Весь Альфред Ван Вогт в одном томе

Глава 1

Нет, она не могла решиться! На нее внезапно повеяло холодом, ночь угрожающе обступила ее со всех сторон. У ее ног зловеще плескалась вода, словно сейчас, когда она передумала топиться, широкая, черная река затягивала ее, не в силах смириться с потерей этой жертвы.

Она поскользнулась на мокром склоне, и ее охватил безотчетный страх. Ей казалось, что из темноты к ней тянется что-то ужасное, чтобы схватить и утопить ее. Она быстро начала подниматься вверх по склону и, задохнувшись, почти упала на ближайшую скамейку в парке. Ей было неприятно и стыдно, что она позволила себе поддаться этому бессмысленному страху. Наступило какое-то оцепенение, которое не рассеялось, даже когда она увидела, что по дорожке идет какой-то высокий худощавый человек. Даже когда она поняла, что он направляется к ней, она почувствовала только слабое удивление.

Неприятный желтый свет фонаря падал на него сзади, и она не могла разглядеть его лица. Когда он заговорил, в его голосе слышался какой-то слабый иностранный акцент. Это был хорошо поставленный голос образованного человека. Он спросил:

— Вас интересует калонийский вопрос?

Норма с недоумением посмотрела на него и вдруг рассмеялась. Это действительно было смешно, просто до ужаса, до истерики забавно! Когда сидишь вот так, собираясь с силами, чтобы еще раз попробовать броситься в реку, чтобы раз и навсегда со всем покончить, и вдруг появляется какой-то ненормальный и…

— Вы заблуждаетесь на свой счет, мисс Матерсон, — холодно продолжал незнакомец. — Вы не из тех, кто может покончить с собой.

— И не из тех, кто ищет случая с кем-нибудь познакомиться на улице, — произнесла она привычную фразу. — Идите отсюда, пока…

И вдруг до нее дошло, что этот человек назвал ее по имени. Она пристально посмотрела на его лицо, совершенно неразличимое в темноте. Он кивнул, как бы в ответ на ее невысказанный вопрос.

— Да, я знаю ваше имя. А еще я знаю, что привело вас сюда и чего вы боитесь.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что сегодня вечером в город приехал молодой ученый по имени Гарсен, чтобы прочесть серию лекций. Десять лет назад, когда вы с ним закончили один и тот же университет, он сделал вам предложение, но вы тогда стремились к научной карьере. А теперь вы в ужасе от того, что, находясь в таком отчаянном положении, вы, возможно, будете вынуждены обратиться к нему за помощью.

— Прекратите!

Он внимательно смотрел на нее, пока она переводила дыхание, пытаясь справиться с собой. Наконец он сказал спокойно:

— Надеюсь, вы убедились, что я не просто случайный искатель приключений.

Норма вяло буркнула:

— Значит, искатель случайных приключений. — Но она не стала возражать, когда он сел на другой конец скамейки. Свет по-прежнему падал на него сзади, и лица его не было видно.

— Ну вот, — сказал он. — Вы шутите. Горько шутите. Но это уже лучше. Вы, наверное, думаете, что если кто-то интересуется вами, значит, не все еще потеряно.

— Те, кто знаком с основными законами психологии, не могут забыть о них, даже когда их постигнет несчастье, — сказала Норма безразличным тоном. — Все, что я за последние десять лет сделала, это… — Она остановилась. — Вы умны. Вам удалось отвлечь меня от неприятных мыслей, возбудив мои инстинктивные подозрения. Чего вы хотите?

— Я собираюсь предложить вам работу.

Норма рассмеялась, и сама поразилась тому, как резко прозвучал ее смех. “Кажется у меня начинается истерика”, — испуганно подумала она.

Вслух она произнесла со всей иронией, на которую была сейчас способна:

— А еще квартиру, драгоценности и машину. Так, кажется, говорят в таких случаях?

— Нет! — ответил он холодно. — Если говорить откровенно, то на мой вкус вы недостаточно хороши собой. Слишком угловаты — и физически, и умственно. Это и есть одна из тех проблем, от которых вы страдаете последние десять лет: растущая сосредоточенность на своих внутренних переживаниях, уход в себя, что неблагоприятно отразилось и на вашей внешности.

Она почувствовала, как при этих словах внезапно напряглось все ее тело. Огромным усилием воли она заставила себя расслабиться и сказала:

— Да, я сама на это напросилась, конечно. Оскорбления помогают побороть истерику. Так что же вы хотите?

— Вас интересует калонийский вопрос?

— Ну вот, опять… — Она поморщилась. — Но, вообще-то, да. Я их поддерживаю. Как рыбак рыбака, знаете?

— Прекрасно знаю. Кстати, вы сами назвали причину того, почему я сейчас здесь и нанимаю на работу молодую женщину, которой приходится туго. Калонийцам тоже приходится туго сейчас и… — Он остановился и сделал широкий жест невидимыми в темноте руками. — Вы понимаете, это хорошая реклама для наших призывных пунктов.

Норма кивнула. Ей казалось, что она действительно понимает, и внезапно ее охватило какое-то волнение, она почувствовала, что не может вымолвить ни слова. Рука ее дрожала, когда она взяла ключ, который этот странный человек-невидимка протянул ей.

— Этим ключом, — сказал он, — вы откроете входную дверь призывного пункта, а также дверь, ведущую к квартире, которая расположена над ним. Квартира эта будет вашей, пока вы будете у нас работать. Вы можете пойти туда сегодня же вечером, если хотите, или подождите до утра, если вы боитесь, что это какая-то уловка, чтобы заманить вас к себе. Но я должен вас предупредить.

— Предупредить?

— Вот именно. Работа, которую мы проводим, нелегальна. По законам только американское правительство имеет право призывать американских граждан на военную службу и организовывать вербовочные пункты. Мы существуем с молчаливого согласия властей и благодаря сочувствию, которое испытывают люди к делу калонийцев, но в любой момент кто-нибудь может донести на нас, и полиции придется действовать соответствующим образом.

Норма с готовностью кивнула.

— В этом нет риска, — сказала она. — Ни один судья никогда…

— Адрес — улица Карлтон, дом триста двадцать два, — перебил он. — И, кстати, меня зовут доктор Лелл.

Норма почувствовала, что ее довольно бесцеремонно подталкивают к принятию решения. Она все еще колебалась и, пытаясь потянуть время, спросила:

— Это где? Недалеко от Бессемер?

Теперь заколебался он.

— Боюсь, — признался он, — что я не очень хорошо знаю город, во всяком случае, в двадцатом веке. Я был здесь много лет назад, где-то в начале века.

Норму слегка удивило то, что он посчитал нужным оправдываться и объяснять что-то. Она произнесла с ноткой обвинения в голосе:

— Вы не калониец. Вы говорите, как француз, кажется.

— Да, и вы тоже не калонийка, — проговорил он и внезапно поднялся со скамейки. Она смотрела ему вслед, пока он не растворился в темноте.

Глава 2

Идя по безлюдной ночной улице, она внезапно остановилась. Звук, который раздался где-то в ее голове, был похож на тихий, еле слышный шепот, это был почти неуловимый шум работающей где-то неподалеку машины, какого-то механического устройства. На мгновение все ее внимание сосредоточилось на этом звуке, и так же внезапно, как и появился, он вдруг стих и замер окончательно. И снова перед ней была только пустынная в этот ночной час улица.

Тусклое призрачное освещение делало все вокруг каким-то ненастоящим и зловещим, и Норма почувствовала, что в ее душе растут сомнение и страх. Она сощурила глаза, чтобы разглядеть номер дома, возле которого она остановилась, и почти не удивилась, увидев цифру триста двадцать два. Это был тот самый дом! Внутри было темно, а на оконном стекле белели какие-то объявления. Норма подошла ближе и прочла: “Сражайтесь за храбрых калонийцев”, “Калонийцы борются за свободу, присоединяйтесь к ним”, “Если вы сами можете заплатить за проезд, — это хорошо, если нет, мы отправим вас туда за свой счет”.

Были там и другие объявления, но по сути все они разными словами повторяли один и тот же призыв, который звучал очень искренне и эмоционально. Конечно, все это было незаконно. Но тот человек в парке и не скрывал этого. Эти рассуждения почему-то успокоили ее, и она решительно вынула из сумочки ключ.

По обе стороны от окна были двери. Та, что справа, вела в помещение конторы, где принимали добровольцев для направления их в Калонию, а за левой дверью Норма увидела слабо освещенную лестницу, по которой она поднялась наверх. В квартире на верхнем этаже никого не было. Когда она вошла, она заметила на двери щеколду. Норма сразу же задвинула ее и только потом устало побрела в спальню. Уже лежа в постели, она снова услышала знакомый, еле различимый шум работающей машины. И снова ее поразило то, что шум этот раздается как бы у нее в голове, а не проникает туда извне. В самую последнюю секунду перед тем, как заснуть, она ощутила легкую вибрацию, как будто по ее нервам пробежал слабый заряд тока.

Этот странный, необъяснимый шум продолжался всю ночь. Она поворачивалась, меняла положение и, на мгновение просыпаясь, ощущала слабую вибрацию.

Наконец она окончательно проснулась. Разбудили ее лучи солнца, ослепительно яркие. Первые секунды она лежала неподвижно, напряженно вслушиваясь, затем с облегчением вздохнула. Раздражающе неуловимый шум машины полностью прекратился. Слышны были только обычные звуки просыпающейся улицы. В холодильнике и в маленькой кладовке она нашла еду, и тревоги и сомнения отступили перед живительной силой хорошего завтрака. С растущим интересом она подумала о том, как же на самом деле выглядит тот загадочный незнакомец, благодаря которому она очутилась здесь.

Когда Норма открыла дверь в контору для регистрации добровольцев, она одновременно и удивилась и обрадовалась, так как где-то в глубине ее души прятались опасения, что за всем этим скрывается что-то неприглядное. Она усилием воли отбросила последние сомнения. Мир был полон радости и солнечного света, и сейчас ей было трудно вспомнить, в каком мрачном настроении она находилась еще так недавно, прошлым вечером, до того, когда жизнь ее таким образом изменилась.

Она осмотрела комнату. Там стояли четыре стула, скамейка, а вдоль одной стены тянулась длинная деревянная стойка. На стенах висели газетные вырезки с сообщениями о калонийской войне. Имелась и задняя дверь. Из любопытства Норма дотронулась до ручки двери и обнаружила, что она заперта. Но потрясло ее не это, а то, что дверь оказалась цельнометаллической, несмотря на то, что выглядела она как деревянная.

Несколько мгновений она постояла неподвижно, пытаясь справиться с вновь охватившим ее страхом, и это ей удалось, когда она сказала себе: “Меня это не касается”.

И тогда, прежде чем она успела отвернуться, таинственная дверь открылась, и на пороге показался высокий худощавый человек. Он отрывисто проговорил, вернее, бросил ей в лицо:

— Нет, напротив, вас это как раз касается.

Норма как-то внутренне сжалась, но не от страха, а, скорее, от неожиданности. Этот холодный голос так отличался от того, который она слышала предыдущей ночью, и тем не менее это был тот же самый голос! Смутно она уловила неприятную усмешку на его лице. Она не могла бы сказать, что она почувствовала в этот момент. Эта неприятная пустота внутри не могла быть страхом! Ей было достаточно сделать несколько шагов, и она очутилась бы на улице, где было полно народа. И кроме того, она никогда раньше не боялась негров и сейчас тоже.

Это первое впечатление было таким острым и поразительным, что она не поверила своим глазам, когда вгляделась в него получше. Это был не негр. Она даже потрясла головой, чтобы зрение не обманывало ее; но это не помогло. Этот человек не был негром, но он не был и белым, и вообще он не был похож ни на кого.

Чем больше она вглядывалась в него, тем разительнее казалось его отличие от всех остальных людей, которых она когда-либо видела. У него были узкие глаза, его темная кожа на вид казалась очень тонкой, но лицо его не было молодым. Самой привлекательной чертой этого необычного лица был нос, благородной, идеально правильной формы, словно выточенный рукой талантливого скульптора. Его рот с тонкими губами был властно сжат, крупный подбородок слегка выдавался вперед, увеличивая впечатление силы, которое ощущалось во всем облике этого человека. Его серо-стальные глаза смотрели на нее с выражением превосходства и презрения.

— О, вы, кажется, не боитесь меня? — произнес он тихо. — А между тем, моя цель сейчас — именно заставить вас бояться. Вчера вечером моей задачей было привести вас сюда. Это требовало определенного такта, понимания. Моя новая цель, помимо всего прочего, предполагает осознание вами, что вы полностью находитесь в моей власти независимо от вашей воли или желания. Я мог бы дать вам возможность постепенно убедиться, что это не калонийский вербовочный пункт. Но я предпочитаю, чтобы рабы побыстрее смирялись со своей участью. Все и всегда реагируют на воздействие машины одинаково, и я просто не могу вам передать, как это скучно.

— Но я… не понимаю!

Он ответил холодным и назидательным тоном:

— Позвольте мне объяснить вкратце. Вы знаете о существовании нашей машины и ощущали ее воздействие на себе. Машина подстроила ваши биоритмы под себя, и, действуя через нее, я могу управлять вашим поведением вопреки вашему желанию. Конечно, я не могу ожидать, что вы мне поверите. Как и другие женщины, вы захотите убедиться, правда ли, машина имеет над вами власть. Обратите внимание, что я сказал “женщины”. Мы всегда нанимаем на работу женщин. По чисто психологическим причинам это безопаснее, чем брать на работу мужчин. Вы поймете, что я имею в виду, если попытаетесь предостеречь кого-нибудь из добровольцев, поделившись с ними тем, что я вам рассказал. Обязанности ваши очень просты. На столе лежит блокнот, на страницах которого вы увидите простые, обычные вопросы. Вы зададите испытуемым эти вопросы, запишете их ответы и затем пошлете их ко мне в дальнюю комнату. Я должен провести… медицинское обследование.

Из всего, что он сказал, больше всего Норму поразило то, что никак не было связано с ее собственной судьбой.

— Но если этих людей не отправят в Калонию, тогда…

Жестом он остановил ее и предостерегающе процедил сквозь зубы:

— К нам идет кто-то. Помните!

Он исчез в дальней комнате, а Норма с ужасом прислушивалась к звуку открываемой парадной двери. Да, наверное, это кто-то из добровольцев. И вот уже приятный мужской голос приветствовал ее.

Пальцы ее дрожали, когда она записывала его ответы на многочисленные вопросы. Имя, адрес, ближайшие родственники. Жизнерадостное лицо сидящего перед ней человека расплывалось перед ее глазами, а мысли проносились в голове, обгоняя одна другую и бесследно затем исчезая. Она услышала свой собственный голос, звучавший как будто со стороны и торопливо и нечетко произносящий нужные слова:

— Вы понимаете, что эти вопросы — необходимая формальность. А теперь пройдите, пожалуйста, в дальнюю комнату.

В наступившей тишине Норма перевела дух. Она сказала это! Неуверенность, сомнения, нежелание предпринимать какие бы то ни было действия, пока она не найдет какой-либо выход из сложившегося положения, каким-то непонятным образом выразились в том, что она сказала именно то, чего хотела избежать.

— Зачем мне туда идти? — спросил мужчина.

Она молча уставилась на него, не в силах теперь произнести ни слова. Она чувствовала, что в голове у нее все как бы перемешалось, и мозгу нужно было время, чтобы переварить все. Вслух она проговорила:

— Это обычное медицинское обследование, и проводится оно исключительно в ваших интересах.

Норма молча наблюдала, как мужчина энергичной походкой направился к двери в дальнюю комнату. Дверь открылась и против ожидания осталась открытой. И в ту минуту, когда мужчина скрылся из поля ее зрения, она увидела ту самую машину. Та ее часть, которая была видна Норме, внушительно поблескивая, возвышалась чуть ли не до потолка, частично закрывая собой дверь, очевидно, выходящую во двор.

Норма завороженно смотрела на удивительную машину. Невольно она напрягала слух, ожидая услышать тот характерный шум, который производила работающая машина. Но сейчас она не ощутила ничего: ни малейшего звука не доносилось из открытой двери, ни самой незначительной вибрации не испытывало ее тело. Придавив пол всей своей огромной массой, машина как будто вросла в него и замерла, не подавая никаких признаков жизни.

До Нормы донесся глубокий, убедительный голос доктора:

— Я надеюсь, вы не будете возражать, если я попрошу вас выйти через заднюю дверь, мистер Бартон. Мы просим наших посетителей делать это, так как — ну, знаете, наш вербовочный пункт существует незаконно. Как вы, возможно, знаете, власти к нам относятся довольно лояльно, но нам не хотелось бы афишировать те успехи, которых мы добиваемся, привлекая молодых людей к борьбе за дело калонийцев.

Норма ждала. Как только уйдет этот человек, она потребует, чтобы доктор объяснил ей, что все это значит. Если это происки замаскированных врагов калонийцев, она сейчас же пойдет в полицию.

И вдруг она вскрикнула от неожиданности. Машина на глазах оживала. Изнутри она загорелась мягким белым светом, который становился все интенсивнее, и внезапно вся машина вспыхнула ярчайшим пламенем, мгновенно охватившим ее со всех сторон своими разноцветными язычками. Это было впечатляющее зрелище.

Так же неожиданно, как оно и появилось, пламя вдруг погасло, как будто оно полностью истощило все свои силы, прожив эту короткую и невероятно яркую жизнь. Машина снова превратилась в груду безжизненного металла. На пороге комнаты появился доктор.

— Мистер Бартон в порядке! — проговорил он с удовлетворением в голосе. — Сердце, правда, придется несколько подправить, чтобы устранить последствия нездорового питания. Легкие быстро отреагируют на вакцинацию против отравления газами, а наши хирурги смогут его залатать при любых ранениях.

Норма тихо спросила вдруг пересохшими губами:

— Что такое вы говорите? Что? Что случилось с этим человеком?

Он посмотрел на нее ничего не выражающими глазами и произнес холодно:

— Как что? Он вышел через заднюю дверь.

— Неправда! И вы это знаете!

Она понимала бесполезность слов. Мысли ее путались. Она бросилась к двери дальней комнаты, но когда она была уже на пороге, ноги ее внезапно ослабли и подкосились. Она ухватилась за ручку двери, чтобы сохранить равновесие, и поняла, что ей не хватит смелости приблизиться к машине. Стараясь говорить как можно спокойнее, она с трудом произнесла:

— Вы не будете так любезны подойти к задней двери и открыть ее?

Снисходительно улыбаясь, доктор сделал то, что она просила. Это была совсем обычная дверь. Открываясь, она тихонько скрипнула. Когда он закрывал ее, громко щелкнул замок. До этого Норма такого звука не слышала. Щеки ее побелели, а голос слегка дрогнул, когда она спросила:

— Что же это за машина?

— Я думаю, она принадлежит местной электрической компании, — ответил он вежливо-издевательским тоном. — А нам разрешают использовать эту комнату.

— Это невозможно, — сказала она, пытаясь придать своему голосу уверенность, которой не испытывала. — Электрические компании не держат машины в дальних комнатах старых зданий.

Он пожал плечами и безразлично произнес:

— Боюсь, что мне это начинает надоедать, Я уже говорил вам, что это совершенно особенная машина. Вы уже видели, какими уникальными свойствами она обладает, и тем не менее вы все время пытаетесь подогнать действительность под свои ограниченные представления, что, в общем, свойственно людям двадцатого века. Я повторяю, что вы раба этой машины и что вам не имеет смысла обращаться в полицию, не говоря уже о том, что я спас вас от самоубийства и одно только чувство благодарности должно подсказать вам, что вы всем обязаны мне и ничего не должны тому миру, который собирались покинуть. Но л, наверное, слишком многого от вас ожидаю. Жизнь сама вас научит.

Норма, не торопясь, пошла к входной двери и открыла ее. Удивленная тем, что он не сделал ни малейшей попытки остановить ее, она повернулась, чтобы посмотреть на него. Он стоял, не двигаясь, и улыбался.

— Вы, наверное, просто сумасшедший, — проговорила она, помолчав. — Вы, кажется, думаете, что ваши жалкие уловки и претензии на загадочность испугают меня? Боюсь, что мне придется развеять ваши иллюзии. Я иду в полицию, сейчас же!

Когда она уже ехала в автобусе, он все еще стоял перед ее глазами, спокойно и презрительно улыбаясь. Холод, которой несло с собой это воспоминание, подрывал ее напускное спокойствие.

Глава 3

Ощущение кошмара, в котором Норма все это время находилась, исчезло, когда она сошла с автобуса у полицейского участка. Солнце щедро заливало своими лучами мостовую, радостным был даже шум уличного движения. Вокруг была жизнь — привычная и нормальная, и к ней стала возвращаться вера в себя.

Теперь, когда она нашла ответ на вопрос, что же с ней произошло, он оказался неожиданно простым. Гипноз! Именно под его воздействием она увидела, как огромная черная машина вспыхнула ярким пламенем. Кипя негодованием по поводу того, как бесцеремонно с ней обошлись, она занесла ногу, чтобы ступить на обочину.

Нога не слушалась. Мышцы отказывались действовать. Она заметила, что на расстоянии примерно десяти футов от нее стоит какой-то человек и смотрит на нее округлившимися от испуга глазами.

— Боже мой! — воскликнул он. — Наверное, у меня галлюцинации.

