Раздел первый ДРЕВНИЕ ГЕРМАНЦЫ И ИХ СУРОВЫЕ БОГИ


Появление германцев на исторической арене.


В конце II века до нашей эры над Римской республикой нависла чудовищная угроза, в сравнение с которой не шли даже походы карфагенянина Ганнибала, некогда пытавшегося уничтожить Вечный город и его заносчивых граждан.

На северных границах, в Альпах, на Рейне и в Галлии объявилась несметная орда неизвестных прежде варваров. Страшные бородатые дикари носившие эту ужасную одежду, — штаны! — последовательно разгромили пять великолепно обученных профессиональных римских армий, предали огню и мечу земли кельтских племен западнее Рейна и атаковали Иберию (Испанию).

Триста тысяч отважных бойцов с женами и детьми прокатились по землям будущих Германии и Франции устрашающей лавиной крытых повозок, в сражении при Аравсионе (Оранж) 6 октября 105 г. до н.э. полегло восемьдесят тысяч легионеров и сорок тысяч обозников! Такого немыслимого разгрома Рим еще никогда не переживал. Невиданные пришельцы с северо-востока были высоки, сильны и неутомимы; их волосы оказались соломенно-светлыми, и италийцы рассказывали, будто дети варваров седы, подобно старикам.

После Аравсионской катастрофы вся Италия была открыта для вторжения, и римлян охватил ужас, какой они не испытывали со времен Пунических войн. Каждый гражданин Республики должен был встать на ее защиту. По всему побережью и всем портам Рима был разослан приказ, запрещающий садиться на корабли мужчинам моложе 25 лет. От юношей взята клятва в том, что они не покинут пределы Италии. Второй консул Публий Рутилий Руф стал спешно формировать новую, последнюю армию...

Таково было первое знакомство Рима с германцами, а именно с двумя племенами — кимвров и тевтонов, которых неведомая историкам сила вынудила покинуть ранее занятые земли в Ютландии.

Первый же натиск германцев едва не опрокинул античный мир, а пятьсот лет спустя беловолосые варварские народы поставят последнюю точку в истории величайшей империи Средиземноморья...

Республику тогда спас консул и блестящий полководец Гай Марий. В двух сражениях, при Секстиевых водах и Верцеллах, он полностью уничтожил кимврское и тевтонское воинство. Поголовно истребленное племя тевтонов навсегда исчезает из истории, однако его название остается как обобщающее для всех германских народов.

Начиная с Кимврской войны 113-101 годов до н.э. жизнь двух общностей — римской и германской, — протекала в тесном взаимодействии, далеко не всегда мирном.

Римляне были не только отличными солдатами, но и весьма любопытным народом, склонным записывать и систематизировать знания об окружающем их мире. Неудивительно, что после столь грандиозных событий римские авторы начали вплотную интересоваться новыми (и не слишком приятными, чего скрывать!) соседями.

Именно благодаря античным ученым до нас дошли интереснейшие сведения, повествующие об укладе жизни, обычаях и верованиях древних германцев. Вероятно, не все записи абсолютно достоверны, — приходится делать скидку на римский эгоцентризм и неколебимую уверенность в собственной исключительности и непогрешимости.

Тем не менее, благодаря таким титанам как Юлий Цезарь, Тацит, Плиний Старший, Гай Саллюстий или Диодор Сицилийский, не поленившимся занести на пергамент свои соображения, мы можем получить представление о варварах, которые много столетий спустя воздвигнут на развалинах Рима могучую Германию, куртуазную Францию, благородную Испанию и суровые королевства Скандинавии.


* * *

К величайшему сожалению, римские авторы ничего не рассказывают нам ни о космогонии древних германцев, ни об их воззрениях на мироустройство, ни об эсхатологии или концепции загробной жизни. Предполагается, что верования варваров обрели стройную и подробную структуру в лишь значительно позже, в богатой мифологии древних скандинавов.

В любом случае, мы попытаемся обобщить все, о чем известили нас писатели античности, и лишь затем перейти к более поздним временам — эпохе расцвета культа богов Асгарда.


* * *

Справедливости ради надо сказать, что самое первое упоминание о германских племенах встречается у древнегреческого путешественника и географа Пифея Массалийского, жившего в IV веке до н.э., и упомянувшего народ guionibus, который позднейшие римские авторы ассоциировали с гутонами или ингевонами, жившими на побережье Северного моря.

