Верить и любить

2

Парикмахер склонился к детской колясочке.

— Твоя мама как фея из волшебной сказки.

Малыш улыбался, ясные глазки искрились смехом, на щеках появились прелестные ямочки. Он сложил розовые губки бантиком и скорчил забавную гримаску. Николь засмеялась.

— Доказательство убедительное, хотя трудно сказать, пришлось ли ему по вкусу мое преображение. — Она повертелась перед зеркалом. — Огромное вам спасибо.

Николь покинула дамский салон «Русалочьего клуба» на диво похорошевшей. Все-таки есть одно преимущество в приезде Генри. Она уже была готова самостоятельно обкорнать свои чудные волосы, но вовремя удержалась. В прошлом подобные эксперименты оканчивались плачевно: казалось, по ее голове вкривь и вкось прогулялись ножницы незадачливого дилетанта. Теперь, благодаря умелому мастеру укрощенные локоны золотым каскадом рассыпались по плечам, а игривая челка придавала новой прическе особый шик. Николь с утра надела алую блузку из креп-жоржета и выглядела очень стильно, как почетная гостья респектабельного отеля.

Широкий проход между салоном и основным корпусом «Клуба» был выложен мрамором. Лишь состоятельные люди могли позволить себе провести здесь отпуск или медовый месяц. Постояльцам выделяли отдельные бунгало, расположенные на склоне холма, похожего на райский сад, восходящий к небу. «Клуб» входил в общий комплекс «Корсара» на элитных правах, имел свой фешенебельный ресторан, где вечерние трапезы проходили в полумраке при свечах, а утром в гигантские окна щедрыми потоками лился свет, и всюду пестрели цветы.

Николь с восхищением осмотрелась. В этот час миниатюрные магазинчики, разбросанные по всей территории комплекса, пустовали. Остановившись у одного из прилавков, она разглядывала вызывающе броские бикини и перламутровые украшения, разложенные на фоне гладко отполированных кокосовых орехов. Огромные диковинные плоды продолговатой формы доставляли сюда с Сейшельских островов как дорогостоящие сувениры, хотя раньше их ядра перемолачивались и использовались как лекарственный препарат, усиливающий половое влечение.

У Николь не возникало нужды в искусственных возбуждающих средствах, когда рядом был Генри. Они во многом дополняли друг друга, будто складывали разрозненные частицы мозаики…

Дверь с табличкой «Менеджер» распахнулась и тут же захлопнулась за человеком, который показался ей знакомым. Она усиленно пыталась вспомнить: коротко постриженные светлые волосы, пикантные усики, габардиновый костюм с иголочки — подозрительно похож на Ханса Рутберга. Приятный сюрприз! Николь не знала, где предпочитают останавливаться южноафриканские магнаты, но, безусловно, «Русалочий клуб»— наиболее удачный выбор. И наконец-то за их бедный «Причал» возьмется твердая мужская рука!

Николь осторожно спустила коляску со ступенек на мощеную дорожку. Земля и воздух дышат зноем, и солнце палит нещадно — без темных очков не обойтись.

— Николь! — Она обернулась на зов высокого, пронзительного голоса — около бассейна в шезлонге лежала крашеная блондинка в блестящем желтом купальнике и энергично махала ей рукой.

— Привет, Агата, — с улыбкой отозвалась Николь и подождала, пока женщина подошла к ней томной походкой, слегка покачиваясь на тонких шпильках.

Агата Прайстон впервые посетила Блэк-Ривер недели две назад. В Порт-Луи она взяла напрокат машину и, периодически наведываясь в «Причал», заказывала неутомимой Диане немыслимые фруктовые салаты, а потом перебиралась за стойку бара и, потягивая коктейль, строила глазки Полю Жуану, внешность которого — выгоревшие на солнце курчавые волосы, пленительная улыбка и на редкость пропорциональное телосложение — буквально косила наповал подобных красоток.

Если поблизости оказывался Джонни, неугомонная путешественница не упускала случая потискать его.

Агата уже минут пять трещала как сорока, не позволяя своей собеседнице вставить ни слова. Николь втайне жалела ее, разглядев за показной развязностью вызов наступающей старости.

— В общем, я хотела сказать тебе, что приду на ланч — прощебетала Агата. — Ведь сегодня Поль работает в утреннюю смену?

— Да, хотя обычно он спит до обеда или путает дни недели.

— Он настоящий сердцеед, как и вы, молодой человек. — Агата пощекотала Джонни животик.

Малыш извивался и корчился от смеха.

