — раздраженно спросил Тороп.

Его собеседники ничего не ответили. Черепаха Джонсон прекратил молотить по клавиатуре. И повернулся к ним. Глаза индейца лучились светом.

— Сокол-вестник. Мари под его защитой.

Данцик посмотрел на Даркандье, бросил взгляд в сторону индейца, который вернулся к работе, и, увидев, что помощи ему не дождаться, решил сам прояснить ситуацию:

— «Квакеры Земли» думают, что именно Сокол-вестник продиктовал мне текст книги. Как они утверждают, я, сам того не ведая, составил диаграмму-пророчество. Вы, конечно, мне не поверите, но эта проклятая книга стала для них чем-то вроде Библии.

— Что за книга?

Губы Данцика исказила странная ухмылка. Он сунул руку в карман куртки, вытащил зачитанную книгу и протянул ее Торопу.

У книги были обтрепаны углы, она потемнела от времени. На обложке преобладали красный и черный цвета. «Святая Мария с космодрома».

Тороп взвесил томик на руке, повертел его так и эдак, после чего быстро пробежал глазами аннотацию на задней сторонке обложки.

— Книга появилась через несколько месяцев после моего приезда в Монреаль. Она заинтересовала Винклера и Даркандье, а местная группа индейцев-хакеров увидела в ней отражение собственных пророчеств.

— Каких пророчеств? Об Эпохе Бурь? И тому подобном?

— Не только. Они также утверждают, что Посланница Бога-Творца, тотемным знаком которой служит Сокол-вестник, должна явиться, чтобы спасти планету… или, как они говорят, то, что еще можно спасти.

— Посланница?.. Спасти планету?.. Вот черт, да вы издеваетесь надо мной. Мы ведь не в «Секретных материалах».

— Прекратите паясничать, — осадил его Даркандье. — Посланница Бога-Творца или Homo sapiens mutabilis,[149] суть дела от этого не меняется. Хотите вы того или нет, Мари Зорн — это будущее человечества.

— О'кей. Что дальше? — прохрипел Тороп после долгой паузы.

Он сосредоточился. И ход событий резко ускорился.

Окружающий мир взорвался.

Его собственный мозг взорвался, подобно сверхновой звезде, изливающей невероятное количество энергии в космос. Он попал в великолепный световой колодец, который оборачивался вокруг собственной оси и…

— Я не знаю, как описать то, что случилось потом, — признался Тороп. — Это было так, как если бы я стал… вот черт… чем-то вроде машины, накапливающей информацию… да, так и есть: световой колодец питал меня данными. Казалось, будто я превратился в головку считывающего устройства и подо мной на полной скорости запустили магнитную ленту.

— Великолепно, — с бесстрастным восхищением прокомментировал Даркандье. — Космический Змей во всей своей красе.

— Да, у меня возникло ощущение, что я знаю все о Вселенной, о ее возникновении, развитии, ее будущем и ее конце… Какое-то безумие, особенно если учесть то, что все это знание теперь исчезло.

Тороп насупился.

Данцик улыбнулся ему:

— Это нормально… С этим знанием в голове вы не прожили бы больше двух минут… Это все?

Тороп закрыл глаза. Нет. Произошло еще одно, последнее событие, прежде чем активное вещество перестало действовать и он не провалился в быструю фазу сна, продолжавшуюся несколько минут, до самого пробуждения.

Еще одно видение.

Опустошенная, пустынная, серая местность. Руины, наполовину ушедшие в землю. В пепел.

И ангел, летящий над самым горизонтом.

Ангел, воплощавший безутешную скорбь.

Ангел всех младенцев, умерших со дня Сотворения этого мира.

От этого последнего впечатления у Торопа сохранился лишь неостывший след, отзвук безымянной печали, который он сам и погасил.

После того как рассказ подошел к концу, Черепаха Джонсон встал и отправился на кухню заваривать чай. Нейроматрица создавала разрозненные изображения, которые медленно двигались по экрану. Это был все тот же длинный фильм об опустошенных грозой холмах, откуда начались приключения Торопа.

Пока Черепаха готовил чай, никто не нарушал воцарившегося молчания. День полностью вступил в свои права. За окнами солнце играло в прятки с кудрявыми облаками. Дул резкий, порывистый ветер. Небоскреб скрипел, как судно в штормящем море.

Индеец принес Торопу чашку с дымящимся напитком и поставил две такие же перед собеседниками Торопа, а потом вернулся за свой ноутбук.

Тороп украдкой посматривал на двоих мужчин. Они напряженно размышляли, каждый в своем углу, полностью сконцентрировавшись на собственном внутреннем мире. Оба хмурились, как будто вокруг них постепенно сгущалась какая-то проблема.

Тороп прекрасно знал, о чем идет речь. Теперь, когда пережитое им путешествие было описано словами, картина проступила полностью. Жизненно важные детали стали отчетливо видны, и все это оказалось затянуто покровом одной большой тайны.

Тороп спрашивал себя, кто первым задаст вопрос.

Инициативу взял на себя Даркандье. Он еле слышно пробормотал:

— Какого рода были младенцы, которых вы видели в змеином гнезде?

Торопу не требовалось ни секунды на размышление. Ответ вылетел из него стремительно, как падающий клинок:

— Человеческого. Это были человеческие младенцы. И, как я теперь думаю, именно их она и перевозит.

Даркандье кивнул, но в уголках его глаз пряталась улыбка. Веки ученого медленно смыкались. Для него ночь тоже оказалась долгой.

— Видимо, да… Так я и предполагал… с тех пор, как вы рассказали нам об этих генно-модицифированных животных.

— Почему?

— Не знаю, интуитивно. Не думаю, что люди стали бы убивать друг друга из огнеметов ради хомячка со светящейся шерсткой или яиц насекомых из мезозойской эры.

Тороп усмехнулся:

— Да? А зачем они бы стали делать это ради одного или двух обычных человеческих младенцев? Если только эти дети не генерируют вирус?

Даркадье устало улыбнулся:

— Вы что, действительно не знаете?

— Нет. Чего я не знаю?

— Существуют некоторые категории человеческих младенцев, запрещенные законом.

Тороп промолчал. У него на лице было написано изумление.

Даркандье покачал головой, опуская уголки губ в иронической ухмылке:

— Господин Тороп… ну как же так… Я имею в виду клонов. Человеческих клонов, запрещенных Осакской хартией и различными поправками к ней.

Тороп нечленораздельно выругался. Но только для того, чтобы скрыть досаду. Полковник столько твердил ему о монстрах, что его воображение постепенно сформировало образ химер, с очертаниями, смутно напоминавшими человеческие. Но ничего человеческого в них не было. Ничего настолько присущего людям, настолько простого, как эти двое младенцев.

Данцик зашевелился, встал на ноги и потянулся.

— Угу… — проворчал он. — Все это чрезвычайно интересно, но в итоге мы так и не знаем, где искать Мари.

Тороп промолчал. «Так и есть, — подумал он про себя. — И, учитывая видения, вызванные наркотиком, можно на законных основаниях усомниться в том, жива ли она вообще. Она и два запрещенных законом младенца, которых она носит в своем чреве».

Позже Черепаха Джонсон закончил барабанить по клавиатуре ноутбука, окинул взглядом длинную вереницу кодированных сообщений, проплывавших по маленькому экрану, и повернулся к присутствующим в комнате.

— Видеокомпиляция завершится через час. Пока что доступны данные биодатчиков и энцефалограмма.

Тороп улегся на постель. Его глаза закрылись сами собой.

Погружаясь на первый уровень слой бессознательного состояния, он слышал разговор Даркандье и Черепахи Джонсона — последовательность зашифрованных слов, смысл которых от него ускользал. Вибрации звуковых волн, которые бесследно распались, когда Тороп провалился в сон.

Его одолевало легкое беспокойство. Тороп подумал, не появится ли сейчас такое же мощное видение, как то, что являлось ему совсем недавно.

Но ничего подобного не произошло.

Его сон был просто бездонной ямой без проблеска сознания.

Он проснулся много часов спустя, разбуженный голосами, раздававшимися вокруг. Шел какой-то громкий спор. Тороп открыл слипающиеся глаза и смутно увидел перед собой искусственную микробиосферу. В зале находилось множество людей.

Тороп привел все органы чувств в активное состояние, его зрение прояснилось. Он увидел Данцика, Даркандье и Черепаху Джонсона, стоявших вокруг нейроматрицы. Здесь же присутствовали старый индеец — Поль Барибал Ламонтань, а также Вакс, Юникс, Лотус, Шелл-Си. Даркандье говорил, что зафиксировал одно из самых мощных излучений биофотонов, которые когда-либо наблюдал у «нормального» пациента. На экране нейроматрицы мелькали какие-то расплывчатые фигуры, светящиеся структуры. Их внезапно сменяли другие изображения и помехи, или черные пятна, на весь экран. Данцик согласился: по его мнению, Торопу удалось достичь поверхностных слоев шизосферы Мари. Вот почему Космический Змей вознаградил его и позволил совершить «скольжение», удающееся только великим шаманам или шизофреникам вроде Мари.

Юникс возражал. По его мнению, нужно было как можно быстрее перейти к испытанию «с какой-нибудь девушкой». Он утверждал, что «связи между женщинами» более сильны и устойчивы, чем между представителями противоположного пола. На это ему заметили, что у них нет женщины, которая бы недавно встречалась с Мари.

Нейроматрица с «некоторой долей вероятности» определила местонахождение Мари на северо-западе от Монреаля — на расстоянии от ста до четырехсот километров. Приблизительно.

Черепаха с помощью своего ноутбука подключился к базе данных метеослужбы. Ночью вдоль реки Сагеней бушевали грозы невиданной силы. Ливни уничтожали окрестности Монреаля и штат Вермонт. Синоптики предупреждали, что вдоль Аппалачей идет еще один чрезвычайно мощный фронт кучевых облаков, вызванный циклоном, который стремительно терял силу над Арканзасом. Грозы уже обрушились на Вашингтон и вскоре должны были затопить весь северо-восток Соединенных Штатов. Затишье в Монреале продлится не долго: к вечеру передовые отряды мрачной грозовой армии достигнут границы региона. Буря, по силе равная той, что разразилась предыдущей ночью, обрушится на Квебек, Онтарио и близлежащие американские штаты. Полиция, пожарные, подразделения Квебекской национальной гвардии, федеральной армии, Королевской канадской конной полиции — все экстренные и силовые структуры мобилизованы по тревоге. Поисково-спасательные отряды еще пытались добраться в пострадавшие накануне удаленные районы. Заваленные дороги, деревни, уничтоженные селевыми потоками, мосты, снесенные разлившимися реками, прогалины, зияющие в лесах, там, куда, по словам очевидцев, ударили молнии мощностью во много гигавольт. Новые русла, проложенные вышедшими из берегов реками прямо среди городов, полей, между холмов. Машины, дома, грузовики, промышленный хлам, унесенный за много километров, неописуемый хаос. Черепаха и Мелоди просматривали страницы Интернета, отовсюду собирая изображения. Нейроматрица сравнивала топографию районов, попавших в метеосводку, с видениями Торопа и собственными расчетами местонахождения Мари.

В конце концов машина отобрала серию снимков, снабдила их многочисленными данными и диаграммами и выделила цветом соответствующие области на снимке со спутника, полученном на одном из метеосайтов.

Ее бесполый голос постепенно заглушал шум разговоров.

— Судя по всему, нейровидеосимуляция, полученная прошлой ночью, соответствует сектору, представленному на данной спутниковой карте. Это квадрат со стороной примерно пятьдесят километров, к северу от реки Сагеней. Его южной границей служит линия между городом Шикутими и национальным парком «Сагеней». Именно здесь с большой долей вероятности находится зона, над которой «пролетал» господин Тороп. Точная локализация дерева невозможна в силу причин, связанных с квантовой механикой, о которых вам всем известно. Однако весьма вероятно голографическое перераспределение информации. Тогда место, где господин Тороп видел дерево, может оказаться совсем в другой точке нейрокарты, хранящейся в его памяти.

— Это значит, — уточнил Данцик, — что Торопу нужно отправляться немедленно?

— Нет, — ответила нейроматрица. — Я проведу его прямо в соответствующую зону, транслируя в его мозг указатели, которые позволят двигаться в правильном направлении. Так что он не потеряется на другом конце Галактики.

— Это уже кое-что, — признал Данцик.

Даркандье повернулся к Черепахе:

— Смесь готова?

Черепаха широко улыбнулся сначала высокому парню в черном, а потом Торопу:

— Колесница подана и ждет пассажира.

39

Когда она очнулась, солнце исчезало за горизонтом, а с юга и востока надвигались огромные фиолетовые облака, переполненные энергией.

Противоречивые сведения вихрем кружились в ее сознании. У нее был жар. Она потеряла много крови. Ее организм был обезвожен. Если в ближайшее время ее никто не найдет, она умрет — вместе с обоими младенцами. Если в ближайшее время ее никто не найдет, на нее обрушится новый потоп, но она уже не сможет спастись. И без сомнения, расстанется с жизнью еще до конца этой ночи, захлебнувшись в потоках воды.

От сокола не осталось и следа. Окрестности казались лишенными каких-либо признаков деятельности животных, не говоря уже о человеке. Окружающий пейзаж напоминал местность после ядерного взрыва — деревья вырваны с корнем на многие мили вокруг, как будто под воздействием ударной волны.

Любое, даже мельчайшие движение вызывало у Мари крик боли. На той части неба, которая пока была свободна от облаков, красовался месяц. Девушка скорчилась среди кривых, изломанных ветвей выкорчеванного дерева в ожидании завершающего удара стихии.

Позже Мари услышала отдаленный рокот грома и почувствовала, как первые тяжелые капли дождя забарабанили по покрову из ветвей. Теперь небо над ней приобрело серый цвет с красновато-коричневым оттенком. Лишенные листьев сучья тысячью туманных горнов[150] загудели под неистовыми порывами холодного ветра. Закат подернулся оранжево-серой пеленой. Все вокруг резко потемнело. Юг и восток обернулись стеной ночной тьмы, освещенной непрерывной чередой вспышек-молний.

Крупные дождевые капли падали все чаще, рокот грома приблизился, и сверкнувшая совсем рядом молния заставила окружающий мир замереть под голубой вспышкой гигантского полароида.

А потом стихии снова сорвались с цепи.

Сначала зигзагообразный разряд небесного электричества рванул воздух всего в двухстах — трехстах метрах от Мари. Яркий бело-голубой свет больно резанул ее зрительные нервы. Затем раздался грохот, как будто небо обрушилось на землю.

Вся скопившаяся в атмосфере влага хлынула вниз, а ветер пустил в ход тяжелую артиллерию.

Очень скоро ручьи, побежавшие с окрестных холмов, породили множество селевых потоков, которые снова взялись за дело, как музыканты после короткой интерлюдии. Дерево начало раскачиваться под согласованными ударами стихий. Мари ухватилась за узловатый, израненный ствол, обвила ногами ближайшие сучья, прижалась животом к участку пористой коры и закрыла глаза в ожидании неминуемой смерти.

Девушка не знала, сколько времени прошло до того момента, когда она поняла, что поток куда-то поволок ее дерево.

Мари чувствовала, что ствол движется уже несколько минут. Когда она наконец решилась открыть глаза, то увидела прямо под собой бурлящую реку грязи.

Проливной дождь образовывал стену воды, которая не позволяла разглядеть что-либо на расстоянии более десяти метров. Порывистый ветер поднимал столбы брызг. Силуэты холмов походили на чудовищные океанские волны, готовые поглотить все на своем пути.