После мореплаваний Пифея, достигшего Британии, Ютландии и Балтики, целых двести лет античная литература об отдаленных северных народах не упоминает.

Вплоть до Кимврской войны римляне с германцами не контактировали, будучи отделены от них кельтскими народностями, Альпами и Дунаем. Как этнос германцы сформировались на севере Европы из индоевропейских племён, осевших в районе Ютландии, нижней Эльбы и на юге Скандинавии, а затем начавших продвижение на запад, к Рейну. Там, в I веке до н.э. они и повстречались с легионами Республики, которыми командовал Гай Юлий Цезарь.

Именно Цезарь впервые сообщает нам этнографические сведения о племенах, обитающих за рейнской границей Рима. Позднее, когда Республика была преобразована в Империю, в правление Юстиниана Августа, будущий император Тиберий совершает поход в Германию до самой Эльбы. В итоге Риму не удается закрепиться на этих землях, и легионы откатываются обратно на Рейн, где и были утверждены окончательные рубежи Империи. Именно во времена Августа наблюдается резкий всплеск интереса римлян к беспокойным и воинственным варварам.


Кровожадный бог войны


Наиболее ранние источники о верованиях древних германцев восходят не к римским авторам, а к бронзовому веку и обнаруженным в Скандинавии петроглифам (наскальным изображениям), дающим некоторое представление о предыстории германской религии. Сохранилось достаточное количество петроглифов, датирующихся средним и поздним бронзовым веком, особенно 1000-750 годами до н. э., — их можно увидеть в Норвегии (Стейнхьёр, Альта-фьорд, Тромсё) и Швеции (Танумсхед). Но, к сожалению, даже самые информативные из этих изображений многое оставляют неясным.

Исследователи предполагают, что в доисторические времена у ранне-германских племен существовал культ Богов-близнецов, распространенный у многих народов (например, Ахура Мазда и Ангра-Майнью в зороастризме или латинский миф о Ромуле и Реме). Сражающиеся на топорах боги-близнецы присутствуют на наскальных рисунках в Швеции, а обнаруженные археологами предметы, пожертвованные богам, в захоронениях бронзового века обычно парны.

Упоминается и культ Богини-матери, которую Тацит именует «Нертой», хотя это имя в поздней германо-скандинавской мифологии не фигурирует. Наконец, петроглифы изображают богов, которых можно ассоциировать с Доннаром (Тором) — мужчина с предметом похожим на топор или молот, и Вотаном (Одином), с копьем в руке. Скорее всего, это наиболее ранние рисунки будущих богов Асгарда.

Тем не менее римские источники, какими бы расплывчатыми они не были, подтверждаются археологическими данными. Однако следует помнить, что германские племена занимали колоссальные территории, многие из них были изолированы от античного мира и обобщения Тацита не всегда справедливы — безусловно, в верованиях отдельных племен существовало множество региональных или даже местных различий. Римляне же приписывают германцам некое единообразие в религии, что неверно — у ютов или батавов, живших в сотнях километров друг от друга, могли быть разные культы, пускай и объединенные общим корнем.

Все античные писатели в один голос утверждают, что война для древних германцев была совершенно естественным и привычным образом жизни. Доказательств этому предостаточно — за пятьсот лет соприкосновения Рима и германцев, войны между ним продолжались почти непрерывно, с различной интенсивностью. Во времена затишья варварские вожди предпочитали враждовать между собой. Неудивительно, что и боги германцев являлись прежде всего воинами.

Германский культ бога войны весьма тесно связан с кельтским, и это неудивительно — культурные связи между Северной и Центральной Европой поддерживались крепкие, кельтские вожди выдавали своих дочерей замуж за германских и наоборот, шла активная торговля по Рейну, Дунаю и Эльбе.

Величайшим богом-воином у германских племен являлся Тиваз (или Тив), которого позднейшие скандинавские авторы наподобие Снорри Стурлуссона именуют Тюром; причем с прошествием столетий Тиваз-Тюр уступил свою ведущую роль Вотану-Одину. Тиваз считался не только покровителем воинов, сражений и оружия, но и «законоговорителем», оберегавшим племя и охранявшим закон. Это очень хорошо видно по римским источникам, где Тиваз фигурирует под именем Mars Thingsus, то есть «Марс, глава тинга» — собрания свободных воинов, выбиравших вождя и провозглашавших законы.