Он быстро зашагал прочь, и Норма, отметив про себя его странное поведение, не нашла в себе сил хоть как-нибудь отреагировать. Она чувствовала такое умственное и физическое опустошение, что ей было даже не до любопытства. Неверными шагами она пошла по тротуару. У нее было ощущение, что кто-то или что-то держит ее, сильно и безжалостно, и для того, чтобы двигаться, ей приходится преодолевать сильнейшее сопротивление. “Это машина”, — подумала она, и ее охватила паника.

Дальше она шла только благодаря тому, что напрягала всю силу воли, чтобы сделать следующий шаг. Она преодолела несколько ступенек, ведущих к входной двери, и на мгновение остановилась перевести сбившееся дыхание. Вдруг она вся похолодела от страха. А что, если ей не удастся осуществить задуманное? И тут же она возмутилась. Да что же с ней такое на самом-то деле? Как может машина действовать на таком большом расстоянии с такой безошибочной избирательностью?

В эту минуту она услышала уверенный голос полицейского, поднявшегося по ступенькам вслед за ней, и для нее это был самый приятный звук, который она когда-либо слышала.

— Никак не справитесь, мадам? Позвольте, я помогу вам открыть дверь.

— Спасибо, — проговорила она, и ее собственный голос показался Норме чужим — слабым и болезненным. Она поняла, что через несколько минут уже не сможет вымолвить ни слова.

“Раба машины”, — сказал он, и Норма внезапно со всей ясностью поняла, что, если ей суждено выиграть схватку с машиной, она должна действовать именно сейчас, без промедления. Она во что бы то ни стало должна войти в это здание, должна увидеть кого-нибудь из местного начальства и рассказать все — должна — должна — должна. Каким-то непонятным образом ей удалось войти внутрь большого современной архитектуры здания, и тут она поняла, что это все, она достигла предела своих возможностей.

Она чувствовала, что все внутри у нее дрожит от неимоверных усилий, которые ей приходилось прилагать, просто чтобы стоять прямо. Колени ее похолодели и ослабели, как будто они были сделаны из льда, который растаял и превратился в воду. Она увидела участливо склонившегося к ней полицейского.

— Я чем-то могу вам помочь, мамаша? — спросил он ласково.

“Мамаша!” — мысленно повторила она с ужасом. Действительно ли он сказал это, или это снова галлюцинации, игра ее воображения? Какая же она мамаша? Она даже и не замужем еще.

Она заставила себя не думать об этом, так можно было лишиться рассудка. Сейчас у нее не было надежды добраться до какого-нибудь инспектора. Этот констебль должен выслушать ее историю. Это ее шанс победить зловещую силу, которая приобрела над ней власть, ужасную силу, чьи конечные цели она даже не могла себе представить. Она открыла рот, чтобы начать свой рассказ, и в эту минуту заметила перед собой зеркало. Она увидела высокую, худую и очень старую женщину, стоящую рядом с мощного сложения полицейским. Этот обман зрения поразил ее. Каким-то образом в зеркале было видно не ее отражение, а фигура какой-то старой женщины, очевидно, стоящей сразу за ней и немножко правее. Она приподняла свою руку в красной перчатке, чтобы привлечь внимание полицейского, и одновременно рука старой женщины в зеркале тоже приподнялась. На ней тоже была красная перчатка. Ее собственная рука замерла в воздухе, и рука старухи тоже. Пораженная Норма отвела взгляд от зеркала и уставилась на неподвижно застывшую в воздухе руку. Между краем перчатки и краем рукава ее шерстяного костюма виднелся небольшой участок кожи. Но ее кожа совсем не такая темная!

В это мгновение в комнату вошел доктор Лелл, а полицейский дотронулся до ее плеча.

— В вашем возрасте, мадам, вам не следовало приходить сюда самой. Достаточно было бы телефонного звонка.

А доктор Лелл в это время говорил:

— Моя бедная старенькая бабушка.

Они оба продолжали что-то говорить, но смысл их слов ускользал от Нормы. Она лихорадочным движением стянула перчатку, и глазам ее предстала морщинистая и высохшая от старости кожа. Шок был таким глубоким, что Норма упала в обморок. Последняя ее мысль перед тем, как она потеряла сознание, была, что превращение ее в старуху, очевидно, произошло в тот самый момент, когда она ступила на обочину тротуара перед полицейским участком. Вот почему тот человек смотрел на нее, выпучив глаза и думая, что сошел с ума.

Боль исчезла, и она стала приходить в себя. Норма услышала шум автомобильного двигателя и ощутила какое-то движение. Она открыла глаза — и с ужасом все вспомнила.

— Не бойтесь! — сказал доктор Лелл, и сейчас голос его был настолько успокаивающим и мягким, насколько жестким и ироничным он был на вербовочном пункте. — Вы снова стали собой. Больше того, сейчас вы лет на десять моложе.

Он убрал одну руку с руля и, взяв, очевидно, заранее приготовленное зеркальце, поднес его к ее лицу. Мгновенно промелькнувшее в нем изображение заставило ее схватиться за зеркальце так, как если бы это была самая большая драгоценность на свете.

Она пристально вгляделась в свое отражение, и рука ее с зеркалом упала на сиденье. Ослабевшая от всего пережитого, она откинулась назад на подушки. По щекам ее текли слезы. Наконец она сказала ровным голосом:

— Спасибо, что сразу сказали мне. Иначе я просто сошла бы с ума.

— Именно поэтому я вам и сказал, — проговорил он тихо, спокойным голосом. И она почувствовала, что несмотря на только что перенесенное потрясение, постепенно успокаивается, хотя полностью отдавала себе отчет в том, что этот дьявол во плоти использует слова и интонацию и человеческие эмоции в своих целях, холодно и расчетливо. Глубокий спокойный голос продолжал говорить: — Как вы убедились, вы теперь очень ценный сотрудник нашей группы по двадцатому веку и вы лично заинтересованы в успехе нашего предприятия. Вы прекрасно отдаете себе отчет в том, какая система поощрений и наказаний за хорошую или плохую службу нами используется. У вас будет еда, крыша над головой, деньги — и вечная молодость. Посмотрите на свое лицо еще раз, посмотрите внимательно и радуйтесь, как вам повезло. Пожалейте тех, кого в будущем ожидает только старость и смерть. Смотрите же!

Она смотрела, и ей казалось, что перед ней отличная фотография прошлых лет, разве что только на самом деле она была раньше более хорошенькой, черты лица ее не были такими резкими. Теперь ей снова было двадцать лет, но она была другой, более зрелой и не такой по-детски пухленькой. Она краем уха слышала его голос, который был сейчас только фоном для ее мыслей, и упивалась своим отражением в зеркале.

— Как вы видите, — продолжал доктор Лелл, — вы не совсем такая, какой были в двадцать лет. Дело в том, что мы смогли манипулировать временными факторами, влияющими на ваше тридцатилетнее тело, только с использованием строгих математических законов, которым подчиняются задействованные в этих процессах силы. Мы не смогли устранить тот ущерб, который был нанесен вам последними годами вашей жизни, когда вы ушли в себя и сконцентрировались исключительно на своих проблемах. Вы их прожили именно так, и этого уже ничто не изменит.

Ей пришло в голову, что он говорит это все, чтобы дать ей время прийти в себя после того ужасного потрясения, которое ей пришлось пережить. И она в первый раз подумала не о себе, а о тех невероятных вещах, свидетелем которых она являлась, о том подтексте, который стоял за каждым словом и каждым действием.

— Кто… вы?

Он молчал. Машина с трудом двигалась в плотном потоке уличного движения, а Норма разглядывала его, это худое, странное, темное лицо с горящими темными глазами. В нем было что-то нечеловеческое, дьявольское, злое. В эту минуту она не чувствовала к нему отвращения, завороженно следя за тем, как выдавался вперед его сильный подбородок, когда он говорил, холодно и с звенящей в голосе гордостью.

— Мы — хозяева времени. Мы живем на самой границе времени, и нам принадлежит все. Никакими словами невозможно описать, насколько огромны наши владения и насколько тщетны любые попытки противостоять нам. — Он остановился, и блеск его глаз несколько потух. Он нахмурил брови и сжал губы, затем продолжил, резко и презрительно: — Я надеюсь, что любые ваши смутные планы бороться с нами теперь должны быть отброшены под давлением логики событий и реальной действительности. Теперь вы знаете, почему мы берем на работу женщин, у которых нет друзей.

— Вы дьявол! — Она еле смогла выговорить эти слова своими дрожащими губами.

— А, — сказал он тихо, — я вижу, вы понимаете психологию женщин. Мне осталось отметить еще две вещи, чтобы закончить ход моей мысли. Во-первых, я могу читать ваши мысли; все, что приходит вам в голову, и все, что вы чувствуете, — для меня как открытая книга. И во-вторых, прежде чем установить нашу машину именно в этом здании, мы исследовали будущее, и в течение всех тех лет, которые нас интересовали, машина оставалась невредимой, а власти не подозревали о ее существовании. Таким образом, будущее показывает, что вы ничего не сделали, чтобы бороться с нами. Надеюсь, вы согласитесь, что это убедительный аргумент.

Норма заторможенно кивнула, забыв про зеркало.

— Да, — сказала она, — наверное, это так.

Глава 4

По крайней мере, никто не вмешивался в ее личную жизнь. Никто никогда не поднимался по темной, узкой лестнице в ее крошечную квартирку, кроме нее самой. Вечером, после того, как вербовочный пункт закрывался, она бродила по шумным, заполненным толпой улицам. Иногда она ходила в кино, если была надежда, что фильм позволит ей на какое-то время расслабиться и забыть об атмосфере напряженности, в которой она все время находилась. Иногда ей попадалась книга по социологии, и тогда она вспоминала о своем давнем увлечении и забывалась на час-другой.

Но ничто, абсолютно ничто не могло заставить ее забыть о страшной реальности, которую являла собой машина. Она всегда чувствовала ее. Это было похоже на то, как будто ее мозг был охвачен стальным обручем. Было смешно читать о калонийской войне, о победах и поражениях — когда где-то в будущем вырисовывалась другая, великая война, война таких грандиозных масштабов, что пушечное мясо для нее приходилось добывать во всех столетиях. И добровольцы шли! Темные и светлые, молодые и не очень, угрюмые, жесткие, сильные. Среди них было много ветеранов прошедших войн. Это был непрерывный, нескончаемый поток, поглощаемый в дальней, тускло освещенной комнате И вдруг в один из таких безликих дней она подняла голову от старой, запачканной стойки, и перед ней стоял Джек Гарсен!

Он облокотился на стойку и смотрел на нее, и Норма с удивлением отметила, что он почти не изменился за те десять лет, что они не виделись, только лицо, пожалуй, стало более жестким, да вокруг темно-карих глаз появились морщинки усталости. Пока она в немом оцепенении разглядывала его, он произнес:

— Конечно, я должен был прийти. Вы были первой женщиной, затронувшей мои чувства, а также и последней. Когда я писал вам письмо, я еще не отдавал себе отчета, как сильны эти чувства. Ну, что тут у вас происходит?

Она в это время с отчаянием думала, что доктор Лелл часто ненадолго исчезал в дневное время. Однажды она видела, как он растворился в ярком облаке света, излучаемого машиной. Пару раз, когда она открывала дверь его комнаты, чтобы сказать ему что-то, оказывалось, что там его нет. Это означало, что он часто возвращался в свое время Тогда, когда она не видела.

Пусть это будет одним из таких случаев, когда он отсутствует!

И тут же ей в голову пришла другая мысль. Норма так остро и внезапно ощутила ее, что у нее тут же заболела голова. Она должна сохранять спокойствие. Она не должна позволить своим мыслям выдать ее, если только еще не слишком поздно.

Она заговорила, и голос ее показался ей самой криком раненой птицы, сначала оглушенной потрясением, а потом начавшей биться в агонии.

— Быстро! Вы должны уйти до шести часов! Скорее! Скорее же!

Она заколотила своими дрожащими руками ему в грудь, как будто хотела вытолкать его за дверь. Но он даже не пошатнулся. Сила ее ударов разбилась о мышцы его груди.

Он смотрел на нее сверху вниз, мрачно улыбаясь. Когда он заговорил, голос его звучал как сталь:

— Кто-то вас явно до смерти перепугал. Но не беспокойтесь! У меня в кармане пистолет. И я здесь действую не один. Я послал телеграмму в калонийское посольство в Вашингтоне, а потом передал их ответ здешней полиции. Посольство ничего не знает об этом вербовочном пункте. Через несколько минут сюда прибудет помощь. Я пришел первым, чтобы предупредить вас. Пойдемте отсюда, потому что…

Наверное, он прочел что-то в глазах Нормы, которые внезапно вспыхнули злым огнем, когда- она бросила взгляд через его плечо. Он обернулся и увидел, что из дальней комнаты выходят какие-то люди. Их было человек десять, и внешне они разительно отличались от высокого, худощавого доктора Лелла с тонкими чертами лица. Это были низкорослые, коренастые, уродливые существа, полулюди-полуобезьяны; в их лицах было не то чтобы зло, а полное отсутствие интеллекта.

На мгновение их глаза загорелись животным любопытством, когда они посмотрели на то, что происходило за окном. Затем они безразлично взглянули на Норму и Джека Гарсена, который твердо держал в руках пистолет. Наконец, потеряв к ним интерес, они выжидательно уставились на доктора Лелла, который стоял, усмехаясь, на пороге комнаты.

— А, профессор Гарсен, у вас, кажется, пистолет? И сейчас здесь будет полиция? К счастью, у меня здесь есть кое-что, что может убедить вас в тщетности всех ваших планов.

Он вынул руку из-за спины, и Норма коротко вскрикнула. Он держал горящий шар, буквально пылающий интенсивно-белым огнем прямо у него на ладони. Когда он заговорил, насмешка в его голосе звучала вполне отчетливо:

— Моя дорогая мисс Матерсон, я думаю, вы согласитесь, что теперь, когда в ряды непобедимых армий Славных влился этот молодой человек, вы не станете более чинить нам препятствия в достижении наших целей. А вы, Гарсен, бросьте свой пистолет, а то обожжете руки.

Эти последние слова заглушил крик Гарсена. Потрясенная Норма увидела, как охваченный пламенем пистолет выпал из руки Джека и продолжал яростно гореть, лежа на полу.

— Боже мой! — воскликнул Джек. Он не сводил глаз с пистолета, который буквально съедал огонь. Через несколько секунд от него не осталось и следа, а огонь погас. Пол даже не закоптился.

Доктор Лелл отрывисто произнес какую-то команду. Это были странные, незнакомые слова, но смысл их был тем не менее ясен:

— Хватайте его!

Норма испуганно посмотрела на Джека, но он не оказал никакого сопротивления, когда группа людей-животных окружила его. Доктор Лелл сказал:

— Пока что, профессор, вы не очень хорошо сыграли роль благородного избавителя прекрасной дамы. Но я рад, что вы уже поняли бесполезность каких бы то ни было попыток бороться с нами. Возможно, если, конечно, вы будете продолжать вести себя разумно, нам не придется уничтожать вас как личность, лишать вас индивидуальности. — Он недовольно нахмурил брови и продолжал: — Я собирался подождать и схватить ваших храбрых полицейских, но так как они, как всегда, в нужный момент не приехали, я думаю, нам придется обойтись без них. И это, я полагаю, к лучшему.

Он взмахнул рукой, и люди-обезьяны ринулись к задней двери, таща за собой Джека. Они вошли в комнату и исчезли из вида. На мгновение Норма увидела оживающую машину, по поверхности которой начали бегать языки пламени. Доктор Лелл быстрыми шагами подошел к ней и наклонился через стойку. В глазах его была неприкрытая угроза.

— Сейчас же отправляйтесь наверх. Я не думаю, что полиция вас узнает, но если вы только попытаетесь сделать какой-либо ложный шаг, расплачиваться придется ему. Быстро наверх!

Норма заторопилась к двери и перед тем, как выйти, оглянулась в то самое мгновение, когда доктор Лелл исчез в дальней комнате. Она стала подниматься вверх по лестнице и вдруг замерла от страшного предчувствия. Медленно, неверными шагами она преодолела оставшиеся ступеньки и подошла к зеркалу. Да, уходя, доктор Лелл не забыл о ее наказании. Из зеркала на нее смотрело сухое, с горькими складками вокруг рта лицо пятидесятипятилетней женщины.

Это было последней каплей. Безжизненно опустив голову, она села ждать прибытия полиции.

Глава 5

Для Гарсена путешествие в мир будущего началось в длинном, тускло освещенном коридоре, очертания которого расплывались, когда он пытался его рассмотреть. Чьи-то сильные руки поддерживали его во время пути.

Вдруг неясная, неверная картина, которую рисовало его зрение, пропала совсем. Когда туман в его глазах рассеялся, он обнаружил, что находится в какой-то маленькой комнате. Сначала ему показалось, что он здесь один, но когда он потряс головой и зрение его прояснилось, он увидел, что в комнате стоит письменный стол, за которым сидит какой-то человек.

При виде этого характерного, темного, худого лица, в котором было что-то дьявольское, Гарсен почувствовал, что по его телу как будто пробежал электрический ток, возвращая ему силы. Он выпрямился, и доктор Лелл насмешливо произнес:

— Понятно. Вы решили, что будете с нами сотрудничать. Я прочитал это намерение в ваших мыслях еще до того, как мы с вами покинули Норму, на помощь к которой вы так благородно поспешили. К сожалению, одного вашего желания в данном случае недостаточно.

Издевка в его голосе была явной. Джек подумал, как ему повезло, что они не воздействовали на него с помощью какой-нибудь фантастической выдумки будущего, чтобы дезорганизовать его мысленные процессы. Теперь у него было время собраться с мыслями, проанализировать свое положение, продумать возможные варианты дальнейшего развития событий, предусмотреть неожиданности, чтобы остаться в живых.

Он сказал:

— Все очень просто. Вы держите у себя Норму. Я в вашей власти, здесь, в вашем времени. Я был бы дураком, если бы начал сопротивляться в таких обстоятельствах.

Доктор Лелл посмотрел на него почти с жалостью. Но когда он заговорил, в его голосе слышалась все та же издевка:

— Мой дорогой профессор Гарсен, здесь нечего обсуждать. Мне нужно только понять, можем ли мы использовать вас в наших лабораториях. Если нет, то вас ждет камера деперсонализации, где вы будете лишены индивидуальности. Единственное, что я пока могу сказать, — это то, что люд — и вашего типа, как правило, не проходят успешно наши тесты.

Каждое его слово разило, как кинжал. Несмотря на издевательский тон и снисходительное презрение, этот человек был совершенно безразличен к судьбе Гарсена. Его интересовал только какой-то тест, неизвестно, конечно, что он имел в виду под этим. А на карту в данном случае было поставлено его сознание. Сейчас важно было сохранить спокойствие и продолжать настаивать на том, что он готов сотрудничать. Прежде, чем он успел сказать что-либо, доктор Лелл заговорил каким-то бесцветным голосом:

— У нас есть аппарат, который определяет степень податливости человека к различным воздействиям. Сейчас с вами будет говорить Наблюдатель.

— Как ваше имя? — спросил голос, который раздался прямо из воздуха рядом с Гарсеном.

Гарсен вздрогнул. Несмотря на его готовность ко всяким неожиданностям, им удалось захватить его врасплох. Значит, хотя он и не осознавал этого, он находился в состоянии опасного напряжения. Усилием воли он заставил себя успокоиться. Как ни странно, в этом ему помогла презрительная улыбка доктора Лелла. Когда Гарсен в достаточной степени овладел собой, чтобы заговорить, он почувствовал; как его охватывает злость на себя за то, что голос его слегка дрогнул, когда он начал отвечать:

— Меня зовут Джон Белмор Гарсен, возраст — тридцать три года, ученый-исследователь, профессор физики в университете, группа крови…

Было очень много вопросов, выясняющих в подробностях все о его жизни, работе, стремлениях, интересах. И чем больше он отвечал, тем яснее становилась страшная реальность: на карту поставлено самое ценное — его сознание, его индивидуальность, его личность. И все это было всерьез, тщательная, механическая, абсолютно беспристрастная проверка. Он должен пройти этот тест.

— Доктор Лелл! — вновь раздался голос машины-Наблюдателя. — Как вы оцениваете душевное состояние этого человека в данный момент?

Доктор Лелл ответил, не задумываясь:

— Состояние ярко выраженного сомнения. В его подсознании царит неуверенность. Вряд ли необходимо уточнять, что в его подсознании отражается его личность.

Гарсен глубоко вздохнул. Он был потрясен тем, насколько им удалось его деморализовать. И еще одно его поразило. Эта машина общалась с доктором без помощи телефона или радиосвязи — если, конечно, это была машина. Когда он заговорил, даже для него самого голос его прозвучал резко и незнакомо:

— К черту мое подсознание! Я разумный человек. Я сделал свой выбор. Я готов сотрудничать с вами на ваших условиях, безоговорочно.

Молчание, которое за этим последовало, было неожиданно долгим, и, когда машина наконец заговорила, чувство облегчения, которое он испытал, длилось только одно мгновение, пока до него не дошло, что именно она говорила:

— Я не испытываю по его поводу никакого оптимизма, но давайте дадим ему возможность попытаться пройти тест после выполнения необходимых предварительных манипуляций.

Идя за доктором Леллом по серо-голубому вестибюлю, Джек начал чувствовать себя несколько увереннее. Фактически пока он одержал пусть небольшую, но победу. Какими бы ни были тесты, которые ему надо было пройти, как они могут не принимать в расчет его решимость и убежденность, что он должен с ними сотрудничать?