— У вас есть дети? — поинтересовалась Николь.

Агата не подала виду, как больно задел ее этот вопрос.

— Нет. Я заведую престижным бутиком, продаю одежду и аксессуары «от кутюр» — на семью не хватает времени. Недавно я развелась и теперь отдыхаю в одиночестве. — Она посмотрела на свою руку: все пальцы были унизаны дорогими кольцами, а на месте обручального остался чуть приметный след. — Разумеется, я снова могу выйти замуж и завести ребенка. Мне слегка за тридцать, еще не поздно.

— Конечно. — Николь постаралась, чтобы ее слова прозвучали правдоподобно и обнадеживающе.

— Я чувствую, Поль ко мне неравнодушен, — доверительно сообщила Агата. — И это взаимно.

Николь насторожилась. Конечно, эта птичка тщательно следит за собой, у нее ухоженное лицо, роскошные туалеты, но выглядит она на все сорок пять лет. «Слегка за тридцать» — не угодно ли! А бедолаге Полю едва стукнуло двадцать четыре.

У этого беспечного ловеласа врожденная склонность к любой подвернувшейся бабенке на лбу написана, но, возможно, Агата не хочет подобного замечать. Она попросту жаждет завалить его в койку.

— У Поля есть девушка, — мягко предупредила Николь, опасаясь огорчить собеседницу, — и даже не одна. А теперь извините, мне надо идти. Скоро увидимся. — Она с облегчением вздохнула, заметив, что подоспевший швейцар открывает перед ней резные чугунные ворота.

— До свидания, милочка. — Агата явно пропустила мимо ушей ее предостережение.

Ночью Николь не смогла уснуть, ворочалась с боку на бок и думала о Генри. Когда он смылся из «Причала» на английский манер, Николь разобиделась и решила — скатертью дорога! Но он здесь, на острове: вечером в его «домике» горел свет, а утром громко хлопнула дверь.

Николь всегда грезила о настоящей, счастливой семье. К изощренным фокусам судьбы она была не подготовлена, зато обладала неисчерпаемым жизнелюбием. Повинуясь материнскому инстинкту, она строила планы на будущее, радужные и практичные одновременно, лелеяла и украшала свой обособленный мирок. Но все это — до того, как снова повстречалась с Генри.

— Я собиралась отправить фотографии твоему папе, когда тебе исполнится годик. — Николь заговорила вслух, обращаясь к малышу. — А если папуля не откликнется, поехать в Америку, нагрянуть прямо к нему в офис и сказать: «Позволь представить тебе твоего сына и наследника». Тогда ему не отвертеться! Правда?

Джонни хлопал в ладоши, растопырив пальчики, и звонко лопотал что-то на неведомом взрослым языке.

— Ясное дело, он не в состоянии выкраивать для тебя по нескольку часов в день, — не унималась Николь, — но ведь у мальчика должен быть отец. Он обязан проявлять хоть немного заботы и участия, поздравлять с днем рождения и быть рядом, когда ты вырастешь и спросишь, куда делся твой папа. Я надеялась втолковать этому безмозглому идиоту прописные истины, подбирала слова, но вот он свалился как снег на голову, и я ужасно растерялась. Понимаешь?

Поведение Генри могло быть вызвано иной причиной — он стремился побыстрее вернуться к подружке. Темперамент у него бешеный, и Николь не могла себе представить, чтобы мужик с таким экстерьером проводил время впустую, без любовных утех.

Она перевела корпус коляски из сидячего положения в горизонтальное и подняла складной верх. Ручки и ножки Джонни были покрыты нежным загаром, но Николь охраняла кожу малыша от горячего солнца.

Скорее всего, выбор Генри пал на сексапильную Элен Кобмен. Вчера он держался крайне отчужденно и скрытничал — прячет свое сокровище за семью замками. Его объятия отныне принадлежат актрисе — недолго горевал от разлуки с Николь Саймон!

Несколько месяцев назад она видела эту кинозвезду в американском кинофильме. Романтический образ, идеальный макияж, распущенные пепельные волосы, грациозная фигурка — ни дать ни взять эталон для желающих потрахаться в стиле сусальной мелодрамы.

В присутствии этой чаровницы будет очень нелегко выяснять отношения и говорить о Джонни. Однако, даже если на вилле обитает целое полчище актрис, ей просто необходимо увидеться с Генри — ради сына.

Неужели Николь начисто лишена проницательности и не разбирается в людях? Она была убеждена: ее мужчина прекрасен, за ним как за каменной стеной.

