Венец лжи

Вокруг снова появился мой кабинет. Переулок исчез. Пенн по-прежнему стоял рядом. Он сильнее надавил мне на плечо, заставляя меня подчиниться.

Тяжело дыша, я произнесла:

— Ты ждёшь, что я стану сосать твой член? Здесь? Сейчас? В моем кабинете?

Пенн кивнул.

— Именно, — он неожиданно схватил меня за волосы и, запрокинув мне голову, обрушился на мою шею своим ртом и зубами. — Здесь ты — царь и бог. Здесь ты главная. Меня чертовски возбуждает то, что ты, обладая наивысшей властью, все же подумываешь о том, чтобы встать на колени, чтобы меня обслужить.

Мне потребовалась вся моя сила воли, все возможные доводы, но мне все же удалось высвободиться из его цепкой хватки и настойчивых поцелуев.

— Очень жаль, придется тебе остаться необслуженным. Я не собираюсь этого делать.

— Чего ты боишься? — прищурился Пенн. — Ты же знаешь, что это игра. Правила тебе ясны.

— Мне вообще ничего не ясно.

— Правила — это секс. Взаимно приятный секс. Что бы ты там не думала, тебе нравится, когда тобой руководят, — он прижал меня к себе, вдыхая мои духи. — Дай мне две минуты. Две минуты на то, чтобы владеть тобою всецело и безраздельно, и, если тебе не понравится, я уйду.

У меня бешено заколотилось сердце.

— Две минуты?

Он прикусил губу и кивнул.

— Даю слово.

— Если ты его нарушишь, я одним ударом ноги сделаю из тебя евнуха.

Пенн усмехнулся и, отступив назад, развёл бедра.

— Есть вещи и похуже твоего колена у меня между ног, — сказал он, и его глаза стали темными, словно ночной кошмар. — Но сейчас, встань, мать твою, на колени.

«Опусти ее на колени».

Когда-то аналогичный приказ разорвал меня на части. Сама мысль о том, чтобы отсасывать в переулке незнакомым мужчинам, казалась абсурдной. Однако от этой команды у меня запылало в груди, а сердце превратилось в пыль.

Я не знала, что произошло с моим мозгом.

Не понимала, как ненависть могла стать таким сильным возбуждающим средством.

Но Пенн волшебным образом миновал генерального директора. Он говорил с какой-то примитивной частью меня.

Мне хотелось сказать ему, чтобы он ушел.

Хотелось доказать, что заслуживаю большего уважения.

И все же я опустилась у двери на колени.

Сейдж смотрела на меня так, будто в ее глазах я потеряла всякое человеческое достоинство.

«Чертова кошка».

Пенн вздрогнул, показавшись мне наполовину монстром, наполовину ангелом.

— Черт, меня пи*дец как заводит, когда ты подчиняешься, — его взгляд упал на мою грудь. —Теперь, раз ты играешь, мы устроим небольшое шоу «Покажи и расскажи».

«Перед тем, как мы покажем тебе наши причиндалы, ты должна показать нам свои».

Переулок.

Я снова вернулась туда.

Корчилась от боли, цепляясь за остатки самоуважения.

Я молчала, изо всех сил стараясь не отдать богу душу, в то время как мое сердце бешено рвалось сквозь ребра.

Прошлое и будущее были просто двумя измерениями, разделенными настоящим. Но я не жила ни в том, ни в другом. Я существовала в связующем их звене, каким-то образом позволившем событиям трехлетней давности влиять на мою сегодняшнюю жизнь.

Мне хотелось, чтобы в мой мир ворвался незнакомец и снова меня спас.

Пенн опустил руки на пояс и, отодвинув полы темно-синего блейзера, принялся медленно расстегивать кожаный ремень.

— Я покажу тебе, что ты со мной делаешь, Элль. Но взамен хочу посмотреть на тебя.

«Давай посмотрим, какие у тебя сиськи».

Я сглотнула.

Он превратился в одного из тех ублюдков, мелькая у меня в сознании то лейблами Адидас, то дорогими костюмами. Не сводя с меня глаз, он потянул за ремень и, расстегнув его, оставил висеть в петлях.

— Расстегни рубашку.

С трудом отогнав воспоминания и полностью сосредоточившись на нем, я зациклилась на самой идиотской фразе, которую когда-либо произносила.

— Это блузка.

— Мне плевать, — его рычание эхом отозвалось в моем сердце. — Расстегни её.

Дрожащими руками я медленно нащупала перламутровые пуговицы и нерешительно расстегнула одну.

Это происходило сейчас. Пенн был сейчас. А незнакомец вчера.

Мне потребовалось немало усилий, но я все же захлопнула дверь в прошлое и окончательно вернулась в реальность.

— Следующую. — голос Пенна дрогнул, когда его руки сомкнулись на пуговице брюк. В своей свежей кремовой рубашке и темных джинсах он казался неприступным, но таким спокойным.

Тяжело и быстро дыша, я расстегнула следующую пуговицу.

Он в точности повторил мои действия и принялся за молнию.

Не дожидаясь его приказа, я расстегнула три, затем четыре пуговицы; мои глаза замерли на его пальцах, потянувших за бегунок молнии.

Когда моя блузка была расстегнута, а бегунок его молнии опустился до самого упора, наши глаза встретились.

Губы приоткрылись в зеркальном отражении желания.

— Раскрой, — из голоса Пенна исчезли прежние игривые нотки, и в нем зазвучала серьезная непристойность. — Дай мне на тебя посмотреть.

Неожиданно расхрабрившись, я распахнула на груди блузку, обнажив темно-розовый лифчик.

Пенн застонал и сунул руку себе в джинсы.

У меня внутри все так сжалось, что я слегка наклонилась от удивления.

Его губы изогнулись в усмешке.

— Тебе нравится? — он стиснул ладонью пах, я увидела, как под джинсами напряглись его бедра. — Нравится знать, что это ты меня так завела? Что у меня уже давно не было такого стояка. Что все, о чем я могу думать, это как засунуть его в каждое твое отверстие.

«О. Мой. Бог»

Я плавилась в огне. Тонула в жидкости. Я была такой влажной, что мои трусики промокли насквозь.

— Сними лифчик, и я покажу тебе больше.

Я дернула за чашечки лифчика, а Пенн подцепил пальцами свои джинсы и немного спустил их вниз. Не сводя с меня глаз, воспринимая нас обоих, как два тела, без души и морали, он сунул руку в обтягивающие черные боксеры и вытащил член.

Сгорая изнутри, я с трудом сглотнула и стянула вниз лифчик, обнажив свои набухшие соски и тяжелые полушария плоти, которыми так долго пренебрегали.

— Черт, Элль.

Пенн обхватил свой внушительный член. Сверху плоть казалась темнее, и на ней поблескивала капелька прозрачной жидкости. По основанию бежали вздувшиеся от желания вены — от того же самого желания, что пульсировало в моем клиторе.

Я не могла ничего видеть...не могла думать ни о чем...кроме секса.

Охваченная желанием, я расслабила и слегка раздвинула бедра. Внутри меня эхом отзывалась пустота, и, чем дольше я смотрела на Пенна, тем мучительнее она становилась.

— Ты этого хочешь? — пробормотал он, и его лицо потемнело от вожделения.

Не было никакого подшучивания, ни связи. С каким бы уважением мы друг к другу ни относились, оно было подорвано тем, как я смотрела на него, возвышающегося надо мной с зажатым в руке членом. Это должно было казаться мне унизительным, но я вдруг обнаружила, что, встав на колени, возымела над ним совсем другую власть. То, как он тяжело дышал. То, как неосознанно слегка покачивал бедрами.

Реальный мир вокруг нас исчез, и остался лишь секс, секс, секс.

Я кивнула всего раз, облизав губы.

— Господи, Элль, — Пенн наклонил голову, сжав головку члена. — Скажи это вслух. Ты хочешь мой член?

Мне было плевать, подслушивают ли нас за дверью. Плевать, что по всем правилам мне следует немедленно все это прекратить и вышвырнуть его из кабинета.

Я приняла бушующую во мне стихию и прошептала:

— Да.

— Чем? Чем ты хочешь его почувствовать?

Много чем.

У меня так много запретных, замечательных, ждущих своего часа мест.

Но начнем с того, которое он так хотел. С того, на которое намекал. С причины, по которой я сейчас стояла на коленях.

— Губами.

Со стоном, больше похожим на рык, Пенн шагнул вперед. Его ботинки ударились о мои колени, он навис надо мной, с зажатым в кулаке членом.

— Тогда возьми его в рот.

Моя грудь заныла от неизвестной мне боли.

Я приподнялась на коленях.

Потянулась вперед.

Уже была готова прикоснуться к нему пальцами.

Но тут Пенн отступил назад и, едва сдерживая желание, спрятал свою эрекцию. Он не застегнул ремень и молнию, но сверкнул передо мной серебряными часами:

— Твои две минуты истекли.

Сексуальный транс, в который он меня ввел, тут же рассеялся.

Я вздрогнула от внезапно обдавшего меня холода и, сгорая со стыда, натянула лифчик. Запахнув блузку, я вскочила на ноги. Во мне полыхала такая свирепая ярость, что мне захотелось разорвать Пенна на куски.

— Так вот оно что? — прорычала я. — Для тебя все это было глупой игрой? Ловким способом показать, что ты можешь заставить меня делать все, что захочешь?

У меня между ног нарастало мучительное давление, пульсируя в ожидании прикосновения. Отчаянно нуждаясь в разрядке.

— Я хотел убедиться, что это не ложь. Ты увидела, как сильно я тебя хочу. Я увидел, как сильно ты хочешь меня, — он держался на расстоянии, не желая ко мне прикасаться. — В следующий раз я не буду слушать твою чушь.

— В следующий раз?! Думаешь, будет следующий раз? Это был единственный раз, и ты только что меня унизил.

— Да, ну, я чуть не кончил, глядя как ты просто облизываешь свои гребаные губы.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но душу захлестнули злые слезы. Бурлившая в крови похоть ослабила мой самоконтроль. Развернувшись, я со всей силы дернула дверную ручку. Мне было плевать, что у него расстегнуты брюки. Плевать, что у меня распахнута блузка. Я хотела, чтобы он ушел. И немедленно.

Рука Пенна обрушилась на деревянную панель, с громким ударом захлопнув дверь. Меня обжег жар его тела, в юбку впились зубцы расстегнутой молнии.

— Думаешь, что сможешь уйти? Я тебе не разрешал.

— Отпусти меня.

Пенн прижал ладони к двери, и я оказалась в ловушке между его руками.

Сейдж громко мяукнула, пытаясь хоть как-то мне помочь и заставить его уйти.

Когда он был так близко, я не могла нормально соображать. Я могла только чувствовать. И, клянусь Богом, я чувствовала. Абсолютно всё. Его обжигающее шею дыхание, вздымающуюся и опадающую грудь. И упирающийся мне в задницу твердый член.

Его доминирование и сила воли были настолько осязаемыми, что я не могла противиться его приказам. Всё, кроме нас двоих, перестало существовать. Мое тело было согласно на всё, чего бы он ни захотел, даже когда мой разум приказывал мне сопротивляться.

Что бы между нами ни происходило, оно было инстинктивным, непередаваемым, пленительным.

— Я никогда тебя не отпущу. Во всяком случае, пока с тобой не закончу, — Пенн коснулся губами моего плеча. — Повернись, Элль.

Я содрогнулась от сокрушительной волны возбуждения. Мне это не должно было нравиться. Я не должна была течь рекой от его резкого, командного тона. Его тело пылало от голода и желания, пробуждая во мне сильную потребность. Потребность, которую я больше не могла отрицать.

Я его хотела.

И не знала, как с этим справиться.

Я отказывалась поворачиваться. Моему желанию мешала горечь, разъедая меня изнутри.

— Я не могу сделать это с тобой. Я не подготовлена.

Его губы скользнули по моим волосам.

— Можешь. И сделаешь это прямо сейчас.

— Но я не знаю, что будет дальше. Я... я…

— Знаешь. Ты прекрасно знаешь, что будет дальше.

Положив руку мне на живот, Пенн снова притянул меня к своим бедрам. Его член был большим, твердым и таким горячим.

— Он в тебя войдет. И всё это смущение и пустота исчезнет.

Я повернулась в его объятиях.

— Как? Ничто не обладает такой силой.

— Доверься мне. — Пенн схватил меня за горло и прижал к двери. Он подался вперед, прислонившись ко мне всем телом. Затем, коснувшись членом моего клитора, сделал толчок бедрами.

Действие было таким грубым, таким примитивным, что я застонала.

— Обхвати меня бедрами.

Задрав повыше юбку, чтобы раздвинуть ноги, я сделала всё, как он велел, взяв под контроль мое тело.

Пенн хмыкнул и, приподняв меня, снова прижал к двери.

— Мы оба кончим. Мы сделаем это вместе. И мы не станем заморачиваться и всё портить, отказываясь от того, в чем оба так отчаянно нуждаемся, ясно?

У меня не было другого выбора.

Я кивнула.

Я не знала, что именно он собирается делать — трахнет меня прямо у двери, задействует свои пальцы или будет ждать, когда я ему отсосу, но все вопросы умерли, словно бескрылые птицы, стоило ему снова толкнуться бедрами.

Одной рукой Пенн стянул брюки и, вытащив из боксеров член, прижался им к моей обтянутой трусиками киске.

Когда я обвила ногами его талию, его эрекция идеально устроилась у меня между ног.

— Господи, да ты вся промокла, — он посмотрел вниз. — Элль, скоро я увижу каждый сантиметр твоего тела, но сейчас ты должна мне оргазм.

Меня охватило замешательство. Значит, он хотел, чтобы нас по-прежнему разделял крошечный кусочек хлопка и кружев? Чтобы мы кончили от взаимных прикосновений, но не более того?

Пенн стиснул челюсти, ему на лоб упали растрепанные волосы. Бицепсы вздулись от напряжения, и он наклонился ко мне.

— Поцелуй меня, — хрипло произнес Пенн.

Я отбросила прочь все вопросы и протесты и подняла голову.

Застонав, Пенн обрушился на мой рот. Его губы были твердыми и теплыми. Я поддалась под их неумолимым давлением. Мне в рот скользнул его язык, пробуя меня на вкус, борясь со мной глубокими ласками.

А потом Пенн задвигался.

Медленно и уверенно, упираясь своим внушительным членом в мои мокрые трусики, с удивительной точностью надавливая в нужных местах. Пенн опустил руки мне на задницу, с каждым толчком сжимая ее и стискивая, сводя меня с ума.

