Весь Гарольд Роббинс. Книги 1-23

1

Это было в мае 1882 года, когда Сэмюэл Сэнд вернулся после трёхдневного блуждания по прерии в свою небольшую хижину, которую он называл домом. Он тяжело опустился на огромный сундук, служивший ему креслом, и блаженно вытянул натруженные ноги. Его жена — индианка молча подогрела кофе и поставила перед ним большую оловянную кружку. Она передвигалась плавно, осторожно, как ходят беременные женщины всего мира.

Он долго сидел, уставившись в одну точку, не замечая, как остывает поставленный перед ним кофе. Время от времени он наклонялся и выглядывал в дверь на прерию, как бы проверяя, не растаял ли снег в лощинах.

Женщина принялась готовить ужин: бобы с солониной. Украдкой она бросала взгляды на Сэма, но он был погружён в свой собственный мужской мир, куда не было доступа женщине. Вздыхая и непроизвольно поглаживая свободной рукой огромный живот, она помешивала бобы, ожидая, когда кончится этот день и вместе с ним пройдёт дурное настроение мужа.

Канехе этой весной исполнилось шестнадцать. Прошлым летом к вигвамам её племени пришёл огромный рыжебородый и голубоглазый охотник на бизонов, и Канеха сердцем почуяла, что он пришёл за тем, чтобы купить себе жену, пришёл за ней. Он приехал на большом чёрном коне, к которому был привязан молодой тяжело гружённый мул.

Встречать его вышел сам вождь в окружении совета храбрейших. Все чинно уселись вокруг огня и начали неторопливый торг. Вождь вытащил и раскурил трубку, Сэм — литровую бутылку виски. Трубка пошла по кругу слева направо, бутылка — в другую сторону, справа налево. Когда и то и другое благополучно вернулось к вождю, он достал палочкой мясо из тушившегося на огне жаркого и протянул его Сэму, потом достал кусочек себе. Его примеру последовали остальные. Некоторое время все сосредоточенно жевали. Наконец, вождь прервал молчание и заметил, скосив масляные влажные глаза на Сэма:

— Хорошая собака. Мы вырезали ей язык и специально откармливали, чтобы её мясо стало жирным и нежным.

При этих словах Сэм поперхнулся и сделал поспешный глоток из бутылки. Видя, как жадно вождь наблюдает за тем как быстро исчезает её содержимое, он одёрнул себя и протянул бутылку вождю. Тот надолго прильнул к горлышку. Когда он поставил пустую бутылку на землю, его глаза подобрели ещё больше. Сэм понял, что теперь можно говорить.

— Я — самый удачливый белый охотник в этих краях, — хвастливо, как было принято, начал он. — Моё меткое ружьё сразило тысячи бизонов. Моей смелости нет границ. Ни один из твоих храбрейших не может заготовить столько мяса, сколько могу я.

Вождь торжественно кивал головой.

— Дела Рыжей Бороды нам хорошо известны. Приветствовать его в нашем племени — великая честь.

— Я пришёл к своим краснокожим братьям за девственницей, известной как Канеха, — перешёл Сэм к сути. — Я хочу взять её в жёны.

Вождь облегчённо вздохнул. Канеха была его младшей дочерью, а потому — менее ценной. К тому же она была высокой, как воин, и слишком тощей. Её талию можно было охватить двумя руками. В животе её не поместится даже детёныш опоссума, не говоря уже о ребёнке. Да и тем она вряд ли разродится. Нет, девушка должна быть округлая, луноликая… и исправно исполнять своё земное предназначение. А с этой толку не будет.

Всё это молниеносно пронеслось в голове вождя, не терявшего ясности мысли даже после огненной воды. Вслух же он сказал:

— Рыжая Борода сделал правильный выбор. Канеха созрела для того, чтобы рожать сильных и здоровых воинов. Её густая кровь уже третий раз падала на землю в полнолуние.

Сэм поднялся и не спеша подошёл к мулу. Открыл одну из торб и достал шесть бутылок виски и небольшую деревянную коробку. Вернувшись к огню, он торжественно произнёс:

— Я привёз подарки моим братьям — отважным воинам племени кайова. Я ценю их великодушное разрешение присутствовать на их совете.

С этими словами он поставил виски перед вождём и открыл деревянную коробку, полную весёлых разноцветных стеклянных бус и браслетов. Отблески костра играли на них, оживляя своим огнём. Храбрейшие заворожённо уставились на такое великолепие. Довольный произведённым эффектом, Сэм поставил коробку перед вождём и молча сел на своё место. Кажется, вождь доволен, но торг далеко не кончен.

— Кайова благодарны Рыжей Бороде за подарки. Но потеря Канехи слишком велика для моего племени. Она одна из лучших мастериц. А как готовит, выделывает кожи, какую шьёт из них одежду!

— Я знаю, что беру лучшую дочь племени кайова и готов восполнить вашу потерю. В качестве компенсации я предлагаю мясо двух бизонов — за её умение собирать и выращивать растения, этого мула — за её трудолюбие; и в обмен за её красоту я привёз вам…

Он выдержал драматическую паузу и вернулся к мулу. Молча отвязал какой-то свёрток и поднёс его к костру. Сидевшие вокруг него индейцы вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть, что же ещё приготовил им щедрый Рыжая Борода.

Театральным жестом Сэм разрезал шнуры и развернул великолепную шкуру белого бизона. Даже вождь не смог сдержать возгласа восхищения. Глаза его заблестели.

— …шкуру священного белого бизона — вожака огромного стада, — закончил Сэм и окинул победоносным взглядом открывших рты индейцев. Они заворожённо смотрели на великолепную белоснежную шкуру, раскинутую перед ними, как первый снежок на сопке.

Бизон-альбинос был редкостью. Отдыхающий на такой шкуре вождь мог быть абсолютно уверен, что его дух беспрепятственно войдёт в небесные охотничьи угодья. Посредники и перекупщики давали за одну такую шкуру в десять раз больше, чем за обычную, но Сэм знал, чем достать старого вождя и что ему было нужно.

А нужна была ему женщина. Вот уже пять лет он живёт среди этих равнин, и лишь раз в год доводится ему испытать женскую ласку. Да и то за деньги в тесной комнатёнке позади пункта по приёмке шкур. Десять шкур за один раз.

Нет, ему определённо нужна собственная женщина.

Очарованный великолепием подарка, вождь даже забыл о том, что идёт торг. Он встал, выпрямился и положил руку Сэму на плечо:

— Мы даём тебе в жёны прекрасную Канеху. Воины кайова считают за честь породниться с отважным охотником Рыжая Борода.

Совет храбрейших был закончен.

— Приготовьте мою дочь Канеху для её мужа, — распорядился вождь и, жестом пригласив Сэма следовать за ним, направился к своему вигваму.

В другом вигваме Канеха сидела в тревожно-радостном ожидании. Каким-то внутренним, свойственным только женщинам чутьём, она уловила, что Рыжая Борода пришёл за нею. В соответствии с требованиями девичьей скромности она удалилась в заднюю хижину отца (а у него их было три), чтобы не слышать подробностей торга. Внешне она была спокойна, хотя сердце её учащённо билось и по телу разливалась сладостная истома. Она вовсе не боялась Рыжей Бороды, так как много раз заглядывала ему в лицо, когда он навещал её отца. Лицо у него было вовсе не страшное, а скорее добродушное.

Канеха услышала сдержанный разговор приближающихся к вигваму женщин. Видно сделка состоялась. Она молила богов о том, чтобы Рыжая Борода дал за неё хотя бы одного бизона. Тогда в племени будет пир — прерия оскудевала не по дням, а по часам. Шумной толпой женщины ввалились в вигвам. Каждая поставила себе задачу первой сообщить приятные новости невесте. Ещё ни один жених не приносил столь щедрых даров. Отличный молодой мул, бусы и браслеты. Виски для мужчин. Шкура священного белого быка. Да ещё мясо двух бизонов.

Канеха с гордостью посмотрела на женщин и улыбнулась. В этот момент она поняла, что Рыжая Борода любит её. Снаружи раздались звуки барабанов, возвещающие о приближающейся брачной церемонии. Женщины окружили невесту кольцом и начали приплясывать в такт ударам барабанов.

Канеха дёрнула за шнурок, и расшитое бисером холщовое платье упало к её ногам, обнажив идеальную фигуру древней богини. Женщины подошли ближе. Одна из них принялась расплетать толстую иссиня-чёрную косу, доходившую девушке до лодыжек. Две другие начали покрывать её безупречное бронзовое тело, никогда не знавшее обычных женских постромок, жиром медведя, что по существовавшему поверью способствовало плодоношению. Наконец, все отступили на шаг, чтобы полюбоваться на свою работу.

Теперь её тело блестело, испуская тёплую животворную силу. Канеха стояла, гордо подняв голову — высокая, стройная, в меру грудастая, с плоским животом, тонкой талией и длинными ногами.

Полог вигвама распахнулся, и вошёл знахарь. В одной руке он держал небольшой жезл с кисточкой на конце, чтобы отгонять злых духов. В другой — брачный корень. Трясясь и приплясывая, он выгнал духов из углов, потом мощно подпрыгнул два раза под самый верх, чтобы не дать им затаиться под потолком.

Держа брачный корень над головой, он торжественно приблизился к Канехе. Девушка взглянула на тщательно отполированный корень, вырезанный в виде фаллоса с двумя яичками. Медленно колдун коснулся им лба девушки. Она потупила глаза, так как табу запрещало девственнице открыто смотреть на этот источник мужской силы.

Колдун принялся танцевать вокруг неё, подпрыгивая высоко в воздухе и выкрикивая заклинания. То и дело он прижимал брачный корень к её вздёрнутым грудям, животу, спине и круглым ягодицам, пока он полностью не покрылся медвежьим жиром с её тела. Наконец, он сильно подпрыгнул в воздухе с диким криком, и, когда он приземлился, все вокруг разом стихли, Даже барабаны.

Как бы в трансе она взяла брачный корень из рук знахаря. Торжественно приложила его ко лбу, щекам, грудям, животу. Потом закрепила его на специальном чурбаке целомудрия полированной головкой вверх и присела над ним, широко расставив ноги. Вновь загремели ритуальные барабаны. Канеха, мелко трясясь и делая круговые движения тазом, начала медленно опускаться…

Окружавшие её полукольцом женщины завизжали и заулюлюкали: «Аи-и! Аи-и!»

Не достигнув низшей точки, Канеха снова выпрямилась: неприлично девушке выказывать страстное желание сразу «проглотить» мужское начало.

Невеста продолжала свой танец. Публика затаила дыхание, когда она начала опять опускаться на корень. Каждой из присутствовавших женщин вспомнился собственный обряд лишения невинности. Канеха умоляюще обвела взглядом возбуждённые лица женщин. Корень продолжал неумолимо входить в неё.

Барабаны неистовствовали. Канеха сжала губы, преодолевая боль. Это был её муж, бесстрашный белый охотник Рыжая Борода. Она не посрамит его, она обязана с честью пройти через это испытание. Она должна облегчить ему путь вхождения в неё, когда он сам, а не его мужской дух, устремится в неё, чтобы дать начало новой жизни.

Она закрыла глаза, сцепила зубы и сделала последнее окончательное движение. Что-то лопнуло внутри её, и всё тело пронзила боль, но это уже была боль облегчения. Она медленно выпрямилась и окинула женщин победным взглядом.

Знахарь взял окровавленный корень и быстро удалился в хижину мужчин. Защищённая от любопытных глаз плотным кольцом женщин, Канеха проследовала в вигвам вождя, своего отца. Женщины остались снаружи, а невеста бесстрашно вступила внутрь под оценивающие взгляды мужчин.

Канеха стояла, гордо подняв голову и глядя вдаль. Грудь её вздымалась, а ноги слегка дрожали после бешеной ритуальной пляски. Она молила богов, чтобы Рыжей Бороде понравилось то, что он увидел.

Первым заговорил вождь, как того требовала традиция.

— Видишь, какое у неё сильное кровотечение, — произнёс он, протягивая жениху окроплённый брачный корень. — Она родит тебе много сыновей.

— Да, у меня будет много детей, — уважительно повторил Сэм, не сводя глаз с прекрасного лица стоявшей перед ним обнажённой девушки, ставшей его женой. — В знак того, что я ею доволен, дарю моим братьям мясо ещё одного бизона.

Канеха бросила на него быстрый взгляд, полный скрытого смысла. Её молитвы были услышаны. Рыжая Борода доволен ею.

Сейчас от её природной грации и изящества не осталось и следа, но она оставалась прекрасна новой красотой — красотой приближающегося материнства. Однако Сэм был далёк от того, чтобы оценивать происшедшие с его маленькой Канехой трансформации. Его голова была занята другим. В этом году бизоны сюда не вернулись. Что-то подсказывало ему, что и не вернутся. Слишком много их было перебито за последние годы.

Наконец, он оторвал тяжёлый взгляд от стола:

— Собирайся, мы уезжаем.

Канеха молча кивнула и принялась послушно собирать немудрёный домашний скарб. Сэм вышел наружу, чтобы впрячь мулов в тачку. Быстро справившись с этим делом, он вернулся в хижину. Канеха подхватила первый узел и направилась к двери, когда резкая боль пронзила её снизу доверху и обратно. Она выронила узел и схватилась обеими руками за низ живота, согнувшись вдвое. Потом многозначительно посмотрела на мужа.

— Что, прямо сейчас? — спросил Сэм с оттенком недоверия.

Она только кивнула и вновь скривилась от боли.

— Сейчас я тебе помогу, — засуетился муж.

Она выпрямилась, когда боль ненадолго отпустила.

— Нет, — твёрдо сказала она на языке кайова. — Это — женская работа, я сама.

Сэм понимающе кивнул и вышел.

Он просидел у дверей хижины до двух утра, когда его, задремавшего, разбудил кошачий писк новорождённого. Он весь напрягся, прислушиваясь. Ещё минут через двадцать дверь открылась. Канеха пригласила его в дом и гордо проговорила, показывая на лавку, на которой копошился какой-то живой комочек:

— Сын.

— Да, сын, разрази меня гром! — обалдело и радостно воскликнул Сэм.

Двумя огрубелыми пальцами он осторожно развернул цветастую тряпицу и склонился над ребёнком, щекоча его жёсткой бородой. Тот недовольно засопел и укоризненно посмотрел на отца такими же, как у него, синими глазищами. Он был такой же белый, как та священная шкура, решившая торг в пользу Сэма. Только его аккуратная головка была покрыта иссиня-чёрными, как у матери, густыми волосами.

На следующий день они снялись и подались на новые места.

2

Они обосновались милях в двадцати от Додж-Сити, и Сэм занялся извозом. Это оказалось довольно прибыльным бизнесом, поскольку ни у кого в округе не было таких сильных и выносливых мулов, как у Сэма-Рыжая Борода, слово которого было твёрже кремня.

Они жили на небольшом ранчо. Маленький Макс рос как в сказке — не по дням, а по часам. Ещё более похорошевшая Канеха не могла на него нарадоваться. Правда, время от времени она задумывалась о том, почему духи не дают ей больше детей, но это её не очень огорчало. Она молода, здорова, и духи ещё изменят к ней своё отношение.

Сэм тоже был по-тихому счастлив. От природы он был очень робким человеком, и годы, проведённые в прерии, отнюдь не способствовали устранению этого недостатка, если это можно было назвать недостатком. В городе за ним закрепилась репутация нелюдима. Ходили даже слухи, что у него припрятано золотишко которое он нарыл, шатаясь по прерии и якшаясь с индейцами.

К одиннадцати годам Макс был таким же подвижным, сильным и неутомимым, как его индейские сверстники. В своём физическом, да и умственном развитии он намного превосходил городских ребят. Он лихо скакал без седла на любой лошади, мог попасть из ружья в глаз суслику с расстояния ста ярдов. Мускулистый, подвижный, с длинными, подрезанными на индейский манер чёрными прямыми волосами, он почти не отличался от гордых сынов прерий, если бы не тёмно-голубые глаза и белая кожа на незагорелых участках тела.

Однажды вечером, когда семья сидела за поздним ужином, Сэм пытливо взглянул на сына и проговорил:

— В Додже открывается школа.

Макс вопросительно посмотрел на отца, потом на мать, не зная, дозволено ли ему говорить. Решил, что лучше промолчать, и сосредоточенно уставился в свою миску.

— Я тебя записал, сын. И заплатил десять долларов.

Макс решил, что ему можно высказаться.

— А зачем мне школа?

— Чтобы научиться читать и считать.

— Зачем?

— Ну, человек должен уметь кое-что ещё, кроме как скакать на лошади и без промаха бить дичь.

— Ты же обходишься без этого? — с детской прямотой спросил Макс.

— Теперь другие времена, сынок. Когда я был мальчишкой, никаких школ здесь не было и в помине. Сейчас образование может очень даже пригодиться.

— Я не хочу.

— А я сказал, пойдёшь! — рявкнул Сэм, потом добавил уже более спокойно. — Я уже обо всём договорился. Ты будешь спать в задней комнате на конюшне Олсена.

Канеха не совсем поняла, о чём говорит муж, и переспросила на языке кайова:

— О чём это ты?

Сэм ответил ей на том же языке:

— Школа — это большой источник разных знаний. А без этого наш сын никогда не сможет стать большим вождём среди белоглазых.

Такое объяснение вполне удовлетворило Канеху.

— Он пойдёт, — убеждённо произнесла она. — Для нас большое знание означало великое знахарство. — Она молча вернулась к плите.

На следующий день Сэм отвёз Макса в школу.

Учительница — из обедневшей южной аристократии — подошла к двери и приятно улыбнулась Сэму.

— Доброе утро, мистер Сэнд.

— Здравствуйте, мэм. Вот привёл в школу сына.

Учительница посмотрела на него, скользнула безразличным взглядом по Максу, оглядела школьный двор.

— А где он? — озадаченно спросила она.

Сэм подтолкнул Макса вперёд.

— Поздоровайся с учительницей, Макс.

Макс в новых штанах и куртке из оленьей кожи и в таких же расшитых мокасинах неловко помялся и буркнул: — Здрасьте, мэм.

Учительница брезгливо скривила губы.

— Но это же индейский ребёнок! — оскорблённо воскликнула она. — У нас школа для белых.

Сэм смерил её тяжёлым взглядом.

— Это мой сын, мэм.

Учительница обиженно поджала губы:

— Полукровок мы тоже не принимаем.

Презрительно передёрнув плечами, она повернулась уходить, но её остановил ледяной голос Сэма, в котором слышалась еле сдерживаемая ярость:

— Мне наплевать на ваши религиозные убеждения, мэм, равно как и на то, что вы думаете о равноправии национальностей. Не забывайте, однако, что вы не в вашей родной Вирджинии, до которой отсюда добрых две тысячи миль. Кроме того, вы взяли с меня десять долларов и будете учить моего сына, как и всех остальных, если не хотите, чтобы я подпалил ваш «только для белых» пансионат с четырёх углов.

Казалось, от праведного гнева у учительницы раскалилось и вот-вот лопнет пенсне на шнурке.

— К-как вы смеете так разговаривать с д-дамой, мистер Сэнд?

— Я разговариваю с ней так, как она того заслуживает. Советую вам, мэм, изменить ваши убеждения, если хотите прижиться в этих краях.

