Я уже собрался пить третью чашку кофе, когда зазвонил телефон. Я не стал брать трубку. Когда телефонного звонка ждешь три года, можно подождать еще несколько секунд.
Я наполнил кофейную чашку, затем посмотрел на восходящее солнце, на окно блондинки, которая жила в доме напротив, и на Стрип, главную улицу Голливуда.
Солнце еще не поднялось над холмом, блондинка еще спала, так как ее окна были плотно зашторены, а по Стрип медленно двигалась одинокая полицейская машина. Наконец я поднял телефонную трубку.
— Доброе утро, Сэм, — поздоровался я.
В трубке молчали. Было слышно лишь прерывистое дыхание.
— Как ты узнал, что это я?
— В этом городе поздно просыпаются, — пояснил я. — До десяти часов все еще в постелях.
— Не спалось, — проворчал он. — Я прилетел сюда вчера вечером и никак не могу перейти с нью-йоркского времени.
— Понимаю.
— Чем занимаешься? — спросил он.
— Сижу, пью кофе.
— Как насчет того, чтобы подъехать ко мне и вместе позавтракать?
— Я не завтракаю, Сэм, ты ведь знаешь.
— Я тоже, — сказал он. — И ты об этом знаешь. Но я не могу спать, и мне надо поговорить с тобой.
— Я тебя слушаю.
— Но не по телефону же! Я и так полжизни провожу с трубкой в руках. Хочу говорить с тобой и видеть твое лицо. — Он помолчал, и я снова услышал его прерывистое дыхание. — Ну вот что, давай ко мне, и мы куда-нибудь съездим. Я даже готов рискнуть прокатиться в этой твоей новой машине, которая, как писали, развивает двести двадцать миль в час.
— Почему бы тебе самому не прокатиться?
— Есть две причины. Первая — калифорнийские водители все сумасшедшие, и я их боюсь, и вторая — я же сказал, что мне надо увидеть тебя.
Какое-то мгновение я колебался.
— Ладно, я подъеду к твоему отелю.
— Через пятнадцать минут, — сказал он. — Мне нужно еще позвонить в Нью-Йорк.
Я положил трубку и поднялся наверх, в спальню. Осторожно открыв дверь, вошел в комнату. Шторы были плотно задвинуты, и в полумраке я видел Китаянку, которая все еще спала. Она лежала обнаженная поверх простыней, вытянув руки над головой, будто собиралась нырять в воду. Ее длинные волосы спадали на спину, укрывая ее, словно одеялом.
Я подошел к кровати и посмотрел на Китаянку. Она была совершенно неподвижна и дышала почти незаметно. По запаху в комнате нетрудно было догадаться, что этой ночью здесь занимались любовью, — он висел в воздухе, как аромат старого вина. Я нежно провел рукой по ее телу, по маленькой, крепкой как мрамор, желтоватой попке. Она вжалась в матрас, и я почувствовал, как от нее пышет жаром. Не поворачивая головы, она проговорила в подушку, и поэтому голос ее звучал приглушенно:
— Как это у тебя получается, Стив? Стоит тебе прикоснуться, как я вся горю.
Я убрал руку и пошел в ванную. Когда я вернулся оттуда через пятнадцать минут, она сидела в кровати, перебирая пальцами между ног.
— Ты уже оделся! — воскликнула она. — Это нечестно! А я-то старалась не остыть до тебя.
— Извини, Китаянка, — ответил я. — У меня встреча.
— Можешь и опоздать, — возразила она. — Давай опять в постель и трахни меня.
Я ничего не ответил. Пройдя через комнату, вытащил из шкафа свитер и надел его.
— У китайцев есть одна старая пословица, — сказала она. — Если утром насладился, дню плохим уже не быть.
Я расхохотался.
— Я не сказала ничего смешного. И ты впервые отвечаешь мне отказом.
— Это когда-нибудь должно было случиться, Китаянка, — сказал я.
— Перестань называть меня Китаянкой! У меня есть имя, и ты его прекрасно знаешь.
Я посмотрел на нее. На ее лице, еще спокойном минуту назад, появилось недовольство.
— Остынь, Китаянка! Даже я не верю таким именам, как Мэри Эпплгэйт.
— Но меня так зовут.
— Может быть. Но для меня ты выглядишь как Китаянка.
Она укрылась простыней.
— По-моему, мне пора.
Я ничего не ответил.
— Ты надолго? — спросила она.
— Не знаю. Может, на пару часов.
— К тому времени я уже уеду.
Я посмотрел на нее:
— Денег у тебя хватает?
— Перебьюсь как-нибудь.
Я кивнул.
— Ну что ж, тогда — пока! Буду по тебе скучать.
Я закрыл за собой дверь и сбежал вниз по ступенькам. Выйдя на улицу, я заметил, что солнце уже взошло над холмом, и от яркого сияния зажмурился. Я надел темные очки и, обойдя дом, направился к стоянке. Мой лимузин сверкал на солнце, как черная жемчужина в витрине Картье. Ее маленький «фольксваген» стоял рядом, похожий на смешного жука. Он выглядел жалким и покинутым.
Может, именно так я чувствовал себя, когда видел такую машину. У всех этих красоток есть подобные машины. У такого автомобильчика есть колеса, он дешевый и возит их туда-сюда по делам, а между делом стоит припаркованный в чьем-нибудь гараже, пока хозяин возит ее на своем «линкольне-континентале». Но рано или поздно время больших автомобилей подходит к концу, и маленькие «фольксвагены» снова принимаются за работу. Как сегодня утром.
Я вернулся в дом и, пройдя в кухню, отыскал клейкую ленту, чтобы прилепить две стодолларовые бумажки к ветровому стеклу «фольксвагена», там она их непременно заметит.
Я подъехал ко входу в отель на тридцать минут позже, а он все еще не спустился.
Сидя в машине, я проклинал себя за глупое поведение. Китаянка была права — все-таки надо было ее трахнуть.
Он вышел из отеля через пятнадцать минут. Швейцар открыл дверцу машины, и он влез в нее, отдуваясь. Дверца захлопнулась, и мы посмотрели друг на друга.
Пауза затянулась, затем он наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Я скучал по тебе.
Я тронул машину с места, отъезжая от отеля, и не проронил ни слова, пока мы не остановились на красный свет на бульваре Сансет.
— Кто бы мог подумать!
Он воспринял это гораздо серьезнее, чем я предполагал.
— Ты ведь знаешь, что это так. Сколько мне пришлось всего сделать.
Загорелся зеленый, и я направил машину в сторону Санта-Моники.
— Сейчас это не имеет значения. Три года прошло. — Я бросил на него взгляд. — Куда тебя отвезти?
Он пожал плечами.
— Куда скажешь. Это твой город.
Я продолжал ехать.
— Наверное, ты спрашиваешь себя, почему я позвонил, — продолжал он.
Я ничего не ответил.
— Я чувствовал себя твоим должником.
— Ты мне ничего не должен, — быстро возразил я. — Весь капитал у меня. Твой капитал, капитал Синклера.
— Мог бы не говорить, что ты богат, — сказал он. — Все это знают. Но деньги — это еще не все.
Я повернулся к нему.
— Вы только послушайте его, — улыбнулся я. — Зачем же ты это сделал?
Его темные глаза сияли за отполированными стеклами очков в черной оправе.
— Я не мог поступить иначе. Я боялся, что все полетит к черту.
Я горько рассмеялся.
— А тут подвернулся я. Как раз тот парень, что надо. Отличная комбинация.
— Ты помнишь, что я тебе тогда сказал? Когда-нибудь ты будешь благодарить меня за это.
Я продолжал смотреть на дорогу, ничего не говоря в ответ. Хотя мне было за что благодарить его. Тут, правда, есть одно «но» — ничего этого мне не было нужно.
— Знаешь, как поется в одной старой песне? — спросил он. — Как больно тем, кого мы любим.
— Не надо петь. Еще слишком рано.
— Да-да, — сказал он с жаром. — Всем делаем больно. Думаю, тебе это непременно должно быть известно.
— Ладно, ты мне об этом сказал, и теперь я знаю.
Неожиданно он разозлился:
— Нет, не знаешь. Ты ничего не знаешь. Я помог тебе стать богатым. Так что не забывай об этом.
— Поостынь, Сэм, — оборвал я его. — Ты только что сказал, что деньги — это еще не все.
Секунду он помолчал.
— Дай мне сигарету.
— Зачем? Ты ведь не куришь. — Я ухмыльнулся. — К тому же я видел эту уловку раз тысячу, не меньше.
Он знал, о чем я говорю.
— Я хочу сигарету.
Щелчком я открыл отделение для перчаток.
— Бери.
Его пальцы дрожали, когда он неумело прикуривал.
Мы как раз съезжали по извилистой дороге мимо Мемориального парка Уилла Роджерса, направляясь к берегу.
Солнце стояло уже высоко, когда я повернул машину на север. Он хотел уже выбросить окурок в окно, но я жестом показал ему на пепельницу.
— Это сумасшедшая страна: сначала здесь сто дней подряд не выпадает ни капли дождя, и все выгорает, а затем, когда наконец выпадает дождь, он затопляет все вокруг.
Я улыбнулся.
— Все сразу не бывает. Куда тебя дальше везти?
— Тормозни, хочу размять ноги.
Я свернул налево и въехал на стоянку. Мы вышли из машины и стали смотреть вниз на пляж.
Песок был белым, а голубая вода искрилась на солнце, волны мягко накатывали на берег длинными валами с венчиками белой пены. На берегу, возле маленького костра, уже сидели любители серфинга, некоторые из них были одеты в специальные гидрокостюмы. С ними были девушки, но парни даже не смотрели на них. Все они внимательно наблюдали за морем, прикидывая, какая волна будет подходящей.
— Сумасшествие какое-то, — сказал Сэм. — Эти ребята катаются на досках посреди зимы.
Я усмехнулся, стараясь зажечь сигарету. Дул легкий бриз, и я заслонил пламя рукой. Сэм похлопал меня по плечу. Когда я повернулся, спичка погасла.
— Ты знаешь, сколько мне лет?
— Шестьдесят два.
— Шестьдесят семь, — он поглядел мне в глаза.
— Ну, значит шестьдесят семь.
— Раньше я всегда уменьшал свой возраст и говорил, что мне на пять лет меньше. Даже тогда я был слишком стар.
Я пожал плечами.
— Какая разница?
— Я чувствую, что устал.
— Если ты никому не будешь об этом говорить, никто и не заметит.
— Мое сердце заметит.
Я посмотрел на него.
— Я уже не чувствую себя, как раньше.
Помолчав, я ответил:
— Поменьше надо трахаться.
Он усмехнулся.
— С этим давно покончено. Я даже смотреть на них не могу, голова кружится.
— Если ты хочешь сказать, что собираешься умирать, то мне все равно. Я никогда не считал тебя бессмертным.
Он уставился на меня.
— Зато я сам всегда так считал. — В его голосе звучала настоящая обида.
Я прикурил и отвернулся. Ребята уже пробовали воду, бриз доносил их голоса.
— Я продаю компанию, Стив. Я хотел, чтобы ты первым узнал об этом.
— А почему я?
— Ситуация похожа на ту, что была три года назад. Кроме тебя нет подходящей кандидатуры. Только сейчас все немножко иначе. Я не могу причинить зло тебе, а ты мне.
— Что-то не понимаю, — сказал я.
— Я хочу, чтоб ты вернулся.
— Нет. — Ветер унес мой ответ. — Я никогда не вернусь.
Он положил руку мне на плечо.
— Послушай меня. Послушай, что я тебе скажу.
Я молчал.
— «Паломар Плейт» даст мне за мою долю в компаниях тридцать два миллиона долларов.
— Ну так бери.
— Я бы взял, если б мог. Но это не все. Они хотят иметь определенную гарантию, а я ничего гарантировать не могу. Но они согласны принять тебя вместо меня.
Я долго молча смотрел на него.
— Меня это не интересует.
— Ты должен вернуться, — настаивал он. — Ты знаешь, через что мне пришлось пройти за эти несколько лет, пока ты сидел у себя на холме, считая свои деньги и развлекаясь с девчонками. Все шло кувырком, три года, все было не так. За что бы я ни брался, все летело коту под хвост. На моих глазах все обратилось в прах. Затем мне повезло, крупно повезло. Тогда все стали говорить, что Сэму Бенджамину снова улыбнулась удача. Но я-то лучше знаю, да и ты, впрочем, тоже. Ты сам все это для меня подстроил. И я пошел на это лишь потому, что только там мне еще доверяли. Это не мне улыбнулась удача, а тебе. Для меня заниматься этим одному — все равно что, встав на голову, пытаться писать вверх.
Он вытащил из кармана упаковку жевательной резинки, достал одну пластинку и, сняв с нее обертку, сунул ее в рот. Затем протянул пачку мне.
— Диетическая, без сахара.
Я покачал головой.
Он медленно жевал резинку.
— Ничего у меня больше не получается. Раньше я думал, может, дело в детях. Но теперь мне кажется, что мы слишком многого от них хотим. Мы хотим, чтобы они дали нам ответ, хотя они не могут даже найти эти ответы для себя. Ты знаешь, где сейчас Малыш?
Он не стал ждать моего ответа.
— В Хейт-Эшбурн. Вчера, прежде чем приехать сюда, мы с его матерью решили заглянуть к нему.
«Дениза, — сказал я, — ты оставайся в отеле, а я найду его и приведу сюда. К тому же идет дождь». Итак, я взял лимузин, и шофер повез меня по всем этим улицам. В конце концов я вышел из машины и пошел пешком. Час болтался по улицам, исходил все вдоль и поперек. В жизни никогда не видел столько ребят! Через некоторое время мне стало казаться, что все они мои. В голове все перепуталось. В конце концов, я сунул сотенную одному черному верзиле-полицейскому, и через двадцать минут преодолел четыре лестничных пролета и стоял в этой квартире, пытаясь отдышаться и дрожа от холода.
Малыш сидел там, с ним было еще около дюжины ребят. У него бородка на манер Иисуса, изношенные туфли. Он сидел на полу, прислонившись к стене. Когда я вошел, он ничего не сказал, только посмотрел, и все. «Тебе не холодно?» — спросил я. «Нет», — ответил он. «Ты совсем посинел, — сказал я. — Твоя мама здесь, в отеле. Я хочу, чтобы ты сходил повидался с ней». — «Нет», — ответил он. «Почему нет?» — спросил я. Он не ответил. «Я мог бы привести полицейских, и они выгонят тебя отсюда. Тебе только девятнадцать, и ты должен делать то, что я тебе скажу». — «Возможно, — сказал он. — Но ты не сможешь следить за мной все время, а дома я все равно не останусь». — «Что ты здесь забыл? Зачем дрожать от холода в этом морозильнике, когда у тебя дома теплая, чистая комната?» Он посмотрел на меня с минуту, затем позвал кого-то: «Дженни!»
Из соседней комнаты вышла девчушка. Ну, такие спутанные волосы, бледное лицо и огромные глаза. Даю голову на отсечение — не больше пятнадцати, и уже вот с таким животом. «Да, Самюэль?» — сказала она. «Ну что, шевелится сегодня?» — спросил он. «Еще как! — Она счастливо улыбнулась. — Лупит своими ножками, как центрфорвард». — «Это старая уловка, — сказал я, — я думал, ты умнее. Это ведь не твой ребенок. Ты здесь не так давно, чтоб завести его».
Он посмотрел на меня с минуту, затем грустно покачал головой. «Ты все еще не понял». — «Не понял что?» — «Какая разница, чей это ребенок? Это ведь ребенок, не так ли? Когда он родится, он будет таким же, как и любой другой ребенок, и он принадлежит тому, кто любит его. А это наш ребенок. Наш. Всех, кто здесь находится, потому что мы любим его. Уже любим».
Я посмотрел на него и понял, что это другой мир, и мне его не понять. Я вытащил из кармана пару сотенных и положил перед ним на пол. Двое ребят подошли к нам и уставились на деньги. Скоро все окружили нас, не сводя глаз с сотенных бумажек, никто не сказал ни слова. Малыш взял их и, наконец, встал и протянул мне банкноты. «Может, ты поменяешь мне их на две пятерки?» Я покачал головой. «Ты ведь знаешь, у меня не бывает при себе мельче сотенных». — «Тогда забери их обратно, — сказал он. — Нам не нужны такие деньги». Вдруг все они будто обрели дар речи. Через минуту поднялся такой базар, какого мне никогда не доводилось слышать. Одни хотели, чтобы он взял деньги, другие хотели, чтобы он их вернул. «Заткнитесь!» — крикнул Малыш. Все разом замолчали, глядя на него. Потом по одному разошлись по своим местам, и все опять стало тихо. Он подошел и сунул мне деньги в руку. Я чувствовал, как дрожали его пальцы. «Проваливай и больше никогда здесь не появляйся! Видишь, сколько в тебе яду? Стоило тебе появиться, и мы уже начали ссориться».
Я едва удержался, чтобы не врезать ему. Посмотрев ему в глаза, я увидел слезы. Деньги я взял. «Ладно, пришлю шофера с двумя пятерками». Я вышел не оглядываясь и сел в машину. Шофер отнес им деньги. По дороге в отель я все думал, что бы мне сказать Денизе.
Я посмотрел на него.
— Ну, и что же ты ей сказал?
— А что я мог сказать? Сказал, что не нашел его.
Он сунул в рот еще одну пластинку жевательной резинки.
— Дениза хочет, чтобы я ушел из бизнеса. Она говорит, что я слишком там задержался. Сейчас она уже не торчит от того, что она — жена магната. — Он смотрел мне прямо в глаза. — Только не заставляй меня говорить ей, что я и тебя не нашел.
Я отвернулся и долго смотрел на лазурную гладь океана. Я тщетно пытался что-нибудь придумать, но в голове не было ни одной мысли. Ничего, только пустота и голубая вода.
— Нет, — услышал я свой голос. — Он слишком большой.
— Кто большой? — спросил он.
Я указал ему на океан.
— Он слишком большой, чтобы отфильтровать его, слишком дорого будет нагреть его, и мне никогда не удастся поместить все это в мой плавательный бассейн. Нет, Сэм. На этот раз я — пас.
Мы вернулись к машине. Дважды я хотел заговорить с ним, но, взглянув на него, увидел, что он плачет.
Когда мы подъехали к отелю, Сэм уже взял себя в руки.
— Спасибо, что вытащил на свежий воздух. Как-нибудь еще поговорим.
— Конечно.
Я смотрел, как он идет к вестибюлю гостиницы, энергично работая короткими руками и ногами. У всех маленьких толстяков такая агрессивная походка. Я завел мотор и поехал домой.
«Фольксвагена» уже не было, а телефон начал звонить, как только я вошел в кухню. Рядом с телефоном липкой лентой была приклеена записка. Пока телефон звонил, я прочитал ее.
«Дорогой Стив Гонт, трахайся теперь сам с собой.
Записка была написана твердым, уверенным почерком. Я перечитал ее и внезапно расхохотался. Затем поднял трубку и взглянул в окно.
Шторы на окне блондинки были раздвинуты.
— Алло? — сказал я в трубку.
— Стив? — Голос был женский.
— Да. — Я не знал, кто это.
Блондинка подошла к окну. Единственное, что на ней было, так это телефонная трубка в руке.
— Я как раз посмотрела в окно и увидела, что от твоего дома отъезжает «фольксваген».
— Ну так что?
— Почему бы тебе не зайти ко мне в гости? Я угощу тебя кофе и утешу.
— Сейчас буду, — сказал я, вешая трубку.
Так началось утро.
От Центрального парка до Мэдисон-авеню счетчик нащелкал всего лишь шестьдесят пять центов, но для меня путь от одного конца города до другого показался длиной в тысячу световых лет. Я ощутил это, когда вошел в здание.
В огромном беломраморном фойе было прохладно. За полукруглой стойкой из оникса стояли две девушки, а за ними — пара охранников. На стене выбиты крупные, четкие буквы золотом:
SINCLAIR BROADCASTING COMPANY
Я подошел к одной из девушек.
— Мне хотелось бы видеть Спенсера Синклера.
Девушка подняла на меня глаза.
— Ваше имя?
— Стивен Гонт.
Она полистала лежавшую перед ней книгу, пробегая глазами список имен.
— Да, мистер Гонт. Вам назначена встреча на десять тридцать.
Я бросил взгляд на настенные часы. Десять двадцать пять.
Девушка обратилась к одному из охранников:
— Мистер Джонсон, не могли бы вы проводить мистера Гонта в кабинет мистера Синклера?
Охранник кивнул, приветливо улыбаясь, хотя его глаза в то же время оценивающе ощупывали меня с ног до головы. Я направился было к лифтам, но он окликнул меня:
— Мистер Гонт.
Я остановился, обернувшись к нему.
Он продолжал улыбаться.
— Нам сюда.
Я последовал за ним по коридору в глубину вестибюля, где находилось несколько лифтов, которые я не заметил раньше. Вытащив из кармана ключ, охранник вставил его в замок. Двери лифта открылись. Он пропустил меня в лифт и, вытащив ключ, последовал за мной. Как только двери закрылись, раздался звонок.
— У вас есть что-нибудь металлическое в кармане? — вежливо спросил охранник.
— Мелочь, наверное.
Он пока не собирался нажимать на кнопку.
— А что-нибудь еще?
Увидев удивление на моем лице, он объяснил:
— Звонок, который вы слышите, показывает, что электронная система обнаружила присутствие металла. Обычно она не реагирует на металлические деньги. Может, у вас есть еще какие-нибудь металлические предметы, о которых вы забыли?
И вдруг я вспомнил.
— А! Только это — серебряный портсигар, который подарила мне подруга. — Я вытащил его из кармана.
Он посмотрел на него несколько секунд и взял в руки. Открыв маленькую дверцу на панели перед ним, он сунул туда портсигар. Звонок тут же оборвался. Охранник вытащил портсигар и протянул мне, виновато улыбаясь.
— Извините, мистер Гонт, но вынужден вас разочаровать. Это всего лишь серебряное покрытие, а не чистое серебро.
Улыбаясь, я сунул портсигар в карман.
— Это меня не удивляет.
Охранник нажал на одну из кнопок. Лифт начал быстро подниматься. Я наблюдал, как над дверью мелькали огоньки этажей, однако цифр никаких не было.
— Как мистер Синклер узнает, до какого этажа он доехал?
— У него есть свой ключ, — с серьезным видом ответил охранник.
Лифт замедлил движение и остановился. Двери открылись. Я вошел в ослепительно белую приемную. Двери закрылись, и в это мгновение ко мне вышла молодая женщина. Невозмутимая блондинка в черном платье.
— Мистер Гонт, сюда, пожалуйста.
Я прошел за ней в небольшую комнату.
— Мистер Синклер примет вас через несколько минут. Вот свежие газеты и журналы. Может, желаете кофе?
— Спасибо, — сказал я. — Черный и один кусочек сахара.
Она вышла, а я уселся в кресло и взял «Уолл-стрит джорнэл». Пробежал глазами вчерашние котировки. «Грейтер Уорлд Бродкастинг» — на восемнадцать и одна восьмая, у «Синклер Бродкастинг» — «Эс-Би-Си» — сто сорок два пункта с четвертью. От Сентрал-Парк-Вест меня отделяла не только тысяча световых лет, но и семьдесят две телевизионные станции, сотня студий и пятьсот миллионов долларов.
Секретарша принесла кофе. Крепкий и горячий, он был подан в чашке из коуапортского фарфора, которую тетушка Пру с гордостью держала бы у себя в буфете.
— Еще пара минут, — улыбнулась она.
— Хорошо, — сказал я. — У меня есть время.
Я посмотрел, как она идет к двери. Двигалась она изящно, и все при ней. «Интересно, — подумал я, — что бы она сделала, если б я лапнул ее за задницу?»
Она вернулась, когда я как раз закончил пить кофе.
— Мистер Синклер ждет вас.
Я последовал за ней, и скоро мы остановились перед массивной дверью, на которой не было ничего, даже таблички. Секретарша открыла дверь, и я вошел в кабинет.
Спенсер Синклер-третий выглядел именно так, как на фотографиях в газетах. Высокий, стройный, с тонким носом, узкими губами, квадратным подбородком, холодными умными серыми глазами. Он выглядел моложе своих лет.
— Мистер Гонт.
Он вышел из-за стола и пожал мне руку. Его пожатие было крепким, но сдержанным.
— Пожалуйста, присаживайтесь.
Я сел в кресло перед столом. Он нажал на кнопку селектора.
— Мисс Кэссиди, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы нас не беспокоили.
Он вернулся за стол, мы несколько секунд молча смотрели друг на друга, затем он заговорил:
— Ну вот, наконец мы и встретились. Я много слышал о вас. Похоже, вы обладаете даром заставлять людей говорить о вас.
Я ждал.
— Вам интересно, что именно они говорят?
— Не особенно, — ответил я. — Уже достаточно того, что вообще говорят.
— Вас считают очень энергичным молодым человеком, — сказал он.
Услышав это, я улыбнулся. Если бы он только знал, как он прав. После обеда я должен был встретиться с его дочерью Барбарой, чтобы отвезти ее на аборт.
Он взял со стола листок бумаги и пробежал его глазами.
— Думаю, вы не обидитесь, — сказал он, — я попросил собрать некоторые сведения, касающиеся вас.
Я пожал плечами.
— Вполне понятно. Я сделал то же самое в отношении вас. Для этого мне всего лишь понадобилось просмотреть подшивки «Нью-Йорк Таймс».
«Стивен Гонт, двадцать восемь лет, родился в Нью-Бедфорде, штат Массачусетс. Отец — Джон Гонт, президент банка. Мать — Энн Рэйли. Родители погибли. Учился в престижных учебных заведениях Новой Англии. Работал один год в рекламном агентстве „Кэньон и Экхардт“, два года в административном отделе „Метро-Голдвин-Мейер“, последние три года занимает пост заместителя президента радиотелевизионной компании „Грейтер Уорлд Бродкастинг“ Гарри Московица. Холост. Социально активен».
Отложив лист бумаги, он посмотрел на меня.
— Одного только не могу понять…
— Чего именно? — спросил я. — Возможно, я сумею объяснить.
— Чем в таком месте может заниматься такой славный парень другой веры?
Я знал, что он имеет в виду.
— Это довольно просто, — ответил я. — Я их субботний гой.
По его лицу было видно, что он не понял, о чем я говорю. Пришлось объяснить подробнее.
— Суббота у евреев — день священный. Они не работают. Поэтому все дела в субботу решаю я. Кстати, мне известно, что точно так же поступаете и вы, и Си-Би-Эс, и Эн-Би-Си, и Эй-Би-Си.
— А вы парень не промах.
— Да, — подтвердил я скромно.
— И вы думаете, мы не сможем вас остановить, если захотим?
Я ухмыльнулся.
— Мистер Синклер, вы и вам подобные пытаются это сделать почти полтора года, но это ни к чему не привело. Вам еще повезло, что мы контролируем только одиннадцать процентов мирового рынка, иначе вам бы пришлось вообще уйти со сцены.
Он уставился на меня.
— Никак не могу понять, нравитесь вы мне или нет.
Я встал.
— Вы деловой человек, мистер Синклер, поэтому не буду отнимать у вас время. Итак, я получил у вас работу или нет?
— Какую работу? — спросил он. — Я и не думал…
— Мистер Синклер, если вы позвали меня просто чтобы посмотреть на парня, который целует вашу дочь перед сном и желает ей спокойной ночи, то зря тратите свое и мое время. На мне целая вещательная сеть, и мне пора возвращаться на свое рабочее место.
— Сядьте, мистер Гонт, — сказал он резко.
Я продолжал стоять.
— Я думал предложить вам пост вице-президента, ответственного за составление программ, но сейчас что-то не уверен.
Я улыбнулся.
— Не беспокойтесь, меня это не интересует. Я уже три года занимаюсь этим.
Он снова посмотрел на меня.
— Так какую работу вы имели в виду? Может, вы хотите занять мое место?
— Не совсем так, — улыбнулся я. — Я хочу быть президентом «Синклер Телевижн».
— Вы шутите! — поразился он.
— Я никогда не шучу в делах.
— Дэн Ричи вот уже десять лет президент Эс-Ти-Ви. А до этого он был президентом «Радиовещательной Компании Синклер» в течение пятнадцати лет. Это один из самых лучших исполнительных работников в этой отрасли. Неужели вы полагаете, что туфли такого человека придутся вам впору?
— А я и не собираюсь их надевать, — ответил я. — Это старые туфли, их уже пора выбросить. Дэн Ричи принадлежит радио, а не телевидению. У вас на высоких постах нет ни одного исполнителя моложе пятидесяти двух лет, а основная часть вашей аудитории находится в возрасте до тридцати, и с каждым годом возрастная планка опускается. Как вы собираетесь что-то донести до них, если они уже давно перестали прислушиваться к тому, что говорят им родители? И я не собираюсь здесь вон из кожи лезть, чтобы убедить кучку стариков в правильности того, что я хочу сделать. Я хочу распоряжаться сам так, как считаю нужным. Больше меня ничего не интересует.
Некоторое время он молчал.
— А я могу быть уверен, что вы прислушаетесь к моему мнению?
— Нет, конечно, — улыбнулся я. — Но вы можете быть уверены, что кое-чье мнение я обязательно приму к сведению.
— Чьё же?
— Аудитории, — сказал я. — В настоящее время Эс-Ти-Ви находится на четвертом месте, уступая трем другим телесетям, а через два года мы будем на первом месте или чертовски близко к нему.
— А если нет?
— Тогда можете повесить на меня всех собак. Но в любом случае хуже не будет, ниже четвертого места мы не опустимся.
Он снова опустил глаза на бумаги, лежащие на столе, и долго молчал. Когда он наконец заговорил, голос его звучал совсем иначе. Теперь со мной говорил отец Барбары.
— Вы собираетесь жениться на моей дочери?
— Это что, одно из условий приема на работу?
Он помялся:
— Нет.
— В таком случае я не собираюсь на ней жениться.
Было заметно, что следующие слова дались ему с трудом:
— Но как быть с ребенком?
Я посмотрел на него. Он сразу вырос в моих глазах на десять пунктов.
— Мы займемся им сегодня.
— А врач хороший?
— Самый лучший, — ответил я. — Частная клиника в Скарсдейле.
— Вы позвоните мне, когда все кончится?
— Да, сэр, — сказал я. — Я обязательно позвоню.
— Бедная Барбара, — он вздохнул. — Она такая хорошая девочка.
Как можно объяснить отцу, что его дочь наркоманка и большую часть своего свободного времени посвящает тому, что накуривается марихуаной до умопомрачения?
— Этот ребенок — ваш?
Я посмотрел ему прямо в лицо.
— Мы не знаем.
Он опустил глаза.
— Если врач скажет, что возможны осложнения, вы ведь не позволите ему это сделать?
— Не позволю, — сказал я. — Возможно, вам покажется странным, сэр, но мне тоже небезразлична Барбара, и я не хочу, чтобы ей было больно.
Он глубоко вздохнул и поднялся, протягивая мне руку.
— Вы приняты. Когда можете приступить?
— Завтра, если вы не против. Я уволился на прошлой неделе и лишь сегодня утром освободил свой письменный стол.
Впервые за все время нашего разговора он улыбнулся.
— Итак, до завтра.
Мы пожали друг другу руки, и я направился к двери. Приоткрыв ее, я обернулся.
— Кстати, на каком мы этаже?
— На пятьдесят первом.
— А на каком этаже кабинет Ричи?
— На сорок девятом.
— Я хочу, чтобы мой был на пятидесятом, — сказал я и закрыл за собой дверь.
Я еще раз нажал на кнопку звонка. Из квартиры доносился рев проигрывателя. Она так и не подходила к двери.
Я толкнул дверь, и она открылась. Едва я вошел, как в нос мне ударил тяжелый, сладковато-едкий дух марихуаны. Здесь было так накурено, что достаточно пройти через комнату, чтобы забалдеть. Я распахнул окна и выключил проигрыватель. Воцарилась непривычная тишина.
— Барбара! — позвал я.
Ответа не было. Затем я услышал ее хихиканье. Я подошел к спальне и остановился в дверях. Она сидела голая на полу, во рту — сигарета с марихуаной. Над ней стоял высокий чернокожий юноша. На его торчащем пенисе висело игрушечное ведерко, наполненное водой.
Он заметил меня раньше ее и сделал отчаянную попытку подхватить ведерко, когда у него пропала эрекция. Ему это удалось, но все же немного воды пролилось на Барбару. Юноша побледнел, а Барбара повернулась ко мне.
— Стив! — В ее голосе звучала укоризна. — Ты напугал его.
— Извини. — Я вошел в комнату.
Юноша шарахнулся назад.
— Вы ее муж? — Его голос дрожал.
Я покачал головой.
— Ее бойфренд?
— Не будь дураком, Рауль, — сказала она резко. — Это просто друг. — Она снова повернулась ко мне и хихикнула. — Ты только что сэкономил мне пятьдесят долларов. Рауль сказал, что если у него упадет раньше, чем через час, то я выиграла.
Я вытащил из кармана две купюры и передал юноше.
— Проваливай.
Думаю, ему понадобилось не больше минуты, чтобы одеться и выскочить из квартиры. Я закрыл за ним дверь и вернулся в спальню.
Она лежала, вытянувшись на кровати.
— Трахни меня, Стив, — сказала она хрипло. — Он завел меня ужасно. У него такой прекрасный черный пенис.
— Одевайся, — грубо сказал я. — Нам пора.
Внезапно она зарыдала. Она уткнулась лицом в подушку, и это приглушило рыдания.
Я сел рядом, поднял ее голову и положил себе на плечо. Она дрожала.
— Я боюсь, Стив, — прошептала она. — Я так боюсь, что просто с ума схожу. Если мне будет больно, я умру, я это знаю. Я не могу терпеть боль.
— Никто тебе не сделает больно, малышка, — я погладил ее по волосам.
— Я все утро думала только об этом, и, если бы Рауль не пришел, я бы, наверно, выпрыгнула из окна. — Она судорожно вздохнула. — Меня, кажется, сейчас вырвет.
Я поднял ее с кровати, потащил в ванную и поддерживал ей голову, пока ее рвало. Когда рвота прекратилась, Барбару снова стала бить дрожь.
Набросив на нее халат, я крепко прижал ее к себе и держал так, пока она не успокоилась.
— Сейчас пройдет, сейчас все будет в порядке, — бормотала Барбара.
Я посмотрел на нее. На фоне бледной кожи глаза ее казались особенно ясными.
— Прими душ и одевайся, а я пока сварю кофе, — сказал я.
Она остановила меня в дверях ванной комнаты, когда я собрался выйти.
— Ты получил работу, Стив?
Я кивнул.
— Я рада, — сказала она.
Я постоял у двери ванной, пока не услышал шум душа, затем прошел в кухню, нашел электрокофеварку и включил ее в сеть.
Приемные в больницах одинаковы во всем мире. К тому времени, когда спустился врач, я уже выучил наизусть табличку, висевшую на стене.
ГОЛУБОЙ КРЕСТ
Прием больных по страховому полису
Он вошел в комнату в зеленом хирургическом халате. Обведя взглядом ожидающих пациентов, кивнул мне:
— Зайди ко мне, Стив.
Я последовал за ним и оказался в небольшой комнате со стенами, обшитыми дубовыми панелями. Врач плотно закрыл за собой дверь и повернулся ко мне.
— Можешь не волноваться, Стив. С ней все в порядке.
Я почувствовал, как с души свалился камень.
— И никаких проблем?
— Абсолютно никаких, — подтвердил он, закуривая. — Классический случай, как в учебнике. Ей придется полежать до завтра. Домой она может вернуться утром.
— Можно, я позвоню по твоему телефону?
Он кивнул, и я позвонил Спенсеру Синклеру, как и обещал.
Когда я положил трубку, он вопросительно посмотрел на меня:
— Ее отец?
Я кивнул.
— Она боится его, — сообщил он. — Она вообще боязливая девушка. Похоже, что ты — единственный, кому она верит.
— Ну, — сказал я.
— Чего здесь только не услышишь, — сказал он. — Пентотал развязывает язык. Сначала она призналась, что он на нее действует, как марихуана, потом она сказала, что больше не боится, и добавила, что вообще-то она не боится, только когда накурится марихуаны или когда с тобой.
Я промолчал.
— У меня есть хороший психиатр. Если ты уговоришь ее встретиться с ним, возможно, он сумеет ей помочь.
Я посмотрел на него. Я знал Билла с детства, но сейчас впервые подумал о нем как о враче. «Интересно, — подумал я, — что заставляет каждого, без исключения, врача воображать себя Господом Богом?»
— Единственная причина, почему она, возможно, доверяет мне, — сказал я, — это то, что я никогда не лезу в ее дела и никогда не указываю, что ей надо делать.
— Извини, я думал, что ты ее друг.
— Я и есть ее друг. Именно такими, по-моему, и должны быть друзья — не лезть в чужие дела, не критиковать, не направлять, просто быть рядом.
— Но она совсем ребенок.
— Ей двадцать два года, — возразил я, — и она стала взрослой задолго до того, как я познакомился с ней. Как всякий другой, она имеет право выбирать свой собственный путь.
— Даже если это путь саморазрушения?
— Даже если так. — Мгновение я колебался. — Неужели ты не понимаешь, Билл, что я могу ей помочь, только если она меня об этом попросит? В противном случае я буду похож на всех остальных, кого она знала в своей жизни.
Он помолчал, обдумывая мои слова, затем кивнул.
— Может быть, ты и прав.
— Я могу ее видеть?
— Конечно. Она на втором этаже, в двадцатой палате. Но не задерживайся долго, ей надо отдохнуть.
— Хорошо.
— Кстати, — сказал он, — давай решим некоторые формальные вопросы. Она застрахована в «Голубом Кресте»?
Я засмеялся.
— Не знаю, но не думаю. Пришли чек мне, я его оплачу.
Он тоже рассмеялся.
— Спасибо, Билл, — сказал я и начал подниматься по лестнице.
Казалось, она спала, когда я вошел в полузатемненную комнату. Ее черные волосы обрамляли белое худое лицо, под глазами темнели круги. Я стоял и смотрел на нее.
Она открыла глаза, и на белом лице они казались ярко-голубыми. Барбара нежно протянула мне руку.
— Привет, Стив. Я так рада, что ты ждал меня.
Я взял ее руку, хрупкую и прохладную.
— Я же сказал, что подожду. — Я сел в кресло рядом с кроватью. — Ну, как ты себя чувствуешь?
— Немножко болит, — отозвалась она, — но, вообще-то, ничего. Они мне что-то дали, и я только сейчас начинаю отходить. — Она прижалась губами к моей руке. — Ты думаешь, я смогу после этого опять трахаться? Я имею в виду — после этого.
— Ты хочешь назначить мне свидание? — рассмеялся я. — Думаю, могу найти для тебя время где-то на следующей неделе.
— Стив, я не шучу, — серьезно сказала она.
— Я тоже, — сказал я.
Внезапно я почувствовал на своей руке ее горячие слезы.
— В следующий раз оставлю ребенка, Стив. Я чувствую себя такой опустошенной. Я больше никогда не смогу пройти через это.
Я молчал.
— Ты женишься на мне, Стив? — Ее голос был приглушен подушкой. — Обещаю, что буду тебе хорошей женой.
Я взял в ладони ее лицо и повернул к себе. Ее широко открытые глаза смотрели испуганно.
— Сейчас не время говорить об этом, — нежно сказал я. — Тебе пришлось пройти через нелегкое испытание. Давай поговорим, когда ты поправишься.
Она пристально смотрела на меня.
— Я не передумаю.
Я улыбнулся.
— Надеюсь, что нет, — сказал я, наклонился и поцеловал ее в губы. — А сейчас постарайся отдохнуть.
Спустившись по ступенькам и пройдя между двух швейцаров, я вошел в ресторан «21». Чак ждал меня у двери.
— Я накрыл столик в уголке, — сказал он, кладя руку мне на плечо. — Джек Савит ждет тебя. Он уже обогнал тебя на два мартини.
— Спасибо, Чак, — поблагодарил я.
— Не за что, дружище, — улыбнулся он, глядя через мое плечо на новых посетителей.
Я прошел через переполненный бар. Подскочивший официант отодвинул мне стул. Джек посмотрел на меня. Его седые, коротко подстриженные волосы хорошо гармонировали с твидовым пиджаком.
— Ну? — спросил он раздраженно.
— Расслабься, — сказал я, усевшись. — У нас все получилось.
— Все-все? — Его голос стал мягким, и в нем проскальзывало удивление. — Именно так, как мы предполагали?
Я кивнул.
— Теперь я президент «Синклер ТВ».
— Боже мой! — воскликнул он. — Неужели?
Официант поставил перед нами два мартини. Джек жестом остановил его.
— Сделай мне двойной, — сказал он, затем ухмыльнулся. — Я правильно научил тебя, как с ним надо вести себя?
Я подвинул к нему стакан.
— Ты был прав.
Пусть думает, что это целиком его заслуга. Он ведь не знал, что у меня в рукаве был припрятан туз. Но я не строил иллюзий. Я получил эту работу лишь благодаря Барбаре. Я выпил, и мне стало легче.
— А вы говорили о деньгах, о контракте, об условиях?
Я покачал головой.
— Зачем? Это уже твоя работа.
— Молодец! — улыбнулся он. — Ни о чем не беспокойся. Мы сделаем все как надо.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся я в ответ. Он был агентом до мозга костей и, как всякий агент, обещал подыскать вам работу, когда вы ее уже получили.
— Черт возьми, а где ты был весь день? — спросил он. — Я получил от тебя записку о встрече здесь, а потом ты куда-то пропал. Сейчас не время ходить по девочкам. Ты хочешь, чтобы я заработал себе язву?
— Никаких девочек, — засмеялся я. — Кое-какие дела, которые не терпели отлагательства.
Еще один мартини появился передо мной словно по мановению волшебной палочки. Я взял стакан и посмотрел на Джека.
— А теперь я хочу, чтобы ты спустил своих ребят и они раскопали бы для меня кое-какую информацию. Мне нужны полные сведения о работающих в телесети: в отделах программ, рекламы, разработок, технических — одним словом, всех, как на Западном, так и на Восточном побережье. Затем то же самое по каждой станции по всей стране. Потом мне понадобится анализ всех программ и соответствующий рейтинг каждой программы как в стране, так и за границей. Но самое главное, мне нужен список всех новых шоу и телепрограмм, которые идут сейчас или которые еще в проекте. И мне нужен полный список, чтобы в него вошла не только компания «Синклер», но и все остальные.
Чувствовалось, что он долго ждал этого момента. Он достал из-за спинки кресла черную папку, сантиметров десять толщиной, с золотыми буквами, выдавленными на обложке. Впервые я увидел их напечатанными, и они поразили меня.
Лично для мистера СТИВЕНА ГОНТА
Президента «Синклер ТВ»
— Я уже обо всем побеспокоился, — ухмыльнулся он. — Здесь все, что тебе нужно. «Уорлд Артистс Менеджмент» знает свое дело. С тех пор как ты на прошлой неделе сказал, что встречаешься с Синклером, я заставил весь отдел собирать эти сведения. Мои ребята ждут указаний и готовы объяснить здесь каждую цифру.
Я улыбнулся.
— Да, видно, я недооценивал тебя.
— Здесь еще кое-что. Я пометил красным карандашом программы, которые, по моему мнению, принесут наибольший доход и которые мы можем купить для следующего сезона.
— Хорошо, — сказал я. — А что в этом сезоне?
В его голосе появились покровительственные нотки.
— Чего уж там! Сейчас октябрь, и у нас не хватит времени купить что-нибудь приличное раньше, чем к следующему сезону. С этим уже ничего не поделаешь.
— Ничего?
— Ты что, шутишь? Ты же прекрасно знаешь, что на этот сезон все раскуплено несколько месяцев назад.
— Я ничего не знаю. Я знаю только то, что я сейчас на виду и представляю прекрасную мишень для каждого, кому не нравится мое появление в компании. К тому же ты знаешь Синклера лучше, чем я. Он рассчитывает на меня.
— Он не ждет от тебя чуда.
— На что спорим?
Он промолчал.
— Как думаешь, почему я получил эту работу? — спросил я. — Потому что предполагается, что я человек, способный творить чудеса. Вспомни, что я сделал для «Грэйтер Уорлд».
Он молча выпил мартини.
— Кто из кинокомпаний сейчас в загоне? — спросил я.
Он хмуро смотрел в свой стакан.
— У них сейчас у всех никудышные дела. Ни одна компания не получит в этом году хороших доходов. Они из кожи вон лезут, чтобы сочинить такой годовой отчет, из которого нельзя понять, что они катятся вниз.
— Ладно, — сказал я. — Я хочу, чтобы завтра утром ты отправился и купил мне столько лучших художественных фильмов, сколько сможешь. Единственное условие, чтобы они все были выпущены после сорок восьмого года.
— Ты шутишь? — слабым голосом сказал он.
Я знал, что он имеет в виду. До сих пор ни одна кинокомпания не предоставляла права показа по телевидению фильмов, снятых после сорок восьмого года. Я продолжал говорить с ним холодно. Пора уже ему понять, кто здесь босс.
— Единственное, где я не шучу, так это в бизнесе.
Это подействовало на Джека так же, как и на Синклера. Его голос слегка изменился.
— Но это будет стоить целое состояние.
— Неважно. Ты ведь знаешь, какими деньгами располагает «Синклер ТВ». Больше ста миллионов.
— А что ты собираешься делать с этими фильмами, когда приобретешь их?
— Буду показывать их в субботу вечером с девяти до одиннадцати. — Я заметил, что он сказал когда, а не если.
— Но это же отказ от всего, что достигнуто телевизионщиками на сегодняшний день. Сначала они показывают свои программы, а художественные фильмы — «на сладкое».
— Да, но это другие телекомпании, а Синклер сейчас сидит по уши в дерьме. Единственное, что у него есть, так это деньги. И я хочу использовать небольшую часть этих денег, чтобы заставить других потесниться.
— Ничего не выйдет, — запротестовал он. — Надо создавать свои собственные программы.
Я знал, что его волнует. На художественных фильмах Джек не будет получать свои десять процентов комиссионных, и ему не хотелось лишить себя чека на крупную сумму, которую он получает каждую неделю.
— Ты прав, — сказал я. — Но все это мы будем делать в следующем году. Ты ведь сам сказал, что сейчас у нас уже нет времени.
— Все просто поднимут тебя на смех.
— Ну и пусть. Мне все равно. Главное — это рейтинг. Думаю, им будет не до смеха, когда опубликуют результаты.
— И когда ты думаешь запустить их? — спросил он.
Я видел, что Джек лихорадочно соображает. Он понял, что здесь пахнет крупными деньгами и что ему удастся отхватить себе куш. Но это было его дело, и меня оно не касалось, лишь бы он делал то, что надо.
— В январе, — ответил я.
— Времени в обрез, и обойдется все это дорого.
— Ты уже говорил это. — Я взял стакан с мартини. — Ты знаешь, какой девиз у кинокомпаний? «Фильмы — это лучшее развлечение». Так вот, я с ними согласен.
— Буду надеяться, что ты прав, — сказал он мрачно, поднося стакан к губам.
— Я знаю, что я прав. А теперь давай закажем ужин, а ты позвони своим ребятам и скажи, что встречаемся у меня в одиннадцать часов.
Он протянул руку к телефону на столе.
— Скажи еще раз свой адрес. Сентрал-Парк-Вест, номер двадцать пять?
— Нет, — ответил я. — Уолдорф Тауэрс, пентхауз «Б».
Я чуть не расхохотался, увидев, как вытянулось его лицо.
— А я и не знал, что ты переехал.
— Сегодня днем перебрался. Мне нравится ходить на работу пешком.
На этот раз, когда я вошел в вестибюль, все уже знали меня. Обе девушки за стойкой приветливо улыбались.
— Доброе утро, мистер Гонт, — поздоровались они почти хором.
— Доброе утро, — ответил я.
Охранник, который вчера провожал меня наверх, вышел из-за своего стола.
— Доброе утро, мистер Гонт, — сказал он. — Это ключ от вашего лифта. Я покажу, как он действует.
— Спасибо, мистер Джонсон, — ответил я.
Он улыбнулся, довольный, что я запомнил его имя, и я последовал за ним по коридору. Рядом с тем лифтом, на котором мы поднимались в прошлый раз, находился еще один. Джонсон достал из кармана ключ и вставил его в замок, располагавшийся там, где обычно находится кнопка вызова. Он повернул ключ, двери открылись, и я вошел за ним в лифт.
— Вам нужно лишь нажать кнопку «вверх», — сказал он. — Между вестибюлем и вашим этажом лифт не делает остановок. Если пожелаете спуститься вниз, надо нажать на кнопку «вниз».
Я кивнул, затем улыбнулся.
— На этот раз сирены не будет?
— Нет, сэр, — сказал он серьезно. — Сигнализация установлена только в лифте мистера Синклера. В прошлом году, после того как какой-то идиот ворвался к нему с пистолетом…
Я ждал, что он продолжит историю, но он замолчал. Мне стало интересно, что же такое сделал Синклер, что его чуть не убили. Охранник вручил мне ключ.
— Ваших посетителей будут направлять в приемную, которая располагается на сорок седьмом этаже, там есть лифт с сорок седьмого до пятьдесят первого этажа. В нем всегда находится лифтер, остальные же лифты в здании — автоматические. От вашего лифта всего три ключа — один у вас, другой у мисс Фогерти, вашей старшей секретарши, а третий всегда находится в главном вестибюле. — Он нажал на кнопку, и двери снова открылись. — Что вы хотели бы еще узнать?
— На каком этаже мой кабинет?
На его лице промелькнуло удивление.
— Конечно же, на пятидесятом, сэр.
— Спасибо, мистер Джонсон, — сказал я и нажал кнопку «вверх».
Мисс Фогерти уже ждала меня, когда раскрылись двери лифта. Она была высокая, гибкая, лет тридцати, с карими глазами и рыжеватыми волосами, аккуратно стянутыми черной лентой. На ней было простого покроя платье от Диора, черного цвета с золотой булавкой у плеча.
— Доброе утро, мистер Гонт. Я Шейла Фогерти, ваш секретарь номер один.
Я протянул ей руку.
— Доброе утро, мисс Фогерти.
Ее рука была прохладной и слегка влажной. Внезапно я понял, что она волнуется точно так же, как и я, и почувствовал себя свободней. А когда я улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ.
— Сейчас я вам все покажу, — сказала она.
Она повернулась, и я отметил, что у нее красивые бедра, а обтянутые тонкими чулками ноги очень стройные.
— Расположение помещений на этом этаже точно такое же, что и у мистера Синклера, этажом выше.
Я шел за ней по коридору. Все было окрашено в белый цвет, кое-где на стенах висели картины. Чувствовалось, что подбирал их человек со вкусом и средствами. Если я не ошибался, здесь были подлинники Миро и Пикассо.
Она перехватила мой взгляд.
— Все картины — из личной коллекции мистера Синклера. — Она открыла первую дверь. — Это проекционный зал.
Я заглянул вовнутрь. Зал был уютный и роскошный, человек на двадцать пять, с удобными креслами. Я кивнул. Она закрыла дверь и повела меня к следующей комнате.
— Это большой конференц-зал, — продолжала она. Стол тоже был рассчитан человек на двадцать. — Между этим залом и малым конференц-залом находится личная кухня, где всегда дежурит повар. Он может приготовить вам еду, если вы пожелаете поесть у себя в кабинете.
Малый конференц-зал мог вместить человек десять, а в остальном был копией большого.
Мы вернулись к лифту.
— Приемная разделена на три отдельные комнаты, чтобы посетители не видели друг друга. — Она открыла дверь. — Они все совершенно одинаковые.
Они и в самом деле были одинаковыми и похожи на ту приемную, в которой я был этажом выше. Невозмутимая блондинка сидела теперь за столом в приемной. Когда мы подошли ближе, она встала.
— Это мисс Свенсен, она отвечает за прием посетителей, — продолжала мисс Фогерти. — Мисс Свенсен, это мистер Гонт.
Блондинка улыбнулась.
— Рада познакомиться с вами, мистер Гонт.
Я улыбнулся в ответ. Она была точной копией девушки, которую я видел в кабинете Синклера.
— Я тоже очень рад, мисс Свенсен.
Мы прошли через приемную. Мисс Фогерти открыла вторую дверь.
— Это мой кабинет, — сказала она.
В кабинете сидела еще одна девушка. Услышав, как мы вошли, она подняла глаза и, когда мы приблизились, встала.
— Джинни Дэниелс, моя помощница, ваш секретарь номер два. Мисс Дэниелс, это мистер Гонт.
— Счастлива познакомиться с вами, — улыбнулась она. Она была похожа на предыдущую девушку, только волосы темные. У меня промелькнула мысль, что Синклер, вероятно, специально выращивает их где-то для своих нужд.
— Добрый день, мисс Дэниелс, — сказал я. Мы пожали друг другу руки. Ее рука не была влажной, в отличие от руки Фогерти, но и терять ей было меньше, она ведь была всего лишь секретарша номер два.
— В ваш кабинет ведут два входа. — Мисс Фогерти указала на дверь у ее стола. — Это вход из вашего кабинета, а другая дверь прямо из приемной. Ваших посетителей будут впускать через ту дверь, если, конечно, вы не распорядитесь иначе.
Я промолчал.
Она открыла дверь в мой кабинет и пропустила меня вперед. Войдя, я остановился. Это была почти копия кабинета Синклера — те же десять окон с каждой стороны, тот же вид. Одно было другим — кабинет казался новым, будто его никто никогда не использовал.
— Кто занимал этот кабинет раньше? — спросил я. Кто бы то ни был, он исчез, не оставив ни следа.
— Никто, — ответила она. — Не знаю, по какой причине, но этот кабинет всегда пустовал, с тех пор как мы въехали в это здание четыре года назад.
Я мельком взглянул на нее, затем прошел к своему столу и уселся. Синклер, должно быть, очень странный человек. Никто не делает таких кабинетов, чтобы они пустовали.
— Может, хотите чашечку кофе? — предложила она.
— Спасибо. Черный и кусочек сахара.
Она вышла и через мгновение вернулась с подносом. Поставив его на стол, она принялась наливать кофе в чашку, а я смотрел, как она это делает. По крайней мере у Синклера был вкус. Фарфор был веджвудский. Мисс Фогерти взяла кубик сахара серебряными щипчиками и опустила его в чашку.
— Ну как? — спросила она.
Я поднес чашку к губам.
— Отличный, — сказал я.
Она снова улыбнулась.
— В среднем ящике стола вы найдете две папки. В одной из них личные дела мисс Свенсен, мисс Дэниелс и мое. Вы понимаете, конечно, что мы назначены к вам временно. Если у вас есть свой штат или предпочтете кого-то другого, мы все поймем.
— Нет, — сказал я. — По крайней мере мне нравится то, что я вижу, и я не связан никакими обязательствами.
Она улыбнулась.
— А в другой папке находится список имен с указанием должностей ответственных сотрудников. Мистер Синклер настоятельно просил, чтобы вы ознакомились с этим списком, прежде чем придете на встречу в десять тридцать в его конференц-зал, где он вам их представит.
— Спасибо, — сказал я. Фогерти меня устраивала как секретарша, она была тактична, и в ней чувствовался стиль. Она не сказала «представит меня им».
— А теперь, если вы позволите, я объясню, какие устройства здесь имеются. — Она обошла стол, встала рядом со мной, и я почувствовал легкий запах ее духов. — Ваш телефон соединен с десятью внутренними линиями. Выход на внешнюю линию через восьмерку или девятку перед нужным номером. И конечно же, вы можете дать указания нам набрать любой желаемый номер. Еще есть две прямые линии, которые не проходят через коммутатор, это для вашего личного пользования. И, наконец, есть селектор, по которому вы можете связаться с любой из нас.
На стене — три телевизионных экрана. По первому всегда демонстрируется программа нашей телесети, два других принимают все остальные каналы. Нажимая на кнопки пульта рядом с телефоном, вы можете включать и выключать телеэкраны.
На другой стене — встроенный бар, который открывается при помощи этой кнопки. — Она нажала на кнопку, и бар открылся. Там было полно самых разных бутылок. Я одобрительно кивнул.
— Справа от бара дверь, ведущая из приемной. Дверь открывается и закрывается автоматически, посредством кнопки на вашем столе и на столах ваших секретарей. Слева от бара — личная ванная комната, с душем, сауной и маленькая спальня, если вам захочется отдохнуть.
Я встал и, подойдя к ванной, открыл дверь. Все именно так, как она рассказала. Имея такое под рукой, можно и домой не возвращаться.
Я вернулся в кабинет, где в этот момент зазвонил телефон. Фогерти сняла трубку.
— Кабинет мистера Гонта. — Она посмотрела на меня. — Мистер Синклер хочет поговорить с вами.
Я взял трубку из ее руки и обошел вокруг стола. Фогерти вышла из кабинета.
— Слушаю вас, мистер Синклер.
— Одну минуточку, я соединяю, — услышал я голос его секретарши.
Раздался щелчок.
— Вам все понравилось, мистер Гонт?
— Да, спасибо.
Он хохотнул.
— Только не забывайте, кто ваш сосед сверху, когда будете жаловаться на шум. Помните, что вы сами попросили этот кабинет.
Я усмехнулся.
— Не забуду, мистер Синклер.
— Было бы неплохо, если б вы пришли ко мне в кабинет за несколько минут до встречи, назначенной на десять тридцать. Хочу, чтобы вы увиделись с Дэном Ричи до начала.
— Я буду у вас в десять двадцать.
Дэн Ричи был настоящим профессионалом и воспринял увольнение без истерик. Его рукопожатие было крепким.
— Рад с вами познакомиться, Стив, — пробасил он. С минуту он удивленно разглядывал меня, затем повернулся к Синклеру. — У меня создалось впечатление, что он должен быть моложе.
У Синклера было такое же удивленное лицо.
Я улыбнулся им.
— В нашем деле быстро стареешь.
Внезапно Синклера озарило, и в его глазах блеснули веселые искорки и еще что-то, похожее на уважение.
— Это точно, — сказал он. — Иногда это происходит за одну ночь.
Он не знал, что это произошло в восемь часов утра, я как раз принял душ и, выйдя в гостиную, застегивал рубашку.
— Привет, ребята, — сказал я весело. — Как насчет завтрака?
— Вы посмотрите на него, — застонал Джек, лежавший на диване. — Целую ночь мучил нас своими вопросами, потом принял душ и вышел оттуда, как новенький доллар. Как это у тебя получается? Или ты принимаешь стимуляторы?
Я ухмыльнулся.
— Просто я веду правильный образ жизни.
— Просто он молод, — сказал Джо Гриффин, начальник исследовательского отдела. — Он выглядит, как будто еще ни разу не ходил голосовать, и уж тем более не похож на президента ведущей телесети.
Я перевел взгляд на него. Он прав. Моя основная проблема будет в том, что седые головы станут смотреть на меня как на горластого неоперившегося юнца. Я взял телефонную трубку. Единственный способ избежать этого конфликта — это стать таким же, как они. В парикмахерской не было никого, кто мог бы мне помочь, но в салоне красоты такие люди нашлись. Услышав об оплате в пятьдесят долларов, мне сказали, что немедленно пришлют парикмахершу.
Пришла миловидная брюнетка в розовом платье. В руке она несла небольшой чемоданчик со всем необходимым для работы. Непрестанно жуя резинку, она вошла в комнату, удивленно оглядываясь по сторонам.
— Мне сказали, что здесь какая-то сумасшедшая хочет перекраситься под седину.
— Вам сказали правильно, — подтвердил я. — Только речь не о женщине. Это мне нужно покрасить волосы.
Она едва не проглотила резинку.
— Ну хватит, — сказала она. — Вы что, с ума сошли? Я ухожу. Не желаю иметь дело с придурками.
Я вытащил из кармана пятидесятидолларовую купюру и помахал перед ее носом.
— Мне действительно это нужно. Не уходите.
Она посмотрела на меня.
— А зачем вам это? У вас чудесная шевелюра.
— Понимаете, я получил большое назначение, — серьезно сказал я. — А они думают, что я слишком молод для него. Вы же не хотите лишать меня такого шанса, а?
— Нет, — все еще колеблясь, протянула она и оглянулась вокруг. — Я бы не хотела.
— Все, что от вас требуется — прибавить седины моим волосам. Немножко. Только чтобы я выглядел чуть старше.
— Ладно. Думаю, что это можно сделать, — согласилась она.
— Ну так за работу, — сказал я и провел ее в ванную.
Через сорок минут я вышел в гостиную.
— Не могу поверить своим глазам! — воскликнул Джек, вскочив с дивана.
Все сгрудились вокруг меня.
— Ну, что скажете, ребята? — поинтересовался я.
Джек покачал головой.
— Просто класс! — высказался он. — Это вообще-то не делает тебя старше, но придает какой-то уверенный вид. Понимаешь, что я имею в виду?
Я понимал, что он имеет в виду. Седина, которую она мне добавила в волосы, очень гармонировала с моими глазами. Конечно же, я по-прежнему выглядел молодо, но уже не так, как раньше.
— Ладно, — сказал я, направляясь к двери. — Время спускаться в шахту.
— Подожди минутку, — попросил Джек. Он протянул мне блокнот, тот самый. — Может, возьмешь с собой?
Я улыбнулся.
— Ну что вы, учитель! Разве на экзамены можно брать учебники?
В одном я ошибся. Наши кабинеты не совсем похожи. Конференц-зал Синклера был гораздо больше моего. Сейчас за столом сидели двадцать восемь человек. Обойдя стол по кругу, я пожимал руку каждому и старался по именам вспомнить, что я читал о каждом вчера вечером. У меня это получилось. Оказывается, память у меня куда лучше, чем я думал.
Все они были настоящими профессионалами. Я видел, что, хотя все испытующе смотрят на меня, никто не подает виду.
Через десять минут Синклер ушел, сказав, что предоставляет мне возможность поближе познакомиться со всеми. Ричи ушел вместе с ним. В зале воцарилась тишина. Я сел во главе стола. Я был один. Абсолютно один.
Оглядев сидящих за столом, я подумал: как странно, что какая-то мелочь, вроде седых волос, сразу придает тебе вес. Я специально старался говорить тихо, чтобы им приходилось прислушиваться.
— Вы спрашиваете себя, кто я такой, а я спрашиваю себя, кто такие вы. Пока мы не знакомы друг с другом, но спустя несколько месяцев это прояснится само собой. Кому-то я понравлюсь, кому-то нет, но это неважно. Самое главное, чтобы «Синклер Телевижн» выбралась из ямы и заняла достойное место. Самое главное — это рейтинг. Вот критерий, по которому я буду оценивать вас, а вы будете оценивать меня.
Я замолчал. Все смотрели на меня.
— В Вашингтоне, когда к власти приходит новый президент, ему предоставляется право формировать команду по своему усмотрению. Мне это нравится. Это настоящая демократия.
Я видел, как они все напряглись. Они прекрасно понимали, что это самое главное.
— Я хочу, чтобы каждый из вас написал мне заявление об увольнении с тридцать первого января, и чтобы завтра с утра все заявления были у меня на столе.
Послышался общий вздох. Я подождал минуту, пока они переварят услышанное, затем бросил им спасательный круг.
— Мой секретарь подготовит список очередности. В последующие несколько дней я лично встречусь с каждым из вас, и мы обсудим проблемы ваших отделов. Спасибо, джентльмены. — Я встал.
Десять минут спустя, когда я спустился в свой кабинет, разразилась буря. Синклер ворвался ко мне, трясясь от ярости.
— Вы всех уволили! Как, черт возьми, вы собираетесь руководить телесетью?! Один, что ли? Даже вам это не под силу!
Я улыбнулся ему:
— Боги спускаются с Олимпа. — Это его остановило.
Он посмотрел на меня сверху вниз:
— Что вы имеете в виду?
— Мне говорили, что вы никогда не спускаетесь со своего этажа.
Он начал улыбаться. Я продолжал:
— Давайте расставим все по местам. Я никого не увольнял. Я попросил, чтобы они написали заявление об отставке с тридцать первого января, но я ведь не сказал, что приму их отставку.
Он хмыкнул.
— Это здорово встряхнуло их.
— Именно этого я и добивался, — подтвердил я.
— У вас жесткие методы.
— Здесь не место для бездельников. Я отвечал за свои слова, когда говорил, что собираюсь сдвинуть вашу компанию с мертвой точки.
— Ладно, — сказал он после мгновенного колебания. — Играйте по своим правилам. — Он бросил взгляд на часы. — Я заказал отдельный кабинет в «21» для ланча. Хочу, чтобы вы встретились с Советом директоров. Еще я попросил сотрудника, занимающегося связями с общественностью, подготовить пресс-конференцию в пятницу.
— С обедом ладно, — сказал я, — но насчет пятницы — никак. Меня здесь не будет. — Я помолчал, давая ему возможность переварить информацию. — У нас еще будет время провести пресс-конференцию, когда мне будет что сказать. Сейчас мне нечего сообщить им.
— И где же вы будете? — спросил он.
— В Лос-Анджелесе.
— Какого черта вы собираетесь разъезжать, когда нам важно, чтобы вы были здесь?
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Я постараюсь сделать так, чтобы все субботние вечера принадлежали только «Синклер Телевижн».
— Мой отец с тобой? — спросила она, как только я вошел в комнату.
Я покачал головой.
— Но ты ведь приехал в его машине, — сказала она обвиняющим тоном.
Я посмотрел на нее. Барбара была одета для выхода. Ее маленькая сумка была собрана и стояла посреди комнаты. Но она не сделала ни одного движения, чтобы поднять ее.
— Он одолжил мне свой лимузин, — сказал я. — Ему кажется, что это гораздо удобней, чем такси.
— Он что, знает?
— Да, — сказал я.
Она сразу как-то сникла. Пройдя через комнату, она вытащила из сумочки пачку сигарет.
— Как же он узнал? Это ты ему сказал?
— Ты ведь сама знаешь, Барбара, — сказал я. — Он все время знал. Он даже знал, что я возил тебя к доктору.
— Черт возьми, — воскликнула она, — он всюду сует своей нос! — Она посмотрела на меня. — Придется уволить эту проклятую служанку. Я уверена, что это она ему все рассказывает. Больше никто об этом не знал, а она постоянно подслушивает.
— Но ведь это твой отец, — возразил я. — Ведь это естественно, что он заботится…
— Ни черта ты не знаешь! — бросила она, в ее голосе звучала злоба. — Ему наплевать на меня и на всех. Что ему надо, так это держать все под контролем. Вот почему моя мать сбежала от него. Но и это его не остановило. Он преследовал ее до тех пор, пока она не покончила с собой. То же он хочет сделать и со мной.
— Успокойся, девочка, — я обнял ее.
Она горько рассмеялась.
— Ты ничего не знаешь. Но подожди, он приберет тебя к рукам. Ты станешь его собственностью и тогда поймешь. Я помню, что он однажды сказал моей матери: «Никто не оставляет Спенсера Синклера, пока я сам этого не захочу».
Она яростно вдавила сигарету в пепельницу.
— Я не хочу возвращаться в свою квартиру.
— Ну хватит, ты уже большая девочка, Я пришел, чтобы увезти тебя отсюда.
Барбара сделала шаг ко мне, ее глаза были широко открыты.
— Разреши мне остаться с тобой, Стив.
— Забудь об этом.
— Пожалуйста, Стив. — Она взяла меня за руку. — Только на несколько дней, пока я не развеюсь. Я не хочу быть одна в квартире.
— Ты с ума сошла, — сказал я. — Следующие несколько дней моя квартира будет похожа на железнодорожный вокзал.
— Я буду хорошей. Я не буду тебе мешать.
— Но почему ты выбрала меня? — поинтересовался я. — У тебя есть и другие друзья.
Она посмотрела на меня, и в ее глазах появилась боль. Выпустив мою руку, она подошла к своей сумке.
— Ладно, Стив, — прошептала она, — я готова.
Я подхватил ее сумку, и мы вышли к машине. Не думаю, что по дороге до города мы обменялись хотя бы парой слов. Шофер с любопытством разглядывал нас в зеркале. Она явно знала его, но не обращала на него никакого внимания.
Машина остановилась у ее дома на Парк-авеню. Из подъезда сразу же выскочил швейцар, чтобы взять ее сумку. Я вышел из машины вместе с Барбарой.
— Ну как, сейчас лучше? — спросил я.
Она кивнула.
— Не волнуйся и хорошенько отдохни. Я позвоню тебе попозже — узнать, как дела.
— Хорошо, — кивнула она.
Я поцеловал ее в щеку, и Барбара прошла в дом.
Было почти пять часов, когда я вернулся в свой офис. Пришлось отвечать на столько телефонных звонков, подписывать столько документов, что не оставалось ни секунды свободной. Я так замотался, что глянул на часы, только когда позвонил Джек Савит. Было восемь вечера.
— Ты еще работаешь? — засмеялся он. — Показываешь плохой пример.
Я бросил взгляд на стопку бумаг, которые еще надо было просмотреть.
— Ну?
— Мне кажется, я выполнил твое задание.
— Отлично.
— Зайти к тебе?
Я посмотрел на часы.
— Нет. Давай встретимся через пятнадцать минут в «Стэйк Хаус» на Второй авеню.
— Договорились.
Я опустил телефонную трубку и нажал на кнопку звонка. Фогерти вошла в кабинет.
— Соберите все это, — попросил я. — Я просмотрю дома.
Она кивнула. Я прошел в ванную и умылся. В зеркале отразилось усталое лицо с морщинами, которых утром не было. Я усмехнулся. Морщины отлично гармонировали с моими седыми волосами. Интересно, сколько времени продержится седина?
Я смочил полотенце горячей водой и прижал его к лицу. После этой процедуры я почувствовал себя немного бодрее. Отложив полотенце, я еще раз глянул на себя в зеркало; некоторые морщины разгладились, но на белках глаз разбежалась сеточка лопнувших сосудов. Возможно, придется заказать очки.
Фогерти подготовила кейс с бумагами. Кейс был новенький, а на боку поблескивала гравировка с моим именем. Секретарша захлопнула его, заперла на ключ и протянула ключ мне.
— Все в порядке, — сказала она. — Я пометила красным карандашом все, что надо сделать срочно.
Когда я вошел, Джо Бергер стоял у двери.
— Поздравляю, Стив, — улыбнулся он.
— Спасибо, Джо. — Я пожал ему руку и последовал за ним к отдельной кабинке.
Его симпатичная жена Клэр, сидящая за кассой, тоже улыбнулась и поздравила меня, когда мы проходили мимо. Я улыбнулся в ответ и помахал ей рукой.
— Что будем заказывать? — спросил он.
— Я ожидаю Джека Савита.
— Я знаю. Он позвонил и сказал, что опоздает минут на пять.
Это было обычно для Джека, — будет по крайней мере еще пара телефонных звонков, прежде чем он появится.
