Великий Краббен (сборник)

Хобот друга, Или письмо Владимиру Ларионову о странностях любви

«…Раз уж ты сам заговорил про Веню Шаламова, то новости таковы.

Его опять выгнали из университета. В двадцать семь лет это тревожно, ведь его выгоняют уже в четвертый раз. Но сам он обычно говорит, что просто заново собирается поступать в университет. И добавляет, что тревожиться нечего: он уже четыре раза поступал в университет и все четыре раза удачно. Нисколько он не подрос, зимой бегает на лыжах. Глаза выпуклые и пестрые, с веселой искрой. Действительно, не одного цвета, как у всех, а как бы пестрые, как бы с искрой. Одна девчонка с курса, влюбленная в Веню, сравнила Венины глаза с яйцами Фаберже. Ну не знаю.

Но вот славы Веня жаждал с детских лет. И почему-то ему казалось, что проще всего добиться славы попав в книгу рекордов Гиннеса. Начал с сибирского лимузина. Во двор коттеджа одной своей состоятельной подружки свез с автомобильной свалки пять корпусов бывших «запорожцев». Склепанные воедино, они произвели на друзей Вени сильное впечатление. Внутри сибирского лимузина пахло ржавчиной, из кресел торчали пружины, но снаружи этот лимузин выглядел настоящим лимузином, правда, на линии третьего «запора» пришлось ставить еще одну, нейтральную, колесную пару. Поскольку мотор плохо заводился, приятели Вени с гиканьем вытолкали длинную, как змея, машину на гору к церкви и оттуда уже пустили вниз к морю. Состоятельную подружку Вени, устроившуюся на заднем сиденье, как это показывают в кино, вырвало метров за сто до кромки берега, и выпрыгнуть она тоже не смогла – дверцы заело. Впрочем, в поворот шоссе лимузин все равно не вписался. На глазах прохожих, которые почему-то решили, что это идут работы по реставрации церкви, лимузин развалился на четыре части. Подружку наконец выбросило в грязную канаву, а Веня, не отпустив руля, опрокинулся в море. Простив Веню, состоятельная подружка отправила фотографию лимузина в редакцию «Книги рекордов Гиннеса», но из редакции ответили, что фотография не является убедительным доказательством существования первого отечественного сибирского лимузина. Убедительным доказательством явились бы видеозапись и показания свидетелей, но обращаться в милицию подружка не решилась, тем более что редакция Гиннеса в конце письма деликатно заметила, что желательно все-таки говорить именно об отечественном лимузине, а не о склепанном из иномарок (времена-то идут новые).

Отлеживаясь в больнице, Веня время не терял.

В больнице он написал поэму, в которой пятистопным ямбом, наиболее ему послушным, отразил всю техническую историю земной цивилизации – от изобретения колеса до эпохи создания первого сибирского лимузина. За время, ушедшее на выздоровление, Веня сочинил ровно 7777 строф. Они заняли 777 листов формата А4, исписанных убористым, но понятным Вениным почерком. Бумагу Вене покупала санитарка С., которая на этом и залетела. Она, впрочем, была уверена, что объем поэмы действительно поразит издателей, и бросила Веню только тогда, когда из редакции Гиннеса сообщили, что гораздо более длинную поэму уже написали киргизы и в переводе московского поэта В. Бойкова она составляет более чем полмиллиона строк. Что же касается самой рукописи, то московское издательство, с которым санитарка пыталась установить деловые отношения, сообщило Вене, что рукопись вернуть по почте оно не может из-за резко подскочивших цен, но оставят рукопись для него в багажной ячейке Казанского вокзала.

