Венец лжи

— Я тебя об этом не просила.

Пенн нахмурился.

— Я бы сделал это не ради тебя.

— Значит, ты лишил бы его жизни только ради собственной прихоти, а не для того, чтобы как-то за меня отомстить?

— Я бы убил его, потому что он прикоснулся к тому, к чему не должен.

У меня бешено заколотилось сердце.

— Значит, ты защищал меня не потому, что я с тобой спала и отдала тебе частичку себя, а потому, что в твоих извращенных фантазиях я — твоя собственность, к которой можешь прикасаться только ты?

Мчась на всех парах по жилым улицам, он стиснул челюсти.

— Да.

— Не потому, что ты ко мне что-то чувствуешь?

— Нет.

— Вообще ничего.

— Ничего.

— Но секс был хорошим.

— Да.

— Ты хочешь снова со мной увидеться? — меня злило то, что мне приходится это спрашивать и, что меня очень волнует ответ.

Пенн превратился в ублюдка, наводящего на меня ужас. Он с такой легкостью расправился с тем вором.

Но его внезапная холодность и эмоциональная замкнутость напомнили мне о том, что наши с ним отношения носят чисто физический характер. Он мне не нравился. Ни капельки. И даже благодарность за мое спасение не вызвала во мне хоть какого-то подобия нежного чувства. Одним своим присутствием Пенн превратил все хорошее и волнительное в плохое и нежелательное.

Но я попробовала секс. И мне захотелось большего. Захотелось стать ради себя эгоисткой. Так что на данный момент я смирилась с его образом полного мудака и плевать на мои вопросы.

— Не знаю, — его признание было не тем, чего я ожидала.

— Не знаешь, хочешь ли снова со мной переспать?

Пенн ухмыльнулся.

— Элль, мы с тобой не спали. Мы трахались.

— Спасибо за разъяснение, — фыркнула я, скрестив руки на груди. — Извини, ты хочешь снова меня трахнуть?

Его пальцы так сильно сжали руль, что обивка жалобно скрипнула. На мгновение его голова качнулась в безмолвном «нет». Затем дерзкая ухмылка уничтожила правду очередной ложью.

— Да, я хочу снова тебя трахнуть.

Почему он засомневался?

Зачем сообщать всем о нашей помолвке, если он намеревался всего раз со мной переспать?

Почему от него так и веет безразличием и жесткими заслонами?

Почему, почему, почему?

— Хорошо, — я приняла чопорный вид, наслаждаясь тем, как боль в моем лоне снова начинает плавиться. — Я тоже.

Чувствуя, как легко слетают с моего невинного языка эротические фразы, я добавила:

— Мне понравилось с тобой трахаться. Я хочу еще.

Пенн мгновенно перевел взгляд с дороги на меня.

— Еще?

Я сглотнула, борясь со смущением.

— Я хочу твой э-э...член. Хочу, снова почувствовать его внутри.

Пенн застонал и сосредоточился на дороге, на бешеной скорости, с которой мы мчались по городу.

— Еб*ть, не говори так.

— Прости, что?

— Ты меня слышала.

Я никак не могла выругаться в ответ.

Как грубо.

«Вот скотина!»

Я сидела, молча закипая от злости, пока за окном не показался знакомый район, и на вершине белого сверкающего здания не замаячил мой пентхаус.

Наконец-то дом.

Где меня будет ждать Сейдж, а Пенн может валить на хрен со своими секретами, ругательствами и постоянным враньем.

Остановившись, он выключил машину и вышел.

Я не стала дожидаться, пока он откроет мне дверь. Приоткрыв ее, я выбралась из салона и тут же вздрогнула и захромала, поскольку ступни взвыли от порезов, оставшихся после моего забега босиком.

— Черт, посмотри на свои ноги.

Не успела я ответить, как Пенн подхватил меня на руки и понес к моему дому.

Швейцар вежливо нам кивнул и, не выказывая никаких признаков шока, открыл входную дверь. Пенн оставил на улице свой черный, кое-как припаркованный «Мерседес», и понес меня через фойе моего дома.

— Все в порядке, мисс Чарльстон? — окрикнул нас ночной портье Дэнни.

На его лице под темно-синей форменной фуражкой проступило беспокойство. Он настороженно взглянул на Пенна.

Не давая мне возможности позвать на помощь или попросить Дэнни вызвать охрану, Пенн прорычал:

— Я несу свою невесту в ее квартиру. С ней все в порядке.

Я заёрзала в его объятиях.

— Ты мне не жених. Перестань всем это говорить.

Махнув Дэнни рукой, изо всех сил стараясь сохранить внешнее спокойствие и не вызвать у окружающих панику, я сказала:

— Все хорошо. Извините за странное вторжение.

Дэнни, нахмурившись, помахал в ответ. Вся его фигура излучала замешательство, но он был достаточно вежлив, чтобы не вмешиваться.

Как только мы покинули фойе и приблизились к лифтам, я прошипела:

— Опусти меня.

Затем толкнула Пенна в грудь.

— Я могу идти.

— У тебя ноги в крови.

— Мне все равно. Я хочу, чтобы ты ушел.

Он взглянул на меня, его карие глаза окаймляли черные радужки.

— Несколько минут назад ты говорила совсем другое.

— Это было до того, как ты меня послал.

— Я тебя не посылал. Я сказал «еб*ть». Это совсем другое.

— Это одно и то же.

Пенн нажал кнопку лифта и, дождавшись его прибытия, тут же в него вошел.

— Нажми свой этаж.

Я сделала то, что он велел, и, когда двери бесшумно закрылись, невольно содрогнулась.

— Подожди, а откуда, черт возьми, ты знаешь, где я живу?

— Я навел справки.

— Другими словами, ты за мной следил.

И снова он не ответил. Поездка наверх была неловкой и странной, наполненной немыслимыми чужеродными ощущениями. Меня бесило то, что он держал меня на руках, но в то же время нравилась его защита. Меня бесило то, как он все взял под свой контроль, но нравилась его забота о моей безопасности.

Фу, я его просто ненавижу.

Ничего мне в нем не нравится.

Лифт остановился, и Пенн вышел, остановившись посреди роскошного широкого коридора. Перед ним было две двери — левая и правая. Два пентхауса, занимающие по половине этажа.

Он взглянул на меня.

— Которая?

Я скрестила руки на груди — ну или постаралась, откинувшись в его объятиях.

— А ты еще не знаешь?

Пенн заглянул мне в глаза, раздумывая, что мне показать — правду или ложь.

Он выбрал правду.

Шагнув к левой двери (к нужной двери) он подождал, пока я введу девятизначный код, а затем надавил на дверную ручку и вошел.

Глядя, как Пенн своим орлиным взором следит за очередностью вводимых мною цифр, я мысленно сделала себе пометку завтра же поменять код.

Его взгляд скользнул по моей прихожей, где с потолка прямо на стеклянный стол свисала сверкающая хрустальная люстра. Для дежурного появления она производила слишком сильное эмоциональное впечатление.

Раздалось громкое мяуканье и с обращенного к окнам белого дивана прямо на Пенна кинулось маленькое серое пятно. Сейдж вцепилась ему в ногу, вне всякого сомнения, вонзив когти в икру.

Я тихо рассмеялась.

— Похоже, я не единственная, кому ты не нравишься.

— Это чувство взаимно, уверяю тебя.

Поморщившись, он, со все еще цепляющейся за его ногу Сейдж, направился ко мне на кухню. Все шкафы и ящички в ней представляли собой сплошную глянцевую стену без ручек и какой-либо бытовой техники — все было скрыто и так умно устроено, чтобы сохранить такие жизненные потребности в тайне.

Усадив меня на белую столешницу, Пенн оторвал Сейдж от своих джинсов и усадил рядом со мной. Зашипев, кошка стукнула его лапой, но тут же прыгнула мне на колени и, замурлыкав, лизнула своим шершавым языком мой подбородок.

— Ты молодец, — я почесала ей шею. — Спасибо, что защитила меня.

Пенн фыркнул, оглядываясь в поисках раковины. Он бы её не нашел. Она скрывалась под большим отрезком столешницы, который при нажатии кнопки у горшка с орхидеей трансформировался в кран и чашу.

Пару секунд Пенн оглядывал кухню, а затем зашагал прочь, оставив меня пялиться ему вслед.

«Куда, черт возьми, он пошел?»

Несколько мгновений спустя он принес из гостевой ванной белое полотенце и наполненную водой чашу, в которой раньше лежали декоративные голубые шарики.

Не говоря ни слова, он опустился на колени и обхватил мою ногу.

Я застыла, безмолвно глядя, как Пенн намочил полотенце, а затем медленно и очень осторожно вымыл мне ноги, нежно проводя тканью по ранам от разбитой пивной бутылки, на которую я наступила.

Когда он выжал полотенце, и вода стала розовой от крови, я судорожно втянула воздух.

В тот момент все исчезло.

Все вопросы. Ложь. Похоть.

Пенн показал себя таким, каким я его и представить себе не могла.

Мое сердце перестало колотиться и замерло, будто боясь, что одно неверное движение или звук разрушат эту странную новую реальность.

Его руки были быстрыми, но уверенными, нежными, но надежными. Пенн не позволил себе ничего лишнего, когда ощупывал мою ступню, проверяя, не осталось ли там осколков, и не воспользовался тем, что мои ноги инстинктивно раздвинулись, когда он потер большим пальцем лодыжку.

Он обо мне позаботился, после чего встал, поставил миску на стойку и обхватил своими теплыми ладонями мое лицо.

Пенн вгляделся мне в глаза, заслонившись от меня стенами и барьерами, скрывающими его истинные мысли. Не говоря ни слова, он наклонился и приник ко мне в самом чувственном поцелуе, о каком я только могла мечтать.

Его язык был шелковым. Рот бархатным.

Я разомлела перед ним, совершенно покорённая и забывшая обо всех мучивших меня вопросах.

В этом поцелуе была магия, чары, обещавшие секреты, связь, способную разорвать все остальные связи.

А потом все закончилось.

Все так же не говоря ни слова, Пенн повернулся и вышел из квартиры.

Вот так просто.

Глава двадцать пятая

Прошло несколько дней.

Я ему не звонила.

Он мне не звонил.

Как будто его никогда и не существовало.

Если бы не заживающие синяки и порезы, я бы с трудом поверила, что ночь у него дома мне не приснилась.

Мой разум на нем словно помешался — не помогала даже работа.

Все, о чем я могла думать, это о том, как Пенн моет мне ноги, как Пенн избивает того парня, как Пенн в меня вколачивается.

Он показался мне с двух совершенно разных сторон, и я не могла понять, что это значит. Я надеялась, что, немного побыв наедине, смогу решить, что делать дальше. Смогу определиться, что лучше — навсегда о нем забыть или гоняться за ответами, медленно опустошая себя.

Электронные таблицы и телефонные конференции не помогли, а отсутствие общения Пенном привело к прямо противоположному результату. Разлука разожгла мои чувства (совсем как в той глупой поговорке). Мой идиотский разум стал рисовать его в более выгодном свете. Я по-другому взглянула на претенциозность и самомнение Пенна, придумывая объяснения его внезапному преображению в опекуна и медика одним махом.

Теперь я была в неоплатном долгу не только перед незнакомцем, но и перед Пенном. Мне следовало поблагодарить его хотя бы за то, что он в целости и сохранности доставил меня домой и обработал мои раны.

Когда от него, наконец, пришло сообщение, я уже не хотела стереть Пенна с лица Земли, а наоборот, была жутко рада его появлению.

Пенн (08:47): Как твои ноги?

Элль (08:52): Хорошо. Я так и не успела поблагодарить тебя за заботу.

Пенн (09:00): Ты сейчас меня благодаришь?

Элль (09:03): Возможно.

Пенн (09:06): Тебе не больно?

Элль (09:08): Ты про мои ноги?

Пенн (09:08): Нет. Про другую часть тела, о которой я также позаботился той ночью.

На меня тут же потоком обрушились воспоминания о нашем сексе: я словно перенеслась из кабинета снова к нему в постель. Мне совершенно не хотелось, чтобы он понял, как сильно я жду второго раунда.

Элль (09:09): Ах да, точно. Я совсем об этом забыла.

Пен (09:10): Хочешь, я освежу твою память?

Элль (09:11): Возможно.

Пенн (09:12): Я хочу снова тебя трахнуть.

Элль (09:14): Так сделай это.

Пенн (09:17): Предупреждаю, в следующий раз я тебе поблажек делать не буду.

Я слегка поперхнулась.

Меня оказалось довольно легко уломать, и мысль о том, чтобы покувыркаться с ним в постели, представлялась мне слишком заманчивой. Но если я снова ему отдамся, то возможно, не смогу сдержать чувства. Будь он проклят за то, что обработал мне ноги и показал, что ему не все равно. Как я могла оставаться холодной, когда сам он немного растаял?

Правильный ответ: никак.

Мы переспали. Три дня мы не общались. Это было отличной возможностью закончить этот фарс, пока все, кому он наврал, не пострадали. Я его поблагодарила. И теперь могла двигаться дальше.

Элль (09:20): Я передумала.

Пенн (09:23): Что, черт возьми, это значит?

Элль (09:27): Это значит, что секс был потрясающим, но это не меняет того факта, что ты солгал моему отцу. Теперь он думает, что может расслабиться в полной уверенности, что обо мне позаботятся — это его слова, не мои. Я не могу и дальше убеждать его в том, что мы вместе. У него проблемы с сердцем. Та ночь мне очень понравилась, но на этом всё. Давай сейчас с этим покончим, пока все не стало слишком сложным.

Ответа не последовало.

Мой телефон ожил и завибрировал у меня в руке.

Звонил Пенн...

— О, черт.

Склонившись над столом, я размышляла, ответить ли мне или нет. Проблема была в том, что он знал, что я могу взять трубку, потому что секунду назад отвечала на его сообщения.

Сделав глубокий вдох, я нажала «Ответить».

— Привет.

— Не нужен мне твой «привет», Элль.

— Хорошо...

— И твоё «хорошо» тоже. Особенно в таком тоне, — его голос сочился сексом, проникая прямо мне между ног.

— Ну, раз ты не даешь мне говорить, тогда какого черта ты мне позвонил?

— Я скажу тебе, почему. Потому что посчитал нелепым твое последнее сообщение.

Я промолчала, ожидая продолжения.

— Так случилось, что я тут разговаривал с твоим отцом.

— Что?

— И он одобрил мою кандидатуру.

— Он одобрит любого, у кого есть пенис и пульс.

«Если только это не незнакомец или ещё кто-нибудь с криминальным прошлым».

