Глава 10

Василиса

Вот такие дела… кому расскажи — не поверят ни за что! Я Василиса Белецкая, самый добрый человек на свете — ведьма! Всегда думала, что ведьма — это обязательно что-то злое, в остроконечной шляпе, с крючковатым носом, бородавками, горбом на спине и выбитыми зубами! А тут… та же Ядвига: красивая, молодая девчонка с татухами и цветной копной волос. Ну в самом деле, какая из неё Баба Яга?! А Кощеев? Больше столичный мажор, чем тот самый бессмертный.

Вечером звонил Тим, обещал завтра отвести к Мировому Древу, мол каким-то образом это должно помочь узнать всю правду о роде, если на мой зов откликнутся предки. Страшно. Потому что, кроме мамы я больше ни на кого не думаю, а если она покинула магический мир, уехала в город и зачем-то скрыла мои силы, был повод. Она бы ни за что не оставила волшбу, ведь так?

Хотелось бы верить, что так. Потому что… могу признаться только сама себе здесь, на страницах дневника, я бы ни за что не отказалась от всего этого: совсем ещё крохотного, но такого тёплого ощущения, что я наконец-то попала домой, что на своём месте, что все эти чудики — Тим и странный Ян меня совсем не пугают, я их как будто тысячу лет знаю. Да и Васька с Якимом, их голоса уже не так распирают голову, норовя размозжить её как переспелый арбуз об асфальт. Мне нравится Изба, особенно когда мы познакомились поближе, да и куколка моя, пусть пока ещё молчит, но глаза такие умные — умные! Вот наберусь силы и, очень надеюсь, её голос услышу. Васька говорит, что обязательно заговорит. А пока…

Дверь в дом неожиданно протяжно затрещала, и я запоздало вспомнила о наставлениях соседа, чтоб заперла.

— Кого там могло принести?

— Свои в такое время точно уж не ходят, — проворчал в голове Яким.

— Так и не чужой это, — хмыкнул Васька. — Парнокопытный вернулся.

— Парнокопытный? — пробормотала вслух, уставившись на дверной проём, в котором, спустя пару минут совершенно не таясь и не опасаясь ни кота, ни ворона, прошмыгнула ласка. — ух ты! Объявился!

Хорёк замер, деловито принюхался и ринулся ко мне навстречу!

— Ну и где ты пропадал, а? — присев, подняла его на ручки. Он тут же уткнулся носом в вырез моей майки, нежной щекоткой тонких усиков и мокрым носом прошёлся по ложбинке груди. — Да ну, — фыркнула, хохоча, — щекотно же!

— Ты смотри! Срамота-то какая! Никого не стесняется! — запричитал Яким.

— Он что же, тоже магический? — с трудом оттащив пушистую мордочку от декольте, уставилась в глаза — бусинки. — И кто же тут у нас?

Ласка уставилась на меня в ответ. Повисло гробовое молчание.

— Силой мысли ты его точно не разговоришь, — хмыкнул кот.

— А чем? — смирившись с тем, что уж этот зверёк точно не говорящий, подхватив его под передние лапки, отнесла к мискам. — Сейчас мы тебя покормим, — ткнула мордочкой в воду, на что ласка возмущённо запищала. — И напоим, пить надо, а то обезвоживание будет. Я же не знаю, где тебя носило-то!

Пока хорёк умывался, смешно перебирая лапками по мордочке, пошла к холодильнику, раздумывая, чем бы его покормить. Совершенно не знаю что едят куньи!

— Горбатого могила исправит! — внезапно каркнул Яким. — Вот всякого повидал за свои годы, но такую наглость впервые!

— А? — развернувшись увидела, как хорёк, пока я инспектировала припасы, споро забрался на стол и принялся доедать то, что оставит недоеденным сосед. Прям с его же миски! — Вот дела! Ты что же, человеческую еду трескаешь? Тебе ведь нельзя, — попыталась его оттащить. — Сдохнешь же! — На это все трое почти что синхронно хмыкнули.

— Поразительная солидарность! Скажи мне, Яким, — протянула я, — вот как есть, прошу, это, — ткнула пальцем в сторону хорька, — магическое животное или всамделишная ласка? Дикая? Смотри мне, правду только!

— Да, это недоразумение, которое и лаской-то называться не достойно, а ты-ы-ы, надумала в одну масть с нами ставить?! — вместо ворона возмутился Васессуарий, повторяя обличительно, — срамота-а! Оскорбила так оскорбила!

— Вот только зачем же так кричать? — поморщилась от пульсации в висках, — даже хорошо, что немагическая тварюшка оказалась, и пусть. На нет и суда нет. Пойдём… э-э… как же тебя назвать?

