Венера Прайм 5

I

Утро того же дня на другом континенте Земли. Запись разговора Спарты, который она вела по сути сама с собой — с восемнадцатилетней Линдой, живущей глубоко в подсознании. Спарта живо представила себе, что Линда сидит перед ней на стуле и доброжелательно спрашивает, отвечает, шутит советует. Таким способом Спарта пыталась разобраться в себе, поправить свое пошатнувшееся психическое здоровье. Ее визави была идеальным психотерапевтом, хотя и отвечала ее голосом:

На этом запись по какой-то причине прервалась.

II

На восточном побережье Северной Америки солнце то появлялось, то исчезало за облаками и опять начинался дождь. В три часа пополудни высокий мужчина в черном кожаном пальто поднялся на крыльцо каменного дома в лесу и постучал в дверь. Открыла женщина в шерстяной юбке и кожаных сапогах:

— Быстрей заходи, Кэп, а то простудишься.

Ари Надь была худощавой спортивной женщиной, ее седеющие черные волосы были коротко подстрижены. Она была одной из немногих, кто называл этого человека как угодно, только не Командором.

Вошедший стряхнул воду с пальто и повесил его на вешалку в коридоре, рядом с желтыми дождевиками из поликанвы и пуховыми парками. Затем прошел в длинную гостиную.

Дом был больше, чем казалось снаружи. Через окна в южном конце комнаты были видны затянутое тучами небо, лес и на горизонте низкие серо-зеленые горы.

Украшенные резьбой потолочные балки. На них играют блики огня, горящего в камине. На дощатом полу лежат индейские ковры.

Командор подошел к камину и, греясь, протянул руки к огню.

Ари Надь вернулась с подносом в руках. На подносе стоял большой фарфоровый чайник и три чашки с блюдцами, одна чашка уже была полная. Женщина поставила поднос с чаем на низкий сосновый столик:

— Пожалуйста, черный чай.

— Спасибо.

Он взял с подноса чай и поставил на каминную полку, фарфоровое блюдце заскрежетало о камень.

— Откуда ты узнала, что я приду?

Его голос был таким низким и скрипучим, что казалось, ему больно говорить. С загорелой кожей и бледно-голубыми глазами он мог бы сойти за лесоруба из северных лесов или рыболова-проводника; на нем были выцветшие джинсы, а рукава клетчатой рубашки были закатаны, обнажая сильные руки.

— Йозеф сказал, я звонила в «Гранит». Думала вы вместе придете.

— Скоро будет, кое-что доделывает.

Командор взял железные щипцы и принялся шевелить горящие поленья, пока они не затрещали от жара. Ари устроилась на кожаном диване, закутавшись в красно-зеленое клетчатое одеяло.

— Включить запись, — послала она звуковую команду в сторону обшитой сосновыми панелями стены. Скрытая видеоплата развернулась в двухметровый квадратный экран, тонкий, как фольга, и сразу же засветилась:

— Добрый вечер, это Всемирная служба Би-би-си. Передаем последнюю серию цикла «Сверхразум», представленную сэром Рэндольфом Мэйсом.

Командор оторвал взгляд от огня и увидел на экране облака Юпитера. На переднем плане виднелась Амальтея.

— Амальтея — луна Юпитера. Вот уже более года самый необычный объект в нашей Солнечной системе — и ключ к ее центральной загадке, — послышался голос Рэндольфа Мэйса.

В отличие от большинства из сотен миллионов людей, смотревших «Сверхразум», которые надеялись, что Мэйс выяснит правду, какой бы она ни была, разгадает «главную загадку Солнечной системы» этой ночью, прямо у них на глазах, — эти двое в доме в лесу надеялись, что автору не удастся подойти к правде слишком близко.

— Хорошая картинка, — заметила Ари.

— Слышал об этом по пути сюда. Запись украли с монитора космического корабля на Ганимеде и передали Мэйсу.

— Кто-то из Космического Совета?

— Мы это выясним. — Командор оставил размышления у камина и сел рядом с ней на кушетку, лицом к экрану.

Затем они молча наблюдали, как сэр Рэндольф произносит свой монолог: «…события, происходящие в таких отдаленных друг от друга местах, как адская поверхность Венеры, обратная сторона Луны, пустыни Марса — и не в последнюю очередь в роскошном поместье английской сельской местности Сомерсет. Эти и другие невероятные совпадения станут темой сегодняшней программы».

— О боже, — пробормотала Ари и крепче обхватила себя руками под одеялом. — Боюсь, он все-таки втянет в это дело Линду. Откуда он все это знает. Он один из них?

— Вряд ли. С ними покончено. Это стало ясно, когда мы увидели, что случилось в доме Кингмана. И ведь он разглашает секреты, а они убивали, чтобы сохранить их. Вероятно, Мэйс уцепился за какую-нибудь несчастную разочарованную душу, которая раскаялась и хочет все рассказать. Кто бы это ни был, ему нужен духовник получше.

— Никто ниже рыцарей и старейшин не мог связать Линду со «Знанием». — Голос Ари выдавал ее страх.

На экране исчезли вступительные титры. Финальная серия началась…

Сэр Рэндольф Мэйс был некогда малоизвестным Кембриджским историком. Титул ему присвоили не за его научные труды, а за щедрую благотворительность, — в юности, он отдал значительную часть полученного наследства своему колледжу. Известный лишь среди своих студентов, он стал звездой в одночасье, настоящей звездой эфира, благодаря тринадцатисерийному сериалу Би-би-си «В поисках человеческой расы».

Мейс двигался по обширным местам своего шоу, словно выслеживая неуловимую добычу, скользя на длинных, обтянутых вельветом ногах мимо колонн Карнака[4], вверх по бесконечным лестницам Калакмуля[5], через запутанный лабиринт Чатал-Хююка[6].

Его огромные руки рубили воздух, а квадратная челюсть, взгромоздившись на шею черной водолазки, работала, произнося впечатляюще длинные и страстные фразы. Все это создавало чудесный путевой очерк, густо намазанный чем-то вроде интеллектуального майонеза.

Мэйс, конечно, относился к себе вполне серьезно. Он был самоуверенным человеком и ставил себя один ряд с Арнольдом Тойнби[7] и Освальдом Шпенглером.[8]

По его мнению общества имели свои собственные жизненные циклы рождения, роста и смерти, подобно организмам. И подобно организмам, но с помощью быстрых культурных изменений, а не вялой биологической адаптации, общества эволюционировали, утверждал он. К чему именно эволюционировало человеческое общество, он оставлял этот вопрос открытым.

Историки и этнографы нападали на него за его примитивные идеи, за его сомнительные интерпретации фактов, за его расплывчатые определения, но дюжины выдающихся ученых, бормочущих себе под нос, было недостаточно, чтобы ослабить общественный энтузиазм.

Рэндольф Мэйс обладал почти гипнотическим воздействием на аудиторию, что с лихвой компенсировало все логические нестыковки.

Этот первый сериал выдержал многочисленные повторные показы и установил рекорд продаж видеокопий. Би-би-си умоляла его снимать еще. Мейс предложил концепцию «Сверхразума».

Это предложение заставило задуматься спонсоров Би-би-си, поскольку в нем Мэйс намеревался доказать, что возникновение и падение цивилизаций не были делом случайной эволюции. По его словам, руководил процессом высший разум, разум не человеческий, который был представлен на Земле древним, самым тайным культом.

Первая дюжина программ «Сверхразума» приводила доказательства существования культа, основываясь на древних глифах, резьбе и папирусных свитках, постройках древней архитектуры и повествованиях древних мифов. Это была хорошая история, убедительная для тех, кто хотел верить. Даже неверующих это забавляло и развлекало.

…Рэндольф Мейс был весьма расчетливый шоумен-бизнесмен. Его зрители были вынуждены просидеть почти час, в течение которого Мэйс повторял все доказательства, которые он разработал в предыдущих сериях, — воспроизводя фрагменты предыдущих шоу; только скептический зритель заметил бы эту уловку. Наконец он дошел до сути.

Сегодняшняя серия выходила далеко за рамки древних текстов и артефактов. Она повествовала о «Великом Заговоре наших дней».

— Заговорщики называют свое общество «Свободный Дух» и еще дюжиной других имен, — заявил Мейс, появляясь крупным планом и жестикулируя. — Посмотрите! Эти люди почти наверняка являются членами этого общества.

Следующее изображение было статичным, снято фотокамерой: подтянутый, но стареющий английский джентльмен в твидовом костюме стоял перед массивным каменным домом с дробовиком в руке. Свободной рукой он поглаживал пышные усы летчика.

— Лорд Руперт Кингман, — наследник древнего Сент-Джозеф-Холла, директор дюжины фирм, включая «Садлерс Бэнк оф Дели», которого не видели уже три года…

Затем женщина с гладкими черными волосами и сильно накрашенными красными губами уставилась в камеру, сидя верхом на потном пони, которого держал под уздцы сикх в тюрбане.

— Холли Сингх, доктор медицины, доктор философии, руководитель отдела нейрофизиологии в центре Биологической медицины управления космосом, которая исчезла точно в то же время, что и Лорд Кингман…

Затем на экране появился высокий, мрачный мужчина с тонкими светлыми волосами, падающими на лоб.

— Профессор Альберс Мерк, известный ксеноархеолог, который пытался убить своего коллегу, профессора Дж. Форстера. Это ему не удалось, однако ему удалось уничтожить уникальные венерианские окаменелости, хранившиеся в Порт-Геспере…

Затем экран показал двух спортивного вида светловолосых молодых людей в халатах, улыбающихся в камеру, на фоне приборных пультов.