— Спасибо за этот удар по моей самооценке, — промурлыкал он. — Тем не менее, мы с ним сегодня обедаем. Если ты извинишься и признаешься, что хочешь, чтобы я снова заставил тебя кончить, я, возможно, разрешу тебе к нам присоединиться.

Я не могла этого сделать.

— Погоди-ка. Ты, возможно, разрешишь мне увидеться с моим собственным отцом? — я закатила глаза, сердито взглянув на скачущую по столу Сейдж. — Я тебя уже не слышу из-за твоего непомерного эго.

— Думаю, ты имеешь в виду мой член. Мой член становится непомерным при мысли о том, чтобы снова тебя трахнуть, — тон его голос сменился с грубого на невозмутимый. — Я встречаюсь с твоим отцом через три часа в «Тропиках». Тебе решать заканчивать или кончать.

Пенн повесил трубку.

У меня возникло сильное желание перезвонить ему и закричать, что я не какая-то его собственность или игрушка, которой можно распоряжаться и мучить. Но тут кто-то постучал в дверь.

— Элль?

«О нет, этот день становится все хуже и хуже».

— Да, Грег, можешь войти.

Он вошел с высокомерным видом плейбоя, одетый в голубое поло и отглаженные джинсы. Его темно-русые волосы были взъерошены так, словно вся эта красота не стоила ему никаких усилий. Хотя мне было давно известно — из наших тинейджеровских посиделок — что он часами просиживал в ванной, делая себе эпиляцию.

Еще одна причина, по которой я никогда не смогла бы быть с Грегом. Его внешность была ему дороже всего на свете...включая женщину, которую он в конечном итоге сделает своей женой.

— Привет, Элль, — он присел на край моего стола, сдвинув в сторону скрепки и разбросанные ручки. — Что ты сегодня делаешь?

Сейдж бросила на него кошачий взгляд и, спрыгнув со стеклянной столешницы, вернулась в свою лежанку у моих ног.

Я постаралась не закатывать глаза.

— То же, что и всегда. Управляю компанией моей семьи. А ты?

— Только что провел еженедельное совещание со своим стариком. Логистика такая скучная по сравнению со всеми этими фокусами с цифрами, которыми вы, ребята, здесь занимаетесь.

Когда Грег окончил университет, Стив с моим отцом придумали для него должность. Должность, которая не повлияла бы на репутацию или прибыль «Бэлль Элль», если он потеряет интерес или облажается. Должность главы отдела логистики предполагала полную занятость на весь рабочий день, но исполнительная помощница Грега слишком хорошо справлялась со своей работой, и он пользовался этим как возможностью поиграть в пенсионера.

— Это совсем не весело, — широко улыбнулась я. — Поверь.

«И тебе не разрешается химичить с тем, в чем нихрена не понимаешь, и при первой же возможности обосраться».

Грег взял мою перьевую ручку с бирюзовыми чернилами и повертел ее в пальцах.

— Хочешь поужинать со мной сегодня вечером? Было прикольно в тот раз потусоваться в «Палмс Политикс» с девчонками из твоей школы, — он одарил меня улыбкой. — Мне понравилось. И я знаю, что нашим отцам тоже. Они были так рады, что мы встретились по собственному желанию, а не на семейном ужине.

Не сдержавшись, я выхватила из его пальцев ручку и положила ее обратно на стол.

— Извини, Грег, я занята. Может, в следующий раз.

— Что в следующий раз? — он хищно прищурил глаза, и в них блеснуло что-то темное. — Ты имеешь в виду на следующей неделе? В следующем месяце? Когда, Элль? Я не собираюсь ждать тебя вечно, ты же знаешь.

У меня в голове пискнул слабый тревожный сигнал. Грег продолжал улыбаться, но сквозь улыбку все равно проступала ядовитая злоба, которую ему так хорошо удавалось скрывать.

Я выпрямилась. У меня пропало желание быть с ним приветливой. Вместо этого захотелось пнуть его по яйцам и показать, что может он когда-то и видел меня в балетных пачках и плачущей из-за хулиганов, но сегодняшнюю Элль он не знал. Я не стану мириться с его пассивно-агрессивным поведением, и уж точно не в своем кабинете.

— Я никогда не просила тебя ждать, Грег. Вообще-то, я точно помню, как говорила тебе, что мы можем быть только друзьями.

Усмехнувшись, он снова выхватил и крепко сжал в кулаке мою ручку, словно бросая мне вызов, рискну ли я ее забрать.

— Видишь ли, в чем твоя проблема, Элль. Ты посылаешь противоречивые сигналы.

Я потерла покалывающие от гнева руки.

— Не путай свою докучливость с моим согласием.

Грег наклонился, источая мне в лицо злобу и зависть.

— Я тебе не докучаю. Я тот, кто тебе нужен. Все, бл*дь, это знают.

Я поджала губы, меня злило то, как вопреки нарастающей ярости, колотится мое сердце.

Было бы так легко последовать примеру Пенна и солгать. Сказать, что сейчас я с ним. Что помолвлена. Но я не стала этого делать, поскольку мне не нужно, чтобы Пенн сражался за меня в моих битвах. Кроме того, Пенн прямо заявил Грегу, что теперь я принадлежу ему, но он все равно пытался заявить на меня права.

Я решила предпринять окружной манёвр. Малость приврать.

— Ты ошибаешься. Я занята.

— Бред. Сходи со мной поужинать. Всего один раз. Что во мне такого ужасного, что ты даже поесть со мной не хочешь? — его раздражение маячило, словно кровожадная гильотина, готовая вот-вот на меня упасть. — Перестань быть такой сукой.

Слабые сигналы тревоги превратились в мощный набат. Меня бесило то, как он навис надо мной, взгромоздившись на мой стол. Я встала, отодвинула стул и скрестила руки на груди.

— Еще раз назовешь меня сукой, и я велю тебя уволить.

Грег хлопнул себя по бедру.

— Боже, ты очаровательна, когда строишь из себя генерального директора.

Я проигнорировала его слова.

Ухватившись за первое — а точнее за первого — кто пришел мне в голову, я рявкнула:

— Думаешь, я буду изменять Пенну?

Грег захохотал.

— Изменять? Ладно тебе, Элль. Я в курсе, что все это вранье. Вы с этим парнем знакомы две минуты. Я знаю тебя двадцать два года. У него нет ни единого шанса, — он наклонился ко мне, благоухая чистотой и мылом в отличие от таинственного, глубокого запаха лосьона после бритья, исходящего от Пенна. — У тебя обычная интрижка. Черт, у меня они тоже были. Думаешь, меня задевает то, что ты с ним трахаешься?

Я оскалилась, не сдаваясь.

— А должно бы задевать, если ты так сильно любишь меня, как утверждаешь.

Его улыбка стала желчной.

— Любовь? Кто говорил хоть что-то о любви? Я сказал, что мы созданы друг для друга. Мы идеально друг другу подходим. Наши семьи владеют «Бэлль Элль», и мы вместе работаем. Я не боюсь какого-то левого придурка, наивно полагающего, что, засунув в тебя свой член, может украсть то, что всегда принадлежало мне.

Нервы натянулись до предела. Мой взгляд метнулся к кнопке внутренней связи, нажав которую, я могла попросить Флёр вызвать охрану. В кабинете наедине с Грегом мне было страшнее, чем на улице с вором.

«Я не могу позволить ему уйти безнаказанным. Такое предательство».

У меня в голове стремительно выстраивались возражения, упорядочиваясь в меткие фразы, чтобы все ему предельно ясно разъяснить. Мне часто приходилось иметь дело с такими напыщенными козлами, как он.

«Тебе меня не запугать, придурок».

Грег продолжил, наслаждаясь собственной значимостью.

— У тебя была обычная интрижка, Элль. Но я тот, кто предназначен тебе судьбой. У кого есть благословение наших отцов, и тот, кто заслуживает управлять «Белль Элль». Я, а не какой-то там ушлёпок, возомнивший, что может украсть то, что принадлежит мне...

Мое терпение лопнуло.

Я забыла об официозе и вся обратилась в ярость.

Схватив Грега за голубое поло, я стащила его со стола. Он неловко выпрямился, обалдев от шока.

— Слушай меня, Грег, и слушай внимательно, — мой голос больше напоминал шипение. — Ты никогда не владел и не будешь владеть «Бэлль Элль». «Бэлль Элль» — моя. Ты здесь работаешь. Ты. Мой. Работник. Если ты думаешь, что я когда-нибудь выйду замуж за кого-то вроде тебя — такого напыщенного, эгоистичного и мерзкого — тогда все годы, проведенные рядом со мной, ничему тебя не научили. Грег, я — твой начальник, так что убирайся нахрен из моего кабинета, возвращайся к логистике, делай свою чертову работу, и, если еще хоть раз попытаешься мне угрожать, я вызову полицию.

Я оттолкнула его от себя.

— Я ясно выразилась?

На секунду мир пошатнулся. У меня в голове всплыли два сценария дальнейших событий.

Первый: я лежу на полу в крови от удара Грега, моя юбка разорвана, а его руки там, где их не должно быть.

И второй: он отступает и, наконец, признает свое поражение.

Глупая, я не понимала, что между нами назревает война. Позволяла Стиву и моему отцу делать вид, будто это безобидный флирт, в то время как Грег уже давно выгнал меня из моего кабинета и наклеил на дверь свое имя.

Он с раннего детства считал мои деньги и власть.

— Это конец всему, чего бы ты там себе не напридумывал, понял? — я вскинула голову и указала на дверь. Сейдж громко мяукнула в знак поддержки. — Уходи. Немедленно. Я больше просить не буду.

По губам Грега скользнула медленная, лукавая улыбка. Он больше не казался опрятным и уже планировал возмездие.

— Вижу, ты уже не маленькая девочка, Элль, — он качнулся вперед. — Мне это нравится.

— Убирайся!

Грег усмехнулся и направился к двери, оставив меня в полном недоумении от того, что он подчинился.

Открыв ее, он повернулся и послал мне воздушный поцелуй.

— Просто чтобы ты знала, твоя маленькая речь была очень милой, но я знаю, что ты так не думаешь. Ты такая же лгунья, как и тот мудак, с которым ты трахаешься, — на прощание Грег снисходительно подвигал пальцами. — Элль, на следующей неделе я тебя еще навещу — дам тебе немного времени, чтобы остыть.

Его глаза превратились в лед.

— Однако, когда в следующий раз я к тебе приду и вежливо попрошу тебя сходить со мной на свидание, ты пойдёшь, Ноэль. Вот увидишь.

Глава двадцать шестая

— Элль! Какой приятный сюрприз.

Мой отец встал из-за изысканно накрытого стола со статуэткой птицы тукан и разноцветными стаканами для воды, резко выделяющимися на белой скатерти. Даже столовые приборы украшали яркие цветные пятна в виде перьев попугая. Ресторан не зря назывался «Тропики».

— Привет, папа, — я подставила ему щеку для поцелуя, разгладив свое светло-серое платье с черно-розовыми вставками по бокам. Юбка была обтягивающей, как и лиф, от чего к неприятному осадку после недавней беседы с Грегом примешалось еще и чувство неловкости.

Он не отступит — теперь я это понимала.

После его ухода я сделала все возможное, чтобы снова погрузиться в работу, но у меня в голове беспрестанно раздавались эти проклятые сигналы тревоги, и мой разум метался в панике, пытаясь найти решение.

Я пригрозила Грегу увольнением, но, если это произойдет без объяснения причин, он может подать на меня в суд. Не говоря уже о том, какой раздор это внесет между папой и Стивом.

Они были лучшими друзьями. Такими хорошими друзьями, что я, честно говоря, не знала, чью сторону примет папа, узнав о моем намерении уволить Грега.

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Дурацкое платье от кутюр не давало мне вздохнуть. И снова меня нарядили во что-то против моей воли.

Когда я сказала Флёр, чтобы она проводила вечерние совещания без меня, потому что мне нужно поприсутствовать на обеде с отцом и Пенном, она спустилась в торговый зал и вернулась с этим платьем, кружевным шарфом из богемской шерсти (что бы это ни было) и бриллиантовыми серьгами-гвоздиками.

Мои волосы она оставила распущенными, но добавила несколько локонов, а остальные выпрямила. От чего они казались даже длиннее обычного.

— Что ты здесь делаешь? — отец улыбнулся и, отодвинул стул, приглашая меня сесть. — Это, естественно, не значит, что я не рад твоему появлению.

Я знала, что папа приедет за пятнадцать минут до Пенна. Он приходил так на все совещания и обеды, даже на театральные представления в моей школе.

Пенн прибудет вовремя, в этом я не сомневалась. Но я могла бы использовать эти несколько драгоценных минут наедине с папой в своих интересах. Сначала я разберусь с Пенном, а потом с Грегом.

Не теряя времени, я схватила желто-зеленую салфетку и разложила ее на коленях.

— Папа, нам нужно поговорить. Быстро, пока не появился Пенн.

Отец приподнял бровь.

— Как ты узнала, что я с ним обедаю?

— Он сам мне об этом сказал. И упомянул, что я могу к вам присоединиться, так что я не явилась без приглашения.

Его лицо тут же засветилось от счастья.

— Ах, юная любовь. Пенн даже несколько часов не может вытерпеть вдали от тебя.

«Да, именно поэтому он три дня меня избегал».

Я ему об этом не говорила, как и обо всех остальных секретах, которые, похоже, как по волшебству появились у меня от отца.

«Так вот какова цена похоти и любви? Уход от коллективной жизни к частной?»

До появления Пенна я была так открыта всему миру. Теперь мне сложно было найти подходящие темы для разговора.

Сделав глоток уже искрящейся в радужных стаканах воды, я выпалила:

— На самом деле мы с Пенном не помолвлены — как я и говорила тебе с самого начала.

Папа замер.

— Что?

— Он тебе солгал. Я понятия не имею, что он собирается сегодня сделать или сказать, но хотела уверить тебя...все это неправда. Если он начнет говорить тебе, что я беременна, или что мы сбежим на Кубу, или что я переезжаю к нему...не верь ни единому слову. Хорошо?

Лицо отца побелело. Он потянулся за водой.

Испугавшись за его сердце, я уже хотела замолчать, взять свои слова назад, и сказать ему, что все это недоразумение; что это я солгала. Только он вдруг шокировал меня вопросом:

— А ты можешь оказаться беременной?

Папа устремил на меня проницательный взгляд, который я часто у него видела. Для человека, добившегося огромного успеха в бизнесе, он так увлекся своими фантазиями и прочими закидонами, что я и забыла, насколько он умен, что ни одна сделка не проходила без его пристального внимания.