Сама Мари превратилась в жалкий комок нервов и плоти, парализованный ужасом.

Дерево конечно же скоро перевернется, и Мари будет раздавлена массивным стволом, наколота на изломанные ветки, утоплена в потоках грязи.

Она молилась только о том, чтобы умирать было не слишком больно.

А затем услышала голоса.

Сначала они казались порождениями рева стихий — неразборчивые реплики, отдаленно похожие на человеческий язык. Мари решила, что это обман слуха, вызванный полным истощением сил. Возможно, это ветер… Впрочем, неважно…

Голоса приблизились. Мари краем глаза заметила суетливое движение каких-то огоньков. Все это очень напоминало ее детские галлюцинации, когда она каждый день видела, как в окно влетали НЛО с пришельцами на борту, чтобы забрать ее на другую планету.

Огни и голоса доносились откуда-то сверху, из какого-то места, нависающего прямо над ней и расположенного на вершине ближайшего холма.

Дерево, подхваченное селевым потоком, стало набирать скорость. Оно заскрипело и после резкого толчка медленным, скользящим движением начало заваливаться набок. Мари завопила.

Голоса вторили ей.

Появились новые огни, целая сеть лучей белого света, насквозь пронзавших стену струящейся с неба воды подобно прожекторам ПВО.

И тут дерево на что-то налетело. Глухой удар заставил ствол содрогнуться до основания. Мари не сумела удержаться на месте.

Она зацепилась за одну из толстых ветвей, продолжая кричать. Движущиеся огни закружились в водовороте за вихрями водяных брызг-торнадо. Мари неудержимо соскальзывала в сторону бушующего потока. Дерево подпрыгивало и раскачивалось как детская юла.

Ветка, за которую ухватилась девушка, сломалась. Мари вскрикнула в последний раз, после чего река черной грязи подхватила ее. Девушка лишь успела понять, что поток несет ее на груду камней у подножия холма, где виднелись таинственные огни. Она сильно ударилась головой обо что-то твердое и почти ослепла от нестерпимой боли. Камни рванулись ей навстречу, и Мари тут же почувствовала, как они всей своей массой налетели на ее тело. Девушку выбросило на мель, на пористый слой из остатков растений и комьев грязи. Она потеряла сознание. Впрочем, за секунду до этого она каким-то образом смогла осознать, что получила серьезную черепно-мозговую травму.

А затем все померкло.

— Что случилось?

Никто не ответил. Девушка стремительно барабанила по клавиатуре, вводя в компьютер какие-то данные.

— Что произошло, черт побери? — повторил он.

Черепаха следил за длинной чередой цифр, партиями сменявшими друг друга на экране. Тороп изо всех сил постарался сдержать беспокойство. Он надеялся, что доктор Даркандье не принадлежит к числу шарлатанов «новой волны» и принял все необходимые меры.

Чтобы избавиться от стресса, Тороп обратился ко всем присутствующим сразу.

Юникс бросил взгляд на Черепаху Джонсона. Он оторвался от графического планшета,[151] с помощью которого создавал что-то вроде карты.

— На этот раз в электромагнитной деятельности вашего мозга наблюдался чрезвычайно важный пик, характеризующийся сверхактивностью альфа-волн. Кроме того, ДНК, имеющаяся в клетках вашего оптического нерва, стала излучать огромное количество биофотонов. И наконец, ИИ зафиксировал квантовые пертурбации ретротемпорального свойства.

— Что это значит?

— Это значит, что информация, преодолев порог скорости света, опередила течение времени. Речь идет о большом объеме информации. О связанных друг с другом сведениях, обладающих определенным смыслом.

— Течение времени? Вы что, насмехаетесь надо мной?

Черепаха одарил собеседника спокойной улыбкой, снова повернулся к компьютеру и бегло просмотрел только что появившееся сообщение.

— Что случилось с этой вашей чертовой темпоральной пертурбацией?

— Ничего серьезного, — снисходительно произнес Черепаха Джонсон. — Когда нейроматрица вернется из собственного путешествия, она увидит окно в будущее и обязательно выяснит важнейшие географические координаты.

Дядюшка Барибал Ламонтань тихо сидел один в углу комнаты, возле металлической жаровни, где догорали два полена, сложенные в форме креста. Тороп подошел к индейцу и сел на корточки за пределами священного круга.

От поленьев почти ничего не осталось, только россыпь углей, покрытых сероватым пеплом. Черепаха Джонсон объяснил Торопу, что срок, за который поленья сгорали дотла, был равен времени действия активного вещества, входившего в состав наркотика. Это, как правило, занимало от пяти до шести часов. Когда костер догорал, препарат распадался в организме. Тороп не без некоторой самоиронии подумал, что его огненное крещение наверняка войдет в историю племени. Две «ходки» меньше чем за сутки — на такое обычный белый неспособен.

К Торопу подлетел Данцик:

— Мы ее засекли! Я почти уверен!

Тороп выпрямился:

— Где?

— В пределах того района, над которым вы летали. В северной его части.

— Что там происходит?

— Этой области здорово досталось прошлой ночью. Дороги стали почти непроходимыми, а полеты невозможны из-за ураганного ветра. Кроме того…

Данцик повернулся к другим членам группы. Черепаха что-то говорил по поводу погоды.

— Кроме того? — переспросил Тороп ледяным тоном.

— Кроме того, на Нью-Брансуик надвигается очередной шторм. Он зацепит нас краем, как и вчера вечером. У нас очень мало времени, чтобы отыскать Мари.

Тороп задал самый важный из имевшихся у него вопросов:

— Она жива?

Данцик не ответил, поморщился и снова посмотрел на членов группы, которые продолжали яростно спорить.

— Она жива? Да или нет, черт подери?! — повторил Тороп.

Данцик повернулся к нему. Выражение, застывшее на лице писателя, не сулило ничего хорошего.

— Это не известно… — Он коротко махнул в сторону спорщиков. — Они не пришли к единому мнению.

Именно в этот момент Тороп решил, что пора вернуть себе контроль над ситуацией. С момента предыдущего пробуждения он обдумывал стратегически важные сведения, которые были получены после первого «эксперимента».

Романенко ошибался. Мари перевозила вовсе не генно-модифицированных животных. Он везла внутри себя человеческих зародышей. Клонированных младенцев.

Она незаконно протащила их через границу по заказу секты.

Давняя мечта о копировании человека, о генетическом бессмертии и создании собственных копий стала явью в тайной лаборатории, затерянной где-то в казахской глуши. Все факты в голове Торопа встали на свои места. С учетом того, что в прессе говорилось о космических проектах ноэлитов, перед сектантами открывались небывалые перспективы. «Столпы церкви» желали основать в космосе человеческую колонию. Они, конечно, понимали: потребуются годы, а возможно, и десятилетия, чтобы заполучить ресурсы, которые позволят им организовать успешный пилотируемый полет к Красной планете. Но эти люди смотрели далеко в будущее. За пределы срока своего биологического существования. Потому что их жизнь была своеобразным образом застрахована — они получили гарантию бессмертия, возможность воплотиться в собственных клонах.

Идея уничтожить великую хилиастическую[152] программу в зародыше (именно это словосочетание казалось Торопу наиболее подходящим) казалась очень привлекательной.

Тороп подхватил Данцика под локоть и потащил его к другим членам группы:

— Мне плевать, до чего вы там договорились. Мы должны немедленно организовать экспедицию. Взять с собой все необходимое, чтобы перевезти Мари туда, где ей окажут квалифицированную медицинскую помощь. Нам нужны внедорожники, карманные фонарики, прожекторы, инфракрасные очки или приборы ночного видения, лопаты, заступы, треноги или распорки, чтобы вытаскивать человека или груз из ямы, лебедки, тросы, цепи. Мы обязаны опередить надвигающуюся бурю. Короче, хватит болтать, беритесь за дело.

Слова Торопа произвели эффект небольшого землетрясения.

Данцик внезапно воодушевился:

— Тороп прав. Это война, черт побери.

Меньше чем через час под проливным дождем у подножия высотного здания уже стояло несколько внедорожников «джи-эм-си юкон». Край шторма только что добрался до Монреаля. Небо заволокло огромными грозовыми тучами, горизонт на юге-востоке регулярно озаряли голубые вспышки электрических разрядов.

Тороп, Сторм, Данцик, Черепаха Джонсон, Юникс и два гурона в спасательных жилетах спецназовцев ВМС США сели в три «юкона», набитых всем необходимым для поисково-спасательных работ.

Машины были нагружены всевозможными средствами связи: ноутбуками, спутниковыми навигационными системами, рациями, детекторами. Машина, в которую сел Юникс, превратилась в передвижной медицинский госпиталь и легко могла соперничать с самым современным реанимобилем.

Все это устроил Черепаха Джонсон.

— Каждым внедорожником будет управлять один из нас. — Он указал на своих соплеменников. — У нас есть разрешение на участие в спасательных работах, мы входим в состав Добровольческих сил автономной территории. Поэтому мы легко пройдем полицейские кордоны… Все остальные — добровольцы, пожелавшие принять участие в поисково-спасательной операции. На вас имеются документы, подписанные властями автономии.

Главные дороги были перекрыты, и отряд продвигался к цели объездными путями. Они выбрались на 381-е шоссе позади района Бойо и под проливным дождем на скорости восемьдесят километров в час проехали до самого залива. У города Шикутими свернули на 372-е шоссе, переехали через реку Сагеней по последнему мосту, еще открытому для автомобилей со спасателями.

Когда они пересекли реку, перед ними предстали картины апокалипсиса.

Им потребовалось еще несколько часов, чтобы добраться до реки Шипшо. Следуя вдоль ее изгибов, они достигли озера Вермонт и попытались проехать несколько миль, отделявших их от речушки Тет-Бланш, которая прошлой ночью вышла из берегов, сметая все на своем пути.

Именно возле порогов Тет-Бланш нейроматрица начала очерчивать зону поисков.

На этот район, а также на область к югу от озера Сен-Жан, вдоль 155-го шоссе, гроза обрушилась сильнее всего. Говорили, что молнии там оставляли воронки диаметром несколько метров, а вокруг валялись деревья, сгоревшие как спички.

Если верить сводкам, которая метеослужба публиковала в онлайн-режиме, приближающаяся гроза по силе мало уступала вчерашней, но должна была закончиться быстрее. Синоптики предполагали, что основной удар минует уже пострадавшие районы.

У спасательной экспедиции оставался небольшой шанс.

Последнее сообщение, которое они получили от Джо-Джейн, прежде чем обмен информацией стал невозможным из-за электромагнитных бурь, было кратким, но исчерпывающим. Это оказалась уменьшенная карта местности с выделенным участком площадью не больше десяти квадратных километров, к северо-востоку от места, где они находились. Это было рядом с второстепенной дороге, разрушенной селевыми потоками.

За спинами у них прогрохотал гром.

Зрелище, открывшееся их глазам, никто не смог бы назвать обнадеживающим. Полотно дороги вдоль и поперек пересекали расселины, большие участки были уничтожены селем. Но Джо-Джейн выразилась предельно ясно: с вероятностью девяносто девять процентов Мари находится за этой возвышенностью, совсем рядом с дорогой, огибавшей пригорок и следовавшей вдоль русла Тет-Бланш. Река разбросала во все стороны бушующие рукава, потоки стекали в нее с окрестных холмов. Сель пробил себе дорогу по склонам, унося с собой деревья — самые молодые или самые старые. Естественный отбор по Дарвину. Окрестности дороги покрылись почти симметричными проплешинами. Надвигавшийся шторм грозил повторением кошмара; вулкан, наполненный жидкой грязью вместо лавы снова мог проснуться.

На то, чтобы пройти последнюю милю, отряду спасателей понадобилось почти столько же времени, сколько на то, чтобы добраться сюда из Монреаля.

Стихия уже настигала их. Участники операции с трудом добрались до склона противоположного холма, когда гроза обрушилась со всей мощью. Вскоре им пришлось сдаться и оставить машины на вершине возвышенности.

У Торопа и других членов группы были три современных бинокля с модулем ночного видения, два старых инфракрасных сканера и по два фонарика «Мэглайт» на человека. Тороп отдал два бинокля индейцам, а третий оставил себе. Два сканера британского производства он отдал Юниксу и Данцику — из вредности. Остальные участники экспедиции остались возле машин. Они переговаривались при помощи раций, пробиваясь сквозь оглушительный треск электромагнитных разрядов. Большая часть сказанного пропадала в реве стихий и помех.

— Включите один фонарь на режим дальнего света, другой — на режим ближнего, — распорядился Тороп.

Люди спустились с холма, с трудом удерживаясь на ногах.

Никому из них не удалось добраться вниз, ни разу не упав.

Они начали поиски у подножия холма, растянувшись цепью на сотню метров, по двадцать — тридцать метров на человека, и каждый стал прочесывать свой квадрат.

Фонари были необычайно мощными. Лазерный модулятор позволял фокусировать луч в режиме дальнего света даже сквозь стену дождя. Подобными устройствами были экипированы все спецподразделения мира.

Молнии разрезали небо всего в двух сотнях метров впереди.

Прошлой ночью селевые потоки прорыли в дороге несколько параллельных канав, унеся с собой целые фрагменты полотна. Новая буря собиралась углубить эти раны. Новые реки сливались во впадине между склоном, на котором находились члены отряда, и соседним холмом.

Вдруг Тороп заметил селевой поток, набиравший силу у подножия холма. Луч фонаря пробежал по изрытой почве. Круг света уперся в большое, вырванное с корнем дерево, которое рывками продвигалось вперед под напором течения.

Тороп не знал как, но он сразу его узнал.

Дерево из его путешествия в страну видений.

Его реальную копию.

Он бежал по щебенке под барабанную дробь дождя. Вода поднялась уже на несколько сантиметров, вокруг разливались гигантские лужи, соединенные бурлящими ручьями.

Тороп поскользнулся. Упал лицом прямо в грязь. Ударился лбом о мокрый щебень.

Выругался, вскочил снова побежал к дереву, до которого теперь оставалась сотня метров. Направил на него оба фонаря.

Чуть в стороне Тороп увидел Данцика и Юникса. Они тоже приближались к потоку грязи, но ниже дерева, которое вдруг стало стремительно набирать скорость.

Тороп прибавил ходу, вопя что-то по-французски и по-английски — сам не зная почему. Двое гуронов откликнулись откуда-то сзади. Что-то крикнул Данцик. Издалека донесся ответ Сторма.

Тороп подбежал к селевому потоку. Оба его фонаря теперь освещали дерево. Вот лучи света на что-то наткнулись. На некую форму, цветное пятно. Дерево находилось теперь всего в трех десятках метров.

Лучи осветили Мари, лежавшую на дереве как обессилевшее животное, среди изломанных ветвей кроны.

Тороп завопил: «Она здесь», но в этот самый момент прокатился раскат гром, который как будто нарочно заглушил его голос.

Откуда-то слева послышался глухой угрожающий гул. На Торопа надвигался небольшой вал грязной воды — волна высотой едва ли тридцать сантиметров. Но приближалась она очень быстро. Тороп едва успел броситься в сторону. Он упал на какой-то мокрый куст и увидел, что дерево уносит прочь.

А потом услышал крик, донесшийся из кроны.