— Астрономы Пит Гресс и Катрина Балакян покончили жизнь самоубийством, не сумев уничтожить радиотелескоп на базе Фарсайд на Луне…

Затем — коренастый мужчина с песочной стрижкой, в костюме в тонкую полоску: его застали хмурым, когда он садился в вертолет на крыше Манхэттена.

— Мистер Джон Ноубл, основатель и главный исполнительный директор фирмы «Noble Water Works». Исчез, считается пропавшим без вести. Его космоплан был использован при попытке кражи марсианской таблички из ратуши Лабиринт-Сити на Марсе. При этом погибли два человека. Позже марсианская табличка была обнаружена на спутнике Марса, на Фобос ее…

Следующее изображение было не человеком, а космическим кораблем «Дорадус». Камера медленно дала панораму большего белого корабля, который находился конфискованный на околоземной орбите.

— Это «Дорадус», экипаж которого пытался забрать марсианскую табличку с Фобоса — СМИ называли его пиратским кораблем, но я утверждаю, что «Дорадус» на самом деле был военным кораблем «свободного духа», — хотя Космический совет утверждает, что кораблем никто не владел кроме банка «Садлерс Бэнк оф Дели». Напомню, что лорд Руперт Кингман являлся одним из директоров этого банка.

Когда на экране появилось следующее изображение, Ари положила руку на плечо Командора — то ли поддерживая, то ли ища поддержки.

— Инспектор Эллен Трой из Комитета Космического Контроля, — представил ее Мейс своим слушателям, хотя мало кто мог не узнать фотографию женщины. Не так давно она стала известной благодаря своим необыкновенным подвигам.

— Именно она спасла Форстера и Мерка от неминуемой гибели на поверхности Венеры. Именно она предотвратила разрушение базы Фарсайд и вырвала марсианскую табличку из рук «Дорадуса». Затем она тоже исчезла — чтобы снова появиться при обстоятельствах, которые никогда не объяснялись, в самый момент мятежа Кон-Тики — только для того, чтобы снова исчезнуть Где она сейчас?

На экране снова появилось навязчивое изображение Амальтеи — в отраженном свете Юпитера она была окутана белесым туманом.

— Космический совет объявил абсолютный карантин в 50 000 километров от орбиты Амальтеи. Единственное исключение сделано для Дж.К. Р. Форстера, о котором мы уже так много слышали. Профессор сейчас находится на Ганимеде, завершает подготовку экспедиции на Амальтею — экспедиции, одобренной Космическим Советом всего за несколько месяцев до того, как этот спутник обнаружил свою своеобразную природу.

На экране опять крупный план сэра Рэндольфа. На мгновение он замолчал, словно собираясь с мыслями. Это был смелый актерский прием, демонстрирующий мастерство, фокусирующий внимание огромной аудитории на его следующих словах:

— А что, инспектор Эллен Трой тоже там, на Ганимеде, тоже часть плана Форстера?

Он понизил голос, как бы заставляя всех приблизиться ближе к экрану, его огромные руки обнимали воздух, приглашая всех стать его сообщниками.

— Неужели Амальтея — средоточие многовековых интриг «свободного духа»? Является ли могущественный Комитет Космического Контроля участником этого грандиозного заговора? Я верю в это, и хотя я не могу доказать этого сегодня вечером, — Мэйс отступил назад, выпрямляя свое худое тело, — я даю вам честное слово, что найду нить, связывающую эти события, которые я довел до вашего сведения. И сделав это, я открою эти древние тайны свету разума.

По экрану покатились финальные титры.

— Выключи, — громко произнесла Ари.

Изображение померкло, и видеоплата сложилась на обшитой панелями стене.

Дождь непрерывно стучал по крыше, кирпично-красные угли крошились в камине.

Командор нарушил молчание:

— Немного разочаровывает.

— По крайней мере одно предположение его ошибочно — Эллен Трой нет на Амальтее.

По доскам крыльца заскрипели шаги. Командор встал, насторожившись. Ари отбросила халат и пошла открывать дверь.

III

Человек, вошедший в комнату, был в мокром твидовый костюме. Его редеющие седые волосы торчали мокрыми прядями, придавая ему вид птенца, только что вылупившегося из яйца. Он заключил Ари в объятия, она засмеялась и погладила его по мокрым волосам. Они хорошо смотрелись вместе, он в твидовом костюме, она во фланелевом. — И не скажешь, что были женаты уже несколько десятилетий.

— Чего-нибудь согревающего, Йозеф? Мы пьем чай.

— Спасибо. Кэп рассказал тебе о моих приключениях?

— Не успел, мы смотрели разглагольствования Мейса, последнюю серию «Сверхразума». — Пояснил Командор.

— О нет, неужели я так поздно?

— Не волнуйся, посмотришь в записи, хотя смотреть там нечего.

Йозеф тяжело опустился на диван. Ари протянула ему чашку с чаем и уточнила:

— Смотреть там конечно нечего, ничего нового для тебя там нет. За исключением одного. Мейс связал Линду со «свободным духом». Да, еще — он отправляется к Амальтее на «Гелиосе».

— Ну, последнее вряд ли может иметь существенное значение. Половина репортеров Солнечной системы, похоже, уже там, — жаждут новостей.

Ари положила руку ему на колено:

— Расскажи мне о своем путешествии.

— Это было просто замечательно. — Глаза Йозефа восторженно загорелись. — Если бы я был ревнивцем, я бы завидовал тому, что Форстер пришел к своим великим открытиям без посторонней помощи. Он зажег меня своим энтузиазмом — я считаю, что он героическая фигура.

— Как это без посторонней помощи. — Не согласилась Ари. — Ты, Кип и я — наша помощь была решающей.

—Да, но у него не было такого знания, как у нас. Он сам расшифровал венерианские таблички, а затем марсианскую табличку и сделал вывод о природе Амальтеи.

— О ее предполагаемой природе, — уточнила Ари.

— И все это без помощи древних тайн, — настаивал Йозеф, — что подтверждает нашу веру в то, что истина не нуждается в тайнах.

Ари выглядела смущенной, но, как и Командор, ничего не сказала, не желая противоречить Йозефу.

— Но позвольте мне рассказать вам, что я видел, — продолжил Йозеф с прежним пылом.

Он поудобнее устроился на диванных подушках и начал говорить в непринужденной манере профессора, открывающего еженедельный семинар.

— То, что мы, жители Земли, называем Ганимедом, живущие там поэтически называют «Безбрежным Океаном», я бы добавил к этому названию эпитет«зимний», поскольку поверхность этой луны Юпитера почти полностью состоит из замерзшей воды. Город Ганимед местные называют также «Безбрежным Океаном» — это название написано над входными порталами на полудюжине языков.

Я почувствовал к себе неприятное внимание еще до того, как попал в город. — Только я прошел въездной контроль, как странный молодой азиат настойчиво поманил меня из-за барьера. У него были монголоидные глаза, блестящие черные волосы, стянутые сзади в конский хвост, доходивший до пояса, и довольно дьявольские усы. В этом костюме, состоящем из туники, брюк и мягких сапог, он мог бы сойти за Тэмуджина — молодого Чингисхана. Я старался не обращать на него внимания, но как только я прошел через ворота, он последовал за мной сквозь толпу, пока я не повернулся к нему и громко не потребовал объяснений.

Он также громко, в расчете на окружающих, заявил, что является лучшим и наименее дорогим проводником, которого может найти незнакомец в «Безбрежном Океане», а по-тихому, настойчивым шепотом приказал мне перестать привлекать к себе внимание.

Как вы уже догадались, это был Блейк. Его удивительная маскировка была необходима, потому что, как он живописно выразился, свора газетчиков загнала профессора Форстера и его коллег под землю, в логово. Блейк, единственный из них, кто говорит по-китайски, и только он, и только в таком виде мог передвигаться по городу.

Я, конечно, считал, что мне не нужна маскировка — никто не имел ни малейшего представления, кто я и как сюда попал, поскольку Комитет Космического Контроля позаботился об этом.

Блейк взял мой багаж, который весил очень мало, потому что, хотя Ганимед больше Луны, он все же меньше Марса.

Городу меньше ста лет, но он выглядит таким же экзотическим и многолюдным, как Варанаси или Калькутта и вскоре мы затерялись в толпе. Пробираясь по коридорам, которые с каждым поворотом становились все уже, громче и вонючее, я старался не отставать от Блейка. Затем он подозвал велорикшу и что-то шепнул поджарому парню, сидевшему за рулем. Блейк затолкал туда мои вещи, потом меня и сказал, что встретит меня там, где меня высадит такси. Мне не нужно ничего говорить водителю, так как плата за проезд уже оплачена.

Такси везло меня по коридорам, которые становились менее людными по мере того, как мы удалялись от коммерческих и жилых кварталов города. Последний долгий спуск по тусклому, холодному туннелю, стены которого, видимые сквозь пучки сверкающих труб, были покрыты льдом, а может быть и не покрыты, а просто были льдом. Место назначения — простая пластиковая дверь в простой пластиковой стене. Над дверью светится красный прямоугольный фонарь и все, ни какой таблички указывающей, что это за место. Как только я вылез из кабины вместе со своим багажом, парень помчался прочь, выдыхая перед собой облачка пара, стремясь поскорее укрыться от холода.

Несколько минут я дрожал в одиночестве, вглядываясь в огромные стальные коллекторы, образующие потолок и стены плохо освещенного туннеля. Наконец дверь открылась.

Блейк протянул мне тяжелую парку, я ее надел, защищаясь от холода, и он повел меня внутрь, — по щелкающим пластиковым сетчатым мосткам и лестницам, через другие двери, другие комнаты. Герметичные люки и герметичные дверные проемы предупреждали о возможном вакууме.