— Зачем ему лгать о твоей беременности, если вы на самом деле не вместе?

Я поджала губы. На это у меня не нашлось ответа.

Он понизил голос, оглянувшись на остальных посетителей необычного ресторана, где подавали полезные салаты и легкие обеды. Потолок был расписан под полог дождевого леса. Окна украшали картины с изображением свисающих коат, а с люстры иногда свешивался питон. (Коаты — род приматов из семейства паукообразных обезьян — Прим.пер.)

— Теперь скажи мне правду, Пуговка Белль.

Я покачала головой.

— Я... нет. Мы не вместе.

— Но были.

— Мы не помолвлены. Это все, что тебе нужно знать.

— В любом случае, пока. Признаю, это было немного поспешно, и сегодня я собирался обсудить его намерения и побольше о нем узнать, но ты не можешь отрицать, что он тебе интересен и ты ему тоже. Это написано у тебя на лице, Элль.

Мне не понравилось, как это прозвучало.

Что написано у меня на лице?

Напряжение от общения с Грегом или страх от общения с Пенном?

Я очень устала от сложностей. Мне хотелось снова быть одной без мужчин, которые все портят.

Отмахнувшись от этого неприятного откровения, я наклонилась к нему.

— Если я попрошу тебя кое-что для меня сделать...ты сделаешь?

Папа ответил, не задумываясь.

— Все, что угодно. Ты это знаешь, — он накрыл мою руку своей ладонью. — Только скажи.

— Найми частного детектива.

— Что?

— Наведи справки о Пенне Эверетте.

— Зачем? — прищурился отец. — Он тебя обидел? Что-то случилось?

Папа оглядел меня с ног до головы так, будто мог увидеть синяки и проступки, и был готов застрелить парня на дуэли.

— Нет, но что-то здесь не так. Прошлой ночью кое-что произошло. Это напомнило человека, которого арестовали тогда в Центральном парке.

Отец замер.

Он убрал руку, выпрямившись в кресле.

— Я думал, мы договорились, что с этой чепухой покончено. Ты сделала все возможное, чтобы найти того парня. Я возил тебя по судам и полицейским участкам с одним расплывчатым описанием. Я был очень терпелив, Элль. Я согласился с твоим желанием его отыскать, но нам это не удалось. Я думал, ты об этом забудешь.

«Это ты так думал. А я все еще его ищу. Все еще надеюсь».

— Я забыла. Но мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь навел справки о прошлом Пенна. Откуда он, кто его родители, чем он занимается? Ради всего святого, у него есть судимость? Я что, о многом прошу?

— Вовсе нет, — скользнул по моей шее знакомый сексуальный, властный голос. — На самом деле, если ты это сделаешь, а именно спросишь меня, то я с радостью заполню эти пробелы, и вам не придется никого для этого нанимать.

— Ах, мистер Эверетт. То есть Пенн, — мой отец встал, протягивая руку в знак приветствия. — Рад сова тебя видеть.

Я сидела в кресле с прямой, как струна, спиной, не извиняясь за то, что только что подслушал Пенн, хотя больше всего на свете мне хотелось съежиться от стыда.

Пенн пожал папе руку, а затем обратил на меня долгий взгляд своих темных глаз.

— Давай, Элль. Я пригласил вас сюда, чтобы вы могли задать свои вопросы. Чтобы мы могли поговорить, и наши отношения вышли из разряда чисто физических.

Я побледнела, взглянув на папу. Пенн только что признался, что у нас были сексуальные отношения.

Мой отец слегка поморщил нос, а затем откашлялся и предложил Пенну сесть рядом со мной.

— Да, разговор был бы очень кстати. Думаю, это отличная идея.

Он свирепо посмотрел в мою сторону. Его пристальный взгляд сказал все без слов: «Хочешь что-то узнать? Сейчас самое время... ну так спрашивай».

Глава двадцать седьмая

С каждой прошедшей секундой, груз моих вопросов становился все тяжелее.

Эта показная встреча за обедом продолжалась уже сорок минут, за это время официантка в ярко-оранжевой униформе приняла наши заказы: папа выбрал вьетнамский салат из свинины, Пенн — тайскую лапшу с говядиной, а я — рыбу под манговым соусом сальса.

Вскоре искусно приготовленные блюда были поданы, и пока мы ели, Пенн с моим отцом разговаривали о трудностях игры в гольф и, в связи с этим, о самых лучших курсах, которые Пенн планировал посетить со своим покровителем, когда тому станет лучше, а также о других скучных глупостях и отвлеченных темах.

Ни разу он не упомянул Стюарта — своего сына.

Ни слова не сказал о Ларри — его друге/брате/отце/тайном любовнике.

Ни слова о прошлом, которое так тщательно скрывал.

К концу обеда во мне уже так сильно кипел гнев, что я никак не могла его остудить, сколько бы воды ни выпила.

Грег меня разозлил. Пенн только подлил масла в огонь.

Папа заметил, что я взвинчена. Он делал только хуже, пытаясь вовлечь меня в разговоры с пространными замечаниями, вроде: «Были времена, когда я очень любил рыбалку, и Элль всегда ездила со мной. Пенн, а тебе нравится рыбачить? Может, вам двоим провести какое-то время за городом?»

Пенн отодвинул пустую тарелку, взяв в руку стакан воды. Он не заказывал никакого алкоголя, как будто боялся, что это каким-то образом затуманит его разум и развяжет язык.

— Я не люблю рыбачить. Но я всегда готов провести время с Элль за другими занятиями, — он облизнул нижнюю губу, на которой не было ни капли воды. — Вообще-то, если хочешь, мы могли бы съездить за город на следующие выходные? Мне как раз нужно навестить друга.

Я скрестила на тарелке приборы, отодвинув остатки своего обеда. Сейчас или никогда.

— Какого друга?

Услышав мой резкий тон, папа взглянул на меня. Однако замечания мне не сделал. Устроившись в кресле, он дал нам с Пенном возможность самим обсудить все недосказанности.

Пенн поставил стакан на стол и прищурился.

Это было началом битвы.

Поехали.

— Ты действительно хочешь знать правду, Элль?

— Да.

— Иногда ложь значительно приятнее.

— Мне нужна только правда.

— Хорошо, — он провел рукой по волосам, и их идеальный темный блеск, распался на множество своенравных бликов. — Мой друг находится в исправительном учреждении Фишкилл. Я навещаю его, когда позволяет время.

— В тюрьме? — я нахмурилась. — Подожди, разве это не лечебница для душевнобольных?

— Психбольница? — покачал головой Пенн. — Это было раньше. Уже нет. Теперь это колония общего режима.

Папа наклонился, с недовольным видом доедая салат из свинины. Блеск успешной компании Пенна и радужная надежда на счастливое будущее омрачились упоминанием о тюрьме.

Я постаралась скрыть улыбку.

Папа спросил:

— За что посадили твоего друга?

Пенн откашлялся — не от смущения, а скорее размышляя, сколько ему рассказать.

— Он вор.

Вор.

Эта драка той ночью.

То, как Пенн не колеблясь наносил телесные повреждения.

Три года назад в том переулке их было двое. Двое мужчин, которые пытались меня ограбить и изнасиловать. Неужели Пенн был одним из них? Или он был незнакомцем? Бессердечный герой без остатка сочувствия? Или я все это себе придумала, и он на самом деле совершенно другой человек?

Мне нужно было сосредоточиться, но после ссоры с Грегом я с трудом видела в Пенне такую же угрозу, как раньше. Он досаждал мне своими россказнями, но таким подлым, как Грег он не был.

Я не знала, какой вопрос ему задать в этой связи, поэтому перешла к другому, не менее важному.

— Твой сын живет с тобой?

Пенн нахмурился, и от такой смены темы тут же напрягся.

— Почему ты думаешь, что он мой сын?

Я смяла салфетку. Он что, снова собирается солгать?

— Я видела вас в «Бэлль Элль». Он говорил о тебе и Ларри как о родителях.

— Он выразился фигурально, — уклончиво ответил Пенн.

— Что это вообще значит? — не выдержала я. — Ты либо отец, либо нет.

— Я и отец, и нет.

Я скрестила руки на груди, изо всех сил стараясь успокоиться.

— Это не ответ.

Тут в разговор вклинился папа.

— То есть, ты хочешь сказать, что усыновил его?

Пенн улыбнулся, выказывая уважение ему, но не мне.

— Да, я в процессе усыновления.

— Ах, в процессе? — съязвила я.

— Да, все документы уже поданы. Мы ждем положительного ответа.

— Мы?

— Я и Ларри.

— Так ты гей?

Пенн посмотрел на меня как на дурочку.

— Нет, Элль. Я не гей, — сделав еще один глоток воды, он вызывающе уставился на меня поверх бокала. — Мне казалось, мы прояснили это той ночью, когда ты пришла ко мне домой с просьбой помочь тебе в одном деликатном деле.

Папа пристально посмотрел на меня.

— В деликатном деле? Элль, у тебя все в порядке?

Я почувствовала, как щеки заливает ненавистный румянец.

— Да, — стиснув зубы, процедила я, — У меня все отлично. Просто Пенн доставляет мне много хлопот.

— Это я доставляю много хлопот? — он указал на себя, качая головой. — Думаю, ты убедишься, что я очень даже сговорчивый.

— Если бы ты и впрямь был таким сговорчивым, то рассказал бы мне, кто ты на самом деле, откуда ты, кто такой Ларри, Стьюи и какого черта твой друг делает в Фишкилле, — задыхаясь проговорила я, не обращая внимания на то, что отец смотрел на меня так, будто я вот-вот сорвусь. Сегодня мне уже один раз это удалось и сейчас я была готова снова сорваться. — Скажи правду, Пенн — если это вообще твое имя. Тогда посмотрим, насколько сговорчивой могу быть я.

Над столом повисла тишина. Мой эмоциональный выпад звенел у меня в ушах.

Пенн не пошевелился.

Папа заерзал на стуле, но я по-прежнему была поглощена спором с мужчиной, который лишил меня девственности, выставил меня на улицу, а затем спас.

Мне не хотелось это признавать, но под моей ненавистью, неприязнью, недоверием и опасением скрывалось трепетание чувств. Когда он вымыл мне ноги...Я смягчилась. Когда он вошел в меня, я сдалась. Мне не хотелось с этим соглашаться, но он повлиял на меня не только в физическом плане.

И меня это бесило больше всего на свете.

«Это того не стоит».

Мне нужно управлять компанией. Разобраться с Грегом. Такие эмоциональные срывы были пустой тратой моего времени.

Я встала и, бросив салфетку на грязную тарелку, втянула носом воздух.

— Знаешь что? Мне все равно. Было приятно познакомиться, мистер Эверетт, но я больше не желаю Вас видеть.

Повернувшись к отцу, я добавила:

— Папа, мы не помолвлены и никогда не были, поверь мне. Я с ним переспала — ты, скорее всего, уже это знаешь, учитывая, что он намекал на это всеми возможными способами. Довольна ли я этим? Нет. Сожалею ли я об этом? Да. Злит ли меня то, что он солгал тебе о нашей помолвке? Больше всего на свете. А теперь, если вы меня извините, я вернусь в офис, где контролирую ситуацию и мне не нужно мириться с такими людьми, как он..., — я указала пальцем в бесстрастное лицо Пенна.

Я не стала дожидаться ответа отца. Или опровержений Пенна.

Проходя мимо столиков с радостными посетителями, я боролась с собой. С момента нашей первой встречи, я только и делала, что убегала от этого мужчины.

Я скрывала это за угрозами и храбростью, но на самом деле я его боялась.

Ошеломленная тем, что чувствовала из-за него под своей напускной неприязнью.

Меня пугало то, как чутье настойчиво подсказывало мне закрыть глаза на Пенна Эверетта и увидеть того, кого, как мне казалось, я уже никогда не найду.

Но больше всего я злилась на себя.

Потому что первый раз в жизни я солгала.

Всё сказанное мною отцу, каждое слово, которое я прорычал о Пенне, было неправдой.

Мне было с ним хорошо.

Я ни о чем не жалела.

И да, меня раздражала его ложь, но еще больше меня интересовали крохи скрывающейся за ней правды.

Теперь это не имело значения.

Впереди у меня другие сражения.

Все кончено.

Глава двадцать восьмая

У Центрального парка было два лица.

Порочное, увиденное мною в серебристом лунном свете с незнакомцем в капюшоне, и невинное, с играющими на траве солнечными бликами и визжащими вдалеке детьми.

Прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз прогуливалась среди пышной зелени.

Три года — это слишком долго.

Незнакомец...

Он был в деревьях и в дуновении ветра.

Он был везде и повсюду, только не со мной.

Стук моих каблуков вернул меня к мыслям о неприятном разговоре в ресторане. В попытке унять колотящийся пульс я скинула красивые (но убийственные) розовые туфли и сошла с тротуара на газон.

Мягкость молодой травы упрощала ту неразбериху, в которую в последнее время превратилась моя жизнь.

Ресторан «Тропики» располагался в отличном месте рядом с парком. Я намеревалась немедленно позвонить Дэвиду, чтобы он меня забрал, но потом решила насладиться солнечным светом, прежде чем бухгалтерский учет и руководство персоналом добавят мне другого стресса.

Я немного прогуляюсь, пополню истощившиеся запасы витамина D, а затем позвоню Дэвиду, чтобы он отвез меня обратно в «Бэлль Элkь» к неразобранной куче оставленных забот. Я обниму Сейдж и буду работать, пока у меня не разболятся глаза, а потом вернусь домой и запрусь там от всего мира.

Я прошла совсем немного — всего несколько минут, когда позади послышались шаги. Твердые и уверенные, мужские и довольно быстрые.

Я напряглась и прибавила скорость.

Если это был тот, о ком я думала, мне не хотелось с ним разговаривать.

Ускоренные шаги не помогли.

Сильные пальцы схватили меня за локоть и дернули назад.

— Элль, ты не можешь уйти. Не так.

На солнце глаза Пенна казались ярче — скорее цвета выдержанного портвейна, чем терпкого виски. Вокруг губ залегло несколько морщинок, будто он сдерживался так же сильно, как я.

Что не имело никакого смысла, так как именно он дурачил меня с самого начала. Это из-за него Грег взбесился от ревности и начал мне угрожать. Во всем этом был виноват он.

Я отдернула руку, вырвавшись из его хватки. Пенн отпустил меня только потому, что проходящая мимо нас женщина с коляской недовольно нахмурилась.

— Перестань меня преследовать, — я снова пошла по траве, мысленно выругавшись, когда заметила, что он зашагал рядом, поблескивая своими начищенными ботинками.