Прячась от временных неудач в женской общаге швейной фабрики «Сибирь» (у Зои Л., ты ее должен помнить), Веня в течение месяца сочинил дружественное письмо к инопланетянам. Предлагал им некоторые земные редкости, которые на нашей планете все равно погибают без применения, заодно просил решить демографическую проблему. Не в том смысле, чтобы инопланетяне сами приняли во всем этом участие, а в том, чтобы повлиять на красивых девушек, сделав их безотказными, как ракета «Сатурн». Писал Веня тушью на шелке, и на письмо ушла ровно штука материи, которую он заимствовал у Зои Л., уехавшей в отпуск. Неизвестно для каких целей штука серебристого нежного шелка хранилась в шкафу Зои Л., но Веня нашел ей применение. Печатными буквами он лаконично перечислил все основные достижения землян, в том числе загрязнение воды и атмосферы, дыры в озоновом слое и всеобщее потепление во всех регионах планеты, даже в полярных зонах. На хорошем русском языке, адаптированном к простым мыслительным процессам инопланетян, Веня рассказал о многочисленных социальных болезнях, разъедающих наше общество, про нечестность местных депутатов, даже намекал, что если Калигула в свое время ввел в сенат лошадь, то почему бы от правых сил не предложить туда инопланетянина? Закончил Веня известным вопросом: «А как у вас?» И заклеил всю оборотную сторону письма фотографиями людей, животных, растений, микробов, гор и долин, рекламой различных патентованных средств и афишками самых интересных спектаклей. Хорошие картинки кого угодно достанут, считал он, поблескивая выпуклыми веселыми глазами. Зоя Л., вернувшись из отпуска, увидела расписанную штуку шелка и сказала, что теперь ее выгонят с работы, но по странной женской логике сперва сама выгнала Веню – из общаги. Из редакции же Вене ответили в том смысле, что вряд ли инопланетяне знают русский язык. Нет уверенности, что инопланетяне откликнутся на письмо, которое не могут прочесть. К тому же гораздо более бессмысленное и более объемное письмо года три назад накатал инопланетянам португалец Авету, проживающий ныне в Австралии.

Ну, ты знаешь Веню.

Трудности его не останавливают.

Он решил под микроскопом специальной иглой записать на маковом зернышке все «Красное колесо» Александра Исаевича Солженицына. Все тома от первого до последнего. Конечно, для такого дела необходимо усиленное, хорошо рассчитанное питание, а Веня еще и пил. На третьем томе, в Венино отсутствие, окно комнаты, которую он снимал, распахнуло сквозняком и, вернувшись, Веня застал в комнате стаю бесчинствующих воробьев.

Это подточило решимость Вени.

Правда, он еще вырубил из кедрового бревна (во дворе знакомого лесника) огромное вечное перо, в котором даже перо было деревянным. Чудесный запах, длина два метра тридцать четыре сантиметра, для полной заправки требовалось всего одиннадцать литров чернил, но лесник денег на приобретение чернил не дал, – обиделся за испорченный материал, предназначавшийся для отделки какого-то кабинета в местной администрации, да и перестал доверять Вене. Впрочем, сам сходил в магазин и купил водки…»

«…Тогда Веня удачно устроился сторожем в Bank-Salutary.

Солидное каменное здание с окнами на проспект. В банке часто бывали иностранцы, ходили слухи, что BS вообще на восемьдесят процентов не наш. Но Вене было все равно. Вложений в банк он не делал. Получал свои три тысячи рублей в месяц с небольшими надбавками и пользовался казенной формой. Кстати, несмотря на жаркое лето, Вене выдали меховую шапку, овчинный полушубок и катаные валенки. В подвалах, в которых нес ночные дежурства Веня, температура никогда не поднималась выше 12 градусов по Цельсию. Веня приходил на дежурство в сандалиях, в джинсах, в тонкой футболке и переодевался во все теплое. Даже полюбил, чтобы было вот так – холодно.

«Любишь экстремальный секс?» – спросил он одну новую знакомую из педагогического университета.

«Ага», – ответила знакомая, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.