— Пускай даже я соглашусь, — поостыла учительница, — другие родители не потерпят, чтобы их дети учились вместе с индейцами.

— Вы плохо о них думаете, мал. И потом, они слишком хорошо знают Сэма Сэнда.

Учительница взглянула на него в явном замешательстве.

— Вас, жителей Запада, трудно понять, — наконец произнесла она и с сомнением посмотрела на замершего в напряжённой позе Макса. — Ну, тогда хоть переоденьте его, чтобы он не очень выделялся среди других детей. И подстригите.

— Это можно, — опять добродушно прогудел Сэм. — Пойдём, Макс, сначала в магазин, потом к цирюльнику. Слышал, что сказала учительница?

Отец и сын чинно прошествовали к универсаму в центре города. На симпатичном лице паренька отражалась напряжённая работа мысли. Наконец, он не выдержал и повернулся к отцу:

— Пап, я что, не такой, как другие?

Сэм остановился от неожиданности. Потом присел рядом с сыном на корточки и заглянул ему в глаза:

— Конечно, как и все живые существа в этом мире. Где, скажи, ты видел двух абсолютно одинаковых бизонов или мулов! Правда, бывают двойняшки. А вообще-то все люди вроде бы похожи, но в то же самое время и различны.

К концу того первого учебного года он стал гордостью своей учительницы. К её немалому удивлению, Макс Сэнд занял первое место в классе по успеваемости. Он буквально схватывал всё на лету, учёба давалась ему удивительно легко. Перед тем как распустить детей на каникулы, мисс Адамсон заручилась словом Сэма Сэнда о том, что он приведёт к ней сына и на следующий год.

Первую неделю каникул истосковавшийся по дому Макс только и делал, что чинил, прибивал, красил, строгал.

Однажды вечером, когда он, усталый, шёл спать, Канеха повернулась к Сэму, чинившему конскую сбрую.

— Послушай, Сэм, — сказала она по-английски. От удивления тот едва не проглотил большую цыганскую иглу, которую держал во рту. Впервые за двенадцать лет жена обратилась к нему по имени.

— Что? — вытаращился он.

Кровь ударила в лицо Канехе, и она сама подивилась своей дерзости. Индейские жёны никогда ни о чём не спрашивали своих мужей — только отвечали. Канеха потупила глаза.

— Скажи, это правда, что наш сын один из лучших учеников в школе белоглазых?

Сэм озадаченно посмотрел на жену и тихо проговорил:

— Да, дорогая.

— Я горжусь им, — перешла Канеха на язык кайова. — И я благодарна его отцу, отважному охотнику и удачливому добытчику.

— Ну и что дальше? — подозрительно глянул Сэм на жену, чувствуя, что такая прелюдия неспроста.

— Хотя наш сын узнает в школе много интересного и полезного, что со временем сделает его большим знахарем, он встречается там и со многими вещами, которые его глубоко беспокоят.

— Какими же? — мягко спросил Сэм.

Канеха гордо вскинула голову и посмотрела прямо в лицо мужу:

— Некоторые из белоглазых говорят, что наш сын более низкого происхождения и кровь у него не такая красная, как у них.

Сэм стиснул зубы и заиграл желваками. Интересно, откуда она узнала об этом? Ведь никогда не выезжала с ранчо, ни разу не бывала в городе. Внутри шевельнулось чувство вины.

— Это болтают глупые детишки, что с них возьмёшь.

— Я знаю, — прошептала она, не в силах скрыть обиды.

Сэм нежно коснулся её щеки. Она перехватила его грубую ладонь и прижалась к ней губами.

— Я думаю, муж мой, пора отослать нашего сына к вигвамам предков, к его могучему и бесстрашному деду, который передаст ему великую силу крови сынов кайова.

Сэм посмотрел в чёрные бездонные глаза жены. Пожалуй, во многом она права: нельзя совсем отрывать человека от родного племени. За одно лето, проведённое с кайова, Макс научится всему, что необходимо для того, чтобы выжить на этой дикой земле. Он почувствует себя частицей большой и древней семьи, берущей начало за много веков до этого, чем не могут похвастать дразнящие его пришлые шакалы.

Он согласно кивнул.

— Я отвезу нашего сына к вигвамам моих братьев кайова, жена.

Он с нежностью посмотрел на стоявшую перед ним гордую и красивую женщину. Ему уже было пятьдесят два, ей — вдвое меньше. Несмотря на роды, она не растолстела, как большинство индейских женщин, оставаясь стройной, грациозной, сильной духом и телом. Внутри его шевельнулось какое-то странное чувство.

Он отложил подпругу в сторону, поднялся и сделал шаг к жене. Погладил прекрасные шелковистые волосы и прижал её голову к своей груди. Сейчас он нашёл определение шевельнувшемуся в нём чувству. Оно всегда было с ним с тех пор, как он впервые увидел гордую дочь народа прерий.

— Я люблю тебя, Канеха, — прошептал он.

Её прекрасные тёмные глаза наполнились слезами.

— Я люблю тебя, мой муж.

Он обнял её и крепко поцеловал в губы, впервые в жизни.

3

Жарким днём, три лета спустя, Макс стоял на тяжело гружённой телеге в сонном дворе платной конюшни Олсена, сгружая сено и укладывая его на открытый сеновал высоко над головой. Он был голым по пояс, и его мускулистое бронзовое от загара тело блестело от пота. Он играючи управлялся с тяжёлыми вилами, и, казалось, что сено само по себе перекочёвывало с телеги на сеновал.

Неожиданно раздался приближающийся цокот копыт, и вскоре во двор въехали три всадника далеко не благочинного вида. Они остановились около телеги и спросили, не слезая с лошадей:

— Эй, ты, индеец, где тут работает мальчишка Сэма Сэнда?

Макс продолжал спокойно работать, не обращая на чужаков никакого внимания.

— Мы тебе говорим, — прикрикнул один из всадников и угрожающе положил руку на рукоятку висевшего у бедра кольта.

— Ну, я Макс Сэнд, — проговорил Макс, не переставая метать сено.

Незнакомцы многозначительно переглянулись и сбавили тон:

— Нам нужен твой старик, парень. У нас для него есть работёнка.

Макс обвёл троицу безразличным взглядом.

— Мы были на участке по перевозке грузов, но там закрыто.

— Всё правильно, — наконец ответил Макс. — По субботам отец работает до обеда. Наверное, он уже отправился домой.

— Какая досада! А у нас как раз целый вагон товара, который необходимо срочно доставить в Вирджиния-Сити. Надо с ним переговорить, может быть, мы его уломаем.

Макс опять взялся за вилы.

— Хорошо, я ему передам, когда вернусь домой.

— Нам некогда ждать. Если он хочет зашибить двадцать долларов, то ему нужно будет отправиться в путь сегодня ночью. Как нам найти твой дом?

Макс обвёл незнакомцев недоверчивым взглядом. Они не были похожи на поселенцев, рудокопов или обычных перекупщиков.

Их кони и одежда были покрыты пылью дорог — видно, прибыли издалека. Нашейные платки закрывают рты от пыли, лихо заломленные ковбойские шляпы, у каждого на поясе тяжёлый кольт. По их повадкам чувствовалось, что эти ребята шутить не любят. Да мало ли разного люда бродит сейчас по дорогам и пешком, и в седле. Что ж теперь, каждого бояться?

— Ладно, подождите немного. Через пару часов я управлюсь, и мы отправимся домой вместе.

— Я уже сказал тебе, малыш, что нам некогда. Вот увидишь, твоему отцу не понравится такая задержка. Так в какую сторону нам ехать?

Макс неопределённо пожал плечами.

— Вот по этой дороге на север, миль двадцать.

— Спасибо, малыш, вот держи!

Дюжий, жилистый верзила бросил серебряный доллар, который Макс ловко поймал на лету. Все трое с гиканьем сорвались с места. Макс задумчиво посмотрел на монету в крепкой ладони. Лёгкий бриз донёс до него обрывки разговора:

— С такими бабками, которые схоронил Сэнд, он мог бы купить себе бабу получше какой-то индейской шлюхи.

Спутники жилистого дружно загоготали. Макс сердито зашвырнул только что полученный доллар и с остервенением воткнул вилы в сено.

Первой их услышала Канеха. У неё уже выработалась привычка постоянно прислушиваться к любым звукам, доносившимся со стороны дороги, особенно по субботам, когда Макс приезжал из школы домой на уик-энды. Подойдя к двери, она выглянула наружу и объявила:

— К нам скачут трое всадников.

Сэм встал из-за стола и выглянул в дверь.

— Точно. Интересно, что им нужно.

У Канехи вдруг появилось предчувствие беды.

— Запри дверь и не позволяй им войти, — скороговоркой проговорила она. — Они скачут, как апачи, которые вышли на тропу войны, а не в открытую, как честные люди.

Сэм беззаботно рассмеялся:

— Ты тут у меня совсем одичала без людей. Возможно, они просто ищут дорогу в город.

— Они скачут из города, — тревожно сказала Канеха. — Будь осторожен.

Но было уже поздно. Сэм вышел на крыльцо.

— Привет, — поздоровался он, когда всадники остановились у дома.

— Ты Сэм Сэнд? — спросил один из них.

— Да, — кивнул Сэм. — Что вы от меня хотите?

— У нас груз, который нужно переправить в Вирджиния-Сити, — сказал жилистый. Он снял шляпу и обтёр потное лицо рукавом. — Ну и жарища.

— Да, припекает, — дружелюбно согласился Сэм. — Заходите в дом, ребята. Выпьете чего-нибудь холодного, заодно и поговорим.

Всадники спешились, и Сэм впустил их в дом.

— Дай-ка нам бутылочку виски, — сказал он Канехе и повернулся к гостям. — Усаживайтесь. Так что у вас за груз?

— Золото.

— Золото? — удивлённо поднял брови Сэм. — Да во всём штате не найдётся столько золота, чтобы загрузить им мою повозку.

— А вот мы слышали совсем другое, — процедил жилистый, и вдруг Сэм увидел три револьвера, направленные ему в грудь.

— Ходят слухи, что у тебя припрятано золота как раз столько, сколько нам надо.

Сэм пристально посмотрел в недобрые лица непрошеных гостей и от души рассмеялся.

— Да вы что, парни, шутите? Уберите свои пушки. Неужели вы верите всей этой бабской болтовне?

Жилистый по-волчьи оскалился и, подойдя к Сэму, неожиданно сильно ударил его рукояткой тяжёлого кольта по скуле. Сэм отлетел к стене и обалдело уставился на бандита.

— Сейчас мы поможем тебе вспомнить, где ты зарыл золото, рыжая свинья, — угрожающе процедил жилистый. — Ребята, вяжите его и эту индейскую суку тоже.

Воздух в хижине был нестерпимо горячим. Тяжело отдуваясь и беспрестанно вытирая потные рожи грязными цветастыми платками, джентльмены с большой дороги уселись за стол, искоса бросая злобные взгляды на своих пленников.

Сэм в беспамятстве обвис на верёвках, привязанный к центральному опорному столбу хижины. Его разбитая голова бессильно опустилась на голую грудь, на которую, путаясь в рыжей бороде, стекала струйка крови. От побоев глаза превратились в слезящиеся кровавые щёлки, нос был свёрнут на сторону, изо рта с выбитыми передними зубами сочилась слюна вперемешку с кровью.

Канеха была привязана к стулу. Она сидела, не сводя наполненных болью и состраданием глаз с избитого до полусмерти мужа. В них было всё, кроме страха перед мучителями.

— А может быть, у них вовсе и нет никакого золота, — прошептал один из бандитов.

— Ставлю на кон свои яйца, что есть, — уверенно ответил жилистый. — Просто он силён и упрям, как его мулы. Знаю я этих бывших охотников на бизонов.

— С твоими методами ты ничего не добьёшься, — возразил коротышка с рожей «раз посмотришь, всю жизнь заикаться будешь». — Он у тебя сдохнет и все дела.

— Заговорит как миленький, — процедил жилистый и пнул бесчувственное тело. Подошёл к печке и щипцами вытащил из неё тлеющую головешку.

— Где золото, скотина? — взревел он, схватив Сэма одной рукой за спутавшиеся, покрытые запёкшейся кровью волосы, и поднёс пышущую жаром головешку к его обнажённой груди.

Сэм с трудом разлепил глаза и глухо прохрипел, едва шевеля разбитыми губами.

— Я вам сказал, скоты, — нет никакого золота, и никогда не было, будь оно проклято вместе с вами.

Жилистый ткнул пылающей головешкой в шею и грудь беспомощного человека и затушил её. По хижине распространился ужасный запах палёной человеческой плоти. Сэм испустил страшный крик и затих, опять потеряв сознание.

Безжалостный бандюга отхлебнул из бутылки и прошипел:

— Ну-ка плесните ему воды в морду. Может быть, скажет, когда увидит, что мы сделаем с его шлюхой.

Третий бандит — самый молодой, но не менее злобный — взял ведро, принёс со двора воды и плеснул её в лицо Сэма.

Сэм встрепенулся и приоткрыл глаза. Жилистый подошёл к Канехе и снял с пояса огромный, остро отточенный охотничий нож. Его спутники с интересом следили за его действиями. Молниеносным движением жилистый разрезал верёвки и приказал: «Вставай!»

Канеха встала и бесстрашно посмотрела в глаза мучителю.

Опять блеснул страшный нож, и разрезанное пополам платье Канехи упало к её ногам. Молодой жадно облизнул губы. Он протянул руку к бутылке и сделал большой глоток, не отводя похотливого взгляда от прекрасной обнажённой женщины.

Жилистый грубо схватил её за волосы, заломил голову и, приставив нож к горлу, подтолкнул её к Сэму.

— Последний раз я свежевал кайова лет пятнадцать назад, но не забыл, как это делается.

Нарочито медленно он поводил кончиком ножа по безупречной коже молодой женщины, а потом резко взмахнул им, сделав неглубокий разрез от горла, между грудей и до покрытого тёмным волосом лобка. Из разреза начала сочиться алая кровь.

Сэм затрясся и заплакал от бессильной ярости, забыв про собственные страдания.

— Отпустите её твари, змеи подколодные, хорьки вонючие. Кончайте лучше меня. Я вам сказал, что нет никакого золота. Вы ещё поплатитесь за своё злодейство.

Канеха протянула руку и нежно коснулась кончиками пальцев окровавленной щеки мужа.

— Я презираю этих трусливых скунсов, муж мой, — произнесла она на языке кайова. — Духи вернут им зло, причинённое нам, в тройном размере.

— Прости меня, любимая, — сквозь слёзы прошептал Сэм.

— Привяжите её к столу, — распорядился жилистый.

Его подручные споро распяли Канеху на столе, как будто занимались этим всю жизнь. Она отчаянно сопротивлялась, кусалась, царапалась, и её пришлось вырубить несколькими ударами о массивный стол.

— Золото? — процедил жилистый и приставил нож к горлу потерявшей сознание женщины.

Сэм презрительно отвернулся, не говоря ни слова.

— О, Бог мой, я сейчас кончу, — пробормотал молодой.

— А это идея, — подхватил жилистый и, рванув за волосы, повернул Сэма лицом к себе. — Сейчас мы используем твою бабу по прямому назначению, прежде чем порежем её на ремни…

Он подошёл к столу, снимая ремень и расстёгивая штаны. Очнувшаяся в этот момент Канеха изловчилась и ударила его ногой по вываленному прибору.

— У, сука, — прошипел он. — Ребята, я первый. Подержите ей ноги.

Было уже семь вечера, когда Макс добрался до дома верхом на гнедой лошадке, которую старый Олсен дал ему напрокат за хорошую работу. Когда он подъехал к дому, его поразила странная тишина. Из трубы почему-то не шёл дым. Обычно мать готовила к его приезду что-нибудь вкусное.

Предчувствие беды сжало его сердце. Соскочив на ходу с лошади, он влетел в хижину, где его взору предстала страшная картина: изуродованное тело отца с одним стеклянным глазом, привязанное к столбу. Второй глаз и половина головы были снесены выстрелом из засунутого в рот кольта 45-го калибра.

Обезумевший Макс перевёл взгляд на пол, с трудом узнав в бесформенной массе окровавленного мяса останки своей матери.

Дико закричав, он выскочил во двор и упал на колени. Его страшно рвало. Казалось, вот-вот он выплюнет все свои внутренности. Неизвестно сколько он так пролежал, балансируя на грани безумия. Потом долго плакал. Слёзы принесли ему некоторое облегчение. Он встал, шатаясь подошёл к бочке, и смыл с себя блевотину. Придя немного в себя, обошёл ранчо.

Воронок отца исчез, но шесть мулов и повозка были на месте, равно как и четыре овцы и с десяток кур — особая гордость матери.

Всё остальное он делал, как в кошмарном сне. Похоронить то, что осталось от его родителей, было свыше его сил. Да и невозможно, чтобы это были его любимые родители. Мом и дэд просто куда-то уехали… Он собрал в сарае весь припасённый хворост и дрова и обложил ими дом. Потом, стараясь не глядеть на кровавое месиво в центре дома, прошёл в заднюю комнату и достал из ниши отцовский револьвер и его ружьё с патронташем. Пошарил на полке. Рука наткнулась на что-то мягкое. Это был новый индейский расшитый костюм из оленьей кожи: мать приготовила его ему на совершеннолетие. Новый спазм перехватил ему дыхание, а из глаз брызнули слёзы.

Быстро повернувшись, он выбежал из дома. Вывел мулов из конюшни, впряг в повозку, побросал в неё живность и привязал сзади гнедую лошадку. Выехав со двора, Макс остановился, вернулся, полил хворост из найденной в амбаре бутылки с керосином и в последний раз взглянул на то, что до недавнего времени было его отчим домом. Тяжело вздохнув, чиркнул спичкой и решительно направился к повозке.

Отъехав на пару сотен ярдов, он оглянулся на огромный костёр.

Теперь у него не было ни дома, ни семьи — одна жгучая ненависть и жажда мщения.

4

Спустя пару часов он завёл повозку на конный двор Олсена. Осторожно обогнул дом и, взойдя по ступенькам заднего хода, тихо постучался:

— Мистер Олсен, это я — Макс.

Окно затенила чья-то фигура, и через секунду на пороге появился старый Олсен.

— Макс? Откуда ты взялся? И почему скребёшься в заднюю дверь?

Макс пристально посмотрел в глаза хозяина и скорбно произнёс:

— Они убили моих мом и дэда.

— Убили? Кто убил? Да говори ты толком!

— Трое бандитов с большой дороги. И я ещё показал, как им проехать к моему дому, — с горечью произнёс Макс. — Эти грязные скоты обманули меня. Сказали, что для отца есть выгодное дело. А сами зверски расправились с ним и увели его коня.

Миссис Олсен уловила страшную подавленность и смятение за внешним спокойствием этого парня, который ей всегда нравился своей честностью и открытостью. Отодвинув мощным бюстом щуплого мужа в сторону, она властно положила пухлую руку Максу на плечо и почти насильно затащила в дом.

— Присядь, малыш. Тебе надо выпить чего-нибудь горячего.

— Я знаю, чего ему сейчас нужно, — сказал мистер Олсен, протягивая руку к стоявшей на полке бутылке виски. Жена сердито хлопнула его по руке.