— Я выпью три-четыре мартини, — сказал я, — затем салат с сыром, отбивную с кровью, вареный картофель со сметаной и все.
— Хочешь совет знатока, Стив?
Я кивнул.
— Тебе пора привыкать к скотчу, это гораздо лучше для желудка. У всех, кого я знаю, язва начиналась с мартини.
Я рассмеялся.
— А может, кока-колу?
— Это еще лучше. Когда мой сын был маленьким, доктор всегда говорил, чтобы я давал ему кока-колу от животика.
— Ладно, Джо, — засмеялся я. — А теперь неси мартини.
Он отошел, качая головой. Джек был верен себе — два телефонных звонка, три выпитых мартини — и он ворвался в ресторан.
Плюхнувшись в кресло напротив, он оглядел стол.
— Это какой по счету?
— Третий, — ответил я, постукивая пальцем по бокалу.
Он поискал глазами официанта.
— Быстро принеси два двойных. — Он повернулся ко мне. — Не думай, что мне хочется выпить. Просто не хочу пользоваться тем, что ты уже нетрезв.
Я ухмыльнулся.
— Для начала неплохо.
Подошел официант с двумя двойными мартини. Я начал было говорить, но Джек жестом остановил меня. Он быстро осушил один бокал и отпил изрядно из второго, затем поставил его на стол.
— Ну что ж, теперь можно и поговорить, — сказал он.
— Как насчет нового задания? — спросил я.
— Это было непросто, — ответил он.
Я молчал. Это ни о чем мне не говорило. Просто, как агент, он набивал себе цену.
— Я купил тебе тридцать шесть фильмов, пять штук от крупных кинокомпаний, остальное — от независимых.
— И сколько из них хороших?
— Примерно четыре из каждых шести, да и остальные два тоже неплохие, по крайней мере не дрянь. — Он допил мартини.
Я кивнул. Он неплохо провернул дело: обычно кинофирмы за каждый хороший фильм, который они предоставляли, норовили навязать четыре никуда не годных.
— Ну, а теперь держись обеими руками за стул, — предупредил он. — Это обойдется тебе в четыреста тысяч долларов за каждый, и через двадцать четыре часа ты должен подтвердить, берешь ты их или нет. И деньги им нужны сейчас, чтобы они могли внести их в отчеты этого года.
Я уставился на него. Цена была в два раза больше обычной. Но я знал, что только поэтому они отдали ему фильмы. Им было необходимо улучшить свои показатели в финансовом отчете за год, иначе держатели акций поднимут страшный вой. Сейчас они больше боялись держателей акций, чем владельцев кинотеатров, которые заставили их подписать договор, запрещавший демонстрацию по телевидению фильмов, вышедших после сорок восьмого года, то есть моложе семи лет. Потому что от держателей акций зависело, полетят они со своих кресел или нет, а владельцы кинотеатров все равно придут к ним за продукцией.
— Ладно, — вздохнул я, — покупай.
Он уставился на меня.
— Ты представляешь, что ты делаешь? Это же больше четырнадцати миллионов долларов!
— Я сказал, покупай.
— Ты что, даже не хочешь узнать, что это за фильмы? Кто в них играет…
— Ты ведь эксперт, Джек. — Мой тон был резким. — Я доверяю твоему мнению. Ты ведь не будешь пользоваться моим незнанием?
— Но ведь это твоя работа, и если фильмы плохие…
Я снова оборвал его. На этот раз мой голос был холоден как лед.
— Вот здесь ты ошибаешься, Джек. Это не моя работа. Если фильмы хорошие, то твоему агентству повезло. Моя работа позволяет мне делать ошибки. Но если ты не угодишь мне, «Уорлд Артистс Менеджмент» не продаст больше ничего Синклеру. И тогда твое агентство пойдет ко дну, потому что всего, что вы получаете от других телесетей, недостаточно, чтобы оплатить ренту и за один этаж вашего офиса.
Он побледнел, а на лбу выступили капли пота. Он долго крутил в руке бокал, не сводя с меня глаз, и наконец сказал:
— Это хорошие фильмы.
— Так чего ж ты волнуешься? — улыбнулся я. — Успокойся, давай поужинаем, я просто умираю с голоду.
Но, как ни странно, у него, похоже, не было аппетита.
Я вернулся домой в двенадцатом часу и чувствовал, что еще могу сегодня поработать. Открыв кейс, я разложил бумаги на столе в кухне.
Был второй час ночи, когда я кончил их подписывать и добрел до кровати. Глаза горели, и, не успел я закрыть их, как мгновенно уснул. Прошло не более получаса, и зазвонил дверной звонок. Спросонок показалось, что это мне мерещится, и я попытался снова заснуть. Звонок продолжал заливаться. Теперь я совсем проснулся. С трудом поднявшись с кровати, прошел через всю квартиру к входной двери и открыл ее.
Она была закутана в меховое манто, руки сжимали маленькую сумочку, а широко открытые глаза смотрели на меня со страхом.
Я потоптался на месте, затем сделал шаг назад, и Барбара бросилась мне на шею, дрожа и плача.
Я закрыл дверь.
— Ты ничего не сказал о том, что переехал, — всхлипывала она.
Я поддерживал ее.
— Я сначала пошла на твою старую квартиру, а швейцар сказал, куда ты уехал. — Она посмотрела на меня, ее глаза были полны слез. — Ты сердишься на меня, Стив?
Я покачал головой.
Слова так и сыпались из нее градом.
— Я больше не могла. Мне было одиноко. Так одиноко… Я все думала о том, что ты сказал насчет других друзей. И впервые подумала знаешь о чем? Что у меня нет других друзей. Настоящих друзей. Так, приятели, знакомые, вот и все. Я выпила полбутылки виски. Выкурила три сигареты с травкой. Ничего. Тогда решила спать и приняла нембутал. Но когда встала с кровати, чтобы принять четвертую таблетку, поняла, что не засну. Я смотрела на себя в зеркало в ванной и видела лицо своей матери. Я знала, что кончу так же, как и она. Что они придут утром и найдут меня мертвой. Тогда я испугалась и пыталась дозвониться тебе, но мне отвечали, что номер отключен. Я металась в панике. Мне было некуда идти, и я отправилась искать тебя. — Она вытерла глаза рукой. Ее манто распахнулось, и я увидел, что на ней нет ничего, кроме ночной рубашки. — Разреши мне остаться с тобой сегодня. Утром я уйду. Ну пожалуйста.
— Но ты ведь уже здесь, — сказал я. — Давай ложись спать.
Я отвел ее в спальню.
— Умойся, а то у тебя тушь потекла.
Она послушно пошла в ванную. Я погасил в спальне свет и залез в кровать. Слышался шум воды. Скоро дверь ванной открылась, и в потоке света появилась ее фигура.
— Сейчас я выгляжу нормально? — спросила она.
Я не видел ее лица, оно было в тени, но против света сквозь ночную рубашку просвечивал ее силуэт, и я засмеялся. То, что я видел, выглядело нормально.
— Ты выглядишь чудесно.
Она погасила свет в ванной и легла в кровать. Я подвинулся, давая ей место.
— Нет, Стив, — попросила она. — Обними меня.
Я обнял ее, и она положила голову мне на плечо. Минуту она лежала спокойно, затем внезапно села. Быстро скинула через голову ночную рубашку и снова прижалась ко мне.
— Так лучше, — прошептала она. — Я хочу чувствовать твое тело. — Она повернулась и положила мою руку себе на грудь.
Я чувствовал, как ее соски становятся тверже. Во мне начал просыпаться жар. Теперь я не мог заснуть и беспокойно заворочался.
Она принялась ласково гладить меня.
— Ты извини, Стив, — прошептала она. — Мы не сможем трахаться целую неделю.
— Я знаю, — хмуро сказал я. — Давай попытаемся заснуть.
Движения ее руки прекратились. Я закрыл глаза. Через несколько минут она снова заговорила:
— Поцелуй меня разок, Стив.
Я нежно поцеловал ее, и она ответила мне на поцелуй. Закрыв глаза, она прошептала:
— Стив.
— Да?
— Пообещай мне кое-что.
— Что?
— Сначала пообещай. — Она вела себя как ребенок.
— Ладно, обещаю.
— С утра не смотри на меня. Они мне все там обрили, и мне стыдно.
Я тихонько засмеялся.
— Пожалуйста, давай спать.
Я мог этого и не говорить, она уже спала. Я посмотрел на нее. В темноте она казалась такой юной и беззащитной. Я закрыл глаза.
Но тепло и запах женщины не давали мне уснуть. Когда я встал с постели, она даже не шелохнулась. Я прошел в гостиную и в конце концов заснул перед телевизором, когда пытался смотреть какую-то передачу.
Мне было шестнадцать лет и я учился в выпускном классе, когда погибли мои родители. Это был один из тех бессмысленных несчастных случаев, которые происходили во время войны. Согласно правилам светомаскировки все огни автомобилей должны были быть закрашены черным в верхней части, чтобы их нельзя было увидеть с воздуха. Когда идущий навстречу автомобиль поднимался в гору и свет его фар ударил отцу прямо в глаза, он чуть повернул вправо, стараясь избежать столкновения. Этого оказалось достаточно.
Огромный «паккард» съехал с дороги и упал в пропасть глубиной сто метров, перевернулся дважды, ударившись о скалы, и исчез под десятиметровым слоем воды.
— Мужайся, — сказал мне мистер Блэйк, адвокат, когда я, с сухими глазами, сидел в его кабинете после похорон. — Все произошло быстро и безболезненно, они даже не поняли, что случилось.
Я посмотрел на мою тетю Пруденс, сидящую по другую сторону стола. Ее имя никак не соответствовало ее характеру.[157] Много лет назад она переехала из Нью-Бэдфорда в Кейп-Энн. Мой отец редко упоминал о своей младшей сестре, но я слышал о всех ее похождениях.
О том, как она влюбилась в одного художника и поехала за ним в Париж, где он ее бросил и вернулся к своей жене. О других ее романах, про которые постоянно судачили. Наконец она вернулась в Нью-Бэдфорд.
Мой отец не подозревал, что она в городе, пока она не появилась в его конторе в банке. С ней был пятилетний малыш, крепко вцепившийся в ее юбку.
— Привет, Джон, — сказала она.
— Пруденс, это ты? — удивленно спросил мой отец.
Она посмотрела на мальчугана.
— Dit bon jour au monsieur, Pierre,[158] — сказала она.
— Bon jour,[159] — смущенно сказал мальчик.
— Он говорит только по-французски, — объяснила тетя Пруденс.
— Кто это? — спросил отец, глядя на нее.
— Мой сын, — сказала она. — Я усыновила его.
— Ты считаешь, что я в это поверю? — спросил отец.
— Да мне все равно, поверишь ты или нет. Я пришла за своими деньгами.
Мой отец знал, о чем она говорит. Но он был воспитан в старых традициях Новой Англии. Женщинам нельзя доверять деньги, пусть даже они перешли им по наследству.
— Предполагается, что деньги должны лежать в банке до тех пор, пока тебе не исполнится тридцать лет. Таково было завещание отца.
— В прошлом месяце мне исполнилось тридцать, — объявила она.
Наконец отец перевел взгляд с мальчика на нее.
— Значит, тебе тридцать, — сказал он с легким удивлением в голосе. — Значит, тебе тридцать.
Он поднял телефонную трубку и попросил принести ее счет.
— Тяжелые были времена, — пояснил он. — Но мне удалось оставить твой вклад нетронутым и даже немного увеличить его, несмотря на то что ты снимала проценты, как только они набегали.
— Я не сомневалась в тебе, Джон.
Отец уже немного пришел в себя.
— Будет разумнее, если ты оставишь деньги здесь. Сейчас ты будешь получать почти три с половиной тысячи в год одних процентов. На эти деньги можно прекрасно жить.
— Конечно, можно, — согласилась она. — Но я хочу поступить по-другому.
— И как же ты хочешь потратить эти деньги?
— Я их уже истратила, — сказала она. — Я купила маленькую гостиницу в Кейп-Энн. Я все просчитала. Гостиница себя окупает, так что я смогу продолжать заниматься живописью. Мы с Пьером будем прекрасно там жить.
Мой отец пытался отговорить ее, но она резко оборвала его:
— Я хочу, чтобы у Пьера был дом. Ты думаешь, мне удастся сделать это здесь?
И тетя Пруденс уехала в Кейп-Энн. Через несколько лет мы узнали от нашего общего друга, который виделся с ней, что мальчик умер.
— Я так и думал, что это случится, — кивнул мой отец. — Он еще тогда показался мне каким-то слабеньким, к тому же он говорил только по-французски.
— Он был мне двоюродным братом? — спросил я. Тогда мне было около шести.
— Нет, — резко ответил отец.
— Но если это был сынишка тети Пру…
— Он не был ее сынишкой! — рявкнул отец. — Она просто усыновила его, потому что у него не было ни дома, ни родителей. А твоей тете Пру стало жалко его, вот и все.
Тогда этот разговор произвел на меня большее впечатление, чем я думал. Я вспомнил его, когда сидел напротив нее за столом мистера Блэйка. Теперь была моя очередь. Интересно, жалко ли ей меня?
— Стивен?
Я перевел взгляд на мистера Блэйка.
— Да, сэр?
— Ты уже не ребенок, но ты еще не мужчина. Имеется в виду юридически, — сказал он. — Но я думаю, ты сам можешь высказать свое мнение. Твой отец не был богачом, но оставил тебе достаточно, чтобы ты мог закончить школу и колледж. Денег хватит даже на то, чтобы ты мог заняться тем делом, которое тебе по душе. Но проблема в том, где ты будешь жить? Твои родители назначили меня распорядителем имущества, но не назначили опекуна для тебя. Согласно закону, суд может назначить опекуна, пока ты не достиг совершеннолетия.
В этот момент мы с тетей посмотрели друг на друга. Я чувствовал, что меня тянет к ней, и уже не думал о том, какие чувства она испытывает ко мне. Я знал наверняка.
— Мистер Блэйк, — сказал я, продолжая смотреть на тетю, — а разве моя тетя Пруденс…
Воцарилась тишина, и мы с тетей посмотрели на Блэйка. Он улыбался.
— Я рассчитывал услышать от тебя эти слова, Стивен. Тогда вообще не будет никаких проблем. Ведь тетя — твоя ближайшая родственница.
Тетя Пру встала с кресла и подошла ко мне. Она взяла мою руку, и в ее глазах я увидел слезы.
— Я тоже надеялась, что ты так скажешь, Стив.
Внезапно я очутился в ее объятиях и заплакал, а она ласково поглаживала меня по волосам.
— Ну, хватит, Стивен, хватит. Теперь все будет хорошо.
Спустя месяц начались летние каникулы, и я сразу же отправился к тетушке Пру. День близился к вечеру, но было все еще жарко, когда я вышел из поезда. Со мной вышли несколько пассажиров, но они вскоре разошлись, и я остался стоять один на платформе. Подхватив свою сумку, я направился к маленькому зданию вокзала, размышляя, получила тетя мою телеграмму или нет.
Не успел я дойти до дверей, как на дороге показался потрепанный «плимут», подъехал к вокзалу и остановился возле меня. Из него вышла молодая девушка. Удивленно оглядев меня, она спросила:
— Стивен Гонт?
Я уставился на нее. На ее лице ярко алели румяна, а длинные каштановые волосы спадали на рабочую рубашку, небрежно заправленную в джинсы.
— Да, — кивнул я.
Она облегченно вздохнула.
— Я — Нэнси Викерс, — улыбнулась она. — Тетя послала меня встретить тебя. Она сама сейчас на занятиях. Бросай свою сумку на заднее сиденье.
Она села в машину, и я последовал ее примеру. Девушка умело переключила скорости, и машина тронулась. Она снова посмотрела на меня.
— А ты удивил меня, — сказала она.
— Чем?
— «Поезжай на станцию и встреть моего племянника», — вот что сказала твоя тетя. Я думала, это маленький мальчик.
Я захохотал, польщенный.
— Ну и как доехал? — спросила она.
— Скукотища. Поезд останавливался каждые двадцать минут, пропуская все скорые и экспрессы.
Я вытащил пачку сигарет и протянул ей. Она взяла одну.
— Ты работаешь у моей тети?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, я одна из ее учениц, а еще я натурщица.
— А-а, — протянул я. — Я и не знал, что тетушка Пру дает уроки живописи.
Она поняла меня по-своему.
— Это не так уж и плохо, — сказала она. — Работа натурщицей помогает мне платить за уроки.
— А что ты изучаешь?
— В основном живопись, но еще два урока в неделю по скульптуре. Твоя тетя говорит, что это помогает держать себя в форме.
Взглянув на нее, я ухмыльнулся.
— По тебе непохоже, что ты нуждаешься в помощи.
Она поймала мой взгляд и засмеялась.
— Кстати, сколько тебе лет, ты сказал?
— Я ничего об этом не говорил, — удивился я. — Но если тебе интересно, то семнадцать. — Я прибавил себе год.
— А выглядишь старше, — сказала она. — Ты слишком крупный для своего возраста. Я ненамного старше тебя, мне девятнадцать.
Мы уже выехали за город и свернули налево, на дорогу, которая, казалось, ведет к пляжу. Почти доехав до него, «плимут» резко свернул вправо и поехал к дому.
Дом стоял на невысоком холме возле самой воды и с дороги его было совсем не видно за высокими соснами, стоящими в ряд.
— Вот и приехали, — сказала Нэнси, остановив машину у ворот.
Я выглянул. Дом представлял собой типичный для Кейп-Код коттедж, но больших размеров. На воротах висели две деревянные таблички. На левой было написано:
ГОСТИНИЦА КЕЙП-ВЬЮ ДЛЯ ВЫБРАННЫХ ГОСТЕЙ
Позже я узнал, что здесь это считалось особым шиком: вместо слова «избранный» говорили «выбранный». На правой табличке значилось:
Пруденс Гонт
УРОКИ ЖИВОПИСИ И ЛЕПКИ ДЛЯ КВАЛИФИЦИРОВАННЫХ УЧЕНИКОВ
Потом я понял, что «выбранный» и «квалифицированный» для тетушки Пру означали одно и то же. В ее жилах текла кровь жительницы Новой Англии, и она сама выбирала себе гостей и оценивала своих учеников по их способности платить деньги.
Нэнси наклонилась и открыла дверцу машины с моей стороны. Я почувствовал, как к моей руке прижалась ее крепкая грудь. В этот момент она посмотрела мне в лицо и улыбнулась, не делая никаких попыток выпрямиться. Я почувствовал, как краска заливает мое лицо.
— Это главное здание, — пояснила она, наконец выпрямляясь. — Твоя тетя сказала, чтобы ты сразу занес туда вещи.
Я вылез из машины и вытащил свою сумку.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Не за что, — ответила она. Она снова выжала сцепление, но не спешила трогаться с места. — Студенты живут в небольших коттеджах за главным зданием. Я — в пятом, если тебе что-нибудь понадобится. — Она отпустила сцепление, и машина исчезла за углом дома.
Я подождал, пока машина скроется из виду, и поднялся по ступенькам в дом. В холле было пусто. Я опустил сумку на пол, не зная, куда идти дальше. Из-за ближайшей двери доносились голоса, я открыл ее и вошел.
Голоса внезапно смолкли, и на меня обернулись головы нескольких девушек, стоявших за мольбертами. Но, кажется, я их тогда и не заметил. Единственное, что мне бросилось в глаза, — это обнаженная натурщица на небольшом возвышении перед ними. Я стоял, открыв рот; тогда я впервые увидел голую девушку. Я не знал, что мне делать: то ли уйти, то ли остаться, и был не в состоянии шевельнуться.
— Закрой дверь и садись, Стивен, сквозняк ведь устроил, — раздался саркастический голос тетушки Пру, которая, оказывается, сидела недалеко от возвышения с натурщицей. — Занятия закончатся через несколько минут.
Ночь была темная и прекрасная. Я перевернулся на спину и смотрел на Нэнси. Она сидела в изголовье кровати, прижав колени к груди. В полумраке я отчетливо видел белую полоску тела, незагоревшую под бикини. Огонек сигареты вспыхнул и осветил ее задумчивое лицо.
— Не будь жадиной, — сказал я. — Поделись добром. — Я взял из ее пальцев сигарету с марихуаной, затянулся и почувствовал себя еще лучше.
Она забрала сигарету. Я постарался как можно дольше задержать дым в легких, затем медленно выпустил его, повернулся и уткнулся лицом в ее тело. Я вдыхал в себя ее запах.
— Это действует на меня гораздо сильнее, — признался я, — сильнее, чем вся марихуана в мире.
Нэнси запустила руки в мои волосы, повернула лицом к себе и долго смотрела так на меня. Не знаю, что она там высматривала, но когда отпустила мои волосы, на ее лице была все та же грустная задумчивость.
— Ты как будто не здесь, Нэнси, — сказал я. — Что случилось?
Минуту она посидела спокойно, затем встала с кровати. Я видел, как ее коричневые соски сморщились от волны прохладного воздуха, когда она подошла к окну и открыла его.
— Я ведь не говорила тебе, что я замужем? — спросила она неуверенно.
— Нет, — ответил я, садясь в кровати.
— А надо было сказать.
— Зачем?
— Тогда бы все было по-другому, — сказала она.
— Как?
— Этого могло не случиться.
С минуту я обдумывал ее слова. Я не понимал ее. Все было так прекрасно.
— Вот и хорошо, что ты мне ничего не сказала.
— Он завтра приезжает…
— Кто? — спросил я.
— Мой муж. Его корабль приходит в Нью-Лондон, и я поеду туда встречать его.
— А-а, — протянул я и добавил: — А когда вернешься?
— Ты не понимаешь, — сказала она. — Я не вернусь обратно. Его перевели на берег, и мы уезжаем в Пенсаколу.
Я молчал. Но Нэнси неправильно истолковала мое молчание.
— Я не хотела тебе ничего говорить. Не хотела делать тебе больно, малыш. Лучше было уехать, ничего не говоря, но я не смогла этого сделать. Извини, Стив.
Я взял сигарету и затянулся. Она почти догорела, и я почувствовал, как губам стало горячо. Нэнси забрала у меня окурок и затушила в пепельнице. Затем взяла мою голову и положила ее между грудей, а я протянул руки и прижал их к щекам. Медленно поворачивая голову, я касался языком то одного, то другого соска.
— Извини, Стив, — она снова крепко прижала к себе мое лицо.
— Ничего, все хорошо.
— Правда, все хорошо? — переспросила она с какой-то странной ноткой в голосе, затем повалила меня на постель и очутилась сверху.
Я чувствовал, как ее жаркая волна изливается на меня, по мере того как она распаляется все больше и больше. Нэнси ни на секунду не останавливалась, неистово взбрыкивая и издавая звуки, словно дикий ночной зверь. Я старался изо всех сил, чтобы остаться в ней. Внезапно она кончила и закричала:
— Дон!
И замерла.
— Мне все равно, как ты называешь меня, — прохрипел я, пытаясь еще глубже войти в нее. — Только не останавливайся.
— Ах ты, сукин сын! — застонала она, вбирая меня в себя. — Вам, мужикам, больше ничего и не надо!
Я крепко сжимал ее в объятиях, и на этот раз кончил вместе с ней. Меня будто накрыла океанская волна.
— Стив! Стив! — Ее ногти царапали мне спину.
Я схватил ее руки и прижал их к своему телу. Мы лежали, тяжело дыша.
— В этот раз ты не перепутала мое имя.
Она со злостью посмотрела на меня. А через секунду мы оба уже умирали от смеха.
Подойдя к главному корпусу, я увидел, что в кабинете тети Пру горит свет. Глянув на часы, я отметил, что уже начало первого, и начал потихоньку подниматься по лестнице.
— Стивен!
Я обернулся.
— Да, тетя Пру?
Она посмотрела на меня.
— С тобой все в порядке?
— Да, тетя Пру, — кивнул я.
Она постояла в нерешительности, затем повернулась и пошла в свою комнату.
— Спокойной ночи, Стив.
— Спокойной ночи, тетушка Пру, — ответил я и направился в свою комнату.
Через несколько минут в дверь тихонько постучали.
— Открыто! — крикнул я.
— Это я, — сказала тетя Пру. — Можно?
— Конечно. Дверь открыта.
— Я не знала, как поговорить с тобой о… — она запнулась, глядя на меня.
Я тоже осмотрел себя, стараясь понять, куда она смотрит.
По моему плечу и груди тянулись красные полосы. Схватив со стула рубашку, я набросил ее на себя.
— Это ее работа? — В голосе звучала злость.
— Прежде чем я отвечу, тетушка Пру, скажи мне, на кого ты так сердишься?
Она несколько мгновений молча смотрела на меня и печально улыбнулась.
— Наверно, на себя. Я все время представляла тебя маленьким мальчиком и не думала, что ты уже совсем взрослый. — Она присела на край моей кровати. — Но я думаю, что не совершила ошибку, пригласив тебя сюда?
— Я был знаком с девушками до того, как приехал сюда, тетушка Пру.
— Девушек можно знать по-разному, — возразила она. — Не все такие, как Нэнси.
Я промолчал.
— Я давно хотела поговорить с тобой, — неловко сказала она, — но не знала, как начать.
Я сел на стул напротив нее.
— Я слушаю, тетушка Пру.
— Ты знаешь, тебе надо о многом подумать, — сказала она, избегая моего взгляда. — Ты знаешь, у девушек могут быть дети и… там… всякие болезни и… — Она остановилась, увидев блеснувший в моих глазах смех. — Да о чем это я говорю! — смущенно перебила она себя. — Ты и так все об этом знаешь.
— Да, тетушка Пру, — торжественно заявил я.
— Почему же ты не остановил меня?
— Я не знал, что сказать, — признался я и улыбнулся. — Со мной еще никто никогда об этом не говорил.
Она посмотрела на меня.
— Я думаю, тебе надо найти работу на лето. Ничего хорошего не получится, если ты будешь болтаться здесь без дела.
— Прекрасная мысль, — обрадовался я. — Мне и так уже надоело валяться целый день на песке.
— Я поговорила с мистером Леффертсом. Он сказал, что даст тебе работу на радиостанции. Платить он тебе будет немного, зато ты будешь занят.
Вот так это все и началось. Еще не закончилось лето, а я уже занимался составлением программ для радиостанции Леффертса. К тому времени, когда я вернулся в школу, я уже знал, кем хочу стать.
Телевизор включился, и комната наполнилась звуками, Я проснулся и тупо уставился в него. Канал 7. Я встал и переключил на канал Синклера, затем позвонил вниз, чтобы принесли апельсиновый сок и кофе. Забравшись под горячий душ, я стоял под ним до тех пор, пока не проснулся окончательно. Когда я вышел из ванной, апельсиновый сок, кофе и утренняя газета уже ждали меня на столе. Когда я уходил, Барбара еще крепко спала. Три снотворных таблетки, что она приняла, действовали.
Хотя я пришел рано, Фогерти уже была на месте. Я бросил на ее стол бумаги, которые брал домой. Она вручила мне расписание встреч на сегодня, куда я внес только одно изменение — передвинул встречу с Уайнентом, начальником инженерного отдела, на девять утра, чтобы он был первым.
Это был высокий мужчина с трубкой. Его глаза смотрели на меня из-под очков в стальной оправе.
— Доброе утро, мистер Гонт, — Уайнент положил на мой стол лист бумаги.
Я взял его. Это было заявление об уходе, которое я потребовал от всех вчера. Я посмотрел на Уайнента.
— Я подумал, что раз уж иду сюда, — непринужденно произнес он, — то будет лучше, если я лично принесу вам это заявление.
— Спасибо, — я улыбнулся.
В кабинет вошла Фогерти, неся на подносе две чашки кофе.
— Меня ни для кого нет, — сказал я, когда она выходила. Я отхлебнул кофе и посмотрел на Уайнента. — Мистер Уайнент, что у нас с переходом на цвет?
— Все разработки готовы, — признался он.
— И..?
— Мы ждем.
— Чего?
— Чтоб посмотреть, что из этого выйдет, — смущенно сказал он. — Ведь Эн-Би-Си…
— Меня не интересует Эн-Би-Си, — отрезал я. — Меня интересует Синклер. Чего мы ждем?
— Я инженер, — наконец сказал он. — Не я принимаю решения.
Я улыбнулся.
— Теперь, по-моему, мы начинаем понимать друг друга.
Он удивленно посмотрел на меня.
— Если б я вам сказал, что сейчас самое главное — перейти на цветное вещание, — как быстро вы смогли бы это сделать?
На его лице появился интерес.
— Я могу перевести на цвет всю телесеть к сентябрю следующего года.
— А сможете вы обеспечить Нью-Йорк, Чикаго и Лос-Анджелес к Новому году?
— Времени осталось мало.
— Знаю.
Он подумал немного, постукивая пальцем по своей трубке, и поднял глаза на меня.
— Если получу «добро» сейчас, то смогу.
— Считайте, что вы его получили, — сказал я. — Вперед.
— Мы перейдем на цветное вещание, но хотите знать, во сколько это нам обойдется?
— Если бы я хотел знать, то спросил бы, — возразил я. — Пришлите мне приблизительные расчеты, и я поставлю на бумагах свою визу.
Он встал и направился к двери. Я окликнул его и протянул ему заявление об уходе.
— Вот еще что, мистер Уайнент.
— Да, мистер Гонт.
— Вы сказали, что все будет готово к Новому году, так?
— Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес — да.
— Ладно. Будем надеяться, что так и будет. А это можете порвать.
Он помедлил секунду, затем улыбнулся.
— Считайте, что я его уже порвал, мистер Гонт.
Дверь за ним закрылась. Я чувствовал, что он выполнит свое обещание. Медленно я разорвал заявление на две части, положил их в конверт и надписал его имя. Позвонив Фогерти, дал ей поручение отнести этот конверт Уайненту.
Так я начал набирать свою собственную команду. И этот человек был в ней первым.
Джек позвонил около часу дня.
— Я только что звонил в свой офис на том побережье. Все готово. Когда ты сможешь выбраться туда, чтобы подписать бумаги?
— Завтра.
— Чудесно, — засмеялся он. — Как тебе нравится оперативность?
— Прекрати хвастаться, — оборвал я. — Теперь мне нужна не оперативность, а надежность.
— Да ладно, Стив. Ты же знаешь, что я шучу. С этими картинами тебе нужно лишь…
Я прервал его:
— Мне нужно какое-нибудь потрясающее шоу. Что-нибудь такое, чего нет у других телекомпаний. — Я на мгновение задумался. — Найдется какая-нибудь суперзвезда, которая хотела бы выступать у нас час в неделю?
— Ты с ума сошел! — ахнул он. — Все контракты с более-менее приличными артистами подписаны давным-давно.
— Ты хвастался своей оперативностью? Так вот, достань мне звезду, — я бросил трубку.
Телефон тут же зазвонил снова.
— Мисс Синклер, — сказала Фогерти.
Я нажал на клавишу.
— Барбара?
— Я люблю тебя, — призналась она.
— Ты с ума сошла! — засмеялся я.
— Нет! Серьезно, я люблю тебя, — с жаром воскликнула она. — Ты такой надежный, и всегда таким был.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — ответила она. — У меня здесь все прекрасно.
— Что ты делаешь?
— Сейчас я завтракаю в твоей кровати. Ты не будешь сердиться за крошки в постели? А еще я смотрю телевизор.
Мне стало интересно.
— И что же ты там смотришь?
— Да старый фильм с Жанной Рейнольдс. Господи, как она прекрасно поет!
— Да, — сказал я и нажал на клавишу на своем столе, включив канал Синклера. Ток-шоу: вопрос — ответ. Я нажал другую кнопку, появился другой канал. «Одинокий охотник» — новелла для домохозяек. — По какому это каналу?
— Только не говори папе, что я его смотрю. Это Эй-Би-Си.
Я дважды нажал кнопку, и на экране появилась Жанна Рейнольдс, но ее тут же перебила реклама. Я выключил звук.
— Мне здесь нравится, — сказала Барбара. — Один из официантов даже назвал меня миссис Гонт. Я бы в жизни не вернулась домой.
— Конечно, — усмехнулся я, глядя на экран.
— Когда ты придешь?
— А что?
— Я заказала специальный ужин для нас, — сказала она. — Икра, шампанское, свечи, музыка — все, как полагается. — Она хихикнула. — Я даже заказала одно очень привлекательное неглиже из магазина внизу.
— Ты говоришь как настоящая домохозяйка, — я не отрывал взгляд от экрана. Казалось, чертов рекламный ролик не кончится никогда. — Ты не слишком устала?
— Совсем нет. Кстати, думаю, я подняла твой авторитет здесь на сто процентов.
— При таких ценах в отеле на услуги я обошелся бы и без этого.
— Запиши все в графу расходов, — сказала она. — Скажи папочке, что ты развлекал здесь кого-то очень важного для его телесети, какого-нибудь крупного держателя акций. Кстати, ведь мама оставила мне пятнадцать процентов акций «Синклер Бродкастинг».
— Ну что с тобой поделаешь? Ладно. А теперь я вешаю трубку, мне надо работать.
— Я люблю тебя, — повторила она, и в трубке раздался щелчок.
Я положил трубку в тот момент, когда на экране снова появилась Жанна Рейнольдс. Фильму было лет пятнадцать, и это была одна из первых ее ролей. В свои двадцать пять она играла девятнадцатилетнюю девушку, и в это можно было поверить. Жаль, что она не могла вечно играть девятнадцатилетних.
Время изменило ее. Время, три неудачных замужества, алкоголь, наркотики… Она дошла почти до самоубийства. Складывалось впечатление, что судьба как-то вдруг отвернулась от нее: раз у тебя все так хорошо, получи-ка немного дерьма. И Жанна получила его сполна.
Фильмы забылись. Появились новые девятнадцатилетние девушки. Но, несмотря ни на что, голос у нее остался. Иногда она выступала в ночных клубах; публика все еще любила ее, и люди валили толпами, чтобы посмотреть на нее живьем. Но потом что-то случалось, все разлетелось в прах, и газеты пестрели аршинными заголовками. Она накачивалась и отказывалась выступать, а если и соглашалась, то просто падала на сцене и была не в состоянии петь. Заголовки продолжали появляться. Ведь Жанна до сих пор была звездой. Даже сообщение о ее банкротстве появилось на первых страницах.
Я смотрел на экран. Она все еще была звездой. Я еще не осознал, что собираюсь сделать, когда моя рука потянулась к телефону. Звезда. Не об этом ли я просил Джека?
— Теперь я точно знаю, что ты сумасшедший! — заорал он.
— Кто ее агент?
— У нее нет агента, — ответил он. — С ней никто не хочет связываться. Она подала в суд на всех, с кем работала.
— Ты хочешь сказать, что за десять тысяч долларов в неделю ты не сможешь с ней справиться?
На том конце провода помолчали.
— Считай, что она у тебя, — наконец сказал он. — За десять тысяч в неделю я достану тебе хоть Адольфа Гитлера.
Это были слова настоящего агента. Если бы не все остальное, ему бы просто цены не было. Я так и не попал на ужин, который приготовила Барбара. Вместо этого я тем же вечером вылетел на Западное побережье.
С того дня прошло три месяца. Я подошел к театру на Вайн-стрит, откуда шоу должно было передаваться в эфир. Было без пяти пять по тихоокеанскому времени. Через пять минут в Нью-Йорке будет восемь, и трансляция начнется.
Внутри был самый настоящий сумасшедший дом. От напряжения в воздухе прямо-таки слышались разряды, как удары хлыста жокея на финишной прямой. Я пропустил рабочих сцены, которые несли декорации, и направился за кулисы. Повсюду были расставлены камеры, сновали люди, весь пол был опутан проводами. Режиссер-постановщик что-то шептал в микрофон, прикрепленный к груди.
Я посмотрел в зрительный зал. Он был полон. Занавес еще не поднимали, но все с нетерпеньем смотрели на сцену.
Я наблюдал за зрителями, когда раздался голос из громкоговорителя:
— Три минуты до трансляции. Все по местам!
Я пошел обратно за кулисы. Рабочие установили декорации и спешили покинуть сцену. Камеры занимали свои места.
Продюсер вышел из своей кабинки, проверяя готовность. Он кивнул, но я даже не знаю, заметил ли меня. Вдруг он остановился как вкопанный.
— Где Жанна?
Режиссер-постановщик посмотрел на него, затем оглянулся по сторонам.
— Она же еще минуту назад была здесь!
— Идиот! — завизжал директор. — Теперь ее здесь нет. Ищи ее!
Мимо проходил один из рабочих сцены.
— Я только что видел, как она вернулась в артистическую уборную.
— Приведите ее сюда! Приведите ее сюда! — Продюсер прямо-таки бился в истерике.
— Две минуты до эфира, — раздался голос из динамика.
Режиссер-постановщик сорвал с головы наушники, бросил их на пол и помчался в сторону артистической уборной. Некоторые из его помощников бросились следом за ним, и я тоже.
Режиссер постучал в дверь.
— Мисс Рейнольдс, до эфира две минуты!
Ему никто не ответил.
Он постучал снова.
— Две минуты…
Я протиснулся сквозь толпу и встал перед дверью.
— Ну-ка открывай! — рявкнул я.
Режиссер попытался открыть, затем с виноватым выражением лица повернулся ко мне:
— Я… я не могу, заперто.
Я оттолкнул его в сторону и, отступив чуть назад, ударил ногой в замок. Дверь упала, и я вошел в комнату.
Она стояла, глядя на меня, с полным стаканом в одной руке и бутылкой в другой.
— Вон отсюда! — заорала она. — Я никуда не пойду!
Я выбил стакан из ее руки, когда она подносила его к губам, и бутылку из другой, когда она попыталась спрятать ее за спину.
Перехватив ее руку, я притянул Жанну к себе.
— Отпусти меня, сукин сын! — орала она, пиная меня ногами и злобно вырываясь. — Я хочу выпить!
Я не отпускал ее.
— Никакой выпивки! Мы же с тобой договорились. Ты должна выйти на сцену.
— Никуда я не пойду. — Она плюнула мне в лицо. — Я никуда не собираюсь идти! Ты обманул меня! Они пришли сюда не для того, чтобы слушать, как я пою, они пришли, чтобы съесть меня живьем. Они хотят посмотреть, до какой степени я опустилась.
Ну что ж! Я дал ей пощечину. В маленькой комнате этот звук произвел эффект грома, и Жанна, отлетев, упала на диван возле стены.
— Одна минута до эфира! — захрипело в динамике.
Я подошел и поднял ее с дивана. Она смотрела на меня с ужасом в глазах.
— Нет, ты пойдешь, сука! Я вытащил тебя из сточной канавы не для того, чтобы ты здесь выкидывала свои фокусы! Если ты меня подведешь, тебе придется говорить не со своим адвокатом, а обратиться сразу к гробовщику!
Я еще раз ударил ее по лицу, чтобы она поняла, что я не шучу. Развернувшись, я потащил ее за собой к сцене. Толпа у дверей молча расступилась, пропуская нас.
Когда мы подошли к ступенькам, на экранах мониторов уже появилась заставка, а диктор объявлял:
— «Синклер Телевижн» представляет: Жанна Рейнольдс в прямом эфире!
Она повернулась ко мне, голос ее дрожал.
— Я не могу! Я не могу! Я боюсь!
— Я тоже, — я повернул ее к сцене и дал ей такого пинка под зад, что она вылетела прямо на середину сцены.
Она чудом не упала. Ей хватило времени только выпрямиться и оглянуться. Я ухмыльнулся и поднял вверх большой палец. Она повернулась к зрительному залу, и в этот момент занавес стал подниматься.
Оркестр заиграл мелодию одной из ее песен, но голос Жанны сначала был почти не слышен из-за оглушительной овации. Все знали эту песню «Песня, идущая из сердца». Она пела ее, когда ей было только пятнадцать лет.
Я смотрел на нее и не верил своим глазам. Что бы там с ней ни было, но голос остался прежним. Может, не такой молодой, как раньше, может, не такой сильный, но в нем было очарованье. Красота и боль, грусть и радость. Четырнадцать минут, до начала первого рекламного ролика, она стояла и пела. Когда она вернулась за кулисы, лицо ее блестело от пота, и она почти упала в мои объятия. Я чувствовал, что она вся дрожит, а зал неистовствовал.
— Я им понравилась, — прошептала она, будто не веря этому.
— Они просто обожают тебя. — Я повернул ее к сцене. — Иди и поклонись им.
Она посмотрела на меня.
— Но ведь это увеличит время?
— К черту! — сказал я, подталкивая ее к сцене. — Название нашего шоу «Жанна Рейнольдс в прямом эфире».
Она вернулась на сцену и поклонилась зрителям. Когда она снова подошла ко мне, ее лицо сияло.
— А теперь иди к себе и переоденься, — велел я.
Она быстро чмокнула меня в щеку и поспешила в артистическую уборную. Я посмотрел ей вслед. Я не стал говорить ей, что последний выход не пошел в эфир. Единственное, что телевидение никогда не перебивает, так это рекламные ролики.
Я пошел отыскивать ту парочку, что мы наняли для присмотра за Жанной. Наконец я обнаружил их вдвоем в маленьком просмотровом зале. Она подпрыгивала у него на коленях, и они были так заняты своим делом, что не услышали, как я вошел.
Я быстро подошел к ним, взял ее под руки и поднял.
— Какого черта… — начал было мужчина.
Девушка растянулась на полу. Я стоял и смотрел, как он судорожно пытается застегнуть брюки.
— Где вы были, когда она должна была выходить на сцену? — спросил я.
— Но мы ведь привезли ее в театр, — глупо сказал он.
Девушка поднялась с пола.
— Вы не должны были оставлять ее одну ни на минуту! — рявкнул я.
— Она была в порядке, когда мы привели ее в артистическую, — сказала девушка.
— Была! Вам нельзя было оставлять ее! — заорал я. — Вы оба уволены.
Через двадцать минут я нанял новую пару церберов и четко объяснил, в чем будут заключаться их обязанности. Они кивнули. Они знали, в чем дело. Не в первый раз получали подобную работу, ведь это же был Голливуд.
— После первого шоу сразу отвезите ее отдохнуть, — сказал я.
Первое шоу транслировалось на восточный и центральный часовые пояса, а надо было сделать еще одно — для Западного побережья.
— Привезете ее сюда во вторник на репетиции. И глаз с нее не спускать! Чтобы ни секунды не оставалась одна. Еда, сон, секс — везде вы должны присутствовать, ясно?
Я взглянул на часы: было без четверти шесть. Если поторопиться, то успею на семичасовой рейс в Нью-Йорк.
Я остановился и посмотрел на один из мониторов, стоящих рядом. Она пела с экрана и выглядела просто превосходно.
Внезапно я почувствовал, как устал. Я не знал, на сколько чудес меня еще хватит. Наверно, я смог бы проспать беспробудно целую неделю, но на это не было времени.
Завтра утром мне надо быть в Нью-Йорке, чтобы узнать, какой рейтинг у нас сейчас.
В самолете я принял снотворное, но оно не подействовало. Я никак не мог отключиться, а надо было сделать еще так много. Одно шоу может оказаться удачным, но это не значит, что телесеть сразу будет котироваться по-другому. В голове у меня были почему-то тревожные мысли.
Я не смог бы описать словами, что меня беспокоило. Уж слишком все было легко. Может быть, в этом дело? Подошла стюардесса.
— Чего-нибудь желаете, мистер Гонт?
Я вымучил на лице улыбку.
— Принесите мне еще один двойной мартини.
— Но вы уже выпили один двойной, мистер Гонт, — сказала она. — Согласно правилам каждому пассажиру положено только два раза приносить спиртное.
— Я знаю, — сказал я. — Но вы ведь только один раз принесли мне выпить?
Она помедлила и кивнула. Я посмотрел, как она идет по проходу, и отбросил все мысли о сне. Я открыл кейс, достал бумаги и разложил на столике перед собой.
Мартини был просто замечательный. Закурив, я глубоко затянулся. Как бы мне избавиться от этого гнетущего чувства надвигающейся беды? Я смотрел на бумаги невидящим взглядом.
Внешне все вроде складывалось удачно, расписание программ на осень уже стало вырисовываться, по крайней мере лучше программ у «Синклера» еще не бывало. Может, это был и не первоклассный товар, но самый коммерческий. Я старался приобретать лучшие шоу, с самым высоким рейтингом, но проблема была в том, что таких было недостаточно. Семьдесят процентов программ на осень обязательно должны быть новыми и обеспечить полный отход от старой линии. Это значило, что большая часть руководящих работников должны начать думать по-другому, а на самом деле более половины из них были неспособны на это. Следовательно, мне надо было заменить их и воспользоваться теми заявлениями об увольнении, которые они положили мне на стол.
До этого Синклер мог радоваться доброжелательным откликам критиков. Он гордился, что заработал больше призов «Пибоди», чем какая-либо другая телесеть. Правда, он не мог похвастаться, что у его шоу самые высокие рейтинги, скорее наоборот, они были самые низкие. Новое расписание программ на осень должно было все изменить. Призы призами, но деньги нам тоже нужны.
Пускай теперь критики вопят: куда подевались такие шоу, как «Великие приключения в американской истории»? Сколько раз Вашингтон пересекал Делавэр и кому это интересно? Бах, Бетховен, Брамс, даже если они все сошли бы с небес и вели нашу еженедельную программу «Час симфонической музыки», не смогли бы заставить ни одного зрителя переключиться с таких передач, как «Вороненое дуло» или «Сансет Стрип, 77». «Встречи с классическим театром» полностью проигрывали полицейским и гангстерам, появлявшимся в то же время по другим каналам.
Критики должны удовлетвориться такими программами, как «Поселенцы с Парк-авеню» (о семействе из Кентукки, которое получило большое наследство), «Ребята с небес» (новый вариант детектива, в котором главными героями были пилоты самолета, попадающие в невероятные приключения), и «Охотник за браконьерами» (типичный вестерн).
В запасе у нас было еще немало хороших вещей. Часовая программа, посвященная музыке «кантри», «Белый клык» (история про собаку, типа фильмов про Лесси), и, наконец, «Семья Салли Стар» (любимая мыльная опера всех американцев), которую мы теперь передавали в лучшее вечернее время три раза в неделю в цветном изображении.
С коммерческой точки зрения все было прекрасно, в этом я не сомневался. Мы специально распускали слухи, чтобы они достигали рекламных агентств на Мэдисон-авеню и подогревали интерес. К тому же, у нас уже к этому времени было несколько устных договоренностей, чего еще в истории «Синклер Телевижн» не бывало. Осталось только вовремя представить программы к началу сезона и подписать контракты. И все это начиналось в следующем месяце. Феврале.
Примерно в это время каждая телесеть публикует программы на осень. И тут начинается крысиная гонка за рекламными роликами. А с апреля идет самая настоящая игра в шахматы — перестановки программ, все телесети стараются расставить программные шоу так, чтобы обскакать конкурентов. Обычно Синклер объявлял свою программу последним.
На этот раз все будет по-другому. На этот раз мы будем первыми. Я собирался объявить расписание программ в конце января, таким образом остальным телесетям придется подстраиваться под нас. Мы сможем все распродать, я надеялся на это.
Если же я ошибся, тридцать миллионов долларов полетят коту под хвост. И я туда же. Единственная работа, на которую я могу рассчитывать после этого, — это снова на маленькой радиостанции мистера Леффертса в Рокпорте. И то я сомневался, что он возьмет меня.
Даже второй двойной мартини не ослабил моего напряжения. В Нью-Йорке уже было серое утро, когда мы приземлились, а я так и не смог заснуть.
Джек Савит встречал меня у самолета.
— У нас проблемы, — сказал он, не успев поздороваться.
Я посмотрел на него. Он мог и не говорить мне этого. Ничто другое не могло поднять его с постели в шесть утра в воскресенье, чтобы встретить меня в аэропорту. Внезапно мое напряжение спало. Что бы там ни было, теперь игра пойдет в открытую.
Проблему можно было изложить в двух словах. Дэн Ричи. Я сделал одну большую ошибку. Я оставил его команду нетронутой. Следовало выгнать их в первый же день. Мысленно я дал себе клятву впредь не повторять таких ошибок.
— Когда все началось? — спросил я.
— В среду утром, после того как ты улетел на Западное побережье. Джо Дойл позвонил и сказал, чтобы мы все приостановили. Все сделки будут решаться в офисе Дэна Ричи.
Джо Дойл занимался деловыми связями нашей телесети. Это был крайне способный человек, один из тех, кого я собирался оставить.
— А почему ты не позвонил мне? — спросил я.
— Сначала думал, что ты уже об этом знаешь, — ответил он. — Я знал, что ты там по уши в делах, и решил, что это ты просил Ричи помочь тебе, ведь у него все-таки опыт. Только в пятницу я дозвонился до него и все узнал.
— Что он тебе сказал?
— Он там верещал своим голосочком, что Совет директоров очень озабочен теми финансовыми договорами, которые ты заключил, и они хотели приостановить все, чтобы подробно изучить.
— Что за чушь! — взорвался я. — Совет директоров делает то, что скажет им Синклер.
— Я это знаю, и ты это знаешь, — сказал Джек. — Но мне-то каково! Мне либо надо подписывать, либо все клиенты разбегутся. Не знаю, что он там нашептал Синклеру на ухо.
Я молчал. Чушь какая-то! Синклер никогда бы не разрешил мне действовать с таким размахом, если бы хотел подставить меня. Он знал, что многие из подписанных договоров принесут ему целое состояние.
Было восемь часов, когда я вошел в свою квартиру. Телефон надрывался. Звонил Уайнент. Его голос дрожал от гнева:
— Я думал, что делаю для вас работу…
— Так и есть, — сказал я. — Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес вчера перешли на цветное изображение.
— Так почему же в пятницу меня уволили? — спросил Уайнент.
— Что?.. — Я не мог скрыть удивления.
— Меня уволили, — повторил он. — Дэн Ричи вызвал меня и сообщил, что в моих услугах больше не нуждается. Он сказал, что я делал все неправильно, что я не получил «добро» на цвет. Я возразил, что вы дали мне разрешение, но он заявил, что этого было недостаточно, что я уже давно работаю в компании и пора бы знать, что для таких решений нужно согласие Совета директоров.
— Ладно, — сказал я.
— Так что же мне теперь делать? — спросил он.
— Ничего. Приходите завтра на работу как обычно, я всем займусь.
Я положил трубку и посмотрел на Джека.
— Слышал?
Он кивнул. Его лицо было озабоченным.
— Что ты собираешься делать?
Вместо ответа я поднял телефонную трубку и позвонил Фогерти.
— Вы сможете собрать своих девочек и через час быть в моем кабинете?
— Конечно, — бросила она небрежно, как будто речь шла о воскресной прогулке.
— Хорошо.
— Мистер Гонт, — в ее голосе слышалось волнение.
— Да?
— Я смотрела вчера шоу с Жанной Рейнольдс, она была восхитительна. Поздравляю вас. И фильм с Кларком Гейблом, который показали после шоу, тоже превосходный.
— Спасибо, — сказал я. — Увидимся через час.
Я принял горячий душ и переоделся. Когда я вышел из ванной, Джек пил кофе, изрядно приправленный бренди.
— Попробуй, — предложил он. — Нет ничего лучше, чтобы завестись хоть с самого утра. — Он протянул мне чашку.
Я сделал глоток и едва не обжег горло, но в голове просветлело. Он оказался прав.
— Идем, — сказал я.
— Какой будет сценарий? — спросил он, следуя за мной к лифту.
Я ухмыльнулся:
— Ты что, не знаешь, что против огня надо бороться огнем?
На ночь я принял снотворное и утром в понедельник проснулся очень поздно. Я намеренно не хотел показываться в офисе до одиннадцати часов. К этому времени там уже творилось нечто невообразимое.
У Фогерти неожиданно обнаружилось чувство юмора.
— По-моему, взрыв достиг восьми баллов по шкале Рихтера, — сказала она, когда принесла мне кофе и почту. — Мистер Синклер ждет вашего звонка.
Я выглянул в окно.
— Такое впечатление, будто идет снег.
Она поняла, что я имею в виду.
— Если он еще позвонит, я скажу, что вы не смогли раздобыть собачью упряжку.
— Уже есть какие-нибудь результаты рейтинга по субботе? — спросил я.
— Скоро должны появиться. У меня первые сводки Эй-Эр-Ай. Похоже, все хорошо.
Сводки лежали у меня на столе, я просмотрел их. Все было более чем хорошо. Если они хоть как-то соответствуют действительности, мы отобрали у остальных телесетей сорок четыре процента зрителей благодаря шоу с Жанной Рейнольдс, сорок один процент первого часа фильма и тридцать восемь процентов второго часа. Это значительный результат. В субботу Синклеру никогда не удавалось набрать больше семнадцати процентов.
Я расслабился. Напряжение постепенно спадало, и настроение улучшилось. Теперь я радовался, что лично позвонил президентам четырех крупнейших рекламных компаний. Это был ловкий прием, но я говорил им чистую правду.
— Я посылаю вам экземпляр нашей программы на осень, — говорил я. — У вас есть двенадцать часов, прежде чем все это попадет в газеты, и еще двенадцать часов, прежде чем об этом узнают остальные компании. После вас я позвоню еще в три крупнейших агентства и сделаю им аналогичное предложение. Я располагаю двенадцатью с половиной процентами лучшего времени со скидкой в десять процентов от исходной цены. Предложение остается в силе до четырех часов завтрашнего дня. После этого вам придется платить по полной цене. Можете изучить расписание. Я думаю, вы согласитесь со мной, что следующей осенью Синклер загребет кучу денег.
Все задали мне один и тот же вопрос:
— Почему вы так уверены в этом?
И всем я дал один и тот же ответ:
— Посмотрите, какой рейтинг будет у нас в понедельник, и если весь субботний вечер не будет наш, забудьте о моем предложении. Но если вы не заключите сделку с Синклером на следующий год, вам предстоят тяжелые объяснения со своими акционерами.
Первый телефонный звонок раздался прежде, чем я успел просмотреть отчеты Эй-Эр-Ай. Звонил Джон Вартлет, президент «Стандарт-Кэссел», один из четырех, которым я звонил накануне.
— Стив, — начал он весело, — я решил даже не ждать результатов рейтинга, я уверен, что ты прав.
Еще бы он не был уверен! Ведь Джон черпал информацию из тех же источников, что и я.
— Спасибо, Джон.
— Да, вот еще что, я хотел бы первым выбирать программы.
— Идет! — согласился я. — Только ты должен купить не менее пятидесяти процентов времени каждой программы.
— Но это же грабеж чистой воды! — воскликнул он. — Но я согласен, если ты дашь мне место в шоу с Жанной Рейнольдс и в фильме.
— Я могу найти тебе место в шоу Рейнольдс и в первом часе фильма только начиная со следующего месяца, а второй час фильма можешь забрать хоть сейчас.
— По рукам! — сказал он.
— Спасибо, Джон. Я скажу, чтобы Джиллигэн позвонил твоим людям и подписал договор. — Я положил трубку. Руки у меня дрожали. Никогда еще в своей жизни я не проворачивал за один час сделку в тридцать миллионов долларов.
Снова зазвонил телефон.
— Мистер Синклер хочет видеть вас, — сухо сообщила Фогерти.
— Скажите ему, что я сейчас занят, — сказал я. — И немедленно вызовите сюда Джиллигэна.
Не успел я положить трубку, как телефон зазвонил снова.
— Мистер Синклер надеется, что вы не будете слишком заняты и посетите специальное заседание Совета директоров сегодня в два тридцать.
— Передайте ему, что я приду, — сказал я. Я протянул руку, намереваясь налить себе еще кофе. Он оказался холодным и невкусным. Я нажал кнопку вызова, и в кабинет вошла Фогерти.
— Посмотрите, не осталась ли в баре бутылочка «Хэннесси»?
Выпив немного бренди, я почувствовал себя лучше. На улице падал снег, я стоял у окна и смотрел, как большие пушистые снежинки, медленно кружась, падают на землю. Вошел Джиллигэн.
— Ты вызывал меня, Стив?
— Да. — Я не обернулся и позвал его: — Подойди-ка, посмотри.
Он подошел к окну и встал рядом со мной.
— Где-то внизу снег падает на людей, — философски произнес я, — но мы даже не видим их.
Его лицо выразило недоумение.
— Тебе когда-нибудь приходило в голову, Боб, что мы живем выше снега? Где-то там, откуда видно, как он падает на людей, но на тебя он никогда не упадет.
Я посмотрел на него. Он не понимал, о чем я говорю. Но тот человек наверху — всё понимал. Синклер знал, что снег никогда не будет падать на него, вот почему он держал всех нас на нижних этажах. Его ничто не могло коснуться. Мы боролись, изо всех сил карабкаясь вверх, но когда все кончалось, он выходил под руку с тем, кто оставался победителем.
В кабинет вошла Фогерти. Она с улыбкой подала мне листок с результатами рейтинга. Я посмотрел на него. Субботний вечер принадлежал нам. Мы обгоняли все остальные телеканалы на восемь пунктов. Я молча протянул листок с цифрами Джиллигэну и вернулся за свой стол.
Едва я опустился в кресло, как телефон стал звонить не переставая. У нас даже не было времени на обед.
Когда я входил в кабинет Синклера, все рекламные агентства уже раскупили свои квоты.
Я опоздал на несколько минут. Дэн Ричи уже сидел рядом с Синклером, на том месте, которое обычно занимал я. Единственное свободное кресло было в конце стола. Я подошел и сел в него.
— Прошу прощения, что задержался, джентльмены, — сказал я. — Но я был по горло занят работой.
— Итак, все в сборе, — сказал Синклер с непроницаемым лицом.
Дэн Ричи готов был взорваться, но начал спокойно:
— Вам знаком пресс-релиз, который лежит перед вами?
Я посмотрел на листок бумаги, затем перевел взгляд на Ричи.
— Конечно, знаком, — ответил я. — Я сам его составлял.
— Вы понимаете, конечно, что вы составили его без одобрения Совета директоров? — Его голос был сух и холоден.
Я посмотрел на Синклера.
— Согласно достигнутому взаимопониманию с мистером Синклером, я как президент «Синклер ТВ» имею право самостоятельно руководить телесетью так, как считаю нужным.
— Но вы же знали, что все ваши действия должны прежде одобряться Советом директоров?
Я кивнул.
— Я знал это. Но я также полагал, что это чисто формальная процедура, так как все мои предыдущие действия были одобрены задним числом. Мне казалось, что впредь это относится ко всему, что я буду делать.
Ричи помолчал, перебирая лежащие перед ним бумаги. Я пытался прочесть что-либо на лице Синклера, но оно было будто высечено из камня.
— Здесь у меня приблизительные расчеты, во что обойдется расписание программ, о котором вы так поспешно объявили, — сказал Ричи. — Вы представляете себе, что это влечет за собой расходы с нашей стороны более чем в сорок миллионов долларов? — Я кивнул. — И что сюда еще надо добавить одиннадцать миллионов, которые потребовались для перехода на цветное вещание?
— Правильно, — ответил я.
— И вы считаете, что подобные траты экономически целесообразны для нашей компании?
— Да. — Я старался отвечать спокойно. — Если бы я так не считал, я бы не стал здесь работать.
— Вы полагаете, что с вашей стороны было благоразумно заявлять об увольнении некоторых высокопоставленных сотрудников нашей компании, даже не посоветовавшись ни с кем?
— Да. Как только я пришел, я сразу же попросил их написать заявления об уходе.
— Но я вам не вручал своего заявления. — Он уже побагровел. — Тем не менее вы объявили о моей отставке.
— Я просто предвидел это, — сказал я.
— Что значит предвидели? — Теперь в его голосе звучала ярость.
Я посмотрел на него в упор и тихо сказал:
— Я уверен, что когда это совещание закончится, у меня на столе будет лежать и ваше заявление об уходе.
Теперь Ричи сильно побледнел, но я не дал ему возможности продолжить. Я оглядел сидящих вокруг стола.
— Я знаю, что вы, джентльмены, люди занятые, поэтому постараюсь быть кратким. Вам известно, что примерная стоимость времени, которое мы продаем рекламным агентствам в этом сезоне, составляет сто шестьдесят миллионов, из которых тридцать процентов, или сорок восемь миллионов, приходится на предварительную продажу. На настоящий момент я продал пятьдесят процентов нашего прайм-тайма на следующий сезон, или, если перевести в цифры, на сто двадцать миллионов. В общей сложности мы надеемся получить двести сорок миллионов долларов. Не буду утомлять вас цифрами и сравнением в процентах к прошлому году. Изменения в программах начались с прошлой недели, после того как мы запустили хорошие старые фильмы и шоу с Жанной Рейнольдс. Уверен, что в текущем году это даст нам еще примерно двадцать миллионов. Это что касается продаж и программ. Теперь о цвете, джентльмены. Время для него пришло, и я думаю, вы согласитесь со мной, что, подожди мы еще пять лет, нам это обошлось бы в два раза дороже, а при нынешних ценах, наоборот, мы сэкономили двадцать процентов.
Я оглядел присутствующих и закончил:
— Все это принесет нам только доход. Что же касается персонала телесети, я уволил только тех, чьи способности давно не представляют никакой ценности для компании.
Все собравшиеся за столом молчали.
Синклер спокойно объявил:
— Предлагаю голосовать. Кто считает правильными действия мистера Гонта, связанные с конструктивными изменениями в нашей политике, прошу поднять руки.
Мои действия были поддержаны единогласно при двух воздержавшихся. Ричи и я.
Голос Синклера был лишен всяческих эмоций.
— Заседание объявляется закрытым.
Не прошло и двух минут, как в кабинете за столом остались лишь двое из приглашенных. Я и Ричи.
Я собрал бумаги и глянул на другой конец длинного стола. Ричи сидел сгорбившись, словно страдая от физической боли, его руки, лежащие на столе, были сжаты в кулаки.
Проходя к двери, я остановился возле него.
— Извините, Дэн.
Он посмотрел на меня, его лицо было серым и усталым.
— Сукин сын! — с горечью сказал он. — Даже не попрощался со мной. — Я ничего не ответил. — Он мне подстроил все это.
— Он подстроил это нам обоим.
Ричи кивнул и быстро заморгал ресницами.
— Если ему это так было нужно, мог бы сам попросить меня об отставке. Не надо было все это устраивать.
Он подошел к окну и посмотрел на падающий снег.
— Теперь я знаю, почему окна в этом здании никогда не открываются. Он предвидел, что у каждого будет такой день. — Он обернулся ко мне. — Я видел, как он проделывал подобное с другими, даже восхищался им, но никогда не думал, что и для меня настанет такой день. — Он улыбнулся, но в его глазах блеснули слёзы. — Я так думал, — повторил он и протянул руку. — Удачи вам, Стив.
Его рукопожатие было крепким.
— Спасибо, Дэн.
Весь день я пил кофе с бренди, только это и спасало меня. А заодно уберегало от лишних мыслей о себе, о Дэне Ричи, о Синклере, о чем угодно, кроме телесети. Наконец пробило девять часов, и я поднялся.
— Ну все, — я посмотрел на Фогерти.
— Да, сэр, — сказала она, как всегда, спокойно и принялась собирать бумаги.
— Фогерти, налейте мне что-нибудь выпить.
— Да, сэр, — она подошла к бару. — Что бы вы хотели?
— Очень сухой мартини, двойной.
Через несколько минут я держал бокал в руке. Мартини был просто превосходным.
— Неужели в школе секретарш читали лекции по барменскому искусству?
Она засмеялась.
— Нет. Просто учили быть хорошими секретаршами.
Я тоже засмеялся.
— Приготовьте себе тоже что-нибудь выпить, Фогерти. Вы заслужили это.
Она покачала головой.
— Нет, спасибо. Я сейчас соберусь и пойду. Теперь из-за снега поезда так плохо ходят.
Я и забыл, что она живет в Дэрьене. Снега выпало столько, что она вообще могла не добраться до дома.
— Если возникнут какие-нибудь проблемы, можете переночевать в отеле и записать это на счет компании.
— Спасибо, мистер Гонт, — сказала она. — Могу еще быть чем-нибудь полезна?
— Да. Приготовьте мне еще один такой же чудесный мартини, прежде чем уйдете. — Я допил то, что оставалось.
Она протянула мне новый бокал.
— Мисс Фогерти, — сказал я, — за такой мартини вы заслуживаете повышения. — Я отпил немного. — С завтрашнего дня вы будете получать на двадцать пять долларов в неделю больше.
— Спасибо, мистер Гонт.
— Вы что, не верите мне, мисс Фогерти? Вы думаете, что я пьян?
— Я так не думаю, мистер Гонт, — запротестовала она.
— Вот это называется верная секретарша, — сказал я. — Мисс Фогерти, я вот что решил.
— Что, сэр?
— Зачем так официально обращаться друг к другу? Зови меня Стив, а я буду тебя звать Шейла.
— Да, мистер Гонт.
— Стив.
— Да, Стив.
— Вот так-то лучше, Шейла. А теперь перейдем к более важным вещам. Я президент или не президент этой телесети?
— Президент, мистер… э-э… Стив.
— Тогда все гораздо проще. Пойдем потрахаемся? — Я отпил еще немного мартини.
В ее голосе зазвучали странные нотки.
— Я думаю, будет лучше отвезти вас домой.
Я гордо выпрямился.
— Ты что, отказываешь мне?
Она ничего не ответила.
— Ты уволена. Как президент этой телесети я увольняю тебя за отказ исполнять свои обязанности.
Она смотрела на меня, не говоря ни слова.
Я сел. Внезапно опьянение прошло.
— Никакого увольнения. Извините, Фогерти.
— Все в порядке, мистер Гонт. Я понимаю. — Она улыбнулась. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Фогерти, — сказал я.
Нет ничего прекрасней, чем первый снег в Нью-Йорке. Все вокруг преображается и становится удивительно неправдоподобным. Я шел через этот белый кубический мир, который мог написать разве что Жорж Брак, останавливаясь только на красный свет. На каждом светофоре выросла белая остроконечная шапка из снега, что делало их похожими на одноглазых циклопов, выполнявших свою работу во время этой пурги.
Я пришел домой весь в снегу.
— Да, ну и погодка, — сказал швейцар, опираясь на лопату.
— Угу. — Я-то вовсе не считал ее плохой, мне ведь не надо было чистить лопатой тротуары.
Первое, что я увидел, войдя в комнату, — это свечи, горящие на столе. Я остановился. Было странное ощущение, что я попал в чужую квартиру, но тут я увидел на столе черную икру и шампанское в серебряном ведерке. Нет, я был дома.
— Барбара! — крикнул я.
Она вышла из спальни, неся в хрустальной вазе одну-единственную розу. Взглянув на меня, она поставила вазу посреди стола.
— Ну как? Тебе нравится?
Я все еще стоял в дверях.
— Это по какому поводу?
— Снег пошел, — пояснила она.
— Я знаю.
— Это первый снег в новом году, — она улыбнулась. — Думаю, мы должны это отметить.
Я посмотрел на нее.
— Конечно.
Я снял шляпу и пальто и повесил в шкаф. Когда я вернулся в комнату, Барбара стояла на том же месте.
— Что-нибудь не так? — спросила она. — Ты выглядишь как-то странно.
— Ничего. Просто устал, — я вздохнул. — Мне надо выпить.
— Я заморозила бутылку водки, — сказала она.
— То, что надо. — Я прошел за ней к бару. Бутылка вся запотела, Барбара налила мне немного в бокал. Я ждал, что она нальет и себе, но она покачала головой.
— Давай!
Это был настоящий жидкий огонь. Я протянул ей пустой бокал, и она снова наполнила его. На сей раз я пил не спеша. Барбара наблюдала за мной.
— Прошло уже три месяца.
Я кивнул.
— Ты никогда не задумывался, что со мной произошло?
Я покачал головой.
— Я полагал, ты сама найдешь свой путь.
— Но ты ведь знал, что я чувствовала себя потерянной.
— Разве мы все чувствуем себя иначе? — возразил я.
Она налила себе водки и подняла бокал.
— Только не ты, — сказала она. — Ты прекрасно знаешь, что тебе нужно. Всегда знаешь. — Она быстро выпила и снова наполнила бокал. — Может, мне не стоило этого делать?
— Почему же не стоило?
— Я знаю, как много ты работаешь, поэтому и старалась не мешать тебе. Я думала, это будет для тебя сюрпризом.
— Конечно, для меня это сюрприз.
Неожиданно на ее глазах выступили слезы.
— Наверное, мне лучше уйти.
— Нет, — возразил я. — Я не смогу съесть все это сам.
Она стояла и смотрела на меня.
— Это единственная причина, почему ты хочешь, чтоб я осталась?
— На улице снега тебе по пояс и ни одного такси.
Она молчала, стараясь что-то прочесть в моих глазах.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Ты что, даже не поцелуешь меня?
Я обнял ее. Ее губы были мягкими и влажными от слез.
— Извини, Стив, — прошептала она. — Извини.
Я прижал ее голову к своей груди.
— Тебе не за что извиняться.
Барбара высвободилась из моих объятий и сдавленным голосом сказала:
— Я хотела предупредить тебя. — Она заплакала. — Я хотела предупредить и рассказать, какой он на самом деле, но ты ведь не стал бы слушать, ты бы мне не поверил.
Я удивился:
— Кто? О ком ты говоришь?
— О своем отце! — выкрикнула она. — Я вчера ужинала у него и слышала, как он говорил кому-то по телефону: «Мы прижмем хвост этому сукину сыну! Он еще узнает, кто на самом деле руководит „Синклер Телевижн“!»
Она прижалась ко мне.
— Не расстраивайся, Стив, — прошептала она. — Ты найдешь себе другую работу и еще покажешь ему.
Я повернул к себе ее лицо.
— Так ты из-за этого пришла сегодня ко мне?
Она кивнула.
— Я не хотела, чтоб ты был один.
— Ты просто прелесть, — я засмеялся. — Меня не уволили, но сегодня я узнал, кто действительно руководит «Синклер Телевижн». Также об этом узнал и твой отец. Это я.
Она в восторге обняла меня.
— Неужели, Стив? Неужели у тебя все получилось?
Я кивнул и взял из ведерка со льдом шампанское.
— Давай откроем, у нас действительно есть повод для праздника.
Она быстро поцеловала меня.
— Открывай!
Я улыбнулся, наблюдая, как Барбара ходит по комнате и выключает лампы. Затем она подошла ко мне. При свете свечей она была очаровательна. Я протянул ей бокал с шампанским.
— Разве так не лучше? — спросила она.
— Гораздо лучше, — согласился я. Мы чокнулись. Шампанское ударило мне в нос.
Но все это ни к чему не привело. Я заснул за столом еще задолго до десерта.
Долго звонил телефон. Не открывая глаз, я протянул к нему руку, но он перестал звонить, прежде чем я коснулся его. Я услышал, как чей-то тихий голос что-то шепчет в трубку, и открыл глаза.
Барбара повернулась ко мне, кладя трубку на рычаг.
