7

Николь помчалась что есть духу и уже через пару минут была у «Причала». Она ворвалась в комнату обслуживающего персонала, лихорадочно схватила ключи от пикапа и выскочила во двор. Навстречу, бледный от напряжения и боли, шел Генри, заметно припадая на левую ногу.

— Вперед! — скомандовал он, едва опустившись на сиденье.

— Пристегни ремни, — сказала Николь, и через пару секунд раздался скрежет шин — так резко машина рванула с места.

— Я предупреждал тебя оберегать Джонни от посягательств этой дряни, — проворчал Генри, когда пикап свернул на дорогу.

— Можно подумать, я сама добровольно его отдала! Она приперлась в надежде утащить с собой Поля. Мы разговаривали. Зазвонил телефон, я сняла трубку, она сразу попрощалась и улизнула. А потом, скорее всего, улучила момент, пробралась на веранду и… — Николь подавила подступившие к горлу рыдания. — Что же теперь будет с малышом?!

Генри сочувственно дотронулся до ее плеча. У мужчины нет права на грубость, даже если он сам обезумел от волнения! Ему стало стыдно.

— Прости меня.

— Как же Джонни поехал в ее «тойоте»? — Сбивчивые слова срывались с дрожащих губ Николь. — Там нет никаких специальных приспособлений для маленького ребенка, там…

— Зато есть защитные ремни, она наверняка догадалась соорудить ему с обеих сторон перегородки из чемоданов и подстелила что-нибудь мягкое. Наш бэби — крутой! — неловко утешил ее Генри. — Он не пропадет.

— На это моя последняя надежда. Господи, пусть с ним ничего не случится! — в отчаянии молила она.


На бешеной скорости пикап вильнул вправо, огибая глубокую рытвину. До Порт-Луи оставалось с десяток миль.

— Ты полагаешь, она выкрала Джонни в пику мне? — Николь метнула на Генри встревоженный взгляд.

— В неадекватной реакции этой сумасбродки нет твоей вины… Мы найдем его, крошка, — твердо заверил Генри. — Сколько занимает полет до Родригеса?

— Точно не знаю… Но сейчас, наверное, они уже в воздухе. — Слезы застлали глаза Николь, покатились по щекам.

— Крепись, девочка. Давай-ка я сяду за руль. — Его участливый голос проник в ее затуманенное сознание.

— Нет-нет, я постараюсь держать себя в руках.

Движение на шоссе было не слишком оживленным, но Николь приходилось внимательно следить за велосипедистами и мотоциклистами, которые в предместьях Порт-Луи отличаются особой лихостью.

— Мы обратимся в полицию и свяжемся с властями на Родригесе. — Генри в очередной раз посмотрел на часы. — В худшем варианте эту сучку Прайстон задержат в лондонском аэропорту.

— А вдруг она поменяет билет, спрячется от нас в другой стране, на другом континенте, исчезнет безвозвратно? Или скроется с Джонни на Родригесе? — запаниковала Николь.

— Обнаружить на острове одинокую женщину с младенцем совсем не сложно. Нужно покупать для ребенка вещи, обращаться к детскому врачу. А при ее болтливости соблюсти тайну вообще нереально.

— Пожалуй, — согласилась Николь.

— И еще… Джонни тоже нужен паспорт. На таможне их так не пропустят. Аэропорт на Родригесе — ловушка! По крайней мере на девяносто восемь процентов.

Николь притормозила у ограждения, за которым начиналась взлетно-посадочная полоса, здесь доступ для других видов транспорта был перекрыт. Посреди поля, готовый к вылету, стоял аэроплан компании «Маскаренские острова». Багажный люк уже закрыли, и трап отъехал от крыла на значительное расстояние.

Генри приоткрыл дверцу и обратился к охраннику:

— Это рейс на Родригес?

— Думаю, что так, но лучше проверить.

Не успели они вылезти из автомобиля, как донесся характерный шум двигателя.

— Только не это! — жалобно вскрикнула Николь.

— Ничего, у нас еще есть время. Давай-ка в зал ожидания!

У входа их приветливо встретила молодая женщина в униформе. Она подтвердила, что самолет совершит посадку на Родригесе.

— Будьте любезны, свяжитесь с пилотом и попросите его отложить полет на несколько минут.

— Отложить полет? — повторила девушка, хлопая глазами, как будто увидела перед собой сумасшедшего.