Страбон, Тацит, Иордан и Прокопий Кесарийский единодушны: Тиваз был жестоким, не знающим пощады божеством. Особенно устрашали цивилизованных римлян человеческие жертвоприношения, распространенные среди многих германских народов, причем авторы заметок о германцах ничуть не преувеличивали и не пугали соотечественников выдуманными историями о «природном зверстве варваров» — их сведения полностью подтверждаются археологическими исследованиями. Тиваз требовал себе богатых жертв, о чем свидетельствует теолог и историк Павел Орозий:

«...Кимвры, захватив оба римских лагеря и огромную добычу, в ходе какого-то невиданного и неизведанного священнодействия уничтожили всё, чем овладели: одежды были порваны и выброшены, золото и серебро сброшено в реку, воинские панцири изрублены, конские фалеры искорежены, сами кони низвержены в пучину вод, а пленные повешены на деревьях... Ни победитель не насладился ничем из захваченного, ни побежденный не увидел никакого милосердия».

Остатки массовых жертвенных обрядов найдены археологами в болотах Дании и Шлезвига, колоссальные груды военной добычи обнаружены в трясинах и прудах Нюдам-Мосе, Торсбьорга и Вимозе, причем в Нюдаме жертвоприношение было одномоментным — в результате некоего, безусловно очень важного для германцев, события, в торфянике оказался внушительный набор оружия (сломанного в ходе ритуала), двадцатитрехметровая лодка и множество ценных вещей. По всей видимости, ритуал был посвящен крупной победе над врагом.

Человеческое жертвоприношение путем повешения было делом самым обычным — Тивазу посвящалось оружие и тело врага. У Страбона мы можем прочесть о том, как пленники подвешивались над огромным бронзовым чаном, горло перерезалось и кровь стекала в сосуд.

Тацит повествует о конфликте между хаттами и гермундурами, перед битвой поклявшимися пожертвовать богам войны побежденных — верх одержали гермундуры и исполнили обещание в точности. Победи хатты, их противник тоже не избежал бы аналогичной участи. Между прочим, Тацит в этом случае называет «богов войны» Марсом и Меркурием, из чего становится понятно, что подразумеваются Тиваз и Вотан.

Жертвенные животные упоминаются у всех римских писателей; в торфяных болотах вместе с подношениями в виде оружия или ценных предметов археологам постоянно встречаются черепа и копыта коров, овец и оленей. После заклания туша служила дружине ритуальной трапезой, богам же отдавали головы. Вероятно тогда и возникла центральная идея германской мифологии — погибшие герои, пирующие и сражающиеся в чертогах богов, покровительствующих войне.

В настоящий момент не разрешены два важных вопроса: когда именно Тиваз стал верховным божеством древних германцев и почему однажды его заменил Вотан (Один) — вероятно, процесс ухода Тиваза на второй план и его трансформация в Тюра начались уже после Рождества Христова, по крайней мере Вотан становится «главным» в Асгарде к эпохе падения Рима и началу Тёмных веков.

Любопытно, что Вотан не был строго специфичным «богом войны», подобно своему предшественнику. Он испил из источника мудрости, даровал людям руны и поделился с ними мёдом поэзии (правда, случайно). При этом он оставался не менее воинственным, чем Тиваз (имя «Вотан» происходит от древнегерманского корня «wut» — неистовый, бешеный. Сравним с готским «вутья» — берсерк), но и отчасти более зловещим, поскольку знался с магией и имел привычку частенько появляться среди смертных, сея распри и раздоры.

Однако, с Одином, его сыном Тором (Доннаром) и прочими богами Асгарда мы подробно познакомимся ниже, когда перейдем к «скандинавскому» разделу.


Мать-Земля и покровители плодородия

Безусловно, «элитой» древнегерманского общинно-родового строя являлись воины и жреческая каста, но существовала немаленькая прослойка земледельцев, в целом имевшая почти аналогичные права — хотя бы потому, что вернувшийся из похода дружинник вполне мог взяться за плуг, а свободный человек владевший своим хозяйством точно так же при надобности отправлялся на войну или отдавал сыновей в дружину вождя.

Дарующие жизнь и тепло сверхъестественные силы почитались не только земледельцами, каждый древний германец понимал, что без их покровительства не будет и удачной битвы — надо кормить воинов и боевых коней, семья с многими детьми не выживет без молока и приплода домашней скотины, а без веселящего дух и согревающего холодной зимой пива жизнь окажется и вовсе печальной!