Глазки-бусинки уставились на меня в ответ. Честное слово, если бы не заверения кота, что нет в этой животине разума, то я бы точно подумала — есть, ну смышлёный очень! Так смотрит — словно силой мысли имя своё передать пытается!

— Давай подумаем… — поглаживая ласку по нежной гладкой шёрстке, с удивлением наблюдала, как Изба всё сама убирает. Вот это да-а, ну кто же после такого захочет комфорт, с функцией "всё включено", променять на уборку, готовку и мытьё? Я бы точно не поменяла… а ведь придётся. Как вернётся отец, уж точно домой поеду, как минимум для разговора.

— Не пущу-у! — заголосил с новой силой кот, подслушивая мои невесёлые мысли.

— Нехорошо подслушивать! — возмутилась я. — Это что же, вы всегда всё слышите теперь? Даже в голове своей наедине остаться не могу?

— Можешь, милая, — затараторил ворон. — Научу тебя, вот с самого утра, как проснёмся. Дело нужное, не только от нас.

— А от нас тебе пока невыгодно закрываться! — недовольно буркнул кот. Мы, может, больше пользы принести можем, пока ты тут дурочкой бегаешь! То Лихо на твою голову, то…

— Да погоди ты, Васессуарий Венедиктович, — деликатно вмешался ворон. — Ты, Васенька, теперь не одна. Пусть и нежданно, но мы с глубокоуважаемым на твою голову свалились. Магия в тебе нашу хозяйку признала, уж теперь мы за тобой, хоть на край света. А ты подумай, милая, подумай хорошенько, надо ли тебе туда, к городским, на край света магического.

— А куда, если не домой?

— Так вон, Ядвига с Кириллом Константиновичем помогут, уж она-то в беде не оставит, сама такой была, несмышлёной. А мы с их помощью, тебя научим, обучим и своей в навьем станешь.

— Яда выглядит счастливой, хотя видно, что городской девчонкой была. Что с ней случилось? — так и поглаживая ласку, в компании животных я зашла в свою спальню. Опустив хорька на кровать, принялась готовить тонкую пижамку, что захватила из дома, да ванные принадлежности.

— Ой, много чего, Васенька: проклятье на Яде было, страшное, мощное, чёрное, будь она инициированной Ягой или силу с детства принимала, могла бы и справиться, а бабка силы ей запечатала так, что никто и не догадался бы от чего девочка чуть не умерла…

— Конечно! Немудрено! Татухами защитную метку забила, тут даже матёрая ведьма на теле её не нашла бы! Молодёжь! — фыркнул кот, — Куда катимся?! Патлы свои выкрасят: то зелёные, то розовые! Татухи, как карта сокровищ, честное слово. Кто ж магические метки среди них найдёт?! А раз не найти, то и инициировать не смогли вовремя. Чуть на тёмную сторону наша Яга не перешла. Зло с добром боролось в ней. Хорошо, хоть в поселении волков помогли девочке, мозги вправили.

— Да и Кирилл изменился, свой путь прошёл, свет в ней не видя — увидел, — загадочно добавил Яким.

— Спас её, да? — подхватив полотенце, собралась уже идти в ванную.

— Бессмертие своё отдал, умер, буквально.

— Только Ладомиле нашей и досталось, в наказание, — выдохнул ворон. Хорошая Яга была. Добрая, справедливая.

— И ты такой же будешь! — авторитетно припечатал Васька.

— Так не Яга же…

— Ведьма зато! Сильная. Обучить тебя надобно только, да у Мирового Древа предков навестить, узнать за что они тебя так… наказали.

— Расскажите о нём, о древе и чего мне там ждать? — решив отложить купание, уселась на кровать рядом с лаской. Пока болтают, стоит узнать что за чудо такое.

— По-разному его величают, — начал Яким, — в разных мирах он Арбор Мунди, Иггдраси́ль, Ирминсуль, Тар-данар, Эчке Тумо…

— Дуб Лукоморский, — перебил его Васька, — тот самый где златая цепь и кот учёный.

— Ты, что ли? — ахнула я.

Ласка фыркнул и как будто бы совсем по человечески глаза к небу закатил, Яким лишь клювом щёлкнул, прикрывая роток, а Васессуарий Венедиктович сконфуженно прокашлялся в моей голове, прежде чем продолжить:

— В навьем не один Я кот учёный. Есть у нас здесь ещё…

— А кот Баюн есть? — некультурно перебивать, да, но я с детства жуть как боялась именно его.

— Разве ж она кошка? — фыркнул Васька. — Отожрала задницу размером со стол, не зря её в ваших россказнях по размеру с лошадью сравнивают!

