Весна победы

Прорыв. — Танки уходят вперед. — Темпы и еще раз темпы. — Есть плацдарм! — Жертвы Зонненбурга. — «Успехи не вскружат нам голову...»

В ночь на 14 января 1945 года в штабе армии никто не спал. Последние часы перед наступлением — томительные и тревожные. Кажется, все подготовлено, все рассчитано, все проверено, а на душе неспокойно. Взгляд невольно тянется к карте, исчерченной стрелами, и задерживается на темно-синих изображениях рубежей вражеской обороны. На пути от Вислы до Одера их семь.

Все эти преграды надо преодолеть в ходе наступления. И не только преодолеть, но совершить прорыв в установленные сроки, обеспечить ввод подвижных соединений фронта на главном направлении.

Кто из генералов и офицеров, ответственных за судьбы людей, не волновался в эти последние минуты перед наступлением? Пожалуй, таких не было. Это волнение происходило не от слабости, не от сомнения в успехе, нет. Это было волнение людей перед большим важным делом, в которое вложен ратный труд и знания тысяч красноармейцев и офицеров.

Нетрудно было понять и состояние генерала Н. Э. Берзарина. То и дело он посматривал на часы, часто курил. Обычно приветливое лицо командарма стало суровым. Приближался рассвет, но густой туман не рассеивался.

— С погодой нам явно не повезло, — сказал Берзарин с легкой досадой, — летчики работать не смогут. А я очень рассчитывал на авиационную поддержку...

— Видимость не больше трехсот — четырехсот метров, — ответил я, — и вряд ли она улучшится к полудню. Даже артиллеристам с закрытых позиций будет сложно поддерживать огнем атаку пехоты и танков...

В это время на наблюдательный пункт нашей армии прибыли Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и член Военного совета фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин. Николай Эрастович доложил о готовности армии к наступлению.

Георгий Константинович внимательно выслушал доклад и весело заметил:

— Значит, успех наступления гарантируете на двести процентов?

Все дружно заулыбались, вспомнив рекогносцировку. Напряжение как рукой сняло.

А в 8 часов 30 минут забушевал шквал артиллерийской подготовки. В одно мгновение 2,5 тысячи наших орудий, реактивных установок и минометов внезапно обрушили огонь на позиции врага. Густой туман и поднявшаяся пелена пыли и дыма от разрывов исключили возможность корректировать огонь по целям. Артиллеристы вели стрельбу только по заранее подготовленным исходным данным.

С началом огневого налета группы разграждения из саперов и пехотинцев, применяя удлиненные заряды, приступили к проделыванию проходов в минных нолях и проволочных заграждениях.

Усиленные передовые батальоны изготовились к атаке с задачей овладеть первой и второй линиями траншей, а при успешных действиях — развивать наступление в полосах своих дивизий. Главные силы соединений развернулись за ними.

На участках, где нейтральная полоса была шире 300–500 метров, передовые батальоны стали выдвигаться с началом огневого налета, а на более узких участках — через двадцать пять минут после открытия огня. Впереди подразделений шли танки-тральщики и отряды разграждения из саперов, за ними — танки KB и Т-34 и следом — стрелковые цепи. Начальный бросок пехота сделала в период самой интенсивной работы нашей артиллерии. Передовые батальоны относительно легко овладели первой траншеей, которая оказалась почти не занятой врагом, и, не задерживаясь, устремились в глубину обороны.

Как мы и рассчитывали по опыту предшествующих операций, противник ожидал, что наша артиллерия будет долго обрабатывать его передний край и несколько раз переносить огонь в глубину обороны. Поэтому действительный перенос огня он принял за ложный и не выдвинул свою пехоту со второй и третьей траншей в первую.

Уже к половине десятого наши воины захватили вторую траншею первой позиции и опорные пункты Грабув Залесьны, Выборув, Грабув Пилица, Подогродзе, Буды Августовске. Благодаря смелым и решительным действиям передовых батальонов была достигнута полная тактическая внезапность, фашисты впали в заблуждение, что создало благоприятные условия для наступления главных сил.

Один за другим командиры корпусов докладывали, что разведка боем проходит успешно. Маршал Жуков разрешил Берзарину ввести первые эшелоны корпусов на двадцать минут раньше срока, установленного плановой таблицей, и артиллерия от артподготовки перешла к поддержке наступления главных сил.

Наблюдая за развитием боевых действий, командующий фронтом с одобрением посматривал на Н. Э. Берзарина, а в отдельных случаях отдавал ему конкретные распоряжения. Маршал Жуков активно влиял на развертывание наступления 5-й ударной и ее соседей...

К 10 часам утра противник повсеместно начал отступать с первой позиции. Во время отхода гитлеровцы были смяты, обратились в бегство и понесли большие потери от огня нашей пехоты и танков. Плененный командир роты из 251-й немецкой пехотной дивизии показал, что такого натиска, решительности и ураганного огня немцы не ожидали. «Ваши солдаты, — говорил он, — ворвались к нам в траншеи прежде, чем закончилась артиллерийская подготовка. Основные потери мы понесли при отходе на линию железной дороги. Ваши солдаты вели ураганный огонь из автоматов и пулеметов. При этом моя рота из 70 человек больше 50 потеряла. Остальные разбежались и попали в плен». О панике и растерянности у врага свидетельствовали и радиоперехваты: 9.45. «Настоятельно требую заградительный огонь, противник перед 3-м взводом прорвался!», 10.15. «Русские прорвались! Немедленно закрыть прорыв! Обстановка тяжелая! Вышлите роту для закрытия прорыва. Почему нет заградительного огня?», 10.40. «Настоятельно требую подкрепления, положение тяжелое, нет никакой радиосвязи»[2].

На главном направлении успешно продвигался 26-й гвардейский корпус генерала П. А. Фирсова. Гвардейцы 94-й дивизии, которой командовал полковник Григорий Николаевич Шостацкий, к 11 часам прорвали всю глубину первой позиции, продвинулись на три километра и вплотную подошли к полотну железной дороги. На этом рубеже гитлеровцы вдруг оказали отчаянное сопротивление. Лишь к полудню наши воины отбросили их от железной дороги и вышли к восточной окраине Воска Воля.

Здесь противник располагал заранее подготовленной позицией обороны. Боска Воля была превращена в сильный опорный пункт. По ее восточной окраине проходила траншея второй позиции, а в центре деревни имелись дзоты и противотанковые орудия, которые вели сильный огонь по нашим наступающим частям.

По приказанию полковника Г. Н. Шостацкого два танковых батальона 220-й танковой бригады совместно с передовым 2-м батальоном 286-го стрелкового полка под командованием майора А. П. Рыбкина смелым маневром с севера обошли Боска Волю, продвинулись на три километра, взяли опорный пункт Буды Босковольске и вышли к третьей позиции. Гитлеровцы бросились в контратаку при поддержке десяти танков. Но наши пехотинцы и танкисты мощным огнем отбросили их к реке Пилица.

Решительный маневр танкового и стрелкового батальонов оказал настолько благоприятное влияние на дальнейший ход боя, что противник в полосе 94-й гвардейской дивизии начал поспешно отходить на отсечную позицию по северо-западному берегу Пилицы. Гвардейцы к 16 часам вышли к реке. Преследуя отходящего врага, воины 1-го батальона майора В. И. Горбунова и 3-го батальона капитана В. Д. Демченко из 283-го гвардейского полка с ходу преодолели реку по льду и закрепились на западном берегу юго-восточнее Пальчева. Полковник Г. Н. Шостацкий приказал всем частям немедленно направить главные усилия на развитие успеха этих подразделений.

Об этих событиях мне сообщил начальник политотдела 26-го гвардейского стрелкового корпуса полковник Дмитрий Иванович Андреев. Я поблагодарил его за хорошие новости и спросил:

— Вы сообщили в другие дивизии о форсировании Пилицы?

— А как же? Мои работники по телефону оповестили замполитов полков 89-й гвардейской дивизии, а «именинники» позаботились об этом сами. Кузовков доложил, что в наступающих ротах выпущены листовки-молнии с таким содержанием: «Батальоны Рыбкина, Горбунова и Демченко форсировали Пилицу. Вперед, товарищи!»

— Правильно. Это воодушевит другие подразделения. Я невольно отметил про себя оперативность политработников и коммунистов 94-й гвардейской дивизии. И в этом, конечно, была немалая заслуга начальника политотдела полковника Сергея Васильевича Кузовкова.

— Кстати, — продолжал Д. И. Андреев, — при форсировании отличилась седьмая рота старшего лейтенанта Вербина.

— Подождите, это тот самый Николай Николаевич Вербин, в роте которого я был на партсобрании?

— Совершенно верно. Мне приятно доложить, что коммунисты выполнили обещание быть первыми в бою.

— Замечательно! Расскажите-ка поподробнее.

— Когда рота вышла на лед Пилицы, противник открыл ураганный огонь. От разрывов мин и снарядов крошился лед, падали убитые и раненые. Рота залегла. Головы нельзя было поднять. И в этот момент именно члены партии увлекли за собой бойцов. Первыми поднялись ротный Вербин и взводный Храброе, а за ними коммунисты Майоров, Кремечуцкий, Виноградов и другие. Партийцы Сентюрин и Кудрявцев получили ранения, но не покинули поля боя. К девятнадцати часам рота прорвалась на западный берег в районе излучины Затар и закрепилась на плацдарме.

— Отлично! Представьте весь личный состав, всех до единого, к наградам, а Вербина — к званию Героя...

Этот небольшой плацдарм имел важное значение. Сюда вышли батальоны 286-го и 283-го стрелковых полков и начали бои за его расширение.

Однако командир 26-го гвардейского корпуса генерал-майор П. А. Фирсов, учитывая, что артиллерия отстает, приказал полковнику Г. Н. Шостацкому закрепиться на занятом рубеже и организовать переправу на плацдарм танков и самоходно-артиллерийских установок. Н. Э. Берзарин одобрил это решение.

— Молодец комдив девяносто четвертой! Молодец! Смело и умно наступают, гвардейцы! — сказал он по телефону П. А. Фирсову.

Успешно наступали и 89-я гвардейская дивизия 26-го гвардейского стрелкового корпуса, 60-я гвардейская и 416-я дивизии 32-го стрелкового, а позже и 295-я дивизия того же корпуса, введенная из второго эшелона.

