Вечная Любовь

Конечно, это ты, моя шакти, моя анима. Что же со мною? Эта волна захлестнула и несет...

Мы с тобой садимся у входа в какой-то институт. Безлюдье под медленно падающим апрельским снегом. Два огромных камня перед ступенями. Голубые ели.

Скрыто, незримо, загадочно, тихо, таинственно, призрачно из приплывших облаков падал на землю беззвучный снегопад в каком-то замедленном танце, словно скрывая под снегом все происходившее до сих пор навсегда и начиная совсем новый мир, похожий на чистую страницу после старых исчерканных черновиков... и все становилось непохожим на себя, но все оставалось на месте: и тополя, и улицы, и нависшие над нами дома, и это и было самым загадочным, самым таинственным: как же начинается что-то совсем новое, когда все вроде бы остается на месте...

Сама Вечность открывалась нам с тобой в этом снегопаде, вечная женщина.

И откуда-то появлялся этот тайный Свет в каждом дне, когда-то забытом, когда-то переполненном лишь болью, потом забвением, потом равнодушием... в каждом дне далекого, бесконечно далекого прошлого...

Это было похоже на медленно и таинственно проступающие лица и улицы на фотоснимке в полутьме, в прозрачных отблесках и искрах на воде...

...весь этот Свет, тайный Свет в каждом дне этих прожитых осеней и весен, и для чего-то надо было медленно восстанавливать в памяти весь этот Свет: "Сенегальская баллада" над падающим снегом, ожидание новогоднего чуда в остановившемся времени, нобелевский фрак изгнанного поэта и сумрак ночной метели за окнами...

И это было началом, и продолженьем конца.

Больше всего это было похоже на какое-то таинственное обещание для нас с тобой, и было оно в том, что если мы сможем войти внутрь мгновения, еще и еще внутрь секунды и вечности, еще и еще внутрь пространства и времени, здесь и сейчас, вдруг вот здесь и сейчас... то время неслышно расступится, пространство незримо растянется, сумрак за окнами скроется, прочь в никуда отступая, и вдруг перед нами, пред нами, пред нами медленно, медленно, медленно, медленно, выше, и выше, и выше, и выше, дальше, и дальше, и дальше и дальше... странный тоннель вдруг откроется взгляду, странный тоннель меж пространством и временем, странный тоннель, уводящий отсюда... и он поведет незаметно нас сам в какое-то странное-странное время, в какой-то загадочный сказочный мир, к каким-то чудесным, таинственным встречам, к каким-то нежданным-нежданным сюрпризам, забытым как будто на время и вечность в каком-то ином незапамятном детстве, где снег также в сумерки падал и падал, а мы снова ждали и ждали чего-то - какого-то света, какого-то слова, какого-то входа в таинственный мир... где нас кто-то встретит, где нас кто-то примет, и будет нам рад как своим долгожданным, где все и всегда нас уже ожидало, а мы лишь напрасно об этом не знали, не ведали места, не знали минуты, где нам в этот мир станет можно войти...

И полночь куда-то неслышимо скроется, и снег полетит как во тьме нарисованный, и музыка вдруг запоет ниоткуда, и звон серебра позовет нас куда-то, и мы словно глядя вокруг и не глядя, начнем исчезать, исчезать, исчезать из этого мира, привычного, зримого, такого всегда

и повсюду знакомого, такого давно уж по картам известного, где вовсе и нет неоткрытых земель... и здесь вдруг окажется, здесь вдруг откроется такая земля, что чрез карту сквозит... сквозит через время, сквозит через воздух, и через огонь, через воду и землю, сквозит через весь нами прожитый век, а в нем через каждый оставленный миг...

Ведь это и было недо-прожито в каждом дне, - скажешь ты без слов. - И оттого в каждом дне оставалась боль: чего-то недо-прожитого, чего-то недо-понятого, чего-то недо-увиденного, чего-то недо-услышанного... Чего же? Этого Света, этого Света, всего этого Света...

"На что это похоже в земном и знакомом?" - спросишь ты взглядом. И отвечу взглядом, и ты вспомнишь, увидишь, поймешь, как многотонная воздушная машина медленно выруливает по бетонным полосам под низкими снеговыми тучами, потом останавливается в начале самой длинной полосы и ждет ответа, это мгновение тянется и тянется, оно падает с неба с каждой снежинкой, но машина медленно разгоняется под снегопадами инея, медленно отрывается от прочной земли, набирает высоту, высоту, и вот уже проходит сквозь снежные тучи - где же мы? тучи остались так далеко внизу, мы в мире вечного Солнца - там, над облаками, там, за облаками, всегда, и зимой, и весной этот Свет, весь этот Свет... Солнце в синеве медленно склоняется к горизонту облаков, и никто не поймет зима сейчас или весна, вечное лето или прозрачная осень, и никто не видит, что там, на земле, сейчас, под облаками - льет ли теплый дождь, падает ли снег... Здесь только Свет, лишь этот Свет, весь этот Свет...

Этот мир между падающими снежных искрами, миллиметр времени в секунде пространства, поведет нас туда, где Мудрый Дирижер Вселенной научит нас этой музыке времени, и Автор Сценария истории научит нас истокам и финалам, и Вечный Режиссер даст нам лучшие роли, и Создатель чисел посвятит нас в их светлые тайны, и Творец пространства откроет его для нас, и Автор полета подарит нам эту вечно звенящую вибрацию воздуха и притяжения, лучей и тени, скольжения по эфиру света и взлета, взлета, взлета...

Но здесь вдруг окажется, но здесь вдруг откроется: все это бывало, бывало, бывало: и с первого дня недо-прожитой юности, и с первого дня недо-прожитой жизни Ты, Вечный Дирижер, предлагал нам все это, а мы недопоняли, а мы недо-слышали...

"Вперед, вперед, вперед..." - зовет и зовет эхо неслышимых слов... Пойдите по воде, встаньте на воздух, пройдите сквозь огонь - вас плавно примет колея, уводящая в Небо... не бойтесь, не бойтесь, не бойтесь"...

И это станет всеминутностью... где прошлое, где будущее, если каждый миг только Свет, только Свет, только Свет?

И золото времени тает в полете, и солнечный свет растворится в секунде, и ты увидишь день для одного тебя, и подаришь его всем, и он станет твоим.

И он перельется в вечность. И мы медленно, скрыто, загадочно, тихо-таинственно-призрачно, глубже, и тоньше, и выше растворимся во всем этом свете, во всем этом солнечном свете, во всем том невидимом Свете - и станем самими собой.

Этот таинственный мир между падающими снежными искрами...

Leave a Light...

Глава 9

Принцесса Турбо-Фортрана

И взорвалась тишина звоном летящей ввысь радости.

Бульвар проплывает мимо нас. Стеклянная дверь. Электровремя. Бесконечное фойе. Километровые коридоры.

- Поступай к нам на кибернетику. Ты станешь гением машинной логики. Обдумай это хорошенько, пока у меня идет программирование.

Эти лучи вечернего солнца в твоих коридорах... Сколько лет буду вспоминать это счастье с тобой, уже предчувствую. Вот и твоя аудитория...

- Я тебя просто поцелую, снова поцелую.

- Конечно... Но не здесь же... Давай спустимся вот туда...

Ступени ведут нас вниз под лучами лампочки.

Смотришь на меня и доверчиво, и насмешливо. Лицо твое близко, совсем, совсем близко. Каждая ресничка видна. Два Орлова отражаются в больших зеленых глазах. И словно что-то падает с плеч. Запрокинула голову, и ловлю твои губы.

- Что же ты делаешь со мной, Орлов, - твой счастливый голос. - Что же ты делаешь...

И ты рассказываешь чье-то стихотворение как таинственное предсказание:

- В белых снегах зимы или в пустыне рыжей только спроси, взглядом спроси меня - я прибегу туда, и рядом ты услышишь: "Да"...

Звуки, ароматы, прикосновения, свет и тени, - все смешивается, переплетается, закручивается в водовороте, звуковороте, цветовороте... Вот уже и не понять, где - я, где - ты... Тайная сила кидает в резкий вираж, Земля запрокидывается в безумном вращении, уменьшаясь, сжимаясь до точки.

Так не должно быть, но снова я взгляд твой ловлю

Тысячу раз повстречаться нужно бы нам, - отбивает электронный ритм пульс в крови и времени.

Миг промелькнет над землей или век бесконечный

Это для Мудрой и Вечной Любви все равно.

Но вихрь вдруг слабеет, рассеивается, уносится... Но вихрь Вечной Любви, но полет Вечной Любви уносит тебя к себе, меня - в себя.

"Не обещай, не надо, не обещай - это совсем не просто - вечно любить" рванулся твой последний взгляд ко мне, - "Не обещай..."

Ты уже в своей аудитории. Принципы Турбо-Бейсика, Фортрана, Паскаля.

Остаюсь один, равный лишь самому себе.

Вот и все, и словно мы расстались навсегда...

И буду вспоминать дальше, что же открылось сегодня утром, в доме у Шефа...

Поскольку это связано в одно целое - реальность.

Что такое реальность? Что считают подлинной реальностью? Объективной реальностью?

Почему без любви реальность - это что-то одно, но в любви "реальность" это что-то совсем иное - почему?

Как это связано со всей мировой метафизикой, со всеми заоблачными высотами Библии, Эйнштейна и квантовой механики?

Знает это кто-нибудь? Кто? Кто мне объяснит?

"Тайна сия велика есть"...

Почему в любви меняются время и пространство? Почему в любви тобой уже не владеет дух мира сего со всеми его законами? Почему ты свободен, и она, любимая, свободна от всего, даже от гравитации? Ну же, господа доктора наук?

Как это суметь - любить Творца, и лишь потом - Вселенную, и лишь потом всех людей на Земле, а потом и вот эту, красивую, вот эту, чудесную, вот эту, прекрасную, вот эту... где вдруг потекут слезами тончайшие струны скрипок, простых и электронных...

Но быть готовым и отпустить ее как птицу с руки, если та вдруг захочет улететь...

И вот сегодня утром, в гостях у Шефа, под его огромной лестницей из бесконечных фолиантов всей мировой премудрости:

- Возьми на память самое главное: принцип относительной реальности ценностей для внутреннего мира человека.

Вы отдаете лист:

Рост степени реальности

ценности

Абсолютная реальность Всевышний - Отец Любви,

Небесное Начало Непорочности

ценности: Мария - Вечная Любовь,

Земное Начало Непорочности

Сын - Дву-Единое Начало Непорочности

Рост полноты Любви к Богу

7 Миры обожения (теозиса)

6 Миры Любви

5 Миры Отрешенности

4 Ментальный мир: идеи.

Их отражения в сознании:

Ментальное тело Относительная

3 Душевный мир: желания, чувства реальность

Их отражения в сознании: ценности

Астральное тело

2 Эфирный мир: жизненные силы

Их отражения в сознании:

Эфирное тело

1 Материальный мир.

Его отражения в сознании:

Материальное тело:

Металл

Огонь

Воздух

Вода

Земля

0 t (время)

Абсолютная нереальность - иллюзии, фантазии, галлюцинации: не сущее.

Монизм: Всевышний абсолютно реален,

Материальные объекты реальны,

"я" относительно реально

Восток: Запад:

Материальные объекты нереальны, Материальные объекты

абсолютно реальны,

"я" нереально "я" абсолютно реально

Атеизм: мир реален, Всевышний нереален. Плюрализм.

Теизм: мир реален, "я" реально, Всевышний реален. Дуализм.

Сверх-теизм: мир реален, "я" относительно реально, Монизм.

Всевышний абсолютно реален

Шеф молчал и ждал с легкой улыбкой, пока дочитаю этот лист и пойму все, что заложено в эти простые законы.

Так вот над чем разум впустую бился все эти годы! После теории относительности и квантовой механики до сих пор не сложилось никакого мировоззрения, основанного на этих принципах! Поскольку эти открытия разрушили и классический идеализм, и классический материализм... А ничего нового - или хорошо забытого старого - на их место не пришло. Лучшие умы сделали вид, будто ничего и не случилось... Поскольку иначе пришлось бы пересматривать все свои понятия и ценности.

Да, кто сможет признать не только относительность ценности материи, энергии, пространства и времени, вслед за Эйнштейном, но и относительность ценности самой своей земной личности со всеми "своими любимыми" чувствами, идеалами, целями, идеями, намерениями по сравнению лишь с одной Абсолютной Реальностью - "Бог есть Дух", "Бог есть Любовь" - но при этом не впадет в солипсизм и не сочтет внешний мир совсем нереальным, - тот сможет все!

Вначале мы учимся не зависеть от чужих решений, мнений, воли, разума, от коллективного подсознания, от традиций и стереотипов, не быть конформистами, объектами манипуляций, отсоединяться от ветхого Адама - групповой души человечества как биологического вида.

Это достижение предела развития "я".

И после этого можно отбросить "свою" волю, "свое" мышление, "свое" творчество, чтобы просто принимать интуицией даруемые свыше просветления.

И больше ничего не надо.

Отказ от всякого творчества Творчество как претворение в зримые формы представлений, полученных свыше (в состоянии отказа от "своей" воли, разума желаний, представлений) Самовольное творчество: иллюзия творения форм и представлений из самого себя

Да, реальность человеческих "я" относительна...

Пространство и время вокруг неожиданно дернулись со своих мест. Кто я на самом деле? Что такое "я" на самом деле?

Кто бы понимал квантовую механику так, как ее мог бы понять Фауст или сам Гете... Корпускулярно-волновой дуализм частиц - мог ли знать Фауст, что это значит? Кто поймет, как Любовь воздействует на волновые качества частиц, и выведет эти формулы, тот получит возможность изменять и корпускулярные их качества и станет основателем науки творения чудес.

Что для этого нужно?

Только одно - огромная полнота Любви к Богу. Потом к людям.

Как развить в себе эту Любовь?

Отдать в Любви свое "я" Искупителю и Марии.

И вот как преобразится теория относительности:

Принцип телепортации

Если за стационарную систему отсчета пространства взять не физическую планету Земля, а духовное "я" человека, соединившееся в Любви с Сердцем Искупителя и Сердцем Марии, то можно перемещаться сквозь пространство мгновенно.

Принцип движения сквозь время: хронопортации

Если за стационарную систему отсчета времени принять не физическое время (скорость вращения Земли вокруг Солнца), а духовное время, в котором находится духовное "я" человека, соединившееся в Любви с Сердцами Искупителя и Марии, то можно перемещаться сквозь время.

В древности эти законы знали... Иначе как бы они построили пирамиды Египта без кранов и вертолетов? Чем они строили? Телекинезом.