Он не пытался в меня войти. Он остался на подступах, сделав нежное кружево нашим надзирателем, а искушение — госпожой.

Его поцелуи унесли меня прочь, и я забыла обо всем на свете, намертво прирастая к его бедрам. Я и сама не заметила, как мои руки взметнулись вверх, обхватывая его лицо, зарываясь в волосы. Я дергала за них и тянула, умоляя его целовать сильнее, двигаться быстрее — углубляя нашу связь.

Всё еще целуя меня, он зарычал, его язык стал настойчивее, а тело задвигалось быстрее, воспламеняя электричество, химию и огонь. В отголосках собственного сердцебиения, мы цеплялись и царапались, поднимаясь все выше и выше, в отчаянной погоне за ускользающим удовольствием.

— Черт, я хочу тебя, — Пенн толкнулся сильнее. — Я не могу остановиться.

Обхватив мою задницу, он расположил меня под нужным углом. Мой клитор запульсировал в преддверии оргазма.

Я крепко прижалась к Пенну, ощущая каждый сантиметр его крепкого, пьянящего тела.

Его лицо исказилось.

— Господи, я сейчас кончу.

Моя кожа заблестела от пота, покрылась мурашками от избытка ощущений. Скользнув рукой по моему бедру, Пенн так сильно меня схватил, что я задрожала от непередаваемой смеси страха и отчаяния.

С низким рычанием он увеличил темп, и я вцепилась в него еще крепче. Наши поцелуи стали беспорядочными, тела неуправляемыми, и нас захлестнул желанный оргазм.

Я раскололась надвое.

Растеклась лужицей.

Волна за волной я содрогалась в объятиях Пенна, плача и извиваясь, после того как его член поднял меня на такие вершины. Сквозь пелену помутившегося сознания я уловила, как Пенн запрокинул назад голову, впился ногтями мне в кожу, и я почувствовала на внутренней стороне бедра что-то липкое.

Даже насытившись, мое тело все еще силилось прижаться к нему, углубить соприкосновение настолько, чтобы он оказался не рядом, а внутри меня.

Я не знала, кто из нас дрожал сильнее.

Опустив голову, с пустым лицом и ошеломленными от разрядки глазами, Пенн снова впился мне в губы с силой, которой я жаждала. Мы упивались друг другом. Теперь под наши общие стоны он двигался медленнее, концентрируясь на ускользающих ощущениях, усиливая последние покалывания.

Потом кто-то постучал в дверь.

Разрушив этот момент.

Напомнив нам, что мы не одни.

Глава девятнадцатая

— Элль, можно с тобой поговорить?

Раздавшийся папин голос остудил весь сексуальный жар, вернул меня в реальность и напомнил, что у меня не было никакого права вести себя подобным образом. Я застыла в объятиях Пенна.

— Черт, — еле слышно прошипела я.

Рядом с моим бедром задергалась ручка, но Пенн по-прежнему прижимал меня к двери. Прищурившись, он ухватился за нее, не дав двери открыться.

— Ответь ему, — тихо прорычал Пенн. — Попроси его уйти.

— Элль? Ты там?

Стук повторился.

Из-за бешено колотящегося сердца мне было тяжело говорить.

— Да, папа, я здесь. Просто... сейчас неподходящее время. Можешь зайти попозже?

Небольшая пауза, за которой последовало раздраженное:

— Это важно. Я бы предпочел поговорить с тобой сейчас.

Все кошмары стали явью.

— Ну, ладно. Просто…

Пенн отступил назад, мои ноги соскользнули с его бедер и коснулись пола. Как только я встала, он отпустил меня, поспешно застегнув джинсы и ремень. При этом одарил меня таким злобным взглядом, что мне стало нечем дышать.

— Одну минутку! — я вскинула руки к бедрам, чтобы одернуть юбку, но Пенн, ухмыльнувшись, меня остановил.

Пальцем он размазал по внутренней стороне моего бедра что-то липкое и прохладное. Затем тихо произнес:

— Ты собираешься говорить с отцом, в то время как у тебя на коже засыхает моя сперма, — он безжалостно улыбнулся. — Думаю, теперь можно с уверенностью сказать, что ты моя.

Я не могла говорить с ним о сперме и сексе. Не тогда, когда мой отец находился от меня всего в нескольких шагах. Оттолкнув Пенна, я одернула юбку, быстро застегнула блузку и провела руками по растрепанным волосам.

Пристально посмотрев на Пенна, который уже заправил рубашку и застегнул пиджак, я, не спросив его согласия, широко распахнула дверь и так наигранно улыбнулась, что, скорее всего, у меня на лице было написано, чем я сейчас занималась.

— Папа! Как же я рада тебя видеть.

Он вздрогнул, удивленно оглядев меня с ног до головы.

— Весьма радушный прием, Элль, — затем его взгляд скользнул к Пенну, стоящему посреди моего кабинета на почтительном расстоянии от меня. — А, значит, Стив не соврал.

Войдя в кабинет, отец шмыгнул носом.

— Может кто-нибудь объяснить мне, что происходит? До меня дошли слухи о помолвке? — он повернулся ко мне, в его глазах блеснула боль. — Элль?

«О, нет».

Метнув гневный взгляд в Пенна, я направилась к дивану — мне срочно нужно было присесть, пока у меня не подогнулись колени. Сейдж тут же запрыгнула мне на ноги, укоризненно посмотрев на меня своими маленькими глазками-бусинками.

— Это не то, что ты думаешь.

— Не то, что я думаю? — Папа шагнул вперед, не отрывая взгляда от Пенна. — Погодите-ка. Я Вас знаю.

Пенн откашлялся, протянув в знак приветствия руку.

— Мы уже встречались. В Плакучей…

— Иве, да. Я стар, но слабоумием не страдаю, — проворчал папа и, пожав Пенну руку, направился к моему столу. Прислонившись к краю, он скрестил на груди руки.

Вот так просто, он занял позицию власти, пытаясь мной манипулировать, хотя, скорее всего, не осознавал, что перешел в родительский режим.

Он делал это всегда, сколько я себя помнила. Спокойная поза, легкий наклон головы. Я любила его, и он любил меня — я знала, что папа никогда не причинит мне боли, — но он контролировал меня проявлениями не только любви, но и разочарования.

— А я этого и не говорил. — Пенн расправил плечи, остановив взгляд на моем бедре, где под юбкой у меня на ногах высыхали остатки его оргазма.

Мне до смерти хотелось сжаться в комок. Я не привыкла, чтобы у меня на теле оставалось нечто подобное после занятий чем-то предосудительным в собственном кабинете. Но помимо этого у меня возникло и другое желание...чуть более смелое, чем первое. Желание потребовать, чтобы Пенн в кои то веки сам встал на колени и все это вытер.

От одной мысли, как он склоняется передо мной, у меня внутри все сжалось, хотя я знала, что этого никогда не случится. Пенн был слишком помешан на контроле, чтобы позволить мне ему указывать.

— Ну, кому-то все же лучше начать говорить, прежде чем я вызову охрану, — папа, прищурившись, взглянул на меня. — Элль, всего пару дней назад, ты этого парня терпеть не могла. Выплеснула ему в лицо его напиток. Какого черта я пропустил, что ему не только разрешили войти в здание, но от Грега и Стива я узнаю, что вы помолвлены.

Он потер грудь.

— Мне больно, что я узнал об этом таким образом. И еще больнее от того, что меня одурачила собственная дочь.

Я всерьез забеспокоилась о его сердце. Почему он потирал грудь? Мне вызвать врача? Я хотела его успокоить, но боялась, что если сменю тему на здоровье и не проясню это жуткое недоразумение, то у меня возникнет гораздо больше проблем.

Я собрала на плече волосы.

— У тебя нет причин обижаться, папа. Все это большая ошибка.

— Что ты имеешь в виду?

Я погладила теплую шерстку Сейдж.

— Я имею в виду, что мы не помолвлены…

— Элль имеет в виду, что мы собирались спросить у Вас разрешения, но, к сожалению, сэр, вчера вечером, когда Грег намекнул, что я недостаточно хорош для Вашей дочери, дала о себе знать моя собственническая натура, — Пенн подошел ко мне и уселся рядом на диване.

Сейдж напряглась, но не попыталась убить его за то, что он осмелился приблизиться.

Уверенно, будто он давно это репетировал, Пенн взял мою руку, поднес ее к губам и поцеловал костяшки пальцев.

— Я знаю, что Элль и сына мистера Робсона воспитывали с пониманием того, что однажды они поженятся, но это больше не вариант.

У папы отвисла челюсть.

— Не вариант? Почему?

Пенн хитро мне улыбнулся, буквально искрясь интригой и ложью.

— Потому что, с Вашего благословения, конечно, я хочу жениться на Ноэль.

Я застонала, опустив голову.

— Папа, он не это имел в виду. Это игра…

Пенн быстро сжал мне руку, заставив замолчать.

— Она еще не совсем осознала то, что я к ней чувствую. Элль считает абсурдным мое желание на ней жениться, поскольку мы только познакомились, но она ведь не такой старомодный романтик, как мы, так ведь, сэр? — он ухмыльнулся моему отцу, бросив ему наживку, которая непременно зажжёт в нем интерес.

Папа тут же попался на крючок.

— Вы верите в любовь с первого взгляда?

Пенн откинулся на спинку дивана и, закинув руку мне на плечи, увлек меня за собой. Само движение было расслабленным, но все его тело гудело от напряжения, причину которого я не могла разгадать.

— Безусловно. Когда Вы упомянули о ней в баре, она сразу же показалась мне моим типом женщины, — Пенн устремил на меня взгляд своих пронзительных, лукавых глаз. — И как только я ее увидел, в тот момент, когда она облила меня водкой, я все понял.

Свободной рукой он коснулся моего подбородка, приблизив мои губы к его губам.

Сейдж соскочила с моих колен и юркнула под стол.

Я попыталась отстраниться.

Я не собиралась целовать его в присутствии отца. Но, как и раньше, Пенн не оставил мне выбора. Его губы коснулись моих с целомудренной нежностью — идеальный рецепт правды и безумной любви для того, чтобы одурачить моего отца.

Я его за это ненавидела.

Меня бесило то, как он лгал последнему родному для меня человеку.

Оторвавшись от его губ, я попыталась встать, подойти к отцу и объяснить, что все это огромное недоразумение, а потому не стоит слушать этого человека.

Но было уже слишком поздно.

Из глаз моего отца исчез подозрительный блеск, поза стала расслабленной. Мыслями он уже перенесся в те счастливые времена, когда встретил мою мать и с первого взгляда влюбился нее по уши.

Его лицо просияло.

— Хотите сказать, что это правда? — он перевел взгляд с Пенна на меня. — Это не розыгрыш? Вся эта враждебность в самом начале, Элль, ты просто слишком вспылила?

Отец усмехнулся.

— Помню, у твоей матери тоже была такая черта. Она часто налетала меня без всякой причины, — его голос стал задумчивым. — Мне так этого не хватает.

— Ты все неправильно понял. Это не пра..., — начала я.

— Это все чистая правда, — пробормотал Пенн. — Я влюбился в нее и уже сделал ей предложение. Надеюсь, Вы не возражаете.

— Возражаю? — отец вскочил, хлопнув в ладоши. — Да я в восторге. Подумать только, наконец-то у Элль есть плечо, на которое можно опереться. Мужчина, который добился собственного успеха и не позволит никому воспользоваться ею и ее компанией в своих интересах.

Меня это начинало раздражать. Он говорил обо мне, словно о кисейной барышне, которую нужно защищать от больших страшных людоедов, а не как о способной деловой женщине.

Но я не могла винить его за искреннюю радость от мысли, что я буду так же счастлива, как и он с мамой. Мне просто претило то, что все это неправда. Мы с папой очень похожи, но в том, что касается сентиментальности и мира грез, я больше не терпела надуманностей.

Я поверила в ту безумную вспыхнувшую искру между мной и незнакомцем. Я умоляла отца помочь мне перевернуть город с ног на голову и найти его. Сложно даже представить, сколько раз я засыпала в слезах, молясь, чтобы папа помог мне в поиске единственного человека, рядом с которым я почувствовала себя собой, такой живой и настоящей во всех смыслах.

Но он отказался.

Конечно, сначала отец помогал. Он ходил со мной в местные тюрьмы и стоял рядом, пока я сбивчиво бормотала что-то о толстовках, густых щетинах и спасении в переулке. Но его обычно безграничное терпение оказалось очень недолгим.

Однажды вечером я, наконец, заставила его признаться в нежелании помогать, когда пригрозила ему, что, если он продолжит препятствовать мне в поисках незнакомца, я продам свои акции «Бэлль Элль» и уйду из компании.

Достаточно было двух предложений, чтобы понять, какой он упёртый. Я до сих пор помнила их ясно, как день:

«Я достаточно потакал тебе, Элль. Пора тебе забыть об этом парне и двигаться дальше, — добродушное выражение его лица сменилось суровостью. — Он преступник. Если ты думаешь, что я позволю встать у руля моей компании человеку с судимостью, то плохо знакома с нашим моральным кодексом».

Вот тогда...в общем, тогда и настал конец моих поисков и переход из детства во взрослую жизнь. Незнакомец был для меня чем-то светлым, но мой отец видел в нем лишь ярлык, навешенный на него обществом.

Даже если бы я его нашла, мне бы никогда не позволили испечь ему блинчики с черникой или уложить его спать в гостевой комнате. При всей доброте моего отца, у него, как ни странно, был такой недостаток. И это обидело меня так, что словами не передать.

Мне было невообразимо горько, когда папа подбежал и пожал Пенну руку.

— Поздравляю. Я так счастлив за вас обоих, — с блестящими от слёз глазами он стащил меня с дивана и обнял. — Пуговка Бэлль, я так... я... словами не описать, как много это для меня значит. Знать, что тебя будут обожать и беречь, и, когда я уйду, ты останешься не одна.

Он так сильно стиснул меня в своих объятьях, что я не могла вздохнуть.

Я похлопала его по спине, разрываясь между тем, что мне сделать: поступить честно, сказав ему все здесь и сейчас, или ждать, пока эта ложь разрастется, как снежный ком, и, в конечном итоге, убьёт его, когда правда выйдет наружу. Кроме того, меня терзала обида за то, что отец одобрил Пенна только потому, что тот богат и успешен (о чем еще никто толком не знал) и не судим. Он соответствовал требованиям. А незнакомец — нет.

Как бы мне ни было больно лишать его этой внезапно нахлынувшей радости, так этого оставить я не могла. Не могла и дальше убеждать его в том, что выбрала придуманную им мечту. Это всё Пенн, а не я. Папа умрет от горя из-за придурка, решившего, что может безнаказанно лгать моему отцу.