— Не завидуйте, Вассесуарий Венедиктович, — миролюбиво заметил ворон, — пантера она, Васенька, и милейшая девушка, с голосочком ангельским, как же красиво пела, как человеком была эх-х…

— Ага, до проклятья богов, — фыркнул Васька. — А теперь вот, котом-людоедом прозвали. В человечьем облике и слова молвить не может, немая, только кошкой и говорит.

— И что? Правду в сказках говорят? — от любопытства я аж вперёд подалась, поближе к коту и ворону, хотя голоса их продолжали звучать только в моей голове.

— Смотря что, — проворчал котейшество. — В одних историях, её, певунью нашу, со мной путали! Да-да, мол живёт кот Баюн в Избе у Яги!

— Конечно же, Вассесуарий Венедиктович не мог стерпеть это оскорбление, — подкаркнул Яким.

— А кто стерпел бы?! — возмутился кот. — Как повалили, искать Избу та чуть ли не душу из меня вытрясать. У меня голоса да и слуха музыкального никогда не было!

— Н — да, в этом я убедилась, когда ты мне "звёзд" эстрады включал.

— Что попало, то и включал! — вновь повторил кот то, что говорил раньше. — А с Милославой… там же, в сказке той наплели, если Баюна победить, то её песни от любой хвори исцелят, любое проклятие снимут!

— Врут? — уточнила я.

— Нагло! — кивнул кот. — Во-первых, не по своей воле она поёт и болтает в звериной шкуре. А исцелить может, только будучи человеком. Проклятьем Милка к цепи золотой привязана, только и остаётся ей, что ходить кругом, направо идёт — песнь заводит, налево — сказку говорит. И не просто так, между прочим, каждому встречному концерты закатывает. Ты её белодагу, ещё заставь муркнуть что-то. Вредная стала — жуть! Вот, завтра придётся тебе выслушать, кстати. Если магия в тебе сильна, откроется тебе и кот Баюн со своими песнями и дуб Лукоморский.

— А если нет?

— Сама не поймёшь, как в Избе окажешься. Такая Милославы магия. Её и правда невозможно переслушать, голос-то, как был ангельским, так и остался. Она тебе сказок наплетёт на уши, как спагетти навешает, в этот… гипноз введёт, зашепчет так, что сама не заметишь, как дома окажешься. И всё, придётся на следующий день вновь тащится.

— В этом её и проклятье, Василисушка. Только истинный с неё шкуру снять звериную сможет, если будет человеком да переслушает все сказки семь дней кряду, не уснёт и не покинет навье да ещё и полюбит её, немую, когда девкой по свету белому бродит.

— А когда ж она бродит? — удивилась я. — В сказке писалось, что она и днём, и ночью, по цепи-то.

— Да приврал он, сказочник ваш! — фыркнул Васька, продолжая ворчать. — Откуда ему знать-то… сиднем сидел и сторожил что ль? Есть у Мирового Древа хранители свои: Ехидна, Странник и кот есть, тоже. Вот с ним и попутали. Говорю же, не я один учёный. Боги мудры, даже в своих проклятиях! — он покосился в сторону ласки, и его глаза недобро сузились. — Как же ей, мужика-то, кошкой в себя влюбить? Тьху! Срамота! Вот и есть обычно условия: какую-то часть суток зверем, какую-то человеком. Но когда ты человек, то о проклятии или не можешь сказать, если голос есть, или, вот как Милославу прокляли, вообще рыбой немой ходи. Только поступками, — сделал упор на последнем слове, — покорять.

— А Дуб этот, — нахмурилась я, не совсем понимая всё же, — что на самом деле такое?

— Ну-у, великая ось… — попытался объяснить Яким. — Это как яблоня, Вася, где каждое яблочко — отдельный мир.

— Нашёл с чем сравнить! Лукоморский Дуб с яблоней!

— Зато стало понятнее, — вступилась за ворона я. — Расскажи дальше.

— На его ветвях крепятся “светлые миры” с чистой магией, тянутся их жители к свету и души их, помыслы — чисты. Ствол древа сравнивают с земными мирами, мы как раз на стволе и находимся, это если в масштабах вселенной судить, ну а корни его отданы тёмным мирам и потустороннему. Каких только чудищ там не увидеть.

— Другими словами, у нас есть как добро, так и зло? Как свет, так и тьма?

— Все верно, — голос Якима потеплел.

— И как же мне Милославу-Баюна одолеть? — задала вопрос вслух, спохватываясь, что хотела же в душ.

— Утро вечера мудренее, Васенька, — прокаркал Яким. — Ты спать укладывайся, а мы уж покумекаем.

Загрузка...