Наиболее сложная обстановка создалась на правом фланге армии в полосе 9-го стрелкового корпуса. Здесь 301-я дивизия под командованием полковника В. С. Антонова быстро заняла первую и вторую траншеи, атаковала третью и подошла к опушке леса и полустанку Грабув. Но правый сосед 5-й ударной — 80-й стрелковый корпус 61-й армии — с первых же часов боя несколько отстал от 301-й дивизии. Это отставание продолжалось в течение всего дня. Полковнику Антонову пришлось два полка повернуть фронтом на север и отражать многочисленные контратаки гитлеровцев, обеспечивая правый фланг армии. Однако к вечеру дивизия вышла на правый берег Пилицы на фронте фольварк Марвенки, Бяла Гура, но переправиться через реку не смогла.

К исходу первого дня наступления войска армии, преодолевая упорное сопротивление немцев на 12-километровом фронте, прорвали главную полосу обороны — все три вражеские позиции — и продвинулись вперед на 10–14 километров. Они форсировали Пилицу, отразили 12 контратак врага, каждая силой до батальона пехоты с танками. Стремительный прорыв главной полосы обороны гитлеровцев определил дальнейший успех наступления армии.

Сумерки сгущались быстро. Тяжелый и горячий день угасал. Между тем на направлении главного удара армии враг, оставив населенные пункты Боже, Воска Воля и Буды Босковольске, начал поспешный отход на вторую полосу обороны. Мы понимали, что в этих условиях темп наступления приобретал исключительное значение. Нужно было не только сохранить, но и предельно увеличить скорость продвижения, чтобы не дать гитлеровцам организовать оборону на отсечной позиции. Командарм приказал приготовиться ночью к наступлению и начать его в 24 часа после десятиминутного огневого налета.

Войсковые саперы и приданные стрелковым корпусам инженерные части приступили к строительству дорог по льду для легкой артиллерии и гужевого транспорта. Жердями и досками они укрепили лед. Вскоре пять переправ были готовы. По ним полковая и дивизионная артиллерия вышла на левый берег Пилицы и к 23 часам заняла огневые позиции.

Точно в установленное время войска 5-й ударной после десятиминутного огневого налета возобновили наступление. В ночном бою многие наши части и подразделения добились успеха. Но мне хочется отметить особо захват мостов через Пилицу. Думаю, что даже невоенному человеку понятна роль готовых переправ в наступлении. Их значение трудно переоценить. Первый мост в ходе ночного боя захватила 301-я дивизия в районе северо-западнее Бяла Гура. Она стремительным ударом отбросила противника, который, отступая, не успел взорвать мост грузоподъемностью 20 тонн.

Второй мост был захвачен в полосе наступления 89-й гвардейской стрелковой дивизии. 270-й гвардейский полк, которым командовал полковник Е. А. Петров, с 2-м батальоном 220-й танковой бригады решительной атакой с востока во взаимодействии с 8-й ротой капитана И. К. Палилова, продвигавшейся с севера-запада, овладели населенным пунктом Буды Михайловске и в ночном бою — мостом через Пилицу. Это был замечательный успех. Ведь мост имел грузоподъемность 60 тонн! А это значит, что для тяжелых танков и самоходных установок открылся путь через реку.

Гитлеровцы подготовили мост к взрыву, но саперы старшего сержанта Ф. Е. Тарасова, действовавшие в составе 8-й роты, сумели разминировать его. Когда рота Палилова прорвалась к Пилице, сержант А. Е. Шиндер вместе с товарищами, зная, что каждую секунду мост может взлететь на воздух, бросился к быкам, где были заложены мины. Саперы подоспели вовремя — уже дымились огнепроводные шнуры. Под сильным огнем противника воины сумели предотвратить взрыв.

Захвату моста во многом способствовали внезапные и решительные действия 2-го танкового батальона под командованием майора В. А. Гнедина. Три танка Т-34 с тринадцатью десантниками на броне под покровом темноты на большой скорости врезались в колонну отходивших гитлеровцев. На переправе началась паника, образовалась пробка. Около часа на мосту и подступах к нему длился исключительно напряженный и кровопролитный бой. Почти все танкисты получили ранения, а многие десантники погибли. Схватка была настолько яростной, что людям не хватало времени для перевязки ран. Вскоре подошли основные силы 270-го гвардейского полка, и остатки фашистов бежали.

Еще один небольшой исправный мост через приток Пилицы захватила после смелого маневра 123-я армейская рота капитана З. М. Буниятова. Удерживая переправу до подхода главных сил, советские воины отразили несколько атак пехоты, которую поддерживали четыре танка. Рота Буниятова уничтожила в этот день 3 танка, около 160 гитлеровцев и взяла в плен 45 солдат и офицеров.

За смелый маневр и захват исправного моста полковнику Е. А. Петрову, майорам В. А. Гнедину и А. П. Рыбкину, капитанам З. М. Буниятову[3] и И. К. Палилову, сержантам А. Е. Шиндеру и Ф. Е. Тарасову также было присвоено звание Героя Советского Союза.

В целом наступление армии шло по плану. Большое удовлетворение мы испытывали от успешного продвижения корпуса генерала П. А. Фирсова, наступавшего на главном направлении. В два часа ночи Н. Э. Берзарин приказал комкору закрепиться на достигнутых рубежах и остаток ночи действовать только усиленными ротами от каждого полка. Остальным частям и подразделениям первого эшелона предоставлялся отдых. В 8 часов 30 минут 89-й и 94-й гвардейским дивизиям было приказано возобновить решительное наступление и к исходу дня выйти на рубеж Юзефув, Двуговоля, Гощин.

Рано утром я приехал на КП 94-й гвардейской. Командир дивизии полковник Г. Н. Шостацкий выглядел утомленным, глаза его покраснели от недосыпания. Но голос комдива при докладе звучал бодро, уверенно и даже с радостными нотками. Я поинтересовался, что сделано за ночь для обеспечения наступления.

— Мы располагали крайне ограниченным временем, — ответил Григорий Николаевич, — но основные мероприятия в полках проведены. Артиллерия, все танки и самоходно-артиллерийские установки переправлены на западный берег Пилицы, боеприпасы подвезены. Словом, теперь все в порядке...

— Снарядов хватит?

— Вполне. Служба тыла постаралась.

— А как настроение у людей?

— Самое боевое. Рвутся в бой...

— Вчера ваши гвардейцы первыми форсировали Пи-лицу. Остается пожелать, чтобы сегодня вы первыми прорвали вторую полосу обороны...

В 8 часов 30 минут после десятиминутного огневого налета всей артиллерии 26-го гвардейского корпуса дивизии его первого эшелона перешли в наступление. Понеся большие потери на второй полосе обороны, противник не смог сдержать натиск гвардейцев и начал отход на северо-запад.

Начало дня было обнадеживающим. Командарм Н. Э. Берзарин приказал для развития прорыва, преследования и окончательного разгрома гитлеровцев ввести на участке наступления 94-й гвардейской дивизии сводную группу в составе 220-й отдельной танковой бригады, 92-го полка танков-тральщиков, 396-го отдельного тяжелого самоходно-артиллерийского полка с десантом пехотинцев на этих машинах. Развивая успех, сводная группа к 15 часам перерезала шоссейную дорогу Груец — Бялобжеги, а спустя четыре часа уже вела бой за Гощин.

На правом фланге армии успешно продвигался вперед 9-й стрелковый корпус. Рано утром 301-я дивизия выдержала мощный удар гитлеровской пехоты и танков, контратаковавших при поддержке артиллерии со стороны города Варка.

Весь день шел огневой и рукопашный бой на рубеже от западного берега реки Пилица, у фольварка Марвенки, по высотам севернее Леханице, Нове-Бискупице. Четырнадцать раз, волна за волной, враг поднимался в контратаки, врываясь в боевые порядки частей дивизии. Заснеженное вначале, белое, поле боя вскоре потемнело от трупов и воронок. К 12 часам дня 1054-й стрелковый полк овладел Воля Польчевской, и в бой на плацдарме была введена 248-я стрелковая дивизия — второй эшелон 9-го стрелкового корпуса.

За успешные действия 301-й дивизии при прорыве обороны на Пилице, захват плацдарма и личное мужество полковнику В. С. Антонову, командиру 1052-го стрелкового полка полковнику А. И. Пешкову и 19 воинам дивизии было присвоено звание Героя Советского Союза.

На левом фланге армии наступала 416-я стрелковая дивизия. Во взаимодействии с другими соединениями она прорвала вражескую оборону и утром 16 января завязала бой за город Бялобжеги. Здесь в тяжелой схватке особо отличились воины 1054-го артиллерийского полка под командованием подполковника М. А. Махмудова и 1373-го стрелкового полка полковника З. М. Саидбаталова. Под натиском подразделений дивизии гитлеровцы начали покидать город. Командиры 2-й и 7-й артиллерийских батарей капитан А. С. Попов и старший лейтенант Б. Мирзоев устроили засаду и огнем орудий преградили им пути отхода. Факелами запылали 17 подбитых фашистских танков и самоходных орудий. Среди немецких солдат началась паника. Стремясь добиться перелома и дать своим войскам возможность отойти, фашистское командование бросило в бой резервы. Но даже когда «пантера» ворвалась на огневую позицию 2-й батареи, наши артиллеристы продолжали бесстрашно вести огонь прямой наводкой. У орудий, выполняя свой воинский долг, пали смертью героев ефрейтор Д. А. Дергачев и наводчик Гасан Велиев.

При прорыве обороны гитлеровцев 16 января отличился командир орудия 1054-го артиллерийского полка сержант А. А. Тяпушкин. Его расчет уничтожил три огневые точки и два дзота, затем в районе Ксаверув-Нова прямой наводкой расстрелял две пушки.

Героический расчет образцово действовал и в районе Бялобжеги, когда фашисты бросили в атаку восемь танков. Развернув орудие, сержант Тяпушкин с дистанции 200 метров подбил две вражеские машины, а остальные повернули вспять.