— Извините, мэм, я не могу задерживаться, — угрюмо сказал Макс. — Я должен их догнать. — Он повернулся к Олсену. — Там, во дворе, повозка отца, а в ней четыре овцы и десятка полтора кур. Не купите ли вы всё это у меня, мистер Олсен, за сто долларов? И ещё мне нужна лошадка, лучше всего пони.

— Ну, конечно, конечно, сынок, — закивал Олсен. Лучшая в городе повозка бедняги Сэма стоила втрое больше. — Я дам тебе любого коня из моей конюшни, а также седло, сбрую и всё необходимое.

— Нет, спасибо, мистер Олсен, но мне нужна маленькая индейская лошадка, привыкшая скакать без седла по нашим равнинам. С нею меньше хлопот и так я быстрее настигну этих негодяев.

— Ну, хорошо! Как хочешь, малыш.

— Можно мне получить деньги прямо сейчас?

— Конечно, — ответил Олсен и направился в свою комнату.

Властный голос жены заставил его замереть на полпути.

— Стой, не торопись! Прежде всего парню необходимо поесть. Потом он отправится спать, а поутру пускай скачет на все четыре стороны.

— Но к этому времени они уже будут далеко, — запротестовал Макс.

— Далеко не уйдут. Хоть они и нелюди, но им тоже нужно есть и спать, — категоричным тоном заявила миссис Олсен. — Утром они будут от тебя не дальше, чем сейчас.

Она решительно захлопнула дверь, подвела Макса к столу и почти насильно усадила. Через минуту перед ним появилась миска дымящейся домашней лапши. Макс начал механически есть.

— А ты пойди и выпряги мулов, — отдала она распоряжение мужу. — И не забудь завтра накинуть сироте ещё одну сотню.

Когда Олсен вернулся, Макс крепко спал, уронив голову на стол и обняв пустую миску. Миссис Олсен предостерегающе поднесла палец к губам:

— Тсс! Бедный парень. Представляю, какое это для него потрясение. Его нельзя отпускать одного.

— Но мне надо, мэм, — раздался голос Макса у неё за спиной.

Она повернулась и воскликнула:

— Ты ничего не сможешь с ними поделать! Они взрослые здоровые мужчины и к тому же отпетые негодяи.

— Именно поэтому я должен стереть их с лица земли.

— Но они… сделают тебе больно.

— Больнее, чем они уже сделали, мне не будет.

Миссис Олсен бессильно взмахнула пухлыми ручками и уставилась на мужа, как бы ища у него поддержки. Когда она перевела взгляд на решительного юношу, её поразила решимость и гордость, сквозившие во взгляде его тёмно-синих глаз, в которых навсегда поселилась печаль.

— Мне скоро шестнадцать, миссис Олсен, а в племени моей матери в шестнадцать лет юноша считается мужчиной.

На второй день погони Макс перевёл лошадку из галопа в размеренный шаг, склонился к земле, не слезая с неё, и принялся внимательно изучать следы.

Так, здесь останавливались четыре лошади. Немного погарцевали, видимо, совещаясь. Вот двое всадников отделились и поехали обратно в город. Вторая пара следов шла по прерии на восток. Проехав немного вперёд, Макс спешился и принялся внимательно изучать эту вторую пару следов, из которых одна неотвязно следовала за другой примерно в метре. Второй след пропечатался менее отчётливо: второй конь был без седока. Ага, а вот и характерная отметина во втором следе, чётко отпечатавшемся на песке у ручья. Несомненно, это Воронок отца. Он был самой ценной добычей этих негодяев, и вести на поводу его мог только главарь этой шайки. Вот он-то как раз и нужен.

Ещё через несколько миль Макс заметил конский помёт. Ковырнул ногой и определил, что ему не больше семи часов: убийца никуда особо не торопился. Макс скакал всю ночь при свете полной луны и весь следующий день. К вечеру до преследуемого оставалось не более получаса езды.

Взглянув на небо, Макс определил, что сейчас часов семь. Вскоре начнёт темнеть. Бандит должен обязательно остановиться и развести костёр, если уже не сделал этого. Дым будет виден за несколько миль. Он спешился, чтобы подождать темноты. Не теряя времени, срезал толстую палку с развилкой на конце, вставил в неё увесистый булыжник и закрепил его кожаными ремешками, как его учили сородичи. Получилась прекрасная боевая дубинка.

Наконец стемнело. Макс встал и привязал дубинку к поясу. Взял коня под уздцы и начал не спеша продвигаться вперёд, безошибочно ориентируясь в темноте, чему его также научили воины кайова прошлым летом.

Наконец, он унюхал запах дыма: костёр был не более чем в четверти мили от него. Привязав пони к низкорослому деревцу, Макс снял притороченное к его спине отцовское ружьё.

Раздавшееся впереди конское ржание заставило его плашмя свалиться на землю. Он различил силуэты двух лошадей ярдах в трёхстах впереди себя. Но, как ни странно, огня костра не было видно.

Сделав большой крюк, он стал медленно приближаться к лошадям с подветренной стороны. Запах дыма стал сильнее. Встав на колени и высунув голову из травы, Макс увидел огонь не более чем в ста ярдах от себя. Около костра сгорбилась человеческая фигура. Человек что-то ел с шомпола. По всей видимости, он был не дурак, так как развёл костёр в расщелине двух скал. Теперь подобраться к нему можно было только спереди.

Макс опустился в траву, лёг и заложил руки за голову. Нужно было выждать, пока его враг заснёт. А пока можно отдохнуть самому. Через несколько минут он спал мёртвым сном.

Когда он проснулся, то первое, что увидел, так это висевшую над ним полную глупую луну. Быстро сел и выглянул из травы.

Огонь костра угас. Сейчас в нём только тлели угли. У скалы виднелась фигура спящего человека. Макс ящерицей подлез к нему. Жилистый мужчина с изрезанным морщинами лицом спал, отвалив челюсть, крепко сжимая рукоятку кольта.

Подобрав камешек, Макс бросил его в ноги спящего. Тот обалдело сел и тут же получил сокрушительный удар дубиной сзади по голове. Он ткнулся носом в ноги и кулём повалялся набок.

Когда Макс вернулся со своей лошадкой к совсем уже погасшему костру, его противник лежал в той же неестественной позе. Глаза его были закрыты, из рассечённого затылка сочилась кровь. Ударом дубинки ему оторвало пол-уха. Макс стащил с него одежду и крепко привязал за руки и за ноги к колышкам, вбитым в землю.

Макс сел, прислонившись спиной к скале, вытащил охотничий нож и принялся спокойно точить его о подобранный тут же камень.

Когда взошло солнце, главарь открыл глаза и ошалело посмотрел вокруг. Постепенно взгляд его стал более осознанным; он попытался было встать, но тут же с ужасом осознал, что намертво пригвождён к земле. Повернув голову, он злобно посмотрел па Макса.

— Что это ты надумал, парень?

Макс смерил его презрительным взглядом, продолжая поигрывать ножом. И тут ему представилась ужасная картина того, что этот негодяй со своими дружками сотворил с его родителями. Он подавил нахлынувший приступ тошноты, а вместе с ним и всякое чувство жалости.

— Я Макс Сэнд. Тебе это о чём-нибудь говорит? — Жилистый испуганно вытаращил глаза. — Зачем вы убили моих родителей?

— Я не сделал им ничего дурного, клянусь Богом и пресвятой девой Марией.

— Заткнись, ублюдок. Вон пасётся конь моего отца.

— Он его мне продал.

— Отец бы никогда не продал своего единственного друга, лживая гнида.

— Развяжи меня, индейский ублюдок, — истерично заорал жилистый, бешено дёргаясь, как попавший в силки кролик.

Макс хладнокровно поднёс нож к его горлу, с выступающим адамовым яблоком.

— Сначала ты расскажешь мне, что произошло у меня дома.

— Их убили двое других! Я пытался удержать их, но они прямо озверели, требуя показать, где спрятано золото! — Он продолжал верещать и дёргаться, а потом обмочился от страха. — Отпусти меня, чокнутый недоносок. Дай мне только освободиться, индейский гадёныш, щас я оторву тебе яйца и засуну их в твою поганую глотку, выродок, шакал, ублюдок…

Макс прыгнул на него, как гепард. Если раньше у него и оставались какие-то сомнения, то теперь они исчезли. Он был сыном Рыжей Бороды и Канехи, и в нём взыграли непримиримость к врагам и жажда мести, таившиеся в его индейской крови. Блеснул на солнце страшный нож, и поток оскорблений прекратился. Макс бесстрастно посмотрел вниз на поверженного врага. Жилистый был жив — он лишь потерял сознание от страха и боли. Он уставился невидящими глазами на восходящее солнце. Макс подрезал ему веки таким образом, что больше он уже никогда не сможет их закрыть. Лохмотья кожи и полосы мяса свисали у него от плеч до пояса, образовывая вокруг чресл кровавую набедренную повязку.

Макс отыскал термитник, набрал полные пригоршни огромных красных муравьёв и, вернувшись к врагу, высыпал их ему на член. Озверевшие от запаха насекомые мигом расползлись по обескоженной плоти и принялись её пожирать. Они заползала в рот, нос, уши, глаза и другие отверстия, вызывая нестерпимые страдания.

Человек застонал, закашлялся, пытаясь выплюнуть безжалостных тварей изо рта. Макс молча наблюдал за мучениями врага. На его лице не дрогнул ни один мускул. Это было древнее индейское наказание за воровство, изнасилование и убийство. Лежавший перед ним человек был виновен по всем трём статьям. Три дня он будет мучительно медленно умирать от жажды, три ночи его будут заживо сжирать москиты и прочие твари, любители свежатинки.

К концу третьего дня жилистый сошёл с ума. Когда же на следующее утро Макс вернулся на место казни, от него остался дочиста обглоданный скелет. Согнав довершавших дело грифов, Макс наклонился и снял с трупа скальп. Вернувшись к лошадям, он вскочил на своего пони и, ведя двух других на поводу, поскакал на север к землям племени кайова.

Приветствовать его из вигвама вышел старый вождь, его дед. Положив перекрещенные руки на плечи, он ждал, пока внук подойдёт к нему и преклонит колено.

Поднявшись по жесту вождя, Макс бесстрашно посмотрел ему в глаза.

— Я пришёл к вигвамам моих предков с печальным известием, — проговорил он на языке кайова.

Вождь бесстрастно смотрел на внука. Его изборождённое глубокими морщинами лицо в обрамлении седых косм было похоже на маску.

— Мои отец и мать мертвы.

Лицо вождя слегка дрогнуло и потемнело ещё больше.

Макс снял с пояса скальп и бросил его к ногам вождя.

— Я снял скальп с одного из убийц и не успокоюсь до тех пор, пока не достану два других.

Вождь посмотрел на скальп, на Макса.

— Мы больше не вольны разбивать наши вигвамы, где захотим на нашей земле, — горестно произнёс он. — Теперь мы обязаны жить только в местах, отведённых нам белоглазыми. Надеюсь, они не видели, когда ты скакал к нам?

— Нет, я приехал с той стороны, где их ещё нет.

Старик опять задумчиво посмотрел на лежащий у его ног скальп. Его сердце преисполнилось гордостью. Давно скальп врага не свисал с шеста над его вигвамом. Он одобрительно посмотрел на внука. Белоглазые могут заключить в тюрьму их тела, но им никогда не покорить свободолюбивый дух племени кайова. Он поднял скальп и торжественно водрузил его на шест. Потом повернулся к Максу.

— У дерева много веток, — речитативом произнёс он. — И если некоторые из них обламываются или их отрезают, на их месте должны вырасти другие, ещё более сильные и крепкие.

Он вытащил орлиное перо из головного наряда и протянул его внуку:

— Есть одна молодица. Её муж, храбрый воин кайова, был убит в стычке с белоглазыми две луны назад. Она уже опробовала брачный корень и согласно обычаю предков должна теперь жить одна в вигваме у реки до тех пор, пока его дух не заместится в ней. Пойди и возьми её.

— Прямо сейчас? — ошеломлённо воскликнул Макс.

— Да, — сказал вождь, сунув ему перо в руку. — Сейчас самый подходящий момент взять женщину, пока ещё дух войны и мщения бродит в твоей крови.

В улыбке, которой он проводил внука, отразилась мудрость многих поколений.

Гордо подняв голову, Макс твёрдой поступью направился к вигваму, одиноко стоявшему на берегу реки. Подойдя, откинул полог и заглянул внутрь: вигвам был пуст. Не долго думая, он вошёл внутрь и устроился на ложе из оленьих шкур.

Вскоре в хижину безбоязненно вошла красивая стройная девушка. Мокрое платье прилипло к её изящному телу, с волос стекала вода. Увидев Макса, она округлила глаза и приготовилась бежать. Она была ещё совсем ребёнок — лет четырнадцать, самое большее пятнадцать. И тут Макс понял, зачем старый вождь послал его сюда. Он протянул ей перо.

— Не бойся, — мягко проговорил он. — Могучий вождь прислал меня сюда, чтобы мы помогли друг другу изгнать дьяволов, поселившихся в наших душах.

5

Ловко маневрируя на своей лошадке и умело орудуя бичом, Макс, наконец, загнал последнюю партию скота в огромный железнодорожный вагон и закрыл шарнирную дверь. Рукавом стёр пот со лба и посмотрел вверх на нещадно палящее солнце. «Как бы не было потерь на долгом пути из Техаса до Канзас-Сити», — подумал он и, пришпорив пони, подскакал к тому месту, где в тени сидел его босс мистер Фэррар, ведя неторопливый торг со скупщиками скота.

— Ну, что, всё на месте? — спросил мистер Фэррар, пожилой ковбой с седыми висками и побитым оспой и непогодой волевым лицом.

— Да, мистер Фэррар. Вот только жарковато…

— Вот и хорошо, — поспешно сказал Фэррар и выразительно взглянул на своего помощника, давая понять, что дальше это уже не их головная боль. — У меня получилось одиннадцать сотен и десять голов, — повернулся Фэррар к скупщику, — а у тебя?

— То же самое. Можешь не волноваться, десятком больше, десятком меньше, разница небольшая…

Фэррар встал с центральной перекладины невысокого загона.

— Сегодня после сиесты я зайду к тебе в офис за чеком.

— Конечно, я его приготовлю.

Несмотря на годы Фэррар легко вскочил в седло.

— Поехали, малыш, — бросил он через плечо. — Сейчас примем в гостинице ванну. Пора уже смыть с себя эту месячную вонь, а потом немного развлечёмся. Мы это заслужили.

— О, какое блаженство? Всё-таки горячая вода — это вещь, — проговорил вышедший из ванной мистер Фэррар. — У меня такое ощущение, как будто я сбросил фунтов двадцать веса и столько же лет.

Макс, натягивавший мягкие сапоги на высоком каблуке, выпрямился и откинул назад длинные мокрые волосы.

— Я тоже, мистер Фэррар, — улыбнулся от.

— В таком случае ты должен родиться года через два, — расхохотался Фэррар и одобрительно посмотрел на статного широкоплечего юношу.

Макс был одет в живописную индейскую пару из мягкой, почти белой кожи. Его короткие ковбойские сапоги со шпорами блестели как зеркало, ярко-жёлтый шейный платок полыхал как огонь. Вороньего крыла чёрные блестящие волосы до плеч были зачёсаны назад.

Фэррар аж присвистнул.

— Парень, где ты достал такую одежду?

— Это последний подарок матери.

— Да ты — вылитый индеец! — добродушно улыбнулся старый ковбой.

— А я и есть индеец, — вернул ему улыбку Макс.

Фэррар разом посерьёзнел.

— Наполовину, малыш, только наполовину. Твой отец, не забывай, был белым и к тому же очень хорошим человеком. Я охотился с Сэмом Сэндом много лет и ни разу не слышал о нём дурного слова. Таким отцом можно гордиться.

— Я и горжусь, мистер Фэррар, однако никогда не забываю, что его убили белые, его и маму…

— Негодяи встречаются в любом народе.

Макс взял со стула широкий ремень-патронташ и застегнул его на тонкой талии. Крутнул барабан кольта и ловко бросил его в кобуру.

— Ты так и не отказался от мысли разыскать их? — спросил Фэррар.

— Ни в коем случае.

— Канзас-Сити — большой город. Откуда ты знаешь, что отыщешь его там?

— Если он там, то я найду его, — с глухой решительностью произнёс Макс. — Он должен быть там. Затем я отправлюсь в Западный Техас и достану второго.

Фэррар помолчал, потом произнёс задумчиво:

— В таком наряде ты слишком заметен, малыш. Как бы они не узнали и не достали тебя первыми.

— Я буду только рад, — спокойно ответил Макс. — Негодяй должен знать, за что умрёт.

Фэррару стало не по себе от сквозивших во взгляде юноши ярости и жажды мести.

— А сейчас, если вы не возражаете, я бы хотел получить расчёт, мистер Фэррар.

— Конечно, конечно, малыш. Вот, возьми. Жалованье за четыре месяца — восемьдесят долларов и шестьдесят долларов, которые ты выиграл в покер и дал мне на хранение.

Макс неторопливо засунул деньги в задний карман.

— Спасибо, мистер Фэррар.

— Может быть, всё же поработаешь со мной ещё один сезон?

— Нет, мистер Фэррар, спасибо, но больше не могу.

— Нельзя жить одной злобой и ненавистью, малыш, — мягко проговорил старый ковбой. — Они же выжигают тебя изнутри.

— Я ничего не могу с собой поделать, — тихо ответил Макс. Его синие глаза потемнели, на скулах заиграли желваки. — Я схожу с ума при одной мысли о том, что из вскормившей меня груди негодяй сделал себе кисет. Клянусь всеми святыми, я натяну ему мошонку на голову, а из мочевого пузыря сделаю мяч для индейских ребятишек.

Мери Грэди приветливо улыбнулась симпатичному юноше. Такого свеженького у неё не было давно.

— Допивай своё виски, красавчик, — шепнула она. — А я пока разденусь.

Парень остановил на ней затуманившийся взгляд и быстро допил виски. Закашлялся, тыльной стороной ладони вытер выступившие слёзы и, подойдя неровной походкой к кровати, уселся на край.

Наработанным движением Мери сняла платье через голову.

— Как ты себя чувствуешь?

— Д-думаю, что н-нормально, — ответил Макс, с трудом ворочая одеревеневшим языком. — Вообще-то я с-столько н-не пью.

Женщина подошла к кровати и шутливо толкнула его пальцами в лоб.

— Ляг и закрой глаза, дурачок. Сейчас тебе будет хорошо.

Макс попытался принять вертикальное положение, но это ему не очень-то удавалось. На какой-то миг его взгляд принял осмысленное выражение. Он ощупал место на поясе, где у него обычно висел кольт. Но почему-то не было ни пояса, ни кольта. Преодолеть притяжение подушки оказалось свыше его сил. Он повалился набок и затих.

Опытным движением Мери приподняла веко: парень вырубился по крайней мере часа на четыре.

Самодовольно улыбнувшись, трактирная шлюха подошла к раскрытому окну и выглянула на улицу.

Её сутенёр стоял через дорогу под фонарём и курил сигару. Мери просигналила ему, дважды задёрнув и раскрыв штору. Получив условный сигнал, сутенёр не спеша перешёл улицу и вошёл в салун.