— Надо же быть такой слепой дурой! — Она осеклась, поймав на себе удивленный взгляд подвернувшегося навстречу толстяка в умопомрачительных шортах. Ничего себе… Но сейчас Николь не слишком-то заботило соблюдение внешних приличий. Воспоминания стихийной волной всецело охватили ее.

Алекс Освальд, отец Джеймса, в то время управляющий компанией, первым оповестил Николь о существовании корпорации «Донэм — Хилл».

— Эти ребятки далеко пойдут, — заявил он, переступив однажды утром порог кабинета своего сына и положив на груду пакетов с корреспонденцией престижный коммерческий журнал. — Изволь прочитать статью. С них стоит брать пример — какой профессионализм, бульдожья хватка!

— Хорошо, папа, — рассеянно кивнул Джеймс и через минуту забыл об отцовских наставлениях.

А Николь забрала журнал себе, она уже привыкла самым тщательным образом просматривать записи и отчеты, предназначенные для ее легкомысленного молодого начальника.

В статье говорилось о двух американских горнолыжниках — Генри Донэме и Брюсе Хилле, победителях зимней Олимпиады. Будучи выпускниками бизнес-колледжа, они задумали наладить широкомасштабное производство спортивного снаряжения.

Предсказание, почтенного джентльмена сбылось: в последующие годы корпорация «Донэм — Хилл» процветала, последовательно расширяя сферу деятельности. Теперь круг их интересов не ограничивался спортивной продукцией, но включал операции с недвижимостью и выпуск аэростатов. На работу пригласили лучших специалистов в области экономического обеспечения.

У старого Алекса было больное сердце, и после очередного инфаркта врачи категорически требовали, чтобы он отошел от дел. В результате авторитет Освальдов сильно пошатнулся. Название уважаемой фирмы на крикетных битах, теннисных ракетках и шиповках гарантировало безупречное качество, но оборудование и принципы управления на поверку оказались чрезмерно консервативными — традиционный подход более не способствовал повышению спроса. Вот тогда и поступило предложение от «Донэм — Хилл» подписать договор о частичной передаче контроля ресурсов в их ведение.

Джеймс брыкался до последнего, но отец настоял на безоговорочной капитуляции. Через несколько дней прилетел Генри.

В течение недели в лондонском филиале фирмы поспешно изучались бухгалтерские балансы, а в обязанности Николь входило обеспечение необходимой информацией. Генри потребовал предоставить всю документацию за последние десять лет, вплоть до индивидуальных отчетов рядовых сотрудников. Вскоре он предложил Николь должность ведущего консультанта по внутренней реорганизации.

— Почему я? — спросила Николь. Ей и льстила оказанная честь, и совестно было идти на заведомое предательство Джеймса.

— Думаю, мы неплохо сработаемся. — Генри многозначительно улыбнулся и прищелкнул пальцами. — Кроме того, ты мне нравишься, детка.

Она рассмеялась. С самого начала они нашли общий язык и обнаружили, что не прочь подзадорить друг друга.

— Ты мне тоже симпатичен, — сказала Николь.

— И только? — Усмешка скривила его губы. — Все равно перед моим обаянием устоять невозможно.

— Ты обаятелен? — усомнилась Николь.

— Разве не заметно?

— Изредка намечаются проблески.

— Что предвещает мне тернистый путь к завоеванию сердца принцессы. — Генри трагически вздохнул. — Но я не сдамся.

Их взаимное влечение крепло с каждым днем. Генри знал, чего хочет, и порой держался с подчиненными деспотично, но без тени высокомерия. Он источал властную силу, напрочь лишая других мужчин шансов произвести впечатление на Николь. К тому же он был чертовски хорош собой.

Когда Донэма срочно вызвали в Штаты в связи с каким-то конфликтом, ожидание стало для нее пыткой.

— Ты соскучилась? — таков был первый вопрос Генри по возвращении.

— Да, — честно призналась Николь.

— Правильно, я тоже, — серьезно сказал Генри. — На разбирательство с Освальдом понадобится около месяца, поэтому…

— Так долго? — перебила Николь.

— Что поделаешь… — Он улыбнулся с видом заговорщика. — И, я надеюсь, ты сможешь показать мне достопримечательности Лондона в выходные.

— С удовольствием, — согласилась Николь.

Они посетили Национальную галерею, Британский музей, Королевский оперный театр, Пиккадилли-Серкус — центр для любителей поразвлечься. По реке спустились к Гринвичу и прокатились по туннелю под Темзой, построенному еще в 1843 году. А в Сохо, в кофейне «Уиллз», отведали свежей выпечки и любимого обоими эля.

