Верный пламени

11. О единстве душ

Люси полночи не спала, полируя рифмы. Важность завтрашнего дня довлела над ней. Было волнительно и боязно: а вдруг плохо примут? Вдруг освистают? Вдруг заикание вернётся?

Эдвил услал её в кровать, объясняя тем, что она «же хотела спать под кровом, так чего не спится»? Люси лежала с Иви в ногах и, накрывшись с головой, досочиняла строчки. Эдвил отдыхал странно. Он ложился и не мигая смотрел в небо — на природе, а в помещании не сводил цепкого взора с камина. Люси, отгибая краешек одеяла, видела его озаренное печным жаром тонкое лицо и глаза, словно заклинающие пламя. Оно, поселившееся внутри его зрачков, замыкалось само на себе, и это выглядело чарующе. Люси не могла не признать, что её спаситель с каждым днём, проведённым совместно, становится для неё всё более хорош собой. Эд же тянулся к Люси, хотя, как ей казалось поначалу, просто совершил милость, прихватив её с собой. Она не могла не чувствовать к нему благодарности. Эд был прав. Раньше Люси принадлежала королевскому двору, прихотям мужчин и кухне с ворчащей матерью, а ныне… ей принадлежал весь мир. Его чудеса и облака. Его дикие цветы, ветры, улыбки, полные зерна колосья и голос. Её голос, чистый и звучный, который она не привыкла слышать так часто. И её стихи на собственном языке. Сказать о том, что ей принадлежал и Эд с его фокусами она не могла, но всё чаще ей хотелось так думать. Ей хотелось этого. Его. Пламя Эда кружило голову и волновало глубже места, предназначенного ангелами, как клеть души. Придворные матроны говорили, что там, ниже, таились бесы. Люси не переживала ничего подобного ранее, и строчки её, в прошлом шедшие от разума, теперь пелись от сердца.

Ты сводишь меня с ума.

Эд, внимавший треску поленьев в камине, в этот миг заискрился смешком с пола. Люси постаралась отринуть мысли и уснуть.

Они добрались до Готвилля к часу Рака. Небольшой городишко ремесленников и сталеваров раскинул свои строения вдоль глубокой долины в кольце гор. Над городом висела угольная дымка. Престол ангелов звенел колоколами. Эдвил раздул ноздри, вбирая пропитанный копотью фабрик воздух города, и прядал, как единорог, попавший в чащу, полную львов. Люси вопросительно взглянула на спутника, Эд же ответил ей полными предвкушения словами:

— А вот тут мы выступим, Элли. Твоё творение готово?

— Готово, — сказала Люси, мысленно решив ни за что не читать то, что она сложила ночью. Слишком личное. Но у неё было заготовлено много других стихов, которые она не так стыдилась рассказать прилюдно. Эдвил внимательно посмотрел на неё, слегка хмурясь, но кивнул.

— Что я должна делать? — Люси растерялась на оживлённой площади среди снующих по делам людей.

— Не бойся. И говори от души. Весь секрет. А я свершу остальное. Так какой стих ты выбрала?

Люси знала, чем его удивить. Эти строки она писала дома, снежной бурей, когда мир казался белым, как неначатый лист, и вдохновение управляло рукой Люси точно десницы ангелов. Сердце облилось страхом, когда она выступила вперед — никто не заметил этого крохотного шага, но Люси всколыхнула лёд их отчуждения.

Всегда важно начать. Даже если тебя никто не ждёт. Всегда важно показать, что ты есть.

— Я жива, — продекламировала Люси, от страха распаляясь изнутри. Голос словно был и не её, но рвался наружу из горла. Странное ощущение! Странное, будоражащее, но приятное. — Я все ещё на плаву. Не камень и не трава. Я все ещё наяву. Я дышу. Закваскою на крови. Не белой метели шум, не вычтенный индивид. — Люси внезапно почувствовала небывалую лёгкость, точно если бы её подхватывали под мышки сильные руки и несли над площадью. Секунда — и Люси полетела. Огромных сил стоило не остановить чтение, но Люси поняла, что это и есть поддержка Эдвила. Она парила над площадью, пока торопыги останавливались, забыв, куда шли, и вставали смотреть на девушку-ангела. — Не вино. Не марево, и не дым. И в клети бесснежных снов я бьюсь соловьем немым.