Меня бесило то, что в своем темно-сером костюме и голубой рубашке он казался ослепительным и уникальным, как бриллиант. В его внешности не было никаких погрешностей. Никакой неловкости — как будто у него на руках имелись все карты.

«Хотя, в принципе, так и есть».

— Ты задаешь вопросы, но не считаешь нужным выслушать ответы.

Я фыркнула.

— Как будто ты скажешь правду.

Пенн сплел наши пальцы и на этот раз легонько потянул меня к себе.

Когда он провел большим пальцем по моим костяшкам, у меня перехватило дыхание. Его лицо смягчилось. Плечи опустились. Каким-то образом Пенну удалось превратить нашу ссору в белый флаг. В этот момент желание надавить — сорвать с него личину — исчезло, и мне захотелось его принять. Вместе с его маской и всем прочим.

Он слегка улыбнулся, со смесью неохоты и снисходительности.

— Ну так попробуй. Спроси меня еще раз.

Я прищурилась от слепящего солнца, которое плясало в его волосах, лишая Пенна лица и имени.

Он мог быть кем угодно.

Незнакомцем.

Или одним из тех, кто на меня напал.

Он незнакомец, которому я отдала всю себя.

Я содрогнулась от того, как безответственно себя вела. Как купилась на обманчивые игры и красивое лицо. Как позволила похоти завладеть клетками моего мозга и превратить их в кокетливых шлюх.

Он мне не нравится.

Не нравится.

Нисколечко.

Солнце сияло, сжигая мою ложь, даже если мне хотелось, чтобы она была правдой.

Внезапно мною овладела усталость, тяжелая и безнадежная, гнетущая и давящая. Мне был необходим всего один ответ, который избавил бы меня ото всех остальных вопросов. Всего один. Самый насущный.

— Хочешь, чтобы я спросила? Хорошо, я спрошу, — я сделала глубокий вдох и бросилась в бездну. — Где ты был три года назад 19 июня?

Ничего не произошло.

Ни звуков хора, ни фанфар, ни транспарантов, ни торжественного выноса приза за правильный вопрос.

Пенн не вздрогнул, не удивился, не принялся все отрицать.

День, когда я встретила незнакомца и поцеловала его в этом самом парке, абсолютно ничего не значил для Пенна.

Оставаясь всё таким же расслабленным, он с любопытством склонил голову набок.

— Что?

Я хотела сказать ему, чтобы он об этом забыл.

Что все мои глупые поиски и домыслы полная фигня.

Я свой ответ получила.

Но теперь, сорвав этот пластырь, я уже не могла остановиться. Не могла держать это в себе.

— Это был мой девятнадцатый день рождения. Я на один вечер сбежала из «Бэлль Элль». Я бродила по городу, и на меня напали двое мужчин. Третий меня спас, — я судорожно втянула воздух, почувствовав, как на меня волной нахлынули эмоции, которые давно должны были утихнуть. — Он привел меня сюда. В Центральный парк. Мы с ним целовались.

Я шагнула ближе.

Пенн отступил назад, на его лице застыло что-то такое, что я никак не могла понять.

— Мы ели шоколад. Мы чувствовали что-то...

— Пенн, вот ты где. Ты пришел раньше, чем я ожидал.

Из проходящей мимо толпы появился мужчина с самолетом и пультом дистанционного управления, рядом с ним шел Стьюи. Малыш вцепился в пульт управления, будто умирал от желания поскорее запустить самолет, освободив его из рук мужчины.

Пенн тяжело выдохнул, на его лице проступило выражение, которое мне отчаянно хотелось понять. Его поза каким-то образом утратила свою небрежную расслабленность, и теперь напоминала гранитную статую. Губы Пенна превратились в тонкую линию. Руки сжались в кулаки.

Оторвав от меня свой пристальный взгляд, он натянуто улыбнулся. Затем со смесью вызова и самозащиты сунул руки в карманы — совсем как тот, кого я когда-то знала.

— Привет, Ларри.

Я вздрогнула.

Ларри.

«Итак, это Ларри».

У меня выработалась привычка внимательно разглядывать людей, занимающихся коммерческой деятельностью, либо каким-то образом выгодных мне представителей бизнеса. По моим предположениям, Ларри перевалило за шестьдесят, у него были темные с проседью волосы, коренастое телосложение и умные глаза, обрамленные очками в черной оправе. Он посмотрел на Пенна с величайшей нежностью и гордостью.

Пенн отступил от меня на шаг.

Незримые связывающие нас путы лопнули и, больно ударив, разлетелись в разные стороны.

Только что сделанное мною признание исчезло, как будто его и не было, и я так и не услышала ни разъяснений, ни опровержения.

Пенн откашлялся и вспомнил о светских условностях.

— Ларри, это Ноэль Чарльстон. Элль, это Ларри Барнс. Мой покровитель.

Сразу два ответа.

Я кивнула Ларри и протянула ему руку. Его рукопожатие было теплым от того, что он держал самолет, а пальцы — грубыми, но добрыми.

— Очень приятно. Много о Вас слышал.

А распахнула глаза и бросила быстрый взгляд на Пенна. Когда, как и почему Пенн обсуждал это жалкое подобие отношений? Почему он разговаривает с другими, но никогда не разговаривает со мной?

«Потому что ты просто девочка для траха. А этот человек – часть его жизни, и с ним он делится своими секретами».

Я никогда не была ревнивой, но внезапно на себе почувствовала силу этого «монстра с зелеными глазами», понимая, что Пенн никогда не откроется мне так, как Ларри. Что я зря потратила время, пообещав себе, что мое сердце будет беспристрастно ко всем чарам Пенна. (Монстр с зелеными глазами — так Уильям Шекспир назвал ревность в своей драме «Отелло» — Прим. пер)

Я включилась в беседу быстрее Пенна и сказала:

— Я тоже рада с Вами познакомиться. Пенн как-то о Вас упоминал, — где-то в глубине души мне хотелось причинить Пенну боль, опровергнуть все небылицы, рассказанные обо мне этому человеку. — Я должна сразу прояснить несколько вещей. Я не помолвлена с Пенном и не собираюсь этого делать.

Ларри усмехнулся.

— О, я знаю, что Вы с ним не помолвлены.

Я сделала шаг назад.

— А, ну что ж, я рада. Я не знала, что наврал Вам Пенн.

У Пенна хватило такта поморщиться.

— Возможно, мои этические нормы отличаются от твоих, но Ларри я не лгу. Никогда.

Они обменялись взглядом, умещающим в себе множество лет, испытаний и доверия.

От такой интимности я почувствовала себя неловко. Не потому, что они были любовниками, как я считала раньше, а потому, что они оказались в буквальном смысле отцом и сыном. Не имело значения, что у них разные фамилии, скорее всего, их семья не имела ничего общего с кровными узами.

Мой взгляд упал на мальчика, по-прежнему ждущего свой самолет с дистанционным управлением. Его волосы развевались на ветру, а глаза светились от счастья.

Стьюи был частью этой семьи. Если слова Пенна об усыновлении правда, то совсем скоро он станет ее полноправным членом. Однако, это не помогало мне разобраться с другими вопросами. Если Пенн усыновлял Стьюи, означало ли это, что он знал мать Стьюи и делал это из чувства долга? А может, ребенка усыновлял Ларри, а не Пенн? Тогда Стьюи станет его братом?

Кто кем приходится друг другу в этой странной семье? От попытки это понять у меня разболелась голова.

Стьюи сунул под мышку пульт управления и потянулся к Ларри за самолетом.

— Если вы собираетесь стоять и разговаривать, я пойду запущу «Шмеля», — в типичной мальчишеской манере он не признал меня и не заметил напряжения между взрослыми.

Я глубоко вздохнула и повернулась к мальчику.

— Твой самолет называется «Шмель»?

Стьюи кивнул.

— Ага, — он указал на хвост, где светилась нарисованная от руки пчела во всей своей черно-желтой красе.

— Ух ты, очень крутой. Уверена, он красиво парит.

— Нет, он взмывает ввысь, — ухмыльнулся Стьюи.

Сегодня он не был в костюме, который приказал перешить для него Пенн. Вместо этого на нем красовались джинсы и зеленая футболка с надписью: «Я не мыслю вне рамок. Никогда за них не выходил».

Его непосредственность задела во мне какие-то невидимые струны. Я немного ему завидовала. Завидовала тому, что он был частью жизни Пенна — знал его так, как я, скорее всего, никогда не узнаю. Даже если бы мы дали шанс нашим отношениям, откуда мне знать, когда он говорит правду, а когда лжет?

Ларри спросил:

— Как прошел ваш совместный обед?

Я приподняла бровь и выжидающе уставилась на Пенна, который пробормотал:

— Он закончился раньше, чем ожидалось.

Я кивнула.

— Да, именно так. Но по веским причинам.

Ларри потер подбородок, скользнув пальцами по седой однодневной щетине.

— А, понятно, — улыбнулся он. — Ну, не сомневаюсь, что Пенн загладит свою вину, Элль. Вы ведь не возражаете, если я буду называть Вас Элль?

Я покачала головой.

— Нет, буду рада.

— Ну пойдем...Можно мне уже запустить? — заерзал Стьюи, поглядывая на зеленую лужайку чуть дальше по тропинке.

Ларри усмехнулся.

— Да, да, нетерпеливый. Пошли.

Стьюи издал победный возглас и рванул с места, крепко обхватив руками самолет, как будто он был огромным щенком.

— Можете присоединиться к нам и посмотреть, — жестом пригласил меня Ларри.

Первой мыслью было замотать головой и отказаться.

— О, нет, мне пора.

Но Пенн шагнул ко мне, на солнце его глаза казались завораживающими.

— Пойдем.

Он меня ослепил. Ошеломил. Неужели он всегда был таким великолепным, таким убедительным? Или это все тепло солнечных лучей и тот факт, что мое тело плавилось от теперь уже знакомой мне потребности? Вместо кожи у меня появилась карта желания, к которой нужно было прикоснуться.

— Я не знаю...

— Ты хочешь ответов, но слишком боишься их искать, — Пенн отступил назад, ослабляя своё всепоглощающее давление. — Мне казалось, ты так легко не сдаешься.

На слове «сдаешься» он понизил голос.

Я насторожилась.

Пенн в чем-то признался?

Или это я снова что-то себе напридумывала?

— Ну же, Элль. Десять минут. Что в этом страшного? — ухмыльнулся Ларри. — Я был бы счастлив еще немного насладиться Вашей компанией.

Силы меня покинули.

Я поймала себя на том, что киваю.

— Хорошо.

Глава двадцать девятая

Стьюи был прав.

«Шмель» действительно взмыл ввысь, поднявшись над деревьями к лазурно-голубому горизонту.

— Он сделал так уже несколько раз, — я прищурилась, прикрыв глаза рукой от яркого света.

— Да. Несколько месяцев назад мы подарили его Стьюи на День рожденья. При каждом удобном случае он тренируется.

Стьюи выполнил идеальное пикирование и горку, и Ларри захлопал в ладоши.

— Он одержим своими целями. Не успокоится, пока не доведет начатое до совершенства.

Пенн стоял по другую сторону от Ларри, отгородившись им, как стеной, и пользуясь воздушной акробатикой «Шмеля» как предлогом, чтобы на меня не смотреть.

Самолет подхватил порыв ветра и прервал его полет. Увидев это, Стьюи побежал его ловить, но не посмотрел под ноги и споткнулся о лежащую посреди поляны ветку.

— О, нет! — выпалила я и прижала ко рту ладонь, увидев, как Стьюи падает на траву.

Пенн бросился к нему.

С нечеловеческой скоростью он подхватил Стьюи в середине падения и, закружив его, поставил на ноги.

Стьюи рассмеялся, дал ему пять и снова, как ни в чем не бывало, начал запускать самолет.

И все же кое-что произошло.

Во всяком случае, для меня.

В ту микросекунду, когда Пенн поймал Стьюи, вся его броня рухнула. Он стал моложе, старше, добрее, жестче, невиннее и виновнее одновременно. Я увидела намек на то, во что не смела поверить. Мое сердце дрогнуло и забилось с надеждой.

Каждый удар был вопросом.

Что, если?

Что, если?

Что, если?

Что, если Пенн и есть тот самый незнакомец?

Что, если Ларри каким-то образом его нашел, спас из тюрьмы и сделал то, что не смогла сделать я?

Что, если он вернулся за мной?

Но если это правда, то почему он был таким злым? Таким закрытым и неприступным? Той ночью мы что-то почувствовали. Что-то реальное, хотя и мимолетное. Зачем меня наказывать?

Ты сама себя слышишь?

Ты выдумываешь такое, что никак не может быть правдой.

Ты хуже Диснея со своими идеалами бессмертной любви.

Элль, проснись, это реальность!

Ларри прервал мое внутреннее самобичевание.

— Пенн сказал, что у Вас есть вопросы, на которые он еще не ответил.

Я вздрогнула.

— Он в этом признался?

— Конечно. Мы с ним практически обо всем говорим открыто.

— Это очень благородно, — я сцепила пальцы. — Пенн сказал мне, что Вы приехали в Нью-Йорк на лечение. Судя по Вашему цветущему виду, кажется, оно Вам помогло.

Ларри провел рукой по заросшей щетиной челюсти.

— Мне ненавистно то, что я взвалил на него столь непосильный груз.

Он горько улыбнулся.

— Нет ничего тяжелее, чем видеть, как болеет или страдает дорогой тебе человек, — Ларри отмахнулся от внезапно нахлынувшей грусти. — Но Вы правы. Лечение помогло. Слава богу. Я еще не готов уйти. У меня слишком много неоконченных дел.

— Дел?

— Ну да, дел, людей, — он загадочно улыбнулся. — Моей работе, а теперь и работе Пенна, нет конца.

Мой мозг выдохся. У меня не было ответа. Я не знала, что он имеет в виду и как попросить объяснений.

— Пенн упоминал, что возил Вас в недавно купленный дом. Ну и что Вы думаете? — Ларри перешел на новую, но столь же неудобную для меня тему.

— Что я думаю?

— Об этом огромном здании. Очень впечатляюще, да?

— Для чего оно?

Ларри подмигнул.

— Он Вам скажет. Я не могу выдать чужую тайну, — мужчина многозначительно посмотрел на меня. — Я вижу, как Вы упорствуете. Если мой совет что-то значит — хотя я понимаю, что прошу слишком многого, учитывая, что мы с Вами едва знакомы, — но, если он Вам не безразличен, дайте ему шанс. Всё не так как Вы думаете. И чтобы это принять, Вам придется подходить ко всему непредвзято. Мы все немного морально запятнаны, делаем все возможное, чтобы вписаться в этот несовершенный мир, который, однако требует от нас совершенства.