— Вот именно, — нетерпеливо сказал Генри. — Любой ценой!

Заметив, что аэроплан плавно взмывает вверх, Генри, словно пушинку, отстранил растерявшуюся девушку и, бешено жестикулируя, выскочил на взлетную полосу.

Пытаясь хоть как-то привлечь внимание, он высоко подбросил трость, но пилот на это не отреагировал. Пассажирам, не осведомленным о печальных обстоятельствах, при которых происходило преследование, наверняка казалось комичным поведение разъяренного чудака.

Николь на мгновение даже позабыла о своем несчастье, глядя на эти героические усилия. Она испугалась за Генри, как же ему должно быть больно! Все старания хирурга пойдут прахом из-за его опрометчивого поступка.

— Что, этот парень совсем свихнулся? — заорал подскочивший к Николь полисмен. Он снял фуражку и пригладил жесткие седые волосы, прикидывая, как бы без лишних усилий остановить «психа». Страж порядка был неимоверно грузен и слишком опасался за свое слабое сердце, чтобы предпринять решительные меры.

— Похитили нашего сына! Понимаете? — Николь с надеждой посмотрела на толстяка. — Вы не обратили внимания, среди пассажиров есть дама лет сорока пяти, блондинка, с маленьким мальчиком?

— Я помню эту леди, она прикрикнула на ребенка, за то что он дернул ее за сережку.

— Мой Джонни! Она украла его…

— Смотрите-ка! — перебил полисмен.

Обернувшись, Николь пораженно ахнула: аэроплан шел на снижение.

Она подбежала к запыхавшемуся Генри вне себя от радости.

— Ты в порядке? Вот уж не думала, что твоя затея удастся.

— Я тут ни при чем… — смущенно произнес он.

— Вот это удача, поздравляю! — воскликнул подоспевший полицейский. — Ваша жена так переживала…

Жена? Николь ждала, что Генри выдаст в ответ что-нибудь язвительное, но тот, кажется, не расслышал и тихо произнес:

— Мне впервые по-настоящему повезло.


Первой, кого увидела Николь, лишь только спустили трап, была злополучная «блондинка» с Джонни на руках. Малыш выглядел веселым и не проявлял признаков беспокойства.

Генри ласково обнял ее за плечи.

— Слава Богу, с ним все хорошо, киска.

— Благодаря тебе! — Николь не могла спокойно дожидаться на месте и стремглав рванулась к аэроплану.

Не обращая ни малейшего внимания на злоумышленницу, она заключила Джонни в объятия. Никогда, никогда больше сыночек не останется без присмотра!


— Итак… — зловеще начал Генри, сжав локоток похитительницы, — ты сцапала Джонни, чтобы приглушить свои комплексы.

Агата залилась слезами.

— Он так посмотрел на меня и протянул ручку, как будто просил взять с собой. И еще потому… что Джонни единственный, кто любил меня.

— Неоспоримое оправдание.

— Я поступила жестоко и признаюсь в этом. Умоляю, простите… — Она отерла слезы. — По дороге малыш был паинькой, но стоило нам приехать в аэропорт…

— Джонни заплакал? — спросила Николь, когда допрашиваемая запнулась. Главный герой этой детективной истории сидел у матери на коленях, невозмутимо посасывая пальчик, и с любопытством поглядывал на серьезные лица взрослых.

— Напротив, ваш ангелочек разбушевался, — вмешалась пожилая француженка, которая в самолете оказалась соседкой Агаты.

Следствие проводилось прямо в аэропорту, в душной комнате полицейского отделения. Седой толстяк взял показания у пилота и выяснил, что полет прерван действительно не из-за Генри — его вообще не заметили! — а благодаря оперативности гостьи из Франции: Агата призналась ей в своем преступлении, и почтенная мадам незамедлительно доложила об этом в кабину пилота.

Когда полицейский объявил встревоженным пассажирам о причине задержки рейса, француженка заявила, что ей необходимо выступить в качестве свидетеля, и величественно покинула салон.

— Пока мы стояли в очереди на регистрацию, этот непоседа вырывался, ерзал и хватался за все, что попадало под руку, — сообщила мадам, стараясь говорить на безупречном английском.

— Он порвал мой жакет, — добавила Агата, — приобретенный, между прочим, у известного итальянского модельера.

