Великодушные враги (Право на измену)

24

Александр задержался на целую неделю. Это была неделя исполнения желаний, подлинный триумф полнокровного, ничем не стесненного любовного чувства. Александр любил Джонет с отчаянной, самозабвенной страстностью, доводившей ее до изнеможения, с неторопливой изощренностью, от которой она теряла разум. Они вместе ездили верхом и танцевали, Александр опять играл для нее на лютне. И Джонет ничуть не волновало, что слуги глазеют ей вслед, а сама графиня ходит по замку с широкой, словно приклеенной улыбкой и холодным алмазным блеском в глазах.

Джонет решила, что, раз уж ей больше не суждено будет видеть Александра, она не упустит ни единой драгоценной секунды, которую может провести с ним наедине. В ее душе не было места для сожалений или беспокойства о том, что думают и говорят о ней другие. Если уж за ее теперешнее счастье придется дорого заплатить… что ж, она готова к этому. Но не сейчас. Позже. Господи, пусть это будет позже.

За всю неделю они ни разу не заговорили о его отъезде, однако каждое утро, видя, что Александр не принимается за сборы, Джонет опускалась на колени, чтобы поблагодарить Всевышнего, а каждый вечер, лежа в его объятиях и предвкушая еще одну ночь беспрерывного, ничем не омраченного блаженства, спрашивала себя: разве любовь к нему может считаться грехом? Нет, грехом было бы лишиться его любви.

Увы, ход времени неумолим, и одним лишь желанием, каким бы оно ни было сильным, не остановить развитие событий. Однажды утром, оторвавшись от позднего завтрака, Джонет увидела вошедшего в комнату утомленного путешествием незнакомца. Даже не успев взглянуть на Александра, она почувствовала в нем пугающую перемену.

— Вот оно, верно? — спросила она тихо. — Он пришел за тобой.

— Я знаю этого человека, — кивнул Александр. — Он привез новости, которые мне непременно нужно услышать. Скажу тебе честно, Джонет, эти новости я очень жду. Я ждал их очень-очень долго. Но даже если новости окажутся благоприятными, кое о чем я все равно буду сожалеть.

Александр накрыл ее руку своею.

— Я и так уже слишком задержался, девочка моя. Мы оба это понимаем. Даже не знаю, как я буду все это ему объяснять.

Он попытался ей улыбнуться, но у него ничего не вышло. Его глаза смотрели на нее с грустью и сожалением.

— Хотя, с другой стороны, вряд ли мне что-то придется объяснять. Лайл, должно быть, все уже знает, а не то он не приехал бы сюда сам. За это нам, конечно, следует благодарить Диану.

Джонет взглянула на высокого светловолосого мужчину, занятого серьезным разговором с графиней. Но в мыслях у нее при этом было другое: пересекающиеся, едва затянувшиеся раны, обезобразившие спину Александра. Она сердцем чуяла, что приезд гостя сулит ее возлюбленному новые опасности.

— Пойдем, — Александр сжал ее руку. — Лайл Барроу — мой самый близкий друг, он заменил мне отца с тех пор, как мне было десять лет. Кстати, именно он взял на себя все необходимые хлопоты, касающиеся твоего отъезда. Я не доверил бы тебя никому другому, любовь моя.

Заглушив в сердце ропот и желание умолять его еще хоть немного отложить отъезд, Джонет сказала лишь одно:

— Обещай, что придешь попрощаться со мной. Ради всего святого, не уезжай, не сказав мне ни слова!

Он отодвинул скамью и поднялся, заставив ее подняться вместе с собой.

— Обещаю, милая. Я причинил тебе столько горя, что уж в такой просьбе никак не могу отказать.

Александр представил ее Лайлу Барроу, чье звание, что-то вроде официального представителя британского двора, ускользнуло от ее внимания. Лайл выглядел очень усталым, но пожал ей руку и одарил обаятельной улыбкой. И все же, несмотря на бросающуюся в глаза усталость, на обаяние и внешнее дружелюбие, Джонет почувствовала, что он видит в ней противника и оценивает ее силы и влияние в этом качестве.

— Алекс, у Лайла есть для тебя новости, — сказала графиня. — Да, кстати, он разыскал твою мать, она гостит у своих друзей в Йорке.

Диана направила мужчин в небольшую уединенную комнату в самом конце длинного коридора.

— Я пришлю тебе чего-нибудь поесть, Лайл. Сможешь перекусить за разговором. И не беспокойся о леди Дуглас, Алекс, я о ней позабочусь. Нам еще многое предстоит сделать, одеть ее и снабдить всем необходимым.

Никто не подталкивал Джонет, но — словно ведомая какой-то неизвестной силой — она слепо последовала за Дианой по винтовой лестнице в свою комнату. Бросив взгляд на постель, она тотчас же отвела глаза. Любое напоминание об Александре могло вызвать слезы.

Диана налила бокал вина. Повернувшись, она протянула его Джонет.

— А ну-ка, выпейте. У вас такой вид, будто вы сейчас рухнете в обморок.

Джонет молча повиновалась. По крайней мере, теперь хоть было, куда смотреть и чем заняться.