— Папа, можно с тобой поговорить? Наедине, — я бросила взгляд через плечо. — Помолвка — это не то, что ты думаешь. На самом деле, мы с Пенном не собираемся жениться.

— Что? — отец отстранился, его лицо исказилось от боли. — Но я думал…

— Она осторожничает, сэр. — Пенн встал с дивана и присоединился к нам. — Элль не верит в любовь с первого взгляда. Думает, что я пытаюсь Вас обмануть.

Он холодно усмехнулся.

— Чего она не понимает, так это того, что такому мужчине, как я, чтобы полностью раскрыться, необходимы гарантии. Чтобы распахнуть перед ней душу и показать все, что я могу предложить, мне нужно ее согласие на брак, — он печально покачал головой и, не обращая на меня никакого внимания, продолжил разговор с безнадежным романтиком — моим отцом. — Уверен, Вы понимаете. Как ни крути, мне кажется, Вы — человек, долгие годы живущий с разбитым сердцем.

Его тон смягчился, но за ним скрывалась твердая сталь.

— Ваша дочь может разбить не только мое сердце, но и весь мой мир. Что плохого в том, чтобы сделать ей предложение прямо сейчас, а затем с полной уверенностью показать все, что могу.

Я закатила глаза.

— Это полная чушь…

— Это вполне разумно, — отец крепко меня обнял. — Элль, я так горжусь тобой и тем, как по-взрослому ты относишься к предстоящему браку. Знаю, что, когда дело касается чувств, ты циничнее меня, но я был бы очень, очень счастлив видеть тебя с этим мужчиной.

«Только потому, что считаешь его подходящим для «Бэлль Элль». Что, в отличие от других, он не запятнан сплетнями и преступлениями».

Мне это надоело. Мое терпение лопнуло.

— Я не собираюсь выходить за него замуж, папа. Оба немедленно прекратите этот фарс.

Пенн нахмурился, пряча недовольный взгляд, а отец рассмеялся.

— Это ты сейчас так говоришь, — он похлопал меня по щеке, как ребенка. — Я вижу, когда между людьми есть химия. И у вас двоих ее в избытке.

Папа попятился к двери.

— Собственно, я сейчас оставлю вас в покое, но у вас есть мое благословение. У вас обоих, — он взглянул на Пенна. — Я рад, что мы поболтали в баре. Мне кое-что о Вас известно, мистер Эверетт, так что Вы не совсем чужой нам человек. Однако, когда у Вас будет время, как насчет партии в гольф или кружки пива, чтобы восполнить оставшиеся пробелы в моих знаниях? В конце концов, я хотел бы встретиться с Вашим покровителем и другими имеющимися членами Вашей семьи.

— Конечно, — Пенн склонил голову в старомодном жесте уважения. — При первой же возможности.

Затем схватил меня за руку и крепко прижал к себе.

— И, пожалуйста, зовите меня Пенн.

Что скажет папа, когда узнает, что у Пенна есть сын?

Что я скажу, когда узнаю, чем Пенн зарабатывает на жизнь и почему моему отцу так важен его успех?

Что скажет любой из нас, когда правда всплывет на поверхность, и все закончится?

Отец открыл дверь кабинета, светясь так, будто проглотил звезду.

— Хорошо, Пенн, — он усмехнулся. — Ну, Пенн, если грамотно подойдешь к делу, то скоро я буду называть тебя зятем.

Послав мне воздушный поцелуй, папа добавил:

— Добро пожаловать в семью, сынок.

Я машинально помахала ему рукой, и он исчез, закрыв за собой дверь.

Он ушел.

И я сорвалась.

Развернувшись к Пенну, я прошипела:

— Убирайся. Немедленно.

Он обхватил ладонями мое лицо и притянул к себе. Его губы обрушились на меня, словно тайфун, язык уверенно проник в рот, заставляя подчиниться.

На этот раз я не повелась на его соблазны. Оттолкнув его, я метнулась к своему столу и нажала кнопку вызова Флёр.

Она ответила сразу же, как только Пенн приблизился ко мне, сверля своим затуманенным взглядом.

— Я могу Вам чем-нибудь помочь? — раздавшийся голос Флер напомнил мне, что мир еще не канул в сумеречную зону, и я все еще хозяйка этой компании.

Сейдж гордо стояла на моем столе и взирала на Пенна со злобной кошачьей улыбкой, понимая, что у него серьезные проблемы.

Расправив плечи и собрав все свое мужество, я рявкнула:

— Да, вызовите охрану. Моему жениху нужно помочь покинуть здание.

Глава двадцатая

Три дня мне удавалось избегать встречи с моим будущим мужем.

Он звонил в офис.

Каким-то образом узнал номер моего мобильного телефона.

Окончательно перетянул на свою сторону моего отца.

И настроил против меня мое собственное тело.

Но ему не удалось подчинить себе мой разум, и уж точно не получилось завладеть моим сердцем.

Признаю, что, когда дело касалось его, я давала слабину. И он до такой степени втянул меня в свою паутину лжи, что я не могла посмотреть в глаза отцу и сказать ему, что все это просто вымысел.

Папа был так счастлив. На его коже появился румянец, походка вновь стала легкой, а взгляд на жизнь — оптимистичным. Страх за его сердце и еще один приступ помешали мне разрушить его счастье.

Пока пусть он думает, что мы с Пенном вместе. Но как только я получу от него желаемое и перестану быть девственницей с проблемами на личном фронте, я с ним расстанусь, разорву фальшивую помолвку и продолжу жить своей жизнью.

Кто знает, может, я всех удивлю и выйду замуж за Грега, потому что, по крайней мере, он казался нормальным и предсказуемым. Поиграв с огнем, я могла бы еще больше оценить Грега.

Все друг друга использовали. Я решила не винить себя за то, что использую Пенна в своих интересах, особенно когда он использовал меня ничуть не меньше.

— Мисс Чарльстон, мы на месте. Хотите, чтобы я Вас подождал, или полагаете, что встреча затянется? — ко мне с водительского сиденья повернулся Дэвид.

Мои волосы спадали на плечи аккуратными локонами. В черной юбке с кремовым кружевным поясом и жакете в китайском стиле я выглядела достойным руководителем крупнейшей розничной сети США.

Я сжала лежащую на коленях папку.

— Моя последняя встреча с этим поставщиком продлилась более четырех часов.

— Я помню, — усмехнулся Дэвид. — А еще помню, как Вы написали мне сообщение с извинениями и пообещали, что долго не задержитесь.

Я кивнула. Тогда я была моложе, еще не привыкла к встречам, проходящим за пределами компании, и меня мучило чувство вины за то, что Дэвид так долго ждет меня в машине. Это было его работой — наряду с другими задачами, но мне не хотелось доставлять ему неудобства.

— Если у Вас есть какие-то дела, то поезжайте. За тридцать минут до окончания встречи я Вам позвоню, чтобы Вы успели вернуться.

— Вы уверены? — его крупная фигура еще больше развернулась на сиденье. — Если считаете, что встреча будет короткой, я подожду.

Я покачала головой.

— Мне было бы приятнее думать, что ты чем-то занят, чем скучаешь.

Дэвид засмеялся, и на его эбеновой коже отразился свет уличного фонаря.

— Конечно. Ну, у меня с собой телефон, и я буду следить за временем. Если до десяти вечера не получу от Вас никаких сообщений, то все равно вернусь.

— Хорошо.

Переложив папки в одну руку, а другой схватив сумочку, я вышла из «Рейндж Ровера» и улыбнулась поприветствовавшим меня швейцарам «Голубого кролика».

Я уже бывала здесь раньше. Меню ресторана славилось непревзойденными деликатесами и восхитительными закусками. Не то, чтобы мне удалось много чего съесть, потому что тогда, как и сегодня, была деловая встреча.

В основном, вся моя светская жизнь, за исключением вечеринок в старшей школе, заключалась во встречах с воротилами других компаний и укреплении наших отношений или создании таковых на основании уже установленных торговых соглашений.

Набивать рот кростини с лососем или шариками ризотто было не совсем этичным.

Постукивая каблуками кремовых туфель, я подошла к метрдотелю.

— Здравствуйте, где я могу найти компанию «Лавлайн»?

— Ах, да. Сюда, пожалуйста.

Метрдотель кивнул и повел меня в ресторан, мимо причудливых столиков к большому столу в глубине зала. Там было намного тише, на стенах висели голубые бархатные шторы, а все солонки и перечницы были в форме милых кроликов.

Приблизившись к столу, я увидела, как из-за него поднялась Дженнифер Старк.

— Еще раз здравствуйте, мисс Чарльстон.

Я приветливо пожала ей руку.

— Пожалуйста, зовите меня Элль.

— Хорошо, Элль, — она вернулась за стол, указав на уже сидящих за ним трех своих коллег. — Это Бай, Эндрю и Юмаеко из отделов мерчандайзинга и производства в Шэньчжэне.

— Здравствуйте, — вежливо кивнула им я.

Устроившись на единственном оставшемся месте, я оглядела ресторан, опасаясь, что, как обычно, при встрече в общественном месте, откуда-нибудь появится Пенн. Похоже, у него был особый дар повсюду меня отыскивать.

Пока официанты приносили нам воду и множество закусок, Дженнифер приступила прямо к делу.

— Как Вам известно, «Лавлайн» — это перспективный лейбл, который, мы надеемся, найдет свою нишу на рынке «Бэлль Элль».

Я открыла папку и достала диктофон. Я уже давно перестала делать заметки. Так, завтра я приду в офис, и Флёр сможет напечатать все важные моменты встречи.

— Не могли бы Вы поподробнее рассказать мне о том, что именно предлагает «Лавлайн»?

Дженнифер застенчиво улыбнулась своим коллегам, затем сунула руку в сумку и вытащила рекламный буклет. Она положила его лицевой стороной на скатерть и придвинула ко мне.

— В наши дни общество стало значительно раскрепощеннее в отношении секса, и мы считаем, что неплохо извлечь из этого выгоду, особенно при таком количестве эротической литературы и фильмов на основном рынке.

Я перевернула буклет и тут же прижала его к груди, чтобы молоденькая официантка не увидела красующийся на нем гигантский блестящий фаллоимитатор.

— Вы предлагаете продавать секс-игрушки? В крупном универмаге?

— Да, мы предлагаем продавать игрушки для взрослых в отдельном зале, расположенном в секции нижнего белья.

У меня вспыхнули щеки.

Пока в моей жизни не появился Пенн, мне вообще не приходилось иметь дело с сексом. Теперь же мои сны были наполнены обнаженкой и томными вздохами. Дни проходили в поцелуях и интимных фрикциях. А сейчас мне еще и пришлось обсуждать продажу фаллоимитаторов под нашим брендом.

— Не думаю, что это уместно.

Дженнифер усмехнулась, ее рыжие волосы были собраны в аккуратный пучок.

— Я предполагала, что Вы так скажете, поэтому захватила с собой недавнюю статистику от Марка Сакса из Австралии, который с рекордным успехом представил в своих универмагах продукцию «Лавлайн», — она придвинула ко мне еще одну брошюру, только на этот раз не такую сомнительную, а с цифрами и графиками.

Взглянув на цифры, я удивленно распахнула глаза.

— Вау, это впечатляет.

— Уже в первую неделю была полностью распродана вся закупленная партия из двухсот «Морских коньков» и трехсот «Колибри». С начала реализации нашей продукции им пришлось трижды делать повторный заказ, к тому же у них произошел значительный скачок в продажах нижнего белья — и это только за счет дополнительных покупок, — Дженнифер усмехнулась. — Итоговые цифры говорят сами за себя, Элль.

Я поднял глаза.

— А что такое «Морской конек» и «Колибри»?

Ее коллеги усмехнулись, и она протянула мне маленькую черную сумку с торчащей из нее розовой гофрированной бумагой.

— Я так и думала, что Вы спросите. Здесь образцы нашей лучшей продукции, включая «Тигровый хвост», «Гремучую змею» и «Поцелуй панды».

— И все они названы в честь животных? — я поставила сумку себе на колени и слегка над ней наклонилась, чтобы спрятать содержимое, а затем заглянула внутрь.

Там, в аккуратных, стильных прозрачных бирюзовых коробочках, лежало множество фаллоимитаторов, вибраторов и украшенных драгоценными камнями анальных пробок.

Закрыв сумку, я нервно сглотнула, поскольку у меня в голове тут же возник образ Пенна, сжимающего свой член и орудующего одной из этих штук. Дженнифер была права. Взрослые мужчины и женщины тоже играют. Я сама стала участницей затянувшейся игры и не сомневалась, что остальные балуются всякими игрушками и устройствами.

Почему бы не извлечь выгоду из такой перспективной и давно уже приемлемой ниши?

«Папу хватит удар».

Но у руля стояла я.

И мне было любопытно.

Поставив сумку у ноги, я положила руки на стол и улыбнулась.

— Давайте это обсудим.

Пенн (20:45): «Три дня — это слишком долго. Из уважения я позволял тебе меня избегать. Но сегодня ты моя».

Пенн (21:15): «Мне ничего не стоит найти тебя, Элль. Я дал слово, что не буду тебе лгать, поэтому поверь мне, сегодня вечером я попробую тебя на вкус, и ты, бл*дь, будешь молить о большем».

Пенн (21:35): «Не получив ответа, я воспользовался GPS у тебя на телефоне, чтобы узнать, где ты находишься».

Пенн (21:55 вечера): «Черт, ты такая сексуальная, когда говоришь о делах».

Я вскинула голову, оглядев ресторан.

Во время деловой встречи я несколько раз чувствовала, как вибрировал мой телефон, но не смотрела, что там. Мне не хотелось показаться грубой, прервав поток цифр и прогнозов. Я достала мобильный только, чтобы написать Дэвиду, что почти закончила, и он может подгонять машину.

Это было до того, как я обнаружила несколько сообщений от Пенна.

С бешено колотящимся сердцем, что прыгало у меня в груди, словно тот самый голубой кролик, в честь которого был назван этот ресторан, я оглядела оставшихся посетителей. Сегодня был вторник, а значит, мало кто засиделся тут допоздна, поскольку завтра рано вставать.

— Все в порядке? — спросила Дженнифер, подписывая счет за закуски, которые мы ели на протяжении всей встречи.

Я предложила заплатить, но она не позволила. Не думаю, что она оказалась в накладе, учитывая, что я разместила у них приличный пробный заказ, который должен был прийти через два месяца.

