Вернуть мужа. Стратегия и Тактика.

Глава 12. Настоящее. Среда, полдень.

"Все пройдет!" - сказал Разум.

"Все раны исчезнут!" - прошептало Сердце.

"Начнем жить заново!" - улыбнулась Душа.

"Ну-ну", - усмехнулась Память.

Мудрая мысль из Интернета

Человеку обязательно отдохнуть надо.

Человек всё-таки не курица.

Курица - та может действительно в отпусках не нуждается.

А человеку без отпуска немыслимо.

Михаил Зощенко "Чудный отдых"

- Варя! Как ты себя чувствуешь? - беспокойство в Сашкином голосе ощущается, но не трогает. Меня вообще ничего не трогает из-за чудовищной головной боли. Сильной, давящей, тошнотворной. Еле-еле открываю глаза. Бледная, какая-то помятая Сашка сидит на моей постели и гладит меня по плечу.

- Уйди! - стону я, натягивая на голову одеяло.

- Я тебе таблетку принесла, - сообщает мне Сашка и тянет одеяло с головы. - Надо выпить, Лерка велела.

Лерка - врач-педиатр. Надо слушаться, но сил нет. Нет их и у Сашки, которая, устав со мной бороться, ложится рядом.

Лерка находит нас, стонущих и лежащих в позе эмбриона спиной друг к другу.

- Надо умыться и выпить лекарство, - ласково говорит она нам. Вот как она может быть такой невероятно свежей после вчерашнего?

- Ты не пила? - обвиняюще спрашиваю, точнее констатирую я.

- Пила. Пару глотков, - отвечает, улыбаясь, подруга. - Я с алкоголем не дружу, вы знаете.

- А мы, блин, свои в доску, - огрызается Сашка, ее тоже раздражает Леркина красота и свежесть. Вру. Только свежесть. К красоте мы давно привыкли.

- Выпейте, станет легче, - уговаривает Лерка. - Алкоголички вы мои.

Чтобы привести нас в чувство, понадобился почти час. Мила и Анна уехали "болеть" домой на такси. Умывшиеся, почти избавившиеся от головной боли, мы сидим на веранде, греясь в нежных лучах августовского солнца, и пьем зеленый час с лимоном. Мысль о еде вызывает отвращение.

- Вот дуры-то! - стенает Сашка. - И чего напились?

- Ну, вчера казалось, что это хорошая мысль, что есть повод, - мямлю я, с наслаждением отхлебывая горячую жидкость.

- Кстати, о поводе, - оживляется Сашка, гораздо быстрее меня пришедшая в форму. - Что ты теперь будешь делать? Твои же тараканы так быстро не успокоятся.

Да дались вам всем мои тараканы! Вот они, живы-здоровы! Сидят себе тихонечко по углам, маются головной болью. Головы обмотаны горячими мокрыми полотенцами, как у нас с Сашкой. Все шесть лапок в тазике с горячей водой.

- Ты же что-то задумала?! - подозревает меня Лерка.

Ничего такого мы с тараканами не задумали. Нам бы не сдохнуть, и то хорошо.

- Как тебя оставить? - волнуется Сашка. - Лерке на работу во вторую, ей ехать надо. У меня отпуск с этого понедельника, но надо Ваньку проведать. Он у моих в гостях.

- А Мышильда где? - оживляюсь я, начиная волноваться.

- О! Эта дрыхнет. Не смогли поднять, - сообщает Лерка. - Пусть спит, молодая еще, неопытная.

- Можно подумать, мы гуру винопития, - ворчу я, тихо смеясь. Так тепло мне от того, что день солнечный, что девчонки со мной, что Мышильда рядом, хоть и спит беспробудно. И кажется, что всегда будет так спокойно, хорошо. Что время остановилось и дало мне передышку. Отдых. Отпуск от проблем и бед.

Да. Мне надо отдохнуть. А если куда-нибудь поехать? Видимо, последнее я произношу вслух, потому что Сашка оживляется и как-то огорчается одновременно:

- Одной? - спрашивает она. - Без...