Культ Нерты, о котором пишет Тацит, несомненно восходит к старейшему архетипу Богини-матери или Матери-Земли, присутствующему практически во всех древних религиях. Нерта путешествовала на колеснице, принося плодородие полям и потомство людям, внутри ее повозки присутствовали все дары земли, во время прибытия богини останавливались войны и даже железные предметы (ассоциируемые с битвой и грозными божествами, ей покровительствующими) на всякий случай прятали. Жрицы Нерты совершали объезд полей и пастбищ на ритуальной повозке, призывая урожай.

Неизвестно, как трактовать сообщенные Тацитом сведения — описанный им культ весьма напоминает ближневосточные и собственно римские культы плодородия, отлично автору известные, и, соответственно, перенесенные им на германцев. Тем не менее, слова римлянина отчасти подтверждаются археологами, обнаружившими в Ютландском болоте две церемониальные колесницы соответствующие тацитовым описаниям, а кроме того, место находки соответствовало области, о которой говорилось как о центре почитания Нерты.

Так или иначе, некий архаичный культ Богини-матери у германцев существовал, пока не был окончательно вытеснен божествами Асгарда и Ванахейма.

Ко временам упадка Рима на смену «женским» духам плодородия приходит Фрейр, сын Ньорда, причем многие исследователи отождествляют Ньорда с вышеописанной Нертой, как с более ранней ипостасью. «Смена пола» божеством вполне объяснима — пережитки матриархата в виде женщин-жриц и гадалок ранне-германских племен уходили в прошлое, женщине в родоплеменном строе отводилась все меньшая роль, а потому с течением веков Нерта вполне могла переродиться в Ньорда, исходно отвечавшего не столько за плодородие, сколько за рыболовство, охоту и мореплавание.

Абсолютно непонятно, как Фрейр занял главенствующую позицию в культе плодородия (отдельные исследователи даже полагают, что он был сыном Ньорда от Нерты), но история восхождения Фрейра скрыта в глубине веков, скорее всего, навечно. Одно можно сказать твердо: поколебать его позиции впоследствии не сумело ни одно женское божество, включая Фрейю.

Детально о Фрейре и его собратьях-ванах мы так же поговорим позднее.


Древнегерманские святилища


Публий Корнелий Тацит, в своем труде De origine et situ Germanorum, («О происхождении и местоположении германцев») сообщает:

«...Впрочем, они находят, что вследствие величия небожителей, богов невозможно ни заключить внутри стен, ни придать им какие-либо черты сходства с человеческим обликом. И они посвящают им дубравы и рощи и нарекают их именами богов; и эти святилища отмечены только их благочестием».

Великий римлянин прав: археологами не обнаружено ни единого достоверного образца древнегерманского храма периода Республики или Империи, культовые здания варвары не строили, предпочитая воздавать должное своим божественным покровителям на природе.

Множество вотивных (жертвенных, посвященных богам) захоронений оружия и ценных предметов в болотах нынешних Дании и Северной Германии доказывают, что подношения богам, зачастую очень внушительные, не складировались при капищах, а отправлялись в мир потусторонний напрямую. Что, вероятно, с точки зрения жречества было вполне разумно: извлечь посвященное Тивазу из торфяного болота невозможно — вспомним, об ограблениях египетских пирамид или древнегреческих храмов! Врагу или вору сокровища не достались бы никогда, в этом вопросе германцы были куда радикальнее «цивилизованных» народов и каста жрецов явно не стремилась к обогащению за счет подношений богам.

Одно из крупнейших вотивных захоронений в болотах (Вимосе на острове Фюн, Ютландия) скорее всего не были как либо отмечены — остатки жертвенных алтарей или деревянных фигур (которые вполне могли сохраниться в торфе) не найдены, однако известно, что сравнительно небольшое пространство болота всего лишь отделялось плетнем, и внутри этой ограды была положена основная масса предметов. Значительная часть фюнских находок относится к II и III векам нашей эры, но известно, что это место использовалось для жертвоприношений вплоть до VII века.

Мы не знаем, как выглядел сам обряд, да и римские авторы об этом умалчивают, но можно предположить, что к священному болоту приезжал военный вождь с дружиной, а собственно топь, «не земля и не вода», в верованиях древних германцев была мистична и ассоциировалась с вратами в потусторонний мир — из озера или реки можно выплыть, брошенное на их дно золото можно достать при желании, но все, что исчезает в черном омуте торфяника уже никогда не увидит свет солнца.