Дело было не только в том, чтобы остаться в живых. Для человека с его данными, с его подготовкой мир будущего являл собой бесценную кладовую поразительно интересных возможностей. Конечно, он в состоянии смириться со своей судьбой, пока идет эта война, и сконцентрировать свое внимание на потрясающем воображение уровне развития науки, которая делала возможным перемещение во времени и другие чудеса, свидетелем которых он являлся, включая машины, которые изучали человека и анализировали его личность холодно и беспристрастно и общались без помощи известных ему средств связи. Эти размышления заставили его нахмуриться. Наверное, там, в стене, где-то было замаскировано устройство вроде телефона. Он просто не мог поверить, что передача звука может осуществляться без посредства каких-либо приборов, так же как и Норму нельзя было сделать старой без применения каких-то технических средств.

И вдруг эта мысль вместе со всеми остальными вылетела из его головы. В оцепенении он смотрел себе под ноги, туда, где только что был пол. Теперь он исчез! Вскрикнув, Гарсен схватился рукой за матовую стену, и только когда он услышал сдавленный смех доктора и до его сознания дошло, что ноги его по-прежнему ощущают под собой твердую поверхность пола, он понял, что это оптический эффект. Он взял себя в руки и стал смотреть вниз.

Под ним была часть какой-то комнаты. Он не мог судить о ее размерах, так как матовые стены ограничивали видимость с обеих сторон. Насколько он мог видеть, комната была набита людьми; огромная шевелящаяся масса заполняла все видимое пространство.

Он услышал иронический голос доктора Лелла, который подтвердил его догадку:

— Да, это наши добровольцы из всех веков, будущие воины, но они еще не знают своей судьбы.

Человеческая масса внизу жила — люди суетились, толкали друг друга, кто-то дрался. На их лицах были недоумение, злость, страх и самые разные комбинации всех возможных в данной обстановке эмоций. И одежда их была самой разной: у кого-то яркой, бросающейся в глаза-, у других — тусклой и невыразительной, было и что-то среднее между первым и вторым.

Мозг Гарсена начал немедленно анализировать полученную информацию. Он был прирожденный ученый-исследователь. Несмотря на разительные контрасты в стиле, в одежде всех тех людей, которые толпились там, внизу, как бараны на бойне, было что-то неуловимо общее, что могло означать только одно.

— Вы правы! — Это снова был голос доктора Лелла, холодный и презрительный. — Это все американцы, все из этого города, который сейчас называется Дельпа. При помощи нескольких тысяч наших машин, установленных в Дельпе в разных столетиях, мы получаем четыре тысячи человек в час, работая от восхода до заката солнца. То, что вы видите внизу, — это главная приемная. Добровольцы прибывают к нам по времяпроводу, и их тут же оживляют и направляют сюда. Естественно, что на этом этапе много сумятицы и неразберихи. Но давайте проследуем дальше.

Гарсен не заметил, в какую секунду пол снова появился у него под ногами. Мысли его занимало то, что он ни разу не видел, чтобы доктор Лелл нажимал какую-нибудь кнопку или использовал какой-либо механизм, ни тогда, когда вещала машина-Наблюдатель, ни когда пол стал невидимым, ни тогда, когда он стал видимым снова. Возможно, их система была основана на телепатических сигналах. Потом Гарсен вспомнил о той опасности, которая ему угрожала. Что это за предварительные манипуляции, через которые ему нужно будет пройти? Он почувствовал, что в нем закипает раздражение. Что они хотят от человека из двадцатого века? Тем более, что он уже заверил их, что, готов выполнять их условия.

— А здесь, — произнес доктор Лелл голосом спокойным, как вода в пруду с кувшинками, — мы видим одну из нескольких тысяч маленьких комнат, которые расположены вокруг главной машины времени. Обратите внимание, что здесь гораздо меньше беспорядка.

“Это он скромничает”, — подумалось Гарсену. Здесь вообще не было никакого беспорядка. Люди сидели на диванах и стульях. У некоторых в руках были книги, другие разговаривали, и впечатление было, что ты смотришь немой фильм: губы их двигались, но никаких звуков слышно не было.

— Я не стал показывать вам, — вновь раздался спокойный, уверенный голос доктора, — промежуточную стадию, которая приводит к созданию этой клубной атмосферы. Тысячи напуганных людей перед лицом опасности способны на необдуманные поступки и могут нанести большой ущерб. Но мы их анализируем, сортируем как с точки зрения их психологических, так и физических качеств, а затем они по очереди проходят через ту дверь в дальнем конце комнаты. Вот кто-то как раз сейчас входит в эту дверь. Давайте проследуем за ним. На этом этапе мы уже имеем дело только с бескомпромиссной, голой реальностью.

Реальностью в данном случае было металлическое сооружение типа бойлера с мощной дверью. Четверо звероподобных людей схватили вошедшего прежде, чем он успел сообразить, в чем дело, и по настоящему испугаться, и засунули его внутрь ногами вперед.

Человек, наверное, закричал; на одно мгновение он поднял голову, и его искаженное ужасом лицо и идиотски-бессмысленные движения губ потрясли Гарсена. Как бы издалека он услышал голос доктора Лелла:

— На этом этапе бывает полезно дезорганизовать умственное состояние человека, чтобы машина, уничтожающая его индивидуальность, могла лучше справиться со своей задачей.

Внезапно его тон изменился, из него ушло безразличное спокойствие. Подчеркнуто холодно и зло он продолжал:

— Дальше продолжать эту лекцию с демонстрацией бесполезно. Я считаю, что ваша реакция полностью подтверждает обоснованность пессимистического вывода Наблюдателя. Больше откладывать решение не имеет смысла.

Эта угроза с трудом дошла до сознания Гарсена. Он чувствовал себя полностью опустошенным, лишенным всякой надежды, и тот научный интерес, который вызвало в нем перемещение в будущее, едва тлел в нем сейчас, как угасающий уголек в очаге. После всех пережитых потрясений он был готов признать свое поражение.

Глава 6

Потребовалось некоторое время, прежде чем Джеку удалось преодолеть это пораженческое настроение. Черт побери, он же пока еще не лишен сознания, индивидуальности! Ему надо собраться, взять под контроль свои эмоции, сосредоточиться только на том, что касается Нормы и его самого. Если эти люди и их машины делают выводы на основе человеческих чувств, тогда ему нужно продемонстрировать им, как холоден и расчетлив может быть его интеллект. Где, черт возьми, эта машина-всезнайка?

Коридор внезапно закончился. Дверь в конце его была такой же, как все другие. Остальные двери вели в какие-то комнаты и другие коридоры Не было никаких оснований сомневаться, что и эта была обычной дверью. Но она выходила на улицу!

Улица города будущего!

Гарсен замер. Он забыл об угрожающей ему опасности, мозг ученого-исследователя воспарил над ложными проблемами в радостном ожидании и вдруг сник перед лицом реальности, безмерно далекой от захватывающих дух картин, услужливо нарисованных воображением. Как-то смутно, помня о том, что здесь, в будущем, идет война, он представлял себе невероятное великолепие со следами разрушения, нанесенного войной. Но все было совсем не так.

Перед ним тянулась вдаль узкая, неприглядная улица. Темные, грязные здания закрывали доступ солнечному свету. По краям мостовой, ограниченной черными линиями, двигались низкорослые, коренастые, звероподобные мужчины и женщины. Только эти черные линии отделяли тротуары от мостовой. Улица тянулась вдаль настолько, насколько видел глаз, и все вокруг было таким угрюмым и безрадостным, что Гарсен невольно почувствовал отвращение и отвернулся. Тут же он поймал на себе взгляд доктора Лелла, который смотрел на него со своей характерной мрачной усмешкой. Доктор сказал:

— То, чего вы ищете, профессор Гарсен, вы не найдете ни в этом, ни в подобных ему городах рабов; но и в городах дворцов Славных или Планетарианцев… — Он остановился, как будто вспомнил о чем-то неприятном. К удивлению Гарсена, лицо доктора исказилось гневом. Ярость была и в его голосе, когда он резко проговорил: — Эти чертовы Планетарианцы! Когда я думаю о том, к чему пришел мир из-за их так называемых идеалов, я… — Гнев его утих, и продолжал он уже спокойнее: — Несколько сотен лет назад смешанная Комиссия Славных и Планетарианцев обследовала все физические ресурсы солнечной системы. Человек сделал себя практически бессмертным, я, например, могу прожить миллион лет, если не произойдет какой-нибудь серьезный несчастный случай. Был сделан вывод, что имеющиеся ресурсы позволяют содержать десять миллионов человек на Земле, десять миллионов на Венере, пять — на Марсе и десять миллионов в общей сложности на спутниках Юпитера в течение одного миллиона лет при сохранении существовавшего тогда высокого уровня потребления, равного приблизительно четырем миллионам долларов в год на человека в ценах, установившихся после второй мировой войны. Если бы с тех пор человеку удалось покорить звезды, то все эти цифры нужно было бы пересмотреть, хотя в то время, как и сейчас, возможность этого считалась такой же далекой, как и сами звезды. Проблема межзвездных полетов, как выяснилось в ходе исследований, оказалась недоступной для решения на базе достижений нашей науки и техники.

Он остановился, и Гарсен решился вставить свое слово:

— У нас тоже были попытки создать общество, государственное устройство, организованное в соответствии с определенными теориями, но все они заканчивались неудачей, так как нельзя изменить человеческую природу. Похоже, что это произошло и у вас.

Гарсен не подумал о том, что его слова могут быть расценены как еще один довод, подтверждающий необходимость его обезвреживания. Эта мысль пришла ему в голову, только когда он увидел, что худощавое, красивое лицо доктора Лелла застыло, как мрамор. Резко, отрывисто он сказал:

— Не смейте сравнивать своих нацистов или коммунистов с нами! Мы повелители всего будущего, и кто когда-либо мог противостоять нам, если мы решали подчинить их своему влиянию? Мы победим в этой войне, хотя временно и стоим на грани поражения. Как раз сейчас мы сооружаем самый грандиозный временной энергетический барьер, который когда-либо существовал. С его помощью мы обеспечим себе победу — или не победит никто! Мы отучим этих моралистов-Планетарианцев болтать о правах человека и свободе духа!

Он говорил страстно и с гордостью, было видно, что он весь во власти этих эмоций. Но Гарсен не сдавался. У него было свое мнение по этому вопросу, и так как ему было ясно, что этого не удастся скрыть ни от доктора Лелла, ни от Наблюдателя, он сказал:

— Я вижу, что у вас есть аристократическая верхушка и огромное количество рабов, звероподобных людей. Как они вписываются в общую картину? И как насчет тех ресурсов, которые необходимы им? Их в одном только этом городе, похоже, сотни тысяч.

Доктор смотрел на него злым и враждебным взглядом. Гарсен почувствовал, что у него похолодели руки. Он не ожидал, что разумное замечание может быть расценено не в его пользу. Доктор Лелл проговорил с подчеркнутым спокойствием:

— Они, собственно, никаких ресурсов не используют. Они живут в городах из камня и питаются тем, что дает неистощимая почва.

В голосе его внезапно зазвенела сталь:

— А теперь, профессор Гарсен, я должен вам сказать, что вы сами решили свою судьбу Наблюдатель находится в том металлическом здании на другой стороне улицы, так как воздействие энергетического поля главной машины времени могло бы нанести ущерб его чувствительным элементам, если бы он был расположен ближе. Я не считаю нужным более давать вам какие бы то ни было объяснения и, естественно, не имею никакого желания оставаться в обществе человека, который через полчаса превратится в робота.

Гарсен не стал возражать. Он еще раз посмотрел на этот уродливый город и подумал, что это все та же старая история, когда аристократы ищут оправдания своим черным преступлениям против себе подобных, своих же сограждан. В начале, конечно, необходимо было призвать на помощь психологию. Даже само имя, которым они себя называют, — Славные! — говорит о том, что им приходилось прилагать огромные усилия, чтобы обрабатывать массы в духе поклонения героям.

Доктор Лелл продолжал сухо:

— Ваше неодобрение существования рабов разделяют Планетарианцы. Они также возражают и против того, что мы лишаем наших добровольцев человеческой индивидуальности. Легко увидеть, что у вас с ними много общего, и если бы вы только могли попасть к ним…

Гарсен понял, что его провоцируют, причем довольно откровенно. Теперь ему стало ясно, что все, что говорит доктор Лелл, имеет целью заставить его выдать себя, свои настоящие чувства и мысли.

— Я не понимаю, чего вы хотите, — сказал он. — Я — продукт своей среды. Вы знаете, что это за среда и какой тип людей такая среда обычно создает. Как я уже говорил, моя единственная надежда состоит в сотрудничестве с вами, и я готов к этому.

Внимание его внезапно привлекло что-то необычное в небе далеко впереди, в конце улицы. Там появился какой-то неестественный свет, алая закатная дымка, хотя до заката солнца было еще далеко. Он ощутил внутреннее беспокойство, непонятную, необъяснимую тревогу и спросил напряженным голосом:

— Что это?

— Это, — холодно и насмешливо ответил доктор Лелл, — война.

Гарсен рассмеялся, не в силах сдержаться. В течение долгого времени размышления об этой грандиозной войне будущего заполняли его мысли вместе с растущей тревогой за Норму. А теперь — эта красная дымка над абсолютно нетронутым городом и есть война?

Доктор Лелл, против ожидания, не возмутился, а спокойно продолжал, подождав, пока Гарсен отсмеется:

— Это не так забавно, как вам представляется, профессор. Большая часть Дельпы нетронута, потому что защищена временным энергетическим барьером местного значения. На самом деле Дельпа находится на осадном положении, она расположена на пятьдесят миль в глубь территории, контролируемой нашим противником. — Он, очевидно, прочел мысли Гарсена и сказал почти доброжелательно: — Вы правы. Все, что вам нужно, — это найти способ убежать из Дельпы, и вы будете в безопасности.

Гарсен ответил со злостью:

— Это естественная мысль, которая в подобных обстоятельствах пришла бы в голову любому здравомыслящему человеку. Не забывайте, что у вас мисс Матерсон.

Доктор Лелл продолжал, как будто бы он не слышал оправданий Джека:

— Красный туман, который вы видите, — это то место, где противник нейтрализовал наш энергетический барьер. Именно там они беспрерывно, ночью и днем, атакуют нас бесчисленной армией роботов. Мы, к сожалению, здесь, в Дельпе, не обладаем возможностями наладить производство роботов для этих целей, поэтому мы применяем аналогичное оружие с использованием людей, запрограммированных как роботы, лишенных сознания и индивидуальности. Что еще вызывает сожаление — потери в живой силе очень велики, погибают все сто процентов добровольцев. Каждый день мы также теряем около сорока футов территории города, и, конечно, в конце концов Дельпа падет. — Он улыбнулся, почти ласково. Гарсена поразило то, что доктор, казалось, полон надежды, несмотря на горькие слова, которые произносит.

Доктор продолжал:

— Вы видите, насколько эффективен даже энергетический барьер местного значения. Когда через два года мы закончим сооружение большого барьера, вся наша линия фронта будет абсолютно неуязвимой. А что касается ваших уверений в готовности сотрудничества, они ничего не стоят. Люди на самом деле храбрее, чем они сами думают, даже вопреки здравому смыслу. Но довольно рассуждений. Через минуту машина вынесет свой вердикт.

Глава 7

На первый взгляд машина-Наблюдатель казалась скопищем огромного количества мерцающих огней, которые загорелись ровным светом, когда он появился в их поле зрения. Гарсен застыл перед этими многофасеточными глазами, едва дыша. Он подумал, что эта стена черного металла и огней не производит большого впечатления.

Он стал думать, чего же в ней не хватает, и пришел к выводу, что она слишком велика и неподвижна. Если бы она была маленькой и имела какую-нибудь форму, пусть даже и уродливую, и если бы в ней было хоть какое-нибудь движение, можно было бы предположить наличие какой-то индивидуальности. А здесь не за что было зацепиться глазу — только море огней. Пока он разглядывал машину, огоньки снова начали мерцать и внезапно погасли, все, кроме небольшой группы цветных лампочек в нижнем правом углу.

Сзади открылась дверь, и в комнату вошел доктор Лелл.

— Я рад, — сказал он, — что результат был таким, какой он есть. Нам очень нужны хорошие помощники. Вот, например, я, — продолжал он, когда они снова вышли на ту же неприятную улицу, — руковожу известным вам вербовочным пунктом в двадцатом столетии, но я нахожусь там только тогда, когда меня вызывают по межвременной системе тревоги. В другое время я занят научными делами второй степени важности; работа первой степени важности, по самому определению, — это та, которая должна продолжаться непрерывно.

Они снова подошли к тому же высокому зданию, из которого выходили, и снова перед ними простирался тот же знакомый, серо-голубой коридор, только на этот раз доктор Лелл открыл самую первую из нескольких дверей. Он вежливо склонил голову:

— После вас, профессор!

На долю секунды опоздав, кулак Гарсена рассек воздух там, где только что было это темное, красивое лицо. Они пристально посмотрели друг на друга. Гарсен сжал губы, пытаясь взять себя в руки. Доктор тихо заговорил:

— Вы всегда будете отставать на эту долю секунды, профессор. С этим ничего нельзя поделать. Вы, конечно, поняли, что все то, что я вам только что говорил, было нужно для того, чтобы вы сохраняли спокойствие на обратном пути сюда, и что на самом деле тест вы не прошли. Причем вы продемонстрировали уникальные результаты: уровень непокорности — шесть, самый худший показатель, и уровень развития интеллекта — АА+, практически самый высокий из всех возможных. Жаль, потому что нам действительно нужны способные люди. Я сожалею.

— Сожалеть, наверное, должен я! — грубо прервал его Гарсен. — Насколько я помню, это, кажется, как раз под нами ваши люди-звери заталкивали ничего не подозревающего человека в машину, разрушающую личность. Может быть, когда мы будем спускаться по лестнице, мне удастся найти возможность столкнуть вас вниз и выбить у вас из рук тот пистолет, который вы держите.

В лице доктора было что-то, что должно было насторожить его, какая-то хитрая и самодовольная усмешка. Но это уже не могло играть никакой роли. Он устало шагнул в открытую дверь и направился к серо-голубой лестнице, которая виднелась в стороне. Дверь за ним захлопнулась, и в звуке защелкнувшегося замка было что-то безнадежное.

Лестница вдруг пропала — это был только оптический эффект, чтобы усыпить его бдительность. Там, где она была, теперь ясно было видно сооружение типа бойлера с крепкой дверью топки. К нему направились сразу полдюжины звероподобных существ с тупыми, ничего не выражающими лицами. Через секунду они уже заталкивали его в черную дыру за дверью.

На второй день Норма решилась. На призывном пункте все оставалось в том же виде: голые стены, с которых полицейские сорвали калонийские плакаты и лозунги, и пол, усыпанный вырезками из газет с сообщениями о калонийских событиях. Дверь дальней комнаты была наполовину закрыта, и было слишком темно, чтобы разглядеть, что находится внутри.

Был полдень. Собрав все свое мужество, Норма быстро направилась к центральному выходу. Дверь легко открылась. Она не стала выходить и пошла к двери в дальнюю комнату. Машины там не было. Там, где она простояла так долго, в полу были сильные вмятины. Но это было единственное, что напоминало о тех событиях, которые здесь произошли. Доктор Лелл, люди-животные и Гарсен исчезли бесследно.

Поднявшись к себе в квартиру, она упала на кровать и долго лежала, дрожа и приходя в себя после того напряжения, которое испытала во время обследования помещений призывного пункта.

На четвертый день, когда она сидела и невидящим взглядом смотрела в какую-то книгу, в ее теле возникло знакомое ощущение, едва уловимый звук. Где-то вновь начала работать та самая машина, и Норма ощутила характерную вибрацию. Она поднялась на ноги, но звук внезапно исчез, и ее напряженные нервы не вздрагивали, словно по ним пропускали электрический ток, как это бывало, когда работала машина. Наверное, ей это только почудилось. Видимо, напряжение в конце концов сказалось на ее нервной системе.

Пока она стояла, замерев и не в состоянии расслабиться, внизу скрипнула дверь. Кто-то вошел через заднюю дверь, которая выходила на пустой участок земли за домом, так же, как и ее окно. Затем дверь снова скрипнула, и Норма, подойдя к окну, увидела доктора Лелла. Она была так напугана его неожиданным появлением, что он не мог не почувствовать ее присутствия, но он не оглянулся. Быстро удаляясь, он скоро исчез из поля ее зрения.

На пятый день внизу послышался шум, стук молотков. Подъехало несколько грузовиков, и Норма услышала чьи-то приглушенные голоса. Но она набралась храбрости спуститься вниз только вечером. Заглянув в окно, она увидела, что стены были перекрашены, везде были следы ремонта. Новую мебель еще не привезли, а к одной из стен был прислонен шит с надписью:

Вот в чем дело! “Требуются”. Это еще одна ловушка. Ненасытной войне требовалось все больше и больше пушечного мяса.

Пока она смотрела в окно, поглощенная своими горькими мыслями, из задней двери вышел доктор Лелл. Он направился к передней двери, открыл ее, заглянул внутрь, снова закрыл дверь и подошел к Норме, которая беспомощно стояла, затаив дыхание. Заглянув в окно, он помолчал минуту и сказал:

— Я вижу, вы любуетесь нашим новым интерьером! — Го юс его звучал спокойно, и она не услышала в нем никаких угрожающих ноток. Норма промолчала. Он, видимо, и не ожидал ответа, так как продолжал почти без паузы: — Все к лучшему, знаете ли. То, что я вам говорил, остается в силе, во всяком случае обратного не доказано. Я говорил, что, по нашим данным, машина находилась здесь в течение нескольких лет в будущем. Естественно, мы не исследовали каждый день и каждую неделю за все это время. Следовательно, этот небольшой эпизод ускользнул от нашего внимания, но это не изменило положения в целом. А что касается того факта, что с этого момента это будет не призывной пункт, а бюро по найму, тоже естественно, так как в то время, когда проводилось наше исследование, калонийская война уже закончилась.