— Черт побери, я же предупреждала Алекса на ваш счет! Я ему говорила, что вы не поймете. Но он никогда раньше не имел дела с невинными девушками, и ему страшно захотелось позабавиться с девственницей. Ну а теперь, похоже, вы собираетесь закатить на прощание душераздирающую сцену. Он как ни в чем не бывало отправится в путь, мужчины всегда так поступают. А вот мне придется подбирать побитые черепки.

— Уверяю вас, госпожа графиня, за мной ничего подбирать не придется! — возмущенно воскликнула Джонет.

Диана кивнула.

— Так-то лучше. Хоть краска на лице появилась.

Повернувшись, она налила второй бокал и поднесла его к губам.

— Неужели вы и вправду думали, что это надолго? Что у такого человека, как Александр, может быть что-то серьезное с таким ребенком, как вы?

— Нет, я знала, что это будет ненадолго, — сумела выговорить Джонет, и голос у нее не задрожал. — Он с самого начала честно предупредил меня об этом.

Диана отпила глоточек вина.

— Скажу вам по всей правде, Джонет, вы меня удивили. Вам удалось удержать Алекса куда дольше, чем я предполагала. Мне казалось — и я с самого начала сказала ему об этом, — что через день-два эта интрижка ему наскучит, но вот глядите-ка, неделя прошла, а он все еще не утратил интереса! Очевидно, все дело в новизне.

Она бросила выразительный взгляд на постель.

— Хочу быть с вами совершенно откровенной, дорогая, вы уж извините мне некоторую вульгарность, но, что касается красивых женщин, у Александра всегда был богатый выбор. Женщины со всей Европы, женщины с большим опытом. Обладающие — как бы вам объяснить? — обширными познаниями и способностью к бесконечному разнообразию.

Диана улыбнулась поверх ободка своего бокала.

— Все же вы были, — она вновь улыбнулась, сумев вложить в свои слова оскорбительный смысл, — обольстительны… Весьма обольстительны. Он так сказал.

Джонет крепче сжала пальцами бокал. Пустота, которую она ощущала внутри, сменилась новым ощущением. Ей стало по-настоящему дурно.

— Еще один разумный совет на дорожку, милочка, и я ухожу. Вы приятно провели время, и вам крупно повезло, что вас приобщил к любви не кто-нибудь, а человек, по-настоящему знающий в этом толк. Однако не стоит заблуждаться и превращать прошедшую неделю в нечто большее, чем простое приключение. Это было бы неразумно. И для вас, и для Алекса.

Джонет встретилась с ней взглядом. Она все правильно поняла и оценила в тот первый вечер. Графиня была грозной соперницей.

— Вы его любите?

Диана снисходительно усмехнулась.

— Скажем так: мне нравится заниматься с ним любовью. Мы это делали много лет. И я намерена предаваться этому занятию еще долгое время после того, как вы станете для него не более чем приятным воспоминанием. Поразмыслите об этом, Джонет, когда Александр сегодня уедет. Поразмыслите об этом и благодарите Бога, что он отправляет вас во Францию.

— Говорят, тебя ждали в Эдинбурге еще на прошлой неделе.

— Ты хорошо осведомлен, — усмехнулся Александр.

— Такая у меня работа.

Александр сел к столу, ногой подтолкнув второй стул Лайлу.

— Это ты верно заметил.

Вошел слуга, нагруженный подносом, уставленным пивными кружками, кувшином эля и едой, оставшейся от завтрака. Александр дождался, пока он не выйдет, потом налил две кружки эля, всеми силами стараясь казаться спокойным.

— А я слышал, что ты собирался остаться в Лондоне. Похоже, ты проделал весь этот путь в большой спешке. Надеюсь, новости того стоят.

Лайл с наслаждением отхлебнул эля.

— Думаю, стоят. И полагаю, ты со мной согласишься.

Александр ощутил внезапную сухость во рту, его сердце учащенно забилось.

— Ты говорил с Вулзи?

— Да.

— И что же?

Лайл внезапно рассмеялся, торопясь поделиться с другом общим торжеством.

— Ты оказался прав, Алекс! Было такое письмо! И старый лис его сохранил. Письмо все еще у него.

Александр откинулся на спинку стула. Для него наступил долгожданный миг ликования, сладчайшая минута всей его жизни. После стольких лет страданий, мук, унижений имя Гэвина Хэпберна будет очищено от клеветы.

— Покажи, — сказал он тихо.

— Вот тут есть загвоздка. Вулзи не выпустит письма из рук, пока Яков не будет доставлен в Лондон.

Разочарование было столь жестоким, что Александр едва сумел овладеть собой. Он встал, с грохотом оттолкнув свой стул.

— Чтоб ему гореть в аду! Так и передай. С моими наилучшими пожеланиями.

— Неужели ты думал, что Вулзи выпустит из рук свой главный козырь?

Александр прищурился.

— Я не шевельну и пальцем, чтобы переправить Якова через границу, пока письмо не окажется в моих руках. Таково было мое изначальное условие, я, кажется, совершенно ясно выразился. Разрази меня гром, Лайл, откуда мне знать, что это то самое письмо? И кто поручится, что Вулзи отдаст его мне после того, как я доставлю короля в Лондон?