Существование священных рощ, вкратце упомянутое Тацитом, по-видимому вновь указывает на взаимопроникновение кельтской и германской культур, и, в частности, на знакомство германцев с друидической традицией. Особенно почитались рощи дубовые, поскольку считалось, что дуб притягивает к себе молнии, а следовательно находится под покровительством богов-громовержцев — сперва Тиваза, а после его ухода «на пенсию» Доннара-Тора. Наконец, дуб ассоциировался с одним из важнейших мифологических архетипов индоевропейцев — Мировым Древом, известном многим народам на пространстве от древнего Ирана до Галлии.

Рощи использовались и для жертвоприношений, включая человеческие. Вновь дадим слово Тациту, повествующему о союзе племен с общим названием свебы:

«...В установленный день представители всех связанных с ними по крови народностей сходятся в лес, почитаемый ими священным, поскольку в нем их предкам были даны прорицания и он издревле внушает им благочестивый трепет, и, начав с заклания человеческой жертвы, от имени всего племени торжественно отправляют жуткие таинства своего варварского обряда. Благоговение перед этою рощей проявляется у них и по-другому: никто не входит в нее иначе, как в оковах, чем подчеркивается его приниженность и бессилие перед всемогуществом божества. И если кому случится упасть, не дозволено ни поднять его, ни ему самому встать на ноги, и они выбираются из рощи, перекатываясь по земле с боку на бок. Все эти религиозные предписания связаны с представлением, что именно здесь получило начало их племя, что тут местопребывание властвующего над всеми бога и что все прочее — в его воле и ему повинуется».

Что на самом деле происходило в священных рощах неизвестно, германцы предпочитали не распространяться перед чужеземцами о своих религиозных таинствах, а если кто из римлян и побывал в лесном святилище, то явно не по своей воле и в качестве жертвы. Однако, мы можем предположить, что увидеть в священной роще сонм идолищ, коим приносились кровавые подношения, мы вряд ли смогли бы, и вот почему.

Вернемся к Тациту и его пассажу о невозможности «придать богам какие-либо черты сходства с человеческим обликом» — согласно большинству римских источников, древние германцы действительно считали, что создание статуй или любых антропоморфных изображений божественных сущностей несовместимо с потусторонней природой богов.

Действительно, первые (и до времени последние), достоверные изображения богов германского пантеона мы видим на норвежских и шведских скалах — уже обсуждавшиеся выше петроглифы бронзового века. Затем наступает перерыв почти на тысячу лет. Нет никаких следов каменных фигур или рельефов, германская религиозная скульптура появляется только в начале Темных веков, и достигает пика во времена расцвета дохристианской Скандинавии.

Но отдельные примеры деревянных священных фигур до нашего времени все-таки дошли, и мы вновь обязаны находкам болотам, а именно торяфникам в Брааке, Восточный Гольштейн. В 1946 году там были обнаружены две крупные антропоморфные фигуры, выполненные из ветвей дуба, известные как «Götterpaar von Braak», «Божественная чета из Браака».

Датируются статуи приблизительно пятым веком до нашей эры. Мужское и женское божества с сильно стилизованными половыми признаками, фигуры высотой 2,8 и 2,3 метра соответственно. Они лежали в торфе рядом с толстым слоем пепла и разбитой керамики, следами неких ритуальных действий. Идентифицировать божеств не получилось, равно и неизвестно, отчего они были захоронены в болоте; судя по всему, «Божественная чета» как-то относилась к культу плодородия и женская статуя вполне может отождествляться с неоднократно упоминавшейся Нертой. Не исключено, что по мере старения (гниения) дерева статуи теряли божественную силу и заменялись новыми, а предыдущие отправлялись в торфяник.

Это лишь догадки, ничем не подтвержденные — машины времени у нас нет, и слетать в Гольштейн двух с половиной тысячелетней давности никак не получится. Но одно мы уяснили твердо: религиозная скульптура предримского железного века у германцев существовала и была объектом поклонения. Затем, по неясным причинам, она или исчезла, или заместилась чем-то иным, предположим, перенятым у кельтов почитанием деревьев.