— Вы и не подозревали, как шаловливы детские ручки? — иронично спросил Генри.

— Джонни всегда такой сдержанный, сегодня я его просто не узнавала.

— Может быть, ему не понравилось, что чужая тетя отняла его у мамы, и он решил устроить вам веселую жизнь, — со злорадством предположил Генри.

— Может быть… — сникла пристыженная Агата.

— А еще тебе следовало представить, что будет с Николь, — угрожающим тоном продолжал он.

— Уверяю вас, мне очень жаль.

— Жаль? Да откуда тебе знать, что такое — потерять сына!

— А раньше вы не пытались украсть ребенка? В своей стране? — деловито вмешался молоденький напарник толстяка, желая авторитетно поучаствовать в разбирательстве. Целыми неделями ничего примечательного не происходило в аэропорту, и нынешний эпизод привнес деятельное оживление.

В глазах Агаты отразился ужас.

— Упаси Боже, никогда!

— Учтите, мы проверим, нет ли у вас криминального прошлого, — предупредил юный детектив.

— Я говорю правду, клянусь! Подобного со мной ни разу не случалось. — В ее голосе слышалась неподдельная искренность.

— До сего момента, — многозначительно ввернул толстяк.

— Ради всего святого… Умоляю, простите меня. — Слезы снова ручьем хлынули из ее глаз.

— Я посочувствовала арестованной даме, что так тяжело управляться с непослушным мальчиком, — обратилась француженка к Николь и Генри. — И она чистосердечно призналась мне, что это не ее сын и что, как только самолет приземлится на острове Родригес, она позвонит вам и вернет ребенка.

— Я собиралась первым же рейсом вернуться обратно, в Порт-Луи, — вставила Агата.

— Выходит, мадам облегчила твою участь, пробудив остатки совести, — презрительно подытожил Генри.

— Вы, наверное, не владеете искусством общения с детьми, — заметила француженка с назиданием.

— Но я надеялась, что справлюсь, — всхлипнула «арестованная».

— Полагаю, Джонни отбил у тебя желание завести ребенка? — поинтересовалась Николь.

Агата приложила к глазам носовой платок и размазала по щекам кляксы влажной туши.

— Навеки! — с жаром произнесла она.

— Вы заставили родителей Джонни порядком поволноваться, — сурово сказал седовласый полисмен.

Агата озадаченно покосилась на него. Родителей?

— Мистера и миссис…

— Донэм, — подсказал Генри с каким-то особым выражением.

— Несмотря на то что мистер и миссис Донэм отыскали своего сына, я обязан действительно арестовать вас…

— А-арестовать? — повторила Агата, сжавшись, как от удара.

— Это… необходимо? — заколебалась Николь.

Она ждала, что «подследственная», опомнившись, поинтересуется, почему толстяк величает ее обвинителей «мистер и миссис». Но поглощенная своим бедственным положением, Агата— любительница посплетничать— не догадалась уцепиться за последнюю, но очень выигрышную соломинку и отвести от себя удар. А Генри намеренно поддерживал впечатление, что он глава семейства.

— Закон есть закон! — с пафосом напомнил молоденький полицейский. — Только в вашей власти избавить ее от тюремного заключения.

Николь пододвинулась поближе к Генри и, понизив голос, сказала:

— Если Агату посадят, это будет чересчур. Неприкаянная бабенка… Я бы не хотела…

— Ты слишком мягкосердечна. Я бы запер ее на замок и забросил ключ подальше, — шепотом возразил Генри. — Единственное, что меня беспокоит, — дело может затянуться на месяцы… — Он жестом привлек внимание полисменов. — Мы просим вас прекратить следствие.

Блюстители порядка переглянулись с нескрываемым разочарованием. Для них идеальным вариантом была бы тяжба в суде и почетное место в хронике местных газет.

— Что ж, вам решать. Дело закрыто! — объявил пожилой полисмен.

— О, даже не знаю, как отблагодарить вас, — прослезилась Агата, на сей раз — от счастья. — Вы так добры и снисходительны ко мне. Поверьте, я от всей души раскаиваюсь… Это дикий поступок! И навсегда останусь вашей должницей.

Француженка, наслышанная о чопорности британцев, взирала на финал этого трагикомического похищения с беспредельным изумлением. И тут, по воле провидения, была объявлена посадка на следующий рейс.