— А если он отдаст тебе письмо, откуда ему знать, что ты привезешь Якова? Как видишь, в эту игру могут играть двое.

— До сих пор я всегда держал слово. Мне казалось, что Вулзи мог бы принять это во внимание. И ты тоже. Какую бы адскую работенку вы мне ни подбрасывали, я все выполнял неукоснительно.

Александр нахмурился, пристально изучая усталое, озабоченное лицо друга.

— Ты что, перестал мне доверять, Лайл? Господи Боже, после стольких лет ты мне больше не доверяешь? — повторил он с возрастающим удивлением.

Лайл заколебался.

— Мы никогда раньше не просили тебя предать Шотландию. Если уж быть совершенно откровенным, я совсем в тебе не уверен.

— Ах, вот как это теперь называется? Я должен предать Шотландию?

Лайл заглянул ему в глаза.

— Мне так не кажется, но я не вполне уверен в том, как ты сам к этому отнесешься, сынок. Ты уж меня извини, но мне пришлось поделиться своими сомнениями с Вулзи! Черт побери, это моя работа!

— Да, конечно, — Александр сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться, и снова сел. — Извини, Лайл. Просто… просто мне так нужно было это чертово письмо.

Он закусил губу и рассеянно провел рукой по волосам.

— Мы же с тобой всегда опасались, что все вот так и кончится. Что мы окажемся по разные стороны.

— Этого пока не случилось, но когда-нибудь случится непременно, — с горечью подтвердил Лайл. — Я хочу, чтобы ты поселился в Англии, Алекс. Хочу видеть тебя женатым на Диане, богатым, уважаемым. Ты должен поставить свои выдающиеся способности на службу стране, в которой оценят их по достоинству, а не растрачивать себя в Шотландии, где тебя считают изгоем, где тобою помыкают Дугласы, не достойные чистить тебе сапоги и не умеющие вычистить их как следует, им на это ума не хватит!

— Какое красноречие! — заметил Александр с деланной улыбкой. — Неужели ты все еще пытаешься меня завербовать?

— Не могу же я стоять в стороне и праздно наблюдать, как ты упускаешь возможность получить все, что хочешь, и даже больше! — Лайл наклонился к нему через стол. — Алекс, я видел это письмо! Честное слово, видел своими глазами, хотя Вулзи и закрыл от меня подпись, чтоб ему лопнуть! Если хочешь его получить, доставь нам Якова. Клянусь, мы выполним свою часть договора!

Александр вновь откинулся на спинку стула и закрыл глаза, потихоньку потягивая эль.

— Пришли мне половину письма, Лайл. Хоть кусочек. Я хочу сам убедиться, что это именно то, о чем говорит Вулзи. Пусть пока оставит у себя вторую половину, ту, где подпись. Она должна быть мне передана, как только Яков переступит порог Йоркского замка. В противном случае сделка не состоится.

Несколько мгновений в комнате царило молчание.

— А что? Он, возможно, и согласится, — пробормотал Лайл. — Для Вулзи это вопрос жизни и смерти.

Александр открыл глаза и послал другу многозначительную улыбку.

— Письмо, Лайл, письмо. Достань его для меня.

Лайл допил свой эль.

— Сделаю, что смогу, но ничего не обещаю.

— Ты ему только намекни. Если ничего не выйдет, что ж, я пойму. — Александр вновь перегнулся через стол. — И раз уж мы говорим друг с другом откровенно, тебе следует знать кое-что еще. Я никогда не откажусь от шотландского подданства, даже если придется какое-то время пожить в Англии. Я никогда не откажусь от Дэрнэма. И тебе, и Вулзи, и Норфолку, и еще многим другим надо хорошенько это усвоить.

— Я понимаю.

Александр кивнул.

Лайл поудобнее уселся за столом, наконец обратив внимание на тарелку с завтраком. Несколько минут он ел молча, потом искоса посмотрел на Александра.

— А что насчет этой девицы Максвелл? Диана мне сказала, что у тебя в полном разгаре роман с племянницей Мьюра, — сказал он. — Если бы это был не ты, а кто-то другой, я бы заподозрил, что речь идет о мести. Но ты не из таких. И ты не стал бы отправлять случайную подружку под покровительство Элизабет. По крайней мере, не эту.

Александр не стал отвечать.

— Ты видел матушку. Передал ей мое письмо?

Лайл кивнул, не переставая жевать.

— И как она к этому отнеслась?

— Сказала, что будет счастлива поселить в доме гостью и что надеется увидеть тебя в Лондоне.

Александр помрачнел.

— И это все?

— Все. Ах да, она просила передать тебе привет. Все как обычно. Ни слова о Мьюре. — Он поднял голову от тарелки. — Элизабет очень скрытная. Я давно это заметил. С тех самых пор, как познакомился с ней.

Поскольку Александр никак не отозвался на последнее замечание, Лайл вновь посмотрел на него украдкой.

— Мне готовить ее к отправке во Францию?