Он остановился, и опять она не нашлась, что ответить. Он пристально взглянул на нее и сказал:

— Я рассказываю вам все это потому, что очень утомительно будет искать и готовить еще кого-нибудь, чтобы выполнять вашу работу, и потому, что вы теперь наверняка отдаете себе отчет в бессмысленности дальнейшего сопротивления. Вы должны смириться со своим положением. У нас тысячи машин, подобных этой, и те миллионы людей, которых мы с их помощью получаем, постепенно меняют ситуацию в нашу пользу. Мы должны победить, наше дело правое. Мы представляем интересы Земли против всех планет, Земли, которая защищается от агрессии со стороны врагов, вооруженных так, как никто и никогда не был вооружен за все прошедшее время. Поэтому мы имеем моральное право, больше чем кто-либо другой, призывать людей Земли, живших во все времена, защищать свою планету.

И он добавил более холодно:

— Однако, если эти соображения вас не волнуют, мы можем вам предложить награду за хорошую работу, которую вы примете с энтузиазмом. Профессор Гарсен у нас. К сожалению, мне не удалось сохранить его личность. Тесты показали, что его непокорность неисправима. Но в вашем случае мы можем использовать вашу молодость. Она будет возвращена вам в виде платы за работу. Каждые три недели вы будете становиться на год моложе. Короче говоря, чтобы вернуться к двадцатилетнему возрасту, вам нужно будет отработать на нас два года.

Закончил он уже приказом:

— Через неделю бюро откроется. Вы явитесь на работу в девять утра. Это ваш последний шанс. До свидания.

В наступившей темноте она следила за ним взглядом, пока могла разглядеть его быстро удаляющуюся фигуру.

Теперь у нее была цель Сначала она отбрасывала эти мысли, но постепенно не думать об этом становилось все труднее, и наконец она поняла, что должна на что-то решиться.

Началось все с осознания того факта, что сопротивление бесполезно. Дело было не в том, что она верила в правоту дела этих людей, которые называли себя Славными, хотя его рассказ о борьбе Земли против других планет заронил в ее душу первые сомнения, как доктор Лелл и рассчитывал. На самом деле все было проще. Одна женщина против людей будущего, вооруженных всей премудростью, накопленной человечеством за прошедшие века! Как это глупо с ее стороны!

Но оставался же Джек Гарсен!

Если бы ей только удалось вернуть его — бедного, несчастного человека, который даже не способен осознать глубину своего несчастья теперь, когда личность его разрушена. Она нашла бы возможность хоть что-нибудь сделать для него, чтобы снять с себя чувство вины, ведь все это произошло из-за нее. Она подумала, что с ее стороны просто безумие надеяться, что они когда-нибудь вернут его ей. Она всего-навсего крошечный винтик в их огромной военной машине. Тем не менее, факт остается фактом. Она должна вернуть его, чего бы это ни стоило!

Она сама себе удивлялась. В такой ситуации все ее мысли занимала такая элементарная цель: женщина сосредоточила все свои силы и способности на том, чтобы вернуть себе одного-единственного мужчину, а все остальное имело уже второстепенное значение.

Медленно тянулись месяцы, а когда месяц заканчивался, казалось, что он пролетел незаметно. Однажды Норма оказалась на улице, на которой она некоторое время не бывала. Она резко остановилась, и тело ее напряглось. На улице было полно народу, но присутствие всех этих людей не доходило до ее сознания.

Ее сознание сконцентрировалось на одном тихом, едва уловимом звуке, который она расслышала, несмотря на шум уличного движения, какофонию дневной жизни города. Это был шепот машины времени. Норма сейчас была на расстоянии нескольких миль от бюро по найму, где эта машина находилась, но ощущение вибрации, которое сопровождало работу машины, нельзя было спутать ни с чем.

Не глядя по сторонам, она шла вперед, на этот звук, по направлению к ярко освещенному зданию, к которому со всех сторон шли люди, одни мужчины. Кто-то из них попытался взять ее под руку. Она машинально отстранилась. Другой просто-напросто обхватил ее сильными руками, крепко обнял и поцеловал. Цель, к которой она стремилась, дала ей силы. Почти без усилия она высвободила руку и ударила его по щеке. Он добродушно рассмеялся, отпустил ее, но продолжал идти с ней рядом.

— Дайте дорогу даме! — кричал он.

Как по волшебству, все расступились, и она оказалась у окна. Там было вывешено объявление:

Она поняла, что это еще одна ловушка, но это не вызвало у нее никаких эмоций. Ее мозг только регистрировал впечатления. Она увидела большую квадратную комнату, в которой было человек двенадцать мужчин. Только трое из них были добровольцами. Из остальных девяти один был американский солдат в форме времен первой мировой войны. Он сидел за письменным столом, стуча на машинке. Над ним наклонился римский легионер эпохи Юлия Цезаря в тоге и с коротким мечом. Около двери, сдерживая напиравших добровольцев, стояли два греческих солдата времен Перикла.

Принадлежность этих людей своему времени она могла определить безошибочно, так как в университете она четыре года изучала латинский и греческий языки и играла в пьесах из жизни Древней Греции и Древнего Рима на языках оригинала. В комнате был еще один человек в одежде какой-то древней эпохи, но какой именно, она не могла определить. В этот момент он находился за короткой стойкой, беседуя с одним из трех добровольцев. Из остальных четырех человек двое были одеты в форму, которая могла появиться в конце двадцатого века. Ткань, из которой была сделала их одежда, была светло-желтого цвета, и на плечах у обоих она увидела офицерские нашивки. Чин лейтенанта еще сохранялся в армии в то время, когда они служили.

Оставшиеся двое выглядели странно, но это касалось в основном ткани, из которой была сделана их форма. Лица их были вполне обычными и по чертам и по выражению. Форма их состояла из брюк и плотно облегающих тело кителей голубого цвета. Ткань отражала свет, как будто она состояла из миллионов бриллиантов величиной с булавочную головку. Эти двое, можно было сказать, сверкали голубым светом.

Пока она стояла и наблюдала, одного из добровольцев повели к задней двери, которую она только тогда и заметила, Когда дверь отворилась, она мельком увидела огромную машину и высокого темнокожего человека, который был похож на доктора Лелла. Но это был не он, хотя ясно было, что этот человек принадлежит к той же расе, что и доктор.

Дверь закрылась, и один из греков произнес:

— Так, еще двое могут войти!

За входной дверью произошла короткая, но яростная потасовка за первенство, а затем двое победителей, довольно ухмыляясь и тяжело дыша после драки, вошли в комнату. В молчании, которое за этим последовало, один из греков повернулся к другому и проговорил на резком, почти непонятном для Нормы диалекте древнегреческого языка что-то вроде:

— В самой Спарте никогда не было воинов, так стремящихся к битве! Нынешний улов обещает быть удачным!

Ритм их речи и лексика затрудняли понимание, и только через минуту до ее сознания дошло, что было сказано. Теперь ей все стало ясно. Повелители времени искали добровольцев везде, даже в древней Греции, а может быть, забредали и еще дальше в глубь веков. И всегда они использовали всевозможные приманки, зная слабости человеческой натуры и потребность найти выход неудовлетворенным желаниям.

“Сражайтесь за калонийцев” — обращение к идеалистам. “Требуются работники!” — этот призыв отвечает потребности каждого заработать себе на жизнь, еду, уверенность в завтрашнем дне. А теперь призыв к бывшим солдатам — опасность, приключения, хорошая оплата!

Дьявольски точный расчет! И этот подход настолько эффективен, что они сейчас используют людей, уже клюнувших на эту пропаганду, для вербовки других. Это, наверное, люди податливые, которым легко приспособиться ко всему, которые с готовностью становятся винтиками в военной машине Славных, а вернее, пушечным мясом. Предатели! Ее внезапно охватила ненависть ко всем этим людям, которых никто не лишал индивидуальности за непокорность, и она отвернулась от окна.

Она думала: тысячи таких машин! Эти цифры раньше казались бессмысленными, но теперь, на примере еще только одной машины, реальность предстала перед ней во всей своей ужасающей ясности. Подумать только, что было время, когда она действительно в одиночку пыталась противостоять им!

Оставалась проблема, как освободить Джека Гарсена от ужасов грандиозной войны будущего.

Вечерами она бродила по улицам, так как ее не оставлял страх, что в этой квартире они могут прочесть не дающие ей покоя мысли. И еще потому, что находиться в четырех стенах над ужасной машиной, поглотившей многие тысячи людей, было просто невыносимо. Она думала о письме Джека, которое он прислал ей, прежде чем появился сам. Письмо она давно уничтожила, но каждое слово отпечаталось в ее памяти. И среди всего, что там было сказано, она все время мысленно возвращалась к одному и тому же предложению: “Если бы я был на вашем месте, я задал бы себе вопрос: есть ли на мне или при мне что-нибудь металлическое или вообще что-нибудь, что могло быть установлено или передано мне врагом?”

Однажды, когда Норма открывала дверь своей квартиры, она нашла ответ на этот вопрос. Возможно, помогло в этом слишком сильное физическое утомление, которое обострило ее восприятие. А может быть, ее мозг просто устал пропускать без внимания одну и ту же простую вещь, или это был результат интенсивной концентрации мысли в течение многих месяцев. Какова бы ни была причина, главное было в том, что, когда она клала ключ обратно в сумочку, она как-то резко вдруг ощутила свое прикосновение к металлу. Вот оно! Ключ! Металл, металлическая вещь, переданная врагом!

Быстрым движением она снова захлопнула дверь и, охваченная внезапно нахлынувшей паникой, ринулась бегом вниз по темной лестнице на освещенную фонарями улицу. Она не могла вернуться, пока мозг ее представлял собой хаос разрозненных и бессвязных мыслей и образов. Она должна успокоиться и убедиться, что ее догадка верна.

Прошло, наверное, минут тридцать, прежде чем она успокоилась настолько, что уже была способна рассуждать и совершать какие-то осмысленные действия. Она купила небольшую сумку и кое-какие вещи, чтобы наполнить ее: никто не должен знать, что у нее практически нет багажа — что вызывает подозрение, если человек собирается остановиться в гостинице. Она купила небольшие кусачки, пинцет, на тот случай, если кусачки окажутся слишком громоздкими для ее целей, и маленькую отвертку. Затем она пошла в ближайшую гостиницу и сняла там номер на ночь.

Кусачек и пинцета, как выяснилось, было вполне достаточно. Сверху на ключе оказался маленький колпачок, который поддался при первом серьезном нажиме. Дрожащими пальцами она открутила колпачок и увидела внутри крошечную светящуюся головку, как будто внутрь полой металлической трубки вставили раскаленную докрасна иголку. Иголка эта была закреплена сложной паутиной тончайших проводов, которые сами излучали свет.

Она подумала неуверенно, что здесь, возможно, был сконцентрирован сгусток колоссальной энергии, но это соображение не заставило ее отказаться от своих планов. Однако прежде чем дотронуться пинцетом до крошечной головки, она обернула вокруг него свой тонкий кружевной платочек. Затем она слегка дотронулась до светящегося кончика иголки. Кончик чуть-чуть поддался под нажимом ее дрожащей руки, но ничего не произошло. Он продолжал светиться.

С чувством разочарования Норма положила ключ на стол и стала его рассматривать. Такое крошечное, хрупкое устройство! На него оказано давление на одну шестнадцатую дюйма и никакого эффекта. И вдруг ей пришла в голову неожиданная мысль. Она вскочила на ноги и подбежала к зеркалу. На нее смотрело лицо сорокалетней женщины.

Прошло уже несколько месяцев с того времени, как она снова стала двадцатилетней. И теперь, за несколько мгновений она постарела на двадцать лет. Для этого понадобилось только дотронуться пинцетом до головки иголки.

Теперь ей стало понятно, что произошло тогда, в полицейском участке. Это означало, что если только ей удастся вернуть этот стержень на место… Она подождала минуту, пытаясь успокоиться, чтобы не дрожали руки, и чуть-чуть подтянула стержень вверх пинцетом.

Ей снова было двадцать!

Внезапно обессилев, она легла на кровать и подумала, что если бы не Джек Гарсен, она сейчас могла бы забросить этот “ключ” в реку за три квартала отсюда, сесть на первый попавшийся поезд, идущий на запад или на восток, и ей удалось бы тогда скрыться, машина была бы бессильна в отношении нее. Доктор Лелл не стал бы предпринимать серьезных усилий отыскать ее, если бы она затерялась среди огромных масс людей.

Как же просто все оказалось на самом деле! В течение трех долгих лет они держали ее в своей власти при помощи ключа и его способности старить ее. Но все ли это? Она села на постели в испуге. Может быть, как раз они и рассчитывают на то, что их жертвы будут считать себя в безопасности, если будут держать при себе ключ и думать, что таким образом контролируют его воздействие? Из-за Джека Гарсена она, конечно, должна была держать при себе ключ и как будто по-прежнему находиться в его власти. Но было и еще одно, что могло открыть перед ней колоссальные возможности.

Она вновь бережно взяла в руки ключ. Казалось невероятным, что они могли позволить, чтобы такое ценное устройство с такими удивительными свойствами так легко попадало в руки чужим, хотя они и знали, что секрет ключа можно раскрыть.

Она успокоилась и твердой рукой взяла пинцет. Крепко зажав в нем светящуюся головку, она не стала прижимать ее или тянуть вверх, а повернула ее закручивающим движением по часовой стрелке. Раздался еле слышный щелчок, тело ее напряглось, как натянутая струна, и она почувствовала, что падает куда-то в темноту бесконечного пространства.

Из этой бездонной темноты показалась что-то тускло светящееся. Это было какое-то существо, похожее на человека. И тем не менее, было в нем что-то нечеловеческое, что-то неуловимо необычное в строении головы и плеч. И глаза этого существа были огромными и сверкающими, как драгоценные камни. Они, казалось, прожигали ее насквозь. Голос, который она услышала, раздался прямо у нее в голове:

— С этого великого момента вы получаете в свое распоряжение огромные силы и приступаете к осуществлению своего предназначения. Я говорю вам, что временной энергетический барьер не должен быть закончен. Это приведет к уничтожению всех столетий в солнечной системе. Повторяю, временной энергетический барьер не должен, не должен быть сооружен.

И вдруг все исчезло, и осталась только невероятная, немыслимая чернота.

И так же внезапно в следующее мгновение Норма снова оказалась в материальном мире. Она полусидела, полулежала, подогнув под себя ногу, совершенно в такой же позе, как на кровати в гостинице. Нога ее затекла в таком неудобном положении. Наверное, она потеряла сознание? Но под пальцами в шелковых чулках была не гостиничная кровать, а холодный металл!

Глава 8

Когда его затолкали в дверь камеры деперсонализации, Гарсен потерял контроль над собой, так как его нервная система не выдержала страшной комбинации внезапного потрясения, чувства одиночества и полной потери всякой надежды. В отчаянии он начал метаться по камере, колотить в стены и, обессилев, упал на пол.

Потом, собрав все остатки своей воли, он заставил себя успокоиться, так как понимал, что иначе он просто сойдет с ума и потеряет все шансы на спасение.

Он лежал в темной камере на твердом, холодном полу лицом вниз. Мысли его текли вяло. Он смутно вспоминал о Норме и о том, что жил все эти годы, казалось, свободно, а на самом деле судьбе было угодно, чтобы жизнь его как личности закончилась здесь, в этой камере. Тело его еще, возможно, будет существовать, но это уже не будет иметь никакого значения. Здесь они разрушают то, что представляет собой Джек Гарсен.

Но ведь это все абсолютно невероятно! Может быть, через минуту он проснется и поймет, что все происходящее — просто кошмарный сон?

Звук, который он вдруг услышал, был сначала тихим, как шепот, он появился откуда-то издалека и с какой-то странной настойчивостью завладевал вниманием Гарсена. Он приближался и становился все громче и громче — это были человеческие голоса! В голове его словно взорвалась бомба — миллиард голосов, говорящих что-то непонятное одновременно. В то мгновение, когда он понял, что больше не вынесет этого ужасающего шума, голоса внезапно стали тише, но полностью не исчезли и создавали какой-то шумовой фон, который в определенном смысле был даже приятен, спасая Гарсена от тоски одиночества.

Вскоре звук затих окончательно, и на несколько мгновений в камере воцарилась полная, абсолютная тишина. Потом что-то слабо щелкнуло, и из отверстия в потолке над его головой на него упал поток света. Это был солнечный свет! С того места, где он находился, Гарсену был виден угол старого каменного здания на одной из улиц Дельпы.

Экзекуция закончилась, как он понял. Но с ним ничего не произошло. Нет, не совсем так!

В голове его бродили какие-то смутные мысли о том, как важна верность расе Славных, он чувствовал, что ему хорошо знакома обстановка, в которой он оказался, время от времени в памяти всплывали образы каких-то механизмов и приспособлений, но все это воспринималось нечетко.

Вдруг в его неясные мысли ворвался чей-то грубый голос:

— Выходи оттуда, копуша чертов!

В дверь заглядывал высокий, крепкого сложения человек с толстой шеей и квадратным злым лицом, на котором выделялись перебитый нос боксера и неприятно жесткие голубые глаза.

Гарсен не шевельнулся. Дело было не в том, что он намеревался оказать сопротивление. Здравый смысл настоятельно подсказывал, что нужно немедленно повиноваться, пока он как следует не разобрался, что же все-таки произошло. Что поразило его до глубины души и лишило его возможности реагировать, было осознание того, что хотя этот человек говорил не по-английски, Гарсен понял каждое его слово.

На грубом лице человека появилась гримаса ярости, и угроза, заключавшаяся в этом для Гарсена, автоматически привела в движение его мышцы. Он заторопился встать и выйти, но разозленный громила не хотел больше ждать и буквально выволок Джека за шиворот из камеры и выбросил его на дорогу лицом вниз.

Несколько мгновений он пролежал так, пытаясь справиться с охватившей его яростью. Он не мог рисковать выдать себя. Что-то у них с ним не получилось. Машина не разрушила его личность, и он должен изо всех сил постараться использовать этот данный судьбой шанс наилучшим образом. Он медленно поднялся на ноги, думая о том, как должен вести себя человек, лишенный индивидуальности, превращенный в автомат.

— Сюда, черт тебя возьми, — произнес наглый голос позади него. — Ты теперь в армии. — В голосе появились нотки удовлетворения: — Ну, ты у меня последний сегодня. Теперь, парни, я доставлю вас на фронт, а тогда…

“Сюда” означало, что надо было присоединиться к группе людей, построившихся в две шеренги около большого, мрачного и грязного здания. Гарсен твердыми шагами направился к краю задней шеренги, и его поразило, как старательно эти люди держали равнение.

— Хорошо! — прокричал парень с квадратным лицом, — Пошли! Прежде чем этот день закончится, вам придется хорошенько схватиться с врагом.

“Вот, значит, каких людей они подбирают на роли лидеров, — думал Гарсен, — невежественных, грубых, тупых свиней”. Неудивительно, что его самого Наблюдатель признал негодным. Он начал маршировать в ногу с остальными, незаметно наблюдая за ними из-под полуопушенных век. Все это время он пытался как-то проанализировать, рассортировать разрозненные, бессвязные и порой очень неожиданные мысли, которые путались и мешали друг другу в его голове. И все время он возвращался к словам, которые все чаще и все яснее возникали в его мозгу, хотя где и кто говорил это и говорил ли вообще, он не знал: “В Дельпе строится гигантский временной энергетический барьер. Он не должен быть закончен, так как это приведет к гибели Вселенной. Приготовьтесь сыграть свою роль в его уничтожении. Попытайтесь рассказать об этом Планетарианцам, но не надо идти на риск без особой необходимости. Вам надо остаться в живых и передать это сообщение Планетарианцам. Энергетический барьер не должен быть закончен, не должен”.

Усилием воли Гарсен заставил себя выбросить эту навязчивую мысль из головы и сконцентрировать внимание на том, что его окружало.

За ними не прислали грузовиков, не появились для этрй цели и какие-нибудь далекие потомки трамваев. Никакого транспорта не было вообще, только серые узкие улицы без тротуаров.

Они шли пешком на войну, и это было похоже на марш по мертвому, старому, заброшенному городу. Заброшенному, несмотря на то, что на его улицах попадались низкорослые, коренастые, заторможенно двигавшиеся мужчины и женщины, тупо шагавшие мимо, глядя себе под ноги, безразличные ко всему вокруг. Создавалось впечатление, что это жалкие, примитивные, дикие, опустившиеся потомки некогда великой расы, а этот город — памятник — но, нет! Гарсен криво усмехнулся. Этот уродливый город не располагал к сравнениям. Даже если не вспоминать слова доктора Лелла, было очевидно, что каждая грязная узкая улица и каждое запущенное здание такими и задумывались, когда их создавали.