Через маленький люк мы попали в огромную трубу из блестящего металла, судя по виду, титанового сплава, и, поднявшись по ней, оказались в огромной пещере со стенами из черного льда. Мне вспомнились мокрые ледяные пещеры, те, в которые я входил во время альпийских походов моей юности. В отличие от тех пещер, эти ледяные стены не отражали свет, он полностью поглощался их замерзшими черными поверхностями.

И вдруг я понял, что пещера результат не естественных процессов, а образовалась под действием огня и перегретого пара. Мы находились внутри камеры отражения газов ракетных двигателей при наземных стартах. — Внутри стартового комплекса.

Высоко над нами герметичный купол закрывал вид на яркие звезды и Юпитер. Внутри купола, нависая над нашими головами, как грозовая туча из стали, находился юпитерианский буксир. Судно стояло на прочных стойках. Тройные сопла главных ракетных двигателей и три выпуклых сферических топливных бака. Прямо под ними расположились профессор Форстер и его команда, укутанные в теплые одежды.

Там были воздвигнуты каркасы из углеродистых стоек и досок, вокруг стояли столы для инструментов и стеллажи с электроникой, а кто-то повесил на токарный станок большую печатную схему.

Когда Блейк подвел меня к ним, Форстер и его люди склонились над этой схемой, что-то оживленно обсуждая. Форстер повернулся ко мне со свирепым видом, но я быстро понял, что он улыбается, а не гримасничает. Конечно, я был знаком с его голограммами, но видеть воочию, это совсем другое. Его лицо тридцатипятилетнего мужчины в расцвете сил — результат реставрации, которую ему сделали после покушения Мерка на его жизнь. Видно было, что среди присутствующих он пользуется авторитетом, рискну предположить, что его авторитет основывался главным образом на опыте, накопленном за несколько десятилетий работы с аспирантами.

Он представил мне всех членов своего экипажа так, как будто каждый из них был мифическим героем. Вот состав экипажа:

Джозефа Уолш, пилот, невозмутимая молодая женщина, откомандированная с катера Комитета Комического Контроля. Блейк с ней уже летал на Марс.

Ангус Мак-Нил, инженер, проницательный и дородный парень, который изучал меня, как будто читал показания приборов в моей голове, насколько я помню он пережил трагедию на «Стар Куин».

Тони Гроувз, маленький смуглый штурман, который был в команде Спрингера в его коротком, славном рандеву с Плутоном.

Я торжественно пожал всем руки. Все они так же хорошо известны в своих кругах, как и Форстер в своих. Азиатов среди их не было, поэтому они были вынуждены не покидать лагерь, чтобы не раскрывать его местоположение акулам пера.

Йозеф сделал паузу в своем рассказе. Ари налила еще всем троим чаю. Йозеф задумчиво отхлебнул и продолжил:

— Лагерь Форстера в ледяной пещере напоминал военный лагерь, готовящийся к бою. Все вокруг была завалено припасами, оборудованием, едой, газовыми баллонами, приборами, большая часть предназначалась для прикрепляемого грузового отсека, еще лежащего на земле и раскрытого, как пустая жестянка из-под сардин. Блейк показал мне, где я должен остановиться: это была хижина из пенопласта у стены, от которой отражались газы ракетных двигателей при стартах. Хижина была довольно теплая внутри, несмотря на ее примитивную внешность. Вскоре после этого рабочие огни потускнели, приближалась ночь.

Ужин состоялся в самой большой временной хижине. Все было чисто по европейски. Профессор Форстер угостил нас превосходным вином — из своих запасов. Ужин высветил остроумие Уолш и склонность Гроувза к спорам (узнав, что я психолог, он охотно полемизировал мне. Мы рассуждали о новейших теориях бессознательного. Выяснилось что он знал эту тему лучше, чем я, поскольку мы с тобой бросили ей заниматься, Ари, двадцать лет назад)

А у Мак-Нила в голове оказался поразительный запас непристойных историй (этот человек в дополнении к к своим талантам инженера, имеет вкусы и повествовательные способности Боккаччо).

После ужина мы с Форстером отправились в его хижину. Там он достал бутылку Наполеона, превосходного надо сказать бренди, а я приступил к тому, ради чего я прилетел. — Достал голопроектор и показал ему то, что мы приготовили: выжимки «Знания».

Он смотрел без комментариев. Конечно у него имелся большой жизненный опыт ведения научных дискуссий, защиты своего академического приоритета. Тем не менее он выказал меньше удивления, чем я ожидал. Он сказал, что только-что увиденное, лишь подтвердило правильность его видения и вызовет только небольшие изменения в плане экспедиции. Затем Форстер привел развернутое обоснование такого своего утверждения. Далее я изложу это обоснование от своего имени.

У Форстера были проблески истины еще до открытия марсианской таблички — задолго до того, как он сумел расшифровать ее значение, задолго до того, как стало возможным узнать что-либо вообще о ее создателях, которых он сам впервые назвал Культурой Х.

Общепринятая теория — намеренно внедренная, как мы знаем, «Свободным Духом» — состояла в том, что Культура Икс возникла на Марсе и вымерла миллиард лет назад, когда закончилось короткое марсианское лето. Идеи Форстера были иными и гораздо более амбициозными: он был убежден, что Культура X проникла в Солнечную систему из межзвездного пространства. Тот факт, что никто больше не верил в это, раздражал его, хотя и не очень сильно, потому что он был одним из тех людей, которые чувствуют себя счастливыми, когда находятся в меньшинстве.

Когда он узнал, что робот горнодобывающей корпорации Иштар наткнулся на тайник инопланетян на Венере, он с большой энергией и самоотверженностью организовал экспедицию, чтобы исследовать и, если возможно, достать находки. Хотя миссия была прервана, и материальные артефакты все еще покоятся похороненными на Венере, он вернулся с записями.

Прошло меньше года, и он доказал, что венерианские таблички были переводами текстов, датируемых бронзовым веком Земли. Теперь он был убежден, что представители Культуры Икс побывали на всех внутренних планетах, возможно, пытались их колонизировать.

Вскоре после этого он смог применить свой перевод венерианских табличек к чтению марсианской таблички с ее ссылками на «облачных посланников» и «пробуждение в великом мире».

От себя хочу заметить, — таким образом, благодаря своим собственным исследованиям он перескочил через тысячелетия нашей накопленной тайны, мгновенно придя к очень существенной части «Знания».

Но логика подсказывала ему — и Кон-Тики позже это доказал, — что облака Юпитера, «великого мира», не могли скрывать существ, способных изготовить материал, из которого были сделаны венерианские и марсианская таблички, не говоря уже о том, чтобы совершить великие дела, которые эта табличка увековечивает. Десятилетия исследований спутников Юпитера не обнаружили на них никаких следов присутствия инопланетян в прошлом.

Существовала, — сказал мне профессор Форстер, — единственная подсказка в необходимости более тщательного изучения одной из лун Юпитера: давно было замечено, что Амальтея излучает в космос почти на треть больше энергии, чем поглощает от Солнца и Юпитера вместе взятых. Предполагалось, что баланс должен сойтись, если учесть энергию от бомбардировки Амальтеи высокоэнергетическими заряженными частицами Юпитера, но Форстер произвел расчеты и установил, что это не так. Ему удалось при нашей поддержке организовать посылку экспедиции на Амальтею.

Когда медузы Юпитера запели свою песню, и на Амальтее заработали гейзеры, извергающие материю в космос, Форстер со свойственным ему упорством настоял на том, чтобы исследования продолжались, без внесения каких-либо изменений. Однако по пути на Ганимед он некоторые изменения внес, и когда я встретился с ним три недели назад, он и его команда уже начали их осуществлять — тайно от начальства.

Ари не могла сдержать волнения:

— Но ты должен был его убедить, что любая попытка действовать на Амальтее без Линды приведет к катастрофе и все они, и Блейк Редфилд вместе с ними — обречены на смерть. Ты для этого и отправился на Ганимед, Йозеф! Неужели ты так легко позволил ему разубедить тебя? Ведь это ясно следует из документов «Знания».

— Я так и сказал профессору Форстеру, и он не стал отрицать силу доказательств, — спокойно ответил Йозеф. — Тем не менее он полон решимости идти вперед, с ней или без нее.

— Кэп, ты должен остановить его, — сказала она.

— Даже если бы я хотел…

— Если…? — Ари посмотрела на него в в изумлении.

— Ари, Космический совет вот-вот будет вынужден отменить карантин Амальтеи, этого требуют люди из линейных департаментов ресурсов, на которых оказывают огромное давление Индоазиаты. — Он вздохнул. — Они объясняют это необходимостью экономить энергетические ресурсы и даже интересами фундаментальной науки. Но на самом деле они подсчитывают потерянные туристские доллары.

— Какое это имеет отношение к Форстеру? — требовательно спросила она.

— Отменят карантин и кто-то сможет высадиться на Амальтею, опередить его. Поэтому, с Эллен или без нее — я имею в виду Линду — он должен высадиться на Амальтею.

— Мы бы предпочли, чтобы первым был Форстер, — сказал Йозеф. — Думаю, все мы на его месте так бы и поступили.

— Нет. — Ари не могла согласиться — Только не без нее.

— Но это… — Йозеф шумно откашлялся и оставил фразу незаконченной.

Командор договорил за него:

— Это ее дело, Ари. Не твое.

IV

Блейк Рэдфилд пробирался по многолюдным извилистым коридорам, мимо ларьков, торгующих резным нефритом и прозрачными резиновыми сандалиями разных цветов, мимо полок с дешевой электроникой, мимо стеллажей со свеже убитыми утками. Его толкали сзади, отталкивали локтями, преграждали ему путь — сильно, но без злого умысла, поскольку сильные толчки в этой ситуации были неудобны всем, так-как гравитация здесь составляла несколько процентов Земной.

