Великолепная Гилли Хопкинс

«КАБАРЕ — КИРКА»

С Агнес Стоукс она познакомилась на следующий день во время перемены. Агнес, маленькая, неказистая девчонка, училась в параллельном шестом классе. Длинные рыжие волосы сальными прядями спускались по ее спине, и когда она подкралась к Гилли на спортивной площадке, та сразу заметила, какие у нее грязные ногти.

— Я знаю, кто ты такая, — сказала девчонка.

Гилли тут же вспомнила сказку о карлике. Так же, как и тот карлик, эта девчонка, похоже, имеет власть над людьми. Она знает, кто такая Гилли, а вот Гилли ничего о ней не знает.

— Ну? — сказала Гилли, давая понять злой карлице, что ей на это наплевать.

— Здорово ты вчера отлупила этих мальчишек.

— Ну? — Гилли не могла скрыть, что это ее несколько заинтересовало.

— Вся школа об этом говорит.

— Ну и что?

— А вот что, — девчонка прислонилась к стене, будто ее общество могло доставить Гилли большое удовольствие.

— Что же?

Девчонка сморщила веснушчатый нос:

— Вот я и подумала, мы с тобой должны подружиться.

— С какой это стати? (Карлики вечно кого-нибудь преследуют.)

— Да просто так.

На этой пигалице была куртка с такими длинными рукавами, что руки тонули в них. Она стала засучивать рукава, сперва левый, потом правый. Делала она это медленно, молча: будто совершала какую-то церемонию. Гилли прямо в дрожь бросило.

— Как тебя зовут? — неожиданно выпалила она, не очень надеясь, что девчонка станет отвечать.

— Агнес Стоукс, — шепотом, как заговорщица, сказала та. — Но ты зови меня просто Аг.

— Вот еще.

Гилли обрадовалась: зазвенел звонок и можно было убежать от Агнес. Но когда после уроков она отправилась домой, Агнес выскользнула из-за угла и пошла рядом.

— Давай зайдем ко мне, — сказала она, — бабка не рассердится.

— Не могу, — Гилли не собиралась заходить к Агнес Стоукс, пока не выяснит, что у этой девчонки на уме. Такие, как Агнес, ни с того ни с сего в друзья не навязываются.

Гилли ускорила шаг, но Агнес не отставала и, подпрыгивая, держалась рядом. Они поднялись на холм и подошли к дому Троттер. Агнес нахально повернула за ней к двери. Гилли обернулась и раздраженно сказала:

— Сегодня ко мне нельзя.

— Почему?

— А потому, что я живу со страшным людоедом, который живьем заглатывает рыжих девчонок.

Агнес испуганно отступила.

— Ой, — сказала она. Потом нервно захихикала. — Все ясно. Разыгрываешь.

— Каррамба, — зарычала Гилли, наступая на девчонку, как страшный великан-людоед.

Агнес отшатнулась.

— Ты что?

Так тебе и надо. Ей все-таки удалось напугать эту уродину.

— Может, завтра получится, — спокойно сказала Гилли и, не оглядываясь, вошла в дом.

— Это ты, Уильям Эрнест, детка?

От этих слов Гилли замутило. До чего же лебезит Троттер перед этим придурком. Троттер появилась в коридоре.

— А, это ты, Гилли, — сказала она. — Так рано? А я подумала, это Уильям Эрнест.

— Ага, — Гилли направилась к лестнице.

— Погоди-ка, детка. Тут тебе почта.

Письмо! Оно могло быть только от… Так и есть. Гилли выхватила открытку из отекших пальцев Троттер, одним махом взлетела вверх по лестнице, захлопнула за собой дверь и бросилась на кровать. Это была открытка с изображением солнечного заката над океаном. Гилли медленно перевернула ее.

Моя дорогая Галадриэль, агентство сообщило мне, что ты переехала. Жаль, что не ко мне. Скучаю. Целую.

Кортни

И все. Гилли перечитала открытку. Потом прочла ее в третий раз. Нет, не все. В углу слева написано еще что-то. Буквы набегают друг на друга, трудно разобрать. Да это адрес. Адрес ее мамы!