И чем скорее он выберется отсюда и передаст Планетарианцам это страшное и непонятное сообщение о временном энергетическом барьере, тем лучше. Намеренно резко он оборвал эту мысль. Если кто-нибудь из Славных случайно оказался рядом и уловил мысль, исходящую от существа, которое считалось живым роботом, тогда ему больше уже не избежать участи других несчастных. Ать-два, ать-два! Шаги их отдавались пустотой на камнях мостовой, как в городе призраков. Вот он здесь, заброшенный на столетия, а может быть, и тысячелетия вперед, в будущее. И как ужасно сознавать, что Норма, бедная, отчаявшаяся женщина, которую лишили свободы и чье трогательное в своей беспомощности лицо он видел всего какой-нибудь час назад, давно мертва и похоронена где-то далеко в глубине веков. И все же она была жива! Те шестьсот миллиардов ее тел в минуту существовали где-то во времени и пространстве, живые, потому что великая река времени текла непрерывным потоком по своему космическому курсу бесконечных повторений, потому что жизнь — это только частный случай, и она так же бесцельна, как и гигантская энергия, выплескивающаяся в неизвестность.

Ать-два, ать-два, — так они шли, вперед и вперед, и мысли Гарсена подчинялись строгому ритму их марша.

Погруженный в свои размышления, он не замечал ничего вокруг и был поражен, когда небо впереди оказалось затянутым красной дымкой. Значит, они уже почти пришли! Не пройдет и десяти минут, как они достигнут своей цели. В косых теплых лучах заходящего солнца поблескивали машины — машины, которые двигались и вступали в схватку друг с другом! Гарсен почувствовал, что его охватывает волнение. Значит, это все-таки настоящая война, несущая смерть и разрушение, и она здесь, рядом. Каждую минуту там погибают люди за дело, смысла которого они не в состоянии понять, так как их превратили в жалких роботов, чтобы легче послать на смерть. И там медленно, но верно идут к победе Планетарианцы, а Славные терпят поражение, уступая свои позиции. Уступают сорок футов своей территории каждый день, по словам доктора Лелла.

Это война на истощение. Какое фиаско военной стратегии! Или понятие о военном гении утрачено, и обе стороны скрупулезно действуют по правилам военного искусства, что гарантирует от ошибок, но не дает и возможности для прорыва? И сорок футов просто математическое выражение изначальной разницы в военном потенциале воюющих сторон?

Группа, в которой был Гарсен, наконец остановилась в сотне ярдов от этой неестественной линии фронта. Он стоял среди людей-роботов, ни движением, ни взглядом не выдавая себя, и напряженно и сосредоточенно наблюдал за происходящим на поле боя.

У Планетарианцев было семь крупных машин и по меньшей мере полсотни крошечных, быстрых, маневренных машин сопровождения для каждого из так называемых линкоров. Да, это как раз те термины, которые сами просились на язык. Линкоры и эсминцы! У Славных были только эсминцы, огромное количество машин в форме торпеды, которые скользили по земле, совершая бесконечно повторяющиеся сложные маневры.

Маневр против маневра: это была сложная позиционная игра, невероятно запутанная, правила выходили за рамки понимания Гарсена. В центре внимания были линкоры. Каким-то образом, вероятно, они были защищены от воздействия энергетических пушек, так как никаких попыток применить такое оружие против них не предпринималось. Обычные пушки, очевидно, тоже были бесполезны против них, так как нигде их не было видно, как не было и другого подобного оружия из разряда артиллерийского. Планетарианцы даже не стреляли в скопление живой силы противника, группы людей-роботов, подобные той, в которой находился и Гарсен, которые по стойке смирно стояли так близко к полю боя и так скученно, что несколько снарядов большой убойной силы уничтожили бы их всех в считанные минуты с необычайной легкостью..

В сражении принимали участие только линкоры и эсминцы. Линкоры двигались вперед и назад, по направлению к центру и от него, перемещаясь относительно друг друга, а эсминцы Славных атаковали их, когда линкоры выходили вперед, и выжидали, когда те откатывались назад. И всегда эсминцы Планетарианцев проскальзывали между линкорами, чтобы перехватить эсминцы Славных. Когда солнце зашло, погрузившись в красное пламя за зелеными холмами на западе, линкоры, выходя вперед для атаки, были уже на много футов ближе, чем вначале, и красная линия, которая обозначала место, где был нейтрализован временной энергетический барьер, была уже не за нагромождением скальных пород вдалеке, а на земле на несколько футов ближе.

Значит, вот в чем дело. Линкоры каким-то образом вынуждали Славных отодвигать энергетический барьер. Естественно, его отодвигали, чтобы спасти от худшей участи, возможно, от полной нейтрализации по широкому фронту. И таким образом, Планетарианцы отвоевывали город дюйм за дюймом, фут за футом, улицу за улицей. Только почему это сражение шло так медленно, с соблюдением таких сложных правил, почему победа и поражение измерялись такими мелкими величинами, понять было невозможно. Тайна оставалась тайной.

Гарсен мрачно думал, что если в послании к Планетарианцам, которое ни с того, ни с сего возникло в его мозгу неудавшегося человека-робота, была правда, то окончательной победы не будет. Задолго до того, как темпами в сорок футов в день Планетарианцы захватят Дельпу, будет завершено сооружение секретного временного энергетического супербарьера, и тогда человечество и все им созданное перестанет существовать.

Наступила ночь, но свет прожекторов заменил солнце, и фантастическое, невероятное сражение продолжалось. Никто не стрелял по источникам света. Каждая из сторон сконцентрировала внимание на своей роли в сложной, смертоносной игре, и люди-роботы становились ее жертвами.

Смерть приходила к ним просто. Каждый по очереди забирался в машину в форме торпеды. В камере деперсонализации каждый из них узнал, что эти миниатюрные танки управляются с помощью телепатии, и прошел необходимую подготовку. Человек-автомат в своей торпеде устремлялся на поле боя. Иногда конец наступал сразу, иногда через некоторое время, но в конце концов торпеда сталкивалась с эсминцем противника. Мгновенно она поворачивала обратно и неслась туда, где в очереди стояли люди-роботы, терпеливо ожидая своей участи, как бараны на бойне. Первый из стоящих в очереди вытаскивал и отбрасывал в сторону труп и сам забирался внутрь, чтобы повторить путь своего товарища по несчастью.

Были и другие варианты. Иногда машины, сталкиваясь с противником, разрушались и сами, но водитель погибал в любом случае. Иногда они выходили из-под контроля и бесцельнр носились по полю боя. Тогда специальные машины-уборщики устремлялись к ним с обеих сторон: иногда удача сопутствовала Планетариан-цам, иногда — Славным. Гарсен подсчитал, что впереди него в очереди осталось меньше четырехсот человек. Когда он понял, как близок его конец, на лбу его выступил холодный пот. Оставались считанные минуты! Черт возьми, он должен разгадать эту загадку, понять правила этой игры, или ему придется идти на смерть без всякой надежды на спасение.

Семь линкоров, несколько десятков эсминцев у каждого, и все они действуют как одна единица в одном сложном маневре.

И это, благодарение небу, было частью ответа, который он искал. Одно целое! Не семь линкоров, а один в семи лицах. Одна нейтрализующая машина, совершающая семиступенчатый маневр. Неудивительно, что ему не удалось проследить за взаимными перемещениями этих монстров относительно друг друга и найти систему в их отступлениях и атаках. Математика в двадцатом веке была в состоянии решать уравнения четвертой степени. А здесь было уравнение седьмой степени, и генеральный штаб Славных никогда не мог бы успеть с решением вовремя. Это отставание на одну позицию и стоило им сорока футов в день.

И вот настала его очередь! Он забрался внутрь торпеды, и она оказалась даже меньше внутри, чем он думал. Она практически облегала его, как перчатка. Без всякого усилия она заскользила вперед, в слепящие лучи прожекторов, в гущу машин. “Один контакт, — думал он, — одно прикосновение вражеской машины означает смерть”. И его план прорыва к Планетарианцам был таким же смутным, как и его представления о том, как функционирует семиступенчатый маневр.

Ему самому было удивительно то, что он позволяет себе надеяться на что-то.

Глава 9

Норма начала чувствовать, что с ней что-то происходит, как будто внутри ее тела загорается пламя, наполняющее ее мощной жизненной энергией.

Она все также сидела в неудобной, напряженной позе, подогнув под себя ногу и ощущая под собой металлическую поверхность. Удивительно и страшно было то, что она совершенно ничего не видела. Вокруг была непроглядная, густая чернота. Но по каждому ее нерву распространялось поразительно радостное состояние физического комфорта, странной, нечеловеческой силы. И в этот момент резким диссонансом в гамме ее ощущений прозвучала тревожная мысль: “Где она находится? Что произошло? Что…”

Мысль эта прервалась, так как, к ее удивлению, в ее сознание ворвалась другая мысль, не ее собственная, и не адресованная ей, и даже не мысль человека!

“Передовой дозор 2731 докладывает Наблюдателю. Предупредительный сигнал загорелся на… (здесь она не разобрала) машине времени. Жду указаний!”

Ответ прозвучал немедленно и холодно:

“На главной машине времени чужой. Предупреждение доктору Леллу, происшествие в его секторе. Передовой дозор 2731, немедленно уничтожить чужого! Действуйте!”

Она была потрясена. Невероятный факт, что ей удалось без труда перехватить чей-то обмен мысленными сообщениями, настолько поразил ее, что содержание этих переговоров не сразу дошло до ее сознания. Ей угрожала смерть!

Теперь ей стало ясно, где она находится. Повернув стержень в ключе, она оказалась в будущем, в том столетии, где жили Славные, в непосредственной близости от главной машины времени, где какие-то невероятные создания, которые называются дозорными и наблюдателями, несли непрерывную вахту, охраняя машину.

Если бы только к ней вернулось зрение! Она должна видеть, или все пропало! Она сконцентрировала всю свою волю, стараясь разогнать черноту, окружавшую ее.

И чернота пропала!

Это оказалось так просто! В одно мгновение — слепота. В следующее — необходимость и решимость видеть. И затем — зрение вернулось, сразу, без всяких предварительных стадий, просто как если бы она открыла глаза после сна.

Она поразилась, что ее желание осуществилось так мгновенно и без всяких усилий, достаточно было просто этого захотеть. Но прежде, чем ее мозг начал вбирать в себя разнообразные впечатления, регистрируемые ее возвратившимся зрением, Норма вспомнила лицо какого-то необычного существа, обращавшегося к ней из темноты времени: “С этого великого момента вы получаете в свое распоряжение огромные силы и приступаете к осуществлению своего предназначения”.

И вдруг все эти мысли и образы исчезли, и Норма увидела, что она находится в огромной комнате со сводчатым потолком и сидит наверху гигантской машины. Стены в комнате были прозрачными, и через них она заметила розоватый огонь, который куполом охватывал небо вблизи и за которым больше ничего не было видно.

Устав разглядывать огонь, она снова обратила свой взгляд на комнату. На той прозрачной стене, которая находилась перед ней, было расположено огромное количество маленьких балкончиков, на каждом из которых были установлены какие-то блестящие, угрожающие на вид механизмы — оружие! Так много оружия, зачем?

Внезапно она ощутила, что эта мысль как бы разбилась, разлетелась в ее голове на мелкие кусочки. В ужасе она смотрела на длинный, толстый металлический предмет в форме трубки, который поднимался вверх из-за края машины времени. Поверхность его состояла из множества блестящих граней, напоминая глаза какого-нибудь гигантского насекомого, и ей казалось, что эти фасеточные глаза прожигают ее насквозь.

“Дозорный 2731 — уничтожить чужого!”

— Нет!

Это отчаянное “нет” вырвалось у нее помимо воли. Ее охватила паника. Вся ее храбрость, которая помогала ей в эксперименте с ключом, теперь исчезла перед лицом ужасной угрозы. Она лихорадочно искала выход, избавление от смертельной опасности. Самым страшным ей казалось то, что они могут атаковать ее прежде, чем она успеет хотя бы шевельнуться, хотя бы сделать попытку убежать, скрыться. Не помня себя, она закричала:

— Нет! Нет! Не смейте трогать меня! Убирайтесь откуда пришли! Прочь от меня!

Она замолчала. У нее осталось достаточно гордости и мужества, чтобы устыдиться из-за этой бессмысленной вспышки отчаяния. Она устало закрыла глаза, не в силах дольше выдерживать это напряжение, и тут же вновь открыла их. Ужасная металлическая трубка исчезла!

Норма ничего еще не успела как следует осознать, когда послышался звук удара. Он донесся откуда-то из-за края машины. Машинально она вскочила на ноги и побежала по направлению звука. Край машины был похож на пропасть в сто футов глубиной, и Норма в страхе отпрянула. Но тут же она вновь осторожно приблизилась к краю, чтобы хорошенько разглядеть то, что мельком успело ухватить ее зрение.

Да, глаза не обманули ее: далеко внизу, на полу, лежало то самое устройство в форме трубки, которое должно было уничтожить ее! В голове ее зазвучало:

“Дозорный 2731 докладывает — есть трудности. Человеческое существо женского пола использует мысленное излучение Инзеля — силой в сто единиц — дозорный 2731 не в состоянии действовать дальше- поражены семьдесят четыре процента”.

“И это сделала я”, — подумала она в изумлении. Ее желание мгновенно вернуло ей зрение. Ее отчаянная мысль о спасении сбила и повергла наземь сложнейшее техническое устройство, способное уничтожить ее. Мысленное излучение Инзеля — силой в сто единиц! Но это означало…

Вдруг одна из многочисленных дверей в стене напротив открылась, и из нее торопливо вышел высокий человек. Она быстро легла на корпус машины, пытаясь остаться незамеченной, но ей казалось, что эти знакомые, холодно-презрительные глаза смотрят прямо на нее. Она восприняла мысль доктора Лелла, чувствуя, как надежда оставляет ее:

“Это повторение временно-пространственной манипуляции X. К счастью, в центре данной трансформации некая мисс Норма Матерсон, которая не в состоянии, в силу недостаточной математической компетенции, использовать те возможности, которыми она располагает, ту силу, которая имеется в ее распоряжении. Ее нужно дезориентировать. Быстро уничтожить ее можно путем концентрации немеханической энергии третьего порядка в соответствии с планом А 4. Действуйте!”

“Действуем немедленно!” — это была ясная, холодная мысль Наблюдателя.

Это означало смерть. Норма лежала на металлической спине машины без движения, силы оставили ее так же, как и надежда на спасение.

Так прошла минута, а ей она показалась вечностью. Этой минуты было достаточно, чтобы она пришла в себя, поборола отупляющую панику. Страх исчез, и она снова начала ощущать то поразительное состояние необыкновенной жизненной силы, которое она испытала в первые мгновения, когда очутилась в будущем. Она поднялась на ноги, и слабость, которую она в этот момент почувствовала, напомнила ей, каким образом она вернула себе зрение. Она напряженно, сосредоточенно подумала: “Никакой физической слабости! Каждый мускул, каждый нерв, каждый орган моего тела должен с этого момента функционировать безупречно и…”

Мысль ее прервалась от внезапно нахлынувшего ощущения теплоты и радостного возбуждения. Оно началось где-то в пальцах ног и быстро стало подниматься по всему телу, наполняя ее энергией. Слабость бесследно пропала.

Минуту она стояла как завороженная, не решаясь дальше использовать ту необыкновенную силу, которая оказалась в ее распоряжении, но ведь ей все еще угрожала страшная опасность. Она подумала: “Никакой умственной слабости, никакой дезориентации: мой мозг должен действовать со всей эффективностью, на которую он способен!”

То, что произошло дальше, оказалось неожиданным. Ей показалось, что мозг ее внезапно перестал функционировать. На какое-то мгновение она ощутила полную, абсолютную пустоту в мыслях. А затем в ее голове прозвучало одно лишь слово: “Опасность! Спасаться! Найти ключ. Вернуться в тысяча девятьсот сорок четвертый год. Скрыться из мира доктора Лелла и выиграть время, чтобы раскрыть секреты той необычайной силы, которой она располагала”.

Она вздрогнула, когда струя пламени длиной в ярд ударила по металлическому корпусу машины рядом с тем местом, где она находилась, и отлетела к потолку. Отразившись от потолка, пламя брызнуло в сторону, куда-то за пределы машины. И почти мгновенно оно снова било в потолок с неослабевающей силой, и опять об пол, и снова вверх, а потом вниз. Вверх-вниз, вверх-вниз, и наконец, упав, как пустой горящий мешок на пол, оно больше не поднялось.

Тут же она увидела еще один поток пламени, который понесся вверх и срикошетил вниз, но на этот раз ее не застали врасплох. Она мысленно воскликнула: “Стойте! Против меня вы бессильны! Прекратите!”

Огонь пролетел в нескольких дюймах от ее руки и устремился вверх, а снизу донесся голос доктора Лелла, ясный и насмешливый:

— Моя дорогая мисс Матерсон! Это энергия третьего порядка, и вы не в состоянии на нее воздействовать. А заметили ли вы, что ваш ум не так ясен, как вам хотелось бы? Дело в том, что хотя вы и обладаете неограниченной силой, вы можете использовать ее только тогда, когда вы понимаете сознательно или инстинктивно, какие процессы задействованы в том или ином случае. Большинство людей довольно ясно представляют себе процессы, происходящие в человеческом теле, поэтому ваш организм отреагировал так заметно и положительно, но ваш мозг — его секреты большей частью недоступны вашему пониманию. А что касается ключа, — он засмеялся, — вы, кажется, забыли, что он соединен с машиной времени. Первое, что сделал Наблюдатель, — это забросил его обратно в двадцатый век. Следовательно, вам нет спасения, и вы умрете.

Несмотря на эти жестокие слова, Норма осталась спокойной. Кровь не бросилась ей в голову от страха, только чуть сильнее забилось сердце. Она понимала, что должна думать и действовать быстро и решительно. Она подумала: “Если бы только Джек Гарсен был здесь, с его быстрым, научного склада умом, с его логикой…”

В этот момент, к своему удивлению, она почувствовала, что мозг ее начинает выходить из-под ее контроля, медленно и неудержимо, как песок сыплется между пальцами. Тело ее не было затронуто, но сознание скользило куда-то в темную глубину. Ее охватил ужас, когда она увидела, как несколько языков пламени побежали вверх к потолку, чтобы оттолкнувшись от него, обрушиться на ее голову. “Джек! Джек, помоги мне! Ты мне нужен! О, Джек, иди ко мне!”

Ответа не было, и она уже не могла ждать. “Домой, — подумала она напряженно. — Мне надо попасть домой, в двадцатый век”.

Тело ее вытянулось как струна. Наступила темнота, и она ощутила, что падает куда-то в бесконечность. Но внезапно падение кончилось, и Норма почувствовала под собой пол и ковер на полу. Тусклое пятно света, которое она видела перед собой, оказалось окном.

Это была ее квартира! Она поднялась на ноги и в ужасе застыла на месте, ощутив знакомую слабую вибрацию внутри, как ток, пробегающий по нервам. Машина! Внизу работала машина! Ее желание оказаться в безопасности перенесло ее обратно в ее время, но призыв к Джеку остался без ответа. И вот она здесь одна, и помочь ей справиться с могущественным врагом может только ее таинственная непонятная сила.

Это была ее единственная надежда! А враг не был всемогущим! Даже доктору Леллу необходимо время, чтобы собрать свои силы для удара. Если бы только она могла выбраться из этого здания и перенестись в безопасное место! Куда? Ничего другого не пришло ей в голову, кроме той комнаты в гостинице, откуда она с помощью ключа попала в будущее.

Внезапно она почувствовала удар, такой сильный, что она разрыдалась от боли, прежде чем потерять сознание. В ужасе она поняла, что ударилась о стену своей квартиры и что она не в состоянии правильно распорядиться той огромной силой, которая ей была дана. “Теперь у доктора Лелла будет время, чтобы принять все необходимые меры”, — была ее последняя мысль.

Потом наступила темнота.

Глава 10

Маленькая торпеда, в которой находился Гарсен, несла его вперед, к красной дымке временного пространственного барьера. Вот он проскочил над пылающей пропастью, и Дельпа осталась позади.

И в этот момент что-то ударило по шлему, это был мощный сокрушительный удар.

Он пришел в себя, не чувствуя никакой боли и никакого дискомфорта. Он лежал как бы в полусне, вспоминая, что с ним произошло, и ему пришло в голову, что, наверное, он в безопасности, иначе он не чувствовал бы себя так спокойно. Но, конечно, необходимо действовать. Он должен передать Планетарианцам, что им нужно поторопиться с завоеванием Дельпы и что именно здесь будет решаться дальнейшая судьба человечества. А потом он как-нибудь постарается убедить их, чтобы они дали ему возможность вернуться к Норме.

Несколько мгновений он лежал с открытыми глазами, задумчиво уставясь в потолок, и услышал чей-то голос рядом:

— А вот этого не будет.

Гарсен повернул голову и увидел ряды больничных коек, которые тянулись, насколько видел глаз. С ближайшей койки на него смотрел какой-то незнакомый человек. Он сказал:

— Я имею в виду, не ждите, что вас что-то удивит. Этого не будет. Вы запрограммированы на то, чтобы постепенно выздоравливать, ничто вас не выведет из равновесия, не расстроит. Врачи, хотя и прошли обучение у Планетарианцев, — все из прошлого, и еще вчера они думали, что вы…

Он остановился, нахмурился, а потом улыбнулся:

— Я чуть не сказал лишнее. Возможно, конечно, что вы уже достаточно окрепли, чтобы вынести любой удар. Но вы и так скоро узнаете, в каком положении находитесь. Я только хочу вас заранее предупредить: будьте готовы услышать плохие новости.

Гарсен не ощутил никакой тревоги, и даже любопытство его было каким-то вялым. После того, что он слышал о Планетарианцах от доктора Лелла и что он додумал сам, он был уверен, что никакая опасность здесь не может быть больше той, с которой ему уже довелось столкнуться. Единственное чувство, которое беспокоило его, было стремление спасти Норму. Вслух он сказал:

— Если я буду спать, когда придет врач или кто-нибудь из Планетарианцев, разбудите меня, пожалуйста. Мне нужно им кое-что сказать.