Люди сидели на полу, сбившись в кружок, бросали кости или играли в сянци[9]. Возбужденно торговались перед аквариумами с живой форелью, горками ледяных моллюсков и грудами бледных, увядших овощей. Студенты и старики разглядывали настоящие бумажные книги через толстые очки без оправы и читали газеты, написанное там, для большинства евроамериканцев было неразборчивыми закорючками. Все говорили, говорили, говорили музыкальными голосами.

Обычно рыжеволосый, даже красивый, со свежим веснушчатым лицом, Блейк хорошо замаскировался, выглядя не столько как молодой Чингисхан, сколько как портовая крыса с Жемчужной реки. Он был наполовину китаец по материнской линии, наполовину ирландец, и хотя он знал не больше нескольких полезных фраз бирманского, тайского или любого из десятков других индокитайских языков, распространенных на Ганимеде, но зато он говорил на красноречивом мандаринском и выразительно земном кантонском — последний был любимым торговым языком большинства этнических китайцев, составлявших значительную часть неиндийского населения «Безбрежного Океана».

С низких потолков свисали бумажные транспаранты, которые трепетали от постоянно вращающихся вентиляторов, необходимых, чтобы очистить коридоры от запаха жарящейся в прогорклом масле свинины и других, менее приятных запахов. Владельцы ларьков соорудили навесы против мерцающего желтого света постоянного освещения; навесы беспрерывно колыхались, словно волны в беспокойном море ткани. Целью Блейка была подрядная фирма «Лим и сыновья», основанная в Сингапуре в 1946 году. Ее отделение открылось на Ганимеде еще в самом начале колонизации, поколения Лимов помогли освоить это место.

Офис фирмы располагался на пересечении двух оживленных коридоров недалеко от центра подземного города. За стеной из зеркального стекла с золотыми иероглифами здоровья и процветания клерки в очках и одеяниях с длинными рукавами старательно склонились над плоскими экранами.

Блейк вошел внутрь. — Автоматическая дверь, сначала отъехав, закрылась за ним и звуки улицы остались снаружи. Никто не обратил на него внимания. Он прошел по ковру к стойке администратора, и обратился к сидящему там клерку на литературном мандаринском:

— Меня зовут Редфилд. У меня назначена встреча с Люком Лимом на десять часов.

Клерк поморщился, мельком взглянув на Блейка, включил связь и сказал на быстром кантонском диалекте:

— Здесь белый парень, одетый как кули, говорит так, будто только что окончил курсы мандаринского. Говорит, что у него назначена встреча с Люком.

Ответ был достаточно громким и Блейк услышал:

— Посмотрим, что будет, если ты попросишь его подождать.

— Подождите, — сказал клерк по-английски, даже не поднимая глаз.

Стульев для посетителей не было. Блейк подошел к стене и изучил висящие на ней яркие цветные фотографии, — несколько семейных портретов и панорамные виды всевозможных сооружений. На одной фотографии путаница труб растянулась на огромной площади льда. Как следовало из поясняющей подписи внизу, это была установка диссоциации, превращающая водяной лед в водород и кислород. На других фотографиях были ледяные шахты, винокурни, очистные сооружения, гидропонные фермы.

Блейку было интересно, какую роль «Лим и сыновья», сыграли в строительстве всего, что было на этих фотографиях. Об этом в пояснениях не было ни слова. Зрители могли предполагать все, что они пожелают. Вряд ли фирма «Лим и сыновья» была главным подрядчиком в любом из этих сооружений. Одна фотография особенно привлекла его внимание: на ней был большезубый «Ледяной Крот», прорезающий черный лед, сверля то, что, по-видимому, было одним из первоначальных туннелей поселения, ставшего «Безбрежным Океаном».

В течение двадцати минут Блейк терпеливо охлаждал свои пятки. Наконец клерк включил связь и пробормотал: «все еще стоит здесь… нет, кажется, счастлив, как моллюск».

Прошло еще пять минут. В дальнем конце комнаты появился человек. Человек подошел к перегородке, протянул руку и сказал по-английски:

— Люк Лим. Извините, мистер Редфилд. Непредвиденная задержка.

Лим был высок, чрезвычайно худ, с впалыми щеками и горящими глазами. На кончике его подбородка дюжина, или около того, очень длинных, очень черных волос умудрялись напоминать козлиную бородку. В отличие от волос на лице, волосы на его голове были густыми и блестящими, длинными и черными, свисающими до плеч. На большом и указательном пальцах правой руки у него были ногти длиной в дюйм, но ногти левой были коротко подстрижены. На нем были синие парусиновые рабочие штаны и рубашка с рисунком, напоминающим полосатый матрас.

— Нет проблем, — холодно ответил Блейк.

Любопытный парень, подумал Блейк: говорит по английски с ужасным акцентом, прямо из старинного фильма Джеки Чана; ногти не мандаринские, а явно для игры на двенадцатиструнной гитаре, а рабочая одежда наводит на мысль, что парень хочет представить себя человеком рабочего класса.

— Очень рад, что ты не очень торопишься, — сказал Лим.

— Ты хочешь мне что-то показать?

— Да, — голос Лима внезапно стал низким и заговорщицким, а выражение лица хитрым. — Пошли.

Он демонстративно распахнул дверку перегородки и, приглашающе, махнул рукой.

Блейк последовал за ним в заднюю часть офиса. Низкий темный коридор. По обеим сторонам — небольшие тусклые комнаты заполненные работающими людьми.

Медленная поездка на большом грузовом лифте. Огромная искусственная пещера, вырезанная в древнем льду, незаконченная до конца — в полу была дыра для стока талой воды.

Посреди пещеры, слабо освещенной натриевыми лампами над головой, на паукообразном трейлере без бортов находилось что-то большое, надежно закрытое синим брезентом.

— Вот, полюбуйся, — сказал Лим Блейку, не потрудившись отойти от лифта.

Две женщины средних лет, плотно закутанные в утепленные комбинезоны, оторвались от разобранного двигателя гусеницы машины, детали были разбросаны по льду.

— Один из выпрямителей в этой штуке все еще работает с перебоями, Люк, — сказала одна из женщин по-кантонски. — Снабжение должно прислать замену сегодня.

— Как долго может продержаться этот? — Спросил ее Лим.

— Час или два. Потом он перегревается.

— Скажи снабженцу, чтобы он забыл об этом, — сказал Лим.

— Если ваш клиент хочет принять продукцию…

— Не обращай внимания на иностранца, возвращайся к работе, — прервал ее Лим, пар его дыхания клубился в оранжевом свете.

Блейк обошел трейлер и отпустил защелки креплений брезента к платформе. Он кружил вокруг установки, пока не свалил всю ткань на пол. Механизм на платформе представлял собой цилиндр, составленный из колец металлического сплава, укрепленный на гусеничной ходовой; его рабочий конец состоял из двух смещенных колес с широкими плоскими титановыми зубьями, каждая режущая кромка блестела тонкой пленкой алмаза.

«Ледяной Крот». Несмотря на свои внушительные размеры, это была всего лишь миниатюрная копия того, фотографию которого Блейк видел на стене приемной.

Блейк легко вскочил на платформу. Он вытащил из заднего кармана крохотный черный фонарик дающий яркий белый свет. Включил. Из кармана рубашки достал специальные увеличивающие очки. Надел. Долго ползал по машине, открывая каждую крышку, проверяя схемы и контрольные панели. Проверил состояние подшипников. Снял защитные панели и изучил обмотки и соединения больших двигателей.

Наконец он спрыгнул и подошел к Лиму.

— Никаких заметных неисправностей. Но он такой же старый, как и я, и часто используется. Ему по-меньшей мере, лет тридцать.

— За ту цену, которую вы хотите заплатить, вы получаете даже лишнее.

— А где источник питания?

— За него нужно заплатить дополнительно.

— Когда кто-то говорит мне «как новенький», мистер Лим, я не думаю, что он имеет в виду, аппарат выпущенный тридцать лет назад. Все модели последнего десятилетия, имеют встроенный источник питания.

— Ты берешь этого или нет?

— Только с блоком питания.

— Нет проблем. Плати дополнительно пятьсот кредитов.

Блейк перевел цифру в доллары:

— За такую сумму я могу купить новенький в Главном Поясе.

— Ты хочешь подождать три месяца? Оплатить доставку?

Блейк оставил риторический вопрос без ответа:

— Откуда мне знать, что эта штука не сломается, как только мы доставим ее на Амальтею?

— Дается гарантия.

— Что это значит?

— Мы пришлем кого-нибудь. — Ремонт бесплатный.

Блейк, казалось, на мгновение задумался. Затем он сказал:

— Давайте проведем ему тест-драйв.

Лим был явно недоволен:

— Знаешь, на этой неделе слишком много дел.

— Прямо сейчас. Мы расширим немного эту пещеру.

— Сейчас не сможем.

— Нет, сможем. Только поставим блок питания и управления, — он указал на разбросанные по полу детали машины.

Блейк нашел то, что нужно среди разбросанных деталей, поднял массивный, но легкий агрегат, запрыгнул на трейлер, поднял капот и с трудом поставил агрегат на место.

Женщины, которые и до этого не очень сосредоточено занимались своей работой, теперь открыто наблюдали за Блейком, одновременно, стараясь оставаться бесстрастными, бросали осторожные, изучающие взгляды на Лима. Тот сказал, довольно слабо протестуя:

— Ты не можешь просто брать и делать все что хочешь с нашим… оборудованием.