Покидая офис, Генри по-хозяйски брал ее за руку, а когда подвозил домой, целовал на прощание. В этих поцелуях, пронизанных сладострастием, таилось что-то опасное, и она чуть не теряла сознание, потрясенная, беспомощная. Их роман развивался не слишком стремительно, но оба понимали — до последней черты рукой подать.

Незаметно промелькнули счастливые дни; предстояло обследовать четыре последних предприятия Освальдов.

— Как ты начинал свой бизнес? — как-то спросила Николь, когда они сидели у камина в номере Генри после ненастного апрельского дня, проведенного в Ньюкасле, на севере Англии. Всю дорогу Николь делала заметки в блокноте, потом провела два часа за просмотром текущих документов и теперь, утомленная, испробовала на вкус и запах густое темно-багровое вино.

— Случайная удача, — ответил Генри. — У нас с Фрэнком накопилось полно всяческих идей, но без денег и необходимых знакомств их нереально было осуществить. И тут меня увидел по телевизору один бизнесмен.

— Когда ты прыгал с трамплина?

— Нет, вел передачу.

— Ты работал комментатором на телевидении? — поразилась Николь.

— Я озвучивал спортивные программы, но очень скоро забросил это занятие.

— Почему?

— Это игрушечный бизнес. Шоу транслировалось в нескольких штатах, я приобрел некоторую популярность. Только, видишь ли, ужасно неприятно находиться под неусыпным контролем вездесущих репортеров. А тут мне предложили заняться рекламой, и мы буквально завалили заказчика гениальными замыслами. Он предоставил нам помещение и начальный капитал, потом все получилось само собой.

— Неужели так просто? — недоверчиво спросила Николь.

— Не сказал бы. До того как пришел успех, пришлось изрядно попотеть, но сейчас…

— Жизнь прекрасна?

Протянув руку, Генри нежно поправил ей сбившуюся прядь.

— В настоящий момент — да, — мягко сказал он.

Ее ощущения сплавились воедино, и уже не слышен дождь за окном, растворилось сумрачное небо. Целый мир сосредоточился в тембре его голоса, отразился в лучащихся серых глазах.

Генри откинулся назад, неторопливо развязал галстук — Николь поразила осознанная чувственность этого движения.

— Твоему боссу не довелось по кирпичику строить карьеру. Оттого он и не удержался на Олимпе — не желал обременять себя устранением мелких загвоздок.

Николь порывалась защитить друга, сгладить острые углы. Но, ясно, Генри отвергнет ее жалкие оправдания.

— Джеймсу предприятие досталось по наследству, семейная традиция, — объяснила Николь. — И я полагаю, он занимается не своим делом.

— Ну а ты, разумеется, отлично соображаешь, что к чему, поэтому я и пригласил тебя сотрудничать.

— Пригласил? Скорее, заставил.

Он ухмыльнулся.

— Допустим. Но от Джеймса совсем никакого толку. Ты попросту тянешь его на буксире. Надеюсь, он хотя бы исправно платит тебе жалованье?

— Настолько исправно, что я никак не решусь уволиться.

— Что происходит между вами? — В глазах Генри промелькнула ревность. — Вы, очевидно, очень близки. Освальд-младший намекнул мне, что…

— Что именно? — осведомилась Николь, увидев его мрачную мину.

— У вас роман?

Она засмеялась.

— Что за чушь? Нет, ты, должно быть, неправильно понял. Мы долго работали вместе, и, хотя Джеймс на три года старше, он для меня, как младший братишка.

— Весьма эгоцентричный и сумасбродный младенчик, — отрезал Генри.

— Случается иногда, — тихо признала Николь. — Но он все-таки добрый и чуткий. Сэр Алекс воспитывал его в строгости, зато мамочка баловала. Джеймс — поздний и единственный ребенок в семье, а такое сочетание, как правило, оказывается пагубным.

— Родители умеют искать поводы для беспокойства, — проворчал Генри. — Значит, вы с ним друзья и не более того. О'кей.

— Отчего же?

— Хорошо, что ты никем всерьез не увлечена.

— Ты уверен?

— Пока мы разъезжали по стране, ты никому не позвонила, не проявляла признаков беспокойства. — Он метнул на нее встревоженный взгляд. — Не сомневаюсь, многие мужчины норовят за тобой приударить. А реальный избранник есть?

Николь опустила глаза.

— Сейчас — нет.

— В таком случае ничто не помешает нам любить друг друга.