— Спи, — ласково сказала она.
— Кто это был? — спросил я.
— Звонили из твоего офиса, — ответила она, — я сказала, что ты еще спишь.
— Из моего офиса? — Я тут же проснулся. — Черт возьми, который час?
— Полдень.
Я уставился на нее.
— Почему ты не разбудила меня?
— Ты был такой уставший. — Барбара улыбнулась. — Спал как ребенок.
Я вскочил с кровати.
— Что ты положила вчера в салат, снотворное, что ли?
Она села рядом со мной.
— Тебе этого не нужно было, ведь ты выпил бутылку водки и две бутылки шампанского.
— Ничего не помню.
— Ты отключился за столом, и мне пришлось позвать прислугу, чтобы перенести тебя в кровать.
— Кофе есть? — спросил я.
— Остался еще, сейчас принесу.
Я отправился в ванную. Когда я вышел оттуда, на подносе уже стояла дымящаяся чашка кофе. Она протянула ее мне, и я стал пить маленькими глотками.
— Это, конечно, поможет, — сказал я, — но мне надо кое-что еще, чтобы прийти в форму. Пойди посмотри в баре, там должна быть бутылка коньяка.
Она смотрела, как я добавляю коньяк в кофе.
— Ты слишком много пьешь.
Я молча зыркнул на нее.
— Ладно, — сказала она. — Мне лучше помолчать.
— Правильно, — одобрил я. — Расслабься.
— Неплохой совет. Почему бы тебе самому ему не последовать? — Она подошла ближе ко мне. — Ты такой измученный.
— У меня столько забот…
— Ты не прав, — сказала Барбара. — Ты не победил его. Он победил тебя.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты пьешь все больше, а трахаешься все меньше. Это верный признак того, что ты стал большой шишкой.
Я молчал.
— А я так старалась, — продолжала она. — Надела новую ночную рубашку, еще ни разу ее до этого не надевала. Но и это не сработало.
Я смотрел, как она прошла в ванную и закрыла за собой дверь. Потом перевел взгляд на чашку кофе в своей руке. Она была права. Прошло уже три месяца. Три месяца с тех пор, как я получил эту работу. Я поставил чашку на поднос. Когда она вышла из ванной, я лежал в постели.
— В чем дело? — спросила она с тревогой в голосе. — Ты плохо себя чувствуешь?
— В жизни не чувствовал себя лучше.
Она подошла и внезапно опустилась на колени возле кровати. Взяв мое лицо в ладони, она осыпала его поцелуями.
— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, — говорила она между поцелуями.
— Ну хватит, — прервал я ее излияния и притянул Барбару к себе. — Иначе ты остынешь.
Было полтретьего ночи, когда я остановил машину перед домом тетушки Пру. На небе светила полная яркая луна, и ночь казалась днем.
— В доме нет света, — сказала Барбара, когда мы шли по снегу к входной двери. — Ты испугаешь ее, если разбудишь прямо сейчас.
Я достал из потайного места над дверью ключ.
— Уверен, что она только утром узнает, что мы приехали, когда мы спустимся вниз.
— Ты, как всегда, не прав, — сказала тетя Пру, выходя в освещенную прихожую.
Она обняла меня, и я с удивлением отметил, что она не такая уж высокая, какой она казалась мне прежде. Почему-то всегда кажется, что взрослые гораздо выше, чем ты. Я поцеловал ее.
— Как вы сюда добрались?
— На машине из Нью-Йорка.
— В такую метель?
— Снег уже давно не идет, все дороги расчищены.
Она повернулась к Барбаре и протянула ей руку.
— Меня зовут Пруденс Гонт, — сказала она. — Похоже, мой племянник за эти годы совершенно не изменился, он до сих пор забывает, как надо себя вести.
Барбара пожала протянутую руку.
— Барбара Синклер. Очень рада познакомиться с вами. Стивен только о вас и говорил всю дорогу.
— Врал, наверное. — Но я видел, что она довольна. — Вы не замерзли? Давайте я приготовлю вам чаю.
— С ромом, тетушка Пру, — сказал я. — Если ты не забыла свой собственный рецепт.
Утром мы пошли к морю. Снег искрился, и земля казалась усеянной маленькими сверкающими бриллиантами. С покрасневшими от мороза щеками мы вернулись в дом как раз к обеду.
Тетушка Пру стояла у двери.
— Тебе уже тут пять раз звонили из Нью-Йорка, — сказала она.
— И что ты ответила?
— Что тебя здесь нет.
— Прекрасно. Если еще позвонят, скажи им, что ты меня не видела и не слышала.
— Что-нибудь случилось, Стивен? — спросила она.
— Ничего страшного. Я решил немножко отдохнуть.
— А как же твоя работа?
— Подождет.
Через три дня снег нам надоел, поэтому мы поехали в Бостон, а оттуда полетели самолетом на Бермуды. Там мы провели чудесный уикенд, нежась на солнце возле теплого моря. Впервые за три месяца я мог засыпать без снотворного.
С утра в понедельник я был в своем офисе.
Фогерти проследовала за мной в кабинет, неся в руках огромную кипу бумаг, и положила их на мой стол.
— Прекрасный загар у вас, мистер Гонт.
— Спасибо. Я так, позагорал немного. Как тут дела?
Она скорчила гримасу.
— Все были в панике, никто не знал, где вы. И все считали, будто я знаю, но не говорю.
— Представляю, как нелегко вам пришлось.
— Это моя работа. Я сказала, что я ваш секретарь, а не надсмотрщик.
— Умница!
Она указала на бумаги.
— С чего вы хотите начать?
Я посмотрел на принесенную гору бумаг, а потом взял и бросил их в корзину. Затем взглянул на Фогерти.
— Ну, как для начала?
— Чудесно, — согласилась она не моргнув глазом и заглянула в свою записную книжку. — Теперь насчет телефонных звонков. Мистер Савит хотел, чтобы вы позвонили ему, как только появитесь, затем мистер Джиллигэн…
— К черту эти телефонные звонки! — Я встал и направился к двери.
— Куда вы? — вырвалось у нее.
— Наверх, — сказал я.
Синклер ужасно удивился, когда я вошел в его кабинет. Я прошел мимо всех его секретарш.
— Я только что собирался вам звонить, Гонт, — он протянул мне листок бумаги. — Поздравляю.
Я даже не посмотрел на этот листок.
— В субботу вечером все было превосходно, — продолжал он. — На этой неделе у нас было примерно тридцать восемь процентов зрителей. Думаю, что вы были правы.
Я положил листок бумаги на стол, так и не взглянув на него.
— Нет, мистер Синклер, — возразил я. — Это вы были правы.
— Что-то не понимаю, — он нахмурился.
— Я тоже сначала не понимал, но теперь понимаю, — сказал я. — И мне это не нравится. Я не хочу работать у вас.
Он долго молча смотрел на меня, затем медленно спросил:
— Значит, вот как?
— Значит, вот так! — подтвердил я.
— А могу я узнать, почему?
— Конечно. Но не думаю, что вы поймете.
— А я попробую.
— Мне не нравится, когда меня используют, — сказал я. — Я пришел сюда работать, а не для того, чтобы меня науськивали на кого-то. — Он молчал. — То, что случилось с Дэном Ричи, не должно было случиться. Надо было отнестись к нему по-человечески, не надо было уничтожать его.
— И вы верите в это? — Он усмехнулся.
Я кивнул.
— Дэна Ричи надо было уничтожить, — сказал он спокойно. — Я думал, вы, как никто другой, должны были видеть это. Вы ведь сами сказали, когда пришли сюда, что он уже стар.
— Я не убиваю людей из гуманных соображений, — буркнул я.
В его голосе зазвенел металл:
— Это единственный способ борьбы с раковой опухолью. Надо вырезать ее. Если не сделать этого, человек умрет. Вот так-то. Дэн Ричи был как раковая клетка. Он проработал в компании двадцать пять лет и теперь уже стал никуда не годным. Вы знали об этом, и я знал об этом. Но Совет директоров не знал. Они думали, что он такой, как и раньше. Будьте уверены, все поверили ему, когда он утверждал, что вы расшвыриваете налево и направо деньги компании. Конечно, я мог бы не трогать его, но тогда он никогда бы не понял, что не прав. Был только один человек, который мог сделать это, — вы.
— А если бы я проиграл? — поинтересовался я. — Что бы тогда случилось?
— Вы бы не проиграли. Ведь это я дал вам право тратить эти деньги.
Он нажал какие-то кнопки на столе, и все телеэкраны на стене позади меня ожили.
— Взгляните! — сказал он.
Я повернулся. А он снова принялся нажимать на кнопки. Каналы мелькали на экранах, как в калейдоскопе.
— Вот, — сказал он. — Нет более мощного средства информации, и мы только учимся понимать это. Через пять лет телевидение будет решать, кто будет следующим президентом Соединенных Штатов, через десять лет весь мир будет в нашей власти, через пятнадцать — мы уже будем на Луне.
Он яростно ударил по кнопкам, и все экраны погасли.
— А ты сейчас хочешь уйти, — Синклер перешел на «ты». — Лишь потому, что игра слишком жесткая, а ты слишком мягкотелый, тебе не хочется никого обижать. Все эти игры с рейтингами — детская забава. А когда руководишь телесетью, то управляешь судьбами всего человечества. Ты можешь обратить это во зло, но можешь обратить это во благо. Все зависит только от тебя. Ты один судья. Ты один наверху. И чем больше у тебя зрителей, тем больше у тебя власти. Я думал, ты понимаешь это. Но, может, я и ошибался. — Он помолчал. — Мне не хотелось выступать здесь с речью, — продолжил он после паузы. — Давным-давно во Фригии был так называемый Гордиев узел. Легенда гласила, что тот, кто его развяжет, станет царем. Александр Македонский разрубил его своим мечом. Вот так все просто. Я сделал пятидесятый этаж своим гордиевым узлом. Четыре года он пустовал. Я берёг его для человека, который должен был стать моим преемником. Стоило тебе попросить, и я отдал его тебе только по одной причине — никто до тебя не просил об этом. Я думал, что ты станешь Александром Великим. Он ведь тоже был очень молод.
Синклер поднялся из-за стола и подошел к окну, не глядя на меня.
— Я принимаю твою отставку, — бросил он мне через плечо. — Но прежде чем ты уйдешь, все же прочитай меморандум, который я тебе вручил.
Я молча взял листок бумаги со стола. Это был черновой набросок пресс-релиза.
СПЕНСЕР СИНКЛЕР-ТРЕТИЙ ОБЪЯВИЛ СЕГОДНЯ, ЧТО ОН СТАНОВИТСЯ ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ СОВЕТА ДИРЕКТОРОВ «СИНКЛЕР БРОДКАСТИНГ КОМПАНИ». ОН ТАКЖЕ ОБЪЯВИЛ О НАЗНАЧЕНИИ СТИВЕНА ГОНТА НА ПОСТ ПРЕЗИДЕНТА «СИНКЛЕР БРОДКАСТИНГ КОМПАНИ» И ЕЕ ГЛАВНЫМ ИСПОЛНИТЕЛЬНЫМ ДИРЕКТОРОМ. ЗА МИСТЕРОМ ГОНТОМ ОСТАЕТСЯ ТАКЖЕ ПОСТ ПРЕЗИДЕНТА «СИНКЛЕР ТЕЛЕВИЖН». МИСТЕР СИНКЛЕР ЗАЯВИЛ, ЧТО…
Я не стал читать дальше.
— Надо было сказать мне об этом раньше.
Он повернулся ко мне, его губы скривились в улыбку.
— А ты не дал мне такой возможности.
— Вы все еще хотите сделать мне такое предложение, после всего, что я тут вам наговорил?
— Я ведь дал тебе меморандум, не так ли?
Я снова посмотрел на листок бумаги. Президент «Синклер Бродкастинг Компани». Это все равно что царить над миром. Я положил листок на стол.
— Нет, — сказал я. — Спасибо, но — нет.
— Почему? — в его голосе звучало удивление.
— Я слишком молод, чтобы умирать, — ответил я, вышел из кабинета и по лестнице спустился к себе.
Было уже восемь вечера, а мы еще не ужинали. Мы лежали в постели. Я провел пальцами вниз по ее спине и сжал ладонью ягодицу, гладкую и упругую.
— Тебе нравится? — спросила Барбара.
— Еще бы не нравится! Обожаю попки! Ты что, об этом не знала?
— Тебе много чего нравится, — засмеялась она и затянулась марихуаной.
Я взял у нее сигарету, перевернулся на спину, тоже затянулся и задержал дым в легких.
— Там, в бутылке, еще осталось шампанское? — спросил я.
— Сейчас посмотрю. — Она села и потянулась к бутылке, стоящей в серебряном ведерке. Наполнив бокал, она подала его мне, затем наполнила свой.
— Вперед, — сказала она.
Шампанское освежило меня. Все было так прекрасно! Шампанское и марихуана, «Дом Периньон» и «Золотая травка из Акапулько». Что может быть лучше!
Я поставил бокал, положил сигарету на столик и потянулся к ней. Она обняла меня. Я нашел ее губы.
— Ты всегда такая горячая, — прошептал я, — внутри и снаружи.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Я стал целовать ее грудь. Зазвонил телефон, но я продолжал целовать ее, опускаясь все ниже и ниже.
— Кто-то звонит, — напомнила Барбара.
— Пускай катится к черту, — ответил я. Но она уже подняла трубку. — Скажи, что я ушел ужинать, — проговорил я, касаясь губами ее золотистых волос.
В ее голосе послышались какие-то странные нотки.
— Пришел мой отец. Он внизу и хочет подняться.
Я взял у нее трубку.
— Да?
— Вас хочет видеть мистер Синклер, сэр, — сообщил портье. — Ему можно пройти?
Я посмотрел на нее. Она кивнула.
— Да.
Положив трубку, я встал с кровати, прошел в ванную, умылся и причесался. Накинув халат, я вернулся в спальню.
Она надела ночную рубашку и продолжала сидеть в кровати. Наклонившись, я поцеловал ее.
— Оставайся здесь, — сказал я. — Я быстро от него отделаюсь и вернусь.
Спенсер Синклер был человеком воспитанным. Он безошибочно чувствовал, как вести себя в любой ситуации.
— Надеюсь, я не помешал?
— Ни в коей мере, — я покачал головой и сделал жест в сторону бара. — Хотите выпить?
— Виски с водой, безо льда.
— Шотландское?
— Конечно, — ответил он.
Я приготовил для него виски, а себе налил бренди. Мы выпили, и он тут же приступил к делу.
— Что случилось сегодня? Я думал, что все объяснил тебе досконально.
— Так оно и было, — подтвердил я. — Все в порядке. Просто я решил, что для меня еще слишком рано, что это чересчур, особенно после того, как выслушал вас. Мне еще столькому надо научиться!
— Все будет хорошо, — заверил он. — Ты все схватываешь на лету.
— Да. Но как бы быстро я ни учился, мне понадобится не меньше двух лет, чтобы я смог взвалить на себя то, что вы хотите переложить на меня.
— Ты по-прежнему хочешь уйти? — спросил он.
— Нет. Не сейчас.
Он внезапно улыбнулся.
— Спасибо. Мне бы меньше всего хотелось, чтобы ты покинул меня.
— Я знаю, — ответил я.
— Ну, в таком случае что же мы будем делать? После ухода Ричи в структуре компании образовалась пустота.
— Я заполню эту пустоту, — сказал я. — С одним условием.
— Каким?
— Вы останетесь президентом и главным исполнительным директором «Синклер Бродкастинг». Вы мне нужны. А если через два года вы не измените своего решения, я займу ваш пост.
Он пристально посмотрел на меня.
— О’кей. Тогда я назначаю тебя исполнительным вице-президентом и президентом телекомпании. Идет?
— Идет, — кивнул я.
— Прекрасно. — Он протянул мне руку. — Я хотел спросить тебя об одной вещи.
— Спрашивайте.
— А что бы ты делал, если бы мы не достигли согласия?
— Я бы особенно не волновался, — бросил я небрежно. — Мне не обязательно вкалывать, чтобы зарабатывать себе на жизнь. — Я услышал, как Барбара вышла из спальни и встала за моей спиной. Тут я не смог удержаться, чтобы не съязвить: — Да! Забыл вам сказать, что на прошлой неделе я женился на одной богатой девушке, чей отец хочет приобщить меня к семейному бизнесу.
Он уставился на меня так, будто перед ним сумасшедший.
— Привет, папа, — сказала Барбара.
Меня просто поразила его выдержка. На какую-то долю секунды в его глазах промелькнуло удивление, но он тут же справился с собой и протянул руки к дочери. Она обняла его, а он, повернувшись ко мне, улыбнулся.
— Поздравляю тебя, сынок. Тебе очень повезло.
— Я это знаю, сэр.
Его улыбка стала еще шире.
— Не надо так формально, теперь ведь мы одна семья. Зови меня папой.
— Черт возьми! — взорвалась она. — Я даже не могу застегнуть этот лифчик. — Она сердито отбросила его и повернулась к зеркалу. — Ты только посмотри! Боже ты мой!
Я подошел к ней сзади и обнял, положив ладони на каждую грудь.
— Я буду твоим лифчиком.
Барбара посмотрела на мое лицо в зеркале.
— Конечно, тебе нравится, — обвинительным тоном сказала она. — Ты был бы счастлив, если бы я была как корова из рекламных роликов про молоко.
— А что тут такого, если мне нравится, когда грудь большая? Американцы все без ума от большой груди.
Она высвободилась из моих объятий и рывком выдвинула ящик комода. Ящик остался у нее в руках, а его содержимое вывалилось на пол. Она опустилась среди кучи нижнего белья и зарыдала.
Я встал на колени рядом с ней и положил ее голову к себе на грудь.
— Я такая плохая, — всхлипывала она, — ничего у меня не получается.
— Успокойся, — сказал я. — Самое плохое позади, осталось всего несколько месяцев.
— Это длится уже целую вечность! — сказала она. — Почему ты не отговорил меня?
Я пытался. В течение первого года, после того как мы поженились. Но на втором году ее уже ничто не могло остановить, Барбара твердо решила. «У каждой женщины должен быть ребенок, — говорила она. — Для этого мы и созданы».
Но я знал, что не стоит сейчас напоминать ей об этом. Я поднял ее и усадил в кресло.
— Подожди, принесу тебе что-нибудь выпить.
Я приготовил ей крепкий коктейль. Она отпила немного, скривилась и поставила на столик.
— Ужасный вкус! — сказала она. — Дай мне лучше сигарету.
Я прикурил сигарету и протянул ей.
— Мне так плохо, — призналась она. — Никогда еще со мной такого не случалось.
— Выпей, тебе станет лучше.
— Нет травки, а?
— Но ты ведь знаешь, что этого нельзя, Билл сказал, что это плохо для ребенка. Ты ведь не хочешь, чтобы ребенок родился наркоманом?
— Если он врач, это не значит, что он все знает, — огрызнулась она. — Или ты хочешь, чтобы твой ребенок родился алкоголиком? Думаешь, виски лучше?
Я промолчал.
— Одевайся и иди сам, я никуда не пойду. — Она взяла бокал.
— Но ведь ждут нас обоих.
— Придумай что-нибудь. Ну, что меня тошнит или что-нибудь в этом духе. Ты ведь так здорово умеешь придумывать всякие причины, чтобы не являться домой к ужину, так вот и придумай что-нибудь. — Она отпила из бокала. — К тому же я не выношу этого жирного еврея, он напоминает мне свинью.
Я уставился на нее.
— Э! Да ты и ужалить можешь!
— Да я не смогла бы его выносить, даже если б он читал проповеди в церкви Святого Фомы по воскресеньям, — сказала она. — Он хочет только использовать тебя.
— А разве все не этого хотят? — возразил я, повернувшись к зеркалу и завязывая галстук. — Может, это моя работа — быть использованным другими.
— Господи, какая чушь! Ты веришь всему этому дерьму, которое мой отец пытается вбить тебе в голову, о том, что президент телесети — слуга народа.
— Могло быть и хуже, — сказал я, надевая пиджак. — Ну что, ты одеваешься или будешь здесь сидеть весь вечер с сиськами наружу?
За круглым столом в знаменитом ресторане «21» нас было восемь. Сэм Бенджамин со своей женой Денизой, Джек Савит и его знакомая актриса Дженнифер Брэйс, шурин Сэма Роджер Коэн со своей женой, имя которой я никак не мог вспомнить, Барбара и я.
Я посмотрел на сидящих. Сэм развлекался как мог. Сейчас он показывал фокусы — брал стодолларовую бумажку, она исчезала у него в руках, а затем он находил ее сначала в декольте актрисы, потом в портсигаре Барбары. Барбара тоже, кажется, развеселилась, по крайней мере она смеялась больше всех за столом, но, может, она раньше не видела этого фокуса.
Я мысленно улыбнулся. Сэм обожал показывать всякие фокусы. Иногда мне трудно было определить, кто он на самом деле: неудавшийся фокусник, артист или торговый агент, а может быть, и то, и другое, и третье. Я и познакомился с ним примерно при таких же обстоятельствах.
Мы с Джеком как раз закончили обедать в банкетном зале «Уолдорфа» и выходили на Парк-авеню, когда увидели возле Эмпайр-Холла толпу. Затем я заметил четырех детективов из агентства Бринкса с револьверами в руках, за ними шли еще двое охранников, неся большой алюминиевый ящик с двумя огромными сверкающими замками, еще четверо охранников замыкали процессию.
— Что здесь происходит? — спросил я.
— Сейчас узнаю, — Джек быстро повернул к главному входу и спросил что-то у стоящего там человека. Спустя секунду он вернулся обратно.
— Рекламный трюк, — сказал он. — Какой-то новый продюсер пригласил прессу и всех крупных прокатчиков страны, чтобы показать, как надо продавать фильмы.
В толпе были знакомые лица. Одни из самых известных и циничных людей кинобизнеса.
— Должно быть, это чертовски хороший рекламный трюк, раз они пришли.
— Да так и есть, — кивнул Джек. — Этот парень сказал, что в том ящике миллион наличными.
— Это стоит посмотреть.
Никто не задержал нас в дверях: все не сводили глаз с ящика, который стоял теперь на столе.
Я осмотрелся. Вокруг на стенах висели плакаты, на которых было написано одно и то же:
Сэмюэль Бенджамин представляет
ИКАР
фильм стоимостью миллион долларов
Я усмехнулся про себя. По крайней мере, это прокатчик, который не собирается сдаваться перед телевидением и знает, каким языком с ними надо разговаривать. Но это было еще не все. Вокруг висели гигантские цветные плакаты, изображавшие полуголого мужчину, мускулы которого так и играли; одной рукой он прижимал к себе обнаженную девушку, а другой отбивался от многочисленных врагов. На других плакатах был изображен тот же герой, сражающийся с различными злодеями, и всегда рядом с ним была нагая красотка.
— Леди и джентльмены, — заработали акустические системы. Все устремили взгляды на сцену. Тогда-то я впервые и увидел его. Невысокого роста, в ширину такой же, как и в высоту, с черными волосами и красным, потным лицом. На нем был черный костюм и белая рубашка. — Большинство из вас не знают меня, — сказал он. — Меня зовут Сэм Бенджамин, и большинство из вас не знают моего фильма, он называется «Икар». Но я обещаю вам, — тут он вытер лицо белым платком, который и так уже был мокрым от пота, — после сегодняшнего дня вы не забудете ни того, ни другого. — Он сделал жест, и охранники подняли ящик, развернув его к выступающему. Сэмюэль Бенджамин достал из кармана огромный золотой ключ, открыл замки и отступил назад.
Охранники знали, что им следует делать. Они подняли ящик и перевернули его. Пачки купюр посыпались на стол, полетели на пол… Казалось, это никогда не прекратится. У всех вырвался непроизвольный вздох. Я наблюдал за зрителями, они были поглощены этим зрелищем. Он был прав. Они никогда не забудут его.
— Идем, — прошептал я.
Когда мы вышли в вестибюль, Джек повернулся ко мне.
— Этот парень псих. Проделывать такие шутки с миллионом долларов! А если…
Я оборвал его:
— Собери о нем все сведения.
— Ты что, серьезно?
Я кивнул.
— Никогда в жизни не говорил более серьезно.
Совершить подобный рекламный трюк мог только либо тот, кто имел все, либо тот, кто не имел ничего и отчаянно блефовал. Мне было все равно, к какой категории он относился. У этого парня были железные нервы.
То, что я узнал, лишь разожгло мое любопытство. На следующее утро я отправился к нему в контору, чтобы поглядеть, каков же он на самом деле.
У него был небольшой четырехкомнатный офис в одном из зданий Рокфеллеровского центра. Везде сновали люди, повсюду, даже в коридорах, были столы, на полу валялись бумаги. Я стоял посреди того, что, видимо, называлось приемной, и оглядывался по сторонам. Через какое-то время ко мне подошел человек, его лицо выражало озабоченность. Тогда я еще не знал, что это Роджер Коэн, шурин Сэма и его основной источник финансирования.
— Вы прокатчик или что-то продаете? — спросил он.
— Наверное, и то и другое.
— Видите ли, — хрипло сказал он, — я хотел узнать, вы покупаете, продаете или собираете налоги?
— Я покупаю, — ответил я.
На его лице появилась улыбка.
— В таком случае, проходите сюда. Мистер Бенджамин примет вас немедленно.
Сэм разговаривал по телефону, когда я вошел в кабинет. Он поднял глаза и указал мне рукой на кресло. На нем лежали бумаги, и Роджер быстро смахнул их на пол.
— Идет! — сказал Сэм в телефонную трубку. — Пятьдесят процентов расходов по прокату, а я согласен платить за рекламу до тысячи долларов в неделю.
Он положил трубку и протянул руку через стол.
— Сэм Бенджамин меня зовут.
Я пожал его руку. Рукопожатие было крепким.
— Стивен Гонт.
Он пытливо посмотрел на меня.
— Тот самый Стивен Гонт?
Я кивнул.
— И почему вы здесь? — спросил он.
— Вам нужны деньги, — сказал я, — а у нас они есть.
— Не знаю, откуда вы черпаете информацию, — сказал он быстро, — но вы ошиблись. У нас все идет прекрасно.
Я встал.
— Тогда я зря трачу ваше время.
— Минуточку, — остановил он, — не так быстро. Что у вас?
— Я хочу предложить вам двести тысяч за право показа вашего фильма по телевидению.
— Не пойдет. Если об этом узнают, все прокатчики будут бойкотировать меня.
— Деньги сейчас, — сказал я. — А о нашей сделке мы объявим через два года, к тому времени ваш фильм уже сойдет с экранов.
— Чек при вас? — он ухмыльнулся. — Потому что я должен заплатить за аренду сегодня, иначе меня вышвырнут отсюда.
Мы отказались от машины и решили прогуляться до дома пешком, тем более что стоял теплый летний вечер. Мы не торопясь шли по Пятой авеню, заглядывая в витрины магазинов, ярко освещенных и заполненных спортивной одеждой и туристскими принадлежностями.
Я посмотрел на Барбару.
— Было не так уж и плохо? — спросил я.
— Нет, — коротко ответила она. Казалось, она погружена в свои мысли. Только когда мы свернули на Сорок девятую улицу, она снова нарушила молчание. — Почему ты так носишься с ним?
— Из-за фильмов, — пояснил я. — Он может доставать для нас хорошие художественные фильмы.
— Ну и что? — переспросила она. — Фильмов полно повсюду.
— Конечно, — ответил я. — Но надолго ли хватит этих запасов? Телевидение за одну неделю использует фильмов больше, чем какая-нибудь голливудская студия создает за несколько лет.
— А почему бы тебе самому не заняться съемками фильмов?
— Мы этим и займемся. В свое время. Сейчас наше финансовое положение не позволяет этого. И пока мы на рынке, я хотел бы защитить себя от высоких цен.
— А почему ты думаешь, что он будет продавать тебе фильмы дешевле? Это не тот тип.
Я с уважением посмотрел на нее. Не зря она была дочерью Спенсера Синклера.
— Точно, — согласился я, — но он нуждается в нас. Он тщеславен и хочет создать свою собственную кинокомпанию. И мы ему в этом поможем. Это будет выгодно и ему, и нам.
Мы как раз подошли к дому, вошли в холл и остановились у лифта. Барбара хотела что-то сказать, но, взглянув на лифтера, передумала.
Войдя в квартиру, она сразу же опустилась в кресло.
— Слава Богу, что у нас здесь кондиционированный воздух. Можешь себе представить, как мне жарко с моим весом.
— Ты что-то хотела сказать в лифте, но потом передумала.
— А! — Она закурила. — Я хотела сказать, что на твоем месте я бы не стала ему доверять.
— А почему ты так думаешь?
— Да так. Мне не нравится, как он себя ведет. — Она затянулась, положила сигарету в пепельницу. — У всего какой-то не тот вкус.
— Что ты имеешь в виду?
— Во-первых, в нем нет верности, — сказала она уверенно. — Взять хотя бы его отношение к шурину, Роджеру. Когда мы виделись с ним в первый раз, он относился к Роджеру как к своему партнеру: Роджер то, Роджер сё, Роджер, как ты думаешь? Тогда-то я не понимала, а узнала позже, что Роджер финансировал его все эти годы.
— Ну и..?
— Ты видел, как он относился к нему сегодня? — спросила она. — Будто Роджер его слуга или вообще ничто. Едва он добился минимального успеха, как уже начал относиться к Роджеру с презрением. Стоило только Роджеру открыть рот, Сэм тут же обрывал его. И тот сидел как оплеванный.
— Просто у Сэма было хорошее настроение, — возразил я. — Нужно же ему было немножко повоображать. Не всякая картина приносит доход в три миллиона долларов за двенадцать недель.
— Конечно, — согласилась она. — Но не за счет человека, который полжизни поддерживал тебя.
— Думаю, что он не хотел ничего плохого, — сказал я. — Ты видела, какой «линкольн» он купил Роджеру?
— Да, видела. Но интересно, заплатил ли он Роджеру все деньги, которые должен ему? — Она тяжело поднялась на ноги. — Я вся такая липкая и потная. Пойду приму душ и лягу спать.
Я думал, на этом все и закончилось. Но когда, спустя два часа, я лег в постель, Барбара еще не спала и смотрела телевизор.
— И все же я его недолюбливаю, — проворчала она.
Я уже забыл о нашем разговоре. Весь вечер я провел в гостиной, переключая каналы телевизора.
— О ком ты? — не понял я.
— О Сэме, — ответила Барбара. Она повернулась ко мне спиной. — Помассируй мне спину.
Круговыми движениями я начал поглаживать ее по спине.
— Так?
— Чуть-чуть ниже.
Я сделал, как она просила.
— Так лучше. — Она на секунду замолчала, затем продолжила: — Ты видел, как он вытаскивал стодолларовый банкнот из декольте этой актрисы? Он так далеко засунул руку, что мне показалось, он и грудь ее вытащит наружу, хотя она и не старалась скрыть ее от кого-либо.
Я рассмеялся.
— Если его интересовала грудь, он попал не по адресу!
— Ты тоже туда смотрел, я видела выражение твоего лица. Да и все вы хороши! Вам всем хотелось бы потрахаться с ней, я же видела это.
— Ты просто ревнуешь.
— Еще бы мне не ревновать! Или ты думаешь, что мне должно нравиться, как эти маленькие сучки тычут тебе своими сиськами прямо в лицо, чтобы ты их трахнул? Я не сумасшедшая!
— Меня это не интересует, — сказал я. — К тому же она хотела соблазнить не меня, а Сэма.
Барбара внезапно захихикала.
— Как все это смешно! Он такой грубый, вульгарный. Был момент, когда он думал, что никто не видит, взял ее руку под столом и положил себе на член. По выражению его лица я думала, что он сейчас кончит.
Я засмеялся, продолжая массировать ей спину.
— Ну что ж, неплохо.
Она замолчала, и я хотел убрать свою руку.
— Не останавливайся. Меня это начинает заводить.
— А как, ты думаешь, я должен чувствовать себя? — поинтересовался я.
Она повернулась и положила свою руку мне между ног.
— Эй! — воскликнула она и целиком повернулась ко мне.
— Не шевелись, — попросил я, беря ее за бедра и поворачивая к себе спиной. Я даже не почувствовал, как вошел в нее.
Она застонала.
— Я дышать не могу. Ты мне прямо до горла достаешь.
Я засмеялся и обхватил ладонями ее грудь, затем склонился к ее плечу и языком провел по щеке. Ее напряженные ягодицы терлись о меня. На экране телевизора появилось новое изображение, и я невольно посмотрел туда.
В этот момент она повернула ко мне лицо.
— Черт возьми! Я так и знала, что когда-нибудь это случится, — сказала она. Но сказала это беззлобно, с удовлетворением в голосе, не прекращая попыток помочь мне войти еще глубже. — Я знала, что ты найдешь способ заниматься любовью и работой одновременно.
Я встал с постели и выключил телевизор. Когда я лег обратно, Барбара положила голову мне на плечо.
— Тебе было хорошо? — спросила она.
— Да.
— А то, что я сейчас стала больше?
— Ничего страшного.
Она подняла голову и посмотрела на меня.
— У меня там все, как раньше? Я имею в виду, я не стана шире или…
— Там все стало лучше, — сказал я. — Гораздо плотнее, гораздо горячее и гораздо влажнее.
— Я рада, — она снова опустила голову мне на плечо. — Прости, что я такая зануда, но в последние несколько недель меня все раздражает. Ты поздно возвращаешься с работы, я не могу ходить нормально, такая жара, такой шум в городе. Даже кондиционер не спасает. Если бы я только могла дышать свежим воздухом!
— Нет ничего легче, — перебил я.
— В городе-то? — спросила она. — И куда ты собираешься меня повести? В Центральный парк?
— А не лучше ли поехать в Кейп? — предложил я. — Тетушка Пру будет рада тебя видеть, и тебе будет не так скучно, там всегда что-нибудь происходит.
— А ты?
— Я буду приезжать туда на выходные.
Внезапно мне захотелось, чтобы она поехала туда. Все стало бы значительно проще.
— Я все равно работаю всю неделю и тебя практически не вижу. А так, по крайней мере, мы сможем хоть немного понежиться на солнце.
Но я ошибся. Первые выходные после ее отъезда я провел в Калифорнии. Второй уикенд просидел в офисе, готовя годовой отчет к собранию акционеров, которое должно было состояться в понедельник. А к третьим выходным было уже слишком поздно.
Я только что начал совещание с менеджерами из отдела продаж, когда Фогерти вошла в кабинет.
— Я знаю, что вы просили не соединять вас ни с кем, но это ваша тетя звонит из Рокпорта. Она говорит, что это очень важно.
Я взял телефонную трубку, но не успел сказать ни слова, как тетя Пру начала говорить:
— Барбара больна, Стивен. Я думаю, тебе лучше немедленно приехать.
Во мне все перевернулось.
— Что с ней случилось?
— Мы пока не знаем. Я, как всегда, принесла ей завтрак и нашла ее на полу в луже крови.
— Сейчас с ней все в порядке?
— Ее увезли в больницу, — ответила тетя. В голосе ее звучали слезы. — Приезжай как можно скорее!
В трубке раздались гудки отбоя. Я посмотрел на Фогерти. Я не сказал ни слова, но она все прочитала на моем лице и подняла телефонную трубку. Через два часа я был уже в самолете.
Тетя Пру сидела в приемном покое больницы, когда я вошел туда.
— Ну, как она? — спросил я.
— Барбара потеряла ребенка, — ответила тетя Пру глухим голосом.
— Да плевать я хотел на ребенка! — прямо-таки заорал я. — Как она себя чувствует?
— Я не знаю. Она все еще в операционной.
Я прошел по коридору к посту медсестры.
— Я Гонт, — сказал я. — Я хочу узнать, что с моей женой, ее привезли сюда несколько часов назад.
— Минуточку, мистер Гонт, сейчас я узнаю. — Медсестра подняла телефонную трубку и набрала номер. — Сообщите мне о новой больной, миссис Гонт. — Она послушала несколько секунд и кивнула, затем нажала на рычаг и снова набрала какой-то номер. Посмотрев на меня, она пояснила: — Я звоню в операционную.
Ей ответили.
— Я бы хотела узнать, что там с миссис Гонт? — сказала она в телефонную трубку. — Здесь ее муж. — Она послушала, потом положила трубку и подошла ко мне. — Ее сейчас отвезут в палату, — сказала она профессионально-успокаивающим голосом, который абсолютно на меня не подействовал. — Если вы вернетесь в приемный покой, мистер Гонт, доктор Райэн выйдет к вам.
— Спасибо, — я вернулся к тете Пру.
Через пятнадцать минут к нам вышел врач. Он был знаком с тетей Пру. Он был молод, но лицо было серое и уставшее, а глаза покраснели от напряжения. Он не стал терять времени зря.
— Если вы пройдете со мной, мистер Гонт, я вам все расскажу по пути. — Мы пошли по коридору к лифту. Он нажал на кнопку, и кабина стала медленно подниматься, как это бывает только в больницах. — Состояние вашей жены тревожное, — сказал он ровным голосом. — Когда мы ее обнаружили, она потеряла очень много крови. Очевидно, кровотечение началось ночью, но она проснулась, только когда начал выходить плод. Видимо, она попыталась встать с постели, чтобы позвать на помощь, но от слабости потеряла сознание. Думаю, она пролежала не меньше трех часов, пока ее обнаружили. Просто чудо, что она была еще жива.
Двери лифта открылись, и мы проследовали к палате.
— Какие у нее шансы? — спросил я каким-то чужим голосом.
— Мы делаем все, что можем. Мы перелили ей почти всю кровь. — Он посмотрел мне в глаза. — Я взял на себя смелость вызвать священника, думал, что она католичка.
— Нет, она принадлежит к англиканской церкви. — Я вошел в комнату.
Медсестра, стоявшая возле кровати, обернулась и, увидев нас, отошла в сторону. Я посмотрел на Барбару. Одна трубка от капельницы тянулась к вене на руке, другая к носу. Лицо Барбары было совершенно белым, таких бледных я никогда еще не видел. Подойдя к кровати, я взял Барбару за руку. Через какое-то время она почувствовала мое присутствие, ее веки дрогнули, глаза открылись, губы разжались, но я не услышал ни звука.
Я наклонился к ней.
— Не пытайся говорить, Барбара, — сказал я. — Все будет хорошо.
Ее глаза смотрели на меня, и снова меня поразила голубоватая белизна ее кожи.
— Стив, — еле слышно прошептала она, — мне так жалко ребенка.
— Ничего страшного, — утешил я, — у нас еще будут дети.
Она пытливо вглядывалась в меня.
— Ты действительно так думаешь?
— Конечно! — я постарался улыбнуться. — Как только ты выйдешь отсюда.
На ее лице появилась слабая улыбка.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
— Я люблю тебя, — сказал я. Она тихонько вздохнула, и губы ее приоткрылись. — Я всегда любил тебя, ты ведь это знаешь.
Но она уже не слышала меня. Я не понял, что она умерла, пока не подошел доктор и осторожно не вынул ее руку из моей.
После похорон я вернулся в квартиру и закрыл все двери. Я никого не хотел ни видеть, ни слышать.
Первые несколько дней мне пытались дозвониться по телефону, но я не отвечал на звонки. И никому не открывал дверь. На третий день уже никто не звонил, — даже из офиса, все поняли, что это бесполезно.
Я, как бесплотный дух, бродил по квартире. Она была еще здесь. Везде. Запах ее духов в постели, ее одежда в шкафу, ее косметика на полке в ванной.
Телевизор был все время включен, но я даже не смотрел на него. На третий день в нем перегорел предохранитель, но я не обратил на это внимания. Теперь вокруг была тишина. Мертвая тишина. Как в могиле. Как там, где сейчас была Барбара.
На четвертый день раздался звонок в дверь. Я сидел в кресле. Кто бы там ни был, пусть убирается к чертям. Но звонок звонил и звонил не переставая.
Я встал.
— Кто там? — спросил я через закрытую дверь.
— Сэм Бенджамин, — ответил голос.
— Проваливай! — заорал я. — Я никого не хочу видеть!
— Мне надо повидаться с тобой! — закричал он. — Открой эту чертову дверь, иначе я ее выломаю!
Я открыл дверь.
— Ну вот, ты меня увидел, — произнес я и хотел снова закрыть ее.
Но он подставил ногу и всем весом навалился на дверь. Я отступил в сторону.
Отдуваясь, Сэм вошел в квартиру.
— Так-то лучше, — сказал он, закрывая за собой дверь.
— Что тебе надо? — спросил я.
Он посмотрел на меня.
— Пора тебе выбираться отсюда.
Я отошел от него и вернулся в кресло.
— Почему бы тебе не оставить меня в покое?
— Так бы и надо было поступить. Какое я имею к тебе отношение?
— Это правильно, — кивнул я.
— Но ты мне все еще нужен, — сказал он.
— Именно так Барбара и говорила про тебя.
— Правда? — Он удивленно посмотрел на меня. — Она была умней, чем я думал. — Сэм подошел к кухонному столу и посмотрел на грязные тарелки. — Когда ты ел в последний раз?
Я пожал плечами.
— Не помню. Когда я голоден, я звоню вниз, и мне приносят что-нибудь поесть.
— Выпить-то у тебя есть что-нибудь?
— Там, в баре, — махнул я рукой. — Наливай себе сам.
Он подошел к бару, вытащил оттуда бутылку скотча и налил до краев два бокала. Затем подошел ко мне.
— Вот, возьми, тебе надо выпить.
— Мне ничего не надо.
Он поставил мой бокал на стол, а сам стал задумчиво потягивать виски, расхаживая по квартире, Через несколько минут я услышал, как он ходит по спальне, потом все стихло. Я смотрел на стоящий на столе бокал с виски и полностью игнорировал Сэма.
Или пытался игнорировать. Но, когда спустя пятнадцать минут он так и не вышел из спальни, я пошел за ним.
На полу лежал ворох одежды. Сэм вытащил из шкафа еще охапку и бросил ее сверху. Заметив меня, он остановился.
— Какого черта ты здесь делаешь?! — заорал я. — Это же вещи Барбары!
— Я знаю, — сказал он, отдуваясь. — Зачем они теперь тебе нужны? Или ты сам собираешься их носить?
Я начал запихивать все обратно в шкаф. Он вырвал вещи из моих рук и с удивительной силой оттолкнул меня. Я набросился на него, но он схватил меня за запястья и крепко держал.
— Она умерла! — резко сказал он. — Она умерла, и ты должен примириться с этим. Она умерла, и обратно ее не вернешь. Прекрати сам лезть в могилу.
— Я убил ее! — закричал я. — Если бы я не отослал ее в Рокпорт, она была бы жива! Она бы не была одна, когда это случилось!
— Это случилось бы так или иначе, — произнес он тихо. — Каждый умирает в свое время.
— Все-то ты знаешь! — горько заметил я. — Вы, евреи, все знаете! Даже о смерти.
— Да, даже о смерти, — ласково сказал он и отпустил мои руки. — Мы, евреи, шесть тысяч лет живем со смертью, мы научились жить с нею рядом, нам пришлось это сделать.
— Ну и как же вы справляетесь с ней?
— Мы плачем, — сказал он.
— Я забыл, как это делается. Последний раз я плакал, когда был маленьким. Теперь я большой.
— Попробуй поплакать. Это поможет.
— Тебе придется помочь мне, — грубо сказал я.
— Я помогу. — Сэм посмотрел вокруг, взял из шкафа шляпу и надел на голову. Затем встал передо мной.
Я уставился на него. Шляпа была слишком маленькой для его головы, лицо покрыто каплями пота, даже очки запотели. Это выглядело смешно, и я едва не рассмеялся. Но что-то меня остановило.
— На каждых похоронах и раз в году, в День поминовения, мы молимся о всех умерших. Этот обычай называется Каддиш.
— И вы плачете? — спросил я.
— Это всегда помогает, — кивнул он. — Потому что это плач не только о наших умерших близких, но и плач обо всех умерших во все времена.
Он взял меня за руку.
— А теперь повторяй за мной: Yisgadal, v’yiskadash… — Он подождал, пока я повторю за ним эти слова: — Yisgadal, v’yiskadash…
Я увидел, как за стеклами очков на глазах у него появились слезы. Он открыл рот, чтобы говорить, но его голос задрожал.
— Sh’may rabbo…
Я почувствовал, как слезы брызнули из моих глаз. Я поднял руки и закрыл ими лицо.
— Барбара! — зарыдал я.
Я плакал.
Я плакал.
Я плакал.
Он проснулся со страшной головной болью. Несколько минут полежал не двигаясь, затем с трудом поднялся с постели. Дверь открылась, и вошла Дениза.
— Ну наконец-то встал, — сказала она.
Он посмотрел на нее.
— Я чувствую себя прескверно. Такое ощущение, что полон рот дерьма.
— Еще бы, — сказала она без всякого сочувствия. — Я решила, что вчера ты решил за один присест выпить все виски в городе.
— Перестань, — беззлобно проворчал Сэм. — У меня голова разламывается.
Она замолчала на мгновение.
— Я принесу аспирин.
Она прошла в ванную, а он с трудом поднялся на ноги и встал на весы рядом с кроватью. Поглядев на стрелку, выругался. Сто килограммов!
Когда Дениза вернулась в комнату, он все еще бормотал и ругался.
— Это все от твоего пьянства, — прокомментировала она, подавая ему аспирин и стакан с водой.
Он проглотил аспирин, скорчив гримасу.
— Просто я слишком много ем.
— Ты ешь много, ты пьешь много, — сказала она. — Надо с чего-то начать. Доктор Фарбер говорит, что тебе надо бросить пить, слишком большая нагрузка для твоего сердца. Ты ведь не становишься моложе.
— Перестань, — отмахнулся он от ее нравоучений. — Я знаю. Лучше скажи Мэйми, чтобы она принесла мне что-нибудь на завтрак. — Он направился в ванную.
— Кофе и тосты?
Сэм остановился и посмотрел на нее.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что мне надо. Как обычно. Четыре яйца, бекон, масло, повидло. Мне нужна энергия.
— Это твои похороны, — констатировала Дениза.
— В таком случае, ты останешься богатой вдовой.
Она усмехнулась:
— Обещания, обещания! С тех пор как мы с тобой познакомились, только их я от тебя и получаю.
Он подошел к жене и поцеловал в щеку.
— Жена, давай мне завтрак, ты слишком много разговариваешь.
Она коснулась губами его лица и вышла из комнаты.
Он постоял, прислушиваясь к ее голосу, доносившемуся уже из кухни, потом скрылся в ванной.
Телефонный звонок раздался, как всегда, когда он сидел на унитазе. Из-за закрытой двери послышался голос Денизы:
— Это тебя. Роджер звонит.
— Черт побери! — сказал Сэм. — Скажи ему, что я сейчас подойду. — Он спустил воду и, стараясь перекричать шум, добавил: — И позвони в телефонную компанию, пускай поставят один телефон здесь.
Он прошел в спальню и взял телефонную трубку.
— Да, Роджер?
— Самолет компании «Ал Италия» вылетает в Рим сегодня вечером в девять. — Его голос звучал неуверенно. — Ты действительно полетишь?
— Конечно, полечу.
— Мы и так в этом деле увязли на четыреста тысяч, — сказал Роджер. — Если ты сейчас провернешь с ними это дело, все деньги уйдут.
— Если мы его не провернем, деньги уйдут все равно, — возразил Сэм. — Уйдут по мелочам, чего мы даже не заметим. Надо идти вперед, иначе мы потеряем все.
— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил Роджер.
— Я всю жизнь ждал этого шанса и не собираюсь потерять его.
— Но половина денег — мои, — напомнил Роджер.
— Я гарантирую эту половину, — сказал Сэм, прекрасно зная, что это всего лишь слова. Если деньги уйдут, он ничего не сможет вернуть Роджеру.
Роджер тоже знал об этом.
— Этот Гонт вскружил тебе голову. А что, если он не раскошелится?
— Он раскошелится, — уверенно заявил Сэм. — Это единственный человек, который видит дальше своего носа. К тому же он приносит мне счастье.
Роджер знал, когда нужно остановить это словоизлияние.
— Когда ты будешь у себя в конторе?
— Примерно через час, — сказал Сэм. — Только соберу сумку и — в аэропорт.
Не успел он положить трубку, как в комнату вошла Дениза.
— Ты еще не раздумал туда лететь?
— Нет.
— Зачем? — спросила она. — У нас и так всего достаточно. Детям ничего не надо…
— Мне надо. Слишком долго я ждал этого шанса и теперь не упущу его. Хочу доказать всем, что я не хуже их.
Она коснулась его руки.
— Ты лучше.
Сэм улыбнулся.
— Предвзятое мнение, — возразил он и вернулся в ванную.
Он услышал слабый щелчок и тут же открыл глаза. В салоне было темно. Сэм посмотрел на Роджера.
Роджер спал в неудобной позе, свернувшись в кресле и слегка приоткрыв рот. Он всегда хвастался, что может спать где угодно. Маленьким он спал в метро и в автобусах, и все у него было хорошо.
У Сэма так не получалось. Висеть на высоте десяти километров в тяжелой железной коробке — это действовало ему на нервы. И сколько бы он ни пил, сколько бы таблеток ни принимал, глаза его отказывались закрываться.
Он осторожно переступил через ноги Роджера и вышел в проход, затем направился к кабине летчиков. Все пассажиры, казалось, спали. Он отодвинул занавеску и зажмурился от яркого света. Стюардесса-итальянка вскочила.
— Вам что-нибудь нужно, синьор Бенджамин?
— Вы знаете, как меня зовут? — удивился он.
— Да, синьор, — улыбнулась она. — Кто не знает имени известного продюсера?
— Хочу виски с содовой.
Он сел, а она достала с полки бутылку. Он снял очки и протер их платком. Она поставила перед ним бокал, Сэм снова нацепил очки и одним глотком почти осушил его. Потом посмотрел на стюардессу.
— А где остальной экипаж?
— Спят, — ответила она. — Еще четыре с половиной часа до Рима, а работы никакой.
Он кивнул, крутя бокал в руках.
— Принеси сюда всю бутылку и садись.
— Это будет нарушением правил, синьор.
— Если все члены экипажа спят во время дежурства, это тоже не по правилам.
Она взглянула на него и кивнула.
— Да, синьор. — Сняла бутылку с полки и поставила ее на столик между ними. Потом села напротив.
Он плеснул себе в бокал немного виски. На этот раз пил не торопясь. Настроение стало улучшаться.
— Вы собираетесь выпускать новый фильм, синьор?
Он кивнул.
— С Марилу Барцини?
«Смотри-ка, она все знает».
— Да.
— Она такая красивая, — сказала стюардесса. — И очень талантливая.
— Вы говорите так, будто знаете ее, — сказал Сэм.
— Мы с ней когда-то были подругами. Но она была настойчивее меня и гораздо красивее.
Он изучающе посмотрел на девушку. В ее голосе он уловил нотки зависти.
— А почему вы тоже не пошли в актрисы? — спросил он. — Вы ведь тоже очень симпатичная.
— Спасибо, — улыбнулась она. — Но я не могла жить, как она. Я не могу жить на одних обещаниях. А эта работа дает мне уверенность.
— Я остановлюсь в гостинице «Эксельсиор» на несколько дней. Зайдите ко мне. Может быть, еще не поздно.
— Вы очень добры, синьор Бенджамин. Может быть, я зайду к вам. Но начинать карьеру мне уже поздно, и я сейчас довольна своей работой.
— Правда? — Он сделал неуловимый жест, и в руке у него появился стодолларовый банкнот. Она посмотрела сначала на деньги, потом на Сэма.
— За что это?
— За удовольствие сидеть с такой красивой девушкой, — взяв ее руку, Бенджамин положил ее себе между ног.
Она хотела убрать руку, но он крепко держал ее одной рукой, а другой расстегнул молнию на брюках и вытащил член. Она посмотрела ему в глаза, сверкавшие за тонированными стеклами очков, и ее пальцы сжались вокруг его горячей плоти.
— Лучше сразу приготовь полотенце, — спокойно сказал он. — Я быстро кончаю.
Через десять минут Сэм сидел в своем кресле и безмятежно спал. Он открыл глаза, только когда большой самолет коснулся посадочной полосы в аэропорту Рима.
Сэм перевернул последнюю страницу сценария и отложил его в сторону.
— Надо выпить.
Чарли Лонго, его итальянский представитель, поставил перед ним бокал, едва услышав эти слова.
— Что вы думаете об этом, босс? — спросил он с сильным бруклинским акцентом, хотя он не был в Америке уже много лет.
— Вещь серьезная, — кивнул Сэм. — Не знаю, что и сказать.
— Это необычный для нее стиль. В этом я уверен, — сказал Роджер.
— Да, — Сэм отпил виски.
Марилу Барцини завоевала популярность, вертя голой задницей в таких итальянских фильмах, как «Икар» и «Везувий». Затем она снялась в нескольких американских фильмах и стала настоящим секс-символом. Наконец ей захотелось большего, и она даже снизила свою обычную цену со ста пятидесяти тысяч долларов за фильм до пятнадцати тысяч. Но, несмотря на это, до приезда Сэма желающих не было. Теперь он знал почему. Сценарий был прекрасный, но слишком серьезный. Трудно было сказать, принесет ли он коммерческий успех. Или станет одним из фильмов типа «Рим — открытый город» или «Похитители велосипедов» и будет демонстрироваться только в артистических салонах для группы знатоков и критиков.
Он посмотрел на Чарли.
— Если бы мы могли сделать его чуток полегче, — сказал Сэм. — Добавить немного юмора…
— Не пойдет, — возразил Чарли. — Она твердо решила, что никаких изменений не будет. К тому же Пьеранджели, режиссер, согласен с ней.
— Ну, а он-то здесь при чем? — спросил Сэм. — Он в жизни не сделал ни одной денежной картины.
— Зато он завоевал все возможные призы в Италии и в Европе.
— Прекрасно, — произнес Сэм без всякого энтузиазма. — Пускай расскажет об этом банкирам.
— Ну и что ты собираешься делать? — спросил Роджер.
— Согласиться, — ответил он. — У меня нет другого выбора. Победим мы или проиграем, но это будет великолепный фильм. Не знаю, как им это удалось, но они пригласили лучших актеров Европы. Надо только хорошенько разрекламировать его.
— У тебя есть план? — спросил Роджер.
— У меня есть идея. Но это будет зависеть от того, насколько она согласна сотрудничать.
Зазвонил телефон, и Чарли снял трубку.
— Pronto,[160] — затем зажал рукой микрофон. — Они внизу.
— Скажи, чтобы поднимались, — сказал Сэм. Он вышел в ванную, закрыл за собой дверь и ополоснул лицо. Вытершись, он взглянул на себя в зеркало. Явные признаки усталости. Когда все это кончится, он сможет наконец хорошенько выспаться.
Сэм вернулся в комнату, и у него перехватило дыхание от ее неземной красоты. Это было слишком. Женщина не может быть такой красивой!
— Сэм, — актриса протянула ему руку и подставила щеку для поцелуя.
— Не могу поверить, — сказал он искренне. — Как вы прекрасны!
Она улыбнулась. Она уже привыкла к тому, что все осыпают ее комплиментами, и считала это забавным.
— Спасибо, Сэм.
— Привет, Ники! — сказал он. Николи был ее мужем везде, кроме Италии. Они пожали друг другу руки, и Сэм повернулся к другому мужчине: — Синьор Пьеранджели? Рад с вами познакомиться.
Режиссер скромно кивнул. Он почти не говорил по-английски.
— Добрый день, синьор Бенджамин.
Марилу нетерпеливо спросила:
— Сэм, ты прочитал сценарий? Что ты о нем думаешь?
Он посмотрел на нее.
— Мне он понравился. Но не думаю, что он пройдет. Хотя у меня есть кое-какие идеи, и если мы придем к согласию, то будем делать фильм.
— Никаких изменений в сценарии, Сэм, — сразу же предупредила она.
Он посмотрел на нее и пожал плечами.
— Если ты даже не хочешь выслушать мое мнение, Марилу, то у нас нет никакого шанса сделать этот фильм. — Он сделал шаг к спальне и открыл дверь. — Это значит, ты никогда не будешь сниматься в этом фильме, потому что я единственный, кто верит, что ты настоящая актриса и достаточно хороша, чтобы стать первой иностранной актрисой, которой присудят «Оскара».
Он закрыл за собой дверь. Сэм чувствовал, что на лбу у него выступила испарина. Пройдя в ванную, он плеснул в лицо холодной воды. Страшно хотелось выпить.
В дверь легонько постучали.
— Да! — крикнул он.
— Можно войти, Сэм? — раздался голос Ники.
Сэм быстро снял пиджак и бросил его на кресло, затем развязал галстук, ослабил ворот рубашки и откинулся на кровать.
— Войдите!
Ники вошел в комнату. Это был высокий привлекательный мужчина и, как ни странно, хороший продюсер. Он совсем не зависел от Марилу, у него были свои методы работы. Он просто сделал из обыкновенной смазливой итальянской девчонки звезду.
— Ты должен понять Марилу, — сказал он мягко. — Она очень эмоциональна.
— Я знаю, — согласился Сэм, — но ты ведь должен помнить, что я устал и вымотался, что я только что пролетел четыре тысячи миль и не спал всю ночь. Я встретился с ней, а она даже не хочет ни о чем говорить.
Многолетний опыт работы с темпераментными натурами сделал Ники терпеливым, как Иов.
— Я думаю, она поговорит с тобой сейчас, — сказал он. — Она и так раскаивается, что начала резко.
— Думаю, мы лучше поговорим, когда я немного посплю, — Сэм зевнул. — Тогда, надеюсь, я сам буду более терпеливым.
— Послушай, Сэм, — сказал Ники. — Встреться с ней без Пьеранджели, без него она будет не столь уверенной и выслушает тебя, но его не должно быть рядом.
— Ну, тогда устрой нам встречу, Ники. Я буду готов к вечеру.
— Встретитесь на ужине, — Ники улыбнулся. — Она будет там.
— А ты?
Ники посмотрел ему в глаза.
— Поговори с ней наедине. Поверь мне, так будет лучше. Ведь это твоя картина, а не моя.
— Но я думал, что ты будешь продюсером.
— Я буду, — кивнул Ники. — Но я буду твоим подчиненным. И я хочу, чтобы Марилу сразу это поняла, чтобы она знала, кто здесь самый главный.
— Спасибо, Ники, — сказал Сэм. — Я ценю тебя за это.
Ники снова улыбнулся.
— Не беспокойся, Сэм, это будет успешный фильм. Вдвоем мы сделаем его.
Они пожали друг другу руки, и Ники ушел. Сэм вытянулся на кровати и тут же уснул.
Не всегда дела обстояли таким образом. Он вспомнил, как впервые прилетел в Рим. Почти четыре года назад.
Полет был ужасным. Сэм сидел в салоне второго класса между двумя итальянками, которые постоянно болтали и передавали друг другу фрукты и сласти, и проклинал скупость Роджера, который заказал ему билет. Роджер ни за что не хотел взять ему билет в первый класс, ведь полет длился не очень долго.
Он вышел из самолета в удушающую августовскую жару. Ни лимузина, ни шофера не было. Страдая от жары и духоты, он влез в такси, которое доставило его в отель «Эксельсиор».
Клерк в гостинице показал ему комнату, и Сэм чуть не упал в обморок. Комната была узкой и темной, окно выходило на задний двор.
— Это ошибка, — сказал он. — Я ведь заказывал люкс.
— Нет, синьор, — вежливо возразил клерк, показывая ему бланк заказа. — Вот что было заказано.
Сэм посмотрел на листок. Опять этот Роджер! Он мог теперь поспорить, что Роджер просто не заказал ему машину в аэропорту. Он передал листок обратно клерку.
— Мне нужен люкс!
Сэм проследовал за ним в вестибюль. Метрдотель был неумолим.
— У нас нет ни одного свободного люкса, синьор.
Сэм сделал неуловимый жест, в его руке показался уголок банкноты. Сто долларов. Помощник директора увидел это.
— Возможно, я смогу вам помочь, eccellenza,[161] — он начал листать книгу.
Сэм смотрел на него.
— Я хочу самый лучший номер, потому что мне необходимо будет проводить там очень важные встречи.
— У нас остался только королевский люкс, — сказал помощник директора. — Но он стоит очень дорого.
— Я беру.
— Хорошо, синьор. — Он повернулся к Сэму. — На сколько дней?
— На неделю, может, дней на десять.
— Вам придется заплатить за ночь вперед, синьор.
Сэм вытащил кредитную карточку.
Помощник директора покачал головой.
— Извините, синьор, мы не принимаем кредитные карточки.
Сэм вытащил из кармана чековую книжку.
— Чеки тоже не принимаем, синьор, если не было договоренности заранее.
— Надеюсь, вы принимаете дорожные чеки? — сказал Сэм с сарказмом.
Теперь ирония из голоса помощника пропала.
— Si, signore.
Сэм положил свой атташе-кейс на стойку и открыл его так, чтобы итальянец увидел ровные стопки дорожных чеков. Он вытащил один из них и захлопнул кейс. Быстро подписав чек, он протянул его итальянцу.
— Но ведь это на тысячу долларов, eccellenza, — сказал помощник директора. — Номер стоит всего лишь…
— Все нормально, — перебил его Сэм. — У меня нет чеков меньшего достоинства. — Скажете, когда надо будет заплатить еще.
— Si, eccellenza, — сказал помощник, сгибаясь в поклоне чуть ли не пополам.
Он лично сопроводил Сэма в номер, положил в карман стодолларовую бумажку, которую тот ему дал на чай, и, рассыпавшись в поклонах, пятясь, вышел из номера.
Сэм приказал, чтобы ему заполнили в гостиной бар, и прошел в спальню, где прислуга распаковывала его чемоданы. Он с удовольствием осмотрелся. Вот это было то, что надо! Роджер, конечно, лопнет от злости, когда узнает, во что это обошлось. Плевать! Роджеру еще многому надо учиться.
Сэм стал срывать с себя одежду, мокрую и потную после полета. Он прошел в душ, а когда вышел, начал звонить телефон.
И с тех пор телефон звонил не переставая. Дорожный чек в тысячу долларов прекрасно сделал свое дело, да и метрдотель тоже. Это было лучше, чем если бы про него рассказали в шестичасовых новостях.
Первый телефонный звонок был от Чарли Лонго.
Он вышел из душа и закутался в огромный белый махровый халат. Бутылки стояли на столе, и он налил себе изрядную порцию виски. Затем подошел к окну.
Из окна открывался вид на американское посольство и на улицу Виа Венето, которая вела в Старый город. От вида американского флага настроение у Сэма поднялось, и он молча отсалютовал ему бокалом.
Зазвонил телефон. Он снял трубку.
— Да?
— Мистер Бенджамин? Это Чарли Лонго, — сказал звонивший с бруклинским акцентом.
— Чарли Лонго? Я вас знаю?
— Нет, мистер Бенджамин, но я вас знаю. Вы американский продюсер, который приехал в Италию, чтобы найти хорошие фильмы.
— Вы неплохо информированы, — сказал Сэм. — Чем могу быть полезен?
— Вы можете дать мне работу.
— А что вы можете делать? — спросил Сэм.
— Все. Все что угодно, — ответил Чарли серьезно. — Я могу быть переводчиком, шофером, гидом, торговым агентом, секретарем, могу подбирать вам хороших девочек. У меня большой опыт, я работал два года помощником продюсера в фильме «Бен Гур», еще работал в рекламном отделе независимой компании «Чинематографика Италиана». У меня хорошие рекомендации, к тому же я честный. Я совсем не похож на тех местных парней, которые обчистят вас как липку, если не будете держать все время руки в карманах.
— Вы не итальянец?
— Я итальянец, но родился и рос в Штатах. Я вернулся в Италию перед войной вместе с родителями, мне было тогда шестнадцать лет. А когда пришли американцы, меня сразу призвали.
— Ладно, — согласился Сэм. — Приходите.
Не успел Сэм положить телефонную трубку, как в дверь позвонили, и Чарли вошел в комнату. Это был высокий худощавый мужчина с карими глазами, светлой шевелюрой и небольшой лысинкой.
Они пожали руки, при этом изучая друг друга взглядами.
— Откуда вы узнали обо мне? — поинтересовался Сэм.
— Метрдотель — родственник девушки, с которой я сейчас живу. Он позвонил мне, как только вы приехали.
— Если вы действительно такой хороший работник, то почему же у вас нет работы?
— Первыми работу получают итальянцы, — пояснил Чарли.
— Но вы ведь сказали, что вы итальянец?
— Да, — подтвердил Чарли. — Но у меня американский паспорт. Мой отец получил гражданство.
— Не знаю, что и сказать, — с сомнением проговорил Сэм.
— Почему бы вам не дать мне работу хотя бы на неделю? — спросил Чарли. — Если я вас не устрою, я не буду ничего требовать. Я беру не много, всего сорок тысяч лир в неделю.
Сэм мысленно подсчитал. Это было немного, примерно восемьдесят долларов.
— Ладно.
— Спасибо, мистер Бенджамин, — улыбнулся Чарли.
Зазвонил телефон, Чарли решительно снял трубку.
Затем последовала пулеметная речь на итальянском. Прикрыв трубку рукой, Чарли повернулся к Сэму.
— Звонит один продюсер, хочет, чтобы вы посмотрели его картину.
— Какую картину?
— Она называется «Сумасшедшая девчонка».
— А стоит ее смотреть?
— Нет, — Чарли засмеялся. — Он уже два года пытается всучить ее кому-нибудь.
— Передай ему, что меня это не интересует, — сказал Сэм.
Чарли произнес несколько слов на итальянском и положил трубку.
— Может, вы мне скажете, что вы ищете? Тогда мне будет легче вам помочь.
— Я ищу большую цветную картину: много костюмов, много действия и много голых женщин. Что-нибудь такое, что я мог бы купить здесь дешево, а потом разрекламировать в Штатах.
— О’кей, — сказал Чарли. — Теперь я понял и, может быть, сумею вам помочь. Есть у меня на примете один парень, который вложил четыреста тысяч в отличный фильм. Называется «Икар». Это, по легенде, об одном греческом мальчике, который хотел летать, как птица, но его восковые крылья растаяли на солнце. Там есть все, что вы перечислили, а продюсер будет согласен отдать вам фильм за любую сумму.
— Мне это нравится, — сказал Сэм. — Позвони ему и договорись о просмотре.
Чарли вытащил из кармана записную книжку и положил ее рядом с телефоном. Вызвав телефонистку, он продиктовал ей номер.
— Выпьешь? — спросил Сэм.
— Нет, спасибо, — Чарли похлопал себя по животу. — У меня язва.
Сэм засмеялся.
— Теперь я вижу, что ты настоящий американец.
Так это все и началось.
Сэму повезло, потому что Чарли сдержал свое слово. Им удалось купить за умеренную сумму и «Икара», и вторую серию — «Крылья Икара». Именно тогда Сэм выдал Чарли премию в тысячу долларов и повысил зарплату до двухсот долларов в неделю. Он назначил его исполнительным директором итальянской компании с небольшой конторой на Виа Венето, и Чарли не знал, как его благодарить.
В комнате было темно, когда он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Он повернулся и сел.
— Почти восемь вечера, — сказал Чарли. — Марилу придет с минуты на минуту.
— Господи! Мне надо принять душ, — Сэм вскочил с постели. — Закажи нам столик в ресторане «Каприччо».
— Я заказал ужин в номер, — сказал Чарли.
Сэм посмотрел на него.
— Ты думаешь, это прилично? Она ведь не какая-нибудь шлюха.
— Она итальянская актриса.
— А Ники?
— Это ведь была его идея, не так ли?
Сэм ничего не ответил и направился в ванную.
— Если она придет, займи ее чем-нибудь, пока я оденусь.
— Ладно, — кивнул Чарли. — Я, кстати, иду с Роджером ужинать. Мы будем в «Джиджи Фацци» за углом, если понадобимся.
Марилу пришла на час позже, и Сэм уже успел накачаться. Он волновался как подросток, пил бокал за бокалом, и теперь весь мир представлялся ему в розовом свете.
Когда раздался стук в дверь, он вскочил на ноги, слегка пошатываясь. Чарли открыл дверь, и Марилу вошла.
У Сэма снова перехватило дыхание, едва он ее увидел, и он сразу протрезвел. Она действовала на него неотразимо. Просто трудно было поверить, что может существовать такая красота и женственность. Она поражала его.
Марилу подошла к нему, и он поцеловал ее в щеку, ощутив при этом аромат ее духов.
— Я рада, что ты не сердишься на меня, Сэм.
Он улыбнулся.
— Как я могу сердиться на такую красивую женщину?
Она улыбнулась в ответ.
— Ты говоришь, как настоящий итальянец, Сэм. — Она подошла к столу. — Шампанское, икра! — воскликнула она и, как ребенок, схватив маленькую ложечку, начала есть икру. — Как вкусно!
Казалось, она не заметила, что Чарли и Роджер исчезли. Она налила два бокала шампанского и повернулась к Сэму, протягивая ему один.
— Я хочу сказать тост, Сэм.
Он взял бокал, хотя и не любил шампанское, как и вообще любое вино.
— За что мы выпьем? — спросил он.
— За нашу совместную работу в фильме, — сказала она. Они выпили. Марилу поставила бокал и посмотрела на Сэма. — Я так счастлива!
— Я тоже, — ответил он.
В этот момент зазвонил телефон, и Сэм поднял трубку. Он заказывал разговор со Стивеном Гонтом в Нью-Йорке, и теперь его соединили.
— Я поговорю из спальни, — сказал он. — Ты меня извинишь?
Она кивнула, и он прошел в другую комнату.
— Стив? — сказал он в телефонную трубку.
— Секундочку, — раздался в ответ голос секретарши. — Сейчас соединю вас, мистер Бенджамин.
В трубке раздался щелчок, и Сэм услышал голос Стива.
— Ну, как там спагетти, Сэм?
— Еще не успел попробовать, — ответил он. — Я позвонил, чтобы узнать твое мнение о сценарии.
— «Сестры»?
— Да.
— Ну и штучка! Но мне понравилось. Единственное, что меня смущает, так это Марилу Барцини. Она, конечно, прекрасно смотрится без одежды, но разве она актриса?
Сэм покосился на дверь и увидел, что та слегка приоткрылась.
— Подожди секундочку, — сказал он, положив трубку на кровать.
Он подошел к двери, резко распахнул ее, и Марилу почти упала в комнату. Она испуганно посмотрела на Сэма.
Он улыбнулся, взял ее за руку и повел за собой. Сев на кровать, он снова взял телефонную трубку.
— Извини, Стив. Что ты там говорил?
— Ты не один? — спросил Стив.
— Нет.
— Ты можешь говорить?
— Да, — ответил он. — Так что насчет Марилу?
Он слегка отодвинул трубку, чтобы она могла слышать, о чем говорит Стив.