Она сможет поехать туда. На попутных машинах через всю страну, до Калифорнии. Она постучит, и мама откроет дверь. Кортни обнимет ее, покроет поцелуями ее лицо и больше никуда от себя не отпустит.

«Жаль, что не ко мне. Скучаю».

Значит, Кортни хочет, чтобы она приехала. «Целую».

Мысленно Гилли уже упаковывала свой коричневый чемодан и крадучись спускалась по лестнице. В полночь. В кромешную тьму. Нет. Ее бросило в дрожь. Лучше улучить момент, когда Троттер будет суетиться вокруг Уильяма Эрнеста или мистера Рэндолфа. Надо стащить немного еды. Может, прихватить немножко денег? Водители постоянно подбирают случайных попутчиков. Через несколько дней она будет в Калифорнии. Может, меньше, чем через неделю. Водители постоянно подбирают случайных попутчиков, а потом избивают их. Убивают. И бросают трупы в лесу. И все это случится потому, что у нее нет денег, чтобы купить билет на самолет или хотя бы на автобус.

Ну, почему все так трудно? Другие дети могут жить со своими матерями. Дураки, идиоты, которые и не так уж любят своих матерей, а она…

Гилли уткнулась головой в подушку и расплакалась. Она не собиралась распускать нюни, но все получалось так несправедливо. С трех лет она даже не видела свою маму. Свою прелестную маму, которая так скучает по ней и шлет ей свой поцелуй.

— У тебя все в порядке, детка? — Стук-стук-стук… — Все в порядке?

Гилли приподнялась и села на кровати. Неужели в этом гадюшнике человека не могут оставить в покое? Она сунула открытку под подушку и расправила покрывало, чего не захотела делать перед уходом в школу. Она застыла возле кровати, как солдат на проверке. Но дверь не открылась.

— Тебе ничего не надо, детка?

«Ага. Посуетись, пугало огородное!»

— Можно войти?

— Нет! — взвизгнула Гилли. Она бросилась к двери и настежь распахнула ее. — Неужели нельзя хоть на минуту оставить меня в покое?

Ресницы на лице Троттер захлопали, как ставни в пустом доме.

— У тебя все в порядке, детка? — повторила она.

— Будет в порядке, когда вы перестанете здесь отсвечивать!

— Ладно, — Троттер медленно направилась к лестнице. — Позови меня, если чего понадобится. — И добавила: — Ничего нет плохого, если человек нуждается в помощи.

— Не нуждаюсь я ни в какой помощи! — Гилли хлопнула дверью, потом распахнула ее. — Ни в чьей! — И снова захлопнула дверь.

«Скучаю. Целую». Мне не нужна ничья помощь, кроме твоей. Если я напишу тебе, если попрошу, ты приедешь, заберешь меня отсюда? Ты — единственный человек в мире, который мне нужен. Тебе будет хорошо со мной. Вот увидишь. Я стану совсем другой. Вместо отвратительной Гилли у тебя будет великолепная, добрая, послушная, славная Галадриэль. И благодарная. О, мама, я буду так благодарна тебе.

— Ты так добр к нам. Создатель, — мистер Рэндолф произносил слова молитвы перед вечерней трапезой, — Ты так великодушен к нам. Перед нами — вкуснейшая еда и прекрасные друзья, с которыми мы будем наслаждаться ею. Благослови же нас. Создатель, и помоги нам стать воистину благодарными. Аминь!

— Аминь! До чего ж это у вас складно получается, мистер Рэндолф.

— Да ведь, когда я сижу за вашим гостеприимным столом, миссис Троттер, я всегда преисполнен благодарности.

«Тьфу, от этой мерзопакостной трепотни кусок в горло не лезет».

— Ну, как прошли у вас сегодня занятия в школе, мисс Гилли?

Гилли хмыкнула. Троттер строго посмотрела на нее.

— Вроде нормально.