Человек невесело улыбнулся. Он был довольно молод, на вид ему было лет тридцать, и в нем чувствовался сильный характер. Его реакция неприятно удивила Гарсена, и он спросил довольно резким тоном:

— В чем дело?

Незнакомец покачал головой:

— Я здесь, в этом времени, уже двадцать семь дней, и ни разу не видел ни одного Планетарианца. А что касается вашего желания рассказать им что-то, я уже предупреждал вас, чтобы вы ожидали худшего. Я знаю, что у вас есть для них сообщение. От Дра Деррела я даже знаю, какое именно, но как он узнал, меня не спрашивайте. Единственное, что я могу вам сказать, — забудьте о том, что у вас есть какое-то сообщение. Кстати, меня зовут Мэрфи, Эдвард Мэрфи.

Гарсена не интересовало, ни как зовут его соседа по койке, ни как они узнали, какое сообщение он должен передать Планетарианцам. Однако против своей воли он начал беспокоиться. Каждое слово этого молодого человека с приятным лицом и приятным голосом заставляло задуматься. Он пристально посмотрел на Мэрфи, но увидел только открытое лицо, дружелюбную улыбку — ничто не говорило об опасности. Да и от кого могла исходить опасность? От Планетарианцев?

Это было бы нелепо. Несмотря на их недостатки, Планетарианцы были здесь единственными, кого следовало поддерживать, так как другая сторона являлась просто воплощением зла. Выбора не было.

Ему было ясно, что нужно делать. Как только ему разрешат вставать, а чувствовал он себя сейчас прекрасно, ему нужно будет найти кого-нибудь из Планетарианцев. В этом деле стали появляться какие-то неприятные и непонятные моменты, но пока ничего страшного не произошло. Мэрфи сказал:

— Я пока только предупредил вас. Но есть и еще кое-что, что вам надо знать. Как вы думаете, где-нибудь через час вы сможете подняться? Я имею в виду, вы себя нормально чувствуете?

Гарсен кивнул в недоумении.

— Думаю, да. А что?

— В это время мы будем пролетать около Луны, а это стоит видеть.

— Что?

Мэрфи смущенно посмотрел на него.

— Я забыл. Я так старался не сказать вам о главной опасности, что до меня не дошло, что вы ведь были сначала без сознания. — Он пожал плечами. — Ну, в общем, мы летим на Венеру, и даже если бы это было все, и в этом случае расклад был бы против вас. На борту нашего корабля Планетарианцев нет, только люди из прошедших веков и надсмотрщики Наблюдателя. А ни с одним из них у вас нет возможности поговорить, потому что… — Он остановился и сокрушенно продолжал: — Ну вот. Я опять чуть не проговорился, и вы узнали бы правду раньше, чем следовало бы.

Гарсен почти не слушал его, пытаясь осмыслить тот невероятный факт, что он был в космосе. В безвоздушном пространстве, в пустоте! Он чувствовал, что проиграл. Это конец. Все осталось там, далеко, за миллионы миль отсюда.

Он неловко приподнялся и сел в постели, пытаясь сосредоточиться. Наконец голосом, в котором звучало отчаяние, он спросил:

— Когда мы доберемся до Венеры?

— Дней за десять, я думаю.

Гарсен слегка приободрился. Значит, все не так безнадежно, как ему только что представлялось. Десять дней, чтобы долететь, десять дней, чтобы найти возможность контакта с кем-нибудь из Планетарианцев, десять дней на обратный путь. Месяц! Он нахмурился. Нет, это не годится. За такой срок можно было не один раз проиграть войну. Но как он может передать свое сообщение, находясь в корабле, летящем на Венеру? Во всяком случае, с чего-то надо было начинать.

Он сказал обеспокоенно:

— Если бы я оказался в аналогичной ситуации в своем времени, я попытался бы увидеться с капитаном. Но вы заставили меня сомневаться, что обычные правила могут применяться на борту Планетарианского космического корабля. Скажите откровенно, каковы мои шансы?

Молодой человек взглянул на него мрачно.

— Шансов у вас абсолютно никаких. Я не шучу, Гарсен. Как я уже говорил, Деррел знает о вашем послании, не спрашивайте меня, откуда и как он узнал. В своем времени он был политическим лидером, и он прекрасно разбирается в технике, но, как он сам говорит, он знает только обычную, нормальную, повседневную жизнь. Вам придется привыкнуть к тому, что здесь вы будете среди людей из разных веков, и некоторые из них, мягко выражаясь, с большими странностями, а Деррел, пожалуй, самый странный изо всех. Но забудьте об этом! Помните только, что вы в космическом корабле в таком далеком будущем, что в книгах по истории о вашем времени даже не упоминается. Подумайте об этом хорошенько.

Гарсен решил последовать этому совету. Некоторое время он неподвижно лежал, пытаясь осознать все происходящее, проанализировать свои впечатления. Но он не видел и не ощущал ничего необычного, не говоря уже о сверхъестественном.

Движение корабля внутри совершенно не ощущалось. Все было спокойно и буднично. Комната, где они находились, напоминала больничную палату, только очень большую. Напряжение, сковавшее его, слегка уменьшилось, тело его расслабилось, и мысли потекли свободно и легко. Опасность, о которой говорил ему Мэрфи, казалась далекой и ненастоящей, как плод его воображения.

Они летели на Венеру! Он мысленно несколько раз произнес это удивительное слово, и его ум ученого загорелся предчувствием открытия. Венера! Сотни лет люди завороженно смотрели в небо, думая о таинственных других мирах, пытаясь представить себе что-то непостижимое и недосягаемое, к чему можно было стремиться только в мечтах. А для него это должно было стать реальностью! Все остальное отступало перед тем открытием, на пороге которого он сейчас стоял. Он увидит Венеру! Конечно, Норму нужно было спасать и передать Планетарианцам важное сообщение тоже было необходимо. Но если судьбе было угодно, чтобы до конца войны он оставался в этом мире, тогда он не мог бы желать большего, чем эта необыкновенная возможность жить в раю для ученого, для исследователя, полном неизведанного.

— А знаете, что? — произнес вдруг Мэрфи. — Может быть, это не такая уж и плохая идея попытаться увидеться с капитаном. Мне придется переговорить с Деррелом, прежде чем можно будет предпринять дальнейшие действия, но…

Гарсен вздохнул. Он внезапно почувствовал, что очень устал от всех этих поворотов.

— Послушайте, — проговорил он, — только одну минуту назад вы сказали, что видеть капитана совершенно невозможно; теперь это, оказывается, неплохая мысль и, значит, невозможное стало возможным?

Вдруг раздался какой-то странный свистящий звук, и лежавшие в кроватях люди стали подниматься на ноги, а те, кто стоял группами, беседуя, стали расходиться. Через минуту все, кто находился в этой огромной комнате, за исключением человек тридцати, кто, вероятно, не мог передвигаться, вышли через дверь в дальнем ее конце. Мэрфи быстро заговорил, как только дверь за ними закрылась:

— Быстрее! Помогите мне сесть в кресло на колесах. Черт бы побрал мою парализованную ногу, но мне необходимо поговорить с Деррелом. Нападение не должно совершиться, пока вы не попытались увидеться с капитаном. Быстрее же!

— Нападение?.. — начал говорить Гарсен и остановился. Стараясь контролировать себя и говорить спокойно, он откинулся назад на постели и сказал нарочито размеренным голосом: — Я помогу вам, когда вы скажете мне, в чем дело. Начинайте! Не теряйте времени, говорите!

Мэрфи вздохнул.

— Все на самом деле очень просто. Они собрали вместе группу скептиков, то есть нас, людей, которые понимают, что находятся в будущем, и не боятся этого, а значит, потенциально опасных личностей, как хорошо понимают Планетарианцы. Но они совершенно не поняли, что представляет собой Деррел. Бунт только частично удался. Мы захватили пульт управления, машинное отделение, но только один арсенал. Самое худшее — это то, что одному из надсмотрщиков Наблюдателя удалось избежать ловушки, и это означает, что Наблюдателю обо всем известно и что за нами уже послали боевые корабли. Если нам в ближайшее время не удастся полностью захватить корабль, мы обречены на смерть.

Он продолжал, невесело усмехнувшись:

— Это включает всех, кто здесь находится, и вас, и больных, и тех, кто ни в чем не виновен. Планетарианцы доверяют управлять своим миром машине-монстру, так называемому Наблюдателю, и, как всякая машина, он обладает убийственно примитивной логикой. — Он пожал плечами. — Вот что я имел в виду, когда предупреждал вас, что надо готовиться к худшему. Всех нас ждет победа или смерть. А теперь, быстро, помогите мне найти Деррела и остановить штурм!

Гарсен чувствовал, что ум его отказывается вместить всю эту реальность: недовольные — бунт — надсмотрщики. Только когда Мэрфи вырулил в коридор на своем инвалидном кресле, Гарсен понял, как смертельно он устал. Он снова лег на кровать и лежал совершенно опустошенный, ничего не чувствуя и ни о чем не думая, когда в пустоте, которая была его мозгом, прозвучало: “Не рискуйте напрасно — оставайтесь в живых!”

Какая ирония судьбы!

Глава 11

На черном фоне бездонного космического пространства величаво плыла Луна, огромный светящийся шар, который все увеличивался в размерах. Потом, примерно в течение часа, она больше не росла и наконец начала постепенно удаляться и уменьшаться. По мере того, как расстояние от Луны росло, Гарсен все больше и больше осознавал, что он всего лишь крошечная пешка в грандиозной схватке огромных таинственных сил.

Он наблюдал, как Луна превратилась в маленькую светящуюся горошинку, которая едва выглядывала из-за огненного шара Земли. Потом он перевел взгляд на сидящего рядом в своем кресле Мэрфи и сказал:

— Ну, а теперь, когда штурм отменен, мне хотелось бы встретиться с этим загадочным Деррелом. А вам следовало бы отправиться спать.

Мэрфи попросил:

— Помогите мне добраться до постели, пожалуйста.

Лежа в кровати, он невесело улыбнулся.

— Похоже, что из нас двоих больной — это я. Парализующее устройство, кажется, не нанесло вам особого вреда, а моя нога здорово пострадала. Мне надо немного отдохнуть, а когда я проснусь, я вас познакомлю с Деррелом.

Вскоре послышалось его ровное дыхание, он заснул, а Гарсен почувствовал какую-то растерянность и досаду на то, что позволил себе искать утешения в обществе другого человека, вместо того, чтобы черпать силы в самом себе. Это было на него не похоже, и, бесцельно слоняясь по комнате, он злился на себя и на обстоятельства, которым он позволил взять над собой верх. Постепенно он успокоился и стал думать о предстоящей встрече с Деррелом и о тех людях, которых он здесь увидел. Это была необычная компания. Ходили они вразвалочку, а когда стояли, заткнув большие пальцы за пояс или в проймы жилетов, в их позах была уверенность в своей силе и вызов окружающим. Это были бывалые, закаленные вояки и искатели приключений, решительные и не слишком обремененные интеллектуально, не особенно задумывавшиеся, за кого или против кого они выступают, и готовые далеко пойти, влекомые своей судьбой и умелым лидером.

Зачем же Планетарианцы собрали здесь такую группу людей? Было ли это результатом незнания человеческой психологии? Это представлялось невероятным, так как они как раз преуспевали в этой области. Значит, объяснение заключалось в другом. Значит, неведомо для них в дело вмешался интеллект такого же уровня или почти такого же, как и у них самих, который повел здесь свою игру.

Деррел!

Веками жизнь на Земле бурлила, била ключом, рождая тех людей, которые собрались сейчас здесь, на корабле, которые любили жизнь, но доказали своей отчаянной попыткой бунта, что не боятся смерти.

И движущей силой был только один человек — Деррел!

Несколько раз Гарсену казалось, что он догадался, кто из них Деррел, но даже еще не успев подойти ближе, он понимал, что ошибся. И только через некоторое время он стал узнавать среди огромного множества людей на корабле одного высокого и худого человека со впалыми щеками. Он был одет в серый костюм, и его можно было бы принять за фермера, если бы он всегда не выглядел чрезвычайно, подчеркнуто опрятно.

Даже когда он молча стоял, слушая других и не говоря ни слова, он находился в центре внимания остальных. Это был прирожденный лидер, за которым другие признавали первенство, даже не осознавая этого, инстинктивно и безошибочно. Через некоторое время Гарсен заметил, что человек этот тоже незаметно наблюдает за ним. Этого ему было вполне достаточно, чтобы сделать вывод, который напрашивался сам собой, и он перестал скрывать свой интерес и стал открыто разглядывать Деррела. И под его пристальным взглядом обманчивая внешность фермера растворилась бесследно, как туман в ярких лучах солнца.

Худые, впалые щеки подчеркивали поразительную силу характера, сквозившую в каждой черте этого бледного лица. Нижняя челюсть, мощная, как наковальня, не слишком выдавалась вперед, но каждому становилось ясно, что с этим человеком шутки плохи.

Наблюдения Гарсена прервались, когда кто-то обратился к этому человеку, назвав его мистером Деррелом, и это оказалось для того сигналом к действию. Он решительно шагнул вперед и спокойным голосом произнес:

— Профессор Гарсен, вы не возражаете, если мы с вами побеседуем, — он махнул рукой в каком-то неопределенном направлении, — вон там?

Гарсен заколебался и сам себе удивился. Уже долгое время он собирался найти этого человека, чтобы поговорить с ним, но теперь он вдруг понял, что не хочет позволить Деррелу взять верх над собой, как он это сделал с другими. Согласиться сейчас на простую просьбу Деррела означало бы, что он позволяет тому руководить собой.

Глаза их встретились, и Деррел улыбнулся. Лицо его преобразилось, как будто бы осветилось изнутри, и этот свет, казалось, расплавил решимость Гарсена сопротивляться его влиянию.

Он сам удивился, услышав собственный голос:

— Да, конечно, я согласен. Что вы хотели сказать?

— Вы должны передать предостережение Планетарианцам, и исходит оно от нас. Я Дра Деррел из рода Визардов Бор. Мы боремся за спасение Вселенной. Ей угрожает война, оружием в которой станет сама энергия времени.

— Подождите! — Голос Гарсена даже ему самому показался неожиданно резким. — Вы что, хотите сказать, что это послание направили ваши люди?

— Вот именно! И я пытаюсь объяснить вам, что наше положение сейчас стало таким опасным, что ваше собственное предложение увидеться с капитаном Лурадином стало самой насущной необходимостью и наилучшим выходом из положения.

Слова Деррела не сразу дошли до сознания Гарсена. Сначала он подумал о той опасности, которая лично ему угрожает, если он покинет это безопасное место и окажется среди людей из еще более далекого и безжалостного прошлого, чем его время, и среди надсмотрщиков всемогущего Наблюдателя. Он понимал, что второй раз избежать смерти вопреки теории вероятности ему не удастся.

И только потом в его сознании отразились слова Деррела. Неужели это действительно было так? Почему-то это объяснение представлялось ему маловероятным — предупреждение, которое он получил, находясь в камере деперсонализации, которое было послано через время и пространство, через все укрепления и защитные сооружения Славных — Деррелом?

Гарсен нахмурился: это объяснение его явно не удовлетворяло. Он внимательно посмотрел на Деррела, который стоял и, казалось, терпеливо ждал, какая будет реакция, и сказал:

— Откровенно говоря, я ожидал другого. Теперь я вижу, что мои представления, вероятно, были далеки от реальности, но я думал, что имею дело с людьми из далекого будущего, обладающими сверхъестественными способностями и возможностями.

Он остановился, потому что Деррел криво усмехнулся и проговорил сухо:

— А реальность не оправдала ваших ожиданий. Перед вами стоит обыкновенный человек, и ваши мечты о богоподобных существах, вмешивающихся в дела людей, становятся тем, что они на самом деле собой представляют, — нелепыми фантазиями!

— А что же вместо этого? — холодно спросил Гарсен.

Деррел так же холодно подхватил:

— А вместо этого — человек, которому не удалось захватить космический корабль и которому теперь грозит бесславная смерть.

Гарсен хотел было что-то сказать, но промолчал. Слова Деррела произвели впечатление. Как будто пока Деррел был с ним абсолютно честен. Но признание никак не может служить удовлетворительным объяснением.

Деррел заговорил опять, и в голосе его в первый раз за все время их разговора Гарсен уловил сильные эмоции:

— Я не думаю, что это такой уж позорный провал. Я один повел на борьбу группу чужих мне и друг другу людей, у которых совершенно не было никакого стимула драться, а многие из них, к тому же, калеки или раненые, и тем не менее мне удалось добиться определенного успеха в схватке с высококвалифицированным экипажем полностью автоматизированного космического корабля, которому оказали поддержку по меньшей мере четыре надсмотрщика Наблюдателя.

За этими сухими словами чувствовались и радость победы, и горечь поражения, и возбуждение схватки, и Гарсен ярко представил себе, как это выглядело в действительности, как живые существа из плоти и крови бросались вперед под удары энергетического оружия, нанося и получая смертельные раны, как они брали верх над хорошо обученным экипажем бронированного корабля и щупальцами вездесущего Наблюдателя.

И все равно эта картина его не удовлетворяла. Что-то здесь было не так.

— Если рассуждать логически, — сказал наконец Гарсен, — потерпите уж мою настойчивость еще одну минуту. Зачем вы подняли бунт в таких трудных условиях?

Глаза Деррела блеснули презрением. Когда он заговорил, голос его дрожал от волнения:

— Да, реальность такова, что мы в отчаянном положении, потому что пошли на риск. А на риск мы пошли потому, — он остановился, как будто собираясь с силами, — что я из рода Визардов Бор и мы были хозяевами Земли в мое время, потому что мы были храбрыми и смелыми людьми. И как всякий Визард, я выбрал трудный, опасный путь, и я говорю вам, что победа и все, что она с собой несет, еще нами не потеряна.

Его звенящий страстью голос как-то вдруг потух, как будто он выдохся. В глазах его появилось напряженное выражение. Он слегка наклонил голову к плечу, словно прислушиваясь к каким-то далеким звукам. Гарсен проговорил холодно:

— К сожалению, при всем моем уважении к эмоциям, я смотрю на вещи как ученый и никогда не считал оправдание заменой объяснению.

Внезапно Деррел быстро подошел к стене и стал шарить по ней руками. Когда Гарсен подошел ближе, часть стены опустилась к полу, и в образовавшемся углублении он увидел скопление блестящих проводов, среди которых виднелся какой-то предмет в виде трубки со светящимся серебром кончиком. Деррел решительно схватился за этот кажущийся горячим конец и резко дернул его. Гарсен увидел, как слабо вспыхнул огонь, и свечение погасло.

Деррел мрачно посмотрел на Гарсена и проговорил:

— Эти так называемые провода на самом деле вовсе не провода, а энергетическая цепь, электронное устройство, которое в течение часа способно создать оружие абсолютно из ничего, на пустом месте. Щупальца-надсмотрщики могут заряжать такие устройства, а само такое устройство не поддается уничтожению. Но создаваемую вещь на определенном этапе процесса уничтожить можно.

Гарсен настороженно смотрел на Деррела, который продолжал:

— Вы убедились, что если бы не моя особая способность улавливать почти неразличимые признаки энергетических процессов, могла бы произойти трагедия.

— Без вас, — перебил Гарсен, — не было бы бунта. Мне очень жаль, но у меня такой склад ума, что я все же ищу удовлетворительное объяснение явлениям и событиям, пока не найду.

Деррел посмотрел на него и серьезно сказал:

— Я понимаю ваши сомнения, но вы сами видите, что мне приходится обходить контролируемую нами довольно большую территорию, чтобы вовремя обнаружить новые энергетические образования. Коротко говоря, мы Визарды Бор — люди из прошлого, достигшие такого уровня развития науки, который позволил нам проникнуть в теорию перемещения во времени, разработанную Славными, но мы еще не в состоянии создать сами машину времени. Во многих отношениях мы превосходили как Планетарианцев, так и Славных. Исследования наших математиков доказали, что энергия времени не в состоянии вынести перегрузки выше определенного уровня. Соответственно, мы предпринимали и предпринимаем все возможное, чтобы спасти Вселенную, для чего нам необходимо найти место, откуда можно руководить этой деятельностью. Лучше всего для этих целей подходит космический корабль. А что касается остального, пока вам придется принимать все на веру. И несмотря на все ваши сомнения, вы должны пойти к капитану. Мы должны захватить этот корабль, пока мы еще в силах это сделать. Я оставлю вас, а вы подумайте над моими словами.

Он резко повернулся и ушел. Гарсен подумал, что решение свое ему придется принимать, несмотря на почти полное отсутствие фактов. Какая шаткая основа для решения! А на карту он должен поставить свою единственную жизнь!

Он прислушался, но на корабле было тихо, как будто он висел где-то в неподвижности, хотя на самом деле он беззвучно продолжал свой путь, не зная сомнений и надежды, страха и мужества.

Сомнение! Оно переполняло мозг Гарсена, изматывало своими бесконечными уколами, и в конце концов он решил, что, прежде чем что-либо предпринять, он должен узнать больше о так называемых Визардах Бор. Глупо будет выступать против Планетарианцев, которые должны победить в этой войне, только потому, что кто-то хочет этого. Но что же делать? Где он может узнать то, что его интересует?

Минуты пролетали одна за другой. Черные, невероятные просторы космоса не давали никакого ответа. Еще хуже было лежать на кровати и разглядывать серый потолок. А потом в комнате рядом он обнаружил библиотеку и в течение часа забыл обо всем.