— Я уже тебе сказал, что, если она умеет играть, это одна сторона дела, но сам фильм надо сделать полегче. И нужно больше секса, а не всяких там поэтических образов.
— Если я все это сделаю, ты будешь работать со мной?
— Не могу сейчас тебе сказать, Сэм. Ты ведь знаешь, мне надо получить согласие Совета директоров. Когда у тебя будет картина, это другое дело.
— Давай договоримся, что ты мне дашь четыреста тысяч, когда я вручу тебе картину.
— Я могу предложить тебе не больше двухсот пятидесяти, если, конечно, Совет директоров утвердит сценарий. Все зависит от фильма.
— А если я тебе скажу, что она получит «Оскара» за игру в фильме?
— Это другое дело.
— Получит, — заверил его Сэм. — Ведь ты сам толкнул меня на это. Ты сказал, что хватит заниматься мелочевкой, надо заняться чем-то серьезным.
Стив засмеялся.
— Ладно-ладно. В том или в другом случае можешь рассчитывать на меня.
— Триста тысяч, — сказал Сэм.
— Ладно, триста тысяч, — засмеялся Стив. — Счастливо! И передай привет этой подруге, чье дыхание я слышу в трубке.
Раздались гудки отбоя, Сэм положил трубку и победоносно посмотрел на Марилу.
— Ну? — воскликнул он.
— Кто это был? — спросила она.
— Президент одной из самых крупных американских телекомпаний.
— Почему никто не верит, что я могу играть! — со злостью сказала она. — Они видят только мое тело.
— В этом нет ничего страшного.
— Но рано или поздно у меня все получится! Посмотри на Лоллобриджиду, на Софи Лорен — ведь все они стали прекрасными актрисами.
— Ты тоже станешь, — сказал он успокаивающим голосом. — После того как мы снимем этот фильм.
Ее злость внезапно испарилась.
— Ты на самом деле так думаешь, Сэм?
Он кивнул.
— Думаешь, я действительно получу «Оскара»?
Тут он понял, что она в его власти.
— Если ты будешь делать то, что я тебе скажу.
Она опустилась на колени перед ним.
— Я сделаю все, что ты хочешь, Сэм. Ты будешь моим хозяином, моим учителем. — Она положила голову ему на колени.
Его реакция была настолько быстрой, что он даже сам удивился. Она подняла лицо и посмотрела на него с затаенной улыбкой в глазах. Он покраснел.
— Я все-таки мужчина, — сказал он.
— Конечно, — спокойно кивнула она, расстегивая ему брюки. — Прежде всего все вы — мужчины.
У него всегда были честолюбивые мечты. Сначала он хотел быть высоким; под метр девяносто, стройный, сильный, с широкими плечами, — мужчина, которому со вздохом смотрят вслед все девушки. Но вскоре он понял, что, как бы много он ни тренировался, он не сможет стать выше своих метра шестидесяти, которые положены ему по наследству. Тогда он решил, что раз он не может прыгнуть выше себя, то он будет вести себя так, будто он высок и строен.
К счастью для него, он был крепкого телосложения, похож на молодого бычка. Если бы не это, его бы убили еще до того, как ему исполнилось шестнадцать лет. Восточный Бронкс был не тем местом, где он при своем росте мог спокойно распускать язык. К тому времени, когда Сэм закончил учебу, он понял, что не сможет побить всех в мире, и поэтому решил попридержать язык. С тех пор дела у него пошли лучше.
Он окончил колледж в Нью-Йорке, затем юридический факультет в университете в Фордхэме. Сдал адвокатский экзамен в штате Нью-Йорк, а через два года окончательно забросил профессию юриста. Его не интересовали маленькие дела, ему хотелось больших, но все они уплывали к знаменитым адвокатам.
Наступил тысяча девятьсот тридцать третий год. Год «Великой депрессии». И ему повезло, что он смог найти работу помощника управляющего в маленьком кинотеатре на Бродвее, около 137-й улицы. Единственное, почему он получил эту работу, так это потому что пообещал владельцу небольшой сети кинотеатров — их было всего три, — бесплатно вести все его дела. В неделю он получал двадцать два доллара пятьдесят центов.
В тысяча девятьсот тридцать четвертом году началась забастовка киномехаников, и вся киноиндустрия остановилась. Управляющий кинотеатром не смог выдержать пикетов, и Сэм продвинулся вперед. Теперь он был крупной шишкой, получал тридцать долларов в неделю, и, как ни странно, ему нравился этот бизнес.
Кино он просто обожал. Смотрел всё подряд. Все вместе и каждый в отдельности — хорошие и плохие фильмы. Он смотрел всё, что демонстрировалось в его кинотеатре, некоторые — по два, по три раза. И Сэм снова стал мечтать…
Все было как обычно в то утро, когда он вышел из метро напротив кинотеатра. Было жарко.
Он остановился на углу и посмотрел через улицу на кинотеатр. Самой броской была вывеска, укрепленная под козырьком:
ВНУТРИ НА ДВАДЦАТЬ ГРАДУСОВ ПРОХЛАДНЕЙ!
Сверху большими квадратными буквами выведено название фильма:
ДЖЕЙМС КЭГНИ
ЛОРЕТТА ЯНГ
«ТАКСИ»
Утренний сеанс 25 центов
Перед фильмом демонстрируется хроника
Сэм перешел улицу и остановился возле кассы.
— Доброе утро, Мардж.
— Доброе утро, Сэм, — ответила кассирша.
— Ну как дела? — спросил он.
Она заглянула в ведомость.
— Неплохо. Семьдесят билетов продано. — Она посмотрела на него. — Что-то сегодня пикеты не появились.
Сэм огляделся по сторонам.
— Может быть, слишком жарко?
— Как-то непривычно без них, — сказала она. — Пикетчики хоть кофе мне приносили из кафе на углу.
Он снова огляделся вокруг. Она была права. Пикеты стали уже неотъемлемой частью жизни, и без их белых и красных плакатов улица казалась безжизненной.
— Когда буду звонить в управление, узнаю, что с ними.
— Не задерживайся, я и так на кассе с полдесятого, и мне надо передохнуть.
— Я вернусь через минуту, — пообещал он.
Старый Эдди, контролер у входа, улыбнулся ему.
— Доброе утро, мистер Бенджамин. Сегодня утром продано семьдесят билетов. — В его голосе звучала такая радость, будто он сам был владельцем кинотеатра.
— Доброе утро, Эдди, — Сэм вошел вовнутрь.
Здесь было темно, и с экрана доносились голоса.
Шел фильм. Сэм бросил взгляд на экран и остановился. На экране была как раз его любимая сцена.
Невысокий еврей с длинной вьющейся бородой и в черной шляпе с широкими мягкими полями подошел к такси, стоявшему у тротуара, и на идише спросил, как пройти в синагогу.
Джеймс Кэгни, обладатель мягкой ирландской внешности, ответил ему на таком же прекрасном идише, объясняя, как туда пройти. Зрители смеялись. Сэм засмеялся вместе с ними.
Сэм поднялся на второй этаж и прошел в свой кабинет.
Прыщеватый молодой человек, племянник босса, который работал помощником менеджера, поднял на него глаза.
— Доброе утро, Сэм.
— Доброе утро, Эли. Есть что-нибудь в почте?
— Как обычно, — сказал Эли усталым голосом. — Проспект фильма, который нам пришлют на следующей неделе, парочка счетов. Компания по производству мороженого заявила, что, если мы им не заплатим завтра, они не привезут нам мороженого. Я сказал, что ты им позвонишь.
— Сколько они привезли сегодня утром?
— Четыре ящика.
— Нам понадобится до конца дня еще, если будет стоять такая жара, — сказал Сэм. — Иди вниз, смени Мардж, а я сейчас им позвоню.
Он поднял телефонную трубку и позвонил управляющему компании по производству мороженого. Они договорились, что те пришлют им еще два ящика в четыре часа, а он обещал заплатить им по счетам.
Положив трубку, он просмотрел проспект фильма, который должен поступить на следующей неделе. Это был фильм студии «Метро Голдвин Мейер», и реклама была превосходной. У них всегда это хорошо получалось. Здесь было все: и звезды, и прекрасный сценарий, и отличный режиссер.
Сэм лениво перелистывал страницы, размышляя, сколько контрамарок придется послать им, когда послышался звук открываемой двери, и он обернулся. Это вошла Мардж. Она укоризненно посмотрела на него.
— Ты даже не позвонил мне вчера вечером.
— Было поздно, — сказал он. — Я освободился только в час ночи и подумал, что ты уже спишь.
— Но я же сказала, что буду ждать.
Он почувствовал, что начинает раздражаться. За то, что хорошо относишься к женщине, всегда приходится платить. Трахни ее пару раз, и она начинает считать, что ты ее собственность.
— Я был такой уставший, — повторил Сэм.
Она тихонько прикрыла за собой дверь.
— А сейчас ты тоже уставший?
Он улыбнулся.
— Не настолько.
Мардж повернула ключ в замке и подошла к Сэму. Она была женщина в теле, почти на голову выше его. Ему нравились большие женщины, а она была большой везде — большая грудь, большая задница.
Он встал со стула, и она упала к нему в объятия. Она слегка облокотилась о стол, чтобы не наклоняться, когда он будет ее целовать. Его пальцы стали расстегивать пуговицы на ее блузке.
Мардж радостно засмеялась, уверенная в себе, и быстро сбросила блузку, освободив налитые груди, стянутые лифчиком. Он резко расстегнул его и почти со звериным рыком зарылся лицом в ее грудь.
Одной рукой прижимая его к себе, второй она принялась расстегивать ему пуговицы на брюках. Сжав рукой его член, она прошептала:
— У тебя есть что на него надеть?
— Здесь? — Он посмотрел на нее. — Но я не думал…
Она тут же отдернула руку, как будто прикоснулась к раскаленной кочерге.
— Тогда лучше не надо, — сказала она. — Я не могу рисковать, у меня сейчас опасные дни.
— О Боже! — разозлился он. — Не останавливайся теперь. Я выйду из тебя, прежде чем кончить.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Я не хочу иметь ребенка, — она быстро сбрасывала юбку, оглядываясь по сторонам. — Где мы устроимся?
Она была права, в комнате места не было.
— Повернись, — он нагнул ее над столом.
Сэм спустил брюки и вошел в нее, обхватив ладонями ее грудь.
— О Боже! Ты меня насквозь проткнешь! — закричала Мардж.
Он крепко прижимал ее к себе. Он унесся в свой мир, мир своих фантазий, и закрыл глаза.
Сначала ему показалось, что грохот раздался где-то далеко, а затем ударной волной их отбросило к стене. Вся мебель повалилась на пол. Секунду он лежал, задыхаясь под тяжестью ее тела. Потом пошевелился.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
— Думаю, что да, — неуверенно ответила она. — А что случилось?
Сэм почти сразу понял, что случилось. Еще прежде, чем услышал крики, раздававшиеся из зрительного зала. Он оттолкнул ее и встал, натягивая брюки. Теперь он знал, почему пикетчики не появились сегодня утром.
— Быстро одевайся, — велел он. — Я думаю, что в наш кинотеатр бросили бомбу.
Он выбежал из кабинета и помчался вниз по лестнице, прежде чем она успела что-либо сказать.
Стекло в вестибюле было разбито, старый Эдди стоял возле двери, висевшей на одной петле, весь лоб у него был в крови.
— Я видел их, мистер Бенджамин! — закричал он. — Они бросили ее из машины. Черная машина остановилась возле кинотеатра!
Сэм огляделся. Весь вестибюль был разрушен, пол засыпан битым стеклом. Люди толпой валили из кинотеатра.
— Эдди, открой боковую дверь. Ладно, ребята, не беспокойтесь! — закричал он. — Вы получите свои деньги обратно.
Боковые двери открылись, и зрительный зал залило дневным светом. К счастью, паники не было, зрители медленно выходили из кинотеатра.
Сэм повернулся к Эдди:
— А где Эли?
— Я еще не видел его, — ответил старик.
Внезапно Сэму стало плохо. Он повернулся и побежал по битому стеклу через фойе. Эли был в помещении кассы — вернее, то, что осталось от него. Видимо, бомба попала прямо сюда.
Сэм услышал, как вдалеке взвыли сирены пожарных машин. По чистой случайности не он сидел за кассой. Его спасло, что в этот момент он трахался наверху.
Он чувствовал себя неуютно, сидя в портновской мастерской своего отца на Южном бульваре, когда старик уже готовился закрывать жалюзи. То и дело отец бросал на него взгляды, качая головой и бормоча себе под нос:
— И что я скажу твоей матери?
Ему было тридцать пять лет, но родители умели заставить его почувствовать, что он все еще ребенок. То, что он был помощником управляющего кинотеатром «Рокси» в центре города, не имело значения. Также не имело значения и то, что его зарплата составляла девяносто долларов в неделю, больше, чем у кого-либо в округе. Теперь родители были обеспокоены тем, что собирался предпринять их сын.
Отец запер мастерскую, и они вышли на улицу.
— Застегнись, не то тебя продует, — сказал отец.
Сэм посмотрел на сгорбленного старика и застегнул пальто на все пуговицы. Они шли вдоль улицы к дому.
Внезапно отец остановился и посмотрел ему в лицо.
— Разве я что-нибудь сказал тебе, когда ты заявил, что не хочешь быть юристом, после того как мы потратили кучу денег на твое обучение, а?
Сэм покачал головой.
— И когда твоя мать плакала, разве не сказал я ей: пускай, он мужчина, он должен найти свой путь. Даже когда ты начал работать в этом сумасшедшем бизнесе, кино, разве я сказал тебе «нет»? Я сказал: раз это сделает его счастливым, пускай.
Сэм молчал.
— Даже когда ты не захотел жениться на этой девице Гринграсс, разве я возражал? Даже когда ее отец сказал, что даст тебе двадцать тысяч долларов, чтобы ты открыл свою собственную юридическую контору? Нет, я сказал, что американский парень имеет право сам решать, на ком он хочет жениться. Главное, чтобы он не привел в дом нееврейскую девушку. Мы сейчас живем в другой стране.
Сэм продолжал молчать.
— Но это уже слишком! — воскликнул отец. — Здесь я не могу тебе этого позволить. Я не могу сказать твоей матери: пускай. Это просто глупо.
Они уже подошли к дому и вошли вовнутрь. Коридор был полон запахов его детства. Сегодня была пятница. Куриный суп. Они начали подниматься по ступенькам.
— Ты уже не ребенок, и тебе это не нужно. Прежде чем придет повестка, ты не будешь подходить по возрасту.
— В том-то и дело, папа, — сказал Сэм. — Если я не получу повестку сейчас, будет слишком поздно. Они никогда не возьмут меня.
— Ну какая же в этом трагедия? — спросил отец, останавливаясь на лестничной площадке и ткнув его пальцем в грудь, чтобы подчеркнуть свои слова. — Ну и что из того, что не сможешь пойти в армию? Ты что, хочешь, чтобы тебе прострелили голову или еще что-нибудь похуже, лишь только потому, что тебя зовут Сэмюэль? Пускай гои участвуют в этой войне, им это нравится. А ты оставайся дома и занимайся своим делом.
— Нет, папа, — возразил он. — Я еврей, и это как раз мое дело. Уж если мы не сможем остановить Гитлера, кто это сделает за нас?
— А твоя работа в «Рокси»? Думаешь, они будут держать для тебя место до конца войны?
— Не имеет значения, папа, — сказал он. — Я все равно собрался уходить оттуда.
Они подошли к дверям квартиры. Отец вытащил ключ. Прежде чем открыть дверь, он повернулся к Сэму.
— Так, значит, придется отдать бесплатный пропуск?
Сэм улыбнулся. Все сводилось только к этому. Его мать всегда похвалялась соседям, что может бесплатно пойти в «Рокси» на любой фильм, когда захочет.
— Не думаю, папа, — сказал он. — Я договорюсь, чтобы пропуск остался у вас.
Он хотел войны, и он получил ее. Ему даже не пришлось ждать, когда их доставят на поле боя в Европе. Для него война началась на третий день пребывания на учебной базе в Форт-Брагге.
Было шесть утра, и они стояли под проливным весенним дождем уже почти час. Наконец их отпустили на завтрак. Все быстро побежали, прячась от дождя, к столовой. У самой двери его оттолкнули в сторону.
— Ну-ка, прочь с дороги, жиденок! — раздался голос сзади. — Достаточно того, что мы и так воюем за вас. Ну-ка, пропусти нас вперед.
Сэм остановился, загородив дверь, и повернулся к сказавшему это. Перед ним стояли трое солдат.
Он быстро понял, что означает выражение на их лицах, не зря же он провел всю свою юность в Восточном Бронксе.
— Кто из вас это сказал? — спросил он тяжелым голосом.
Они переглянулись, и самый высокий вышел вперед. В его голосе звучал вызов.
— Это я сказал, жиденок… — Но он даже не успел договорить. Сэм не дал ему такой возможности. Коленом он ударил солдата в пах, тот, застонав, согнулся. Сэм сложил руки замком и ударил его по шее. Солдат согнулся еще больше, и Сэм снова ударил его коленом, на этот раз в грудь. Солдат отлетел назад и упал лицом в лужу. Все произошло так быстро, что остальные стояли не шевелясь, глядя на эту картину. Сэм повернулся к ним:
— Еще кто-нибудь хочет повоевать за меня?
— Кто здесь задерживает очередь? — раздался властный голос.
Все мгновенно встали по стойке «смирно», к ним подошел лейтенант. Он остановился, посмотрел на лежащего солдата.
— Черт возьми, что здесь происходит?
Все молча стояли по стойке «смирно».
— Вольно! — рявкнул лейтенант. — Что происходит?
Никто не сказал ни слова. Он повернулся к Сэму:
— Эй ты! Что здесь происходит?
Сэм выдержал его взгляд.
— Он поскользнулся на ступеньке, сэр, — сказал он. — Я думаю, что он ударился об нее головой.
Солдат на земле шевельнулся, его друзья помогли ему подняться. Лейтенант посмотрел на них.
— Отнесите его в санчасть, — велел он. Затем снова повернулся к Сэму: — Как твоя фамилия, солдат?
— Бенджамин, сэр. Сэмюэль Бенджамин.
— Придешь ко мне через тридцать минут, — лейтенант развернулся на каблуках и ушел.
Через полчаса Сэм стоял перед его столом.
— Вольно, солдат, — сказал лейтенант. — Где ты научился так драться?
Сэм посмотрел на него.
— Сэр, в нашем районе без этого нельзя было выжить.
Офицер заглянул в бумаги, лежащие на столе перед ним.
— А какого черта ты здесь делаешь с этими болванами? Почему ты не захотел стать офицером? По закону тебе могла быть предоставлена такая возможность.
— Сэр, я думал, это самый быстрый путь на фронт, чтоб воевать с немцами.
Лейтенант кивнул. Он снова глянул на бумаги и перевел взгляд на Сэма.
— Ты просто идиот, — он что-то быстро написал на листке бумаги, поставил печать и протянул его Сэму. — Ну-ка подпиши тут.
Сэм взглянул на него.
— Что это?
— Я подписал твой рапорт с просьбой послать тебя на офицерские курсы, — пояснил лейтенант. — Неужели ты думаешь, я пошлю тебя обратно в казарму после того, что случилось? Эти ребята свернут тебе шею еще до того, как ты увидишь немцев.
Через два часа Сэм уже сидел в автобусе, выезжавшем из лагеря. Он чувствовал облегчение после трех дней в армии. С него было достаточно. Быть солдатом — это не для него. Через три месяца он приехал домой в увольнение. На его погонах золотом блестели лейтенантские планки.
Мать посмотрела на него и разрыдалась.
— Что они сделали с тобой! — плакала она. — Ты такой худой.
Он стал поджарым, все его тело состояло из сплошных мускулов. Он весил всего семьдесят килограммов, такого веса у него никогда еще не было, и больше уже никогда не будет.
Он провел в Европе три года, но так ни разу и не увидел ни одного немца, ни разу не держал в руках винтовку, ни разу не выстрелил. Кто-то узнал, что он работал киномехаником, и всю войну Сэм крутил фильмы для солдат по госпиталям и домам отдыха.
— Итак, ты герой, — сказал отец, поднимая гладильный пресс и обдавая паром лежащие на доске брюки. — Ну и что? У тебя все равно нет работы.
Сэм неловко сидел на стуле, глядя на отца. Лицо старика раскраснелось от жара.
— Я не герой, — возразил он.
— Со всеми этими нашивками на твоем кителе ты герой. — В голосе отца звучала уверенность, которая пресекала всякие споры.
Сэм сдался. Он много раз пытался объяснить, что это всего лишь нашивки, обозначавшие разные театры военных действий: Северная Африка, Англия, Сицилия, Италия, Франция — их цвета блестели у него на груди.
— Сначала мы должны сделать так, чтобы ты выглядел как человек, — заявил отец. — А сейчас ты выглядишь ужасно.
— Я буду выглядеть как человек, как только высплюсь хорошенько, — усмехнулся Сэм.
— Ты никогда не сможешь выспаться. — Старик снял брюки с гладильной машины и повесил на плечики. — Пока не перестанешь каждую ночь гулять с девушками. Ты думаешь, я не знаю, почему ты не хочешь возвращаться домой, жить в комнате, которую мы приготовили для тебя? Нет! Ты лучше будешь жить в этой своей комнатушке в центре, где постоянно ездят машины и где страшный шум.
— Это не комнатушка, папа, это — квартира.
— Ты можешь называть это квартирой, но я называю это конурой. — Он снял с плечиков пиджак, положил на гладильную доску, обдал паром и посмотрел на часы. — Этот проклятый schwartzer[162] — выругался он. — Уже одиннадцать часов, а его еще нет! Как их можно брать на работу? Хочешь по-хорошему, а они гадят тебе на каждом шагу.
Он подошел к двери и выглянул на улицу, затем вернулся обратно.
— Его еще даже не видно! — Отец со злостью опустил пресс на пиджак. — Так чем ты собираешься заниматься? — спросил он. — Ты не хочешь идти на свою старую работу в кинотеатре «Рокси», ты не хочешь возвращаться домой, ты разбиваешь сердце своей бедной матери, Тебе уже почти сорок лет, ты уже давно не ребенок. Так чего же ты хочешь?!
— Надоело работать на кого-то, — ответил Сэм. — Я хочу купить собственный кинотеатр.
— Черт возьми! — Отец остановил пресс и посмотрел на сына. — Посмотрите, какая крупная шишка мой сын! Ну-ка скажи мне, где ты достанешь деньги?
— Кое-что сэкономил, — сказал Сэм.
— У тебя что, есть деньги? — спросил старик с сомнением. — И сколько?
— Около десяти тысяч долларов.
— Десять тысяч долларов? — удивленно повторил отец, даже забыв закрыть клапан с паром. Сэм видел, что отец поражен. — И где же ты взял столько денег? Может, ты сделал что-нибудь такое, за что тебя посадят в тюрьму?
— Нет, — улыбнулся Сэм. — Я просто откладывал часть своего жалованья, вот и все.
— Может, ты и не так глуп, как кажется, — сказал отец и перекрыл пар. — Этого достаточно, чтобы купить кинотеатр?
— Такой, как я хочу, достаточно, — сказал Сэм. — Если мне понадобится немного больше, я всегда могу занять.
Старик помолчал, потом повернулся к Сэму.
— Пообещай мне одну вещь.
— Что?
— Если тебе понадобится занять деньги, не ходи к чужим людям. Твои отец и мать не такие уж бедные, чтобы не смогли помочь сыну.
Он вышел из кинотеатра на 42-й улице и встал под вывеской, глядя вдоль Восьмой авеню, ведущей к Бродвею. Сверкающие огни многочисленных вывесок сияли, как разноцветные камни. Он повернулся и посмотрел на кинотеатр, из которого только что вышел. По сравнению с другими в этом районе он выглядел маленьким и заброшенным.
Агент по продаже недвижимости вышел следом за ним, вытирая о плащ пыльные руки.
— Его только надо подкрасить, мистер Бенджамин, и все будет в порядке.
— Не знаю, не знаю. — Сэм с сомнением покачал головой.
— Все остальное просто в отличном состоянии, можете мне поверить, — сказал агент. — Киноустановки и акустические системы как новенькие. Прежний владелец как раз успел их отремонтировать, перед тем как умер, бедолага.
— А какой здесь разряд? — спросил Сэм.
— Пятый, — быстро ответил агент. — Такой же, как у всех остальных кинотеатров на этой улице.
Сэм снова с сомнением покачал головой. Разрядом называлась система, определяющая очередность показа фильмов в кинотеатрах. Сюда классный фильм никогда не дойдет. Правом первых показов пользовались кинотеатры, расположенные ближе к Бродвею. К тому времени, когда фильм дойдет до него, все сливки будут уже сняты.
— Нет, — сказал он.
— Вы совершаете ошибку, мистер Бенджамин, — с жаром воскликнул агент. — Это очень выгодная покупка. Если бы не…
— Мне это не нужно, — уверенно заявил Сэм.
— С теми деньгами, которые у вас есть, вы, думаю, ищете нечто похожее на «Бижу», — язвительно проговорил агент.
«Бижу» был единственным кинотеатром на Бродвее, где не было больших перерывов между сеансами и который работал без выходных. Он стоял на углу Бродвея и 42-й улицы и всегда имел большой кассовый сбор, но затраты на его содержание были очень велики. Уже несколько его владельцев обанкротились, и сейчас «Бижу» тоже стоял с темными витринами.
— Да, типа этого, — сказал Сэм. — Что вы можете мне подыскать?
— За ту сумму, какая у вас есть, ничего, — агент покачал головой.
— Сколько понадобится на «Бижу»? — спросил Сэм.
— Серьезно?
— Серьезно.
— Только аренда стоит пять тысяч в месяц, затем десять тысяч — взнос за первый и за последний месяц, добавьте сюда пять тысяч за второй месяц, семь тысяч идут в профсоюз, три тысячи — электрической компании, вот уже двадцать пять тысяч. Обстановка и оборудование — сорок тысяч, а остальное имущество стоит около пятнадцати тысяч. Думаю, чтобы открыть его, понадобится не меньше пятидесяти тысяч долларов.
Сэм изучающе смотрел на агента и мысленно производил расчеты. Если он снимет все деньги, то может наскрести всего около пятнадцати тысяч долларов.
— Не забудьте, что на еженедельную зарплату вам придется выкладывать около тысячи четырехсот долларов, а так как кинотеатр находится на Бродвее, то все кинопрокатчики устанавливают большой процент, — добавил агент.
Сэм кивнул.
— Пойдемте посмотрим.
— Вы думаете, что сможете управиться с ним? — спросил агент.
Сэм посмотрел на него.
— Никогда не знаешь, пока не попробуешь.
Сумма, которую следовало выплатить сразу, составляла почти тридцать пять тысяч, то есть Сэму не хватало около двадцати тысяч долларов.
Он сидел на стуле в портняжной мастерской отца, и они вместе смотрели, как рослый негр орудует гладильной машиной.
— Ты ведь просил меня не ходить к чужим людям, — сказал Сэм. — Поэтому я пришел к тебе.
— Сколько тебе надо? — спросил отец.
— Двадцать тысяч долларов.
— Ты думаешь, это хороший вклад?
— Я вкладываю все до последнего цента, — сказал Сэм. — А это пятнадцать тысяч долларов.
Его отец посидел молча, затем открыл ящик письменного стола, вытащил оттуда чековую книжку. Повернувшись, он посмотрел на Сэма.
— Так на сколько тебе выписывать чек?
Он чуть не прогорел еще до открытия кинотеатра. Гарантии, которые предоставляли крупные кинопрокатные фирмы за свои фильмы, обещали только одно: если дела у него пойдут хорошо, то он обанкротится только через двадцать недель, в другом случае — если кассового сбора не будет — гораздо быстрее.
Он сидел в своем маленьком кабинете, сразу за фойе, и просматривал выкладки. Надо было решиться. Оставалось десять дней до начала следующего месяца, и если кинотеатр не откроется, то все пропало.
В дверь постучали, и он поднял глаза, Перед ним стоял высокий, симпатичный белокурый молодой человек.
— Мистер Бенджамин?
Сэм кивнул.
Незнакомец вошел, вытащил визитку и положил ее на стол.
— Вот моя визитная карточка, — сказал он с легким акцентом.
Сэм посмотрел на нее.
Эрлинг Солвег. «Свенска Филминдустри».
— Да, мистер Солвег? Чем могу быть вам полезен?
— Я представляю шведскую киноиндустрию, — сказал он. — Мы ищем кинотеатр на Бродвее для наших фильмов. У нас есть несколько лент, достойных вашего внимания.
Сэм посмотрел на карточку, потом перевел взгляд на собеседника. Сейчас он оказался в такой ситуации, что был готов на все что угодно.
— Фильмы дублированы? — спросил он.
— Нет, — ответил Солвег. — Но некоторые из них с субтитрами.
— Не пойдет, — коротко сказал Сэм. — Никто здесь не будет смотреть их.
— Но у Бёрстена и Мейера в «Риальто» с итальянскими фильмами дела идут нормально, — возразил мистер Солвег.
— Потому что «Рим — открытый город» получил хорошие отзывы, — сказал Сэм.
— Мы думаем, что наши фильмы тоже хорошие.
— Извините, — сказал Сэм, — но ведь они не дублированы, так что нет никаких шансов.
Солвег подумал.
— Есть один фильм: действующие лица — два американских солдата, они все время говорят по-английски, а все остальные говорят по-шведски или по-немецки.
— А у американцев какие роли?
— Главные. Видите ли, они играют двух солдат, которые убегают от нацистов и наконец находят прибежище на нудистском пляже. Это очень смешно, и цвет хороший.
— На нудистском пляже? — заинтересовался Сэм.
— Да, — быстро сказал Солвег. — Но все очень культурно, никакой пошлятины. Мне бы хотелось, чтобы вы выбрали время и посмотрели эту ленту.
— А государственный цензор одобрил фильм?
— Да, мы показывали его цензуре, — ответил швед. — Они дали «добро», но посоветовали вырезать лишь некоторые сцены. Мы уже это сделали, что совсем не повлияло на сюжет. Мы предлагаем хорошие условия, если вы согласны.
— Какие условия?
— Мы даем вам пять тысяч долларов в неделю за то, что вы будете показывать фильм не менее десяти недель, а вы будете платить нам всего двадцать процентов от кассового сбора.
— А кто ваш представитель? — спросил Сэм.
— У нас нет представителя, — ответил Солвег. — Мы еще не решили этот вопрос.
— Теперь у вас есть представитель, — сказал не колеблясь Сэм. — Дайте мне права на распространение фильма в Америке, и я согласен.
— А вы не хотите сначала посмотреть фильм? — немного удивленно спросил Солвег.
— Нет, если вы не согласны на мои условия, — сказал Сэм. — Тем более у нас нет времени, мне надо открываться через десять дней.
В день премьеры Сэм с отцом и матерью сидел в последнем ряду кинотеатра. К тому времени, когда два солдата добрались до нудистского пляжа, зрители обхохотались. Его мать закрыла лицо руками и смотрела на экран сквозь пальцы.
— Но ведь они все nacketaheit,[163] Сэм, — сказала она.
— Мамочка, не разговаривай слишком много, — зашикал на нее отец. — Может, что-нибудь и поймешь.
— Что тут понимать? — не успокаивалась его мать. — Ведь это только гои могут делать такое.
Сэм поднялся со своего кресла, вернулся в фойе и увидел, что на улице стоит очередь к кассе. Он посмотрел на афишу: «Стоимость билета на сеанс 1 дол. 25 центов».
Вернувшись в свой кабинет, Сэм позвонил кассиру.
— На девятичасовой сеанс поднимите цену до одного доллара семидесяти пяти центов, — велел он, затем закрыл лицо руками и заплакал.
Так к нему пришел первый успех.
Ему из фойе позвонил контролер.
— Здесь к вам пришла миссис Марксман.
— Кто-кто?
— Миссис Марксман, — повторил контролер. — Она сказала, что вы ей назначили встречу на десять часов.
— Ах да! — внезапно вспомнил Сэм. — Пришлите ее ко мне.
Он положил телефонную трубку и стал наводить порядок на столе. Это была та самая девушка, о которой говорил его отец, когда он за ужином в прошлую пятницу упомянул, что ищет хорошую секретаршу.
Отец вытер лицо салфеткой и посмотрел на него.
— Какая тебе нужна секретарша? — спросил он.
— Такая, — объяснил Сэм, — которой не надо дважды повторять.
— У меня есть на примете одна девушка, — сказал отец.
— У тебя? — подозрительно спросил Сэм.
— Да, — ответил отец. — Ты помнишь Коэна? Который торговал птицей?
— Нет, — Сэм покачал головой.
— Во время войны он разбогател, и сейчас созданная им фирма контролирует практически всю торговлю птицей в Бронксе.
— Эта очень приятная девушка, — сказала мать, подходя к столу. — Очень образованная и воспитанная…
— Минутку, минутку, — перебил Сэм. — Я ищу секретаршу, а вовсе не невесту.
— Она тоже не собирается искать себе жениха, — быстро сказал отец. — У нее есть ребенок. Девочка.
— Значит, она замужем?
— Не совсем, — ответил отец. — Она вдова, ее мужа убили на войне. Я слышал, она собирается снова искать работу.
— Где ты слышал?
— Ее брат говорил, Роджер. Он приходит сюда каждый месяц получать с нас арендную плату. У Коэна было очень много недвижимости, и после смерти все это перешло к его сыну Роджеру. Он сейчас занимается продажей недвижимости, и дела у него идут превосходно.
— Почему же он не даст ей работу? — спросил Сэм.
— Ты ведь знаешь, семейные дела. К тому же ей не особо нужны деньги. Коэн оставил своим детям приличное состояние.
— Зачем же тогда она ищет работу?
— Ей просто надоело слоняться по дому, — ответил отец. — Ты ищешь секретаршу? Вот и поговори с ней. Может, возьмешь ее к себе, может, нет, но я пообещал ее брату, что договорюсь о встрече.
— Она такая чудесная девушка, — чуть ли не пропела мать. — Высокая… На, поешь еще немного…
Сэм смотрел, как она наполняет его тарелку. Это была ловушка, и он знал об этом, но никак нельзя было ее избежать. Он, конечно, встретится с девушкой, и все. Если они думают, что он наймет ее на работу, они просто сумасшедшие. Он же не такой дурак.
— Ладно. Я встречусь с ней, — сдался Сэм. — Пусть она придет ко мне в понедельник в десять утра.
«Родители были правы только в одном, — думал он. — Она привлекательна, почти на пару сантиметров выше меня, с темно-каштановыми волосами и голубыми глазами».
— Садитесь, пожалуйста, — он указал женщине на кресло перед столом.
— Спасибо, — сказана она, но осталась стоять.
Тут он заметил, что все кресло завалено бумагами.
— Извините, — Сэм обошел стол, собрал с кресла все бумаги и теперь стоял, не зная, куда их девать.
Она улыбнулась.
— По крайней мере, мой брат не обманул меня, вам действительно нужна секретарша.
— Правда, нужна, — кивнул он, все еще держа бумаги. — А почему вы решили, что брат обманывает вас?
— Вы ведь знаете наши еврейские семьи, — сказала она. — Они считают, что я снова должна выйти замуж.
Он уставился на нее.
— Да, это я прекрасно понимаю. — Наконец он нашел, куда положить бумаги, примостил их на краю стола и снова предложил ей сесть. — У меня та же проблема с моими родителями.
— По правде говоря, — призналась она, — я думала, что это очередной фокус Роджера, и не хотела сюда приходить.
Он засмеялся.
— Я думал, что мои родители делают то же самое. Я даже прикидывал, под каким предлогом отказать вам в работе.
Она засмеялась вместе с ним.
Ему понравился ее грудной, чуть хрипловатый смех: в нем слышалась уверенность в себе. Она села в кресло, теперь ее тон стал деловым.
— Какие у меня будут обязанности, мистер Бенджамин?
Он беспомощно огляделся по сторонам.
— Ну, знаете, как обычно: подшивать документы, печатать на машинке и вообще следить за всем. Мне нужна сообразительная девушка, больше, чем секретарша. Такая, чтобы могла всем управлять в мое отсутствие.
— Довольно заманчиво, — улыбнулась она.
— Так оно и есть. У меня большие планы, я не собираюсь на этом останавливаться. Я хочу заняться кинопрокатом, буду продавать фильмы по всему миру.
— Понятно, — сказала девушка.
Они замолчали, и он посмотрел на нее. Сэму понравился ее костюм, элегантный, но не вызывающий. Сэм взял сигару из пепельницы, засунул в рот и пожевал ее, затем снова положил в пепельницу и достал новую.
— Вы не против, если я закурю? — спросил он, прикуривая.
— Нет, — сказала она.
— Может, угостить вас сигаретой? — спросил он.
— Спасибо, — ответила она. И он принялся рыться среди бумаг, зная, что сигареты должны быть где-то здесь. — Все в порядке, — сказала она, — у меня есть. — Она вытащила из сумочки пачку. Он зажег спичку и наклонился, чтобы дать ей прикурить.
Затем Сэм снова уселся в кресло. Некоторое время они молчали и заговорили одновременно.
— Извините, — сказала она.
— Все в порядке. Что вы хотели сказать?
Она нерешительно смотрела на него.
— Похоже, это та работа, которая могла бы меня заинтересовать. Что бы вы хотели узнать обо мне?
Он уставился взглядом в стол.
— Вы раньше работали в конторе?
— Да, — ответила девушка. — После того как я закончила колледж Хантера, я работала в одной компании по продаже недвижимости, пока не вышла замуж. Конечно, сейчас я стенографирую и печатаю не так быстро, как раньше, но, думаю, со временем войду в форму.
— А как долго вы были замужем?
— Два года… Я имею в виду — два года до гибели мужа. А практически мы были вместе не больше месяца, потом его отправили в Европу на войну.
— Извините, — сказал он.
Воцарилась долгая пауза.
— Вы знаете, что у меня есть дочка? — Он кивнул. — Ей сейчас три года. Но если я пойду работать, это не будет проблемой, у меня есть хорошая няня.
— Я не смогу платить вам много, — сказал Сэм. — Я только начинаю свой бизнес.
— Зарплата не важна, — она помолчала, затем спросила: — Вы что-нибудь хотите еще знать?
— Да, — сказал он, глядя на нее.
— Что?
— Как вас зовут?
Она посмотрела ему в глаза.
— Дениза.
Через две недели Сэм убедился, что работать она умеет. Она все держала под контролем: бухгалтерские книги, почту, счета.
«Голые беглецы» (так Сэм назвал шведский фильм для проката в США) продолжали идти с большим успехом на экране. Чувствовалось, что картина может продержаться в прокате еще год, и он не собирался снимать ее, потому что ничего другого у него не было.
Теперь его внимание привлек кинопрокатный бизнес. К нему обращались многие крупные кинокомпании по поводу этого фильма, но условия были слишком невыгодными. Его убеждали, что успех фильма объясняется только расположением кинотеатра на Бродвее, и что нигде, кроме Нью-Йорка, он не пойдет. Он начал встречаться с кинопрокатчиками из других штатов.
Компаний было много, в некоторых работали один-два человека, но они продавали фильмы, хотя прибыль была и не очень большой. Сэм перебрал много вариантов и наконец остановился на самом удачном.
Ему нужны были прокатчики или партнеры, которые смогли бы финансировать рекламу, и рекламные компании, чтобы привлечь внимание к фильмам, где не было звезд и известных имен. Две недели он путешествовал по стране, посещая крупные города. Там можно было заработать хорошие деньги, показывая фильмы. Когда он вернулся в Нью-Йорк, у него созрел план. Теперь ему нужны были деньги для его осуществления.
И снова он почувствовал разочарование. Это было как раньше. Сэму казалось, что он уперся в каменную стену.
Он пытался найти деньги в банках, но там не хотели ссужать ему такие суммы, они говорили, что фильм не принесет ему прибыли, несмотря на то хороший он или плохой. Уже не раз они обжигались на подобных делах.
Конечно, были люди, которые всегда согласны идти на риск, но они брали за это слишком много. Сначала он было согласился на их предложения, но высокие ставки, которые он должен будет им выплатить вместе с пятьюдесятью процентами дохода, остановили его.
В сущности же, план был простым. Он договорился с десятью кинотеатрами по стране, владелец каждого фактически сдавал ему в аренду кинотеатр для показа его фильма. Он гарантировал им минимальный доход, а остальные деньги делились пополам. Помимо этого, реклама, за которую он будет платить сам. Все это будет обходиться ему в три тысячи долларов в неделю за кинотеатр, то есть тридцать тысяч долларов в неделю за пять недель — это тот минимум, на который они были согласны. Всего выходило сто пятьдесят тысяч долларов.
Сам он мог вложить тридцать тысяч. Сэм считал, что родители дадут ему еще двадцать, тем более что первый долг он вернул им очень быстро. Солвег обещал пятьдесят тысяч долларов. Ему оставалось найти еще пятьдесят тысяч.
Он отодвинул бумаги и устало потер глаза. Надо бы побриться и приготовиться, ведь он обещал поехать с Денизой поужинать в «Брасс Рейл». Он отпустил ее домой пораньше, чтобы она переоделась.
Раздался телефонный звонок, и он снял трубку. Это была Дениза.
— Сэм?
— Да, — ответил он.
— У тебя все в порядке? — спросила она.
— Все прекрасно, — ответил он. — Я немного устал, только и всего.
— Слушай, есть идея, — предложила она. — На улице так противно, идет дождь, зачем нам куда-то идти? Приходи ко мне, отдохнешь. Я приготовлю хорошие отбивные.
— Звучит заманчиво, — усмехнулся он. — Когда приходить?
— Прямо сейчас. У меня уже все готово.
Сэм сидел в гостиной ее квартиры на Вест-Энд, в одной руке бокал с виски, а в другой — иллюстрированная детская книга про Белоснежку.
— Это Снупи, дядя Сэм? — спросила Мириам тоненьким голоском, показывая на картинку.
— Нет, это Грампи, — сказал он.
— Мне он не нравится, — призналась девочка.
Он засмеялся, поставил на стол виски и погладил ребенка по голове.
— Он никому не нравится, он плохо воспитан.
— А я хорошо воспитана, — сказала Мириам. — Меня все любят.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Сэм.
Девочка слезла с его колен.
— Не уходи, я сейчас принесу другую книжку.
— Я никуда не уйду, — пообещал Сэм. Он взял бокал и осмотрелся. Его родители были правы в одном: ей не нужна была работа. Только оплата этой квартиры превышала недельное жалованье, которое Дениза получала у него. В дверь позвонили.
— Открой, Сэм! — крикнула Дениза из кухни.
На пороге стоял ее брат Роджер. Он вошел, и они пожали друг другу руки.
— Я забежал на минуточку, — Роджер извинился. — Дениза сказала, что ты придешь на ужин, и я забежал поздороваться.
Дениза вышла из кухни.
— А почему бы тебе не поужинать с нами? У меня тут на всех хватит.
— Я не хотел бы вам мешать, — признался Роджер, глядя на Сэма.
— А ты и не помешаешь, — возразил Сэм.
— Наливай себе, — сказала Дениза. — Ужин будет готов через минуту. Я поставлю на стол еще один прибор.
— Ну, как дела? — спросил Роджер.
— Неплохо, — ответил Сэм. — Зрителей пока много.
— Да, фильм хороший, — Роджер дружелюбно улыбнулся. — Мне особенно нравится сцена, когда немцы не могут найти американских солдат, потому что все вокруг голые, и заставляют всех надеть форму.
Сэм засмеялся.
— Это хорошая сцена.
— А как твои планы насчет проката?
— Дела идут ни шатко ни валко, — ответил Сэм. — Понадобится много времени, чтобы раскрутиться.
— А в чем проблема?
— Как обычно. Всё упирается в деньги.
— И сколько тебе надо?
Сэму вдруг все стало ясно. Это не только обед. Дениза все это подстроила нарочно.
Позже, когда Роджер ушел и они пили по второй чашке кофе, сидя в гостиной, он повернулся к ней:
— Ты не должна была этого делать.
— Мне так хотелось тебе помочь. Я верю в тебя.
Все произошло само собой. Они потянулись друг к другу, и он обнял ее. Они поцеловались. Внезапно рост перестал волновать его. Он почувствовал себя высоким.
— Почему я? — спросил он. — Я на пятнадцать лет старше тебя, толстый коротышка. — Он указал на фотографию ее покойного мужа. — Вовсе не такой, как он.
Дениза смотрела на него спокойно, но ее выдавал голос.
— Ты — мужчина. По сравнению с тобой остальные просто мальчишки.
Из открывшейся двери раздался тоненький голосок. Они повернулись. Девочка стояла на пороге и терла руками глаза.
— Мне приснился плохой сон.
Сэм взял ее на руки и посадил на диван между ними.
— Сейчас все пройдет, — сказал он успокаивающе.
Мириам посмотрела на них. Сначала на мать, потом на него.
— Ты будешь моим папой?
— Почему бы тебе не спросить свою маму? Похоже, она знает ответ на этот вопрос.
— Мне бы хотелось, чтобы ты обновил свой гардероб, — сказала как-то Дениза вечером за ужином.
— Зачем? — спросил он. — Я ведь заказал себе новый костюм перед свадьбой, он еще вполне годится.
— Конечно, — согласилась она, — для какого-нибудь захудалого коммивояжера, но не для преуспевающего бизнесмена.
— Я занимаюсь кинобизнесом, — ответил он, — а там люди одеваются довольно просто.
— Ладно, — сказала она. — Если тебе так хочется, — пожалуйста. Если тебе нравится выглядеть толстым коротышкой.
— Я и есть толстый коротышка, — ответил он, полагая, что на этом тема исчерпана.
Но Сэм понял, что ошибся, когда на следующее утро открыл шкаф и не нашел своих привычных вещей.
Он налетел на Денизу.
— Черт возьми, где мои костюмы?! — заорал он.
— Ты кричишь, — спокойно сказала она. — Это вредит здоровью.
— А разгуливать голым, думаешь, не вредит здоровью! — вопил он. — Что ты сделала с моими костюмами?
— Я отдала их Армии спасения.
Сэм онемел от изумления.
— Я договорилась с портным, — продолжала она, — сегодня на десять утра, и я пойду с тобой.
— Ладно, — Сэм махнул рукой. — А что мне надеть сейчас?
— Костюм, в котором ты был вчера.
Они заказали полдюжины костюмов, все одинакового покроя, три черных и три темно-синих. Даже он вынужден был признать, что теперь выглядит совсем иначе. И туфли на высоком каблуке совершенно не жали.
Через несколько дней, поднявшись из-за своего маленького стола в кабинете, который они занимали вместе, Дениза подождала, пока он перестанет кричать по телефону на управляющего кинотеатром в Оклахоме, и сказала:
— Не надо кричать. — Ее голос был спокойным. — Ты так кричишь, что вполне можешь обойтись без телефона.
— А что ты предлагаешь мне делать?! — орал он. — Этот сукин сын пытается обжулить меня на две тысячи!
— Ты и сейчас кричишь, — сказала Дениза. — А я всего в метре от тебя.
— Конечно, я кричу, ведь я злюсь!
— Ты можешь злиться, но говорить тихо, — посоветовала она. — И люди будут больше уважать тебя. — Она встала. — Не надо кричать, чтобы тебя слушали. Ты преуспевающий бизнесмен, ты крупная фигура, они и так будут слушать тебя, даже если ты будешь говорить шепотом. — Она вышла из кабинета, а он смотрел ей вслед.
Сэм вернулся к своим делам. Вечные проблемы с этими женщинами! Они никогда не будут счастливы, пока не переделают тебя. И в то же время в этом было что-то, как и в случае с костюмами. Стоит попытаться. Если ничего не получится, он опять может перейти на крик.
Ночью, когда они лежали в кровати, он повернулся к ней.
— Знаешь, ты была права, — признался он.
— Насчет чего?
— Насчет крика. Действительно, кричать не стоит. Это просто привычка. Возможно, я хотел показать всем, что я босс. — Он притянул ее к себе.
Дениза слегка оттолкнула его.
— Я бы хотела поговорить с тобой еще кое о чем.
— Неужели нельзя чуть позже? — сказал он капризно. — Мне хочется заняться с тобой любовью.
— Именно об этом я и хотела с тобой поговорить, — сказала она. — Ты потом уснешь.
Он повернулся, включил лампу и сел в кровати.
— О чем это ты? — уставился он на жену.
Она покраснела.
— Я не могу говорить об этом, когда горит свет и ты таращишься на меня.
— Хочешь, чтобы я пошел в другую комнату и поговорил с тобой по телефону?
— Не шути, — сказала она. — Это серьезно.
— Я не шучу. Говори.
Ее лицо залилось краской, она опустила глаза.
— Ну, дело в том… ты такой нетерпеливый, всегда спешишь…
— Черт возьми, о чем это ты?
Она посмотрела на него.
— Мы женаты уже почти шесть недель, — прошептала она тихо, — а у меня было только два оргазма.
В его голосе послышалась озабоченность.
— Почему ты не сказала об этом раньше? Может, тебе надо пойти к доктору? Может, с тобой что-нибудь не так?
— Нет, — она покачала головой. — Не в этом дело. Дело в том, что… видишь ли, ты всегда так спешишь, раз-два и все, вошел, вышел, повернулся и спишь. А я лежу полночи и пытаюсь сообразить, что же произошло.
— Что тут соображать? Рано или поздно ты это получишь.
— Не могу, — у нее был несчастный голос. — Ты должен дать мне больше времени.
— Как же это у меня получится? — удивился Сэм. — Ты ведь знаешь меня: как только я начну, мне уже не остановиться.
— Может, тебе надо думать о чем-нибудь другом, чтобы ты не так быстро возбуждался?
— Если я буду думать о другом, он у меня вообще упадет, — сказал он.
— Я где-то читала, что если ты будешь считать про себя, то это помогает, — сказала она.
— Не знаю, — с сомнением сказал он. — С ним у тебя были такие же проблемы?
Она знала, кого Сэм имеет в виду.
— С ним я никогда не кончала, — честно призналась она. — Еще до того, как я начала об этом думать, он уехал воевать.
Сэм молчал.
— Я не хотела огорчить тебя, дорогой, — Дениза нежно гладила его волосатую грудь. — Я люблю тебя, ты ведь знаешь это.
— И я люблю тебя, — сказал он, глядя на нее. — Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Я попробую.
Он выключил лампу, повернулся к ней и поцеловал. Она положила его голову к себе на грудь и крепко прижала. Он прильнул к ней, как ребенок, и через минуту вошел в нее.
— Все в порядке? — прошептал он.
— Прекрасно, — ответила она.
Он стал ритмично двигаться, и она начала отвечать на его движения.
— Я больше не могу, — прошептал он хрипло. — Мне сейчас начинать считать?
— Да-да, — отвечала она, уже не в силах сдерживаться.
— Раз… два… три… четыре… Сколько мне еще считать? — выдохнул он.
— Как… как можно дольше! — пробормотала Дениза.
— Пять… шесть… О Господи!.. Семь… восемь… — Он уже почти кричал. — У меня это не получится… девять… я больше не могу… десять… все!
Она крепко прижалась к нему, поднимая и опуская бедра, пока они оба не выдохлись. Потом они лежали молча, и ее охватила какая-то истома. Она почувствовала на своей щеке его дыхание и открыла глаза.
Он смотрел на нее.
— Так было лучше?
Она кивнула.
— Ты никогда не чувствовала такое с ним? — прошептал он жарко.
— Нет, никогда, — ответила она.
Сэм посмотрел на нее несколько секунд, и на его лице появилась улыбка.
— Может, в следующий раз мне лучше петь? — спросил он. — Я всегда был слаб в арифметике.
К концу следующего года, когда родился Сэмюэль-младший, они жили довольно комфортно. Имея кинотеатр и кинопрокатную фирму, Сэм зарабатывал теперь пятьдесят тысяч долларов в год, купил дом в приличном районе и получил репутацию человека, специализирующегося на определенных фильмах. «Разработочных» фильмах, как их еще называли. Сюжет был всегда необычный, казалось, что у таких фильмов нет шансов на успех, но Сэм умел подбирать к ним ключ и в большинстве случаев обеспечивал им большой кассовый успех. Только одна трудность была в его бизнесе: эти фильмы были не столь известны, чтобы он мог пробиться с ними на национальный рынок.
Только там он мог заработать большие деньги. Что значили несколько сотен кинотеатров, где он иногда мог показывать свои фильмы, против семнадцати тысяч кинотеатров по всей стране? Об этом он помалкивал, не делился своими амбициями даже с Денизой, которая теперь была всецело занята двумя детьми.
Он спокойно и неторопливо изучал рынок и наконец в 1955 году отважился сделать решительный шаг.
Сэм продал свои права на кинотеатр и перевел кинопрокатную фирму в небольшой офис в Рокфеллеровском центре. Телевидение посеяло панику в киноиндустрии. Доходы от кинопроката падали, кинотеатры по всей стране были под угрозой закрытия.
Доводы Сэма были просты: то, что ему удавалось в малом масштабе, удастся и на большом рынке. К кассам людей привлекал не сам фильм, а хорошо организованная рекламная кампания.
Но фильм все-таки должен быть хорошим. Картина должна устраивать все категории зрителей: молодых и старых. И еще это должна быть картина, к которой подошла бы старомодная трюковая реклама. Он знал, где можно достать такую ленту. Италия. Итальянское кино оказалось на гребне успеха после того, как студия «Метро Голдвин Мейер» восстановила картину «Бен Гур». Итальянцы участвовали в съемке многих сцен, и Сэм слышал, что они сами сейчас выпускают фильмы, которые подойдут ему. Оставалось только найти деньги.
Дениза пригласила Роджера с его молодой женой на ужин.
Сэм поднял глаза, когда Роджер вошел в его кабинет. Шурин положил перед ним листок бумаги.
— Вот последние цифры, которые прислал Чарли Лонго из Рима по фильму, в котором снимается Барцини. Что ты об этом думаешь?
Сэм пожал плечами.
— Это всего лишь ревизорский отчет. Я знал эти цифры еще две недели назад.
— И почему же ты ничего не сказал? — спросил Роджер.
Он был недоволен. Ему бы самому следовало помнить, что ревизоры закончили свою работу две недели назад.
— Что я должен был сказать? — спросил Сэм. — Мы уже далеко ушли в этом деле, и нам остается только идти дальше.
— Ты должен был сказать об этом мне, — разозлился Роджер. — Ведь я твой партнер.
— Я не хотел беспокоить тебя, — сказал Сэм. — Я думал, что после рождения ребенка вам с Анной не до этого.
— Мне было не до этого? — повысил голос Роджер. — Ты думаешь, что я ребенок? Ты думаешь, я не понимаю, что мы перед лицом банкротства? Я ведь говорил тебе, что нам не стоит связываться с этим чертовым фильмом.
Сэм молча смотрел на него.
— Но ведь ты же якобы эксперт, — с сарказмом продолжал Роджер. — «Этот фильм завоюет все призы», — сказал ты. Но единственный приз, который он завоюет, — это уведомление о банкротстве!
— Минутку! — рявкнул Сэм. — Это чертовски хороший фильм. Я показал Стиву Гонту первые два ролика, и он сказал, что это здорово.
— «Он сказал, что это здорово!» — передразнил Роджер. — Но что-то я не вижу, чтобы он мчался к нам, предлагая деньги.
— Ты ведь знаешь, что он не может этого сделать, — сказал Сэм, — до тех пор пока не снят весь фильм.
— Тебя просто надули, Сэм, неужели ты не видишь? — продолжал Роджер. — Это парень с железными нервами, я знаю, какая у него репутация! Он всех использует! Ты думаешь, что я не знаю этих типов, этих дружелюбных гоев, которые смотрят на тебя с улыбкой, а когда ты повернешься к ним спиной, они готовы всадить в тебя нож.
Сэм тихо ответил:
— Ладно, Роджер. Ты сейчас просто не в духе. Возвращайся к себе и успокойся. Мы поговорим, когда ты сможешь рассуждать здраво.
— Здраво рассуждать я могу прямо сейчас, — сказал Роджер. — Очень здраво: отдай мои деньги обратно, вот и все. Я не жадный. Но если ты думаешь, что фильм хороший, можешь оставить их.
— Но ты ведь в этом не уверен, — усмехнулся Сэм.
— А ты? — Роджер сердито смотрел на него. — Ну, что скажешь?
Сэм порылся в бумагах на столе и достал оттуда письмо с прикрепленным чеком. Протянув его Роджеру, он сказал:
— Вот чек из лаборатории «Суперколор» на двести тысяч, которые они мне ссужают взамен прав на проявление пленки и печатание копий. Я хотел отправить его в Италию в счет оплаты съемки фильма, но теперь решай сам. Если уж ты так хочешь, возьми его себе. Но если думаешь, что все в этом бизнесе дураки, каковым ты меня считаешь, и не знают, что они делают, когда-нибудь ты пожалеешь об этом. Ну давай, решайся. Можешь забрать его, можешь оставить. В любом случае я не хочу больше слышать твоих жалоб.
Роджер продолжал сердито смотреть на него.
— Если я его возьму, что ты будешь делать?
Сэм пожал плечами.
— Как-нибудь выкручусь.
Они оба знали, что Роджер отдаст чек обратно, если Сэм попросит его об этом, но дело зашло слишком далеко. Он никогда не будет просить, никогда не будет унижаться. У Сэма было чувство собственного достоинства.
Когда он вернулся домой, по выражению лица Денизы он понял, что жена уже все знает. Ничего не говоря, он отправился в ванную, затем, переодевшись, вошел в гостиную. На журнальном столике уже стояла бутылка виски и лед. Он налил себе, включил телевизор, сел на диван и, изрядно приложившись, стал смотреть семичасовые новости.
В комнату вбежали дети, как всегда после ужина. Они залезли на диван и поцеловали отца.
— Привет, папочка!
Сэм улыбнулся им.
— Привет! Хорошо поужинали?
Мириам кивнула, Сэмюэль даже не потрудился ответить. Он уставился на экран телевизора.
— Что ты смотришь, папочка? — спросила Мириам.
— Новости, — ответил он.
— Сейчас по второму каналу идет «Морской охотник», — сказал Сэмюэль-младший.
— Ты сможешь посмотреть его после новостей, — ответил Сэм.
— Тогда уже пройдет половина, — возразил малыш.
Отец улыбнулся и потрепал мальчика по волосам.
— Ладно, можете идти и смотреть по своему телевизору, если хотите.
— Спасибо, папочка, — Сэмюэль вскочил и выбежал из комнаты.
Сэм посмотрел на дочь.
— А ты? Ты что, не хочешь посмотреть? — спросил он.
— Я лучше побуду с тобой, — сказала она.
Сэм снова посмотрел на нее. Это было не в ее обычае. Раньше Мириам всегда уходила с братом, как только он позволял им смотреть телевизор. Она забралась к нему на колени, и они несколько минут помолчали. Когда на экране появился рекламный ролик, она подергала его за руку.
— Пап, а пап, а мы богатые?
Сэм улыбнулся.
— Не думаю.
— Бедные?
— Нет, не бедные.
— Если мы не бедные, мы — богатые, — уверенно заявила девочка.
— Я никогда не думал об этом, — сказал он.
— Мы такие же богатые, как дядя Роджер?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Тетя Анна ушла перед тем, как ты вернулся домой. Она разговаривала с мамой. Она сказала, что у дяди Роджера больше денег, чем у нас.
— Это правда, но в этом нет ничего плохого.
— Еще она сказала, что дяде Роджеру надоело содержать нас. — В ее глазах было удивление. — Я думала, что это ты нас содержишь.
— Так оно и есть, — Сэм вздохнул. — Поэтому я и работаю каждый день.
— А почему же тогда мама плакала?
— Она плакала?
Девочка смотрела на экран. Сэм повернул ее лицо к себе.
— Когда мама плакала?
— Тетя Анна сказала, что, если ты не будешь хорошо относиться к дяде Роджеру, он нам больше не даст денег и мы будем бедные, потому что все потеряем.
— Она так сказала? — мягко спросил Сэм.
— Да, — ответила Мириам. — Потом она ушла, и мама стала плакать.
Сэм сидел молча. Он пил виски и смотрел на экран невидящим взглядом. Анна была недалека от истины. Если он не достанет денег, чтобы закончить фильм, они действительно могут стать бедными. Может быть, не такими бедными, как его родители, когда он был маленьким, но бедными по сравнению с их теперешним положением.
Мириам слезла с его коленей.
— Я думаю пойти посмотреть «Морского охотника».
— Иди, — сказал он.
— Так мы не будем бедными? — спросила она. — Как те маленькие дети в Индии, для которых мы в школе собираем деньги? Они совсем голые, и им нечего есть. — Не беспокойся, такого никогда не случится.
— Я рада. — Она внезапно улыбнулась. — А то я этого очень боялась.
— Ты даже не притронулась к еде, — сказал он, когда они встали из-за стола.
— Я не голодна. — Дениза прошла за ним в гостиную.
Сэм включил телевизор и поднял крышку ведерка со льдом.
— Лед весь растаял, — сказал он разочарованно.
— Пойду принесу еще. — Она взяла ведерко и вышла из комнаты.
Он пощелкал каналами, пока не нашел интересную программу, потом уселся на диван. Налив виски, он ждал, когда жена принесет лед.
Положив несколько кубиков льда в бокал, он принялся размешивать их пальцем.
— Это плохая привычка, — укоризненно сказала она.
— Это придает ему особый вкус.
Она повернулась и посмотрела на экран.
— Еще один вестерн, как они тебе не надоели?
— Мне нравятся вестерны, — оправдывающимся тоном сказал Сэм.
— Ладно, я пойду спать. — Она вышла из комнаты, прежде чем он успел ответить.
Секунду он посидел, глядя на экран, затем встал и пошел за ней в спальню с бокалом в руке.
— Ладно, — сказал он, закрывая за собой дверь. — Выкладывай, что тебя мучает.
Она повернулась к нему от шкафа, в который только что повесила платье.
— В последнее время я тебя не понимаю. Ты ни с кем не советуешься, ты делаешь все, не думая о других, как будто ты — единственный человек, который все знает.
Он отпил немного виски.
— Ты изменился, — продолжала она. — Не знаю, что на тебя нашло. Никогда не видела тебя таким.
— Это тебе братец напел? — спросил он.
— Я даже не говорила с Роджером, — огрызнулась она.
— Нет, ты говорила с Анной. И она передала тебе его слова.
— Анна и сама, без подсказок, знает все. И я тоже.
— Что ты от меня хочешь?
— Ты можешь позвонить Роджеру и объяснить все. Он просто обиделся. Может, он вернет тебе чек.
— Нет, — твердо сказал он, — мне нечего ему объяснять. Роджер взял чек, потому что хотел этого, я не заставлял его это делать. Роджер прав, я не прав. Но не только сейчас, я все время был не прав. Мне не надо было полагаться на партнера, я не тот человек. Я должен быть сам себе хозяин, поэтому я затеял собственное дело.
— Но ведь он твой партнер, он же давал тебе деньги.
— Я все отдал ему, — сказал Сэм. — Ты ведь знаешь это. Все до последнего цента, которые он вложил. Эти двести тысяч как раз и были его долей в бизнесе, когда мы затеяли снимать этот фильм.
— Роджер говорит, что Стивен Гонт отвернулся от тебя, — подлила масла в огонь Дениза.
— Роджер идиот! — рявкнул он, вконец разозлившись. — Стивен ничего не обещал мне, он только сказал, что ему нравится картина, и все. — Он допил виски. — Роджеру следовало оставаться в своей конторе по продаже недвижимости, это единственное, в чем он понимает.
— Но что же насчет денег? — спросила Дениза. — Тебе ведь надо закончить картину.
— Где-нибудь найду.
— Где?
— Уж не знаю где, но найду, — он с любовью поглядел на нее. — И на своих условиях. Теперь ты будешь моим единственным партнером.
Он поставил бокал и подошел к жене. Она бросилась к нему в объятия, и он прижал ее голову к груди.
— Я так беспокоюсь, Сэм, — прошептала она.
— Я тоже, — признался он. — Но поговори завтра с Мириам. Она слышала ваш разговор с Анной и думает, что мы будем бедными. Не надо, чтобы она тоже волновалась.
— Она слышала наш разговор?
Сэм кивнул.
— Она сказала, что ты плакала. И думает, что мы будем раздетые и голодные, как дети в Индии…
На глазах Денизы выступили слезы.
— Бедный ребенок.
Она подошла к трюмо и взяла оттуда носовой платок.
— Со мной все в порядке, — заверила она его и высморкалась. — Думаю, мне тоже стоит выпить.
Они вернулись в гостиную, и Сэм налил виски себе и ей. Они сели на диван, как раз когда началась новая программа по телевизору.
— Боже! Опять вестерн! — воскликнула она и встала, чтобы переключить канал.
— Не переключай, — сказал он. — Стив говорил мне про этот фильм. Это новый тип вестерна. Психологический. Он думает, что это дело стоящее.
Она посмотрела фильм несколько минут и повернулась к Сэму.
— Для меня это обыкновенный вестерн. Все друг в друга стреляют. Стив не знает, о чем говорит.
Но Сэм не слышал ее, его захватили события, развивавшиеся перед ним на маленьком экране. Она ошибалась. Этот фильм был необычным, Сэм знал, что Стив прав. У этого фильма будет крупный успех.
Когда фильм подходил к концу, Дениза повернулась к нему.
— Что ты собираешься делать?
Сэм посмотрел на нее.
— Первым делом я поеду в Италию, чтобы посмотреть, как там дела со съемками картины и сколько еще потребуется денег до конца съемок. Возможно, мне удастся найти способ сократить расходы. Посмотрим.
— А затем?
— А дальше поглядим, — он повернулся к экрану досматривать фильм. Маленький экран гипнотизировал его. Он будто уносил его прочь от проблем в другой мир.
В какой-то степени это так и было, потому что в конечном итоге именно Стивен Гонт помог ему решить все проблемы.
Маленький самолет резко нырнул вниз, когда, миновав горную гряду, стал заходить на посадку. Летчик выругался по-итальянски, выровнял самолет, затем повернулся к Чарли и стал что-то быстро объяснять ему.
Чарли кивнул и повернулся с Сэму, сидевшему за ним.
— Летчик извиняется за воздушную яму, — пояснил Чарли. — Он говорит, что уже много лет не летает на таких самолетах и немного потерял сноровку, обычно он летает на больших самолетах типа «Констэлэйшн». Но он говорит, что беспокоиться не стоит. К тому времени, когда мы будем возвращаться в Рим, он немного освоится.
У Сэма схватило живот, и он почувствовал во рту горький привкус желчи, когда самолет круто пошел вниз.
— Ничего себе, — возмутился он. — Пусть тренируется сколько хочет, но только в свое свободное время, а не тогда, когда я на борту.
Радио затрещало, и пилот что-то ответил. Он начал совершать разворот над морем.
— Ну, что еще? — нервно поинтересовался Сэм.
— Ничего, — ответил Чарли. — Нам дали «добро» на посадку.
— Что он собирается делать? — спросил Сэм. — Садиться на рыбачью лодку?
Чарли засмеялся и посмотрел вниз. Стоял ясный солнечный день, под ними было голубое гладкое море. Всюду виднелись белые паруса лодок, впереди, в дрожащем мареве, лежал Палермо. Самолет медленно спустился между двух гор и приземлился на поле.
Когда колеса коснулись земли, Сэм с облегчением вздохнул. Они подрулили к небольшому зданию. Чарли обернулся к Сэму.
— Машина отвезет нас в отель. Ты можешь быстро принять душ, прежде чем мы поедем на место.
— А почему бы нам не поехать сразу? — спросил Сэм.
— Нет смысла, — ответил Чарли, — сейчас у них сиеста, и никто не работает.
Съемки проходили в небольшой горной деревушке, в полутора часах езды по горной дороге от Палермо. Они проехали через деревенскую площадь, на которой стояла церковь, и через несколько минут добрались до съемочной площадки.
Сэм захлопал глазами. Он мог поклясться, что находится в шестнадцатом веке: сицилийский пейзаж, домишки, пастбища — все было не тронуто временем. И странно было на фоне этой старины видеть трейлеры, которые были гораздо больше деревенских домов. Стояли огромные юпитеры, генераторы, рефлекторы, чуть дальше, перед ними, направленная на маленький домик, — камера, накрытая от солнца чехлом.
Водитель остановил свой маленький «фиат» возле одного из трейлеров. Он наклонился и постучал по приборной доске машины, как бы поздравляя ее, что она смогла проделать такой путь.
— Va bene,[164] — сказал он.
Сэм вылез из машины и огляделся. Недалеко от дороги несколько человек играли в большие шары «бочче», другие лежали в тени, кое-кто, положив на лицо соломенную шляпу, спал; те же, кто не спал, с ленивым любопытством посмотрели на прибывших. По такой жаре ничего не хотелось делать.
— Вон перед нами трейлер Ники, — показал Чарли, направляясь туда.
Сэм пошел за ним, и они поднялись по маленьким ступенькам. Внутри было темно и прохладно. Первая комната была оборудована под кабинет, здесь стояли два маленьких стола, пишущая машинка. В комнате никого не было.
Чарли подошел к двери, ведущей в другую комнату.
— Эй, Ники! — позвал он. — Ты не спишь?
Из другой комнаты послышался шорох. Через некоторое время оттуда вышла девушка.
— Здравствуйте, синьор Лонго, — кивнула она. Она подошла к столу, села за пишущую машинку и стала причесываться.
Через мгновение вышел Ники. На нем были брюки и спортивная рубашка, но он был босым, а его глаза заспанными. Он улыбнулся, когда увидел Сэма.
— А, Сэм! Какая приятная неожиданность, — сказал он, протягивая руку.
Сэм пожал ему руку.
— Я подумал, что неплохо бы приехать, посмотреть, чем вы тут занимаетесь.
— Все идет нормально. Может, чуть-чуть медленно, но фильм обещает быть хорошим.
— Да, фильм хороший, — кивнул Сэм. Он ничего не сказал о том, что все сроки давно истекли. Для этого будет время потом. — Я бы хотел все здесь осмотреть.
— С удовольствием покажу, — Ники нагнулся к девушке, что-то быстро сказал ей по-итальянски. Она кивнула, села за пишущую машинку и стала печатать, когда они вышли из трейлера.
— Вот этот маленький дом, где живут две главные героини, две сестры, — пояснил Ники, когда они пошли в сторону камеры. — Мы сняли крышу, чтобы можно было снимать внутри. Это настоящий дом.
Сэм огляделся. Возле дороги люди все еще продолжали играть в бочче.
— Почему они не работают? — спросил он.
— Они ждут, когда режиссер пригласит их для съемки следующей сцены, — сказал Ники.
— А что же его задерживает? — спросил Сэм.
— Сейчас узнаю. — Ники поговорил с человеком, стоящим в тени, возле камеры, затем повернулся к Сэму. — Они ждут, когда солнце чуть опустится, осталось ждать полчаса.