— Пожалуй, если довериться этому летательному аппарату, мы успеем попасть на свой рейс до Лондона. — Мадам направлялась в Англию погостить у родственников и уже пожалела, что ввязалась в разборку с ребенком.

— Я попрошу экипаж об оказании вам такой привилегии, — любезно предложил толстяк.

Агата, все еще шмыгая носом, поплелась вслед за своей предприимчивой спутницей на посадочную площадку, где уже толпилась пестрая компания туристов. А чудесным образом воссоединившееся «семейство Донэм» проследовало к своему сюрреалистическому пикапу.

— Тебе очень больно? — встревожилась Николь, заметив, как ее рыцарь всем весом налегает на трость.

— Я чувствую такую усталость, будто пробежал многокилометровый марафон.

— Еще бы! По дороге заедем в Кингс-Хаус и позвоним в госпиталь, — сказала Николь.

— В этом нет необходимости.

— Но почему же? Ложиться в больницу не обязательно, врач просто осмотрит тебя.

— Как-нибудь обойдется без медицинского вмешательства. — Генри был непреклонен.

Николь усадила сынишку на детский стульчик и тщательно пристегнула ремни.

— Я страшно удивилась, когда ты подбросил трость и помчался за аэропланом как угорелый.

— Я сам от себя этого не ожидал, — признался Генри, тяжело опустившись на сиденье. — Просто пытался во что бы то ни стало привлечь к себе внимание.

— Надеялся на чудо? Думаю, со стороны казалось, что у тебя поехала крыша.

Он невесело усмехнулся.

Не слишком удачная была идея, верно?

— Одна из самых бредовых за всю историю человечества, — улыбнулась Николь и приникла к нему, скрывая набежавшие слезы. — Ох, Генри, Генри, как же я испугалась — за Джонни, за тебя… и за себя тоже.

— Ну-ну, девочка, успокойся, все закончилось благополучно. — Он нежно обнял ее, поцеловал в мокрые от слез щеки, старательно оправил сбившуюся блузку. — Тебе лучше, солнышко?

— Немного. — Она включила зажигание и вывела машину на шоссе. — За несколько минут до «марафона» ты говорил, что Агата не сможет вывезти малыша с Маскаренских островов без паспорта, что ее обязательно задержат в Родригесе. И тем не менее бросился на взлетную полосу, забыв обо всем.

— Невыносимо было смотреть, как ты мечешься и страдаешь, и я решил, что вывернусь наизнанку, а не позволю трепать тебе нервы. До того момента я не сомневался, что никогда уже не буду бегать, но.!. — Облокотившись рукой о спинку сиденья, Генри повернулся к Джонни. — Ты и твоя мамочка наделили меня зарядом нечеловеческой энергии.

— Твой папочка установил настоящий мировой рекорд, жаль только, болельщиков недостает, — подтрунила над ним Николь, но потом заговорила серьезно: — Хорошо бы твоей ноге это не навредило и обошлось без осложнений.

— Будь что будет. Денька через два я узнаю наверняка. — Генри снова обернулся к сыну. — Вот чьей выносливости можно позавидовать: его похитили и освободили, родители в эти мгновения пережили десять жизней, а ему даже обидно, что приключение быстро завершилось.

— Вряд ли тетушка Агата оценила твой непоколебимый оптимизм, милый. — Николь заулыбалась, взглянув на отражение Джонни в смотровом зеркале. — Ты причинил ей лишь головную боль.

— Иначе мы не увиделись бы с ним так скоро, — резонно заметил Генри.

За несколько миль до «Причала», на развилке у рыбачьего поселка, неожиданно показалась неповторимая соломенная шляпка Дианы. Николь посигналила, и та помахала им рукой.

— Слава Богу, что хоть ее не коснулись все эти треволнения, — вздохнула Николь.


— Куда вы ездили? — поинтересовалась Диана, располагаясь на заднем сиденье.

— Мы спасали Джонни! — торжественно объявила Николь.

— «Блондинка» похитила, — пояснил Генри.

Диана выронила сумочку и оцепенело уставилась на них.

— Генри побежал за самолетом…

— Подождите, я же так вообще ничего не пойму, — захлопала глазами ошарашенная Диана.

— Почему бы нам для начала не присесть за столик? — предложил Генри, лихо выруливая к «Причалу».

Диана кивнула в знак согласия и пытливо посмотрела на него.

— Ведь вы отец Джонни, правда?