Придвинувшись поближе, Генри высвободил рюмку из ее вздрогнувших пальчиков и поставил на журнальный столик.

— Так вот зачем ты склонял меня к сотрудничеству, — тихо произнесла Николь. — Просто схитрил, чтобы половчее расставить сети?

— А как по-твоему?

— По-моему, ты наглый, бесстыжий плут!

Он наигранно расхохотался, но в глазах мелькнула щемящая грусть.

— Это неизбежно, Николь. Не заставляй меня страдать.

— Ты хочешь, чтобы я уступила из жалости?

Она не успела увернуться, Генри сжал ее запястья — не вырваться.

Николь обвила руками его шею, зарылась пальцами в густые волосы у него на затылке, потянула к себе — пускай целует, еще, еще! А он держал в ладонях ее виски и упивался отзывчивостью теплых губ. Вне себя от страха, как бы она не оттолкнула его, Генри расстегнул молнию на ее платье, коснулся губами впадинки у горла, обнаженного плеча. Словно пушинку подхватив Николь на руки, он отнес ее в спальню. Мягкий матовый свет озарил изысканное убранство постели…

— Красивая ты, — прошептал Генри и всмотрелся в ее глаза, полные слез.

На нем уже не осталось ни рубашки, ни брюк, а Николь послушно позволила стянуть с себя кружевные трусики. Она словно впитывала каждую клеточку любимого тела, стала неотделимой частью его существа. Теплые губы скользнули ниже вдоль прохладного тела, сомкнулись вокруг тугого комочка плоти с жадной, ненасытной нежностью.

— Пожалуйста, прошу тебя, — умоляюще выдохнула Николь.

Со всяким другим она ужаснулась бы такой беспредельной чувственности, всепоглощающей страсти, но он заставил ее поверить: все это — для нее одной. Он, казалось, давным-давно изучил сокровенные линии ее тела.

В последний миг развязки она пронзительно вскрикнула, задохнувшись, а Генри, опустошенный, откинулся навзничь на подушку. Но потом они снова подчинились безумному порыву и заснули лишь под утро, опьяненные и насытившиеся любовью.

В оставшиеся пять дней они не разлучались и всецело отдались своему чувству, хотя и не в ущерб работе, а когда прибыли в Лондон, осознание того, что время к ним безжалостно, с особой силой сблизило их и побудило дорожить каждой секундой. Наконец, за день до отъезда во Флориду, Генри за завтраком объявил:

— Нам надо поговорить.

Он покинул гостиницу, где Николь зарезервировала для него номер люкс, и перебрался к ней на квартиру. Этим утром они проснулись с восходом солнца и занимались любовью с отчаянной одержимостью. В восемь часов зазвонил будильник, они надели спортивные костюмы и отправились в парк. Генри сказал ей, что у себя дома по утрам он обязательно пробегает несколько миль.

Вернувшись, Генри принял душ, а Николь поджарила тосты, сварила кофе и шоколад.

Сквозь затуманенные паром стеклянные стенки душевой кабины она видела, как струйки воды стекают по его мускулистому телу, и, быстро скинув одежду, присоединилась к нему.

— О чем ты хотел поговорить? — поинтересовалась она.

— О нас, — с суровой решимостью отозвался Генри.

Голова у Николь пошла кругом, и сердце зашлось от дикой, неизведанной дотоле радости. Она спрашивала себя, не сон ли это — и каково же будет пробуждение? Знакомы они недавно, всего пару месяцев, но Николь уже твердо знала, что любит его, и надеялась на ответное чувство. До сих пор всерьез ничего не обсуждалось, не было взаимных обещаний и обязательств, но все складывалось так чудесно: редкостный альянс во всем — от малого до самого серьезного.

— Итак? — Николь не удержалась от счастливой улыбки.

Именно такого мужчину она ждала, как раз о такой любви мечтала всю жизнь.

— Мы зашли слишком далеко, думаю, следует охладить наш пыл. — Генри закусил губу. Он отрепетировал и заучил наизусть свою речь, продиктованную стремлением сохранить драгоценную свободу, но слова почему-то застревали в горле. — Ты знаешь, я порекомендовал Фрэнку купить фирму Освальдов, так что мы еще встретимся когда-нибудь. Пусть я не оригинален в суждениях, но нельзя же путать бизнес с удовольствиями, ни к чему хорошему это не приведет.

Сердце Николь разрывалось от боли, однако улыбка не сходила с лица. Для нее это не было преходящим развлечением. Она рассчитывала на прочный союз — выйти за него замуж, нарожать детишек.