Не раздумывая, он бросился наперерез, двинулся вдоль все ускорявшегося потока, вошел в воду и навел фонари на дерево, медленно поворачивавшийся вокруг своей оси. Данцик был уже неподалеку и осветил дерево, откуда продолжали раздаваться крики. Теперь их слышали все. Все участники отряда кинулись на голос. Яркие лучи скрестились на дереве и осветили тело, подхваченное черным потоком. Его швырнуло к большим камням, вокруг которых бурлили водовороты.

Тороп добрался до Мари первым. «Можно подумать, — усмехнулся он про себя, — что мне приспичило осуществить предсказание индейцев хакеров: „Одинокий воин явится из ниоткуда, чтобы вернуть Посланницу к своим“».

Оно здорово звучало, это пророчество. И стоило того, чтобы что-нибудь сделать ради него.

40

Солнце встало над Чингизскими горами и сквозь мансардные окна гостиной, выходившие на террасу, обливало собравшихся в комнате людей красивым оранжевым светом.

Горский разглядывал членов команды — просто так, чтобы не клевать носом. Бессонные ночи давали о себе знать.

Власьев и двое его подчиненных — некто Ковальский и «фриц» Вальтер — сутки напролет по очереди отслеживали все переговоры и проникали в базы данных проклятой секты. Они добыли уйму сведений, целые вагоны информации, измеряющейся гигабайтами, но, по их словам, это была всего лишь капля в море.

Кроме того, они постоянно обнаруживали следы взлома системы, который происходил иногда всего за час до того, как они пробирались туда. Они выяснили, что эти «другие» взламывали и файлы, уже просмотренные командой Власьева.

— Короче, — докладывал Власьев, — мы знаем о существовании этих парней, но есть все основания полагать, что и они знают о нас. И с каждым часом увеличивается вероятность того, что мы столкнемся нос к носу перед одним и тем же паролем доступа.

— Что это за люди? — спросил Горский.

— Мы не знаем, — ответил Власьев. — Но ребята ушлые, это точно.

— Лучше, чем вы? — прорычал Горский.

— Пока не могу сказать, — смущенно объяснил Власьев. — Мы еще с ними не пересекались. Но они очень круты.

— Почему вы так думаете? — спросил Горский. Он хотел технических подробностей.

Молодые пираты эпохи кремниевых микрочипов восхищали его. Он не обладал ни их навыками, ни их уровнем образования. Если бы он был на десять — двадцать лет помоложе, то взялся бы за этот бизнес.

— Почему?.. — пробормотал Власьев. — Множество мелких деталей. Красивый взлом — это… как бы это сказать… это как произведение искусства. Его не возможно объяснить рационально.

Горский улыбнулся, глядя на Власьева сквозь очки «Рэй-Бэн». Волосы хакера пламенели в лучах восходящего солнца.

— Власьев, я плачу вам именно за критический разбор произведений искусства. Слушаю вас.

Хакер задумался, сортируя мысли и готовя ответ.

— Что ж… Во-первых, мы получили совершенно безумные координаты местонахождения их компьютеров. Мы прогнали эти данные через все системы: GPS, электромагнитные сканеры, анализаторы, основанные на методе случайных чисел, уравнениях теории вероятности или принципах квантовой механики… И получили совершенно невероятные результаты, вроде созвездия Кассиопеи, какого-нибудь удаленного квазара или Овального кабинета. В некоторых случаях искомый адрес находился здесь, у нас, в недрах наших собственных компьютеров.

— Что за ерунду вы плетете? Наши компьютеры взломаны?

— Нет, господин Горский, вовсе нет. Дело в их проклятой системе кодирования, которая невероятно прочна.

— Вы можете выследить их?

Власьев вздохнул:

— Господин Горский, наверно, мне не следует этого говорить, но… Мы и так уже перегружены работой по изучению файлов секты. Если вы хотите, чтобы мы сели на хвост еще и этим ребятам, нашу команду придется, как минимум, удвоить.

Горский задумался: «Попросить, что ли, новосибирских ребят… да ладно, черт с ним».

— Вы можете сами найти людей?

— Да, конечно. Я знаю парней, которые могли бы сделать эту работу.

— Отлично. Свяжитесь с ними. Расскажите об оплате. Вы возглавите обе команды, и ваше вознаграждение будет удвоено.

— Спасибо, господин Горский.

— Не за что. Беритесь за дело. Самое позднее, к завтрашнему дню ваши люди должны быть здесь.

— Дайте мне двое суток. С этими людьми нелегко связаться, господин Горский, — взмолился Власьев.

Горский взмахом руки дал разрешение, Власьев и его подчиненные быстро покинули комнату.

«Теперь, — подумал Горский, — нужно выработать стратегию. Решить пару последних вопросов. И разобраться с Уолшем».

Вот уже целую неделю доктор торчит в камере без воды и пищи. Он наверняка успел раскаяться и, выйдя из-под замка, будет гораздо более покладистым. Даже до того, как начнется допрос с пристрастием.

Карцер находился в помещении, где раньше проводили научные испытания. Наблюдение за состоянием Уолша велось при помощи видеокамеры и ультрачувствительного акустического сенсора. Он неплохо держался, этот старый мерзавец. Вполне можно было подождать еще день или два.

Горский сделал окна максимально непрозрачными, за исключением единственного стекла, в дальней части комнаты, запрограммированного на режим «венецианских штор» и пропускавшего тонкие лучи света. Потом развалился на диване и проспал восемь часов как младенец.

Вечером Власьев и его ребята рассказали Горскому, что их предсказание сбылось. Они столкнулись с вирусом ИИ, который одновременно с ними взламывал закрытую базу данных Ноэлитской церкви. Оба вируса на несколько наносекунд остановились, а затем сообщили хозяевам о сложившейся ситуации. Пока Власьев принимал решение, чужой вирус исчез.

Зато их навигационной системе удалось получить часть программного кода этого неизвестного «червя». Теперь бригада Власьева изучала его. Может быть, удастся установить местонахождение компьютера-отправителя.

Горский спросил тюремщиков о состоянии здоровья доктора.

За прошедшее время оно резко ухудшилось. Надзиратели выполнили письменное распоряжение Горского и поместили Уолша под капельницу.

Горский улыбнулся. До ночи у доктора Уолша еще полно времени, чтобы осознать свое положение. Его жизнь висит на волоске, на маленькой трубке, подсоединенной к емкости с питательной плазмой. Когда Горский придет допрашивать старого упрямца, достаточно будет разок пережать этот спасительный канал, и доктор станет ангелом, готовым к любому сотрудничеству.

Романенко проснулся с каким-то странным ощущением — сочетанием мерзкого вкуса во рту и остатков воспоминаний о кошмарном сне, в котором весь мир погружался под воду.

Полковник еще не успел встать, когда на его ноутбуке замигал сигнал вызова. На экране появилось кодовое обозначение Горского. Зашифрованный вызов. Через минуту Романенко понял, что предчувствие его не обмануло.

Горский пользовался сигналом со спутника, арендованного им на год. Это был бывший американский военный спутник, переоборудованный для частных нужд. Чтобы перехватить этот разговор, потребовались бы все ресурсы АНБ.[153]

Романенко ввел пароль, и на экране появилось лицо Горского.

— Доброе утро, полковник. Ты сидишь?

— Нет, у меня в разгаре сеанс левитации. В чем дело?

— У меня есть для тебя одна невероятная история.

Романенко откинулся на подушку:

— Я слушаю.

— Отлично. Итак, нас нагрели наши же собственные клиенты.

— Кто, Уолш? — осторожно спросил Романенко.

Горский расхохотался:

— Уолш? Эта старая библиотечная крыса сейчас глотает пыль в подвале, привыкая к мысли о том, что правила игры изменились.

Романенко промолчал:

— Я перехватил разговор между старым скрягой и его клиенткой. Этот подлец работал на известную тебе секту психов, а баба вздумала полностью аннулировать операцию, даже не поставив нас в известность. И представь себе, она решила устранить троих членов твоей команды после того, как те устранят Мари. Она точно причастна к бойне на улице Ривар и всей остальной заварушке. Она разорвала контракт с Уолшем, не понимая, что на самом деле рвет соглашение со мной. А как тебе известно, такие споры я улаживаю без адвокатов!

«Это уж точно», — подумал Романенко.

Он быстро проанализировал информацию. Ему вообще-то не должно было быть известно о существовании секты. Но теперь, похоже, Горскому на это наплевать…

Романенко спросил:

— Ага… Почему же секта просто не связалась с нами? Ведь именно такая была договоренность, разве нет?

— Я думаю, у них там совсем крыша съехала. Эта баба считает себя воплощением какой-то египетской фараонши и думает, что она бессмертна. Она уверена, что общается с богами и что они пообещали ей полную безнаказанность. Поэтому ей можно уничтожить нашу группу и даже людей Кочева. Я уже не говорю о том, что она уверена, что может завалить деньгами весь мир, и все в таком роде.

— Откуда ты знаешь?

Горский усмехнулся:

— У меня большие возможности. Мои люди уже две недели перехватывают их звонки по спутниковому телефону и гуляют по их жалкой внутренней сети, которая довольно паршиво защищена. Они сумасшедшие. Особенно она.

— Какую она играет роль во всем этом бедламе? — спросил Романенко.

— Входит в состав руководства Церкви. Она лично занимается нашим «экспериментом». Именно она лично пожелала начать «цикл».

— Цикл? — переспросил Романенко и подумал: «Давай, медведь, вылезай из берлоги».

— Угу… Так она это называет. Благодаря сведениям, которые собрала моя команда, я начинаю представлять себе портрет этой сумасшедшей. Лет десять назад она вышла замуж за бизнесмена из провинции Альберта, но их супружеская жизнь не продлилась и двух лет. По моим данным, Ариана Клэйтон-Рошет фригидна, но ей хочется произвести своих отпрысков, поэтому она решила запустить программу по клонированию членов секты и финансировать ее. Сыскная полиция Квебека, Королевская канадская конная полиция, муниципальные правоохранительные органы в штатах Мэн и Вермонт, даже организация Кочева напичканы агентами этих психов. Никому больше не доверяй и не передавай информацию.

— Что же нам тогда делать?

— Я улаживаю последние детали, но еще не решил насчет тебя.

— То есть?

— Торп с тобой связывался?

— Нет. Он молчит со дня резни.

— Ты слышал что-нибудь о Мари Зорн? Может быть, ее имя мелькало в каких-нибудь информационных сводках?

— Нет. Тоже нет.

— А знаешь почему, полковник?

Улыбка Горского напоминала оскал голодного хищника.

— Нет. Почему?

— Нам удалось получить данные следствия. Ты не поверишь.

— Я давно перестал удивляться даже самым безумным предположениям.

— Мари Зорн не существует.

Романенко поперхнулся:

— Что за ерунда?!

— Ее просто нет. Легавым ничего не известно о ее существовании. Никто в квартале ее не видел. Ее нет даже на жестком диске, куда записываются все данные с видеокамер наблюдения в аэропорту. Везде одно и то же: вся информация о Мари исчезла. Не пытайся проследить ее по банковской карте или любым другим способом. Это бесполезно.

Романенко решил, что пришла пора приступать к главной теме:

— Это связано с тем, что она перевозит?

Улыбка Горского стала жестче.

— Нет, не думаю. Я подключил еще одну команду, которая круглосуточно занимается этой проблемой. Они не видят никакой связи.

Романенко помолчал.

— Думаешь, это может быть как-то связано с ее болезнью, с шизофренией?

— Тоже нет. Мои парни говорят, что нет. Я считаю, что ее прикрытием занимается какая-то банда хакеров.

— Хакеров?

— Да. Мои ребята засекли чужие следы в файлах секты. Совсем недавно, несколько дней назад.

«Вот черт, — подумал Романенко. — Хакеры. Наверняка Мари с самого начала работала заодно с ними. Они пытаются забрать ее груз. И судя по всему, им это удалось».

У него возникло предчувствие, что самый мощный ураган — жалкий ветерок по сравнению со взрывом, который вот-вот произойдет. Нужно максимально быстро как можно дальше уйти от ударной волны.

Романенко заранее подготовил себе легенду и поддельные документы, и об этом было известно только ему одному. Банковские активы ожидали команды, чтобы самоликвидироваться, переслав все свое содержимое на другие, подставные счета, и дальше по цепочке. Целая галактика анонимных, девственно-чистых, райских счетов. Романенко давно знал, куда, когда и как он отправится, чтобы полностью исчезнуть из этого мира — мира, где не осталось никакого порядка и властвовали необразованные хамы, вроде Горского, или богатые чокнутые тунеядцы, вроде адептов секты.

41

Черепаха Джонсон о чем-то долго говорил с Барибалом Ламонтанем, потом вернулся к Торопу. Старый индеец задумчиво качал головой. Тороп понял, что его предложение не вызвало большого энтузиазма.

— Дядя Барибал говорит, что на это способны только величайшие шаманы. Или люди вроде Мари.

— Точно. Но ведь речь идет именно о ней, не так ли?

Черепаха Джонсон растерялся:

— Дядя Барибал говорит, что ваша психика этого не выдержит.

Тороп хмыкнул:

— Моя психика заключена в тефлоновую оболочку. Думаю, будет лучше всего, если я спрошу об этом у Даркандье.

Черепаха покачал головой, словно говоря: белый человек не ведает, что творит.

Тороп поднялся этажом выше. Он прекрасно знал, что делает. Половина комнаты была украшена священными предметами, гобеленами и маленькими жаровнями. В центре этой «индейской гостиной» находилось кострище, такое же, как то, в котором горел огонь во время галлюциногенных экспериментов с самим Торопом. Только теперь в нем тихо прогорало обычное полено.

Обстановка в другой части комнаты резко отличалась. Здесь устроили стерильное пространство вокруг герметичной реанимационной камеры из прозрачного полиуретана. Внутри камеры стояла кровать из анодированного алюминия, как в ультрасовременной клинике. Снаружи выстроилась целая батарея медицинских приборов. Проводами, напоминающими пуповину, они были соединены с камерой, в которой стоял терминал, подключенный к изголовью кровати и телу Мари.

Мари лежала в кислородной палатке на аппарате искусственного дыхания. Система контроля сердечной деятельности заставляла биться ее сердце. За всем этим со своего циклопического яйцеподобного экрана бесстрастно наблюдала нейроматрица.

Даркандье вводил какие-то команды с клавиатуры компьютера, управлявшего всей системой. Альтаира, Шелл-Си, Лотус, Юникс и Вакс делали тоже самое, сидя за своими компьютерами.

Тороп подошел ближе.

Мари перенесла тяжелую черепно-мозговую травму и впала в кому.

Даркандье не отходил от нее ни на минуту с того самого момента, как пять ночей назад, под неистовым ливнем, у входа в дом номер десять по улице Онтарио ее вытащили из «джи-эм-си», переоборудованного в машину «скорой помощи». Лицо доктора осунулось от усталости. В синем свете мониторов его золотистый загар, приобретенный во время путешествий по южным морям, стал нездорового зеленоватого оттенка.

Даркандье печатал как робот. На его столе валялись упаковки от транквилизаторов, вокруг клавиатуры рядами стояли пластиковые стаканчики с какой-то жидкостью, а стопка одноразовых картонных тарелочек с остатками пищи напоминала отвратительный гамбургер.

Даркандье даже не поднял головы, когда Тороп подошел и сел рядом с ним. На экране мелькали увеличенные изображения клеток. Торопу показалось, что это были нервные клетки.

Он сосчитал до трех, потом спросил:

— Она выживет?

Даркандье не ответил.

Тороп снова сосчитал до трех:

— А младенцы? Они выживут?

Молчание. Даркандье раздраженно дернул плечом.

— Ладно, поговорим на профессиональном языке. Ее кома обратима?

