Вернувшийся к ответу

Глава седьмая

Поезд номер пять «Москва – Ташкент» прибыл к станции назначения точно по расписанию. Участник – увы, не лауреат, а просто участник всесоюзного конкурса альтистов Аркадий Марков вышел на привокзальную площадь, вдохнул привычный с детства знойный воздух родного города, закинул на плечо сумку с немудрящими пожитками и столичными подарками и на своих двоих отправился домой. Трамваи и автобусы по раннему предрассветному времени еще не ходили, о такси ему и мысль в голову не приходила, а пройтись по любимому Ташкенту каких-нибудь полчаса-сорок минут – никаких проблем.

На последнем курсе музучилища Аркадий поменял специализацию – переключился со скрипки на альт. Долгое врем альт называли «скрипкой неудачников». Если про музыкантов сочиняли анекдоты, то альтисты в них всегда выглядели ленивыми тугодумами. Но Аркадию на эти анекдоты и подначки было наплевать. Альт, как ему представлялось, требовал куда как меньше усилий, чем скрипка, и, следовательно, оставлял больше свободного времени для газетных дел.

Новоявленный альтист Марков на конкурс в Москву отправился, провалился с треском, да иначе и быть не могло – на новом инструменте он играл без году неделю, на что тут было рассчитывать. Впрочем, провал на конкурсе струнников музыканта Маркова ничуть не огорчил, мысли его были заняты совершенно иным…

Около пяти утра он заявился домой и, конечно же, всех разбудил. Семейство собралось в палисаднике, баба Сима затеяла любимому внучеку яишню жарить; Аркаша достал из сумки традиционные подарки, без которых ни один периферийный житель из столицы не возвращается – конфеты «Лимонные дольки», сыр, сырокопченую колбасу. В тот самый момент, когда Аркадий делился своими впечатлениями о Третьяковке, раздался страшный гул. Нет, не так. Сначала жутко завыли собаки. Потом раздался этот леденящий душу гул, шедший откуда-то из-под земли, в воздух поднялись клубы желтой пыли, и, когда пыльный столб осел, Марковы увидели, что их комнатушки большой нет. На ее месте высилась груда кирпичей, а над этой грудой нелепо раскачивался вишневого цвета абажур с бахромой, который висел у них под потолком.

Стрелки всех городских часов замерли на цифрах 5 – маленькая и 25 – большая. Страшное, силой больше девяти баллов, землетрясение, разрушившее полгорода и унесшее сотни жизней, произошло в Ташкенте 26 апреля в 5 часов 25 минут, когда огромный миллионный город едва начинал просыпаться. Если бы Аркадий в то утро не приехал из Москвы и семья по этому поводу не собралась в палисаднике, вряд ли бы из них кто-то остался в живых.

Соседи собрались в центре двора. То, что большинство женщин были в ночных сорочках, а мужчины – в «семейных» трусах, – никого не смущало. Вид у всех был понурый – в Безымянном дворе не уцелело ни единой комнаты, хотя жилище Марковых пострадало больше всех. Просто чудо, что никто не погиб, хотя у многих были ушибы, ссадины, кровоподтеки, которые тут же, во дворе, промывали, перевязывали. Внезапно раздался чей-то смех, а через минуту хохотал уже весь двор. Один из соседей, выскакивая из дома, успел схватить… телевизор. Устроив его на общем столе посередине двора, сосед уселся напротив и тупо уставился в экран.

– Миша, шо там показывают? – спросил его кто-то из соседей, что и вызвало общий смех.

Потом сообща отправились осматривать жилище Марковых, вернее то, что еще несколько минут назад было комнатой, а теперь – кирпичной грудой. Так же сообща пытались разбирать завалы, чтобы спасти документы, кое-что из одежонки раздобыть – но какое там! В этом кирпично-песочном месиве ничего не уцелело. Как-то отрешенно Аркашка вспомнил, что в углу комнаты он, уезжая, пристроил футляр со скрипкой. И хотя он на ней уже давно не играл, ему отчего-то стало жалко именно скрипку, которая вряд ли уцелела.

***

Посередине улицы «Двенадцать тополей» поставили огромные солдатские палатки. В полуразрушенных домах людям жить было запрещено – синоптики предупреждали, что возможно повторение подземных толчков, и они действительно продолжались. Самым популярным человеком в городе стал никому доселе неизвестный скромный кандидат наук Валентин Иванович Уломов, начальник местной сейсмологической станции. Его выступления по телевидению все ждали с таким же напряжением, как в годы войны – сводки Совинформбюро.