Только постепенно пришло понимание, что все книги в библиотеке были специально отобраны. В любое другое время его внимание было бы абсолютно поглощено, но не сейчас. Он просматривал том за томом, чтобы проверить свое открытие. В конце концов, усталый и разочарованный, он снова лег в кровать и увидел, что Мэрфи не спит. Он сначала обрадовался, потом заколебался. Надо осторожно завести разговор о Дерреле. Он произнес тихо:

— Вы, наверное, просмотрели все книги в библиотеке.

Мэрфи покачал головой, слегка усмехнувшись.

— Здесь — нет. Но я бы рискнул высказать предположение, что в этой библиотеке есть научная литература на элементарном уровне, книги о путешествиях к другим планетам, но никаких исторических произведений. И, конечно же, нигде не упоминается, какой сейчас год. Нам, скептикам, даже это знать не полагается.

Гарсен перебил его:

— Эти Планетарианцы вовсе не ангелы, как я посмотрю. По-своему, более тонко, чем Славные со своими камерами деперсонализации, но они также стремятся повлиять на нас, сделать нас такими, какими они хотят нас видеть.

— Да они ничего, — сказал Мэрфи, — с ними можно ладить. Если бы не этот бунт, они относились бы к нам нормально, если бы мы не создавали им проблем и помалкивали.

Гарсен спросил в недоумении:

— Что вы имеете в виду?

Мэрфи невесело рассмеялся:

— Мы, сомневающиеся, знаем хотя бы, кто мы. Огромное большинство добровольцев вообще ничего не знает, кроме того, что они где-то в незнакомом месте. С психологической точки зрения необходимо, чтобы они думали, что находятся где-то в своем времени. Их собственные суеверия предлагают объяснения, которые представляются им разумными. Например, древние греки считают, что они принимают участие в битве богов на стороне Зевса. Моралисты — Лердиты из тридцатого века считают, что это война Великой Машины против диссидентов. А Нелорийцы периода с семи тысяч шестисот сорок третьего до семи тысяч шестисот девяносто девятого года… Что с вами?

Гарсен почувствовал, что он побледнел и что руки его дрожат, но он ничего не мог с собой поделать. Всю эту информацию он воспринял как физический шок. В конце концов ему удалось выговорить:

— Не обращайте внимания. Наверное, глупо думать о времени в рамках прошлого и будущего. Оно ведь все здесь, все шестьсот миллиардов вселенных, создаваемых каждую минуту.

Он перевел дух и решился, он и так долго тянул. Каждую минуту может вернуться Деррел. Он сказал:

— А кто такие Визарды Бор? Я услышал эти слова, и меня это заинтриговало.

— Это интересный народ, — сказал Мэрфи, и Гарсен с облегчением вздохнул. Мэрфи не заметил его особого интереса и продолжал: — Они обнаружили какую-то связь между половой жизнью человека и развитием его интеллекта, что дало им возможность добиться высочайшего уровня умственного развития, включая телепатию. Они правили на Земле в течение трехсот лет до того, как установился период Вечного мира. В их время процветали политика, насилие, они были очень сильны в технике, у них был космический корабль, который, судя по описаниям, был с тех пор непревзойденным. Большинство их секретов утеряно, а те, что сохранились, стали достоянием особой клики священнослужителей, которые в конце концов были уничтожены, но это долгая история.

Он остановился, задумавшись, а Гарсен никак не мог решить, как к этому отнестись. Выходило, что слова Деррела получили подтверждение почти буквально. Он снова услышал голос Мэрфи:

— Интересная история, как у них появился космический корабль. Во время последнего этапа борьбы за власть лидер, потерпевший поражение и доведенный до отчаяния тревогой за свою красавицу-жену, которую победитель сделал своей любовницей, исчез, вернулся на этом корабле, отвоевал свою жену и вернул себе власть. После этого династия Деррелов правила еще сто лет.

— Деррел! — произнес Гарсен, пораженный этим рассказом. — Династия Деррелов!

Мэрфи позвал остальных присоединиться к ним и снова рассказал им эту историю, дополнив ее красочными подробностями, и реакция слушателей была единодушной — радость близкой победы! И какое имело значение, куда, в какое время они потом вернутся?

Гарсен почувствовал, что Мэрфи пристально смотрит на него.

— В чем дело? — спросил Мэрфи.

Гарсен пожал плечами и проговорил:

— Во всем этом мало надежды для меня лично. История гласит, что мы захватили этот корабль. Но мне предстоит встреча с капитаном, а о том, остался ли я жив или погиб, история умалчивает. Честно говоря, то послание, которое я получил в камере деперсонализации у Славных, представляется мне более важным, чем когда-либо, и, соответственно, моя жизнь важнее, чем чья бы то ни было на этом корабле. Я повторяю, единственное, в чем мы можем быть уверены, — это то, что Деррел спасся с этим кораблем. Кто еще остался жив, мы не знаем. Деррел…

— Да? — раздался голос Деррела за его спиной. — Да, профессор Гарсен?

Гарсен медленно обернулся. У него не было никакого определенного плана действий; было какое-то смутное желание подорвать позиции Деррела, и это заставило его подчеркнуть, что шансы на то, что кому-нибудь из них удастся спастись, очень неопределенные. Но неоспоримо было то, что Деррел в конце концов победил.

Гарсен уловил в глазах Деррела торжествующее выражение и сказал:

— Вы же умеете читать мысли. Значит, вы знаете, что происходит. Каковы ваши намерения?

Деррел улыбнулся своей притягательной, обезоруживающей улыбкой. Глаза его радостно блестели, когда он оглядел всех собравшихся и начал говорить сильным, звучным голосом. В этом голосе слышались уверенность в себе и чувство превосходства, это был голос победителя:

— Прежде всего я хочу сказать, что мы все направляемся в то время, которое представляет собой кладезь сокровищ для смелых, храбрых людей. Женщины, дворцы, богатство, власть для каждого, кто пойдет за мной до конца. Вы знаете, в каком мире нам сейчас приходится жить. Здесь для нас существует только перспектива сражаться со Славными, которые окопались еще где-то на Венере или на Земле. А еще кучка моралистов, которые ведут войну не на жизнь, а на смерть из-за такой глупости, как контроль над рождаемостью. Вы готовы идти за мной?

Это был убедительный, страстный призыв, который затронул души этих грубоватых людей, и их реакцию было легко предсказать: раздался дружный шум голосов, полных энтузиазма, и отдельные крики:

— Чего мы ждем? Пошли!

Деррел уже не скрывал своего торжества. Повернувшись к Гарсену, он сказал:

— Простите, что я говорил вам неправду, профессор, но мне никак не могло прийти в голову, что Мэрфи или кому-нибудь еще здесь известна моя история. Разговаривая с вами, я руководствовался и тем, что мне удалось прочитать в ваших мыслях. Поэтому я поддерживал ваши надежды и желания.

Гарсен мрачно усмехнулся. Та речь, которую Деррел только что произнес, была еще одним примером того, как, играя на надеждах и желаниях других, можно добиваться своих целей.

Он заметил, что Деррел пристально смотрит на него, и сказал:

— Вы знаете, о чем я думаю. Может быть, в ваших силах воодушевить меня так же легко, как остальных. Но помните, что все должно быть основано на логике. Вы должны убедить меня, что, если я пойду к капитану, в ваших интересах будет высадить меня где-нибудь недалеко от позиций Планетарианцев и что…

Вдруг слова застыли у него во рту, и раздался такой звук, как будто воздух выходит из его легких. Он ощутил сильное давление, и затем какая-то сила приподняла его, а внизу, под ногами, он увидел плывущие в воздухе кровати. Потом он стал падать. Инстинктивно он вытянул перед собой руки и рухнул вниз, на койку. Он лежал там, ошарашенный и недоумевающий, но целый, невредимый и в безопасности.

В безопасности от чего? Он с трудом встал на ноги и, покачиваясь, наблюдал, как поднимаются остальные, кто со стонами, кто вскрикивая от боли. В комнате послышался громкий, взволнованный голос:

— Говорит пульт управления! Деррел, произошло что-то совершенно непонятное. Минуту назад мы были в трех миллионах миль от Венеры. А сейчас мы ясно видим ее перед собой на расстоянии не больше двух миль. Что случилось?

Гарсен увидел, что Деррел лежит на спине на полу, с открытыми глазами, и напряженно хмурится. Гарсен хотел помочь ему подняться, но Деррел отмахнулся от него.

— Подождите! — резко проговорил он. — Дозорный на борту этого корабля только что доложил о происшедшем Наблюдателю на Венере, и тот ему сейчас объясняет, в чем дело. Я стараюсь перехватить это сообщение.

Голос его изменился, стал монотонно механическим:

— …семнадцатая пространственно-временная манипуляция… происходит где-то в будущем, за несколько лет до нашего времени. Ваш корабль, случайно или по чьей-то воле, оказался в боковом потоке возникшего при этом временного возмущения. Пока неясен источник мощных сил, вызвавших все эти явления. Это пока все, да, с Венеры на помощь вам посланы боевые корабли.

Деррел наконец поднялся и спокойно произнес:

— Что касается нашего с вами разговора, Гарсен, я не смогу вам доказать, что я что-то сделаю для вас. Исторические данные гласят, что я прожил отпущенное мне время до конца. Значит, на моем существовании в прошлом никак не отразилась угрожающая Вселенной опасность. Вам придется действовать на свой страх и риск и надеяться, что попозже у нас появится возможность помочь вам. Никаких других гарантий я дать не могу.

По меньшей мере это было сказано начистоту. Хотя такой авантюрист даже правду может использовать как средство для достижения своей цели, как способ усыпить подозрение. Но несмотря ни на что, неоспоримо одно — рисковать придется ему самому. Гарсен сказал:

— Дайте мне пять минут, чтобы все обдумать. Я вижу, вы уверены, что я пойду, правда?

Деррел кивнул:

— Вы начинаете свыкаться с этой мыслью.

В эту минуту у Гарсена не было никакого предчувствия по поводу тех фантастических, даже с его теперешней точки зрения, событий, которые вскоре должны были произойти. Он подумал холодно и отстранен-но: “Значит, все-таки он пойдет! Хорошо, через пять минут”.

Глава 12

Он остановился перед иллюминатором в стене. Огромная уже Венера быстро увеличивалась в размерах, как воздушный шар, который надувают. Но в отличие от воздушного шара, она росла безостановочно и не лопаясь.

Молчание нарушил один из трех красивых Ганелианцев:

— Эта красота еще раз доказывает, что война — самое бездарное, бессмысленное создание человека. А самое плохое — это то, что где-то в будущем есть люди, которые знают, кто победил в этой войне, и они ничего не делают, черт побери!

Гарсен хотел сказать, что он думает по этому поводу, так как эти мысли перекликались с его собственными, но решил не отвлекаться от того, что должен был через минуту сделать.

И кроме того, Мэрфи охарактеризовал Ганелианцев как слабаков в эмоциональном плане, внимание которых было целиком сконцентрировано на красоте, и обсуждать с ними что-либо другое просто бесполезно. Правда, и он сам несколько раз открыто проявлял свои эмоции.

Мэрфи сказал нетерпеливо:

— Мы все это уже обсуждали и пришли к выводу, что люди будущего или совсем не существуют — что означало бы, что Вселенную погубил энергетический барьер Славных — или, если они существуют, — это просто самые старые экземпляры Славных или Планетарианцев, которые могут жить миллион лет и благополучно дожили до недалекого будущего. Если они существуют, значит Вселенная не погибла, а поэтому, с какой стати им вмешиваться?

И, наконец, мы согласились, что какими бы ни были люди будущего, сообщение, которое попало к профессору Гарсену, не могло быть отправлено ими. Если они в состоянии передавать информацию таким образом, почему они выбрали Гарсена? Почему не послали это сообщение непосредственно Планетарианцам? А почему бы не предупредить о грозящей опасности самих Славных?

Гарсен спросил:

— Деррел, как вы планируете свое нападение?

Ответ прозвучал холодно:

— Этого я не собираюсь вам говорить. Есть одна причина на близком расстоянии щупальца Наблюдателя могут читать мысли людей, которые об этом даже и не узнают. Я хочу, чтобы вы сосредоточенно думали, что ваша цель вполне безобидна, даже и не вспоминайте о нападении в этой связи. Подождите, не отвечайте ничего. Я попытаюсь мысленно связаться с капитаном Лурадином.

Гарсен хотел что-то сказать, но передумал.

Деррел закрыл глаза, тело его напряглось, и он произнес, обращаясь как к Гарсену, так и к остальным:

— Многие механизмы здесь приводятся в движение энергией мысли. — Голос его внезапно изменился: — Капитан Лурадин!

Воцарилось напряженное молчание, затем раздался резкий, громкий голос капитана:

— Да!

Деррел продолжал:

— Нам нужно передать вам важное сообщение. Профессор Гарсен один из тех, кто был доставлен на борт без сознания.

— Я знаю, кого вы имеете в виду, — перебил его капитан. — Слушаю ваше сообщение.

Мэрфи шепнул на ухо Гарсену:

— Да, он до сих пор весь кипит из-за нашего мятежа и из-за того, как это отразилось на его престиже.

Деррел заговорил снова:

— Профессор Гарсен только что пришел в сознание, и он знает, почему наш корабль перенесся на расстояние в тридцать миллионов миль за тридцать секунд. Он считает необходимым увидеться с вами и немедленно передать вам личное сообщение для Планетарианцев.

Капитан холодно рассмеялся:

— Было бы невероятно глупо с нашей стороны, если бы мы позволили кому-нибудь из вас прийти сюда, пока не прибудут военные корабли.

— Его сообщение, — настаивал Деррел, — неотложно. Он идет к вам.

— Он будет расстрелян на месте.

— Представляю себе, что с вами сделают Планетарианцы, если он будет убит. Это не имеет никакого отношения к нам и нашим с вами, так сказать, разногласиям. Он идет к вам, потому что должен передать вам важную информацию. И это все.

Прежде чем Гарсен успел как-нибудь отреагировать, Мэрфи проговорил медленно и четко:

— Я возражаю. Должен признать, что раньше я с этим планом соглашался, но в данных обстоятельствах я не считаю его осуществление возможным.

Деррел в ярости повернулся к нему. Голос его дрожал от гнева:

— Это удар в спину всем нам. Перед нами человек, который должен решиться с риском для жизни пойти на опасное дело, а вы его расхолаживаете. Вы говорите, что вы из бурного времени, наступившего после тринадцати тысячелетий Вечного мира. Это было после меня, и я ничего об этом времени не знаю, но одно мне совершенно ясно — мирная жизнь размягчила вас. К тому же вы еще и калека, и как человек, который не будет принимать участие в схватке, воздержитесь, пожалуйста, от дальнейших советов настоящим мужчинам!

Гарсен в ужасе замер. Он ожидал, что сейчас произойдет что-то страшное, так убийственно жестоки были слова Деррела, но Мэрфи просто пожал плечами, слегка улыбнулся Гарсену и ровным голосом произнес:

— Я больше в этом разговоре не участвую. Удачи, друг!

Деррел, в голосе которого еще звучала сталь, сказал Гарсену:

— Я хочу обратить ваше внимание на один момент. То, что мы захватили этот корабль, — это исторический факт, и единственный план, который у нас есть, связан с вами. Значит, вы пошли на встречу с капитаном.

Гарсен, который всегда верил в силу логики, уже понял это и окончательно решился.

В коридоре никого не было, и нервы Гарсена напряглись до предела. Он остановился и вытер выступивший на лбу пот. И все-таки даже в эту минуту он не предчувствовал тех невероятных событий, которые должны были произойти. Он думал только, что корабль этот — огромных размеров и что конца его пути не видно. Одна из дверей в коридоре привлекла его внимание, он толкнул ее, и она подалась. Это было громадное складское помещение, где он увидел бесконечное количество ящиков; тут были, наверное, тонны груза. Он пошел дальше по коридору. Мысли его путались, но одна из них все время пыталась пробраться к его затуманенному сознанию, и наконец ей это удалось: “Если Норме удалось скрыть от доктора Лелла то, что она написала мне письмо, значит, я тоже могу это сделать, значит, это в принципе возможно”.

Он так напряженно думал, что не заметил, как дошел до бокового коридора, откуда внезапно высыпали люди и окружили его, прежде чем он мог даже подумать о том, чтобы оказать сопротивление. Тем более что любое его сопротивление было бы совершенно бесполезно.

— Ведите его сюда, — произнес уже знакомый Гарсену жесткий голос капитана, и, вглядевшись пристальнее, он увидел молодого, невысокого и стройного человека в форме, стоящего рядом с надсмотрщиком Наблюдателя!

Это нечто, похожее на толстую трубку, не могло быть ничем иным. Оно покатилось вперед, как будто бы на колесах, и его фасетчатые глаза уставились на Гарсена. Это невероятное создание внезапно заговорило ясным и бесстрастным голосом:

— Я не улавливаю никаких мыслей, что необычно. Это означает решимость избежать чтения мыслей. Наблюдатель советует уничтожить объект.

Жесткий голос сказал:

— К черту Наблюдателя. Это мы всегда успеем сделать. Ведите его сюда.

Открылась какая-то дверь, и вспыхнул свет. Дверь за ним тут же снова закрылась. Гарсен почти не смотрел, где он находится. Он потрясенно вспоминал, что сказал надсмотрщик: всезнающий Наблюдатель рекомендует уничтожить его, даже не выслушав! Но это же противоречит здравому смыслу! Черт бы побрал этого туманного Наблюдателя!

Когда в комнату вошел капитан, ярость Гарсена уступила место удивлению. Его первое впечатление было, что капитан молод, но сейчас он выглядел гораздо старше. И почему-то в том взвинченном состоянии, в котором сейчас находился Гарсен, это поразило его. Капитан смотрел на него вопросительно, и все лицо его выражало нетерпение, хотя он молчал. Гарсен торопливо начал свой рассказ.

Когда он закончил, капитан повернулся к надсмотрщику:

— Ну? — спросил он.

Тот немедленно заговорил:

— Наблюдатель напоминает, что уничтожение дозорных 1601, 2 и 3 и нейтрализация электронных машин-производителей могли быть осуществлены только с помощью человека, умеющего читать мысли. Значит, без нашего ведома на борту находится телепат. В истории было четыре народа, которым были известны секреты телепатии. Из них только Визарды Бор обладали достаточными техническими возможностями.

Гарсен был заворожен фантастичностью того, что происходило на его глазах. Эта вещь, железка, говорила и рассуждала как человеческое существо. Наблюдатель, которого он видел у Славных, был просто громоздкой машиной, слишком большой для чувственного восприятия. Она и воспринималась просто как машина, и все. Но в этом уродливом куске трубки, который говорил человеческим голосом, чувствовалась какая-то враждебная человеку сила.

Гарсен в ужасе осознал, что этот холодный логический ум, который вычислил Деррела, может на самом деле доказать, что единственным закономерным исходом для него, Гарсена, является смерть, а все остальное несущественно.

Бесстрастный голос продолжал:

— Визарды Бор — люди храбрые, хитроумные и решительные. В чрезвычайных обстоятельствах они не предпринимают никаких действий, которые не ведут к достижению их целей. Следовательно, появление здесь этого человека — это часть заговора. Поэтому необходимо его уничтожить, а вам — покинуть корабль. Военные корабли предпримут все необходимые действия позже, и дальнейших жертв можно будет избежать.

Гарсен понял, что капитан Лурадин колеблется, когда тот сказал с горечью:

— Черт возьми, я должен буду признать, что потерпел поражение.

— Давайте рассуждать здраво, — настаивал надсмотрщик, — вероятность победы вашими собственными силами очень невелика, а военные корабли наверняка осуществят операцию успешно.

Капитан, видимо, решился.

— Хорошо, — сказал он отрывисто. — Виллант, отведите арестованного в камеру деэнергизации.

Гарсен заговорил, и сам не ожидал, что голос его будет звучать так спокойно:

— А как насчет того, что я вам рассказал?

Наступило молчание. Наконец послышался голос, и Гарсена передернуло, когда он понял, что отвечает ему не капитан, а надсмотрщик.

— Ваш рассказ Наблюдатель считает неправдоподобным. Абсолютно невероятно то, что что-то могло быть не в порядке с камерой деперсонализации. Это подтверждается тем, что когда вам возвращали сознание, соответствующее устройство действовало по общей программе, значит, в вашем случае ничего необычного не было. Более того, если бы даже то, что вы говорите, было правдой, сообщение, которое вы получили для передачи Планетарианцам, — просто глупость, так как не существует никакой возможности добиться сдачи Дельпы ни на одну минуту раньше. Нейтрализовать временной энергетический барьер в каждый данный момент можно только в одном месте, иначе будет разрушено само нейтрализующее устройство. Следовательно, наступление можно предпринимать только в одном месте, и именно этот военный маневр проводится в позиционной войне в данной точке пространства. И поэтому…

Эти слова с трудом доходили до сознания Гарсена, хотя все его чувства были обострены до предела. Он проговорил, изо всех сил стараясь не поддаться паническому чувству страха:

— Капитан, я чувствую, что вы давно перестали воспринимать выводы этой машины и ее хозяина буквально. Почему? Да потому, что вы отдаете себе отчет в ее ограниченности. Наблюдатель — всего-навсего огромное хранилище информации, которую он может подобрать и проанализировать по каждому данному вопросу, но его кругозор ограничен теми фактами, которыми он располагает. Это только машина, и хотя мое уничтожение, возможно, оправдано с точки зрения формальной логики, и вы и я понимаем, что это несправедливо и в этом нет необходимости, а что еще более важно, кому будет хуже, если вы оставите меня в живых и примете меры к тому, чтобы кто-нибудь из Планетарианцев выслушал мое сообщение?