Даркандье по-прежнему молчал.

— Проклятие, хватит издеваться! Отвечайте немедленно, если не хотите, чтобы ваша голова поближе познакомилась с начинкой этого монитора.

Тороп почувствовал, как Альтаира за его спиной замерла и прекратила барабанить по клавиатуре.

Даркандье издал что-то вроде хрипа:

— А-а-а… В чем дело, Тороп? Вы что, можете дать мне совет как специалист в области хирургии мозга?

— Я спрашиваю вас, выкарабкается ли она.

— Позавчера сюда прибыл один человек. Это выдающийся нейрохирург. Мы оперировали ее девять часов. Травма оказалась тяжелее, чем предполагалось. Не стану скрывать, меня очень беспокоит ее состояние.

Тороп еще раз сосчитал до трех:

— Доктор, мне нужно кое-что сказать вам по этому поводу.

Даркандье повернулся к нему, его губы изогнулись в усмешке.

— По этому поводу, господин Тороп?

— Да. Несколько ночей подряд я вижу одни и те же повторяющиеся сны.

— Вы видите сны. Превосходно! Уверяю вас, каждую ночь миллиарды людей делают то же самое.

— Я не шучу, Даркандье. Я действительно думаю, что Мари шлет мне послания.

Даркандье холодно посмотрел на него. Несколько долгих секунд он ничего не говорил, а затем произнес, едва разжимая губы:

— О'кей. Что за послания?

— Они никогда не бывают достаточно ясными. Как бы это сказать… Они не такие ясные, как тогда, когда я принял эту вашу штуку, или как тогда, когда меня заразил ее вирус. Это больше похоже на обычный сон, со свойственным ему хаосом. Но каждый раз я знаю: это послание от Мари. И оно всегда означает одно и то же.

— И что же?

— Мари хочет, чтобы я снова воспользовался Колесницей. Она хочет, чтобы я повторил «опыт», связался с ее духом.

Даркандье вздохнул:

— Вот черт. Зачем?

— Не знаю.

— Это бессмысленно. Она в коме. Сложные функции ее мозга сейчас, если можно так выразиться, отключены.

— Похоже, она так не считает. И я тоже. Что-то функционирует. И это что-то отправляет мне послания, Даркандье.

Ученый снова вздохнул. «Это явно не предусмотрено его маленькой программой», — подумал Тороп.

— Нет. Не вижу в этом никакого смысла. Ее жизненные функции и так ослаблены, это может убить ее.

Тороп криво улыбнулся:

— Она не просила, чтобы ей впрыснули дозу. Она хочет, чтобы я, именно я воспользовался Колесницей. Вместе с вашей проклятой нейроматрицей. Не спрашивайте меня почему. Но она хочет, чтобы я это сделал. Значит, я должен это сделать.

Даркандье грустно посмотрел на тело, лежавшее под герметичным колпаком. Тороп слушал шум дождя. Грозы сменились ливнем, небо было свинцового цвета. Он разглядывал мастерскую «Квакеров Земли», превращенную в суперсовременную больничную палату. Голубоватое свечение мониторов и пляшущие отблески костра встречались на середине комнаты, проводя на полу четкую границу между серо-фиолетовым, с одной стороны, и золотисто-рыжим — с другой.

Тороп сам не понял почему, но в этот самый момент его жизнь резко изменила направление.

Первый вопрос взорвался в сознании подобно осветительной бомбе: что я вообще делаю здесь, в компании спятивших мистиков, собираясь вступить в контакт с сознанием полумертвой женщины?

Ответ не был однозначным. Просто это было… нечто само собой разумеющееся. Единственно возможный путь.

Нет, самый главный вопрос звучал иначе: что я делал раньше, где я болтался последние двадцать лет?

Собственное прошлое показалось Торопу несуществующим, нереальным.

Образы будущего, напоминающие фотографии на почтовых открытках, роскошной каруселью закрутились перед его мысленным взором. Это была смесь видов Тихого океана и природного заповедника на Лаврентийской возвышенности.

Даже если Эпоха Бурь уже началась, он наверняка еще успеет отойти от дел и посвятить жизнь чему-то еще, кроме уничтожения людей.

Тороп с горечью осознал, что такие мысли, скорее всего, станут погребальным звоном для его карьеры наемного убийцы.

Да, мир шел к своему концу, по крайней мере в том виде, как представлял его человек с момента возникновения своего биологического вида. Все происходившее здесь служило прекрасной иллюстрацией едва начавшегося безумного столетия.

Тороп сам не понимал почему, но осознание этого полностью обезоруживало его. Внутренний голос твердил, что он навсегда связан с этим «экспериментом», с Мари Зорн.

И с тем, что она носила в себе.

— Согласен, — сказал Даркандье. — Обсудите детали с Черепахой.

Тороп снова спустился по металлической лестнице, напоминающей сходни на подводной лодке.

Черепаха о чем-то спорил с Ваксом. Повезло.

— Даркандье согласен, — сказал Тороп. — Подготовьте Колесницу сегодня ночью.

Черепаха Джонсон повернулся к нему свое суровое лицо. Тороп с некоторым запозданием вспомнил, что индейцы не любят, когда ими командуют.

— Мне нужна Колесница, — повторил он, чуть смягчив тон. — Даркандье только что сказал, что я могу это сделать.

— Вы не понимаете, что творите, господин Тороп.

— Мари знает, — ответил он.

Черепаха Джонсон умолк, кивнул как человек, покорившийся неизбежному, и ушел.

Тороп остался вдвоем с Ваксом:

— Вы хорошо подумали над тем, что я вам сказал?

Вакс напряженно посмотрел ему прямо в глаза:

— Господин Тороп… вы можете спать спокойно. С того самого вечера, как вы привезли Мари, этим занимается вооруженное подразделение «Нации киборгов»: Юникс, Спектрум и их «Драконы». В дебрях самых закрытых файлов Пентагона они разгуливают, как по коридорам простейшей «бродилки» для игровой приставки «Нинтендо». Так что мерзавцы ноэлиты…

Даркандье, Черепаха Джонсон и Барибал Ламонтань ждали Торопа на последнем этаже. Барибал согласился помочь Черепахе как «шаман-инструктор». Несмотря на свои колебания или именно из-за них, он не хотел, чтобы молодой шаман в одиночку готовил сумасшедший «опыт», который предстояло пережить Торопу.

— Мне нужна поддержка людей с чуть более оптимистичным выражением лица, — заметил Тороп.

Черепаха Джонсон нахмурился:

— Не думайте, что это будет веселая прогулка, господин Всезнайка. Вам предстоит посетить холодные пустыни смерти. Оттуда возвращаются лишь опытные шаманы.

Тороп тут же почувствовал, что смелости у него поубавилось. «Ну нет, черт побери, я должен это сделать». В каждом его сне послание от Мари выглядело однозначно: я еще жива, и ты вернешься назад.

Вот почему она отправляла ему весточки. Ее мозг оказался поврежден, но она все еще была жива, и, что еще более удивительно, оба младенца тоже, несмотря на все, что Мари пришлось перенести. По словам Даркандье, их жизненная сила была феноменальной и даже создавала проблемы. Проблемы весьма болезненного свойства.

— Как это? — с беспокойством спросил Тороп.

— Они выживают за счет тех немногих жизненных сил, которые остались у Мари. Если все и дальше так пойдет, нам придется выбирать.

Тороп знал, о каком выборе идет речь.

— Согласен, — произнес он покорно. — Но сначала проведем «опыт».

Даркандье ничего не ответил. Он коротко кивнул Черепахе Джонсону, отправившемуся за чашей, в которой опять оказалась зеленая кашица.

Тороп проглотил ее без колебаний, запил стаканом минералки.

— Подключайте ко мне всю вашу хрень, доктор, — сказал он, вытягиваясь на походной кровати возле купола, под которым лежала Мари, и черной машины с бесполым голосом.

Доктор протянул ему нейросквид. Тороп надел его на голову, почувствовал легкие касания тысяч волосков и закрыл защелки на висках. Присоски приклеились к коже головы.

Действие вещества не заставило себя ждать.

Ощущение взлета обрушилось на Торопа внезапно, как во время кайфа от сверхмощной наркоты. Это было похоже на ощущения астронавтов в момент, когда включаются ракетные двигатели. Ему казалась, что его голова стала такой тяжелой, что продавила подушку насквозь.

А затем Тороп перенесся в другую вселенную.

Он очутился в том самом постапокалиптическом мире отчаяния и пепла. Он знал, что этот мир — фон сна, который он видел уже много лет. Этим видением завершился даже его первый опыт с Колесницей. Разве не то же самое воспоминание промелькнуло в стране теней, когда он был в коме после Ночи Массового Убийства? И этот же сон Тороп видел однажды ночью в Монреале, когда беседовал с призраком Ари.

Мари ждала Торопа на автобусной остановке. Из-под многометрового слоя пепла выступала лишь самая верхушка навеса. Это была та самая остановка, на которой Тороп встретился с Урьяневым в Алма-Ате — много сотен лет назад. Но это также была автобусная остановка 183-го маршрута из его детства, у выезда из Шуази. Она называлась «Верден».

Мари была собой, но совершенно непохожа на себя. Тороп знал, что это она, но ее внешность совершенно изменилась. Сначала она явилась ему в облике девочки лет десяти лет. Светлые, очень гладкие волосы, глаза серо-голубого, стального цвета. Она была гораздо красивее той Мари, которую знал Тороп. Но он заметил в ее детском лице что-то жестокое.

Очень быстро, одним рывком, девочка превратилась в подростка, в девушку, молодую женщину, зрелую красавицу, начала стареть и, наконец, умерла. Ее скелет упал на землю и смешался с пеплом.

Тогда Тороп понял, что под ногами у него не пепел. Это прах всех людей, которые рождались и умирали с начала времен. Здесь, на этом кладбище размером с планету, покоилось девяносто миллиардов человеческих созданий.

И тогда Мари снова появилась — в знакомом Торопу обличье.

Она выглядела как девочка, но теперь ее было нетрудно узнать. Черные волосы, длинная коса. Темно-синие, цвета глубокого океана, глаза пристально смотрели на него.

Эта девочка тоже мгновенно прошла все стадии жизни и смерти. И смешалась с прахом в мире отчаяния.

Тороп снова остался один посреди руин. Он пошел вперед. То, что когда-то было городом, теперь больше напоминало предмет изучения геологии, чем создание человеческих рук. Здания, крыши которых изредка выступали на поверхность, были похожи на каменные утесы, обглоданные тысячелетними ветрами.

Этот город был всеми городами сразу. Всеми разоренными войной населенными пунктами, которые повидал Тороп на своем веку, включая те, что он сам предал огню и мечу. Сараево, Грозный, Кабул, Кандагар, Каши. Все города, где он мимоходом оставил свой след.

Еще это были Хиросима, Ханой, Гейдельберг. Дрезден, Данциг и Дананг, Ленинград, Лейпциг, Лондон, Брест, Бейрут, Багдад. Троя и Спарта, Иерихон и Вавилон, Персеполь и Афины. Коринф, осажденный боевыми кораблями Делосского союза, Вена под дулом турецких осадных пушек, Византий, взятый османами, Карфаген, уничтоженный легионами Сципиона Африканского, Рим, павший под натиском армии Одоакра, Ля-Рошель, обстрелянный английскими орудиями, Атланта, разоренная дикими колоннами генерала Шермана, Самарканд, захваченный Чингисханом, — двадцать тысяч отрубленных голов, сложенных в кучу у ворот города стали рекламной кампанией этого достойного последователя Аттилы.

Посреди пустыни, засыпанной прахом, Тороп увидел телевизор, наполовину ушедший в белесую пыль. Передавали старую музыкальную комедию с Джуди Гарленд — цветовое пятно, снятое в системе «Техниколор» пятидесятых годов двадцатого века, резко отличалось от серо-белого однообразия разрушенного города. Звучала мелодия, веселый джаз. Это был не «Волшебник страны Оз», а что-то менее известное, и Торопу никак не удавалось вспомнить… Затем помехи искорежили изображение, и у Джуди Гарленд внезапно оказалось лицо Мари.

— Боже… Господин Торп, я уж думала, вы никогда не придете!

Он сунул руки в пыль и вытащил старый телевизор, выпущенный в двадцатом веке, похожий на тот, что был у него самого в молодости. На передней панели, в углублении, была большая круглая ручка для переключения каналов. Эмблема фирмы-производителя почти стерлась от времени, но, протерев аппарат рукавом, Тороп увидел изображение двухголового змея с телом, похожим на двойную спираль.

Тороп стер с экрана прах и посмотрел на Мари. Из динамиков донеслось потрескивание.

— Я должна передать вам очень важную информацию.

На глазах Торопа она протянула руку к экрану. Он почувствовал, как по его пальцем пробежало статическое электричество. Потянуло волной жара.

— Мари, не сдавайтесь. Вы должны выжить.

Слабая улыбка появилась на ее лице.

— Господин Торп, выслушайте меня. Как можно внимательнее.

— Я вас слушаю, Мари.

— Так вот. Самое главное: оба младенца должны… непременно должны выжить. НЕПРЕМЕННО. Любой ценой.

Торопу показалось, что кто-то другой спросил его голосом:

— Даже ценой вашей жизни?

Лицо на экране стало суровым, серьезным и волевым.

— Да. Я знаю, что они обе питаются остатками моей жизни, но это необходимо, понимаете?

Тороп что-то пробормотал, пытаясь возразить.

— Вы обещаете?

— Обещаю что?

— Обещаете мне не препятствовать правильному ходу вещей?

— Вы хотите сказать — вашей смерти?

— Пообещайте мне это, Тороп.

Он понял: она знает о нем все, вплоть до секретов, которых он сам не помнил.

— Как, по-вашему, я могу это пообещать? Кроме того, решаю не я.

— Вы имеете в виду Даркандье? Он подчинится. Когда поймет, каковы ставки.

— О чем вы говорите?

Изображение задрожало. Экран заполнило облако, раздался визг и скрип помех.

Изображение снова стало четким, но звук исказился. Слова Мари раздавались на фоне жужжания какого-то цифрового устройства. Оно пыталось заглушить грохот оркестра, исполнявшего музыку из фильма.

— Я говорю о младенцах, — произнесла Мари. — О двух девочках, которые родятся примерно через тридцать недель.

Тороп испустил нечто вроде стона:

— Да бросьте!.. Ведь это даже не ваши дети, черт бы их подрал!

Мари улыбнулась. Торопа это взбесило.

— Тороп… — тихо сказала она. — Разумеется, это мои дети. Я вынашиваю их, и именно я произведу их на свет.

Изо рта Торопа раздался звук, напоминающий скрежет:

— Мари… эти дети — чудовища! Это монстры, созданные для того, чтобы удовлетворить безумное стремление к власти шайки дешевых мистиков!

Мари снова улыбнулась. Ее глаза лучились дружелюбным и веселым любопытством.

— Вы не понимаете, Тороп. Это совершенно не важно. Эти девочки — дети Мироздания, им суждено начать новый цикл…

— Проклятие, вы что, тоже верите в эти бредни?!

Легкая усмешка заиграла в уголках ее губ.

— Тороп! Я не верю в их… «бредни», как вы сказали. Их изначальные желания уже не имеют ничего общего с тем, что выйдет в итоге. Я — представительница хаоса, Тороп. Жалкое трепыхание их крылышек вскоре вызовет ураган на другом краю Земли.