— Согласна, — только и смогла выдавить из себя Николь.

Генри рывком поднялся с кресла и начал расхаживать взад-вперед по маленькой кухне, засунув руки в карманы и украдкой сжимая кулаки.

— А связывать себя узами брака — извини, это не по мне. Признаться, я не создан для семейного очага, гораздо удобнее, когда ты сам себе хозяин. Я люблю кататься на лыжах, путешествовать и не желаю, чтобы кто-либо мне мешал. — Внезапно он повернулся на каблуках и посмотрел ей прямо в глаза. — Значит, ты согласна? — Как будто ее слова только что дошли до его сознания.

— Да, и я с самого начала ни минуты не сомневалась, что эта блажь у нас скоро пройдет.

Он ошарашенно взглянул на нее.

— Правда?

— Конечно. Мы неплохо провели время. — Она даже попыталась засмеяться. — Поиграли — и хватит. Что касается замужества, я не созрела для такого важного шага. Еще нет…

Генри выглядел удивленным, но вздохнул с облегчением. Он боялся попреков, истерики, потоков слез. Николь оцепенела, у нее внутри словно застрял железный стержень. Впервые она выслушала отповедь мужчины. Но как жестоко он с ней расправился — будто наотмашь хлестнул по щеке. Нет, этот негодяй не увидит, как она плачет.

— Ты обещала заказать для меня такси, — напомнил Генри.

— Да, да, сию минуту, — деловито сказала Николь.

Идиотка, ненормальная! — распекала она себя после его ухода. Наивная дурочка. Генри Донэм — лакомый кусочек для тысячи женщин. Тем не менее, если мужчина в возрасте тридцати шести лет не обзавелся семьей, он намерен оставаться холостым до конца своих дней, и ни одна чаровница не совладает с черствым себялюбцем. А так называемое родство их душ — напрасная иллюзия, горячечный бред.

В подтверждение своих догадок месяц спустя она наткнулась на фотографию Генри в американском спортивном журнале. Он стоял в обнимку с Элен Кобмен, ластившейся к нему как кошка. В статье цитировались ее сладкие откровения об интимных отношениях с Генри.

Николь в сердцах швырнула журнал в мусорную корзину. Она не разразилась проклятиями, не разревелась. Не то чтобы рана успела затянуться, просто Генри Донэм — пройденный этап ее жизни.

Две недели спустя врач торжественно поздравил Николь: она ждала ребенка.

Когда Николь свернула на дорожку, петляющую между деревьев казуарины, и за ветками показался «Причал», Джонни наконец-то задремал. Николь поставила коляску в тени на веранде и вошла в ресторан.

Диана, как всегда, царила на кухне, а ее пятнадцатилетняя помощница Луиза ставила в вазочки букеты гибискуса.

— Ты сегодня очень хорошенькая, — похвалила Диана.

— Смотришься потрясно! — присовокупила Луиза.

Занятая своими мыслями, Николь ничуть не обрадовалась их незатейливым комплиментам.

— Спасибо. Чем я могу помочь?

— Подай-ка мне стаканы для сока, — попросила Диана. Она разделывала здоровенную рыбину, намереваясь запечь ее в духовке с чесноком и терпким лимонным соусом. — А потом можешь пойти поупражняться на тренажерах.

— Нет… Ведь туристы вот-вот должны притащиться, — возразила Николь. Она искала встречи с Генри и боялась ее. Если хочет, пусть сам проявляет инициативу.

— Группа прибудет через час, не раньше, у тебя есть время. Мы с Луизой присмотрим за малышом. — Диана выпроводила ее на улицу. — Не беспокойся ни о чем, я тебя отпускаю.

Николь по пути забежала в коттедж и быстро переоделась в трикотажную майку, бриджи и спортивные тапочки. Она решила сразу выложить все о Джонни, тогда он обязательно попросит показать ему сына. Она будет вести себя невозмутимо и отстраненно. Пикироваться с «каменным гостем» — это ведь то же самое, что палить из пушки по воробьям. А наживать в его лице врага ни в коем случае нельзя из-за Джонни.

«Причал» располагался на правом берегу бухты, устланном хрустящим под ногами раздробленным кораллом. Чуть поодаль волны океана разбивались о края рифов, и белая пена оседала на песчаном берегу. По узкой дороге, петляющей среди пальм и кустарников, Николь направилась к Кингс-Хаусу.

Солнечные блики испещрили зеленые листья, покрыли их бронзовым отсветом. Николь вдыхала дурманящий аромат пурпурных орхидей, свисающих с деревьев. Мимо со свистом проносились стрекозы — миниатюрные разноцветные вертолетики.