Это мистика Любви.

Люди с веками так погрузились в суету, что утратили знание ее тайн. И люди-дети это забыли... "Нам не понять... Этого не было никогда, потому что быть не могло..."

И когда начнется пробуждение Любви, вся старая культура, наследница греко-римской, придет к финалу: станет просто ненужной и никому не интересной...

Культура эпохи Света, как было предсказано столько лет назад... Она уже начинается, пока еще почти незаметно... Культура Любви...

Ведь можно совместить в себе западную аналитичность мышления и конкретность действий с российским сердечным все-вмещением и с восточной отрешенностью и непривязанностью ни к чему "душевному", "слишком человеческому"...

- Значит, вот так апостол Петр и пошел по воде...

- Да, вот так... Он понял, что Любовь на самом деле - более реальна, чем земля, и потому прочнее земли и сильнее земного притяжения. Но когда вдруг усомнился в этом, то и стал тут же тонуть.

- Теозис - "Бог стал Человеком, чтобы человек стал Богом"?

- Безусловно.

Путь управления реальностью... Подлинно реальна только Любовь, и все дарующее Любовь становится для нас реальным. А все, не имеющее в себе Любви, кажется иллюзорным, оно не суще: не имеет сущности, а потому не имеет и существования, лишь мнится и кажется. Оно иллюзорно.

А путь управления реальностью - Любовь к Богу больше, чем к себе... И тогда Бог и "я" становятся одним целым, Бог вступает внутрь "я".

И не мог понять столько лет, что же значит - "утаил истину от премудрых века сего и открыл ее младенцам"...

- Знаете... я пойду... мне нужно теперь в себя придти... Можно сказать, жить дальше незачем - истина открылась. Или наоборот, жизнь лишь сейчас и начнется, а все, что было до этого дня - лишь предисловье к судьбе...

Коридоры твоего дворца науки переходят один в другой и не кончаются. Отдать бы сейчас копии этих листов Шефа твоим преподавателям... Впрочем, раньше или позже они должны будут и это понять, а иначе - заняться в жизни чем-нибудь другим.

Выходишь из аудитории. Взгляд твой блеснул - увидела. Миг - и включился магнит: два полюса. Нераздельных. Вечно-несоединимых. И неслиянных.

Вот и все - и снова вдруг оттаяла душа. Вот и все - и снова стало легче мне дышать.

Перевоплотиться в тебя. Раствориться в тебе. Потерять себя. Потерять даже память об этом себе.

И не будет и нет граней, и нет границ, и нет полюсов. Нераздельная неслиянность.

Что же все-таки случается, если взгляды вдруг встречаются?

- Скучал без меня?

На тебе сошелся клином белый свет.

Если выйдешь ты мне навстречу...

Обрывается сердце, уже нет слов.

Смерть от счастья, разорвавшего душу.

Но - надо удержаться, надо удержать. Любовь к женщине напрямую, от себя, а не как дар свыше - может убить ее хуже ненависти - сможешь ли ты вместить в себя этот поток пламени, данный мне для нескольких миллиардов людей? Да сможешь ли ты этот огромный огненный водопад вобрать в себя и не взорваться и не погибнуть?

Издревле люди были существами-андрогинами. Катастрофа провала в майю: они разделились на полюса - мужчин и женщин - искать друг друга всю жизнь и едва ли находить.

И поворачиваются со скрипом и грохотом каменные створы век: Время огромным глазом смотрит на нас. Но читаю вдруг в этом запредельном взгляде:

Я = ТЫ.

А эти двое - мы - снова куда-то перемещаются. И плывет за окнами парк, вокзал, мост. Деревянные древние кварталы воздушного кружева.

Апрельский снег тает быстро. Солнце то прячется за крышами, то выскальзывает из-за них и сверкает искрами радуг в лужах и летящих каплях воды.

Говорятся какие-то слова, руки встречаются и расстаются, чтобы встретиться, и встречаются, чтобы расстаться. Говорятся просто глупости, милые глупости. Твое имя - Нежность. К чему слова? Что значат слова?

- Выходим?

На тебе сошелся клином белый свет.

Старый трамвай катит дальше. Увозит внутри отпечатанные в воздухе наши улыбки-жесты-звуки. Их тень скользит над нами, плавно уносится к куполам, где солнце играет с нею.

- Хорошо быть глупыми, правда, Орлов?

- Замечательно... Если бы еще навсегда. Сойти с ума, чтобы войти в сердце.

- А я уже сошла.

Остановилась вдруг напротив.

Это - признание?

- Я - тоже.

Безнадежный жест мой тает в воздухе.

А Старый Город, а Вечный Город принимает нас в широкие объятья своих улиц. И Время варварским взглядом обводит Форум, как показалось бы одному всемирно известному нобелевскому тунеядцу, чьи стихи мы оба любим. Солнце уже спряталось за гранитными домами. Тротуары погружаются в тень.

- Послушай, Вера, есть на свете высшая святая истина?

Очень важно, что ты ответишь сейчас.

- Есть. Конечно, есть: Все должны любить друг друга.

- "Должны" все убивает.

- "Должны" - в смысле: не будут счастливы, пока не полюбят.

- Так ты хиппи: "Make love, not war". Как, впрочем, и я сам, наверное.

- Только не "Make love", а "All you need is love".

Удивительно.

А теперь зайдем в это крошечное кафе. Словно не в центре Старого Города, а где-то на Монмартре.

На тебе сошелся клином белый свет.

Сумерки опускаются на Старый Город. Твое затененное лицо на фоне окна. Почему мне так тревожно и сладко с тобою? Фиолетовая боль заката за окнами...

С Ириной Истоминой все было иначе: Я = Я, ТЫ = ТЫ, терциум нон датур. Тем более с женой, Эльвирой - европейская отчужденность и дистанция как эталон культуры отношений, маскировка в себе самого тонкого, женственного, нежного эталон "культуры"... Кто же из нас с тобой, Эльвира, больше убивал это в себе? Да разве теперь поймешь...

Неужели вот так и уснет вечным сном Западная Европа, раздавившая в себе главное ради всего прочего?..

И ради этого стоило жениться на западно-европейской принцессе, особе королевской крови? Вот фантомы, вот иллюзии... Словно королевская кровь Западной Европы - панацея от всех бед России...

А если наоборот? По принципу парадокса? В России всех людей отрывали от всякой захваченности что земным, что духовным - и создали самых гармоничных людей, живущих выше и земного, и духовного, иначе не выживешь?

Но, жена Эльвира... но мне тебя забывать... не легко.

Как это глупо - быть уверенным в том, что надо выбросить из себя чувство к одной женщине, если любишь и другую. Словно само чувство любви - это некая собственность человека, и он вправе им распоряжаться по своему усмотрению. Но почему так часто в женщине

есть что-то, властно велящее: "Люби лишь меня одну!" И почему зараженная этим женщина не может понять: разрушая любовь в другом, она убивает лишь себя?

И так бывает очень часто: Грань. Барьер. Стена.

Но ты не такая, девочка-женщина.

Я = ТЫ открывается вдруг только сейчас.

И вот - совсем другая женщина рядом.

И в этом кафе, как почему-то всегда и везде сейчас, снова и снова играет кассета, и это Татьяна Анциферова, столь когда-то любимая, во времена "Драконографии", да и теперь... И поет она последнее, что записал не похожий ни на кого чудесный композитор, совершивший в недавние годы, видимо, нечто похожее на мою ошибку - он женился на западноевропейской принцессе и уехал с ней на ее историческую родину, в страну, называвшуюся во времена Римской империи Галлией, ныне Францией, и оставил всем на память вот это свое последнее завещание:

"Забывать нелегко, мы над памятью не властны"...

"Забывать нелегко все, что связано со счастьем"...

И зачем этой милой девочке-женщине что-то рассказывать об этом?

"Забывать нелегко, ты в судьбе моей утрата,

Забывать нелегко, хоть забыть, конечно, надо"...

И зачем этой милой девочке-женщине рассказывать про многое-многое, о чем она пока не знает - о набоковских Лолите и Аде, о тихих зорях Бориса Зайцева и поездках Андрея Белого к доктору Штайнеру, и снова о докторе, на сей раз Живаго, изданном в "Фельтринелли"...

"Мне это все забывать нелегко, нелегко" - поет Татьяна Анциферова со слезами в трепете голоса с заезженной кассеты в этом вечернем кафе.

Но милая девочка-женщина уже дарит совсем другие мелодии и тональности, где все эти мороки первой волны эмиграции, да и третьей, тают как темные миражи, и наступает снова радость, легкость, полетность, как в той первой юности, до-истоминской и при-истоминской?

- Треугольник еврокультуры: жена-муж-любовница. Постыдная тайна, пока жена не узнала. И ненависть между женой и любовницей, когда узнала. И каждая хочет, чтобы врал ей, будто любишь только ее одну.

- А ты что предложишь?

- Надо разрушить это триадой любви: старшая жена-муж-младшая жена.

И эта совсем новая женщина рядом смотрит на меня. Объяснишь ли ей эту ошибку международных супружеских союзов? Она не поймет.

А если поймет? Что это за дух тайного уныния овладел мною? Где же это искусство управления реальностью?

- Послушай, если бы ты родилась в Объединенных Арабских Эмиратах, и некий шейх, влюбленный в тебя и любимый тобою, предложил бы тебе стать его второй женой, младшей - ты согласилась бы?

- Конечно.

- А если я тебе предложу стать моей младшей женой, ты согласишься?

- Почему бы нет? - ответила ты запросто своей фотомодельной улыбкой.

В темноте в даль несет облака ветер... Как и тем вечером перед встречей с тобой.

Это шок.

Не могу поверить сам себе.

На тебе сошелся клином белый свет.

Надо же так уметь быть столь покорной мужчине...

В самом деле, почему же не познакомить вас с Эльвирой, и тогда... Да разве Эльвира согласится? "Орлов, ты опять начитался своего суфизма, обыгрался в "Принца Персии" и возомнил себя Алладином с волшебной лампой, или Омаром Хайямом, а свою недалекую девочку Шахерезадой. Сколько уже я повидала твоих наивных девочек, надоедающих тебе на третий день "великой любви", пустотою звеня?" - скажещь ты со своей безукоризненной германской логикой, очень дальняя родственница Канта и Гегеля, и отвернешься со своей скептической ухмылкой железной дочери викингов над наивной лирикой славян.

Но это ты мне одному можешь сказать. А если Вероника растопит своей любовью все твои скандинавские айсберги, и ты преисполнишься к ней великодушия и милости, как к твоей младшей сестре, или уж, хотя бы, как к своему вассалу или фрейлине, особа королевской крови баронесса фон Грюнберг?

- А ты сможешь ее растопить своей любовью?

- Попробую, мой господин, - засмеялась ты с почтительным поклоном гаремной невольницы, счастливой своим пленом.

Это же снова система трех колонн, объясненная Шефом: по левой колонне жена с Запада, по правой - с Востока. И надо найти третью точку... В самом себе русском. Любить обеих. Две жены все-таки не три жены.

- Нам надо спешить, мой повелитель. Опоздаем на последнюю электричку.

Неон вспыхивает под потолком. Фиолет неба становится черной пеленой от этого всплеска света.

Трамвай скользит по мосту над темной рекой, и его окна - снова зеркала, и зеркалам повидать довелось... слезы и смех многих веков этого города.

Вглядеться в тебя как в зеркало? Рассказать тебе какое-нибудь простое, очень простое стихотворение, без всяких символистских и сюрреалистических метафор? Конечно.

Рассказать тебе будущее? Твое будущее? И мое?

Нет, не стоит. Не сможешь вместить. Не поверишь.

Твой поезд уже виден издали, там, на юго-востоке, уже подходит, и последние минуты вдруг растягиваются до вечности, и мягко плывут по волнам моей памяти два истекающих слезами любви голоса из незабвенных "Шербургских зонтиков" Мишеля Леграна:

- Dis "Je t'aime", ne me quite pas...

Мощная электрическая машина вырывается из тьмы с лязгом и грохотом. Визг рельсов, скрежет, свист автоматических дверей - остановка. Стоянка электропоезда пять минут, пока горит сигарета в руках.

- Я провожу тебя в твой город.

- Не надо. Обратно электричек больше не будет. А я сама совсем не хочу с тобой расставаться.

- Я не уеду назад. Останусь до утра под твоими окнами.

- Кто тебя только выдумал, милый мой Орлов... Жду тебя завтра. Не грусти.

- Оставь мне что-нибудь свое. Чтоб не быть всю ночь без тебя и день без тебя.

Достаешь из сумочки свою фотографию.

Автоматические двери захлопнулись. Твой счастливый взгляд - торжествующая улыбка Ким Бессинджер - сквозь стекло словно бросок подарка: "Лови, Орлов! Жизнь - это праздник!"

Вкус твоей помады на губах, нежная женщина.

Вот и красные огни последнего вагона улетают во тьму.

Вот и нить горизонта стала нитью вагонов.

Звезды смотрят на рельсы. Я желаю экспрессу, чтобы следующим рейсом он унес нас с тобой.

Глава 10

Погружение в воды вечного Рейна

или сверхзвуковые машины королевства Корнуолл

Трансформа хаотического времени

Звучит невыключенная музыка, звучит и звучит. И в этом электронном синтезированном слезами счастья звуке - наши встречи и расставания, расставания и встречи. Эти встречи похожи на танец: увидеть друг друга издали в толпе, махнуть рукой, броситься друг к другу, обняться или - подойти, очень медленно, словно не веря и глазам своим: "Это ты, my love, my life?"

[Это не переводится...]

Жемчужное запрокинутое Небо в окнах огромного гранитного здания, земля с прошлогодней травой стынет в сумерках, черные силуэты прозрачных тополей вдоль бульвара и закатного горизонта... Эта сладкая боль... Такое впервые. Это как вивальдиевская скрипка в "Инферно" - смычком по сердцу. Всего пять секунд, больше душа не выносит. Зачем ты пришла, скажи? Зачем апрельские сумерки так пронзительны... Зачем в изменчивом синем свечении с такой болью хочешь любить и быть любимым? И это все со мной? С Орловым? Железным человеком? "Где чувства господствуют, там ослепленье... А где ослепленье - ума угасанье"?

Вот там, вот там, за стеклянной дверью с электронным временем мелькнул твой взгляд. Пять секунд.

Выходишь. Оглядываешься. Ищешь меня взглядом. Здесь, Вероника. Здесь!

Увидела. Вспыхнули синие искры в глазах.