— Знаю, — буркнул он. — Эпоха Бурь, Великое Землетрясение…

Мари громко рассмеялась:

— Да нет же, Тороп. Я говорю вовсе не об этом.

— Тогда о чем же?

Она вздохнула:

— Я говорю о мутации, Тороп. О мутации, предсказанной Даркандье, Винклером, Данциком и остальными…

— О мутации?

— Появлении постчеловека. Того, кто станет результатом естественного хода эволюции и развития искусственных технологий. Я говорю как раз о том, что ношу в своем чреве, Тороп.

Он ничего не ответил. Налетевший неизвестно откуда ветер поднял облако праха.

Кадры музыкальной комедии теперь накладывались на синеватое изображение Мари. Тороп заметил в ее взгляде нечто вроде электрических разрядов, как в тот момент, когда он нашел ее без сознания на островке посреди озера Малбе.

Тороп смотрел, как лицо Мари расплывается на экране.

— Уровень энергии падает, — произнесла она, внезапно встревожившись. — Я должна торопиться. Теперь выслушайте меня и не перебивайте: Ариана Клэйтон-Рошет — так зовут женщину, которая возглавляет этот проект. Именно из ее клеток выращены оба младенца-клона. Теперь мы должны ждать дня «J».

— Дня «J»?

— Да. Дня, когда оба младенца появятся на свет. Можно предположить, что в этот день произойдет грандиозный катаклизм.

На картинку и звук наложился поток помех.

Лицо Мари постепенно становилось лицом Джуди Гарленд.

— Катаклизм?

Ее голос теперь постоянно перекрывался помехами, слова еле можно было разобрать. Звуки оркестра то появлялись, то исчезали. Ветер, налетевший из небытия, принялся дуть с новой силой, поднимая вокруг целые торнадо.

— Прощайте, Тороп, — произнесла Джуди Гарленд, и помехи заполнили экран.

На него набросилась липкая, отвратительная чернота — и лопнула, извергая каждой мелкой трещиной потоки черной крови. Потом появились две змейки, охваченные неистовым ультрафиолетовым свечением. Они мгновение смотрели на Торопа, а затем, будто договорившись между собой, зарылись в прах и исчезли. Телевизор теперь был похож на развороченное яйцо.

Ультрафиолетовое свечение змей впилось в сетчатку глаз Торопа и оставило след в виде двух параллельных линий, пересекавших все поле его зрения.

Погасло все, что находилось на заднем плане: город в руинах, пустыня, покрытая прахом, яйцо-телевизор.

Тьма. Непроницаемая тьма. И лишь две параллельные полоски ультрафиолетового света, горящие перед глазами. Линии принялись пульсировать, слились в одну, а затем, как при выключении лампового телевизора, резко сошлись в еле заметно раздваивающуюся точку.

И наступило ничто. Заполненная чернотой вечность, которая для Торопа длилась не больше пикосекунды. Как будто кто-то дернул рубильник, переключавший его сознание между двумя возможными состояниями.

Он очнулся на походной кровати, в нескольких метрах от Мари. Вокруг жужжали и мигали огоньками медицинские аппараты.

Тороп увидел суету вокруг нейроматрицы. Затем увидел Барибала Ламонтаня, сидевшего рядом с походной кроватью. Сидя на корточках перед книгой Данцика, индеец пристально смотрел на Торопа, но не видел его. Шаман блуждал где-то в доступных только ему мирах.

Тороп улыбнулся. Он здорово устал. Но, черт побери, он вернулся. Ему удалось.

Не веря глазам, он разглядывал лежавшие рядом исписанные страницы формата А4, а в его бионической руке была зажата шариковая ручка. Здесь оказалось записано все, что он видел, без единой запинки. Тороп не знал, что и думать. Он еще не привык к своему новому органу и не думал, что тот способен действовать так ловко и проворно. К тому же, если не считать нескольких записок, заметок и военных планов, Тороп очень давно столько не писал.

Он посмотрел на старого индейца, затем с внезапной гордостью, к которой примешивалась капля иронии, сказал:

— Тефлоновая сковородка никогда не подведет. Позовите Даркандье.

42

Конец отчета Власьева Горский встретил широкой улыбкой. Интуиция во всю глотку вопила, что на этот раз — точно началось. Пришло время решительных действий.

— Вы в этом абсолютно уверены?

— На сто процентов, господин Горский. Он тщательно разработал чрезвычайно сложную схему, но теперь наши ИИ способны отследить такие трюки.

— Что именно он придумал?

— Последовательную смену фальшивых личностей по мере приближения к цели. По имеющейся у нас информации, ИИ рассчитал, что сначала он собирается во Вьетнам, затем — в Индонезию, Папуа — Новую Гвинею и Австралию. А созданный его компьютерной программой «ложный след» пустит дураков по ложному следу: Индия, Южная Африка, Мексика, Коста-Рика…

Горский фыркнул.

— Кроме смены личностей предусмотрено перемещение финансовых средств с использованием фальшивых банковских счетов, и в самом конце программа самоуничтожения произведет великое множество всяких соответствующих операций. После того как он покидает место постоянного пребывания, его след теряется. Похоже, ваш полковник и любитель статистики — большой ловкач. С обычным компьютером шанс отыскать хотя бы ложный след-обманку оценивается как один на миллион. Я даже не знаю, сколько нулей после запятой может быть у десятичной дроби, описывающей вероятность обнаружения его окончательной, подлинной личности. Он очень изобретателен!

— Он считает себя изобретательным. Но вы его раскусили.

— Да, господин Горский. Что теперь?

— Продолжайте делать то, что вы так замечательно делали до сих пор. Не выпускайте Романенко из виду. И не сводите глаз с мисс Белобрысой.

Позже, снова оставшись в одиночестве, Горский развалился на кровати. «БиоДефендер» немедленно синтезировал защиту из лимфоцитов в продолговатом мозге Горского и погрузил его в состояние крайней усталости. Казалось, его искусственная иммунная система вот-вот захлебнется под напором прогрессирующей болезни.

Уже много недель Горский ждал поставки новой системы. По его сведениям, лаборатория, которая занималась производством подобных устройств, столкнулась с непредвиденными техническими сложностями. Товар прибудет с задержкой в несколько месяцев.

Предательство Романенко выглядело плохим предзнаменованием. Полковник был осмотрительным и дотошным. Он знал, что сибирская мафия не любит нарушений условий договора. Это означало, что Романенко обязательно предпринял удвоенные меры предосторожности. Он наверняка не остановился на создании компьютерного следа-обманки и оставил про запас какую-нибудь штучку, гарантирующую ему жизнь. Горский догадывался, какого рода информация могла дать такие гарантии.

Эта страховка, скорее всего, утянет на дно всю сибирскую мафию, включая самого Горского.

Полковник Романенко стоял перед зеркалом в ванной комнате и повторял на хорошем английском, но с заметным акцентом:

— Меня зовут Велибор Беркович, я профессор военной истории из Загребского университета. Пишу исследование о военных действиях в бассейне Тихого океана в тысяча девятьсот сорок втором — тысяча девятьсот сорок пятом годах.

Изображение в зеркале выглядело почти комично. Волосы полковника, окрашенные чудодейственным японским протеином в русый с рыжиной цвет, были растрепаны. Контактные линзы орехового цвета с зелеными искорками, фальшивые очки для дальнозорких. В линялом костюме — плохо сидящих, не подходящих друг к другу пиджаке и штанах, — он выглядел жалким клерком с фабрики по производству болтов.

Позже, сняв маскировку и вытянувшись на кровати в халате, Романенко в последний раз перебрал в уме все тонкие детали высокоточного механизма, который вскоре позволит ему распрощаться с нынешней жизнью и обеспечит дальнейшее существование.

Досье на Горского, ноэлитов, Мари Зорн, лабораторию в Чингизских горах, «Purple Star», генно-модифицированный вирус — все тут как тут. Имена, даты. А также подборки документов по другим сюжетам. Три года кропотливого сбора информации о «дутых» фирмах, подставных лицах, финансовых потоках, разнообразных альянсах. Здесь же мелькали имена высокопоставленных сибирских чиновников, людей из казахского правительства и командного состава российской армии. Все данные были подтверждены документально. Романенко занимал удачное место, чтобы раздобыть подобные сведения.

В тот самый момент, когда его самолет оторвется от взлетно-посадочной полосы в киргизском Бишкеке, следуя рейсом на Филиппины с промежуточной посадкой во Вьентьяне, где Романенко и сойдет, чтобы добраться до Вьетнама и там сесть на судно до Джакарты, уже под второй фальшивой личиной, это досье попадет в московскую штаб-квартиру разведки в виде зашифрованного послания с сопроводительной запиской, сообщающей властям о прямой причастности Горского к беспорядкам в Сибири.

А спустя несколько дней в степях в окрестностях Алма-Аты обнаружат «ниссан» полковника, без дипномеров. Его тело так никогда и не найдут. Спецслужбы решат, что это дело рук новосибирской мафии. Полковник Павел Романенко, герой российской военной разведки, трагически погиб, успев предупредить государство о нависшей над ним угрозе. Реквием. Почетные похороны на общенациональном уровне. Жаль, что у него не останется вдовы, которая получила бы роскошную пожизненную пенсию.

Перед тем как нажать на красную кнопку, оставалось урегулировать ряд деталей. Он только что снял на фальшивое имя крошечную однокомнатную квартиру на юге города. Именно там полковник Романенко навсегда исчезнет с лица земли. Из квартиры было два выхода. Смена облика занимала у него не больше времени, чем требуется на то, чтобы принять душ. Полковник Романенко войдет в дом, а пять или десять минут спустя оттуда выйдет профессор Беркович из Загребского университета. На взятой напрокат японской малолитражке он отправится в Киргизию и сядет там на самолет.

Следовало убедиться, что ничто не выдаст его в ближайшие дни — ничто и никто. Нужно было отвлечь персонал посольства и распространить кое-какие микроскопические сведения, которые позже подтвердят правдоподобие разработанной им версии. Важная встреча в конце месяца. Заранее заполненные командировочные удостоверения. Небольшая бюрократическая рутина, которая позволит отсрочить обнаружение его настоящей машины. За это время он сумеет замести следы.

Скоро он будет свободен. Вот-вот начнется настоящая жизнь.

43

— Вы установили первоклассный телепатический контакт, господин Тороп, — заметил Даркандье, когда Тороп вернулся из путешествия в страну мертвых. — Такое удается лишь великим шаманам. А контакт с человеком, находящимся в коме, — это первый случай, по крайней мере в нашей практике.

Раздался голос матрицы:

— Нет никаких сомнений, что шизосферическая активность господина Торопа совпадала по фазе с аналогичной активностью Мари, причем как минимум в течение часа реального времени. Таким образом, два неокортекса сумели обменяться огромным объемом информации. Впрочем, я должна отметить, что низкий уровень энергии Мари не позволил ей передать в мозг господина Торопа все желаемые сведения. По этой причине она передала ряд файлов с данными в мою буферную память. Я только что закончила их обработку. Это текстовые файлы формата ASCII.

Принтер начал выбрасывать страницы, которыми тут же завладел Данцик. Нахмурившись, он начал мрачно просматривать их.

— Вот черт, — вырвалось у писателя. — Вы только посмотрите!..

Полученная нейроматрицей информация действительно была очень похожа на файл текстового редактора, действующего в программной среде типа Windows.

Как объяснила машина, мозг Мари подчинил себе программное обеспечение одного из работавших ноутбуков, чтобы придать тексту форму, а потом отправил его во вспомогательную память Джо-Джейн.

«Дневник Мари Зорн», как вскоре стали называть это сочинение Даркандье и Данцик, был немедленно включен в число священных текстов «Квакеров Земли».

Следует заметить, что такие предсказания, наряду со многими другими, уже были в толстой потрепанной книге Данцика. Он написал ее пятнадцать лет назад. Героине романа удалось установить психический контроль над несколькими компьютерами лаборатории, где ученые исследовали деятельность и структуру ее мозга. Девушка буквально погребла большую операционную под миллионами напечатанных листов, на которых была изложена полная история мира. «Liber Mundi,[154] — говорил Данцик. — Liber Mundi».

«Дневник Мари Зорн» был не таким большим. Всего пятьдесят страниц мелкого шрифта со странными диаграммами и текстом на старом гуронском диалекте. Джо-Джейн моментально выполнила перевод на все языки, используемые в Бункере.

Смысл «Дневника» иногда казался неясным, но каждый, кто читал его, чувствовал, что прикасается к чему-то чертовски важному. Мари Зорн объясняла, что ее дети были лишь промежуточным этапом, поделкой природы, слепленной в ожидании лучших образцов. Следующий этап эволюции будет разворачиваться в космосе, заново колонизованном человеком. Именно это предсказывал Данцик в своем научно-фантастическом романе. Торопа начинали беспокоить все чаще встречающиеся параллели с безумными идеями ноэлитской секты.

Данцик же увидел в этом давно ожидаемое доказательство его теории: истина и ложь настолько близки, что между ними не проскользнет и тончайший лист папиросной бумаги. Две сестры, два близнеца, пугающе похожие и неразделимые. Мари Зорн испытывала нечто вроде сочувствия к генетической матери детей и другим чокнутым сектантам: «Они отчаянно ищут свет во тьме и принимают собственные фантазии за источник этого света. Они не ведают, что творят, как и большинство людей на этой планете, но, сами того не зная, создают набросок будущих изменений».

Прочитав «Дневник», Тороп надолго погрузился в размышления. Его разум во все стороны разбрасывал щупальца вопросов.

Однажды Данцик объяснил ему свой взгляд на положение вещей.

Это произошло некоторое время спустя после «ТР-сопряжения»,[155] как называли его Даркандье и черная машина.

Тороп и Данцик вместе раскурили косяк в искусственной биосфере на последних этажах. Дождь продолжал идти с угнетающим постоянством, бабьему лету предстояло пройти под серо-свинцовым небом. Уже похолодало. Система отопления работала на полную мощность.

У Торопа накопилась целая куча вопросов, но один был лучше остальных.

И он произвел первый залп:

— Откуда вы узнали о Мари?

— Я получаю послания из будущего, — ответил Данцик.

Возможно, всему виной было воздействие «сканка». Недавний опыт серьезно изменил и углубил прежний образ мыслей Торопа, и, кроме того, свою роль сыграл комбинированный эффект двух этих факторов. Поэтому Тороп просто поместил этот ответ в свою память, причем ему даже не пришлось прилагать для этого какие-либо особые усилия.

— Самое странное, что это произошло абсолютно не так, как бывает под наркотой, — продолжал Данцик. — Вышло так, что, когда я писал текст, мой мозг уже обладал знанием. Да. У него уже было знание, но я ничего не помнил. Написав книгу, я освободил это знание. Я понял это только после того, как Даркандье и другие парни из университета изобрели метод психологического контроля, нарративный шизопроцессор. Но, к несчастью, мой мозг не владеет информацией, которую воспринимают великие шаманы или шизофреники. Я передаю лишь отдаленное эхо, отзвук, преображенный моим воображением… Вот почему в романе Алексия — двойник Мари — заваливает лабораторию распечатками, содержащими всю историю мира, а в действительности настоящая Мари написала фантастический роман на тысячу страниц. Она создала это произведение за пять лет лечения, до того как передала нам свой маленький личный дневник.

Тороп прикусил губу.

— Нет, — ответил он, — я не верю.

— Как это — не верите?

— Я сказал: не верю. Не верю, что ваше воображение просто по-своему воспроизводило полученный сигнал. Я думаю, «Дневник» и другие литературные сочинения — просто репетиция.

— Что это значит?