Блейк проигнорировал его. Он снял пару тяжелых прорезиненных кабелей с подпружиненной катушки на стене и засунул их плоские, обшитые медью головки в гнездо в задней части «крота». Затем он проскользнул в кабину и некоторое время возился с управлением. С воем тяжелых моторов машина ожила, ее красный предупреждающий маяк завертелся и замигал. Предупреждающий гудок гудел, когда он съезжал с трейлера. Блейк толкнул рычаги вперед, и «крот» двинулся к ледяной стене.

Лим ошеломлено наблюдал за всем этим, прежде чем встряхнуться и начать действовать.

— Эй! Погоди-ка!

— Залезай, если едешь! — крикнул Блейк, замедляя движение машины, чтобы Лим смог вскарабкаться на борт машины и забраться в кабину. Дверь за ним закрылась. Блейк убедившись, что кабина герметична, толкнул рычаги вперед.

Трансформаторы пели, гигантские коронки на носу «крота» вращались. Блейк направил машину прямо в стену, и внезапно раздался скрежет и грохот. — Ледяная осколочная, непрозрачная метель за цилиндрическим стеклом кабины.

Внутри машины воздух был насыщен озоном. Цветные дисплеи на приборной панели показывали трехмерную карту положения машины, построенную на основе сохраненных данных и дополненную обратной связью от сейсмических колебаний, генерируемых вращающимся долотом. Пустота во льду, которую они расширяли, находилась на краю поселения, всего в двадцати метрах ниже поверхности, и примыкала к космопорту. На карте ярко-красным цветом была выделена область под космопортом — надпись жирными буквами: ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА.

Машина двинулась вперед, содрогаясь и ныряя, огибая красный барьер, на максимальной скорости, которая для старой машины составляла приличные три километра в час. Невидимая для всадников река растаявшего льда текла из задней части машины и через туннель позади них, чтобы вылиться в канализацию.

— Смотри, куда прешь, — акцент Лима начал ослабевать. — Если мы пересечем эту черту, Космический Совет арестует нас.

— Я поверну здесь и пойду длинной дорогой назад. Давайте посмотрим, как он проработает час или чуть больше.

Блейк потянул вбок один из рычагов, машина накренилась, дергаясь и извиваясь.

— Эта штука дергается, как дикая лошадь, ей трудно управлять. Скажи, ты чувствуешь запах чего-то горячего?

— Не поворачивай так резко, — встревоженно сказал Лим. — Нехорошо портить прекрасное оборудование.

На приборной панели загорелась лампочка, сначала тускло-желтая, потом ярко-оранжевая.

— Похоже, мы что-то перегружаем, — спокойно заметил Блейк.

— Помедленнее, помедленнее! — крикнул Лим. — Застрянем!

— Ладно.

Блейк выпрямил машину и сбавил скорость бурения. Сигнальная лампочка перегрузки потускнела. — Расскажи мне еще раз об этой гарантии.

— Ты сам видишь, если не перегружать, то машина в очень хорошем состоянии. Если сломается, мы пришлем кого-нибудь. — Ремонт бесплатный.

— Нет, вот что я тебе скажу: мы для гарантии заберем твоего механика, который хорошо разбирается в этой машине. Мы заберем этого человека и все, что он сочтет нужным, с собой, прямо сейчас. Вы платите за все, включая топливо.

Топливо в системе Юпитера было золотым. Из-за мощнейшего гравитационного поля гигантской планеты расход топлива на рейс Ганимед-Амальтея-Ганимед был практически таким же, как на Земля-Венера-Земля.

Лим впился взглядом в лицо, находящееся в нескольких сантиметрах:

— Ты возможно сумасшедший, но не дурак.

Блейк улыбнулся:

— Кроме выпрямителя, что еще ваши механики нашли не так с этим ведром?

Лим удивленно фыркнул.

— Отвечай на мои вопросы, мистер Лим, или поищи другое место, куда можно сплавить этот антиквариат.

Застигнутый врасплох, Лим выглядел так, словно сейчас закатит истерику и откажется от сделки. Но затем улыбнулся.

— Аииии! Ну, ты лиса, — переиграл, твоя взяла.

— И можешь отбросить дурацкий акцент. Я не хочу думать, что ты смеешься надо мной.

— Эй, «дурацкий» это уж слишком. Но ничего, я понимаю твою точку зрения. Мои люди расскажут твоим все, что вы захотите узнать. Если что-то нужно починить, мы это починим. — Лим откинулся на спинку сиденья, явно испытывая облегчение. — Но потом ты подписываешь. И мы забываем всю эту чепуху о гарантиях, механике и ракетном топливе.

— С моей стороны возражений нет, все в порядке, — сказал Блейк.

— Отвези меня обратно в офис. Ты можешь выписать мне чек и уехать.

— Включить в перечень источник питания?

Лим тяжело вздохнул, но на самом деле он, казалось, получал удовольствие от жесткой позиции Блейка:

— Белый дьявол беспощаден. Ладно, ты победил. Верни нас отсюда в целости и сохранности и я даже приглашу тебя на обед.

Поздно вечером того же дня Блейк вернулся в тайный лагерь экспедиции Форстера подо льдом.

Ракетные сопла корабля, который должен был доставить их на Амальтею, по-прежнему нависали над лагерем. Форстер арендовал тяжелый буксир и назвал его «Майкл Вентрис» в честь своего героя, англичанина, который расшифровал минойскую линейную Б письменность и трагически погиб в возрасте тридцати четырех лет, вскоре после своего триумфа.[10]

Неровный ледяной пол камеры отвода выхлопных газов, в которой расположилась экспедиция, был менее загроможден, чем несколько недель назад, когда профессор Надь нанес визит профессору Форстеру. На экспедицию отводился месяц и весь необходимый для этого груз был уже размещен в грузовом отсеке, а он сам закреплен на корпусе «Майкла Вентриса». Отсек для оборудования все еще был открыт и пуст, в нем спокойно поместится «Ледяной Крот» и еще останется свободное место.

Блейк постучал в дверь пенопластовой хижины Форстера:

— Это Блэйк.

— Входи, — Форстер оторвал взгляд от экрана компьютера и, проницательно посмотрев на Блейка, понял, что новости хорошие.

— Успех, я полагаю.

Оживленно-радостное выражение лица Блейка слегка померкло — он не хотел, чтобы Форстер считал, что сделать это было легко. Ведь найти и взять в аренду исправного «Ледяного Крота» и сохранить поиски в разумной тайне было не так просто, чтобы успех можно было предположить заранее.

— Машина Лима справится, — признал Блейк.

— Были какие-нибудь сложности?

— Лим пытался обмануть меня…

Форстер нахмурился.

— … а я попросил его стать нашим агентом.

— Что? Что ты сделал? — Одна из кустистых бровей Форстера взлетела вверх.

Блейк улыбнулся, последнюю фразу он произнес специально, чтобы отомстить Форстеру за его недооценку трудностей, спустить его с небес на землю:

— Мы немного поиграли в торг. Он играл по правилам, поэтому я решил довериться ему, чтобы он помог нам найти и «Изделие Б», как вы изволили это величать. У него уникальные связи в общине. Моя проблема в том, что, хотя я могу везде пройти, но никто не знает, кто я. Вот почему мне потребовалось так много времени на поиски «Машины А».

— Прости, если я был излишне уверен в успехе. — Форстер наконец-то понял разочарование написанное на лице своего молодого коллеги. — На тебя лег тяжелый груз. Но уже скоро можно будет обнародовать наши лица и тебе станет легче.

— Вряд ли это можно будет сделать до самого дня старта, — сказал Блэйк, криво улыбаясь. — По словам моих информаторов на Ганимед прибывает на «Гелиосе» сам сэр Рэндольф Мэйс, под именем — Арнольд Тойнби.

Веселое выражение лица Форстера сменилось мрачным:

— О Боже.

V

После нескольких недель в космосе, огромный пассажирский лайнер «Гелиос», работающий на термоядерном топливе, с пылающими иллюминаторами и стеклянными галереями для прогулок, мягчайшим толчком выводил себя на парковочную орбиту вокруг Ганимеда.

А во вращающемся, для создания искусственной силы тяжести, салоне — праздник: пассажиры болтают друг с другом, пьют из высоких бокалов золотое шампанское, некоторые пьяно танцуют под музыку корабельного оркестра. Рэндольф Мэйс, находившийся на лайнере, был убежден в том, что никто не узнал его и даже не догадывается о его присутствии. Он путешествовал инкогнито, чтобы ничто не мешало ему за всем наблюдать.

И слушать. Изгиб пола салона, предназначенный для создания искусственной силы тяжести для удобства пассажиров — комфортной половины земного тяготения, также создавал хороший, квази-параболический отражатель звуковых волн. Люди, стоявшие друг против друга в цилиндрической комнате (вверх ногами по отношению друг к другу) могли слышать разговоры друг друга с совершенной ясностью.

Рэндольф Мэйс запрокинул голову и посмотрел вверх на потрясающую молодую женщину, Марианну Митчелл, которая на мгновение осталась одна прямо над его головой. В нескольких метрах от нее находился молодой человек, Билл Хокинс. И по его поведению было видно, что он собирается с духом, намереваясь подойти к ней.

Она, несомненно, была самой красивой женщиной на корабле — стройная, темноволосая, зеленоглазая, с полными губами, блестящими от яркой красной помады. Со своей стороны, Хокинс тоже был довольно привлекателен, высокий и широкоплечий, с густыми светлыми волосами, гладко зачесанными назад, но ему не хватало уверенности. За все время рейса ему удалось лишь несколько раз поговорить с Марианной. Он покидал «Гелиос» на Ганимеде и сейчас нужно было решаться на попытку серьезного разговора, другого времени у него не будет.