— Да, теперь вам, молодым людям, предоставляются такие прекрасные возможности. А вот когда я учился… Большое спасибо, миссис Троттер. Как замечательно пахнет эта еда.

Гилли вздохнула с облегчением: вместо воспоминаний о школьном детстве слепой старик занялся едой, он причмокивал от удовольствия; небольшие кусочки падали у него изо рта на подбородок или на галстук.

Отвратительное зрелище. Гилли повернулась к Уильяму Эрнесту, который, как всегда, не сводил с нее широко открытых глаз. Она натянуто улыбнулась ему и чопорно произнесла:

— Ну, как дела, дорогуша?

«Дорогуша» немедленно подавился кусочком моркови. Он закашлялся до слез.

— Что с тобой, Уильям Эрнест, детка?

— Я думаю, — Гилли снова ухмыльнулась, как директриса в прежней школе. — По-моему, милый ребенок подавился, — сказала она, — у него кусок застрял в горле.

— Все в порядке, детка? — спросила Троттер.

Уильям Эрнест кивнул сквозь слезы.

— Это точно?

— Может, ему надо постучать по спине, — предложил мистер Рэндолф.

— Точно, — откликнулась Гилли, — что ты на это скажешь, Уильям Эрнест, старина? Хочешь, я двину тебя разок по спинке?

— Нет! Не разрешайте ей бить меня!

— Никто и пальцем тебя не тронет, детка. Мы просто хотим помочь тебе. — Троттер строго посмотрела на Гилли. — Верно я говорю, Гилли?

— Просто мы хотим помочь тебе, дружок, — пробормотала Гилли с коварной улыбкой политикана.

— Уже все прошло, — сказал мальчик тихим сдавленным голосом. Он придвинул стул поближе к Троттер, чтобы не сидеть напротив Гилли.

— Послушай-ка, Уильям Эрнест, — Гилли осклабилась, — давай почитаем что-нибудь из твоей хрестоматии после ужина. Старая волчица покажет тебе, как это надо делать.

Уильям Эрнест отрицательно замотал головой и умоляюще посмотрел на Троттер, чтобы та спасла его.

— Ах, миссис Троттер, стар я, видно, стал. Вот слушаю и не понимаю, о чем говорят эти молодые люди, — сказал мистер Рэндолф.

Троттер посмотрела сначала на Уильяма Эрнеста, потом — на Гилли.

— Да вы не расстраивайтесь, мистер Рэндолф. — Она наклонилась к Уильяму Эрнесту и ласково похлопала его по спине, не сводя глаз с Гилли. — Чего тут расстраиваться? В наше время дети готовы высмеивать все на свете. И возраст ваш здесь ни при чем.

— Вот тебе и на, — пробормотала Гилли. — Я же хотела помочь этому ребенку.

— А ему и невдомек, — сказала Троттер, но глаза ее говорили: «Ничего подобного ты не хотела». — Ты вот что, Гилли, — продолжала она, — говорят, ты мастерица читать. Почитай-ка мистеру Рэндолфу, он будет рад-радехонек.

Маленькое морщинистое лицо просветлело.

— Не верю собственным ушам! Вы согласны, мисс Гилли? Для меня это такая радость.

«Ну и жаба же ты, Троттер!»

— Но у меня нет ничего для чтения, — сказала она.

— Это не беда. У мистера Рэндолфа книг, хоть библиотеку открывай. Правда, мистер Рэндолф?

— Пожалуй, — усмехнулся он, — кое-какие книги у меня есть, но самая лучшая книга находится здесь, в вашем доме.

— Какая книга? — с недовольным видом спросила Гилли. Она в самом деле любила хорошие книги.

— Думаю, мистер Рэндолф про Библию говорит.

— Библию? — Гилли не знала, смеяться ей или плакать. Она представила себе, как ее навсегда заточат в пыльной темной гостиной и заставят читать вслух Библию этой Троттер и мистеру Рэндолфу. Читать придется без передышки, а они будут благоговейно кивать друг другу. Гилли вскочила со стула.