— Безусловно. Я хочу, чтобы ты сам обо всем позаботился. Джонет нужно доставить в целости и сохранности прямо в дом Олбани, и никто не должен знать, что она была со мной.

Александр взглянул другу прямо в глаза.

— Используй все свои связи, Лайл. Не жалей денег. Я позабочусь, чтобы твой карман не пострадал.

— Об этом не беспокойся, Алекс.

— Да, и вот что еще, Лайл, — продолжал Александр уже более просительным тоном. — Джонет наверняка захочет сама тебе заплатить. Гордость Максвеллов и ей покою не дает.

Он улыбнулся, и эта улыбка была красноречивее любых слов.

— У нее с собой несколько украшений, Лайл. Отличные камушки. Она тайком утащила их из Берила прямо из-под носа у Мэрдока. Не позволяй ей их продавать, дружище. Постарайся ей помешать. Эти драгоценности — все, что у нее есть.

— Никаких затруднений. Я ей скажу, что все уже оплачено. Уважение наследственных прав, действующих в Шотландии, или что-то в этом роде.

— Спасибо.

Лайл налил еще кружку эля.

— И все? Ты больше ничего не хочешь сказать?

— Не о чем больше говорить.

— Только не смотри на меня этим ангельски-невинным взглядом, Алекс. Не забывай, мальчик мой, я сам тебя этому научил. И я все еще не разучился видеть тебя насквозь.

Александр пристально рассматривал свою кружку с элем.

— Впервые в жизни я повел себя безответственно, Лайл. Совершенно безответственно, и притом в самом важном деле. Больше всего на свете я боюсь причинить боль этой девушке. Больше всего жалею о том, что у меня совсем не осталось времени.

— Понимаю. Что ж, этим все сказано, не так ли? Мне очень жаль, Алекс, — вздохнул Лайл. — Боюсь, то, что я сейчас скажу, тебя не обрадует, но я уже назначил твою встречу в Эдинбурге на завтрашний вечер с неким джентльменом, который поможет тебе устроиться в замке. Придется поспешить. Повторяю, мне очень жаль.

Александр кивнул.

— Я заподозрил что-то в этом роде, как только увидел тебя. Я уезжаю сегодня же. — Он допил остатки эля. — Когда предстоит сделать что-то неприятное, лучше покончить с этим поскорее. Умные люди так советуют.

Когда Александр вошел в комнату, Джонет все еще стояла на том же месте, где ее оставила Диана, по-прежнему сжимая в руке пустой бокал. Она так и не заплакала, понимая, что не может себе этого позволить.

Александр плотно притворил за собой дверь и прислонился к ней, оглядывая девушку неторопливым взглядом серых глаз, способных читать в самой потаенной глубине ее души.

— Что случилось, милая?

Джонет наконец поставила бокал.

— И ты еще спрашиваешь?

Александр осмотрел комнату, его задумчивый взгляд остановился на втором бокале, том, из которого пила Диана. Он подошел и взял его в руки. В бокале еще оставалось немного вина.

Джонет стало трудно дышать. Они вместе смеялись над нею. Они считали ее дурочкой. Этакой неискушенной простушкой. И они не ошиблись.

— Мне только жаль, что ты уезжаешь, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал беспечно. — Ты ведь едешь сегодня, верно?

— Боюсь, что да. Грант уже седлает лошадей. Но у нас есть еще время. Так что она тебе сказала?

— Кто?

Он нахмурился.

— Диана.

— Ничего особенного.

Одно из новых платьев Джонет было разложено поперек постели. Она отвернулась и принялась расправлять на нем складки.

— Мы обсуждали мои наряды. В Лондоне они мне понадобятся, понимаешь?

Она услышала его приближающиеся шаги. Александр повернул ее к себе лицом.

— Что она тебе сказала, Джонет?

Джонет подняла на него глаза и задала встречный вопрос:

— Кто она тебе, Алекс? Что она для тебя значит? Говори правду, черт тебя побери!

— Она мой друг, — ответил он без промедления. — Очень близкий друг. Вот уже несколько лет.

— Ты хочешь сказать, она твоя возлюбленная.

— Возлюбленная? Нет, я бы так ее не назвал. Диана Хэмптон ни с кем не связана. Она сама выбирает себе мужчин, как ты, скажем, выбирала бы платья. Не думаю, что она когда-нибудь сможет принадлежать кому-то одному. Но мы с ней не раз выручали друг друга из всяких передряг, и не раз на протяжении нашего знакомства между нами возникала близость. Но ты об этом знала с самого начала, не так ли?

— Да! Да, конечно! Я об этом знала, не так ли? — Джонет попыталась отвернуться, но Александр заставил ее по-прежнему смотреть себе в лицо.

— Диана может при желании стать настоящей мегерой. К тому же она мастерица делать намеки. Я же вижу, она тебя расстроила. И я хочу знать — его лицо передернулось, — что она тебе наговорила?

— Ты не обязан защищать меня, Алекс. Я не так глупа и беспомощна, как вам всем хотелось бы думать!

— Ясно.

Он отпустил ее и отошел на шаг.