На большом плоском экране показывался проплывающий внизу космопорт Ганимеда. Марианна рассматривала миниатюрные диспетчерские вышки, герметичные склады, мачты и тарелки связи, сферические топливные баки, порталы для шаттлов, курсирующих между поверхностью и межпланетными кораблями на орбите, — весь тот беспорядок, присущий любому космопорту. На Кейли или Фарсайде Луны картина была практически такой же.

Она печально вздохнула. — Похоже на Нью-Джерси.

— Прошу прощения? — Билл Хокинс взял бутылку шампанского и два бокала у проходившего мимо официанта и, отделившись от группы завсегдатаев вечеринок, наконец направился к ней.

— Разговариваю сама с собой, — сказала Марианна.

— Не могу поверить, что мне так повезло, что ты стоишь одна.

— Ну, вот уже я и не одна.

Он видел, что ее веселость была неискренней. «О чем с ним говорить? Ну обменяемся жизненными историями и что дальше?». Беседа явно не не клеилась.

— Надо же. Мне что — уйти?

— Ну почему же. И прежде чем ты предложишь, — сказала она, глядя на шампанское, — отвечаю, что буду рада попробовать.

Хокинс налил (настоящий продукт из Франции, отличный «Roederer Brut») и протянул ей бокал.

— Твое здоровье, — сказала она и отпила половину бокала.

Потягивая свой, Хокинс вопросительно поднял бровь:

— Тебе не нравится вид из окна?

— Мы с таким же успехом могли любоваться на Ньюаркский шаттлпорт.

— Не могу согласиться. По мне так это просто изумительное зрелище. Самая большая луна в Солнечной системе. Площадь поверхности больше, чем у Африки.

— Я ожидала чего-нибудь более экзотического. — Все так говорили.

Хокинс улыбнулся:

— Не надо спешить с выводами, вероятно все само интересное внутри.

Действительно, у Ганимеда была романтическая репутация. Не потому, что из всех крупных поселений Солнечной системы он был самым удаленным от Земли. Не из-за странных пейзажей его древней, перезамерзшей коры. Не из-за захватывающих видов на Юпитер и его спутники. Ганимед был экзотикой из-за того, что с ним сделали люди.

— Когда они нас отпустят? — спросила Марианна, глотнув еще шампанского.

— Формальности всегда занимают несколько часов. Думаю, к утру мы будем внизу.

— Ну вот утра еще ждать. Тьфу.

Хокинс откашлялся:

— Ганимед может поначалу немного сбить с толку. Я, как уже освоившийся, с удовольствием покажу вам окрестности.

— Спасибо, Билл. — Она одарила его взглядом из-под тяжелых век. — Но не нужно. Меня встречают.

На его лице, должно быть, отразилось большее разочарование, чем он предполагал, потому что Марианна почти извинялась:

— Я ничего о нем не знаю, кроме того что моя мать очень хочет произвести впечатление на его мать.

Марианна, двадцати двух лет от роду, впервые покинула поверхность Земли всего шесть недель назад. Как и большинство ее попутчиков, детей толстосумов, она совершала традиционное кругосветное путешествие по Солнечной системе. Это сомнительное удовольствие занимало почти год. Короткие остановки — Ганимед, база Сан-Пабло в Главном Поясе астероидов, Марсианская станция, Лабиринт-Сити и достопримечательности Марса, Порт-Геспер, но большую часть времени путешествия занимало перемещение между этими пунктами в космосе.

Большинство из пассажиров лайнера были новоиспеченными выпускниками университетов и профессиональных школ, взявшими годичный отпуск, чтобы приобрести тонкий слой космополитического лака, прежде чем начать жизнь межпланетного банкира или биржевого брокера, или арт-дилера, или богатого бездельника.

Марианна же, еще не нашла своего призвания. Любая специальность, которую она бралась изучать, становилась ей неинтересной уже к концу семестра. Она перепробовала их множество: юриспруденция, медицина, история искусства, языки древние и современные — все быстро ей надоедало. Семестр за семестром она начинала с пятерок и заканчивала полным провалом.

Ее мать, обладавшая, казалось бы, неисчерпаемым состоянием, но начинавшая отчаиваться в своем чаде, в конце концов убедила Марианну взять отпуск и посмотреть Мир. Возможно, где-нибудь в Европе, Индонезии, Южной Америке или среди планет, спутников и космических станций что-нибудь заинтересует ее дочь дольше, чем на месяц.

Марианна до этого полета провела год после своего двадцать первого дня рождения, скитаясь по Земле, приобретая одежду, сувениры и интеллектуально модных знакомых.

Марианна легко загоралась какой-нибудь идеей и также быстро остывала к ней. Ей не хватало дисциплины, но она была одарена беспокойным умом и быстро подхватывала последние модные теории, среди которых идеи сэра Рэндольфа Мэйса занимали видное место.

— У этого парня есть имя? — спросил Хокинс.

— Блейк Редфилд.

Хокинс улыбнулся с облегчением, потому что знал, — у Редфилда была подруга, известная Эллен Трой:

— Блейк! Так это здорово, он же участник экспедиции профессора Форстера. Как и я.

— Что ж, могу вас обоих только поздравить. Так ты что, действительно работаешь на профессора Форстера? Ты мне этого раньше не говорил. — Глаза Марианны загорелись, от скуки не осталось и следа:

— Но, по-моему, ты не похож на заговорщика, о которых недавно говорил сэр Рэндольф Мэйс.

— Заговорщик? О… только не это.

— Что?

— Неужели ты из тех, кто принимает Рэндольфа Мейса всерьез?

— Несколько миллионов людей принимают его всерьез. Включая некоторых очень умных. — Ее глаза обиженно расширились.

— Высшая духовная сущность, которая является обладателем сокровенного Знания, является Создателем и Опорой вселенной —правильно ли я его цитирую? — поинтересовался Билл.

— Ну … — Марианна замялась. — Зачем же Форстер собирается на Амальтею, если он в это не верит? — Требовательно спросила она.

— Это чисто исследовательская работа. И ничего больше. — Хокинс, защитил кандидатскую диссертацию по ксеноархеологии в Лондонском университете и подобные глупости его удивляли. — Ведь, Форстер получил грант и разрешение на экспедицию задолго до того, как Амальтея попала в новости. Что же касается этого дела о заговоре… Хокинс замялся, не зная, как закончить по-деликатнее.

Марианна не знала, стоит ли обижаться. Собственного мнения у нее не было, она поддалась чужому, такому привлекательному. Она храбро сопротивлялась:

— Значит, ты считаешь, что «Свободного Духа» не существует? Что инопланетяне никогда не посещали солнечную систему?

— Ну, я же не полный дурак, не так ли? Едва ли шесть человек могут читать на языке Культуры X, я и Форстер в их числе, и мы не имеем ничего общего с Мэйсом и его теориями.

Тогда Марианна сдалась и допила остатки шампанского. Она молча изучала пустой фужер и хмурила брови.

Паника охватила Билла:

— Бог мой, я опять за свое, опять начал читать лекцию. Я всегда…

— Не волнуйся, все в порядке, — просто сказала она. — Тебе не следует пытаться быть тем, кем ты не являешься, а нужно просто быть самим собой.

— Послушай, Марианна… Если ты не возражаешь, давай мы вместе с тобой и Редфилдом поболтаем? Я имею в виду об Амальтее и Культуре Х … или о чем захочешь.

— Конечно. Спасибо, — сказала она с открытой и совершенно очаровательной улыбкой. — Мне бы этого хотелось… В бутылке еще что-нибудь осталось? — Она помахала перед ним фужером.

Наблюдая за ними, Рэндольф Мэйс заметил, что Хокинс, вскоре исчерпал все, что мог сказать, и когда бутылка опустела, неловко удалился, предложив продолжить разговор с ней позже. Марианна задумчиво смотрела ему вслед, но не пыталась остановить.

Мейс тихонько хмыкнул, подслушанный разговор был весьма кстати.

VI

Подо льдом «Безбрежного Океана» время текло незаметно. Утро незаметно сменилось днем. Люк Лим, стараясь выполнить заказ Блейка, пропустил завтрак, а затем и ленч. Деньги, обещанные ему за эту покупку, были нужны ему позарез, но в животе уже урчало. И слава Богу, дело кажется двигалось к завершению. Перед его глазами обнаженная азиатка на настенном календаре стояла на коленях, наклонившись вперед с невинной улыбкой на накрашенных красным губах, и держала в руке чистый белый цветок лотоса, на золотом сердечке которого горели дата и время.

Услышав звуковой сигнал сработавшего аппарата, Лим отвел взгляд от календаря. Перекормленный блондин, потное лицо и бегающие глазки которого не вызывали большого доверия, схватил выплюнутую аппаратом бумагу, взглянул на нее, хмыкнул и передал Люку.

— Приятно иметь с вами дело, фон Фриш. — Люк встал и направился к двери.

— Интересно, чьи деньги и для кого покупка? — прозвучало ему вслед ворчание толстяка.

— К чему такие лишние вопросы?

— Но кто же в нашей маленькой деревне поверит, что «Лим и сыновья» нуждаются в подводной лодке только для того, чтобы выполнить муниципальный контракт на обслуживание водохранилища?

Лим вернулся к столу и вытащил из кармана, явно заготовленную заранее бумагу:

— Чтобы поверить во что-то, нужно об этом узнать, не так ли? Давай сделаем так, чтобы этого не случилось. Это дополнительный, подписанный договор. Два процента от суммы сделки. Выплачу через месяц, если в коридорах не будет разговоров о продаже европейской субмарины.

— Твоя щедрость бесподобна, — сказал толстяк, скрывая удивление. — Будь уверен, все будет в лучшем виде.