— Что... что Вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что воры могут стать святыми. Святые могут стать ворами. Большинство из нас заслуживают второго шанса.

В этот момент Пенн поднял голову, и взгляд его темных глаз устремился на меня. Пенн опустил руки и слегка улыбнулся, его фигура была прямой, но не такой напряженной, как раньше. Не раздумывая, он положил ладонь на плечо Стьюи, когда тот врезался в него, не глядя мчась за «Шмелем».

Этой простой ласки — такой ожидаемой и желанной — оказалось достаточно, чтобы пробить мою и без того уже надтреснутую броню.

Волосы Пенна больше не блестели на солнце, а были прикрыты черной бейсболкой. Либо ее дал ему Стьюи, либо она была спрятана у него в кармане. В любом случае, козырек заслонил его глаза, и я увидела другой, менее приятный вариант развития событий.

Пенн легко мог оказаться никем. Или кем-то. Он мог быть болью, или счастьем, или разбитым сердцем.

В этом-то и заключалась проблема.

Как я могла полюбить лжеца?

Слепо?

Доверчиво?

Вообще никак?

Мне нужно было время.

Нужно было побыть одной.

Подумать.

— Было приятно с Вами познакомиться, Ларри, — я оторвала взгляд от Пенна и улыбнулась пожилому джентльмену. — Мне пора.

Я поспешно ушла, чтобы Пенн снова не заставил меня передумать.

Глава тридцатая

Сейдж свернулась у меня на коленях, а я потягивала газированный яблочный сок, уже два часа бездумно глядя какую-то телепрограмму.

Покинув Центральный парк, я была словно в тумане, от которого никак не могла избавиться.

Я вернулась на работу, но оказалась абсолютно бесполезной. Когда я шла к себе в кабинет, меня заметил Стив и спросил, как там у нас с Грегом. Он вел себя так, будто не знал, что его сын мне угрожал, и я предусмотрительно не стала сообщать ему об этом в коридоре «Бэлль Элль». Я назначила ему встречу в ближайшее удобное для него время, чтобы обсудить, как обуздать его сорвавшегося с цепи сына.

Папа после ресторана в офис не вернулся, Флёр от моего имени ответила на срочные электронные письма, и впервые с тех пор, как два с половиной года назад мне удалили аппендикс, я заявила, что плохо себя чувствую, и отправилась домой, чтобы постараться прийти в себя.

Грег меня беспокоил.

Папа тревожил.

Стив раздражал.

А Пенн... дома Пенн завладел моими мыслями не меньше, чем в парке и у меня в кабинете.

Моя голова напоминала коробку с тремя разными головоломками. Их кусочки были перепутаны, края складывались вместе, образуя уродливого Франкенштейна из трех картин, но пока все три головоломки не разобрать, никакого толка не будет.

Головоломка первая: Пенн — никто иной, как успешный бизнесмен, томящийся от скуки и обожающий лгать.

Головоломка вторая: Пенн — мой незнакомец, который относится ко мне с презрением, потому что...?

Головоломка третья: Я понятия не имею, что из себя представляет третья головоломка.

— Сейдж, что я делаю? — я крепко прижала к себе свою кошку, ища утешение в ее тепле и ласке. — Я один единственный раз переспала с этим парнем и теперь все время о нем думаю! Разве это нормально? Неудивительно, что к любови относятся с подозрением. Она настоящий кошмар для трудоголика.

Сейдж замурлыкала, даже не потрудившись открыть глаза.

По моей квартире разнесся стук. На секунду я подумала, что это телевизор, но потом он снова раздался у меня за спиной.

Дверь.

«Кто-то стоит у моей входной двери».

Единственным человеком, когда-либо заходившим сюда, был папа.

Больше никто.

«Только бы не он. Пожалуйста».

Стук раздался снова.

И через несколько секунд повторился опять.

— Это несправедливо, — выдохнула я в шерстку Сейдж и, подхватив ее на руки, слезла с дивана.

С каждым шагом приближаясь к входной двери я словно выпивала по бутылке вина, поэтому, стоя у порога, уже пошатывалась, словно пьяная.

Посмотрев в глазок, я увидела там Пенна, но уже переодетого в другую одежду. Сейчас на нем были светлые джинсы и белая рубашка с длинным рукавом, от которой у меня разыгралось либидо.

— Мне нечего тебе сказать, — я надеялась, что он услышит меня через дверь. — Пожалуйста, уходи.

— Я не уйду. Открой, — он поднял коричневый бумажный пакет с золотым рельефным логотипом. — Я принес десерт.

«Десерт?»

Было десять вечера, завтра на работу. Большинство нормальных людей к этому времени уже закончили есть и укладывались спать.

Переложив Сейдж на одну руку, я неохотно открыла дверь.

— Тебе не удастся задобрить меня сладостями.

— Ты в этом уверена? — ухмыльнулся Пенн. — Дверь-то ты открыла?

Он без приглашения переступил порог, и я нахмурилась.

— Только для того, чтобы сказать тебе это в лицо.

— Скажешь мне это после того, как мы немного перекусим.

Я проворчала что-то себе под нос и закрыла дверь. Проследовав за Пенном на кухню, я на этот раз над ним сжалилась и одним простым нажатием на стену открыла шкаф со столовыми приборами.

Отыскав посуду, Пенн схватил две ложки, а затем обошел меня и направился к дивану. Он уселся на удобный кожаный диван, поставил на стеклянный кофейный столик коричневый пакет и вытащил из него две упаковки шоколадного мусса.

На них стояла эмблема пекарни «Позолоченный какао». Дорогущий магазин деликатесов, в котором продавались самые лучшие в Нью-Йорке десерты и кондитерские изделия.

Ладно, признаю. У него хороший вкус.

Сейдж решила, что ей на сегодня хватит внимания, и спрыгнула с моих рук. Изящно приземлившись на четыре лапы, она направилась в спальню, где, вне всякого сомнения, улеглась на мою подушку. Она всегда так делала, недвусмысленно намекая, что моя кровать на самом деле принадлежит ей.

— Ты съешь один, или хочешь сделать меня диабетиком? — оглянулся на меня Пенн, уставившись на мое длинное черное платье.

Я совершила большую ошибку: вернувшись домой, приняла душ, в надежде, что он поможет мне расслабиться, а затем переоделась в свою самую удобную одежду.

Без нижнего белья.

Я не хотела есть с Пенном мусс у себя в квартире без нижнего белья.

— Сядь, Элль. Черт тебя дери.

— Не выражайся, — я обошла диван и присела рядом с ним.

— Не указывай мне, что делать.

— Не заявляйся ко мне домой без приглашения.

— Не задавай, бл*дь, вопросов, на которые не готова услышать ответы.

Мы оба тяжело дышали, крепко сжав кулаки, в венах пылал огонь.

Потянувшись за шоколадом, Пенн сунул мне в одну руку стеклянную креманку, а в другую — ложку.

— Ешь. А потом, если тебе так отвратительно мое общество, я уйду.

— Мне даже не хочется десерта.

— Господи, ты испытываешь моё терпение, — придвинувшись ближе, он забрал у меня ложку, зачерпнул ею неприлично много шоколадного мусса и прижал все это к моим губам.

— Ешь.

Я сжала губы. От чарующего аромата какао и сливок у меня потекли слюнки, но я отвергала не десерт, а Пенна по причинам, которые уже не могла вспомнить.

Он размазал шоколад по моим губам, накрасив их съедобной помадой.

— Элль, открой рот, — Пенн не мог оторвать от них глаз. Чем больше он дразнил меня десертом, тем ритмичнее вздымалась и опускалась его грудь. — Открой, всего один раз.

Его голос дрогнул от внезапной потребности.

Я отреагировала на его похоть, сделав прерывистый вдох, при этом мои губы приоткрылись, и Пенн просунул ложку мне в рот. Как только моего языка коснулся прохладный металл, и насыщенный вкус шоколадного мусса разлился по рецепторам, у меня из груди вырвался легкий стон.

Пенн стиснул челюсти и убедившись, что у меня во рту осталась приличная порция мусса, убрал ложку. Я не жевала. Я позволила ему раствориться и проникнуть в кровь приливом пьянящей сладости.

— Еще, — голос Пенна больше не напоминал человеческий, а походил на рычание жаждущего секса зверя.

Мои соски затвердели под платьем, и на этот раз я повиновалась без вопросов. Температура в гостиной повысилась на тысячу градусов. Пенн обжигал меня каждым движением, взглядом и приказом.

Похоть была не просто словом; она была топором, разрубавшим все оковы приличия. Смертельной пулей, парализующей рассудок. Похоть была сразу и похитителем, и убийцей.

Зачерпнув еще шоколада, Пенн тщательно облизал ложку, еще раз пройдясь по ней языком, чтобы захватить все до последней капли. Тот факт, что он ел моей ложкой, облизывал ее, окончательно свел меня с ума.

Еще одна ложка шоколада.

На этот раз Пенн придвинулся ближе, поставил креманку на кофейный столик и обхватил свободной рукой мой затылок. Лишив меня возможности отвернуться, он, тяжело дыша, прижал к моему рту ложку с муссом.

Я его открыла.

Пенн положил десерт мне в рот.

Я облизала нежную сладость.

Он вынул ложку.

Но не дал мне возможности проглотить.

Пенн резко схватил меня за шею и рванул к себе. Я упала на него, открыв от удивления рот, его губы с силой впились в мои.

Я почувствовала во рту язык Пенна, а с ним и сладкий, приторный вкус шоколада, наполненный воспоминаниями о другом поцелуе.

Незнакомец.

Я так долго боролась. Слишком долго. Терзалась слишком тягостным чувством вины. Превозмогала слишком мучительный стыд. Поцелуи с Пенном, в то время как мое сердце пребывало в прошлом, с другим человеком, меня буквально добили.

Тяжелый день.

Страх, беспокойство, неизвестность.

Я не выдержала.

Рванувшись к нему, я стала целовать его сильнее, пока мы не стукнулись зубами, и неистовство не стало целью, а не желанием.

Сделав над собой усилие, Пенн отстранился.

Его ладони скользнули к моему платью, нащупали бретельки и спустили их с плеч, сковав мне руки и одновременно обнажив грудь.

Толкнув меня на диван, Пенн мгновенно навис надо мной.

— Ты этого хочешь? Ты, бл*дь, хочешь это сделать?

Я кивнула, совершенно слетев с катушек.

— Да, трахни меня. Не сдерживайся.

— Господи, да я и не могу. Не могу больше сдерживаться.

Это было беспорядочно, насквозь пропитано вкусом шоколада, и нам много чего нужно было друг другу сказать, но у нас не осталось ни времени, ни здравого смысла, чтобы поговорить.

Задрав мне платье, Пенн обнаружил, что на мне нет нижнего белья.

И потерял последние остатки приличия.

— Твою мать, Элль. Просто…чёрт, — он обрушился на меня, как тайфун, впился губами мне в губы, его вкус стал вкусом шоколада и греха. Пальцы Пенна скользнули мне между ног. Он прижался своей эрекцией к моему бедру и содрогнулся.

Я не стала дожидаться инструкций.

Схватив его за пояс, я расстегнула пуговицу, потом ширинку и, запустив руку в его обтягивающие боксеры, обхватила ладонью член.

От моего прикосновения Пенн напрягся.

В меня тут же уверенно проникли два его пальца.

Я вскрикнула.

Еще одним яростным поцелуем он заставил меня замолчать.

Большим пальцем Пенн стал потирать кругами мой клитор, в то время как два других его пальца массировали точку G.

Всё во мне напряглось. Настойчивая потребность всё нарастала и нарастала. Я заерзала под ним от желания сомкнуть ноги.

— Презерватив. В заднем кармане, — прорычал он, не отрывая от меня пальцев.

Каким-то образом мне удалось просунуть руку в его джинсы и найти презерватив. Я разрывалась между назревающим оргазмом и остатками рассудка, необходимыми мне для того, чтобы надеть на него защиту и, наконец, почувствовать его в себе.

Единственное, что относительно отрезвило меня настолько, что я смогла разорвать упаковку и раскатать презерватив по его члену, это мысль о том, что сейчас он заменит им свои пальцы, и какое это будет наслаждение.

Пенн укусил меня за шею, окинул мою руку и втиснулся между моих ног.

— Тебе от этого не сбежать. Теперь уже нет, — произнес он и резко толкнулся.

Пенн под меня не подстраивался и не был со мной нежен.

Всего секунду назад мы были двумя людьми.

И вот уже стали одним целым.

Он разорвал меня на части, и мое тело превратилось в крик.

Затем в плач, когда вызванный им оргазм превратился во что-то с зазубренными лезвиями вместо зубов и острым, как сталь, блаженством.

— Посмотри на меня, — прорычал он и снова в меня вошел. — Посмотри на меня, если хочешь кончить.

Внутри меня завибрировало возбуждение. Его бедра плотно прижимались к моим, мы позабыли об одежде в нашем стремлении совокупиться.

Я заглянула в его глаза, навечно плененные яростным триумфом, огромным чувством вины и сотканной им искусной ложью.

Я больше не была застенчивой девственницей. Кроткой женщиной. Выкинув из головы весь стыд, я отпустила себя и в этот момент жила на всю катушку.

— Трахни меня. Пожалуйста.

— Кончи. Потом я.

Когда он полностью мной овладел? Как получилось, что он подчинил меня так, что я делала все, что он скажет, была всем, чем он захочет?

Удовольствие превращалось в сверхновую звезду, ревущую, пульсирующую, готовую разлететься космической пылью.

Пенн толкнулся еще раз, на его лице проступил гнев.

— Сдайся, Элль. Ты моя, — он продолжал в меня вколачиваться, добавляя резкости своему эротизму. — Ты это знаешь. Я, бл*дь, это знаю. Так позволь мне, черт возьми, сделать тебя моей.

Я закрыла глаза. Не могла на него смотреть. Не хотела, чтобы он увидел мое желание его впустить. Чтобы он увидел, что вся моя жизнь, посвященная бизнесу и сделкам, — ничто по сравнению с этим чувством. Но я ему не доверяла. А доверие было слишком большой проблемой, чтобы её игнорировать.

Я никогда не умела безропотно слушать и не задавать вопросов. Я никогда не смогу отпустить ситуацию, открыться и перестать выведывать его секреты.

Но этим выводом можно будет поделиться после.

Сейчас я подчинюсь, поскольку это значит, что мы оба обретем взаимное счастье, хотя бы на несколько секунд оргазма.

А потом... я укажу ему дверь.

Навсегда.

Пенн снова сделал резкое движение бедрами.