А классические «идолы» появляются лишь тысячелетие спустя. Общеизвестна история о гонениях на христиан готского короля Атанариха. Согласно ранневизантийскому историку Эрмию Созомену, «...Атанарих приказал Вингурику истребить христианскую веру в готских землях. <…> Вингурик торжественно провез перед шатром, который служил христианам церковью, идола на колеснице; те, кто поклонились ему, были отпущены, а оставшихся загнали в шатёр и сожгли заживо».

Впрочем, это совсем другая история и другая эпоха.


Жрецы, тотемизм, гадания


Если в ранних римских источниках встречаются упоминания о женщинах-жрицах, то затем роль женщин в религиозной жизни германцев заметно снижается. Однако, во времена расцвета Рима, женщины стояли на первых ролях в религиозной жизни варваров.

Юлий Цезарь в «Записках о Галльской войне» (I:50) упоминает о невероятно архаичном обычае свевов, согласно которому гадания и определение воли богов находилось в руках женщин — матрон (у Цезаря — «matres familiae»); что безусловно подтверждает сведения о пережитках матриархата у германцев в то время.

«...Цезарь стал спрашивать пленных, почему Ариовист уклоняется от решительного сражения; они объяснили это тем, что, по существующему у германцев обычаю, их замужние женщины объясняют на основании метания жребия и предсказаний, выгодно ли дать сражение или нет; и вот теперь они говорят, что германцам не суждено победить, если они дадут решительное сражение до новолуния».

Предоставим слово историку Страбону, современнику Цезаря. В сочинении «География», сохранившемся почти полностью, мы так же встречаемся с женщинами-жрицами:

«...Передают, что у кимвров существует такой обычай: женщин, которые участвовали с ними в походе, сопровождали седовласые жрицы-прорицательницы, одетые в белые льняные одежды, прикрепленные [на плече] застежками, подпоясанные бронзовым поясом и босые. С обнаженными мечами эти жрицы бежали через лагерь навстречу пленникам, увенчивали их венками и затем подводили к медному жертвенному сосуду вместимостью около 20 амфор; здесь находился помост, на который восходила жрица и, наклонившись над котлом, перерезала горло каждому поднятому туда пленнику. По сливаемой в сосуд крови одни жрицы совершали гадания, а другие, разрезав трупы, рассматривали внутренности жертвы и по ним предсказывали своему племени победу. Во время сражений они били в шкуры, натянутые на плетеные кузова повозок, производя этим страшный шум».

Мы не знаем, являются ли сведения Страбона полностью достоверными и не проецирует ли он известные римлянам гадания по внутренностям (гаруспиции) на германцев, однако в самом Риме антропомантия (гадания по внутренностям человека) не практиковалась со времен ранних этрусков и считалась древним и дикарским обычаем, что вполне подходило к «варварскому имиджу» германских племен. Но и обвинять Страбона в «очернении» кимвров смысла не имеет — вряд ли можно было напугать римлян, не боявшихся вида крови и привыкших к гладиаторским боям, столь откровенными подробностями.

До определенного времени женщины германцев были подчинены военному быту и воинским культам. Тацит от Цезаря и Страбона не отстает, докладывая нам, что варвары думают, будто «...в женщинах есть нечто священное и вещее (sanctum aliquid et providum), не отвергают с пренебрежением их советов и не оставляют без внимания их прорицаний» («Германия», VIII).

И далее, о некоей жрице по имени Веледа (Тацит описывает события I века н.э.): «Эта девушка из племени бруктеров пользовалась у варваров огромным влиянием, ибо германцы, которые всегда считали, будто многие женщины обладают даром прорицать будущее, теперь дошли в своем суеверии до того, что стали считать некоторых из них богинями». Обожествлена была Веледа после смерти, она умерла в Риме, где, захваченная в плен, прошла в триумфальном шествии Веспасиана.

Активное разложение общинно-родового строя у германцев началось после близкого соприкосновения с римлянами, но, разумеется, этот процесс не было одномоментным и растянулся на века. Недовольство «женским владычеством» начало проявляться уже через столетие, после Цезаря; Тацит приводит слова вождей некоторых германских племен — «...Посмотрим лучше на ретов, нориков, на другие союзные племена. Они не платят податей, с них требуют лишь доблести и солдат, а ведь это почти и есть свобода. Если уж нам приходится выбирать себе хозяев, то лучше все-таки сносить власть римских принцепсов, чем германских женщин».