— Как вы угадали?

Она лукаво улыбнулась и перевела взгляд на мальчика.

— Джонни — ваша уменьшенная копия, кроме того, вы не стали бы так умиляться чужим ребенком.

— Я умилялся?!

— Еще как, прямо не могли нарадоваться на него. Вы и на Николь смотрите с обожанием, когда она занята или отвернется.

— Неужели? — Он озадаченно потер переносицу. — Честно говоря, я бы выпил чего-нибудь прохладительного, в такое пекло гонки по летному полю, знаете ли, приводят к обезвоживанию организма.

— Я угощу тебя пивом. — Николь отдала ему Джонни и мигом принесла из кухни две бутылки пенистого темного напитка.

Если Диана умудрилась почуять, что Генри глаз не сводит с Джонни и его матери, она наверняка уловила, какие чувства питает к нему Николь. К счастью, ей хватило такта не произносить этого вслух.


Днем и к вечеру заказов не прибавилось, посетители заходили лишь изредка. Расшалившийся Джонни наконец угомонился, и Николь отнесла его в коттедж, а в ресторане все еще оживленно обсуждались минувшие события. У Поля словно гора с плеч свалилась, отныне он избавлен от преступной поклонницы.

— Отпустила нашего сердцееда на танцы, похоже, до закрытия никто не пожелает зайти в бар, — сказала Диана, когда Николь вернулась и сообщила, что бэби уснул. — Я думала, Генри придет поужинать, но он, наверное, вдоволь находился сегодня и предпочел отдохнуть…

В этот момент у входной двери настойчиво прозвенел колокольчик. Николь нехотя побрела открывать дверь. Духовка давно выключена, продукты убраны в холодильник — неужто какому-то лунатику взбрело в голову проголодаться или потребовать выпивку так не вовремя? Хотя это и шло вразрез с ее принципами, Николь с удовольствием отправила бы непрошеного гостя на все четыре стороны.

Вопреки ее предположениям, это был «каменный гость»… Генри.

— Боже мой, что случилось? Тебе плохо, опять нога разболелась? Надо срочно позвонить в госпиталь, — переполошилась Николь.

— Нога побаливает, но с сегодняшнего дня я приучаюсь ходить без трости.

— Зачем ты экспериментируешь после такой колоссальной нагрузки? Вдобавок на улице темнота хоть глаз выколи. Право, ты ненормальный!

— Ничего подобного, у меня с собой фонарь, а вообще я здесь не для того, чтобы демонстрировать тебе свои достижения. Мы должны кое-что обсудить. — Он взглянул на ее утомленное лицо. — Но если ты собиралась ложиться…

— Не беда, я в состоянии тебя выслушать.

В коттедже Николь провела его через узкий коридор в гостиную, слабо освещенную торшером.

Старое трюмо, овальный коврик на деревянном полу, покрытый батиком тростниковый диван, плетеное кресло-качалка и журнальный столик составляли скромную обстановку этой уютной маленькой комнаты. Белые кружевные занавески были раздвинуты, и в открытое окно из садика вместе с теплым ветром вливался цветочный аромат.

Николь жестом пригласила его присесть на диван, а сама устроилась в кресле.

— Что за срочное дело заставило тебя прийти? — спросила она нетерпеливо.

— Я хочу объяснить, почему нам с Джонни лучше не встречаться, когда он вырастет. Помнишь, я говорил, что это не слишком удачная мысль?

Она исподлобья с досадой посмотрела на него. Без сомнения, после всех испытаний, выпавших сегодня на его долю, Генри еще острее почувствовал, как привязался к сыну, но к чему являться за отпущением грехов среди ночи?

— Я подумал, что недостоин находиться рядом с ним. — Слова застревали у него в горле. — Ему не нужен отец-калека.

— Вот новость! Разве для Джонни главное — твои проворные ноги?

— Я даже не смогу научить его тому, что умел делать раньше. Представь себе наставника, ковыляющего по спортивной площадке. — Генри презрительно хмыкнул. — Куда разумнее не позориться перед сыном.

— В жизни не слыхала подобной нелепицы!

— Не перебивай меня. В порыве самоуничижения я сказал себе: либо я буду Джонни безупречным отцом, либо вообще никаким. Но с тех пор кое-что изменилось. Во-первых, ты упрекнула меня на прошлой неделе, будто я опасаюсь насмешек и упиваюсь своим несчастьем…

— Я этого не говорила, — возразила ему Николь.

— Значит, подразумевала. Важно то, что твои слова разбили в пух и прах мои доводы. Но поначалу я сгоряча обвинил тебя в черствости и непонимании.

— А в чем заключался второй переломный момент?

— Он наступил несколько часов назад, когда я слегка пробежался по взлетной полосе.

— Не обольщайся, в экстренных обстоятельствах человек способен превзойти самого себя.

— Да, и все же я пробежал около ста метров. Пускай мне заказан путь на олимпиаду, но я нужен Джонни и уверен, что он, когда подрастет, будет гордиться своим отцом.

— О, Генри, он будет счастливейшим ребенком на свете! — Дикая радость захлестнула ее, Николь быстро подошла и села рядом с ним на диван.

— Ради этого я сделаю все. Мои опасения были так глупы и ничтожны. — Он взял ее руку и прижался губами к тонкой пульсирующей прожилке на запястье. — Теперь я готов своротить горы.

— Жизнь больше не представляется тебе в черном цвете?

— Нет, — едва слышно прошептал он и поцеловал ее в нежные разомкнутые губы.

У Николь закружилась голова от его близости и знакомого мужского запаха, она почувствовала возрастающую слабость во всем теле, которое стало податливым и отзывчивым в его руках. Генри зарылся лицом в благоуханную мягкость ее пышных волос, рыжие локоны струились сквозь его пальцы, жаркие губы касались ее век, щек, шеи.

Генри развязал узел на поясе ее халата и распахнул полы, провел ладонью по матовой бархатистой коже, осыпал поцелуями се грудь, живот и бедра, продлевая мучительное наслаждение, пока Николь не выгнула спину, простонав его имя. Он как пушинку подхватил ее на руки и понес в спальню.

Генри бережно опустил се на кровать, снял рубашку и расстегнул брюки, в то время как Николь, затаив дыхание, думала о том, каким прекрасным было его сильное тело, озаренное лучами лунного света. Обнаженный, он лег к ней и ласково взял ее лицо в свои ладони, глядя в потемневшие от страсти глаза Николь и восхищенно улыбаясь.

Мускулистые ноги Генри скользнули вдоль ее стройных ног, прижались к изящным бедрам. Ее пальчики, словно крылья бабочки, порхали по его спине, а пальцы Генри с нежной уверенностью добрались до самой интимной части ее тела. От этих ласк сладостная дрожь пронзила Николь, и она замерла в предвкушении невыразимого блаженства.

— О Боже, не могу поверить, что так безумно хочу тебя! — выдохнул Генри.

Обхватив ладонями ее ягодицы, он слегка приподнял ее тело и крепко прижал к своему. Николь не удержалась от вскрика, когда Генри проник в ее лоно, и непроизвольно изгибалась в такт его нежным размеренным движениям, а он погружался в нее все глубже, загораясь огнем, пылавшим в ее крови.

Для них не было необходимости спрашивать, говорить о том, что приятно другому и что нет. Они почти в совершенстве изучили друг друга, и каждый умел пробудить наиболее пылкий отклик одним взглядом или прикосновением.

Николь извивалась в сладостных конвульсиях, чувствуя приближение оргазма. От последнего мощного толчка у нее внутри будто началось извержение вулкана, и она, гортанно вскрикнув, провалилась в жаркую бездну.

— Я хотел тебя до умопомрачения, — вымолвил Генри, когда они, утолив свою страсть, лежали рядом на смятых простынях. — На днях я едва удержался, чтобы не овладеть тобой прямо на ресторанном столике.

— И повергнуть в шок благопристойную публику?

— Надеюсь, ты не утратила дух авантюризма, — задорно улыбнулся Генри, потом сказал без тени усмешки: — С того момента, как мы встретились снова, я места себе не находил, желая заняться с тобой любовью, и боялся, что перемены в моей внешности вызовут у тебя отвращение. Эти мысли не давали мне покоя ни днем, ни ночью. Я считал себя… ущербным.

— Ты вспоминал о своей ущербности, пока мы были вместе?!

— Ни разу.

— А меня куда больше волновали другие части твоего тела… которые действуют безотказно.

Эта бесстыдница того и гляди вгонит меня в краску, подумал Генри.

— Ты ненасытный. — Николь с откровенной жадностью рассматривала его нагое тело.

— Я слишком долго ждал и сдерживался.

— С тех пор как попал в автокатастрофу?

— С тех пор как в последний раз был с тобой.

— Восемнадцать месяцев прошло — невероятно! — Николь приподнялась на локте и пристально посмотрела на него.

— Что, это роняет мой пресловутый донжуанский имидж в твоих глазах?

— Ничуть.

— Так уж получилось — ни одной женщине не удалось обольстить меня, как это сделала ты.

Николь улыбалась, наслаждаясь его признаниями.

— У тебя не возникало искушения обратиться в клуб знакомств или дать объявление в газету?

— «Холостяк, владелец двухэтажного особняка во Флориде, разменивающий четвертый десяток, без вредных привычек, ищет распутную рыжую зеленоглазую ведьму» — так, что ли?!! — Он притянул ее к себе. — Впредь я не намерен терпеть одиночество.

— Я не позволю тебе терпеть одиночество, — сказала Николь, прижимаясь к нему, — и не выпущу до тех пор, пока ты не будешь любить меня снова.

— Осторожно, — предупредил Генри, когда ее ласкающая рука стала пробираться ниже, вызывая у него повторное возбуждение.

Он глубоко вздохнул, перевернулся. Подчиняясь властному призыву, Николь опустилась на него, и они вновь предались ненасытной страсти.

Некоторое время спустя они лежали, совсем разомлев. Их руки и ноги переплелись, голова Николь покоилась у Генри на плече, а он губами прикасался к ее волосам.

— Тебя не смущает, что наш сын — незаконнорожденный, хотя он и плод любви? — спросил Генри. — Для современной матери это не позорное клеймо, однако…

— Конечно же смущает.

— Тогда нам следует воспитывать его сообща. Выходи за меня замуж, Николь. Я был круглым дураком, сомневаясь, жениться мне или нет, это даже не было вопросом выбора, ты уже давно стала частью меня. Ты согласна?

— Стать миссис Донэм? — выразительно уточнила Николь.

— Именно так называл тебя полицейский. Но, полагаю, твои колебания вызваны не претензией к звучанию новой фамилии.

Она укрылась простыней, легла на спину и, не моргая, смотрела в потолок.

— Всего несколько месяцев назад ты страшился брачных уз и не был «создан для семейного очага». Не проще ли остаться «самому себе хозяином»?

— Эта чушь еще не изгладилась из твоей памяти? — Лицо Генри омрачилось от сознания того, какую боль он ей причинил.

— Мне вовек не забыть, как ты распорядился нашей судьбой, — тихо ответила Николь.

Он сел на кровати и сверху вниз посмотрел ей в лицо.

— Я виноват перед тобой, но умоляю, не разрушай все из-за ошибок прошлого. Поверь, сейчас я мечтаю прожить жизнь с тобой и Джонни.

— Не слишком верится… Откуда мне знать, что твое «сейчас» не рассеется, лишь только забрезжит рассвет?

— Этого не случится. Пожалуйста, девочка, не отказывай мне.

Когда-то она заложила бы душу дьяволу за эти слова, так почему же ее сердце не бьется чаще от нечаянного счастья?

Родись у Николь дочка, неизвестно, как далеко зашел бы Генри, а задавшись целью подарить свое имя сыну, он решился поступиться холостяцкими привычками. Обеспечить будущее Джонни— заманчивая перспектива, да и в сексуальном плане союз с Генри обещает быть идеальным, но всех этих факторов теперь недостаточно для Николь Саймон, чтобы выйти замуж за любимого и не любящего мужчину. Рано или поздно отсутствие связи более надежной, чем телесная, подточит их совместную жизнь. А если Генри полюбит другую женщину, даже ребенок не удержит его в семье. Выдержит ли Николь очередное потрясение?

— Нет. — Генри сразу понял, что ее краткий ответ созрел за долгие месяцы и отнюдь не был плодом мелочной мстительности. — Но мы ведь останемся друзьями, и ты можешь навещать Джонни в любое время.

— О'кей. — Генри оделся и, уже взявшись за дверную ручку, в последний раз взглянул на Николь. — Спокойной ночи.

Она натянуто улыбнулась ему, и в ее глазах отразились одновременно радость победы и горечь поражения.

— Спокойной ночи, — устало откликнулась Николь.

Загрузка...