— Я достану книжку для чтения, — сказала она. — Сбегаю к мистеру Рэндолфу и что-нибудь выберу.

Она боялась, что ее остановят, заставят читать вслух Библию, но они оба, кажется, были довольны и сразу же отпустили ее.

Входная дверь в доме мистера Рэндолфа была не заперта. Здесь царила кромешная темнота и пахло затхлым еще похуже, чем у Троттер. Гилли попыталась включить свет. Бесполезно. Ну, конечно. Не все ли равно мистеру Рэндолфу, перегорела у него лампочка или нет? Спотыкаясь, она прошла по коридору туда, где, ей казалось, должна находиться гостиная, пошарила пальцем по стене, пока не наткнулась на выключатель. К счастью, лампочка загорелась — тусклая, ватт сорок, не больше, но хоть какой-то свет.

Вдоль стен тесной маленькой комнаты до самого потолка возвышались старинные книжные шкафы. А в них книги, сотни книг, в полнейшем беспорядке: сваленные стопками, перевернутые, наваленные одна на другую и даже втиснутые на полки корешками внутрь. Старые пропыленные книги. Трудно было поверить, что смешной маленький мистер Рэндолф действительно читал их. Интересно, давно ли он ослеп. Вот бы узнать, о чем он думает. Хорошо бы заглянуть за пустые белые глаза и понять, что за птица этот мистер Рэндолф, что он находит в этих книгах.

Она подошла к большой полке справа от двери, но почему-то было неловко прикасаться к этим книгам. Это все равно, что лезть в чужую душу. Постой-ка. А может, книги выставлены здесь напоказ? Может, мистер Рэндолф собирает их для того, чтобы казаться гением, а сам не может прочесть ни строчки. И проверить этого нельзя. Думают, он не читает, потому что ослеп. Так вот оно что. У нее отлегло от сердца. Теперь можно спокойно рассмотреть книги.

Читая названия, Гилли непроизвольно стала приводить полки в порядок. Попалось несколько томов энциклопедии. Сначала на букву "А" — «Аризона — Аяччо», потом на букву "М" — «Медузы — Многоножки». А где же другие тома? Беспорядок раздражал ее. На верхней полке она увидела том энциклопедии на букву "К" — «Кабаре — Кирка». Гилли подтащила старое кресло, поставила его к полкам и забралась на спинку. Приподнявшись на цыпочки, она оперлась о неустойчивые книжные полки, чтобы не упасть. С трудом дотянулась до толстого тома. Кончиками пальцев потянула его вниз и поймала на лету. Что-то зашелестело в воздухе и упало на пол.

Деньги. Гилли спрыгнула с кресла, едва удержалась на ногах и схватила с пола две бумажные купюры по пять долларов, упавшие с верхней полки из-за тома энциклопедии. Отложив книгу в сторону, она стала разглядывать старые измятые купюры. Именно теперь, когда деньги были ей так нужны. Слетели сверху, прямо ей в руки. Просто чудо. Правда, на десять долларов далеко не уедешь, но там, где они лежали, может быть, есть и еще. Она снова забралась на спинку кресла и, едва удерживаясь на ногах, встала на цыпочки. Безуспешно. Ей почти удалось достать до верхней полки кончиками пальцев, но опора была ненадежной — нижние полки так качались, что опираться на них — опасно.

На крыльце раздались тяжелые шаги. Открылась входная дверь. — У тебя все в порядке, детка?

Гилли чуть не свалилась с кресла. Она спрыгнула на сиденье, схватила том энциклопедии на букву "К" и с трудом засунула его на прежнее место, и как раз вовремя. Когда в дверях появилась Троттер, она уже успела спуститься на сиденье.

— Ты так задержалась, — сказала толстуха. — А тут мистер Рэндолф говорит, может, все лампочки перегорели. Ему от них все равно никакого толку, вот он и забывает.

— Здесь есть свет, — выпалила Гилли. — Не было бы, я бы давным-давно вернулась. У меня котелок еще варит.