Когда он вошёл в номер, Мери была уже одета.

— Что-то ты с ним долго чесалась, — недовольно произнёс сутенёр — неопрятный рыжеволосый детина с пушистыми баками.

— Сам бы попробовал, — огрызнулась шлюха. — Еле заставила его выпить. Он ещё совсем пацан.

— Сколько с него сняла? — оборвал её хозяин.

— А я почём знаю? Капуста у него в заднем кармане. Забери сам, и быстро линяем. Меня уже слишком хорошо знают в этом салуне.

Рыжий подошёл к кровати, грубо перевернул застонавшего Макса на живот и запустил волосатую лапу в его карман. Быстро пересчитал деньги и удовлетворённо произнёс:

— Сто тридцать. Недурно, недурно…

Девица подошла к нему сзади и обняла за шею.

— Сегодня нам повезло, Бил. Может быть, пойдём ко мне и устроим маленький банкетик?

— Ты что, сдурела? — шёпотом гаркнул на неё сутенёр. — Сейчас всего одиннадцать. До утра можно обчистить ещё троих. — Он посмотрел на безмятежно посапывающего индейского парня. — Да, и не забудь бутылку, за неё заплачено.

— Не забуду, жлоб, — ворчливо ответила Мери.

— Он совсем не похож на ковбоя, скорее на индейца, — заметил Бил.

— А он и есть индеец, — откликнулась Мери. — Он, когда окосел, все уши мне прожужжал про какого-то негодяя, которому собирается отрезать яйца за то, что тот сделал себе кисет из кожи убитой им индейской женщины. — Она вполголоса захихикала. — По-моему, его даже не интересовал перепихон. Я заманила его сюда, сказав, что кое-что знаю о том, кого он разыскивает.

— Пушка у него что надо, — проговорил Бил, задумчиво глядя на лежащий на стуле пояс Макса. — Сдаётся мне, что тот парень, который ему нужен, кое-что выложит за то, что мы его вовремя предупредим.

— А ты что, знаешь его?

— Возможно, возможно… Пошли!

Было уже почти два часа утра, когда сутенёр Бил нашёл того, кого искал. Невысокий коренастый человек зверского вида дулся в покер в задней комнате отеля «Золотой Орёл».

Он уважительно тронул его за плечо.

— Извиняюсь, мистер Дорт, — скороговоркой проговорил он. — У меня есть информация, которая, я думаю, вас заинтересует.

Сутенёр обвёл нервным взглядом остальных лихих ребят, сидевших за столом, рожи которых украсили бы витрину любого полицейского участка не только Канзаса, но и всего западного побережья. Они посмотрели на него, как на говорящего таракана.

— Нам бы лучше поговорить наедине, сэр. Это касается вот этого кисета, — проговорил Бил и кивнул на лежавший на краю стола кисет с табаком.

Дорт рассмеялся, обнажив лошадиные прокуренные зубы.

— Что, ещё один покупатель? Я даже не предполагал, что эта индейская титька будет пользоваться таким спросом. А что, ребята, не наладить ли нам их массовое производство? Можно присовокупить ещё пепельницы из черепов краснокожих. Вот это будет бизнес! Ха-ха-ха!

Сидевшие за столом одобрительно заржали, по достоинству оценив шутку Дорта.

— Нет, это не покупатель, мистер Дорт. Хуже. Поверьте мне, гораздо хуже.

— Что такое? — смерил его презрительным взглядом Дорт. — О чём это ты тут бормочешь?

— Выйдем, поговорим, — осмелел сутенёр. — Если столкуемся о цене, то я, пожалуй, поделюсь с вами своей информацией.

Дорт подскочил, как будто выкинутый мощной пружиной, схватил Била за грудки и прижал к стене.

— Я тебе поделюсь, гнида, нарыв в ж… негра. А ну, выкладывай, что знаешь, пока я тебя не растёр по стенке, — угрожающе рявкнул Дорт и приставил нож к горлу Била.

Тот порядком струхнул и, приняв во внимание, что Дорт — самый безжалостный убийца в округе, предпочёл оказать ему любезность, пока не пришлось платить за неё самому.

— Там ошивается один индейский парнишка, который вас очень ищет, мистер Дорт, — в страхе выкатив глаза, затараторил Бил. — У него пушка такая же большая, как у вас. Вот я и подумал…

— Меня не интересует, что ты подумал, вонючка, — оборвал его бандит. — Так говоришь, индеец-парнишка? Опиши его!

Заикаясь, сутенёр описал внешность Макса.

— Волосы чёрные, глаза голубые, говоришь? — хрипло переспросил Дорт.

— Точно так, сэр. Он снял одну из моих девок, а сейчас дрыхнет в салуне. Грозился вас прикончить, индейский выродок.

Бандит задумчиво посмотрел на лежащий перед ним кисет.

— Ну, что будем с ним делать, сэр? — подобострастно заглянул Бил в волчьи глаза Дорта.

— Делать? — недоуменно посмотрел на него бандит. По напряжённому молчанию, повисшему над столом, он понял, что сейчас на карту поставлены его репутация и положение в этом изысканном обществе убийц и грабителей.

— Я сделаю с ним то, что следовало сделать ещё тогда, пару лет назад. Повешу его башку сушиться у входа в салун. Проведёшь меня к нему! — повелительно бросил он сутенёру.

Тот согласно кивнул. Сидевшие за столом партнёры Дорта переглянулись и тоже поднялись на ноги.

— Подожди нас, Том, — сказал один из них, — Мы с тобой. Кажется, это будет бо-ольшая потеха.

Когда они добрались до отеля, Макса уже и след простыл. Однако один из клерков заверил честную компанию, что парень-индеец с голубыми глазами появится завтра на заднем дворе в два часа, чтобы отдать причитающийся с него доллар в счёт оплаты за комнату. «Пропился вдрызг, сосунок», — фыркнул он.

Дорт швырнул на прилавок новенький серебряный доллар:

— Это тебе за комнату, а его вонючий доллар я завтра засуну ему в задницу. Гы-гы-гы!

Фэррар расслабленно облокотился на ограду загона, наблюдая за тем, как Макс умело разводит полудиких лошадей по кормушкам. Рядом с ним остановился какой-то человек и одобрительно поцокал языком.

— Парень просто прирождённый лошадник, — заметил Фэррар, не глядя на соседа. — Он тонко чувствует и любит их, и они отвечают ему тем же.

— Угу, — прогудел незнакомец. Он свернул сигаретку и повернулся к старому ковбою. — Спички есть?

— А как же! — Фэррар вытащил из кармана коробок, зажёг спичку и протянул её незнакомцу, впервые взглянув в его лицо. Сквозившая во взгляде незнакомца свирепость поразила его. И тут он заметил кисет в его руке. Догоревшая спичка обожгла пальцы. Незнакомец перехватил его изумлённый взгляд.

— На что это ты так уставился?

— Интересный у тебя кисет, — медленно проговорил Фэррар. — Я не видывал ничего подобного.

— А, это… — рассмеялся незнакомец. — Это просто сиська одной индейской шлюхи. Лучший материал для хранения табака. Никогда не сохнет, не отсыревает… Только вот быстро изнашивается. Видишь, совсем тонкая.

Фэррар резко повернулся и сделал знак Максу.

— А вот этого я бы на твоём месте не делал, — с неприкрытой угрозой процедил незнакомец.

За спиной старого ковбоя раздался какой-то шум, и он понял, что незваный гость пожаловал не один. Он беспомощно посмотрел на приближающегося Макса, не зная, как предупредить его о грозящей опасности.

Макс легко спрыгнул со своего неразлучного пони и набросил узду на столбик ограды.

— Всё, закончил, — весело сообщил он Фэррару.

— Какой хороший наездник, — раздался издевательский голос стоявшего рядом с ним незнакомого человека. — На-ка, парень, закуривай, — бросил он ему кисет.

Макс ловко поймал его. Лицо его помертвело. Губы сжались в одну сплошную нитку, глаза потемнели и сузились. Он выронил кисет, как будто обжёгся.

— Я бы никогда не узнал тебя, если бы не это, — внешне спокойно проговорил Макс, кивнув на кисет. — Так, значит, отрастил бороду.

— Ага. Вот именно — бороду, — беззаботно рассмеялся Дорт.

— Так ты один из них, теперь я тебя узнал, — тихо проговорил Макс, постепенно отступая назад и в сторону.

— Вот именно, один из них, — насмешливо протянул Дорт. — Какой наблюдательный молодой человек. — Он насмехался, однако рука его постоянно нависала над рукояткой кольта. Пальцы нервно подрагивали. — Ну и что мы собираемся в связи с этим предпринять, наблюдательный молодой индейский ублюдок?

Фэррар и другие инстинктивно разошлись в стороны.

— Не делай глупостей, Макс, — предупредил Фэррар хрипло. — Это Том Дорт. Ты не представляешь, какая у него реакция.

Макс не сводил напряжённого взгляда с лица своего заклятого врага.

— Мне наплевать на него вместе с его реакцией, мистер Фэррар, — веско произнёс Макс. — Я всё равно прикончу его.

Криво улыбаясь, он продолжал хладнокровно кружить вокруг него.

— Ну, доставай свою пукалку, гадёныш, — прошипел Дорт.

— А я не тороплюсь, — спокойно проговорил Макс. — Я буду убивать тебя медленно, скотина, как ты убивал мою мать.

Лицо Дорта побагровело, глаза забегали.

— Вытаскивай кольт, ублюдок, мать твою… — истерично заорал он.

— Подождёшь, — мягко и увещевающе сказал Макс. — Я даже не буду стрелять тебе в сердце или в голову, а просто отстрелю тебе яйца, а потом пущу пару пуль в живот и посмотрю, как ты будешь подыхать, медленно и мучительно.

Теперь Дорта охватила настоящая паника. Краем глаза он уловил недоуменные лица своих дружков и вновь уставился на невозмутимого Макса. «Вот сейчас, сейчас, — думал про себя Дорт. — Пора с этим кончать»… Его рука судорожно рванулась к рукоятке кольта.

Фэррар заметил это движение, но не уловил молниеносной ответной реакции Макса. Казалось, кольт сам впрыгнул в его руку, прежде чем его противник успел, наконец, положить руку на рукоятку своего.

Дорт дёрнулся, и его кольт описал в воздухе дугу и шлёпнулся в метре от него. Сам же Дорт схватился обеими руками за свои простреленные гениталии и опустился в пыль па колени.

Макс медленно подошёл к поверженному врагу, который как будто молился, правда, приложив руку к неподходящему месту Дорт поднёс окровавленную руку к глазам, как будто не веря им. Потом с мукой и злостью посмотрел на Макса.

— Ну, ты всё-таки и сукин сын, — прошипел Дорт и рванулся к валяющемуся в пыли револьверу.

Макс дождался, пока он поднял револьвер, и выстрелил дважды.

Мощный толчок отбросил Дорта на спину. Он забился в конвульсиях. Макс молча повернулся и направился к своему пони.

Спустя два дня Макс предстал перед выбором: добровольно записаться в армию или пойти под суд. В то время ходили упорные слухи о близкой войне с Кубой, и исполненный патриотизма судья был снисходителен. Однако Макс решил не рисковать: его задача была выполнена только на две трети.

6

— О, Боже! — взмолился начальник тюрьмы, когда в его офис ввели Макса. — Чем, по их мнению, мы тут занимаемся? Это — тюрьма, а не школа по перевоспитанию трудных подростков!

— Не заблуждайся насчёт его сосунковского вида, Пит, — сказал его помощник, пододвигая кипу бумаг. — Ты только взгляни на сопроводиловку. Этот малыш — настоящая чума. Убил человека в Новом Орлеане.

Начальник тюрьмы уставился в бумаги.

— Так за что его к нам? Предумышленное убийство, говоришь?

— Слава Богу, нет! За это он бы получил электрический стул. Пока что за незаконное ношение оружия. Судом доказано, что он применил его в целях самообороны. — Помощник смачно выплюнул жевательный табак в урну. — Тот парень, которого он прикончил, застал его в спальне одной штучки, его любовницы.

— Я работал телохранителем этой леди, начальник, — заметил Макс.

— Однако это не давало тебе права, парень, убивать человека, — резонно возразил начальник тюрьмы, продолжая не спеша листать бумаги.

— Он сам вынудил меня к этому. Набросился на меня с ножом. Что мне оставалось делать? Ждать, пока он меня прирежет? К тому же я был абсолютно голым…

— Да ну? Голый телохранитель. Это уже интересно! — ухмыльнулся начальник тюрьмы. Его помощник от души рассмеялся.

— Ты что же, не заработал у неё даже на одежду? Или, может быть, тот парень раздел тебя прежде чем резать?

— По-моему, типичный случай самообороны, — посерьёзнел начальник тюрьмы. — Интересно, как это им удалось засадить парня на столь долгий срок?

— Тот парень, которого он прикончил, оказался двоюродным братом Дарси, — многозначительно проговорил его помощник.

— Ах, даже так! Ну, тогда это многое объясняет. Семейство Дарси — важные птицы в Новом Орлеане. Ты ещё легко отделался, парень. Кстати, сколько тебе лет?

— Думаю, что-то около девятнадцати.

— Не слишком ли ты молод для того, чтобы быть телохранителем такой известной особы, как мадам Плювьер? Вообще, как ты к ней попал?

— Просто мне нужна была работа, когда я ушёл из армии. Мне сказали, что ей нужен человек, который хорошо управляется с револьвером. А мой револьвер достаточно быстр.

— Даже более чем достаточно, — криво ухмыльнулся начальник. Он вышел из-за стола и тяжело посмотрел на Макса. — Я — человек справедливый, но терпеть не могу бузотёров. Работай, веди себя примерно, и у тебя не будет проблем.

— Понятно, начальник.

Надзиратель подошёл к двери и крикнул, выглянув наружу:

— Майк!

В дверь боком просунулся огромный негр:

— Да, сэр?!

— Возьми новичка и дашь ему десять плетей.

Макс удивлённо воззрился на главного надзирателя.

— Такова рутина, сынок. Лично я против тебя ничего не имею, но порядок есть порядок. Так сказать профилактическая мера, необходимая для того, чтобы тебе врезалось в память, что закон нарушать нехорошо.

— Пойдём, парень, — пробасил негр и положил огромную ладонь Максу на плечо. — И ни о чём не беспокойся, — доверительно шепнул он, когда они вышли из кабинета. — Ты не почувствуешь боли, я вырублю тебя с первого удара, а остальные пройдут впустую!

В Новый Орлеан Макс приехал как раз на Марди грас.[281] Это было всего несколько месяцев назад. В тот день улицы были запружены шумными, весёлыми, беспечными толпами людей, и их праздничное настроение невольно передалось и Максу. Он решил задержаться тут на пару дней, прежде чем отправиться в Западный Техас. Поставил коня в платную конюшню, снял комнату в дешёвой гостинице и отправился в Латинский квартал развлечься.

Шесть часов спустя он с напускным равнодушием бросил на стол две десятки и три семёрки и встал. Больше ему здесь делать было нечего: он просадил все деньги, а также лошадь и всё остальное, за исключением одежды и кольта на боку.

— Пока, ребята, — невозмутимо произнёс он. — Пойду приведу лошадь…

— Ну и что будешь делать дальше? — с любопытством взглянул на него один из игроков, по виду типичный южанин.

— Найду какое-нибудь занятие.

— Какое занятие?

— Какое-нибудь. Меня слушаются лошади, моту пасти скот. Словом, любую работёнку.

Игрок показал глазами на револьвер Макса.

— А с этим умеешь обращаться?

— Да, пока жив…

— Да, парень, сегодня госпожа Удача повернулась к тебе задницей, — с вязким южным акцентом проговорил игрок.

— И в этом ей здорово помог ты, — беззлобно бросил Макс.

— Что такое? — южанин протянул к вороту Макса волосатую руку. Но не успел он моргнуть глазом, как ему в грудь уставилось холодное дуло револьвера.

— Тех, кто распускает руки, я убиваю на месте, — спокойно выговорил Макс и внушительно посмотрел в лицо южанину. Тот расплылся в улыбке.

— Теперь я вижу, что ты не новичок и надел этот пояс не для форса, — уважительно проговорил он. Макс небрежно бросил револьвер в открытую кобуру. — Знаешь что, парень. Кажется, у меня есть для тебя работа… если ты, конечно, не против того, что твоим боссом будет женщина.

— Да хоть сам дьявол! — беспечно ответил Макс. — Работа есть работа. В моём положении крутить носом не приходится.

На следующее утро Макс и его новый приятель отправились в салун самого уважаемого увеселительного заведения в Новом Орлеане. Симпатичная белозубая креолка-служанка весело объявила:

— Мисс Плювьер сейчас вас примет. Пойдёмте со мной, джентльмены.

По широкой, покрытой коврами лестнице она провела их на второй этаж, открыла одну из многочисленных белых дверей и присела в реверансе, приглашая их войти. Едва они переступили порог, как дверь за ними закрылась и изумлённому взору Макса предстало великолепие, которого он никогда не видел в жизни. Всё в этой удивительной комнате было белым, как будто они очутились в чертогах Снежной Королевы: обтянутые белым шёлком стены, драпировки на огромных окнах, деревянные панели, мебель, полог над кроватью — всё было изумительной белизны. Даже огромный пушистый ковёр на полу и тот был белым.

— Это тот молодой мсье? — раздался откуда-то из глубины мелодичный голос.

Макс резко повернул голову и увидел женщину, поразившую его ещё больше, чем комната. Она была высокой — почти одинакового с ним роста. Лицо её было милым и очень юным. Но больше всего его удивили её волосы — длинные, пушистые, белые с голубизной, как первый снег или же блестящий шёлк обивки.

Приятель Макса уважительно произнёс.

— Да, мисс Плювьер, это он. Разрешите представить вам Макса Сэнда.

— Мэм, — склонил голову Макс.

Хозяйка обошла вокруг него, рассматривая под разными ракурсами, как какую-то диковинку.

— Вообще-то он слишком молод, — с сомнением в голосе проговорила она.

— Но он очень способный, уверяю вас, мадемуазель. К тому же, ветеран только что закончившейся войны с Испанией.

Мисс Плювьер небрежно махнула рукой, прерывая излияния южанина.

— Но какой он… грязный!

— Я только что прибыл из Флориды, мэм, — обрёл, наконец, дар речи Макс.

— А фигура у него хорошая, ладная, — продолжала размышлять вслух хозяйка, не обращая на слова Макса никакого внимания. Она опять сделала вокруг него круг. — Очень широкие плечи, узкая талия, почти нет бёдер… На нём должны великолепно сидеть костюмы. Думаю, что он мне подходит.

Она отошла к белоснежному трюмо и картинно облокотилась. Потом авторитетно проговорила, глядя на Макса, чётко выговаривая английские слова:

— Молодой человек, вам известно, чем вам придётся заниматься?

— Боюсь, что нет, мэм.