Однако передышка была короткой. Уже через несколько минут противник повторил атаку. Пять самоходных орудий шли с левого фланга, а три бронетранспортера — с правого. Сержант приказал быстро сменить огневую позицию, что дало возможность расчету подготовиться к отражению атаки с обоих флангов. Когда вражеская лавина была в четверти километра от батарейцев, они открыли огонь. Расчет подбил две самоходки и уничтожил бронетранспортер, а остальные машины убрались восвояси. В этих боях проявил отвагу и мастерство боевой разведчик-артиллерист В. М. Швыдько[4].

Ефрейтор Дмитрий Андронович Дергачев, сержант Алексей Александрович Тяпушкин, старший лейтенант Бахятдин Мирзоев и капитан Александр Сергеевич Попов стали Героями Советского Союза.

Следует отметить, что из-за нелетной погоды в первый день наступления войска действовали без поддержки авиации. Но во второй половине дня 15 января туман рассеялся, видимость значительно улучшилась. Вскоре над полем боя появились штурмовики и бомбардировщики. Они наносили удары по группировкам пехоты и танкам противника, изготавливавшимся к контратакам, по огневым позициям артиллерии и минометов. После ударов авиации сопротивление врага заметно ослабло, и войска армии еще успешнее продвигались вперед.

В результате мощных и стремительных ударов соединений 5-й ударной армии, наносимых врагу в течение 14–15 января, противостоящие части были разгромлены. За два дня боев была полностью прорвана вражеская оборона на всю ее тактическую глубину. Продвинувшись на 12–24 километра, наши войска создали необходимые условия для ввода в прорыв одной из подвижных групп фронта.

Наш Военный совет принял все необходимые меры для того, чтобы 2-я гвардейская танковая армия без помех вышла на рубеж ввода в сражение. Еще 13 января всем инженерным частям, выделенным для обеспечения движения танкистов, было приказано подготовить дороги, организовать на маршрутах комендантскую службу и не допускать перемещения своих войск и тылов, которые могли затормозить проход танковой армии.

Дивизионные, корпусные и армейские тыловые учреждения 5-й ударной оставались в исходных районах, а вся артиллерия и танки непосредственной поддержки пехоты, перемещавшиеся на новые позиции, получили приказ двигаться вне дорог, освобождая их для частей 2-й гвардейской танковой армии. Этим же приказом предусматривалось строительство мостовых переправ через реку и артиллерийское обеспечение ввода танковой армии в прорыв.

Уже к 16 часам 15 января передовые отряды 9-го и 12-го гвардейских танковых корпусов — 47-я и 49-я бригады — преодолели Пилицу. Главные силы армии переправились через реку в ночь на 16 января и к утру вышли на рубеж ввода.

Морозным утром 16 января мы с Н. Э. Берзариным приехали на командный пункт 2-й гвардейской танковой армии, чтобы договориться о дальнейшем взаимодействии в ходе преследования врага. Командарм генерал-полковник танковых войск Семен Ильич Богданов, член Военного совета генерал-майор танковых войск Петр Матвеевич Латышев, начальник штаба генерал-лейтенант Алексей Иванович Радзиевский очень приветливо встретили нас.

Богданов от имени Военного совета 2-й гвардейской танковой армии сердечно поблагодарил нас за большую помощь по обеспечению выхода танковой армии на рубеж ввода в сражение. Ведь кроме танкистов в прорыв вводился еще и 2-й гвардейский кавалерийский корпус.

Мы с генералом Н. Э. Берзариным пожелали успеха нашим боевым друзьям и попрощались:

— До встречи на Одере, а возможно — в Берлине!

С утра 16 января 2-я гвардейская танковая и 5-я ударная армии после мощного артиллерийского налета перешли одновременно в решительное наступление и только за один день продвинулись вперед на 30 километров, освободив более двухсот населенных пунктов. Гитлеровцы остатками 6-й и 251-й пехотных, 25-й и 19-й танковых дивизий оказывали слабое сопротивление на промежуточных рубежах, а 16 января начали общий отход в северо-западном направлении.

2-я гвардейская танковая, продвинувшись на 70–90 километров и выйдя в район Жирардув, Сохачев, оказалась в пятидесяти километрах западнее Варшавы, на путях отхода противника. Наша армия, наступая во взаимодействии с гвардейцами-танкистами на северо-запад, также пересекла путь отхода варшавской группировки врага. После того как танковая армия была направлена на Сохачев, 5-я ударная преследовала гитлеровцев во всей своей полосе наступления силами корпусных и армейских передовых отрядов.

17 января войска 1-го Белорусского фронта, в состав которого входила 1-я армия Войска Польского, освободили Варшаву. В ознаменование этого успеха в Москве был дан салют, и вскоре Президиум Верховного Совета СССР учредил медаль «За освобождение Варшавы». Командование фронта приняло решение отметить этой наградой и весь личный состав 5-й ударной армии.

Во время нашего наступления по польской земле жители встречали советских воинов, как братьев. На улицах освобожденных городов развевались Государственные флаги СССР и Польши — символ дружбы братских народов. Наших бойцов, освободивших от гитлеровцев польские города и села, долгие годы изнывавшие под ненавистным фашистским игом, встречали измученные, но воскресшие духом люди. Они восторженно скандировали:

— Hex жие Червена Армья!

Вечером 18 января на расширенном заседании Военного совета армии, на которое были приглашены командиры и начальники политотделов корпусов и дивизий, были подведены итоги первых дней операции и уточнены задачи по преследованию врага.

У всех участников заседания было приподнятое настроение: такого стремительного продвижения на запад никто не видел за всю войну, а наступательный порыв воинов был так высок, что не возникало никаких сомнений в том, что поставленные задачи будут выполнены.

Тут же на заседании Военного совета, для усиления целеустремленности политической работы в войсках с учетом предстоящих боевых действий в зарубежных условиях в план были внесены дополнительные мероприятия по политическому обеспечению наступления.

Поздно вечером члены нашего Военного совета собрались на совместный ужин. Завязалась оживленная беседа. Николай Эрастович сказал:

— Жаль, что нет с нами танкистов Второй гвардейской. Мы многим обязаны им...

Кто-то, не помню точно, полушутя заметил:

— Ну и они нас, наверно, вспомнят добрым словом за ввод в чистый прорыв.

— Не будем хвалиться заслугами, — заметил командарм. — Ведь главное — согласованными действиями мы приблизили победу.

Неожиданно генерал-лейтенант П. И. Косенко обратился ко мне с просьбой:

— Федор Ефимович, я слышал, что вы причастны к изменению структуры танковых армий. Не расскажете ли об этом подробнее?

— Пожалуй, о моей причастности сказано слишком громко. Просто мне довелось быть свидетелем решения этого вопроса.

Товарищи стали настаивать, чтобы я рассказал обо всем. Они знали, что я неохотно делился воспоминаниями о работе в Генштабе в тяжелый первоначальный период войны. Но в этот радостный день мне не хотелось огорчать боевых соратников отказом, и я рассказал историю изменения структуры танковый армий.

Произошло это так. Однажды вечером мне позвонил командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-полковник танковых войск Я. Н. Федоренко и сообщил, что с Южного фронта вызван командир 3-го гвардейского танкового корпуса генерал-лейтенант танковых войск П. А. Ротмистров и что ему нужно устроить встречу с И. В. Сталиным, чтобы доложить соображения о совершенствовании применения танковых войск в наступательных операциях. Павла Алексеевича Ротмистрова я знал как опытного, прекрасно подготовленного генерала. Коль он добивается приема у Верховного Главнокомандующего, то, видимо, у него есть для этого веские основания. И хотя времени тогда у нас в Генштабе было в обрез, я попросил Я. Н. Федоренко направить Ротмистрова ко мне, чтобы выслушать его предложение. Сталин не терпел, когда ему представляли людей без надобности, и, естественно, мне хотелось убедиться в целесообразности организации такой встречи.

Вскоре пришел Ротмистров, и состоялась интересная беседа. Его идея мне показалась заманчивой и важной. Основываясь на опыте боевых действий танкового корпуса, он предлагал формировать вместо существовавших в то время танковых армий смешанного состава, включавших и стрелковые дивизии, однородные, без общевойсковых соединений, армии. Главная цель такой реорганизации — повышение маневренности танковых объединений.

Следует отметить, что этот вопрос давно назрел. Генеральный штаб располагал донесениями с фронтов о слабых сторонах организационной структуры танковых армий. Поступали и предложения об ее улучшении. Но большинство из них сводилось к одному — необходимости увеличить число танков и подвижных средств. А в то время наша промышленность еще не могла обеспечить Красную Армию потребным количеством боевой техники.

Однако опыт боев под Сталинградом показал, что танковые армии смешанного состава не отвечают способам ведения маневренных операций и не могут успешно решать главную задачу — развивать тактический успех в оперативный. Командармы оказывались не в состоянии четко управлять войсками армии и организовать непрерывное взаимодействие между соединениями с различной подвижностью и маневренностью.

Наша беседа подходила к концу, когда позвонил Сталин. Он поинтересовался, нет ли новых сообщений с фронтов. Подробно доложив последнюю сводку и ответив на вопросы, я сказал:

— Товарищ Сталин, прибывший с фронта генерал Ротмистров убедительно просит, чтобы вы его приняли.

— По какому вопросу?

Я кратко изложил суть дела.

— Согласен, — ответил Сталин после небольшой паузы. — Считаю, что этот вопрос пора решать. Я его приму сразу после доклада о положении на фронтах. Пригласите его ко мне.

Вечером мы приехали в Кремль.

Пришлось несколько минут прождать в приемной, пока Сталин закончил беседу с конструкторами. Когда они вышли из кабинета, А. П. Поскребышев пригласил меня войти. За длинным столом сидели В. М. Молотов, Г. М. Маленков и другие члены правительства.

И. В. Сталин стоял у окна. После моего доклада о положении на фронтах он задал несколько вопросов и отдал распоряжения, которые предстояло оформить в виде директив действующим фронтам, потом подошел к П. А. Ротмистрову и с улыбкой сказал:

— Ну расскажите, как вы громили Манштейна? Ваши телеграммы о выходе корпуса к Дону читал. Знаем, что танкисты отличились в боях...