— Я уже это слыхала, — сухо заметила Троттер. — Ну, нашла что-нибудь интересное для мистера Рэндолфа?

— Здесь одно барахло.

— Для одного — барахло, а для другого — сокровище, — сказала Троттер до отвращения спокойным голосом и подошла к книжной полке. Она сняла небольшую толстую книгу в кожаном переплете и сдула с нее пыль.

— Мистер Рэндолф, он стихи любит. — Она протянула книгу Гилли, которая все еще стояла на сиденье кресла. — Прошлый год я вот эту стала ему читать, да ты, наверно, сама понимаешь, — в ее голосе прозвучало смущение. — Не больно я мастерица читать.

Гилли слезла с кресла. Она все еще злилась на Троттер — какого черта она ворвалась сюда, — но хотелось узнать, какие же стихи любит мистер Рэндолф? Это была «Оксфордская антология английской поэзии». Гилли рывком раскрыла ее, но в полутьме не могла разглядеть ни слова.

— Пошли?

— Иду, иду… — раздраженно сказала Гилли. Она напряженно вытянула шею, — только бы ненароком не глянуть на том энциклопедии «Кабаре — Кирка», — и пошла следом за толстухой Троттер к ее дому.

— Что вы принесли? — У мистера Рэндолфа лицо было точно у ребенка, когда перед ним кладут завернутый подарок. Он сидел на самом краешке большого коричневого кресла.

— «Оксфордскую антологию английской поэзии», — пробормотала Гилли.

Мистер Рэндолф слегка повернул голову.

— Простите…

— Стихи, какие мы прошлый год читали. — Как всегда, Троттер говорила со стариком чуть громче обычного.

— Прекрасно-прекрасно, — сказал мистер Рэндолф, поглубже усаживаясь в кресло, его короткие ноги оторвались от потертого ковра.

Гилли открыла книгу. Перелистнула несколько страниц, пропустила всю эту муть вначале. Вот оно, первое стихотворение.

— «Песнь кукушки», — громко прочла она. Приятно хорошо делать то, чего не может ни один из них. Она посмотрела на стихотворение.

Веет летень теплотвор,

Кукуша кукует,

Зеленится луг и бор,

Всяка тварь ликует,

Кукуша кукует…

Стих был «с приветом».

— Минутку, — пробормотала Гилли, переворачивая страницу. «С мартиуса на аверель…» Пробежала глазами следующую… Потом следующую… «В тенетах пава бьется, а злой ловец смеется».

Гилли захлопнула книгу. Дуру из нее хотят сделать. Вон, мистер Рэндолф уже хихикает про себя.

— Это не по-английски! — закричала она. — Вы что, дуру из меня хотите сделать?

— Нет, нет, мисс Гилли. Ничего подобного. В начале антологии стихи напечатаны на староанглийском языке. Переверните еще несколько страниц.

— Хотите Вордсворта послушать, мистер Рэндолф, или наизусть скажете? — спросила Троттер.

— И то и другое, — сказал он со счастливой улыбкой.

Троттер подошла к Гилли, сидящей на табурете возле пианино, наклонилась над книгой.

— Я сама найду, — сказала Гилли, отдергивая книгу. — Дайте название.

— Уильям Вордсворт, — сказал мистер Рэндолф. — «Когда-то все ручьи, луга, леса…» — он сложил на груди маленькие руки, теперь его голос был не сдавленным и вежливым, а мягким и теплым.

Гилли нашла нужную страницу и стала читать:

Она остановилась, словно прислушиваясь к собственному эху.

— «Теперь не то…» — подсказал ей бархатный голос мистера Рандолфа.

Откинувшись на спинку кресла, мистер Рэндолф стал вторить ей; их голоса слились:

Так они и дальше читали. Он то благоговейно внимал, то вторил, и тогда голоса их сливались воедино.

читала Гилли.

И снова голоса их слились.

«А в ореоле славы мы идем…» Музыка слов вздымалась и набегала на нее, как волны на берег.