- Без! - отрезаю я, ставя пустую чашку на стол. - Могу с тобой, с Мышильдой. Могу с Анной или Милой. Они все равно свободные художники. Но лучше одна. Мне отдохнуть надо от мыслей, от решений. Они меня дерут на части.

Через час, оставив попытку разбудить Мышильду, девчонки уезжают в город, взяв с меня слово: во-первых, никуда не уезжать с дачи, во-вторых, все время быть с телефоном, в-третьих, ничего не решать и дождаться их в завтрашнему вечеру. Обещаю все и сразу. Сейчас мне хочется забраться в постель с книгой и отключиться от внешнего мира.

Беру с этажерки первую попавшуюся книгу. Это сборник современной поэзии о любви. Ложусь на диван, задираю босые ноги к потолку. Решаю погадать на ситуацию: задаю себе вопрос "Что теперь делать?" и загадываю страницу. И это оказывается Вероника Тушнова:

Надо верными оставаться,

До могилы любовь неся,

Надо вовремя расставаться,

Если верными быть нельзя.

Ко мне приползает сестра, ложится рядом. Мы крепко обнимаемся.

Пусть вовек такого не будет,

Но кто знает, что суждено?

Так не будет, но все мы люди...

Все равно - запомни одно:

Мышильда забирает у меня из рук книжку и тихим полудетским шепотом дочитывает стихотворение вслух:

Я не буду тобою брошена,

Лгать не станешь мне, как врагу.

Мы расстанемся как положено,-

Я сама тебе помогу.

Мы долго молчим. Машка листает странички, перечитывая давно знакомое.

- Зачем такое выбрала! - ругает она меня, ворча, как заботливая няня.

- Я не выбирала, я загадала, - огорченно отвечаю я.

- Глупости это! - тут же спорит сестра. - Если по медицинскому справочнику гадать, что получится? Тебе почти тридцать, а ты в глупости веришь. Ты внушаемая!

Да. Внушаемая. Надо выполнить задание Михаила Ароновича - и я свободна! Я, наконец, решаюсь погрузиться в то, что когда-то приносило мне радость, а теперь царапало острым скребком. Таким, какой был у Мышильды, специальным, предназначенным для соскабливания краски с холста. Чтобы перерисовать, надо соскоблить.

Четырнадцать лет назад

После волнительных событий на заброшенной фабрике что-то неуловимо изменилось в моих отношениях с Максимом. Я сотни раз прокручивала в памяти, как он держал меня за руку, как мы считали синичек и как... он не пошел меня провожать один, а организовал общие проводы девочек мальчиками.

Я стала ловить на себе его задумчивый взгляд, который я расшифровать не могла. Он не делал никаких попыток сблизиться, но я что-то ощущала. Мы по-прежнему гуляли нашей веселой большой компанией, если позволяло время. Все-таки месяц до экзаменов остался, девятый класс. Вовка, как всегда, был вхож в бабушкин дом. И мы все свободное время проводили вместе. Добираясь от школы до дома бабы Лизы в сопровождении Вовки (это ж другой конец нашего большого города!), я мечтала, чтобы на месте Вовки был Максим. Мы пересаживались с троллейбуса на автобус, Вовка пропихивал меня к окну и садился рядом. Его врожденный оптимизм и легкий характер делали свое дело: обычно я так громко смеялась над его шутками, что нам делали замечания другие пассажиры. Иногда, глядя в окно, я представляла себе, о чем бы мы разговаривали с Максимом, но ничего не могла придумать.

Утром я ехала в школу одна. Это время я тратила или на чтение, или на мысли о ней, моей великой любви. Я нарекла ее великой, потому что знала, что не разлюблю, что он - единственный и что я, несмотря ни на что, счастлива. Потому что он есть. Просто есть. Наверное, нам просто надо подрасти. Наверное, мы еще недостаточно взрослые, как говорила мне бабушка в минуты моего острого отчаяния и ощущения безнадежности, когда я страдала по всем законам жанра: лежала лицом вниз и отказывалась есть. Честно говоря, такое бывало редко и хватало меня ненадолго. Никогда не понимала подобных сцен в любовной литературе. Куда ж энергию девать, когда лежать не хочется?