Как гласит путеводитель, остров Маврикий — одна из лучших жемчужин Британской Короны. Николь улыбнулась: вполне подходящая метафора. Вдали видны холмы, загроможденные древними валунами, среди которых пробиваются цветущие растения. Варварство цивилизации почти не коснулось девственной природы, поэтому Маскаренские острова поистине напоминают Эдем. И тут нечего опасаться: преступления чрезвычайно редки, люди спокойно оставляют двери незапертыми.

Николь медленно поднялась по ступенькам и остановилась на террасе. Ее безоблачное настроение омрачилось. Пожалуй, следовало взять с собой Джонни, детская непосредственность и очарование порой могут спасти в самой жуткой ситуации. Лучше ей зайти после полудня. Николь уже приготовилась пуститься наутек, как вдруг увидела в угловой комнате темный силуэт: Генри занимался гимнастикой. Николь осторожно вошла в коридор. Если окажется, что здесь успела обосноваться Элен, она развернется и уйдет.

Николь на цыпочках подкралась к приоткрытым дверям спортивного зала. На Генри были только черные боксерские шорты, и при каждом подъеме тяжелого груза мышцы бугрились на его торсе. Николь осмотрелась — в комнате больше никого, затем ее взгляд вновь обратился к Генри, и теперь она заметила, что движения даются ему ценой невероятных усилий. Николь ахнула: чуть ниже левой коленки багровел длинный безобразный рубец.

Генри почувствовал, что за ним наблюдают, поднял глаза и громко чертыхнулся. Он не хотел, чтобы его рассматривали исподтишка и… жалели.

Он доковылял до трости, небрежно брошенной поблизости, прихрамывая добрался до дверей и резко развел их в стороны.

— Решила пошпионить за мной? — с угрозой процедил он.

— Нет, я…

— Подкралась, как воришка. — В серых глазах появился стальной блеск. — Разве я не предупреждал, чтобы ты предварительно позвонила?

— Не припоминаю.

— Проблемы с памятью?

— В конце концов, не стоит кипятиться, я забыла, прости. Что с твоей ногой?

— Чертова царапина вызвала у тебя приступ тошноты?

— Ну зачем ты так?

Генри немного остыл.

— Выходит, у тебя крепкие нервы.

— А ты в этом сомневался? Конечно, если бы твои кишки вывалились наружу и фонтаном хлестала кровь, тогда еще… Как говорится, шрамы украшают мужчину.

Против воли он рассмеялся, и гнев улетучился.

— Я попал в автомобильную катастрофу. — Генри натянул джинсы и стал вытирать влажным полотенцем росинки пота на шее, плечах, груди.

Прилив нежности и сочувствия затопил Николь. Такая маняще гладкая смуглая кожа изуродована шрамами! Но как он мог вообразить, будто удастся сохранить в тайне подобное увечье?

— Это и есть та болезнь, о которой ты упоминал?

Генри кивнул.

— Я лежал в госпитале.

— Долго?

— Почти пять месяцев. Нога была раздроблена, и пришлось по-кретински валяться в кровати. Собирались даже делать ампутацию.

— О нет!

Он усмехнулся.

— В точности моя реакция.

— Наверное, ты попал в жуткую историю, — с тревогой предположила Николь.

В его глазах промелькнула тень пережитого кошмара.

— Машину вынесло на обочину и швырнуло со всего маху о скалу. Крыша вмялась вовнутрь, и острые куски металла впились мне в ногу, к тому же я неловко вывернулся и был зажат между сиденьями. Мы оказались на приличном расстоянии от города, и, хотя встречный мотоциклист сразу вызвал «скорую», понадобилось двадцать минут, чтобы вытащить меня из-под кучи металлолома.

— Ты сидел за рулем?

— Да.

— А что значит «мы»? Пострадал еще кто-то?

— Элен сильно встряхнуло, но она отделалась несколькими синяками. Это…

— Актриса, я в курсе. Мне случайно попался ваш снимок в журнале. — Николь про себя думала: поскорее бы он отложил полотенце и надел рубашку. — Не понимаю только, почему Ричард скрыл это от меня.

Ричард Бакли — перспективный менеджер — с прошлого года контролировал предприятия Освальдов как представитель генерального совета директоров корпорации.

— Я не хотел привлекать внимания прессы, поэтому попросил Фрэнка, родственников и друзей помалкивать. Дик знает об аварии, как и весь персонал во Флориде, но вряд ли сказал Джеймсу. У них, кажется, не слишком приятельские отношения.