— Перестань думать. Впусти меня в себя.

Я восприняла это буквально, раздвинув ноги пошире.

Я всецело отдалась ему, и его первобытное рычание эхом отозвалось у меня в груди. Полностью подчинившись, я стала податливой. Пенн поднялся, каким-то образом выпрямился и, по-прежнему находясь глубоко во мне, притянул меня к себе.

Я сидела у него на коленях, раздвинув ноги, а он сжимал меня в своих объятиях. Обхватив пальцами мои бедра, он удерживал меня так, чтобы проникнуть как можно глубже. От напряжения у него побелели костяшки, а на лбу выступил пот.

Пенн наклонил голову и посмотрел туда, где соединялись наши тела. Его пульсирующий член замедлился у меня внутри, растягивая удовольствие до мучительного наслаждения.

— О, Боже, да... вот так, — мое тело обмякло, и я полностью сосредоточилась на себе.

Поддерживая меня, он делал это снова и снова, медленно изучая меня так же, как и я его, обмениваясь незримыми словами, нашими тезаурусами, осмысливая этот новый разработанный нами язык.

— Пожалуйста, Пенн, — застонала я, когда нарастающий оргазм стал физическим существом.

Это был наполовину человек, наполовину ветер, наполовину океан. Ему нужно было куда-то идти, ради кого-то выплеснуться.

— Черт, мне нравится, когда ты умоляешь, — Пенн прильнул губами к моим губам.

Мы жадно поцеловались. Яростно поцеловались.

— Скажи это еще раз.

Я не раздумывала.

— Пожалуйста. Пожалуйста, дай мне кончить. Мне нужно кончить.

До боли впившись пальцами мне в бедра, он толкнулся в меня так, что подпрыгнули мои груди.

Все мысли рассеялись, нервные окончания завибрировали от напряжения.

— Я совсем близко. Боже, пожалуйста...

— Кончи, Элль. Кончи, мать твою.

У меня перехватило дыхание.

Мир стал сверкающе-серым.

Я больше не могла сдерживаться.

Мой мозг переключился со слов на звуки.

Тело превратилось из костей и плоти в жидкость.

Я кончила.

Я кончала и кончала, пока Пенн трахал меня так неумолимо и основательно, как самый что ни на есть пылкий любовник.

Когда я закончила, он посмотрел вниз, отодвинув в сторону скомканную ткань моего платья, загипнотизированный тем, как входит в меня его член.

— Черт возьми, да. Это... это реально происходит, Элль, прямо сейчас.

Его рука скользнула к моей груди, сжав разгоряченную плоть со страстью, граничащей с болью.

Схватив меня за волосы, он стал вколачиваться в меня все сильнее и сильнее. Его звериный рык только добавил масла в огонь, и я полетела под откос неумолимее и стремительнее, чем когда-либо прежде. Пенн яростно дернул меня за волосы, и я выгнула спину.

— Черт, прими это. Прими меня. Прими все, — его слова превратились в хрип, когда он несся за мной со скалы.

Его тело сотряс оргазм, в бурной разрядке Пенн уткнулся лбом мне в плечо.

Он долго не поднимал глаз. Его дыхание было частым и прерывистым.

Я погладила его по волосам, успокаивая, хотя мне самой не мешало успокоиться.

Время потеряло всякий смысл, мы медленно вернулись в реальность и снова стали двумя разными людьми.

Я не могла смотреть Пенну в глаза, когда он снял использованный презерватив и бросил его в коричневый бумажный пакет, в котором принес мусс.

Встав, он застегнул джинсы, привел себя в порядок, и пробежал рукой по волосам.

— Завтра вечером.

Я подняла глаза, расправляя платье и приходя в себя от сильного оргазма.

— Что?

— Если у тебя есть какие-то планы, отмени их, — Пенн обошел диван, остановившись посреди моей квартиры. — Ты поедешь со мной. Платье в серебряных тонах. Я заеду за тобой в «Бэлль Элль» в семь.

Он ушел, оставив меня наедине с шоколадным муссом и безумными умозаключениями.

Глава тридцать первая

Весь день я разрывалась между работой и воспоминаниями о сексе.

У меня снова всё болело, и при каждом движении мои мысли невольно возвращались к Пенну. Он поглотил меня и совершенно сбил с толку.

Почему шоколад?

Зачем целовать меня, поедая шоколад?

Я жутко злилась от того, что у меня теперь два воспоминания о шоколадных поцелуях. Эти два воспоминания изо всех сил старались перемешаться, убедить меня в том, что Пенн это незнакомец, а незнакомец это Пенн.

У меня не было фотографии Пенна, а Гугл ничего о нем не выдавал — ни профиля компании, ни аккаунта в Фейсбуке. Мне хотелось хорошенько вглядеться ему в лицо и попытаться вспомнить незнакомца. Представить его без густой щетины, спутанных лохм и посмотреть, есть ли какой-нибудь шанс (хотя бы мизерный), что выдающийся самоуверенный бизнесмен, который в настоящее время меня соблазняет, и есть тот оборванец из моего прошлого.

К полудню я почти пришла в норму. От Пенна не было никаких эротических сообщений, Грег не появлялся, а идущие одна за другой встречи с японскими оптовиками и новым поставщиком сумок в Пекине означали, что я могла, наконец, сосредоточиться на понятных мне вещах.

Около полудня папа принес мне салат Цезарь с курицей и поцеловал меня в лоб, будто я все еще была его двенадцатилетней протеже. Он уставился на меня так, словно испытывал благоговейный трепет и немного боялся.

— Два момента. Первое: если ты все еще хочешь, чтобы я нанял частного детектива, я это сделаю — для твоего спокойствия.

— Спасибо, — я похлопала его по руке. Я была ему благодарна, но идея копаться в прошлом Пенна уже не казалась мне столь удачной.

— И второе, — продолжил папа. — Сегодня утром Грег загнал меня в тупик.

У меня подскочило сердце, но голос остался безразличным.

— Да?

— Он сказал, что вы, ребята, договорились поужинать сегодня вечером.

Я разочарованно выдохнула.

— Ничего подобного.

Решив, что сейчас самое подходящее время сказать ему о моих опасениях насчет Грега, я добавила:

— Папа, он совсем не такой обходительный и утонченный, как ты думаешь, — я невольно содрогнулась. — Вчера он наговорил мне довольно неприятных вещей. Мне было неудобно.

Папа пристально уставился на меня.

— Серьезно? — он потер подбородок. — Должен признаться, я подумал, что это низко с твоей стороны встречаться с Пенном и все же бегать на свидания с Грегом. Мне следовало знать, что ты никогда бы так не поступила.

— Да останься Грег последним мужчиной на Земле, меня даже тогда не привлекла бы мысль заводить с ним какие-то отношения.

Отец вздохнул.

— Я начинаю это понимать. Извини, что втянул тебя в нечто столь неприятное.

— Все в порядке. Но не мог бы ты оказать мне услугу и в следующий раз, когда он попытается что-нибудь сделать, меня поддержать?

Папа яростно закивал.

— Безусловно. Я скажу Стиву, что ты сейчас с Пенном, да даже если бы это было не так, вы, ребята, уже взрослые, чтобы самим устраивать свою судьбу, без помощи стариков, которые понятия не имеют, что делают.

Я почувствовала, как с моих плеч медленно исчезает тяжёлый груз, не дававший мне житья долгие годы.

— Спасибо.

— Не за что. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Это все, чего я когда-либо хотел, Пуговка Бэлль.

Отец встал и направился к двери. Затем грустно улыбнулся.

— Понимаю, что прежде чем дать Пенну шанс, ты хочешь все о нем узнать, но, если я чему и научился, так это тому, что самая главная правда — это любовь, — он пожал плечами. — Все остальное — вопросы и тревоги — это просто суета.

Не дожидаясь моего ответа, папа закрыл дверь, оставив меня наедине с обедом.

К шести часам вечера от того, что я весь день просидела, сгорбившись над ноутбуком, у меня уже ныла спина, а глаза болели даже после того, как я надела очки.

Флёр ворвалась ко мне в кабинет с очередным платьем, упакованным в прозрачный полиэтилен.

— Пора собираться, не забыли?

Я сдвинула на нос очки и сжала переносицу.

— Хм? Мне казалось, что на сегодня я со всем закончила.

— Так и есть. У Вас в семь встреча с Вашим женихом, помните?

Я застонала.

— Ммм, не называй его моим женихом.

— Но ведь он Ваш жених, так? — на ее лице отразилось сомнение.

Мне хотелось рассказать ей правду, но я была раздраженной и уставшей, и мне уже всего хватило. Я решила поступить более дипломатично и проигнорировать ее вопрос.

В голове замелькали смутные воспоминания о приглашении — или скорее приказе — Пенна составить ему компанию сегодня вечером. Утром, приехав в офис, я по глупости упомянула об этом Флёр.

Я встала, по венам разлилась нервозность. Мне не хотелось идти. Я была совершенно измотана.

Повесив на диван платье, Флер положила рядом с ним хозяйственную сумку с логотипом «Бэлль Элль».

— Тут несколько пар туфель на каблуках, аксессуары для волос и шаль. Кроме того, я взяла на себя смелость принести Вам кое-какое нижнее белье.

Я закатила глаза.

— Ты слишком много обо мне знаешь. Сомневаюсь, нравится ли мне, что ты в курсе, какой у меня размер лифчика.

Флёр только отмахнулась.

— Вы знаете, что я храню все Ваши секреты.

Подойдя к двери, она добавила:

— Позвоните мне, если Вам понадобится помощь с макияжем и прической. Я как раз заканчиваю макет весеннего каталога, а затем ухожу домой. Джек ведет меня в мексиканский ресторан, и я не могу опоздать.

Флёр впервые упомянула о своем парне и жизни за пределами «Бэлль Элль», но по какой-то причине сегодня вечером это попало в цель. У нее была своя жизнь. У нее был кто-то, с кем она могла ее разделить. Почему я не могу попробовать сделать то же самое? Почему Пенн Эверетт кажется мне таким уж неудачным выбором? И плох ли он на самом деле или все это только у меня в голове? Почему я все время пыталась превратить его в кого-то другого? Незнакомец исчез.

«Пришло время мне повзрослеть и дать ему шанс».

— Спасибо за платье.

— Нет проблем, — Флёр улыбнулась и вышла.

Подойдя к дивану, я расстегнула сумку, вытащила самое нежное серебристое платье, которое когда-либо видела, и направилась в ванную комнату, чтобы принять душ и подготовиться.

Пенн (18:55): «Я внизу. Не буду подниматься, потому что, если я это сделаю, то трахну тебя в кабинете, и мы опоздаем. Спускайся».

Я бросила телефон — отчасти из-за внезапно охватившей меня дрожи при мысли о новой встрече с ним, а отчасти из-за его грубости.

Глядя на себя в зеркало, я передумала распускать волосы, хотя и закрепила их сбоку заколкой в форме полумесяца, украшенной зеркальной мозаикой.

Флёр в очередной раз выбрала потрясающее платье. Серебристо-белое нижнее белье добавляло моему наряду тайны, которую я могла раскрыть Пенну или нет. На мне было плотное атласное платье с открытыми плечами, рукава струились по рукам как крылья. Пышная юбка доходила мне примерно до середины икры и раздувалась при малейшем движении.

Пенн (19:00): «Ты опаздываешь».

Стиснув зубы, я затолкала свой телефон в маленькую, украшенную бисером серебряную сумочку и вышла из ванной. Сейдж взглянула на меня с дивана и тихо мяукнула. Я подошла к ней и надела туфли. Затем поцеловала ее в голову.

— Я буду очень по тебе скучать, но со мной ты пойти не можешь.

Она насупилась, будто хотела сказать, что за последние несколько недель ее не пригласили на множество мероприятий.

Почесав ей шею, я пообещала:

— Папа приедет и заберет тебя. Ты сможешь провести ночь в особняке и погулять по саду, а не торчать в квартире на верхнем этаже. Как тебе такое?

Сейдж легонько укусила меня за палец в знак неохотного согласия.

— Увидимся, киса.

Выйдя из своего кабинета, я заперла дверь и еще раз проверила, все ли взяла. Я сама сделала вечерний макияж и была довольна, когда один из охранников засмотрелся на мои густо накрашенные глаза и глянцевые губы.

«Я ведь опаздываю, да?»

Я покажу ему, что не буду жеманничать и извиняться. Я стоила того, чтобы меня дожидаться.

Спускаясь на лифте, я сперва заметила черный лимузин, а потом уже его.

Пенн стоял, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к боку роскошного автомобиля. Он не пошевелился, когда я провела ключ-картой и, выйдя из раздвижных дверей, зацокала каблуками по тротуару.

«Белль Элль» сверкала позади меня витринами, ярко-красными навесами и самой большой в квартале вывеской, рекламирующей наш бренд и потенциал.

Когда я подошла ближе, Пенн сжал губы и напрягся. Он не протянул руку и не прикоснулся ко мне. Он просто шагнул в сторону, открыл дверцу машины и движением головы пригласил меня сесть.

Не сводя с него глаз, я подчинилась и, аккуратно подобрав платье, спокойно забралась в лимузин. Однако какая-то внутренняя стерва решила принять вызов и сразиться с Пенном его же оружием.

Я слегка раздвинула ноги, показав ему белый пояс с подвязками, удерживающий прозрачные чулки и серебряное кружево, скрывающее место, к которому прикасался только он.

Пенн с такой силой хлопнул дверцей, что лимузин задребезжал.

По спине пробежали мурашки от ожидания, когда он обойдет машину и заберется внутрь. Пенн распахнул дверь, и я вздрогнула. Он занял место рядом со мной, затем нажал кнопку внутренней связи с сидящим за черной перегородкой водителем.

— В Пемберли.

— Да, сэр, — ответил водитель, и машина плавно, словно лебедь, тронулась с места.

Мимо тонированных окон проплывал центр города, шум уличного движения и городские запахи проникали внутрь через открытую крышу.

И все же Пенн на меня не смотрел.

Его руки сжались в кулаки. Челюсти были стиснуты так сильно, что на горле, казалось, вот-вот разорвутся мышцы.

Я не знала, что мне делать. У него выдался плохой день? Неужели он так на меня разозлился за опоздание?

Не то чтобы я опоздала. Это он приехал рано.

Если он решил дуться и игнорить меня, что ж, ладно. Я могла сделать то же самое. Положив между нами сумочку, я устроилась в кожаном кресле и уставилась в окно.

Прошла секунда.

Доля секунды.

Затем Пенн ее стряхнул, и моя сумочка с грохотом упала на пол.

— Что, черт возьми...