Подбодренный таким обращением, Ротмистров докладывал спокойно, содержательно и аргументированно. Он оперировал примерами из опыта боевых действий 3-го гвардейского танкового корпуса, анализировал тактику противника в применении танков. На встречу с Верховным Павел Алексеевич пришел подготовленным, разложил на большом столе несколько карт и схем. Все присутствовавшие заинтересованно слушали доклад о взаимодействии танкистов с общевойсковыми армиями, которые задержали, а затем отбросили назад войска Манштейна, рвавшиеся на выручку окруженной под Сталинградом группировке Паулюса.

Ответив на все вопросы Сталина, генерал Ротмистров очень коротко доложил о своем предложении: сформировать однородные по составу танковые объединения, не включая в них стрелковые дивизии, повысить подвижность артиллерии, тыла и штабов танковой армии. Обоснование этого предложения звучало убедительно. Хотя танковые армии смешанного состава в ходе наступления зимой 1942/43 года действовали в основном успешно, но опыт показал, что для стремительных наступательных операций необходимо иметь высокоподвижные, обладающие большой ударной и огневой мощью объединения, которые бы явились основным средством развития успеха и обеспечивали бы наилучшие условия массирования танков на важнейших направлениях в решающий момент.

Это предложение вызвало живое обсуждение в Ставке. В. М. Молотов, обращаясь к Ротмистрову, сказал:

— Вы предлагаете пехоту заменить механизированными частями, а командующий танковой армией Романенко доволен стрелковыми дивизиями и просит добавить ему еще одно-два соединения. Так кто же из вас прав?

И. В. Сталин посмотрел на Молотова, хитровато улыбнулся и, промолчав, взглядом как бы предложил Павлу Алексеевичу ответить на вопрос. Ротмистров убежденно отстаивал свою точку зрения.

— Опыт прошедших операций показывает, что стрелковые дивизии при наступлении отстают от танковой армии на тридцать — сорок километров. Это вынуждает танковые корпуса останавливаться для блокирования противника и удержания захваченных рубежей до подхода пехоты. Кроме того, нарушается взаимодействие между танковыми корпусами и стрелковыми частями, затрудняется управление ушедшими вперед танками и отставшей пехотой. Командующий и штаб армии вынуждены раздваивать внимание из-за большой растяжки войск...

И. В. Сталин снова пристально посмотрел на Ротмистрова и улыбнулся. Мне показалось, что он доволен доводами генерала. А Павел Алексеевич продолжал:

— Я считаю, что в современную танковую армию необходимо дать несколько полков противотанковой артиллерии, а противотанковые ружья изъять...

В. М. Молотов снова не удержался и перебил:

— Почему? Противотанковые ружья успешно используются против танков и огневых точек противника. Кроме того, они хорошо поддерживают моральное состояние наших войск. Разве не так?

— Все это верно, — ответил генерал. — Но нам необходимо наряду с этим расстреливать и сжигать танки и самоходки противника с больших дистанций, а с этой задачей может успешно справиться только противотанковая артиллерия...

Дискуссия в Кремле продолжалась около двух часов. П. А. Ротмистров предложил включить в танковую армию два танковых и один механизированный корпус, артиллерийский противотанковый полк, зенитно-артиллерийские части и соответствующие части обслуживания.

И. В. Сталин активно участвовал в беседе. Ему явно нравилась настойчивость и убежденность П. А. Ротмистрова, обоснованность его ответов. Иногда Верховный возражал генералу, но не потому, что отрицал целесообразность предложенной структуры, а учитывая тогдашнюю нехватку автотранспорта, противотанковой и зенитной артиллерии. По всему чувствовалось, что доклад и само предложение П. А. Ротмистрова пришлись по душе Верховному Главнокомандующему.

Сталин отошел к своему небольшому столу, заглянул в синий блокнот. Этот блокнот я хорошо знал. В нем Верховный записывал для себя наличные резервы живой силы и техники. Кстати говоря, когда в начале войны с резервами дело обстояло скверно, а их требовали все фронты, эта «карманная бухгалтерия» И. В. Сталина была секретом даже для Генштаба. Генерал Н. Д. Яковлев, ведавший вопросами распределения вооружения, докладывал о готовой продукции лишь И. В. Сталину, и когда тот сообщал нам о наличии некоторых резервов, то предупреждал:

— Об этом знать должны только присутствующие, не то командующие фронтами одолеют просьбами. А резервы нам так нужны...

Сталин долго рассматривал записи в блокноте, задумался, потом произнес:

— А что, мысль здравая. Мы теперь танками побогаче, чем прежде. Их лобовая броня крепче, мощности и вооружение боевых машин не те, что в начале войны. Пожалуй, можно создать такие танковые армии. Только следует продумать их состав и организацию... — Внимательно посмотрев на Ротмистрова, Верховный спросил его: — А вы сможете возглавить первую из них? Потянете?

— Как прикажете.

— Вот это солдатский ответ.

Верховный медленно отошел в глубь кабинета, а потом снова спросил:

— А все-таки потянете? Сил и знаний хватит?

Ротмистров промолчал, и Сталин ответил сам себе:

— Думаю, потянете.

Уже на следующий день, после моего очередного доклада о положении на фронтах, Верховный заметил:

— Мне, знаете ли, понравился Ротмистров. Его предложение мы, вероятно, примем. И пусть Ротмистров возглавит первую такую армию.

В последующие дни по указанию Ставки ВГК началась разработка проекта структуры однородных танковых армий. При его подготовке было выяснено мнение командующих всеми танковыми армиями. Большую работу по этому вопросу проделало управление бронетанковых и механизированных войск Красной Армии. После дополнительного обсуждения проект утвердили в конце января 1943 года. Оперативное решение этого сложного вопроса свидетельствовало о большом внимании ЦК партии, Ставки к предложениям из войск, о глубоком анализе развития форм и способов ведения боевых действий, что позволило с учетом экономических возможностей страны своевременно создать танковые армии нового типа. Первой по новым штатам была сформирована 5-я гвардейская танковая армия, которую возглавил генерал П. А. Ротмистров...

Когда я закончил это повествование, члены Военного совета еще долго обсуждали услышанное, а потом Н. Э. Берзарин сказал:

— Ну, дорогие товарищи, пора и по местам. Засиделись сегодня. Завтра — напряженный день.

Уже рано утром все члены Военного совета выехали для проверки готовности объединений к дальнейшему наступлению. До границы фашистской Германии осталось совсем немного...

Враг отступал по всему фронту. Теперь самым главным было не дать ему закрепиться на заранее подготовленных рубежах, наступать, как говорится, противнику на пятки. В решении этой задачи большую роль играли передовые отряды. Они были созданы в корпусах еще в середине декабря и включали стрелковый батальон, артиллерийский и самоходно-артиллерийский дивизионы, саперную и зенитно-пулеметную роты, отделение химиков.

В дивизиях также были сформированы передовые отряды в составе одной-двух стрелковых, пулеметной и минометной рот, посаженных на автомашины. Передовые отряды стремительными и дерзкими ударами захватывали важнейшие узлы шоссейных и железных дорог, мосты и переправы, удерживали их до подхода главных сил корпусов и дивизий, а затем совершали очередной рывок вперед, сея среди гитлеровцев панику и не давая им закрепиться в опорных пунктах. Этим создавались благоприятные условия для стремительного продвижения армии вперед.

Части стрелковых корпусов, не имея непосредственного соприкосновения с противником, свернулись в колонны и, выделив авангарды, к 19 часам 17 января вышли к реке Равка. Здесь они привели себя в порядок, с тем чтобы с утра продолжать преследование. Однако еще в ночь на 18 января двум полкам 32-го стрелкового корпуса (я тогда находился в этом соединении) удалось форсировать реку и к 9 часам занять на ее западном берегу населенные пункты Стара Рава и Волуча.

Утром реку Равка форсировали все остальные соединения. Наши войска возобновили наступление, и к исходу 19 января главные силы армии вышли на рубеж реки Бзура. 5-я ударная таким образом выполнила поставленную ей задачу значительно раньше, чем планировалось.

В связи с успешным развитием операции Ставка уточнила задачи фронтам на одерском направлении. 1-му Белорусскому фронту предстояло не позднее 2–4 февраля овладеть рубежом Быдгощ, Познань. Это означало, что войскам надо наступать еще более активно. Командование фронта приняло решение ускорить движение к Одеру главных сил и попытаться с ходу захватить плацдармы на его западном берегу. Основное направление наступления — на Кюстрин (Костшин).

На следующий день Маршал Советского Союза Г. К. Жуков приказал создать армейский передовой отряд.

Нужно сказать, что этот приказ не был для нас неожиданным. Еще во время военной игры в местечке Тшебень Берзарин высказал мысль о том, что, хотя операция планируется на 140–150 километров, возможно значительно большее продвижение вперед, и тогда возникнет необходимость в создании армейского передового отряда.

— Как видите, Федор Ефимович, я не ошибся в своем предположении, — сказал Николай Эрастович, передавая мне приказ. — В передовой отряд выделяем самые лучшие части. Задача ему предстоит трудная. Есть предложение командиром отряда назначить полковника Есипенко. Как ваше мнение?

— Это Харитон Федорович, заместитель командира восемьдесят девятой гвардейской дивизии?

— Да, правильно.

— Думаю, возражений не будет. Волевой, энергичный офицер. Окончил курсы «Выстрел» и военную академию. Воюет хорошо. Знаний и опыта ему не занимать. Нужно бы отряду дать побольше танков и артиллерии.

— Так и решим. А сил у него будет достаточно. Одних танков — девяносто, в том числе двадцать один тяжелый, двенадцать самоходок, сорок два орудия и миномета, двенадцать «катюш»! Не отряд, а маленькая армия на колесах!

Эта «маленькая армия на колесах» блестяще выполнила свою задачу и заслуживала того, чтобы о ней рассказать подробнее. Даже маршал Г. К. Жуков отмечал: «Огромная заслуга в захвате плацдарма принадлежит передовому отряду 5-й ударной армии»[5].

В состав передового отряда были отобраны действительно лучшие части армии: 1006-й стрелковый полк 266-й дивизии под командованием подполковника И. И. Терехина на автомашинах 41-го автомобильного полка, 220-я отдельная танковая бригада полковника А. Н. Пашкова, 89-й отдельный тяжелый танковый полк подполковника М. Л. Жилы, 507-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк подполковника В. А. Дмитриева, 360-й отдельный самоходно-артиллерийский дивизион майора Н. А. Жаркова, 2-й дивизион 489-го минометного полка, 2-й дивизион 94-го гвардейского минометного полка, 303-й гвардейский зенитно-артиллерийский полк 2-й гвардейской зенитно-артиллерийской дивизии и роты саперов.