Люк мотнул головой в сторону камеры видео-наблюдения под потолком:

— Сотри запись.

— Да она не работает.

Люк, недоверчиво улыбаясь, хмыкнул и вышел.

Толстяк выждал для гарантии, некоторое время (а вдруг вернется), переписал запись с камеры видео-наблюдения на флэшку и очистил память камеры. Он знал, кому можно продать эту информацию. Дополнительный договор будет соблюден — в коридорах никто ничего не узнает. А деньги никогда не бывают лишними. Риск, что Лим узнает об этом, минимальный. Толстяк включил защиту телефона от прослушивания и набрал номер.

— Это межпланетный отель «Ганимед». Чем мы можем вам помочь? — ответил робот-оператор.

— Комнату сэра Рэндольфа Мейса.

— Соединяю.

Двухдневный карантин закончился. Марианна Митчелл и Билл Хокинс оказались прижатыми друг к другу в углу переполненного пассажирами лифта, спускающегося в самое сердце «Безбрежного Океана». Последние тридцать метров медленного спуска прошли в стеклянной трубе, проходящей через ось центрального купола города, в котором никогда не видели Солнца. И Марианна, разинув рот, уставилась на поразительную массу людей на полу далеко внизу.

В каждой из четырех стен были огромные, богато украшенные золотом, ворота. Толпа входила и выходила через них. И стены, и купол были выполнены «под камень» и находились в пещере вырезанной во льду. Когда кабина лифта опустилась ниже, стала видна огромная, замысловатая, богато расписанная мандала[11] в тибетском стиле, покрывавшая внутреннюю поверхность купола.

— Из-за толпы не видно пола, — сказал Хокинс, — но если бы вы могли, то увидели бы огромную Шри-Янтру[12], выложенную плиткой.

— Что это?

— Средство для медитации. Внешний квадрат, внутренний Лотос, переплетающиеся треугольники в центре. Символ эволюции и просветления, символ мира, символ Шивы, символ богини-прародительницы…

— Перестань, у меня голова идет кругом.

— …символ, которым довольны и буддисты, и индусы. — Договорил Билл. — Кстати, эта шахта лифта должна представлять Лингам в йони[13].

— Лингам?

— Еще один объект медитации. — Он смущенно кашлянул. — Но, мне почему-то кажется, что если все эти люди и медитируют, то только в магазинах. Если потеряешься, направляйся к восточным воротам — вон к тем.

Хокинс едва успел вымолвить эти слова, как двери открылись и они оба очутились в толпе.

Марианна крепко держала Билла за руку, радуясь, что он знает, куда идет. Она никогда бы не нашла кафе, в котором ее должен был ждать Блейк Редфилд, без Хокинса.

Найдя нужное течение в людском потоке, молодые люди нырнули через восточные ворота в узкий проход, который вскоре раздвоился, а затем снова нужно было выбирать куда сворачивать. Это был сущий муравейник извилистых туннелей и проходов, забитых людьми. Улицы закручивались спиралями то вверх, то вниз, пересекались друг с другом, соединялись неожиданными и, казалось бы, случайными проулками. Марианна была просто подавлена такой массой народу и все желтые и коричневые лица.

После двадцати минут мучений они нашли нужные им «Проливы».

Внутри кафе была такая же теснота, как и в переулке. Воздух был насыщен сложными ароматами — острыми специями, горячим мясом, пареным рисом и другими, не поддающимися определению запахами. Блейк Редфилд сидел с кем-то за столиком на четверых рядом с огромным, размером со стену, аквариумом.

— Вы Марианна? Очень приятно. — Блейк поднялся на ноги и представил их друг другу. — Люк Лим, Марианна, э-э… Митчелл, Билл Хокинс. Спасибо, что помог Марианне, Билл. Ну, что же вы, садитесь.

То, как Люк Лим беспардонно разглядывал Марианну, очень не понравилось Биллу. Они с Лимом мгновенно почувствовали взаимную неприязнь.

— Послушай. — Обратился Блейк к Биллу. — Тебя ждет номер в межпланетный отеле. Можешь сидеть в нем, или в баре, или бродить по городу, но не думай найти кого-нибудь из наших в нашем так называемом офисе. Форстер, когда будет нужно, тебя сам найдет.

Блейк даже не взглянул на Марианну за все время разговора.

— А мне нужно спешить. Мы уже поели. Обо мне не беспокойтесь, у нас Люком дела. Нам нужно обеспечить доставку, э-э, первого предмета.

— Чего, чего?

— «Изделия А». — Услужливо уточнил Лим. — Мне заплачено, чтобы я так это называл. По крайней мере, на людях.

— А также проконтролировать доставку второго. — Закончил фразу Блейк.

— «Изделия Б». — Пояснил с умным видом Лим.

— К чему вся эта чертова секретность? — Удивился Хокинс.

— Приказ Форстера, — сказал Блейк. — И я считаю его правильным. Многие влиятельные силы хотят нам помешать и мы вынуждены действовать конфиденциально, скрываться. А в таком наряде я чертовски похож на неоновую вывеску. Но в моем обычном наряде, в котором я разгуливал последнее время, ни вы мисс Митчелл, ни Билл меня просто бы не узнали.

Марианна глянула на него: красивый, веснушчатый, рыжеволосый, американец, богато одетый — действительно белая ворона в этом обществе.

— В настоящее время наибольшую опасность для нас представляет сэр Рэндольф Мэйс. — Продолжал объяснять Блейк. — Кстати он прибыл с вами вместе на «Гелиосе». Вот — все пассажиры два дня находились в карантине, а он в номере межпланетного отеля. У Мэйса есть связи, осведомители, друзья в самых разных местах. Он знает таможенников, управляющих гостиницами, метрдотелей и все такое, у него есть деньги и он хорошо платит. Он чертовски хороший репортер-расследователь. И мы имеем несчастье быть целью его охоты в данный момент.

Блейк встал, и беря со стола счет за обед, обратился к Биллу:

— Извини, но тебе придется позаботиться о Марианне на Ганимеде, я надеюсь ты не…

На щеках Марианны появились два ярко-красных пятна:

— Что за ерунда? Я в состоянии сама о себе позаботиться.

— Марианна, — горячо сказал Хокинс, — я буду просто счастлив находиться в твоем обществе и даже у твоих ног.

— Ну вот и славно. Извини, Марианна, правда, но труба зовет. — И Блейк с Лимом направились к выходу. Последний не смог удержаться и бросил на Марианну последний раздевающий взгляд через плечо.

Хокинс смотрел им вслед:

— Поразительно! — Он казался искренне удивленным. — До сегодняшнего дня я и представить себе не мог, что Редфилд будет вести себя иначе, чем самым образцовым образом. Возможно, дела у него идут не очень хорошо — Форстер, кажется, вселил в него страх Божий.

— Да, он был конечно в самом деле очень таинственным. — Согласилась Марианна.

— Как в каком-нибудь дешевом шпионском романе. — Билл все не мог успокоиться. — Когда на самом деле нет никакой тайны. Профессор просто планирует тщательное исследование Амальтеи. Я знаю, что он рассчитывал приобрести «Ледяного Крота» — горную машину, здесь на Ганимеде. Это, должно быть, Пункт А, или «Изделие А», ну прямо как дети. Знаешь, давай все-таки что-нибудь поедим.

Пока он изучал меню, Марианна сделав вид, что ей это тоже интересно, придвинулась к Хокинсу и позволила своему теплому бедру коснуться его бедра.

Если бы кто-нибудь сказал Марианне, что она может когда-нибудь увлечься интеллектуалом, она была бы шокирована. Ей всегда нравился другой тип мужчин. Но, Билл Хокинс был таким большим, сильным и симпатичным…

VII

Весь день, после встречи с Блейком Редфилдом и его странным местным другом, Хокинс и Марианна бродили по туннелям экзотического города, не обремененные маршрутом. Они посетили наиболее известные туристические достопримечательности — прогулялись по многолюдным ледяным садам, прокатились на сампане по дымящимся холодным каналам, вдоль которых выстроились туристические магазины. Хокинс рассказывал о мирах и о себе. О своем раннем желании стать полноценным ксеноархеологом, о поездках на Венеру и Марс, о своих занятиях под руководством профессора Форстера. История культуры X — практически белое пятно, сказал он ей. Одни ученые думают, что существа, которые написали найденные таблички, посетили Землю в Бронзовом веке, в то время как другие — что это случилось по крайней мере за миллиард лет до этого.

Язык культуры X является гораздо более трудным, чем представляется непрофессионалу в наши дни компьютерного перевода. Ибо компьютер переводит по правилам, которые в него запрограммированы, разные правила, основанные на разных предположениях, дают разные значения, и поэтому получаются совершенно разные тексты. Насколько программа Форстера приблизилась к языку культуры X, и особенно к его звукам, все это является предметом продолжающегося обсуждения.

— И что, Форстер принимает участие в этих обсуждениях? — Проницательно спросила Марианна.

Хокинс улыбнулся:

— Нет, конечно. Он считает дело закрытым.

Наступил вечер. Каким-то чудом они оба остановились в одном и том же роскошном отеле. Марианна не давала Хокинсу закончить разговор ни к ужину, ни даже после.

— Пойдем со мной наверх, — сказала она, когда они поставили пустые кофейные чашки.

— Ну, конечно, я тебя провожу до…

— Да заткнись ты, Билл. Просто скажи «да» или «нет». — Она лукаво улыбнулась. — Я предпочитаю «да».

— Ну, конечно. — Он покраснел. — То есть. Да.