В этот самый обычный майский день произошло чудо. Как у Шварца, самое обыкновенное.

После уроков мы лениво сидели в парке на лавочке и не торопились расходиться. Как придешь домой, сразу уроки придется делать. Погода баловала. Мы сняли куртки и плащи и ждали Сашку. Она прибежала из школы в парк возбужденная, радостно защебетала:

- Возвращаемся. Будет майский бал. Приглашают суворовцы. Зоя Львовна сказала, что от нашего класса пять пар и еще пять девочек-одиночек, без пары, это для суворовцев. Так что есть возможность выбрать пару.

Каждый год Суворовское училище, находящееся недалеко от нашей школы, устраивало весенний бал. О! Мы впервые примем в нем участие как старшеклассники.

Мы с девчонками отбежали на другую лавочку и стали шептаться, гадая, что для нас лучше, пойти на бал со своими кавалерами или заявиться на "свободную принцессу".

- Тебя суворовцам отдавать нельзя! - строго сказала Сашка Лерке. - Передерутся до губвахты.

- Да, - тут же согласилась я. Такую красоту надо охранять. Для всеобщего спокойствия.

- А как выбирать? - замирая от предвкушения, поинтересовалась я. - И кто выбирает? Дама или кавалер?

- В прошлом году сначала опрос был у старшаков, а потом как-то те, кто не сговорился, договаривались.

Я тут же размечталась, думаю, понятно о чем, вернее, о ком. К нашей лавке подскочил Вовка и, схватив меня за руку, начал паясничать:

- Не откажите, о прекрасная Варвара, свет очей моих, стать моей спутницей!

Я растерялась. Смотрела на его кудрявую склоненную голову и молчала. Игорь предложил:

- Давайте вместе со всеми сначала в опросе поучаствуем, а потом посмотрим, что получится. Вдруг какие совпадения обнаружатся, - хитро улыбнулся Игорь, словно знал какую-то тайну. Надеюсь, не мою.

Мы вернулись в школу и, получив от Зои Львовны одинаковые листочки, уселись за парты. Кроме нас было еще человек десять одноклассников, в основном, одноклассниц. То, что казалось веселой шуткой, вдруг оказалось серьезным и страшным делом. Как же сейчас честно написать, с кем я хочу пойти на бал?

Наконец, решившись, я дрожащей левой рукой вывела "Максим Быстров".

- Александра, - обратилась к Сашке классная руководительница. - Посмотри, пожалуйста,

есть ли совпадения. Мне отойти надо на пару минут. Может, как люди взрослые, вы уж сами до конца разберетесь? Я приду - все пары готовы?

- Справимся! - энергично заверила ее Сашка.

Она с важным видом уселась за стол учителя, позвав Лерку себе помогать. Я сидела за партой, изо всех сил изображая полное равнодушие к происходящему и в сотый раз разглядывая на стенах портреты великих писателей прошлого. Гоголь усмехался, Тургенев меня жалел, а вот Толстой смотрел сурово, строго и что-то подозревал. Сосредоточилась на Чехове. Его умные глаза поблескивали мягким юмором через стеклышки пенсне. Еще немного - и он мне подмигнет.

Но подмигнула мне Лерка, когда Сашка, взяв два верхних листочка, хмыкнула и положила их рядом:

- Та-а-ак, - важно протянула Сашка, выпендриваясь перед нам. - Одна пара есть: Дымова и... (Зараза! Чего медлит?) Быстров!

Господи! Он написал мое имя! Сам! Мое! Остальное я плохо помню. Покраснев, я продолжала играть в гляделки с Чеховым. Сашка с Леркой раскладывали листочки. По-моему, определилось еще две пары. А у моих друзей совпадений не было.

- А вы кого написали? Не наших разве? - прошептала я Лерке на ухо, когда девчонки подсели ко мне.

- Наших, - как-то странно на меня глядя, ответила Лерка, тоже шепотом.