Представителем Военного совета в передовой отряд был назначен заместитель начальника политотдела армии подполковник Д. Д. Шапошников, в прошлом секретарь Воронежского обкома партии по пропаганде.

Выделение 1006-го стрелкового полка в передовой отряд не было случайным. Во многих боях воины этой части проявляли высокую организованность, воинское мастерство и массовый героизм. Большим авторитетом пользовался там командир коммунист Иван Иванович Терехин. Твердая воля, беззаветная преданность делу партии, умение добиваться победы в трудных условиях — вот что отличало его как офицера. За короткое время славные боевые дела подполковника Терехина были отмечены тремя орденами Красного Знамени и орденом Александра Невского.

Под стать своему командиру были его заместитель по политической части, депутат Верховного Совета БССР майор З. С. Каиков и начальник штаба капитан Е. Г. Гарцуев.

Несмотря на сжатые сроки, все вопросы подготовки отряда к выполнению боевой задачи были успешно решены. Особое внимание штаб армии уделил организации управления и связи. Командиру передового отряда выделялась радиостанция РАФ, а при удалении отряда от основных сил армии до ста и более километров планировалось посылать для связи офицеров штаба на самолетах По-2.

Начальник политического отдела армии генерал-майор Е. Е. Кощеев по указанию Военного совета провел совещание с политработниками и парторгами частей армейского передового отряда, поставив конкретные задачи по партийно-политической работе. Главная из них — создать и поддерживать среди воинов такой наступательный порыв, который обеспечил бы безостановочное продвижение вперед.

19 января мы с командармом выехали в город Скерневице, на окраине которого, в лесу, сосредоточился передовой отряд. Генерал Н. Э. Берзарин поставил боевую задачу. На первом этапе частям предстояло овладеть городом Коло — важным узлом железной дороги Варшава — Познань — и обеспечить переправу главных сил армии через реку Варта. Командующий армией подчеркнул, что не следует ввязываться в затяжные бои, нужно стремиться обходить опорные пункты.

Полковник X. Ф. Есипенко решил организовать преследование противника по маршруту Скерневице — Ленчица — Коло. В авангард он выделил 1-й батальон 1006-го стрелкового полка, 360-й дивизион самоходно-артиллерийских установок 266-й стрелковой дивизии, 1-ю батарею 507-го армейского истребительно-противотанкового полка под командованием капитана Жолдыбая Нурлыбаева и взвод саперов. Остальные подразделения и части составляли главные силы передового отряда.

Сразу же после получения боевой задачи повсюду состоялись короткие митинги и партийно-комсомольские собрания. Все выступавшие красноармейцы и офицеры горячо заверили командование, что не пожалеют сил для выполнения приказа.

В тот же день после полудня отряд начал решать боевую задачу. По гладкой дороге один за другим уходили танки. Три сотни автомашин следовали за ними. Основные силы, в том числе и тяжелый танковый полк, хотя это, на первый взгляд, казалось странным, полковник Есипенко сосредоточил не в голове колонны, а в конце. Он считал, что противник, отступая под натиском войск армии, окажется позади отряда, и именно отсюда следует ждать опасность. Укрытые брезентом «катюши» шли в середине колонны. Машины с бойцами, танки, орудия, зенитные установки, движущиеся по дороге, представляли внушительную картину.

— Ну, Харитон Федорович, — тихо сказал командарм полковнику Есипенко, — желаю вам успеха. Думаю, что вы его добьетесь. Я в это верю. И еще — если вас где-нибудь отрежут, держитесь до последнего. Не забывайте — армия идет за вами. Я надеюсь, что она не очень отстанет. Счастливого пути.

Успешно продвигаясь вперед, воины отряда через сутки подошли к Коло. Здесь, на реке Варта, враг создал прочную оборону. Гарнизон насчитывал более 2000 гитлеровцев. Попытка захватить город с ходу успеха не имела. Завязался упорный бой. Он длился семь часов. Полковник Есипенко приказал авангарду сковать фашистов с фронта, а главным силам обойти Коло с юго-запада и ударить немцам во фланг. Наши части точно выполнили маневр, разгромили гарнизон и захватили переправы через реку Варта.

Понимая, что успех выполнения всей задачи армейского передового отряда зависит от стремительного продвижения вперед, красноармейцы, сержанты и офицеры действовали решительно, самоотверженно, проявляли массовый героизм. В первых рядах наступающих шли коммунисты и комсомольцы. Когда продвижение одного из подразделений 1006-го стрелкового полка на подступах к Коло остановил пулеметный огонь из дзота, командир отделения сержант Н. В. Носуля скрытно подобрался к нему и бросил две гранаты. Раздался взрыв, но пулемет не умолк. Носуля был ранен. Собрав последние силы, истекая кровью, он на глазах у всего подразделения рванулся вперед и закрыл своим телом амбразуру дзота. Свинцовая струя оборвала жизнь девятнадцатилетнего бойца. Но пулемет захлебнулся. Дорога для воинов батальона была открыта. Ворвавшись в расположение врага, они разгромили его.

В этот же день подвиг Носули повторил командир взвода младший лейтенант В. И. Леваков. На окраине города неожиданно открыл пулеметный огонь замаскированный дзот. Это вынудило наших пехотинцев залечь. Наступила критическая минута. Взяв связку гранат, к вражеской огневой точке пополз командир взвода. Мгновение — и гранаты полетели в дзот. Бойцы снова пошли в атаку. Но внезапно огонь возобновился, прижал пехоту к земле. Тогда, поднявшись во весь рост, комсомолец Леваков бросился на амбразуру. В едином порыве воины устремились вперед. Закрепившиеся на окраине города фашисты были уничтожены.

О подвиге двух патриотов я узнал из очередного донесения, присланного полковником X. Ф. Есипенко и подполковником Д. Д. Шапошниковым. Самоотверженность этих людей, их стремление любой ценой обеспечить успех подразделения были поразительны. Война не бывает без потерь. И каждый раз, когда узнаешь о гибели героев, тебя охватывает сложное чувство: и щемящая боль, и душевная горечь, и сострадание родным павших, и... гордость. Да, именно гордость — гордость за наших советских людей, способных совершать подвиги во имя победы, во имя спасения жизни десятков своих товарищей. Я тут же приказал подготовить представление к награждению сержанта и офицера. 24 марта 1945 года Николаю Васильевичу Носуле и Владимиру Ивановичу Левакову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, их имена навечно занесены в списки 1006-го стрелкового полка.

Сразу же после овладения Коло командарм Н. Э. Берзарин приказал повернуть отряд на северо-запад в направлении города Стшельно. После трехчасового отдыха, подтянув и дозаправив машины, отряд ночью снова двинулся вперед и к исходу 21 января после упорного боя взял Стшельно. Через два дня в этот город вошли главные силы армии. Передовой же отряд продвинулся еще на 80 километров и 23 января, на двое суток раньше установленного срока, преодолев ожесточенное сопротивление гитлеровцев, овладел важным пунктом — польским городом Вонгровец.

В бою за этот населенный пункт отличились многие воины отряда. В героическую летопись армии навсегда вошло имя командира 220-й Гатчинской Краснознаменной отдельной танковой бригады Андрея Никитича Пашкова, погибшего при освобождении Вонгровца. 6 апреля 1945 года ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Польский народ не забыл о подвиге мужественного танкиста. Центральная улица и площадь города Вонгровец названы его славным именем. Мне очень хорошо запомнился этот город. Его жители особенно сердечно и торжественно встречали воинов-освободителей. В Вонгровце к нам в штаб армии пришли представители местных органов власти и вручили командарму Н. Э. Берзарину и автору этих строк грамоты почетных граждан города. Эти грамоты мы восприняли как проявление благодарности всем воинам Красной Армии, освободившим горожан от фашистской неволи.

За пять суток непрерывного движения передовой отряд прошел 370 километров и израсходовал горючее и боеприпасы, так как транспортные средства тыла не успевали доставлять ему все необходимое для боя. Темп продвижения в сутки достигал 80–100 километров! Красноармейцы и офицеры выдерживали огромное напряжение сил, а вот техника выходила из строя. Пришлось сделать двухдневную остановку и организовать отдых личного состава, ремонт техники и вооружения.

25 Января командир отряда получил приказ прорваться к 1 февраля в районе Кинитца к Одеру, с ходу форсировать реку, захватить плацдарм и удерживать его до подхода главных сил армии.

В этот же день во всех частях передового отряда прошли партийно-комсомольские собрания, на которых были подведены первые итоги наступательных действий отряда, отмечены лучшие подразделения, были приняты в ряды партии воины, отличившиеся в боях. Особое внимание уделялось задачам, поставленным в приказе. Предстояло с боями преодолеть Померанский укрепленный район и в сложных условиях форсировать последнюю водную преграду на пути к Берлину — Одер. Как всегда, командование отряда немалые надежды возлагало на коммунистов и комсомольцев. Руководил партийно-политической работой в передовом отряде подполковник Д. Д. Шапошников. Большую помощь ему оказывал специальный корреспондент армейской газеты «Советский боец» украинский писатель майор Вадим Николаевич Собко. За мужество и героизм, проявленные в боях, он был награжден орденом Красного Знамени.

В 16 часов 26 января передовые подразделения отряда, четко взаимодействуя с частями 2-й гвардейской танковой армии, наступавшей севернее, с ходу переправились через реку Нетце в районе Чарникау. Тяжелые доты висели над берегом маленькой реки, его опутывали длинные ряды колючей проволоки. Но из укреплений не раздалось ни одного выстрела. Как потом выяснилось, фашистские войска не успели отступить с линии фронта на эти позиции, а вызванные из тыла части еще не дошли сюда.

Через час ликующие советские бойцы, не встречая сопротивления, вышли на территорию фашистской Германии. С любопытством, настороженно посматривали они с машин и танков на аккуратные поля, подстриженные лесные насаждения на обочинах дорог, на островерхие крыши фольварков, на серую супесь пашен. И не верилось в этот тихий январский вечер, что отсюда пришла война...