Это была длинная поэма. Страниц семь мелким шрифтом. Гилли не понимала до конца ее смысла. Но мистер Рэндолф знал наперед каждое слово; он осторожно подсказывал, когда она начинала запинаться на трудном слове, и напевно, с выражением произносил вместе с ней свои любимые строки.

Последний куплет они прочитали вместе:

Мистер Рэндолф глубоко вздохнул.

— Благодарю вас, — тихо сказал он. — Благодарю.

— До чего ж складно она читает, — с гордостью улыбнулась Троттер, словно это была ее заслуга.

Улыбка Троттер разозлила Гилли. Она так хорошо читает потому, что решила добиться этого. Как только эта противная училка, из первого класса, сказала миссис Диксон, что Гилли может оказаться в числе отстающих, Гилли твердо решила — она заставит старую ворону подавиться ее же словами. И добилась своего.. К Рождеству она обогнала весь класс. Правда, это ничего не изменило. Учительница, мисс Гормэн, подробно и убедительно разъяснила миссис Диксон, что у нее обучается двадцать пять человек и она лишена возможности проводить индивидуальные занятия. Гилли должна проявить терпение и чувство локтя. Только и всего.

— Вам понравились стихи Вордсворта, мисс Гилли? — спросил мистер Рэндолф, прерывая ее злые мысли.

— Глупо, — сказала она, скорее отвечая воспоминаниям и миссис Гормэн, чем ему.

Выражение боли промелькнуло по лицу мистера Рэндолфа.

— Мне кажется, — сказал он сдавленным вежливым голосом, — что даже при первом чтении можно…

— Вот, например… — Гилли решила защищать свою точку зрения, которой она никак не придерживалась, — в конце: «цветочек бедный, разлетаясь в прах…» Что это значит, черт возьми? «Цветочек бедный». Вы когда-нибудь слышали о «богатых цветах»?

Мистер Рэндолф вздохнул с облегчением.

— У слова «бедный», мисс Гилли, есть несколько значений, — сказал он. — Здесь поэт говорит о смиренности, неприхотливости, простоте, а не о том, — он мягко улыбнулся, — что у цветка нет денег.

Гилли вспыхнула.

— Я никогда не видела также, чтобы цветы разлетались.

— Одуванчики.

Все трое повернулись к Уильяму Эрнесту, испуганные не только звуком его голоса, который раздавался так редко, но и мыслью, что они совсем про него забыли. А он вот сидит на полу возле дивана, скрестив ноги — близорукий старичок, мигающий глазами за стеклами очков.

— Слыхали? — В голосе Троттер прозвучало торжество. — Одуванчики! Хорошо-то как сказал. Лучше не придумаешь!

Уильям Эрнест спрятал голову за валик дивана.

— Наверно, это и есть тот самый цветок, о котором говорит мистер Вордсворт, — сказал мистер Рэндолф. — Конечно, одуванчик — самый скромный из всех цветов.

— Цветочек бедный, — с улыбкой согласилась Троттер. — Это Уильям Эрнест верно сказал. Они всегда разлетаются во все стороны. — Она повернулась к Гилли, как бы за подтверждением своих слов, но у Гилли было такое лицо, что улыбка Троттер слиняла.

— Я могу идти? — Голос у Гилли был острый, как зазубренный край открытой консервной банки.

Троттер кивнула.

— Конечно, — тихо сказала она.

— Вы не представляете, мисс Гилли, как я благодарен вам.

Но Гилли не стала слушать благодарностей мистера Рэндолфа. Она быстро поднялась по лестнице в свою комнату. Закрыла дверь, вынула из кармана деньги и, растянувшись на кровати, расправила смятые купюры. Пока что она сунет их в ящик под белье, потом придумает, куда припрятать понадежнее; а завтра отправится на автобусную станцию и узнает, сколько стоит билет до Сан-Франциско.

— Я еду к тебе, Кортни, — прошептала она, — лечу в «ореоле славы».

Теперь надо только вернуться в дом мистера Рэндолфа и забрать остальные деньги. Наверняка там оставалось еще кое-что.