"Но пока эта грусть словно боль

О былом связана лишь с тобой.

Мне это все забывать нелегко..."

Остался только снимок, цветной автограф дня...

Ты прорываешься сквозь поток людей, ты ближе, ближе... Что это? Словно слом океанского льда - лопнула с грохотом ледяная зеркальная гладь, и поплыли исполинские плиты...

Самое главное - не терять головы.

Мужчина несет ответственность за женщину. И должен сохранять всегда холодную голову, каким горячим не было бы сердце. И тогда будет счастлива она, будет счастлив и он.

Это просто свобода духовного пространства. Как и учил Шеф. Как учил Бердяев. Как учили бодхисаттвы, пока их учение было истинным...

И не забывать предупреждения Шефа: это будет развязка всех земных узлов, моих и твоих, вечная женщина. Но почему же пока ничто даже не предвещает никаких сломов и срывов? Тем более не расслабляться духом. Не терять трезвения ума - вековой медитативной дисциплины.

Вот ты и рядом.

- Орлов, как я тебе рада!

Привлекаю тебя к себе, но ты легонько отстраняешься с улыбкой:

- Еще успеем. Вот тебе мои иллюстрации к твоим стихам.

Необычный для женщины стиль... Можно ли представить Данаю, рисующую саму себя, глядя в зеркало?

Еще успеем. Сегодня все решится. Сегодня будет наш главный день.

Запоминать каждый миг. Каждая минута - подарок. Каждая секунда. Подарок совсем бескорыстный. Ни за что. Просто так. От всей души.

- Вероника, есть душа?

- Видимо, есть.

- А Создатель Вселенной?

- Если ты чувствуешь, что есть.

Вот так.

Теперь возможно все, между мною и тобой.

Главное сказано.

На тебе сошелся клином белый свет.

Женщина, не способная это чувствовать, это сказать мужчине, хочет властвовать над мужчиной, хочет царить над ним, заставить его поклоняться. В прежние века ее просто назвали бы ведьмой.

Как же стало легко на душе...

Ты берешь меня под руку, и мы уходим в синее призрачное свечение этого вечернего воздуха, мы словно хотим раствориться в нем, как движения рук моих переходят в движение рук твоих и растворяются, как звуки слов слетают с губ твоих, слетают с губ моих и растворяются друг в друге, и сами наши ауры сливаются воедино, если бы кто-то ясновидящий смог это увидеть со стороны...

The dream... It's a dream. "Brave new world" Олдоса Хаксли, тебе неизвестного, да и не надо, дхвочка - зачем тебе читать эти кошмары, где женщин выдают по талонам.

Где мы? Уже в центре Старого Города. И синее свечение все темнее, все холоднее воздух.

- Присядем здесь, да, Орлов? На последнюю электричку я уже опоздала. Ладно, не беда. Останусь у подруг.

- Твои домашние будут волноваться?

- Нет, они знают - я иногда опаздываю и остаюсь здесь...

Вот ты все и решила. Конечно, не у подруг, а у этого неисправимого Орлова, но не вслух же ему это говорить. Он и сам все знает, иллюстрации откровенны до предела.

Время перейти в будущее...

Теперь слова уже ничего не значат, и в каждом твоем слове слышится: "Ты и я, я и ты, так было в мире всегда, так будет в мире всегда..."

На тебе сошелся клином белый свет.

Странная вещь... Человек вправе принять столько любви, сколько способен потерять не погибнув.

Иначе он никогда не сможет оторваться от этой любви, чтобы получить еще больше.

Тогда его развитие навсегда остановится. Тогда он перестанет быть человеком. Потому так тревожно мужчине с женщиной, женщине с мужчиной. Потому и становится так не по себе, когда уже знаешь, когда твое шестое чувство не ошибается -...

И мы идем как пьяные к предпоследнему ночному троллейбусу. Мы едем ко мне. Все решено.

"Я пьян от шторы в квадрате окна, от улиц, по которым прошла она"...

Будет то, что есть миллионы лет...

Но вот среди звезд улыбнулась мне ты.

В чем твоя тайна?

В непорочности земного. Любовь все искупает. Любовь дается Свыше. В Любви нет порочности. Любовь освящает любую сексуальность мужчины и женщины, вошедших в дух Любви. В Любви все дозволено.

Неописуемая диалектика вечного само-отречения любви - в сексуальности мужчина от женщины соглашается принять наслаждение только для того, чтобы:

1. Ей доставить радость от дарения себя мужчине;

2. Отдать ей обратно это наслаждение, преумноженное своим отказом от удовольствия для себя - духовный закон полностью соблюдается.

Но если нет Любви в отречении от наслаждений только для себя, а не для того, чтобы ими поделиться - есть просто похоть, просто блуд, и остается после него лишь ужасная пустота и стыд перед собой. И перед ней.

И наоборот. Всякая сдержанность - лишь ханжество и фарисейство, если она не в Любви и не от Любви.

Но у тебя со мной, милая, красивая, нежная, это иное - Любовь.

Любовь сама себе оправдание, сама себе закон.

Любовь - это Сама Мария, Сам Искупитель.

Как же тебе это передать, эту тайну Двух Начал Непорочности?

Когда женщина чувствует: это - отражение на Землю, на тебя и меня, Надмирного Брака Двух Начал Непорочности?

После этого ничего слишком человеческого уже нет.

Вот и началcя извечный ритуал женщины, вот больше и не осталось ничего... Ты мне говоришь так много нежнейших, потрясающе женственных слов, но никогда и никому их не открою. И все, что сейчас у нас с тобой в эту ночь, это наша с тобой тайна. Пусть она останется навсегда только для нас двоих, правда? Ведь у нас с тобой впереди так много лет.

И мы с тобой уже рядом...

И медленно плыли звезды за окном в ночном небе, и мир был спокоен словно Сфинкс, глядящий в пустыню.

Ничего нельзя сказать о женщине вообще.

Женщина стихии огня - ... валькирия, атакующая в полете.

Женщина стихии воздуха - ... эльф с прозрачными трепетными крыльями.

Женщина стихии воды - ... ундина, стихиаль шелестящих потоков.

Женщина стихии земли - ... глубинное погружение в плоть мира.

Но ни слова... Словно это столько раз уже было... у нас с тобой.

Но где это было? В каком краю, в каком столетьи? Как тебе объяснить эту способность перемещаться во времени, врожденную, да и развитую долгими медитациями?

Вот и сейчас, в эту ночь с тобой, первую и как будто тысячную, уже начинается это смещение времени и слияние двух любимых в одну - тебя и... Изольды.

Кто же из вас двоих отдает мне себя в дар сейчас?

Обе.

Она - через твое тело, ты - через ее душу.

И расскажу тебе свою балладу о Тристане, Изольде и рыцырях Света.

Позади - туман, впереди - туман я вижу, странно прозревая...

Трансформа флуктуирующего времени

Волны холодного моря бесконечны. Корабль медленно идет к берегам Британии. Двенадцатый век и двадцатый отличаются только местом цифры 2, все иное остается неизменным: в каждом столетии снова встречается женщина с золотыми волосами и в каждом столетии - холодные воды Балтики и вечного Рейна.

В двенадцатом веке Вагнера еще не было. Зачем нужна была бы такая музыка, когда это было самой жизнью, не нуждающейся в отражениях и трансформациях. Виртуальной реальности не надо было создавать.

Корабль идет сквозь вечные воды забвения и памяти. На борту снова эта женщина с золотыми волосами: "Ты рыцарь. И потому ты сможешь выпить этот яд в один миг со мной".

Северные женщины: время жить и время умирать.

Северные женщины: стальной синий огонь.

Северные женщины: вас забыть невозможно.

Северные женщины.

В двадцатом столетии начались теле-трансляции. Мы с тобой могли сидеть в этой далекой гиперборейской стране и смотреть по британскому broadcast этот смертельный танец несдающейся Северной Ирландии.

Это и прошибло твои слезы. Едва ли не впервые в твоей интернированной жизни.

Пространство и время здесь, в Гипорборее, обладали странным свойством переменной плотности, и часто приходилось продираться сквозь пространство так, что каждый его сантиметр давался едва выносимой болью, что же касается времени, то оно могло ускоряться или замедляться, становиться дискретным или кольцеобразным, хаотическим или безграничным, хроно-безмерным или останавливаться или становиться обратным в хроно-реверсе или захлестываться в хроно-петли или развязываться из петель-узлов и распрямляться в линию или ввинчиваться в спираль - и это чудо, это чудо, что мы с тобой, вопреки всякому здравому смыслу, были еще живы ...

"Еще любили мы,

А значит - были мы."

Сегодня новолуние.

"Будет то, что есть миллионы лет. Потому что быть не может в мире чего нет".

Германские женщины стоят французских.

- Да, - сказал рыцарь. - Да.

И это был последний бой Роланда.

Всю ночь стояла на башне замка королева. А в этом холодном море пылали корабли.

И слово "Тристан" на древне-британском означало "Печальная пора". И искусство, усвоенное с детства: править кораблем. Чему научил оруженосец погибшего короля Горвенал.

Но снова и снова плывет к берегам королевства корабль. Ты помнишь королевство Корнуолл? Конечно, помнишь... "Кто из вас, рыцари Корнуолла, выйдет на бой против Морольта?" А королевство Пирадор?

Сейчас через море идет самолет "Эр Франс" "Каравелла": десять минут от лондонского Хитроу до парижского Орли. Так медленно идет самолет над былым путем графа де ля Фер через море, так медленно кружится лазерный диск в бортовом компьютере, хоть быстродействие новых процессоров перевалило уже за 200 мегагерц, так медленно идет по стационарной орбите спутник всемирной аэронавигации, так медленно вращаются радары под Версалем, с каким огнем надрывается по бортовой радиосети Луиза Чикконе, долетающая через море с Би-Би-Си ...

Но как быстро пойдут в воздух сверхзвуковые реактивные машины вертикального взлета с палуб атлантических авианосцев бывшего королевства Корнуолл, сколько секунд понадобится рыцарям-розенкрейцерам бывшего королевства Пирадор, чтобы надеть кислородные маски, стратосферные скафандры и шлемы виртуальной реальности, если только в далекой непонятной Гиперборее снова начнется диктатура...

И будет идти по прямой, прочерченной радарами в стратосфере, стратегический бомбардировщик Пирадора и Корнуолла, и будет петь в стерео-наушниках командира корабля певица России и Франции:

"Алая как земляника

Капля вина на губе...

Мадмуазель Вероника

Танцует с тобой, поет о тебе..."

Воины остались сейчас, в двадцатом, теми же, что в двенадцатом: у кого из этих виртуальных рыцарей в кислородных масках не дрогнет сердце от одного взгляда на этих ажурных гурий, бесконечно-пра-пра-внучек пра-отца Иафета... Но их чувство долга не дрогнет. Не дрогнет их Любовь к Создателю Вселенной.

От реактивных турбин в небе Корнуолла и Рутении останется белый пушистый след, похожий на ослепительно-снежные страусовые перья этих милых принцесс из Великой Британии...

Так великий Создатель Вселенной поддерживает равновесие между Востоком и Западом.

Так архистратиг Михаил держит длань на пульсе планеты.

In deinem Denken Leben Weltgedanken...

In deinem Fuhlen weben Weltenkrafte,

In deinem Wollen wirken Willenswesen.

Оруженосец Горвенал может теперь отдать команду поднимать ракеты Корнуолла в воздух, но как хочется верить, что этого никогда не случится...

Там, в нашем с тобой незабываемом двенадцатом, снова, и снова везет корабль в Корнуолл золотоволосую принцессу. Я опять на тебе женат, вечная фея Рейна. Знаешь, сколько идет крылатая ракета от Корнуолла до нас?

- Siivulane rakett... - улыбнулась ты со зловещей арийской воинственностью.

Меч Лоэнгрина...

Оружие Парсифаля...

Ваш дух ослабел, потомки рыцарей? Вы забыли, как следует называть ваши ракеты? Вы забыли о высшем виде оружия, доступном планете Бхараталока, назвавшие ее просто планетой Земля?

Брахмастра. Так это было названо. Тонко-материальная бомба направленного действия. Оружие Архангела Михаила

Прошло слишком много столетий. Не помнит почти никто...

От этой памяти остался лишь седой след реактивных струй в небе над королевством Пирадор...

А знаешь, как плавно сверх-звуковой Экзюпери поднимает свой пассажирский "Боинг-747" над Манхэттеном? Помнишь, как ставили статую Свободы?.. Помнишь, как этот город основали первые колонисты, сойдя с борта парусника? Этот корабль назывался "Мэйфлауэр", "Майский цветок", верно, хоть ты и говоришь, что забыла корнуолльский, тем более, его пирадорский диалект...

- Maiu lill, - ответила ты...

"Зачем тебе свобода? Ты и так свободен..."

Нас, генералов рыцарских орденов, изменить нельзя. Нас можно только... уничтожить.

Рыцари Неба Двадцатого века... Эти взгляды в полете устремлены за горизонт жизни и смерти, по ту сторону мира со всеми его обитателями, и кажется другой берег Смерти не устоит перед ними.

Они пройдут сквозь грань смерти неопалимыми, несокрушимыми, непобедимыми и снова вступят в этот мир, снова ворвутся - за пределами трех агоний... Пронесутся сквозь звездный шквал, разрежут в кипящем натиске световые годы времени в секунде пространства - чтобы снова и снова мчаться над миром всадниками Апокалипсиса, воинами Армагеддона. Отводят взгляд люди-дети, глядя на вас сквозь дымную мглу - их глаза способны видеть лишь в сумерках, их зрачки не могут перенести сияния ваших энергий, и шапки падают с их запрокинутых голов, устремленных к вам, но достигнуть вас они смогут лишь через тысячи лет, когда вы будете поднимать их души из миров искупления...

E = MC2. "Energy equals Em See-Square". "ЭНЕРДЖИ ИКУЭЛЗ ЭМ СИ СКУЭАР".

Энергия - миля в секунду в квадрате.

Кто устоит перед вами, Рыцари Неба? Вы пройдетесь огненным столпом по телу Древней Планеты, и вот как закончится мир: не взрывом, но Светом.

И снова, и снова служанка Изольды наливает в чашу для яда любовный ток. И снова синяя молния пронзит небо над вечным, холодным Балтийским морем, родившим тебя, полярная ледяная Афродита, выходящая из айсбергов.

Снова и снова зазвучит эта электронно-стальная вибрация струн: музыка Ледовитого океана. Это идет корабль - туда, в мир вечных льдов. Но знаешь, как ревут потоки водородного пламени ракеты-носителя, когда "Аполлон" - реактивная машина Корнуолла - идет по вакууму к Луне?