Сашка выглядела растерянной, что с ней бывало чрезвычайно редко:

- Ладно! - медленно протянула она. - Теперь давайте без экстрима. Я с Вовкой. Лерка с Игорем. Или наоборот.

- Можно и наоборот. Можно без наоборотов, - вяло пошутил чем-то огорченный Игорь. Мы вышли из школы и снова оказались на скамейке в парке. Оглушенная, раздавленная счастьем, я никак не могла вернуть природный цвет лица. Оно пылало, как у больного лихорадкой. Встретилась взглядом с Вовкой. Он грустно улыбнулся мне, но ничего не сказал.

Максим сел рядом со мной на скамейку:

- Я провожу? - вдруг спросил он. И я охнула от восторга и неожиданности.

Я впервые ехала домой с Максимом, представляя себе, что этот троллейбус и не троллейбус вовсе. А например, свадебный лимузин. Мы оба молчали. Но я бы выдавила из себя звуки речи, только ошпарившись кипятком.

Это было так прекрасно. Молчать с Максимом. Он смотрел на меня не отрываясь. Когда мы пересели в автобус, Максим взял меня за руку и больше не отпускал. Совсем. Потом он стал поглаживать мою ладошку большим пальцем, вызывая рой мурашек. Мурашки носились по моему телу, вызывая истерику счастья. Я захихикала, а он посмотрел на меня так, словно я сказала что-то необычайно важное и умное.

У бабушкиного подъезда Максим остановился.

- Зайдешь? Бабушка любит гостей, - пропищала я, страшно боясь, что он вот сейчас уже уйдет.

Он ничего не ответил, но отрицательно покачал головой. Поднял мою левую ладошку к лицу (рук мы не расцепили и выйдя из автобуса) и прижал к своим мягким губам.

Когда на следующий день, не спавшая всю ночь и плохо соображающая, заново родившаяся, Варвара Дымова пришла в школу и спросила подруг, кого же они написали, то услышала:

- Неважно, какая разница...

- А парни кого? - не унималась я, ощущая прилив любопытства.

Лерка с Сашкой удивленно уставились на меня, но ничего не ответили.

- Да я никому не скажу, - клялась я.

- Неважно, - растерянно повторилась Сашка и с недоумением посмотрела на Лерку.

- Да уж, - глубокомысленно подтвердила Лерка ее недоумение.

- Издеваетесь? - совершенно не обидевшись, спросила я.

- Мы? Нет! - заверили они таким тоном, словно издеваюсь над ними я.

- Мы с Максимом, возможно, пара, - прошептала я.

- Мы поняли, - прошептали они в ответ.

- Вот было бы здорово, если бы у нас по-настоящему получилось три пары. Не для бала, а по жизни, - размечталась я.

- Не понимает, - констатировала Лерка.

- Абсолютно, - согласилась Сашка.

- Чего я не понимаю? - обиделась я на подруг.

Сашка хотела что-то сказать, но Лерка дернула ее за рукав и закатила глаза. Сашка вздохнула и промолчала.

К нам подошел Максим, взял меня за руку и повел к окну. Мы смотрели на школьный двор и крепко держались за руки.

- Провожу? - одними губами спросил Максим.

Я закивала энергично, как мопсик на передней панели папиной машины.

Настоящее. Среда, день.

Мышильда толкнула меня, почти заснувшую, в бок.

- Больно! - завопила я, толкая ее в ответ.

- Смотри, как гадать надо! - поучала меня сестра, хлопая по странице сборника. - Надо было выбирать Рождественского:

За тобой

через года

иду,

не колеблясь.

Если ты -

провода,

я -

троллейбус.

Ухвачусь за провода

руками долгими,

буду жить

всегда-всегда

твоими токами.

Слышу я:

«Откажись!

Пойми

разумом:

неужели это жизнь -

быть привязанным?!

Неужели в этом есть

своя логика?!

Ой, гляди -

надоест!

Будет плохо».

Ладно!

Пусть своё

гнут -

врут расцвеченно.

С ними я

на пять минут,

с тобой -

вечно!