Как долго мы мечтали о том времени, когда начнем громить фашистов на их земле! Очень хорошо отражали настроение наших бойцов щиты-плакаты, которые агитаторы установили на границе: «И вот она, Германия!», «Добьем фашистского зверя в его берлоге!», «Бойцы и командиры! Мы вступили на территорию Германии. Вперед — на Берлин!».

Итак, мы вошли в Германию... Но вскоре обстановка резко изменилась. Стремясь остановить дальнейшее продвижение наших войск, гитлеровское командование стало судорожно перебрасывать сюда резервы из тыла. Значительно усилила активность и вражеская авиация. Налетая волнами, самолеты часто бомбили и обстреливали отряд. Однако ничто не могло сдержать наступательный порыв наших воинов.

27 января отряд с ходу преодолел сильный оборонительный рубеж гитлеровцев Померанский укрепленный район и завязал упорный бой за город Лукатц Крейц, длившийся всю ночь.

На рубеже реки Драге противнику удалось задержать наши войска на целые сутки, так как передовые части отряда, взяв Лукатц Крейц, некоторое время оставались в городе и прекратили преследование врага. Воспользовавшись этим, он отошел на западный берег реки и взорвал за собой мосты. Только на следующий день после тщательной подготовки передовой отряд с боем форсировал реку Драге и с наступлением темноты достиг окраин города Фридеберг.

Ни на подходах к населенному пункту, ни в самом городе не было, как показалось разведчикам, ни одного вражеского солдата. Мертвой тишиной — ни выстрелов, ни шума от движения транспорта — встретил Фридеберг отряд. Но как только подразделения втянулись на улицы и миновали несколько кварталов, противник вдруг со всех сторон открыл огонь, закрыв отряду выходы из города. Это была ловушка.

Дело в том, что после боев в Лукатц Крейце гитлеровцам удалось точно установить численность отряда и направление его движения. А он мог идти на запад только через Фридеберг. Здесь-то и надеялся противник окружить и уничтожить наши части, рассчитывая, что на тесных, забитых машинами улицах они не смогут маневрировать.

Но надежды врага не оправдались. Танкисты и артиллеристы, пехотинцы и саперы — все заняли круговую оборону. Почти четыре часа длился ночной бой. Полковник Есипенко понимал, что с рассветом положение ухудшится. Днем гитлеровцы, используя превосходство в силах, могут уничтожить весь отряд. Командир напряженно искал выход из создавшегося положения. Спокойно взвесив все «за» и «против», он решил прорываться не навстречу главным силам армии, на что рассчитывали гитлеровцы, а на запад, к Ландсбергу. Командир приказал быстро сосредоточить танки и артиллерию на западной окраине города. Они одновременно открыли мощный огонь — и части начали прорыв. Натиск наших подразделений был настолько неожиданным и сильным, что противник не выдержал его и разомкнул кольцо. Гитлеровцы, конечно, не предполагали, что отряд будет выходить из пылающего города на запад, удаляясь от своих главных сил, — это казалось им безумием, — и потому сосредоточили большую часть своих сил на восточной окраине. Вырвавшись из Фридеберга, отряд на полной скорости продвигался к Одеру.

Чем ближе он подходил к реке, тем ожесточеннее сопротивлялись фашистские части. В то же время силы отряда таяли. И хотя потери были не очень большими, люди устали. Бессонные ночи, постоянное напряжение давали о себе знать, и бойцы засыпали при первой возможности. Однако у них хватило выдержки, чтобы выполнить еще один приказ командира отряда: сберегая силы, миновать Ландсберг, обойти его с севера и, совершив стремительный семидесятикилометровый бросок по маршруту Кохенвальде — Нойдамм — Кинитц, к рассвету выйти к Одеру.

31 января в 8 часов утра батальоны майоров П. Е. Платонова и И. Я. Чередника в пешем строю по тонкому льду пересекли Одер и захватили небольшой плацдарм на участке Кинитц, Рефельд. Стрелковые подразделения немедленно приступили к созданию обороны. Танки, большую часть самоходно-артиллерийских установок и орудий не удалось переправить на западный берег: лед был слишком слаб. Они заняли позиции на правобережье в готовности прикрыть огнем действия частей передового отряда. Все эти огневые средства возглавил подполковник М. Л. Жила. В это время главные силы 5-й ударной находились в 30–40 километрах от плацдарма.

Стремительный выход советских войск на Одер настолько ошеломил фашистское командование, что оно даже не успело прервать железнодорожное сообщение. На станции, примыкающей к Кинитцу, наши воины без единого выстрела захватили прибывший из Берлина воинский эшелон с 6 зенитными орудиями, 13 офицерами и 63 юнкерами зенитного артиллерийского училища. Появление советских войск привело в смятение и немецкое население. Ведь только что берлинское радио передало сообщение о том, что «доблестные войска фюрера, успешно ведя организованный бой, отходят на заранее подготовленные позиции на реке Бзура...». А здесь, в 68 километрах от Берлина, — советские танки и артиллерия, звучит русская речь...

На войне иногда даже в самые напряженные и драматические моменты случаются забавные эпизоды. Начальник станции обратился к полковнику X. Ф. Есипенко:

— Разрешите отправить поезд на Берлин? На это Харитон Федорович серьезно и с подчеркнутой вежливостью ответил:

— Сожалею, господин начальник станции, но сделать это невозможно. Придется пассажирское сообщение с Берлином на незначительное время прервать, ну хотя бы до... окончания войны. А сейчас уведите пассажиров в подвалы и бомбоубежища.

В этот же день в населенном пункте Норд Кинитц наши воины вызволили большую группу военнопленных, находившихся в усадьбе немецкого помещика. С непередаваемой радостью и восторгом встретили они своих освободителей. Горячие объятия, слезы, слова благодарности... Почти все освобожденные попросили оружие, чтобы немедленно встать в строй и вместе со своими соотечественниками громить фашистских извергов. Командование пошло им навстречу — бывшие военнопленные были включены в состав армейского передового отряда и в последующем, как настоящие герои, сражались на одерском плацдарме. Многие из них, к сожалению, погибли в тех жестоких и кровопролитных боях.

Вечером 31 января противник начал воздушную разведку наших сил на плацдарме. Зенитчики сбили два фашистских самолета. Один из них упал в районе обороны передового отряда, а другой — у Кюстрина. Пленный летчик сообщил, что в Берлине долго не могли поверить, что советские войска так близко. Выход их к Одеру был, мол, полной неожиданностью для всех, вызвал у командования замешательство, поэтому была усилена воздушная разведка.

Донесение о форсировании Одера Военный совет армии встретил с большим удовлетворением. Всех нас радовало то, что приказ командующего фронтом выполнен на двое суток раньше, что наши замечательные бойцы вновь показали высокое воинское мастерство и сумели на пределе сил сделать, казалось бы, невозможное. Да и что греха таить, было очень приятно сознавать, что именно войска нашей ударной первыми пересекли Одер. И это вряд ли было тщеславием. Мы просто гордились тем, что войска армии блестяще выполнили поставленную задачу, несмотря на исключительно сложную обстановку. Ведь наступление наших общевойсковых соединений проходило с невиданной еще за годы войны стремительностью — в отдельные дни они продвигались на 45 километров, — и в ходе операции создалось своеобразное положение. Вырвавшись далеко вперед, 5-я ударная некоторое время, вплоть до Одера, наступала с открытыми флангами. Единственным объединением, с которым она тогда взаимодействовала, была 2-я гвардейская танковая армия, выполнявшая роль подвижной группы фронта. Такое положение было, на первый взгляд, чревато весьма опасными для нас последствиями. Ведь не исключалось, что, перегруппировав силы и подтянув оперативные резервы, противник попытается создать мощную группировку и ударить по открытым флангам нашей армии. Но в данном случае риск был оправданным. Командование исходило при этом из трезвой оценки обстановки, из того, что враг к концу января на подступах к Одеру располагал ограниченными силами, а его отступающие части не успевали закрепиться на заранее подготовленных рубежах, так как советские воины у них «висели на плечах».

Правда, значительно усложняло наше положение то, что после выхода армии к Мезерицкому укрепленному рубежу и так называемому Померанскому валу в ней начали ощущаться перебои с подачей горючего, смазочных материалов и наиболее ходовых боеприпасов. Это случилось прежде всего потому, что мы наступали почти в два раза быстрее, чем планировалось. Коммуникации растянулись, тылы отстали. В Польше мосты через Вислу, а на многих участках и железнодорожные пути были взорваны отступающим противником. Отрицательно сказывалась и ранняя оттепель. Из-за распутицы и нехватки горючего отстала почти вся тяжелая и зенитная артиллерия на механической тяге. К моменту выхода к Одеру в наших частях была лишь артиллерия, переведенная на конную тягу, то есть треть всего дивизионного состава. К тому же в воздухе временно господствовала вражеская авиация, поскольку ее самолеты взлетали с берлинских бетонированных аэродромов, а наши летчики не могли перебазироваться ближе к линии фронта, потому что полевые аэродромы раскисли. Так что общевойсковые соединения вели боевые действия почти без авиационного прикрытия.

В ходе стремительного наступления от Вислы до Одера войска 5-й ударной армии прошли за 17 дней 570 километров. Люди были измотаны непрерывными боями и ночными маршами. И хотя настроение у всех было приподнятое и радостное — наконец-то вошли в Германию и бьем врага на его земле! — командование видело, что физические силы воинов на пределе, понимало, что им необходимо дать отдохнуть.

И тем не менее в этой сложной обстановке наши красноармейцы, сержанты, офицеры и генералы справились с трудными задачами. Как же было не гордиться такими людьми, не восхищаться их ратной доблестью!

Разделяя общее настроение, генерал Н. Э. Берзарин, однако, на одном из заседаний Военного совета заметил:

— Половина дела еще не все дело. Давайте подумаем, как удержать и расширить максимально плацдарм, пока фашисты не очухались. Что скажете, Александр Михайлович?

— У нас только один выход, — сразу же ответил начальник штаба армии генерал-майор А. М. Кущев, — увеличить темпы продвижения к Одеру хотя бы некоторых сил. В данный момент самый короткий путь к плацдарму у двадцать шестого гвардейского корпуса. Ему и следует в первую очередь ускорить наступление.

Далее генерал Кущев изложил меры, позволяющие повысить темпы продвижения армии. После их короткого обсуждения Н. Э. Берзарин приказал поставить войскам новые задачи.