В данном контексте речь идет об упомянутой выше Веледе, несомненно пользовавшейся авторитетом, перед которым склонялись и военные вожди.

Наконец, женщины-жрицы отходят на второй план, и случается это уже при жизни Тацита, то есть во II веке после Рождества. За ними остается функция гадалок и ведовство, которое считалось позорным для мужчины ремеслом. К эпохе возвышения Скандинавии «ведьмы» даже не имели права жить в общине/деревне и предпочитали отшельничать — впрочем, об этом мы поговорим в соответствующей главе.

Мужское жречество становится могущественной кастой, располагавшей авторитетом зачастую превышавшим влияние вождей племен-родов и избираемых военных вождей. Именно в руках жрецов находился суд — выступая от имени богов они могли приговаривать к смерти и к самому страшному наказанию периода общинно-родового строя, изгнанию. Под жреческим руководством находились тинги, советы свободных людей племени в период «военной демократии», когда вождем становился не самый богатый или родовитый, а более талантливый и неустрашимый воитель, делом доказавший, что достоин вести в поход дружину.

Теоретически, жрецы не были обязаны участвовать в походах и сражениях, но германцы вполне справедливо полагали, что человек слабосильный, не способный держать в руках оружие, никак не может общаться с воинственными богами и представлять их среди смертных. Жрецы участвовали в войнах наравне со всеми и вовсе не напоминали архетипических седовласых старцев с посохами и в белых одеждах — скорее, это были могучие мужчины в самом расцвете физических и духовных сил. Более того, военные вожди сами могли выполнять священнические функции — хотя бы потому, что были отмечены богами, даровавшими им удачу в бою, славу и обильную добычу.

В позднейшие времена появляются сведения о несменяемости жрецов — допустим, в IV веке нашей эры верховный жрец племени бургундов занимал должность пожизненно, и сместить его было нельзя. Он был неподсуден, тогда как король бургундов нес ответственность перед племенем не только за военные неудачи, но и за провалы в хозяйственной жизни, например за неурожай; в подобных случаях его смещали и избирали нового (Аммиан Марцеллин. История, XXVIII, 14). В этом можно усмотреть элемент теократии, т.н. «священного вождя», чья персона была мистически связана с силами природы, и, автоматически, с благополучной жизнью племени.

Вернемся, однако, в эпоху Цезаря и коснемся такого невероятно архаичного пережитка как тотемизм, сохранившегося у германцев, самое раннее, со времен неолита.

Следы поклонения тотему сохраняются, во-первых, в названиях отдельных родов — херуски от heruz (молодые олени), эбуроны — от eber (вепрь), что подразумевает культ первопредка, от которого произошли эти племена. Во-вторых, наблюдалось почитание священных животных (позднее, они превратились в постоянных спутников богов Асгарда и Ванахейма — волк и ворон у Одина, кошки у Фрейи, козлы у Тора и т.д.); отчетливый след тотемизма прослеживается и именах перволюдей древнескандинавской мифологии — Аск и Эмбла, «ясень и ива».

То же самое относится и к древнегерманскому руническому алфавиту, «старшему футарку» известному римлянам ориентировочно с I века нашей эры. В таких рунах как Iwaz (тис), Berkana (береза), Algiz (лось), Uruz (зубр) мы видим отголоски поклонения зверю или дереву, в те времена, когда единение человека с природой было абсолютным — до сих пор сохраняется традиция, отождествляющая руны с мистичным и сверхъестественным. Допустим, руна Berkana определенно связана с культом плодородия — весеннее пробуждение березы символизирует обновление жизни.

К остаткам тотемизма можно отнести и веру в воинов-берсерков (готское — «вутья»), на которых снисходит божественная «священная ярость», при этом берсерки превращались в хищных животных — медведя, волка, вепря. Превращение было не физическим, разумеется: считалось что в человека входит «дух» дикого зверя, вместе с его силой и инстинктами.

О гаданиях и предсказаниях, являвшихся очень важной частью религиозных ритуалов, мы уже упоминали, цитируя Страбона. Методик описано предостаточно, от антропомантии использовавшейся в ранние времена (кимвры), до гадания на рунах, сохранившегося, что характерно, поныне.