Подземные толчки продолжались, и журналисты на крыше сейсмостанции установили круглосуточный пост. Кто-то из газетчиков водрузил на сейсмостанции плакат: «Трясемся, но не сдаемся». Один раз Маркову удалось уговорить Раю, чтобы на ночное дежурство к Уломову отправили именно его. Валентин Иванович оказался человеком простым и общительным, он доступно рассказал Аркашке про характер подземных толчков, и тот потом написал довольно толковый материал.

У него вообще теперь была совсем иная жизнь. Сверстники разъехались – все пионерские лагеря Советского Союза, всякие там санатории и здравницы без ограничений принимали детей Ташкента. А в сам разрушенный землетрясением город потянулись бесконечные эшелоны со стройматериалами.

Приехавший в те дни на гастроли в СССР югославский певец Джордже Марьянович захотел непременно дать концерт в Ташкенте, сбор от которого передал на строительство города. Ему написали немудрящий куплет на мотив популярной тогда песенки, который он к полнейшему восторгу зрителей по многу раз исполнял на бис:

«Полшестого утра город спал, как всегда.

Вдруг в Ташкенте случилось несчастье.

Объявил Левитан, что в стране непокой,

Что Ташкент развалился на части».

А дальше следовал припев:

«Что это? Что это?

Месится цемент.

Это строится красавец –

Молодой Ташкент».

На заседании Политбюро ЦК КПСС было принято решено на примере узбекской столицы продемонстрировать всему миру крепкую и нерушимую дружбу советских народов. Может быть, и даже наверняка, идея носила чисто пропагандистский и идеологический характер. И что с того? В невероятные, фантастически короткие сроки на месте разрушенного Ташкента был по сути построен новый, суперсовременный город. Лучшие архитекторы страны считали за честь представить здесь свои самые смелые проекты жилых домов и общественных зданий.

Сработала и поистине гениальная идея «хозяина республики» – Шарафа Рашидова. Он официально заявил, что каждому приезжему строителю, который захочет остаться в Ташкенте, в строящемся им доме будет предоставлена квартира. При условии, что человек будет продолжать трудиться на стройке. Вместе с оборудованием и стройматериалами, привлеченные возможностью обзавестись собственным жильем, в узбекскую столицу хлынули полчища молодых строителей, так что в рабочей силе недостатка не ощущалось.

Утром, наспех проглотив какое-нибудь подобие завтрака, Аркадий мчался в редакцию. Получив очередное задание, отправлялся разыскивать то или иное СУ – стройуправление – или СМУ – строительно-монтажное управление. На уговоры хоть на пару неделек поехать куда-нибудь к морю – когда еще такая возможность представится? – он только отмахивался. Его заметки, пока еще небольшие репортажи, интервью появлялись теперь на страницах молодежной газеты чуть ли ни ежедневно. От переходных и даже выпускных экзаменов школьники Ташкента в тот год были освобождены, так что ему просто пришлось каким-то из дней выкроить пару часиков, заехать в училище и получить диплом об окончании.

***

Следовало подумать о поступлении в вуз. Он хотел поступать на филфак, но с его более чем «скромными» оценками шансов на поступление в университет было немного. Так что оставалась консерватория.

Рая Могилевская его утешала:

– Журналист – это прежде всего эрудированный, широко образованный человек. Вовсе не обязательно обучаться литературе, чтобы уметь писать. Ты посмотри, сколько прекрасных писателей среди врачей – Чехов, Аксенов… Кстати, подающая надежды наша землячка Дана Рудина, она же тоже в консерватории учится. А какие прекрасные пишет рассказы…

Данку Рудину Аркашка знал прекрасно. Эта нескладная длинноногая девчонка в вечных ситцевых платьях со своими рукописями обивала пороги всех газет, а потом ее рассказ напечатал журнал «Юность» и каждому, кто хоть что-нибудь смыслил в литературе, стало ясно, что на писательском небосклоне зажглась если пока еще и не звезда, то очень яркая звездочка.

Дана закончила то же музыкальное училище, что и Аркадий, только на год раньше, и теперь уже перешла на второй курс консерватории. Когда он сдавал документы, то встретил ее в приемной комиссии. На его сомнения Рудина лишь рукой махнула:

– Правильно тебе твоя Могилевская говорит. Какая разница, диплом какого вуза у тебя будет, главное в нашей стране – это «корочки». Тебе что, кто-то запрещает сотрудничать с газетой или рассказы писать? Кончай, Аркашка, дурью маяться. Надо поступить, все остальное потом приложится.