Торговать секс-игрушками в магазинах обычной розничной сети считалось недопустимым, но, немного переоборудовав отдел нижнего белья, можно было довольно легко организовать зал для взрослых со строгим возрастным ограничением и всеми необходимыми мерами предосторожности в виде непрозрачных пакетов без фирменных лейблов и кодов на чеках, демонстрирующих подробности покупки.

Если честно, все это было довольно волнительным.

Совсем как те смешанные чувства, которые я испытывала при мысли о том, что Пенн за мной наблюдает.

Но окинув взглядом все столики, я нигде его не увидела.

— Да, я в порядке, — оглянулась на нее я, расслабившись от облегчения и вспыхнув от разочарования.

«Его здесь нет».

Не знаю, почему он вызывал во мне две полярные крайности. Мне хотелось, чтобы он был здесь. И не хотелось, чтобы он был здесь. И то, и другое было правдой. Я в буквальном смысле почувствовала и то, и другое одновременно.

Дженнифер задвинула свой стул и, когда ее коллеги тоже встали, собрала бумаги и улыбнулась.

— Было приятно снова с Вами увидеться, Элль.

Мы пожали друг другу руки.

— Взаимно.

Закрыв папку, я взяла с пола небольшую черную сумку с пробниками и свою сумочку.

Все вместе мы вышли из-за стола.

Я повернулась к выходу.

И увидела его.

Пенн облокотился о стойку, изящно скрестив ноги. Он поднес ко рту бокал, не отрывая от меня глаз, будто ни на что больше не смотрел. Будто не мог ни на что больше смотреть.

Одна часть меня хотела дать ему пощечину, но другая хотела целовать его до тех пор, пока нас не вышвырнут из ресторана за непристойное проявление чувств в общественном месте.

Я с трудом сглотнула и, выйдя из оцепенения, последовала за Дженнифер и ее коллегами на свежий воздух к ожидающей меня машине.

Опрокинув в себя остатки своего напитка, Пенн оттолкнулся от барной стойки и направился к той же двери, что и я. На этот раз он был не в костюме, а в потертых джинсах и в черном свитере с задранными до локтей рукавами. Материал плотно облегал его грудь, демонстрируя красивый рельеф мышц и напоминая мне, что хоть я и видела то, что он прятал в джинсах, но на этом всё.

Мне до жути хотелось сорвать с него одежду.

Чтобы выяснить, неужели он и без нее так же безупречно красив.

Когда я вышла и потеряла его из виду, мое сердце разбилось на множество сексуально неудовлетворенных осколков. Дженнифер и ее коллеги попрощались и, сев в Лимузин, отправились к себе в отель.

Дэвид выскочил из ожидающего меня «Рейндж Ровера» и схватил мои сумки.

— Все хорошо? Готовы ехать?

Мне следовало сказать «да». Запрыгнуть в автомобиль и потребовать, чтобы Дэвид мчался на всех парах, чтобы уберечь меня от лап Пенна Эверетта. Но я намеренно медлила, поправляя волосы и притворяясь, что наслаждаюсь благоухающим ночным воздухом.

— Я отвезу ее домой, — раздался позади тихий, бархатистый голос, и я почувствовала, как ко мне подошел Пенн и обхватил меня за талию.

Три дня в огне желания.

Моя злость на него за ложь.

Ярость из-за того, что мной манипулируют... все исчезло.

Из-за него эта терзающая меня похоть стала невыносимой.

Теперь он должен все исправить.

Пенн улыбнулся и, наклонившись, выхватил из пальцев Дэвида небольшую черную сумку.

— Это мы тоже заберем.

Я распахнула глаза и сглотнула:

— Как ты…

«Узнал, что там внутри?»

Я не договорила, потому что вопрос не имел смысла.

Судя по сообщениям, Пенн некоторое время за мной наблюдал. Скорее всего, он увидел эти устройства, когда я разглядывала их под столом, следуя советам Дженнифер, проверяла резиновые фаллоимитаторы, чтобы увидеть, насколько они реалистичны.

Пенн схватил меня за руку, и мои щеки вспыхнули румянцем.

— Элль, пожалуйста, скажи своему водителю, что ты с радостью поедешь со мной домой, что я не похищаю тебя и никак не принуждаю.

Я моргнула, заметив напряженную позу Дэвида и то, как он отодвинул полу пиджака, из-под которой показалась торчащая из кобуры рукоять пистолета.

— Все в порядке, Дэвид. Я его знаю.

— Мэм? — он не сводил глаз с Пенна. Затем оглядел его с ног до головы. — Теперь, когда Вы это сказали, он действительно кажется мне знакомым.

Знакомым? Где Дэвид мог его видеть?

Внешность Пенна трудно было назвать не примечательной, и я точно знала, что мой водитель никогда раньше с ним не сталкивался. Кроме того, Пенн сам заявил моему отцу, что совсем недавно вернулся в Нью-Йорк после долгого отсутствия.

Я вежливо сказала:

— Его зовут Пенн Эверетт.

— Жених мисс Чарльстон, — поправил Пенн.

Я съежилась. Мне до жути хотелось опровергнуть его слова, но какой в этом смысл? Ему уже поверил мой отец, Стив, Грег... что там еще по сюжету в этой книге сказок?

Дэвид поерзал на месте.

— Понятно.

Однако его напряжение никуда не делось, что меня слегка смутило. Он переключил свое внимание на меня.

Много лет назад, когда мой отец нанял его, чтобы меня охранять, мы с ним разработали набор кодовых фраз, которые я могла бы сказать, почувствовав угрозу или не имея возможности позвать его на помощь. Если бы меня держали под дулом пистолета или грабили, простая фраза привела бы Дэвида в боевую готовность.

— Есть еще какие-нибудь распоряжения на ночь, мэм? — он медлил, давая мне время произнести одну из кодовых фраз.

«Я сегодня устала и думаю вечером принять ванну с пеной»: код для похищения.

«Я плохо себя чувствую; лучше пройдусь пешком»: код для ограбления или приставленного к боку пистолета.

Я ничего из этого не сказала.

На секунду повисло молчание, затем Пенн потянул меня за руку.

Я без раздумий пошла за ним.

— Нет, Дэвид, на сегодня нет.

Мой охранник больше не пытался меня спасти.

Глава двадцать первая

Через десять минут ходьбы у меня сдали нервы.

Сжав пальцы Пенна, я спросила:

— Куда ты меня ведешь?

— К себе домой.

— Зачем?

Он усмехнулся, его лицо скрывали сумерки.

— А ты как думаешь? — тон его голоса потерял официальную сдержанность, скатившись в чистый в грех, и я почувствовала, как у меня внутри все сжалось. — Чтобы трахнуть тебя, конечно.

Сверкнув в темноте зубами, он добавил:

— Я ждал, сколько мог. Ты не сказала отцу, что я наврал о помолвке, и не побежала к своему телохранителю. Поэтому я считаю, что ты готова ко всему, что я запланировал, и не будешь сопротивляться.

Пенн слегка наклонил голову.

— Или будешь, Пуговка Бэлль?

Я вся поплыла от того, как плохо, и в то же время хорошо это звучало. Мною тут же овладели фантазии о том, что может произойти сегодня ночью…

Постойте-ка.

Он назвал меня Пуговкой Бэлль.

Во мне вскипел гнев.

— Ты не имеешь права так меня называть.

— Разве? — он приподнял бровь. — Однако ты позволила ... Как ее там? Хлое… называть тебя Динь Дон Белль. Или это прозвище тебе нравится больше?

Я стиснула зубы.

— Мне не нравится ни то, ни другое. Элль вполне приемлемо. Так что называй меня так.

Пенн тихо рассмеялся.

— Какая агрессия.

— Не агрессия. Защита.

Он вскинул голову, его глаза впились в меня, словно иглы.

— Ты считаешь, что рядом со мной тебе следует защищаться?

— Постоянно.

Меня накрыла его тень.

— Почему?

— Почему что?

— Ты знаешь что. Ответь на вопрос и перестань ходить вокруг да около.

То, как он настаивал на ответе, говорило о том, что ему по каким-то скрытым причинам очень нужно было узнать, почему я отгородилась от него прочной стеной. Почему не позволяла себе чувствовать к нему больше, чем просто физическое желание.

Мы были знакомы всего неделю. Женщина во мне признавала, что я нахожу его чрезвычайно привлекательным. Девушка — что мне нравится идея мгновенной настоящей любви. Но реалист во мне понимал, что с хозяйкой многомиллионного бизнеса, коей я являюсь, такого никогда не случится.

Кроме того, Пенн был беcпощаден в достижении собственных целей. Весь опутанный ложью и скрытый полуправдой, он был не из тех, кому можно доверить что-то хрупкое, особенно мое сердце.

Тело можно раскрасить синяками.

Но они заживут.

Это не отменяло факта, что Пенн чего-то от меня хотел.

Будь это просто секс, то наши мотивы совпадали бы.

Но чем больше времени я проводила в его обществе, тем больше чувствовала, что целью его игры было вовсе не это.

Я прищурилась, пытаясь заглянуть за броню его высокомерия и узнать его истинную сущность. Но я увидела лишь человека с безграничными возможностями и самомнением. Человека гордого и напыщенного, как павлин.

«И все же...у него есть сын».

Как такой холодный и эмоционально неприступный мужчина мог воспитывать всецело подвластного ему ребенка? Где была мать Стьюи? Кто такой Ларри? Что, черт возьми, между нами произойдет, как только мы переспим?

Вопросы громоздились друг на друга, складываясь в неустойчивую башню Дженга. Один неверный ответ, и вся основа наших так называемых отношений рухнет. ( Дженга — настольная игра, где игроки по очереди достают блоки из основания башни и кладут их наверх, делая башню всё более высокой и всё менее устойчивой — Прим. пер.)

Сегодня ночью я не могла позволить этому случиться.

Может, завтра.

Потому что к завтрашнему дню мы оба получим желаемое, и все вернется на круги своя. Пенн со своей ложью исчезнет из моей жизни, не успев причинить еще больше вреда.

— Ты спрашиваешь меня, почему, но я могла бы задать тебе тот же вопрос, — я пошла дальше, покинув светлый круг от уличного фонаря и ступив в омут ночи. — Почему ты от меня защищаешься?

Пенн резко остановился.

— Я не защищаюсь.

— Защищаешься.

Он стиснул челюсти, то сжимая, то разжимая опущенные по бокам руки.

— Я просто в меру осмотрителен, это совсем другое.

— Разве? — я склонила голову набок. — Забавно, как по мне, осмотрительность и защита — это одно и то же.

Пенн метнулся ко мне, схватил меня за горло и толкнул к стене жилого дома. Кирпич был жестким. Он еще жестче. Я застыла мягкой прослойкой, не имеющей ни малейшего шанса.

— Еще хоть раз попытаешься устроить мне сеанс психоанализа — очень пожалеешь.

Я сглотнула, протолкнув страх вниз по горлу сквозь стальные тиски его руки. Даже сейчас мое тело завелось под его хваткой. Казалось, моим клеткам понравились чувственные ощущения, и они принимали за них любое крепкое сжатие.

— С чего бы мне сожалеть? — едва слышно произнесла я. — Что ты сделаешь? Убьешь меня?

Я сказала это небрежно, как бы невзначай. Эту фразу часто бросают без всякой задней мысли. Но вместо того, чтобы либо проигнорировать этот избитый вызов, либо признать, что он намного опаснее, чем я предполагала, Пенн одарил меня холодной, как ножи мясника, улыбкой.

— Возможно.

У меня подскочило сердце в порыве схватить телефон, чтобы позвонить в полицию. Но сейчас мною овладели другие ощущения. Если бы похоть имела цвет, то я уже несколько дней была бы окутана красным и розовым. Теперь же меня окружал черный и темно-темно бордовый, и единственное, чего мне хотелось, это забыть, кем я была, и стать тем, кем никогда не осмеливалась.

Выпрямившись под его пальцами, я намеренно задыхалась в его железной хватке.

— А что ты со мной сделаешь, если я пообещаю не лезть к тебе в душу, и признаюсь, что вообще этого не хочу? Что ты сделаешь, если я признаюсь, что использую тебя так же, как и ты меня? Трахнешь меня?

Пенн не сводил с меня глаз, не разжимал сдавивших мое горло пальцев.

— Я же сказал, что это и собираюсь сделать.

Из-за него я всегда оказывалась в неравном положении. Мне это надоело. Если я хочу отстаивать свою позицию, то должна быть собой, а не робкой маленькой девочкой. Собравшись с духом, я пробормотала:

— Тогда хватит грозиться, и давай с этим покончим.

Он судорожно сжал пальцы. Навалился на меня всем своим весом.

— Покончим?

— Да. Я хочу, чтобы ты меня трахнул, а потом оставил в покое.

С его губ сорвался легкий стон.

— Нельзя говорить такое на пустой улице.

— Почему нет? Мне кажется, пустая улица предпочтительнее многолюдной. Здесь никто не смотрит.

Пенн покачал головой, ему на лоб упали темные пряди.

— На многолюдной улице я вынужден держать руки при себе, — он рывком притянул меня ближе, его пальцы скользнули с шеи мне на грудь, а левая рука обвилась вокруг моей талии.

Сумка с образцами секс-игрушек с тихим стуком приземлилась на тротуар, рука Пенна принялась настойчиво массировала мою плоть, а его большой и указательный пальцы сжали мой сосок.

— А на пустой я могу тебя развернуть, задрать юбку и спокойно трахнуть.

Я вздрогнула.

Это звучало так непристойно.

Но так круто.

Из последних сил пытаясь не потерять рассудок, я оглядела стоявшие вокруг здания. В окнах наверху мелькали слабые очертания людей и редкие всполохи движений.

— Нас увидят, независимо от того, видим мы кого-нибудь или нет.

Пенн проследил за моим взглядом, запрокинув голову и обнажив шею. Его пальцы дернулись у меня на груди.

— Ты права.

Он убрал руки и сделал шаг назад.

— Жаль.

Подхватив сумку, Пенн снова направился по улице, таща меня за собой.

— Ты здесь живешь?

Пенн кивнул и достал из кармана ключ.

— В смысле, во всем здании? — я посмотрела на мини-небоскреб с высокими окнами и выцветшим сине-зеленым фасадом.

— Тут нужен ремонт, но именно поэтому я его и купил.

Он повернул старинную дверную ручку и потянул меня в фойе с квадратной люстрой, облупившимися обоями и плиткой в стиле арт-деко. Потолок величественно уходил ввысь, а широченная лестница спиралью поднималась на несколько этажей.

— Вау.