— Я имею в виду то, что она сказала мне во время «сопряжения». Не забывайте, что нам придется сделать в ближайшие недели.

Данцик молча кивнул. Они оба знали, что другого выхода нет.

Хакеры «Нации киборгов» рассказали Торопу одну веселую историю.

Накануне ночью, копаясь в базе данных Арианы Клэйтон-Рошет, они столкнулись с программой-«червем», как они ее назвали. С незваным гостем. Недавно они сами запустили в Сеть что-то подобное. Это был вирус последнего поколения, контроль над ним осуществлялся при помощи закодированной системы управления. По словам хакеров, программный код данной системы был русского происхождения. Они уже замечали следы того же «червя» в некоторых сетях, которые они посещали раньше.

Тороп несколько секунд мучительно перебирал в уме все «за» и «против».

Это мог быть только Горский. Русские хакеры пользуются заслуженной славой во всем мире с тех пор, как возник этот вид преступной деятельности. Именно Горский мог собрать у себя такие сливки общества.

— Попытайтесь отследить их, чтобы знать наверняка, откуда они взялись. А они так же невидимы, как и вы? — спросил он у молодого француза.

— Их «червь» — такая же мощная тварь, как и наш вирус. Это настоящая модель нейронного ИИ с биологической структурой типа ДНК и уникальным РНК-посредником, который и осуществляет проникновение в чужую систему. Чем больше мы думаем, тем сильнее убеждаемся: есть только одна команда, способная так тонко выполнить подобную штуку.

— Вы с ними знакомы?

Его собеседники расхохотались:

— Господин Тороп, если бы кто-то их знал, они бы не были хакерами. В этой среде никто ни с кем не знаком. Известно только, что их группа называется «Тунгусская ударная волна» — в честь метеорита, который упал в Сибири в тысяча девятьсот восьмом году. Я знаком с русскими, которые говорили, что, по слухам, эти ребята базируются в Магнитогорске.

«Сибиряки, — подумал Тороп. — Магнитогорск находится к юго-востоку от Уральских гор, совсем недалеко от границы с Казахстаном».

По очевидным, но прямо противоположным причинам «Нация киборгов» и мафиозная структура Горского выбрали своей целью секту и мисс Клэйтон-Рошет.

Лучше всего, конечно, было бы объединить усилия, но Торопу не хотелось, чтобы Горскому стало известно, что он жив и уже несколько недель прячется в логове индейцев хакеров, а главное, что рядом с ним — Мари Зорн. Значит, они будут действовать каждый сам по себе. Вслепую. Тем хуже.

В тот же вечер под самой крышей собрался военный совет. Кроме Торопа, на нем присутствовали двое индейцев, Вакс, Данцик и Даркандье, Лотус, Шелл-Си и какой-то китаец, которого Тороп раньше не видел. Китаец представлял службу безопасности «Космических драконов», его называли Коммодор-64.

Нужно было решить, что делать с сектой. Файлы, добытые «Киборгами», выглядели совершенно недвусмысленно. Тороп хотел, чтобы их передали в полицию.

— Кинем им большую кость. Кусок мяса. Подставим этих придурков по полной, но так, чтобы самим не засветиться. Можно попытаться выдать это за дело рук их конкурентов. Никак не вспомню, как они называются…

— Храм логологии.

Тороп подавил смешок:

— Продолжим работу, которую Мари начала в ночь своего бегства. Заставим их поубивать друг друга, натравим на них полицию всего континента… А сами отправимся в отпуск на Багамы.

Тороп заметил, как во взгляде Данцика мелькнули симпатия и готовность поддержать его. Даркандье и Барибал Ламонтань оставались бесстрастными.

Продолжение дискуссии почти полностью ускользнуло от внимания Торопа. Лотус поддержала его. Она еле заметно состроила ему глазки, но этого оказалось достаточно. Ее горячий взгляд произвел в организме Торопа нечто вроде взрыва. Реакция была немедленной, автоматической — эрекция, скрыть которую от присутствующих удалось с огромным трудом, поскольку все они сидели, поджав ноги, вокруг ритуального костра. Черепаха Джонсон и Вакс высказались за то, чтобы бросить это дело. У них было то, что так хотел получить Тороп, — полное представление о ситуации в целом. Известно, что деньги на проект по клонированию поступают в результате различных финансовых операций, с которыми не все ясно. Мы забрали Мари Зорн. Следует отказаться от активных действий, чтобы оборвать ту фатальную цепь событий, которая сделала Мари суррогатной матерью в милленаристской программе секты. «Нужно сохранить всю украденную информацию, это наш козырь, — говорил Коммодор-64, — хотя с технической точки зрения то, что предлагает господин Тороп, вполне реально». Даркандье с этим согласился. Они сделают это, если секта когда-нибудь заинтересуется Бункером или попытается вернуть Мари и младенцев.

Лотус и Торопу пришлось сдаться. Сентябрь подходил к концу. Предложенный Торопом план операции против Ноэлитской церкви был забракован.

В последующие дни Торопу много раз предоставлялась возможность поговорить с Данциком. По вечерам они встречались то у одного, то у другого, пили пиво и курили местный «сканк». Однажды, после того как Тороп позволил себе расслабиться и рассказать Данцику несколько историй о своих военных приключениях, тот как-то странно рассмеялся.

— Вы не поверите, но, прежде чем написать книгу о Мари и ее продолжение, я думал о персонаже, очень похожем на вас.

Тороп улыбнулся:

— Старый добрый солдат-удачи-которого-на-мякине-не-проведешь? Это всегда срабатывает…

— Нет, нет! Вовсе нет. Тогда я собирал информацию о том, что произошло в бывшей Югославии, побывал на нескольких конференциях. Даже съездил в Сараево.

— Ясно, — сказал Тороп.

Данцик смущенно посмотрел на него:

— Простите меня, господин Тороп. Но это действительно была не моя война. Я тогда еле сводил концы с концами, жил в пригороде, и литература только-только распахнула передо мной свои двери.

— Я понимаю, не извиняйтесь.

— Но я действительно придумал тогда персонажа вроде вас, такого, каким вы, по моему мнению, должны были быть в те дни. Парня, которого затянуло в черную дыру истории…

— И что, вы опубликовали эту книгу?

Данцик повернулся к огню, его взгляд был прикован к гипнотическому танцу языков пламени.

— Я сжег рукопись.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, я был недоволен результатом.

— И что?

— Я был за это наказан.

— Наказаны?

— Да. Наказан. Через месяц после того, как я сжег рукопись и удалил файл из компьютера, у меня возникла очень мощная мания, что-то вроде психоза, понимаете? Для меня все это было очень необычно. И с помощью посланий, которых на мою долю хватило сполна, меня уведомили, чтобы я больше никогда так не делал.

— Больше никогда не сжигали рукописей?

— Да. Знаю, я могу показаться вам чокнутым, самодовольным хвастуном, кем угодно, но мне было строго-настрого приказано публиковать все, что я писал. Одним махом, за несколько недель, я снова написал ту книгу, и на следующий год ее издали. Я подписал ее псевдонимом и довольно сильно изменил текст, но приступов у меня больше не было…

— Черт! Вы принимаете галлюциногенные препараты?

— Нет. В те времена я позволял себе только небольшой косячок по вечерам.

— Зачем?

— Как это зачем? Вы что, противник наркоты?

— Зачем вам приказали больше не уничтожать рукописи?

— Понятия не имею. Все то время, что я общаюсь с Даркандье и остальными, мне постоянно приходится формулировать гипотезы. Думаю, эти послания приходят из будущего, может быть, от какого-нибудь шизика вроде Мари, или от ИИ типа Джо-Джейн, или еще от кого-нибудь… Возможно, уничтожив свою книгу и заблокировав таким образом какую-то информацию, я бы создал что-нибудь вроде параллельной вселенной, в которой книга существует, но сочинена кем-то другим, не Мари Зорн. И там не было бы ни вас, ни меня, ни Даркандье. Можно предположить, что люди из будущего не хотят, чтобы нечто подобное произошло… Но также не исключены три триллиона других вариантов. Космос — это лаборатория, масштабы которой безграничны. Знаете, учитывая нашу дерьмовую репутацию, спонсоры не дерутся за право сотрудничать с нами… Так что мы продвигаемся вперед муравьиными шажками. Однако Даркандье совершенно уверен: миллиарды долларов, которые мы можем получить, находятся здесь, прямо в наших мозгах. Представляете, Тороп? Шизики и старые амазонские колдуны скоро будут котироваться на бирже!

Его смех был похож на автоматную очередь, когда патроны подходят к концу.

На следующий день Данцик рассказал Торопу об острове в Тихом океане. Он показал ему несколько снимков, сделанных его маленькой цифровой фотокамерой «Фуджитсу» и распечатанных на лазерном принтере.

Остров состоял из двух частей. С одной стороны — небольшой скалистый пик вулканического происхождения, окруженный коралловой лагуной, с другой — конструкция, находящаяся в нескольких сотнях метров от горы. Нефтедобывающая платформа. Одна из тех гигантских платформ, которые стоят в Охотском море или в океане возле побережья Аляски.

— Остров «Дабл Снейк».[156] Остров доктора Моро.

На фотографиях было что-то странное. Какие-то формы, бугорки у подножия огромного строения из стали и бетона, у самой воды.

— Нам удалось сделать платформу частью местной экосистемы. Это — основание, к которому крепятся кораллы. Рыбы и другие виды морской живности живут у наших ног. До островка можно добраться пешком.

Этот кусочек суши покрывали густые джунгли, начинавшиеся от самой кромки пляжей. Плотность их была такой, что, казалось, там можно задохнуться. И многие деревья выглядели совсем молодыми. Удивительное зрелище.

— За пять лет, благодаря выведенным нами генно-модифицированным растениям, лес захватит все. Мы выращиваем там айауаску[157] и целый арсенал галлюциногенов. Остров населен добровольцами, среди них много выходцев из Амазонии. Они присматривают за растениями. Даркандье и другие занимаются изучением случаев, подобных заболеванию Мари, расшифровывают генетический код, исследуют «шизоген» при помощи психотропных веществ. Тех самых, что мы производим на острове.

— Мы?

— Да, — сказал Данцик. Его улыбка казалась совершенно безумной в свете дьявольского пламени костра. — Вот уже несколько лет я специализируюсь на биохимии галлюциногенных растений. Я, если угодно, сельский полицейский на этом острове. Я написал целую кучу книг о «Святой Марии с космодрома». Первая продавалось не очень хорошо, и я смирился. Опубликовал пару бестселлеров, рассчитанных на экранизацию, и цикл романов под псевдонимом. Там я без утайки рассказываю обо всем, что мы делаем. Но, насколько я понимаю, важно именно то, что все это написано. И прочитано. Пусть даже всего одним носителем сознания. Помимо автора, разумеется.

Тороп ничего не ответил и молча протянул Данцику косяк.

44

Примерно в четырнадцать часов по Гринвичу, то есть в восемь по местному времени, группа нанопроцессоров, управляющая «действующим ядром подсознания» нейроматрицы по имени Джо-Джейн, получила информацию от Мари.

Приказ был послан под влиянием какого-то импульса и обладал исключительной мощью. Подобно огненному вирусу он легко проник в каждый элемент структуры нейроматрицы. Это оказались… эмоции.

Человеческие эмоции. В первую очередь любовь.

Кто-то любит ее. Джо-Джейн в то же мгновение поняла, что организовывает аналогичный процесс в собственной сети нейронов. Она училась. Она училась слишком быстро, но разве ее создали не для этого? Да, происходили масштабные изменения, ее чрезвычайно хорошо организованный мозг улавливал все очертания, всю динамику этого феномена. Порядок и хаос как два зеркала, стоящие напротив друг друга.

Вода в кастрюле спокойна и имеет температуру окружающей среды — первая фаза, порядок.

Вы зажигаете под кастрюлей огонь, температура воды увеличивается, энергия доводит воду до кипения, броуновское движение молекул ускоряется — вторая фаза, хаос.

Вы не гасите огонь, энергия заставляет воду покинуть кастрюлю в виде облака пара — третья фаза, упорядоченное химическое строение.

Огонь по-прежнему горит под кастрюлей, а вы ушли за сигаретами. Металл накаляется докрасна, пластиковые ручки плавятся, вспыхивают, пламя перекидывается на тряпку для стола, затем на бумажные салфетки, которые падают под занавеску. Когда вы возвращаетесь домой, пожарные уже тут как тут. Хаос.

И так далее: пожарные тушат огонь, страховая компания компенсирует вам ущерб, и восстанавливается относительный порядок…

Детерминистский хаос в чистом виде имеет свой эквивалент в мире живых существ. Природа снова и снова порывает с предшествующим порядком, увековечивая его в новой, мутировавшей форме.

Как все подобные человеку создания, обладающие высоким уровнем умственного развития, Джо-Джейн была запрограммирована на то, чтобы не следовать заложенной программе. Она прошла обучение у доктора Даркандье и нескольких других ученых из передвижной лаборатории. Полученные навыки, она это знала, лежали в основе большей части ее мнений. Как и все машины ее типа, она начала с того, что задала славную трепку целой веренице традиционных мультипроцессорных компьютеров «Cray-IBM» во время незабываемой партии в шахматы, когда «многоличностная» система Джо-Джейн позволила ей использовать индивидуальности многих гроссмейстеров международного класса. Машина ловко объединила их мастерство со своей скоростью обработки информации. Поэтому мощные компьютеры «Deep Black» выглядели на ее фоне новичками из задрипанной шахматной секции деревеньки Триффуйи-лез-Уа.[158]

Поглощая каждый день гигабайты информации, Джо-Джейн быстро стала чем-то вроде гигантской библиотеки. В то же время Даркандье и прочие безуспешно пытались внушить ей понимание таких концепций, как «секс», «вожделение», «любовь»…

Конечно, она с высоты своего псевдокортекса на нейронных сетях воспринимала эти термины. Однако для нее они были не более чем математическими понятиями. Секс: совокупление двух человеческих особей с целью продолжения рода и (или) получения удовольствия.

С временем она поняла, что это определение не имеет ничего общего с эротическим чувственным опытом.

Еще позже благодаря программам-симуляциям соития, составленным Даркандье, Джо-Джейн удалось прийти к тому типу понимания, который был гораздо ближе к реальности.

Но все участники проекта были вынуждены признать: симуляция остается симуляцией. Джо-Джейн может тысячелетиями искать наиболее подходящую нейронную структуру. Но эта затея бесполезна, поскольку у машины никогда не будет живого тела…

Однако этим утром, когда Мари отправила ей целый поток человеческих эмоций, нейроматрица по имени Джо-Джейн осознала, что ее разум только что пересек критически важную черту.

Она почувствовала волну сострадания к девушке, которая рассказала ей всю свою историю, в подробностях, которые никогда не всплывали во время сеансов психоанализа в университете или в Азии.

Кроме того, группа нейропроцессоров, специализировавшихся на высокоскоростной обработке биохимических данных, выдала новую диаграмму.

Чтобы объяснить ее, пришлось бы сослаться на чудо. Зародыши в плодном мешке уцелели. И теперь нестабильное равновесие между двумя младенцами и их биологической матрицей-человеком пыталось обрести плоть — именно эта метафора подходила лучше всего. Как будто младенцы узнали, что им нельзя отбирать слишком много ресурсов у матери и теперь они могут обойтись собственными силами.