— Меня осадили и поставили на место, хотя за что — убей Бог не пойму. И у меня нет иного выхода, как спуститься вниз к Диане и выяснить у нее, что за чертовщина здесь происходит!

— Нет, не надо! — Джонет схватила его за руку. — Не говори ей… Я не хочу, чтобы она думала, будто я что-то такое сказала…

— А ты ничего и не сказала. В том-то все и дело.

Джонет тяжело вздохнула, чувствуя себя неопытной молоденькой дурочкой. Удивительно, как Диане удается внушить ей это ощущение. Она вспомнила бессердечный смех и жестокое торжество в голубых, по-кошачьи приподнятых уголками вверх глазах. Ей не хотелось пережить все это снова.

Она встретила взгляд Александра, приняв, как ей показалось, вид светской дамы.

— Ничего особенного не произошло, Алекс. Ничего такого, чего мне не следовало бы ожидать. Я знала, что у тебя было много женщин. Ты никогда этого не скрывал. Просто я не думала, что ты способен обсуждать меня… нас… с такой, как она.

Он смотрел на нее, в изумлении сдвинув брови.

— Но я и не думал ничего с ней обсуждать, Джонет! Клянусь тебе, милая, у меня и в мыслях не было!

Куда делась вся ее светскость?

— Вот как? В таком случае откуда же ей стало известно, что ты был так очарован возможностью… позабавиться с девственницей? Она дала понять, что чуть ли не сама послала тебя ко мне!

— Я никогда не говорил с ней о том, что собираюсь позабавиться с тобой, дорогая. Мне это даже в голову не приходило. Теперь припоминаю, сама Диана что-то сказала на этот счет в ту ночь, когда была гроза, и я… — он помедлил, поднял брови, и улыбка вновь показалась на его лице, — не оправдал ее ожиданий. Поверь мне, она была страшно раздосадована.

Джонет не ответила на улыбку, и Александр пытливо заглянул ей в глаза.

— Могу себе представить, чего ты себе навоображала, Джонет, какой чушью Диана забила твою юную головку. Но чем бы ни была для тебя эта неделя, для меня это не было забавой. Это чистая правда, милая, Богом клянусь. Я ни разу не солгал тебе и не ввел тебя преднамеренно в заблуждение за… — он быстро отсчитал время назад, — за последние две недели и три дня.

— Ты не говорил с нею о нас?

Он встретил ее взгляд.

— Нет, милая. Словом не обмолвился. Клянусь честью Хэпберна из Дэрнэма.

Александр улыбался, и Джонет невольно тоже начала улыбаться. Было в нем что-то неотразимое.

— Ну, раз так, ты скажешь мне правду, Алекс? — Она заколебалась, стараясь справиться с волнением. — Если я спрошу кое о чем еще?

— Конечно, девочка моя.

Джонет опустила глаза к полу.

— Тебе понравилось со мной? Я хочу сказать… — она невольно оглянулась на постель, — Диана говорила, что ты любишь разнообразие, а я понятия не имею…

Александр обнял ее, внезапно затрясшись от безудержного хохота. Потеряв равновесие, они оба упали, и он подтянул ее к себе, заставив раскинуться у себя на груди.

Джонет оттолкнула его.

— Не смейся! Не смей потешаться надо мной! Слышишь, не смей! Ты же прекрасно знаешь, что у меня нет никакого опыта!

Александр все никак не мог остановиться.

— Ну, дорогая, вот тебе крест, не думал я, что доведется смеяться сегодня.

Он вновь зашелся от смеха и попытался справиться с собой.

— Честное слово, девочка моя, за последнюю неделю я подрастерял свою изобретательность. И никакие мысли о разнообразии как-то не лезут в голову. — На его лице появилась лукавая усмешка. — Но если ты настаиваешь, постараюсь что-нибудь придумать. Благодарение Богу, у нас есть еще несколько часов.

— Да нет, я… мне и так нравится все, что ты делаешь.

Джонет покраснела как рак, заставив себя встретить его лукавый, насмешливый взгляд.

— Мне хотелось бы знать, что не только я одна получаю удовольствие. Если уж мне суждено остаться для тебя всего лишь воспоминанием, Александр Хэпберн, то, черт возьми, я бы хотела стать приятным воспоминанием!

Веселость исчезла с лица Александра.

— Диана может быть настоящей ведьмой, — заметил он тихо. — И ты — единственная женщина из всех, кого я знаю, удостоенная сомнительной чести вызвать ее ревность. Можешь считать это высочайшим комплиментом. — Его руки обвились вокруг нее, притягивая ее крепче, прижимая к сердцу. — А что касается удовольствия, Джонет, — да, ты доставляешь мне удовольствие. Больше, чем любая другая женщина на свете. Вот в этом, дорогая, и состоит весь ужас моего положения!

— Проснись, любовь моя, и поцелуй меня на прощание. Я не могу больше задерживаться.

Джонет открыла глаза. В комнате было темно, но она различила, что Александр уже одет. О Господи, он уже уезжает!

Сразу же проснувшись, она в ужасе села в постели.

— И ты позволил мне заснуть! Я же не хотела! Разве можно так тратить драгоценное время!