А тем временем на плацдарме происходили важные события. Полковник X. Ф. Есипенко тщательно продумал и организовал оборону. Воины отряда приспособили под огневые точки подвальные помещения каменных домов, вырыли окопы, использовали для обороны дамбы, идущие вдоль западного берега. Подразделения тщательно замаскировались. Люди, несмотря на усталость, работали с большим подъемом. Все понимали необходимость как можно лучше укрепить позиции, глубже зарыться в землю, знали, что очень скоро начнется тяжелый бой.

Фашистское командование спешно, в течение ночи, перебросило подкрепления и готовилось сбросить советских воинов с плацдарма. С рассветом 1 февраля начались непрерывные атаки противника и мощные налеты авиации. Всюду бушевало пламя пожаров. Населенные пункты Кинитц и Амт-Кинитц превратились в груды развалин. Зенитчики отряда сбили несколько вражеских самолетов.

Наши бойцы держались очень стойко. С первых минут боя зазвучали призывы: «Ни шагу назад, любой ценой удерживать плацдарм до подхода главных сил армии! Этого требует Родина!», «Помни: наш плацдарм — ворота на Берлин, до него осталось всего 68 км!»

Маленький клочок земли за Одером содрогался от разрывов бомб, снарядов и мин. Огненный смерч бушевал около часа. А затем при поддержке танков гитлеровцы с трех сторон ринулись на позиции передового отряда. Главный удар они наносили с фронта по подразделениям капитана Н. И. Кравцова силами до двух батальонов пехоты с танками. Но наши бойцы мужественно оборонялись и плотным ружейно-пулеметным огнем косили фашистских автоматчиков. За сутки им пришлось отразить 12 вражеских атак.

Высокое мастерство и самоотверженность проявили расчеты 507-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка. Они находились в боевых порядках пехоты и, ведя огонь прямой наводкой, отразили девять танковых атак. Твердо и умело руководили действиями артиллеристов командир полка подполковник В. А. Дмитриев и командир батареи Ж. Нурлыбаев. Снаряд за снарядом точно в цели посылали расчеты орудий, которыми командовали комсорг 6-й батареи сержант П. И. Никулин и сержант И. А. Кутинов. Сноровисто действовали наводчики младший сержант Т. Т. Казаков и сержант И. А. Иванов. Перед нашими позициями факелами пылали уже несколько вражеских машин. Но гитлеровцы упорно лезли вперед. Их танкам удалось прорваться в район 1-й и 3-й батарей.

Под ураганным огнем подчиненные капитана Кравцова один за другим выбывали из строя, но продолжали держаться. Им не хватало снарядов и гранат. Наконец осталось лишь одно 45-миллиметровое противотанковое орудие с боезапасом в тринадцать снарядов...

А на правый фланг 1-го батальона двинулись восемь танков. Если бы они прорвали наши боевые порядки, то вышли бы в тыл оборонявшимся подразделениям. В эти решающие минуты исключительную стойкость и воинское мастерство показали артиллеристы расчета 45-миллиметрового противотанкового орудия, которым командовал старший сержант Н. А. Бельский. Они еще накануне оборудовали огневую позицию в каменном сарае, сделали пролом в стене и подготовились к стрельбе прямой наводкой. Как только вражеские танки приблизились на 150 метров, расчет Бельского открыл огонь. Меткий выстрел — и вспыхнул первый танк. Вскоре в перекрестии прицела появились вторая, потом третья боевые машины противника. В считанные секунды они были подбиты четырьмя прямыми попаданиями сорокапятки.

Когда же на поле перед позицией запылал еще один танк с крестом на башне, остальные повернули назад. Громкое «ура» прокатилось над Одером. Воодушевленные героизмом и мастерством артиллеристов, воины батальона поднялись в контратаку и смяли немецких пехотинцев, шедших за танками. Атака гитлеровцев была отбита с большими для них потерями.

За самоотверженность и мужество, проявленные в боях на плацдарме, В. А. Дмитриев, И. А. Иванов, Т. Т. Казаков, И. А. Кутинов, П. И. Никулин, Ж. Нурлыбаев, И. Я. Чередник были удостоены звания Героя Советского Союза, а Н. А. Бельский был награжден орденом Красного Знамени.

Под натиском превосходящих сил противника 1-й стрелковый батальон отошел на тыловые позиции. Фашисты уже были в восьмистах метрах от Одера. Узкая полоска земли, занятая воинами 1006-го стрелкового полка, насквозь простреливалась ружейно-пулеметным огнем. Казалось, что врагу вот-вот удастся сбросить советских воинов в реку. Командир полка подполковник И. И. Терехин радировал: «Положение тяжелое. Немцы прижали полк к реке. Но мы будем защищать плацдарм до последнего патрона и снаряда».

Истекающий кровью передовой отряд продолжал стойко удерживать рубеж и выстоял. К Одеру форсированным маршем подошли главные силы 26-го гвардейского стрелкового корпуса, наступавшего в центре оперативного построения армии. По тонкому льду, под ожесточенным обстрелом начали преодоление реки 283-й и 286-й стрелковые полки 94-й гвардейской дивизии[6], которыми командовали подполковники А. А. Игнатьев и А. И. Кравченко. Гвардейцы с ходу вступили в бой с наседавшими подразделениями 67-го отдельного, 309-го пехотного и других батальонов противника. В ожесточенных схватках они потеснили врага и расширили плацдарм до 6 километров по фронту и до 2,5 километра в глубину.

На правом фланге армии к реке вышли соединения и части 9-го стрелкового корпуса. Почти одновременно в районе южнее Целлина с ходу форсировали Одер 248-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. З. Галая, а в районе Ной Блессина — 230-я стрелковая дивизия под командованием полковника Д. К. Шишкова. Части 9-го стрелкового корпуса, преодолевая сопротивление гитлеровцев, тоже расширили плацдарм и вышли на рубеж Ной Блессин, Карлсбизе, Ной Левин, западная окраина Гросс Нойендорф.

На левом фланге армии силы 32-го стрелкового корпуса вышли в район Кюстрина и завязали упорные бои за этот город.

Кстати говоря, в нашей военно-мемуарной литературе однажды была сделана попытка представить эти события так, будто одновременно с армейским передовым отрядом полковника X. Ф. Есипенко на этот единственный тогда плацдарм 1-го Белорусского фронта за Одером вышли и части 2-й гвардейской танковой армии, что они утром 1 февраля завязали бои за Кюстрин силами 19-й механизированной и 219-й танковой бригад и вошли в город[7].

Насколько неосновательна эта версия, видно из того, что наш передовой отряд не в состоянии был тогда переправить даже легкие танки, и они вели огонь по врагу с восточного берега Одера. Что же касается и города и крепости Кюстрин, то после продолжительного штурма войска 5-й ударной и 8-й гвардейской армий овладели ими только в марте 1945 года. Но об этом пойдет речь впереди.

Много страшного, леденящего душу приходится видеть на войне: трупы и кровь, пепел и слезы... Война сама по себе жестока и уносит огромное количество человеческих жизней. Но эти жертвы, какими бы тяжелыми они ни были, оправдываются, если речь, разумеется, идет о нас, необходимостью борьбы за правое дело. Но иногда приходилось встречаться с жестокостью бессмысленной, лютой, звериной...

В самом начале февраля офицер связи в моем присутствии вручил пакет командиру 416-й дивизии. Генерал Д. М. Сызранов быстро прочитал донесение и передал его мне:

— Вот звери. И при своем издыхании фашисты творят новые преступления... Прочитайте.

В донесении говорилось, что разведчики 1368-го стрелкового и 1054-го артиллерийского полков в тюрьме города Зонненбург обнаружили сотни трупов узников.

Через полчаса я, пригласив парторга штаба армии В. К. Попова, инструктора политотдела П. А. Селиверстова и прокурора армии полковника юстиции Н. М. Котляра, уехал в Зонненбург.

Все на фронтовой дороге напоминало о прошедших здесь недавно боях: воронки, обугленные кузова автомашин, подбитые танки. А вот у обочины — свеженасыпанный холмик, на котором лежит каска с красной звездой.

Петляя между надолбами и табличками с трафаретными надписями «Минные поля», точно придерживаясь обозначенных указателями путей проезда, мы продвигались вперед. В Зонненбурге нас встретили командиры уже полностью выдвинувшихся сюда полков В. Е. Куркацишвили и М. А. Махмудов. По тесной улице мы на машинах поехали к тюрьме. Из окон почти всех домов свисают белые полотнища — капитуляция...

Вот и тюрьма. Каменная стена опоясывала несколько серых корпусов, а за ней были видны вышки со сваленными пулеметами и разбитыми прожекторами. Через узкую, обитую стальным листом дверь в железных воротах проходим внутрь и останавливаемся в оцепенении. Перед нами непередаваемо страшная картина: весь двор завален трупами. Распластанные ничком на камнях, с раскинутыми руками, они лежали почти вплотную, а рядом валялись различные вещи: какие-то письма и фотографии, евангелие... И всюду — кровь: на асфальте, на стенах, на полосатой одежке людей, которые больше походили на обтянутые кожей скелеты. Вот подросток лет пятнадцати. У него размозжен череп, а грудь изрешечена автоматной очередью. Рядом ничком лежит старик, который, судя по всему, прикончен выстрелом из пистолета в голову. И таких много... Нет сомнения, что после пулеметного огня по скоплению узников фашисты добивали тех, в ком еще теплилась жизнь.

Тяжелое зрелище...

Николай Михайлович Котляр начал считать трупы, но, дойдя до шестой сотни, остановился:

— Изверги. Варвары двадцатого века... Не будет им прощения... Всех найдем, дайте только срок.

Решили осмотреть один из корпусов тюрьмы. Всюду гарь, лестничные клетки обгорели. Большинство камер одиночные — три шага в длину, один в ширину. Узкая железная койка без матраца, крохотный столик, параша. Не помещение, а клетка. Наверху, почти у потолка, — узкое оконце, зарешеченное толстыми металлическими прутьями, в обитых железом дверях — глазок. Стены камер мокрые, покрытые зеленой плесенью.

На дверях многих камер прикреплены картонки с фамилиями и именами заключенных. Большинство из них — немецкие. Видимо, здесь содержались антифашисты.