— Джеймс не может смириться с тем, что его оттеснили на второй план, — пояснила Николь и, как бы между прочим, спросила: — Элен сейчас с тобой?

— Нет. — Насупившись, он бросил полотенце на спинку стула. — С ней я общался недолго.

— Как и со мной, — вырвалось у Николь.

Он ответил не сразу.

— Еще меньше.

— И теперь у тебя новая подруга?

— Ты принимаешь меня за Дон Жуана? — раздраженно фыркнул Генри. — Нет, я один. Ты вроде бы собиралась воспользоваться моим тренажером?

Его взгляд невольно остановился на глубоком вырезе ее майки. После того несчастного случая Генри вел отшельнический образ жизни, чуждался женщин, но плавные очертания тела Николь затронули дремавшие в нем инстинкты.

— Приступай. — Генри отправился к выходу. — А я принесу гантели.

Николь забралась на велосипед и начала крутить педали.

Вчера она была так невнимательна, даже не заметила его палки. Каким образом произошла авария, ведь Генри опытный, осторожный водитель?

Ей следует ненавидеть Генри, но не получается. Жалость, безграничная жалость к этому дерзкому, взрослому ребенку затопила ее душу.

— Могу предложить тебе трехфунтовые гири, — сказал он, входя в комнату. — Надеюсь, этого достаточно? Они удобны в обращении, так что…

Генри сдавленно охнул: он не захватил с собой трость и споткнулся, когда переступал порог. Николь спрыгнула с велосипеда и подхватила его под руку.

— Тише, — тяжело дыша, проговорила она, помогая ему выпрямиться.

Он посмотрел на нее сверху вниз, и Николь вдруг ощутила жар его тела на своих ладонях и почувствовала себя рядом с ним такой маленькой и хрупкой. Завороженный взгляд Генри между тем не отрывался от ее губ.

Потупившись от смущения, Николь слегка отступила в сторону.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Просто споткнулся, ничего страшного, — сказал Генри.

— Я принесу твою трость, — предложила Николь.

— Не стоит, — раздраженно буркнул он.

— Ладно, только не огрызайся.

— Я был груб? Прошу прощения. — Он виновато развел руками.

— На работе тебя, наверное, ждут не дождутся, — заметила Николь, пытаясь придать разговору нейтральный характер.

— Вряд ли, — сухо ответил Генри. — Двое моих подручных успешно со всем справлялись, пока я валялся в больнице. Я поторопился выписаться, доктор настаивал, что мне нужно постепенно восстанавливать силы, тогда через пару месяцев можно вернуться к обычному графику.

Николь недоверчиво покачала головой: кого он пытается убедить — ее или себя? «Супермену» уже никогда не выиграть медали.

— Ты закончила? — осведомился он.

На часах Николь стрелка приближалась к двенадцати.

— Нет, но я должна идти. Сегодня мы устраиваем прощальный праздник для туристов, я буду подавать обед. — Николь только сейчас осознала, что начисто забыла о своих первоначальных планах. — Кроме того, — добавила она, глядя ему в глаза, — мне надо покормить ребенка.

— Какого еще ребенка? — Генри обалдело уставился на нее.

— Джонни. — Она вызывающе вздернула подбородок. — Моего сына.

Воцарилось гробовое молчание.

— Освальд говорил мне, — растягивая слова, начал Генри, — но я подумал, это его очередная фантазия…

Сейчас он впервые испытывал болезненную ревность, горькое раскаяние в том, что когда-то отказался от Николь. Поздно… слишком поздно.

— Джеймс с тобой говорил? — Николь выглядела озадаченной.

— Представь себе. Месяц назад я позвонил ему. Хотел узнать, как ты поживаешь.

— Джеймс не передавал мне.

— Он сказал, что ты переселилась в его квартиру.

— Но в этом нет никакого криминала. Зачем было снимать квартиру, когда у Джеймса пустует пять комнат. Ведь мы с ним друзья.

— И еще Джонни…

— Верно.

— Это его сын? — Генри повернулся к Николь спиной и отрывисто промолвил: — Извини, я хочу остаться один.

Она широко распахнула глаза. Да… не соскучишься. Что за вздор несет наш «папочка»?

— Иди, — повторил Генри, — обхаживай ребенка и гостей.

— А, прекрасно, я уже ухожу. — Едва различая окружающие предметы, Николь поплелась к двери. — Чао.

— Счастливо, — с бесстрастной интонацией произнес Генри.