Вновь дадим слово Тациту, описавшему гадательные обряды в подробностях:

«...Нет никого, кто был бы проникнут такою же верою в приметы и гадания с помощью жребия, как они. Вынимают же они жребий безо всяких затей. Срубленную с плодового дерева ветку они нарезают плашками и, нанеся на них особые знаки, высыпают затем, как придется, на белоснежную ткань. После этого, если гадание производится в общественных целях, жрец племени, если частным образом, — глава семьи, вознеся молитвы богам и устремив взор в небо, трижды вынимает по одной плашке и толкует предрекаемое в соответствии с выскобленными на них заранее знаками Если оно сулит неудачу, повторный запрос о том же предмете в течение этого дня возбраняется, если, напротив, благоприятно. необходимо, чтобы предреченное, сверх того, было подтверждено и птицегаданием. Ведь и здесь также принято отыскивать предвещания по голосам и полету птиц; но лишь у германцев в обыкновении обращаться за предсказаниями и знамениями также к коням. Принадлежа всему племени, они выращиваются в тех же священных дубравах и рощах, ослепительно белые и не понуждаемые к каким-либо работам земного свойства; запряженных в священную колесницу, их сопровождают жрец с царем или вождем племени и наблюдают за их ржаньем и фырканьем. И никакому предзнаменованию нет большей веры, чем этому, и не только у простого народа, но и между знатными и между жрецами, которые считают себя служителями, а коней — посредниками богов. Существует у них и другой способ изыскивать для себя знамения, к которому они прибегают, когда хотят предузнать исход тяжелой войны. В этом случае они сталкивают в единоборстве захваченного ими в любых обстоятельствах пленника из числа тех, с кем ведется война, с каким-нибудь избранным ради этого соплеменником, и те сражаются, каждый применяя отечественное оружие. Победа того или иного воспринимается ими как предуказание будущего».


Необходимая благодарность Риму


К сожалению, тематика нашего исследования не позволяет осветить все исторические, культурные и этнографические подробности бытия древнегерманских народов, благодаря которым мы могли бы осознать, с насколько многоликим, своеобразным и таинственным микрокосмом мы столкнулись.

Достаточно вспомнить тот факт, что в отличие от кельтских племен Галлии германские племена не подверглись романизации — то есть, не переняли римскую культуру и латинский язык, не строили городов из камня подобно подданным Империи и стойко сопротивлялись попыткам экспансии Рима за Рейн. Германцы сохранили свою идентичность, не взирая на сокрушительный натиск Средиземноморской античной цивилизации.

Авторы, в данном очерке предпочли использовать исключительно римские сведения о древнегерманских племенах и археологические данные, поскольку свидетельства современников эпохи представляют наибольшую ценность, не взирая на определенную предвзятость Цезаря, Тацита, Страбона и других римлян, воспринимавших германцев через призму римской культуры и религии.

Тем не менее, античным писателям нельзя отказать в добросовестности — они отлично понимали, что их сочинения могут существенно помочь римским военным, администраторам и торговцам при общении с варварами и не стали бы вводить соотечественников в заблуждение откровенными выдумками. Неправда, вымысел, могли принести колоссальный ущерб репутации, которой граждане Рима, а особенно ученые, весьма дорожили. Это особенно хорошо заметно в отдельных пассажах, где сомнительные отрывки обязательно сопровождаются ремарками «Рассказывают, будто...», «По словам консула...», «Ходят слухи...» и так далее — чем авторы снимают с себя ответственность за достоверность изложенных сведений, записанных с чужих слов.

История германцев со временем обросла множеством домыслов, особенно это касается времен Третьего Рейха, когда была совершена довольно неулюжая попытка идеализировать и возродить древнегерманскую религию, как противовес христианству в качестве «народной веры». Появились «священные деревья и рощи», разрабатывались «старинные обряды», причем никто из нацистских «неоязычников» не имел ни малейшего представления, как таковые выглядели на самом деле две тысячи лет назад.

«Культура» подобного «неоязычества» отчасти сохраняется до сих пор. По обоснованному мнению авторов, попытки реанимации верований, ушедших в небытие многие столетия назад, да еще густо замешанных на самодеятельной эзотерике, необоснованных фантазиях, музыке Вагнера и откровенно нацистских постулатах расовой исключительности, является прямым оскорблением памяти народов, создававших самобытную культуру и мифологию, сражавшихся и умиравших ради того, чтобы остаться в истории теми, кем они на самом деле являются — сокрушителями и одновременно преемниками Великого Рима.

Рима, оставившего нам единственные достойные доверия письменные сведения о древних германцах.


Загрузка...