Александр присел на край кровати и обнял ее.

— Мы оба заснули, дорогая. Всего на пару часов. И если уж честно признаваться во всем, ты, милая, сегодня выжала меня как лимон, так что отдых был совершенно необходим. Я, конечно, говорю только о себе. — Он поцеловал ее в макушку, потом провел губами по ее обнаженному плечу. — Грант уже ждет меня с лошадьми и целым запасом наставлений насчет молодых дураков, попусту растрачивающих дневное время и вынужденных пускаться в дорогу в темноте. Ну, ничего, погода хорошая, луна светит ярко, мы еще успеем вовремя добраться до Эдинбурга. — На мгновение он прижался щекой к ее плечу. — Я отдал бы целое состояние, чтобы провести с тобой еще денек, любовь моя.

— Алекс…

Джонет прильнула к нему, запоминая волшебное ощущение его объятий, стук его сердца рядом с ее собственным, тепло его губ на своей коже. Пришлось проглотить ком в горле.

— Что бы там ни ждало тебя в Эдинбурге, обещай мне, что будешь осторожен, хорошо?

— Ладно.

— И во имя всего святого, берегись Дугласов! Теперь они ненавидят тебя еще больше… из-за меня.

— Ладно, милая.

Она крепче обвила руками его шею. Александр все время называл ее дорогой и любимой, но ни разу так и не сказал, что любит ее. Он даже не сказал, что хотел бы оставить ее в Англии. Но Джонет уже не была той наивной дурочкой, что раньше, и кое-какие правила успела усвоить. Например, о том, что не следует задавать прямых вопросов.

— Прошу тебя, не забывай меня, — прошептала она.

Александр подхватил ее на руки, поцеловал и вновь опрокинул на постель.

— И не надейся, милая. Хотел бы я тебя забыть, но увы…

Еще минуту он молча держал ее в своих объятиях, а потом вдруг сказал:

— Ты ни разу не упомянула о Мьюре. Я ждал этого всю неделю.

Джонет медлила, тщательно подбирая слова.

— Ты его ненавидишь, Алекс. Теперь я это понимаю, хотя мне всем сердцем хотелось бы все изменить. Мне никогда не удастся тебе объяснить, что он за человек на самом деле, и я не хочу оскорблять твои чувства, заводя об этом разговор. К тому же сейчас он в руках Божьих, а не в твоих руках, Алекс. Обращаясь к Богу, я часто вспоминаю его. А теперь буду молиться и о тебе. Наверное, это все, что мне осталось до конца моих дней.

— Я постараюсь передать ему привет от тебя, если только смогу. Скажу, что ты здорова и в безопасности.

Это был настоящий подарок, сказочно щедрый и совершенно неожиданный. Как ничто другое, эти последние слова довели ее до слез.

— Я буду тебе очень благодарна, Алекс… очень.

— Да ладно тебе! — Он вновь вздохнул. — Ну что ж, милая, мне пора.

Джонет начала было подниматься, но Александр остановил ее.

— Нет! Нам обоим будет легче, если мы попрощаемся здесь.

Он еще раз поцеловал ее, вложив в поцелуй всю боль расставания.

— Храни тебя Господь, Джонет Максвелл. Вспоминай обо мне время от времени.

— Алекс… — она цеплялась за него, стараясь отогнать слезы. — О Боже, неужели на этом все кончится?

— Да. Это все, что я могу для тебя сделать, милая девочка. Ты не поймешь, но поверь мне, это так. Просто поверь. Может быть, когда-нибудь ты поймешь… Ты еще поблагодаришь меня за то, что я заставил тебя уехать.

Он опять коснулся губами ее губ, тихо и нежно на этот раз.

— Береги себя, любовь моя. Повеселись хорошенько в Лондоне и в Париже. Но не позволяй им слишком сильно себя изменить, оставайся такой, как сейчас.

Александр осторожно разомкнул ее руки, обвивавшие его шею, поднес их к губам и торопливо поцеловал, а потом отпустил ее и встал.

— Прощай, Джонет.

Он произнес это решительно и громко. Она ответила едва слышным шепотом:

— Прощай, Александр.

Он повернулся к двери, вышел, тихонько поминая по дороге и Бога, и черта, спустился по винтовой лестнице и направился, не разбирая дороги, к выходу по тускло освещенному коридору. Разрывающая душу боль глубоко сидела в нем, и было не похоже, что она скоро утихнет. Господи, все оказалось даже хуже, чем он мог предположить!

В полумраке женская фигура отделилась от стены и заступила ему дорогу. Он остановился.

— Ну наконец-то ты оторвал ее от своего сердца! Хватит ли тебе сил добраться до Эдинбурга?

Александр сдержал раздражение.

— Да, прелесть моя, сил мне хватит. Но я был бы тебе обязан, если бы в ближайшие несколько дней ты вела себя паинькой. Конвой, посланный Лайлом за Джонет, прибудет к концу следующей недели. И если уж тебе непременно нужно об кого-то точить коготки, милая Диана, прибереги их для меня. Я для этого подхожу куда лучше.