Кто увидит, как генерал ордена розен-крейцеров отдаст приказ поднимать ракеты класса "Земля-вода-воздух-огонь"?

Кто увидит, как светится женское тело, сотканное из прозрачного блестящего льда?

Кто увидит искусственный шелк белых снегов зимы, надетых на эту женщину вместо бархатной нежности?

Кто представит черные ажурные узоры, бегущие по женскому телу как паутина трескающегося льда? - ведь сейчас за Северный полярный круг пришло вечное Лето.

Вот она, Изольда изо-льда.

Это не женщина. Это легенда о женщине, сотворенной из цветов.

А если все умрет? Любовь оставит след,

Ярчайший в мире свет, как сотни тысяч солнц...

Другой любви его вовеки не затмить...

О сколько ярких солнц... Они так горячи...

Повсюду их лучи, чтоб нас испепелить...

Опять, опять, опять...

Сколько столетий будет плыть по водам вечного Рейна этот золотой женский волос?

Снег оставался белым, вода прозрачной.

И снова электронная музыка текла приливами и отливами надежд.

Как кинокадры, каждый из которых...

P.S.

Thank you for the music, my ever friend knight Fire-Moss: (Feuer-Moos): Спасибо Вам, мой друг, Рыцарь Огненного Моха - Вас приветствует Рыцарь Зеленой Горы, в XX веке фон Грюнберг.

Глава 11

Иномирные радуги

Трансформа времени в вечность

Снова и снова нужно вспоминать, как и всегда утром, кто я. Где я. Зачем я. Но сейчас, в невероятной предрассветной тишине, звенящей среди первых отсветов в облаках восходящего из-за горизонта Солнца, твои слова обволакивают пеленой, словно утренний туман над вечной рекою, и что-то внутри просыпается: это я, это со мной ты говоришь, и еще не понимаю, о чем, еще не пробудилось всего того, что называется мной...

И как же не хочется пробуждаться от этого чудесного сна, моего и твоего, от сна, что вовсе не был сном... Но сегодня будет что-то еще прекраснее.

И становится сном мягкой радости апрельское утро, и становится чудом таинственное блуждание по зыбкой грани сна и яви, и загадочность темнеет в глазах твоих, когда ты прислушиваешься к чему-то новому в твоей душе, и Солнце медленно восходит словно в дар для нас двоих, и снова твои стихи мне в подарок:

- И море будет синее, и день голубой, и сядут чайки белые на белый прибой. Нам с первого слова покажется снова, что мы сто лет знакомы с тобой.

Но надо сделать какое-то сверх-усилие духа, сверх-прорыв, иначе вся наша с тобой тайна незаметно погрузится в дух мира сего, превратится просто в кукольный домик "счастья" людей-детей, а этого быть не должно...

Теплый ветер. Тишина и безлюдье. Красное сонное солнце встает из-за деревьев парка - уже начинается день. Но воздух еще чист от дымов и шума машин.

Куда же мы сейчас? Да, мы едем к твоим подругам в Студгородок. Шесть утра, троллейбусы идут только из парка в центр - мы сядем и поедем кругом через весь город.

"Flying around in the sky" - колея, уходящая в небо, поднимает, чтобы сбросить и снова поднять...

Троллейбус мягко укачивает, и мы с тобой незаметно засыпаем, и вот уже едем обратно из центра к плотине, проезжаем Студгородок. Пора выходить.

Сонный квартал студенческих общежитий. Словно в той совсем уже забытой первой юности, где искал Ирину Истомину в ее общежитии и находил Наташу с ее утопиями.

Идем по каким-то коридорам в холодном полумраке, поднимаемся по лестницам, и мы уже в какой-то комнате у твоих подруг, гора косметики на столе у зеркала, и они почему-то так любят меня и тебя, так рады нам, такие симпатичные и милые... Берешь свой тональный крем и намазываешься им словно хочешь надеть живую маску.

- Нажемилась! - рассыпалась ты смехом. - Посмотри, на тюбике: косметическая фирма "ЖэМэ", Париж-Москва.

- Поедем снова ко мне, - тихо говорю тебе. - Пусть сегодня у нас с тобой будет что-то важное, очень важное и необычное, чтобы этот день запомнился навсегда.

И мы опять уезжаем. И такси летит через мост над железной дорогой, через Академгородок и бесконечную плотину, мимо парка, мимо кладбища...

Вот мы и снова дома.

Аппарат фотографирует нас автоспуском, вспышка заливает светом утреннюю комнату, где в воздухе еще реют видения корабля, плывущего в королевство Корнуолл сквозь время и вечность.

И ты садишься поиграть мне твою нежную плавную музыка на моем старом рояле.

Из своей комнаты нам навстречу выходит бабушка. Ей нелегко идти, она садится на диван, глотает таблетку.

- Ты в храм? Ну да, праздник... Сколько лет я там не бывал с тобой... Но что-то в этом было...Чего нигде нет и не бывает.

- Конечно, не бывает. Я пойду. А вы - будьте счастливы друг с другом.

- А если мы Вас проводим? - спросила ты вдруг у нее и вопросительно посмотрела на меня.

- А почему бы и нет? Может быть, это нам и нужно...

Река шумит за стеной храма. Мы с тобой придерживаем Бабушку под руки, она поднимает взгляд к иконе над входом и беззвучно шепчет молитву. Потом просит тебя повязать голову, и отдаю тебе для этого свой шарф.

Входим в каменные белые ворота, идем мимо маленького сада по узкой дорожке, такой знакомой с детства, такой забытой...

Бабушка просит пожертвовать нищим. Подаем с тобой деньги в протянутые руки, в кепки, лежащие на ступенях.

- Благослови вас Господь, добрые люди, - говорят нищие и крестятся.

Звучит литургический хор, словно из надземных миров, куда три века назад ушла прежняя Святая Русь и оставила лишь свое непостижимое отражение невидимым Градом Китежем в водах озера Светлояр...

В полутьме Храма горят свечи. Их становится все больше и больше.

Оставляю тебя рядом с Бабушкой и медленно иду к алтарю, к золотистому свечению и эху, плывущему ввысь под своды куполов.

Высшая Сила...И люди Ей бросают вызов всем своим нелепым самодерзновением... Теомания, безумная жажда самому стать богом вместо Бога, самому все решать в своей жизни, самому ставить себе цели и определять ценности... Зачем?

Он судит нас и милует. Высший Разум... Он установил Закон воздаяния... И Он же ведет нас к свободе. И Он дал мне эту женщину, и Он волен снова оставить меня без нее, если это поведет к большему благу для всех... Что было с Давидом после встречи с Вирсавией? То же, что со мной сейчас... И ведь все устроилось к лучшему. Надо признать вину. Лишь признать вину. И тогда все простится и все устроится... Да, признаю.

И никакой вины больше нет. И Любовь Неба выше Закона расплаты.

Вечная Любовь.

Что же это напоминает? Белые сны прозрачных весен пятого года жизни на Земле, сны, словно чудесные воспоминания о чем-то пред-земном... Андрей Рублев, забрызганный белой известью, в просветленной задумчивости читает по памяти маленькой девочке-княжне "Любовь долготерпит, любовь не надмевается..", а та просто смеется от радости, ничего не понимает и брызгает на него молоком из глиняного кувшина. Вокруг - белые стены только что побеленного храма, где еще нет никакой росписи. В воздухе медленно парит белый пух.

Словно в предчувствии Небесной России, ангельской страны будущего...

Человек способен увидеть в других людях только проекцию своих собственных грехов.

Но если он их не совершал в реальности?

Это значит лишь одно: он совершил их в своем воображении, тайно, внутренне, и готов их совершить явно, внешне. Но саму эту готовность усиленно вытесняет, выталкивает в подсознание, сублимирует, рационализирует, проецирует на других людей. Фрейд знал, о чем говорил...

А здесь, в церкви, одни люди-дети приходят каяться только лишь в своих явных, личных грехах, перед другими людьми-детьми, прошедшими рукоположение в священство, как это теперь принято - это снова детская, наивная попытка обмануть ангелов правосудия: человек в воображении своем, быть может, угробил всю Землю в атомной войне, а будет каяться в том, что украл три рубля.

И это совсем не евангельское "Будьте как дети". Это земной инфантилизм.

А после трех некаявшихся поколений четвертому остается или вымирать и вырождаться, или начать всеохватное покаяние в родовых грехах всех ушедших поколений, а не только в личных, явных и вытесненных.

Лишь так и наступит Эпоха Света, она не придет сама, механически, как это представляется с точки зрения космических доктрин вроде астрологии или теософии. Но когда она придет, все, не приготовившие себя к ней покаянием, не смогут перенести этот Свет. Он их сожжет.

А что такое грех? Это все, что уменьшает в человеке Вечную Любовь.

А добродетель? Все, что увеличивает.

И что такое Церковь? Это не социальный институт. Это единство всех святых Неба, вошедших в Вечную Любовь, и - стремящихся к Вечной Любви на Земле, каких бы конфессий ни придерживались они.

После Фрейда, после мировых войн, после концлагерей христианство изменится полностью и станет Вечной Любовью.

И не стану ждать, пока социум дозреет до этого.

Надо идти вперед самому, к христианству Двадцать Первого века, никого не дожидаясь. Тогда постепенно и другие пойдут следом.

Надо сделать духовный прорыв - напрямую ввысь! Открыть Небо, закрытое от Земли пеленой человеческих грехов, прорвать всю эту пелену, прорвать кору обрядности, омертвелой ритуальности, иссохшего догматизма и начать обращаться к Небу своими словами прямо из сердца:

Открыто Небо! Славьте Бога, верные Его!

Свят, Свят, Свят Господь на небесах! Осанна в вышних.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя. Слава Тебе, Боже!

Слава Тебе, Боже наш, слава тебе!

Коронованная Царица Светов, слава Тебе!

Слышите, слышите - пение херувимов над жертвенником святоиерусалимского Святилища.

Славьте Богородицу, Госпожу и Владычицу нашу Деву Марию, ибо Ей ныне придана державная Эгида над вселенной!

Ангелы над скинией. Бдите, стражи параклитские.

Воспоем песнь Приснодеве:

Миродержица вселенной, Благовестница Завета, окорми народ свой и отверзи двери покаяния всем.

Слышите, слышите - благословен Собор Пречистой Девы, святые трех Заветов, архистратиги, ангелы и воины Ее!

Печати Агнца на челе и в сердце, печати Агнца.

Печати Духа Святаго. Печати Духа Святаго. Печати Духа Святаго.

Волны, волны, волны Духа Святаго.

Преизобильная благодать на верных.

Благословение всем.

Вознесение воинской хоругви Приснодевы.

Белое Евангелие - вселенское благовестие.

Белая Купель - вселенское покаяние.

Белая Купина - вселенское Преображение.

Белый Крест - и утешение всем.

Открыты двери горнего ковчега, войдите, верные.

О Царица Неба и Земли, приведи нам на ум грехи наши, сотри имена наши из свитков искусителя и запечатли их в Книге Блаженств, покоящейся на Твоих руках.

Отрекаемся от сатаны и всех дел его.

Радуйтесь, радуйтесь, прощены вам грехи ваши... Не грешите больше.

Пречистая победит, истинно так!

Огненный щит, ангельский покров, неколебимая Эгида.

Век святых! Сила праведных!

Опускаются венцы на венчанных. Благословение всем.

Какое потрясение...

Словно в это время Открытого Неба попал в иной порядок пространства и времени... Да, так и есть... И как странно теперь из такого иномирного состояния возвращаться снова в земной порядок, говорить с людьми хоть о чем-то земном...

И надо как-то подойти теперь к Веронике и к Бабушке, хоть и непривычно шатает во все стороны от потери чувства земного притяжения... Надо как-то подойти...

- Ты плачешь?

- Кто?.. Я?.. Да... Если бы ты знала, что я сейчас пережил... Если бы ты знала, что приготовил Бог любящим Его, ты согласилась бы прожить всю жизнь в яме со змеями.

- Разве ты веришь с такой силой?

- Да. Я верю. Я всегда верю. Я рожден с верой. Прости меня, княгиня Мещерская, прости меня, Бабушка...

Ты молча киваешь со всепонимающей грустной улыбкой.

- И ты, Вероника, прости меня.

- Конечно. Только за что?

За земную ветхость, мой друг. За чашу грехов уменьшения Любви, какие только были в жизни.

Звонят колокола. Мы все уже стоим под небом, взявшись за руки. Бабушка подает нам свечи. Все вокруг подняли головы.

Эти прозрачнейшие брызги воды из серебряной чаши летят на твое лицо:

- Человек рождается лицом к Небу... И умирает лицом к Небу... Наверное, там, в Небе, остаются записи наших жизней, и когда мы умрем и уйдем туда, мы будем смотреть и смотреть их и только тогда поймем, как нам надо было жить и как мы ошибались...

Я люблю тебя... Пронзительно люблю тебя...

"И я тоже", - отвечаешь ты одним взглядом.

"И мы с тобой теперь обручены. И почти обвенчаны, правда?"

"Правда".

Сквозь заднее стекло такси наша княгиня Мещерская с улыбкой машет нам на прощание.

Мы с тобой куда-то идем и едем, поднимаемся по каким-то лестницам в тени и прохладе огромных зданий, прорезанной лучами Солнца, кто-то нам улыбается, кто-то спрашивает нас о чем-то, мы над чем-то смеемся - и не понимаем, не понимаем ничего...Где мы, зачем мы, что с нами - нам все равно, все равно... И Солнце заливает нас летним потоком сияния, и весенняя земля высыхает, и мы с тобой снова уходим куда-то, уезжаем куда-то, кружим по Старому Городу в призрачном забытьи, в мистическом полусне, лучи Солнца пронзают улицы, небо, воздух сверкающим блеском, расплываются в ореоле линии и краски, остаются лишь золотистые прозрачные силуэты...

Женщина, ты неуловима. Ты - Протей. Женщина, кто ты? Женщина, женщина, женщина...

Словно последние стены земного "я" поползли по швам, и сквозь эти швы и трещины хлынул со всех сторон ослепительный радужный свет!

Остался только снимок, цветной автограф дня.

Как кинокадры, каждый из которых...

Осталась только музыка, невесть откуда летящая. Остался только я. Осталась только ты. Мир растворился в золотистой игре переливов прозрачных силуэтов и оказался покинутым где-то вдали, где-то позади, где-то за гранью света и тени, ниже черты между зреньем и слухом - нас укрыла тень звуков, улетающих над нами невесть куда...