Но на ночное дежурство пришла. Веня скрытно провел ее в подвал банка с задней стороны, с технического дворика, где дворники хранили метлы. Даже начальник охраны не догадался бы о нарушении. Ряды стальных полок с разными стеклянными склянками и пробирками в низких подземных хранилищах удивили гостью порядком и чистотой. «Это я поддерживаю такую чистоту и порядок», – преувеличил Веня, заметив восхищение гостьи, и в виде особой приязни показал ей заспиртованный член мамонта. – «Тридцать семь тысяч лет… – пощелкал он пальцем по стеклянной банке. – Правда, хорошо сохранился?»

«А ты почему спрашиваешь?»

А потому спрашивал, что знал: на Новый год банк обезлюдеет совершенно.

Вдохновленный подругой Веня вызвался дежурить подряд двое суток, естественно за дополнительную плату. «Хочу сочинить грандиозный чайнворд». Начальник охраны скептически хмыкнул и сказал: «Только не пей много». Понимал, что ничего другого в своих подвалах Веня не сочинит. Но Веня правда решил сочинить такой чайнворд, блин, чтобы его нельзя было вынести из подвалов, вот такой высоты, вот такой широты! И чтобы все слова были связаны с Новым годом – зайчики, волки, Снегурочки, елочки, Дед-Морозы и все такое прочее. А чтобы работа совсем уж заладилась, пригласил на дежурство все ту же скромную девчонку. «Ты только слова мне будешь подсказывать, и все, – уговаривал он. – В хранилище у нас тихо, ты хорошо выспишься. Тебя вон как сессия замотала. А в подвале тихо. Никто не мешает. Будешь спать и спать, я мешать нисколько не буду, только иногда подскажешь незнакомое слово».

Девчонка ни в какую не соглашалась. «Только, – говорила, – если родители отпустят». Понятно, на глаза родителям Веня показываться не рискнул, пошел самым простым путем: снял на ночь девушку по вызову. «Махаончики», – прочитал в газете. Ночная бабочка. То, что нужно. За ночь не простудится, а утром выгоню. Денег, полученных за двойное дежурство, как раз хватит на ночь большого чайнворда. К тому же махаончик не будет посылать его к родителям, говорить глупости о любви и так пожимать плечиками, будто совсем ничего не понимает. А чтобы не скучно было, Веня припрятал под металлической полкой хранилища две бутылки шампанского и две бутылки водки. Решил: лишнего не надо.

В последний рабочий день иностранцев в банке было удивительное количество.

Как знаков в известном числе пи в черт знает какой степени, подумал Веня. Это он так готовился к созданию самого большого в мире чайнворда. Наверное, все эти иностранцы занимаются проблемами Сибири, прикидывают, как улучшить нашу жизнь или оттяпать хотя бы половину наших богатств. За день к сейфу из инструментальной стали, расположенному в основном хранилище, иностранцев приводили раз пять. Всегда группами – по два человека, не больше. Большая группа могла изменить температуру в хранилищах. При ровной температуре и валюта дольше хранится, думал Веня, прикидывая, как обыграть такое красивое слово в чайнворде.

«Вот смотри, – сказал Веня нежному махаончику, когда банк закрыли и они наконец остались одни. – Это вот в банке хранится член мамонта».

«А чего он такой сморщенный?»

«Ну, как. Все же тридцать пять тысяч лет».

«А мне старики не нравятся. Ты мне сколько заплатишь?»

«Так мы же договорились…»

«Но здесь холодно. Мы про холод не договаривались. На холоду – это за особенную доплату. – И покосилась на множество стеклянных сосудов и пробирок, холодно поблескивающих на стальных полках. – А там это чьи члены? Ну, какие там звери хранятся?»

«Да все, которых старик Ной не взял на ковчег».

«Почему не взял?» – Интеллект махаончика был в самом зачатке, но активен. Пришлось объяснять, что один из сынов Ноя был таким хамом, что некоторые животные сами не пошли на борт. Особенно самки. «А у нас тут – банк, валюта, – поджал губы Веня, заметив, впрочем, что слово валюта на махаончика произвело самое благодатное впечатление. – В нашем хранилище температура всегда должна оставаться одинаковой – зимой и летом».