— А что же, черт возьми, делают эти идиоты, когда солнце светит не так, как надо? — возмутился Сэм.
— Ну, мы снимаем ночные сцены и промежуточные эпизоды, — пояснял Ники. — Но Пьеранджели настаивает, чтобы, по возможности, снимать при естественном освещении.
— И много вы уже отсняли сегодня?
— Несколько сцен, — сказал Ники.
— На сколько минут?
— Примерно на две.
— А эта сцена? Сколько она будет длиться?
— Минуту, может, меньше.
— И ради этого вы ждете, когда сядет солнце? — со злостью спросил Сэм. — Я-то думал, ты здесь защищаешь мои интересы! Картина и так уже вдвое превысила бюджет. Это так-то ты мне помогаешь?
— У нас здесь было много неприятностей, Сэм, — Ники чувствовал себя неловко. — Погода, во-первых: то дождь, когда нам было нужно солнце, то солнце, когда нужен был дождь…
— А почему вы, черт побери, не снимаете по погоде, а ждете неизвестно чего?
— Так уж работает Пьеранджели, — сказал Ники. — Я здесь ничего не могу изменить, и никто не может.
— Мне бы хотелось поговорить с ним, — Сэм прямо-таки кипел от злости.
— Он там, в трейлере Марилу, — ответил Ники. — Они репетируют.
К тому времени, когда они пришли к трейлеру Марилу, Пьеранджели уже ушел. Их встретила горничная.
— Марилу отдыхает, — сказала она. — Маэстро и синьор Ульрих, немецкий актер, репетировали больше часа. Сейчас они ушли, чтобы дать ей возможность немного прийти в себя для съемок следующей сцены.
— Черт возьми, что же это они репетировали, если она должна отдыхать после этого? — спросил Сэм.
Чарли бросил на него выразительный взгляд, но все промолчали, потупившись. Чарли прошептал ему на ухо, когда они отошли в сторону:
— Пьеранджели — неореалист.
— Ну и что?
— Ну, сейчас будет сниматься сцена: после того как она занималась любовью с немцем за домом, девушка идет уставшая и растрепанная, а сестра обвиняет ее, что она отбила у нее парня.
— Все равно не понимаю, — сказал Сэм.
— Тебе что, по буквам сказать?
Сэм уставился на него.
— Ты имеешь в виду, что они действительно этим занимались?
Чарли кивнул.
— Пьеранджели верит, что камера увидит все это на ее лице.
— А как же Ники? Ведь он…
— Но ведь это же нужно для фильма, для искусства, здесь нет ничего личного.
— Надо будет как-нибудь рассказать об этом Денизе, — заржал Сэм. — Только вряд ли она мне поверит.
Когда они пришли на место съемок, люди уже работали. Оператор с помощником сняли чехол с камеры и занимались объективом. Звукооператоры устанавливали переносные магнитофоны, а остальные приводили в порядок площадку перед домом: подметали ступеньки, смазывали дверные петли, чтобы они не скрипели, когда не надо.
Сэм огляделся по сторонам. Он не видел Пьеранджели.
— А где режиссер?
Ники указал рукой. Сэм посмотрел в ту сторону. Пьеранджели сидел на земле, прислонившись спиной к небольшой каменной изгороди перед домом. Подтянув к себе ноги, он положил голову на колени, черная шляпа с широкими полями закрывала его лицо от солнца.
Сэм направился к нему. Ники остановил его.
— Не сейчас, — сказал он. — Маэстро настраивается. Мы никогда не мешаем ему перед съемками сцены.
Сэм стоял, глядя на все это. Минут через пять Пьеранджели поднял голову и осмотрелся вокруг, как будто удивляясь, что здесь кто-то есть. Затем медленно встал.
Он подошел к камере и посмотрел в видоискатель, что-то сказал оператору и, оставив его, подошел к дверям дома. Он бросил на ступеньки немного грязи, которую люди перед этим подмели оттуда, посмотрел на солнце, прищурился и снова посмотрел на тень, падающую от дома. Очевидно, все было в порядке, потому что он подал невидимый сигнал и снова подошел к камере. Раздался пронзительный свисток.
— Silenzio![165] — закричал помощник.
Через секунду был слышен только ровный шум мотора, но и он вскоре стих. Не оборачиваясь, Пьеранджели поднял руку.
— Avanti,[166] — сказал он тихо и резко опустил руку.
Дверь дома открылась, и с ведром в руке показалась девушка, которая играла младшую сестру. Она вылила воду через ступеньки и уже собралась уйти обратно, как услышала какой-то звук и посмотрела в ту сторону.
Сэм повернулся и проследил за ее взглядом. В воротах каменной изгороди появилась Марилу. Было что-то такое в том, как она двигалась, как раскачивались ее бедра, ноги, грудь. Никому ничего не нужно было говорить, и так все было ясно по одному ее виду.
Сэм повернулся и посмотрел на маленького человечка, стоящего рядом с камерой. Под шляпой с широкими полями он увидел только его глаза. Они фиксировали все. Как камера.
Сэм повернулся и жестом позвал Чарли. Они отошли подальше, где их не могли слышать.
— Поехали, — сказал Сэм. — Возвращаемся в Рим.
— Но я думал, что мы здесь проведем всю ночь, — удивился Чарли.
— Не имеет смысла, — улыбнулся Сэм. — У них свой стиль работы. Может быть, это медленно, может, это стоит дороже, но они знают свое дело и делают его хорошо.
Еще минуту назад он сидел один на последнем ряду просмотровой комнаты, и в свете луча установки было видно его непроницаемое лицо, но через секунду, когда они оглянулись, он уже ушел.
Джек Савит устало поднял руку.
— Ладно, ребята, хватит.
Фильм остановился, и зажегся свет. Джек встал. Джимми Джордан, начальник отдела телевизионной продукции «Транс-Уорлд Пикчерс», посмотрел на него.
— Что случилось?
— Откуда я могу знать? — Джек пожал плечами.
— Прекрасное шоу, — сказал Джордан. — И что ему тут не понравилось?
— Что бы там ни было, он тебе скажет. Лично.
— Мы угрохали кучу денег на эту программу, — продолжал Джордан.
— Стив тоже, — ответил Джек. — Сто тысяч — это тебе не пустяки. — Он направился к двери. — Я поехал в свою контору. Позвоню тебе оттуда.
Когда он вышел из здания, Стив сидел в машине. Он молча сел рядом и включил мотор.
— Обратно в офис?
Стив покачал головой.
— Хватит на сегодня. Отвези меня в отель. Я постараюсь немного поспать.
— Отличная мысль! — сказал Джек. — Ты и так последние два дня крутишься как белка в колесе. Нельзя же жить без отдыха.
Машина выехала со стоянки мимо охранников студии, которые помахали им рукой, и они оказались на шоссе, ведущем в Лос-Анджелес. Джек вытащил сигарету, прикурил и передал ее Стиву, а себе вытащил другую.
— Они обманщики, — внезапно сказал Стив.
Джек вздрогнул.
— Ты что-то сказал?
— Они обманщики, — зло повторил Стив. — Они обещают одно, а подсовывают совсем другое. Они лгут, они обманывают, они воруют. Почему они думают, что если у них такая большая кинофабрика, то они могут делать с нами что хотят? Если бы не наши деньги, они бы уже давно вылетели в трубу.
Джек повернул на бульвар Сансет, направляясь к Беверли-Хиллз.
— У них много проблем, — вздохнул он. — Дело в том, что отдел фильмов всегда держится на бюджете отдела телевидения.
— Все это чушь! — сказал Стив. — Мы дали им сто тысяч за эту программу, а согласно их выкладкам она обошлась в сто пятьдесят тысяч. Сюда включается двадцать пять процентов, которые им заплатила компания. Таким образом, получается, что они вложили сюда всего лишь двенадцать с половиной тысяч. Они пытаются выколачивать из нас деньги, а дают нам всякую чушь.
— Но Джимми не виноват. Он хороший парень и старается, как только может.
— Я знаю это, — сказал Стив. — Я его и не виню.
— Они захотят знать твое мнение о шоу.
— Пусть оставят его себе. Мне оно не нужно.
— Но ты же теряешь сто тысяч.
Стив загасил сигарету в пепельнице.
— Не в первый раз.
Они молча проехали площадь Сансет.
— Поверни здесь, — внезапно сказал Стив.
Джек резко свернул направо, осыпаемый градом ругательств водителя машины, следовавшей за ними.
— Куда ты хочешь?
— Веди машину, — сказал Стив.
Они ехали по извилистой дороге несколько минут, пока не оказались на маленькой улочке.
— Сюда.
Метров через триста улочка заканчивалась тупиком возле небольшого дома.
— Можешь остановиться здесь, — Стив показал на небольшую стоянку напротив дома.
Джек выключил двигатель.
— Что теперь?
— Пойдем со мной, — сказал Стив, выходя из машины.
Джек последовал за ним. Они прошли через стоянку к железным воротам. Стив достал из кармана ключ и открыл ворота. Они направились по гравиевой дорожке и внезапно оказались перед домом, почти нависавшим над дорогой, по которой они только что проехали. Здесь был вход. Стив достал другой ключ и открыл дверь.
Они вошли и поднялись по лестнице. Стив остановился и показал Джеку на огромное окно, врезанное во внутреннюю стену.
— Это спальня, — пояснил он и нажал на кнопку. Спальня осветилась. Через окно она смотрелась как съемочная площадка. Весь центр комнаты занимала огромная круглая кровать. Стив открыл дверь, и они вошли.
Джек посмотрел на него.
— А наружных окон нет? — спросил он.
Стив указал на потолок, нажимая кнопку сбоку кровати. Раздалось тихое жужжание, и потолок стал медленно раздвигаться. Он нажал другую кнопку, и стекло, которое отделяло их от неба, ушло в стену. Небо было ярко-голубого цвета, но на нем уже стали появляться вечерние звезды.
— Кровать тоже подвижная, — продолжал Стив, нажав другую кнопку. Кровать стала двигаться в их направлении, и одновременно в углу появился телевизионный экран.
— Всего здесь три телевизора, — объяснил Стив, — как бы ты ни лежал, все время можешь смотреть их.
— Боже ты мой! — воскликнул Джек.
Стив выключил рубильник, и все встало на свои места.
— Пойдем.
Он провел его на второй этаж в огромную гостиную. Джек посмотрел по сторонам. Огромные окна высотой метров десять. Здесь было все: кухня с баром, столовая, терраса, на террасе бассейн овальной формы примерно четыре на шесть; казалось, он висел над городом. Снизу, с дороги, едва доносились звуки проносившихся мимо автомобилей.
— Ты купил его?
— Я построил его.
Джек покачал головой.
— Ты меня не устаешь поражать.
Стив посмотрел на него.
— Я никогда не думал, что тебе могут нравиться Голливудские Холмы, — сказал Джек. — Меня бы не удивило, если бы ты построил себе дом в Беверли-Хиллз, или Холмсби-Хиллз, или даже в Бель-Эйр.
— Это у меня наследственное, — сказал Стив. — Я по натуре одиночка.
Джек захохотал.
— Ты что? Решил отказаться от женщин?
— А что, не похоже?
Джек покачал головой.
— Боюсь, что нет, — засмеялся он. — Ты еще молод, ты еще женишься снова.
— Может быть, — ровным голосом сказал Стив.
— Я думаю, что у тебя здесь и стерео есть?
— Конечно. — Стив нажал на кнопку. Внезапно музыка заполнила дом; казалось, что она звучит отовсюду.
Джек поднял руки вверх.
— Ладно, покорил. Можем идти в постель.
Стив захохотал и выключил музыку.
— Значит, скоро новоселье? — спросил Джек. — Когда ты перебираешься сюда?
— Пока не скоро.
— Похоже, здесь все готово, — сказал Джек. — Что тебе еще надо?
— Ничего. — Стив повернулся. — Пойдем.
Когда они на машине спускались с холма, Джек посмотрел на него:
— Когда ты сможешь сюда переехать?
— Через какое-то время. — Стив пожал плечами. — Через год, а может, через пять, или десять. Ведь работа когда-нибудь заканчивается, ни одна не длится вечно. Тогда и приеду сюда жить.
— А что ты будешь делать?
— Когда перееду сюда, тогда и решу, — сказал Стив. Он помолчал. — Тебе понравился дом?
— Еще бы! — ответил Джек. — Только одно мне не нравится.
— Что именно?
— Когда ты переселишься сюда, ты будешь уже слишком стар, чтобы наслаждаться им.
Джек подрулил ко входу отеля «Беверли-Хиллз». В холле к нему подошел посыльный.
— Вам только что пришла телеграмма, мистер Савит. Джек дал ему на чай и подошел к стойке портье, тот протянул ему телеграмму. Быстро прочитав ее, Джек скорчил гримасу.
— Черт возьми! — воскликнул он.
— Что-нибудь не так? — поинтересовался Стив.
— Твой дружок Сэм Бенджамин на сей раз точно влетел. Его чеки уже не принимают в городе.
— А я и не знал, что у него неприятности, — сказал Стив.
— Да, эта картина с Барцини чересчур превысила бюджет, и у него не хватило денег. Я слышал, что лаборатория «Суперколор» отказала ему и хочет забрать двести тысяч, которые они ему ссудили ранее.
— Похоже, тебе его совсем не жалко, — сказал Стив.
— А чего мне его жалеть? — взорвался Джек. — Горлопан несчастный! Давно он на это напрашивался. — Его удивило молчание Стива. — Я и забыл, он же тебе нравится.
Голос Стива прозвучал тихо.
— Да.
— Не понимаю. Это совсем не тот человек, который может нравиться тебе.
— Ты также думал, что я не тот человек, который может поселиться на Голливудских Холмах.
— Ладно-ладно, — успокоился Джек. — Ну, между нами, почему?
Стив молчал некоторое время.
— Может быть, потому что это единственный человек, который не старается все время лизать мне зад, а может, потому, что он умеет вышибать двери.
Был уже одиннадцатый час, когда Дениза закрыла за родственниками дверь. Она защелкнула замок и привалилась к двери, чувствуя себя совершенно разбитой. Постояв так немного, она вернулась в гостиную и подумала, что ей не повредит немного выпить. Бросив в бокал несколько кубиков, она плеснула туда виски. Добавив содовой, подошла к телевизору, потягивая виски, включила его, затем безвольно упала в кресло. Экран осветился, но она не смотрела на него. Без Сэма все было по-другому. Все было абсолютно другим без него. В течение всего ужина они старательно избегали говорить о нем, до самого конца, пока Роджер небрежно не спросил:
— Ну, когда Сэм возвращается?
— Не знаю, — ответила она. — Он хотел побыстрее закончить монтаж и озвучание.
— Дела у него в порядке? — спросил Роджер.
— Сэм говорит, что да, — ответила она.
— Надеюсь, что это так, — флегматично сказал Роджер. — Хотя бы ради детей, если не ради чего-то еще.
Анна, которая всегда была недалекой и бестактной, спросила о том, о чем они старались не упоминать все это время.
— Где твое кольцо? — задала она вопрос.
Дениза опустила глаза, потом снова посмотрела на сидящих против нее родичей. Она всегда гордилась своим бриллиантом в десять каратов, который Сэм подарил ей после успешного выхода на экраны «Икара». Она никогда не расставалась с этим кольцом, даже спала с ним.
— В ломбарде, — сказала она и с легким вызовом добавила: — Вместе с золотыми часами и обручальным кольцом. Нам были нужны деньги.
Роджер посмотрел на нее, затем на свою жену. И снова перевел взгляд на Денизу.
— Но ведь этих денег не могло хватить надолго, — сказал он.
— Так оно и было, — сказала Дениза.
— А как же ты обходишься без денег?
Она мгновение колебалась.
— Обходимся.
Да, они обходились, если этим словом можно назвать жизнь, когда они уже задолжали за два месяца за квартиру, мяснику, бакалейщику.
— Родители Сэма присылают нам немного денег из Майами, — добавила она. Его отец и мать несколько лет назад продали портняжную мастерскую и переехали туда.
Роджер неловко полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда чек и положил на стол перед ней. Она посмотрела на чек. Он был выписан на ее имя на сто тысяч долларов.
— Зачем это? — У нее сорвался голос.
— Ты ведь моя сестра, — сказал он, — и я не хочу видеть, как ты страдаешь.
Она едва сдерживала слезы. Затем подвинула чек к Роджеру.
— Нет.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Почему нет? Этого достаточно, чтобы погасить все долги Сэма, решить все ваши проблемы. И он сможет вернуться домой, ему не надо будет прятаться в Италии.
— Если ты хочешь дать Сэму деньги, — сказала Дениза, — дай ему сам. Он никогда не простит мне, если я возьму их от тебя.
— Я не могу разговаривать с Сэмом, ты ведь знаешь это, — рассердился ее брат. — И ты не обязана говорить, что я дал тебе деньги, скажи, что это последняя выплата из тех денег, которые оставил по наследству папа.
Она покачала головой.
— Не могу. Я никогда не лгала ему раньше и не собираюсь это делать сейчас.
— Ты просто дура… — начала Анна.
— Заткнись! — оборвал ее Роджер. Он взял чек и положил его в карман, затем взглянул на часы. — Ну что ж, пора идти. Надо кормить ребенка.
Они встали, и она проводила их до двери. Дениза смотрела, как Анна надевает свою норковую шубу.
— Ужин был просто великолепный, — Анна поцеловала ее в щеку.
— Поцелуйте за меня крошку, — ответила Дениза. Она повернулась к брату: — Спасибо, но я надеюсь, ты понимаешь меня.
Он нехотя кивнул.
— Да. Кстати, — сказал он, будто ему пришла еще одна мысль. — Я заплатил за вашу квартиру и по всем счетам, так что не беспокойся насчет них.
— Как ты узнал? — ахнула она.
— Ты забыла, что бухгалтер, который работает на Сэма, работает еще и на меня.
Программа закончилась, и выпуск последних новостей начался как раз в тот момент, когда зазвонил телефон. Она вскочила с дивана и побежала к телефону. Сэм не звонил уже почти неделю.
— Алло?
Она услышала голос телефонистки.
— Пожалуйста, мистера Бенджамина, междугородная.
— Мистера Бенджамина сейчас нет, говорит миссис Бенджамин.
— У вас есть телефонный номер, по которому мы можем его найти? — спросила телефонистка.
Прорвался другой голос, голос мужчины, который показался Денизе очень знакомым.
— Я поговорю с миссис Бенджамин, — сказал он. — Привет, Дениза. Это Стив. Стивен Гонт.
— Здравствуй, Стив.
— Как твои дела? Как дети?
— С ними все в порядке, — сказала она. — Сэма здесь нет, он в Италии.
— У тебя есть телефон, по которому я могу позвонить ему? Это очень важно.
— Он в Риме, в отеле «Эксельсиор», — ответила она. — Если не застанешь его там, позвони на студию «Чинечита». Они там монтируют фильм.
— Ну, как у него идут дела? — спросил Стив.
— Сэм говорит, что это будет прекрасный фильм.
— Уверен, что так и будет. Мне этот проект нравился с самого начала. Кстати, я поэтому и звоню. У меня есть хорошее предложение.
— Надеюсь, — проговорила Дениза. Она больше не могла сдерживаться и разрыдалась. Немного успокоившись, она рассказала Стиву всю историю: о том, как Сэм поссорился с Роджером, о том, что у них не хватает денег, о том, как Сэм пытается побыстрее закончить фильм, пока его не одолели кредиторы.
Стивен слушал спокойно, давая ей возможность выговориться.
— Но почему же Сэм не позвонил мне, когда попал в переделку? — удивился он.
— Не знаю, — всхлипнула она. — Ты ведь знаешь Сэма. Это из-за своей гордости он поругался с Роджером. Может быть, он не хотел, чтобы ты знал, что он в беде, может, не хотел беспокоить тебя, ведь и у тебя своих проблем хватает…
— Какая глупость! — воскликнул Стив. — Для чего же существуют друзья, если ты не можешь позвонить им в трудный час?
Она молчала.
— Ну ладно, хватит переживать, — сказал он спокойно. — Теперь все будет хорошо.
Его голос звучал так уверенно, что она и вправду сразу успокоилась.
— Мне сразу стало гораздо легче, Стив, — призналась она. — Извини, что я не сдержалась.
— Забудь это, — сказал он. — Ты до сих пор делаешь эти brust flanken с белой редиской?
— Да. — Она засмеялась от того, как смешно он произносил слова на идише.
— О’кей! Я позвоню тебе, когда вернусь в Нью-Йорк, а ты пригласишь меня поужинать.
В трубке раздался щелчок. Положив ее, Дениза выключила телевизор и вернулась в спальню.
Стив сказал, что все будет хорошо, — значит, так оно и будет. Она знала, она чувствовала это. Впервые за последние несколько недель она заснула без снотворного.
Лос-анджелесский офис компании «Синклер Бродкастинг» располагался на последнем этаже нового двадцатиэтажного здания на бульваре Уилшир в Беверли-Хиллз. Кабинет Стива находился в юго-восточном крыле здания, и окна выходили на Голливуд. Когда на следующее утро Джек вошел в его кабинет, Стив с чашкой кофе в руках стоял, глядя в окно.
— В ясное утро отсюда можно видеть гору Болди, — сказал Стив. — Хотя это почти сорок миль отсюда.
— Интересно, — протянул Джек. — И сколько у тебя бывает здесь таких ясных дней?
— Больше, чем ты думаешь, — ответил Стив.
По селектору, стоящему на рабочем столе Стива, раздался голос секретарши.
— Мистер Брэкман из «Суперколор» на линии, мистер Гонт.
— Сейчас я с ним поговорю, — Стив подошел к столу, нажал кнопку и поднял телефонную трубку. — Эрни, доброе утро.
— Это для тебя утро, парень, — сказал Брэкман. — А для нас, ишачащих здесь, в Нью-Йорке, сейчас время обеда, мы уже полдня отработали.
— Ну молодцы, — засмеялся Стив, — я читал ваш годовой отчет, вы — единственные, кто в нашем бизнесе еще кое-что зарабатывает. Конечно, вам ведь остается только тиражировать фильмы и загребать деньги.
Брэкман рассмеялся.
— Это не так уж и плохо, — признался он. — Что у тебя на уме? С обслуживанием все в порядке?
— Обслуживание на высоте, — сказал Стив. — Я хотел попросить тебя об одном одолжении.
В голосе Брэкмана послышалось облегчение.
— Проси что хочешь.
— Я слышал, вы хотите порвать контракт с Сэмом Бенджамином? Я прошу вас этого не делать.
На том конце провода помолчали.
— Не знаю, смогу ли, Стив. Теперь это не в моей власти.
— Ты президент «Суперколор», не так ли? — бесцветным голосом спросил Стив. — Все в твоей власти.
— Минутку, Стив. Ты хороший парень, но я ведь должен отчитываться перед держателями акций. Мы одолжили Бенджамину двести тысяч на его картину, а он эти деньги использовал, чтобы заплатить долг своему шурину. Если мы не порвем с ним контракт, то можем остаться ни с чем.
— Только не надо, Эрни, — сказал Стив. — Ты ведь одолжил деньги Бенджамину, чтобы быть уверенным, что картина попадет к тебе, — вот единственная причина. И какая тебе разница, что он сделает с деньгами?
— Правильно. Если все будет хорошо, проблем не будет, но нам надо иметь основательную гарантию.
Голос Стива оставался ровным, но в нем почувствовались стальные нотки.
— Кто твой самый главный клиент, Эрни?
— Ты, — ответил тот не колеблясь. Это было правдой, и оба знали об этом. «Суперколор» делал копии всех отснятых на пленку шоу Синклера.
— И мы ведь никогда не просили у тебя ни одного цента взаймы, не так ли?
— Все правильно, но…
Стив прервал его вкрадчивым голосом:
— Скоро придет время подписывать новый контракт. Как обычно, «Текниколор», «Делюкс» и «Пат» представят свои предложения. И ты тоже представишь план с теми же ценами. Мне придется давать рекомендации Совету директоров по этим предложениям.
Брэкману ничего не оставалось делать, как сдаться.
— Ладно, Стив. Ты попросил меня об одолжении, и я исполню его. Я ведь сказал, что тебе стоит только попросить. Главное, чтобы нам это не повредило.
— Вам это не повредит. Фильм будет чудесный, — уверенно заявил Стив. — Спасибо, Эрни. — Он положил трубку и повернулся к Джеку.
Тот посмотрел на него.
— Ты что, рехнулся, Стив? Прямо в петлю голову суешь. Этот Эрни Брэкман еще тот парень! Если он пролетит с этими деньгами, то пожалуется Синклеру, что ты воспользовался своим положением, чтобы нажать на него.
Стив похлопал его по плечу.
— Вот мы и займемся, чтоб все было хорошо, а?
Джек ничего не ответил и встал с кресла.
— У тебя есть что-нибудь покрепче, чем кофе? Мне надо выпить.
Стивен указал ему на бар. Пока Джек наливал себе виски, Стив налил себе еще немного кофе. Джек подошел к его столу.
— Очень плохо напиваться с самого утра, — беззлобно сказал Стив.
— Ладно-ладно, — усмехнулся Джек. — У меня предчувствие, что ты еще не все мне сказал. Давай, выкладывай.
Стивен уселся за стол.
— Ты всегда держишь нос по ветру, Джек. У тебя только что появился новый клиент.
— Да? — удивился Джек. — И кто же?
— Сэм Бенджамин, — ответил Стив. — И ты будешь заниматься распространением его картины.
— Как же я могу это делать, если у него своя собственная кинопрокатная компания?
— Но он распространяет картины только в США, а ты будешь продавать права на фильм и за границей.
Джек уставился на него.
— Ты имеешь в виду, что у него за границей нет никакого представителя?
Стив покачал головой.
— Я знаю, что нет. У меня с ним договоренность о показе этого фильма по телевидению, и ему придется вести все сделки по распространению через нас.
— Господи! Такая картина за границей будет стоить больше, чем здесь, им же нравятся такие фильмы!
— Я рад, что ты меня понял, — кивнул Стив. — Но мне нужны большие деньги.
— А именно?
— Полмиллиона и больше.
— Туговато придется. Только крупные кинопрокатные фирмы могут выложить такие деньги, но они никогда не платят их за права на распространение фильма за границей.
— «Транс-Уорлд Пикчерс» заплатит, — сказал Стив.
Был час ночи. Сэм сидел в кресле, глядя в окно на освещенный фасад Американского посольства, видневшийся на той стороне улицы. Он взял бокал с шампанским, скривился и посмотрел в глубь комнаты.
— Пейте, — сказал он. — У нас еще осталось четыре бутылки. — Девицы, сидевшие на диване, захихикали. Он повернулся к Чарли: — Неужели ты не мог найти каких-нибудь шлюх, которые говорят по-английски? — проворчал он. — Переведи им, что я сказал.
Чарли начал переводить, но Сэм перебил его:
— Нет, подожди, у меня есть мысль получше.
Он встал и нетвердой походкой подошел к дивану.
— Скажи им, — он посмотрел на девушек, — что первая, которая сделает так, чтобы у меня встал член, заработает бутылку шампанского.
Девицы снова захихикали.
— Ты уверен, что они не говорят по-английски?
Чарли кивнул, что-то быстро сказал девушкам, те что-то ответили ему. Чарли посмотрел на Сэма.
— Они говорят, что они не шлюхи, а актрисы, и хотят, чтобы к ним относились с уважением.
Сэм скорчил брезгливую гримасу и попросил:
— Выкинь их отсюда.
Затем подошел к креслу и плюхнулся в него. Взяв бокал с шампанским, он снова скривился.
— Господи, неужели здесь нет ни капли виски?
— Нет, — ответил Чарли. — Я ничего не могу достать. Они обрезали нам кредит.
— Это еще не все, — горько сказал Сэм. — Завтра они обрежут мне яйца. — Он глотнул шампанского. — Дерьмо какое-то. В этом чертовом месте нет даже приличной выпивки. Если я когда-нибудь разбогатею, то ничего не буду пить, кроме настоящего виски, всю свою жизнь, безо льда, без воды, без ничего, чистое виски, и все.
Он встал с кресла и подошел к девушкам.
— Я слышал, что вы, крошки, бывает, обливаетесь лимонадом и кока-колой, а вы когда-нибудь пробовали принимать ванну из шампанского? Ничего не бывает лучше.
Те захохотали. Одна из них опять что-то быстро сказала Чарли. Чарли засмеялся.
— Что говорят эти шлюхи? — спросил Сэм. — Ну-ка, переведи.
— Они говорят, что мы попусту тратим время, почему бы нам не пойти в постель.
— Я не возражаю, — сказал Сэм. — Они думают, что мы тратим время здесь, интересно, что они скажут в спальне? Вот тогда они узнают, что такое попусту тратить время. У меня не встанет, даже если его будут поднимать краном.
Чарли велел девушкам подняться и отправляться в спальню.
— Можете начинать! — крикнул Сэм им вслед. — Не ждите меня.
Дверь за ними закрылась, и он повернулся к Чарли.
— Я ведь тебе никогда не обещал постоянной работы, а?
Чарли покачал головой.
— Спокойней, босс, — проговорил он успокаивающим голосом. — Что-нибудь, может, и выгорит.
— Ну да, конечно, — усмехнулся Сэм и окинул номер саркастическим взглядом. — Скажи, может, нам смыться отсюда, не заплатив за номер?
Чарли ничего не ответил.
— Ну ладно. — Сэм взял бутылку с шампанским и направился в спальню. У двери он остановился и бросил взгляд на Чарли. — Ну?
Чарли медленно пошел к нему. Сэм открыл дверь и остановился.
— Черт меня побери! — сказал он. — А я-то думал, что они и правда не понимают по-английски. Они и так уже начали без меня.
Из-за плеча Сэма Чарли заглянул в спальню. Две девушки лежали голые в постели, и это было какое-то невообразимое переплетение рук и ног.
Сэм прищелкнул языком.
— Я думаю, они занимаются любовью, — заявил он торжественно.
Чарли кивнул.
— Похоже на то.
— Думаю, нам не стоит их беспокоить, — сказал Сэм, тихо закрывая дверь.
Как только они вернулись в комнату, зазвонил телефон.
— Кто, черт возьми, может нам звонить?
Чарли снял трубку:
— Pronto.
В трубке раздался голос. Чарли посмотрел на Сэма.
— Какой-то Джек Савит звонит из Лос-Анджелеса, хочет поговорить с тобой.
— Пошли его к черту! Скажи ему, что я вышел из игры. Очевидно, он обнаружил пару моих чеков, которые не принимают к оплате.
Чарли начал было говорить, но голос в трубке оборвал его. Он молча послушал, затем снова обернулся к Сэму.
— Он говорит, что это совсем по другому поводу. Он говорит, что хочет предложить тебе сделку насчет фильма.
— Ну-ка, дай мне телефон! — Сэм вырвал трубку у него из рук. — Привет, Джек! — сказал он. — Что ты там задумал?
Он слушал, и на его лбу выступила испарина. Вытащив платок, он вытер лоб. Спустя некоторое время он сказал:
— Да, да… До свидания.
Он опустил трубку на рычаг и повернулся к Чарли. Неожиданно он схватил его и поднял в воздух.
— Ты был прав, черт возьми, ты был прав!
— Опусти меня! — заорал Чарли. — Ты что, с ума сошел? Или хочешь сломать мне что-нибудь?
На их крик вбежали две голые девицы и, улыбаясь, глядели на мужчин. Сэм взял шампанское и вручил каждой по бутылке.
— Идите в свое гнездышко, мои голубки, — сказал Сэм, заталкивая их в спальню и закрывая за ними дверь. Он повернулся к Чарли. — Пойдем отсюда, найдем где-нибудь бар, в котором есть настоящее виски, отпразднуем.
— Отпразднуем? — спросил Чарли. — Что мы будем праздновать?
— Мы спасены, — сказал Сэм. В его глазах промелькнуло удивление. — Правда. Джек Савит прилетает сюда завтра с президентом и управляющим отдела международной продажи «Транс Уорлд Пикчерс», они хотят купить права на показ нашего фильма за границей.
— Brust flanken! — Сэм с отвращением посмотрел на стол. Затем перевел взгляд на жену: — Ты что, не знаешь, что, когда я привожу гостей, надо угощать нас отбивными, а это для родственников?
— Стив сам попросил, — улыбнулась Дениза.
Сэм повернулся к нему.
— Ты что, с ума сошел? У тебя же будет изжога.
Стив возразил:
— Мне это нравится. Я могу съесть отбивную в Штатах где угодно, но такой brust flanken могу попробовать только здесь.
— Да ты даже не можешь правильно произнести это.
— Какая разница, как это называется? Давай есть, — Стив энергично подвинул к себе тарелку.
Сэм, несмотря на протест, умял двойную порцию.
После ужина он поднялся из-за стола.
— Неплохо, — похвалил он Денизу.
Стив улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.
— Почему бы вам не пойти в гостиную поговорить? — предложила она. — Я помогу Мэйми убрать со стола.
Сэм налил виски и протянул один бокал Стиву.
— Ну как, ты видел отзывы? — горделиво спросил он.
Стив кивнул:
— Отзывы превосходные. Кроутер говорит, что это самый лучший фильм за последние десять лет.
— Уж если этот парень такого мнения, то фильм действительно стоящий, — Сэм расплылся в улыбке. — Возле кинотеатров огромные очереди, то же самое и в Лос-Анджелесе.
— А когда ты выпустишь его на экраны всей страны? — спросил Стив.
— Я не спешу. Подожду, когда Академия начнет определять лучший фильм года. До этого я буду рекламировать картину. Все знают, что в этом деле я мастак. Если мы получим премию нью-йоркских критиков, а затем «Оскара», мне понадобится бульдозер, чтобы сгрести все деньги.
Стив поднял бокал.
— Удачи тебе.
— Тебе тоже, — Сэм осушил бокал. — Неплохо для моей первой картины, а они еще говорили, будто я не знаю, что делаю.
— А какие у тебя планы на будущее? — спросил Стив.
— Пока мне хватит этого фильма. Сейчас — рекламная кампания, чтобы получить «Оскара». Но переговоры с Марилу и Пьеранджели о следующем фильме уже начаты.
— А что еще?
— Этого мало?
Стив посмотрел на него.
— Нет, конечно, но если хочешь создать настоящую компанию, как ты говоришь, ты не можешь зависеть только от иностранных фильмов, какими бы хорошими они ни были.
— А как же я могу добраться до американских фильмов? Крупные кинопрокатные компании снимают все сливки, мне останется только какая-нибудь мелочевка.
— Ты можешь начать, если купишь несколько сценариев и сделаешь по ним хорошие фильмы, — посоветовал Стив.
— Я еще не настолько сошел с ума, — усмехнулся Сэм. — Ты ведь знаешь, что я не продюсер.
— Но ты ведь сделал один фильм, — возразил Стив. — Значит, ты уже продюсер.
— Это совсем другое. Марилу была звездой, она пришла ко мне уже будучи известной. Так что мне ничего не надо было делать.
— Но ведь то же самое делают все крупные кинопрокатные кинокомпании, — не сдавался Стив.
— Но у них есть деньги. Я не могу с ними соперничать.
— Тебе и не надо с ними соперничать сейчас, — сказал Стив. — «Транс Уорлд Пикчерс» согласна взять тебя в партнеры после этой картины, им нужна хорошая продукция.
— Ты действительно так думаешь?
— Я просто уверен в этом. Почему бы тебе не попробовать? — подначивал Стив.
Сэм задумался.
— Нет. Не пойдет. У меня нет никаких сценариев, и я в них не разбираюсь. Покажи мне какую-нибудь картину, и я тебе тут же скажу, стоит она чего-нибудь или нет, но сценарий — это совсем другое.
— Это совсем нетрудно, если ты будешь держать глаза открытыми, — сказал Стив. — Кстати, у меня есть парочка, которые я могу предложить тебе хоть сейчас.
Сэм недоверчиво посмотрел на него.
— Парочка?
Стив кивнул.
— Одна пьеса, которую ставят на следующей неделе, это комедия нового драматурга о молодоженах из Гринвич-Виллидж. За семьдесят пять тысяч ты можешь купить права на экранизацию. Пьеса называется «Вашингтонская Арка».
— Дерьмовое название, — буркнул Сэм.
— Может быть, но эта пьеса будет иметь громадный успех.
— Ты же сказал, что у тебя еще что-то есть?
— Да, одна книга. Я читал рукопись. Автор сейчас сидит без денег. Пятьдесят тысяч — и она твоя. Книга выйдет в январе и обязательно займет первое место в списке бестселлеров. У нее прекрасное название. «Стальной петух».
— Вот это хорошее название, — одобрил Сэм. — Мне нравится. А почему ты думаешь, что она займет первое место?
— На протяжении всей книги герои только и делают, что занимаются любовью, — сказал Стив. — Я не знаю никого, кому бы не нравилось об этом читать. Ну и к тому же, книга талантливо написана.
— Я подумаю, — Сэм кивнул.
— Подумай, — сказал Стив. — Я пришлю тебе обе рукописи. Но если ты будешь проявлять интерес, цена может подняться.
— В любом случае они узнают, если я захочу купить эти вещи.
— Нет. Если ты будешь работать с Джеком Савитом, этого не случится. Он может представлять твои интересы, не называя имени. У него достаточно хорошая репутация, чтобы они ему поверили.
— Ладно, — сказал Сэм, — я посмотрю рукописи.
В комнату вошла Дениза.
— Все в порядке?
— Все прекрасно, — Стив поднялся с дивана. — Ну, мне пора. Я вылетаю завтра утренним рейсом.
Сэм дружески хлопнул Гонта по плечу.
— Ты летаешь на самолете, как обычные люди ездят на метро.
Стив засмеялся.
— Здорово ты сказал. Небесное метро. — Он повернулся к Денизе. — Спасибо за brust flanken, это было так вкусно.
Дениза заулыбалась. Он поцеловал ее в щеку.
Сэм проводил его до двери.
— Послушай. Если мы получим награды Академии, я устрою огромный банкет. Ты присоединишься к нам?
— Обычно я не договариваюсь на пять месяцев вперед, — сказал Стив, — но на сей раз сделаю исключение. Если вы получите «Оскара», я буду у вас.
Большой банкетный зал в отеле «Беверли Хилтон» был набит до отказа. Держа за руку девушку, Гонт пробирался сквозь толпу к столику Сэма. Первой, кого он увидел, была Дениза. Она сидела между своими детьми с гордой улыбкой на лице.
Стив остановился и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.
— Поздравляю тебя, Дениза, — сказал он. — Извини, что опоздал.
Она плохо слышала его из-за шума.
— Правда, все превосходно? — прокричала она.
— Да, — сказал он и повернулся к Мириам. — Боже, ты совсем уже большая! Можно тебя поцеловать?
— В щеку, — сказала она, поворачивая лицо, как мать.
Он поцеловал ее и повернулся к Сэмюэлю-младшему.
— Вот это вечеринка, а, Сэмюэль? — Он протянул ему руку.
Мальчик застенчиво пожал ее.
Стивен повернулся к Денизе.
— Дениза, познакомься с… — Он посмотрел на девушку, вдруг осознав, что забыл, как ее зовут. — Зеленоглазкой, — сказал он. — Это миссис Бенджамин.
— Ирэн Мэрдок, — представилась девушка. — Рада с вами познакомиться, миссис Бенджамин. Примите мои поздравления.
— Где Сэм? — спросил Стив.
— Где-то там, с Барцини, их снимает фотограф, — сказала Дениза. — Садись, выпей.
Он подвинул стул для девушки и сел рядом с ней.
— Пожалуй, выпью, — кивнул он. — Я только что прилетел. Успел лишь переодеться и взять с собой… — Он посмотрел на девушку. Черт! Опять забыл ее имя. — Зеленоглазку и прийти сюда.
Он положил лед в два бокала и налил виски. Один бокал протянул девушке.
— По крайней мере ты не забыл, что я пью.
Он улыбнулся.
— Я не настолько плох, Зеленоглазка. — Но на самом деле это вышло случайно, — он дал ей виски, потому что сам пил его.
Возле их стола стал собираться народ. Стив поднял глаза. Рядом стоял Сэм с развязанным галстуком, а в его руках было несколько «Оскаров». Увидев Стива, он заорал:
— Получилось! — Он поставил статуэтки на стол, обнял Стива и расцеловал в обе щеки.
Стив радостно произнес:
— Поздравляю, Сэм!
— Пять штук! Как тебе это? — вопил Сэм. — Мы взяли все награды: за лучшую картину, за лучшую актрису, за лучшего режиссера, за лучший сценарий, за все лучшее!
— Эта твоя заслуга, — сказал Стив.
Сэм внезапно сел.
— Мне надо выпить! — Он схватил бутылку виски и начал пить из горлышка, виски полилось на рубашку.
— Сэм! — Дениза положила руку ему на плечо. — Ведь люди смотрят!
— Ну и пусть! — счастливо заорал Сэм. — Ради этого они и пришли сюда.
В зале появился Джек Савит со своей девицей, они сели за столик. Джек наклонился к Стиву:
— Ну и вечерок!
Стив кивнул.
Эрни Брэкман, одетый в смокинг, подошел к столу.
— Прими мои поздравления, Сэм.
— Поздравляй себя сам, Эрни, сукин ты сын! — заорал на него Сэм. — А ты еще хотел порвать со мной контракт.
Эрни снова улыбнулся, но на сей раз только губами. Слегка поклонившись всем, он ушел.
— Сэм! — с укоризной сказала Дениза. — Зачем ты так с ним говоришь?
— Да пошел он к черту, — сказал Сэм. — Этот парень непробиваемый, он сотрудничал со мной только потому, что знал, что это принесет ему выгоду.
Он повернулся к столу и стал расставлять «Оскаров», как оловянных солдатиков.
— Ты только посмотри! — мурлыкал он. — Целых пять штук!
Его взгляд затуманился.
— Вы знаете, что каждый из них мне принесет по миллиону долларов дохода? Пять миллионов долларов!
Он оглядел сидящих за столом.
— Теперь они не будут думать, что я такой дурак! Теперь они не смогут пинать меня. Теперь я такой же великий, как и они. И я имею право на самую лучшую пьесу, идущую на Бродвее, я имею права на книгу, занявшую первое место в списке бестселлеров, и теперь я получил призы за самый лучший фильм в мире! Я уже не тот Сэм Бенджамин — маленький коротышка, я Сэм Бенджамин — номер один в кинобизнесе! Никто теперь не сможет пинать меня! Знаете, что я сделаю завтра?
Сидящие за столом замолчали и посмотрели на него.
— Нет, вы знаете, что я сделаю? Завтра я предложу телекомпаниям купить мой фильм, они заплатят мне миллион долларов за право показывать его через пять лет.
Он с вызовом посмотрел на Стива.
Стив ничего не сказал.
Наконец Джек нарушил молчание:
— Я думал, ты еще раньше заключил сделку со Стивом?
— Дружба — это одно, а бизнес — совсем другое, — Сэм не сводил глаз со Стива. — Эта картина стоит миллион долларов, не так ли, Стив?
Все обернулись и уставились на Стивена Гонта. Его серые глаза были спокойны. Он медленно кивнул.
— Думаю, ты прав, Сэм.
— И ты ведь заплатишь мне за нее миллион долларов?
— Нет, — ровным голосом отрезал Стив. — Я заплачу тебе ровно столько, сколько мы договорились, не больше и не меньше.
Сэм долго смотрел на него, а затем внезапно рассмеялся.
— Правильно. — Он глубоко вздохнул. — Я бы никогда не сел бы играть с тобой в покер. — Он встал. — Отведи меня домой, мама, — попросил он Денизу. — Я пьян.
Джек смотрел, как они уходят, и наклонился к Стиву.
— Я был прав насчет этого негодяя. Кто-то однажды верно произнес: «Невозможный в горе, невыносимый в радости».
Она шмыгнула из постели, как кошка. Только что она была рядом со мной, теплая и мурлыкающая, а в следующую секунду, словно животное, почуявшее опасность, уже стояла возле окна. Она посмотрела в щель между занавесками. В ней было что-то такое, когда она стояла, напряженно вглядываясь, омываемая золотистым солнечным светом.
Я перевернулся на живот.
— Залезай опять в постель, Блондинка.
Она не шевельнулась.
— У тебя гости.
— У тебя тоже, — сказал я.
Но она будто не слышала меня.
— Он пошел обратно к автостоянке. Такой коротышка.
— Может, ты все-таки перестанешь смотреть? Он сейчас уйдет.
— Может, это кто-нибудь очень важный? — сказала она. — У него серебристый «роллс-ройс».
Я смотрел на нее. Длинные белокурые волосы, голубые глаза, полная грудь с крохотными сосками, золотистые волосы внизу живота. «Ладно», — подумал я.
— Почему бы тебе не пригласить его?
— Хорошая мысль. — Она раздвинула шторы и вышла на террасу. — Эй! — закричала она, махая рукой. — Мы здесь!
Это стоило увидеть! Я встал с постели и подошел к ней. Увидев машину, я сразу понял, кто это. Это означало только одно — Сэм Бенджамин все еще не сдался. Он прислал, наверное, самого лучшего увещевателя в мире.
Дэйв Даймонд, ваш добрый сосед-банкир. Конечно, если вы живете в районе для миллионеров. А всем остальным он известен как президент Объединения Калифорнийских Банков.
Она позвала его снова, тот обернулся. И застыл на месте с отвисшей челюстью. В следующий момент он бросился к машине, запрыгнул в нее и мгновение спустя уже отъезжал со стоянки.
Я перегнулся через перила террасы и заорал, когда он проезжал мимо нас:
— В чем дело, Дэйв? Ты что, никогда раньше не видел голых женщин?
«Ролле» заскрежетал тормозами, и Дэйв высунулся из окошка.
— Черт возьми, что это вы там делаете?
— Загораем, — засмеялся я.
— Вы с ума сошли! — закричал он. — И это средь бела дня! Вас же сейчас сцапает полиция нравов!
— Это единственное, чего нельзя делать ночью, — возразил я. — Давай, присоединяйся к нам!
— Только если вы наденете что-нибудь на себя, — сказал он. — Моим вкладчикам не понравится, если меня отведут в участок за то, что я расхаживал голышом в публичных местах.
— Ну, что скажешь, Блондинка?
— Классный парень!
Я перегнулся через перила.
— Ты слышал, что она сказала? Поднимайся!
Пока Дэйв припарковывал машину у тротуара, мы вернулись в комнату. Я натянул свои джинсы, а она достала из шкафа бикини. В нем она казалась еще более обнаженной, чем вообще без одежды. Она пошла к двери и открыла ее.
Дэйв вошел в комнату, подозрительно оглядываясь по сторонам.
— Мне казалось, у тебя другая девушка.
— А теперь у него новая, — весело откликнулась она.
— Блондинка, — сказал я, — познакомься с хранителем моих денег. Дэйв, это Блондинка.
— Он и мои деньги хранит, — улыбнулась она.
Банкир посмотрел на нее с возросшим интересом.
Говорить о деньгах он любил больше всего.
— Я вроде не видел вас в банке? Или я ошибаюсь?
— Нет, мистер Даймонд, — скромно произнесла она. — Я не храню деньги в вашем главном банке. У меня один из тех маленьких счетов в филиале «Сансет Плаза», ну, вы знаете, там, где минимальный взнос двадцать пять тысяч. Но я получила от вас такое нежное письмо, когда открыла этот счет.
Он самодовольно улыбнулся.
— Ну, если вам что-нибудь понадобится, вам стоит только позвонить мне. Вы где-то здесь работаете?
— Нет, — ответила она. — Я работаю в Чикаго.
— В Чикаго? — переспросил он. — А живете здесь? Когда же вы работаете?
— Да по понедельникам, — сладким голосом сказала она. — Может, принести вам что-нибудь выпить?
Даймонд смотрел на нее некоторое время, стараясь переварить услышанное.
— Виски. Шотландское, если есть.
— Есть. — Она вышла из комнаты.
Он оценивающим взглядом посмотрел ей вслед, затем повернулся ко мне:
— Ну, не знаю, как это у тебя получается. У тебя всегда все самое лучшее. Где ты ее откопал?
— Это она нашла меня, — сказал я. — Так же как и ты. А Сэму скажи, что ответ все тот же — «нет».
— Но погоди минуту, — попросил меня Дэйв. — Ты ведь еще не слышал, что я хочу сказать.
Она вернулась с бутылкой, ведерком со льдом и бокалами и поставила все это на маленький столик.
— Вы, мужчины, можете сами за собой поухаживать, — девица стала расстегивать лифчик. — А пока вы будете говорить, я приму душ.
Дэйв не мог отвести взгляд, когда ее груди выпрыгнули наружу. Он смотрел ей вслед, пока дверь ванной не закрылась.
— Ты специально ее подговорил, — обвиняющим тоном сказал он. — Ты ведь знаешь, что я не могу говорить о деле, когда у меня стоит.
Я засмеялся, наполнил бокал и передал ему. Затем взял свой.
— L’chaim,[167] — сказал я.
— Твое здоровье, — ответил он.
Мы выпили.
— Так почему же нет? — переспросил он.
— Мне надоело, что меня используют, — я вздохнул. — На этот раз пусть Сэм все делает сам.
— Он до сих пор должен мне двенадцать миллионов, — сказал Дэйв. — Я уже не волнуюсь. Он мне все выплатит.
— Ну что ж, хорошо, — кивнул я. — Желаю вам обоим удачи. А теперь иди и скажи ему, что меня его предложение не интересует.
— Ты тут три года сидишь, ждешь дела, а когда оно наконец появляется на горизонте, ты отказываешься от него.
— Это не то дело, которого я хочу, — сказал я.
— А чего же ты хочешь? — Ему все это стало надоедать. — Ты что же, хочешь быть главой студии? Каждый хочет быть главой студии. Но ведь…
— Ладно, Дэйв. Хватит. Ты ведь сам все знаешь. Ты знаешь, чего я хочу. Я хочу иметь свою собственную компанию. Там, где я буду боссом. Как Синклер. Как Сэм.
— Сэм говорит, что ты будешь боссом, если согласишься.
— Сэм — это мешок с дерьмом. Как я могу быть боссом, если кто-то другой владеет компанией? — Я снова наполнил свой бокал. — И к тому же, что может знать компания по производству посуды о кинобизнесе, даже если это самый главный производитель посуды в мире?
— Ты, наверное, отстал от жизни, Стив, — Дэйв уставился в свой бокал. — Сейчас уже не время для одиночек. Оглянись вокруг. «Транс Америка», «Галф-энд-Вестерн», «Авко Корпорейшн». Чтобы иметь дело с такими компаниями, в твоем кармане должны звенеть монеты.
— Так что ты предлагаешь?
— Ладно, Стив, — сказал он, — если ты действительно хочешь купить компанию, забудь об этом. Никому не нужны твои деньги. Им нужны бумаги. Бумаги, на которых написано название большой компании. Золотыми буквами. Чтобы они могли взять эти бумаги и идти на Уолл-стрит играть в свои игры. У тебя нет таких денег, чтобы их переплюнуть. Да и ни у кого их нет.
Некоторое время я молчал.
— Так ты думаешь, мне не остается ничего лучшего?
Он кивнул.
Я отвернулся и посмотрел в окно. Все было просто. Три года коту под хвост. Три года я ждал, когда это случится. А теперь все кончено, этого не будет никогда.
— А если я приму это предложение? — спросил я.
— Тридцать два миллиона долларов? — иронически хмыкнул Дэйв.
— Но нужна-то в основном одна бумажка.
— Ну и..?
Я глубоко вздохнул.
— Ну и что это мне даст?
— Больше, чем ты думаешь, — сказал Дэйв. — Если я передам ему, что ты заинтересовался, мы можем организовать встречу.
— Я уже встречался с Сэмом.
— Не с ним, — быстро сказал Дэйв. — С Джонстоном из «Паломар Плэйт». Он — ключевая фигура. Именно он хочет тебя и настаивает, чтобы это было частью сделки.
— Но почему я? Мы же с ним никогда не встречались!
— Он просто зациклен на тебе. Говорит, что знает тебя с тех пор, как занялся бизнесом. Он считает, что ты — единственный, кто в этом деле хоть что-то соображает.
Я закурил и задумчиво посмотрел на Дэйва.
— Ты знаешь его?
— Мы встречались, — уклончиво ответил Дэйв. Это означало, что он совсем его не знал. По мнению Дэйва, не быть с кем-то на «ты» — смертный грех. — Ты слышал о нем?
— Да.
О нем слышали все. В прошлом месяце его фотография была на обложке «Тайм», а в самом журнале — статья о конгломератах. И о том, как он из компании, которая зарабатывала восемьдесят миллионов долларов в год, сделал компанию, которая стала зарабатывать восемьсот миллионов в год. И все это за короткое время, только лишь обменивая деловые бумаги на бирже.
Я помнил его портрет, это была типичная обложка «Тайм». Здесь были и символы доллара, и сертификаты с золотым обрезом, и продукты компании, которую он контролировал.
— Не говори «нет», пока не встретишься с ним, — сказал Дэйв. — Он обещает тебе полную автономию.
— Это он тебе сказал?
— Лично, — заверил меня Дэйв.
— А что еще он пообещал тебе?
Дэйв неуютно заерзал.
— Да ладно, давай, выкладывай, — усмехнулся я. — Мы же друзья.
— Вклады на пять миллионов, — наконец неохотно сказал он.
Я присвистнул.
— И все это лишь за то, что ты уговоришь меня?
Дэйв покачал головой.
— Ты тут ни при чем. Просто ему нравится, как мы работаем. Мы же не старомодный банк, мы приспосабливаемся к новым условиям, и к тому же Сэм вернет мне двенадцать миллионов.
— Так ты поэтому пришел ко мне?
Его взгляд красноречиво сообщил мне, что он действительно отвечает за свои слова.
— Не только поэтому, но и потому, что я думаю: вы хорошо подойдете друг другу. Он уважает тебя и не будет лезть в твои дела, как это делают другие.
Я знал, что он имел в виду. Просто поразительно, как обычные предприниматели, занявшись кинобизнесом, меняются. Тогда все правила, по которым они жили раньше, летят к черту.
— И даже нет никакой девушки, которую он хотел бы сделать звездой?
— Я могу ответить на это, — сказала Блондинка, только что вышедшая из ванной комнаты, замотавшись в длинное полотенце на манер индонезийского саронга.
Я удивленно посмотрел на нее. Дэйв тоже изучающе смотрел на девушку.
— Ты? — спросил он.
Она кивнула, небрежно положила лед в бокал и плеснула туда виски.
— Да.
Я не отрываясь смотрел на нее. Она повернулась ко мне.
— Я очень хорошо знаю Эда Джонстона. Это прямой парень. Он никогда не предлагал мне сниматься в кино.
Теперь все встало на свои места. Я вспомнил, когда она переехала в дом напротив. Около трех месяцев назад. Она всегда находилась у окна, что бы там ни было. И эти небрежно брошенные ею слова о том, что она работает по понедельникам в Чикаго. Там как раз штаб-квартира «Паломар Плэйт». Я продолжал молчать.
— Ты сердишься на меня? — спросила она.
Я покачал головой.
— Рано или поздно все бы стало ясно. Но мы потеряли много времени.
— Но ты тогда был занят другой девушкой, — сказала она.
— У меня бы всегда нашлась лишняя комната.
— Я старомодна. К тому же я могла подождать. Деньги платили хорошие, я не в обиде.
— И что ты узнала? — спросил я.
— Ничего, кроме того, что он уже знал. Ты классный парень. Так я ему и сказала. Он уже готов полюбить тебя. Я думаю, тебе он тоже понравится. — Она допила виски и поставила пустой бокал на столик.
Я повернулся к Дэйву.
— Ладно. Я поговорю с ним. Но без всяких обязательств.
Впервые за все время Дэйв улыбнулся.
— Хорошо. Он в Вегасе. Если мы изъявим желание пообедать с ним, он пришлет свой реактивный самолет.
Я взглянул на часы: было четверть первого.
— Ладно. Что-то я проголодался.
— Мы поедем в аэропорт на моей машине, — быстро сказал Дэйв. — Так мы сэкономим время.
— Ты поедешь на своей машине, — поправил я его. — А Блондинка поедет со мной.
По пути в Лас-Вегас я узнал еще кое-что об Эде Джонстоне. Блондинка рассказала мне немного о нем самом. Ну там о жене, двоих детях, о том, что он весь прямой и честный, добродушный, но твердый. Любит все делать без всяких там фокусов, четко и прямо. Иногда занудный, но властный и сильный.
Дэйв поведал мне о его деловой стороне. Раньше он был самым молодым командиром авианосца, но после корейской войны ушел с флота, несмотря на то что его хотели оставить и даже обещали звание адмирала. Он стал работать в «Паломар Плэйт» как исполнительный президент, а через год уже стал президентом и главой компании. Через пять лет начался период приобретений. Сначала он покупал понемногу, но потом пошел дальше и дальше, пока «Паломар Плэйт» не стал контролировать одну из самых больших компаний по упаковке мяса и сеть отелей. Кстати, его последним приобретением был новый отель «Флэминг Десерт» в Лас-Вегасе, где и должна была состояться наша встреча. Он также купил одну из крупнейших трансконтинентальных авиалиний и большой участок земли в Лос-Анджелесе, где хотел воздвигнуть Город Века, по типу проекта Алкоа.
Все это я мог понять. Но в моей голове не укладывалось, зачем ему нужна кинокомпания. Это совершенно выпадало из общей схемы.
Без четверти два мы вошли в его «люкс» на самом верхнем этаже отеля. Стол был уже накрыт, а сам Эд разговаривал по телефону.
Он жестом пригласил нас садиться, продолжая разговаривать. Я внимательно прислушивался.
— Мы уже запустили приманку, — спокойным голосом говорил он. — Давай подождем, какая будет реакция. Если все будет хорошо, значит, полный порядок. Но у нас будет достаточно времени, если мы увидим, что все идет не так, как надо. — Он положил телефонную трубку и встал, протягивая руку. — Я Эд Джонстон. Давно хотел встретиться с вами.
— Стивен Гонт. Приятно познакомиться.
Он пожал руку Дэйву и поцеловал Блондинку в щеку.
— Ты заработала премию, — сказал он и повернулся ко мне с улыбкой. — Ну, как вам понравилась телохранительница, которую мы вам нашли?
Я рассмеялся. Он был действительно прямой.
— Я бы и сам не нашел лучше.
— Ну что ж, тогда давайте обедать, — он пригласил всех за стол. — Говорят, что в этом отеле самые лучшие деликатесы в мире. Что-нибудь выпьем?
Появился официант, который быстро принял наши заказы. Я попросил виски с водой и почувствовал себя лучше, когда стакан очутился в моей руке. Эд пил диетическую кока-колу. Мы быстро поели, через двадцать минут со стола было убрано.
Он выжидательно посмотрел на меня. Я, в свою очередь, тоже посмотрел на него, затем перевел взгляд на Дэйва. Похоже, это я должен был начать разговор.
— У меня к вам один вопрос, мистер Джонстон.
— Выкладывайте, — сказал он.
— Почему?
Его лицо выразило недоумение.
— Что «почему»?
— Почему именно кинобизнес? Похоже, что на вашей тарелке и так уже всего полно. И все солидное и реальное. Зачем вам еще нечто такое рискованное и эфемерное, как кино?
Он сидел, изучающе глядя на меня.
— Я бы мог понять, если бы вы хотели купить крупную киностудию вместе с землей, павильонами и прочим. Это бы вписалось в вашу схему. Но ведь у нас нет ничего, кроме фильмов.
— Ну, здесь есть свои привлекательные стороны, — пояснил он. — Кабельное телевидение уже появилось, следующим будет платное телевидение, скоро появятся видеокассеты, и кто-то должен будет работать день и ночь, чтобы удовлетворять спрос. К тому же наш отдел по производству кассет самый большой в стране.
Теперь я, в свою очередь, сдержанно молчал.
— Идея эта не нова. Другие конгломераты уже начинают захватывать сферы влияния. Думаю, самое время и для нас заняться этим. Я хочу создать компанию по производству и продаже, которая сможет поставлять все виды пленок и удовлетворять любой спрос.
— Звучит неплохо. Я уверен, что у вас достаточно практичный план. — Я встал. — Ну что ж, я и так занял достаточно вашего времени, мистер Джонстон. Хочу вам пожелать всего самого лучшего.
Он смотрел на меня, не веря своим ушам.
— Вы что, не заинтересованы? — спросил он.
Я покачал головой.
— Спасибо, но это не для меня.
— Если дело касается денег, то я уверен, что мы можем…
— Дело не в этом.
— А в чем же тогда? — В его глазах было отчаяние.
— Вы говорили обо всем, но не сказали о самом главном…
Теперь он перебил меня.
— Талант? Я как раз хотел сказать об этом.
— Нет, мистер Джонстон, не это. Талант можно купить. — Блондинка была права — он был человек честный. — Самое главное в нашем бизнесе — это кайф. Если этого не получаешь, не получаешь ничего. А вы мне предлагаете всего лишь работу. — Я направился к двери. — Не беспокойтесь насчет меня, мистер Джонстон, — сказал я. — В аэропорт я поеду на такси.
Блондинка перехватила меня, когда я заходил в казино.
— Эй, подожди меня!
Я улыбнулся.
— Тебя за мной послал босс?
— Он только что уволил меня, — ответила она.
— Это из-за меня ты потеряла работу. Мне жаль.
— Если ты думаешь, что такая ерунда, как работа, может стать между нами, ты просто сумасшедший. Таких бурильных станков, как у тебя, сейчас уже не производят.
Мне позвонили, когда мы выходили из казино. Швейцар в форме генерал-майора посмотрел на Блондинку и обратился ко мне:
— Мистер Гонт?
— Да.
— Вас просят к телефону. — Он провел меня к телефонам, которые стояли за игровыми автоматами, и снял трубку. — Сейчас с вами будет говорить мистер Гонт, — произнес он, затем передал трубку мне.
Я сунул ему в руку доллар и подошел к телефону.
— Мистер Гонт, вас не так уж просто отыскать, — раздался голос Дианы, телефонистки, в нем звучали победные нотки.
— Ладно, — сказал я. — Как тебе удалось на сей раз?
— Очень просто, — сказала она довольно. — Полиция обнаружила вашу машину на стоянке в аэропорту и сообщила мне, а через службу полетов я выяснила, на каком рейсе и куда вы улетели.
— Значит, я должен тебе еще сотню. — Всякий раз, если ей удавалось отыскать меня, когда я не оставлял координаты, где буду находиться, она получала сто долларов. А за каждый раз, когда ей этого не удавалось, я получал возможность пользоваться ее услугами бесплатно в течение месяца. Но пока мне приходилось лишь платить.
— Мне это показалось очень важным, иначе я бы вас не беспокоила, — сказала она. — Какой-то Сэмюэль Бенджамин-младший позвонил за счет абонента из Сан-Франциско, спросил дядю Стива и сказал, что это важно.
— Дай мне его номер, я ему перезвоню.
— Он звонил из телефонной будки и сказал, что не может долго там оставаться, но через полчаса перезвонит. Это было ровно двадцать минут назад.
— Ладно. Когда он позвонит, переведи его звонок сюда через свой пульт.
— Какой у вас номер в комнате?
— Меня там не будет, — ответил я. — Скажи, чтоб искали меня за столом, где играют в кости.
Я положил трубку и вышел из кабинки. Блондинка не могла оторваться от игровых автоматов.
— Ну вот сейчас должно выпасть, — сказала она, лаская пальцами рычаг, — я чувствую.
На табло выпали грейпфрут, апельсин и лимон.
— Ну, пососи, попробуй, — сказал я и пошел от игровых автоматов туда, где действительно кипела жизнь. Зеленые столы, вокруг которых людей было, как сардин в банке. У Джонстона, наверное, не хватало шариков в голове, если он, имея такую машину по добыванию денег, еще хотел заняться кинобизнесом.
Я протолкался к столу, взял пару костей и потер их между ладонями, чтоб ощутить их. Ощущение было хорошим. Я кивнул и поставил по сотне долларов на каждую ставку.
— Новый удачливый игрок, — хриплым голосом объявил крупье, забирая остальные кости. — Делайте ваши ставки, господа, появился новый игрок.
Я бросил кости два раза и остался при своих деньгах. Взяв кости в третий раз, я сделал новые ставки. По шесть к одному на каждый номер я выиграл четыре тысячи двести долларов. Я оставил по двести долларов на каждом номере и прибавил еще две тысячи. Оставшиеся две тысячи я не стал трогать.
Два раза выпал дубль, потом я выбросил десятку. Поставил на все номера, и пошло какое-то сумасшествие. Мне нужно было десять пар рук, чтобы успевать собирать фишки и снова класть их. Я потерял счет времени и удивленно поднял глаза, когда генерал-майор потрогал меня за рукав.
— Вам звонят, — сказал он.
Я кивнул и взял кости. Потерев между ладонями, бросил. Они ударились о бортик и остановились. Я даже не стал смотреть, потому что знал, что выпала семерка — полный проигрыш всего поставленного. При игре в кости всегда так случается. Они еще хуже, чем девушки: только отвлекись от них на секундочку, и они сразу станут к вам равнодушны.
Я сгреб все выигранные ранее фишки из коробки перед собой. Обернувшись, я увидел Блондинку и передал ей фишки.
— Пойди, обменяй на деньги. — А сам пошел за генерал-майором к телефону.
— Вы уж извините, мистер Гонт, — он передал мне трубку.
На этот раз я дал ему сотню.
— Ничего, — сказал я. — Ты спас мне, наверное, целое состояние.
Он ушел, улыбаясь, а я бросил в трубку:
— Ладно, Диана, давай.
— Мистер Бенджамин будет сейчас с вами говорить.
— Ладно, соединяй. Сама не отключайся, — сказал я, — может, ты мне еще понадобишься.
— Хорошо, мистер Гонт.
Затем раздался щелчок, и пробился голос Бенджамина-младшего.
— Дядя Стив?
— Да, малыш, — ответил я.
— Я в Сан-Франциско.
— Я знаю.
— У меня большие неприятности, — сказал он.
— Что случилось?
— Да мы тут были с приятелями. — Его голос заметно дрожат. — Я вышел на пару минут утром, а когда вернулся, тут было полно легавых, они запихивали всех в фургон. Потом еще там два легавых в штатском стали болтаться вокруг, я почувствовал, что они ждут меня, поэтому быстро смылся.
— А что случилось? — спросил я.
— Да как обычно, — сказал он. — Всякий раз, когда у них зачешется задница, они приходят. Но у них не было повода нас забирать. Мы вели себя хорошо, никого не трогали.
— Что-нибудь было в квартире?
— Немного, — признался Сэмюэль. — У нас-то и денег в обрез. Так, чуток травки, метедрина, но никакого ЛСД.
— Точно ничего сильнодействующего?
— Ни героина, ни кокаина, дядя Стив. Мы же хорошие ребята.
— А на чье имя была квартира?
— Не знаю. Она была пустая, поэтому мы туда и вселились. Каждый день приходил какой-то парень, мы отстегивали ему пару долларов, и он уходил.
— Мне кажется, ничего страшного не случилось, малыш, — успокоил я его. — Тебе только надо уехать из города. Вряд ли они ищут тебя, у тебя нет приводов в полицию.
— Я не могу этого сделать, — тихо сказал юноша.
— Если нужны деньги, я вышлю.
— Не в том дело. — Он колебался. — Тут есть одна девушка, и я беспокоюсь о ней.
Я знал насчет девушки. Еще в тот раз его отец говорил мне о ней, но я хотел, чтобы он сам мне все рассказал.
— Ну?
— Видите ли, она беременна, а сама еще как ребенок, — сказал он.
— А ребенок от тебя?
— Нет, — сказал он. — Но она такая милая, что мы ее вроде как удочерили, даже не разрешали ей ни курить, ни колоться.
— Так чего ж ты беспокоишься? — спросил я. — Они позаботятся о ней лучше, чем ты.
— Может быть, — сказал он. — Но будут ли они любить ее?
Я молчал.
— Она очень чувствительная, — дурачок чуть не плакал. — Она нуждается в любви, нужно, чтобы кто-то о ней заботился, иначе ей будет плохо.
Я по-прежнему молчал.
— Я не могу уехать, пока не узнаю, что с ней все в порядке, — сказал он. — Видите ли, я хочу, чтоб она знала, что я не бросил ее, как другие. — Он глубоко вздохнул. — Если я пойду в детскую колонию, чтобы встретиться с ней, они сразу заграбастают меня. Я думал, может быть — если у вас есть время…
— Ладно. Я прилечу. Где ты сейчас?
— В телефонной будке на Норт-Бич, — сказал он.
— Деньги-то есть?
— Долларов шесть.
— Давай поезжай в офис компании «Синклер Бродкастинг» на Ван Несс, это напротив отеля «Джек Тар». Спроси там Джейн Кардин из юридического отдела. К тому времени, когда ты подъедешь, она уже будет ждать тебя. Расскажи ей все, что рассказал мне, и пускай она узнает, куда забрали твою подругу, и организует посещение. Жди меня там. Первым же самолетом я вылетаю из Вегаса.
Его голос внезапно зазвучал совсем по-детски.
— Спасибо, дядя Стив. Я знал, что вы меня не подведете. — Он секунду колебался, затем сказал: — Как вы думаете, может, там угостят меня сандвичем? Я целый день ничего не ел.
Он был все еще ребенком.
— Конечно, — сказал я. — Там, на другой стороне улицы, есть ресторан «Томми Плэйс». Я зайду туда за тобой. До встречи…
— До встречи, дядя Стив.
В трубке щелкнуло, и я услышал голос Дианы:
— Через двадцать минут есть самолет «Вестерн Эйрлайнс», направляющийся в Сан-Франциско, — сообщила она. — Я забронировала для вас билет, пока вы разговаривали.
— Молодец. А сейчас позвони Джейн Кардин в филиал «Синклера» и скажи ей, что я приезжаю. Пусть она пока займется парнем.
— Будет сделано, мистер Гонт, — сказала она. — Ну, пока.
Блондинка уже ждала меня, когда я вышел из кабинки. В руках она держала деньги.
— Что случилось? — спросила она.
— Сколько тебе платил Джонстон?
— Пять сотен в неделю плюс расходы.
— А сколько у тебя здесь? — спросил я, указывая на деньги.
— Двадцать тысяч триста, — девушка протянула их мне.
Я взял деньги, отсчитал десять тысяч и протянул ей, остальное сунул в карман.
— Это тебе.
Она смотрела на меня округлившимися глазами.
— За что?
— Это выходное пособие, — сказал я и вышел на улицу.
Я сел в такси, а когда отъезжал, она помахала мне рукой и послала воздушный поцелуй.
Я послал ей поцелуй в ответ, а когда такси выехало на Стрип, Блондинка снова скрылась в казино. Такса за прощание с девушками поднимается для меня все выше и выше, и если вечером мне встретится еще одна, то я, пожалуй, останусь с нею.