Мы нашли такую точку проекции "я" на мир, что тень "я" слилась с границами мира.

Так долго идет электрическая стрела по сверкающим рельсам из Старого моего Города в твой Новый Город. И так быстро летит время у двоих, когда они счастливы. И в окнах так много солнечного света, и тебе не миновать меня посреди всей Земли, не отступить от меня, не уйти, ведь уходить будет просто некуда...

Город еще очень юн. Его здания не освящены веками и не задержат благоговейного взгляда, но многоэтажный блеск стеклостали уходил за горизонт донести до потомков успехи и ошибки, овеществленные мечты и идеалы его созидателей...

Город виделся словно сквозь матовое стекло, и все видимое вокруг казалось увеличенным, и высвечивалась каждая точка пространства вокруг, наполняясь неведомым смыслом, и дома стояли именно там, где только и могут, и деревья росли только там, где они и растут, как то им суждено, и "Рождение Венеры" Ботичелли не могло не появиться в твоем доме, где это и было назначено от века, и всякий человек на улицах твоего Нового Города казался прекрасным и совершенным и почему-то удивительно близким и дорогим для нас - все живое и неживое стало вдруг пронизанным высшим таинственным значением, представилось вдруг сотворенным, установленным и соотнесенным друг с другом в высшей ослепительной гармонии всего во всем, идущего к лучшему в лучшем из миров, где каждый предмет, каждое существо, каждое чувство и мысль звучали своим тоном, звуки сливались в плавно плывущий тысяче-тональный аккорд гармонии вселенских сфер

Семь Престолов Огненной Славы Рая,

семь планет, семь нот, семь цветов радуги, семь чувств, семь дорог, семь холмов - все возносило свой звук, цвет и свет, благодарение и радость к Три-Единому, Запредельному, Неизреченному, сущему вне и сверх всяких форм и пределов:

Знание

Милость

Слава Корона

Гармония

Основание

Царство

Мудрость

Строгость

Победа

Кто видел это? кто понимал? кто объяснит мне?

Не было не-сущего и не было сущего тогда, не было ни воздушного пространства, ни Неба над ним... что двигалось туда и сюда? под чьей защитой? что за вода была - глубокая бездна? не было ни смерти, ни бессмертия тогда, не было ни признака дня или ночи... Дышало, не колебля воздуха, по своему закону Единое Нечто, и не было ничего другого кроме Него.

Кто воистину знает? кто здесь провозгласит? откуда родилось, откуда это Творение? даже Ангелы появились посредством сотворения этого мира, так кто же знает, откуда он появился? может, сам себя создал, может, нет - Тот, Кто надзирает над этим миром на Высшем Небе, только Он знает.

Вселенная вливалась в Запредельное, Планета вливалась во Вселенную, Город вливался в Планету, я вливался в твой Город, ты вливалась в меня.

Город ли плыл под нами асфальтовым эскалатором, мы же пребывали в неподвижности, или мы двигались по твердо установленному в Планете Городу, здания ли наезжали на нас и втягивали в себя, или мы вдвигались в них, кто скажет теперь мне? кто объяснит?

Но водоворот вечности устремил нас прочь из времени, сквозь барокко и Ренессанс, сквозь рыцарские турниры королевства Корнуолл, к рассветным сумеркам истории, где еще не было Европы, где еще не смотрел даже Сфинкс вглубь пустынь, где еще не началась великая духовная битва древних могучих ариев, потомков Бхараты, за власть над планетой - туда, где мириады душ, мириады "я" лишь приближались к планете из невидимых миров, чтобы начать историю планеты Земля, планеты Бхарата-лока, так названной теми, кто создал людей, и это плавное скольжение вниз мириад "я" напоминало невидимый снегопад в лучах солнца над облаками, неуловимо и непостижимо летящий со сверх-пространственной планеты.

И на этой сверх-пространственной планете идет вне времени и веков изначальная игра Вишну и его женской шакти Радхи, где нет уже никакой плоти, даже тонкой - эфирной, астральной и ментальной.

Но и трансцендентальная планета отпускает нас из своих объятий, это всего лишь космос, гигантская вакуумная яма меж адом и Раем, и всякие формы уже оказываются совершенно лишними: мы превращаемся в извечные вселенские принципы Мужского и Женского, Активного и Пассивного, Плюс и Минус электромагнитного поля, в мириады протонов и электронных орбит вокруг них, флуктуацию энергетических полей

перевивших друг друга вечным сюжетом Родена о вечной весне:

И Н Ь и Я Н ...

Дао породило Одно.

Одно породило Два.

Вот уже уходит и это... Инь и Ян, ты и я, сливаются воедино и становятся всецелым "я":

И ТОГДА В ПОСТОЯННОМ БЕСКАЧЕСТВЕННОМ ЛИШЕННОМ ПРИЗНАКОВ МЕСТЕ

УТВЕРДИЛСЯ Я В ДУХЕ КАК БЕЗДЫМНЫЙ ОГОНЬ СИЯЯ

ПАДАЛ ОГНЕННЫЙ ДОЖДЬ СТОРОНЫ НЕБОСВОДА ВСПЫХНУЛИ ПОЖАРОМ

ЗАДРОЖАЛА ЗЕМЛЯ В ЭТО МГНОВЕНЬЕ ЭТО БЫЛО КАК ЧУДО

С ДЕРЕВЬЕВ ПОПАДАЛИ ВЕТВИ С ГОР ПОКАТИЛИСЬ УТЕСЫ

РАСКОЛОЛИСЬ С ГРОХОТОМ ХРЕБТЫ КАК БЫ РАЗДИРАЯСЬ

НЕ ПЫЛАЛ ОЧИСТИТЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ

НЕ СИЯЛО ТЫСЯЧЕЛУЧИСТОЕ СОЛНЦЕ

И СТАЛ Я ДУШОЮ ВСЕГО ВЕЗДЕСУЩИМ ВСЕЗРЯЩИМ

ПОКИНУВ ВСЕ КАЧЕСТВА ЗВУК И ДРУГИЕ

В ЗАПРЕДЕЛЬНУЮ ОБЛАСТЬ ВОЗНЕССЯ

И СТАЛ Я ДУХОМ ЯВЛЯЯ СВОЕ ВСЕБЛАЖЕНСТВО

Что далее происходило со мной (и тобой)? внутри меня (и тебя)? вокруг меня (и тебя)?

Кто видел это? кто понимал это? кто расскажет мне?

С кем это могло когда-либо происходить? кто объяснит?

- Есть ли у тебя еще желания? - спрашивает запредельный беззвучный голос.

- Да. Стать на время снова просто двумя людьми - мужчиной и женщиной.

Конец II части

Часть III

Хроно-реверс

"Каждый образ и каждый исчезнувший след в усыпальницу времени лягут на тысячи лет. И на круги своя когда все возвратится, сохраненное бережно явит Всевышний на свет".

Ибн Сина

Глава 12

Эхо подземного гула

Долгий гром падающего воздуха.

Что это вокруг?

Огромный город... Незнакомый... Нет, лишь невероятно изменившийся со времен короля Артура, Мерлина и рыцарей Круглого Стола. Объединенное Королевство Пирадор и Корнуолл. Форма человека.

Девочка-Женщина, ты неуловима.

Ты - Протей. Неуловимая, непостижимая, несущая в себе какие-то самые глубинные тайны, но... словно сама не способная их объяснить.

Вот и появляешься.

Но что с тобой? Это ты...и не ты. Ты похожа, неуловимо похожа на какую-то земную актрису... - или певицу? - конца двадцатого века...

- Как же я любила тебя, Орлов... Что ты сделал со мной? Ты... будто увлек меня за собой на такие высоты, где мне страшно и... слишком холодно или слишком горячо. Словно ты пришел из какой-то страны, где никто никогда не бывал. Будто ты - какой-то странный падший ангел, а не человек. И это единственное, что ты умеешь - уносить с собой в такие полеты? И больше ты не умеешь ничего? Ничего земного, обычного, нормального?

"Love is just a game", - you told me, - "Such a lovely game. Teach me how to play it I don't know"...

Неужели я мог так ошибиться в тебе, так обмануться?

Твой голос выплеснулся в странные слова, но они не из сердца, они не твои - это дальние глубинные слои души женщины, всепланетный архетип, это многовековая надежда, тысячелетнее сомнение, это жажда сверхъестественной силы и запредельной верности в мужчине, это голос крови предков праженщин, голос их памяти тысяч измен и смертей, нет, это жажда быть более чем единственной...

Не можешь понять? Не можешь почувствовать? Не веришь?

Лишь послеполуденной весною так медленно тают пылинки в лучах остановившегося времени в этой комнате...

До скольки веков растягивается секунда между ядовитой болью первого женского взгляда и полетом его тени, прорезающей черной стрелой косые солнечные лучи, сквозь дерево прожженного ею пола, сквозь почву, сквозь камни, сквозь слои материковых плит до того подземного города, о котором знает только она?

И сколько ударов сердца, отдающихся только мне заметным подрагиванием тьмы ее зрачков, вместят века, что сожмутся в секунду от падения тени ее взгляда в подземный гул до прилета пульсирующего эха этого падения, странного эха, что зеркально отражает слова от невидимой грани между мирами, и слово вдруг прозвучит от конца своего к началу неописуемо странным перетеканием звуков со скользко взлетающей интонацией, словно из кристально ледяного озера в снегу одна его капля вдруг напряглась, вобрала в себя изошедшие от нее по воде кольца, вытянулась острием вверх, плавно отделилась от воды, взлетела с немыслимым замедлением, вжалась в сосульку, ее уронившую и вмерзла в нее: аиэлэрол?

Какие же обертоны позапрошлотысячелетней жизни уловит только мой слух, скользнув по изгибам этого звукомерцания - Эол? Аэр? Лира? Элой? И в этом всплеске заледенелой памяти ускользнет единственно точный резонанс отблеска жизни полутысячелетней: Лорелея, Валгалла, Эльвира, Эльсинор?

В такт пульсирующему эху сожмутся и разожмутся отблески подземной тьмы в ее зрачках, и лишь в этот миг вдруг пойму, что же проскользнуло в съезжающиеся створы между секундами - несущиеся ночные тучи над башней древнего зиккурата, на краю ее в лунном свечении жрица богини Иштар возносит руки с золотыми браслетами к ночному небу над Вавилоном...

Лишь в этот миг и пойму - те отблески тьмы в ее глазах втянули в себя мой внутренний свет, поглотили его, словно клейкая черная краска жемчужину, и увлекли на дно подземного города, о котором знает только она...

Это просвечивало теперь в тебе, за тобой, сквозь тебя, если только может просвечивать тьма, и снова само это звучание тьмы пульсировало отзеркаливающей глиссандой от первого ее звука до последнего:

тьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьмать

и в этой глиссанде переливались из одного в другое и обратно два обратных же друг другу слова: "мать тьма"...

Это и ожидалось, тайно ожидалось с первой секунды, с первой минуты: когда же она вдруг откроется, эта твоя тень, как это начнется, какою она окажется, что напомнит и с чем будет связана, где скользнут ее следы - в каких краях, в каких столетьях? - и можно ли будет сделать что-нибудь, чтобы она постепенно растаяла и исчезла?

Земная же девочка-женщина молча ждала напротив, "эти глаза напротив", просто ждала напротив и, конечно же, не догадывалась, что же сейчас сквозит через нее... Впрочем это была и не девочка-женщина, столь уже, казалось бы, знакомая за эти несколько бесконечных весенних дней - светлая девочка в ней куда-то исчезла и отлетела, осталась же одна "женщина", твой люциферический двойник, бывший когда-то жрицей в вавилоне и не пошедший после смерти в ад на покаяние, но захвативший твою душу в плен, с тьмой в зрачках, так странно контрастирующей с этими лучами остановившегося времени послеполуденной весны, такой уже словно бы ненужной и... неуместной...

И эта женщина ждала. И ждала она ответа.

И сейчас она услышит ответ:

- Что же я умею делать еще? Больше ничего не умею. Слова ничего не значат. Слова... сказаны вчера. А теперь - до встречи. Жди меня. Или не жди.

"До встречи", - продолжу теперь про себя, - "в том дне, где ты будешь уже расколдована, если только мне это удастся, если удастся... Это и станет ответом, что же умею... или не умею".

Испытание началось.

А сейчас - встать и уйти из твоего мира, из твоего пространства, из твоего времени в за-время, за-пространство, за-мир, и там - найти все твои тени, как и свои, чтобы медленно растворить их потоками Света, ибо ключ к этой алхимической тайне растворения теней давно уже был найден, и вот он:

Тьма... не существует. Это не вещь, не начало, не субстанция. Тьма - это просто отсутствие Света.

И если удастся растворить тень твою, тогда, может быть, откроется самая первая тень, тень женщины вообще - с нее все началось тысячи лет назад... "Змей дал мне, и я ела"...

Тогда станет подвластна и тень всякой женщины, и можно будет расколдовать любую.

Для этого ты мне и послана?

Видимо, для этого.

Только как же это сделать?

Ключ давно найден, но не открыл им пока еще ни одной двери, но не смог те двери отворить... - когда эта тень надвигается на тебя плотной тучей, застилающей Солнце, и ей надо просто сказать: "Тебя нет". Тогда она содрогнется и уменьшится. И снова сказать ей. Она опять содрогнется и уменьшится, отдавая тебе запас твоих жизненных сил, похищенных ею у тебя иллюзией своего могущества...

И так повторять и повторять ей, пока она вовсе не растает...

Ты уходишь. И далекая музыка долетает до тебя сквозь звуки улицы, разговоры людей, шум машин.

А тучи в весеннем небе сгущались, нависали все ниже и ниже, плотные и темные, как транс-физическая тень всякой женщины, и медленно, незаметно, неощутимо начинался первый дождь в этом году, тягостный и беспросветный...

Это словно прощальный путь, прощальный круг по всем этим улицам, ставшим нашими с тобой за те несколько дней до встречи с твоей "тенью", прощальный медленный вальс...

Можно ли было представить лишь десять дней назад эту растянутость пространства и времени, что сейчас вдруг навалилась на тебя и меня, когда на самом деле растягиваются до разрыва надвое не время и пространство вокруг нас, а плоть, ставшая уже почти единой на двоих, и душа, ставшая почти одной на двоих, твоей и моей...

Пусть между нами стена, даже пусть за стеною...

И не наша вина в том, что жизнь так сложна, и что я не с тобой, и ты - не со мною...

Но мы не будем дом возводить из песка и улетать в облака с тобой не будем.

И ты уходишь по безлюдной улице под этим дождем, в полумраке низких туч.