Пенн отпустил меня и, подойдя к стене, щелкнул бронзовым выключателем, от чего помещение волшебным образом озарилось светом. Тихий щелчок разбудил бесчисленные, покрытые серебристой пылью лампочки.

— Как я уже сказал, ремонт еще не закончен, — он снова схватил меня за запястье и потащил вверх по лестнице.

Пенн не дал мне возможности восхититься оригинальной красотой интерьеров или спросить, когда он купил этом потрясающий дом. Как будто это здание для него не существовало. Как будто для него имела значение только я.

Мы молча поднимались все выше и выше. Пенн не остановился ни на втором, ни на третьем, ни на четвертом этаже. Он продолжал тянуть меня все выше, пока мы не оказались на десятом или одиннадцатом этаже и не отперли еще одну дверь в обшарпанном, изъеденном молью коридоре.

Мы словно шагнули в другой мир.

Перенеслись на машине времени в великолепные апартаменты с очарованием стиля ар-деко, декором 1930-х годов и безупречной обстановкой.

Открыв рот от удивления, я прошла дальше.

— Это ... это невероятно.

— Конечно. Это же мое, — Пенн закрыл за собой дверь и проследовал через комнату. — Так же, как и ты.

Он стиснул обрамленную легкой щетиной челюсть.

— У меня только невероятные вещи.

Я почувствовала, как дрогнуло мое сердце.

Это что, своеобразный комплимент? Намек на то, что в действительности он видит во мне нечто большее, чем просто сексуальное удовлетворение?

«Не болтай ерунды. Твое сердце ошибается. Оно в творческом отпуске, исследует мифы о любви и не находит убедительных доказательств ее существования».

Пенн словно сошел со страниц поэм и сказок. Если бы, конечно, не его мрачная злоба и напряженная защита, за которой он прятался.

Если бы только я могла влить в него сыворотку правды и получить ответы — увидеть его истинную натуру.

Я не могла отвести от него глаз. Я ожидала, что он впишется в это пространство, будет чувствовать себя как дома, легко и свободно, но что-то было не так. Он скинул ботинки и босиком прошелся по отполированному до блеска мозаичному деревянному полу, но чего-то не хватало. Ему было не по себе. Он двигался так, словно для него это было так же чуждо и ново, как и для меня.

«С чего бы это?»

— Давно ты сюда переехал? — я сбросила туфли, оставив их у кухонного острова.

Пенн улыбнулся.

— Ты задаешь вопросы?

— А это против правил?

Пенн помолчал; на его лице мелькнуло что-то такое, что я не никак не могла понять.

— Какие-то — нет. Какие-то — да.

От всех этих загадок у меня разболелась голова.

— Так ты не можешь сказать мне, сколько уже здесь живешь?

— Ты ведь слышала немного из того, что я рассказывал твоему отцу в «Плакучей иве». Я недавно вернулся в город. Так что если ты этому веришь, то поверишь, что это новое приобретение.

— Почему я должна во что-то верить, если это правда?

Он не ответил.

Я задала еще один вопрос:

— Ты сказал, что твой покровитель болен. Что ты вернулся из-за него. С ним все в порядке?

У него на лице сразу же отразилась нежность — нечто до жути неожиданное и милое. Кем бы ни был его покровитель, Пенн заботился о нем гораздо больше, чем признавал.

— Сейчас он в порядке. У него была обнаружена редкая форма рака крови. Сейчас все под контролем.

— Это хорошо.

— Да.

Разговор зашел в тупик. Неловкость тяготила, словно третье колесо. Я почувствовала себя виноватой. Раньше наше молчание было наполнено желанием. Теперь оно повисло тяжким грузом.

С чего меня вообще заботит он, этот дом и, кто его таинственный благодетель?

«Я здесь только для одного».

Для того же, для чего и он.

Сделав глубокий вдох, я прошлась по комнате. Пенн развел руки, поняв, что я сделала. Поняв, что устранить внезапно возникшее между нами замешательство можно лишь вернувшись к основам.

Туда, где ненависть и симпатия не имели значения.

Его губы прервали мои мысли. Руки уняли волнение. Сколько бы там самообладания у него не осталось, Пенн его потерял и пошел прямо на меня. Не отрывая губ от моего рта, он прижал меня к буфету.

Обхватив пальцами мой подбородок, он крепко меня поцеловал.

Мои чувства заполнил вкус мяты и темноты.

Я задрожала в его объятиях.

Поцелуй закончился так же быстро, как и начался. Обжигая пальцами мою сверхчувствительную кожу, Пенн потянул меня к двери мимо кухни открытой планировки, гостиной и столовой. Повсюду были большие панорамные окна, открывающие вид на ночной город и снующих внизу пешеходов.

Открыв дверь, Пенн пропустил меня в свою спальню и бросил на кровать черную сумку.

Я последовала за ним и увидела, как на темно-серое покрывало компрометирующе выпал блестящий серебристый вибратор под названием «Морской конёк».

Пенн ничего не заметил. А если и заметил, то даже на него не взглянул. Я сомневалась, что он вообще хоть что-то заметит теперь, когда я оказалась в его логове. Я была его завоеванием, его трофеем. Не знаю, почему у меня возникло ощущение, что дело тут скорее в нем, чем во мне, но, как ни странно, я обрадовалась.

Я могла брать желаемое, не беспокоясь о том, что мне помешают ненужные эмоции. Могла обеспечить себе безопасность, отдавая ему часть себя.

Я вздрогнула, когда Пенн направился ко мне и прижал к стене. Кажется, ему нравилось везде зажимать меня так, чтобы я никуда не могла вырваться.

Он не предложил мне что-нибудь выпить или поесть.

Он привел меня сюда, чтобы трахнуть.

И больше ничего.

Я знала, что потом мне может быть очень больно. Что, несмотря на всю мою браваду и веру в то, что у меня получится воспринимать все это исключительно как секс и ничего более, я все же могу каждую секунду ломать себе голову и искать скрытые смыслы. Но сейчас...сейчас я хотела только его. Единственное, что мне было нужно, — это он, и ради этого я была готова на время стать бессердечной.

— Чёрт, Элль…ты такая красивая, — пробормотал он, прижав одну ладонь к стене у моей головы, и я оказалась в ловушке между его рук.

Было видно, как у него на шее бьется пульс, как его взгляд из темного превратился в беспощадно-черный. Другой ладонью он коснулся моей щеки, скользнув большим пальцем до уголка рта, и там остановился.

— Ты и понятия не имеешь, что со мной делаешь, так ведь? — он прижался своей эрекцией к моему животу. — И я не собираюсь тебе рассказывать.

«Что? Что я с тобой делаю?»

Его слова отдавали болью и нежностью. На какую-то долю секунды он показался мне не каким-то богатым магнатом, который вот-вот разденет меня и сожрет, а милым соблазнителем, задыхающимся от собственной лжи.

В этом и заключалась проблема с защитой.

Люди, которые лгут, не могут завести друзей. Но люди, которые всем доверяют, не видят врагов.

И те, и другие слабы.

Я втянула воздух и приоткрыла губы, позволив ему просунуть мне в рот большой палец.

Вторжение было сексуальным и горячим, а его кожа имела солоноватый привкус.

Мне не терпелось спросить, почему он мне не скажет. Что я хочу знать, какую сумасшедшую власть имею над ним, когда чувствую себя такой беспомощной в его присутствии. Но он наклонился и, не вынимая у меня изо рта большой палец, облизал мою нижнюю губу.

— Я не собираюсь тебе рассказывать, потому что я покажу.

Пенн прижался ко мне, грудь к груди, бедра к бедрам. Поймал меня в ловушку, как и в моем офисе, и в переулке, и на улице, и в универмаге.

Он поймал меня в ловушку, и это вызвало еще больше воспоминаний о том, как три года назад парень в капюшоне спас меня от грабителей и разбудил мою юную душу. Различия были поразительными. Один человек распахнул мне дверь в другой мир. А этот делал все возможное, чтобы лишить меня свободы.

Ни то, ни другое не увенчалось бы успехом.

Только я могла распоряжаться своей свободой, и это была моя прерогатива — вверять ее кому-то или нет.

От него ко мне просочился слабый намек на гнев и неудовлетворенное желание, но под этим было что-то еще. Что-то, чего раньше я в нем не чувствовала.

Мягкость, оплетенная колючей проволокой.

Это не уменьшало ярости, с которой он на меня смотрел, прикасался ко мне, контролировал множеством скрытых в нем граней. Пенн наклонил голову и, царапнув щетиной мою щеку, поцеловал меня в шею. Он впился зубами мне в ключицу, и я закрыла глаза. В нос ударил аромат его лосьона после бритья, а руки скользнули к моей груди и стали потирать большими пальцами соски.

Его губы пробежали по моей шее, целуя, но не нежно. В Пенне не было ничего нежного. Все это произрастало из насилия, смешанного с удовольствием. Скольжение его зубов придавало его теплому рту волнующие свойства, и, когда он снова обхватил мое лицо своими сильными, прохладными пальцами и наклонил в нужном направлении, я не смогла сдержать стон.

Пенн набросился на мои губы, сначала с нежностью, а затем свирепо. Мое тело все сильнее и сильнее билось о стену, пока он пытался меня поглотить, оставляя на мне незаживающие синяки.

У меня не было выбора, кроме как сдаться. Перестать стоять, дышать и думать.

Если бы я этого не сделала, то закричала бы от его одержимости.

Сдаться казалось мне самым простым и единственным вариантом.

Потому что тогда я, наконец, перестану думать и смогу просто быть. Быть женщиной, желанием…собой.

Пенн контролировал каждую секунду.

Он был прав, когда сказал, что не будет мне лгать.

Поцелуй сказал мне то, что он, без сомнения, хотел скрыть. Такие вещи, как «это я, это то, кто я есть. И я не собираюсь извиняться». И под этим...под этими сексуальными предупреждениями о желании меня трахнуть была более глубокая, темная нить.

Нить, которая заставляла меня спорить, глубже проникать в то, кем он являлся на самом деле, видеть в нем не пылкого незнакомца, а кого-то, кого я, возможно, могла бы назвать...не другом, но, по крайней мере, знакомым.

Другой рукой Пенн обхватил меня за спину и, оторвав от стены, скользнул пальцами за пояс юбки. Он трогал кружево моих стрингов и верхнюю часть моей задницы, толкаясь своей эрекцией мне в живот.

«Мне нужен воздух. И хоть капля рассудка».

Пенн подхватил меня на руки и, пройдя вглубь спальни, бросил на кровать, скинув на пол черную сумку.

Его лицо исказилось от вожделения.

— Поиграем в игрушки в другой раз. Сегодня мне нужна только ты.

Схватив мой жакет, Пенн заставил меня его снять, вытащив руки из рукавов.

Когда я осталась в блузке и юбке, он ухмыльнулся.

— Надеюсь, она не твоя любимая.

С яростным рывком он разорвал на мне блузку. Крошечные пуговицы в виде ракушек разлетелись по всем углам комнаты, обнажив мой живот и черный кружевной бюстгальтер.

Застонав, Пенн склонился надо мной и коснулся губами выпуклости моей груди.

Тяжело и часто дыша я без промедления прижала к себе его голову, проводя руками по волосам с любовью, которой, возможно, не чувствовала.

Он отпрянул назад, его прищуренные глаза были полны неистовства.

Мы смотрели друг на друга в безмолвной борьбе, пытаясь понять, когда же стёрлись границы. Отодвинувшись, Пенн встал у края кровати. Я молча задыхалась, гадая, что, черт возьми, происходит, и кто он на самом деле.

Руки Пенна опустились на ремень и, расстегнув его, выдернули из петель.

Моя кожа пылала от желания. Мне хотелось его близости. Хотелось, чтобы он накрыл меня своим телом. К черту предательский голосок страха, говорящий, что в первый раз будет больно.

— Снимай одежду, — хрипло прорычал Пенн, сбросив с себя джинсы. Его голос больше не походил на человеческий.

Сев на кровати, я послушно стянула с себя испорченную блузку и принялась расстегивать юбку. Когда с молнией было покончено, я легла обратно, стаскивая с себя ткань, но тут Пенн схватил юбку за подол и одним рывком сдернул ее с меня.

Тусклое мерцание горящих у окна и двери ночников осветило мой пояс с подвязками. Вид моих чулков напомнил мне, что все остальные знали меня как королеву «Бэлль Элль», но только Пенну удалось сломить меня до такой степени, что я лежала перед ним голая и молила о единственном прикосновении.

Его взгляд скользнул мне между ног, к черным, как бюстгальтер, стрингам. Пенн прикусил губу, затем схватил меня за лодыжки, дернул к краю кровати и навалился сверху. Его кулак врезался в матрас со всей сдерживаемой яростью и отчаяньем, от чего сердце заколотилось как бешенное, а кровь быстрее помчалась по венам.

— Черт, я хочу быть внутри тебя.

Я отдалась его дикому поцелую, позволив ему меня направлять. Его пальцы теребили мои подвязки, снимая с меня чулки, пока не стянули с бедер. Пенн терся об меня своим членом — единственной разделяющей нас преградой, были два куска ткани.

Удовольствию мешал прокрадывающийся страх — мысли о защите, контрацепции, и о необходимости сказать ему, что у меня это в первый раз.

Но от смущения я промолчала.

Пенн был опытным. Это было очевидно, исходя из того, с каким знанием дела он управлялся с моими губами и телом.

Если Пенн и заметил, что я больше не лидер, каким всегда была, то его это не волновало, и он об этом не упомянул. Я просто надеялась, что он возьмет на себя заботу о защите, и, если слишком быстро в меня войдет, тогда я что-нибудь скажу, но не раньше.

Я вцепилась в его черный свитер, чтобы поскорей его снять. Мне хотелось прикоснуться кожей к его коже.

Он это понял и, оторвавшись от моих губ, стянул через голову последнюю деталь одежды.

Мои руки сами собой взлетели вверх. Я провела ими от его крепкого пресса до груди. Пенн не пытался меня остановить, и роскошь, привилегия коснуться его наполнили мою кровь горячим желанием.

Пальцами одной руки он схватил мои трусики и потянул их вниз. Я вцепилась в них с другой стороны, питаясь прикрыться. Не знаю почему, но внезапно мною овладела застенчивость.

Пенн стиснул зубы.

— Отпусти.

Я прикусила губу, демонстрируя молчаливый отказ.

— Элль, — его рычание пересилило мою неготовность.

На мгновение закрыв глаза, я разжала пальцы и позволила ему стянуть с моих ног кружевные трусики. Пенн снял их с моих лодыжек и бросил за спину. Сжав мощной рукой внутреннюю часть моих бедер, он раздвинул мне ноги.