Вдруг в коридоре послышались крики. Я послал адъютанта узнать, в чем дело. Оказалось, что обнаружили обессилевшего от потери крови, но живого заключенного бельгийца Лео Эсселера.

Я приказал отправить его в ближайший медсанбат и сделать все возможное для его спасения и одновременно послал на машине адъютанта за медработниками для осмотра всех расстрелянных узников. Эта мера оказалась своевременной. Врачи обнаружили еще несколько человек, в ком теплилась жизнь.

Прокурору было дано указание провести по свежим следам расследование страшного злодеяния фашистских извергов. Для руководства всей этой важной работой в Зонненбурге остался Н. М. Котляр. На месте была образована специальная комиссия для составления соответствующей документации.

Вскоре по указанию Военного совета армии сюда прибыли офицеры политотдела, корреспондент армейской газеты А. Гуторович и фотокорреспондент Б. Боровских, фронтовой кинооператор М. Шнейдеров. Фотоснимки, сделанные ими, были использованы потом в партийно-политической работе, а позже стали важными документами для органов прокуратуры.

Советские следственные органы установили, что в этой тюрьме гитлеровцы держали немцев-антифашистов, русских, белорусов, украинцев, поляков, югославов, бельгийцев, итальянцев, французов. С приближением к городу Красной Армии на рассвете 31 января 1945 года фашистские палачи расстреляли более 800 заключенных, а затем, чтобы скрыть следы злодеяния, подожгли тюрьму и намеревались сжечь трупы заключенных. Лишь стремительное наступление наших войск помешало им завершить это гнусное дело.

По горячим следам советские следственные органы начали поиски преступников. Через несколько месяцев были арестованы участники неслыханного злодеяния заместитель директора тюрьмы Г. Рунг и инспектор П. Клитцинг. Хотя они и сообщили о некоторых подробностях расстрела заключенных, но многое утаили, свалив все на команду гестаповцев, приехавших из Берлина специально для совершения кровавой акции.

Военный трибунал приговорил Рунга к высшей мере наказания — расстрелу. Клитцинг умер в заключении в результате тяжелого заболевания.

Но далеко не все виновники зонненбургской трагедии были тогда обнаружены. Прокуратура СССР продолжала их розыск, связывалась по этому вопросу и со следственными органами других стран. И небезуспешно.

Уже после войны мне довелось беседовать с помощником Генерального прокурора СССР Г. Н. Александровым. Георгий Николаевич рассказал, что были арестованы в разное время оберштурмфюрер Г. Клемм, санкционировавший уничтожение заключенных, гестаповец X. Рихтер, отдавший приказ о расстреле, начальник команды гестапо В. Никкель, осуществивший кровавую расправу. Американский трибунал приговорил Клемма к пожизненному заключению. Однако западногерманские власти вскоре выпустили его из тюрьмы, найдя «смягчающие обстоятельства». Рихтер и Никкель судом в городе Киль (ФРГ) были оправданы на основе так называемого правового положения «об ответственности за исполнение приказа».

— К сожалению, — сказал в заключение Г. Н. Александров, — и в наши дни некоторым нацистским преступникам, укрывающимся в Западной Германии, удается избежать наказания. Именно так произошло с директором тюрьмы, начальником зондеркоманды и другими нацистами, уничтожавшими узников в Зонненбурге.

Преступники остались на свободе. Им покровительствуют определенные реваншистские круги, которым нужны и в будущем исполнители, готовые слепо воевать и совершать преступления против человечества ради корыстных целей класса имущих, ради наживы. И когда я слышу слово «фашизм», то невольно вспоминаю руины наших городов и сел, рвы с трупами в Треблинке и тюремный двор в Зонненбурге — эти страшные иллюстрации звериной жестокости «сверхчеловеков».

Итоги январского наступления было решено подвести на Военном совете нашей армии. Накануне заседания ко мне зашел начальник политотдела генерал Е. Е. Кощеев. Мы быстро решили все необходимые вопросы. Собираясь уходить, Евстафий Евсеевич сказал:

— Все ваши замечания учтем, но с одним разделом доклада нам будет справиться нелегко.

— Это с каким же? — спросил я.

— Об отличившихся в операции. Их очень много.

— Покажите лучших из лучших.

— Уже пробовали. Но каждая дивизия первого эшелона представила наградные материалы только на звание Героя Советского Союза более чем на двадцать человек.

— Ну, побольше бы нам таких «трудностей». Люди у нас замечательные, сражаются прекрасно, и отметить надо всех. А тому, что много представлений к наградам, только радоваться надо.

Замечу, что командование армии и фронта поддержало большинство наградных материалов, и после январских боев в нашей армии появилось еще около 100 кавалеров Золотой Звезды. Среди них были командиры дивизий В. С. Антонов и Г. Н. Шостацкий, командиры полков Д. М. Берлинский, А. И. Кравченко, А. А. Игнатьев, Е. Н. Петров, комбаты В. И. Горбунов, В. Д. Демченко, А. Ф. Богомолов, А. П. Рыбкин, А. И. Бельский, В. М. Мельник, В. А. Емельянов, командиры рот Н. В. Оберемченко, Н. Н. Вербин и другие.

У Александра Васильевича Суворова есть замечательные слова: «Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, ежели не будут истекать от искусства». Воины нашей армии, удостоенные звания Героя Советского Союза, показывали храбрость именно в сочетании с высоким ратным мастерством, что способствовало успеху подразделения, части. Так действовали парторг роты красноармеец А. А. Опалев, сорвавший атаку немецких танков ценой собственной жизни, командир дивизиона капитан П. С. Ковалевский, лично уничтоживший из орудия четыре танка и продолжавший управлять боем после тяжелого ранения, командир пулеметного расчета сержант Н. Д. Баздырев, который, будучи раненым, продолжал вести огонь и обеспечил продвижение подразделения, пулеметчик старшина А. А. Тер-Оганов, хладнокровный и меткий огонь которого не раз помогал бойцам добиться успеха в наступлении.

А как не рассказать о подвиге сапера 116-го батальона 61-й инженерно-саперной бригады красноармейца Ф. М. Кытина. Его саперная рота под сильным огнем делала проходы в минных полях противника. Кытин был тяжело ранен в ногу, но все же пробрался к немецким траншеям, снял восемь противотанковых мин, установил табличку с надписью: «Проход» — и только после этого лишился сознания. Фашисты захватили сапера и подвергли его зверским пыткам, пытаясь выведать наши планы. Герой комсомолец, верный присяге, умер, но не сказал ни слова. Имя Федора Максимовича Кытина навечно занесено в списки части.

Жаль, что нельзя рассказать подробно о всех героях. Ведь о каждом из них можно было бы написать целую повесть.

...Заседание Военного совета состоялось в Нойдамме, севернее Кюстрина. Командарм Н. Э. Берзарин говорил об итогах боев воодушевленно, я бы сказал, с азартом, как всегда четко и емко формулируя свои мысли.

Он подчеркнул, что главным результатом Висло-Одерской операции 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов является освобождение Красной Армией значительной части Польши и перенос боевых действий на территорию фашистской Германии. В ходе операции все корпуса и армейские части 5-й ударной задачи выполнили. Генерал Н. Э. Берзарин отметил успехи всех корпусов при прорыве обороны врага, дерзкие действия армейского и корпусных передовых отрядов, которые вместе с гвардейцами-танкистами генерала С. И. Богданова создали выгодные условия для наступления главных сил. Это позволило армии выйти на рубеж реки Бзура (глубина 155 километров) в два раза быстрее, чем предусматривалось директивой фронта.

В результате наступления войсками фронта было нанесено крупное поражение 9-й фашистской армии. Только за шесть суток войска 5-й ударной и 8-й гвардейской армий разгромили четыре пехотные дивизии (251, 6, 45, 391-ю), две танковые дивизии (19-ю и 25-ю) и десятки различных специальных частей.

Анализируя ход боевых действий, Николай Эрастович отметил, что 5-я ударная армия вышла на Одер на восемнадцатый день операции, пройдя с боями более 570 километров, то есть 30–35 километров в сутки.

— Я уверен, — сказал командарм, — что история войн еще не знала таких высоких темпов наступления. Но успехи не вскружат нам голову. И мы можем законно гордиться этим достижением советского военного искусства.

Последняя фраза была характерна для Николая Эрастовича. Он никогда не стремился подчеркнуть или преувеличить заслуги армии, а тем более свои. Командарм в оценке успехов отдавал должное командованию фронта, соседним армиям, взаимодействовавшим и обеспечивавшим соединениям и частям. И на этот раз Н. Э. Берзарин отметил важную роль инженерного и авиационного обеспечения.

Инженерные войска армии во главе с генерал-майором Д. Т. Фурсой в Висло-Одерской операции проявили высокую оперативность и инициативу, буквально творили чудеса, обеспечивая форсирование шести значительных водных преград: рек Пилица, Бзура, Нетце, Драге, Одер и межозерья Гопло и Слесинское. В ходе наступления они построили 19 мостов грузоподъемностью до 60 тонн и общей протяженностью около километра, разминировали 1130 километров дорог и 48 населенных пунктов.

Авиационную поддержку войск нашей армии осуществляла 16-я воздушная армия во главе с генерал-полковником авиации С. И. Руденко, его заместителем по политчасти генерал-майором авиации А. С. Виноградовым, начальником штаба генерал-лейтенантом авиации П. И. Брайко. Для выполнения этой задачи были выделены 6-й штурмовой, 6-й истребительный авиационные корпуса, 9-я гвардейская и 241-я бомбардировочные авиационные дивизии. Прикрытие войск и тыловых объектов осуществлялось силами одной истребительной авиационной дивизии.

Советские летчики, несмотря на туманы, снегопады, метели, оттепели и низкую облачность, оказали существенную помощь 5-й ударной армии как в прорыве обороны врага, так и в развитии наступления от Вислы до Одера. Они совершили в наших интересах около полутора тысяч боевых вылетов. При подготовке операции и в ходе ее авиация явилась основным средством разведки противника.

С заседания Военного совета генералы и офицеры расходились в хорошем настроении, с сознанием успешно выполненного долга и стремлением приложить все силы для того, чтобы решить очередную задачу — удержать и расширить плацдарм на Одере.