Закончил он уже вполне уверенным тоном:

— Капитан, я слышал, что вы сами из третьего тысячелетия нашей эры. Держу пари, что в ваше время еще проводили скачки лошадей. И вы, конечно, согласитесь, что ни одна машина не поймет человека, которому интуиция подсказывает поставить свой последний доллар на темную лошадку. Вы уже повели себя вопреки логике, когда не расстреляли меня на месте, как вы угрожали сделать; когда вы не оставили корабль, как советовал Наблюдатель; когда вы дали мне возможность говорить. Вы должны быть нелогичным до конца. Вверьте себя случаю, как человек на скачках.

Жесткий взгляд капитана не смягчился, но то, что он сказал, прозвучало в ушах Гарсена, как сладчайшая музыка:

— Виллант, отведите арестованного и посадите его в спасательную шлюцку.

И в этот момент все и произошло. Когда в руках его была победа, когда его наполняла огромная радость, потому что ему удалось добиться успеха в практически безнадежной ситуации, и сверхъестественное напряжение начало уступать место чувству облегчения, когда…

В его мозг ворвался женский голос, отчаянный крик. Это была Норма!

“Джек! Джек! Помоги мне! Мне нужна твоя помощь! Джек, иди…”

Вселенная закружилась. Корабль внезапно исчез, и он почувствовал, что летит, падает в бездонную черноту. Его поглотило бесконечное пространство. Все исчезло.

Сначала пробудилась мысль. Медленно и осторожно он начал осознавать себя, и первое, что он ощутил, была пустота. Вокруг не было ничего.

Его ум ученого ухватился за возможность исследовать, изучить эту пустоту. Но ее нельзя было охватить, осознать, понять, она была неуловима и бесконечна, и на него накатила черная волна ужаса и отчаяния, и когда она была уже готова поглотить его и растворить в себе без остатка, что-то заставило ее отхлынуть.

Он услышал голос, который деловито произнес:

— Да, это проблема. Как, черт возьми, он угодил в структуру верхней арки? Такое впечатление, что он вывалился откуда-то.

Другой голос ответил:

— Не было сообщений о самолетах, пролетающих над Дельпой. Давайте узнаем у Наблюдателя, можно ли его как-нибудь вызволить оттуда.

Он мысленно согласился, что его, конечно, надо вызволить. Но откуда? Из пустоты? Из ничего.

Он пытался собрать разбегающиеся, неясные мысли, стремящиеся охватить реальность, уходящую далеко за пределы его рассудка. Нужно было хотя бы за что-нибудь зацепиться, найти какую-то опору. Какие-то знакомые слова!

Дельпа! Почему? Он ведь не в Дельпе или…

Его охватила безнадежная усталость. Какое имело значение, где он!

Главное, что он опять был пленником, игрушкой в руках каких-то могущественных, не подвластных его пониманию сил, лишенный возможности помочь Норме, не в состоянии помочь даже себе. Норма! Сейчас он не ощущал никаких эмоций, даже то, что ее призыв означал, видимо, что ей угрожала смертельная опасность, как-то не доходил до его сознания. Удивительно было только то, что ее призыв донесся к нему через время и пространство, и в результате он оказался в Дельпе, в какой-то таинственной структуре верхней арки.

Он вздрогнул, снова услышав голос Наблюдателя:

— Можно с уверенностью сказать, что с момента семнадцатой манипуляции, имевшей место четыре недели назад, ни один самолет или аналогичный аппарат не пролетал над Дельпой. Следовательно, человек, которого вы обнаружили в верхней арке, представляет собой загадку, и личность его должна быть установлена безотлагательно.

Он ждал и вспоминал, что слышал уже о семнадцатой манипуляции, что в результате нее космический корабль, летевший на Венеру, совершил громадный прыжок в пространстве, пролетев миллион миль в секунду. Деррел говорил об этом как об отголоске каких-то событий в будущем, которые будут иметь место через несколько лет. А сейчас, по словам Наблюдателя, это произошло четыре недели назад. Удивительно!

— Ничего удивительного! — раздался еще один голос, так гладко вписавшийся в поток его мыслей, что он не сразу понял, что это не его собственные слова. — Профессор Гарсен, ваша личность установлена. Вы слышите голос Планетарианца, который может читать ваши мысли.

Планетарианец! Его охватило чувство облегчения. Он попытался заговорить, но у него, казалось, не было ни языка, ни губ, ни тела, ничего, кроме мозга, который отчаянно бился в попытках решить те огромные загадки, которые окружали Гарсена. Снова зазвучал тот спокойный, трезвый голос, который, хотя и говорил невероятные вещи, успокаивал Гарсена своим хладнокровием:

— Манипуляция, о которой идет речь, состояла в том, что одна единица всей солнечной системы была вынута из основного потока без нарушения континуума. Одна единица из десяти миллиардов была убрана таким образом, что энергия времени со всей своей бессмысленной и неограниченной силой начала воссоздавать ее тоже, с такой же легкостью, как и основную.

Таким образом, теперь параллельно друг другу существуют восемнадцать солнечных систем — семнадцать воссозданных и одна настоящая. Мое тело, однако, существует только в двух из них, так как ни одна из предыдущих шестнадцати манипуляций не произошла в мое время. Естественно, что мои два тела находятся в разных мирах и никогда не соприкоснутся друг с другом. Так как Норма Матерсон находилась в центре событий, она существует только в основной солнечной системе. Она сейчас владеет мысленной энергией Инзеля, и поэтому ваше физическое тело оказалось притянутым к ней, но так как она не обладает достаточными знаниями и уровнем интеллекта, необходимыми для компетентного использования своих огромных возможностей, вы попали не непосредственно к ней, а угодили в местный временной энергетический барьер, который катапультировал вас в пустоту безвременья, где вы сейчас и находитесь. Угол вашего падения оказался таким, что нашим машинам понадобится неопределенный период времени для того, чтобы решить уравнение, с помощью которого можно будет вас освободить. А пока наберитесь терпения и ждите.

“Подождите! — напряженно подумал Гарсен. — Гигантский временной энергетический барьер! Он уже, наверное, закончен!”

— Будет закончен самое позднее через две недели, — послышалось в ответ. — Мы получили ваше сообщение и передали Славным, какая опасность угрожает Вселенной. В своем ослеплении они расценили это как возможность угрожать нам и заставить нас сдаться, а иначе… С нашей точки зрения, однако, тот образ жизни, который они хотят установить в мире, хуже смерти. Никакой шантаж не заставит нас подчиниться, и мы знаем, что послали это сообщение люди будущего. Значит, будущее существует, а следовательно, мы победили!

Гарсен спросил:

— А что, если они не из будущего или не из этой семнадцатой — или восемнадцатой — солнечной системы? Что произойдет со мной, если эта солнечная система перестанет существовать?

Ответ прозвучал все так же бесстрастно:

— Ваше положение так же уникально, как и положение мисс Матерсон. Вы из прошлого угодили в будущее; вы пропустили манипуляцию. Следовательно, вы существуете не в двух солнечных системах, а только там, где вы находитесь сейчас. Мисс Матерсон существует только в основной системе. Насколько нам известно, возможности вам когда-нибудь снова встретиться не существует. Вы должны привыкнуть к этой мысли.

И это было все. Шло время, и все больше и больше его охватывало отчаяние. Жизнь в нем затухала. Он лежал в огромной, бескрайней космической могиле без движения, без мысли. Он ждал, но его мертвый покой не нарушали больше никакие голоса. Дважды он чувствовал воздействие на свое тело каких-то неведомых сил. Когда это случилось в первый раз, он подумал с болью, что это, наверное, было закончено сооружение главного временного энергетического барьера Славных, и это ощущаемое им давление было отголоском разрушения Вселенной.

Если это произошло теперь, никто никогда не придет спасти его!

Потом он забыл об этом. Время тянулось бесконечно, и он потерял счет дням, годам, векам; потерял надежду и не чувствовал уже ничего, кроме вялого, тупого отчаяния. И вдруг он снова ощутил прикосновение и притяжение какой-то силы.

Это было пробное прикосновение, и в голове его прозвучала чья-то холодная мысль, делающая убийственный для него вывод: “Это продукт предыдущей системы, очень низкая форма жизни, уровень интеллекта семь тысячных, и, следовательно, недостоин нашего внимания. Это нужно зарегистрировать, чтобы внести поправку в расчеты энергетического потока и отбросить за ненадобностью”.

Глава 13

К Норме возвращалось сознание. Она почувствовала, что с ее губ сорвался вздох. Смутно она понимала, что должна выбраться отсюда. Но в ее теле, в ее нервах было еще недостаточно жизненной силы, необходимой для того, чтобы воспользоваться теми возможностями, которыми она теперь обладала.

Она подумала, что ей надо было бы подойти к окну вместо того, чтобы….. Она не успела додумать эту мысль, как вдруг оказалась у окна, морщась от боли, напуганная такой быстрой реакцией. Значит, она не потеряла своих необыкновенных способностей! В ней затеплилась надежда. Она подумала: боль — никакая боль не может коснуться меня.

Сзади послышались шаги на лестнице и другие странные звуки. Входная дверь вспыхнула ярким пламенем. Она вскочила на подоконник. Странные, угрожающие звуки раздавались уже в ее квартире.

В следующее мгновение она уже очутилась на крыше и взглянула вниз. Там на тротуаре толпились звероподобные люди. Она посмотрела на улицу и мгновенно очутилась на перекрестке в ста ярдах от дома.

Здесь она в нерешительности остановилась. Когда одна из проезжающих мимо машин затормозила, Норма подбежала, открыла дверь и забралась внутрь. За рулем сидел какой-то человек, разглядеть которого она не могла в смутных отблесках света ночной улицы. Она сказала ему тоном, который даже ей самой показался неожиданной спокойным:

— Те люди гонятся за мной.

Светофор осветил группу обезьяноподобных существ, и зрелище это привело человека за рулем в ужас.

— Господи! — громко взвизгнул он и резко тронулся с места.

Машина начала набирать скорость, а водитель визгливым голосом закричал:

— Убирайтесь из моей машины, слышите? Меня это все не касается, я не хочу иметь с вами никакого дела! Меня дома ждет семья, жена, дети! Вылезайте.

Норма увидела недалеко светящийся неоновый знак и сказала:

— Видите впереди стоянку такси? Высадите меня там.

Когда она вышла из машины, в воздухе над ней уже кружили толстые блестящие предметы в форме трубки, надсмотрщики Наблюдателя. Она напрягла свою мысленную энергию и ударила по ним, что было силы, но они только слегка отпрянули назад, как змея, готовящаяся к новому удару. Они, очевидно, собирались помериться силами с ней.

В такси Норма лихорадочно думала. Она должна собрать всю свою волю и послать мысленный приказ, чтобы надсмотрщики не смели приближаться к машине. Сейчас они были на расстоянии полумили, пусть это расстояние и останется. “Больше не приближаться!” Она взглянула через заднее стекло, и глаза ее расширились от ужаса, когда она увидела, что они уже в ста ярдах и все приближаются. Что же это? Она ждала, когда вспыхнет огонь, зажженный энергией третьего порядка, и руки ее похолодели, когда она поняла, что этого не будет В отчаянии она подумала: “Эта машина! Она должна двигаться быстрее!”

Впереди были еще машины, и несколько ехало навстречу, но в целом движение было небольшое. Можно было попытаться значительно увеличить скорость, если ей удастся сохранить самообладание и контроль над ситуацией и если она не потеряла свои уникальные способности. Мысленно она приказала: “Сюда, а теперь туда и за угол”.

Она услышала испуганные восклицания шофера, но это только придало ей решимости. Однако, когда она оглянулась, она увидела, что надсмотрщики неотступно следуют за ней, то приближаясь, то отдаляясь, но предупреждая или повторяя каждое движение ее мысли и, соответственно, машины.

Но почему они не нападают? Она не находила на этот вопрос ответа, а ночная погоня все продолжалась. Норма посмотрела на водителя и подумала, что ему, наверное, сейчас хуже всех. Он сидел за рулем в полубессознательном состоянии, и единственное, что помогало ему не лишиться рассудка, было понимание того, что машина для него — единственное средство к существованию, и даже угроза смерти была ничто по сравнению с угрозой потери автомобиля.

“Надо его отпустить”, — подумала Норма. Это жестоко по отношению к нему. Но не сейчас. Сначала она сама не отдавала себе отчета, что она хотела сделать, но направляла машину к пока неопределенной цели, которую она чувствовала внутри себя как что-то холодное и неизбежное, как сама смерть.

Она поняла все, как только увидела, как между деревьями парка блестит вода в реке. Четыре года назад она пришла сюда в отчаянии, чтобы покончить все счеты с жизнью, и сейчас судьба снова привела ее сюда!

Выйдя из машины, Норма смотрела, как приближаются к ней надсмотрщики. Их металлические тела поблескивали в тусклом свете фонарей, и она уже не ощущала никакого страха, только изумление. Неужели это все на самом деле происходит с ней? Неужели ничто и никто не сможет ее защитить?

В последней безнадежной попытке бросить вызов судьбе она собрала всю свою волю, сконцентрировала всю свою мысленную энергию, ударила по ближайшему металлическому корпусу и бессильно рассмеялась, когда увидела, что это не произвело абсолютно никакого эффекта. Значит, они каким-то образом защищены, и все ее усилия тщетны. Значит, это конец.

Она спустилась к реке и, глядя в темную глубину, хотела мысленно вернуться в тот день, четыре года назад, когда мрачная безысходность так наполняла ее душу, что смерть казалась избавлением, желанным исходом.

Но сейчас, стоя здесь опять, она никак не могла вызвать в себе желание броситься в эту страшную черноту. Она не хотела смерти, ей не надо было ни власти, ни могущества, ни мысленной энергии Инзеля. Она хотела жить, быть счастливой и спокойной, чувствовать себя в безопасности рядом с Гарсеном!

Гарсен!

Его имя соскользнуло с ее губ скорее как молитва, чем как приказ. Это была мольба, призыв из самой глубины ее души, где всегда был только он один, все эти долгие годы: “Джек, где бы ты ни был, приди ко мне, сюда, на Землю, живым, невредимым и сильным духом! Ты нужен мне! Скорее!”

И тут же, в то же самое мгновение рядом с ней в темноте появился какой-то человек! Каждый раз, когда ее желания так мгновенно исполнялись, ум ее не успевал осознать этого, и сейчас она почувствовала, что все внутри у нее похолодело. Тот, кто оказался рядом с ней, стоял абсолютно неподвижно, как скала, и Норма в ужасе подумала, не вызвала ли ее мысль из небытия тело, которое уже несколько столетий пролежало в могиле?

Фигура пошевелилась и ожила. Это был Гарсен! Голос его звучал неуверенно и как-то неестественно, когда он проговорил:

— Я пришел, но сознание мое еще не совсем прояснилось. И речь затруднена после миллиарда лет молчания. — Он содрогнулся от мысли о том бессчетном количестве веков, которые он провел в вечности, и уже более уверенно продолжал: — Я не знаю, что случилось, что заставило тебя снова позвать меня, но вот что я думаю. Нас используют какие-то таинственные силы во Вселенной, потому что, как гласит их история, такова действительность. Они не допустили бы, чтобы мы оказались в таком отчаянном положении, если бы они могли физически приблизиться к нам, но сейчас уже ясно, что мы все проиграем, потерпим поражение, если они каким-то образом не вступят с нами в прямой, непосредственный контакт и не покажут нам, как использовать ту колоссальную силу, которая оказалась в твоем распоряжении. Только ты обладаешь возможностью добраться до них. Зови их, призывай, как только можешь, я думаю, им нужна только небольшая помощь с нашей стороны, и наш контакт осуществится. Тогда мы сможем что-то планировать и надеяться.

Норма начала вспоминать все то, что ставило ее в тупик. Почему доктор Лелл неоднократно повторял, что, согласно историческим данным Славных, у них с ней не было никаких проблем, хотя на самом деле у них с ней не было ничего, кроме проблем? Почему ей так легко удалось уничтожить надсмотрщика в самый первый раз, а теперь, хотя ее сила осталась такой могущественной, что дала ей возможность вызволить Гарсена из векового небытия, она была бессильна против них? И где сам доктор Лелл? Она с трудом заставила себя отвлечься от всех этих неразрешимых противоречий. Она не отдавала себе отчета, как и что она мысленно говорила, призывая на помощь неведомые таинственные силы, и вдруг что-то зашевелилось в воде и что-то большое и бесформенное всплыло на поверхность, слегка всплеснув вокруг воду. Панический ужас пронзил все ее тело, и если бы Джек Гарсен не схватил ее крепко за руку и не заговорил спокойно и решительно, она бросилась бы бежать прочь без оглядки.

— Подожди! — сказал он. — Это победа, а не поражение. Подожди!

— Спасибо, профессор Гарсен! — Голос, который послышался из темноты, звучал как-то очень странно, не по-человечески, и это неприятно поразило ее. Голос продолжал: — Ради вас я не могу вступить с вами в контакт иначе, чем таким образом. Мы, люди из четыреста девяностого столетия нашей эры, только называемся людьми. Ирония судьбы заключается в том, что война, порождение и разрушитель человечества, в конце концов превратила человека в звероподобное существо. Единственно, в чем мы находим утешение, это то, что мы сохранили свой ум за счет тела.

Вы правильно проанализировали ситуацию, профессор Гарсен, до определенной степени. Причина, почему мы не можем использовать машину времени, заключается в том, что наше время — это период неустойчивого равновесия, который продлится сотни тысяч лет; даже самое незначительное неправильное использование энергии может вызвать непредвиденные изменения самой природы энергии времени. Мы можем использовать только один способ — непрямой и только частично эффективный — а именно: изолировать взрыв на одной из восемнадцати солнечных систем и собрать вместе все остальные, чтобы они перенесли шок от удара. Это не так трудно сделать, как кажется, потому что время достаточно легко поддается простым изменениям.

Мисс Матерсон, причина, почему эти надсмотрщики смогли преследовать вас, заключается в том, что вас подвергали психологической обработке. Это не настоящие предметы, а световые образы, созданные при помощи энергии третьего порядка. Их цель была держать вас в напряжении, пока доктор Лелл не прибудет с оружием. Вам удалось избежать опасности и разрушить их замыслы. Как? Как я уже говорил, время поддается изменениям, если на него оказывается соответствующее давление. Такое давление возникло, когда вы стояли на берегу, пытаясь вспомнить, в каком состоянии вы находились, когда хотели покончить жизнь самоубийством. Вам, человеку, обладающему властью над временем, было легче перенестись в то время, четыре года назад, чем воскресить в себе желание лишить себя жизни.

— Боже мой! — вскричал изумленный Гарсен. — Вы имеете в виду, что это именно та ночь, и что через несколько минут появится доктор Лелл и, обратившись к отчаявшейся девушке, сидящей на скамейке в парке, предложит ей работу на мнимом калонийском призывном пункте?

— И на этот раз, — произнес таинственный голос, — дело пойдет так, как гласит история Славных. У них с ней не будет никаких проблем.

Гарсен в отчаянии подумал, что все это выше его понимания.

— И что? А как насчет наших тел, которые тогда существовали? Я думал, что два тела одного и того же человека не могут существовать одновременно в одном и том же месте.

— Правильно, так оно и есть.

— Но…

Твердый, странный голос перебил его, и Норма, которая собиралась заговорить, не успела произнести ни слова.

— Во времени нет парадоксов. Я сказал, что для того, чтобы не допустить разрушения изолированной восемнадцатой солнечной системы, остальные семнадцать были собраны вместе в одну — в эту самую! В одну единственную, которая теперь существует! Но другие имели место, и в той или иной форме вы в них существовали. А теперь вы здесь; и это единственный реально существующий мир.

Я оставляю вас, чтобы вы все осмыслили, так как сейчас вам придется действовать. Как гласит история, вы уже завтра подадите документы, чтобы сочетаться браком. Она же говорит, что Норма Гарсен без труда вела двойную жизнь жены профессора Гарсена и рабыни доктора Лелла и что под моим руководством она научилась пользоваться своими необыкновенными возможностями к тому моменту, когда наступило время разрушить гигантский энергетический барьер в Дельпе и помочь Планетарианцам одержать их законную победу.

Гарсену удалось уже справиться со своим волнением.

— Законную? — переспросил он. — Я в этом не уверен. Ведь именно в результате их действий началась война, когда они нарушили соглашение об ограничении прироста населения.

— Законную, — убежденно произнес голос, — так как они сначала осудили это соглашение, утверждая, что оно отрицательно скажется на духовной жизни человечества. Они вели войну из благородных побуждений и до самого последнего момента были готовы пойти на компромисс. На их стороне нет роботов, и всем добровольцам, которых они открыто набирали в прошлом, честно говорили, что им предстоит столкнуться со смертельной опасностью. Большинство их добровольцев — это безработные ветераны прошедших войн.

Норма проговорила:

— Так второй призывной пункт, который я видела, с древними греками и римлянами…

— Вот именно. Но теперь настало время для нашего первого урока, чтобы вы научились понимать и контролировать сложные процессы управления мыслью в достаточной степени для того, чтобы ввести в заблуждение доктора Лелла.

Странно, но несмотря на все, что она теперь услышала и узнала, она не почувствовала, что все это правда, до тех пор, пока, сидя на скамейке в неверном свете фонаря, не увидела, что к ней приближается высокая, худощавая фигура доктора Лелла. Бедный, ничего не подозревающий супермен!