Он бросил на пол два овчинных полушубка (огромный деревянный стол, поставленный у главного сейфа, Веня приберег на случай, если махаончик совсем озябнет), в ногах поставил обогреватель и обнял гостью. Махаончик послушно затрепетал, но даже в трепете стрелял лукавыми глазками по сторонам, будто изучал подступы к главному сейфу или пытался определить, сколько валюты можно вложить в такое пространство. Пар от дыхания, нежные стоны – все как в лучших домах Лондона, махаончик увлекся. Но в самый сложный момент, на самом прерывистом дыхании массивная металлическая дверь в хранилище подпрыгнула от негромкого взрыва и слетела с петель. Когда дым развеялся, перед пораженным Веней и пискнувшим махаончиком, стыдливо кутающимся в овчинный полушубок, возникли два крупных Деда-Мороза в масках и Снегурочка, тоже в маске. Махаончик еще раз пискнула, но, как опытная девочка, метаться не стала, а прямо в полушубке, загадочно блеснув голой попой, переползла под длинный деревянный стол. Для острастки один из крупных Дедов-Морозов пальнул из большого пистолета по банке с членом старого мамонта, и Веню обдало спиртовыми соками со странным запахом.

«Где главный сейф?»

Сеня не успел указать, как Дед-Мороз уже рявкнул: «Код!»

Маска на нем была какая-то злая, не новогодняя. Веня решил, что обращаются к нему, но Снегурочка прервала невнятные объяснения, пальнув из обреза, выдернутого из-под беленькой шубки, в пробирки над тихо повизгивающим под столом махаончиком. С полок опять потекло. Только второй Дед-Мороз совсем не шумел. Он произвел на Веню солидное впечатление, и пушки в его руках не было. К тому же этот Дед-Мороз, видимо, и знал код. Присев перед главным сейфом, он долго перебирал набор цифр и наконец легко повернул колесо, похожее на штурвальное. Толстенная стальная дверца медленно отошла в сторону. Снегурочка и злой Дед-Мороз переглянулись, а солидный заглянул в недра сейфа. Махаончик из-под стола тоже туда пыталась заглянуть. Непонятно, что Дед-Мороз увидел в сейфе, но явно не то, что ожидал, потому что выругался и, вынув из-за пояса большой пистолет, опять произвел один за другим три выстрела. Соответственно в сейфе начало звенеть, биться, наружу полетели осколки стекла, опять какая-то жидкость полилась на бедного махаончика.

«Где валюта?»

Веня сильно удивился.

Он свой чайнворд еще и не начал, а все подсказывали ему только одно слово. Более того, на него еще и кричали. «Скотина! – кричали. – Это же банк? Где валюта!»

По обращению у Вени претензий не было. Живем в свободном мире, сами добивались свободы слова и все такое прочее, но солидный Дед-Мороз что-то сильно уж раскипятился. Мог повысить температуру помещения. Желая его успокоить, Веня кивнул: «Ну да. Это банк. Называется Bank-Salutary». И уточнил: «Это ограбление?»

«Да, ублюдок», – подтвердила Снегурочка.

«А зачем вам все это?»

«А зачем грабят банки?»

«Нет, я не о том. Я спрашиваю, зачем вам наш банк?»

«Какая разница, ваш, не ваш? – Солидный Дед-Мороз тоже пальнул по пробиркам. – Почему в сейфе только пробирки?»

«Так я же сказал. Это Bank-Salutary».

«Ну и что? Ты уже второй раз это говоришь».

Грабители, скорее всего, были залетные. Пришлось им объяснять. Такие вот случились в ту ночь гастролеры. Из центра, но не из Москвы. Скорее, из областного центра. Пришлось объяснять, что они ошиблись. «Вас, наверное, вывеска обманула, – с сердечным содроганием объяснил Веня. Он сочувствовал грабителям. – На вывеске написано золотыми буквами Bank-Salutary».