— Такая чертовски красивая.

Я задрожала, почувствовав, как он провёл кончиками пальцев по моей влажной коже.

— Господи, Элль.

Он медленно ввел в меня палец, и я невольно приоткрыла рот.

У меня заныла грудь, и я потянулась, чтобы расстегнуть лифчик. Когда я полностью обнажилась, лицо Пенна дернулось от мучительного желания. Он тяжело сглотнул, увидев, как реагирует на него мое тело, как приподнимаются бедра навстречу его пальцу.

— Возьми рукой мой член, — приказал он.

Его палец выгнулся у меня внутри, и я прерывисто втянула воздух. Затем слепо потянулась к нему, не представляя, что делать и насколько сильно нужно его сжать.

Пенн слегка наклонился, давая мне доступ к его боксерам.

С бешено колотящимся сердцем я отодвинула плотную хлопковую ткань и сунула туда руку.

Когда мои пальцы сомкнулись вокруг его члена, Пенн вздрогнул.

— Господи, — он склонил голову, когда я крепко его сжала, не зная, как ему больше нравится – мягче или жестче.

Я решила действовать так, как он сам — не проявлять нежности и не давать ему времени привыкнуть к прикосновениям.

Его палец дернулся вверх, надавив на чувствительное место у меня внутри, от чего все превратилось в жидкое золото. Я сильнее сжала его член, и Пенн, с низким рыком просунул в меня еще один палец.

Натяжение. Ожог. Не давая мне времени привыкнуть, он слегка царапнул меня ногтем.

Я скопировала его действия и, задев ногтями его член, задвигала рукой с той же силой, с какой он вонзался в меня.

— Черт возьми, — Пенн опустил голову и приоткрыл рот. — Твою мать, как приятно.

Его ненасытный член скользил у меня в руках, требуя большего. Когда я прошлась пальцами по его головке, на них осталось то-то теплое и липкое.

Пенн погрузил палец глубже, от чего я забилась на кровати. Мой голос сорвался на вздох.

— О, Боже.

— Наконец-то ты заговорила.

Пенн дразнил и гладил; я, задрожав, снова ушла в себя. Мне казалось, что слова раздавались где-то за миллион миль отсюда, в царстве людей и разговоров. Я была где-то глубоко внутри, где разрешались только чувства и ощущения.

— Я не думала, что тебе нужно, чтобы я говорила.

— Я хочу знать, как тебе это, — его глаза вспыхнули.

— Как?

Его большой палец опустился на мой клитор.

— Тебе это нравится? Тебе нужно больше? Меньше? Скажи.

В ответ я сжала его член.

— А тебе это нравится?

Пенн застонал.

— Ты и впрямь считаешь нужным это спрашивать? — его бедра толкнулись мне в ладонь. — Да я сейчас кончу на твои чертовы пальцы.

Это признание разожгло во мне вожделение, желание и головокружительное, головокружительное счастье, искрящееся, словно фейерверк.

Мое тело медленно таяло, становясь все более привлекательным, влажным, горячим.

Пенн это заметил.

У него во взгляде появился темный блеск.

— Элль, я не собираюсь всю ночь удовлетворять тебя пальцами. Точно так же, как не хочу, чтобы ты мне надрачивала, — не прекращая своих изощренных ласк, произнес он. — Я хочу тебя трахнуть. Мне нужно быть внутри этого.

Пенн согнул пальцы, нажав на что-то интимно связанное с какой-то секретной кнопкой внутри моего живота.

Еще одно нажатие, и я могла оказаться на самом пике удовольствия, к которому подбиралась все ближе и ближе. Но каждый раз, толкая к нему, Пенн немного возвращал меня назад, от чего я задыхалась и отчаянно желала оказаться на вершине, где, наконец, смогу передохнуть и получить награду.

Он отстранился, лишив меня своих прикосновении и оставив после себя пустоту.

— Скажи сейчас, если это будет проблемой, — Пенн сжал кулаки, глядя мне между ног. — Если у тебя есть сомнения, то говори сейчас, потому что, как только я окажусь внутри тебя, уже не смогу остановиться.

Теперь у меня был последний шанс признать, что я не готова. Что все это слишком рано. Слишком быстро. Так разумные женщины не поступают.

Но слова не шли.

Единственное, что я смогла произнести, это:

— Я этого хочу. Хочу, чтобы ты меня трахнул.

Пенн закрыл глаза и напрягся.

— Твое желание для меня закон.

Пошире раздвинув мои бедра, он стянул с ног боксеры и швырнул их на пол. Потянувшись к своим брошенным на пол джинсам, Пенн вытащил упаковку презервативов и передал ее мне.

— Я так понимаю, ты не на таблетках.

Я взяла в руки гладкую фольгу.

— Нет.

— Прекрасно, — он стиснул зубы, и его взгляд остановился на моих дрожащих руках. — Тогда надень его на меня.

Я не собиралась говорить ему, что никогда этого не делала. Разорвав пакет, я осторожно вытащила странно пахнущий латекс и сжала пальцами кончик, как мне показывали в школе на уроках сексуального воспитания.

Не говоря ни слова, он смотрел, как я приложила презерватив к головке и развернула до самого основания его очень впечатляющего члена.

Когда мои пальцы скользнули немного дальше и обхватили его яйца, Пенн вздрогнул. Он широко распахнул глаза, и я отстранилась, не уверенная, можно мне такое делать или нет.

Втиснувшись между моими бедрами, он прорычал:

— Ответь мне на один вопрос.

Я была захвачена видом его упакованной в латекс эрекции всего в нескольких сантиметрах от моего лона.

Пенн схватил меня за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.

— Ты девственница?

Я напряглась.

— Откуда... откуда ты это знаешь?

— Я не знаю. Поэтому и спрашиваю.

Я облизнула губы.

— Я…

Он ждал, глядя на меня суровым взглядом и упираясь членом мне между ног.

— Скажи мне, Элль. В противном случае, тебе будет очень больно.

Подавшись вперед, он вошел в меня совсем чуть-чуть. Я почувствовала дискомфорт, но в хорошем смысле, однако у него впереди было еще много всего. Много возможностей разорвать меня на части, если я не буду с ним честна.

Я опустила глаза.

— Это первый раз, когда я с мужчиной.

Пенн нахмурился. По его лицу тенью пронеслось неведомое мне воспоминание. Он снова задвигался, проникая в меня сантиметр за сантиметром.

— Я буду медленно.

Я напряглась.

— Хорошо.

Мы дышали в одном и том же неровном ритме, пока Пенн медленно скользил в мое тело. Когда он наткнулся на нерушимый барьер, я сжалась от страха и боли.

Он остановился.

Несколько ослепительных ударов моего сердца, и я заставила себя немного расслабиться.

Пенн надавил сильнее.

Его власть казалась ошеломляющей. Всё вокруг было заполнено им одним. Я видела, дышала, чувствовала только его.

Мне ничего не оставалось, кроме как позволить ему проникнуть в меня во всех смыслах этого слова.

Еще сантиметр, и началось жжение — жуткая боль, от которой у меня на глазах выступили слезы. Я повернула голову, изо всех сил стараясь спрятать лицо или прикусить свежие простыни.

— Больно?

Я кивнула, не в силах на него посмотреть. В этом я потерпела неудачу.

— Помнишь, я говорил, что, даже причинив боль, все равно буду тебя защищать? — хмыкнул он, притягивая к себе мой взгляд.

Пенн нависал надо мной, словно демон, с красиво очерченными тенями мышцами, и высеченным из гранита лицом.

Я кивнула.

— Ну, вот сейчас будет больно.

Меня отвлекла промелькнувшая на его лице вспышка вожделения, и неожиданно все стало болью и удовольствием, болью и удовольствием, болью, болью.

Он вонзался в меня быстро, резко. Больше никаких медленных движений. Никаких поглаживаний или соблазняющих штучек.

Он меня трахал.

Брал.

Поглощал.

Глава двадцать вторая

— Открой глаза, Элль.

Я не могла их открыть, потому что по моим щекам текли слезы. Слезы, которых я даже не понимала. Я плакала не потому, что мне было больно — боль уже немного утихла. Я даже не плакала, потому что отдала этому незнакомому человеку последнюю частичку себя, которую не заслужил никто другой.

Я плакала, потому что в его странных объятиях, с проникновением его восхитительного тела, я обрела частичку той свободы, которую так долго пыталась найти.

— Открой глаза, — снова приказал Пенн, слегка толкнувшись в меня.

Я повиновалась, с упоением всмотревшись в его лицо, заметив на лбу маленькие капельки пота и дикость во взгляде.

Я пошевелилась, приспосабливаясь к его телу. Мои слезы высохли, оставив за собой соленые следы.

— Ты огромный.

— А ты тесная.

— Хотя это...приятно.

— Приятно? — Пенн слегка улыбнулся, сдерживая таящиеся в нем вспышки тьмы. — Просто приятно?

Он прижался ко мне.

— Другого описания не нашлось? Для секса со мной нет слова получше?

— Болезненно?

Пенн нахмурился.

— Я рассчитывал на другое.

— Жестко? Поглощающе? Желанно?

По его лицу пробежала тень.

— Желанно? — его голос стал тихим и прерывистым. — И чего же ты желаешь? Этого?

Пенн толкнулся в меня, выгнув спину и с силой и точностью ударившись бедрами о мои бедра.

Я напряглась, голова вжалась в кровать, а лопатки оторвались от матраса. Волна боли и взрыв удовольствия. Казалось, без одного я не могла наслаждаться другим.

Но я никогда не испытывала ничего подобного.

Мне хотелось больше.

Гораздо больше.

Но для этого требовалось время, поскольку такое блаженство означало, что он, должно быть, кончил, а я читала, что мужчины не могут испытывать множественные оргазмы, как женщины.

«Ты еще не кончила».

Меня это не беспокоило. Сегодня ночью у меня была простая цель — потерять невинность. Теперь я избавилась от этого незначительного осложнения, и в следующий раз (если он, конечно, произойдет) не будет никакой боли, только удовольствие.

Я приподняла бедра, коснувшись лобком низа его живота. Благодарность. Просьба. Немного и того, и другого.

Пенн облизнул губы, по его лицу было видно, что он сдерживает себя.

— Хочешь продолжить?

— Есть еще что-то? — я приоткрыла губы от захлестнувшего меня нетерпения. — Ты не...закончил?

Он усмехнулся; невольно дернувшись у меня внутри.

— Я не стану на это обижаться. Но если ты действительно думаешь, что я просто войду в тебя и этим удовлетворюсь, тебе предстоит еще многое узнать о том, как я трахаюсь.

Пенн взглянул вниз, туда, где соединялись наши тела, поэтому я тоже посмотрела. Он немного отстранился, затем толкнулся в меня. Боль превратилась в удовольствие, обжигая и тая под изысканной пеленой остроты.

Охваченная огнем, разожженным пылающей внутри меня похотью, я положила руки ему на задницу и почувствовала, как он напрягся у меня под пальцами.

— Еще.

Пенн уперся кулаками в простыни у моей головы.

— Прекрасно, — он перешел от медленного темпа к серьезным толчкам.

Я сжала вокруг него мышцы. Где-то в глубине вспыхивали уколы дискомфорта.

К черту боль.

Я этого хотела.

Всего этого.

Низко застонав, Пенн сделал безумный рывок бедрами, задев какую-то часть меня, которая рассыпалась в звездную пыль. Он врезался в меня так глубоко и так сильно, как только мог. Отступал. Затем вколачивался снова.

Толчок. Толчок. Толчок.

Где бы ни обитали оргазмы, они внезапно ожили, словно улей со своей беспощадной королевой. Покалывающий зуд разлился от пальцев ног к коленям, к позвоночнику, от пальцев к рукам, к языку.

Все вспыхнуло, и я полетела.

Полетела с небоскреба «Бэлль Элль». Я забыла о своей карьере, правилах, рамках приличия.

Я себя стёрла.

В черном бесчестии я схлестнулась с Пенном и говорила грубые согласные, смаковала непристойные гласные.

— Я хочу, чтобы ты меня трахнул. Хочу, чтобы ты заставил меня кричать, — я впилась ногтями ему в задницу, прижав его к себе. — Дай мне то, что я хочу.

Оторвав голову от кровати, я набросилась на его губы, присвоив себе контроль, собрав все оставшиеся у меня силы.

— Трахни меня...пожалуйста.

Мне следовало быть готовой к последствиям.

Следовало понимать, что произойдет после таких слов.

Но это все равно застало меня врасплох. Все еще взволнованную, напуганную и мучимую желанием.

— Ты, бл*дь, сама напросилась, — преступно улыбнувшись, Пенн напрягся и вошел в меня так сильно, так быстро, что его бедра больно ударились о внутреннюю поверхность моих бедер.

Его губы прижались к моим, наши зубы клацнули, языки сплелись, вся притворная цивилизованность...исчезла.

Пенн не просто принял мое предложение.

Он удвоил мои ставки и собирался забрать все, на что мог претендовать.

Он меня трахнул.

Нет, это было катастрофически неточно.

Он меня сломил, вылечил, разорвал надвое.

Его тело врезалось в меня снова, и снова, и снова. Его член скользил в тепле и влаге, все больше меня распаляя. Нарастающий оргазм усилился, поглощая все вокруг.

От его энергии у меня ослабели ноги. Каждый женский атом взорвался блаженством. Я пыталась двигаться с ним в унисон, но от его темпа лежала прижатой к кровати. С прерывистым вздохом Пенн положил ладонь мне на грудь, сдавив легкие, не давая мне вздохнуть, считая удары моего сердца.

Моя кожа горела от пота, влага ослабила его хватку. Пальцы Пенна соскользнули с моей груди, врезавшись в матрас. Его рука подогнулась, и он навалился на меня всем весом. Его бедра двигались так, словно он больше не контролировал своё тело. Как будто вся его суть, единственная его цель, — это обладать мной, пока по какому-то кармическому повороту судьбы я не стану обладать им.

Я задыхалась, жадно глотала ртом воздух, чувствуя, как секс превратился в самую жизненно необходимую связь.

Пенн зарылся лицом в простыни, его спина внезапно выпрямилась, член запульсировал у меня внутри.

Я замерла, не зная, что делать.

Я совершенно точно знала, что хочу сделать.

Мои пальцы стали нежными и ласково пробежали по его спине. Как только я коснулась его покрытой испариной кожи, он яростно вскинул голову и оскалился.

— Не надо. Я просто..., — на его челюсти заходили желваки. — Я чертовски близок.

— Не останавливайся.

Лицо Пенна исказилось от мучительного желания.