— Вы будете моим телохранителем, — по-деловому произнесла она, проигнорировав ироничную улыбку, тронувшую губы молодого человека. — Моё заведение — особенное, единственное в своём роде в городе. Внизу расположены игровые комнаты для публики, а мои гости представляют высший свет Нового Орлеана. Конечно, мы обеспечиваем также развлечения более деликатного, интимного свойства. Но то, что вы видите здесь — это не обычный публичный дом, а ХРАМ ЛЮБВИ. — Она с пафосом воздела белоснежные мраморные руки к потолку, — Мои девочки — жрицы этого храма, а я — верховная жрица, запомните это. Наш храм пользуется заслуженно высокой репутацией не только в Новом Орлеане, но и на всём Юге. Конечно же, многие нам завидуют, у нас стали появляться конкуренты, которые могут заслать сюда своих агентов, чтобы те устроили нам там-тарарам. Вот мои друзья и посоветовали мне завести охрану.

— Понятно, мэм.

Верховная жрица» продолжала деловым тоном:

— Отныне мои рабочие часы будут вашими рабочими часами. Жить вы будете вместе с нами, получать сто долларов в месяц. Двадцать долларов в месяц буду вычитать из вашего жалованья за комнату и стол. И главное, не вздумайте заводить амуры с какой-либо из девушек, все они — для гостей!

— Хорошо, мэм.

Мисс Плювьер улыбнулась неожиданно мягкой, кроткой улыбкой. Повернувшись к сопровождающему, она распорядилась:

— А вы, Дорнье, проводите моего телохранителя к вашему портному. Пускай он сошьёт мсье Сэнду шесть костюмов — три чёрных и три белых.

— Хорошо, мисс Плювьер. Я позабочусь об этом.

Когда они вышли из спальни, Дорнье шутливо ткнул Макса в бок:

— Ну а ты позаботься о её теле. Надеюсь, ты не переусердствуешь, охраняя его.

В три часа утра Макс вошёл в фойе, чтобы произвести ставший обычным обход игровых комнат. Спустился вниз и спросил негра-привратника:

— Всё заперто, Джэкоб?

— Плотнее чем мышиное пуковое отверстие, маста Сэнд.

— Отлично! — улыбнулся Макс. Понаблюдал, как убираются приходящие женщины, и повернулся уходить, но тут вспомнил о клиенте, доставлявшем наибольшее беспокойство.

— Мистер Дарси ушёл?

— Нет, сэр, — ответил негр — Он остался на ночь с мисс Элеонорой.

Макс кивнул и стал не спеша подниматься по лестнице. Да, этот молодой щёголь Дарси с каждым днём становился всё наглее и наглее. Перепробовал уже всех девушек, а теперь вот «положил глаз» на саму хозяйку.

На верху лестницы Макс остановился. Вежливо постучался и вошёл. Его хозяйка сидела за трюмо. Служанка расчёсывала её великолепные волосы. Глядя в зеркало, она поймала взгляд Макса.

— Всё заперто, мисс Плювьер.

— А Дарси? — вопросительно подняла она бровь.

— В золотой комнате с Элеонорой, в другом конце дома.

— Бон,[282] — милостиво кивнула она.

Макс продолжал нерешительно переминаться с ноги на ногу. На его лице она прочитала несвойственное ему беспокойство.

— Ты чем-то обеспокоен, шери?[283]

— Да. Мою головную боль зовут Дарси. Он наглеет с каждым днём. Думаю, нужно запретить ему посещать наше заведение.

— О-ля-ля! — беззаботно рассмеялась она. — Но мы не можем этого сделать. Он из слишком влиятельной семьи.

Подойдя к Максу, она обвила восхитительными руками его шею и жарко поцеловала в губы.

— Мой маленький индьен[284] ревнует? Можешь о нём не беспокоиться, — обнажила она белоснежные зубки в спокойно-насмешливой улыбке. — Он скоро забудет об этом, направит свой молодой жар на другой объект. Я видела это раньше.

Спустя некоторое время Макс лежал рядом с ней на огромной кровати, лаская рукой и взглядом её безупречное молодое тело. Лёгкими, как дуновение ветерка, прикосновениями губ и пальцев к самым чувствительным местам она в третий раз разожгла огонь страсти в его груди. Он закрыл глаза в сладостной неге. Сквозь блаженную полудрёму до него доносились слова любви: «Мон кер, мон индьен, мон шери».[285] Она легла на него, покрыв всего единым благоуханным желанием, живым и тёплым.

— О-ля-ля! — счастливо засмеялась она. — Наш маленький пистолетик превратился в бо-ольшую пушку, — нараспев произнесла она, поигрывая «ядрами». Его желание достигло кульминационной точки. Её бесстыдной сексуальности не было предела. Она слабо застонала, вобрав в себя его ствол, продолжая проделывать только ей известные манипуляции. Такого блаженства он не испытывал ни с одной женщиной.

За дверью раздался подозрительный звук. Макс приподнял голову и прислушался. Вдруг дверь распахнулась, и в спальню ворвался разъярённый Дарси. Мисс Плювьер мигом скатилась с остолбеневшего Макса и гневно топнула изящной ножкой, даже не пытаясь прикрыть свою наготу.

— Вон отсюда, ты, молодой идиот!

Дарси глупо уставился на гневную богиню. Не в силах оторвать от неё взгляда, он пошарил в кармане и вытащил пачку стодолларовых банкнотов.

— Вот, я принёс тебе тысячу долларов, любовь моя, — пролепетал он, бросив к её ногам деньги.

Она сделала к нему шаг и указала рукой на дверь. Голос её прозвучал, как удар бича:

— Пошёл вон, стервец!

Дарси пьяно покачивался, повторяя, как сомнамбула:

— О, как ты прекрасна! Как я хочу тебя!

Макс, наконец, обрёл дар речи.

— Вы слышали, что вам сказала мисс Плювьер? — вязко проговорил он. — Выметайтесь отсюда!

Только теперь Дарси заметил, что мисс Плювьер не одна. Его лицо перекосилось от гнева.

— Ты! — выдохнул он. — Так это ты! Всё это время, пока я просил, умолял её снизойти ко мне. Вы смеялись надо мной всё это время! Посмотрим, как ты будешь смеяться сейчас!

В его руке блеснул кинжал. Он занёс его и бросился на Макса, который, ловко увернувшись, скатился с кровати с другой стороны. Дарси остервенело резал атласные простыни. Макс схватил подушку и, прикрываясь ею, стал боком пробираться к стулу, где вместе с одеждой лежал его револьвер.

— Вам лучше уйти от греха подальше, — твёрдо проговорил Макс. Он был уже возле стула.

С безумным воплем Дарси бросился на него, выставив вперёд руку с кинжалом. В тот момент, когда лезвие коснулось подушки, раздался приглушённый выстрел. Дарси изумлённо уставился на Макса, упал на колени, потом повалился на бок. Из уголка его рта вытекла струйка крови.

Обнажённая женщина испуганно уставилась на своего любовника.

Склонившись над Дарси, она убедилась, что он мёртв.

— Что ты наделал! Ты же убил его, дурень! — сердито воскликнула она.

Макс недоуменно посмотрел на неё. Грудь её гневно вздымалась, волосы разметались. Сейчас она была похожа на фурию, правда, прекраснее фурии не было на свете.

— А чего ты от меня ожидала? Или, может быть, ты бы предпочла, чтобы он сначала проткнул меня, а потом принялся за тебя?

— Ты мог его просто вырубить! — зло бросила она.

— Чем? Может быть, моей пушкой? — с не меньшей злостью и обидой ответил Макс.

Несколько мгновений она пристально смотрела на Макса, потом выражение её лица смягчилось. Она подошла к двери и выглянула в коридор: дом мирно спал. Звук выстрела был поглощён подушкой.

Вернувшись к любовнику, она опять положила ему руки на плечи. Её чувственная дрожь передалась ему. Она медленно опустилась перед ним на колени и обняла его бёдра.

— Не сердись на свою Анну-Марию, мой сильный, дикий жеребец, — прошептала она в сторону. — Люби меня…

Макс хотел поднять её за плечи и отнести на кровать, но она мягко отстранила его руки.

— Нет, мон шер, прямо здесь…

Она потянула его за руку на себя, и они погрузились в изысканнейшее действо прямо на полу, рядом с ещё не остывшим трупом.

Утром Анна-Мария Плювьер спокойно передала Макса в руки полиции.

7

С востока, запада и юга тюрьму окружали непроходимые болота, окаймлённые ниточкой островерхих кипарисов, ронявших листву в зловонную жижу. Единственная дорога лежала на север через рисовые поля вольного племени кагунов, вытесненного в эти тяжелодоступные и малопродуктивные земли белыми поселенцами. Милях в пятнадцати от тюрьмы в северном направлении располагалась их деревня, и именно здесь кагуны отлавливали беглецов и за десятидолларовое вознаграждение препровождали обратно в тюрьму и сдавали властям. Те же, кто не попадал в руки кагунов, безвозвратно гибли в болотах, где их даже никто не разыскивал, дабы самим не быть съеденными крокодилами, водившимися здесь в несметных количествах.

Макс провёл в этом страшном месте уже полгода. Одним майским утром надсмотрщик, проверявший наличие заключённых, грубо выругался и доложил старшему надзирателю об отсутствии Джима Ривза, разбойника и грабителя, мотавшего долгий срок.

— Как нету? — удивлённо посмотрел вокруг надзиратель. — А в сортире смотрел?

— Смотрел… нету.

— Значит, сбежал, ублюдок вонючий. Наверняка ночью перемахнул через ограду, кретин. Ищет себе погибель. А так, отсидел бы свои положенные двадцать пять и был бы снова вольной птицей. Пойду доложу начальнику.

Все заключённые сидели во дворе за длинным деревянным столом и ели свой скудный завтрак, когда Макс увидел, как из ворот тюрьмы выехал помощник начальника и поскакал по направлению к деревне.

Майк, огромный негр-надсмотрщик из числа вольнонаёмных, тяжело опустился на скамью рядом с Максом. После той услуги, которую он оказал Максу в тот первый день, вырубив его первым ударом и тем самым избавив от дальнейших мучений, между ними установились почти приятельские отношения.

— Что, они каждый раз подымают такой переполох, если кто-то сбежит? — равнодушным тоном спросил Макс.

Майк кивнул, продолжая тщательно пережёвывать маисовую кашу.

— Напрасный труд, — неопределённо проговорил негр. — Вот увидишь, они скоро его вернут, и мне придётся спустить с него шкуру.

Майк оказался прав. На следующее утро, когда они опять сидели за завтраком, Джим Ривз вернулся. Он сидел, связанный по рукам и ногам, в повозке между двумя угрюмыми кагунами, небрежно державшими на согнутых локтях свои длинные старомодные ружья. Заключённые проводили его самыми разными взглядами.

Вечером, когда все вернулись с работы, они нашли Ривза, Привязанного голым к столбу наказаний. Заключённых построили плотным кольцом вокруг столба, чтобы перед ужином преподнести наглядный урок расплаты за неповиновение властям. Начальник тюрьмы обратился к ним с небольшой речью.

— Вам, парни, известно наказание за попытку побега — десять ударов плетью и пятнадцать дней в клетке без пищи и воды за каждый день отсутствия. — Он повернулся к Майку и строго произнёс: — И не вздумай вырубить этого первым ударом!

Майк молча кивнул и сделал шаг вперёд. Толпа отхлынула, давая место для размаха, а вернее, инстинктивно оберегаясь от страшных ударов бича. Вздулись бугры мышц под чёрной лоснящейся кожей. Бич описал круг и почти нежно обнял обнажённое тело привязанного к столбу человека. Однако от этого «ласкового» прикосновения на теле Ривза остался кроваво-красный рубец. В тот же момент он закричал диким голосом. Чёрная змея опять обвила торс заключённого, и он забился в агонии. До конца экзекуции Ривз терял сознание три раза, и всякий раз надзиратель окатывал обмякшего на верёвках человека из ведра и приказывал продолжать наказание.

Под конец кожа истязуемого не выдержала и покрылась выступившими каплями крови. Он в очередной раз вырубился и повис на верёвках.

— Отвяжите его и посадите в клетку, — распорядился начальник тюрьмы.

Когда цепочка заключённых потянулась на ужин, никто не мог миновать железной клетки, в которой, согнувшись, сидел окровавленный человек. В метровой клетке нельзя было даже выпрямиться — лишь стоять на четырёх конечностях, как животное. Естественно, она была лишена какого-либо укрытия от солнца или дождя. Здесь Ривзу предстояло провести тридцать дней, причём первые пятнадцать без пищи. И никому не было позволено даже приблизиться к клетке на расстояние менее пяти шагов. Нарушителя ждало такое же наказание.

Макс взял свою миску бобов и уселся у другой стены хижины, чтобы не видеть ужасной клетки с обречённым человеком. Рядом присел Майк. Лицо его было потным. Экзекуция нисколько не испортила ему аппетит. Макс посмотрел на его сосредоточенное, чавкающее лицо и отставил свою миску. Свернул сигарету и закурил.

— Ты что, не голоден? — спросил Майк. — Ну, тогда я доем после тебя, если не возражаешь. Что-то я подустал и проголодался.

Макс смерил его холодным взглядом, прикидывая, не надеть ли свою миску на голову этому животному, но, передумав, просто со злостью перевернул её на землю.

— Зачем ты это сделал? — искренне удивился Майк.

— Теперь я знаю, почему ты остался здесь вольнонаёмным, — презрительно произнёс Макс. — Ты думаешь, что, бичуя других, можешь расквитаться с этим несправедливым миром.

— Ах, вот ты как обо мне думаешь, — мягко улыбнулся негр.

— Да, именно так! — зло бросил Макс.

— Ни хрена ты не понимаешь, парень, — с горечью сказал Майк. — Много лет назад, когда я попал сюда, я видел наказание, подобное тому, которое ты видел сегодня. Подобное, но далеко не такое. Несчастный парень был изрезан бичом на куски. Он умер спустя два дня. После этого я взял бич, и с тех пор у меня не умер ни один человек. А я здесь уже двенадцать лет. Если ты приглядишься к его телу повнимательнее, то заметишь, что у него нет ни одного следа на груди, а на спине ни один не накладывается на другой. Я понимаю, что моя работа — не из самых благородных, но кому-то же надо её делать. Знал бы ты, как я ненавижу страдания других, пусть даже таких отпетых негодяев, как Ривз.

Макс уставился перед собой, напряжённо обдумывая только что услышанное признание. Понемногу он начал понимать его и верить в искренность его слов. Не говоря ни слова, он пододвинул негру свой кисет. Так же, молча, Майк свернул сигарету и закурил.

Джим Ривз вошёл в хижину и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Прошёл месяц с тех пор, как его, скрючившегося, покрытого собственными испражнениями, вынесли из клетки. Различив койку Макса в темноте, он подошёл к нему и тронул за плечо. Макс окинул его безразличным взглядом.

— Мне нужно выбраться отсюда, — скороговоркой выпалил он.

— Всем нужно, — меланхолично произнёс Макс, не вынимая сигареты изо рта. — Вот только пока никому это не удавалось.

— Нам удастся. У меня разработан безупречный план. Но для его выполнения нужны двое. Вторым я выбрал тебя, индеец.

— Пару месяцев назад у тебя уже был великолепный план, не так ли? И потом, с какой стати ты выбрал меня? Почему не кого-нибудь из твоих старых дружков?

— Потому что большинство из них — городские, — горячо зашептал Ривз. — Они и двух дней не протянут в болотах.

Макс удивлённо сел в гамаке.

— Нет, ты точно слетел с катушек в своей клетке, — проговорил Макс, глядя в горящие фанатичным огнём глаза Ривза. — Никто не может перебраться через болота. Это же сорок миль смерти! Единственный путь на север через деревню.

— Я тоже так думал, — горько ухмыльнулся Ривз. — Кажется, чего легче: перемахнул через стену и вперёд по дороге. Им даже не понадобились собаки — эти паскудные кагуны хуже собак. Отловили меня — и глазом не успел моргнуть. Всё-таки десять долларов — это десять долларов.

Ривз опустился около подвесной койки Макса. В темноте его глаза сверкали, как у волка.

— Через болото, и только через него! — убеждённо зашептал он. — Я всё рассчитал. У нас будет лодка…

— Лодка? Откуда ей взяться?

— Будет, вот увидишь. Надо только немного выждать. Близится сезон посадки риса, а он, как известно, растёт в воде. Каждый год начальник тюрьмы сдаёт нас в аренду фермерам. Дармовая рабочая сила, с которой и он и те, другие, имеют солидную прибыль. На рисовых полях всегда есть лодки…

— Ну, я не знаю, — неуверенно ответил Макс. — Надо подумать.

— Чего тут думать, индеец! Или ты хочешь выбросить два года жизни коту под хвост? Два года твоей молодости. Вот о чём нужно думать!

— Ладно, я подумаю и дам тебе знать.

Ривз растворился в темноте, завидя вошедшего Майка. Негр прямиком направился к койке Макса.

— Привет! Уж не подбивал ли он тебя махнуть вместе с ним через болота, парень?

— А ты откуда знаешь? — удивился Макс.

— Он уже всем предлагал, вот я и подумал, что дошла очередь и до тебя. Не вздумай согласиться, парень, — с дружеским участием пробасил гигант. — Как бы заманчиво это ни выглядело, но Ривз — это гангрена. Он переполнен ненависти и пройдёт по трупам, лишь бы выбраться на волю самому.

Макс опять растянулся на койке и задумчиво уставился в потолок. Единственное, в чём Ривз был абсолютно прав, так это в том, что Макс не мог вычеркнуть два года из жизни. Ведь через два года ему уже будет двадцать один.

8

— Вот это жратва! Вот это я понимаю! — с энтузиазмом воскликнул Майк, присаживаясь рядом с Максом с полной тарелкой дымящегося мяса с овощами и жареным бататом.

Макс равнодушно посмотрел сначала на него, потом на свою тарелку и принялся без аппетита жевать. Несомненно, эта пища была намного лучше тюремной. В одной такой порции мяса было больше, чем они получали в тюрьме за неделю. Однако есть не хотелось. Он устал, устал смертельно от прополки рисовых кустиков, согнувшись в три погибели, стоя по колено в воде… И так изо дня в день вот уже третью неделю. Для того, чтобы распрямить спину, теперь, по крайней мере, было нужно, чтобы по ней прошёл асфальтовый каток.

С другой стороны на корточки примостились Ривз и ещё один заключённый по кличке Смехунчик. Оба ожесточённо заработали челюстями.

— Чего не жрёшь? — дружелюбно спросил Ривз. — Небось, уже положил глаз на какую-нибудь бабёнку и… потерял аппетит.

— Гы-гы-гы! — охотно заржал его приятель.

Макс устало помотал головой. В принципе они были правы. С голодухи здесь было от чего потерять голову: вместе с ними работало много кагунских девушек и молодок с длинными бронзовыми ногами, которые, казалось, росли у них прямо из пышных грудей. С развевающимися волосами, высоко подоткнутыми юбками и белозубыми улыбками на загорелых лицах, они испускали убийственный, чисто женский аромат, сводивший с ума изголодавшихся по женской ласке арестантов. Их ничуть не беспокоил тот факт, что работавшие с ними бок о бок мужчины были заключёнными. Их волновало другое, а именно то, что они были мужчинами, которых в их племени повыбивали, пока не загнали в эти болота.

— Я слишком устал для этого, — махнул рукой Макс. Он поставил тарелку и потёр распухшую от кандалов лодыжку.