«Ну и что?»

«Так это же банк спермы».

И пояснил для самых отсталых:

«Банк-Спасение. Если перевести буквально».

«Как? Это все сперма? – страшно удивилась Снегурочка, оглядывая битые и еще целые пробирки. – Тогда понятно, почему вы вдвоем дежурите. Сколько вам за это платят? – Неизвестно о чем она подумала, переводя взгляд с Вени на махаончика и обратно. И недоверчиво переспросила: – Ты нам не врешь, ублюдок?»

А злой Дед-Мороз пробормотал: «Залетели».

И опять пальнул по пробиркам…»

«…Конечно, BS снаружи действительно выглядел самым настоящим банком – блестел стеклом, зеркалами, никелем. Но это был научный банк. Веня как-то не придавал этому значения, хотя пару раз бывал в операционном зале. Там по периметру шла широкая галерея, на столиках стояли бесчисленные компьютеры, перед ними сидели бесчисленные сотрудницы в халатиках на голое тело. Ну, это Веня так подумал, что будто бы на голое тело.

Лаборатории и кабинеты располагались этажом выше.

Оказывается, иностранцы вкладывали деньги не просто так. Здесь, в Сибири, они собирались возродить поголовье вымерших мамонтов. В сейфах в замороженном состоянии хранились вывезенные из разных полярных зон рыжая шерсть, замороженные внутренние органы, толстые, как тумбы, ноги, даже вот (пусть и сморщенный) член был. Кстати, раньше членов было два, но один украли и продали на Запад как целебный. Возможно, что продали тем же самым иностранцам, которые вкладывали теперь деньги в российскую генную инженерию. Пока ревела внутренняя сирена, пока неторопливая охрана выезжала из дежурки местного отделения милиции, Веня полураздетой вытолкал махаончика на мороз.

«Беги и не кричи».

Махаончик только кивала.

Она, в общем, не боялась. Если бы ее схватили, то ничего, кроме собственного белья, в руках у нее не нашли бы. И дежурного майора она хорошо знала. «Почему держите одежду в руках?» – «Да жарко». – «Это в пятнадцатиградусный-то мороз?» – «А я в шубке». – «А почему мокренькая?» – «От страха». Короче, махаончик выпорхнула из хранилища в полном ужасе, хотя успела бросить Вене, оглядываясь на побитые пробирки: «Слышь, а тебя не заставят восстанавливать все это?» – «Я что, мамонт?» – огрызнулся Веня. Решил? Дура – махаончик. И юмор у нее дурацкий.

Следствие длилось почти месяц, но Веня, в общем, не пострадал.

Состава преступления в его действиях не нашли, к тому же Снегурочку и злого Деда-Мороза схватили минут через сорок после попытки ограбления. Солидного Деда-Мороза, правда, схватили только на следующий год (то есть через семь часов после ограбления), зато нежного махаончика допросили сразу. Она плакала. Мало того что Веня ей не успел заплатить, ее еще и оштрафовали.

А вот к Вене сильно не придирались.

Никаких секретов он не знал, значит, выдать ничего никому не мог.

И умные слова он употреблял только при составлении кроссвордов. Плевать ему было на то, что замороженные яйцеклетки, добытые из полуразложившихся туш сибирских мамонтов, выстрелами разметало по всему хранилищу, бедный махаончик убегала из хранилища раздетая и совсем мокрая. И сам Веня долго оттирался, собирал разлитое в пробирки грязными пальцами. Он ведь не знал, что лучше тут ничего не касаться. Он ведь не знал, что в разгромленном сейфе BS хранился препарат, уже подготовленный для имплантации в матку роскошной индийской слонихи, в свою очередь подготовленной к такому важному событию. Так мне рассказал академик Шернберг, мой приятель. Не знаю, что он имел в виду под понятием тоже подготовленной. Может, слонихе крутили в зоопарке порнофильмы или водили в специальное кино. Да это и не важно. Лично мне кажется, что идея возродить поголовье сибирских мамонтов в то время, как животный мир планеты резко склоняется к полному вымиранию, – благородная идея. Когда-то мамонтов было столько, что практически только их и выбивали на стенах древних пещер. Все доисторические пещеры покрыты изображениями мамонтов – от хребта Черского до Альпийских хребтов.