С мокрых крыш течет вода, тонут в ней шаги твои...

Дождь пузырился в лужах, и казалось, это будет длиться уже бесконечно. Людской поток тек по центральной торговой улице, как и вчера, как год назад, как в тот уже незапамятный день, когда шел по этой же бесконечной улице, и до встречи с тобой оставались лишь минуты... когда же это было? и на этой ли планете? в этом ли мире? да и было ли вообще...

... и с какою же неотвязной силой ощущалось: еще минута, и раздастся нечеловеческий Голос внутри: "Сегодня закончился первый ваш день на воздушных мытарствах", и это будет ясным, это будет определенным, это станет избавлением, это оправдает невыносимое чувство бесконечной множественности своих жизней на этой планете... но пузыри в лужах внушали, что все мои жизни на всех планетах были одинаковыми, и на каждой планете в каждой жизни шел дождь, и летела далекая музыка о свадебных цветах, что были белее снега. И под каждым дождем я брел по торговой улице - была ли то улица Пикадилли, или Новый Арбат, Гиндза или Елисейские Поля, значения не имело - шел и провожал воспоминание о последних словах моей последней женщины, amata nobis, quantum amabitur nulla... почему же вспомнилась латынь? это был Рим Диоклетиана? или Ватикан... - шел и знал, что она - последняя, и других женщин уже не будет, как и других жизней - исчерпан лимит, отработан ресурс атомной батарейки в сердце, и последний шанс сгорал в руках синим холодным огнем твердого спирта, последнего изобретения той планеты в той моей жизни - и дождь этот бесконечно шел под бесконечно повторявшуюся кем-то мелодию, что напоминала о плодах познания добра и зла, тонущих в тысячелетних льдах, но поток людей чем-то напоминал поток дождя... Чем? Монотонной отстраненностью? Холодным ритмом? Схожестью бликов в лужах с бликами в глазах? Прошло лишь несколько минут, как последние наши слова растворились в потоках дождя, и мы пошли, каждый в свою сторону, мимо этих пузырящихся луж...

С мокрых крыш течет вода, тонут в ней шаги твои...

Мелодия повторялась, в ней был голос женщины, и в голосе - последняя просьба, уже не имевшая права, лишь последняя просьба на последнем слабом толчке дыхания и сознания: согреть слезами этот холодный дождь, ведь сама она этого уже не могла. Но дождь бесконечно продолжался и продолжался далее, и казалось после ста шагов по лужам, словно снова оказываюсь в начале и снова прохожу те же сто шагов по лужам и снова оказываюсь в начале и в начале той же мелодии, певшей о плодах познания добра и... зла в начале всех моих жизней на всех планетах. Ты им еще поможешь, ты первой сорвала эти плоды, я же ничем не могу согреть этот дождь, эти всепланетные дожди всех жизней, ведь сердце мое стало уже не теплее этих дождей... когда бескрайняя пустыня, где странствуют вечные скитальцы, становится уже огромным городом под потоками воды, это лишь мираж, привычный для пустынника мираж от выматывающей душу вечной жажды: эти потоки холодной воды, эти сладко-мучительные мелодии от выматывающей душу из тела тишины над мертвыми, вечными песками, все это галлюцинация, еще несколько минут, и снова город станет пустыней, потоки воды - песками, а пронзительно-нежное женское пение - завыванием ветра в пустоте...

С мокрых крыш течет вода, тонут в ней шаги твои...

...и снова оказывался в начале, а ты еще не знала, как через несколько лет в далеком мегаполисе два человека в небоскребе, чьи верхние этажи растворялись в таком же дожде, склонившись над моими старыми текстами, вдруг придвинут ко мне в миг эти небоскребы мегаполиса, и в глаза ударит электросвет, но уже не нужно будет всего этого, поскольку лимит времени оказался исчерпанным, и ты летишь в служебной машине по столичному проспекту к Белому Дому то ли Вашингтона, то ли Москвы, и ты знаешь, что этот твой день влияет на жизни миллионов людей, а в машине по радио певица поет о чем-то совсем простом, близком, понятном, о чем-то таком, с чего все начинается и чем кончается:

"Я понимаю, как наивен этот путь...

Только себя мне все равно не обмануть...

Настанет срок,

И одинок

Станет последний лепесток..." - летит из динамика черной правительственной машины этот голос другой реальности, и в той жизни падает с неба такой же дождь, несущий в себе тревожное электричество в атмосфере столицы и страны той весной, где полумиллионные демократические демонстрации, военные машины, перегородившие Тверскую на спуске к Лувру, где нас ждут коллеги по оппозиции, и посол королевства Корнуолл передает с переднего сиденья в депутатской карете свою верительную грамоту.

"Ты подскажи, наворожи, все мне, ромашка, расскажи" - несется из приемника черной правительственной машины этот голос другой реальности, и под серым весенним дождем наша правительственная машина снова летит к небоскребам Нового Арбата в сиянии ударов разноцветного неона, к огромному видео-экрану у станции метро, и столичные гейши останавливают нашу правительственную машину, они предполагают: господам сенаторам тоже надо отдохнуть после этих заседаний в Форуме и битв с наследниками культа не то Цезаря, не то Антония... И потом, через год, в странной пустоте весны, далекая телебашня в окне квартиры Его Высокопреосвященства предвещала очень многое, когда он приглашал поехать к президенту и сказать, что пора проявить решимость и распустил эту Палату Общин, что тащит страну в прошлое...

И тот серый дождь открывал предел сил любого человека: он может быть гением, шейхом, махатмой, святым, пророком, великим кормчим, нобелевским лауреатом, но изменить чашу греха целой страны он не сможет, если даже отдаст себя на распятие... Лучшее, что он может сделать - уйти на время из социума, стать "совершенным никто", "человеком в плаще". чтобы постепенно переосмыслить все свои представления о том, как же складывается история, и в чем предназначение человека.

"Чистый букет надежды - свадебные цветы..." - взрывалось слезами сердце милой певицы в стереоколонках правительственной машины, что шла с сиреной по осевой линии столичного проспекта, что позволяется только машинам правительства ...

А сегодня ты еще не знала, что будет в далеком мегаполисе, но не знал этого и сам, конечно же. Кто мог знать об этом? Лишь Тот, Кто Знает. Лишь Тот, Кто не забывает Своих детей, на какой бы планете и в какой бы жизни они не оказались под тучами, и как бы ни возвращались они, эти двое, сорвавших плод, к началу, сказав последние слова, и снова ни расходились по лужам, сказав последние слова, и снова возвращались к началу, конечно же, к началу, сказав последние слова, и снова возвращались, но не встречая уже друг друга в том месте Старого Города, где дождь, что упадет а них через несколько минут, еще летит к Земле, еще висит в воздухе остановившегося мгновения с теми звуками мелодии о плодах познания, что снова повторятся, но не с первых тактов, а с последних. И в этой многократности многократность всех планет и всех жизней, повторяющихся на одной точке дыхания, сознания и жизни. Лишь аналитическая формула гиперболы могла бы описать движение осознающей себя точки, бесконечно приближающейся к источнику мелодии о плодах, но бесконечно неспособной вплотную приблизиться к нему. Но та планета в той жизни еще не умела описывать боль в аналитических формулах, и оставалось описывать ее в формулах слов, приспособленных лишь к описанию осязаемых предметов - таковы были исходные условия существования на той планете в той жизни. Но разве можно было винить в этом Того, Кто не забывает Своих детей? Нет, конечно же. Или тебя, уже не способную согреть слезами этот падающий из воронки времени дождь? Оставалось винить только себя. Приговорившегося себя же к этому бесконечно повторявшемуся движению мимо луж. И мимо запахов свежей горячей пищи, последний раз витавших вокруг то ли в афинском Пирее, то ли в египетском Мемфисе, то ли над Курукшетрой, где Арджуна сражался с Бхишмой, и мимо этих вечно покачивающихся женских бедер, как и у Лесбии, Цинтии, Ливии, Микелины на Палатинской площади, или гейш Нихонго, или гетер Искандара, и мимо столь же резких выплесков смеха, как и при взятии Карфагена, штурме Ля Рошели и разрушении империи Цинь... Но дождь смывал и все это, и потоки похоти, чревоугодия и ненависти стекали в решетку мощеной улицы и утекали в Реку, а Река в Море, и Море испарялось и снова проливалось на меня и тебя тем же дождем. И ветер возвращался на круги своя, ибо так установил Тот, Кто не забывает Своих детей на всех планетах...

Глава 13

Сад

Падший ангел, сказала ты на прощание в тот день, где с мокрых крыш течет вода.

Падший ангел... Первородный грех... Генная память о потерянном Рая, о Небесном Лоне, откуда выпали сюда, на планету исправления, искупления...

И всю жизнь эта скрытая память о Небесном Отечестве не дает забыться среди наивных радостей людей-детей, давно о нем забывших, спящих с открытыми глазами и даже как бы вовсе не повинных в этом, ведь как может быть человеку вменено в вину то, что он не в состоянии осознать и ощутить как вину? Но и как может быть прощено то, что как своя вина даже не осознанно?

Небесное Отечество, куда стремлюсь вернуться всю свою жизнь, вначале бессознательно, а потом и осознанно, миры Любви и всепрощения, мудрости и созерцания, вечной жизни и вечной молодости.

Миры Вечных Радуг, Вечной Весны...

Вернуться туда, в миры Света, отсюда, с чужой этой планеты, где все силы людей только и уходят веками и веками лишь на защиту от голода, холода, врагов, продолжение рода и снова защиту от голода и вечную борьбу за существование в заколдованном круге бесцельного родового потока, и они называют "любовью" инстинкт слепого продолжения этого потока рождений и смертей, поедания пищи и жажды власти...

Вернуться туда с этой планеты, где даже мать и отец мои бесконечно далеки от меня и чужды мне по своим желаниям и намерениям, как и сам далек от них, и сколько бы ни пытался найти хоть с единственным человеком на этой планете хоть что-то общее, хоть какое-то единство - все напрасно... Гадкий утенок, выродок, мутант среди "людей", вот этих людей, вечно смеющихся под окнами каким-то животным смехом, намертво забывших в себе Образ и Подобие Творца Вселенной...

Разве что один только почитаемый за городского сумасшедшего гения, по прозвищу Шеф, понимает, о чем речь. Видимо, и он тоже сослан сюда на исправление за что-то.

"Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал"...

Вот и все, что осталось об этом в Книге Бытия.

Разве еще в каких-нибудь апокрифах, вроде "Книги Эноха"...

И неужели никто, ни один теперь на Земле не знает, не помнит, откуда мы? За что мы здесь? И как нам вернуться? Или как научиться жить здесь, но найти постоянную, прочную связь с теми мирами райских радуг? И тогда Земля для нас будет уже не Земля, не тюрьма?

А может быть, вовсе не для исправление отправлены на эту планету и сам, и подобные мне, а просто для получения какого-то нового опыта, для того, чтобы стать духовно взрослыми, переживая и познавая все человеческие скорби, каких там, в небесных мирах, в духовных мирах, нет и быть не может, а созерцать эти скорби оттуда, свыше, даже с величайшим состраданием к людям - этого слишком мало для подлинной любви...

Какою бы ни была причина, надо полностью очиститься от всякого духа мира сего, чтобы вспомнить все.

И, видимо, можно проснуться самому до конца, лишь когда начнешь будить других.

"Падший ангел"...

Подожди, друг мой, подожди...

Как же не смог понять сразу - отвергаешь ли ты меня этими словами? Нет. Не отвергаешь.

Ты ждала от меня совсем другого.

Твоя душа не отрекается от любви ко мне, а просит о помощи: "Если ты действительно связан с миром Ангелов, если ты воин Духа, рыцарь Неба, так освободи меня от этих злых чар, вышиби из меня эту тьму, от нее же сама страдаю всю жизнь!"

Это была твоя боль, твоя просьба о помощи, лишь скрытая за обычной для умных, сильных, образованных женщин независимостью, а вовсе не убийство любви ко мне, чем это счел тогда, под тем бесконечным дождем, и погрузился в безысходную тоску, похожую на провал в адскую пещеру без дна.

Надо начать. Лишь войти сейчас в медитацию, укрепить духовную волю, и...

И разве надо для этого увидеть тебя? Совсем не обязательно. Наши души, наши с тобой биополя действуют друг на друга с такой силой, что достаточно лишь вызвать в памяти твой облик, настроиться на эманации твоей души, где бы ты ни была сейчас, и можно будет увидеть тебя и услышать. Не только твою речь, но даже и твои мысли.

Отчего же этот город, эта бесконечная улица, этот дождь все стоят в памяти?..

Цветной неон за окнами начал медленно растворяться, и старые здания неуловимо изменились...

Ты сейчас в своем доме, в тихой комнате с огромными весенними окнами.

И апрельский снег медленно тает на крышах.

Загадочная женщина умела молчать. Это был редкий талант. И назывался он не молчанием, а умением говорить беззвучно.

- Ты помнишь это южное море за олеандрами?" - спросила она без слов, одним взглядом и танцующей улыбкой, - Я оттуда. Еще южнее. Оттуда, где жили Хайям, Шахерезада и Алладин. Несколько веков назад мой мудрый пра-отец был суфийским шейхом-уль-ислам. И он меня многому научил: даже говорить беззвучно, как сейчас.

На что было похоже море двадцать пять лет назад? Этот уходящий за грань вечернего неба горизонт в просветах олеандров...

Все началось неизмеримо раньше, еще где-то в серых песках Объединенных Арабских Эмиратов, хотя тогда и названия такого еще не появилось. Страна эта называлась Персией, и надо было спасти тебя от жестокого визиря Джафара, когда оставался всего лишь час времени, чтобы выбраться из подземных лабиринтов его тюрьмы...

Не помнишь, как по-арабски "тюрьма"? Правильно, - "зиндан". Мы с тобой сейчас и перенесемся в те сады и дворцы, во времена Ибн аль Фараби и аль Газали ...

Но именно здесь и нашел тебя, живущую уже с другим именем, в другом облике...

За окнами прозрачные капли тающего льда медленно падали с крыш за тысячи километров от Персидского залива и эль-Кувейта.

Загадочная дочь шейха смотрела на меня, обращенного к Северу и вспоминающего гиперборейцев, устремившихся к Ледовитому океану, чтобы охладить чрезмерный огонь сердца.