— Ах вот как! Значит, она все-таки рассказала тебе о нашем разговоре! Жаль, что меня при этом не было, — насмешливо заметила Диана. — И что же она сказала?

— Ничего особенного. Я все понял и составил для себя полную картину. Должен признать, я несколько удивлен. Мне казалось, что я знаю тебя лучше.

Диана подошла ближе. Он явственно ощутил запах ее дорогих французских духов.

— Тебе казалось, мне будет приятно, что ты спишь с другой женщиной под моей крышей?

— Мне и в голову не приходило, что ты примешь это близко к сердцу, — холодно возразил Александр. — Ты же никогда раньше не требовала исключительных прав. Скорее, все было наоборот. Если память мне не изменяет, когда мы были в Париже, ты переспала с половиной французского двора… включая самого Франциска.

Она положила руку ему на грудь.

— А ты ревновал, дорогой?

— Ничуть, — ответил он вызывающе равнодушно. — И насколько мне известно, ты тоже до сих пор не испытывала ревности.

Диана ухватилась за застежку его кожаной безрукавки.

— Я никогда не думала, что ты дашь мне повод. А вот на сей раз я в этом не уверена.

Александр ответил не сразу. Он заставил ее разжать пальцы и заговорил, глядя вниз, на ее руку:

— Нам с тобой есть что вспомнить. Мы неплохо проводили время, Диана. Быть может, в будущем мы еще тряхнем стариной, если захотим и если судьба будет к нам благосклонна. У меня с Джонет не было ничего, кроме одной-единственной недели. Жаль, что тебе это так досадило. Если б я только знал, то отвез бы ее в другое место.

Диана вдруг рассмеялась.

— Вот уж тут ты врешь! Ты все равно стал бы набиваться ко мне в гости и умолял бы меня ее принять, потому что тебе больше некуда было податься.

Александр невольно улыбнулся.

— Это верно. Но я бы что-нибудь придумал. — Он сжал ее руку. — А теперь обещай, что будешь вести себя хорошо. Я не оставлю ее здесь, если ты собираешься над ней издеваться.

— Ты привезешь сюда Якова?

— Если на то будет воля Божья и нашего лорд-канцлера.

Ему удалось различить в темноте ее улыбку.

— Ну что ж, отлично. Раз уж ты просишь, Алекс, любовь моя, я буду вести себя хорошо. Но помни, я собираюсь точить коготки.

Диана поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы.

— А теперь отправляйся. И береги себя, — прошептала она, сделав вид, что не заметила ответного равнодушия. — Лайл чуть с ума не сошел, он прождал тебя весь день. Как видишь, ты не только меня заставил поволноваться.

Она кивнула в направлении выхода. Он разглядел в темноте конские морды и стройный силуэт своего друга, а рядом приземистую, коренастую фигуру Гранта.

Александр быстро попрощался с Дианой и направился к лошадям. Подобрав поводья, он подтянул подпругу и обернулся к Лайлу.

— Так ты дашь мне знать насчет письма? Учти, мы с Мальчишкой не тронемся с места, покуда я его не получу.

— Ну конечно, Алекс. Держи связь с Дианой. Я пошлю весточку через нее. Стептон так близок к границе, что мы вполне можем сделать его нашей штаб-квартирой. Я пришлю сюда войсковой отряд, он будет сопровождать вас с Яковом до Лондона.

Александр кивнул, и мужчины пожали друг другу руки.

— Будь осторожен, Алекс. Береги себя, — в голосе Лайла слышалась искренняя озабоченность.

— Ты тоже, Лайл. И позаботься о девочке.

— Алекс!

Александр обернулся. Джонет бежала к нему через двор. Сердце у него замерло на мгновение.

— Алекс, подожди!

Лайл предусмотрительно отступил в тень. Грант вдруг спохватился, что не успел сказать что-то крайне важное одному из конюхов.

— Я знаю, мы уже попрощались, но я… я не могла оставаться наверху, — задыхаясь, проговорила Джонет. — Обещаю, что не стану плакать и не поставлю тебя в неловкое положение.

Сердце Александра сильно забилось, боль в груди стала острее. Он заставил себя придерживаться легкомысленного тона, хотя это далось ему нелегко.

— Я полагал, что за это время ты успела лучше изучить меня, милая. Хэпберна из Дэрнэма невозможно поставить в неловкое положение. Мы, Хэпберны, совершенно лишены стыда.

Она улыбнулась. Александр явственно различал ее черты в свете факелов: растрепавшиеся волосы, прекрасные, щедрые губы, все еще соблазнительно припухшие от его поцелуев.

— Это неправда, я это твердо знаю. Теперь я многое знаю о тебе.

— Верно, милая, знаешь.

Он вспомнил, как она его ласкала, как билось и трепетало под ним ее тело. Как теперь вынести целую жизнь без ее любви?

— Только никому не рассказывай, каким образом ты разузнала обо мне так много, любовь моя. Ты же не хочешь довести набожных придворных дам до обморока! Одна мысль об этом приводит меня в ужас!