Оказывается, рассказал мне академик Шернберг (кстати, зампредседателя Мамонтового комитета Российской академии наук и соруководитель Международного проекта по исследованию макро– и микроорганизмов в вечной мерзлоте), вместе со своим коллегой Кагосимой Кацудзими, профессором Токийского университета, он уже ставил у себя в Институте очень интересные опыты. Он, например, убивал быка, замораживал тушу, потом размораживал ее до комнатной температуры и снова крепко замораживал, воссоздавая условия вечной мерзлоты. Шернберг не производил впечатление человека, способного убить быка, но я ему верю. Размороженной спермой быка Шернберг оплодотворял живую корову. Шернберг не производил впечатления человека, способного оплодотворить корову, но я ему верю. Вроде бы он даже получал прекрасные результаты. Ну, в смысле, прекрасных телят. «То же самое и с мамонтом, – рассказал мне академик, выпив коньяка. – Это вовсе не такое уж сложное дело. Надо только найти замороженную сперму мамонта и приготовить специальный имплантант. Ну а потом оплодотворить слониху, которая готова к такому повороту событий. Появится гибрид, вот и славно, вот и кончаются на этом самые волнующие моменты. Дальше рутина, обычная селекционная работа. Десяток-другой лет тщательной отборочной работы и мы получим настоящего мамонта».

Веня, кстати, куда-то свалил, я долго его не видел.

Зато года через три после описанных событий академик Шернберг показал мне одну рабочую, как он сказал, видеозапись. По секрету, конечно. Мы с ним соседи по дому, наши квартиры стена в стену, я слышу иногда, как он вечерами играет на мандолине. Работы академика Шернберга не считаются открытыми, но никто их официально и не закрывал, так что приятелю показать такой видик можно.

Я увидел просторные металлические вольеры. По широкому проходу прохаживалась с метлой в руках красивая лаборантка в кудряшках, в коротком рабочем халатике. Одну вольеру занимал опытный горилла-альбинос. Не знаю, для чего его там держали, но занимался он не тем, что я ожидал увидеть, и при этом подавал непристойные знаки девушке. А в другой вольере прохаживался мохнатый мамонтенок с приличными уже бивнями. Я сразу обратил внимание на длинную рыжую шерсть, свисающую почти до пола. Поглядывая на девушку, мамонтенок (самец, подтвердил Шернберг) поднимал хобот и трубил. Все эти звери, похоже, достали девушку. С одной стороны горилла-альбинос, с другой – мамонтенок. Девушка демонстративно оттопыривала попу и мела пол метлой. Оба зверя жадно за ней следили. Ну, горилла-альбинос ладно, какое-то сознание, какие-то проблески разума, пусть и непристойного, в голове альбиноса брезжили, но вот мамонтенок вел себя из ряда вон. Что-то в нем показалось мне знакомым. Не в морде, конечно, а в манерах. Перехватив взгляд девушки, например, он хоботом и ногой показывал, что он с ней сделает, если вырвется из вольеры. Горилла-альбинос тоже пытался показать, что он с нею сделает, но на гориллу девушка даже и не смотрела.

«А чего это у мамонтенка такая походка?»

«Какая такая? Что в ней особенного?»

«А помнишь Веню?» – спросил я.

Академик отвернулся. Он не заметил моего вопроса.

Но я и не настаивал. Мало ли что работы академика Шернберга не считаются закрытыми. Время идет. Все меняется. Выпуклые глазенки веселого мамонтенка поблескивали празднично, как… яйца Фаберже. Вот почему, Володя, я и спрашиваю: кто мы? откуда? куда идем?»