— А я — нет! — весело объявил приятель Ривза. — Почитай, целый год копил для этого силы. Ох, уж они у меня попищат! Наемся свежатинки, чтобы хватило ещё на год. Гы-гы-гы!

— Глупо упускать такой шанс, индеец, — растянул губы в злой ухмылке Ривз. — В мире нет более ловких девок, чем кагунские. Уж ты-то, надеюсь, своего не упустишь, ниггер? — презрительно процедил он, поглядывая на Майка своими волчьими глазами.

Тот проигнорировал его, продолжая задумчиво жевать. Лицо Ривза побелело от гнева.

— Я видел, как ты пялился на них на поле, расхаживая со своим дурацким ружьём и корча из себя большого начальника. А у самого было одно на уме: как бы посадить на свой конский шомпол штуки три сразу. Тебе, случаем, шишка в штанах ходить не мешала?

Майк продолжал невозмутимо выманивать хлебом вкусную подливку. Он обращал на пытавшегося подгребнуть его наглеца внимания не больше, чем на жужжавшего под ухом москита.

— Вот это называется пища богов, — сказал он, с сожалением глядя на пустую тарелку.

Ривз позеленел от злости.

— А может быть, ты мечтал о том, как воткнёшь какой-нибудь белой? Это же предел мечтаний для вас, черномазых.

Майк встал во весь свой огромный рост и посмотрел на Ривза, как на червяка. Но тот, увлёкшись, не уловил исходившей от него угрозы.

— Я с тобой разговариваю, ниг…

Он не успел выплюнуть своё оскорбление, как почувствовал, что ноги его отделились от земли, а горло сдавило сотней обручей. Майк приблизил к себе побагровевшее лицо беспомощно болтающего в воздухе конечностями наглеца и веско проговорил, не ослабляя мёртвой хватки:

— Это ты со мной говоришь, тюремная шкура? — Он потряс Ривза в воздухе, как котёнка. — Так вот, запомни, хорёк вонючий, я — вольнонаёмный. Слышишь ВОЛЬНЫЙ. И если тебе дорого твоё здоровье, мразь, в следующий раз подумай, прежде чем раскрывать свою вонючую пасть.

С этими словами он с силой швырнул задохнувшегося Ривза о противоположную стену. Тот шмякнулся и медленно сполз на землю, вытаращив глаза, изрыгая беззвучные проклятия.

Майк опять добродушно улыбнулся.

— А ты быстро учишься, горлопан. — Он поднял с пола пустую тарелку. — Пойду погляжу, может быть, у них чего-нибудь осталось. Такой вкуснотищи я не ел ни разу в жизни.

Ривз, наконец, оклемался и неуверенно поднялся на ноги.

— Я убью эту чёрную скотину, — прошептал он, так как голос ещё не подчинялся ему. — Клянусь Богом, я перережу ему глотку перед тем как выберусь отсюда!

Макс лишь неопределённо улыбнулся.

В тот вечер в бараке воцарилась атмосфера ожидания праздника. Макс растянулся на своей койке со смешанными чувствами. Усталость куда-то улетучилась. Общая атмосфера заразила и его. Он ворочался, не в силах уснуть.

В полночь зашёл надзиратель и примкнул ножные кандалы арестантов к спинкам коек. Выйдя, он весело присвистнул: «Уж, вот я вас!» и удалился, посмеиваясь в усы.

Прошло ещё полчаса.

— Они не придут! — на грани отчаяния завопил кто-то в углу.

— Ой, ребята, я больше не могу! — со слезами в голосе отозвались из другого угла. — Того и гляди кончу…

Барак наполнился скрипом коек и шумом ворочающихся мужчин. Макс почувствовал, что покрылся потом. Сердце его бешено стучало, отдаваясь в висках сотнями молоточков. Он перевернулся на живот, чувствуя сладостное, тянущее ощущение в гениталиях. Он весь напрягся, не в силах побороть охватившее его жгучее желание. Рывком сел в койке и протянул руку за кисетом. От дыма ему стало немного легче.

— Как дела, малыш? — раздался понимающий голос Майка с соседней койки.

— Нормально.

— Ну, тогда оставь дёрнуть.

— На, держи!

На мгновение их руки встретились у тлеющего в темноте огонька.

— Не беспокойся, малыш. Они сейчас появятся.

И действительно, как по его команде, открылась дверь, и в барак одна за другой тенями стали проникать женщины. Макс почувствовал, как одна из них остановилась у его койки. Тёплая, вкусно пахнущая рука наощупь коснулась его лица.

— Какой ты, старый или молодой? — раздался мягкий голос.

— Молодой, — прошептал он в ответ.

Её рука нашарила его грубую натруженную ладонь и поднесла её к своей щеке. Он нежно провёл заскорузлыми пальцами по нежной шелковистой коже. Руку обожгло жарким дыханием:

— Ты хочешь, чтобы я с тобой осталась?

— Да.

Не мешкая, она прыгнула ему в койку и вытянулась рядом с ним. Он зарылся лицом в мягко-упругую теплоту её грудей.

— Спасибо, милая, — прошептал он, спустя некоторое время. — Ты даже представить не можешь, как я тебе благодарен, женщина.

Прошло ещё три дня изнурительной работы на рисовом поле. К Максу вразвалочку подошёл Ривз и заговорщически шепнул:

— Мне нужно кое-что тебе сказать. Но проклятый ниггер так и крутится возле тебя. Еле дождался, когда он отвалит. У нас есть лодка!

— Что? — воскликнул Макс.

— Тихо! Захлопни хлебало! — остервенело процедил Ривз. — Я всё устроил. Она будет спрятана вон у тех кипарисов на следующий день, как мы вернёмся в наш курятник. Остальное — дело техники.

— А ты уверен?

— Ещё как! Недаром же я «жарил» свою бабу неделю подряд. Она для меня всё сделает, — самодовольно ухмыльнулся Ривз. — К тому же за десять лет я прекрасно изучил то, о чём мечтают эти кагунские девицы: чтобы кто-то взял их с собой в Новый Орлеан. А я ещё пообещал жениться на ней! Дура! Держи ноги шире! Ну, как бы то ни было, лодку она подгонит. Мы переждём переполох в её хибаре, расположенной у чёрта на куличках. Когда же они решат, что нас сожрали крокодилы, и прекратят поиски, мы спокойно отправимся в путь через болота. Ну как тебе мой план?

— Звучит красиво, — осторожно согласился Макс.

Завидев приближающегося Майка, Ривз поспешно уполз от греха подальше.

Вечером того же дня Майк по обыкновению уселся рядом с Максом, держа в руках миску с соевой похлёбкой. Некоторое время отовсюду доносилось лишь сосредоточенное пыхтение и скрежет ложек о миски.

— Ты что, всё-таки согласился бежать с Ривзом теперь, когда у него будет лодка?

— А ты откуда знаешь? — уставился на него Макс.

— Наш гадюшник не так велик, чтобы в нём спрятать какой-нибудь секрет, — улыбнулся негр.

— Не знаю, я ещё не решил.

— Поверь, дружище, тридцать дней в клетке — это гораздо дольше, чем оставшиеся тебе полтора года.

— А вдруг нам удастся?

— Не удастся, — произнёс негр убеждённо и печально. — Первым делом охранники спустят собак. И если они не довершат дело, его довершит болото.

— Откуда тебе известно, что мы хотим рвануть через болото? Надеюсь, ты не трекнешь об этом начальнику?

И без того чёрные глаза негра ещё более потемнели от обиды.

— Я думал, что ты обо мне лучшего мнения, парень. Пускай я добровольный надзиратель, но я не стукач. И потом, начальник догадается сам. Это уже неписаное правило: в одиночку бегут через деревню, вдвоём — через болото.

Макс продолжал задумчиво потягивать сигарету.

— Прошу тебя, не убегай, — тихо проговорил негр. — Не вынуждай меня причинить тебе боль. Я же твой друг.

Макс быстро взглянул на него и улыбнулся. Протянул руку и похлопал гиганта по необъятному плечу.

— Что бы ни случилось, ты всегда останешься моим другом.

— Так ты всё-таки бежишь, — скорбно проговорил Майк. Он сердито встал и отошёл в сторону.

Макс озадаченно посмотрел ему вслед. Откуда ему знать, если он сам этого ещё не знает?

Он осознал, насколько Майк был прав, только когда перемахнул вслед за Ривзом через забор и что было духу помчался к купе кипарисов у реки.

Добежав до места, они упали плашмя. Ривз встрепенулся и принялся лихорадочно шарить в прибрежных кустах. Вошёл по колени в вонючую воду, и тишину ночи взорвали его проклятия: «Сука! Падла! Брехливая кагунская шлюха!»

Лодки не было и в помине.

9

По пояс в затхлой вонючей воде пробирались они от кочки к кочке, от бугра к бугру, остервенело хватаясь за режущий руки тростник. Выбравшись на следующий бугор и с трудом отдышавшись, они услышали отдалённый лай собак.

Ривз с остервенением сбивал с себя кровососущих, отплёвываясь и витиевато матерясь.

— Они нас почти достали, — проговорил он, еле ворочая распухшими губами.

Макс озабоченно посмотрел на своего спутника. Лицо Ривза распухло и скособочилось от бесчисленных укусов москитов и оводов, одежда изодрана в клочья, взгляд дикий.

— Ты уверен, что мы не ходим кругами? — сердито спросил он, как будто именно Макс подбил его на побег. — Бродим уже трое суток, а выхода не видно…

— Я знаю не больше тебя, — угрюмо огрызнулся Макс. — Однако, если бы мы ходили кругами, мы бы уже нарвались на них.

— Я больше не могу, — заскулил Ривз. — Вот-вот чокнусь от этих гадских жуков и москитов. Прямо какие-то вампиры. Нет, это безнадёжно, я готов сдаться.

— Сдавайся, но только один. Тебе к клетке не привыкать. Я же живым им не дамся! Кончай киснуть! Отдохнули и пошли!

Ривз с ненавистью взглянул на него и пробормотал:

— Почему они не кусают тебя? Наверное, твоя индейская кровь для них ядовита.

— Наверное… Просто ты убиваешь одного малярийного комара, а сотня слетается на его похороны. Меньше дёргайся и чешись.

— Может быть, заночуем здесь? — взмолился Ривз. — Тут сравнительно сухо, разведём костерок…

— Угу! Разбежался! До темна ещё два часа. А это — добрая миля. Вставай и пошли, слюнтяй!

Он смело шагнул в воду. За ним уныло поплёлся Ривз, проклиная маму, которая его на свет родила. Когда они вылезли на относительно сухую поляну, уже стемнело. Ривз растянулся на траве без сил. Макс вытащил нож, срезал тростник и заострил один конец. Получилось что-то вроде копья. Минуты две он стоял по пояс в воде, не шелохнувшись. Наконец, рядом проплыла смутная тень. Макс нанёс резкий удар копьём и тут же вынул его из воды: на его конце трепыхалась крупная полосатая зубатка.

— Смотри, какой на этот раз крупняк, — повернулся он к Ривзу. Тот никак не отреагировал. Макс вылез из воды, уселся рядом с товарищем по несчастью и принялся методично разделывать рыбу.

— Разведи огонь! — приказал Ривз. — На этот раз мы её зажарим.

Макс засунул в рот кусок и начал медленно жевать.

— Совсем сдурел! — беззлобно заметил он. — Дым костра распространяется на мили. Нет, тебе определённо захотелось в клетку.

Ривз угрожающе приблизился к нему.

— А мне на…ть! — заорал он с искажённым злобой лицом. — Я не какой-то там индеец-сыроед. Мою рыбу я поджарю!

Он заметался по поляне, собирая хворост. Собрав небольшую кучу, принялся с остервенением чиркать об отсыревший коробок, ломая спички.

Макс спокойно наблюдал за его лихорадочными действиями, продолжая медленно пережёвывать жирное жёсткое мясо.

— Разведи огонь, скотина! — истерично взвизгнул Ривз, доломав последнюю спичку.

— Каким образом? — невозмутимо спросил Макс.

— По-индейски, потерев друг о друга две палки!

— Вот возьми и потри. А ещё лучше, засунь их себе в зад, кретин. Ты не видишь, что они мокрые? На-ка, лучше пожуй!

Ривз взял протянутый лоскут рыбьей плоти, с усилием пожевал, но тут же выплюнул.

— Я не могу жрать эту пакость! — Он уселся, обхватив плечи руками. — Что-то стало холодать, — поёжился он.

Макс удивлённо взглянул на него. Ночь была тёплая. На лбу у Ривза появились крупные капли пота. Его явно морозило.

— Ложись! — приказал Макс. — Я укрою тебя травой. Сейчас ты у меня согреешься.

Но у Ривза зуб на зуб не попадал, несмотря на все усилия Макса. Дотронувшись до его лба, он понял, что у того лихорадка. Самое время свалиться с малярией. Неохотно Макс достал из-за пояса сухую спичку и разжёг костёр.

Всю ночь Ривза колотило, как будто его трясли тысячи чертей. Макс взглянул на него. Скоро рассветёт. Он непроизвольно вздохнул. Интересно, сколько времени понадобится теперь охранникам для того, чтобы отловить их. Ну уж днём-то они их точно настигнут.

С этой невесёлой мыслью он задремал, но тут же проснулся, как будто кто-то толкнул его в плечо. За спиной раздался какой-то подозрительный шум. Он взял копьё и осторожно поднялся. Шум повторился. Определённо, к ним подбирался кто-то большой. Макс поднял копьё. Хоть какое-никакое оружие…

И тут во весь свой громадный рост перед ним предстал Майк. Он стоял в живописной позе, опершись на своё длиннющее ружьё.

— Ну, привет, глупый дурила, — поприветствовал он своего друга. — Умнее ничего не придумал, как разжечь костёр?

Макс перевёл дух. Неожиданно им овладела смертельная усталость и безразличие к своей дальнейшей судьбе. Он безнадёжно махнул рукой на подрагивающий ворох мха и листьев.

— Он спёкся. Малярия…

Майк подошёл к Ривзу и приподнял веко.

— Точно. Только это жёлтая лихорадка. Начальник оказался прав. Он побился об заклад один к десяти, что через три дня Ривза свалит болотная лихорадка. — Как ни в чём не бывало Майк присел к костру и протянул к огню руки. — Тут хорошо, тепло. Ну, а ты-то чего здесь ждал?

— А что мне оставалось ещё делать?

— Он бы тебя ждать не стал. В лучшем случае придушил бы, чтоб не мучался.

— Ну, то он…

Негр неловко уставился в огонь.

— Теперь, когда я здесь, можешь двигать дальше.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что слышал. Двигай дальше, и побыстрее, — жёстко произнёс негр и уже мягче добавил: — Пока не подгребли остальные.

— А они далеко?

— Через пару часов прибудут.

Макс посмотрел на него, на уютный костёр, на бескрайнюю черноту топкого болота…

— Я больше не могу. Будь, что будет.

— Будь, что будет! — передразнил его негр. — Я тебя предупреждал, что будет, но ты оказался глупым ослом. Послушал не меня, а этого петуха с куриными мозгами.

— Но я не могу вот так его бросить. В клетке он не протянет и дня.

— Ну ладно, загаси огонь.

Макс сгрёб костёр в воду, угли недовольно зашипели и сдохли. Обернувшись, он увидел, как Майк сгрёб Ривза в охапку и взвалил на плечо, как куль с дерьмом. Повернувшись, Макс понуро поплёлся в направлении тюрьмы.

— Куда это, хотел бы я знать, ты направляешься? — прогудел за его спиной голос Майка. Макс непонимающе уставился на негра. — Болото кончается в другой стороне… миль через двадцать пять. — Майк указывал совсем в другую сторону. Постепенно до Макса дошло.

— Но ты не можешь этого сделать, Майк. Ведь ты уже не заключённый, а вольнонаёмный.

— Да, ты прав, парень. Я больше не арестант, а это значит, что могу идти туда, куда хочу. А сейчас мне почему-то хочется вперёд, а не назад.

— А ты подумал о том, что будет, если они поймают тебя вместе с нами?

— Ну поймают и поймают, — ответил Майк просто. — Во всяком случае мне хоть не придётся тебя наказывать. Как-никак мы с тобой друзья…

Через восемь дней они, наконец, выбрались из болота. Блаженно растянувшись на твёрдой сухой земле, они долго отдыхали, полной грудью вдыхая чистый, не наполненный миазмами испарений воздух. Макс рывком сел и посмотрел вдаль, где на горизонте вился дымок.

— Там город, мужики, — возбуждённо сказал он. — Наконец-то можно будет поесть по-человечески.

— Не так быстро, парень, — потянул его за рукав Ривз, всё ещё жёлтый от перенесённой лихорадки. — Нам нельзя рисковать. Если это город, то в нём наверняка есть лавка. Вот её-то мы и почистим сегодня ночью. Не исключено, что люди в домах предупреждены, и нас уже ждут.

Макс вопросительно взглянул на Майка. Тот молча кивнул.

В два часа утра, легко сорвав замок, они вломились в лавку. Когда они выходили из неё, на них была новая сухая одежда: облегающие джинсы, цветастые рубашки, ковбойские шляпы. У каждого на широком поясе висел револьвер. В карманах позвякивали разделённые поровну восемнадцать долларов из кассы.

Макс предложил увести из какой-нибудь конюшни трёх лошадей, чтобы продолжить путь верхом.

— Индеец есть индеец, — презрительно хмыкнул оклемавшийся Ривз, к которому вместе с силами вернулось и его нахальство. — Да по лошадям они вычислят нас в два счёта. Нет, дня два-три необходимо держаться подальше от дорог, а потом уж подумаем о лошадях.

Спустя два дня у них уже были лошади. Ещё через четыре они ограбили банк в небольшом городке. Теперь в их подсумках звенело около двух тысяч золотом. Путь их лежал в Техас.

10

Макс направлялся в Форт Уорт, чтобы встретить поезд, на котором из Нового Орлеана должна была приехать единственная дочка Ривза. Побродив по станции, он зашёл в мужской салон парикмахерской, дабы убить полчаса, оставшиеся до прибытия поезда. Сел в высокое кресло, откинул голову на подголовник и посмотрел в цепкие настороженные глаза довольно привлекательного голубоглазого мужчины, смотревшие на него из зеркала. Да, это было лицо не юноши, но и не мужчины. Чёрная аккуратная бородка скрывала высокие скулы. В смотревшем на него из зеркала лице не было ничего индейского. Макс подмигнул себе в зеркало и встал. «Сколько я вам должен?» — «Полдоллара за стрижку и двадцать пять центов за подравнивание бороды, сэр». Макс бросил парикмахеру серебряный доллар.

Когда он вышел из парикмахерской, от стены противоположного дома отделилась огромная чёрная тень и направилась к нему.

— Поезд должен прибыть с минуты на минуту, — заметил Макс, вытаскивая из кармана круглые серебряные часы на цепочке.

— Да, пошли на платформу, — ответствовал Майк.

Уже минуло три с половиной года, как они приехали в Форт Уорт с семью тысячами в седельных сумках. Позади остались два ограбленных банка и два трупа охранников, имевших неосторожность оказать им сопротивление. Всё это время им чертовски везло. Никто не мог их опознать, и в городе их восприняли просто как приезжих, у которых водились деньги.