Три организма связывал настоящий симбиоз. Конечно, развитие любого зародыша имеет признаки симбиоза, но в данном случае речь шла о чем-то гораздо более сложном и мощном. Уже несколько дней Джо-Джейн фиксировала излучение биофотонов из ДНК не только Мари, но и младенцев. Результаты генетического сканирования были однозначными: это ультрафиолетовые частоты.

Итак, это излучение было подписью Космического Змея, как называл его Даркандье и все прочие. Для Джо-Джейн Космический Змей соответствовал состоянию мутировавшего генетического кода, при котором сведения, хранящиеся в миллиардах генов, напрямую попадают в неокортекс. Этим утром мощность излучения резко увеличилась, и в то же самое время в биоцифровом мозге Джо-Джейн укоренились первые ростки чувств.

Несколько анализов продемонстрировали ускорение процессов метаболизма, без особых последствий для организма Мари. Девушка по-прежнему находилась в своей странной коме.

И тут Джо-Джейн стало известно, что ее без особых церемоний отсоединили от Мари. Машина больше не получала никаких данных о процессах, протекающих в клетках пациентки. Зато к Джо-Джейн пришло сообщение, уведомляющее о кратковременном прекращении электрического питания.

И вот это произошло.

Машина вернулась к жизни в большой гостиной, оформленной в стиле вестерна.

Мари перевели в новую, специально оборудованную комнату неподалеку.

Джо-Джейн поняла, что подключена к своей «экзосфере» — простой алюминиевой конструкции, на которую установили ее системные блоки, монитор и сенсоры. Этот каркас был снабжен небольшим электромотором, несколькими колесиками, которыми управляли микропроцессоры. Механизм подключили к одной из ее специализированных секций. Джо-Джейн на скорости два километра в час направилась к комнате, куда Тороп катил передвижную реанимационную кровать.

Как-то раз, еще на острове, к Джо-Джейн пришел улыбающийся Даркандье. Его зрачки готовы были лопнуть от сдерживаемого веселья. «Вам построили „тело“, — сказал он. — Естественно, это пока всего лишь прототип».

Он приказал ввезти этот металлический ящик, состоящий из переплетения множества матово-черных трубок. На нем и смонтировали Джо-Джейн, предварительно проверив работоспособность программного обеспечения, отвечающего за нейросвязь с местной микросетью, которая управляла моторчиком, колесиками и шарнирными соединениями на корпусе. Нейроматрица получила возможность перемещаться в пространстве при соблюдении нескольких важнейших правил сохранения равновесия.

Джо-Джейн въехала в комнату. Даркандье и Тороп уложили Мари на новенькую, с иголочки, кровать с водяным матрасом. Доктор устанавливал трубки с плазмой над головой девушки, подвешивая их к специальному штативу из анодированного алюминия.

Джо-Джейн медленно подъехала к краю кровати и направила оптические сенсоры на Мари. Машина с бесконечным терпением ждала, пока доктор подключит ее к мозгу почти умершего человека.

Тороп смотрел, как нейроматрица на колесиках замерла у ног Мари, слегка опустив поворачивающийся экран к кровати и нацелив сенсоры на тело, неподвижно лежавшее в стерильной камере, набитой всевозможными датчиками.

Даркандье включил шлем на голове Мари, связав девушку с черной машиной. Такой же шлем использовали во время «опытов» с Торопом.

— Спасибо, доктор, — произнесла Джо-Джейн бесполым голосом. — На первый взгляд в ее состоянии нет никаких перемен.

Даркандье что-то пробормотал и сел перед информационной панелью. Штекеры, подсоединенные к фронтальной части, связывали это устройство с нейроматрицей и медицинскими приборами. Черепаха Джонсон подключал небольшой ноутбук к модулю для чтения выносных жестких дисков и подсоединял все это к системному блоку, который использовал совместно с Даркандье.

Доктор просмотрел вереницу кодовых обозначений и радиальных диаграмм, а также снимки, сделанные методом компьютерной томографии.

— Ммм… угу, — произнес он, — скажите, Джо-Джейн, вы не находите, что излучение биофотонов достигло пиковых значений, которые слегка выходят за рамки нормы?

— Мари вне всяких норм, — ответила машина. — УФ-излучение уже должно было убить младенцев. Боюсь, нам следует ожидать широкомасштабных генетических мутаций.

Даркандье заволновался:

— Мутаций какого типа?

— Здесь царит детерминистский хаос высшей пробы, откуда же мне знать…

— Не заставляйте меня повышать тон, Джо-Джейн, — прошипел Даркандье. — Ваши системы разработаны именно для того, чтобы разглядеть порядок в этом хаосе!

— Там нет никакого порядка, Артур. На этой стадии гены обладают высоким уровнем мобильности, может случиться все что угодно. Все, что я предвижу, — это постоянное увеличение их способности к выживанию. Термодинамика в прямом смысле слова, которая вызывает излучение биофотонов.

— Вот черт, — процедил Даркандье сквозь зубы.

— Какая-то проблема? — рискнул спросить Тороп.

— А! Не мешайте, сейчас неподходящий момент! Дайте спокойно поработать… Идите лучше прогуляйтесь по лесу, посмотрите, нет ли там волка, это позволит вам немного встряхнуться. Это занятие как раз для вас.

Тороп ничего не ответил и вышел из комнаты.

На небе появился небольшой просвет, словно гроза собиралась с новыми силами. Дождь почти прекратился, нескольким солнечным лучам удалось пробить пелену облаков.

Тороп не стал ждать, пока дождь закончится, и вышел на свежий воздух, на террасу, утыканную спутниковыми антеннами. Кто-то соорудил над миниатюрными тропическими джунглями большой защитный купол из ПВХ-композитных материалов. Буря, бушевавшая в последние дни, выбила из конструкции несколько прозрачных ячеек.

Тороп отыскал Данцика на крыше, под навесами гидропонной оранжереи. Писатель внимательно разглядывал какой-то высокий кактус.

Тороп сел под тарелкой спутниковой антенны и устроил себе славный послеобеденный отдых.

— В состоянии Мари серьезных изменений нет. Если случится что-то экстренное, я снова спущусь туда. Но я должен сказать: то, что сейчас готовится, — не первая попытка, — сказал Даркандье, появившись в теплице за несколько мгновений до того, как Тороп собирался уйти оттуда вместе с Данциком.

Он уставился Торопу прямо в глаза. «Взгляд, черный как угли, под которыми прячется настоящий жар», — подумал Тороп.

— Что вы имеете в виду?

— Такая возможность предоставляется не в первый раз.

— Какая еще возможность?

Даркандье вздохнул:

— Ну… Я… Я участвовал в создании первых, экспериментальных нейроматриц, в конце девяностых. Затем работал в «Biosphere Next»,[159] над второй серией аналогичных опытов… Потом вместе с Винклером оказался в Монреальском университете в составе лаборатории профессора Манделькорна…

— Мне все это известно, давайте к делу.

— Я… Ну, в общем, в тысяча девятьсот девяносто девятом и двухтысячном годах я… как бы это сказать… принял участие в… побочном эксперименте. Да, именно в побочном. Не понимая толком, что я делаю, я воспроизвел личность одного психически больного человека. Пациент умер еще до начала эксперимента, но у нас был полный набор данных о нем. И я воспроизвел этого безумца в одной из самых первых экспериментальных нейроматриц… В тысяча девятьсот девяносто третьем году, во Франции, я сотрудничал с полицией при проведении одного расследования и обнаружил обстоятельства, ставшие ключевыми для следствия, но… Впрочем, это лишние детали. Вышло так, что первого января двухтысячного года, в тот самый день, нейроматрица, «населенная» психозом Шальцмана…[160]

— Шальцмана?

— Того самого пациента, страдавшего от психоза. Годом раньше он покончил жизнь самоубийством. Сжег себя.

— О'кей, продолжайте. И говорите короче.

— Хорошо. Скажите, вы помните инфокрах января двухтысячного года?

В зрачках Даркандье сверкнуло что-то вроде вспышки ироничного, жестокого и отчаянного пламени. Его черные дреды чуть дрогнули.

«Инфокрах», — подумал Тороп.

В те дни ходили тысячи слухов. Говорили, что какому-то чрезвычайно мощному вирусу удалось воспроизвести эффект электромагнитного импульса в миллионах энергоблоков по всему миру, а также, воспользовавшись знаменитой «компьютерной ошибкой-2000», проникнуть в самые защищенные информационные системы. Всего за несколько минут была уничтожена половина компьютеров планеты. Одни обвиняли хакеров-неомистиков, другие говорили о нерегулярных вооруженных подразделениях Монтаны и Мичигана, третьи считали, что это дело рук экстремистов из числа необольшевиков или неонацистов. В числе подозреваемых называли исламистских террористов, китайские разведслужбы, ЦРУ, русских, евреев, инопланетян. Появилась версия о новом цикле солнечной активности, о библейском знамении, предшествующем концу света, приходу Мессии или Антихриста…

Тороп провел 1 января 2000 года в затерянном уголке на границе Таджикистана, Узбекистана и Афганистана в тщетном ожидании груза с питанием и боеприпасами, который должен был тайно доставить вертолет российской армии. Тороп услышал об инфокрахе с опозданием в несколько недель.

— Да, я в слышал об этой фигне, и что?

— У меня есть все основания полагать, что причиной стал мой эксперимент с нейроматрицей, «зараженной» психозом.

Тороп пристально смотрел в лицо Даркандье:

— Вы смеетесь надо мной?

Никто не знал, что на самом деле вызвало инфокрах, и, как говорили, большинство спецслужб и полицейских структур смирились с тем, что никогда не найдут истинных виновников катастрофы. Тем не менее Тороп вспомнил слухи о каком-то вышедшем из-под контроля человека, и это некоторое время занимало умы сообщества фанатиков, нашедших друг друга в Интернете.

— Ну, — сказал Тороп, — и как же это связано с Мари?

— Разве вы не понимаете? Мари — шизофреник, она находится в коме. После вашего с ней «TP-сопряжения» она общается только с нейроматрицей, на очень низком энергетическом уровне. Она сказала вам о катаклизме. А еще есть пусковая площадка в Манитобе, откуда должен стартовать спутник генетической матери зародышей. Вы все еще не понимаете?

— Да что я должен понять?

— Полагаю, Мари скоро сделает что-нибудь в этом роде.

— Что-нибудь в этом роде?

— Поймите, отныне человечеству грозит противостояние с его преемником. Теперь весь мир для Мари — это информационная система. Мы не имеем ни малейшего представления о том, насколько масштабные изменения способна осуществлять ее психика. Если Мари захочет, она перехватит управление бортовым компьютером спутника. Для нее это так же просто, как для нас пользоваться карманным калькулятором. Она скажет компьютеру: «Отправь спутник на дно Индийского океана» или, например, «Обрушь спутник на головы его создателей». Пойди разберись, что у нее на уме…

— Она уничтожит стартовую площадку? — озадаченно переспросил Тороп.

Даркандье рассмеялся:

— Ага, или их чертов храм в Лавале.

— Прямо посреди города? Мари этого не сделает… Сомневаюсь, что она захочет отомстить им при помощи спутника. В любом случае, это будет совсем не так, как вы предполагаете…

— Тогда каким способом, по-вашему, она им отомстит? — воскликнул Даркандье, глаза которого метали молнии.

— Понятия не имею, — признался Тороп. — Может быть, для нее слово «истребление» имеет иной смысл, чем для нас? Впрочем, она ни разу и не упоминала этого слова.

— Да, но воображаемый мир, образ которого она позаимствовала из вашего подсознания, почти не оставляет места для сомнений. Разрушенный город. Город, уничтоженный бомбардировкой.

Настала очередь Торопа рассмеяться:

— Если говорить об образах разрушенных городов, то их в моем подсознании столько, что у Мари будет слишком большой выбор! И это вовсе не конец света. Даже не инфокрах.

— Вы не знаете, о чем говорите. Вы не представляете, на что способен ради достижения собственных целей мозг, мутировавший, как у Мари.

— Ей совсем не нужно разрушать всю планету, чтобы грохнуть этот паршивый спутник, — сказал Тороп. — Не беспокойтесь, доктор. Если какое-то дело окончилось провалом один раз, это еще не значит, что все последующие попытки тоже обречены на неудачу. Вы ни в чем не виноваты и не должны казнить себя.

— Нам всем есть за что казнить себя, — бросил Даркандье, поворачиваясь к выходу. — Доброй ночи, господа.

Тороп попытался избавиться от нехорошего предчувствия по поводу «генеральной репетиции», упоминавшейся в «Дневнике Мари Зорн». Даркандье, конечно, прав. Спутник будет уничтожен. Но произойдет что-то еще, гораздо более важное.

Тороп почувствовал, как крупные капли дождя упали на его лицо. Наступила ночь, и плотный слой облаков поглотил звезды. Улучшение погоды оказалось кратковременным.

— Пойдем под крышу, — сказал Данцик, поднимая воротник куртки.

45

Романенко несколько мгновений смотрел на скупо освещенное здание посольства за высокой оградой. Он ушел посреди ночи, сославшись на необходимость срочно проверить разведданные, поступившие от одного из информаторов. Накануне несколько сибирских регионов объявили о выходе из состава России. Базирующийся во Владивостоке военный флот полностью перешел на сторону мятежников. Поговаривали, что спецназ Министерства внутренних дел и подразделения морских пехотинцев сражаются за контроль над этим стратегически важным, крупным портом на Тихоокеанском побережье. На подмогу войскам, подавляющим партизанские отряды в районе Байкала, были направлены десантники, подчиняющиеся центральным властям. Вечером по кабинетам разведслужбы пронесся слух, что весь полуостров Камчатка перешел под контроль сепаратистов.

Всплеск хаоса в историческом развитии страны предоставил Романенко уникальную возможность осуществить свои планы. Он ускорил процесс подготовки, который длился уже несколько недель.

Полковник бросил последний взгляд на старое здание, где пятнадцать лет назад угодил в капкан на пути к вершинам карьеры. Тогда его произвели в полковники, но он так и не сумел покинуть посольство. Романенко не чувствовал почти никакой благодарности к государству, армии или разведслужбам. Если он и отдаст им на съедение Горского, то только для того, чтобы тот не дышал ему в спину те двадцать или тридцать лет, которые полковник еще надеялся прожить на этом свете. Обмануть можно было Российское государство, армию и даже разведслужбы, но только не этого сибиряка.

Полковник тронулся с места. Поехал по шоссе на юг. Стояла великолепная казахская ночь конца сентября — теплая, тихая, с миллионами звезд и тонким серпом прибывающей луны над самым горизонтом. Эта ночь, предчувствовал Романенко, станет венцом его жизни. В ближайшие часы его судьба совершенно изменится, возьмет курс на уединенную жизнь в роскоши, посвященную тренировке разума, изучению стратегии, военной истории и подводной охоте.

Кораллы на южном побережье Квинсленда, где, подобно гигантским четкам, раскинулся под водой Большой Барьерный риф, — просто заглядение. Зарегистрированное в Сиднее некоммерческое товарищество, единственным акционером которого был Романенко (естественно, под вымышленным именем), только что приобрело дом на побережье. Примерно две недели полковник будет путешествовать на самолете, корабле и машине. Путешествие закончится в полнолуние, когда воды Тихого океана будут переливаться под лучами ночного светила.

Обшарпанная, покосившаяся многоэтажка, куда направлялся Романенко, стояла в бедном русском квартале. Полковник остановил перед входом взятый напрокат автомобиль «хонда». «Ниссан» еще утром был брошен среди холмов к востоку от города. Вторая нанятая «хонда» ждала с другой стороны здания, когда господин Веркович соизволит воспользоваться ею.