— Я не собираюсь заканчивать. Я еще тобой не насытился.

У меня вспыхнули щеки, даже когда в животе разлилась радость.

— О.

Пенн наклонился и поцеловал меня, не скрывая своей похоти и желания кончить. Он не открывал глаз, и потому мне было сложно его понять или попытаться угадать, был ли этот физический акт для него чем-то большим, чем просто взаимная разрядка.

Я не могла его постичь, а мне отчаянно нужно было это сделать, если я собиралась как-то пережить то, что он со мной сделал.

Потому что он что-то со мной сделал.

Он разбудил меня, и я уже никогда не стану прежней.

— Черт, ты слишком невероятная.

С диким рыком Пенн отстранился и, выйдя из меня, оставил во мне пустоту. Скользнув по моему телу, он слез с кровати и с глухим стуком опустился на колени.

Не успела я спросить, что случилось, как он положил ладони на внутреннюю поверхность моих бедер и раздвинул мне ноги. Его губы — те же, что целовали меня, — коснулись моей промежности, его язык запульсировал у меня внутри.

Я отняла голову от кровати, в шоке вцепившись в простыни.

— О, мой Бог.

Пенн легонько сжал зубами мой клитор.

— Тебе больно, а мне нужно жестко тебя трахнуть. Сомневаюсь, что ты от этого кончишь, так что... ты получишь свой оргазм сейчас.

За простыни невозможно было удержаться. Поэтому я схватилась за его волосы.

Пенн выругался какими-то очень грубыми и непристойными словами. От его голоса у меня в животе запорхали бабочки. Его язык снова ворвался в меня. После глубокого проникновения его члена, этого было недостаточно, и я напряглась в ожидании большего.

Но затем к языку присоединились его пальцы. Они скользнули под его языком и проникли в меня, с ловкостью подталкивая к оргазму, в котором я купалась с тех пор, как Пенн обрек мою душу на вечные муки.

Так же, как и у меня в кабинете, он не шутил.

Он хотел, чтобы я кончила.

И я кончила.

Я попыталась сомкнуть ноги, но Пенн положил ладони мне на бедра, распаляя во мне жар и возбуждение. Схватив меня за запястья и не отрываясь от моего живота, он еще активнее заработал языком.

Оргазм был цвета темной радуги — он переливался всеми оттенками черного, серого, красного и оранжевого. Я чувствовала, как он приближается. Видела, как закружился в пёстром водовороте. И когда он проник в мои кости и связки, чтобы затем сконцентрироваться в моем лоне, то засверкал, словно какая-то магическая злая сила.

Язык Пенна, будто волшебная палочка, управлял этой магией, разжигая ее и заставляя взрываться разрушительными волнами.

— О, Боже. О, Боже. О, Боже, — я воспарила над кроватью, над ним, над всем миром.

Я ослепла, оглохла, онемела.

Я тонула в каждом гребне.

Не дав мне опомниться, Пенн поднялся по моему телу, закинул мою ногу себе на бедро и снова в меня вошел.

— Да! — это был крик. Я забыла о стыде и приличиях. А потому закричала снова, когда он начал жестоко, быстро и глубоко в меня вколачиваться. — Да! О Боже, да!

Боли...больше не было.

Удовольствие... лилось через край.

Густая, горячая, желанная и несомненно первобытная потребность чувствовать его целиком и полностью, глубже, глубже, сильнее, сильнее.

Язык Пенна скользнул по моей шее, зубы накрыли мою артерию, словно волк свою самку.

Я поцеловала его в плечо, наслаждаясь потом и грубостью наших обнаженных тел.

Обхватив Пенна руками, я нещадно впилась ногтями ему в спину.

— Сильнее, — приказал он, прикусив мне кожу.

Его голос растопил остатки моего оргазма разжигая его, раздувая, превращая угли в пламя. Когда Пенн задвигался быстрее, боль превратилась в сладостную тягу.

— Черт, возьми это. Возьми, мать твою, — он навис надо мной, зарылся пальцами мне в волосы, удерживая мою голову так, чтобы я смотрела прямо ему в лицо.

Кровать заскрипела, и он превратил нас обоих в скользкое месиво пота и удовольствия.

Я не могла отвести взгляд, и в его карих глазах увидела что-то нестерпимо плотское, настолько неприукрашенное и правдивое, что мое сердце сжалось в мольбе о следующей разрядке.

Пенн впился мне в губы, прекратив все мои мысли. Я сошла с ума и, поддавшись старому доброму инстинкту, задвигалась с ним в одном ритме, приняла его власть и позволила утолять и разжигать любой вызванный им голод.

— Черт, ты потрясная. Я знал, что так и будет, — он толкнулся в меня под таким углом, что мир разлетелся черными пятнами.

Услышав его экспертное утверждение, я почувствовала еще одну искру желания броситься в это безрассудное пламя. Меня жалила боль, я была разбитой, влажной и совершенно безумной, я не думала, что смогу снова кончить. Но Пенн обладал надо мной магической властью, которую я не могла игнорировать.

Я задрожала и напряглась, испытав менее неистовую разрядку, экстаз, разлившийся до кончиков моих пальцев.

Не закрывая глаз, я чувствовала, как во мне, почти тайно, сокращаются мышцы, омывая тело робкой волной удовольствия, как будто это было запрещено.

Я кончила тихо, восхитительно, беспричинно.

Пенн распахнул глаза.

— Ты кончила?

Я сглотнула, Последний спазм оставил меня обмякшей, потерянной и полностью одурманенной эндорфинами.

— Черт, ты кончила. Ты, бл*дь, кончила от моего члена, — он впился в меня взглядом, и потерял контроль. Приподнявшись надо мной, Пенн схватил меня за запястья и закинул их мне за голову.

А потом он меня трахнул.

— Черт, черт...черт, — его голос прерывался от неровного дыхания.

С каждым новым толчком его член становился толще, тяжелее, тверже. Пенн казался бешенным, сорвавшимся с цепи; весь его контроль и ложь испарились.

Как только это произошло, его лицо, обычно такое красивое и царственное, распалось на осколки.

— Черт! — с его губ сорвался звериный рев, оргазм пронзил его спину и проник в меня.

Я его не сдерживала.

Я упивалась его уязвимостью и наслаждалась тем фактом, что он позволил мне увидеть себя таким, каким его мало кто видел.

Он надломился.

Дёрнулся.

И, когда последняя волна выжала из него всё без остатка, содрогнулся.

Когда прошло какое-то время, и мы вернулись из той стратосферы, в которую он нас катапультировал, его пальцы разжали мои запястья и, скользнув по руке, коснулись моей щеки.

Глядя на меня с нежностью и не исходя злобой по неизвестным мне причинам, Пенн меня поцеловал.

Этот поцелуй был другим.

В нем не было ни требования, ни благодарности.

Казалось, мы снова обнажились, сорвали наши маски.

И увидели, что начали нечто такое, у чего, к сожалению, не будет счастливого конца.

Глава двадцать третья

Висевшие на кухне у Пенна часы показывали, что я пробыла у него всего один час и тридцать две минуты, но за этих неполных два часа изменился весь мой мир.

Либо время как-то незаметно ускорилось, либо мы перенеслись в будущее, где все было по-другому.

Я. Мое тело. Все мое мировоззрение изменилось.

Я в десятый раз провела руками по застегнутому блейзеру и разгладила юбку. Я старалась не обращать внимания на свои спутанные волосы, которые теперь черт знает сколько нужно будет расчесывать и приводить в порядок, и делала вид, что под одеждой я не голая.

Как только мы закончили, и Пенн от меня отстранился, мы молча оделись и снова вышли на кухню. Я сунула свое нижнее белье в черную сумку с секс-игрушками, намереваясь забрать их домой. Однако, Пенн схватился за ручки и убрал всё к себе в шкаф.

Он ничего не сказал.

Но по выражению его лица было ясно, что все эти вещи останутся здесь — нравится мне это или нет.

Пенн шел босиком под стук моих каблуков. Он обогнул большой кухонный остров и достал два стакана из буфета с дверцами из матового стекла. Наполнив оба стакана водой из стоящего в холодильнике графина, Пенн передал один мне и, не сводя с меня глаз, принялся пить.

Он надел светлые джинсы и черную футболку, став похожим на плохого парня, которого я ни в коем случае не должна была представлять своему отцу, не говоря уже о том, чтобы смириться с его ложью о нашей помолвке.

Чем дольше мы в гробовом молчании пили воду и поедали друг друга глазами, тем сильнее во мне нарастала нервозность. Я хотела позвонить Дэвиду, чтобы он меня забрал. С каждой проведенной вместе минутой Пенн все больше от меня отдалялся. Настолько, что, даже если между нами было хоть какое-то тепло, оно уже взвыло от мороза.

Поерзав на месте, я поставила на стойку недопитый стакан.

— Наверное... наверное, мне пора домой.

Пенн поднял бровь и допил воду. Вытерев губы тыльной стороной ладони, он кивнул.

— Хорошая идея.

Я попыталась скрыть то, как меня покоробило от его слов, но мне это не удалось. Я не знала, почему он от меня закрылся — с другой стороны, он меня и не впускал. Пенн вторгся в мое тело, но это не дало мне права залезть ему в душу.

Идея позвонить Дэвиду и ждать его в доме Пенна уже не казалась мне такой привлекательной. Чем скорее я уйду от этого нестерпимого напряжения, где в меня вонзались осколки непроизнесенных фраз, тем лучше.

Обхватив себя руками — убедившись, что моя порванная блузка тщательно заправлена в юбку, а жакет плотно застегнут, — я кивнула так, будто мы решили все вопросы, и встреча закончилась.

На самом деле это был деловой контракт. Я ему не нравилась. Он мне не нравился. Но секс был невероятным. Мне не с чем было сравнивать, но, если бы я вдруг снова была вынуждена лишиться девственности, то опять сделала бы это с Пенном.

Направившись к двери, я поняла, как мне на самом деле больно. Кожу на внутренней поверхности бедер жгло, внутри саднило. Мне ужасно захотеть сесть, а не спускаться по лестнице и ждать на холодной улице своего водителя.

Но мне тут больше не рады.

Взгляд Пенна ясно об этом говорил.

Он солгал о нашей помолвке, но не мог солгать о том, как же ему хочется, чтобы я поскорее убралась.

Я остановилась у выхода, прямая как струна.

— Ну, спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Пенн проводил меня до выхода, будто боялся, что сама я не уйду. Обойдя меня, он отпер и открыл дверь. Когда я переступила порог, он поджал губы. Пенн не улыбнулся, не сказал ни единого ласкового слова или хотя бы слова сожаления.

Это очень походило на разрыв, хотя мы никогда и не были вместе.

Я пожала плечами, борясь с желанием поёжиться.

— Эм, спасибо. Мне... понравилось.

На его непроницаемом лице мелькнула едва заметная улыбка.

— Мне тоже.

И больше ничего.

Никаких объятий. Или обещаний в ближайшее время встретиться снова. Всего два коротких слова, которые оставили точку — нет, целую страницу — между тем, что произошло сейчас и в его спальне.

У меня в голове вертелось множество вопросов. Ты хочешь ещё со мной увидеться? Почему ты оставил себе мое нижнее белье и секс-игрушки? Тебе со мной было так же хорошо, как и мне с тобой?

Ни один из них я не озвучила.

Распрямив спину, я вскинула подбородок и пошла прочь.

Мой телефон умер.

Ну, разумеется.

Сегодняшняя ночь превратилась из благодатной в душераздирающую, и винить в этом можно было только себя. Стоя у дома Пенна, я вдруг осознала, как далеко находится моя квартира. Ранее я полагала, что она всего в нескольких минутах ходьбы, но не представляла, сколько это займет времени. А на каблуках, после невероятно долгого дня и чрезвычайно страстного секса, мое тело было не в состоянии гулять по городу.

Мне вдруг вспомнилась другая ночь. Ночь, когда я без телефона и без какого-либо запасного плана вышла за пределы надежных стен своей компании. Незнакомец нашел меня, спас и украл частичку моей невинности. Сегодня вечером Пенн взял меня, развратил и украл остальное.

Обе ночи посеяли во мне грусть и смущение.

Вздрогнув от пронесшегося по улице порыва ветра, я решила все же размышлять на ходу, а не стоять, как идиотка, которую Пенн выгнал из дома.

Сделав над собой усилие, я неуверенными шагами двинулась вперед. Я оставалась собранной и невозмутимой — не более чем генеральный директор, вышедший на полуночную прогулку в разорванной блузке и с жуткой болью между ног.

Вместо того чтобы топать всю дорогу домой (и в процессе заблудиться), я решила пойти в более оживленную часть города и поймать там такси. Я бы отдала пол жизни за то, чтобы у меня заработал мобильный, и я смогла позвонить Дэвиду. Когда-то мне не нравилось находиться в окружении персонала, не имея никакой свободы. Теперь я ценила то, что у меня есть верные и преданные люди. От этого моя жизнь стала рациональной, а не тем бардаком, в котором я пребывала сейчас.

В прошлый раз поймать такси мне не удалось. У меня было ужасное предчувствие, что сейчас снова произойдет что-то ужасное. Главным образом потому, что сложно было не заметить сходства той ночи с незнакомцем и сегодняшней ночи с Пенном.

Я позволила себе думать о незнакомце легко и непредвзято — без чувства вины и обиды на моего отца. Чтобы вспомнить легкость, которую я ощущала в его компании, хотя мы только что познакомились. Доверие, которого он от меня требовал, хотя я ничего о нем не знала. С незнакомцем я чувствовала себя в безопасности, несмотря на нарастающее подростковое влечение. С Пенном, оплетающим всё ложью, я боялась за свое благополучие и личные отношения.

Мой отец не понимал, что каким-то ужасным образом в ту ночь я себя обрекла. Ввязалась в приключение, полное опасностей и поцелуев, и слишком его идеализировала. Я поставила незнакомца на пьедестал и решила, что если не могу быть с ним, то не буду ни с кем — фактически отвернувшись от других перспектив — других мужчин, которые, возможно, были по-своему особенными и подходили мне гораздо лучше.

«То, что мне не нравится Грег, не значит, что мне не понравятся остальные мужчины».

И кроме того, я была еще молода. Папа практически всегда забывал о моем возрасте. Он видел во мне опору своей компании и своего счастья. Поскольку у меня еще не было собственной семьи, он считал это личной неудачей.

Мое замужество было нужнее ему, а не мне.

«И как мне это раньше не приходило в голову?»

Я резко остановилась.

Папа был хорошим родителем, но, когда дело доходило до организации дел, он упускал из виду мой возраст, желания и личность. Ну и что с того, что ему хотелось сделать меня партнером?