— Неплохой городок, — весело заметил тогда Макс. — По дороге в отель я насчитал несколько банков на одной только улице.

Ривз сердито глянул на него из потёртого кресла дешёвого номера второразрядной гостиницы, в которую они только что вписались под вымышленными именами.

— Отныне с этим завязано, — проговорил он повелительным тоном.

— Что это с тобой? — недоуменно спросил Макс. — По-моему, они как девки на выданье — только и ждут, чтобы их взяли.

Ривз категорически покачал головой.

— Именно это и сгубило меня в прошлый раз. Вовремя не остановился…

— Ну и чем же мы теперь будем заниматься? — насмешливо спросил Макс. — Продавать лифчики на углу?

Как ни странно, на этот раз Ривз не вышел из себя. Он не спеша закурил и лишь после этого ответил:

— Осмотримся и займёмся каким-нибудь легальным бизнесом. А если ты так неравнодушен к лифчикам, то можешь заняться ими… в моём казино и салуне с девочками «Ривз энд К°». Вы двое будете этими «К°». Техас разрастается, открывая сотни возможностей. Земля дешёвая. Вот увидите, скоро мы будем здесь процветать!

Действительно, не прошло и двух недель, как Ривз по дешёвке купил казино и салун у одного не прижившегося на Западе выходца из северных штатов. Отныне, далеко не святая троица обосновалась в небольшом городке на бойком месте в шестидесяти пяти милях южнее Форт Уорта. Менее чем через два года Ривз стал одним из самых уважаемых людей в городе. Перепродал своё заведение с сомнительной репутацией и открыл храм золотого тельца — банк. Позднее он начал скупать участки земли, на которых попахивало только что открытой в этих краях нефтью. Он даже баллотировался кандидатом в мэры.

Прошёл ещё один год. Постепенно люди начали забывать о том, что в недавнем прошлом мистер Ривз владел борделем, в котором пышным цветом процветали проституция и азартные игры. Банк Ривза начал пользоваться в городе заслуженно высокой репутацией и успешно вытеснил всех конкурентов. Ривз начал неуклонно богатеть, имея крепкие тылы в лице своих обречённых па дружбу с ним компаньонов Макса и Майка, которых он презирал и ненавидел, но без которых никак не мог обойтись на первых порах. Теперь для пущей респектабельности Ривзу не хватало одного — семьи. Именно этот фактор оказался решающим в его неизбрании мэром. Ривз учёл свою ошибку и послал тайный запрос в Новый Орлеан, где более десятка лет назад бросил жену с маленьким ребёнком. Вскоре на гербовой бумаге солидной адвокатской конторы пришёл ответ, извещавший его о том, что его жена умерла пять лет назад, а дочь Беатрис проживает вместе со своими дальними родственниками. Немедленно в Новый Орлеан полетела телеграмма с приглашением и ответное согласие дочери приехать к «милому папочке» пятого марта…

Макс стоял на платформе, поглядывая из-под надвинутой на глаза стетсоновской шляпы на выходивших из поезда пассажиров.

— Ты хоть знаешь, как она выглядит? — спросил его неразлучный друг, который за эти годы вольготной жизни превратился в шкаф чёрного дерева.

— Откуда? Джим описал мне её такой, какой она была тринадцать лет назад.

Пассажиры понемногу рассосались, и на платформе осталась одна молоденькая птаха с ворохом чемоданов и саквояжей. Она бросала беспомощные взгляды из конца в конец платформы.

«Она?» — взглядом спросил негр. В ответ Макс пожал плечами. Друзья подошли к девушке и вежливо дотронулись до шляп.

— Вы случайно не мисс Ривз, мэм?

Улыбка облегчения озарила миленькое голубоглазое личико с симпатичными ямочками на тронутых свежим румянцем щеках.

— Ой! Как я рада вас видеть, джентльмены. А то я совсем было потерялась, — весело защебетала она. — Я уже подумала, что отец не получил моей телеграммы.

Макс не удержался от ответной улыбки.

— Меня зовут Макс Сэнд. Ваш отец поручил мне вас встретить.

На миловидное личико девушки нашло облачко досады.

— Я так и думала. Отец всегда так занят, что не нашёл времени заглянуть домой за столько лет!

Макс догадался, что она не знает о том, что её отец был в тюрьме.

— Пойдёмте, милая леди, — галантно взял её под руку Макс. — Сегодня вы переночуете в «Палас-отеле». А завтра утром отправимся. До вашего дома два дня пути.

Когда они через двадцать минут подъехали к отелю, Макс понял, что влюбился впервые в жизни.

Макс легко соскочил с коня, потрепал его по потной холке и привязал к столбу у ранчо Ривзов. Легко взбежал по ступеням и постучался. Дверь открыла Беатрис. Всегда оживлённое лицо её на этот раз было мрачнее тучи, глаза вспухли — явный признак недавних слёз.

— О, это вы! Входите! — пригласила она бесцветным голосом.

Недоумевая, Макс прошёл за ней в гостиную. Без долгих предисловий попытался обнять расстроенную девушку.

— Бетти, дорогая, что случилось?

Она мягко высвободилась из его рук.

— Почему вы скрыли от меня, что вы — беглый преступник? — с укором произнесла она, стараясь смотреть в сторону.

Его лицо сразу приняло жёсткое выражение.

— Разве это что-нибудь бы изменило?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Да, многое, — честно призналась она. — Я бы не позволила себе… увлечься вами.

— Но неужели это настолько важно? Вы даже не спрашиваете, за что я попал в тюрьму.

— Мне незачем это знать. Достаточно самого факта! — Она опять беспомощно заглянула ему в глаза. — Впрочем, я не знаю. Не спрашивайте меня. У меня всё смешалось в голове…

— Что ещё ваш отец рассказал вам?

Она вновь отвела взгляд, нервно ломая пальцы.

— Что я не могу выйти за вас замуж… не только по этой причине… Есть ещё и другая.

— Какая же? — недобро сузил глаза Макс, предчувствуя ответ.

— А такая, что вы наполовину индеец! — выпалила девушка.

— И вы сразу разлюбили меня, — с горечью проговорил Макс.

— Я сама не могу разобраться в своих чувствах.

Макс властно притянул её к себе.

— Но, Бетти, Бетти, — хрипло прошептал он. — Вспомни, как нам было хорошо прошлой ночью вдвоём… на танцах. Ты поцеловала меня и шепнула, что любишь. Ведь я ни капельки не изменился!

На мгновение она замерла в его объятиях, но потом с силой оттолкнула и гневно произнесла:

— Не притрагивайтесь ко мне!

Что-то в её голосе, позе, жесте заставило его взглянуть на неё по-другому: ни как на милое юное создание, а как на дочь Ривза. Не говоря ни слова, он резко развернулся и вышел из гостиной.

Подъехав к банку, Макс спешился и вошёл в заднюю комнату, служившую Ривзу личным кабинетом. Банкир оторвал глаза от бумаг и с любопытством взглянул из-под очков на своего помощника. Увидев, что тот чем-то расстроен, и догадываясь чем, он решил действовать в своей обычной нахальной манере.

— Чего это ты врываешься, как какой-нибудь грабитель! — рявкнул он. — Между прочим, мог бы и доложиться…

— Сейчас я тебе доложу, — с угрозой процедил Макс. — Со мной твои штучки не пройдут. Хватит того, что ты наговорил обо мне своей дочери.

— Ах, ты об этом! — притворно рассмеялся Ривз. — Я ей сказал одну только правду и ничего кроме правды.

— Правду, да не всю! Но как бы то ни было, ты своего добился. Вчера она согласилась выйти за меня замуж, а сегодня отказала.

— Э, парень, брось! Нашёл о чём печалиться. У нас есть дела поважнее…

— Вот это точно! Поговорим о деле. Я уезжаю!

Ривз мигом подобрался.

— И ниггера забираешь с собой?

— Да! А теперь гони нашу долю.

— Вот и хорошо… вот и ладненько… — сладким голосом проговорил Ривз, вытаскивая из сейфа пачку банкнотов.

Макс не спеша пересчитал деньги.

— Всего-то пятьсот долларов? Уж не принимаешь ли ты нас за идиотов? По приезде сюда мы вложили в дело семь тысяч и, насколько мне известно, убытков с тех пор не терпели. Гони пять кусков, пока я не вытряхнул из тебя твою подлую душонку. Или, может быть, ты хочешь потолковать с Майком?

— Ну хорошо, хорошо! — разом помягчел Ривз. — Не будем спорить. Пять кусков, так пять кусков. На, держи!

Макс засунул деньги в задний карман, не считая, и вышел, не прощаясь. В голове свербила мысль: «Что-то слишком легко Ривз расстался с деньгами, поразительно легко…»

Макс не успел пройти и двух кварталов, как понял причину небывалой податливости своего компаньона.

Навстречу ему вразвалочку шёл шериф с двумя помощниками. Позади них маячил Ривз. Поравнявшись с Максом, трое полицейских вытащили свои кольты.

— В чём дело, шериф? — спросил ничего не подозревающий Макс.

— Обыщите его! — возбуждённо заверещал Ривз. — И вы найдёте украденные у меня деньги.

— Украденные?! — опешил Макс. — Да он блефует! Эти деньги мои, честно заработанные. Он только вернул мне свой долг.

Макс автоматически положил руку на рукоятку кольта.

— Убери руки с пушки, сынок! — властно приказал шериф. — Сейчас мы разберёмся, что к чему.

Он осторожно подошёл к Максу и ощупал карманы. Из заднего извлёк пухлую пачку новеньких стодолларовых бумажек.

— Ну вот видите! Что я вам говорил?

— Ах ты, сукин сын! Скунс вонючий! — взорвался Макс и рванулся к горлу банкира-бандита. Но прежде чем он успел сомкнуть пальцы, страшный удар обрушился на него сзади. Это шериф саданул его рукояткой тяжёлого кольта по голове. Двое его помощников подхватили на миг потерявшего сознание Макса. Как раз в этот момент из окна салуна случайно выглянул Майк и тут же спрятался за занавеской.

Ривз подошёл к обмякшему Максу и презрительно процедил:

— Будет мне наука, как доверять вонючим полукровкам.

— Волоките этого орла, ребята, в участок. Там мы его научим жизни.

— Вам бы лучше заглянуть в салун, сэр, и заодно прихватить и его дружка ниггера. Ставлю тысячу против одного, — Ривз многозначительно посмотрел в водянистые глаза шерифа, — что они задумали эту операцию на пару.

Видя, что шериф направляется к салуну, Майк предпочёл его не ждать и потихоньку выскользнул из здания через задний ход. Вскоре по дороге из города скакал огромный чёрный всадник на чёрном коне.

Ривз ехал по дороге на ранчо в своей двуколке, запряжённой парой великолепных золотистых лошадей. Настроение было прекрасное. Всё-таки ловко он избавился от этих лабухов. Теперь можно сказать, что он, наконец, в безопасности. Макс будет нем как рыба. Не в его интересах выкладывать всю их одиссею — лишь срок набросят. А ниггер, как он и думал, смылся при первых признаках опасности.

Ривз довольно замурлыкал что-то себе под нос и не заметил, как из-за ближайших деревьев показалась чёрная мускулистая рука, продолжением которой был длинный чёрный хлыст. Эта чёрная змея обожгла его и сбила с козел. Он попытался подняться и выхватил револьвер, но следующий удар хлыста выбил оружие у него из рук, перебив кисть.

Ривз дико вскрикнул и упал на спину, баюкая искалеченную руку. Над ним нависла громада Майка, поигрывающего страшным бичом.

Ривз заорал теперь уже от страха. Он быстро встал на четвереньки и побежал от чёрного ангела мщения, как таракан, но бич опять настиг его, и он свалился лицом в дорожную пыль. Чёрная змея вновь и вновь впивалась в его тело…

Утром следующего дня шерифу доложили, что на дороге к ранчо Ривза найден искалеченный труп прилично одетого мужчины. Он тяжело вздохнул и посмотрел в хмурые лица подчинённых. Ночью кто-то, обладающий неимоверной силой, с корнем вырвал тюремную решётку, и Макс Сэнд бесследно исчез.

Прибыв на место происшествия, шериф и его помощники долго смотрели на изуродованный труп. Потом, как по команде, сняли шляпы и вытерли вспотевшие лица.

— Похоже, когда-то это было банкиром Ривзом, — произнёс один из помощников.

— Да, было… — задумчиво подтвердил шериф. — Судя по почерку, так разделать его мог только один человек — экзекутор из луизианской тюрьмы.

11

По-испански название деревушки было длинным и трудновыговариваемым, особенно для американцев. И поэтому они придумали ей другое, точное и лаконичное: Лёжка. Это было последним прибежищем, использовавшимся джентльменами удачи в исключительных случаях, когда дальше бежать было некуда. Она находилась в четырёх милях по ту сторону границы, на мексиканской территории, на которую не распространялась юрисдикция Соединённых Штатов.

И это было одним из немногих мест в Мексике, где можно было свободно достать американское виски, правда, по четвертной цене.

Алькаде сидел за последним у стены столиком своей кантины и зорко наблюдал за тем, что творится здесь. Вот в таверну вошли двое американос. Плюхнув шляпы на стол, они сели за столик у окна. Огромный негр и изящный, грациозный белый с повадками пантеры. Несмотря на тёмно-голубые глаза, что-то в его облике было определённо мексиканское. Меньшой заказал текилу.

Алькаде с интересом наблюдал за живописной парой. Вот скоро и они уедут. Всегда одна и та же история. Когда они приезжают, то заказывают самое лучшее: контрабандное виски, лучшие комнаты, самых дорогих шлюх. Но постепенно деньги тают, и они начинают урезать себе в расходах. Первым делом перебираются в комнаты подешевле, потом отказываются от девочек и, наконец, переходят с виски на текилу. А это верный признак того, что скоро вновь пустятся в странствия.

Алькаде допил свою текилу мелкими глотками. Так уж устроен мир. Он опять взглянул на белого. Видный малый. Он вздохнул, вспомнив о сыне. Хуаресу бы этот парень понравился. Тёкшая в его жилах индейская кровь безошибочно определяла настоящих воинов. Старик опять тяжело вздохнул. Бедный Хуарес. Он так много хотел для своего народа, а получил так мало. Наверное, перед смертью он так и не осознал, что главной причиной его неудачи являлось то, что народ, за который он боролся, не хотел для себя так много, как этого для него хотел маленький Хефе… Старый алькаде задумчиво посмотрел на американос, вспоминая тот день, когда впервые увидел их в своей таверне. Было это почти три года назад.

Они вошли в кантину тихо. Их одежда была пропитана пряной пылью прерий, а тела — усталостью. В тот раз они, как и теперь, уселись за столик у окна. Младший сын алькаде только поставил на стол бутылку и стаканы, как от бара отделилась огромная лохматая туша бузотёра Джека, который уже успел порядком «намазать глаз». Подойдя к их столику, громила громко проговорил, обращаясь к маленькому и начисто игнорируя негра:

— Негритосам в нашем салуне находиться не положено.

Голубоглазый продолжал потягивать виски. Он даже не поднял головы на забияку, который явно нарывался на скандал. В следующее мгновение его стакан отлетел к стене, разбившись вдребезги.

— Скажи своему ниггеру, пусть убирается, — злобно прошипел Джек. Повернувшись, он подошёл к бару и вновь уселся на свой стул.

Негр начал медленно подниматься, но его приятель повелительно положил ему руку на плечо. Негр вновь опустился на стул.

Когда маленький вышел из-за стола, оказалось, что он вовсе не такой уж и маленький. Просто он выглядел хрупким на фоне необъятного негра.

— Кто устанавливает здесь порядок? — спросил он у бармена.

Бармен махнул в сторону хозяина: «Алькаде, сеньор». Американо подошёл к столу алькаде. Двигался он плавно, с ленцой. Так мог двигаться только человек, у которого в запасе была секунда. Тогда алькаде поразили глаза незнакомца. Жёсткие, безжалостные, цвета предзакатного мексиканского неба. По-испански он говорил с мягким кубинским акцентом.

— Этот боров сказал правду, сеньор?

— Нет, сеньор, — ответил алькаде. — Здесь мы радушно принимаем каждого, кто может заплатить.

— Я так и думал, — спокойно ответил американо и направился к бару. Он остановился в нескольких шагах от горлопана и чётко произнёс:

— Ты слышал, что сказал алькаде? Так что, парень, ты не прав. Мой друг останется здесь. А ты засунь язык в задницу и запей его виски. Бармен, налей ему стакан!

— Ах, так! — взвился Джек, и в его руке оказался револьвер.

Маленький американец сделал почти ленивое, но тем не менее неуловимое для глаза движение, и по бару раскатился звук выстрела. Джек начал медленно оседать, выпучив глаза и раскрыв от удивления рот. Когда его голова со стуком опустилась на деревянный пол, он был уже мёртв.

Американец бросил свой кольт в кобуру и вновь подошёл к алькаде:

— Прошу прощения, сеньор, за то, что мне пришлось нарушить спокойствие вашего заведения, — по-испански извинился он.

Алькаде посмотрел на разлёгшуюся на полу тушу, пожал плечами и спокойно ответил:

— Де нада. Ничего! Он сам напросился. Собаке собачья смерть. Жаль, что он так и не научился хорошим манерам…

Это было три года назад. У этого американца врождённая грация, как у его погибшего сына. И сверхъестественное владение оружием. Пожалуй, это самый быстрый револьвер, который ему приходилось видеть за свои шестьдесят с липшим лет. В его руках кольт жил как бы своей собственной жизнью. Хефе непременно взял бы его к себе в адъютанты.

Несколько раз в год друзья незаметно исчезали из деревни и так же неожиданно появлялись вновь. Иногда через несколько недель, а иногда и месяцев. И тогда у них бывало полно денег, которые они швыряли направо и налево. Виски текло рекой, весёлые девицы сменяли одна другую. Но с каждым разом старый алькаде замечал в них какое-то глубокое одиночество, неизбывную тоску, обречённость. Порой ему становилось их жалко. Они были совсем не похожи на других «весёлых ребят». Было заметно, что такая жизнь тяготит их.

И вот опять текила. Сколько ещё вылазок успеют они сделать, чтобы однажды не вернуться, не только в эту деревню, но и ни в одно другое место на земле?

Макс допил текилу и бросил в рот кружок лимона.

— Ну, и что мы имеем? — спросил он Майка.

— Недели три ещё протянем.

— Н-да… — Макс скрутил сигаретку и закурил. — Остаётся одно: взять банк с настоящими деньгами и рвануть, скажем, в Калифорнию или Массачусетс, или ещё куда-нибудь, где нас не знают. Ляжем на дно и подумаем, как жить дальше. Тут у нас деньги почему-то не задерживаются.

— Да… — согласно осклабился негр. — Уходят, как в прорву. Но то, что ты предлагаешь, — не выход. Нам надо разделиться. А то мы с тобой, как иголка с чёрной ниткой. Уже повсюду ищут негра и голубоглазого американца, похожего на мексиканца. Оставаться вдвоём всё равно что повесить на грудь табличку с нашими именами и выйти на улицу.

Макс вновь наполнил стаканы.

— Решил избавиться от меня, загорелый? — улыбнулся он невесело и отхлебнул обжигающей тростниковой водки домашнего приготовления.

Однако Майк оставался серьёзен.