В Лос-Анджелесе было жарко и влажно, в Лас-Вегасе — солнечно и сухо, в Сан-Франциско — мокро и промозгло. Я поежился, выходя из самолета. Джинсов и пуловера было явно недостаточно.
Джейн Кардин ждала меня возле трапа, держа в руках плащ. Я с радостью набросил его на себя.
— Ах, если бы я еще был твоим боссом, Юристочка. Я бы тебе за это поднял зарплату.
— Ну, раз ты мне больше не босс, можешь просто поцеловать меня.
Ее губы были теплыми и сладкими.
— Я совсем забыл, какая ты на самом деле.
Она улыбнулась.
— Пойдем. Я приехала на своей машине.
Мы двинулись к стоянке, и я оглянулся по сторонам.
— А где парнишка?
— Я оставила его в «Томми Плэйс», он там поедает сосиски с тушеной капустой.
Едва мы подошли к машине, как хлынул сильный дождь. Машина тронулась, и Джейн включила дворники.
— Ну, что ты узнала о той девушке? — спросил я.
— Она уехала.
— Уехала? — удивился я.
Она кивнула, не сводя взгляда с дороги.
— К тому времени, когда я нашла ее в колонии для малолетних, уже приехали ее родители и забрали ее.
— А что насчет Сэмюэля? — спросил я. — Он, наверное, сильно огорчен?
— По-моему, наоборот, он, обрадовался, — бросила она. — Ведь прежде всего он мужчина.
Это был камень в мой огород. Я, конечно, поступил с ней не лучшим образом. У нас все было так хорошо, но это было почти четыре года назад, еще до того как я ушел от Синклера, а она еще не стала юристом. Она была манекенщицей и работала в агентстве Форда в Нью-Йорке. Я помню, как впервые увидел ее входящей в «Эль Морокко». Остановившись, она спокойно разглядывала все вокруг. Это была вечеринка по случаю премьеры, и я подошел прямо к ней.
— Могу я вам чем-то помочь, мисс…
Выражение ее глаз не изменилось.
— Я ищу Джона Стэффорда, режиссера, — сказала она. — Я его не видела здесь, а если бы и видела, то не узнала бы.
— Он только что ушел, — заявил я, беря ее под руку. — Разрешите мне вас чем-нибудь угостить?
Она оглядела зал и снова посмотрела на меня.
— Нет, спасибо, — холодно сказала она. — Я здесь никого не знаю и не люблю бывать на вечеринках, где нет знакомых.
— Стивен Гонт, — представился я. — Теперь у вас нет повода уходить.
Она засмеялась.
— Мне рассказывали, какие в Нью-Йорке мужчины.
Но мы уже шли вместе. Я сделал знак метрдотелю, и он поспешил к нам.
— Ваш столик вот здесь, мистер Гонт, — сказал он.
— Вы не отсюда? — спросил я, когда мы уселись за столик.
— Я из Сан-Франциско, — сказала она и, посмотрев на метрдотеля, добавила: — Бурбон с имбирем.
Ей нравились сладкие напитки, сладкие разговоры, сладкие мужчины. Примерно через неделю она решила, что я хотел слишком многого и был недостаточно сладок.
— Ты просто хочешь выскочить замуж, — сказал я.
— Правильно. А что в этом плохого?
Я покачал головой.
— Да ничего.
— Но ведь это не для тебя.
— Верно.
— По крайней мере ты честен.
— Могу я еще чем-нибудь быть полезен? — спросил я.
— Да, — кивнула она.
Я посмотрел на нее, думая: ну вот, начинается. Но она удивила меня.
— Мне нужна работа.
— Зайди к начальнику актерского отдела, — сказал я.
— Мне нужна не такая работа.
— А какая?
— Мне только что сообщили из дома, что меня приняли в коллегию адвокатов, — гордо заявила она.
Я уставился на нее.
— Ты что, адвокат?
Она кивнула.
— Я работала манекенщицей, чтобы оплатить учебу, а теперь хочу работать.
— Но ты зарабатывала больше денег на подиуме.
— Ну и что?
— Ладно, — сказал я. — Тогда тебе надо будет встретиться с начальником юридического отдела.
— Я не хочу работать в Нью-Йорке, — сказала она. — Мне здесь не нравится, я хочу вернуться в Сан-Франциско.
— Но здесь же больше возможностей.
— Зато там моя семья, друзья, там я буду чувствовать себя более счастливой, а здесь какой-то сумасшедший дом.
Нашему филиалу в Сан-Франциско нужен был юрист. Она оказалась хорошим специалистом. Доказательством служило то, что ее оставили и она получила повышение уже после того, как я перестал работать у Синклера…
Она припарковала машину рядом с рестораном. Сэмюэль сидел за столом с кружкой пива.
— Эй, дядя Стив! Ты знаешь, что у них здесь девяносто сортов пива?
— Вытри пену с усов и поцелуй меня, — сказал я, — я так долго летел к тебе, и это было утомительно.
— Извини, — парень пожал мне руку. — Я не думал, что эта девчонка так поступит, я бы не стал звонить тебе.
— Да все в порядке, — сказал я, садясь напротив него. — Мне все равно нечем было заняться. Кроме того, мне нужен был повод прилететь сюда и повидать Юристочку. Я ее давно не видел.
— Слишком давно, — кивнула Джейн Кардин. — Ну, я, пожалуй, пойду.
— Никуда ты не пойдешь, — сказал я, усаживая ее рядом с собой. — Кто знает, может, неприятности еще не кончились.
Сэмюэль внимательно глядел на нас, затем покачал головой.
— Да, мне следовало этого ожидать.
— Чего ожидать? — спросил я.
— Что у тебя весь персонал, даже юристы, умопомрачительной красоты.
Мы рассмеялись.
К столику подошла официантка.
— Пиво для всех, — заказал я.
— Нет, — перебила меня Юристочка. — Бурбон с имбирем для меня.
— Мне надо выйти, — сказал Сэмюэль, сползая со стула. — Сейчас вернусь.
Официантка принесла пиво. Я поднял свой бокал и посмотрел на Джейн.
— Ты ведь знаешь, — начала она, — я мечтала о тебе, как девчонка. Что когда-нибудь ты приедешь за мной, и все будет по-другому… — Ее голос сорвался.
— Теперь я изменился, — я вздохнул. — И я ведь теперь не твой босс.
Она покачала головой.
— Ты все такой же. Ты принадлежишь своему миру. — Она помолчала. — Что тебя заставило вспомнить обо мне? Я думала, ты меня совсем забыл.
Я ничего не ответил.
— Или у тебя в голове есть что-то вроде архива, где по ящичкам лежат списки девушек в разных городах, от которых ты можешь получить всевозможные услуги? Если это так, Стив, то я, наверное, записана под рубрикой «Юридическая служба».
— Ладно, Джейн, — сказал я. — Тебе что, мало платят?
Она вспыхнула.
— Извини.
Сэмюэль вернулся со странным выражением глаз. Он непринужденно уселся на стул и взял бокал с пивом.
— Если ты будешь курить травку в публичных туалетах, — рассердился я, — тебе следует побриться — от твоей бороды так и несет марихуаной.
— Я выкурил только полсигареты, — сказал он оправдывающимся тоном. — Мне надо было чуть-чуть взбодриться.
— Зачем? — спросил я. — И так все в порядке.
— Да из-за тебя, — сказал он. — Мне вдруг стало страшно: взял и ни с того ни с сего вызвал тебя сюда. Ты, наверное, считаешь меня полным идиотом.
— Но я ведь знаю, в чем дело. Вряд ли бы ты стал вызывать меня только из-за девчонки.
Он посмотрел на Юристочку. Она поднялась.
— Наверное, мне лучше уйти. У вас тут личные разговоры.
Я остановил ее движением руки.
— Ты тоже имеешь к ним отношение, так что оставайся.
Я взглянул на него.
— Правильно, Сэмюэль?
Он кивнул. Она снова опустилась на стул.
— Ладно, Сэмюэль, — сказал я, — выкладывай.
Он глубоко вздохнул.
— Отец недавно приезжал сюда.
— Ну и что?
— Ты ведь знаешь его, дядя Стив. Вечно он со своими фокусами. Он пытался дать нам сотню, я сказал, что нам это не надо. Потом он прислал шофера, который принес нам две пятерки. — Он отпил немного пива. — Он хотел, чтобы я вернулся домой.
— Ничего странного в этом нет, — сказал я. — В конце концов он ведь твой отец. Я думаю, твою мать совсем не радует тот образ жизни, который ты ведешь.
— Ну ладно, дядя Стив, не собираешься ли ты тоже уговаривать меня?
— Я — нет, малыш. Я верю, что у каждого человека есть право гореть в адском пламени по собственному желанию. Мне плевать, что ты делаешь.
— Что-то не верится. Ведь ты заботишься обо мне.
— Это так, — сказал я. — Я заботился и о твоей сестре, но ведь я не мог прожить за нее жизнь, и за тебя не буду. Единственное, что я могу — это быть рядом, если я тебе понадоблюсь.
Он осушил свой стакан.
— Я выпью еще пива.
Я подал знак официантке, и она принесла еще пива.
— Я действительно хочу, чтобы ты мне помог, — прошептал он.
— Как?
— Тебе не кажется странным, что легавые пришли на следующий день после визита моего отца?
— А что ты сам об этом думаешь?
Он опустил глаза, глядя в стакан.
— Он сказал, что заложит нас, если я не сделаю так, как он хочет. — Он посмотрел на меня. — Мне надо узнать правду, дядя Стив. Это очень важно для меня.
— И как ты хочешь, чтобы я тебе помог?
— Спроси его, дядя Стив, тебе он не будет лгать.
— Нет, у меня есть лучшая мысль.
— Какая? — удивленно спросил он.
— Спроси его сам. В конце концов это твой отец, а не мой.
Она стояла на стоянке, там, где я оставил ее, улетая в Лас-Вегас. Черное покрытие и хромовые детали блестели в лучах заката.
Когда мы подошли ближе, Сэмюэль присвистнул. Он побежал вперед и нежно дотронулся до машины.
— Вот это да! — воскликнул он.
Я вытащил из кармана ключ и открыл дверцу. Я не успел оглянуться, как он уже сидел в машине. Он ласково провел рукой по приборной доске, потом откинул голову назад и закрыл глаза.
— Пахнет, как женщина, — сказал он.
Я похлопал его по плечу:
— Давай назад.
Он перелез назад, словно обезьяна, и положил подбородок на подголовник кресла, глядя на приборную доску. Я сел в машину.
— Неужели она действительно разгоняется до двухсот сорока миль? — спросил он, указывая на спидометр.
— Не знаю, никогда не пробовал.
Юристочка залезла в машину.
— Никак не могу понять, какого черта я здесь с вами делаю?
Я ухмыльнулся.
— Ты ведь скучала.
— На сегодняшний вечер у меня было назначено свидание, — сказала она с вызовом.
Я указал ей на телефон.
— Позвони и отмени его.
— Ну, старина, у тебя все в машине есть! — восхитился Сэмюэль. — А где туалет?
— Поехали, — сказал я. Телефон зазвонил. Я снял трубку. — Ладно, Диана, ты с каждым разом становишься все богаче.
— Мистер Гонт, вам тут куча звонков, — сообщила она. — Мистер Джонстон и мистер Даймонд звонили из Вегаса, они хотят встретиться с вами. Мистер Бенджамин звонил из отеля «Беверли-Хиллз» и хочет, чтобы вы ему перезвонили. Мистер Синклер позвонил и просил передать, что он будет в отеле «Бель-Эйр». Просил, чтобы вы направились туда прямо из аэропорта.
— Что-нибудь еще?
— Пока все, мистер Гонт, — сказала она своим милым голоском.
Она повесила трубку, и я повернул ключ зажигания, Мотор тихо заурчал, я выехал со стоянки. Был час пик, и шоссе было забито машинами.
— Только прислушайся к двигателю, — сказал юноша, сидя на заднем сиденье. — Я его просто яйцами чувствую.
— Никогда не пойму, что мужчинам нравится в машинах, — сказала Юристочка.
Я видел выражение лица Малыша в зеркале заднего вида и понимал, что она права: это был мужской мир. На первом повороте я свернул с автострады, решил, что будет лучше поехать в объезд.
Джейн сняла телефонную трубку.
— Как работает эта штука?
— Нажми вот эту кнопку, — показал я. — Когда тебе ответит телефонистка, назови ей номер, который написан на трубке, и номер, по которому ты хочешь позвонить.
Она нажала на кнопку и через полминуты уже разговаривала с молодым человеком из Сан-Франциско, с которым у нее было назначено свидание. Голос у нее был тошнотворно сладкий, как мед.
— Действительно сожалею, Дэвид, но все произошло в последнюю минуту, раньше я никак не могла тебе позвонить. — Она замолчала, слушая ответ. А когда заговорила снова, в ее голосе послышались ледяные нотки: — Ты забываешь одно, Дэвид, я адвокат. А главное, за что отвечает адвокат, — это его клиент.
Она шмякнула трубку на рычаг.
Я улыбнулся ей.
— Значит, вот кто я для тебя — клиент.
— Да заткнись! — рявкнула она. — Дай мне сигарету.
— В отделении для перчаток, — сказал я.
Она открыла его и взяла оттуда сигарету. Закурив, она глубоко затянулась, и на ее лице появилось удивленное выражение.
— Странный вкус.
Я повел носом.
— Так это же травка, — сказал я. — Обычные сигареты — справа, а ментоловые в середине.
Она хотела выкинуть сигарету в окно, но Малыш перехватил ее руку.
— Опасная зона, — сказал он, забирая у нее сигарету. — Ты хочешь, чтоб тебя оштрафовали?
— О чем это ты? — спросила она недовольно.
— Гляди, — он указал большим пальцем назад. Я глянул в зеркало заднего вида. На хвосте висел полицейский автомобиль. Сэмюэль засунул сигарету в рот. — Травка хорошая.
Я посмотрел на Юристочку. Она внезапно побледнела, я похлопал ее по плечу.
— Расслабься, Джейн. Возьми обычную сигарету.
Она со злостью посмотрела на меня.
— Вы оба сумасшедшие, — сказала она.
Я вытащил сигарету, зажег ее, затем протянул Джейн. Она глубоко затянулась, на лице проступил румянец.
— Меня могли лишить лицензии юриста, если бы поймали на этом.
Я остановился на красный свет, и полицейская машина встала радом с нами.
— Хорошая машинка, — сказал молодой патрульный.
— Спасибо, — сказал я. — Может, посоревнуемся, кто кого?
Он улыбнулся в ответ.
— Не могу, я на службе.
Зажегся зеленый свет, и я дал ему возможность опередить меня. Он доехал до перекрестка и повернул.
— Эй, Малыш! — велел я. — Туши сигарету.
Он хотел было возразить, но увидел в зеркале выражение моих глаз, молча затушил сигарету и положил ее в карман.
Я повернул в сторону Колдуотера, и мы стали подниматься в гору. Движение было уже не очень интенсивным, и я прибавил газу. Машина огибала повороты, как балерина.
— Ух ты! Это еще лучше, чем летать! — воскликнул Сэмюэль.
Я посмотрел в зеркало. Он чувствовал себя прекрасно: марихуана вскружила ему голову.
— Куда мы едем? — спросил он.
— Я заброшу тебя к себе, а затем мы с Джейн встретимся с ее боссом.
Чтобы лучше описать отель «Бель-Эйр», надо сказать, что все сливки Голливуда собирались там. Это был довольно консервативный мир.
Спенсер ждал меня в своем номере. Он никогда не останавливался в отдельном бунгало, ему необходим был под рукой полный комфорт, чтобы не ожидать, пока официанты будут семенить полмили, держа в руках поднос с его завтраком. Когда мы вошли, он встал.
Годы пощадили его, он хорошо выглядел. Я пожал ему руку, и его пожатие было крепким, как всегда.
— Вот это сюрприз, — сказал я.
— Рад тебя видеть. — И он действительно был рад.
Я представил ему Юристочку.
— Она работает у тебя, — сказал я. — Юридический отдел филиала «Синклер Бродкастинг» в Сан-Франциско.
Он был само обаяние.
— Неудивительно, что запад называют более прогрессивным, — у нас на востоке адвокаты не выглядят столь прекрасно, как вы.
— Спасибо, мистер Синклер.
— Я бы не стал вызывать тебя так срочно, но нам надо обсудить одно очень важное дело. — Он посмотрел на Джейн.
Она встала.
— Если вы, джентльмены, хотите обсудить дела, почему бы мне не спуститься в бар?
— Если вы не против, — сказал он. — Я был бы очень признателен.
Мы подождали, пока за ней закрылась дверь. Он повернулся ко мне.
— Выглядит неплохо. И хороший юрист?
— Думаю, да, — ответил я. — По крайней мере все ею довольны.
— Как насчет выпить? — спросил он.
Я кивнул и последовал за ним к маленькому бару в углу комнаты. Налил два виски с содовой.
— Мне не такой крепкий, — попросил он.
Я добавил воды в его стакан и протянул ему.
— Ну как?
— Отлично.
Мы сели на диван. Несколько секунд Синклер молчал, пока мы пили виски.
— Ты не удивляешься, почему я тебя вдруг позвал? — спросил он.
Я покачал головой.
— Мне шестьдесят пять, — сказал он. — Совет директоров хочет, чтобы я остался еще на пять лет, они хотят изменить правила ухода на пенсию.
— Они хитрые парни, — усмехнулся я.
— Но мне этого не хочется, — заявил Синклер.
Я отпил виски.
— Вот уже три года, как ты ушел, — сказал он. — Жизнь легче не стала, и мне уже трудно со всем управиться. — Он поставил бокал на стол и посмотрел на меня. — Если не считать фонда и акций, которые у меня есть, ты — самый крупный держатель акций нашей компании.
Я знал, что он имеет в виду. Пятнадцать процентов, которые принадлежали Барбаре, а также те, что она получила от своей матери.
— Со мной никаких проблем не будет, — сказал я. — Я отдам тебе право голоса, которое имею, и могу продать свои акции любому, кого ты укажешь.
Немного помолчав, он снова заговорил:
— Мне нужно не это.
— А что?
— Я хочу, чтобы ты вернулся, — сказал Синклер.
Я пока не понимал, куда он клонит, поднялся, подошел к бару и налил себе еще виски. Отпив немного, я вернулся к дивану.
— У меня — тридцать процентов, у фонда — двадцать пять, с твоими акциями это семьдесят процентов, — перечислил он и, вздохнув, признался: — И нет никого, кому я мог бы все это доверить.
— У тебя полно хороших работников, — сказал я.
— Они хорошие работники, но они совсем не то, что ты. Это люди, которые работают на своих местах. Если другая телесеть предложит им завтра зарплату выше, чем у меня, они уйдут. Они не люди Синклера.
— Ты — единственный Синклер, — сказал я.
— Нет, — возразил он. — Ты тоже Синклер. Это не только имя. Это отношение, сущность. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Я понимал. Он говорил об образе жизни. Человек Синклера не просто занимался бизнесом ради бизнеса или даже ради денег, он строил памятники. Мосты в будущее, которые переживут его. Только он не понимал, что это был памятник ему. А вовсе не мне.
Я так долго молчал, что он снова заговорил:
— Я никогда не хотел, чтобы ты уходил. Ты ведь знаешь это.
Я кивнул.
— Это лучшее, что я мог сделать. Для всех нас.
— Я тогда был с тобой не согласен. Не согласен и сейчас, — сказал он. — У других были ошибки покрупнее, и то они не обращали внимания.
— Но это были они, а не я.
— Опять ты и твое чувство совершенного. — Синклер поморщился. — Неужели ты не можешь до сих пор понять, что в мире нет ничего совершенного?
— Дело не в этом.
— А в чем же? — спросил он. — Ты сделал то, что вознамерился сделать. Ты спас дело своего глупого друга, а ему было наплевать, что случится с тобой. Его интересовало только, сможешь ли ты заплатить ему деньги. С чего же тебе чувствовать вину? Зачем тебе казнить себя? В конце концов, это никому не принесло вреда — ни твоему другу, ни нам. Только тебе.
— Дело и не в этом, — повторил я.
— Так в чем же? Ты должен мне сказать.
— Я просто вымотался…
— Не понимаю.
Я отпил немного виски.
— Здесь нет ничего сложного. Я вел все эти войны снова и снова, и всегда одни и те же. Война за рейтинг, война за привлечение новых талантов, война за бизнес. Сколько войн надо выиграть, чтобы доказать, что ты чего-нибудь стоишь? Может, я выиграл слишком много войн. Может, подошло время, и я проиграл одну, просто для того, чтобы ощутить новизну поражения. В конце концов, это было нечто другое.
— Но ведь это не все, — сказал Синклер.
Он был хитер.
— Верно, — признался я.
— Так что же еще? — спросил он.
— У меня была мечта, — признался я. — У меня была прекрасная, уникальная возможность что-то сказать другим людям, но мы ее упустили. Все из-за этих войн. Столько всего мы могли сделать — и не сделали.
— Еще не поздно, — сказал он. — Если вернешься, ты сможешь сделать все, как хочешь. Я поддержу тебя.
— Слишком поздно. Теперь это все в прошлом. Слишком много всего случилось. Да и все стало гораздо сложнее.
Он испытующе смотрел на меня, потом вздохнул:
— Жаль.
Я ничего не ответил.
— Ты действительно хочешь отдать свое право голоса мне? — спросил он.
— Да.
— А ты был бы против, если бы мы продали компанию?
— Ни в коем случае, — ответил я. — Если ты считаешь, что так лучше…
— Ко мне уже обращались из многих мест, — сказал Синклер. — Я тогда с ними не говорил, может, стоит это сделать сейчас?
Что-то должно было случиться. За все то время, которое мне показалось целым веком, я впервые стал оживать.
— Ты действительно собираешься это сделать?
Он кивнул.
— Да. А почему ты спрашиваешь?
— У меня есть мысль, — сказал я. — Предположим, я покажу тебе, как получить все финансовые выгоды от продажи компании, не продавая ее на самом деле?
— Мне и раньше предлагали слиться с какой-нибудь другой компанией.
— Я немножко не то имел в виду.
— А в чем разница?
Целых три минуты я объяснял ему. Было заметно, что он заинтригован.
— Ты думаешь, это выгорит? — спросил он, когда я закончил.
— Не знаю. Дай мне шесть часов, и я сообщу тебе о результатах.
— Я дам тебе больше времени, — сказал он. — Я не спешу.
— Я узнаю все через шесть часов. Где ты будешь сегодня вечером, чтобы я мог связаться с тобой?
— Здесь, — удивленно ответил Синклер. — А где я еще могу быть? Я уже слишком стар для ваших игр.
Я выехал на бульвар Сансет из ворот «Бель-Эйр». Было темно, и фары встречных машин ослепляли нас.
— А он не совсем такой, каким я его представляла, — сказала Джейн. — Он такой обаятельный.
— Он может быть обаятельным, когда захочет.
— Я думала, он холодный как лед, — продолжала она. — Но он совсем не такой по отношению к тебе.
Я посмотрел на нее.
— Мы с ним в некотором роде еще и родственники.
— Не понимаю, — сказала она.
— Когда-то я был женат на его дочери, — сказал я.
— А-а, — протянула она. — Понятно. — Она взяла сигарету, я поднес зажигалку. — Может, лучше отвезешь меня сейчас в аэропорт?
— Почему? — спросил я.
Джейн затянулась сигаретой.
— Ну, у тебя, кажется, сегодня дела, я буду тебе только мешать.
— Не говори глупости, — сказал я. — Если бы я не хотел, чтобы ты была здесь, я бы не привез тебя с собой.
Она молчала.
— Ты хочешь переспать со мной, так?
— Да. В том числе.
— Почему «в том числе»?
— Потому что ты еще и адвокат, — засмеялся я. — Будь рядом. Возможно, ты мне скоро понадобишься.
Не знаю, понравилось ей это или нет. До самого дома она молчала. Я загнал машину под навес, заглушил мотор и выключил фары.
Она не сделала попытки выйти из машины, будто ждала, что ее поцелуют. Я обнял ее. Губы ее были горячими и страстными. Мы долго просидели так — обнимая друг друга. Наконец она высвободилась.
— Не надо начинать. Я не смогу пережить разлуку вновь.
— По-моему, ты все хорошо пережила.
— Откуда ты знаешь? — горько сказала она. — Я ведь не играла. Почему, ты думаешь, я умчалась обратно в Сан-Франциско?
— Там тебя ждала работа.
— Я и себя убеждала в этом. Для тебя я была просто очередной девушкой. Ты даже имени моего не мог вспомнить. Но у меня-то все было по-другому.
Я ничего не ответил.
— Все это продолжалось больше трех лет, — призналась Джейн.
— Дай руку.
Она положила свою ладонь в мою руку, и я почувствовал, что ее пальцы слегка дрожат.
— Я ведь не чудовище, — улыбнулся я.
— Ты хоть вспоминал обо мне? Хоть раз за эти четыре года? Ну хоть раз?
— Я вспомнил о тебе сегодня днем, — сказал я. — Достаточно тебе этого?
— Нет. — Она выдернула свою руку и посмотрела на нее. — Поверишь ли, с тех пор, после тебя, я не была ни с одним мужчиной?
— Тогда все понятно. Ничего странного, что ты вся такая дерганая. Пойдем-ка лучше в дом.
Она бросила на меня злой взгляд и вышла из машины, хлопнув дверцей. Я поймал ее, когда она обходила меня, и притянул к себе.
— Это все, что ты можешь сказать? — спросила она.
— Все еще может быть очень хорошо, — сказал я. — Не отказывайся, не попробовав.
Она вырвалась и пошла по дорожке к дому. Я пошел за ней.
Когда я открыл дверь, послышались громкие голоса. Мы пошли по ступенькам мимо спальни.
Сэм и его сын стояли в центре гостиной и кричали друг на друга. В углу стоял включенный телевизор, по которому показывали разгон демонстрации в Беркли.
— Привет, — сказал я и, обойдя их, подошел к телевизору, чтобы выключить его.
— Ты не настолько большой, чтоб я не мог надавать тебе по заднице! — кричал Сэм, наступая на Сэмюэля-младшего.
Я вклинился между ними. Сэмюэль-младший схватил меня за руку.
— Это он выдал нас полицейским, это он заложил нас! Спроси его! Он даже не отпирается!
— Успокойся! — резко сказал я.
Он бросил на меня злобный взгляд, затем повернулся и выбежал на террасу. Закурив, он стоял, глядя вниз на город.
Я повернулся к Сэму. Он смотрел на меня, лицо его свело в злобной гримасе.
— Тебе было недостаточно, что ты забрал у меня дочь, — горько сказал он. — Неужели ты хочешь забрать у меня и сына?
Полицейский у ворот компании «Транс-Уорлд» отдал ему честь, когда лимузин въехал на студию.
— Доброе утро, мистер Бенджамин.
— Доброе утро, Джон, — сказал Сэм с заднего сиденья. — Похоже, сегодня будет хороший денек.
— Конечно, мистер Бенджамин, — ответил полицейский. — Даже смога нет.
Лимузин свернул вправо и проехал перед первым рядом административных зданий, остановившись у двухэтажного особняка. Машина въехала на стоянку, где на асфальте было написано: «Личная стоянка мистера Сэмюэля Бенджамина».
Рабочий в комбинезоне начищал бронзовую табличку у входа: «Самарканд Продакшнз». Он приветливо кивнул, когда Сэм вошел.
— Доброе утро, мистер Бенджамин.
— Доброе утро.
Сэм шел по коридору к своему кабинету, который занимал весь угол здания. Он вошел в свою дверь, в этот же момент секретарша вошла через свою.
— Доброе утро, мистер Бенджамин.
— Доброе утро, мисс Джексон, — важно сказал Сэм, садясь за свой стол.
Она положила перед ним какие-то бумаги.
— Миссис Бенджамин только что звонила, она сказала, что вы забыли принять таблетки от подагры. — Она прошла к бару и вернулась оттуда со стаканом воды, который протянула ему вместе с двумя таблетками.
— Да ладно, — проворчал он и проглотил таблетки. — Уверен, что я единственный человек в мире, у которого может развиться подагра от того, что он ест кошерные хот-доги.
Секретарша положила рядом еще одну таблетку.
— Что это? — подозрительно спросил он.
— Ваша диетическая таблетка, — пояснила она. — Вам сегодня разрешается всего полторы тысячи калорий. Миссис Бенджамин сказала, что завтрак у вас был в триста калорий, на ужин у вас будет восемьсот калорий, значит, на обед вы можете съесть только творог.
— Черт бы побрал эти подсчеты! — заорал он, но таблетку проглотил. — Ну что, может, теперь приступим к работе?
— Да, сэр, — кивнула она. Взяв со стола бумаги, она посмотрела на них. — В одиннадцать часов в просмотровом зале будут показываться отрывки из «Вашингтонской Арки».
— Ладно.
— Вот здесь сравнительные цифры доходов от «Стального петуха». Поступило уже семнадцать предложений о прокате. Он на двадцать процентов обгоняет «Сестер».
— Хорошо, — Сэм кивнул. — Я их посмотрю.
Она заглянула в свой блокнот.
— Звонил мистер Коэн из Нью-Йорка, хотел поговорить с вами сегодня в пять часов.
— О’кей.
— Мистер Лонго звонил из Рима. Новая картина с Барцини отстает от графика на семь дней.
— Ну, это в их духе, — сказал он. — Мы только три недели ее снимаем. Лучше перезвонить ему, мне надо поговорить с ним.
— Мистер Шиндлер и мистер Феррер из производственного отдела хотели бы встретиться с вами в удобное для вас время. У них уже есть приблизительная смета на «Чемпиона». Они хотели бы обговорить с вами цифры.
— Я встречусь с ними до ланча, — сказал он.
— Да, сэр. Мистер Крэддок звонил, он хотел бы встретиться с вами в двенадцать пятнадцать.
— Интересно, что ему нужно? — Он посмотрел на нее.
Крэддок возглавлял производство и был исполнительным вице-президентом «Транс-Уорлд».
— Вы что, не читали сегодняшние газеты? — спросила она почти шепотом.
— Нет, — ответил Сэм.
Она положила перед ним «Голливудский репортер» и «Варьете».
— Посмотрите статьи на первых страницах.
Заголовки были почти одинаковыми.
БУДЕТ ЛИ МИСТЕР БЕНДЖАМИН НОВЫМ ПРЕЗИДЕНТОМ «ТРАНС-УОРЛД»?
Статьи тоже были похожи друг на друга, делая упор на то, что почти все фильмы, которые выпустила или планировала выпустить «Транс-Уорлд», были его. В газетах рассказывалось об успехе его последней картины «Стальной петух», а также о старых фильмах «Сестры» и «Голые беглецы».
Он посмотрел на секретаршу.
— Впервые слышу об этом. Никто мне ничего не говорил.
— Да уже несколько недель ходят слухи, — сказала она.
— И все же я ничего не знаю об этом. — Но в душе ему было приятно. — У меня и так хватает головной боли, — добавил он. — Зачем мне еще их заботы?
— Так что мне сказать мистеру Крэддоку? — спросила секретарша.
Обдумав ситуацию, Сэм согласился:
— Ладно, встречусь с ним в двенадцать пятнадцать.
Она вышла из кабинета, и через секунду он уже говорил с Чарли по трансатлантическому проводу.
— Что значит «на семь дней отстали от графика»? Черт возьми, что у вас там творится?! — орал он.
Несмотря на фамилию, выдававшую его происхождение, Рори Крэддок был совсем не похож на полного, круглолицего ирландца. Наоборот, входившие в кабинет видели перед собой худого, изможденного человека, который постоянно ел таблетки гелузила, чтобы успокоить свою язву. Последние восемь лет он возглавлял производственный отдел «Транс-Уорлд». Секрет его успеха был прост: он никогда не одобрял проект, пока его начальство не требовало этого от него. И если что-нибудь потом выходило не так, никто не мог сказать, что виноват именно он.
Он сидел за своим столом, просматривая газеты. Нервным движением бросил в рот еще одну таблетку гелузила и стал изучать статью. Прочитав ее в первый раз сегодня утром, он уже чуть было не позвонил в Нью-Йорк, чтобы узнать, чьих это рук дело и есть ли в этом хоть доля правды. Но, подумав как следует, решил не звонить.
Он не новичок, чтобы не разобраться в этой тактике. Подобная статья в газете — пробный камень, чтобы узнать мнение окружающих. Он позвонил своему брокеру на бирже. Судя по всему, статья благоприятно повлияла на рынок. Акций «Транс-Уорлд» продавалось и покупалось больше, чем обычно, и их стоимость поднялась почти на два пункта.
Интересно, подумал Рори, как это все отразится на нем. Таблетка гелузила уже растворилась полностью, оставив во рту привкус мела. Он отпил воды из стакана, который всегда стоял у него на столе.
То, что Бенджамин мог стать президентом компании, его не волновало, но то, что он мог встать еще и во главе производственного отдела, это совсем другое. До сих пор никто не вторгался в сферу его обязанностей. Ни с того ни с сего он позвонил Бенджамину с предложением о встрече, а теперь размышлял, правильно ли поступил. Его сильной стороной всегда было умение никогда не показывать свою озабоченность. Теперь как-то надо было оправдать этот звонок.
Он потянулся за следующей таблеткой гелузила, но остановился. Намеки на то, что выпуск продукции «Транс-Уорлд» приостановился по его вине, были не совсем обоснованны. И сейчас уже существовало несколько проектов, которые он готов был одобрить, но пока еще не получил необходимой ему поддержки. Хотя два фильма, по его мнению, были обречены на успех.
Первый — «История толстого Арбакла» — отличный сценарий об одном скандале, который вынудил кинопромышленников сформировать свой собственный совет по цензуре. Он уже говорил с актрисой Джекки Глисон, предложив ей сыграть в этом фильме. Второй был экранизацией старого романа Зен Грей «Пурпурные всадники», одна из удач Тома Микса. Гэри Купер сказал, что готов сыграть в фильме, если ему понравится сценарий.
Таблетка гелузила все еще лежала у него в руке, он положил ее под язык и пососал. Ему в голову пришла нужная мысль. Она была такой замечательной, такой простой, что Крэддок удивился, как он не подумал об этом раньше. Это подходит по всем параметрам. Во-первых, он сможет ответить на критику об отставании в производстве фильмов и показать Бенджамину, что он на его стороне, если в статье есть хоть доля правды.
— Проходите, мистер Бенджамин, — сказала секретарша, открывая дверь в кабинет. — Мистер Крэддок ожидает вас.
— Спасибо. — Сэм вошел в кабинет Крэддока, дверь мягко закрылась за ним.
Крэддок встал из-за стола, протягивая руку.
— Доброе утро, Сэм, — сказал он. — Рад, что ты смог зайти.
Сэм пожал его руку. Судя по тону, который выбрал Крэддок, можно было подумать, что Сэм приехал за тысячу миль отсюда, а не просто перешел улицу.
— Доброе утро, Рори.
Крэддок вышел из-за стола, снял очки, положил их на груду сценариев, — так чтобы Сэм обратил внимание. Сэм намек понял.
— Ты что, все это читаешь?
Крэддок скромно кивнул.
— Это входит в мои обязанности. Ты не представляешь, сколько чуши приходится читать каждую неделю, чтобы найти что-либо стоящее. Иногда я думаю, что мне не помешала бы еще одна пара глаз.
Сэм покачал головой.
— Я никогда бы не смог, просто терпения не хватило бы.
— Это моя работа, — тихо сказал Рори и нажал кнопку селектора.
— Да, мистер Крэддок?
— Мы сейчас поднимемся наверх, — сказал Крэддок. — Меня ни для кого нет.
— Да, мистер Крэддок. Приятного аппетита.
Рори выключил селектор и повернулся к Сэму.
— Ты голоден? — Он повел его по лестнице в свой личный обеденный зал.
— Я всегда голоден. Но я на диете.
Сэм поднялся по ступенькам за Крэддоком, и они вышли на маленькую застекленную террасу, которая служила обеденным залом. Отсюда открывался вид на всю студию.
— У всех диета, — улыбнулся Крэддок. — Вот почему у нас два меню — обычный обед и диетический.
— А какая разница? — спросил Сэм.
— Обычный включает отбивную, жареную картошку, салат с сыром, а диетический — гамбургер, творог и салат из помидоров.
— Черт побери! — сказал Сэм. — Я выбираю обычный обед.
Официант-негр поклонился.
— Добрый день, мистер Крэддок, мистер Бенджамин. Господа, не будете ли вы так любезны сказать, какие напитки вы предпочитаете?
— Мне, как обычно, сухой шерри, — сказал Крэддок.
Сэм посмотрел на официанта.
— Виски со льдом. — Он повернулся к Крэддоку. — Вот и вся диета. Да и черт с ней!
Крэддок улыбнулся.
— Ты не поверишь, — продолжал Сэм, — но я подсчитал, что за последние десять лет диеты я должен был потерять почти тонну веса. Так почему же я до сих пор вешу центнер?
Подошел официант с подносом, уставленным бокалами. Сэм взял свой.
— Будь здоров, — сказал он.
— Будь здоров, — сказал Крэддок.
Они выпили.
— Осмелюсь спросить вас, мистер Бенджамин, какую отбивную вы предпочитаете? — поклонился официант.
— С кровью, — сказал Сэм.
— Покорнейше вас благодарю, сэр. — Официант поклонился и исчез на кухне.
Сэм повернулся к Крэддоку:
— Где это он так научился разговаривать?
Крэддок захохотал.
— Ты помнишь картины Артура Тричера? Я думаю, Джо пересмотрел их все. Кстати, я слышал, что отснятые сцены фильма «Вашингтонская Арка» просто великолепны.
— Да, все идет нормально, — кивнул Сэм.
— У вас всего хватает на студии? Как служба, как сотрудничество?
— Лучше и быть не может.
Официант поставил перед ними тарелки с салатом.
Сэм жадно принялся за еду. Крэддок лишь ковырял свой салат вилкой. Он никогда не ел салатов, это была слишком грубая пища для его нежного желудка.
— Ты, наверное, удивился, что я позвонил тебе сегодня утром? — спросил Крэддок.
Сэм молча кивнул с набитым ртом.
— Мы были бы просто счастливы, если бы ты перешел к нам в «Транс-Уорлд», — сказал Крэддок. — А то мы голову ломаем, как улучшить наши деловые связи.
Сэм жевал и по-прежнему молчал.
— Ты знаешь, что ты — один из трех самых известных продюсеров в стране?
Сэм покачал головой.
— Нет.
— А я знаю, что есть только два продюсера, которые могут сравниться с тобой, — Хэл Уоллис и Джо Левин. А все остальные известны только в узком кругу профессионалов.
— Никогда об этом не думал, — сказал Сэм.
— Но это так, — напирал Крэддок. — А ты ведь выпустил всего несколько фильмов за пару лет, тогда как им пришлось вкалывать всю свою жизнь.
Сэм молчал.
— Нас очень интересует, какие фильмы ты собираешься делать в будущем, — сказал Крэддок.
— Так, есть кое-что на примете, — вяло признался Сэм. — Но кроме «Чемпиона» ничего определенного пока не предвидится.
— Жаль. — Его разочарование было искренним. — Хотелось бы побольше.
Официант поставил перед ними тарелки с отбивными. Сэм посмотрел на свою. Горячая, обжаренная дочерна сверху, с листочками петрушки, отбивная выглядела так аппетитно, что он сглотнул слюну. Сэм отрезал кусок; это было то, что надо: обжаренная сверху и с кровью внутри, мясо нежное.
— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы делать фильмы для кого-нибудь еще? Ну, то есть помимо твоей компании?
Сэм покачал головой.
— Так ты сможешь заполнить свое время, — заверил Крэддок. — Пока готовишь свои собственные фильмы.
— Да я в общем-то и не продюсер.
— Уж если ты не продюсер, — захохотал Крэддок, — так кого же тогда можно назвать продюсером?
Сэм молчал. Он не мог понять, какой козырь прячет в рукаве Крэддок. Но раз уж его диета полетела к черту, он решил воздать должное отбивной.
— Что у тебя на уме? — наконец спросил он.
— Может быть, я рановато завожу этот разговор, — сказал Крэддок, — но думаю, ребята с востока меня поддержат. Я думаю, нам следует заключить с тобой договор на производство десяти фильмов.
— Десяти фильмов? — удивленно переспросил Сэм.
Крэддок кивнул.
— Ты сделаешь пять фильмов для нас, а мы будем финансировать производство пяти других, которые ты сделаешь на своей студии. За наши фильмы мы заплатим тебе двойную ставку продюсера. Ты также получишь пятьдесят процентов дохода. Что касается твоих пяти фильмов, то с ними будет все, как и раньше. Единственное, что наша доля доходов будет двадцать пять процентов от продажи прав на мировом рынке — вместо обычных пятидесяти процентов.
Сэм доел отбивную.
— Заманчивая идея.
— Думаю, она разумна, — сказал Крэддок. — И выгодна нам обоим.
Сэм кивнул. Крэддок был прав. Двести пятьдесят тысяч долларов в качестве гонорара за один фильм — это куча денег. И не надо выбиваться из сил, не надо искать ни сценарии, ни авторов…
— А с чего ты хотел бы начать? — поинтересовался Сэм.
— Есть у меня некоторые наметки. Только подходящего продюсера пока не было. В общем, один фильм — вестерн, в котором мог бы сыграть Гэри Купер, а другой — как раз для такой актрисы, как Джекки Глисон. Если фильмы попадут в хорошие руки, они будут иметь колоссальный успех.
Сэм посмотрел на него. С такими актерами фильмам определенно был обеспечен успех.
— Слушай, — предложил Крэддок, — давай я пришлю тебе сценарии? Ты прочитаешь, а потом мы все обговорим.
— Неплохая мысль, — одобрил Сэм.
Официант приблизился к столу и поклонился.
— А сейчас, джентльмены, позвольте предложить вам на десерт вашингтонский яблочный пирог с ванилью и шоколадное мороженое.
Сэм был сражен.
— Я съем все, — отдуваясь, сказал он.
Только возвращаясь к себе в студию, Сэм вспомнил, что Крэддок так ни разу и не упомянул о том, что же было в сегодняшних газетах.
— Стив?
Он перевернулся на спину. Песок был теплым. Стив прикрыл глаза ладонью, чтобы солнце, медленно погружающееся в Тихий океан, не слепило его.
— Что, Златовласка?
Она подползла по песку к нему и улеглась сверху, загородив собою солнце.
Он положил руку ей на бедро. Ее тело было таким же теплым, как и песок под спиной. Он молча ждал.
— Ты был где-то далеко, — сказала она.
— Не очень, — ответил он.
— О чем ты думал?
Удивительно, как они все похожи! Просто все! Проходит немного времени, и все они хотят залезть к тебе в мозг и в душу.
— Ни о чем, — улыбнулся он. — Может, просто хотел, чтобы таких дней были тысячи, а не один. Ни телефонов, ни людей, ни проблем.
— Тогда ты не был бы счастлив, — сказала она.
Он обдумал ее слова.
— Думаю, что нет.
— Мы пойдем сегодня на вечеринку? — спросила она.
Он ничего не ответил.
— Я знаю, что это не входило в наши планы, — она вздохнула. — Но сегодня воскресенье, завтра ты улетаешь на восток, а мне все равно когда-нибудь придется начать работу.
Он молчал.
— Ардис звонила мне сегодня утром, когда ты еще спал. Они собираются устроить сегодня вечеринку в своем новом доме. Это в честь Сэма Бенджамина, продюсера. Бобби Гэвин получил вторую по важности роль в вестерне, в котором будет сниматься Гэри Купер. Он говорит, что там есть роль девушки, которая мне бы как раз подошла.
— Ну, так иди, — сказал он. — Я не буду возражать.
— Нет, — она помотала головой. — Я обещала остаться с тобой. Если ты не пойдешь, я тоже не пойду.
Он все прекрасно понимал. Пошел бы он с ней, не пошел, она все равно отправится на вечеринку одна, даже если ей придется взять с собой ее «голубого» парикмахера.
— Бобби говорит, у меня есть шанс получить эту роль. Это единственная роль, которую Бенджамин не может дать своей подружке.
— Подружке?
— Да, — ответила она. — Марилу Барцини. У нее слишком сильный акцент. Ардис сказала, что он придет на вечеринку с ней.
— Ну ладно.
— Что ладно?
— Ладно, пойдем, — согласился Стив.
Дом был не очень большой, но с широкой террасой, которая выходила на песчаный пляж к океану. Ночь была теплой, и все приглашенные понемногу перебрались на террасу. Бобби Гэвин станет звездой. Конечно, если его жена Ардис ему в этом поможет.
Она стояла у дверей, когда они вошли.
— Селена! — воскликнула она. И повернулась к Стиву: — И ты тоже пришел? Я так рада!
— Я ни за что бы не пропустил ни одну из твоих вечеринок, Ардис, — Стив чмокнул ее в щеку.
— Ну, идите выпейте чего-нибудь, — пригласила она. — Там уже полно народу.
Хозяйка занялась другими гостями, а они стали пробираться сквозь толпу к бару. Это было нелегко, Селену многие знали и окликали поминутно. И то, что она была со Стивом, ей совсем не мешало: к тому времени в Голливуде было хорошо известно, что президент «Синклер Бродкастинг» не любитель вечеринок. Наконец они добрались до бара. Стив повернулся и оглядел комнату, держа в руке бокал с виски. Селена беседовала с какими-то приятелями. Шум голосов оглушил его после тишины пляжа, и Стив вышел на террасу. Облокотившись на перила, он стал смотреть на океан. На горизонте виднелись огни какого-то корабля. Прошел почти год после его последней встречи с Сэмом. Почти год. С того времени, как Сэм подписал новый договор с «Транс-Уорлд».
У Стива не укладывалось в голове, что Сэм тоже может принадлежать Голливуду. Он был абсолютно чужим в этом мире. Все вышло совсем по-другому. Теперь у него был большой дом в Беверли-Хиллз, дети ходили в здешнюю школу, а Дениза… Он подумал о Денизе. То, что Марилу стала подругой Сэма, беспокоило его. Это тоже как-то не вязалось с Сэмом.
Он отбросил эту мысль. Это его не касается. Они взрослые люди и сами знают, как им поступать. Может, они тоже не одобряют его образ жизни.
Сэм и Марилу прибыли в половине одиннадцатого, то есть, по голливудским стандартам, поздно. В это время гости уже начали расходиться. Завтра рабочий день, и те, кто работал на студии, должны быть там рано. А у кого работы не было, не хотели показывать этого.
У двери раздались возгласы приветствий.
— А я уже боялась, что вы не придете, — услышал он голос Ардис.
Стив повернулся. Казалось, все присутствующие смотрели на Сэма и Марилу. Сэм улыбался, его лицо раскраснелось от выпитого.
Марилу стояла рядом. Стив посмотрел на нее. Никаких сомнений не могло быть. Когда она появлялась где-нибудь, все женщины просто бледнели в сравнении с ней. Она стояла рядом с Сэмом с чувством внутренней уверенности, которую может дать только красота.
Кто-то сунул бокал в руку Сэма, и он жадно выпил.
— Нас задержал звонок из Рима, — начал объяснять он и вдруг увидел Стива. Он замолк на полуслове, и на его лице появилось какое-то смущение. Затем он поставил бокал на поднос и стал пробираться к террасе.
— Стив! — Он обнял его и расцеловал в обе щеки на европейский манер. — Почему ты не сообщил мне, что ты в городе? Мы бы что-нибудь придумали.
— Да я выбрался только на пару дней, — сказал Стив. — Хотел здесь провести уикенд, завтра уже улетаю в Нью-Йорк.
— Все равно надо было мне позвонить. Как давно мы не виделись!
— Ты был занят.
— Для тебя я никогда не бываю занят. Я никогда не бываю занят для старых друзей. — К ним подошла Марилу. — Кстати, ты знаком с Марилу Барцини?
Стив поклонился.
— Мы встречались на церемонии вручения наград Академии, но это было так давно, почти два года назад, и вокруг было столько народу.
— Стив Гонт, — представил его Сэм.
Марилу кивнула.
— Я помню. Вы тот самый молодой человек, который заправляет телевидением. Сэм говорил с вами из Рима, когда вы обсуждали фильм «Сестры».
Стив смотрел ей в глаза. Он вспомнил о телефонном разговоре. Значит, вот когда все началось. Это была та самая девушка в спальне Сэма.
— У вас фантастическая память.
— Я ничего не забываю. — Она сказала это таким тоном, что Стив поверил. Она никогда не забудет ничего, что может сказаться на ее карьере.
Кто-то отвел Сэма в сторону, и Марилу со Стивом остались вдвоем.
Хотите что-нибудь выпить? — вежливо спросил он.
— Шампанского, — сказала она.
Он сделал знак официанту, и через мгновение у нее в руках уже был бокал с шампанским. Стив закурил.
— Вам нравится здесь?
— Я обожаю Америку, — итальянка улыбнулась.
— Вы надолго?
Она пожала плечами.
— Сэм снимает фильм, в котором хочет дать мне роль, и затем предлагает подписать контракт еще на два фильма.
— Прекрасно, — сказал Стив. — А что за фильм?
Она поморщилась.
— Вестерн. Можете себе представить? Я — и в вестерне. Но Сэм говорит, что сценарий очень хороший. Там, кстати, будет сниматься Гэри Купер.
Стив посмотрел в зал. Селена наблюдала за ними. Внезапно он почувствовал усталость. «Лишь бы она не узнала сегодня, что этой роли ей не видать», — подумал он.
— Я вам так благодарна, — сказала Марилу.
Он вздрогнул. Он думал совсем о другом.
— Благодарны? За что?
— Ну тогда, в Риме, — напомнила она. — Если бы вы тогда не подбодрили его, он бы не сделал эту картину.
— Картину все равно бы сняли.
Вернулся Сэм и властным жестом взял Марилу за руку.
— Нам пора. Я обещал заскочить еще на одну вечеринку.
— Жаль, — сухо сказал Стив.
— Да, и мне тоже, — вздохнул Сэм. — Хорошо, если бы ты остался на пару деньков. Нам с тобой о многом надо поговорить.
— Завтра у меня заседание Совета директоров в Нью-Йорке, и я не могу его пропустить.
— Ну, позвони, когда в следующий раз будешь здесь, — сказал Сэм.
Стив кивнул. Он увидел Златовласку и жестом подозвал ее.
— Одну секунду, Сэм. Я бы хотел, чтобы ты познакомился с одной актрисой.
Златовласка подошла, и Сэм повернулся к ней.
— Златовласка, я хочу представить тебе Сэма Бенджамина, — сказал Стив. — Сэм, это Селена Фишер. Я думаю, она прекрасно подойдет на женскую роль в том вестерне, который ты снимаешь.
Сэм посмотрел на него.
— Состав актеров уже утвержден. Завтра это появится в газетах. Женскую роль будет играть синьора Барцини. — Сэм внимательно взглянул на юную Селену. — Но вы все равно приходите ко мне, дорогая. Возможно, мы что-нибудь придумаем для вас.
Стив посмотрел поверх головы Сэма и встретился глазами с Марилу. Они были холодными и зелеными. Зелеными, как у дикого зверя в ночи. Он улыбнулся ей. Ответной улыбки не последовало. Это было как объявление войны.
Он знал об этом.
Знала и она.
Сэм ничего не знал.
Они сели на заднее сиденье лимузина.
— В «Бель-Эйр» к дому Дэйва Даймонда, — приказал Сэм шоферу.
— Нет, — возразила Марилу. — Отвези меня в отель.
— Это всего на пару минут, золотко, — сказал он. — Я пообещал Дэйву, что заскочу к нему по пути домой.
— Нет, — повторила она упрямо. — Мне надоели эти дурацкие вечеринки.
— Это очень важно. Дэйв будет финансировать две твои следующие картины.
— Если это важно, оставь меня в отеле, а сам отправляйся к нему. — Она забилась в угол и, отвернувшись, смотрела в окно на проезжавшие машины.
— Ладно, — сказал Сэм шоферу. — Поехали в отель.
Они оба молчали, пока машина мчалась по бульвару Сансет, а потом свернула в сторону Лос-Анджелеса.
— Что с тобой? — наконец спросил Сэм.
— Ничего.
— Нет, что-то случилось, — сказал он. — У тебя же было такое хорошее настроение.
Она промолчала.
Он хотел взять ее за руку, но Марилу отдернула ее.
— Ладно. Как хочешь.
Они молчали да самого Брентвуда. Марилу повернулась к нему.
— Ты останешься у меня на ночь?
Он покачал головой.
— Нет.
— Почему нет? — спросила она.
— Господи! Золотце, я и так на этой неделе провел с тобой ночь, — воскликнул он. — Я уже не знаю, что говорить Денизе. Она убьет меня.
В ее голосе зазвучало неприкрытое презрение.
— Если она еще не узнала об этом, значит, твоя жена просто дура.
Он предпочел промолчать.
— Американские мужчины все трусы, — продолжала она. — Я понимаю, что вы не хотите разводиться. Здесь много причин: собственность, налоги. Но Ники не сомневался ни минуты, когда бросил свою жену и перебрался ко мне.
— Но это не Европа, — попытался защититься Сэм. — Здесь все иначе. У нас так не принято.
— Значит, я должна жить в отеле, как какая-то путана, которую ты посещаешь, когда тебе захочется?
Он взял ее руку и до боли сжал ей пальцы.
— Это неправда, дорогая, — с жаром сказал он. — Ты ведь знаешь это. Ты знаешь, как я отношусь к тебе.
— Ну, и как же вы относитесь ко мне, мистер Бенджамин, великий продюсер?
— Зачем ты так? Я люблю тебя.
— Если ты любишь меня, оставайся сегодня на ночь. Сегодня ты мне нужен, ты ведь знаешь, что я ненавижу спать одна.
— Не могу, — произнес он в отчаянии.
Она засунула свою руку ему между ног.
— Ты же знаешь, как я люблю спать, держа тебя вот так всю ночь.
— Не заставляй меня страдать, — сказал он. — Может, завтра что-нибудь получится. Я пообещал, что буду сегодня дома.
— Ты пообещал! — Она резко вырвала руку и зарыдала.
— Марилу. — Он сделал неловкую попытку погладить ее роскошные волосы. Она больно ударила его по руке.
— Не прикасайся ко мне! — взвизгнула она.
На месте удара на его руке остались царапины от ее острых ногтей. Он облизал руку.
— Не знаю, зачем только я послушалась тебя, — всхлипнула Марилу. — Ники ведь предупреждал меня, что ты не такой, как он, что ты совсем не будешь заботиться обо мне, как заботился он, что ты просто хочешь использовать меня.
— Я — использовать тебя? — Все это ему порядком надоело, и он разозлился. — Использовать тебя, итальянская шлюха! Только благодаря мне тебе сейчас платят полтора миллиона долларов за картину плюс проценты с дохода. И ты еще смеешь утверждать, что я тебя использовал? Да ты приехала сюда только с одной целью! Ты всегда там, где пахнет большими деньгами.
Она вдруг перестала рыдать. Впервые за все время он повысил на нее голос. Выражение ее лица изменилось.
— Ты действительно меня любишь, — внезапно сказала она уверенным тоном.
— Конечно, я люблю тебя, стерва! — рявкнул он. — А иначе почему, ты думаешь, я тут? Я рискую своим браком, надо мной смеются друзья, думая, что я пытаюсь использовать последний шанс, пока у меня еще стоит.
Она взяла его руку и прижалась к ней губами, чувствуя вкус крови.
— Я сделала тебе больно, — проворковала она. — Прости, мой дорогой.
Он глубоко вздохнул.
— Ладно, забудь об этом.
Лимузин подкатил к подъезду отеля «Беверли-Хиллз».
Она прижалась к нему.
— Может, зайдешь хоть ненадолго?
Он ничего не ответил.
— Я обещаю, что недолго, — Марилу прижала его ладонь к своему лицу и провела по ней языком. — Только чтобы показать тебе, что я действительно сожалею о случившемся.
Но ее «недолго» могло растянуться на сколько угодно. Сэм вдруг почувствовал, как он вымотался.
— Завтра вечером, — сказал он. — Мне утром рано вставать.
— Обещаешь?
Он кивнул.
— Ты больше не злишься на меня?
— Нет.
Лимузин припарковался. Шофер вышел, обошел вокруг машины и открыл дверцу.
— Это все из-за этого твоего друга, — вдруг сердито призналась Марилу.
Сэм удивился.
— Моего друга?
— Да, — сказала она. — Ну, этого телевизионщика. Знаешь, как он на меня посмотрел? Он меня не любит.
— Ты ошибаешься. Стив — большой твой поклонник.
— Нет. Он меня не любит, я знаю. Иначе зачем он позвал эту девчонку и попросил, чтобы ты отдал ей роль в картине?
— Но ведь он не знал, что ты играешь эту роль.
— Нет, знал! — Она топнула ногой. — Я сказала ему перед тем, как ты подошел. Но он все равно ее позвал.
Сэм промолчал.
— Просто он, наверное, хороший друг твоей жены, — продолжала она, — вот и смотрит на меня так.
— Как?
— Как на дешевку. — Она направилась к ярко освещенному входу и, обернувшись, бросила: — Я больше не хочу его видеть! Никогда!
Сэм догнал ее, тронул за плечо.
— Уверяю тебя, что ты ошибаешься. Стив совсем не такой.
— Он твой друг. Больше не о чем говорить, — сказала она. — Нехорошо, когда женщина, словно кошка, пробегает между друзьями.
— В следующий раз, когда он приедет, мы пригласим его на ужин, — пообещал Сэм. — Нас будет только трое. Ты увидишь, что ошибаешься.
— Возможно. — Она подставила ему щеку для поцелуя. — Спокойной ночи, Сэм.
Он подождал, пока она вошла в отель, и устало залез в машину. Ему хотелось поскорее добраться до постели и завалиться спать. Он надеялся, что Дениза не будет ждать его. Ему так не хотелось снова лгать ей.
Дениза лежала в постели, когда услышала шум подъезжающей машины. Она отложила книгу, которую читала, и прислушалась. Скрипнула входная дверь, и на лестнице раздался звук шагов. Дениза быстро выключила свет и укрылась одеялом.
Дверь спальни тихо открылась, и свет из коридора осветил ее. Дениза крепко зажмурилась и постаралась дышать ровно. Сэм тихо вошел в комнату, и она чувствовала, как он смотрит на нее. Она не шевелилась. Прошло много времени, прежде чем он повернулся и ушел. В темноте до нее доносились еле слышные звуки. Он раздевался. Глухо стукнули сброшенные туфли, зашуршали снимаемые рубашка и брюки. Она слышала, как он пошел в ванную, затем направился в гостевую комнату и лег спать.
Она уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Тихо, сдавленно. Голливуд. Она ненавидела его.
— Вся студия держится на мне, — неудержимо хвастался Сэм. — Когда «Посмотри, мама, толстый клоун плачет» начнет сниматься, это будет седьмая картина, которую я делаю в этом году. Неплохо для парня, который всего лишь второй год в Голливуде, а?
Стив смотрел на него через стол. Энтузиазм Сэма передался и ему.
— Неплохо, — согласился он.
Сэм оглядел переполненный зал и, наклонившись к Стиву, прошептал:
— Знаешь, когда я только приехал сюда, народу в этом ресторане было хоть шаром покати, а теперь тут всегда полно. Большинство работает на меня. — И добавил еще тише: — Знаешь, говорят, Рори Крэддок вылетел бы в трубу, если бы не заключил со мной контракт. Я всех их содержу.
Стив захохотал.
— А как же ты поступаешь, когда захочется выпить?
У Сэма вытянулась физиономия.
— Черт, это единственное, о чем я не подумал, когда мы выходили из моего офиса. Здесь подают только вино или пиво. Но я не хотел задерживаться. Марилу присоединится к нам, когда у нее будет обеденный перерыв.
— Попроси, чтобы мне принесли пива.
Сэм сделал знак официантке и повернулся к Стиву.
— Я так рад, что ты заехал. Я хотел, чтобы ты поближе познакомился с Марилу. Это прекрасная женщина, кроме того — великолепная актриса.
Официантка поставила перед Стивом бокал пива.
— А как ее картина?
— Фантастика! — ответил Сэм. — Пробный материал просто невероятный. Когда Купер отказался сниматься в фильме, я думал, мы будем сидеть по уши в дерьме. Но я натолкнулся на этого парня — Джека Клоу, и он оказался великолепным актером. Но все дело в Марилу. Она придает картине класс, и это будет не просто еще один вестерн.
— Я рад, — Стив внимательно посмотрел на Сэма. — А как Дениза? Как дети?
— Дениза отлично, — сказал Сэм. — А детям здесь и вправду просто рай. Ты бы только взглянул на них, им здесь так нравится.
— Да, хотелось бы увидеть их.
— Еще бы, конечно! — сказал Сэм. — Надо будет как-нибудь встретиться. Ты придешь к нам на ужин. Я скажу, чтобы Дениза послала к мяснику-еврею в Фэйрфакс и приготовила твое любимое brust flanken.
— Обязательно пригласи меня, — улыбнулся Стив. — У меня уже слюнки текут.
У входа раздались приглушенные восторженные возгласы. Стив даже не повернулся, зная, что это появилась Марилу. Она остановилась у входа, раздавая автографы, затем подошла к их столику. Мужчины встали.
Сэм пододвинул ей стул и поцеловал в щеку.
— Ты выглядишь великолепно, дорогая.
— Да? Макияж ужасный, — пожаловалась она, — но все равно спасибо. — Она повернулась к Стиву. — Рада видеть вас снова, мистер Гонт.
Он пожал протянутую руку.
— Я очень рад встрече, синьора Барцини.
— Какие мы с вами официальные. Совсем не по-американски, — засмеялась актриса. — Меня можно звать просто Марилу.
— Если вы будете звать меня Стивом.
Она посмотрела на его бокал.
— Это пиво?
Он кивнул.
— Так пить хочется. Можно? — Она взяла бокал и отпила немного. Потом поставила его на стол со вздохом. — Мы целое утро снимали на солнце, там такая жара.
Сэм подозвал официантку.
— Еще два пива. А, черт с ним! Три. Надоели эти диетические напитки.
Официантка кивнула.
— Обед как всегда, мистер Бенджамин?
— Да, — ответил он и посмотрел на Стива. — Кормят здесь неплохо. Можешь заказать что угодно и быть уверенным, что тебя не отравят.
Марилу ничего не стала есть. Она отодвинула свою тарелку, и Сэм таскал с нее жареную картошку.
Стив покончил со своей отбивной и теперь пил кофе.
— Вы много времени проводите здесь? — спросила Марилу.
— Да, немало, — ответил он. — Почти половину всего времени. Я уже подумываю перенести сюда свой офис.
— Рано или поздно тебе придется это сделать, — сказал Сэм, — потому что все разворачивается здесь.
Подошла официантка.
— Вам звонят из офиса, мистер Бенджамин. Принести телефон на столик?
Сэм покачал головой.
— Не надо. Будет быстрее, если я подойду сам.
Он встал, прошел по проходу к телефону и что-то быстро стал говорить в трубку.
— Он так напряженно работает, — сказала Марилу. — Даже не передохнет.
Стив смотрел на нее, ничего не говоря. Она взглянула ему в глаза.
— Вы тоже так работаете?
Он пожал плечами.
— И да, и нет.
— Ну чисто европейский ответ, — она засмеялась.
— Стараюсь работать немного, но иногда бывает, что приходится сидеть и день и ночь.
— Вы — как все американцы, — сказала она. — Сначала — бизнес, а потом, если останется время и не слишком устал, можно заняться всем остальным.
Он улыбнулся, но в глазах не было и тени улыбки.
— Со мной это не проходит.
Она улыбнулась ему в ответ одними губами.
— Я не нравлюсь тебе. — Это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Такого я не говорил.
— Мой английский не очень хорош. Может, мне сказать по-другому? Ты не одобряешь меня?
— Я думаю, что это не имеет значения. Это меня не касается.
— Ты весь такой американский, такой правильный, — съязвила она. — Но ты его друг, и ты думаешь, что я нехороша для него.
— А ты хороша для него?
— Думаю, что да, — сказала она. — Во многих аспектах. Для его карьеры, для его, как это сказать… «эго».
Стив промолчал.
— Когда-нибудь в жизни каждого мужчины должна быть женщина, подобная мне. Я больше подхожу ему, чем какая-нибудь дешевая актрисочка, которая постарается выжать из него все. Я даю ему столько же, сколько он дает мне. Со мной он мужчина.
— Он всегда был мужчиной, — сказал Стив.
Сэм вернулся к столу с раскрасневшимся лицом.
— Проклятые идиоты! — он плюхнулся на стул и посмотрел на Марилу. — Извини, но мне никак не удастся прийти к тебе на ужин сегодня. Режиссер что-то не поделил с автором из-за сценария, придется вечером улаживать это дело. Съемки начинаются завтра утром.
— А-а, — протянула Марилу, — а я-то думала! Сама собиралась готовить спагетти.
Сэм посмотрел на нее, потом на Стива.
— У меня есть идея. Почему бы тебе не поужинать с ней? Если я освобожусь раньше, то тоже подскочу.
— Может, у Стива есть другие планы? — В ее голосе звучал вызов.
— Нет.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Сэм. — Попробуешь, как вкусно она готовит спагетти.
— Мне и так уже хочется их попробовать. Когда и где?
— В восемь. Отель «Беверли-Хиллз», бунгало три, — сказала она.
— Ну, тогда просто чудесно. Я ведь тоже остановился в этом отеле.
Марилу встала.
— Ну, мне пора возвращаться на съемочную площадку.
Они смотрели, как она идет к двери, и Сэм повернулся к Стиву:
— Я так рад, что ты с ней хорошо разговаривал! Представляешь, она вбила себе в голову, что не нравится тебе.
Он вышел из прохладного холла с кондиционированным воздухом в предвечернюю жару. Зажмурившись от яркого солнца, он пошел по тропинке, обсаженной с двух сторон благоухающими цветами. Бунгало три находилось как раз за главным зданием. Стив поднялся по ступенькам и нажал на кнопку звонка. Через секунду дверь отворилась. Темноволосая женщина средних лет в переднике стояла на пороге.
— Синьор, — приветливо сказала горничная.
Внутри было немногим прохладней. Окна были распахнуты настежь.
Марилу вошла в комнату.
— Спагетти нельзя есть в комнате с кондиционированным воздухом, — пояснила она. — Это сказывается на их качестве.
— Да, — усмехнулся Стив. — Они остывают.
Она взглянула на него, не зная, шутит он или говорит серьезно, в ее взгляде была неуверенность.
— Извини, — быстро сказал он. — Я всего лишь попытался сострить.
Марилу улыбнулась.
— Я до сих пор не очень хорошо воспринимаю американский юмор.
— Ничего. Со временем ты привыкнешь…
— Давай мне твой пиджак.
Он вдруг заметил, что на ней обычное платье из хлопка. Домашнее хлопчатобумажное платье, которое стоило не больше трех долларов в любом бродвейском магазине. На лице никакой косметики.
Он глубоко вздохнул. Не имело значения, во что она одета. Она была настоящей женщиной.
Она взяла пиджак и повесила его в шкаф.
— Там, в баре, виски, — сказала она. — Налей себе сам. Можешь снять и галстук. А я пока пойду на кухню.
Он проводил ее оценивающим взглядом. Платье плотно облегало ее фигуру, и он понял, что под ним ничего нет. Только ее тело. Он снял галстук и подошел к бару.
Когда он наливал себе в бокал виски, из кухни послышался ее голос.
— Не пей слишком много, я не хочу, чтобы у тебя притупился вкус.
— Не волнуйся, Итальяночка, — тихо сказал Стив. — Я только начинаю входить во вкус.
Еда была простой. Сначала свежий салат-латук с сельдереем и редиской; генуэзская салями; черные и зеленые оливки; небольшие красные и зеленые перчики; потом — спагетти с великолепным соусом, мясом и кусочками итальянской колбасы. Бутылка «Кьянти классике» была достаточно охлаждена. А на десерт было zabaglione,[168] служившее украшением стола. Потом они пили крепкий черный «эспрессо», сидя в креслах.
— Просто не верится, чтобы я столько съел!
— Ну, не больше, чем я.
— Не знаю, как в тебя помещается столько?
Она съела гораздо больше, чем он.
— Просто я привыкла к такой еде, — она рассмеялась.
Пришла служанка и начала убирать со стола. Марилу встала.
— Пойдем в гостиную. — Зазвонил телефон. Она подошла к маленькому столику и сняла трубку. — Алло? — Звонил Сэм. Она послушала стоя, затем вздохнула: — Ну что ж, тогда завтра. — Она посмотрела на Стива. — Сэм хотел бы поговорить с тобой.
Она передала трубку Стиву, и он услышал голос Сэма:
— Я тут задерживаюсь, никак не могу вырваться. Ну, как тебе спагетти?
— Ты был прав.
— Ты еще долго будешь в городе? Надо бы встретиться, есть кое-какие мысли.
— Несколько дней.
— Завтра у меня тяжелый день. Может быть, послезавтра?
— Подходит, — ответил Стив. — Пусть твоя секретарша позвонит мне и назначит время.
— Ладно, — согласился Сэм. — Спасибо.
Стив удивился.
— За что?
— За то, что так мило отнесся к моей девушке. Я ценю это. — Он повесил трубку.
Марилу открыла дверцу бара и достала оттуда два бокала. Беря один из ее руки, он почувствовал, что у нее дрожат пальцы.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Она кивнула.
— Все в порядке.
— Ты, наверное, устала, — сказал он. — Работала целый день на жаре, потом еще готовила. Пожалуй, я пойду, чтоб ты могла отдохнуть.
— Нет, — возразила она. — Не уходи.
— Тебе лучше поспать.
— Я в порядке. Я же не сама готовила обед, я заказала его. Единственный, кто может приготовить такое, — это Билли Карин из «Каса де Оро» на бульваре Санта-Моника.
— Ты шутишь?
— Не удивляйся, — улыбнулась она. — Это ведь Голливуд. Здесь нет ничего настоящего. Здесь все не похоже на то, чем является на самом деле.
Он молчал.
— Я не умею готовить, — призналась она. — И никогда этому не училась. Когда мне было четырнадцать лет и мы жили в Марсале, один режиссер увидел меня. Я уже тогда была в теле. Через две недели я уехала с ним в Рим. Мой отец был доволен. В нашей семье было еще семь ртов.
Она внезапно отвернулась.
— Видишь ли, сицилийцы не так уж щепетильны в отношении чести, как это думают. Десять тысяч лир тогда были большие деньги.
Десять тысяч лир — это меньше двадцати долларов.
— Извини, — сказал он.
— За что? — спросила она, не поворачиваясь. — Я кое-чему научилась у своего отца. Он говорил мне, что все в этом мире имеет свою цену. Даже честь. Я хорошо усвоила этот урок. После того режиссера были еще и другие. Всегда кто-то был. Теперь это Сэм. — Она повернулась к нему. — Видишь, ты был прав насчет меня.