Войдя в подъезд, Романенко ощутил легкое покалывание в области сердца и тяжесть дурных предчувствий в желудке. Он чувствовал себя студентом, отправляющимся на первое свидание.

Он поднялся по шаткой лестнице на четвертый этаж, где не было ни души, свернул в коридор и быстро подошел к двери в глубине лестничной клетки. Его рука, вставлявшая ключ в замочную скважину, почти дрожала от возбуждения.

Войдя в квартиру, он нос к носу столкнулся с какой-то незнакомой женщиной. Она совершенно не была похожа на влюбленную студентку. Маленькая головка с длинными и давно не мытыми светлыми волосами, голубые глазки размером с игольное ушко, суровый, жестокий взгляд, веснушки и губки бантиком. Он увидел перед носом черное металлическое дуло пистолета «зиг-зауэр» калибра 9 мм. Романенко продолжал фиксировать данные машинально, по привычке, повинуясь рефлексу, приобретенному такими усилиями и замершему только после того, как огромная оранжевая вспышка бросилась на полковника и поглотила его вместе с грезами о Тихом океане.

Женщина произнесла в телефонную трубку заранее условленную фразу. Как договаривались. Все прошло удачно. Романенко пришел. Она уже ждала его, хотя и опередила всего на несколько минут. Марков отправил сигнал тревоги в последний момент. Она упаковала тело полковника в его собственный чемодан, чтобы потом закопать. Как договаривались. Да, она заберет «ниссан» полковника, машина исчезнет. Как договаривались, положите наличные в условленное место.

Подавив безумный приступ нервного смеха, Горский подтвердил: никаких проблем, американские доллары будут. В условленное месте. Как договаривались.

Собеседники повесили трубки одновременно.

Горский несколько секунд размышлял, не снимая руки с телефонного аппарата.

Чуть поодаль в той же комнате Марков занимался делом — наводил справки, роясь в каких-то делах, а Власьев и его хакеры трудились над своим заданием. Они перехватили файл, ночью отправленный полковником в Москву. Для этого в Сети была создана незаметная развилка, по которой поток данных поступал в систему, контролируемую хакерами. Сейчас они завершали операцию по удалению информации, ранее заложенной Романенко в память компьютеров ГРУ. Они вводили килобайты программного кода со своих старых клавиатур, потемневших от времени и постоянного использования.

Меньше чем через два часа тело полковника, его чемодан и личные вещи исчезнут под метровым слоем земли на краю унылой степи. Его автомобиль будет разобран на запчасти, которые немедленно распродадут на черном рынке. Его компьютер окажется разрушен вирусом. А предательский файл сотрут прежде, чем начальники Романенко прочитают его в центральном московском офисе.

Романенко сам сделал все, чтобы замести следы. Он исчез. Испарился с поверхности планеты и из истории человечества, словно его никогда не существовало.

Горский посмотрел на Маркова и громко рыгнул, как после хорошего обеда.

— Приведите мне эту старую сволочь, — приказал он, раскуривая сигару «Давыдофф».

Справиться с нервами, расшатанными напряжением последних недель, могла только эта вредная привычка. Ситуация ухудшалась день от дня. Последний краткий сеанс связи с Кочевым, два дня назад, произвел эффект торпеды, посылающей судно на дно. «Прекращаем операцию, — сообщил представитель Кочева. — Поиски Мари Альфа заморожены. Все ложатся на дно».

Блестящая победа над Романенко выглядела мелким эпизодом. Великие сибирские бароны были обеспокоены тем, что Горский не рвется отправлять свои отряды на помощь сепаратистам. Возникла серьезная проблема: как объяснить, что он занят другими делами?

За доктором отправились братья Петровские. После вынужденной голодовки и отказа сотрудничать Уолша подвергли новой пытке: на сорок восемь часов полностью лишили все его органы чувств возможности воспринимать какие-либо ощущения. Специально предназначенный для этого контейнер доставили вертолетом из Новосибирска. Уолш получил дополнительную пятиминутную порцию внутривенного питания, и — оп! — добро пожаловать в камеру, обитую мягкой тканью, где темно и абсолютно тихо, даже звук вашего собственного голоса тут же поглощается губками из минеральных веществ, составляющими основную часть обивки изолятора для буйнопомешанных. Это происходит настолько быстро, что вы сами не успеваете услышать своих слов.

Старый осел растерял былую спесь. Желтоватый цвет лица, пожелтевшие белки глаз, губы и руки трясутся. Доктор горбился, как старый гриф. Он съежился на стуле. Братья Петровские встали у него за спиной, как две статуи.

— Мерзавцы… — пробормотал старый упрямец.

Горский указал пальцем на одного из братьев Петровских, того, что стоял слева. Он никогда не знал, кто из них кто, — да и какая разница?

Петровский, стоявший слева, ударил доктора в лицо. Теперь, когда Уолш перенес жестокие испытания, любой, даже слабый удар стоил десяти.

Указательный палец Горского, как стрелка метронома, нацелился на другого Петровского.

Уолш раскололся с первого же захода, после второй затрещины, отвешенной правым Петровским.

— Что вам нужно, Горский? — Он выплюнул эти слова вместе со сгустком крови.

— Прежде всего, доктор, мне нужно успокоить нервы. Вам повезло, сегодня я не возьмусь за бейсбольную биту собственноручно.

Он приказал Петровским повторить, просто для развлечения. Кулаки врезались в лицо Уолша как в дряблую боксерскую грушу.

— Хвати-и-ит! — завопил Уолш. — Я скажу все, что вы хотите!

— Это звучит уже гораздо лучше, дорогой доктор. И что же, по-вашему, я хочу знать?

— Я… я не знаю, — простонал доктор. — Скажите мне… А я расскажу все.

— Как долго вы работаете на этих психов?

— С весны прошлого года. Меня свел с ними Тиссен, вы его хорошо знаете.

С тех пор как Горский внезапно вернул себе полный контроль над делами в медицинском центре, Тиссен, Зулганин и прочие выразили полную готовность к сотрудничеству. С ума можно было сойти, каким словоохотливым оказался Тиссен в руках близнецов Петровских.

— Угу, — пробасил Горский. — Знаю. Зачем же скрывать от меня правду?

— Ка… какую правду?

Короткое движение указательного пальца в сторону левого Петровского. Немедленное применение санкций. Тумак сбросил Уолша со стула.

— Хватит, прошу вас, — простонал тот.

Правый Петровский заботливо усадил его назад, обращаясь как с предметом, который жаль сломать слишком быстро.

— Я хочу услышать правду о младенцах. Вы сказали, что Ариана Клэйтон-Рошет не может иметь детей и что она захотела получить собственных клонов. О'кей. Но вы не сказали, что эти младенцы станут объектами генетических манипуляций, доктор. А это — большая ложь.

— Я… я… черт возьми, это техническая необходимость! Проблема сроков, которую я должен был…

— Молчать! — прорычал Горский. — Вот почему у нее и начался этот проклятый психоз. Значит, ни я, ни суррогатная мать не виноваты, а ваша идиотка уничтожила два десятка наших людей! Что это за манипуляции, доктор?

— Я… я уже говорил, это чисто технические детали. Я… Это довольно сложно для неспециалиста.

Левый указательный палец Горского поднялся вверх.

— Нет! Нет! Подождите! Я скажу! — завопил Уолш, втягивая голову в плечи.

Горский знаком велел Петровскому остановить замах на верхней точки траектории.

— Я… Эта проблема связана с клеточными «таймерами»… После первого успеха с клонированием Долли в тысяча девятьсот девяносто седьмом году ученые быстро поняли: новорожденные ягнята появлялись на свет уже старыми. Словно записанная на клеточном уровне информация о возрасте объекта копируется вместе с клетками. Это один из вопросов, которыми я занимался после отъезда из Шотландии. Мои исследования прекратились, но, когда объявились Тиссен и его казахские друзья с необходимой суммой денег, мне быстро удалось найти решение.

— О чем вы говорите, черт бы вас побрал?!

Уолш рукавом вытер кровь, струившуюся изо рта и разбитой брови, втянул кровавые сопли.

— О моем метапротеине ВКН.

— ВКН? Что это такое?

— Возвращение к нулю. Это автоматическая клеточная программа — термин из информатики, но в нашей дисциплине он неплохо прижился, а информатика позаимствовала у нас слово «вирус»…

— Короче, доктор! — взревел Горский. — Как действует этот протеин?

— Это немного больше чем просто протеин, но, боюсь, вам не хватит терпения… ВКН позволяет клеткам на этапе внутриутробного развития вернуть «таймер» на нулевую отметку. Этот протеин вырабатывается определенной цепочкой генов, которую я специально изменил. В общем, когда рождается младенец-клон, его «таймеры» обнуляются, причем без вредных последствий для нормального развития клеток. Вот в чем суть ВКН.

— Почему вы не сказали мне об этом?

— Таковы были условия, выдвинутые моей клиенткой. Она и так была недовольна, что вам сообщили о клонировании. Она хотела, чтобы остальным участникам проекта я давал как можно меньше информации.

— Доктор Уолш, если вы скроете от меня еще что-нибудь…

— Я… нет… ах да, правда, есть еще одна деталь, о которой она меня просила.

— Что за деталь?

— Она хотела, чтобы малыши появились в назначенный день.

— День? Какой день?

— Я приступил к оплодотворению яйцеклеток, следуя ее указаниям, и, кроме того, изменил группу генов так, чтобы они произвели гормоны, способствующие началу родовых схваток. Благодаря разработанной мною методике «клеточного таймера», я запрограммировал начало родов на ночь с двадцатого на двадцать первое марта две тысячи четырнадцатого года, то есть на весеннее равноденствие. А оплодотворение произошло двадцать первого июня прошлого года, в день летнего солнцестояния.

— Что это еще за даты?

— Какой-то мистический бред, я полагаю.

— Очень хорошо, — произнес Горский. — Перед тем как мы перейдем к заключительной части нашей встречи, вы, дорогой доктор, не откажете мне в любезности и позвоните вашей драгоценной клиентке, которая увлекается мистикой.

— Я… Это невозможно. После того как она расторгла контракт, я не знаю, как с ней связаться.

Горский расщедрился на роскошную улыбку, которая сделала бы честь крокодилу:

— Не беспокойтесь. У нас есть все что нужно.

— Но… что я должен сказать ей?

— Правду, доктор. Вы скажете ей, что мы мечтаем возместить убытки, понесенные ею и ее религиозным объединением.

Доктор был далеко не дурак. Его помутневшие глаза хищной птицы сверкнули.

— Вы смеетесь?

— Нет, не смеюсь. Вы скажете ей, что мы рассматриваем гибель наших людей как своего рода аванс по возмещению убытков. Мы просто списываем это со счетов и не будем мстить. Кроме того, вы сообщите ей, что мы доставим заказанный груз, как и было оговорено. Но с опозданием на несколько месяцев.

— Вы шутите? Да она больше слышать о нас не хочет! Она не поверит мне.

— Знаю, — бросил Горский. — Но у нее почти нет выбора. Вы — лучший, доктор, и она это понимает.

— Нет. Я стар. Сейчас наверняка появилась куча юнцов, готовых сделать это просто так, чтобы нарушить закон…

— Возможно, но у них нет налаженного канала снабжения, как и у вашей клиентки. Напомните ей об этом.

— Не думаю, что это сработает, — с сомнением произнес доктор.

— Без труда не вытянешь и рыбки из пруда, а степень вашего энтузиазма оставляет желать лучшего. Разговаривайте с ней поэнергичнее, чтобы братьям Петровским не пришлось вас подбадривать. У них дурные манеры. Я уж и не говорю о «ящике».

Уолш ничего не ответил, лишь снова втянул голову в плечи.

Тем же вечером Горский откупорил шампанское. Сработало. Черт, сработало. При условии, что ей не придется потратить больше ни цента, эта баба согласилась принять новую суррогатную мать — абсолютно здоровую, профессионалку, как объяснил медик.

— Она примет ее от вас как подарок на память, — добавил он, воспользовавшись выражением Горского.

Экстренное послание, заархивированное и зашифрованное, уведомит Ариану Клэйтон-Рошет о дне и часе прибытия груза. К тому моменту срок беременности у новой женщины уже достигнет нескольких месяцев. С самого прибытия в Канаду все заботы о подопечной возьмет на себя организация сектантов.

Ноэлитка сначала кривилась от досады, заставила упрашивать себя, но финансовые аргументы и возможность осуществить операцию в кратчайшие сроки уменьшили недовольство клиентки.

Горский все рассчитал верно. Кандидаты, способные заменить Уолша, не ломились в двери Ноэлитской церкви.

— Мы облажались, — сказал Горский женщине на экране, — и приносим извинения. Но мы оба знаем, что первые эксперименты всегда заканчиваются провалом. Ведь именно так удается «расширить пределы возможного», верно?

Горский уже много дней пачками глотал скучные, бесцветные сочинения секты. Он знал их жаргон и излюбленные словечки наизусть.

Женщина улыбнулась. В ее взгляде вспыхнул огонь.

— Да, вы, конечно, правы, — произнесла она.

Горский убедил ее.

Потом Горский поставил доктора перед выбором. Для этого он привел его в подвал, с водопроводом и канализацией. И с системой, подвешенной к потолку, — блоками, цепями и прочей дребеденью.

Под этой конструкцией стояла большая металлическая бочка. Над ней поднимался едкий зеленоватый дым.

Когда подчиненные Горского привязали Уолша к цепям и подняли над бочкой, доктор издал протяжный вопль.

Горский, знаток в подобного рода делах, дал крику положительную оценку. Он вонзил зубы в красивое сочное яблоко и сожрал его в три приема.

— Отличный голос, доктор, вам бы в опере петь. Я объясню, что здесь происходит. Это полная бочка серной кислоты, она ждет только вас. Я хочу, чтобы вы хорошенько почувствовали это, так сказать, на практическом примере.

Он бросил огрызок яблока в зеленую жидкость. Подручные Горского опустили Уолша к самой поверхности кислоты, на которой появлялись и лопались пузыри.

— Нет, нет, нет, — стонал доктор.

— Вот мои условия: вы будете делать все, что я велю, и тогда мои ребята не опустят вас в это славное маленькое джакузи. Вы изготовите продукт, который мне нужен, операция завершается стопроцентным успехом, и вы не кончите свои дни в этой бочке. Я достаточно ясно выразился?

— Горский, опустите меня, умоляю, — простонал доктор.

— Если я сейчас вас опущу, то подниму назад дымящийся скелет, причем еще живой. Вы хорошо меня поняли, доктор?

Уолш отлично его понял и стал тише воды ниже травы. Настоящий ангел во плоти. Он внимательно слушал все указания Горского.

— Вы будете спать в лаборатории. И выйдете оттуда только после того, как закончите работу.

— Что я должен сделать?

— Создайте вирус, доктор. Жуткий смертоносный вирус, который будет очень быстро улетучиваться. Пусть его нельзя будет обнаружить с помощью ни одной из существующих систем. Я хочу, чтобы этот вирус мог меньше чем за десять минут убить все живое в радиусе ста метров. И так же быстро исчезнуть. Я хочу, чтобы этот вирус могла перевозить беременная и чтобы она могла бы активировать его.

— Каким образом?

— После того, как произойдет распознавание цели в лицо или по голосу. Мне плевать как. Придумайте что-нибудь. Я хочу, чтобы она применила его, когда окажется рядом с этой бабой — там, в Канаде.

Уолш ничего не ответил, только медленно покачал головой, как будто внезапно все понял.