— Если бы не я, то ты бы уже давно мог где-то осесть и начать нормальную жизнь, а не бегать, как заяц, преследуемый сворой гончих.

Макс сердито выплюнул лимонную косточку.

— По-моему, мы давно порешили не расставаться. Сорвём хороший куш и в Калифорнию.

В этот момент дверь с шумом распахнулась, и в бар ввалился отдувающийся, пыльный, рыжеволосый ковбой, заряженный неиссякаемой энергией.

— А вот и старина Чарли Доббс собственной персоной! — объявил он, плюхаясь в плетёное кресло между Максом и Майком. — Что это вы тут, ребята, пьёте? Опять этот горлодёр, от которого черти в аду дохнут? Бармен! Ну-ка принеси нам бутылочку старого доброго «Джонни».

Бармен с готовностью поставил на стол бутылку виски и три чистых высоких стакана. Спустя минуту прибавил к ним корзинку со льдом и сифон с содовой.

— За лёд спасибо, а содовую вылей себе за шиворот, — оглушительно рассмеялся Доббс. — Настоящие мужики пьют неразбавленное.

— Какими судьбами тебя занесло сюда, Чарли? — улыбнулся Макс уголками губ.

— Теми же, что и вас, джентльмены. Ваше здоровье!

— Я думал, ты сейчас где-нибудь на подъезде к Рено.

— Я и сам так думал, но тут мне попалось потрясающее дельце, о котором я мечтал всю свою праведную жизнь. Не мог же я проехать мимо своей мечты!

— Ну и что это за дельце? — сдержанно осведомился Майк.

Чарли понизил голос до шёпота.

— Абсолютно новый банк. Свежеиспечённый! А какова начинка! Вы помните, ребята, я вам рассказывал о том, что в Техасе нашли нефть? Так вот я решил самолично проверить, так ли это. — Он плеснул в стаканы золотистой жидкости и залпом выпил свою порцию. — И что же вы думаете? Всё оказалось сущей правдой! Эта скважина — самая чудная вещь на свете! Понимаете, копают колодец, а из него вместо воды хлещет чёрное масло. Потом его разливают по бочкам и везут на Восток. А оттуда обратно течёт золото, только не чёрное, а что ни на есть самое настоящее. И повсюду: скважина — банк, скважина — банк. Те места прямо купаются в деньгах!

— Звучит неплохо, — заметил Макс. — Только пока не вижу дела для нас.

— Один мой дружок из местных обещал всё подготовить. Но в одиночку и даже вдвоём это дельце не провернуть. Нужны крепкие надёжные ребята вроде вас.

— Короче, условия?

— Две доли ему и по доле нам троим.

— Что ж, вполне справедливо, — кивнул головой Макс.

Чарли возбуждённо заглянул ему в глаза.

— Сразу после Нового года. Центральный нефтяной банк получает кучу денег для субсидирования новых скважин. — Он разлил остатки виски по стаканам. — Отправляемся прямо завтра. Мне понадобилось три недели, чтобы добраться до вас.

12

Макс прошёл в салун вслед за Чарли Доббсом. Он был полон дюжих ребят с нефтяных разработок и ковбоев. За столами вовсю шла игра в кости и в карты. Столы были окружены тройным кольцом болельщиков и желающих попытать счастья.

— Ну, что я тебе говорил? — возбуждённо проговорил Чарли. — В этом городке жизнь бьёт ключом так же, как и нефть.

Он протиснулся к бару, где в стороне от других потягивал виски широкоплечий мужчина. При их приближении он повернулся и процедил вместо приветствия:

— Что-то ты долго добирался. За это время можно было доскакать до России и обратно.

— Что я почти и сделал, Эд, — весело ответил Чарли.

— Подожди меня на улице, — буркнул Эд, поворачиваясь и делая знак бармену. При этом он скользнул по Максу безучастным, но в то же время всё вбирающим в себя взглядом.

От Макса тоже не ускользнуло мёртвое выражение его блёклых бесцветных глаз — глаз прирождённого убийцы. Человеку, которого Чарли назвал Эдом, было где-то под пятьдесят. Выцветшие усы песочного цвета понуро свисали вдоль жёстких складок у его рта. Максу показалось, что где-то он уже видел этого человека, но он никак не мог вспомнить где и когда.

Выйдя из салуна, Эд свернул с освещённой улицы в тёмную аллею и подождал, пока к нему присоединятся Макс и Чарли.

— Я сказал, что для этого потребуются четверо, — сердито проговорил он.

— Не заводись! — осадил его Чарли. — Есть четвёртый. Ждёт на окраине города.

— Ну, хорошо. Вы приплыли как раз вовремя. В пятницу вечером, то бишь завтра, президент банка и кассир задержатся допоздна — будут составлять ведомости на оплату буровикам. Обычно они заканчивают около десяти. Мы перехватим их, когда они будут выходить из конторы, загоним обратно и заставим открыть сейф, чтобы нам не пришлось потом взрывать.

— Плёвое дело! — с энтузиазмом идиота воскликнул Чарли. — Ты как думаешь, Макс?

Макс посмотрел на Эда.

— Пушки у них будут при себе?

— А как же! Ты что, может быть, боишься, что придётся немного пострелять?

— Нет, если это неизбежно. Просто надо знать, чего ожидать.

— Как ты думаешь, сколько мы снимем? — нетерпеливо спросил Чарли.

— Тысяч пятьдесят по крайней мере.

— Ого! — присвистнул Чарли. — Это же по десять кусков на нос!

— А сейчас тихо рассосались, — повелительно произнёс Эд. — Нас не должны видеть вместе. Встречаемся у задней двери банка завтра в девять тридцать.

Макс с Чарли кивнули в знак согласия. Эд направился в сторону от них, но потом вернулся. Пристально посмотрел на Макса.

— Я тебя раньше нигде не мог видеть, парень?

— А Бог его знает! — пожал плечами Макс. — Твоя рожа мне тоже вроде знакома…

— Ну ты поосторожнее. За рожу можно и схлопотать по роже.

— Будем считать, что мы квиты, — предложил разрядить атмосферу Макс. — Возможно, завтра кто-нибудь из нас вспомнит.

Эд зло сплюнул и растаял в темноте аллеи.

— Приготовьтесь! Идут! — хрипло прошептал Эд.

Макс слился со стеной у двери, по другую сторону которой, подняв курносые дула револьверов в звёздное небо, замерли Эд и Чарли. Из конторы послышались голоса двух человек, приближающихся к двери с внутренней стороны. Едва она отворилась, как трое грабителей втолкнули ошеломлённого управляющего банком и его кассира обратно в небольшую прихожую.

— Какого чёрта? Что здесь проис… — голос неожиданно оборвался, раздался лёгкий вскрик и глухой звук упавшего тела.

— Не вздумай орать, вонючка, если хочешь остаться в живых, — зло прошипел Эд. — Давайте их в заднюю комнату.

Не теряя времени, Макс нагнулся и, подхватив лежащего под мышки, быстро потащил его по узкому тёмному коридору, в то время как Чарли подгонял револьвером испуганно замолкнувшего второго. Затащив его в комнату, Макс прислонил бездыханное тело к стене.

— Проверь переднюю дверь! — распорядился Эд.

Чарли подскочил к парадному входу и выглянул на улицу: всё было тихо и спокойно.

— Никого! — доложил он.

— Вот и отлично. Приступаем! А ну-ка ты, крысёнок, живо открой сейф!

Однако тот, к кому он обращался, сидел, испуганно уставившись на своего недвижимого напарника, и никак не отреагировал.

— Дай ему по балде, чтоб пришёл в себя, — гаркнул Эд.

— Я-я? Н-но я-я н-не м-могу! — наконец, выдавил он из себя. — К-комбинацию цифр замка з-знает только мистер Гордон.

Эд повернулся к Максу.

— Приведи его в чувство, что стоишь, как баба на сносях!

Макс зыркнул на него и опустился на колено возле не подававшего признаки жизни управляющего, голова которого странным образом скособочилась, челюсть отвалилась.

— Он уже никогда не очухается! Ты проломил ему череп, — мрачно объявил он.

Эд снова приступил к испуганно таращившемуся кассиру:

— Всё-таки сейф придётся открыть тебе, крысёнок.

— Н-но я не м-могу! Я у-ж-же сказал, чт-то не з-наю шифра.

Эд наотмашь хлестнул его по лицу. Очки слетели и со звоном разбились о стену.

— Так вспоминай скорее, скотина, если хочешь жить!

— Клянусь вам, мистер, я не знаю. Его знал только м-мистер Гордон. Он был…

Эд схватил кассира за волосы и саданул лицом о стол.

— Открой сейф!

— Послушайте, мистер! — взмолился бедный клерк, растирая по лицу слёзы и кровь из носа. — Вот в этом ящике четыре тысячи долларов. Это всё, чем я могу вам помочь. Ради Бога, не бейте меня. Я действительно не знаю шифра!

Эд дёрнул ящик на себя, достал из него увесистую пачку банкнотов и небрежно засунул её в карман ковбойки.

— А теперь открывай сейф, ублюдок! — сбив кассира со стула, Эд подскочил, чтобы поразмять о него ноги.

— Но я не знаю, не знаю, не зн-а-ю-ю! — истошно завопил кассир, и гангстер засунул ему в рот грязный шейный платок.

— Скорее всего, он действительно не знает комбинации, — тронул его за плечо Макс.

Эд смерил его тяжёлым взглядом, потом опустил занесённую для удара ногу.

— Может быть, но я знаю, как его разговорить. Глянь-ка, там всё тихо?

Макс выглянул на улицу и убедился, что там не было ни души. Когда он вернулся в комнату, Эд приказал:

— Привяжи-ка этого подонка к столу.

— Это ещё зачем?

— Сейчас мы проверим, действительно ли он такой невежда. Заговорит как миленький, если поласкать его раскалённой кочергой.

С этими словами он вытащил раскалённую кочергу из не успевшей остыть печки-буржуйки.

— Подожди… Так дело не пойдёт, — воспротивился Чарли. — Если думаешь, что парень лжёт, убей его.

Эд угрожающе поднял кочергу и злобно проговорил:

— Беда с вами, с молодёжью! У всех у вас — трухлявое нутро. Прямо, как кисейные барышни, ей-богу! Если хотим, чтобы он нам сказал, надо подкалить ему яйца.

— Если бы он знал, то давно бы уже всё нам выложил! — сумрачно вставил Макс. — Ты смотри, у него уже и так штаны мокрые.

— Идиоты! — исступлённо произнёс Эд. — Да в этом чёртовом ящике более пятидесяти тысяч. И я не намерен от них отказываться!

— Тогда надо было соизмерять свою силу.

— Да послушайте вы, кретины! Это сработает. Вот увидите! Лет двенадцать назад я со своими друганами Расти Хэррисом и Томом Дортом, царство им небесное, потрошили таким же вот образом одного бродягу охотника и его индейскую бабу…

Макс почувствовал, как все его внутренности разом подкатили к горлу и разом рухнули вниз. Сцепив зубы, он удержался рукой за стену и на минуту прикрыл глаза. Ему живо припомнилась ужасающая картина в его доме — безжизненное, пропахшее жжёным мясом тело отца, обвисшее на верёвках, изрезанный труп матери на полу и… раскалённая кочерга в очаге.

Усилием воли он подавил тошноту и тряхнул головой. На смену болезненному чувству пришла жгучая, всё поглощающая ненависть. Наконец-то он нашёл того, кого искал целых двенадцать лет!

Эд подошёл к печке и снова засунул туда кочергу. Не оборачиваясь, он продолжал рассказывать:

— У старого перечника где-то было припрятано золотишко. Все в Додже знали об этом, а он, баран, упёрся и ни в какую… — Гангстер взглянул на подозрительно притихшего Макса.

— А ты чего здесь стоишь? Я сказал тебе присматривать за передней дверью!

Макс посмотрел на него сверху вниз и глухо спросил:

— Ну и что, нашли вы его золото?

Эд недоуменно воззрился на него.

— Итак, вы ничего не нашли, потому что никакого золота не было…

— А ты откуда знаешь!

— Знаю. Я — Макс Сэнд.

По лицу Эда Макс понял, что тот его узнал. Бандит плашмя упал на пол, перекатился в сторону и схватился за кольт. Одним прыжком Макс настиг его, ударом ноги выбил кольт из рук и, схватив за волосы, подтащил к печке. Почти одновременно один выхватил нож из ножен, а другой — раскалённую докрасна кочергу.

Нечеловеческий вопль разрезал ночную тишину, и Эд схватился обеими руками за выжженные глаза.

Макс стоял над поверженным противником. Его мутило от тошнотворного запаха палёного человеческого мяса. Наконец-то индейские боги его предков были умилостивлены!

Он вздрогнул от руки Чарли, лёгшей ему на плечо.

— Сматываемся отсюда! — ожесточённо проговорил он. — Сейчас у нас на хвосте будет полгорода!

— Да, ты прав, — проговорил Макс и отшвырнул кочергу.

Двух минут им вполне хватило для того, чтобы добежать до угла квартала, где их ждал Майк с лошадьми. Под градом пуль, сыпавшихся на них со всех сторон, они рванули из города, опередив погоню всего на полчаса.

Через три дня их загнали в небольшую пещеру у подножия горы, обложив со всех сторон, как волков. Посмотрев сверху вниз на расстилающуюся перед ним долину, Макс вернулся к Майку, бессильно прислонившемуся к сырому безжизненному камню.

— Ну, как ты, Майк? — тревожно спросил он.

Обычно лоснившееся, жизнерадостное лицо друга было пепельно-серым, губы посинели.

— Худо мне, парень, худо, — ответил негр, с трудом шевеля губами и зажимая обеими руками вываливающиеся внутренности.

Макс наклонился и вытер пот с его лица.

— Прости, дружище, но воды больше нет…

— Теперь это не важно, — попытался улыбнуться Майк. — На этот раз мне засадили в потроха добрую порцию свинца, видишь, как я отяжелел, даже не могу встать… Моё путешествие закончено.

Из глубины пещеры раздался рассудительный голос Чарли:

— Уже светает, парни. Пора двигать. Скоро они начнут облаву.

— Вот ты и двигай, Чарли, а я остаюсь с Майком.

— Не будь дураком, парень, — жёстко произнёс Майк. — Мне уже всё равно не поможешь, а себя погубишь.

Видя, что Макс собирается возражать, Майк слабо стиснул его руку своей огромной чёрной ладонью.

— Давай немного помолчим, друг.

Макс скатал сигарету, раскурил её и сунул Майку в рот.

Тот жадно затянулся пару раз и с усилием выдавил:

— Сними-ка с меня пояс.

Макс расстегнул массивную серебряную пряжку и осторожно снял пояс со стонущего друга.

— Вот теперь лучше, — скрипнул зубами негр. — Проверь его содержимое. Да нет же! С внутренней стороны…

Перевернув пояс, Макс обнаружил притороченные к нему потайные кармашки.

Забавляясь удивлением друга, Майк улыбнулся и сказал:

— Тут пять кусков — всё, что мне удалось скопить за годы наших странствий. Хранил это на тот день, когда мы завяжем и осядем где-нибудь на ранчо. Бери, мне они уже не понадобятся.

Макс скатал ещё одну сигарету и закурил. Он молча смотрел на умирающего друга, почти физически переживая его мучительную боль. Майк закашлялся. На его губах появилась кровавая пена.

— Ты опоздал родиться лет на тридцать, парень, — повторил он уже однажды слышанную Максом фразу. — Время вольных благородных разбойников ушло безвозвратно.

— Я не оставлю тебя, — упрямо повторил Макс.

Майк посмотрел на друга и произнёс с напускным раздражением:

— Не заставляй меня думать, что тогда, в тюрьме, я выбрал себе в друзья не того, кого надо. Мне некогда менять о тебе мнение, и, пожалуйста, не мешай мне умирать.

Лицо Макса расплылось в широкой, столь редкой для него улыбке.

— Ну и говнюк же ты, к тому же хитрый, как тысяча китайцев.

Майк усмехнулся и произнёс уже серьёзно:

— Давай, парень, не валяй дурака. Отваливай. Я задержу их, может быть, на целый день. За это время ты уйдёшь далеко на север…

Он закашлялся, выплеснув на этот раз фонтан тёмной густой крови. Вытер губы рукавом, сплюнул и решительно произнёс:

— Дай-ка руку, помоги подняться на ноги!

Макс поднял огромного друга и подставил ему плечо. Так, бок о бок, они медленно вышли из пещеры.

В этот прекрасный предрассветный час всё вокруг дышало покоем и умиротворением. Дул лёгкий ветерок. Первые лучи восходящего солнца позолотили верхушки скал.

— Я могу держаться здесь вечно, — повторил Майк, опускаясь на землю. — А теперь запомни, что я тебе скажу. Дальше иди по жизни только прямой дорогой и никуда не сворачивай. Ты меня понял?!

Макс торжественно кивнул.

— Поклянись своими замученными родителями.

— Клянусь!

— Ну вот и хорошо! И не дай Бог тебе нарушить эту клятву. Я спущусь с небес, а скорее, восстану из ада и намотаю тебе яйца на шею. А теперь вперёд!

Он придвинул к себе ружьё и отвернулся.

Макс подошёл к коню, прыгнул в седло и бросил прощальный взгляд на друга, но тот продолжал упорно смотреть в сторону.

Дав коню шпоры, он помчался на север. За ним едва поспевал Чарли. Только спустя час, когда солнце уже взошло и Макс с приятелем были на соседней гряде, ему пришло в голову, что до сих пор не раздалось ни единого выстрела.

Откуда ему было знать, что Майк умер, едва он скрылся вдали.

В первый момент он почувствовал себя голым без бороды. Задумчиво потирая «босой» подбородок, вошёл в кухню.

— Бог ты мой! — воскликнул Чарли, оторвавшись от тарелки. — Да тебя совсем не узнать!

— Чего я и добивался, — буркнул Макс смущённо.

— А без бороды ты гораздо моложе и… симпатичнее, — заметила Марта, жена Чарли.

Макс покраснел и сконфуженно уселся за стол.

— По-моему, мне пора двигать дальше, — сказал он, глядя в сторону. Муж и жена обменялись беглыми взглядами.

— Это ещё почему? — искренне удивился Чарли. — У тебя все права на половину этого ранчо. Не можешь же ты вот так просто оставить его…

Макс изучающе посмотрел на приятеля. Скатал сигарету, закурил.

— Давай не будем обманываться на этот счёт, Чарли, — медленно проговорил он, выпуская струю дыма. — Мы пожили тут вместе три месяца, и теперь всем ясно, что для троих это ранчо маловато.

Супруги смущённо молчали. Трудно было что-либо возразить. Макс абсолютно прав. Для двух хозяев ранчо мало.

— Ну и куда ты собираешься податься? — с тревогой спросила Марта, — А что если они узнают тебя? Твоими портретами обклеены все полицейские участки юго-западного побережья. Среди них ты не менее популярен, чем наш президент, оглобля ему в дышло.

Макс улыбнулся шутке бойкой хозяйки и опять потёр подбородок.

— А они меня не узнают… без бороды.

— Тогда тебе лучше сменить и имя, — авторитетно заявил Чарли.

— Да, пожалуй, ты прав. Я об этом подумаю. Я стану совершенно другим человеком.