Комнаты отеля были маленькими, но роскошными, с грудами мягких хлопчатобумажных ковров, покрывавших тростниковые полы, с ширмами из сандалового дерева. Теплый желтый свет, приглушенный, проникал сквозь мириады отверстий в резьбе, словно узорчатые звезды. В тонкой сетке света, без одежды, с длинными, гладкими и мускулистыми конечностями, с блестящей темнотой, струящейся по волосам, сияющей в глазах и трогающей таинственные места ее тела, Марианна была так прекрасна, что Билл Хокинс на какое-то время потерял дар речи.

Но много позже она снова начала задавать вопросы.

Ночь прошла в приступах взаимного допроса…

Неожиданное появление Мейса в межпланетном отеле «Ганимед» породило множество пересудов, но все быстро поняли, что он прибыл на «Гелиосе», где путешествовал скорее всего инкогнито и в гриме. Новость распространилась по всему сообществу моментально.

Подходившим к нему за автографами он, отвечая на вопросы, объяснял, что целью его прибытия является расследование деятельности профессора Дж.К.Р. Форстера на Амальтее. При этом он просил сообщать ему любую информацию о профессоре и его людях. Мэйс сделал пару попыток связаться с экспедицией Форстера, которая устроила официальную штаб-квартиру в индийском квартале города, но на его телефонные звонки, всегда отвечал только офисный робот. Как Мейс узнал от своих знакомых из межпланетной прессы, Форстера и его людей никто не видел с момента их прибытия. Большинство репортеров пришли к выводу, что Форстера вообще нет на Ганимеде. Возможно, он находится на какой-нибудь другой луне, например на Европе. Возможно, он уже на Амальтее.

Мейс это не обескуражило. Он знал, что люди располагающие информацией, ему обязательно позвонят…

— Сэр Рэндольф Мэйс? Это миссис Вонг, владелица кафе «Проливы». Если вы подойдете, я вам расскажу о интересной беседе людей профессора Форстера, состоявшейся в моем кофе…

— Миссис Вонг? — Мэйс смотрел на женщину в зеленом шелковом платье с высоким воротником.

Та раздавила наполовину выкуренную, испачканную губной помадой сигарету, в толстой стеклянной пепельнице на стойке. — Курение было редкой привычкой в искусственной среде Ганимеда, практически запрещенной, но миссис Вонг была полновластной хозяйкой в этих четырех стенах.

— Сэр! Для меня большая честь познакомиться с Вами, сэр Рэндольф Мэйс. Проходите, садитесь. Я прикажу принести чай. За чаем поговорим. Вы какой сорт предпочитаете?

— Дарджилинг.[14]

В полуденный час в кафе было пусто, если не считать девушки, угрюмо мывшей пол. Миссис Вонг сказала что-то по-китайски девушке и подвела Мэйса к столу у стены, рядом с огромным, аквариумом. Он и самая уродливая рыба, которую он когда-либо видел, уставились друг на друга.

Миссис Вонг зажгла еще одну сигарету, зажала ее между пальцами с дюймовыми ногтями, покрытыми красным лаком и откинувшись на спинку стула сказала:

— Они сидели прямо за этим столом, Редфилд, я знаю, что он работает на профессора, и Лим. Разговаривали по-кантонски.

— Кто этот Лим?

— Строительная компания «Лим и сыновья». Судя по их словам, Лим продал мистеру Редфилду их старого ледяного крота.

— Ледяной крот?

— Машина для проходки туннелей, специально разработанная для этих мест, где лед очень холодный, а гравитация очень низкая. Они говорили, что профессор покупает еще что-то, какое-то «Изделие Б». Потом пришли еще двое гостей. — Миссис Вонг убрала пальцем табачную крошку с кончика языка. — Мистер Хокинс, он, кажется, тоже работает у профессора, и молодая девушка по имени Марианна. Мистер Редфилд был не в настроении. Совсем не хотел разговаривать. Через несколько минут он ушел вместе с Лимом. Затем…

Она говорила еще долго и пространно, по-видимому, набивая себе цену, но вскоре Мэйс понял, что получил от нее все, что она знала. Когда он покинул кафе, на столе у него за спиной осталась стопка потрепанных, старомодных бумажных долларов северного континента — купюрами в сотни и тысячи долларов, происхождение которых невозможно было отследить.

…Мейс не успел закрыть за собой дверь своей комнаты в отеле, как раздался телефонный звонок.

— Рэндольф Мэйс слушает.

— Сэр, звонит мистер фон Фриш из «Торгово-промышленной инженерной компании». Соединить его с вами?

— Соединяйте.

Голос в трубке был искажен шифратором, экран оставался темным:

— Наконец-то мы встретились, сэр Рэндольф.

— В нашем случае это довольно сильно сказано, Фриш… прошу прощения, мистер фон Фриш.

— Знаете. Мир суров сэр Рэндольф. Лучше перестраховаться.

— Какое у вас ко мне дело.

— Недавно я продал человеку, который планирует экспедицию на Амальтею довольно интересное имущество. Если это вас интересует, то мы должны встретиться.

— Ладно. Где и когда?

Договорившись о встрече, Мейс откинулся на спинку кровати и положил свои большие ноги на покрывало. Сцепив длинные пальцы за головой, он уставился в потолок и стал обдумывать свой следующий шаг. Хокинс и Марианна живут в этом же отеле. Что ж нужно вплотную заняться сладкой парочкой. Это может очень пригодиться.

На следующий день Мейс повидался с фон Фришем, узнал от того о покупке Форстером подводной лодки, стал еще на несколько тысяч долларов беднее и остаток дня провел в холле отеля, подписывая книги, салфетки и даже тут же оторванные кусочки нижнего белья, пока поток желающих получить автограф не иссяк. Все это время он следил за баром отеля, ему было нужно встретить Хокинса и Марианну, и желательно, чтобы они были вместе. Но только на следующий день к вечеру его желание исполнилось. Молодые люди вошли в бар, сели и заказали коктейли. Мейс выждал десять минут и быстро подошел:

— Доктор Уильям Хокинс? — Какая встреча, надеюсь вы представите мне свою спутницу.

Ожидаемый эффект неожиданного узнавания, неловкого вскакивания, замешательства, сумбурного «знакомьтесь, это мисс Митчелл э-э Марианна…», фальшивого «я рад вас…», широко распахнутые восхищенные глаза девушки: «для меня большая честь…».

Когда обстановка слегка успокоилась, Марианна, в предвкушении чего-то необычного, поинтересовалась:

— Билл сказал, что вы здесь, потому что подозреваете профессора Форстера в участии в заговоре, чтобы расследовать все обстоятельства экспедиции на Амальтею. Это так?

— Совершенно верно.

— Но Билл говорит, что ничего не предстоит, кроме археологических изысканий.

— Возможно, профессор не все рассказал Биллу, — предположил Мейс. — И боюсь, что мои взгляды на этот счет не совсем точно были изложены. Я обвиняю профессора Форстера не в участии в заговоре, а только в том, что он знает больше, чем говорит публике. Откровенно говоря, я подозреваю, что он открыл тайну, которую «свободный дух» ревностно охранял в течение многих веков.

— «Свободный Дух»! — Воскликнул Хокинс. — Вы это серьезно? Что может сказать какое-то многовековое суеверие о небесном теле, которое было неизвестно до самого конца девятнадцатого века?

— Прежде чем я отвечу на этот вопрос, давай подумаем, почему подземные храмы культа «свободного духа» имеют на своих потолках изображение южного созвездия, ведь когда были построены самые ранние из них, никто в северном полушарии не знал конфигурации южного неба? И какие такие секреты пытались сохранить эти два астронома на Луне, когда пытались уничтожить радиотелескопы?

— Что пришельцы из созвездия Южный Крест, и они возвращаются, — глубокомысленно предположила Марианна.

— Ну, Марианна, — простонал Хокинс.

— Очень разумная гипотеза, — продолжил Мейс, — одна из нескольких. Уверяю всех, что никаких секретов не останется, когда я узнаю, что скрывает профессор.

— Нельзя открыть секрет, которого не существует.

— Доктор Хокинс, вы такой… прямолинейный человек. Можете ли вы предложить простое объяснение тому, что профессор Форстер приобрел маленького «Ледяного Крота», и европейскую подводную лодку — инструменты, использование которых лежит далеко за пределами заявленных целей исследования.

— А откуда вы… Впрочем пожалуйста. С тех пор, как профессором Форстером была подана заявка на экспедицию, были получены новые данные об Амальтее, геология ее недр…

— …может быть понята с помощью обычных сейсмографических методов, — перебил Мейс. — Нет, доктор Хокинс, профессору Форстеру нужно нечто большее, чем просто изучение поверхности Амальтеи или ее внутренностей. Он ищет что-то… что-то подо льдом.

— Ну конечно, — рассмеялся Хокинс. — Погребенную цивилизацию древних астронавтов с созвездия Южный Крест, не так ли? Весьма изобретательно, сэр Рэндольф. Возможно, вам следует снимать фантастическо-приключенческие фильмы, а не документальные.

Этот смех был большой ошибкой Билла. — Он обидно высмеял кумира Марианны, принизил значимость звезды.

Рэндольф Мэйс был доволен, эта встреча дала ему даже больше, чем он рассчитывал. Во-первых подтвердились ранее полученные сведения, а во-вторых появились перспективы довольно привлекательные — Марианна, моложе его более чем на два десятка лет. Билл был конечно достаточно смышленым и красивым молодым человеком, но очень самоуверенным и, как это часто бывает с такими людьми, очень застенчивым. Он был уязвим и справиться с ним удалось в ходе дальнейшего длительного употребления чая и коктейлей.

В конце концов Хокинс, чтобы не растерять окончательно чувство собственного достоинства, вежливо распрощался и ушел, сославшись на назначенную встречу.