Мне же было трудно оторвать взгляд от нее, и вспоминалась компьютерная война в истребителе F-15 над Аравийским полуостровом и реальная война над Персидским заливом: если бы эти бравые военные летчики просто поймали взгляд Шахерезады, сидящей напротив, они сменили бы мундиры United States Air Force на халаты мюридов, чтобы только сидеть вокруг нее на песке под ослепительным солнцем, играющим блистаниями на волнах, ушедших за вечерний горизонт, и слушать ее беззвучные сказки тысяча и одну ночь подряд.

А затем еще тысяча и одну ночь.

Незаметно, медленно, постепенно за ними бы потянулись полковники ВВС, а за ними - генералы, а за ними маршалы, потом министр обороны, потом Сенат, потом президент...

Потом не выдержали бы министры обороны всех стран Атлантического блока, потом Москвы, потом Пекина... а Шахерезада продолжала бы загадочно улыбаться, рассказывая нам всем, что же было дальше.

Некоторое время спустя началась бы телетрансляция по всемирным спутниковым орбитам, планетарный телеканал "Тысяча и одна ночь"... А затем незаметно приземлились бы пилоты НЛО, в задних рядах, чтобы никто не обратил излишнего внимания. А затем...

Все, Шахерезада. Остановись. Твоя беззвучная сказка о все-планетном примирении прекрасна, но ведь это всего лишь сказка. Мы же все - аналитики. Нам ли слушать сказки? Вот лучше мы сейчас запустим экспертную систему искусственного интеллекта на языке Турбо-Пролог, исчисляющем логические предикаты, конъюнктивные и дизъюнктивные, и наш компьютер Ай-Би-Эм нам ответит, что такого быть не может, а происходящее - лишь очередной само-обман и само-обольщение, бывающее иной раз даже и у таких аналитиков. А то они обходились бы и без искусственного интеллекта, своего бы хватало, - съязвила бы машина.

Вот такою ты стала сейчас, в двадцатом веке... Но разве это ты? Разве это настоящая ты? Нет, я тебя расколдую, разгипнотизирую, верну тебе подлинную тебя, и ты изменишься настолько, что даже лицо твое станет неузнаваемым, и ты снова превратишься в знакомую мне девочку-женщину ...

Вот она, твоя первая тень.

Остановись, тень. И рассейся. Не имеешь никакой силы, не имеешь никакой власти над этой душой.

Тебя нет и не будет.

Тебя разгонит вечный незримый Свет.

Но Шахерезада не повела и бровью.

- А не лучше ли нам с Вами потанцевать? - предложила она по-прежнему молча. - Кто-то же должен Вас вдохновлять, а то о ком же Вам писать дальше свои поэмы?

Да, пожалуй, - таки-подумал я. Разумеется, - подумал я. Одно другому не мешает, - подумал я. Ведь котам на королей смотреть не возбраняется, как сказал еще один специалист по машинной логике, тоже влюбленный в сказки и даже сочинивший свою собственную про Алису в Стране Чудес, где она думала: "Бывают коты без улыбок, а бывают ли улыбки без котов?" И поскольку Шахерезада была женщиной, чем-то похожей на кошку, то этот вопрос Алисы приобретал большую актуальность, и его следовало рассмотреть через экспертную систему на Прологе и базы данных...

Стоп, Шахерезада. Ты опять? Теперь ты мне начала рассказывать сказку про компьютерную логику? Зачем мне это сегодня-то? Все твои рассудочные базы данных просто рухнут от чисто российского юродства, им непонятного.

Вот она, твоя вторая тень.

Остановись, тень. И рассейся.

Тебя тоже нет.

- Знаете что, Андрей Александрович? - сказала Шахерезада. - Чего-то Вы все равно не знаете и не понимаете, несмотря на всю Вашу эрудицию в психоаналитических системах всего мира, в компьютерной логике и невесть в чем еще.

Ну вот, опять... - таки-подумал я. Женская логика не поддается переводу в компьютерную, а тем более не поддается никакому психоанализу, а тем более восточно-женская, протяженностью в тысяча и одну ночь. Но что же делать-то? Тогда уж надо спросить.

- А ты знаешь, чего именно я не знаю?

- Конечно. Вы даже не знаете, кто играет на флейте в подземных лабиринтах арабского дворца в компьютерной игре "Принц Персии".

- В самом деле, откуда же мне это знать, если Принц в это время забирается вверх по отвесным стенам, чтобы освободить принцессу, а злой визирь Джафар ждет его на последнем уровне с огромной саблей?

Ничего не сказала Шахерезада, только снова загадочно улыбнулась, как Золотая Рыбка.

- А что же дальше?

- Посмотрим, господин Орлов. Если научитесь слушать мои сказки и не задавать ненужных вопросов. Я ведь не компьютер Ай-Би-Эм.

- А еще дальше?

- May be the next time, если уж Вы так любите английский...

- Подожди, Шахерезада, куда же ты, подожди!..

И руки вдруг сомкнулись в воздухе там, где только что была танцующая со мной Шахерезада.

И растаял танцевальный зал, как мираж в аравийской пустыне.

Откуда они исходят, эти "тени" женских душ? Где найти сам их источник и победить его, иначе они вернутся обратно, сколько их ни уничтожай?..

Что-то начинает медленно всплывать из глубинной памяти, словно виденное где-то еще до рождения на Земле, когда душа лишь приближалась к ней из миров иных, где все было прозрачным и видимым насквозь в своих причинах и истоках... какое-то тайное изглубинное знание вспоминается...

"...и я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами.

И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее;

И на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным.

Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисуса, и видя ее, удивился удивлением великим.

И сказал мне Ангел: что ты удивился? я скажу тебе тайну жены и зверя..."

Так вот кто это - женская ипостась сатаны... Противница и ненавистница Непорочной Девы, Царицы Неба и Земли, Вечной Любви...

Так вот кто эта "мать тьма", вот почему Земля казалась такой чужой и чуждой - из-за нее, этой планетарной ведьмы, "царствующей над земными царями".

"За то в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее".

Не имеешь никакой силы над этой душой, вавилонская блудница, убийца святых! Не имешь никакой власти! Отдай эту душу Царице Неба навсегда!

Что-то содрогнулось в пространстве вокруг. Словно от ударной волны невидимого взрыва.

Вот сейчас растаяла и твоя третья тень.

Теперь невидимой тени за тобой уже нет.

Так странно снова знакомиться с тобой, давно знакомой... И начинать все заново...

Сейчас ты идешь с какого-то концерта по улицам твоего города. Вот ты остановилась и оглянулась вокруг в скрываемой растерянности. Эта последняя ударная волна невидимого взрыва Света достала тебя.

Ты вдруг поискала взглядом, где бы сесть, подошла к скамейке на остановке под пасмурным небом, устало села и погрузилась в себя, как бы не узнавая ничего вокруг.

Отныне тебе предстоит начать жить как бы заново.

Послушай теперь мое стихотворение для тебя...

Подожди меня после концерта, зеленоглазая...

Мы останемся вдвоем, и в полутьме, когда мы будем рядом за клавишами твоего рояля, и музыка польется, наша общая музыка, одна на двоих, и тогда, нежданно для тебя, привычно для меня, - незаметно и постепенно, загадочно и таинственно - видимый мир, привычный и знакомый, начнет для нас отступать, исчезать, растворяться, и вдруг в самых простых словах, самых простых аккордах и гармониях нота за нотой, по искре, по блестке, словно неуловимая игра радуги на гранях кристалла - "Сапфир любви" - проступит что-то таинственно, непостижимо, паутинно-тонкое, нечто, шаг за шагом, миг за мигом бесконечно разворачивающееся в глубину - сначала в замедленном, как тысячелетняя река, потоке времени, затем ускоряясь глиссандой, и, наконец, взлетающее могучим взлетом стальной многотонной сверхзвуковой птицы, и тогда единым взрывом, единым выбросом бьющего в землю пламени начнется наш полет: бездна за бездной, радость за радостью, слезы за слезами, надежда за болью, боль за надеждой, земное за Небесным, небесное за земным, трезвение за опьянением, взлет за падением, всеобщее в частном, тонкое в грубом, тайное в открытом, будущее в настоящем...

полет в неслыханном слезном восторге, бесконечное разворачивание потенциалов духа, тайн творения человека, тайна падения и сокрушения, тайна возврата в Небо, тайна мученичества, тайна самоотречения, тайна древнего премудрого аль Газали - увидеть в женщине то, что нельзя назвать словами, чтобы не уронить, не разрушить, бездонное блаженство живой жизни даже на грани смерти, боль становления человеческого духа, родовые муки "образа и подобия", безумная радость провала в нежный взгляд милой девочки, обрывающаяся в боль и скорбь всякой плоти под Вечным Небом, но и это вдруг тоже прощается, это уходит, и наступает несказанное, где все слова умолкают, где видишь будущее этой нежной зеленоглазой девочки - она станет взрослой, она прольет свою кровь, когда пойдут танки, и где-то в неописуемых пространствах и временах она в лучезарных венцах будет своей жертвой и милостью спасать целые миры, где новые поколения вознесут ей молитвы, ведь время - условность. Будет то, что есть миллионы лет, и вся история Вселенной есть лишь миг взгляда, летящего зеленоглазого взгляда этой девочки...

Подожди меня после концерта, где-то в будущем, непонятная моя, зеленоглазая... В будущем, нашем общем будущем снова придут испытания на излом, а пока мы будем лишь петь, лишь танцевать, и весь мир закружится вокруг нас как вальс цветов и радуг, ведь там, в Райских мирах, мы уже увиделись, уже обнялись - и потому мы войдем в спокойную силу духа, когда на нас снова пойдут кони, облаченные в броню, извергающие огонь и серу, когда на нас полетит железная саранча с грохотом тысячи колесниц - мы просто благословим этих несчастных, ведущих по Вечному Небу свои боевые машины, и сталь боевых машин рассыпется в прах, электроны сойдут с орбит в их моторах - ведь они лишь дети, они не ведают, что творят...

Эта железная саранча будет сильнее нас. Мы покинем землю. Но снова и снова спустимся из Небесных миров в земные, где ты снова будешь дарить мне свою нежность, свою радость, свои мелодии и слова, чтобы мне снова не ожесточиться сердцем среди вакуума и тьмы, мы снова и снова будем спускаться в земные пространства и времена, вечные спутники в белых одеждах, тысячи вечных странников Неба и земли, чтобы просто помнить долг и не ждать наград... Мы ведь слышим, как нам поют небесные скрипки, и потому для нас Земля давно уже не Земля.

Подожди меня, подожди меня - не возвращайся назад, в Небо, ранее меня, подожди меня, еще не успели изобрести на Земле новые скрипки, играющие беззвучно...

Подожди меня, лишь подожди меня - скользнул мой взгляд в твой заповедный сад... И солнечные лучи замерцали по таинственным листьям.

Эту нежную тайну, эту тонкую тайну знают лишь дети, - и все ли дети? лишь они там, в нашем прошлом, укрытом вечными льдами, бегут по весеннему саду, маленькие принц и принцесса, бегут и смеются, взявшись за руки, в забытом прошлом, непришедшем прошлом нашей планеты, укрытой вечными льдами атомной зимы...

Этого прошлого никогда не было. Нефтяной войны не будет... Тем более атомной. А почему не было этого прошлого, об этом ты знаешь, принцесса. И еще наши вечные спутники. А остальные - лишь дети в свои тридцать и сорок. Мы им ничего не расскажем - они все равно назовут это страшными сказками. Они поймут через тысячу лет, что это значило - быть зеленоглазыми девочками армагеддона.

И мы снова и снова будем бежать с тобой по таинственному весеннему саду, скрытому везде и нигде, бесконечно древние и вечно молодые.

Ты будешь смотреть на меня с удивлением, и разноцветная радуга станет играть в твоих глазах ... "Неужели ты мой?.." "Твой..." "И я для тебя просто твоя Верочка?" "Да, просто Верочка..."

А где-то вдали, за нашим садом, скрытым в песках Объединенных Арабских Эмиратов, летит под облаками ветер над вечными песками, над вечной пустыней, где когда-то жил наш пра-отец Авраам.

"В небо ночью я смотреть люблю, роняют звезды свет, а мир окутан мглой. Мимо звезд, подобно кораблю, плывет огромный дом, твой и мой.

Скоро птиц начнет будить рассвет, но неба темный свод еще в созвездьях весь. Много звезд на небе и планет, но людям хорошо только здесь.

Будет в цвету Земля, будет в снегу Земля, а по весне опять зеленая".

Вечная Земля, вечная планета, любимая нами как никакая иная. Любимая нами как нежнейшая женщина. Amata nobis, quantum amabitur nulla.

Откуда этот Сад? Где он? В каком краю, в каком столетьи?

Теперь ты знаешь, как в него войти из любого города нашей планеты, из любого века и мига.

Эта тайна в твоем сердце.

Эта тайна алых роз.

И ты тоже говоришь мне: "подожди меня... подожди меня... три дня, а может быть, три года, и тогда буду твоей навсегда,

навсегда,

навсегда..."

Глава 14

Седьмое Небо

Как странно, что все еще тянется этот апрель, самый долгий во всей жизни, и прошло лишь пять дней после того бесконечного дождя, в котором тонули твои шаги, и твои последние слова, и далекая музыка.

Вечернее солнце уже уходит за холмы, прячущие в своей тени огромное здание над рекой - твой храм науки, и надо найти тебя снова, как в те, наши с тобою первые, дни, - чтобы увидеть, какою ты стала теперь, без твоей "тени", побежденной мною и навсегда расколдованной за эти несколько бесконечных дней.

И снова зеленые цифры электронных часов у входа над зеркальными дверями, те же гранитные ступени, та же толпа вокруг: уже поздно, твои лекции кончились, принцесса Турбо-Фортрана.

Но вдруг подходят твои подруги, у которых мы с тобой были в гостях в то утро, помнишь?.. и говорят, что ты сейчас там, у них.

Аллея вдоль стеклобетонных корпусов, вниз по бульвару, среди радостного многолюдья, ведь скоро какой-то весенний праздник, можно вдруг вспомнить, возвращаясь из своего времени в твое. Тысячи окон, и в каждом ослепительное солнце клонится к закату в этот теплый, почти летний вечер.

"Невозможно сквозь горечь полынную возвратиться к началу дорог... И не просто уходят любимые, а уходит земля из-под ног"...

Корпуса и аллеи остались позади, тропинка в маленьком саду, и редкие кусты скоро зацветут, и снова все повторится для него и для нее, но уже не для нас...

А вот и ты сама идешь навстречу. Остановилась. Молчишь. Взгляд твой стал другим за эти дни.

- Орлов, я была такой эгоисткой... Ты не обижаешься на меня?