«Раскинь руки! Давай, Элли!» — внятно прозвенело внутри головы.

Люси послушалась, и её рукава, как в первую встречу с Эдом, замерцали золотом сполохов. Он словно одел её в оперение из огней-лезвий, какие сопровождают в грозу корабли. Люси не видела сама, но читала об этом. — Я огонь, воспрявший из немоты! Я знак, я тяну ладонь — гори же со мной и ты! — ликуя, докончила Люси стихотворение и мягко, пушинкой, спустилась на мостовую.

Толпа захлопала. Люси, не веря в успех, сперва смотрела на людей тревожно, а потом заулыбалась. Им понравилось. Эдвил проделал знак рукой в разогретом воздухе, и на этом месте вырос и раскрылся дивный цветок. Люси поняла, какое стихотворение должно быть следующим.

— Белая роза в моих руках. Будут ли ангелы благосклонны к тем, кто выходит из рам оконных, к тем, кто качается на крюках? Пасть так легко, а сложней — восстать. Этим безжизненным, белым шелком ткань лепестков заменить — а толку? Розы тряпичной невечна стать. Может быть, тем и силен предел. Быть настоящим — и стыд, и вызов. Если готов — попрошу к карнизу, вроде бы кто-то один взлетел. Кажется где-то сорвался крюк… Жизнь — не такой уж удачный выбор, если подумать. Вот ты и выбыл. Роза тебе на могилу, друг.

Люси полнилась токами, вибрациями столь мощными, что они почти разрывали её изнутри. Душа звенела зеркалом, готовым рассыпаться на тысячи осколков от красоты отражения заглянувшего в него. Если выразить переживания словами, хотя слова не в силах передать в полной мере то, что Люси испытывала в этот миг — она сияла маленьким солнцем, и едва сдерживалась, чтобы не вырасти до размаха вселенной. Эдвил был рядом и творил мистерии. Он то осыпал слушателей пылью из негорячих искр, то вил вокруг Люси дивные узоры, а в самый надрывный момент её декламации взял и разломил перед людскими глазами огромное пульсирующее сердце, и из него разлетелись рыжие горлицы.

Это был момент, о котором Люси мечтала всё детство и понимала, что он ей, косноязычной, не светит.

Но внезапно всё изменилось вместе с самой Люси и её сутью. Рядом был Эд, и он претворял желанное в действительное, а голос Люси звучал так же сильно, как бушует лесной пожар, или адепты ангелов обличают людские пороки.

Волшебник! Чародей!

Люси снова увидела невероятную силу, таящуюся в хрупком с виду теле. «Почти мальчишка» являл скрытую сторону — могучего, и как бы если не всемогущего мужчины, опытного мага. Люси была увлечена чтением стихов, и если бы не это, засмотрелась бы на Эда.

Эда!

И когда она начала звать его так? Ведь и Зальтен в детстве был для неё просто Заком, пока не начал приставать с ухаживаниями! А Эд…

Кто он? Откуда? Кто его родители? Как он обрёл силу? Почему так много недоговаривает? Люси умом понимала, что очень плохо знала Эдвила, и всё равно — её сердце отказывалось звать его иначе.

— Эд.

Он усмирил финальные образы, и те легли пожухшей листвой на площадь, а затем рассыпались искрящимся прахом.

Публика зарукоплескала, очарованная представлением. Люси видела их расплывшиеся в восторгах лица, глуповатые благодарные улыбки и то, как они щебетали между собой о «ловкости трюкачей». Эд с Люси рука об руку кланялись зрителям, и совершенное счастье цвело в её душе.

— Эд, — шепнула Люси, — спасибо.

— Спорю на что угодно, — шепотом отозвался он. — Мы не получим от них за мистерию ни единого солария.

— Почему ты так думаешь? У тебя даже шляпа не выставлена.

— Плох тот мир, в котором благодарность надо выпрашивать, — объяснил Эдвил, и на миг свет его улыбки показался Люси смертельно обжигающим. Она вздрогнула. Эд опомнился, крепче сжал её ладонь и сказал куда нежнее:

— Ты потчуешь моё пламя! Элли, это я тебе благодарен. И в знак благодарности я хочу сегодня, как стемнеет, раскрыть тебе настоящие чудеса! Ты позволишь?

Она была заинтригована и кивнула.