Пенн впился губами мне в рот, схватил меня за талию и бесцеремонно рванул к себе на колени.

Он напал на меня во всех смыслах этого слова.

Мы были очень близки.

Но этого оказалось недостаточно.

Оттолкнувшись от его груди, я перестала строить из себя девицу в беде, задрала платье и, раздвинув ноги, уселась ему на колени.

Рычание Пенна отозвалось таким долгим и глубоким эхом, что я мгновенно стала влажной.

— Господи, Элль, — он снова обрушился на мой рот, затем обхватил ладонями мое лицо. Его пальцы крепко сжали мой затылок, лишив меня любой возможности убежать. — Ты такая чертовски красивая.

Я дала себе волю и незаметно сделала то, что хотела. Я стала полноправным участником. В первую ночь я позволила ему мною овладеть из-за сковавшего мой разум смятения. Во второй раз меня захлестнули воспоминания о шоколадных поцелуях.

Но не сейчас.

Такого не повторится.

Повторяя движения Пенна, я обхватила ладонями его обрамленный легкой щетиной подбородок и впилась ногтями ему в щеки.

Он дернулся в моих объятиях, его губы обрушились на мои, будто он мог меня съесть, искусать, поглотить.

Мы потеряли все человеческие качества и стали совершенно дикими.

Мне нравилось, как он меня целовал. Нравилось, как я целовала его в ответ. Мне нравились звуки учащенного дыхания, напряжение, толчки, прикосновения, царапанье. Нравилось, как накалился в лимузине воздух. Я наслаждалась тем, как мое платье прилипало к покрытой бисеринками пота коже.

Я пососала его язык, крепко сжав, Пенн застонал и, рванувшись вверх, обхватил руками мои бедра, чтобы притиснуть меня к себе.

Он двигал бедрами, как будто уже был глубоко внутри, уже наказывал меня за то, чего я не понимала.

Его жар и порочность питали пустоту, которая разрасталась во мне, пока он не ворвался в мою жизнь. Это была чистая похоть, и мне хотелось утонуть в ощущении того, как этот могущественный, таинственный мужчина теряет подо мной последнее самообладание.

Его рука соскользнула с моего бедра и забралась мне под юбку.

Когда Пенн коснулся пальцами моих промокших трусиков, мне стало нечем дышать. Одним быстрым движением он сдвинул в сторону тонкую ткань и тут же проник в меня пальцем. Я невольно выгнула спину и поняла, что сейчас упаду с его колен, если он не обхватит меня сильной рукой и не прижмет к себе.

— Черт бы тебя побрал, Элль, — выдохнул он, вставляя второй палец, растягивая меня, вызывая легкую боль от прошлого вечера.

— Меня? — я обиженно моргнула и набросилась на него. — А теперь что я делаю не так?

— Ты сводишь меня с ума, вот что.

Его губы оборвали его признания, снова впившись в мои. Моя кожа горела от его щетины, ныла от свежих ушибов. Обхватив коленями его бедра, я углубила поцелуй и, взяв все под свой контроль, облизала его язык.

Его слова крутились у меня в голове, словно карусель: «Ты сводишь меня с ума. Сводишь меня с ума». Не знаю почему, но я была рада. Рада, что, благодаря ему узнала о себе что-то ужасное.

Возможно мне и казалось, что я женщина из плоти и крови, но на самом деле моя душа томилась доверием, а кости пропитались верой — я была хрупкой, бесхитростной сущностью, которая больше не могла сказать, верны ли ее инстинкты или ради надежды приобрели вид нелепого отчаянья.

Пенн отстранился, впившись пальцами мне в бедра. Он отодвинул меня назад, продемонстрировав внушительную эрекцию, от которой топорщилась ширинка его серебристого смокинга.

Я никогда раньше не видела мужчину, одетого в серебряный костюм, но, Боже мой, это ему шло.

— Какого черта ты со мной творишь? — взгляд Пенна оторвался от моих глаз и, скользнув вниз по телу, остановился на сдвинутых трусиках. — Это не должно было зайти так далеко.

— Что именно?

— Это, — с мучительным стоном он надавил большим пальцем на мою влажную плоть. — Чем бы это ни было.

Я вздрогнула, чувствуя, как затрепетали веки.

— Ты меня преследовал.

— Ошибаешься, — он прикусил зубами кожу у меня на шее. — Я за тобой охотился.

В этой крошечной фразе крылась истина, но я не могла её расшифровать.

Осмелев от признаний Пенна, я провела руками по его груди, направляясь прямо к члену. Он меня не остановил даже, когда я миновала застежку на его гладких брюках и расстегнула молнию.

Я прикусила губу и, не отрывая глаз от лица Пенна, просунула руку в его обтягивающие боксеры.

— Я... я хочу тебя.

— Сейчас? — он прищурил глаза, но затем тут же их распахнул, когда я провела большим пальцем по головке его члена.

— Сейчас.

Пенн покачнулся и, обхватив мою ладонь своей, крепче сжал пальцы, усилив свое удовольствие.

— Мы сделаем это...сделаем это по-моему, — он взглянул на серебряные часы у себя на запястье — на те самые часы, которые показал мне, заявив, что мои две минуты почти минета истекли.

Я сглотнула.

— Хорошо.

— Ты мне доверяешь?

Машина продолжала двигаться вперед. Но мое сердце резко остановилось.

Этот вопрос.

Другой человек, другое время — те же три слова, одинаковые четырнадцать букв.

Я заглянула в его глаза цвета крепкого кофе и приоткрыла губы. Мне хотелось спросить, почему он спросил об этом именно сейчас — так же, как тот другой спросил перед тем, как меня поцеловать.

Но я не могла. Не могла разрушить то, что началось в этом лимузине.

Я очень медленно кивнула, изображая нерешительность, в то время как мой разум лихорадочно обдумывал возможные варианты.

— Да...

— Хорошо, — хмыкнул он и, оторвав от себя мои руки, спихнул меня с колен. — Встань на четвереньки.

— Что? — я вскинула брови.

Мои волосы прилипли к спине, они вне всякого сомнения, намокли от пота и стали завиваться.

— Ты меня слышала, — обхватив свой член, Пенн вытащил из кармана презерватив и резким движением раскатал его по всей длине.

С лица исчез последний луч доброты, и Пенн прерывисто выдохнул:

— Черт возьми, Элль, повернись. Ты это начала. Я это закончу.

— Ничего я не начинала. Это ты меня поцеловал.

— Но потом ты взобралась на меня и заставила забыть о чем-то очень важном.

— О чем?

Пенн стиснул зубы.

— Не твое дело. А теперь повернись.

Он соскользнул с сиденья, опустившись на колени. Спустив брюки до середины бедра, Пенн крутанул пальцем в воздухе, жестом приказав мне повернуться.

Мне не хотелось от него отворачиваться. Не имея возможности увидеть, что он собирается делать, я не чувствовала себя в безопасности. Но в то же время от одной мысли, что он возьмет меня так грубо и примитивно, у меня заныла грудь, а внизу живота уже закрутился спиралью оргазм.

Не говоря ни слова, я опустилась на колени между расположенными по обе стороны сидениями. Подо мной был черный ковер, мне за что было зацепиться, если лимузин резко свернет за угол. У меня не было возможности предотвратить падение, если мы в кого-нибудь врежемся.

Я полностью доверяла Пенну и его контролю над ситуацией.

Я впилась пальцами в грубый ковер, уже оплакивая свои прозрачные чулки. Никто вокруг и представить себе не мог, что творится в этом лимузине, даже когда мы останавливались на светофорах и проезжали мимо спешащих с сумками пешеходов.

Вскрикнув, я почувствовала, как Пенн сжал рукой мое бедро и притянул к себе. Кончик его члена застыл у моего входа.

Я напряглась, ожидая, что он меня возьмет. Но он медлил, маняще близко.

Я подалась назад, вынудив его на долю секунды войти в меня.

За спиной раздался его рык.

— Ты даже не представляешь, Элль. Даже не представляешь.

Затем он сделал рывок.

Один быстрый, всепоглощающий, беззастенчивый рывок.

Я упала на локти. Мои запястья ослабли от того, что я весь день печатала, и не могла противостоять его силе. Пенн обхватил меня за пояс и, приподняв мою задницу, задвигался во мне.

Хватая ртом воздух, я вдыхала запахи кожи и автомобильного освежителя, но больше всего его запах. Его терпкий лосьон после бритья, его возбуждение, насыщенный неописуемый аромат Пенна.

— Ты мне нужна, — прорычал он, задвигавшись быстрее. — Ты мне так чертовски нужна.

— Так возьми меня, — я опустила голову, забыв обо всем, кроме того места, где мы соединялись.

Не было ни боли, ни нежности. Только праведное чувство, что он у меня внутри, оставляет на мне ушибы всеми самыми изощренными способами. Мое тело сжалось вокруг него, уже приготовившись к разрядке.

Пенн шлепнул меня по бедру.

— Нет, ты не кончишь, пока не кончу я, — он задыхался, как и я. Он был одержим, как и я.

Сегодня вечером мне уже можно было не пить.

Я уже была пьяна.

Пьяна им.

— Черт возьми, Элль, — Пенн толкнулся вперед, вонзившись в меня со всей силы.

Затем обрушился мне на спину с таким тяжелым стоном, что мне стало больно и горячо. Все, что он делал, было эротичным и порочным.

Когда Пенн отодвинулся, чтобы снова в меня войти, я потянулась между ног и обхватила основание его члена. Он был твердым, как гранит, очень горячим и скользким.

Я сжала его яйца, перекатывая их в пальцах; Пенн хмыкнул, но отбросив мою руку, вошел в меня с какой-то зверской безжалостностью.

Я задрожала под ним, и у меня перехватило дыхание.

— Похоть заставляет нас делать ужасные вещи, — Пенн вцепился зубами мне в шею и сильнее задвигал бедрами. — Я сейчас пи*дец как сильно кончу.

Не знаю, я ли его соблазнила, но он совершенно меня уничтожил.

Я хныкала и стонала, чувствуя себя слишком пресыщенной, слишком опустошенной, слишком использованной, слишком защищенной. Все диаметрально противоположные ощущения разом. Мое желание росло, пока я не стиснула зубы и не сосредоточила все свое внимание на том месте, где он в меня проникал.

Я отбросила приличия и, положив руку между ног, стала потирать клитор, затем при его следующем толчке резко подалась к нему. Я играла в его игру. Соревновалась с ним в бою. Влажный воздух наполнило вожделение. С каждым вздохом нас все больше окутывало искушение.

И это стало концом для нас обоих.

Его руки обхватили меня за пояс.

Я осмелилась оглянуться.

Пенн был совершенным, его великолепное тело напряглось под завязками смокинга. Он не походил на человека, только на самца, намеревающегося спариваться до самой смерти.

Он запрокинул голову, плотно сжал губы, скрывая секреты, которые отказывался открывать.

Вспыхнувшая внутри боль превратила невыносимое удовольствие в свободное падение. Всё еще потирая клитор в такт его толкающемуся члену, я задрожала и сжалась, мои ноги сомкнули ладонь. Ничто другое не имело значения, кроме непрекращающегося желания поддаться этому опустошающему голоду.

Это было слишком хорошо.

Слишком чересчур.

Пенн обхватил сзади мою шею, выпрямился и вошел в меня короткими, глубокими толчками. Мой оргазм превратился в упругие бумеранги, отскакивающие от стенок моей сжимающейся и разрывающейся киски, пока я не сдалась и не упала щекой на ковер.

Кончик его члена вонзился в меня слишком сильно, слишком глубоко. Я дернулась, чтобы освободиться, но Пенн рывком привлек меня к себе, слившись со мной в этом золотом блаженном сиянии. С дрожью и трепетом он кончал, находясь глубоко во мне.

Мы замерли без движения, сотрясаемые толчками — сваленная в одном месте куча блестящих нарядов.

Вокруг снова начал проявляться внешний мир, лимузин затормозил и из динамика раздался голос водителя.

— Сэр, мы на месте.

Пенн нажала на кнопку.

— Одну минуту минуту. Мы выйдем сами. Ни при каких обстоятельствах не открывай двери, понял?

— Понял.

Я чувствовала на щеке ковровый ожог и неописуемую слабость в суставах, но когда Пенн выскользнул из меня и убрал в салфетку презерватив, то помог мне подняться и прижался в обжигающем поцелуе к моему чувствительному лицу.

— Господи, посмотри, что я с тобой сделал.

Без особой нежности Пенн схватил другую салфетку, усадил меня на сиденье и опустился на пол у меня между ног. Когда я попыталась их сжать, он раздвинул мне колени и уставился на меня суровым взглядом. Не сводя с меня глаз, он вытер меня дочиста, вернул на место мои трусики и одернул мне платье.

— Ты легко отделалась, Элль. Чертовски легко.

Застегнув ширинку, он провел обеими руками по волосам, затем открыл дверь и вышел.

Глава тридцать вторая

Те первые несколько шагов в ночную феерию оказались одними из самых трудных в моей жизни.

И не только потому, что у меня болели места, которые никак не должны болеть на людях, но и потому, что Пенн закрылся. В машине он сказал такое, что мне очень хотелось прояснить. Он совершил промах, и мне не терпелось раскрутить его на большее.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось найти тихое место и потребовать, чтобы Пенн раскрыл карты, но он не дал мне шанса.

Схватив меня за руку, Пенн с улыбкой кивнул толпившимся у входа людям и увлек меня в роскошный банкетный зал отеля, где проходила церемония.

Сотни одетых в серебряные наряды людей смеялись и переговаривались, сверкая, как упавшие с неба звезды. Расставленные по периметру зала столы напоминали летающие тарелки, украшенные кружевами и хрустальными канделябрами.

— У тебя есть выбор, Элль, — пробормотал Пенн, ведя меня через толпу народа.

Когда он не озвучил мне варианты этого самого выбора, я нахмурилась.

— Какой выбор?

— Сегодня вечером произойдут две вещи, не подлежащие обсуждению.

Мои пальцы напряглись в его сжатой ладони.

— Я не соглашаюсь на то, чего не могу контролировать.

Он ухмыльнулся.

— Как будто трахаться со мной ты соглашалась. Ты это не контролировала.

Я сглотнула, ненавидя его за то, что он прав. С другой стороны, Пенн ведь спросил меня, доверяю ли я ему. Он попросил разрешения, дав мне возможность отказаться.

«Чего я не сделала».

Сделав этот маленький вывод, я вновь обратила все свое внимание на Пенна.

— Две вещи, — лукаво улыбнулся он. — Единственное, что ты можешь контролировать, — это то, в какой очередности они произойдут.