Да, это ты и не ты. Совсем уже не та девочка-женщина, встреченная, странно и подумать, лишь полмесяца назад.

- Нет, конечно.

- Мы сейчас едем в вычислительный центр, а потом... ты проводишь меня?

И голос у тебя уже не твой, словно исходит он теперь из сердца, а раньше казался каким-то искусственным, как звуковой интерфейс компьютера.

- Провожу.

Мы с тобой уже едем мимо старых кварталов над рекой, молчим и смотрим друг на друга с каким-то новым чувством, словно старые друзья, встретившиеся случайно после многих лет разлуки, и понимающие, что их соединяет теперь нечто более глубокое, чем простая симпатия или то, что называется "любовью" в слишком человеческом смысле.

Ты пошла со своими подругами сквозь толпу, среди шума и музыки, попросила подождать тебя в этом сквере с фонтаном, включенным после зимы, видимо, лишь на днях, в этом сквере, где мы с тобой побывали несколько раз, и он нас запомнил, совсем еще других, среди остатков снега в темноте и безлюдной тишине... А рядом, за деревьями, ресторан, и оттуда летит смех и обрывки музыки, там тоже все празднуют что-то и веселятся, и теплый ветер слегка колышет ветки старых тополей, и листья на них уже прорезаются из почек.

Вот и ты, и твои подруги прощаются с нами. Ты хочешь пойти со мной в ресторан, ты хочешь понять, как мне удалось изменить тебя за эти дни, и понять, какою ты стала сейчас, привыкнуть к себе новой. И мы заходим в фойе, но мест здесь нет, что и неудивительно в эти вечера перед праздником, и мы отправляемся дальше, но свободных мест не оказывается нигде.

Удивительный круг по городу, словно в тот день знакомства - мы с тобой знакомимся заново, снова открываем друг друга.

Мы просто едем на вокзал к твоей электричке, и видно с моста, как Старый Город уже тонет в сумерках, лишь крыши и верхние этажи светятся еще в последних лучах, золотых и малиновых.

Холодный тоннель под вокзалом словно переход в другую жизнь через Лету, реку забвения.

Пустая электричка на безлюдном перроне стоит и ждет, уже шумят включенные моторы.

- Теперь - до свиданья. Тебе лучше сейчас побыть одной. Сам приеду к тебе, когда придет время. Нескоро. А может быть, скоро.

Солнце еще висит над холмами, отделенными от берега реки станцией, и бьет в глаза. И это значит - мир еще не рухнул. И у милых девочек еще есть время на переоценку ценностей. Еще не поздно. Все только начинается.

Пора опуститься с последней ступеньки, сойти на перрон, помахать тебе рукой на прощание и получить в подарок твою улыбку, уже новую, сквозь стекло.

Хотя... электричка уже тронулась. Спрыгнуть, что ли, пока скорость не набрала? Истомина бы поняла все. Но тебе еще предстоит сейчас подняться к тому, что было у Истоминой с ее все-любовью ко всему миру, и что все еще есть у Эльвиры, если не растратила, не растеряла...

Теперь и ты научишься любить до конца, моя вечная подруга.

После того, как тополя, недавно посаженные, вырастут большими...

Но ты вдруг схватываешь и втаскиваешь в пустой тамбур:

- Ты что? Ты что?! Разбиться решил? Орлов! Милый мой Орлов... Что ты натворил... Как же я любила тебя... И все еще люблю... Зачем ты так? Неужели ты без меня даже жить не хочешь?.. Я не знала, что ты меня так любишь... Милый мой Орлов, глупый... Да разве я лучше тебя хоть в чем-то? Ты знаешь, какая я дрянь... Ты хоть каяться умеешь, а я и того не умею... И чтобы из-за меня - и жизнь свою кончать... Я - обычная, земная... А ты - особенный, вам так и суждено - то взлетать, то падать... Просто мне трудно, страшно трудно это понять, слышишь, Орлов?..

Вероника... Вечная Вероника, покуда мир стоит... Вот ты и стала другой. Наконец кибернетик сказала самое главное: "Трудно понять..". Компьютерная девочка, принцесса из электронной игры...

Едва ли ты могла бы сказать это раньше, жившая во власти твоей "тени", способной лишь пожирать запас любви в сердце другого человека, как, впрочем, и всякая "тень", живущая во всякой женщине, за очень редким исключением...

Таким, как Полина Гебль, просившая у Николая I помилования для своего жениха, поручика Анненкова: вечной каторги в Нерчинске вместо повешения... Или Наталья Дмитриевна Светлова-Солженицына. Ведь ты ее фамилию носишь.

Понимала ли раньше ты сама, что на самом деле чувствуешь, а что - думаешь, будто чувствуешь, и тогда как бы на самом деле начинаешь чувствовать, точнее, логически моделировать чувство, как это происходит в любимых твоих компьютерах: виртуальная реальность, существующая только в пространстве электронной памяти, да еще на дисплее.

И ты, видимо, была уверена - для меня всю оставшуюся жизнь это и будет представлять смысл существования: бесконечно разгадывать, где твои подлинные чувства, а где их алгоритмическая запрограммированная имитация, и считать их глубинами, и считать их загадками, неведомыми тайнами твоей большой души...

Наивность, доведенная до степени гениальности...

Но и ты мне дана тоже для исправления.

Теперь эта твоя "тень" отлетела от тебя, теперь ты будешь иначе относиться к людям и к жизни, к Земле и Небу...

В пустом вагоне можно сесть рядом у окна, раскрытого к заходящему солнцу, и спокойно рассказать тебе под долгий стук колес историю о мужчине и женщине.

О мужчине и женщине вообще.

Но не вслух, а молча, про себя.

Ты сможешь ее услышать, если тебе удастся...

"Вечная река медленно несла бесконечные свои воды,разделяла Старый Город надвое - летом и зимою, весной и осенью. И в этом городе жили тысячи людей. Вечное солнце смотрело на них каждый день и старалось утешить. Но трудно было их утешить.

В этом городе собрались люди с разных концов Земли, чтобы нести друг другу боль.

Это были мужчины и женщины. Они не понимали, Кто их создал, и зачем. И они вели друг с другом бесконечную войну.

Они не знали смысла этой войны. Каждому из них казалось, будто он защищает высшую святую правду.

И шел год за годом. И совершалась Тайна. В их сердцах сменялись Вавилон и Иерусалим. Фараон вел войну с Моисеем. Они блуждали по пустыне, застроенной железобетонными домами, чтобы очиститься от фараонова рабства. Они восставали и роптали. Им казалось: все лучшее, простое и понятное, позади, а впереди неизвестность.

И им казалось - поздно. Дожди рекою стали. Давно вернулись стаи в гнезда.

Но они слышали: "Идите. Ваша вера вас спасет".

Вечное Солнце стояло над миром, где время остановилось, как в яркий полдень над вечной рекой. Вечные слезы замерли в сердце: потерянный Рай, свой и той вечной женщины, что всю жизнь рядом, что дана свыше: "Сохрани ее. Заботься о ней. Не обидь ее" - шел таинственный радиосигнал в мировых пространствах.

Когда-то все простится, все очистится. Когда-то, в других временах и мирах, мы вспомним всю земную жизнь как детство - наше и самой Земли, и бесчисленных людей. И будет плач успокоения. О том, как Вечное Небо хранило каждого из нас словно самого любимого. Как Царь и Царица в Белых Одеждах склонялись над планетой: "Деточки, что же вы делаете..." И одна капля Крови искупала миры, и одна слеза угашала адское пламя. И это была бездонная боль, и вечная Милость, и тихое сострадание. И снова текли века и века над Землей. И вечные реки несли медленные воды, и вечное солнце стояло в Вечном Небе. И все повторялось сначала и заново в каждом поколении.

И мы с тобой жили в этом городе. Мы не помнили, когда оказались здесь, и почему.

Мы знали только одно: надо как-то выйти отсюда, чтобы спастись.

Этот город еще сохранил маленькие, почти игрушечные дома прошедших веков.

И в одном из них жила ты. Ты жила, как тысячи и тысячи до тебя.

Ты хотела нести радость и свет всем вокруг. Утешать безутешных. Радоваться с радостными. Плакать с плачущими. Ты не знала, зачем ты на свете. Чтобы отдавать себя другим - это все, что было понятно тебе.

А вокруг, вдали от нашего города, жил своей жизнью огромный мир. Ты не понимала его.

Ты просто хотела понять всякого в этом огромном мире. Понять его боль и его радость.

Над нашим городом простиралось Огромное Небо. И над всяким городом на Земле. И беззвучный Голос исходил с Неба на Землю. И он звал тебя, звал меня.

Мы не знали, куда он зовет нас. И зачем. И мы почти не слышали его. Лишь когда мы лишались чего-то, тогда наше сердце открывалось этому Голосу. Но после мы о нем снова забывали.

И тогда Голос иначе говорил с нами. Тогда мы просто смотрели, как Вечная Весна приходит в наш город, как тает лед, казавшийся вечным, как вдруг распускаются цветы, как маленькие зверюшки вылезают к солнцу из подвалов Старого Города, и так мы учились понимать Вечный Голос Огромного Неба.

Мы смотрели друг на друга и видели, как приходит радость, уходит грусть.

Наступал полдень бесконечного лета, когда свет лился на землю, и листья скрывали нас. И время останавливалось.

Приходила осень, и падали эти листья. Весь мир долго умирал, но мы уже знали, что он снова родится и расцветет.

Мы еще не знали, что живем в древнем городе Вавилоне, где законы жизни меж людьми напоминают скрежет ржавого железа.

И на ночных площадях этого города появляются тени и призраки подземных миров.

Но тем более мы не знали - во всяком Вавилоне таинственно скрыт Небесный Иерусалим. Надо лишь найти путь по тайным знакам. Получить невидимые ключи к невидимым дверям.

И за этими дверями скрыты таинственные лестницы в Небо.

Эти двери внутри разрушенных Храмов. Эти двери между страниц пожелтевших древних книг. Эти двери внутри старых домов, рассохшихся от времени.

На самом же деле они внутри сердца.

И там скрыта вся история Вселенной. Там падает с Неба архангел Люцифер, там Адам и Ева покидают Рай, Каин убивает Авеля, тонет Атлантида под грузом чернокнижия, и Ной переплывает океан, скрывший ее.

Там Авраам смотрит в Небо. И Моисей несет скрижали.

Там плачет Давид. И Соломон строит Храм. Там гибнут Апостолы.

Там летят стремительные ангелы Северо-Запада. И поют нежные ангелы Святой Руси.

И вся история Вселенной умещается в один миг вечности, скрытой в сердце.

И вся история мужчины и женщины - борьба Моисея и фараона в нем и в ней, Иерусалима и Вавилона в нем и в ней. Это и есть история мирозданья.

Сама Земля преобразится. И исчезнет из видимого мира. Но останутся Вечные Слезы и Вечная Милость.

Затем все начнется как бы заново.

Надо было стать каменной скалой, устремленной к Небу в лучах заката мира.

Надо было стать железобетонной скалой.

Надо было принять в свою каменную грудь ударные волны, вышибающие жизнь из всего жалкого и слабого. И благодарить Небо за эти бронебойные удары, превращающие живую жидкую плоть в суровый вечный железобетон. Не сжигаемый даже термоядерным огнем. Принять в себя огромную бездонную мощь Неба. Так тяжкий молот, падающий с Неба, дробя стекло, кует булат.

Надо было научиться стать подобным Огромному Небу, Седьмому Небу: отдавать свою последнюю кровь убивающим тебя.

Светло и торжественно смотрит на них

Огромное Небо...

Огромное Небо...

Огромное Небо...

И где-то, в мировых пространствах, невидимый радиомаяк тысячи лет день и ночь шлет сигнал: "Не забывай... Не забывай... Не забывай..."

Глава 15

Вечная весна

Ты задумчиво слушала весь этот долгий беззвучный рассказ о том, какими люди умели быть когда-то, а иногда умеют и сейчас... и теперь молчишь, глядя в окно электрички, летящей мимо сосен, мимо полей, мимо далеких труб огромного химического комбината.

А вдоль насыпи, справа и слева, идет полоса отчуждения.

Ты хотела научить меня любви и радости...

Каким же наивным это было...

Сейчас будет станция... Надо неспеша выйти и...

И сделать главное - найти "тень" самой первой женщины на Земле и победить ее, чего бы это ни стоило... А в ней - "тени" всех женщин, всех дочерей Евы... И твоя тень тоже, Эльвира, и твоя, Вероника...

Победить или - погибнуть.

- Вот и все, Вероника. Прощай. Возможно, мы увидимся. Через три года... Или через десять... Но только не теперь.

Последнее сказано. Сердце болит от этого. Поль Бельский был бы в такой ситуации спокойнее, ну да у него своя жизнь, на мою мало чем похожая. Зачем ему учиться любить людей? Ему и так хорошо.

А сейчас - встать, развернуться и пойти вглубь вагона, к выходу, перешагивая последние лучи заката, падающие на пол вагона сквозь окна, сквозь сосны за окнами.

"Farewell, and if forever so forever farewell".

"Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай".

Что осталось? Лишь увидеть край солнца, уже ушедшего за далекие холмы, где кончается Город.

Что осталось? Спуститься на платформу. И еще слышать какое-то время шум удаляющегося поезда. И видеть красные огни на последнем вагоне.

Твой поезд уже виден издали, там, на северо-западе, уже уходит, и последние минуты вдруг растягиваются до вечности, и мягко плывут по волнам моей памяти два истекающих слезами любви голоса из незабвенных "Шербургских зонтиков" Мишеля Леграна:

- Dis "Je t'aime", ne me quite pas...

Но вдруг взметнется последними слезами покаяния и кротости, последними слезами не знающего предела отчаяния и смирения погибающей женской души, любимой моей женской души, милой моей, вечной, драгоценной, уже зависшей над адскими безднами, над адскими пропастями, уже взглянувшей в глаза тем, кто будет мучать ее тысячи лет:

- O mon amour, mon amour, ne me lettes pas!

"Не оставь меня, любимый..." - вдруг взорвется последними слезами, сквозь время, сквозь пространство, сквозь стены между Небом и Землей, Раем и адом, "не оставь меня, любимый"... - вдруг прорвется этот последний крик твоей души, вдруг долетит до меня сквозь столько долгих лет, сквозь вечные льды белых снегов зимы, сквозь раскаленные пески пустынь, где никто уже не услышит тебя, где только "он" - только я - смогу еще проплакать, прокричать, прошептать последнюю молитву, когда земное время и пространство уже оборвались в пропасть, уже рухнули, и нет Защищающего...