Он заметил в ее глазах слезы.
— Не совсем, — Стив покачал головой. — Ты любишь его?
Марилу выдержала его взгляд.
— Не в том смысле, как ты думаешь, но я люблю его по-своему. Я его уважаю.
— Но почему ты с ним? — спросил Стив. — Тебе больше не надо идти на это, ты сейчас сама звезда.
— Я и сама себе это говорю, но пока не верю, — ответила она. — Я боюсь. Я боюсь, что, если рядом со мной никого не будет, успех меня покинет.
— Это неправда, — возразил он. — Кем бы ты ни была, ты сама достигла этого. Сама. Ты стоишь одна перед камерой. Не кто-нибудь, а ты. И ты одна на экране перед всем миром. Только ты.
Она подняла бокал.
— Ты очень добрый, Стивен Гонт. Спасибо.
— Ты очень красивая женщина, Итальяночка. И готовила ты это сама или нет, такого спагетти я еще никогда не пробовал.
— А ты? — в свою очередь, спросила она. — Ты никогда не говоришь о себе.
— А нечего и говорить…
— Очень многим нечего говорить о себе, но они как-то ухитряются. Говорят без остановки. Я с тобой встречалась уже два раза, и ты только слушаешь, а все остальные только и хвалятся, какие они великие. А ты — нет. Ты великий?
— Я самый лучший.
Она серьезно посмотрела на него.
— Я верю. Ты женат?
— Нет. Был женат.
— Развелся?
— Она умерла.
— О! — В ее глазах появилось сочувствие. — Ты любил ее?
— Да. — Он не знал, продолжать или нет. — Но слишком поздно узнал об этом.
Она кивнула.
— Так оно всегда и бывает. Мы никогда не ценим того, что имеем.
Он посмотрел на часы.
— Одиннадцать. Наверное, мне лучше уйти. Тебе ведь завтра снова стоять перед камерой.
— Я завтра не работаю.
— И что же ты делаешь по выходным? — спросил он.
— Завтра буду учить роль. Потом буду ждать, когда позвонит Сэм. Если он позвонит и сможет приехать, мы вместе поужинаем.
— А если не сможет?
— Тогда я поужинаю одна. Посмотрю телевизор и лягу спать. Послезавтра будет тяжелый день. Я буду работать. Мне всегда лучше, когда я работаю.
— А ты выходишь куда-нибудь? Ну там, в кино или еще куда?
Она покачала головой.
— Нет. Как это будет выглядеть? Марилу Барцини, звезда, ходит куда-то одна. Но ничего, я привыкла.
— Это плохо, — сказал он. — Ты не должна сидеть все время взаперти.
— Это долго не продлится, — сказала она. — Я приняла решение. Я не буду подписывать контракт на те два фильма. Вернусь в Италию, там я смогу быть свободной. Там я дома.
— Сэм знает об этом?
— Нет. Откуда ему знать? Я только сегодня это решила.
— А когда будешь возвращаться, заедешь в Нью-Йорк?
— Если ты попросишь меня об этом.
— Я прошу тебя.
— Тогда приеду.
Он подошел к ней и обнял. Она положила голову ему на грудь, и они долго стояли так. Он повернул к себе ее лицо и нежно поцеловал.
— Спокойной ночи, Итальяночка.
— Спокойной ночи, Стивен Гонт.
Он взял галстук с кресла, она подала ему пиджак. И не сказав больше ни слова, он ушел. Она долго стояла, глядя на закрытую дверь. Пройдя в спальню, она вдруг поняла, что ей так хорошо, как давно уже не было.
— Ты это видел, Сэм?
Сэм поднял глаза, оторвавшись от яичницы с беконом.
— Что видел? — спросил он с набитым ртом.
Дениза протянула ему «Репортер» и показала заметку на первой странице: «Барцини возвращается в Рим».
Он взглянул на газету и кивнул, продолжая жевать.
— Я думала, что она подписала с тобой контракт еще на два фильма, — сказала Дениза.
— Мы решили отказаться от этого. Ей здесь плохо. Она хочет работать в Риме.
Дениза попыталась скрыть радость.
— А это не повлияет на твои планы?
— Конечно, повлияет, — кивнул он, снова набивая рот. — Но зато теперь я смогу возвращаться домой пораньше, ведь мне не нужно будет появляться с ней везде.
— Как сегодня?
Сэм отложил вилку и нож и взял жену за руку.
— Да. Как сегодня.
Стив вернулся домой за полночь. Зазвонил телефон, он взял трубку.
— Алло?
— Стивен Гонт?
— Да.
— Ты просил меня позвонить тебе, когда я приеду в Нью-Йорк.
— Итальяночка, ты где?
— Я в Нью-Йорке, — сообщила она. — В аэропорту. Самолет только что приземлился.
— Съемки закончены?
— Вчера. Сегодня утром мне надо было еще кое-что доделать, не то я приехала бы еще раньше.
— Сэм знает, что ты уехала?
— Нет. — Она помолчала. — Я подумала, что будет лучше, если я уеду, не предупредив его. Я пыталась дозвониться до тебя, но тебя все время не было дома.
— Тебя встречает машина?
— Нет, — сказала она. — Я решила уехать сегодня утром, моя служанка соберет вещи и поедет за мной.
— Я пришлю за тобой машину через полчаса.
— Не беспокойся, я доеду на такси.
— Не забывай, что ты звезда, Итальяночка, — сказал он. — Такси — для простых людей.
Она засмеялась.
— Тогда подожду. Я буду в зале ожидания «Юнайтед Аэрлайнз».
Положив трубку, Стив нажал кнопку селектора.
— Соедините меня с гаражом, пожалуйста, и скажите шоферу, что я хочу с ним поговорить. Нет, пусть он просто подождет меня, я сейчас спущусь.
Репортеры и фотографы плотным кольцом окружили киноактрису. Несмотря на позднее время, они выросли как из-под земли. Она сидела на перилах, давая им возможность фотографировать ее длинные шикарные ноги, ее короткая юбка казалась еще короче.
Он остановился, терпеливо ожидая.
Увидев его, она помахала ему рукой.
— Стивен Гонт!
Репортеры обернулись и пропустили его. Она спрыгнула с перил прямо в его объятия. Они поцеловались, и засверкали вспышки.
— Еще раз, — попросил один из фотографов. — У меня заело камеру.
Она вопросительно посмотрела на Стива. Он ухмыльнулся.
— Почему бы и нет?
Они повторили поцелуй для фотографа. Стив повернулся к репортерам:
— Я мог бы целоваться с этой женщиной всю ночь. Но мисс Барцини только что прилетела, и она устала.
Те стали расходиться, некоторые пошли за ними.
— Это роман? — спросил один.
— Мы просто старые друзья, — сказал Стив.
— Как давно вы знаете друг друга? — спросил другой.
— Примерно месяц.
Все засмеялись. Багаж был уже в машине. Шофер открыл дверцу.
Марилу села на заднее сиденье, и он сел рядом с ней.
— Вы надолго останетесь в городе? — спросил один из репортеров.
Она улыбнулась ему.
— Я еще не решила.
Стив сделал знак водителю, и машина тронулась, оставив репортеров позади. Стив нажал на кнопку, и между водителем и задним сиденьем поднялось стекло. Затем повернулся к ней.
— Добро пожаловать в Нью-Йорк, Итальяночка, — сказал он.
Она не сводила с него сияющих глаз.
— Ты действительно этого хотел, не так ли?
— Да.
— Я верю тебе. Но это так странно.
— Что странно?
— Я привыкла не верить тому, что говорят люди. А когда ты что-то говоришь, я почему-то верю тебе. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Знаешь, с того вечера, когда мы вместе ужинали, я не могла дождаться конца съемок. Я только и думала о том, как приеду к тебе.
Он молчал.
— Ты веришь мне? — спросила она.
Он кивнул.
— А почему ты молчишь?
— У меня нет слов, — ответил он неуверенно.
Марилу взяла его руку и поднесла к своим губам.
— У меня тоже, — прошептала она.
Она прижалась к нему, обдавая его жаром своего роскошного тела.
— Стивен Гонт! — воскликнула она. — Я чувствую себя потерянной. Вокруг меня огромный мир, которого я никогда не знала. Я боюсь его.
Он крепко обнимал ее.
— Не бойся, — прошептал он. — Ты со мной. Забудь обо всем.
— Нет! — Она вдруг стала отчаянно вырываться из его объятий, колотя кулаками по его груди и плечам.
Он прижал ее к постели, навалившись на нее, его рука сдавливала ей горло. Она сопротивлялась, извиваясь под ним, но он неумолимо давил на горло все сильнее. Внезапно она перестала бороться.
Марилу смотрела на него, открыв рот и жадно глотая воздух.
— А ведь ты мог убить меня, — мягко сказала она, в голосе звучало уважение. — Ты совсем не похож на других.
Она лежала неподвижно. Но вдруг, поддавшись огню, сжигавшему ее изнутри, она крепко обняла его и ритмично сжимала объятия все крепче, стремясь опустошить его. Он тоже стал двигаться в одном ритме с ней, невольно повинуясь ее желанию.
— Тебе так нравится? — прошептала она.
— Да.
Марилу кивнула, снова почувствовав уверенность в себе.
— Ты все умеешь, не так ли?
Она улыбнулась. Неожиданно Стив вскочил с постели, глядя на Марилу. Она быстро придвинулась к нему, проводя языком по его животу.
— Какой он у тебя прекрасный, сильный. Я знаю, что ему понравится, — шепнула она.
Некоторое время Стив стоял неподвижно, чувствуя ее острые зубки, потом поднял ее лицо к себе.
— Нет, я хочу, чтобы у нас была любовь. Если бы я просто хотел тебя трахнуть, я сделал бы это еще той ночью в Калифорнии.
Роджер Коэн позвонил по трансконтинентальной линии.
— Сэм?
— Да, — сказал он с раздражением, сразу пожалев, что взял трубку.
— Ты знаешь, где была твоя девушка сегодня? — с иронией осведомился Коэн.
— Конечно, — недовольно сказал Сэм. — Марилу в отеле «Беверли-Хиллз». Мы только вчера закончили съемки.
— Ну да, конечно, — с сарказмом продолжал Роджер. — Каким же образом тогда попала в утренние газеты фотография, где она в обнимку со Стивеном Гонтом в аэропорту «Айдлвайлд»?
— Не может быть! — недоверчиво воскликнул Сэм.
— Ты хочешь, чтобы я прислал тебе вырезки?
— Ладно-ладно. Я тебе верю. — Сэм помолчал. — Грязная потаскуха!
— А что наши фильмы с ней? — спросил Роджер.
— Мы отменили контракт. Она заявила, что ей здесь плохо.
В голосе Роджера зазвучала ярость.
— Вот это да! Ты сделал пять фильмов для «Транс-Уорлд», а наша компания так ни одного и не выпустила. Мы в таком же положении, как и год назад. Даже ее фильм не прошел, его ты тоже отдал им.
— Но миллион с четвертью, который я заработал, совсем не повредил нашей компании.
— Как ты думаешь, сколько мы продержимся, не имея картин, чтобы продавать их? Наши расходы сейчас составляют более пятнадцати тысяч в неделю. Если у нас не будет настоящего товара, можно прикрывать лавочку.
— Есть у меня кое-какие мыслишки, — успокоил шурина Сэм. — Я жду, когда Крэддок даст мне «добро».
— А сколько придется ждать?
— Сегодня он должен позвонить, — сказал Сэм. — Но это так, чистая формальность.
— Надеюсь, что выгорит, — согласился Роджер. — Мы можем хорошо использовать их.
Сэм положил трубку, чувствуя, как в нем закипает ярость. Это надо было предвидеть. С того вечера, когда она поужинала со Стивом, ее поведение резко изменилось. Могла бы и сказать!
Но его ярость быстро прошла, и он почувствовал облегчение. Как все просто! Долгое время Марилу держала его в таком напряжении, что он места себе не находил. Да, переспать с женщиной разок-другой — это одно, но серьезный роман — это уже чересчур…
Он искренне радовался, что слишком стар для этого.
— Мы держим тигра за хвост, — заявил Стив. — Нам нужно самим начинать производство. Если мы этого не сделаем, то будем зависеть от каждой киностудии.
— Но ведь мы не занимаемся производством фильмов, — возразил Спенсер Синклер. — У нас телевизионная компания.
— Нет, мы занимаемся фильмами, — резко бросил Стив. — Мы занимаемся также газетами, рекламой, баскетболом, футболом и даже политикой. В том, что президентом выбрали Джона Кеннеди, есть и наша заслуга.
Синклер молча смотрел на него.
— Одним словом, Спенсер, это называется — информация и связь. И сюда входит все что угодно. Наш маленький телеэкран кормит мир, у которого аппетит, как у тысячи тигров. И если мы вовремя не дадим им пищу, от нас ничего не останется.
Спенсер взял со стола какие-то бумаги. Просмотрев их, он поднял глаза на Стива.
— Что же, по твоему мнению, мы должны делать?
— Мы начнем с того, что займемся производством фильмов, — сказал Стив. — Есть два пути: организовать собственную киностудию или купить какую-нибудь.
— Я полагаю, у тебя уже есть какие-то идеи?
Стив кивнул:
— «Транс-Уорлд».
— Я полагал, что ею заправляет твоей друг.
— Не совсем так. Сэм — продюсер и хороший продавец, но он не бизнесмен.
— А почему ты думаешь, что они захотят продать ее?
— Я изучил их годовые отчеты за последние пять лет. Последний раз у них была прибыль четыре года назад, а расходы достигают двадцати миллионов долларов. Их основное богатство — это фильмотека, которая, по предварительным оценкам, стоит больше ста пятидесяти миллионов.
— А сколько акций они продают?
— Три миллиона по двадцать два доллара. Если мы предложим им по тридцать долларов за акцию, я думаю, через неделю мы будем контролировать кинокомпанию. Им все равно нечего терять.
— Но это обойдется в девяносто миллионов! — ахнул Синклер.
— Не обязательно платить наличными, — сказал Стив. — Мы можем предложить им наши акции.
— Нет, этого я не хочу. Уж если платить, так только наличными.
— Ну, это как знаешь, — сказал Стив. — Ведь ты здесь хозяин.
Синклер внезапно улыбнулся.
— Почему же у меня такое чувство, будто меня постоянно толкают туда-сюда?
Стив тоже улыбнулся.
— Возможно, потому что ты не так уж часто заходишь в свой кабинет. А когда заходишь, тебе всегда приходится принимать какое-нибудь ответственное решение.
Синклер засмеялся.
— Ты никогда не остановишься, да?
Стив молчал.
— Ну ладно, пусть наши юристы займутся этим, — согласился Синклер. — Правда, могут возникнуть различные сложности, я имею в виду юридические.
— Над этим уже работают.
— А что насчет их долгов? Это не затронет наши финансовые интересы?
— Возможно… Но меня интересует только их фильмотека и студия, а прокатную компанию я кому-нибудь подброшу.
— А кому ты ее хочешь подбросить? У тебя есть кто-нибудь на примете?
Стив кивнул.
— Кто?
— Сэм Бенджамин, — сказал он. — Он мечтает, чтобы его прокатная фирма «Самарканд» стала самой крупной в стране.
— А почему ты думаешь, что он согласится? — спросил Синклер. — Ведь все сливки снимаем мы?
— Не совсем, — возразил Стив. — Нам все равно понадобится прокатная фирма для тех фильмов, которые мы будем делать. Это будет хорошая сделка. Лучше него в кинобизнесе — не продает никто.
— Кроме одного человека, — сказал Синклер.
Стив удивленно воззрился на него.
— Кого это ты имеешь в виду?
— Тебя. — Синклер засмеялся и встал. — Иногда я думаю: а стоит ли мне вообще приходить на работу?
— Ты ведь знаешь, что я буду расстраиваться, если не смогу видеть тебя каждый день, — сказал Стив.
— Да-да. — Синклер задумался. — Но мне скоро придется уйти с этого поста. Тогда настанет твой черед.
Стив знал, что он имеет в виду. По закону он должен покинуть пост по достижении определенного возраста.
— Ладно, но пока все же иногда появляйся, — попросил Стив. — Ты нам нужен.
— Спасибо. — Синклер вернулся в свое кресло. — Сегодня в газетах видел твою фотографию с одной симпатичной девушкой. Итальянской актрисой. — Он помолчал. — У тебя с ней что-то серьезное?
Стив покачал головой.
— Нет. Так, просто подружка.
— Я вроде слышал, она подружка Сэма Бенджамина.
От Синклера ничего не ускользало.
— Может быть.
— Надеюсь, это не повлияет на твои отношения с Бенджамином? — спросил Спенсер. — Тем более если ты думаешь работать с ним. Мне всегда казалось, что отбивать у кого-нибудь любовницу гораздо опаснее, чем жену.
Спенсер был недалек от истины.
Когда Стив вернулся к себе, ему позвонил Сэм.
— Ах ты негодяй! — засмеялся он в телефон. — Трахаешь мою девчонку. — В голосе Сэма было все что угодно, кроме злости.
— Ты должен признать, что я веду себя по-джентльменски. Я подождал, пока у тебя с ней все закончится.
Голос Сэма стал серьезным.
— Она хорошая девушка, Стив. Будь с ней добр. Ей нужен кто-нибудь, похожий на тебя…
— Ладно, хватит, Сэм, — прервал его Стив. — Ты ведь звонишь вовсе не по поводу Марилу.
— Точно. Тут возникли кое-какие проблемы в моей сделке с «Транс-Уорлд». Я снял для них пять фильмов, а теперь, когда я собираюсь снимать еще пять фильмов, начинаются всякие проблемы. Они говорят, что в ближайшие полгода ничего не получится, что им самим хочется снимать картины.
— Можешь ничего мне не рассказывать, — сказал Стив. — Крэддок сам мне это рассказывал, стараясь принять удрученный вид.
— Так ты знаком с этим сукиным сыном?
— Конечно, я его знаю, — сказал Стив.
— А почему ж ты не предупредил меня?
— А почему ты меня ни о чем не спросил?
Сэм молчал, в трубке было слышно его тяжелое сопение.
— Они оплачивают только семьдесят пять процентов пленки, а остальные двадцать пять процентов — мои.
— А сколько это будет? — спросил Стив.
— Думаю, около шести миллионов с четвертью за пять фильмов. Дэйв Даймонд дает мне четыре, я хочу, чтобы остальное дал ты.
— А когда я получу фильмы? — спросил Стив.
— Через три года после того, как они пройдут на экранах страны.
— Идет, — сказал Стив. — Но с одним условием.
— С каким?
— В следующий раз читай договор полностью, даже то, что написано мелким шрифтом. Крэддок и раньше выкидывал такие штучки. Это его конек. Он просто не думал, что у тебя появятся деньги.
— Придется мне уволить своего юриста, — вздохнул Сэм.
Первое, что он увидел, войдя в квартиру, это ее сумки, стоящие в прихожей. Он приготовил себе выпить, включил телевизор и стал смотреть новости. Он не оглянулся на звук открывшейся двери спальни.
— Я не думала, что ты придешь домой так рано, — сказала она. — Сэм звонил. Ты говорил с ним?
— Да, — ответил он.
— Он совсем не удивился, что я здесь.
— А чего ему удивляться? Твой приезд сюда ни для кого не был тайной. Газеты…
— Я бы не хотела, чтобы между вами возникла ссора, — сказала Марилу.
— Ничего и не возникло. Он звонил мне по делу.
— Лучше мне уехать. Я взяла билет на Рим на девятичасовой рейс. — Она развела руками. — Извини.
— За что?
— За то, что разочаровала тебя, — сказала она слабым голосом.
— Я не разочарован. Я удивлен.
— Не понимаю.
— Ну, зная столько всего, ты ничего не знаешь о любви. Может, ты боялась показать свои чувства?
— Может быть. — Она протянула ему руку по-европейски. — До свидания, Стивен Гонт.
Он не спешил взять ее руку.
— Не убегай от меня.
— Я и не убегаю. Я еду домой.
— Это одно и то же. Ты сейчас уедешь, но ты никогда не найдешь того, что ищешь. Ты всегда будешь бояться.
Некоторое время она молча разглядывала его лицо.
— Ты хочешь, чтобы я осталась, даже после того, что случилось вчера вечером?
— Да.
— Почему?
Он внимательно посмотрел на нее.
— Потому что я думаю, что мы можем любить друг друга, а это слишком редкая вещь, чтобы терять ее до того, как она началась.
Она встала перед ним на колени и прислонилась головой к его коленям.
— Стивен Гонт, — прошептала она. — Мне кажется, что я уже люблю тебя.
Марилу лениво подплыла к кромке бассейна с подогретой водой и вылезла. Она постояла немного, наслаждаясь теплым воздухом Коннектикута, запахом свежескошенной травы, и, взяв полотенце, стала вытираться.
Их голоса за спиной были еле слышны. Она повернулась к ним, но они были заняты своими бумагами и даже не смотрели в ее сторону. Марилу снова стала смотреть на мерцающую голубую воду.
Бассейн располагался на вершине небольшого пологого холма, у подножия его лежал залив Лонг-Айленд. От берега на тридцать метров уходил причал, возле которого была пришвартована большая яхта, сверкающая на солнце белизной. С другой стороны причала стояли два быстроходных катера и парусная шлюпка.
Она подумала, что было бы неплохо покататься на этой шлюпке. Вдвоем. Чтоб не было больше никого. Они бы опустили паруса и дрейфовали, занимаясь любовью на палубе под открытым небом.
Но все было по-другому.
Она медленно направилась к ним. Весь день Стив провел со Спенсером, объясняя ему цифры на этих маленьких белых листках бумаги. По мере того как она подходила, голос Стива звучал все отчетливее.
— Фонды и маклерские конторы убедили меня в том, что они готовы к этой сделке, а это означает контроль. Сейчас им не нравится нынешнее руководство, но наличных они не хотят.
— А что им надо?
Она остановилась и взяла со стола пачку сигарет. Пока она прикуривала, Стив ответил:
— Годовые расписки по тридцать долларов за акцию и бонусы класса «Б» по пять долларов за акцию. Считают, что так будет лучше для их налоговой политики.
— Еще бы! — воскликнул Синклер. — Так они вообще не будут платить налогов, по крайней мере до тех пор, пока долговые расписки не будут проданы или оплачены. Но все равно нам придется заплатить на пятнадцать миллионов долларов больше, чем ты думал.
— Но есть и выгоды, — сказал Стив. — Первое, мы можем погасить расходы за счет долговых расписок; второе, нам не надо искать наличные деньги; третье — к тому времени, когда мы станем оплачивать их, мы уже будем использовать те сто пятьдесят миллионов долларов, которые составляют стоимость фильмотеки. В конце концов, мы будем платить им их же собственными деньгами.
— Они знают, что ты не хочешь брать себе кинопрокатную компанию?
— Да, — ответил Стив. — Но их это не волнует. Правда, тут тоже есть одна проблема.
— Какая? — спросил Спенсер.
— Они не хотят финансировать «Самарканд».
— То есть Сэма Бенджамина?
— Это одно и то же.
— А по какой причине? — удивился Спенсер.
— Да тут полно причин, но ни одна из них не соответствует действительности. В общем, они не хотят этого делать, потому что Сэм еврей.
— Если придется купить кинопрокатную компанию, то нам эта сделка не очень выгодна, — решительно заявил Синклер. — Я не хочу, чтобы у нас каждый год был дефицит в пять миллионов долларов, это съест все наши доходы.
— Но должен же быть какой-то выход, — Стив нахмурился. — Я подумаю.
— Похоже, ты не уверен?
— Не узнаешь, пока не попробуешь, — ответил Стив. — Мне кажется, мы можем предоставить пятьдесят процентов нужного ему капитала, но надо еще подумать, где раздобыть для него остальные пятьдесят процентов.
— А ты уже говорил с Сэмом?
— Нет. Я не хотел этого делать, не поговорив с тобой.
— Я согласен, — кивнул Синклер. — И надеюсь, что твой друг тебя не разочарует. Но если он начнет трепать языком еще до того, как мы все организуем, то сделка полетит ко всем чертям.
— Я знаю, — Стив усмехнулся. — Надо все подготовить, прежде чем я с ним встречусь. Мы объявим об этом, как только получим его согласие.
— Ты действительно думаешь, что все выгорит?
— А почему бы и нет? У нас будет семьдесят один процент всех акций, останется купить еще девять процентов, и мы можем слить компании в одну. А эти девять процентов нужно приобрести в первый же день.
— Ладно. Только будь осторожен, — Спенсер поднялся, хрустнув суставами. — Я не хочу, чтобы нас взяли за глотку.
— Теперь я чувствую себя гораздо лучше, — признался Стив и тоже встал из-за стола.
— Почему? — удивился Синклер.
— Я боялся, что ты потерял свою хватку, — сказал Стив. — Но теперь-то я вижу, что это не так.
Синклер засмеялся и подошел к Марилу, загоравшей на солнце.
— Синьорина Барцини, извините, что я такой невнимательный хозяин, — произнес он на безупречном итальянском.
Она ответила на том же языке:
— У меня такая профессия, что я к этому привыкла. Мужчины всегда говорят о делах.
— Это все ваш друг виноват, — он указал на Стива. — По-моему, он просто сумасшедший, раз говорит о делах, когда мог бы быть с вами.
Она ответила ему по-прежнему на итальянском:
— Его можно называть как угодно. Он многоликий. Но не сумасшедший.
— Очень глубокая мысль. И очень по-итальянски сказано. Не могли бы вы объяснить ее старику, который не совсем понимает?
Она колебалась.
— Если не хотите, — быстро сказал Синклер, — можете не отвечать.
— Дело не в этом, — лукаво улыбнулась Марилу. — Просто я думаю, как лучше ответить.
Он молчал.
— Для меня — он любовник, о каком я и не подозревала, для Сэма Бенджамина — он друг, о каком он и мечтать не мог, для вас… — Она замолчала.
— Продолжайте, — подбодрил ее Синклер. — Для меня…
— Для вас, я думаю, он как сын, которого у вас никогда не было.
— А кто же он сам для себя? — заинтересованно спросил Спенсер. — Как вы считаете?
В ее больших зеленых глазах появилась печаль.
— Для себя самого он недостаточно хорош. Он ищет мечту, которая никогда не станет действительностью.
— А кто будет у тебя начальником производственного отдела? — спросил Сэм. — Мне ведь придется с ним работать.
— Джек Савит, — ответил Стив. — Он продает свое агентство.
— Хорошо, — кивнул Сэм. — Меня он устраивает.
— Давайте еще раз разложим все по полочкам, — сказал Роджер. — «Транс-Уорлд-Синклер» берет себе студию и филиалы кинопрокатной компании за рубежом. «Самарканд-Транс-Уорлд» берет американские и канадские компании; финансирование производства фильмов пополам, доходы пополам. И та и другая компания может делать фильмы для себя, независимо от общего финансового баланса, но вы снимаете их только для показа по телевидению.
— Все именно так, — сказал Стив. — Нас интересуют фильмы только для телевидения.
— А они будут продаваться за рубежом?
— Да, — уверенно ответил Стив.
— Выходит, вы будете нашими конкурентами?
— Не думаю. Качество фильмов для TV будет совсем другим. К тому же, если у нас не будет американского рынка, наши возможности сокращаются.
— Мне подходит, — Сэм повернулся к Дэйву Даймонду: — А ты что думаешь?
— Я всем доволен, — ответил банкир. — Вопрос о займе уже решен. Для начала вы получите кредит в пятнадцать миллионов долларов.
— А что будет, если я буду покупать иностранные фильмы для проката в Штатах, как я это делал раньше? — спросил Сэм. — Это разрешается?
— Конечно, — ответил Стив. — У тебя нет никаких ограничений. Желательно сначала посмотреть их, но, в конце концов, это твои деньги. Можешь делать с ними все, что хочешь.
— Ну что ж, это справедливо, — согласился Сэм. — Но я настаиваю только на одном.
— На чем? — спросил Стив.
— Я хочу сам сообщить об этом Крэддоку.
Стив засмеялся.
— Ради Бога!
— Мне давно хотелось прижать этого сукина сына, — сказал Сэм. — Как ты думаешь, когда все будет готово?
— Как только твои юристы изучат все документы.
— Сегодня пятница, а бумаги мы подпишем в воскресенье, — Сэм торжествовал.
— И объявим об этом в понедельник, — сказал Стив.
Сэм ухмыльнулся.
— Хотелось бы мне посмотреть, как вытянется лицо у Крэддока, когда он услышит об этом. — Он повернулся к Роджеру, и в его голосе прозвучало хвастовство. — «Самарканд-Транс-Уорлд». Как тебе? Теперь мы — одна из крупнейших кинокомпаний.
— Дело сделано, — сообщил Стив, заходя в квартиру. — В первый же день мы стали владельцами девяноста двух процентов всех акций.
— Поздравляю, — сказала она.
— За это следует выпить шампанского. — Он достал бутылку из холодильника и наполнил два бокала. — Начинай паковать вещи, Итальяночка. Завтра утром мы улетаем в Калифорнию.
— У меня уже все собрано. — Она посмотрела в свой бокал с шампанским, затем перевела взгляд на Стива. — Но я не полечу с тобой, я возвращаюсь в Рим.
Он удивился.
— Зачем? Мне казалось, тебе не нравятся те фильмы, в которых тебе предложили сниматься.
— Но мне очень понравилось предложение, которое сделал мне Ники, — возразила она. — Он хочет на мне жениться.
Стив ничего не сказал.
Она взяла с маленького столика телеграмму и протянула ему.
«Вчера Ватикан разрешил развод. Больше препятствий нет. Возвращайся. Выходи за меня замуж. Люблю. Ники».
— Значит, так, — тихо проговорил он.
— Значит, так, — повторила она. — Если, конечно…
Он нежно взглянул на нее, когда ее голос стал срываться.
— Если, конечно, что?
Она покачала головой и выдавила из себя:
— Ничего. Ничего не получится. Я актриса, и у меня есть работа. Мы не сможем быть вместе.
— Ты можешь бросить работу.
Теперь настал ее черед удивляться.
— Ты что, делаешь мне предложение?
— Наверное, — сказал он. — Ведь похоже, не так ли?
У нее на глазах выступили слезы.
— Но ведь ты никогда не говорил, что любишь меня, даже когда…
— Я люблю тебя, — сказал он.
Она бросилась к нему в объятия.
— Почему ты так долго молчал?
— Я просто глупец. И я не знал этого сам, пока не понял, что могу тебя потерять.
Она быстро поцеловала его и, отойдя в сторону, подняла бокал с шампанским.
— Спасибо, Стивен Гонт. Но нет.
Он едва не выронил свой бокал.
— Не удивляйся, — сказала она. — Мы ведь оба знаем, что у нас ничего не выйдет. Я не откажусь от карьеры.
— Значит, ты предпочитаешь быть актрисой, а не женщиной?
— Я жадная. Я всегда была жадной. Я хочу и то и другое, а с тобой мне придется сделать выбор.
— А с Ники?
— С Ники я буду и актрисой, и женщиной. Я знаю его. Мы с ним уже давно знаем друг друга. Он прекрасно понимает меня и не препятствует мне ни в чем. — Она отпила шампанского и улыбнулась. — Так что можешь не беспокоиться, с тобой все будет в порядке.
Он улыбнулся. Через минуту они уже оба хохотали. Он протянул к ней руки, и она снова оказалась в его объятиях.
— Итальяночка, сегодня мы проведем чудесный вечер в городе.
— Нет. Сегодня мы останемся здесь.
Он поцеловал ее.
— Я так люблю тебя. Ты веришь мне?
Она кивнула.
— Верю. Потому что я помню, что ты сказал, как мы можем любить друг друга. И мы любим друг друга. Но я еще знаю то, чего не знаешь ты.
Он вопросительно посмотрел на нее.
— Есть два вида любви. Одна венчается браком. Наша любовь — другая.
Приехав на работу на следующее утро, Сэм почувствовал, что все изменилось. Охранник у ворот почтительно приветствовал его тихим голосом вместо громкого: «Здравствуйте».
Группки служащих прекращали болтать и смотрели вслед его автомобилю. На его письменном столе лежала кипа записок о звонках.
— Клиенты звонят постоянно, — сообщила секретарша.
— Передай им, что сегодня в течение дня я сделаю заявление, — он знал, что в этот момент Стив встречается с руководством «Транс-Уорлд» в Нью-Йорке.
— Мистер Крэддок звонил и хотел узнать, не будет ли у вас времени принять его.
«Этот сукин сын не терял даром времени, — подумал Сэм. — Ну что ж, пускай приходит. Посмотрим, что он скажет, когда ему в штанах кое-что отрежут». А вслух произнес:
— Скажите ему, что я сейчас свободен.
Крэддок вошел с улыбкой на лице и протянул руку.
— Поздравляю, Сэм, — сказал он искренним голосом. — Я думаю, что это самое лучшее, что могло произойти с «Транс-Уорлд».
Сэм с сомнением посмотрел на него.
— Правда?
— Еще бы! Надо было что-то сделать, потому что они там, на востоке, на двадцать лет отстали от времени. — Он закурил. — Теперь, возможно, они сделают несколько фильмов, а то они уже забыли, для чего нужна студия.
— Ты что, идиот? — воскликнул Сэм. — Ты ведь уволен. Ты что, не знаешь об этом?
— Конечно, знаю, — улыбнулся Крэддок.
— И что, тебе все равно? — недоверчиво спросил Сэм.
— Разумеется, не все равно, — Крэддок с явным удовольствием затянулся сигаретой. — Ну посмотри на меня — я курю, даже затягиваюсь. И впервые за десять лет сигарета не влияет на мою язву. Кстати, кого вы планируете поставить на мое место?
— Джека Савита, — ответил Сэм не задумываясь.
— Джек Савит, — одобрительно повторил Крэддок. — Хороший выбор. Очень толковый партнер. У него уже есть язва, так что эта работа как раз по нему.
Сэм уставился на него. Да, этому парню мужества не занимать. Он не знал никого, кто бы продержался так долго на посту главы отдела производства. К тому же Крэддок боролся за каждый доллар для «Транс-Уорлд» как для себя лично. Если бы у Сэма кто-нибудь так занимался производством, он никогда бы не докатился до такого состояния.
— Я сегодня утром разговаривал со своими адвокатами, — сообщил Крэддок. — Сказал, чтобы они подготовили мой контракт. Ты не в курсе, сколько времени им понадобится?
Сэм покачал головой.
— Этим теперь занимаются ребята Синклера, это их студия. Я здесь только арендую помещение, вот и все.
— Ну ладно, — сказал Крэддок. — Я могу подождать, мой контракт действителен еще три года.
Сэм быстро принял решение. Это было самое логичное решение, которое он только мог принять.
— Послушай, Рори, — начал он, — если я возьму себе кинопрокатную компанию, мне придется большую часть времени проводить вне студии. Мне нужен кто-нибудь, кто занялся бы производством вместо меня. Ты как раз подходишь на это место. Ты ведь знаешь, какие у нас планы, что надо выпускать, знаешь студию. Тебя это интересует?
— Ты хочешь, чтобы я делал для тебя картины?
Сэм кивнул.
— Я хочу, чтобы ты делал для меня то, что делал для «Транс-Уорлд».
— Мне это подходит, — проговорил Крэддок.
— Ну что ж, черт возьми, если тебе это подходит, давай пошевеливайся, узнай, есть ли что-нибудь стоящее на рынке. Ведь у нас теперь кинопрокатная компания, которой нужна хорошая продукция.
— Я займусь этим немедленно. — Крэддок улыбнулся и затянулся. Но вдруг его улыбка исчезла, и лицо исказилось от боли. Он посмотрел на сигарету, будто она подвела его, и быстро затушил ее в пепельнице.
— Что случилось? — спросил Сэм.
Крэддок посмотрел на него.
— Эта проклятая сигарета опять разбудила мою язву, — зло сказал он. — Я знал, что хорошее долго не длится.
— Что значит тебе не нужен бар мицва?[169] — заорал Сэм. — Дедушка с бабушкой ради этого специально приезжают из Флориды.
Сын упрямо смотрел на него.
— Ладно, пап, это же просто ритуальная пьянка, и все. Как и обряд обрезания, это ничего не значит в современном обществе.
— Ничего не значит? — заорал Сэм снова. — Я сейчас покажу тебе «ничего не значит»! У тебя будет бар мицва, даже если мне придется волоком тащить тебя в синагогу.
— Сэм, — вмешалась Дениза. — Не волнуйся. Ведь у тебя давление.
— С давлением у меня все в порядке, не в порядке мозги у этого придурка. Надо ему их вправить.
— Давайте поговорим спокойно, — сказала Дениза.
— Ладно, — ответил Сэм, — поговорим спокойно. — Он повернулся к сыну и сказал почти ровным голосом: — Ты пройдешь через бар мицва, или я переломаю тебе все кости.
Дениза посмотрела на сына.
— Иди. Я поговорю с твоим отцом.
Мальчик вышел, не сказав ни слова. Когда дверь за ним закрылась, Сэм посмотрел на нее.
— Ну, ты мне тут устроила! — горько пожаловался он. — Даже такое простое задание не можешь выполнить — уговорить сына на бар мицва.
Дениза разозлилась.
— Простое задание? Крупный бизнесмен приезжает домой раз в шесть месяцев и разговаривает со своей женой, будто она его служанка или секретарша. Ну, что вы сделаете теперь, мистер Воротила? Уволите меня?
— Если бы ты работала на меня, я бы… — Он вдруг замолчал и посмотрел на нее, и в его голосе послышалось удивление. — Слушай, почему мы так разговариваем?
Она покачала головой.
— Не знаю. Не я это начала. Но за последний год ты очень изменился. Мы тебя почти не видим.
— Работы было полно, — он вздохнул. — Нам надо перестроить всю компанию, иначе мы ежегодно будем терпеть убыток в пять миллионов, как это было до нас. Но сейчас дела пойдут получше. Из Рима приедет Чарли, он станет моим помощником.
— Да ты все равно найдешь что-нибудь, что будет отнимать у тебя все время, — возразила Дениза. — Это уже бывало неоднократно. Когда Крэддок вместо тебя занялся выпуском фильмов, когда Роджер занялся администрацией, когда потом ты нанял этого парня из «Твентис Сенчури Фокс», чтобы он руководил отделом продажи, у тебя все равно не хватало времени для семьи!
— Я ведь босс, — сказал Сэм. — Если я не буду за всем присматривать, все полетит к черту.
— Так зачем же тебе нужны эти люди, которым ты платишь фантастические деньги?
— Чтобы я мог свободно сконцентрироваться на больших проблемах. Вот почему.
— Ты только что сказал, что дела идут хорошо, какие же могут быть большие проблемы?
— Я хочу пересмотреть наши связи с Синклером. Ты знаешь, сколько денег я для них сделал благодаря картинам, которые снял в прошлом году? Семь миллионов долларов. Это больше, чем мы оставили себе.
Она молча смотрела на него.
— Только за последний фильм с Барцини они получат больше четырех миллионов, — добавил Сэм.
— Я думала, что это Стив уговорил ее сняться в этом фильме. Она ведь говорила, что не хочет возвращаться в Голливуд, однако вернулась.
— А почему бы ей не вернуться? — спросил Сэм. — Она-то со своим мужем получила в Италии еще три миллиона, а мы каких-то паршивых полтора миллиона, и все. Тут есть слушок, что «Юнайтед Артистс» хотят заняться прокатом наших фильмов за границей, и они будут брать на десять процентов меньше.
Она все так же спокойно смотрела на него.
— Я бы на твоем месте не спешила. Ведь это тебе устроил именно Стив.
— Да он только о себе и думает, — пожаловался Сэм. — Если бы я не взял на себя компанию по прокату в Штатах, он бы вообще никогда не смог заключить эту сделку. Синклер не согласился бы терпеть такие убытки, да еще они могли применить антитрестовские законы. Так что он мне никакого одолжения не сделал. Это я спас его. К тому же я отдаю ему фильмы фактически бесплатно.
— Ну, обсуди это со Стивом. Я думаю, вы сможете договориться.
— Иногда он бывает чертовски упрям, — сказал Сэм. — Он, как типичный гой, считает, что уговор дороже денег.
— Старик опять вышел на тропу войны, — Сэмюэль вылез из бассейна и шлепнулся на землю рядом с сестрой.
Мириам посмотрела на него сверху вниз из шезлонга и отложила сценарий.
— Опять насчет бар мицва?
Он кивнул.
— Вбил себе в голову! Говорит, бабушка с дедушкой приезжают из Флориды.
— Я думаю, тебе все-таки придется согласиться. Ты же знаешь, как он к ним относится.
Мириам оглядела худое волосатое тело брата и спросила:
— Ты не знаешь, мама обо мне с ним не говорила?
— По-моему, нет. Он начал сразу так орать! Я думаю, сейчас она его успокаивает.
— Черт! Надеюсь, что это не займет у нее много времени. Если через неделю я не дам им окончательный ответ, я потеряю эту возможность. В «Студию актера» столько желающих! Просто отбою нет!
Он хитро глянул на нее.
— Ты никогда не попадешь туда, если будешь позволять своим приятелям хранить вещи в отделении для перчаток в твоем автомобиле.
Она уставилась на него.
— Ты снова все вынюхиваешь?
— Ничего я не вынюхиваю. Мама захотела помыть машину. Так что тебе повезло, что я заглянул туда. А если бы мама это увидела, тебе бы крышка.
— А что ты с этим сделал? — спросила она.
— Лежит в надежном месте, — сказал он. — В следующий раз, когда я увижу Резза, ему придется раскошелиться.
— Это не Резза.
— А чье же?
— Мое.
— Твое? — скептически переспросил он. — Ладно. Ну хорошо, сигареты с марихуаной — это одно, а презервативы — тоже?
Она ничего не ответила и слегка покраснела.
— Ну ты даешь, сестричка! — сказал Сэмюэль, и в его голосе слышалось восхищение. — Я думаю, если бы мне попалась такая девчонка, как ты, было бы просто классно.
— Ты мне отдашь все?
— Да, — ответил он. — Но я оставлю себе пять сигарет, в них травка лучше, чем та, что продают у нас в школе.
— Неужели ты тоже куришь? — в ужасе спросила она.
— Еще бы! Все ребята у нас курят. Так, немножко, пара затяжек. Классная штука.
— Не увлекайся, ты еще слишком молод.
— Как-нибудь справлюсь, — сказал он уверенным тоном.
Она промолчала, потом спросила:
— А презервативы?
— Я отдам их тебе. Мне они велики.
Дениза выглянула из окна и увидела, как они плещутся в бассейне.
— Сэм, подойди, — сказала она.
Сэмюэль отложил газету и подошел к ней. Они стояли у окна и смотрели на детей.
— Какие мы счастливые! — шепнула Дениза. — Ты когда-нибудь думал об этом? Ты мог себе такое представить, когда я впервые появилась у тебя?
— Нет, — он покачал головой, глядя, как Сэмюэль плывет кролем, оставляя за собой пенистый след. — Наш парень плавает, как заправский чемпион.
— Хорошие у нас дети, — улыбнулась Дениза. — Ты бы вот послушал, что о других рассказывают. Чего они только не вытворяют! Поверить трудно.
— Ну, это-то я знаю. — Он вернулся к креслу и взял газету. — Но все равно ему придется присутствовать на бар мицва.
— Конечно, — кивнула она. — Не беспокойся.
— Пусть лучше соглашается, — буркнул Сэм.
Теперь, казалось, настроение у него улучшилось. Может, сейчас ей стоило поговорить о Мириам.
— Знаешь что, Сэм, — начала Дениза. — Мы говорили с Мириам о ее будущем, о том, что она хочет делать…
Он отложил газету и посмотрел на Денизу.
— Ну?
— Она очень красивая девушка. И хочет поехать учиться на Восточное побережье.
— А в чем дело? — спросил он. — Калифорнийский университет для нее недостаточно хорош?
— Не в этом дело, — сказала она. — Мириам говорит, что здесь она не сможет получить того, что хочет.
— А чего она хочет? — спросил Сэм.
— Она хочет учиться театральному искусству, — наконец выговорила Дениза.
— Театральному искусству? — Он повысил голос. — Ты хочешь сказать, что она собирается стать актрисой?!
— А что в этом плохого? — спросила она. — К тому же ты всегда так гордился, когда дочь играла главные роли в школьных спектаклях.
— Но ведь это совсем другое! — рявкнул он. — То была школа. Ты ведь знаешь, как я отношусь к актрисам. Они все шлюхи. Я не хочу, чтобы моя дочь обивала пороги театральных агентств.
— Мириам не такая, — возразила Дениза. — Она серьезная девочка. В прошлом месяце, когда здесь был Ли Страсберг, он встречался с ней и считает, что она талантлива. Он оставил ей место в «Студии актера». Ты ведь знаешь, туда не всех берут.
— Но я не позволю, чтобы она одна жила в Нью-Йорке.
— Она будет там не одна, — сказала Дениза. — Роджер сказал, что присмотрит за ней. Тебе придется отпустить ее. Иначе ты разобьешь ей сердце.
— Опять твой толстый друг чудит, — сообщил Джек, когда Стив вошел в кабинет.
Стив сел. Секретарша Джека принесла ему чашечку кофе.
— Ну, что там еще?
— Он забрал три самых лучших сценария и собирается сам снимать по ним фильмы.
Стив взял кофе.
— Ну и что?
— Но слушай, Стив, ведь это нечестно, ты же знаешь! — запротестовал Джек. — Как я могу вести дела на студии, если он забирает самые лучшие сценарии?
— Он уже сказал, кто будет заниматься прокатом?
— «Юнайтед Артистс», — сказал Джек. — Но что ты собираешься предпринять?
— Ничего, — коротко ответил Стив. — Он не нарушает договор. Он может выбирать любые фильмы и делать их сам, если вложит в них свои деньги.
— Ты что, ничего и не скажешь? — Джек разозлился.
— Ни слова.
— Ну ладно, тогда мне придется умыть руки. Черт возьми, буду я еще искать хорошие сценарии, чтобы он воровал их у нас.
— Тогда не ищи, — спокойно сказал Стив. — У нас и так достаточно, пускай он сам их ищет.
— Ты что, действительно так думаешь?
— Конечно. В нашем договоре ничего не говорится о том, чтобы мы искали сценарии и передавали их ему. Мы с ним партнеры, вот и все.
— Ну хорошо, — согласился Джек и уселся за свой стол. — А если мне попадется что-нибудь из ряда вон?
— Тогда купи, а потом мы уже найдем продюсера. По условиям договора нам это не запрещается. — Поставив чашку на стол, Стив подошел к окну и посмотрел на улицу. Возле студии сновали люди. — Чувствуется, что у них есть работа.
— Да, дела идут, — подтвердил Джек довольным тоном. — В следующем месяце мы начинаем снимать два двухчасовых фильма. И дальше тоже есть работа.
— Отлично, — улыбнулся Стив. — Надо подумать, чем нам потом заняться.
— Если хочешь, мы можем все закончить в более сжатые сроки.
— Я не спешу, — сказал Стив. — Время терпит. Кстати, новый сериал о медиках получил хорошие отзывы. Я заметил, что когда съемки велись непосредственно в больнице, рейтинг вырос. Так что следующие серии надо тоже снимать в помещениях.
— Я займусь этим, — Джек сделал пометку в блокноте.
— Ты давно говорил с Сэмом?
— Да он здесь не часто бывает, все дела я веду с Крэддоком.
— Ну, если увидишь его, скажи мне, я зайду поговорю с ним. — Стив устало сел в кресло, откинулся и закрыл глаза.
— С тобой все в порядке? — спросил Джек.
— Да. Просто устал, вот и все. Такая карусель в последнее время.
— Тебе надо взять отпуск.
— Времени нет. Завтра утром я должен быть в Монреале, надо заключить контракт с футбольной лигой на следующий год. Послезавтра в Вашингтон — на слушание в конгрессе. Затем — в Чикаго по вопросам конвенции, потом нужно слетать в Лондон, посмотреть, как идут наши сериалы, которые мы делаем с британским телевидением.
Джек покачал головой.
— Мне бы так хотелось больше помогать тебе.
— Я знаю, — улыбнулся Стив, доставая из кармана коробочку с таблетками. — Но дело в том, что всем хочется видеть президента компании. Подай мне воды.
— Сейчас. — Джек наполнил стакан из графина. — Что ты пьешь? Витамины?
— Нет. — Стив проглотил таблетку. — Но я и витамины пью. Это стимулятор. По крайней мере, он даст мне энергию до конца дня.
— Это сильная штука, можешь привыкнуть.
— Да я их редко принимаю, только когда очень устаю. Вчера почти не удалось поспать, самолет поздно прилетел.
— Тебе надо в самом деле хорошенько отдохнуть, — сказал Джек. — Не хочется, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Да все будет в порядке. — Стив встал. — Ну, что ты говорил насчет тех роликов, которые, по твоему мнению, первый класс?
— Ничего не слышно с тех пор, как ты им сказал, что мы заключили контракт с «Юнайтед Артистс» на прокат трех фильмов? — спросил Сэм.
— Ничего, — ответил Рори. — Я думал, что Джек будет рвать и метать, но — ничего. Уже месяц прошел. Наверное, они слишком заняты своими проблемами.
— А как их фильмы?
— Думаю, в порядке. На прошлой неделе они начали производство нового фильма.
— Что-нибудь хорошее?
Рори пожал плечами.
— Не знаю. Но не думаю. Что они могут купить за шестьсот тысяч долларов в наши дни? Хороший сценарий стоит гораздо больше.
— Понятно, — разочарованно сказал Сэм. Но он думал, что Стив позвонит ему, когда узнает, что они переориентировались с прокатом. Вот тут-то и можно было бы поговорить с ним о пересмотре контракта. — А что насчет тех сценариев, которые мы хотели купить?
— Ничего не вышло, — ответил Рори. — Они ушли.
— Ушли? Ты хочешь сказать, что их кто-то купил?
Рори кивнул.
— В чем дело? — Сэм повысил голос. — Мне кажется, я же велел купить их.
— Я знаю, что ты хотел их купить, Сэм, — быстро ответил Рори, — но когда я начал этим заниматься, оказалось, что их уже купили.
— А кто их купил?
— Не знаю, — ответил Рори. — Единственное, что мне известно, что покупатель был один.
— Один? — задумчиво повторил Сэм. — Может, Левин?
— Не думаю. Если бы это был Джо, мы бы узнали из газет, но это какой-то новый синдикат, и они пока не хотят заявлять о себе.
— Узнай, кто это, — сказал Сэм. — Может, их заинтересует сотрудничество с нами.
— Я займусь этим, — Рори улыбнулся. — Но в одном я точно уверен. Я предложил полмиллиона за «Голубые джинсы», а на следующей неделе эта книга будет на первом месте в списке бестселлеров, если верить «Нью-Йорк Таймс».
— Отлично, — сказал Сэм. — Когда станет известно о сделке?
— Это может случиться в любую минуту, — ответил Рори. — Мне надо позвонить в агентство Мэтсона, они как раз должны были подписать договор сегодня утром. — Телефон зазвонил. — Возможно, это они.
Рори поднял трубку и начал разговаривать. Улыбка медленно сползала с его лица. Он положил трубку. В его голосе звучало удивление.
— Эта книга тоже ушла. За семьсот пятьдесят тысяч долларов.
Сэм уставился на него.
— А кто ее купил?
Рори покачал головой.
— Они ничего не говорят, Думаю, что те же самые люди, которые купили предыдущие сценарии.
Сэм вскочил.
— Не понимаю. О каких-нибудь еще сценариях, которые они купили, ты что-либо знаешь?
Рори снова покачал головой.
— Нет. Знаю только об этих трех.
— Что-то мне это не нравится, — сказал Сэм. — А тебе?
— В каком смысле?
— Такое впечатление, что кто-то копает под нас. — Он обошел стол и посмотрел на Рори. — Как ты думаешь, кто знал, что нас интересуют эти сценарии? Кроме тебя и меня?
Рори подумал.
— Никто. Кроме наших секретарш.
— А откуда мы узнали, что эти сценарии продаются?
— По обычным каналам. Отдел сценариев послал их нам вместе с сопроводительной запиской.
Сэм глубоко вздохнул. Его лицо налилось краской.
— По обычным каналам, значит?
Рори кивнул.
— И ты все еще думаешь, что Синклер никак не отреагировал?
Язва Рори дала о себе знать. Он вытащил таблетку гелузила.
— Да, обвели они тебя вокруг пальца, — усмехнулся Сэм. — Все-таки я знаю Стива Гонта лучше, чем ты. Это он нам показывает, что ему не нравится то, что мы делаем. — Сэм тяжело плюхнулся в кресло. — Он хочет использовать эти сценарии как дубинку, чтобы загнать нас на место.
— И что ты собираешься предпринять? — Рори положил таблетку под язык.
— В эту игру могут играть двое. Стив знает, что я не какой-нибудь мальчишка. Я ему еще покажу!
— Так что ты собираешься делать?
— Все очень просто. Надо сделать так, чтобы он знал обо всех сценариях, которые мы собираемся купить. А ты говори, что будешь покупать все, даже если и не думаешь этого делать. Они будут перебивать наши предложения, и вскоре у них окажется куча всякого мусора. Вот тогда-то они и попросят пощады. Тут мы им и покажем.
Стив пришел как раз в тот момент, когда Сэм встал, чтобы произнести тост. Он сел на пустующее место в конце стола и осмотрелся. За главным столом на стене висело полотнище, на котором было написано:
С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ,
СЭМЮЭЛЬ БЕНДЖАМИН-МЛАДШИЙ,
ЭТО ТВОЙ БАР МИЦВА!
Сэм постучал вилкой по тарелке, призывая всех к вниманию. Разговоры стихли. Сэм стоял, слегка покачиваясь, на его лице играла улыбка. Он поднял вверх руки.
— Друзья! Леди и джентльмены! Добро пожаловать на бар мицва моего сына. — Он подождал, пока стихнут аплодисменты. — Если вы заметили, вас уже поджидают пятьдесят белых «роллс-ройсов». Они отвезут нас в аэропорт, где нас будут ждать пятьдесят белых ДС-8, на которых мы перелетим без пересадок в Кению, Африку. Там в аэропорту нас будут ждать пятьдесят белых охотников и пятьдесят белых слонов. Мы сядем на этих слонов и поедем в джунгли на сафари. Каждому из вас дадут по белому ружью, чтобы застрелить одного из самых редчайших представителей фауны — белого тигра. Как только мы приблизимся к джунглям, куда будет вести единственная узкая тропинка, главный белый охотник поднимет руку, мы остановимся и будем ждать. И знаете, чего мы будем ждать? — Собравшиеся уже начали смеяться.
— Сэм, скажи нам!
Он с улыбкой обвел взглядом присутствующих.
— Мы будем ждать, когда придет Джо Левин и расчистит нам джунгли.
Раздался дружный хохот и аплодисменты. Сэм улыбнулся и поднял руки, требуя тишины.
— Спасибо, — сказал он. Он еще раз оглядел зал. — Я начинал снимать картины, когда у меня было гораздо меньше людей, чем собравшихся здесь. Если вам нечего делать в следующий вторник…
Новый взрыв хохота. На этот раз Сэм подождал, пока гости сами успокоятся.
— Но, говоря серьезно, друзья, некоторые из вас могут задать себе вопрос: зачем все это Сэму Бенджамину? Зачем это ему? Ведь это просто бар мицва, и множество юношей принимают в нем участие каждый день. Но для меня это имеет огромное значение. Что еще надо бедному человеку из Бронкса, кроме такого замечательного сына? — Он обратился к Сэмюэлю-младшему: — Я люблю тебя и я горжусь тобой.
В наступившей тишине Сэм наклонился и поцеловал сына, затем выпрямился и оглядел присутствующих.
— Спасибо, — еще раз поблагодарил он и сел.
Стив подошел к главному столу, когда гости стали разбиваться на группы. Дениза первая увидела его.
— Стив! — радостно воскликнула она.
Он поцеловал ее в щеку.
— Поздравляю. Отличная вечеринка.
— Я так рада, что ты пришел. Мы давно не видели друг друга. Я до сих пор в долгу перед тобой, я ведь обещала приготовить тебе beust flanken.
— Как-нибудь, когда будет поменьше работы.
— Даже если мясо держать в холодильнике, четыре года — это слишком большой срок, — сказала она.
— Неужели прошло так много времени?
— Да, — кивнула она. — Последний раз ты видел детей, когда Сэму вручали «Оскара».
— Но на этот раз так долго ждать не придется. Я обещаю. — Он повернулся к Сэмюэлю: — Помнишь меня?
— Да, дядя Стив.
Стив улыбнулся и вытащил из кармана конверт.
— Друзья сказали, что у вас такая традиция. Поздравляю тебя.
Сэмюэль-младший заглянул в конверт. И расплылся в широкой улыбке.
— Пятьсот долларов! — с восхищением воскликнул он. — А я думал, что сбор добычи уже закончен.
— Сэмюэль! — в ужасе воскликнула Дениза.
Сэмюэль снова улыбнулся, подавая руку Стиву.
— Спасибо, дядя Стив, — воодушевленно сказал он, тряся его руку.
— Не за что, — ответил Стив. Он повернулся к Денизе. — А где Мириам? Раз уж я здесь, хочу с ней поздороваться.
— Только что была тут, — ответила Дениза, оглядываясь по сторонам.
— Она пошла домой, — сообщил юноша. — Сказала, что ей еще надо упаковать вещи.
— Да, — пояснила Дениза. — Завтра утром она уезжает на восток.
— Жаль, что мне не удалось увидеть ее, — сказал Стив. — Передайте ей привет.
— Обязательно. — Дениза гордо улыбнулась. — Ты бы не узнал ее, такая она стала красивая.
— Особенно после того, как сделала пластическую операцию на носу, — вставил Сэмюэль-младший.
— Сэмюэль! — резко одернула его Дениза.
Стив засмеялся.
— Все в порядке, Дениза. Я никому не расскажу, это останется семейной тайной.
— Ничего страшного тут нет, — сказала Дениза. — Сейчас многие девушки это делают.
— Конечно, — быстро согласился Стив. — Ты бы удивилась, узнав, сколько артистов делают себе пластические операции.
— Да, — согласилась Дениза. — И тем более что она…
Ее перебил рев Сэма:
— Эй, Стив!
Они пожали друг другу руки.
— Поздравляю.
— Ну, как тебе мой мальчик? — Сэм с гордостью посмотрел на сына. — Думаю, он скоро вымахает до метра девяносто…
— Даже выше.
— Ну-ка, давай выпьем, — предложил Сэм, взял его за руку и повел к бару. — Два виски.
— Слушаюсь, мистер Бенджамин. — Бармен поставил перед ними два стакана.
Они выпили.
— Ну, как идут дела? — спросил Сэм.
— Как обычно, — ответил Стив. — Где-то выиграешь, где-то проиграешь.
— В последние месяцы я прикупил несколько сценариев.
— Я заметил, — коротко бросил Стив.
Сэм изучающе посмотрел на Стива, стараясь найти в его словах скрытый смысл. Но лицо Стива выражало всего лишь вежливый интерес.
— Думаю, нам стоило бы встретиться.
— Я завтра буду на студии, — сказал Стив.
— Утром позвоню тебе. — Сэм повернулся и осмотрел зал. Его лицо озарилось улыбкой. — Прекрасная вечеринка, не так ли? Думаю, что ни у кого не было такого бар мицва.
Мириам защелкнула замок на последнем чемодане. Услышав, как к дому подъехала машина, она быстро выключила свет. Хватит этой семьи на сегодня. Она стала медленно раздеваться в темноте. Внутреннее напряжение не покидало ее. Все валилось из рук, все было не так, как она хотела. Если бы не этот бар мицва, она бы уехала еще на прошлой неделе. Надоели эти родственники! Особенно младший братец. И как это он угадывает ее мысли?
— На кого ты там смотришь? — прошептал он ей на ухо, когда отец произносил тост.
Она ничего не ответила.
Он проследил за ее взглядом.
— На дядю Стива?
Она продолжала молчать.
— Втюрилась в него?
— Да заткнись ты! — зло прошипела она, чувствуя, как краснеет. Она заставила себя смотреть в другую сторону, но брат был прав. Она всегда была к нему неравнодушна, даже несколько лет назад на вручении «Оскара», когда Стив пришел с какой-то актрисой. Она бы с удовольствием убила ее тогда. После этого каждый раз, когда Мириам попадалось ее имя в газетах, ее терзало какое-то смутное чувство ревности. Он всегда появлялся то с одной девушкой, то с другой. Или с актрисой, или с манекенщицей. Может, это и натолкнуло ее на мысль стать актрисой. Когда тост закончился и Стив начал продвигаться к их столу, ей вдруг захотелось уйти. Она повернулась к брату.
— Скажи маме, что я пойду собирать вещи. — Она ушла, прежде чем Сэмюэль успел ответить. Мириам прошла рядом со Стивом, но он даже не взглянул на нее.
Она злилась на саму себя. Она ведет себя как ребенок, а не как взрослая девушка. Подойдя к туалетному столику, она открыла свою сумочку. Там осталась только одна сигарета с марихуаной. Мириам закурила и глубоко затянулась. И почти сразу же успокоилась. Медленно расстегнула лифчик и бросила его на пол. Сняв с себя все, она подошла к окну и открыла его.
Она стояла и курила, глядя на улицу. Закрыв глаза, она прислонилась к подоконнику. Интересно, чем он сейчас занимается? То, что он пришел один, ничего не значило. Возможно, позже у него было свидание, и сейчас он уже спит с какой-нибудь девушкой. Ей стало интересно, какой он в постели. Она почувствовала, как жар охватывает все ее тело, и провела рукой вниз. Вся мокрая. Еще раз затянувшись, она подошла к чемодану и открыла его. Из бокового кармашка достала розовый вибратор на батарейках. Села на край постели, еще раз затянулась, положила сигарету в пепельницу и легла.
Жужжание работающего вибратора наполнило комнату, громом отзываясь в ушах. Обхватив ногами подушку, она прижала вибратор между ног. Оргазм наступил так внезапно, что слово само сорвалось с ее губ:
— Стив!
Его имя повисло в темноте.
На глазах девушки выступили слезы.
Она заснула.
— Он просто смешал меня с дерьмом! — Сэм в ярости ворвался в комнату. — Сидел там, улыбаясь как змея. «Я твой друг», — говорил он мне, а потом засунул мне в задницу зонтик и раскрыл его там.
Дениза удивленно посмотрела на него.
— О ком ты говоришь?
— О Стиве! О ком же еще! — злобно сказал он. — И это твой друг! Еще вчера он сидел на бар мицва моего сына и ел нашу еду!
— Не могу поверить. Чтобы Стив…
— Да, Стив, — ответил он. — Я всего лишь хотел поговорить с ним, решить кое-какие мелкие вопросы, вот и все.
— Что случилось?
— Он сидел, словно судья, за своим столом. «Тебе надо было прийти ко мне, прежде чем заключать договор с „Юнайтед Артистс“», — сказал он. Я объяснил ему, что сделал это, чтобы защитить себя. Все равно Синклер зарабатывал два доллара на каждый один мой. «Ты ведь читал договор, — сказал он. — Тебя никто не заставлял его подписывать». — «Но я тебе оказывал услугу, — объяснил я ему. — Ты хотел заключить эту сделку, я помог тебе». — «Ты тоже заработал семь с половиной миллионов долларов, — сказал он, — но я твой друг, и если тебе не нравится, давай прервем контракт. Хотя срок его истекает только через пять лет».
— А что ты ему ответил? — спросила Дениза.
Он посмотрел на нее так, будто только что заметил.
— Мне нужно выпить, — рявкнул он.
Она подошла вместе с ним к бару и подождала, пока он налил себе бокал и опрокинул его одним глотком. Налив еще, он повернулся к ней.
— «А что насчет тех четырех с половиной миллионов долларов на покупку сценариев? — спросил я его. — Но ведь это ты их купил, а не мы?» — «Мы, — сказал он спокойно, как будто говорил о погоде. — Ты ведь ничего не сообщил нам об этом, как это требует договор».
Он плеснул себе еще виски.
— Я смотрел на него, пытаясь понять, что у него на уме, но его лицо было словно маска. Я ведь был нужен ему больше, чем он мне, я чувствовал это. Это все было блефом. Так я ему и сказал.
Он допил виски, поставил бокал на стойку и хмуро уставился на нее.
— Ну, и что дальше?
— Наши юристы встречаются завтра.
Он посмотрел на нее, и в его глазах была боль.
— Я ошибся.
Откуда-то из темноты донеслась трель телефонного звонка. Я вынырнул из небытия и протянул руку к телефону.
— Алло?
— Стив? — послышалось в трубке.
— Да, — сказал я, пока не понимая, кто звонит.
— Это Анхель.
Все сразу стало ясно. Я проснулся. Анхель Перес был вице-президентом отдела дневных программ. Одно время он работал актером, но теперь занимался производством фильмов, Оказалось, что за камерой у него получается гораздо лучше, чем перед ней. За последний год он стал моим неофициальным помощником, — мне нужен был человек в Нью-Йорке, раз уж я большую часть времени проводил на Западном побережье.
— Да, Анхель. Что там?
— У нас тут аврал. Лучше бы тебе приехать.
Я сел в постели.
— А что случилось?
— Да старик вчера собрал экстренное совещание.
— Я знаю, — ответил я. — Мне об этом сообщили.
— Тебе надо было быть здесь, — настаивал он. — Мне передали, что от твоего плана специальных программ не осталось камня на камне.
Я знал, что это означало. Это были хорошие программы, но что-то в них было не то. Рейтинг был невысок, и спонсоры уже жаловались.
— Я же предупреждал, что так все и будет, — сказал я. — Но у нас не было другого выхода, замены им нет.
— «Сазерн Продактс» сняли свою рекламу. Им не понравился в одной из передач твой подход к оплате труда. Они говорят, что ты сделал их мишенью для нападок со всех сторон.
— Ну, если они чувствуют себя виноватыми перед кем-то, то я здесь ни при чем.
— Твой старый друг тоже воду мутит, — добавил он.
— У меня полно старых друзей.
— Таких немного, — возразил он. — Дэн Ричи. Он пришел с другим твоим дружком, Сэмом Бенджамином. У них целый план, как реорганизовать телевещательную сеть. Они утверждают, что ты отошел от развлекательных программ и фильмов и собираешься переделать мир. Они говорят, что ты просто рехнулся, связавшись с кланом Кеннеди.
— Удивительно, как ты в курсе всего, что происходит на пятьдесят первом этаже, — усмехнулся я.
— Но я ведь читаю меморандумы.
— А где ты их берешь?
— У старика. Он позвонил мне и сказал, чтобы я изучал ситуацию и дал полный отчет. — Анхель помолчал. — Он же знает, в каких мы с тобой близких отношениях. Может, это он пытается предупредить тебя.
— Он тебе об этом еще что-нибудь сказал?
— Нет. Ты ведь знаешь его, — холоден как лед.
Это было характерно для Синклера.
— Сколько сейчас времени? — спросил я.
— Десять, а у тебя семь.
— Я вечером буду. Встретимся у меня дома в восемь.
— Хорошо. — В его голосе звучало облегчение. — Да! Тут одна девушка хочет с тобой познакомиться. Ты ее не знаешь, актриса. Марианна Дерлинг. Она весь город перерыла, разыскивая тебя.
— Меня?
— Да. Когда она узнала, что мы приятели, вцепилась в меня как клещ. Вырвала из меня обещание, что я вас познакомлю, когда ты будешь здесь. Она следит за твоей карьерой по газетам и знает о тебе больше, чем ты сам.
Мне стало интересно.
— Ладно. Приведи ее вечером.
— Я еще Фэйт приведу. Может, развлечемся немножко.
Фэйт была его девушкой.
— Отлично. До вечера.
Я повесил трубку и тут же поднял ее. Раздался голос оператора.
— Да, мистер Гонт?
— Закажите мне билет на Нью-Йорк на десять утра.
Положив трубку, я встал с постели. У меня возникла одна идея. Я позвонил Джеку Савиту и разбудил его.
— Я сейчас улетаю в Нью-Йорк, — сообщил я.
— Что-нибудь не так? — быстро спросил он.
— Я сам все улажу.
— Может, отвезти тебя в аэропорт?
— Нет. У меня к тебе есть несколько поручений.
— Валяй.
— Сэм Бенджамин. Узнай все о нем и о том, чем он сейчас занимается.
— Да я ничего не слышал о нем с тех пор, как он переехал в Нью-Йорк. Знаю только, что у него постоянные финансовые неурядицы и он плохо платит по счетам. С последними фильмами у него что-то не получилось. Потерял одиннадцать миллионов.
— Это мне известно. Я хочу знать, чем он занимается сейчас.
— Сделаю.
— Позвони мне в Нью-Йорк сегодня вечером.
— Счастливого полета, — пожелал он.
— Спасибо.
Я пошел в душ, встал сначала под горячую воду, потом под ледяную и снова под горячую. Выйдя из ванной, я по крайней мере уже не был сонным. Но все равно чувствовал себя усталым, все тело ломило. Поэтому, перед тем как начать бриться, я принял стимулятор. После бритья я снова был в форме.
В аэропорту Нью-Йорка была неразбериха, заказанная машина не приехала, застряв в пробке, и было почти шесть часов, когда я смог поймать такси. Обочины шоссе были завалены снегом. Через неделю Рождество. Но в Лос-Анджелесе все было ненастоящим, даже снег был не настоящим, а из белой пластмассы, даже Санта-Клаус был в легком летнем костюме… Я плотнее закутался в плащ.
— Откуда вы прилетели? — спросил водитель.
— Из Калифорнии, — ответил я.
— Вот черт! — сказал он. — И вам нужна эта погода?
— Мне нравится. Все-таки какая-то перемена.
— А я бы уехал отсюда, — признался он. — Только моя старуха не хочет бросать детей, я имею в виду внуков. Она прямо вся извелась, дожидаясь, когда они появятся. Теперь они носятся по всему дому, орут, а она на седьмом небе от счастья. Кошмар какой-то! Никогда не поймешь этих женщин.
— Значит, нас уже двое, — улыбнулся я.
Водитель хмыкнул и уставился на дорогу. Остаток пути он молчал, пока я не дал ему на чай. Он посмотрел на пятерку.
— Счастливого Рождества.
— Купите своим внукам подарок, — сказал я.
Я вошел в квартиру и включил свет. Здесь все было так, как я оставил три месяца назад, даже в баре стояло ведерко со свежим льдом.
Я налил себе виски и только подошел к телефону, как тот зазвонил. В трубке раздался голос Шейлы.
— Добро пожаловать домой, босс. Я внизу.
— Поднимайся.
Я налил еще бокал виски. К этому времени в дверь позвонили. Шейла стояла на пороге, на ее пальто сверкали снежинки. Она улыбнулась.