Поджав губы, я приняла протянутый мне бокал шампанского, который он взял с серебряного подноса стоявшего рядом официанта в белой униформе.

— Во-первых, ты выпьешь. Я хочу, чтобы ты была навеселе — как в тот вечер, когда сказала мне «да». Хочу, чтобы ты стала свободной, расслабленной и готовой делать то, что я скажу.

Я сделала глоток шампанского — и так уже достаточно горького, чтобы все пошло наперекосяк.

— Это было всего один раз. Я почти не пью.

— Сегодня вечером выпьешь, — его пальцы выскользнули из моей ладони; Пенн взял меня за локоть и повел мимо особенно большой группы людей. — Мне нужно, чтобы ты стала более восприимчивой.

— Зачем?

— За тем, что после этого мы поговорим.

Я невольно оступилась.

— Поговорим?

Пенн нахмурился, на его обычно красивом лице отразилось разочарование.

— Элль, ты хочешь узнать, кто я?

Он шагнул ближе и с обольщением и интригой прошептал мне на ухо:

— Я тебе расскажу. Но чтобы принять правду, ты должна подходить ко всему непредвзято.

Я сделала еще один глоток шампанского — не из-за его приказа, а потому, что от волнения у меня пересохло во рту.

— А зачем мне подходить ко всему непредвзято? — я отстранилась, заглянув в его темно-бронзовые глаза. — Кто ты такой?

— Скоро узнаешь, — Пенн повел плечами, и его голос сорвался от напряжения. — Ты получишь свои ответы. Но только если будешь делать то, что тебе говорят.

От такого снисходительного замечания меня передернуло.

— Я скажу тебе, Элль, но это ничего не изменит, — он погладил меня по щеке с внезапной нежностью. — Ты была моей с первого момента нашей встречи и останешься моей, пока я тебя не отпущу. Все остальное — все твои аргументы, отрицания и отказы — ничего для меня не значат.

Пенн наклонился ко мне так близко, что наши носы соприкоснулись.

— Помни об этом, когда я всё тебе скажу. Ты уже проиграла. Почему? Потому что ты моя.

Я отпрянула, тяжело дыша от внезапного испуга.

Пенн либо не заметил, либо ему было все равно. Оглядев толпу — он был на несколько дюймов выше большинства собравшихся, — Пенн пробормотал так, будто это не он только что раскурочил мой мир:

— Выбор за тобой. Или пей сейчас...или...

— Или?

— Или я позволю тебе сохранить рассудок, пока ты не встретишься с Ларри.

— С Ларри?

«Из парка?»

Решив его позлить, я сказала:

— Ах, это твой вымышленный муж тире покровитель.

— Это начинает надоедать.

Я неожиданно осмелела, подстегиваемая чудовищным любопытством.

— Кто он тебе? Вообще, что именно значит «твой покровитель»?

На его лице невозможно было прочитать никаких ответов.

— Почему тебя это волнует?

— Потому что я ненавижу находиться в неведении.

— Это лучше, чем другие варианты.

У меня похолодело внутри.

— Что ты имеешь в виду?

Пенн вздохнул, потерев лицо рукой.

— Хорошо. Я проясню основные моменты, чтобы прекратить этот чертов поток вопросов. Ларри — член семьи. Он — моя единственная семья. Стьюи скоро станет его приемным сыном. Что сделает его моим братом, во всех отношениях.

Он перевел дыхание и, собравшись с духом, продолжил.

— Раньше я...работал...на Ларри, пока не занялся собственным бизнесом. Он очень мне помог, когда рядом со мной никого не было, и я всегда буду его поддерживать, так что, если он снова заболеет, и для лечения ему понадобится переехать в Зимбабве, я его туда отвезу. Если бы он вдруг сказал мне, что не может усыновить Стьюи, я бы не раздумывая сделал это сам. Ларри — причина, по которой я еще жив, даже если моя жизнь сущий бардак.

Я хваталась за каждый ответ, боясь, что он заберет их обратно. У меня возникло так много вопросов, но я сосредоточилась на самом простом...пока.

— И какой у тебя бизнес?

— Фондовый рынок.

Я не могла представить Пенна парнем с Уолл-стрит. Скорее, адвокатом с его острым языком и настойчивым желанием превратить любой разговор в дебаты. Но никак не скучные акции и безликие сделки.

— Где твои родители?

Увидев, как он напрягся, я впилась в него взглядом, изо всех сил пытаясь прочитать язык его тела.

— Умерли. Когда мне исполнилось одиннадцать.

Я вздрогнула.

— Прости.

— Ты в этом не виновата.

Пенн посмотрел куда-то поверх моей головы, его терпение иссякло. Я сомневалась, что он разрешит мне задать еще какие-нибудь вопросы, но все же задала:

— Ты говоришь, что Ларри сохранил тебе жизнь. Как? Где вы с ним познакомились?

Пенн мрачно усмехнулся и покачал головой.

Не дожидаясь, пока он прекратит мои расспросы, я перешла к другому:

— А как насчет Стьюи? Его ты откуда знаешь?

Он ухмыльнулся, снова прячась под совершенно нечитабельную светскую оболочку.

— Хватит, — Пенн схватил мой подбородок большим и указательным пальцами. — Выбирай. Пьешь сейчас или потом. Тебе решать.

Его взгляд переместился на мои губы, и я невольно сглотнула. Зал затуманился от сексуального напряжения. Мы только что занимались сексом, но по внутренностям начинал разливаться уже знакомый жар.

Я выпрямилась, демонстративно поставив шампанское на стол рядом с таким же пустым бокалом:

— Потом. Я хотела бы посмотреть, что расскажет Ларри, прежде чем ты меня отпугнешь и не дашь разобраться, кто ты на самом деле.

Пенн тихо рассмеялся.

— Элль, он с этим не поможет. Только я.

— Ну, тогда помоги. Расскажи мне. Я ничего о тебе не знаю. В какой школе ты учился? Какими акциями торгуешь? Какое твое любимое хобби, напиток, цвет, время суток? — мой голос превратился в одну бесконечную просьбу. — Мне трудно проводить время с незнакомым мужчиной, довольствуясь крохами информации, полученной в порывах взаимной страсти.

Пенн криво усмехнулся.

— Так ты хочешь сказать, что, ничего обо мне не зная, спать со мной не офигенно, а страшно?

Я кивнула.

— Если слегка утрировать, то да.

Он опустил руку, убрав ее с моего лица.

— Будь осторожна с желаниями, Элль. Иногда секреты помогают, а не вредят.

Опустив взгляд, Пенн задержал его на моей обнаженной шее так, словно смотрел на невидимое ожерелье, затем отвел глаза и, снова взяв себя в руки, повел меня вперед.

Из динамиков лилась легкая классическая музыка с оттенком современности. Она должна была действовать расслабляюще, но я почувствовала в ее нотах нечто зловещее. Смеющаяся толпа ничего не заметила, и я не стала на этом заморачиваться. Что бы ни случилось сегодня вечером, я это приму. Если это означало, что из-за какого-то рокового признания мы с Пенном больше не увидимся, то Земля не перевернется. У меня по-прежнему будет моя компания, отец, мой мир.

Конечно, без Пенна все станет менее пикантным, но я и без него вполне полноценная личность.

«Ты в этом уверена?»

Мое сердце было дурацкой штуковиной. Мои уши слышали ложь Пенна, но сердце она не трогала. Сердце не судило и не вдавалось в расспросы. Оно слепо следовало за симпатией, что делало мои чувства к Пенну удручающе сложными.

Я пошла за ним — тихо и послушно из уважения к тому, что это был его вечер. Вечер, в который он должен раскрыть что-то такое, что я могла бы принять, либо в ужасе убежать. Я была готова и к тому, и к другому, пусть только даст мне ответы.

Первым нас нашел Стьюи.

Из толпы появилась маленькая ладошка, затем рука в сером рукаве с темно-синими полосками. Встав у нас на пути, он ухмыльнулся, не отрывая глаз от Пенна.

— Ну, как тебе?

Пенн резко остановился, потирая пальцами подбородок в притворно серьезном раздумье.

— Хм...

Стьюи купился на это представление, а я смотрела на него с позиции постороннего наблюдателя и еще раз убедилась, сколько же у Пенна разных граней. Он казался жестким и непреклонным, но со Стьюи был шутником, другом и защитником в одном лице.

— Очень мило, — Пенн взглянул на меня. — Что думаешь, Элль? Твой товар уменьшился до размеров Стьюи.

Я наклонилась к Стьюи и потрогала лацкан пиджака, исполняя роль судьи.

— Я думаю, что портные проделали потрясающую работу, но костюм не будет хорошо смотреться на ком попало, — улыбнулась я и выпрямилась. — Это ты носишь костюм, Стьюи, а не он тебя.

Стьюи поморщился.

— Я не понимаю.

Пенн усмехнулся.

— Ей нравится.

— Круто! — Стьюи развернулся на месте. — Ларри сказал, что в следующем месяце я могу надеть его на собеседование в школу. Сказал, что это поможет мне открыть двери, запертые в результате моего прошлого.

Пенн быстро взглянула на меня, затем кивнул.

— Мудрый человек. Но перед тобой будут открыты все двери, даю тебе слово, — Пенн быстро сжал и разжал кулаки. — Кстати о Ларри, не мог бы ты показать нам, где он тусуется?

Стьюи кивнул и бросился вперед.

— Конечно, сюда.

Пенн выразительно приподнял бровь, взял меня за руку, и мы вместе пошли по залу.

Глава тридцать третья

— А я уж думал, когда вы появитесь, — ухмыльнулся Ларри и, когда благодаря Стьюи, мы выбрались из толпы, пожал Пенну руку.

Мы прошли через банкетный зал в расположенную в стороне более тихую комнату для переговоров. Здесь собрались мужчины и женщины в своем серебряном великолепии и тихо обсуждали вопросы бизнеса, не предназначенные для чужих ушей.

Сейчас модно опаздывать, — ухмыльнулся Пенн. — Разве не этому ты меня учил?

— Ну не на свое же собственное торжество.

«Постойте, его торжество?»

Я нахмурилась. Мне не терпелось спросить, что это за мероприятие. Почему Пенну пришлось стать номинальным руководителем чего-то, что предполагало такую широкую аудиторию. Но Пенн махнул Ларри, потом указал на меня.

— Ты помнишь Элль?

— Конечно. Идиот, я ведь не слепой, — сказав это с юмором и как-то по-отечески, Ларри наклонился и поцеловал меня в щеку. — Здравствуйте, Элль. Вы восхитительно выглядите.

Я приняла его комплимент, изо всех сил стараясь не краснеть.

— Спасибо. Вы и сами выглядите потрясающе.

Ларри, как и Пенн, был одет в серебристый смокинг, только в более темную версию. Его волосам с сильной проседью идеально шла серебристая гамма. Стьюи оказался единственным, кто своим серым костюмом в полоску нарушал всеобщий стиль «металлик».

Снова раздали шампанское. Пенн взял бокал и, опять приподняв бровь, протянул его мне. Я его приняла, но не сделала ни глотка — в основном, ему на зло.

Неловкость спала.

Я ухватилась за подходящую тему.

— Так Вы сказали, что это торжество Пенна? — я взглянула на мужчин. — Должна признатьcя, что он мне даже не намекнул, что это за мероприятие и, зачем меня сюда привез.

Ларри бросил на Пенна неодобрительный взгляд.

— Так он ничего Вам не сказал? — он улыбнулся. — Тогда позвольте, это сделаю я.

— Ларри, — еле слышно прорычал Пенн. — Не забывай о нашем разговоре.

Ларри от него отмахнулся, взял меня за локоть и повел к бару, подальше от Пенна.

— Это благотворительная акция. Пенн устраивает её каждый год. Он занимается этим с тех пор, как мы начали работать вместе.

— Работать вместе?

Ларри кивнул, будто в этом не было никаких сомнений.

— Я юрист. Моей фирме понадобилась помощь, и Пенн ее предложил. Он умен и остер на язык. Пенн работал со мной по многим делам — даже оказывал содействие в научных исследованиях, когда я заболел. Однако, пока я лечился, обратил свои устремления к фондовому рынку.

В его глазах блеснула гордость.

— Он вложил деньги в копеечные акции маленькой компании. С его удачей все должно было провалиться. Но этого не произошло. Впервые его риск был оправдан, и акции взлетели в одночасье. Полученную прибыль Пенн вложил в эту благотворительную организацию и занимается внутридневной торговлей компаниями, на которые мы подали в суд от имени их жертв.

В его рассказе были неувязки и загадки, которые я не мог разгадать. Мне хотелось сесть в какую-нибудь тихую комнату, где я могла бы записать все сказанное на листках бумаги, перемешать их и выстроить в понятном порядке.

— А какова цель у его благотворительной организации?

Ларри просиял, как счастливый родитель.

— Помощь бездомным детям, конечно.

Я замерла.

Бездомным.

Незнакомец...

Ремешки на моих туфлях впились мне в ноги.

— Что Вы сейчас сказали?

Ларри заметил мою внезапную бледность. Его лицо вытянулось.

— Он Вам еще не рассказал. Так ведь?

Все, на что меня хватило, это покачать головой.

Мне стало плохо.

Хорошо.

Страшно.

Гари посмотрел куда-то мимо меня, и его лицо смягчилось. Я спиной почувствовала приближение человека, который навсегда стал ассоциироваться у меня с душевной болью. Он солгал и отравил мой разум. Скрывал правду и сводил меня с ума. Он вмешался в наш разговор и не дал мне узнать больше.

Ларри наклонился ко мне и прошептал:

— Я скажу Вам только это, а остальное зависит от него. Пенн сам был бездомным. Так он пытается отдать дань прошлому — помочь другим детям, у которых в жизни не лучшие времена.

Похлопав меня по руке, он сказал уже громче подошедшему к нам Пенну:

— Пойду за новым бокалом шампанского. Кому-нибудь еще принести?

— Нет, — Пенн покачал головой, обняв меня за плечи. - Думаю, ты уже сделал более чем достаточно.

Ларри и не подумал извиняться, а просто пожал плечами.

Я подняла глаза, рассматривая профиль Пенна. Его красивый, волевой подбородок, уже не заросший грубой щетиной и бородой. Его глаза, которые становились то светлее, то темнее в зависимости от настроения, но всегда оставались того же оттенка, что и у парня в Центральном парке. А то, как он спросил меня, доверяю ли я ему? Как точно так же засовывал руки в карманы. Как он целовал меня, соблазняя вкусом шоколада...

О, Господи.

Это правда.

Я почувствовала, как у меня задрожали колени, а Пенн тем временем тихо пробормотал: