VII

В начале сентября 1913 года на «Святом Фоке» разогрели котлы. Корабль, освободившись ото льда и подрагивая от монотонного стука машин, взял курс к берегам Земли Франца-Иосифа.

Фрам не одобрял морские путешествия. Во-первых, палуба качалась, дрожала, длинные мачты и те накренялись к воде; во-вторых, собак из клеток не выпускали.

К счастью, на этот раз плыли недолго. Во второй половине сентября показались мертвые, покрытые льдом острова. Хозяин не собирался зимовать возле них, он хотел еще проплыть на север, ближе к полюсу… Но природа не считается с планами людей. Навстречу «Святому Фоке» она погнала ледовые поля, огромные айсберги, похожие на горы, — вздыбленные, с островерхими макушками, отсвечивающие холодноватой голубизной.

На одном айсберге плыл медведь. Собаки всполошились, чуть не разнесли клетки. Люди же спокойно смотрели с палубы на уплывающего зверя.

Фрам долго но мог успокоиться: метался, щелкал зубами. Как хотелось ему медвежатины!..

Тесная бухта, где бросили якорь, не привлекала глаз: каменистые обрывы, обледенелые откосы. Чуяло сердце Фрама, что охоты здесь не будет. Безжизненный берег острова Гукера нависал над водой.

Зима надвинулась рано. Люди, не обнаружив в окрестностях плавника, разобрали кубрик. Стучали топоры, визжали пилы. Экипажу судна приходилось наскребать скудное топливо для кухни, для просушки одежды.

Чугунные печки нигде не топились. В прошлую зиму Фрам лежал в каюте хозяина на некотором отдалении от печки — дверца раскалялась, как угли в костре. Теперь печка была коричнево-ржавой, стылой. Веселая пляска огня больше не будоражила ее холодное, железное чрево.

Палуба, щедро укатанная снегом, почти вымерла. Бывало, отправятся люди к ближайшему айсбергу наколоть льда для пресной воды; или выйдут с непонятными Фраму приборами, колдуют над ними, пока не поморозят руки. И опять — безлюдье. Правда, люди все, как один, высыпали смотреть полярные сияния. Кто-то высоко-высоко в небо забрасывал зеленоватые и желтые пучки света, от них стремительно рассыпались нежно-молочные змейки, а временами бледные, полутоновые краски накалялись, излучая призрачно-метущееся свечение.

Фрам, видя людей, задравших вверх головы, искал глазами пролетающих гусей и уток. Но их не было.

Скоро и полярные сияния перестали собирать людей на заснеженной палубе. Фрам думал, что люди утратили былое любопытство или боялись режущего ветра, налетавшего с каменистого острова. На самом же деле их свалила цинга. Они почти не двигались, почти не ели — зубы шатались, десны кровоточили.

Хуже всего, что заболел и хозяин. Когда после двухнедельного перерыва он вышел на палубу и взял Фрама в каюту, сердце Фрама почуяло какую-то перемену. Изменился голос — стал тише и глуше, и рука не так уверенно и сильно трепала холку, покрывшуюся плотной зимней шерстью. Хозяин помышлял о медвежьей охоте. Он полагал, что свежее мясо укрепит силы больных. И, не поддаваясь ничьим уговорам, тепло оделся, взял упряжку и отправился на охоту.

Фрам видел, с каким трудом хозяин шел впереди нарты. К концу дня напали на след. Фрам, Варнак и Разбойник настигли зверя. Хозяин не скоро приблизился на выстрел. Целился долго, ранил медведя, но тот добежал до полыньи, нырнул в нее и не вынырнул.

Лайки, урча, вылизали на снегу пятна крови, прихваченные морозом…

Возвращались ни с чем. Хозяин идти уже не мог — сел в нарту…

На «Святом Фоке» воцарилось уныние. Стали дохнуть архангельские собаки, не привыкшие к испытаниям и суровым передрягам. Околела Тюлька. Линник вынес ее из клетки — жалкую, маленькую, с провисшей головой. Теперь и хвост ее не казался таким пышным, как прежде…

Хозяин стоял на палубе в полушубке с поднятым воротником, в низко надвинутой на лоб меховой шапке. Проводив глазами удаляющегося Линника, он мрачно сказал Фраму:

— Дохнут твои родичи, не хотят идти со мной к полюсу.

Фрам навострил уши. Последнее время все чаще слышалось слово «полюс». Что оно значит? Может быть, оно слаще медвежьего мяса, горячее медвежьей крови?

Фрам не знал ни цвета, ни вкуса, ни запаха этого слова, но из уважения к хозяину вильнул хвостом. Ведь бывает так и среди людей — они кивают, хотя не все понятно в речи собеседника. Просто не хочется показаться несведущим или прервать вопросом плавную беседу.

Загрузка...