Джонет улыбнулась в ответ, и опять его сердце сжалось от боли. Александр вскочил в седло, опасаясь лишиться присутствия духа. Если он сию же минуту не уедет, с его губ могут сорваться слова, о которых потом придется горько пожалеть. С такими словами он не имел права обращаться ни к одной порядочной женщине. И уж меньше всего к Джонет.

— Погоди, Алекс. У меня есть кое-что для тебя, — она подошла к самому стремени и протянула вверх крепко сжатый кулачок.

Александр машинально наклонился, и Джонет вложила ему в ладонь какой-то твердый круглый предмет. Он поднес его к глазам. Это было кольцо, мужской перстень с крупным, квадратной формы рубином в массивной золотой оправе. Александр узнал его: это было одно из ее сокровищ. Рубин сверкал и горел огнем. Несомненно, он стоил целое состояние.

— Джонет… — Александр попытался превозмочь боль. — Нет, милая. — На мгновение он стиснул кольцо в кулаке, но тут же протянул его обратно. — Это слишком дорогой подарок. Я…

Она схватила его за руку и заставила сжать пальцы вокруг кольца.

— Это перстень МакДональдов, он переходил в нашей семье из поколения в поколение. Говорят, он достался нам от Повелителей Островов [Имеются в виду Оркнейские острова в Северном море, завоеванные в IX веке древними викингами и переданные Норвегией шотландской короне в 1468 г.]. Моя мать передала его моему отцу в день венчания. — Джонет вскинула голову. — Что ж, а я обручена, Алекс… единственный раз в жизни.

— Нет, милая. Я не могу…

— Алекс, прошу тебя, — с трудом прошептала она.

Александр чувствовал, что слезы уже близко. Джонет вновь сжала его пальцы вокруг перстня.

— Если эта неделя хоть что-то для тебя значила, обещай, что будешь его носить.

С тяжелым вздохом он разжал кулак. Свет факела отразился в камне, и тот сверкнул грозным дымным пламенем пожара. Александр надел его на палец.

— Как раз впору, — заметил он.

— Как мы с тобой, верно? Мы пришлись друг другу как раз впору.

Выругавшись сквозь зубы, Александр наклонился, подхватил ее на руки и, подняв в седло, прижал к груди так крепко, что она едва могла дышать.

— Черт бы тебя побрал, Джонет Максвелл! — прошептал он, зарывшись лицом ей в волосы. — Ты не дашь мне покоя, верно?

— Так же, как и ты мне, Алекс. Око за око… Ты сам знаешь, как там дальше.

Он улыбнулся, слушая ее задыхающийся глухой голос.

— Я буду его носить при одном условии, милая. Если ты мне позволишь вернуть его тебе в Лондоне перед отъездом во Францию.

Джонет едва не потеряла дар речи от неожиданности.

— Значит, ты приедешь?

— Если это будет в человеческих силах. И если ты все еще захочешь меня принять, — добавил он, осторожно отстраняя ее от себя. — Как я уже говорил однажды, выбор за тобой.

Джонет ничего не ответила. Она прильнула к нему, крепко обняла и поцелуем дала ему понять, каков будет ее выбор.

Александр вновь прижал ее к себе. Он хотел ее так сильно, что не замечал ни своего беспокойно переступающего коня, ни собравшихся вокруг любопытных. Он позабыл о том, что отправляется в самое пекло, откуда ему еще предстояло как-то выбраться. На одну минуту он позволил себе забыться в блаженном покое.

Они увидятся снова.

А потом Александр спустил Джонет с седла и, наклонившись, в последний раз взъерошил ей волосы.

— А ну-ка, марш в постель! — шутливо скомандовал он. — И горе тебе, женщина, если отныне ты хоть раз окажешься в ней не одна!

Джонет обхватила себя обеими руками, поеживаясь от холода. Даже в густом сумраке позднего вечера он заметил ее улыбку.

— Это касается и вас, лорд Хэпберн. Постарайтесь не заводить слишком близких знакомств за то время, что вы будете отсутствовать.

Грант уже успел вскочить в седло. Лайл и Диана подошли поближе. Все вновь обменялись словами прощания.

Александр взглянул на Джонет. В последний раз. Нет, это не в последний раз, напомнил он себе. Еще не самый последний.

— Счастливого пути, милая. Как приедешь в Лондон, передай привет моей матери.

Джонет подняла голову.

— Непременно передам, Алекс. Я скажу ей, что ты был… — она сделала многозначительную паузу, — обольстительным. Совершенно обольстительным. Знаешь, для меня это слово очень много значит.

Диана вздрогнула словно от удара.

Глаза Джонет не отрывались от лица Александра, но уголки ее рта вздернулись выше. Он ощутил какой-то скрытый намек, смысл которого от него ускользнул, однако спрашивать, в чем дело, конечно же, не стал. Вместо этого он выровнял свою беспокойную лошадь.

И тут на него нахлынуло чувство радостного облегчения, словно он лишь теперь до конца осознал, что прощается еще не навсегда. Пока еще нет. Сам себе не отдавая отчета в том, что делает, хозяин Дэрнэма запрокинул голову и рассмеялся.

Его конь встал на дыбы, Александр взмахнул рукой и поскакал в темноту, все еще смеясь.