Я не партнер. По крайней мере, пока.

Пришло время перестать использовать в качестве оправдания его инфаркт и сказать ему, чтобы он больше не вмешивался в мою жизнь.

Решительно кивнув, я с удвоенной энергией зашагала по улице. Пульсирующая боль между ног мешала сосредоточиться, но впервые за много лет я почувствовала себя спокойнее. Как будто у меня некоторым образом получилось взять под контроль свое будущее.

Я переспала с Пенном на своих условиях. Все закончилось не так хорошо, как ожидалось, но я его использовала, и мне понравилось. Я расширила ассортимент товаров «Бэлль Элль» линейкой игрушек для взрослых. Это было рискованно, но я приняла это решение.

За все отвечала я.

Я справлюсь.

Я могу быть честна с собой и с ним.

Сойдя с тротуара, я перешла пустынную улицу и направилась к сияющему огнями деловому району.

К сожалению, когда дело касалось прогуливающейся в одиночестве женщины, Нью-Йорк страдал своего рода биполярным расстройством. Еще секунду назад он походил на гостеприимного хозяина, лаская взгляд своими чистыми улицами и манящими уличными фонарями, но тут же мог превратиться в двуликого Джокера с грудами мусора и идущим ко мне человеком в капюшоне, лицо которого полностью скрывала тьма.

Я резко остановилась. Мое сердце выскочило из ребер и, разбившись надвое, упало под ноги.

В обычной ситуации, ясным солнечным днем, идущий ко мне незнакомец не стал бы для меня проблемой — главным образом благодаря Дэвиду. Но сейчас… Это меня обеспокоило. Очень.

Быстро оглянувшись, я начала выдвигать идеи и так же стремительно их отбрасывать.

Беги.

Спрячься.

Иди вперед.

Возвращайся к Пенну.

Возможно, он не представляет никакой опасности.

Ты придумываешь.

Независимо от правильности моих идей, все они рассыпались в пыль, поскольку фигура в капюшоне подняла голову, и я увидела черную пустоту там, где должно было быть его лицо. Шаг за шагом расстояние между нами уменьшалось. Я перешла на другую сторону улицы, в надежде, что просто стою у него на пути, и ему на меня плевать.

Как только мои ноги коснулись противоположного тротуара, мужчина повторил мои действия.

«Дерьмо».

Он остановился в нескольких шагах от меня, и в ушах эхом отозвался скрежет его грязных кроссовок. Его руки спокойно свисали по бокам, длинные ноги были затянуты в черные джинсы, а на темно-серой толстовке виднелись красные пятна, и я очень надеялась, что они от кетчупа, а не от другой пугающей жидкости.

Я перестала дышать.

Мне показалось, что мир надо мной смеется. Хочет показать, что одна я всегда подвергаюсь опасности. Что оба раза, когда я в кои-то веки осталась без присмотра отца, Дэвида или какого-нибудь другого мужчины, я тут же становилась жертвой проходимцев.

Может, вселенная была сексисткой и так учила меня, что без мужчины мне не выжить?

От охватившего меня гнева страх улетучился.

— Чего ты хочешь?

Мужчина усмехнулся.

— Денег.

— У меня их нет. Я оставила сумочку у водителя.

«Черт, не надо было упоминать водителя».

Он облизнул губы — единственное, что было видно под капюшоном.

— А, ты одна из этих.

— Из каких?

— Из этих богатеньких сучек, — мужчина подошел ближе, воняя немытым телом и нечистотами. — Отдай мне деньги, и никто не пострадает.

Три года назад я бы позвала на помощь и кинулась прочь.

Теперь я была на каблуках, и у меня все болело от секса. Я стала старше. И постоянно сражалась с мужчинами в корпоративном мире. Если ему нужны деньги, прекрасно. Пусть пойдет и заработает, а не отбирает их у невинных пешеходов.

— Уходи. Мне это не интересно.

— Не интересно? — мужчина склонил голову набок. — С чего ты взяла, что я веду с тобой переговоры?

Я скрестила руки на груди, очень надеясь, что он не видит под ними мою порванную блузку.

— Не важно. Я тебе ничего не дам.

— Нет, бл*дь, дашь, — он сжал кулаки. — И немедленно.

— Я не вру. У меня нет денег.

Мужчина сделал еще один шаг, заставив меня отступить.

Его губы изогнулись в злой ухмылке.

— Тогда драгоценности, — окинув меня взглядом, он заметил на мне серьги с кристаллами. — Вот. Давай сюда.

Не задумываясь, я вытащила их из ушей и протянула ему. Больше на мне ничего не было. Ни браслетов, ни колец. Единственным моим любимым украшеньем было ожерелье с сапфировой звездой, украденное у меня при таких же обстоятельствах.

— И все остальное, бл*дь, — мужчина сжал в руке мои тридцатидолларовые серьги, взятые из линейки бижутерии «Бэлль Элль» в качестве образца, будто они были бриллиантом Хоупа. (Бриллиант Хоупа — крупный бриллиант массой в 45,52 карата глубокого сапфирово-синего цвета и размерами 25,60×21,78×12,00 мм. Находится в экспозиции Музея естественной истории при Смитсоновском институте в Вашингтоне (США) — Прим. пер.)

Я развела руками, проклиная свою дрожь.

— Я же сказала. У меня больше ничего нет.

— Брехня.

— Я говорю правду.

Мужчина снова шагнул ко мне. На этот раз я не двинулась с места, хотя мое сердце снова было готово схватиться за сигнальный свисток.

— А что, если я тебя обыщу? Проверю, не врёшь ли ты?

Я стиснула зубы.

— Только дотронься, и тебе конец.

Он рассмеялся; смех эхом отскочил от зданий, ставших молчаливыми свидетелями нашей перепалки.

— Конечно, сучка. И что ты сделаешь? Пырнёшь меня туфлей?

Я взглянула на свои лакированные туфли-лодочки в тон серьгам.

— Спасибо за идею.

Скинув одну туфлю, я быстро ее подхватила и замахнулась длинной металлической шпилькой.

— Ты забрал всё, что у меня было. Теперь проваливай.

Откинув капюшон, мужчина оскалился. Он не был ни уродлив, ни красив. Обычный жадный вор, совершающий плохие поступки.

— Я так не думаю, богатенькая сучка.

Ничто в нем не показалось мне знакомым, но он был одиноким мужчиной в толстовке поздно ночью.

Я никогда бы себе не простила, если бы не удостоверилась.

Сжавшись от страха, я, вопреки инстинкту самосохранения, подалась вперед. Внимательно вгляделась в его лицо. Пытаясь прояснить вопрос, мучавший меня с той секунды, как появился этот человек.

«Это он?»

Мой незнакомец?

Но надежда обратилась в прах.

«Это не он».

Этот мужчина был старше — ему уже перевалило за тридцать. Зубы у него были черные, кожа желтоватая, волосы жидкие и редеющие. Он был тощим и ростом примерно с незнакомца, но моим спасителем он точно быть не мог. Если только его изрядно пообносившимся старшим братом.

Мужчина рванулся вперед, схватив меня за грудь вонючими пальцами.

— Не можешь мне заплатить, тогда я могу тебя попортить.

— Убери от меня свои чертовы руки! — я отшатнулась, размахивая туфлей и изо всех сил стараясь его треснуть.

Пригнувшись, он меня схватил.

Я ударила.

Острый каблук врезался ему в висок, и я возликовала.

— Бл*дь! — он попятился, держась за ушибленную часть головы.

Именно это мне и было нужно.

Сбросив вторую туфлю, я повернулась и превратилась во что-то, что могло быстро смыться. В кролика, газель, лошадь, птицу.

Я собрала все силы и босиком бросилась наутёк.

Я не обращала внимания на впивающиеся мне в ступни камешки. Не вскрикнула, наступив на осколок разбитой пивной бутылки. И не заплакала, когда все мое тело взвыло от боли из-за того, что мне и так нездоровилось, а теперь еще пришлось скакать галопом.

Я просто сосредоточилась на свободе. Как всегда.

— А ну, вернись, сука! Мы еще не закончили!

За спиной я услышала торопливые шаги напавшего на меня мужчины и стала яростно хватать ртом воздух, превращая его в энергию для моего стремительного бега.

Я завернула за угол, высматривая дом Пенна.

Слишком далеко.

«Я справлюсь».

Я поскользнулась на старой газете, но не сбавила скорости.

Вор кряхтел, поливая меня проклятьями, но не отставал.

Вдалеке показались фары, яркие и сияющие, теплые и милые.

Я вылетела с тротуара прямо на дорогу к машине.

Вместо того, чтобы притормозить, автомобиль ускорился, как будто хотел меня сбить и вручить мой труп человеку, который в данный момент намеревался причинить мне боль.

Я замахала руками.

— Остановитесь. Помогите!

В темноте виднелись очертания только сжимавшего руль водителя. Он ехал прямо на меня. У меня была всего доля секунды, чтобы решить, что делать — куда бежать, прежде чем он меня собьет.

Но столкновения не произошло.

Водитель вывернул руль и, резко затормозив, выехал на обочину.

Под рев двигателя передняя дверь распахнулась, и из салона выскочил мужчина.

— Садись в чертову машину! — рявкнул он, указав на меня. — Сейчас же!

Потребовалась всего секунда, чтобы это осознать.

Мне был знаком этот голос.

Я еще никогда так не радовалась его появлению. Даже если он вышвырнул меня из своего дома. Даже если смертельно меня обидел.

Когда мой преследователь остановился всего в шаге от меня, Пенн перемахнул через капот.

Я прижалась к машине, хватая ртом воздух. Ноги горели от бега по асфальту и мусору.

Но вся моя боль испарилась, когда Пенн бросился на мужчину.

— Ты сукин сын.

Вместе они повалились на асфальт.

Пенн приземлился на него сверху и стал со всей силы бить его кулаками в лицо, буквально вколачивая в тротуар.

Он не произнес ни слова. Просто колотил его со всей дури.

Грабитель изо всех сил старался закрыть лицо руками и, съёжившись, пытался оттолкнуть Пенна. Но у него не было ни единого шанса.

Я насчитала один, два, три, четыре, пять ударов в челюсть, после чего Пенн с легкостью оттолкнулся от груди мужчины и встал над ним.

Он хрустнул костяшками пальцев так, будто только что вымыл руки, а не залил их кровью какого-то преступника.

— Снова Роб. Еще раз попытаешься кого-нибудь изнасиловать, и ты, сука, труп. — Пенн пнул мужчину ботинком в грудную клетку. — Ясно?

Парень поднял глаза, моргая сквозь стекающую кровь. На секунду его глаза вспыхнули ненавистью и жаждой расправы. Но затем сфокусировались на лице Пенна. Он стоял на дороге, такой царственный и спокойный, требуя безоговорочного повиновения. Во взгляде грабителя вспыхнуло узнавание, и он с трудом поднялся на ноги, обхватив одной рукой грудь, а другой придерживая голову.

— Вот дерьмо, это ты.

«Что?»

Я замерла, отчаянно пытаясь понять, что он имел в виду.

Пенн напрягся.

— Уходи. Сегодня твоя счастливая ночь.

Мужчина кивнул и опустил глаза, забыв о моем существовании. Повернувшись, он, спотыкаясь, побежал прочь в своих грязных кроссовках.

Он забрал с собой мои серьги, так же, как те мужчины из переулка — ожерелье с сапфировой звездой.

Меня снова спасли, но на этот раз... я чувствовала не желание, а лишь дикий ужас.

Глава двадцать четвертая

— Садись, в чертову машину, Элль, — голос Пенна оставался низким и тихим, но в нем чувствовались стальные нотки.

Он его знал.

Знал Пенна.

Как? Почему? Что это значит?

Не глядя, я схватилась за ручку дверцы и открыла ее. Оцепенев, я скользнула на пассажирское сиденье, глядя, как Пенн небрежно подошел к водительской стороне и забрался внутрь.

Когда двери захлопнулись, мы еще несколько секунд сидели в тягостном, гнетущем молчании. Он с такой силой сжимал окровавленными пальцами руль, будто мог его задушить.

У меня сдавило горло от страха и вопросов. От целой кучи вопросов.

Откуда этот человек знал Пенна?

Кто Пенн на самом деле?

И почему... почему...он избил этого мужчину с той же непринужденной грацией, что и человек в переулке той роковой ночью?

Потянувшись через рычаг переключения передач, Пенн положил руку мне на бедро.

Я вздрогнула, отведя ноги в сторону.

Его пальцы никуда не делись и впились мне в мышцы. Он тяжело вздохнул, сжал мне бедро, а затем отпустил. Надавив на педаль сцепления, он включил все еще урчащий двигатель и выехал с тротуара на дорогу.

Машина подскочила на кочке, но мы не заговорили.

Я не решалась.

Не знала, что и думать.

В глубине души мне хотелось все проанализировать; проиграть в голове то, как он наказал этого парня, и попытаться соединить несуществующие точки. У меня разыгралось воображение, изо всех сил стараясь убедить мой встревоженный разум в том, что, вполне возможно, я все это время прекрасно знала своего незнакомца. Что, может быть, только может быть, это не я не смогла его найти, а он нашел меня после стольких лет.

Но эту идеальную фантазию портил один отвратительный, словно жаба, изъян. В Пенне не было такой нежности, как в незнакомце. Внешне незнакомец казался холодным и опасным, но под этой броней таилась доброта — сладость, завернутая в колючую проволоку.

Пенн был чистым лезвием, блестящим и непробиваемым, одномерным с неверно отражающими поверхностями, искажающими мое истинное восприятие.

Единственная проблема заключалась в том, что я не могла отличить одного от другого. Я бредила — принимала желаемое за действительное — пыталась связать в одно два совершенно разных инцидента.

Для чего?

Чтобы найти оправдание тому, что переспала с Пенном?

Подтверждение, что, в конечном счете, я не какая-нибудь девушка с неудавшимися романтическими отношениями?

— Я должен перед тобой извиниться, — его голос прозвучал чуть громче шуршащих по асфальту шин.

Я напряглась, глядя в окно.

— А я должна тебя поблагодарить.

Пенн отрицательно покачал головой.

— Нет. Я тебя выставил. Думал, тебя заберет твой водитель, но потом ты ушла.

— Ты за мной следил?

Он не ответил.

— Ты чуть не пострадала.

— Но я не пострадала.

— Если бы ты... Черт! — Пенн со всей силы треснул кулаком по рулю, задев кнопку клаксона и наверняка разбудив его ревом многих мирно спящих людей. — Я бы, бл*дь, его убил.