— Привет, Стивен.
Я поцеловал ее в щеку.
— Единственное, что мне нравится, когда я возвращаюсь домой, так это ты. — Я помог ей снять пальто. — Я налил тебе, выпей.
Мы прошли к бару, и она взяла бокал. Выпив, она поставила его на стол.
— Я так рада, что ты вернулся. Тут у нас такое творится!
— Ну расскажи.
— Да тут какие-то подводные течения, никак не могу выяснить, что к чему. Прибыль на нуле. Все носятся как угорелые, тебя нет, чтобы привести всех в чувство, а Синклер сидит у себя наверху и разбрасывает меморандумы, как бумажные самолетики.
Она остановилась, чтобы перевести дыхание.
— Я бы еще выпила.
Я налил ей виски.
— Это ты заставила Анхеля позвонить мне?
Она кивнула.
— Откуда ты узнал?
— Угадал, — сказал я. — Анхель только по имени ангел, но он парень честолюбивый, и кто-то должен был убедить его, что лучше быть со мной, чем против меня.
— Ты все время прохлаждался на побережье, и от тебя не было никакой помощи, — пожаловалась она. — Страсти продолжают кипеть.
— Да, надо будет мне перевести туда все исполнительные службы, пусть в Нью-Йорке останется только отдел продаж.
— Но что бы ты ни говорил, Стив, факт остается фактом: пока Нью-Йорк все контролирует… — Она не договорила, но я понял, что она имеет в виду.
Я должен был быть здесь, я ведь президент компании и должен находиться тут даже не для того, чтобы что-то делать, а просто чтобы отстаивать свое дело, если, конечно, мне это еще нужно.
Это было самым главным.
Но я уже не был уверен, что мне это нужно.
За эти годы у меня были взлеты и падения. Всякое бывало. Я так долго бежал в гору, что это стало привычкой, а когда чуть замедлил бег, всем показалось, что я съезжаю вниз. Ну что ж, придется начать снова.
Я не винил Спенсера. У него своя работа — смотреть на все критическим взглядом, чтобы механизм не давал сбоя. И подталкивать, если он будет заедать. А подталкивать он мог только меня. Я был его исполнитель.
— Кто еще знает, что я приехал?
— Да практически все, — сказала Шейла. — Когда я уходила, народ еще работал. Все хотят подготовиться к встрече с тобой завтра.
— Завтра меня не будет на работе, — отрезал я. — Я буду работать отсюда. Поставь сюда дополнительный коммутатор.
Она знала, о чем я говорю. У меня был специальный коммутатор на несколько линий, и если я говорил с него, то создавалось впечатление, что я у себя в кабинете. Никто не догадывался, что я звоню из дому.
— Что-нибудь еще? — спросила она.
— Да. Сделай так, чтобы Синклер до меня не добрался, я не хочу с ним разговаривать.
— А если он будет настаивать?
— Передай то, что я тебе сказал. Я уже стар, чтобы играть в такие игры, да и он, наверное, тоже.
Она оставила бумаги на столе и закрыла записную книжку. Я проводил ее до двери и помог надеть пальто. Она как-то странно посмотрела на меня.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
— Конечно. Почему ты спрашиваешь?
— Не знаю. Ты как-то странно выглядишь. Будто тебе все безразлично.
— Немножко надоело все это. Слишком часто приходилось этим заниматься. А может, просто вымотался. Но завтра с утра я буду в норме.
— Хорошо, — кивнула она. — Спокойной ночи, Стивен.
Я закрыл за ней дверь, вернулся к бару и, налив себе виски, сел на стул. Фогерти трудно было провести. Она знала меня, может, даже лучше, чем я сам, и, должно быть, заметила то, что ускользнуло от меня. Я допил виски и принялся просматривать кипу документов, которые она мне оставила.
Наверное, прошло полчаса, как снова раздался звонок. Я отложил очередной меморандум, встал и подошел к двери.
Я был все еще занят своими мыслями, когда открыл ее. Девушка, стоявшая на пороге, быстро вернула меня к реальности. Длинные белокурые волосы с темным отливом, голубые глаза, обрамленные накладными ресницами. Короткая шубка из рыси, на которой снежинки казались украшением. Нос у девушки был прямой, зубы красивые и белые, а губы чувственные.
— Привет, — сказал я.
— Я Марианна Дарлинг, — представилась она. — Но чтоб вам было проще, можете звать меня просто Дорогая.[170]
Я засмеялся:
— Заходи, Дорогуша.
Я закрыл дверь, помог ей снять шубу.
На ней были пурпурные сапоги выше колен, но платье оказалось таким коротким, что ноги все равно были видны. Чувствовалось, что под платьем ничего нет.
Она прошла мимо меня в квартиру. И тут же стала все разглядывать. Никаких комплексов, надо же!
— Ну и как? Нравится?
— Нравится. Чувствуется, что здесь живет мужчина.
— Что будешь пить? — спросил я.
— А что ты пьешь?
— Виски.
— Я тоже выпью, — согласилась она. — Это делает жизнь проще.
Я налил ей виски и плеснул немного себе. Она подняла бокал и провозгласила:
— Бум-бум!
Мы выпили. Она заметила на столе бокал Фогерти, на котором виднелся след помады.
— Я пришла слишком рано, — усмехнулась она. — Я не хотела тебе помешать.
— Ты не помешала. Это забегала моя секретарша, принесла мне бумаги.
— А-а! — протянула она.
Я собрал бумаги и положил их на стол у окна. Она подошла ко мне и выглянула в окно. Падал снег.
— Какой прекрасный вид, — восхитилась она.
Я тоже посмотрел в окно.
— Да. — Я совсем забыл, как это прекрасно. — Устраивайся поудобнее, — пригласил я, повернувшись к ней спиной. — Я пока приму душ, после полета я весь липкий.
— Ладно.
Она направилась к бару, а я прошел в спальню. Сбросил одежду на кровать, забрался под душ и включил горячую воду. Стало легче. Шум воды успокаивал нервы. Не знаю, долго ли я стоял под душем, но вдруг услышал ее голос.
— Да? — закричал я, стараясь перекрыть шум воды.
— Телефон звонит. Мне ответить?
— Ответь, — прокричал я.
Через минуту дверь ванной открылась.
— Звонят с побережья. Джек Савит, — сообщила она.
Я выключил кран и отодвинул дверцу душа.
— Подай мне трубку.
Она вошла в ванную и стояла в нерешительности.
— Вон там! — указал я на стену.
Она посмотрела на меня с сомнением.
— А он меня током не ударит? — спросила она. — Я слыхала…
Я засмеялся.
— Не ударит!
Она осторожно протянула мне телефонную трубку.
— Джек!
— Кто эта девчонка? — спросил он. — У нее такой чудный голос.
— Да ты ее не знаешь, — ответил я. — Ну, что ты там выяснил?
— Примерно то, что мы и предполагали. Он в долгах как в шелках, и банки нажимают на него. Ему пришлось связаться с Дэном Ричи на прошлой неделе, и они пытаются всучить телевидению все, что у них осталось.
— А как это касается нас?
— У Ричи все еще есть друзья. У тебя запланировано двадцать шесть фильмов, и если мы их не найдем, то они нас обойдут.
— Ладно, — сказал я. — Что-нибудь еще?
— Пока ничего. Я позвоню тебе завтра.
Я протянул Дорогуше телефонную трубку, затем закрыл дверь и снова включил воду.
Сквозь матовое стекло я видел, что она все еще стоит рядом. Она не шевелилась.
— Что-нибудь не так? — спросил я.
— Нет, — сказала она. — Я просто смотрю.
— На что?
— На тебя. Мне нравится смотреть на тебя через стекло, такое впечатление, что ты повсюду.
Я выключил воду.
— Лучше подай мне полотенце, — попросил я. — Прежде чем совершишь какой-нибудь необдуманный поступок.
— Уже совершила, — сказала она. — Два раза. Один раз, когда подавала тебе телефонную трубку, и второй, когда смотрела на тебя…
— Ну давай же полотенце. И не трать силы понапрасну, у нас впереди еще целая ночь.
Я обернул полотенце вокруг пояса, а вторым стал вытираться.
— Давай я вытру тебе спину, — предложила она.
Я бросил ей полотенце. У нее были быстрые и ловкие руки.
— Ты, случайно, не японка? — спросил я.
— А сито, похоза? — она засмеялась.
Дверь ванной открылась, и вошел Анхель. На его лице расплылась улыбка.
— Какая милая картина! Я вижу, вы уже познакомились.
— Налей себе пока что-нибудь, я сейчас выйду.
— Ладно, — сказал он и исчез.
Я взял у нее полотенце.
— Ты тоже иди.
Она скорчила рожицу.
— А я думала, что помогу тебе одеться.
Я засмеялся и подтолкнул ее к двери.
— Иди-иди, дорогая. Я уже большой мальчик, умею одеваться сам.
Они стояли возле бара, когда я вышел. Я поздоровался с Фэйт, девушкой Анхеля, и налил себе выпить.
— Вы уже ужинали? — спросил я.
Анхель отрицательно качнул головой.
— Нет.
Я посмотрел на девушек.
— Где бы вы хотели поужинать?
— А что, здесь плохое обслуживание? — спросила моя гостья.
— По-моему, нормальное.
— Так зачем же нам выходить в такую погоду? У тебя так хорошо и уютно, — сказала она. — Мы можем остаться здесь, покурить и прекрасно повеселиться.
Анхель засмеялся.
— Ну, что я тебе говорил, босс? Хорошая штучка?
Я посмотрел на нее, снимая телефонную трубку.
— Может быть, — сказал я. И заметил, как она слегка покраснела. Когда телефонистка ответила, я попросил соединить меня с рестораном.
Отбивные оказались не так уж плохи, Анхель начал было говорить о делах, но я прервал его.
— Завтра. У нас будет достаточно времени.
Официант убрал столик с посудой, и Анхель встал.
— Ну, ладно, Фэйт, нам пора.
Я не пытался задержать его. После их ухода Марианна продолжала сидеть неподвижно. Мы долго смотрели друг на друга.
— О чем ты думаешь? — наконец спросила она.
— Все никак не могу понять, — сказал я. — Что ты во мне нашла?
Она улыбнулась.
— Ты мне нравишься.
— Но почему?
— Это длинная история. — Она встала и пошла в спальню. — Как-нибудь расскажу.
Я пил уже третий стакан виски. Прошло не меньше получаса, прежде чем она появилась снова.
— Эй! — крикнула она с порога. — Ты что, собираешься сидеть и пить всю ночь?
Я обернулся и посмотрел на нее. Из одежды на ней были только сапоги. Она и соски выкрасила в пурпурный цвет.
Она улыбнулась.
— Нравится?
— Забавно.
— Я втерла в соски специальный крем, от этого они становятся очень чувствительными. — Она подошла ко мне и взяла сигарету. — Дай прикурить, — девушка наклонилась ко мне.
Я поднес ей зажигалку. Комнату заполнил едкий запах марихуаны.
— Хочешь затянуться? — спросила она.
Я молча взял у нее сигарету и втянул дым в легкие. Ничего. На меня ничего не действовало. Она забрала сигарету.
— Эй! Да ты совсем скис.
Я ничего не ответил.
— Может, мне уйти? — спросила она.
Я долго думал, прежде чем ответить.
— Нет.
Она снова затянулась. Ее глаза потемнели.
— Ты что, будешь глазеть на меня всю ночь? — Язык у нее уже слегка заплетался.
— Может быть, — сказал я.
Она кивнула.
— Ладно. Если тебе так хочется. — Она подошла к проигрывателю. — Ты не против, если я немножко развлекусь?
Я улыбнулся.
— Ради Бога.
Она начала двигаться в такт музыке, снова затянулась и передача мне сигарету. Я сидел возле бара и смотрел, как она танцует. Она двигалась по комнате, выключая лампы, пока не остался гореть только один светильник. Потом зашла в спальню и тут же вернулась, что-то держа в руке. В полумраке я не видел, что именно. Она подошла ко мне.
— Я хочу, чтобы ты познакомился с моим настоящим любовником.
Я посмотрел на ее вытянутую руку. На ладони тускло блестел розовый вибратор. Она включила его, и раздалось жужжание.
— Стив, познакомься со Стивом, — улыбнулась она.
Я удивленно посмотрел на нее. Лицо ее было серьезным.
— Мы встретились с тобой, когда мне было четырнадцать лет, — сказала она. — И с тех пор он со мной. — Она приложила его к щеке, затем провела по шее, между грудей. Другой рукой она взяла у меня сигарету, затянулась и отдала обратно. Ее глаза затуманились.
Я положил сигарету в пепельницу и налил себе еще виски. Она двигалась в такт музыке, прикрыв глаза, водя вибратором по животу. Внезапно остановившись, она прижала его к темной полоске между ног. Широко открыла глаза, посмотрела на меня. Ноги ее задрожали.
— Стив! — закричала она и упала на колени. Вибратор выпал из ее рук и покатился по ковру, продолжая жужжать.
Через минуту она подняла его и выключила, посмотрев на меня со слабой улыбкой.
— Просто сумасшествие какое-то, да?
Я покачал головой.
— Такого оргазма я еще никогда не испытывала, — девушка вздохнула и встала. — Пойду в ванную.
Я повернулся к бару. В комнате было странное сочетание запахов. Пахло женщиной, марихуаной и виски. Я наполнил свой бокал.
— Налей и мне тоже, — попросила она.
Я повернулся и посмотрел на нее. Она была полностью одета. Я бросил в бокал немного льда и налил виски.
Она взяла его.
— Бум-бум!
Выпив виски одним глотком, она подошла к двери. Взяв с кресла шубу, набросила ее на себя и стояла, глядя на меня.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Спокойной ночи, — сказал я.
Прошло уже несколько минут, как за ней закрылась дверь, а я все сидел, держа бокал в руке. Зазвонил телефон. Я поднял трубку. Девушка звонила снизу.
— Я забыла тебе кое-что сказать.
— Что, Дорогуша?
— Я люблю тебя.
Всю ночь меня мучили кошмары. Это случалось всегда, когда я возвращался в свою квартиру. Здесь была Барбара. Может, Сэм был прав, и мне следовало переехать.
Но я не переехал, и она продолжала появляться. Мы были так близки, а потом — ничего. Она ушла и больше никогда не вернется.
Я старался думать о чем-нибудь другом. Ничего не помогало. Когда-то я допустил ошибку и теперь не собирался вновь повторять ее.
Лучше оставить все как есть. Никаких обязанностей. Никаких привязанностей. Все спокойно. Все так, как ты хочешь. Никакого чувства вины.
Но я все еще помнил, как у нас было с Барбарой. Прекрасно. Ни до, ни после у меня не было ничего подобного. Потом была только боль. Одна лишь боль.
Я попытался отвлечься и заснуть, но кошмары не отпускали. В одном из них появилась Марианна Дарлинг, которая танцевала передо мной, только теперь у нее было лицо Барбары, улыбка Барбары.
От ее улыбки во мне загорелось желание, я протянул к ней руку, и Барбара исчезла. Я сел в кровати, глядя в темноту. В комнате было пусто и тихо. Встав с постели, я взял снотворное. Оно подействовало, и через минуту я уже спал.
Меня разбудил телефонный звонок, но я был еще сонный, когда снял трубку. Говорил Анхель:
— Я стучал тебе в дверь, но никто не ответил. Пришлось спуститься вниз и позвонить по телефону.
— Поднимайся, — сонно буркнул я.
Я нажал на рычаг телефона и тут же отпустил его. Ответила телефонистка, и я заказал завтрак. Затем прошел в ванную и умылся.
Анхеля так и распирало от любопытства, но он ничего не спросил, а я не стал ничего рассказывать. Я выпил немного кофе, и мы принялись за работу.
Анхель не терял времени даром, у него были все цифры, все рейтинги, ответы на все вопросы. Он был умный целеустремленный парень, ничего от него не ускользало. Ничего. Пока за ним не следил Синклер.
Картина стала понемногу вырисовываться. Хотя он и считал себя очень умным, но видел лишь то, что было на поверхности. Но Синклер уже мутил воду.
Арифметика была простой. В месяц мы показывали по вечерам два фильма. Сначала всем это жутко нравилось, даже спонсорам, и в конце концов они начали гордиться, что работают с нами. Потом рейтинг упал. Они тут же перевели все это в цифры своих продаж и стали думать по-другому. Во всем была виновата публика, ведь именно телезрители переключали каналы.
Синклер знал, что это была моя идея, и, желая мне показать, что ему это не нравится, сделал свой ход. Анхель — только пешка на его шахматной доске.
Но старик уже потерял свою хватку, и пешка тоже будет для него потеряна.
— Отличная работа, — похвалил я. — Ты хорошо соображаешь.
— Спасибо. — Анхель горделиво улыбнулся.
Я стал размышлять.
— У нас есть надежный человек в дневных программах?
— Да. Пит Рэйзер, — отозвался Анхель, — раньше он работал в спортивной редакции, но думаю, что здесь он больше на своем месте.
— Отлично, — сказал я. — Я ставлю тебя во главе редакции специальных программ, будешь работать этажом выше и получать на пятнадцать тысяч в год больше. Хочу, чтобы ты всем занялся. Уверен, что ты справишься.
— Ты не пожалеешь об этом, Стив. Я в лепешку расшибусь.
— Я знаю. Но все равно присматривай за Рэйзером, пока не убедишься, что он справится.
— Не бойся, Стив, я все понял.
— Думаю, тебе стоит слетать на побережье и самому взглянуть, как там идут дела с программами. Я хочу, чтобы ты дал мне полный отчет.
— Вылечу сегодня же вечером. — Он встал. — Кстати, я подготовил отчет для Синклера. Что мне делать с ним?
— Отдай ему, конечно.
— Я передам тебе копию, как только машинистка отпечатает.
— Спасибо.
Я подождал, пока он выйдет из квартиры, а потом снял телефонную трубку. Я не сомневался, что отчет уже лежит на столе у Синклера, а ко мне он попадет тогда, когда Синклер сочтет это нужным.
Я позвонил Джеку Савиту и разбудил его.
— К тебе летит Анхель Перес. Его нужно изолировать.
— Все будет сделано по первому классу, — сказал Джек.
— Когда закончишь, садись в самолет и лети сюда.
— Зачем?
— Я хочу, чтобы ты занялся Ричи и Бенджамином.
— Погоди, — сказал он. — Это уровень гораздо выше, тут только ты можешь вмешаться. Только президент может решать такие вопросы.
— Приезжай, — повторил я. — Я займусь Синклером.
Я положил трубку и закурил. Значит, Синклер хотел играть, даже настаивал. В конце концов, это было его поле игры.
Но у меня для него было заготовлено несколько сюрпризов. Правила поменялись. И ему придется играть по новым правилам.
Когда на следующий день я вошел в кабинет, на столе лежал отчет Анхеля. Я просмотрел его. Было видно, что он старался как мог, — единственный, на кого он не поднял руку, это был сам Синклер.
Я усмехнулся про себя. Уж слишком он лез из кожи вон. Синклер, конечно, использовал его как мог, но я ведь все время находился на побережье, и кто-то должен был взять бразды правления в Нью-Йорке.
Тут не было ничего нового. Все это давно известно. Я сам два года назад поднимал этот вопрос, а Синклер тогда отмахнулся. Но я старался сконцентрироваться на самом главном, все остальное было неважно.
Я бросил отчет в корзину для бумаг — из отчетов не делают телевизионных программ — и нажал кнопку селектора.
— Сообщите мне, когда придет Синклер.
— Он уже здесь, — послышался голос Синклера от двери.
Я поднял глаза и улыбнулся. Встав, я протянул ему руку.
— Мистер Синклер, — проговорил я.
Он сделал гримасу, когда пожимал руку.
— Узнаю знакомый тон, — сказал он. — Значит, у нас будет официальная встреча?
— Пришло время, — улыбнулся я.
— Прежде чем мы начнем, я должен сказать, что рад снова тебя видеть, Стив.
Я улыбнулся еще шире.
— Я тоже рад тебя видеть, Спенсер.
Кивнув, он сел в кресло перед столом.
— Зачем ты отослал Переса на побережье? — сразу начал он.
— Чтобы прикончить его, — ответил я. — Мне не нравятся дерьмовые люди.
— Но ведь это я попросил его сделать эту работу.
— Это была твоя ошибка. Он работал на меня. Ты бы мог и меня попросить.
— Он написал толковый отчет.
— То же самое сделал и я два года назад, но тогда ты ничего не хотел предпринимать. Я же предсказывал, что у нас будут проблемы. Теперь, когда они появились, ты готов что-то сделать, но почему не хотел тогда?
— Он совсем не такой уж плохой, — гнул свое Синклер. — В конце концов он же пришел к тебе.
— После того как вручил тебе отчет. Он просто прикрыл себе задницу.
— Я председатель Совета директоров и отвечаю за финансовые дела компании. Ты ведь не станешь утверждать, что в этом году нам во всем сопутствует успех.
— Ты кое-что забыл, — напомнил я.
— Что?
— Когда ты сделал меня президентом компании, я автоматически стал главным исполнительным сотрудником. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узурпировал мою власть, даже ты.
— Не будь таким недотрогой, Стив. Я лишь старался тебе помочь.
— Я знаю. Но ты нарушил правила. А теперь — все. Мы играем в другую игру.
— Ты хочешь сказать, что я не могу принять меры, когда вижу, что не все идет как надо?
Он начинал терять терпение.
— Можешь, — кивнул я. — Ты можешь просто сказать мне об этом.
— Как, черт возьми, я могу сказать тебе об этом, если тебя никогда нет на месте?
— А ты когда-нибудь слышал о таком изобретении, как телефон? — Я нарочно вел себя вызывающе.
Он слегка остыл.
— Что ты собираешься предпринять? Нам надо как-то отчитаться перед Советом директоров, в этом году мы потеряли уже одиннадцать миллионов.
— Не паникуй, это не поможет.
— Ты слишком много времени проводишь на побережье, — проворчал он. — От этого страдают наши доходы.
— Ничего, в сентябре следующего года, когда выйдет новая программа, наши дела поправятся.
— Еще долго ждать. До Нового года осталась неделя, мы еще не пережили зиму и лето. Послушай, Стив, никто не знает рекламные агентства лучше тебя, тебе надо вернуться и работать здесь, ты не можешь одновременно быть в двух местах.
— Вот теперь ты говоришь толково. Я действительно не могу быть в двух местах одновременно. Но в одном ты не прав. Есть человек, который знает агентства так же хорошо, как и я.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Джек Савит, — пояснил я. — Ты забыл, что он провел всю жизнь на Мэдисон-авеню, продавая свои программы агентствам, спонсорам и телевещательным корпорациям?
— А как же студия?
— Он сделал свое дело. Там все на мази. Он привел туда толковых людей, и они всем займутся. Пора ему на повышение.
Синклер помолчал, обдумывая мои слова.
— И что же ты собираешься ему предложить?
— Я попросил, чтобы он приехал и занялся предложениями Бенджамина.
— Подожди-ка, — сказал он. — Это же твоя работа.
— Это работа президента «Синклер Телевижн», — поправил я его.
— Но ведь ты все еще президент.
— В том-то и состоит моя ошибка, — сказал я. — Когда я принял твое предложение стать президентом «Синклер Бродкастинг», мне надо было поставить человека на свою прежнюю работу. Сейчас уже «Синклер Телевижн» пора иметь нового президента.
— А ты чем будешь заниматься?
— Тем же самым, чем и ты, когда был на моем месте — сказал я. — Сводить всех с ума.
Он рассмеялся и встал. Направился к двери, но затем повернулся.
— Приедешь в воскресенье в Гринвич на ужин? — спросил он. — Там лежит чудесный снег.
— Конечно. Если не улечу на побережье.
Он кивнул.
— И вот еще что.
— Да?
— Ты уже решил, когда мне уходить на пенсию?
— Когда тебе исполнится шестьдесят пять, — тут же ответил я.
Он засмеялся и вышел. Я посмотрел на закрытую дверь и улыбнулся. Он проиграл эту битву, но выиграл войну. Он был гораздо умнее меня. Внезапно я понял, что он получил все, что хотел.
Было уже темно, когда я вышел из здания, поэтому я не заметил ее. Я уже садился в машину, когда она хлопнула меня по плечу.
— Допоздна работаешь, мистер Гонт.
Я обернулся. На этот раз на ней была другая шуба, из лисы, капюшон закрывал почти все лицо, и я видел только глаза — темные и сияющие.
— Я с пяти часов тебя жду, — призналась она.
— Ну и напрасно, поднялась бы наверх.
— Ты не поверишь, я боялась.
— Чего?
— Что ты не захочешь меня видеть.
— Но это было бы лучше, чем стоять здесь и отмораживать себе зад.
— Это было не так уж и плохо, — она вытащила из кармана фляжку и перевернула ее, чтобы продемонстрировать, что она пустая. — Я даже не почувствовала холода.
— Лучше забирайся в машину, — я взял ее за ледяную руку.
Она не двигалась.
— Нет. Я ждала не этого. Я только хотела извиниться перед тобой, что вчера вела себя как идиотка.
Я молчал.
— Не знаю, что нашло на меня, — продолжала она. — Похоже, я совсем спятила.
Ее лицо стало каким-то особенно юным. Я снова взял ее за руку.
— Садись в машину.
Она молча залезла в «Континенталь», и я закрыл за ней дверцу. Шофер повернулся и посмотрел на нас.
— Куда, мистер Гонт? — спросил он.
— Где ты живешь? — спросил я ее.
— На углу Риверсайд-Драйв и Семьдесят восьмой улицы, — она дрожала и забилась в угол, сжавшись в комочек.
Машина тронулась с места, и я включил обогреватель на полную мощность. Когда мы подъехали к Центральному парку, в машине было жарко, как в печке.
— Согрелась? — спросил я.
— Да. У тебя есть сигареты?
Я прикурил сигарету и передал ей, она затянулась. Скоро она перестала дрожать и выглянула в окно.
— Куда мы едем? — спросила она.
— Ты ведь сказала: Риверсайд и Семьдесят восьмая, не так ли?
— Я не хочу туда, — сказала она.
— Ладно. А куда поедем?
— Я поеду с тобой.
— Я еду домой спать, — сказал я. — Я ужасно измотался.
Она молча смотрела на меня.
— Тогда это не имеет значения. Высади меня здесь.
Мы были в середине Центрального парка, по обе стороны дороги лежали сугробы.
— Ты с ума сошла, — сказал я. — Тебе отсюда выбираться час.
— Я люблю ходить по снегу. — Она похлопала шофера по плечу. — Остановите здесь.
Машина остановилась у обочины, она открыла дверцу и вышла. Постояла, пристально глядя на меня.
— Спасибо, что подвез. — Захлопнув дверцу, она зашагала по снегу, нагнув голову. Капюшон закрыл ее лицо, я видел лишь кончик носа. Машина двинулась, и через мгновение раздался удар по заднему стеклу.
Я обернулся. Раздался еще удар — второй снежок попал в стекло. Я увидел, как она размахнулась, чтобы бросить третий.
— Подожди, — сказал я шоферу. Он остановил машину, и я вышел. Третий снежок пролетел мимо меня. Я набрал пригоршню снега и, слепив снежок, запустил в нее. Он ударил ее в плечо.
— Попал! — закричал я.
Впрочем, я слишком рано начал радоваться. Следующий снежок попал мне прямо за шиворот. Я набрал еще снегу и пошел в атаку. Она спряталась за деревом и оттуда принялась бомбардировать меня снежками. К счастью, особой меткостью она не отличалась. Когда я подобрался совсем близко, она пустилась наутек, но я схватил ее, мы повалились и стали кататься по снегу.
Наконец мы остановились, и я натер ей снегом лицо.
— Вот так. В следующий раз не будешь такой умной. — Я засмеялся.
Внезапно она замерла, глядя мне в лицо.
— Ты смеешься, — сказала она. — Оказывается, ты умеешь смеяться.
— Надо же сказать такое.
— Нет. — Она покачала головой. — Ты действительно смеешься. Никогда раньше не видела, чтоб ты смеялся.
Она обвила мою шею руками. Нос у нее был холодный, губы горячие, а язык просто обжигал, когда она поцеловала меня.
Джек прилетел из Лос-Анджелеса в семь часов утра, а в четверть девятого уже звонил в дверь.
Она быстро села в постели, в ее широко раскрытых глазах угадывался страх. Она натянула на себя простыню.
— Кто это?
— Успокойся, — сказал я. — Это мой первый посетитель. — Я поднялся с постели и взял халат.
— Это надолго? — спросила она.
— На пару часов.
— А-а!
— Можешь выйти, когда захочешь, — успокоил я ее. — Тебе не надо прятаться.
— Тогда я лягу спать. Если он уйдет до полудня, приходи ко мне.
— А если не уйдет?
— Тогда я убью его и затащу тебя в постель. — Она укрылась с головой, а я пошел открывать дверь.
Джек был возбужден. Ему не помогли даже таблетки, которые он принял в самолете. Во время завтрака он то и дело вскакивал.
— Ты говоришь, что старик даже не возразил ни разу?
— Ни разу, — улыбнулся я. — Ему, наоборот, это даже понравилось.
— Ведь он знает, что я еврей?
— Думаю, что да, от него ничего не скроешь.
— Боже мой! — произнес он с благоговейным трепетом. — Только представь себе: еврей — президент «Синклер Телевижн».
— Мы думаем не вчерашним днем, а завтрашним, — я похлопал Джека по плечу.
Он уставился на меня и резко сел.
— У меня даже ноги подкашиваются.
— Тебе надо выпить еще кофе. — Я наполнил его чашку.
— Сейчас я приду в себя. Просто все произошло так быстро! Когда ты позвонил мне вчера второй раз и рассказал эти новости, я даже не поверил.
— А сейчас веришь?
Он посмотрел на меня и кивнул:
— Да. Ты знаешь, что меня убедило?
Я покачал головой.
— Снег, — пояснил он. — Когда мы заходили на посадку, я увидел снег и вдруг понял, что все это правда.
— Сегодня в газетах будет сообщение о твоем назначении. У тебя обед с Синклером в двенадцать тридцать в «21». В четырнадцать тридцать у тебя совещание с главами отделов.
— Ты будешь присутствовать?
— На обеде — нет, на совещании — да.
Он кивнул.
— Тогда мы с тобой решим все вопросы.
— Нет, — я опять покачал головой.
Джек, похоже, удивился.
— Перед кем же я буду отчитываться?
— Ни перед кем. — Я посмотрел на него. — Ты теперь глава телевещательной компании, ты сам будешь все решать. Только сообщай мне о своих решениях.
— А если я ошибусь?
— Это твои проблемы, — сказал я. — Но ошибок ты совершать не будешь, разве что иногда промах, другой. Я думаю, верных решений будет больше.
— Хорошо, Стив. — Он открыл кейс и вытащил оттуда бумаги. — По пути сюда у меня возникли кое-какие соображения насчет программ. Хочешь послушать?
Я кивнул.
— Но не думаю, что тебе все понравится.
— Выкладывай!
— Я решил отменить те программы, которые ты запланировал. Как бы они тебе ни нравились, они не пойдут. Пока мы не найдем какие-нибудь подходящие шоу, будем показывать только фильмы. — Он помолчал и посмотрел на меня.
Я кивнул.
— Ладно. Что дальше?
— Теперь насчет Анхеля Переса, — продолжал он. — Я знаю, что он тебе не нравится, но это толковый и честолюбивый парень, я хочу, чтобы он был моим заместителем.
Я молчал.
— Я же тебя предупреждал, что тебе не понравится, — сказал он.
— А почему это мне вообще должно нравиться? Тебе с ним жить и работать. Главное, смотри все время за тылами.
— Если я не смогу позаботиться о себе, тогда я не заслуживаю этой работы.
— Справедливо. Что еще?
Он с легкостью разгромил в пух и прах три моих любимых программы.
— Они все старые и никуда не годятся, мы их показываем почти пять лет; я хотел бы прямо сейчас от них отказаться, но заменить их нечем, поэтому я буду избавляться от них постепенно. В первую очередь от «Звездной пыли Голливуда».
«Звездная пыль Голливуда» — это было наше шоу, где съемки производились дома у кинозвезд. Четыре года назад, когда мы запустили это шоу, оно шло великолепно, а сейчас немного приелось. Не так-то много осталось настоящих звезд.
— А что ты хочешь сделать вместо него? — поинтересовался я.
— Хочу поставить рок-шоу для подростков, — пояснил он. — Всякие там рок-группы, световые эффекты, дансинги, много девушек в мини, шум, гам.
— Но ведь это сгодится и на вечерние часы, — сказал я, — жалко показывать днем такую передачу.
— Верно. Но если Эй-Би-Си находит возможным отводить прайм-тайм на шоу для взрослых, нам следует переключиться на молодежь. Как ты считаешь?
— Какая тебе разница? — Я вдруг улыбнулся. — Я ведь сказал, что ты сам будешь все решать.
— Ладно. А что насчет Бенджамина?
— Когда придешь в свой кабинет, у тебя на столе будет лежать копия документа, просмотри его хорошенько, а потом поговорим.
Он встал.
— Я вернусь в отель и приму душ, потом поеду к себе.
Я проводил его до двери.
— Увидимся днем. Счастливо!
Я стоял у двери, пока он не сел в лифт, потом вернулся в квартиру и налил себе кофе. Я вдруг почувствовал себя старым. Еще недавно я, как и Джек, стоял перед Синклером. У меня был его энтузиазм, его надежды, его планы. Теперь меня уже ничего не волновало. Все прошло. Впервые я оценил роль Синклера в компании. Кому-то иногда нужно было разбирать корабль по винтику, чтобы потом снова строить его.
— Он ушел? — раздался голос из спальни. Она слегка приоткрыла дверь и выглянула оттуда.
— Да, — ответил я.
— Хорошо. — Дверь открылась, и она вышла в гостиную. Она замоталась в махровое полотенце, а ее кожа была еще влажной после душа. — Я уж думала, что он никогда не уйдет.
— Хочешь кофе? — спросил я.
— А ананасовый сок есть?
Я кивнул.
— В холодильнике.
Она вытащила из холодильника жестяную банку ананасового сока, пробила дырки и наполнила стакан со льдом, затем, достав бутылку водки, долила стакан до краев и быстро отпила.
— Отлично. — И протянула стакан мне. — Хочешь попробовать?
Я покачал головой.
Она пожала плечами и подняла стакан.
— Бум-бум! — Она отпила еще глоток и подошла ко мне. — Который час?
— Около десяти.
— Черт! У меня сегодня утром было прослушивание, а я совсем про него забыла. — Она села и подняла телефонную трубку. — Можно, я позвоню от тебя?
— Давай! Я пока побреюсь.
Когда я вышел из ванной, она уже снова была в постели. Рядом на столике стоял стакан с ананасовым соком.
— Мой агент рвет и мечет, что я не пришла.
— А что, были хорошие предложения?
— Да так. Надо было сняться в одной рекламе, мне все равно это бы не досталось. Ты собираешься на работу? — спросила она.
— Только после обеда.
— Хорошо, — сказала она и повернулась на живот. — Как ты думаешь, у меня красивая попа?
Я посмотрел на нее. Ответ мог быть только один.
— Да.
— Так что ж ты стоишь как истукан? Подойди, поцелуй ее.
Я подошел, нагнулся и шлепнул ее. Она быстро перевернулась. В ее глазах было удивление.
— Зачем ты это сделал?
Я молчал.
Она медленно улыбнулась и снова перевернулась на живот.
— Шлепни меня еще раз, мне нравится.
Когда я вернулся из конференц-зала, представив Джека начальникам отделов, Спенсер ждал в моем кабинете. У него было усталое лицо. У меня — тоже.
— Тебе надо выпить, — посоветовал он.
Синклер подошел к бару и налил два бокала. Мы выпили.
— Ну и как? — спросил он.
— Как будто отдал своего первого ребенка, — признался я.
Он кивнул.
— Теперь ты знаешь, как я себя чувствовал.
— Они хотят за всё шесть миллионов долларов, — сообщил мне Джек. — Я отказываюсь.
— Правильно.
Джек тихо произнес:
— Бенджамину это не понравится. Он был уверен, что мы пойдем на эту сделку.
— Не знаю, откуда он это взял? Я никогда с ним об этом не говорил.
— Он утверждает, будто ты дал ему слово во время разговора на студии, что обязательно купишь его фильмы. — Он закурил. — Он просто на стенку лезет, так ему нужны деньги.
— Это его проблемы.
— Ричи говорит, что их адвокаты разобрали дело с контрактом, и, если мы не придем к компромиссу, они подадут на нас в суд.
— Они не сделают этого.
— Почему ты так уверен? — спросил он.
— Сэм ни за что в жизни не признается, что он находится в тяжелом финансовом положении. У него все рухнет, если его кредиторы узнают, что он сидит без денег.
— Некоторые фильмы не так уж плохи, — заверил он.
Мне это стало надоедать.
— Ведь ты президент компании! Покупай их или не покупай, как хочешь, но решай сам, это твоя работа.
Он сидел и думал.
— Ладно, — наконец он встал и пошел к двери.
— Джек! — окликнул я его. Он остановился и повернулся ко мне. — Ты не думай: я совсем не сержусь на Сэма, я люблю его; но я не терплю, когда мне угрожают.
— Я понял, — кивнул он и вышел.
Зазвонил селектор, я нажал на кнопку.
— Мисс Дарлинг на четвертой линии.
Я снял трубку.
— Привет, дорогая.
— Что ты собираешься делать в обед? — спросила она. — Я ужасно тебя хочу.
— Извини, у меня свидание.
— Деловое или с дамой?
— С дамой.
— Я тебя убью, если будешь встречаться с другой, — заявила она.
— Моя тетя приезжает из Кейпа.
— Я тебя ненавижу, — было слышно, как она грохнула трубку.
Я сидел за столиком и пил уже третью порцию виски. Тетя Пру задерживалась. Я должен был сразу догадаться об этом. Когда она бывала в городе, то не могла отказать себе в удовольствии пройтись по магазинам Пятой авеню. Я допил виски и сделал знак официанту. Словно по мановению волшебной палочки появилась еще одна порция. Такими темпами к приходу тети я буду уже готов. Я посмотрел на вход, никого не было видно. Вдруг кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся.
— Ну что ж, надеюсь, она придет, — сказала мисс Дарлинг яростным шепотом.
Я не успел ответить, как она села за соседний столик и уставилась на меня. Она заказала себе выпить, я улыбнулся, а она тут же показала мне язык.
— Ты знаешь эту молодую леди? — спросила тетя Пру.
Я вскочил, даже не заметив, как она подошла.
— Да так, — я поцеловал тетю в щеку.
Официант подвинул ей стул, и она села.
— Очень сухой мартини, — заказала она, — и холодный. — И снова повернулась, чтобы посмотреть на девушку за соседним столиком. Затем посмотрела на меня. — Очень симпатичная барышня. Но у нее волосы крашеные и была пластическая операция на носу.
Я уставился на нее.
— Откуда ты знаешь?
— Ну, с волосами все просто, — фыркнула она, — но никто еще не рождался с таким безукоризненно прямым носом.
Я улыбнулся. Хотя тете Пру уже около семидесяти, от нее ничто не ускользает.
— Пока ждал тебя, успел надраться, — признался я.
— Да, я заскочила на Пятую авеню. — Официант принес ей бокал с мартини, и она подняла его. Мы чокнулись.
— За тебя, — сказала она.
— За тебя, — ответил я.
Она пригубила мартини.
— Хорошо приготовлено. — Она отпила еще немного и поставила бокал на стол. — У тебя все в порядке?
— Да, — ответил я. — А почему ты спрашиваешь?
— Да в сегодняшних газетах написано, что у «Синклер Телевижн» новый президент. Я думала, тебя уволили.
Я засмеялся.
— Да нет, просто у меня было так много работы, что я решил поставить туда другого человека.
— В компании не может быть двух президентов, — сказала она с железной логикой. — Это известно даже мне. Ну-ка, расскажи мне всю правду, молодой человек, потому что, если тебя там больше не будет, мне придется срочно продавать свои акции.
— Пока тебе не стоит торопиться.
Я все ей объяснил. Она поняла.
— Хорошо, — кивнула тетя. — Я рада, что ты это сделал, ты слишком много работал.
— Не очень.
— Ты страшно исхудал.
Я слышал это и раньше.
— Я похудел на четыре фунта, пока ждал тебя.
Она пригубила мартини.
— Тебе надо снова жениться. Чего ты ждешь? С годами ты не становишься моложе.
— Ищу подходящую девушку, — улыбнулся я. — Кого-нибудь вроде тебя.
— Ты обалдел, — сказала она.
— Тетя Пру, где ты научилась так говорить? — удивился я.
— По-твоему, мы в Кейпе отрезаны от мира? У нас все-таки есть телевидение.
— Ладно. — Я поманил официанта. — Давай сделаем заказ.
Подошел официант и положил на стол сложенный листок бумаги.
— Это от молодой леди, — прошептал он и кивнул в сторону Дорогуши.
Я заглянул в записку:
«Может, поужинаем сегодня вместе, если не слишком злишься. М.».
Я нацарапал ответ и протянул бумажку официанту. Он подошел к ее столику.
— А не будет ли проще пригласить ее за наш столик? — спросила тетушка Пру.
— Если бы я хотел, чтобы она была с нами, она бы сидела здесь, когда ты пришла.
— Я закажу еще мартини, — заявила тетушка. — И не надо так раздражаться.
— Ладно, я приглашу ее сесть с нами. — Я встал, но когда оглянулся, девушки уже не было.
— Видишь, что ты наделал! — Тетя Пру сразу же приняла ее сторону. — Ты не дал бедному ребенку пообедать. Из-за тебя ей пришлось уйти.
Я уставился на нее.
— Стивен, — сказала она, — ты ни капельки не изменился, ты такой же грубый, как раньше.
Я со вздохом сел и заказал еще виски.
— На этот раз двойной.
— Она любит тебя? — спросила тетя Пру.
— Кто?
— Ну, та девушка, которая ушла из-за тебя.
— Ты что, думаешь, что все девушки, с кем я ни заговорю, любят меня? И к тому же она ушла не из-за меня.
— Я знаю, какая у тебя репутация, Стивен, — сказала она. — Мы в Кейпе тоже газеты читаем.
Ох уж эти старые леди!
— Я знаю, что у вас, кроме газет, есть также телевидение, газ, телефон и электричество.
Тетя Пру посмотрела на меня.
— Да она тебе нравится!
— Я этого не говорил, — возразил я.
— А тебе и не надо этого говорить, — сказала она твердо. — Я и сама вижу.
Я спрятался за стакан с виски.
— Стивен!
— Да, тетушка Пру?
— Если ты любишь ее, действительно любишь, не тяни. И ничего не бойся.
Было уже почти одиннадцать часов, когда Джек покинул мой кабинет. Он не зря потратил день и вернулся с планом рок-шоу, который выглядел многообещающе.
— Я целый день разговаривал по телефону с Анхелем, — сказал он. — Этот парень неплохо разбирается в музыке. Я попросил его присмотреть самые лучшие американские рок-группы у себя на побережье, в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. На следующей неделе я пошлю его в Нэшвил на рок-фестиваль.
Идею я одобрил.
— Вот такие дела. — Он начал складывать бумаги в портфель. — Я хочу, чтобы у нас был человек, который будет постоянно поддерживать контакт со студиями грамзаписи, компаниями по выпуску грампластинок, с редакторами музыкальных журналов, чтобы мы всегда были в курсе, что творится в мире рок-музыки.
— Хороший продюсер нам тоже нужен.
Он кивнул.
— Я тоже думал об этом, но пока еще не нашел подходящую кандидатуру.
— Я тебе помогу. Возьми к себе Боба Эндрюса.
Джек удивился.
— Но он же не продюсер, он диск-жокей.
— Он диск-жокей номер один в Америке, — пояснил я. — Подростки любят его, он первым запустил Элвиса, первым запустил «Битлз». И есть еще один положительный момент: он будет работать по контракту только с нами.
Надо добавить, что благодаря Эндрюсу мы имели радиостанцию в Нью-Йорке, одну из самых популярных. Но прежде чем он стал работать на нас, его преследовали неудачи.
— Мне это нравится, — кивнул Джек.
— Я попрошу его позвонить тебе завтра утром.
— А если его не заинтересует это предложение? — спросил Джек. — Он и без того номер первый в своем бизнесе и, возможно, не захочет что-либо менять.
— Его заинтересует наше предложение, — заверил я. — Вот уже два года он обращается к нам с предложением, чтобы мы занялись распространением грампластинок или купили компанию по их производству. Если мы собираемся в вечерние часы регулярно транслировать музыку, возможно, и придется это сделать.
— Давно надо было это сделать, — сказал Джек. — Ты знаешь, сколько «Эр-Си-Эй» заработала на Элвисе или сколько «Кэпитал» зарабатывает на «Битлз»?
— Знаю.
— Вот так-то. — Он засунул наконец все бумаги и встал. — Все. Сил больше нет. Поеду в отель и лягу спать.
Не успел он выйти, как зазвонил телефон. Я не снимал трубку, но потом вспомнил, что Фогерти ушла домой. Пришлось ответить.
Из трубки в ухо мне ударил шум, гам, музыка.
— Стив? — Ее голос был едва слышен.
— Да, дорогая.
— Я накурилась.
— Ну, и что в этом странного? — спросил я.
— Нет, в самом деле, я уже в отключке, — призналась она. — Я курила весь вечер.
Я ничего не сказал, и она молчала, было слышно только ее дыхание на фоне оглушающей музыки.
— Стив, ты меня слушаешь?
— Да.
— Стив, почему ты не пригласил меня поужинать сегодня?
— Я работал.
— Я могла бы тебя подождать.
— Похоже, у тебя и так дела идут нормально?
— Я скучала по тебе. Мне было так одиноко. Я сидела одна, курила травку и плакала, мне пришлось выйти из дому.
— Чувствуется, ты на веселой вечеринке?
— Может, ты заберешь меня, Стив? Я хочу быть с тобой.
Я не знал, что ответить.
— Пожалуйста.
— Ладно, — я взял карандаш. — Диктуй адрес.
Это был старый дом без лифта на углу Двадцать восьмой улицы и Первой авеню. Едва войдя в подъезд, я услышал звуки музыки и почувствовал запах марихуаны. По мере того как я поднимался по ступенькам, шум становился все громче, а запах все явственнее. На последней лестничной площадке лежали парочки и занимались своим делом, не обращая внимания на окружающих. Я перешагнул через них.
— Поздновато ты, парень, — длинноволосый юноша стоял в дверях. — Но представление продолжается. С тебя пять долларов.
Я сунул пятерку в его протянутую руку.
Музыка и раньше казалась мне громкой, но на самом деле это была просто тишина по сравнению с оглушительными звуками, обрушившимися на меня, когда я вошел. Я постоял в узком коридорчике, привыкая к скудному освещению, и прошел в комнату, откуда вырывалась музыка. Вдруг она смолкла, и свет в комнате погас. Послышался возбужденный шепот. Я стоял на пороге, тщетно стараясь разглядеть что-либо в темноте.
Из угла комнаты раздался глубокий баритон:
— Сейчас Дон Рэнс представит свое последнее творение живого искусства! Новогодняя премьера! Изготовлена из шоколада «Хэрши», чернично-земляничного джема, апельсинового варенья, леденцов, взбитых сливок и, конечно же, фантастического тела Марианны Дарлинг!
Одновременно грянула музыка и зажегся свет. Я зажмурился, а затем увидел ее.
Она стояла на столе в центре комнаты спиной ко мне, держа над головой плакат. Тело ее было покрыто диким сочетанием красок — сиропа и варенья, которое уже стало подтекать. Она медленно повернулась.
Толпа взревела. Раздались аплодисменты и крики одобрения. Все стали приближаться к столу. Сквозь шум послышался ее голос:
— Эй, ребята, вы что, читать не умеете?
Она дико смеялась и двигалась в такт музыке. Они облепили ее и, высунув языки, принялись слизывать с нее сироп. Цвета на ее теле стали смешиваться, столик качался, а парни старались подпрыгнуть все выше и выше.
Она хохотала, стараясь удержать равновесие. Теперь она стояла лицом ко мне, и я смотрел на нее.
Ее грудь была раскрашена в красные и фиолетовые цвета. Между грудей шоколадом был нарисован фаллос, направленный вниз и исчезающий в низу живота, во взбитых сливках, которыми был украшен лобок, откуда торчал длинный и толстый, в дюйм толщиной, леденец на палочке. На плакате, который она держала над головой, было всего два слова: СЪЕШЬ МЕНЯ!
Она встретилась со мной взглядом, и на какое-то мгновение в ее глазах мелькнуло сознание, но она была слишком далеко. Глаза ее снова затуманились, и она улыбнулась мне.
— Правда, прекрасно? — завопила она.
В этот момент какой-то парень вытащил из нее леденец и погрузился лицом во взбитые сливки, жадно слизывая их языком. Стол наконец свалился, и она рухнула в кучу беснующихся тел.
Я закрыл глаза, чувствуя, что меня тошнит, затем повернулся и выбежал из квартиры. Стремглав сбежал по лестнице и выскочил на улицу. Прижался головой к холодной стене, и меня вырвало.
Это была Барбара. Все повторялось снова.
— Звонит Сэм Бенджамин, — сообщила Фогерти.
Я нажал клавишу.
— Привет, Сэм!
В его голосе слышался упрек.
— Почему ты так ненавидишь меня, Стив?
Я засмеялся:
— С чего ты взял?
— Ты натравил на меня Джека Савита. Ты ведь знаешь, что я не могу с ним общаться.
— Я не натравливал его на тебя, — возразил я. — Это его работа, он теперь президент телекомпании.
— Разве для друзей должность играет какую-нибудь роль? — спросил Сэм. — Мы всегда действовали с тобой напрямую — лицом к лицу. А что случилось теперь?
— Я уже не президент, Сэм. Ты ведь не хочешь, чтобы я действовал через его голову?
— Хочу.
— Я не смогу этого сделать, Сэм, я так не привык.
Он помолчал.
— Ладно, — сказал он. — Значит, ты не придешь поужинать сегодня, если я тебя приглашу?
— Пригласи.
— Я тебя приглашаю. Это будет, как в старые добрые времена. Сэмюэль приехал на каникулы, и Мириам почтит нас своим присутствием, я даже попрошу Денизу, чтобы она приготовила для тебя brust flanken, если хочешь.
— Это не обязательно. Продиктуй мне адрес.
— Пятая авеню, дом номер семьсот. В восемь вечера.
Сэм действительно выбился наверх. До Пятой авеню из Бронкса долгий путь. Я надеялся, что половина того, что я слышал о нем, — неправда, что проблем у него гораздо меньше. Будет ужасно, если он скатится вниз.
Щелкнул селектор.
— К вам мистер Савит и мистер Эндрюс.
— Пусть войдут.
Секретарша открыла дверь, и они вошли в кабинет. Я указал им на кресла. Фогерти принесла кофе, и когда мы закончили пожимать друг другу руки, перед каждым уже стояла чашка. Фогерти вышла, закрыв за собой дверь.
— Ну, я вижу, вы с Джеком сработались. Как тебе нравится наша идея?
— Просто потрясающе, — сказал он профессиональным голосом диск-жокея. — Я давно уже ждал чего-то подобного.
— Я рад, — улыбнулся я. — Джек сказал тебе, что мы собираемся также заняться пластинками?
Эндрюс кивнул.
— Да, он упомянул об этом. Он сказал, что ты мне сам все расскажешь.
— Все просто, — начал я. — Мы создадим специальный отдел, и ты возглавишь его. Ты прекрасно разбираешься в этом деле, и все тебя уважают.
— Не могу поверить. На меня все сыплется как из рога изобилия.
— Несколько месяцев назад ко мне обратился Джо Риган, чтобы я купил его компанию. Какого ты мнения о «Симболик Рекордз»?
Он задумался.
— Неплохая компания. В музыкальном плане у них все отлично, выходит много хитов, и все пластинки расходятся.
— А что на другой стороне пластинки?
Он усмехнулся, когда услышал, что я говорю на его жаргоне.
— Управление у них никуда не годится. Они обратились к мафии, и теперь те крепко держат их за горло.
— И сколько они им должны? — спросил я.
— Насколько я слышал, около двух-трех миллионов долларов. Учитывая, что они платят тридцать процентов, вряд ли им удастся выкарабкаться.
— Но ими стоит заняться?
Он кивнул.
— Да, надо бы собрать побольше информации о них, потому что марка фирмы держится высоко.
Мне понравился его консервативный подход. Странно, что можно долго знать человека, но так и не узнать его глубоко. Я никогда не думал, что у него такая деловая хватка. А зря. После того как он составил классный контракт для работы с нами, стало ясно, что он тертый калач.
Я нажал на кнопку вызова секретаря. Фогерти ответила.
— Соедини меня с Джо Риганом из «Симболик Рекордз» в Лос-Анджелесе. — Я повернулся к ним. — А насчет шоу какие у вас планы?
— Думаю, что в начале января Боб может отправиться на побережье и всем заняться.
— Да, в праздники у меня здесь есть дела, и я не могу отлучиться, — сказал Эндрюс. — Мне надо еще присутствовать на нью-йоркском рок-концерте.
— Я не против.
Зажужжал селектор.
— Мистер Риган на линии.
Я взял трубку.
— Как дела, Джо?
Его голос гулко раздался в трубке, я понял, что он включил громкоговорящее устройство, чтобы сидящие в его кабинете тоже услышали меня.
— Лучше не бывает. А у тебя, Стив?
— Прекрасно. Я тут подумал: позвоню-ка я выяснить, что есть нового по тому делу, которое мы обсуждали пару месяцев назад.
— Ничего особенного не было, Стив, — сказал он. — Тут поступили кое-какие предложения, но это нам не совсем подходит. Сейчас у нас все в порядке. Пара наших пластинок в «горячей» десятке.
— Значит, поговорим?
— Можно, — ответил он уклончиво. — Когда?
— Когда? Я завтра буду в Калифорнии. Почему бы тебе не прийти ко мне на студию на ланч в двенадцать тридцать? Пойдет?
— Пойдет.
Я положил трубку.
— Слышали разговор? Я встречаюсь с ним завтра. — Я встал. — Потом сообщу вам результаты.
Они вышли из кабинета. Мне снова позвонила Фогерти.
— Мисс Дарлинг звонила два раза, пока вы были заняты. Вас соединить с ней?
— Нет. Да, кстати, если она позвонит еще раз, скажите, что я не желаю с ней разговаривать.
После небольшой паузы Фогерти спросила:
— Так и сказать?
— Так и сказать, — ответил я и положил трубку.
Дениза сама открыла мне дверь.
— Стивен! — обрадовалась она. — Как давно тебя не видела!
Я вручил ей розы и поцеловал в щеку.
— Слишком давно, — согласился я. — С тех пор ты стала еще моложе.
— Спасибо. Теперь я знаю, почему мне так нравится видеть тебя, — ты такой льстец!
Я прошел за ней в гостиную. За окнами, выходящими в парк, падал снег.
— Что ты будешь пить? Сэм в душе, он скоро выйдет.
Служанка подала мне виски.
— Чудесная комната, — похвалил я.
— Я рада, что тебе нравится. — Было заметно, что она довольна. Она передала цветы служанке.
— Вы счастливы, что вернулись сюда?
— Да, — ответила она. — Сэм тоже, ему никогда не нравилась Калифорния. Он нью-йоркец до мозга костей.
Сэмюэль-младший вошел в комнату. Он был почти такого же роста, как и я, стройный и чуть неловкий. У него были длинные, ровно подстриженные волосы. Он подошел ко мне, протягивая руку.
— Здравствуй, дядя Стив.
Мы обменялись рукопожатием.
— Малыш, — сказал я, — либо я становлюсь ниже, либо ты — выше. Я же года три тебя не видел.
— Да, — он засмеялся, — с того времени, когда ты был на моем бар мицва.
Я кивнул.
— Отлично тогда повеселились.
Он снова засмеялся.
— Еще бы!
В комнату вошел Сэм.
— Ну, как тебе? — Он сделал широкий жест рукой.
— Отличная квартира, — одобрил я.
Он повернулся к жене:
— Где Мириам?
— Скоро придет, — ответила Дениза.
— Уже девятый час, — он укоризненно покачал головой и пожаловался: — У моей дочери нет никакого понятия о времени, она всегда опаздывает.
— Ничего, — сказал я. — У меня полно времени, я могу быть у вас до одиннадцати, а в полночь у меня самолет.
— Снова летишь на побережье? — спросил Сэм.
Я кивнул.
Раздался звонок в дверь.
— Это, должно быть, Мириам, — обрадовался хозяин дома. — Пойду открою.
Из прихожей доносились голоса.
— Черт возьми, что это на тебе за платье! — кричал Сэм. — Это даже не мини, а нечто невообразимое!
Ее ответа не было слышно. Сэмюэль-младший ухмыльнулся.
— Опять папа за свое.
Я повернулся к двери, когда они появились на пороге. Сэм вошел в комнату. Его дочь застыла в дверях как вкопанная. Я смотрел на нее.
Сэм улыбнулся, указывая на меня:
— Мириам, ты помнишь дядю Стива, а?
Она помедлила, потом подошла ко мне и протянула руку.
— Конечно, помню, — она тоже выдавила подобие улыбки.
Я взял ее руку. Ее лицо было бледным, а в глазах затаился страх.
— Здравствуй, Мириам. Рад тебя видеть.
Малыш смотрел на нас во все глаза, ухмыляясь, и я понял, что он, единственный из присутствовавших в комнате, заранее знал, что произойдет.
— Наверное, я уже слишком большая, чтобы звать тебя «дядя», — сказала Марианна Дарлинг.
Служанка принесла розы в вазе и вопросительно посмотрела на Денизу.
— Поставь их, пожалуйста, на рояль, Мэйми, — попросила Дениза.
Мэйми поставила цветы и повернулась к нам.
— Ужин подан.
Я сидел рядом с Мириам-Марианной. Чувствовалось, что ей нравится эта игра.
— Ты надолго задержишься в городе? — спросила она.
— Сегодня улетаю на побережье.
Сидящий напротив меня Сэмюэль-младший снова ухмыльнулся, бросив хитрый взгляд на сестру.
— Мириам тоже собиралась отправиться на побережье, — заявил он. — Она говорит, что там больше шансов получить работу, чем здесь.
— Только через мой труп! — вскричал Сэм. — Мне и здесь с ней забот хватает.
Мэйми налила в тарелки суп. Я зачерпнул ложку и едва не пролил суп себе на колени: Мириам под столом положила руку на мой член.
— Как ты думаешь, Стив, — спросила она нарочито сладким голосом, — у меня там больше шансов получить работу?
— Не уверен, — ответил я. — Если у тебя настоящий талант, то шансы получить работу есть и в Нью-Йорке.
— Ты поедешь туда, только когда у тебя будет постоянная работа, — заявил Сэм.
Она насмешливо посмотрела на меня.
— А почему бы тебе не дать мне работу, дядя Стив?
— Достаточно, — твердо сказала Дениза. — Стив пришел ужинать, а не для того, чтобы его беспокоили.
— Да ничего страшного, — улыбнулся я. — Я привык. У меня на это есть стандартный ответ.
— Какой же? — поинтересовалась Дорогуша.
— Пришли мне свою фотографию, а я отдам ее в отдел кадров.
— А что будет потом?
— Они положат ее в папку и засунут в ящик. И забудут навсегда. — Я чуть не подпрыгнул, когда она ущипнула меня.
— Извини, что я тебя об этом спросила, — холодно сказала она.
Я посмотрел на часы.
— Ну, мне пора. Спасибо за прекрасный ужин, Дениза.
— Мы так рады были повидать тебя.
— Ты меня не подбросишь? — спросила Мириам. — Мне надо на Девятнадцатую улицу, это по пути.
— Ладно, — согласился я.
— Я провожу тебя, — Сэм встал из-за стола и пошел в прихожую за пальто.
— До свидания, дядя Стив, — улыбнулся Сэмюэль-младший. Мы пожали друг другу руки. Он быстро оглянулся, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. — Мириам влюбилась в тебя, еще когда была маленькой, — прошептал он. — Вот почему она так разволновалась, когда увидела тебя.
Я посмотрел на него с облегчением. По крайней мере, он знал пока еще не все.
— Ну ладно, пока, Малыш.
Мы спускались на лифте. Сэм посмотрел на меня.
— Так что решим с теми фильмами? — спросил он.
Его дочь почему-то очень внимательно наблюдала за нами. Я ничего не сказал. Двери лифта открылись.
— Ты иди в машину, — велел Сэм. — Мне надо пару минут поговорить со Стивом.
Она поцеловала его в щеку и побежала, я видел, как шофер открыл ей дверцу машины. Сэм повернулся ко мне.
— Одни проблемы с этой девчонкой. Связалась со всяким отребьем, я даже боюсь об этом говорить ее матери.
— Она еще молодая.
— Надеюсь, что она найдет хорошего парня и успокоится, — сказал он.
— Так оно и будет. Не торопи ее.
— Мы всегда были с тобой друзьями, — Сэм перевел тему разговора. — Я буду с тобой откровенен. Если мы быстро не заключим с тобой сделку, мне конец.
Я видел, что Мириам смотрит на нас сквозь стекло.
— Сколько тебе надо? — спросил я.
— Четыре миллиона долларов.
— А что насчет Дэйва?
— Я не могу к нему обратиться, я и так должен ему десять миллионов. — Он глубоко вздохнул. — У меня сейчас полоса невезения, но у меня есть пара почти готовых картин, и обе будут просто великолепными.
Так говорили все. Я еще не знал человека, снимавшего фильм, который не утверждал бы, что картина будет великолепной. Я посмотрел на Мириам, она продолжала наблюдать за нами.
— А сколько у тебя свободного капитала?
— Нисколько. — Он подумал немного и добавил: — Кроме капитала моей компании.
— И сколько ты можешь за него получить?
— Сейчас, ты имеешь в виду? Ни цента. Но если я найду четыре миллиона, то через год он будет стоить двадцать пять.
— Ладно, — кивнул я. — Я возьму с тебя двадцать пять процентов с четырех миллионов и дам тебе возможность выкупить их обратно через год за те же деньги.
— Ты хочешь сказать, что Синклер купит двадцать пять процентов моей компании?
— Нет. Синклер ничего не купит. Я куплю.
Он схватил меня за руку и крепко сжал ее. Впервые он потерял дар речи.
— Скажи своему адвокату, чтобы позвонил мне завтра на студию, — я вышел из подъезда и направился к машине.
Это была чертовски высокая плата за то, что я трахал его дочь.
Когда я сел в машину, девушка забилась в угол.
— На Девятнадцатую улицу, — сказал я. — Потом в аэропорт Кеннеди.
— Нет, — возразила она. — Это был просто предлог, чтобы выйти из дому. Я поеду с тобой в аэропорт.
— Зачем?
— Хочу с тобой поговорить.
Я молчал.
— По крайней мере выслушай меня.
— Хорошо, отставить Девятнадцатую, — сказал я шоферу. — Едем прямо в аэропорт.
Она нажала на кнопку, и стекло отделило нас от водителя. Я закурил и протянул ей пачку сигарет. Она тоже закурила, откинувшись на сиденье. Она смотрела на шофера, мимо меня.
— Я люблю тебя, — сказала она. Машина проехала два квартала. — Ты не веришь мне? — Она так и не смотрела на меня.
Я ничего не ответил.
— Я не ребенок. И не сумасшедшая. Я люблю тебя с четырнадцати лет. Так было всегда.
— Почему ты не сказала мне, кто ты на самом деле, когда пришла ко мне в первый раз?
— Сначала я решила пошутить. Потом мне стало страшно, что, когда ты узнаешь, кто я на самом деле, ты не захочешь быть со мной.
Я вдруг ощутил жуткую усталость. Откинув голову, я закрыл глаза.
— Сейчас мне все равно, — глухо сказал я. — Все кончено.
Почувствовав, как она зашевелилась рядом, я открыл глаза.
— Это из-за вчерашней ночи? — спросила она.
— Нет.
— Почему же тогда?
— Потому что я слишком стар, чтобы заведовать детским садом для неполноценных детей.
— Ты считаешь меня такой?
— А какая ты на самом деле?
На ее глазах выступили слезы, но она продолжала смотреть на меня.
— Я, как все, немножко боюсь, немножко смущаюсь, стараюсь попробовать то одно, то другое. Почему ты думаешь, что я не такая, как те девушки, с которыми ты спишь? — спросила она.
— Может быть, так оно и есть. Ты точно такая же.
— О! — выдохнула она, словно я ее ударил.
Мы молчали до самого аэропорта. Наконец она попросила:
— Стив! Возьми меня с собой.
— Нет.
Она будто съежилась от моего холодного тона. Ее голос был едва слышен.
— Не прогоняй меня, Стив. Мне некуда больше идти.
Машина остановилась. Я вышел и наклонился к дверце.
— Мириам, сделай себе доброе дело.
Она смотрела на меня широко открытыми глазами.
— Сделай так, как говорит твой отец: найди себе хорошего парня и успокойся. — Я стал закрывать дверцу, но она помешала мне.
— Пожалуйста, Стив.
— Хватит, Мириам, ты уже большая, — сказал я устало. — Разве ты не понимаешь, что у нас ничего не получится?
Я резко захлопнул дверцу и, не оглядываясь, направился к зданию аэропорта.
Утром я сразу же поехал в офис Дэйва Даймонда на втором этаже здания Союза Калифорнийских Банков на бульваре Уилшир. Дэйв вышел из-за огромного стола орехового дерева, за которым казался совсем маленьким, и протянул мне руку.
— Вот это сюрприз!
Я пожал ему руку.
В углу комнаты стоял телевизор, на экране мелькали цифры биржевых сводок, это работала одна из наших станций. Просто удивительно, как много людей смотрят эту передачу. Деньги интересуют всех.
— Чем могу помочь? — спросил Дэйв, когда его секретарша поставила передо мной чашечку с черным кофе.
— У меня к тебе два вопроса, — начал я. — Мне нужна полная информация о Джо Ригане и «Симболик Рекордз».
— Получишь ее через десять минут, нет проблем. Мы ведем досье на все компании, с которыми имеем дело. — Он снял телефонную трубку и сказал в нее несколько слов, затем снова повернулся ко мне. — Что еще?
— Я хочу одолжить у тебя четыре миллиона долларов.
— Лично тебе? — спросил он.
— Лично мне.
— С деньгами туго, — Дэйв развел руками.
— Я знаю, поэтому я здесь. Когда их трудно достать, я прихожу к тебе.
Он засмеялся.
— Вы, ребята, наверное, думаете, что я их сам печатаю.
— А разве это не так?
Он снова рассмеялся, и его лицо приняло серьезное выражение.
— А какое ты можешь предложить гарантийное обеспечение?
— Капитал Синклера, — сказал я.
— Хорошее обеспечение. Но достаточно ли его? Мы ведь можем выплачивать займы из расчета семидесяти пяти процентов от рыночных цен.
— Достаточно.
— Ладно. Когда тебе нужны деньги?
— Как можно быстрее.
— Я займусь этим. — Он снял телефонную трубку и несколько минут разговаривал с начальником отдела займов. — Видишь, как просто, — заходишь к своему другу-банкиру, и все в порядке.
Я улыбнулся.
— Если не секрет, — спросил он тактично, — для чего тебе деньги?
— Я хочу купить двадцать пять процентов акций «Самарканда».
Он с недоверием посмотрел на меня.
— Компании Сэма Бенджамина?
Я кивнул.
— Не могу поверить. Ты же не такой дурак. Знаешь, сколько он нам должен и не в состоянии заплатить?
Я молчал.
— Восемь миллионов долларов! — с жаром продолжал он. — Я просто ощущаю себя последним идиотом, что дал ему деньги.
Я улыбнулся. Сэм даже здесь преувеличил.
— Ну, не расстраивайся. Теперь ты не один.
— Ты знаешь, — начал он, — я, конечно, мог бы этого не говорить: то, что ты берешь у нас заем, принесет нам отличные дивиденды. У нас же самые высокие процентные ставки в городе; кроме того, из этих денег мы сразу заберем миллион в счет погашения долга Бенджамина. Так что, видишь, мы здесь не пострадаем, но все же я хочу тебе сказать, — он остановился, чтобы перевести дыхание, — не делай этого.
Секретарь вошла в кабинет и положила на стол бумаги.
— Это отчет о деятельности «Симболик Рекордз», который вы просили, мистер Даймонд.
Он кивнул, и она вышла из кабинета.
Он взглянул на отчет, потом перевел взгляд на меня.
— Если бы ты хотел купить эту компанию, я назвал бы это мудрым решением. Они занимаются доходным бизнесом, так что, избавившись от этих болванов и поставив хорошего управляющего, ты остался бы в выигрыше. Но поступить как-нибудь иначе — все равно что выбросить деньги на помойку.
— Я ценю твою честность, Дэйв, — сказал я, — но у меня есть обязательства.
— Не может быть никаких обязательств, пока ты не отдал ему деньги, — сказал он. Заметив, что я не собираюсь отвечать, он продолжил: — Ладно. Но я твой друг. По крайней мере ты можешь сказать, зачем ты это делаешь?
— Давай скажем так, — начал я, — каждый из нас должен платить свои долги. Я плачу свои.
К тому времени, когда я закончил все дела в банке, подписал все бумаги, дождался, пока мне доставили сертификаты на капитал компании, было почти двенадцать часов.
— Ну, все готово, — Дэйв потер руки. — Я перечислю деньги на счет Сэма, как только ты дашь команду.
— Я позвоню тебе из студии.
В кабинете меня уже ждал Джо Риган.
— Подожди еще десять минут, — попросил я. — И потом мы с тобой займемся делом.
— Я подожду, Стив, — он кивнул.
Я заказал из кабинета разговор со своим адвокатом в Нью-Йорке, затем еще один — с Сэмом. Сначала меня соединили с адвокатом.
— Это очень простая сделка, Поль. — Я коротко объяснял, в чем суть дела.
— Понял, — ответил он.
— Я скажу, чтобы Сэм со своим адвокатом зашли к тебе. Как только ты мне сообщишь, что они передали тебе акции и подписали все бумаги, я распоряжусь, чтобы деньги перевели на его счет.
— Лучше, если деньги будут переведены в конце дня, перед закрытием биржи, — посоветовал Поль.
— Ладно, скажи мне, когда их надо будет перевести, а я позвоню Дэйву Даймонду.
— Вот так-то лучше… Я перезвоню.
Потом состоялся разговор с Сэмом.
— Деньги готовы, — сообщил я. — Пусть твой адвокат свяжется с Полем Гитлином, он знает, что делать.
— Почему именно с Полем Гитлином? — проворчал Сэм. — Я раньше уже имел с ним дело, это настоящий монстр.
— За четыре миллиона долларов можешь и полюбить его, — усмехнулся я.
— Я смогу получить деньги сегодня? — спросил Сэм.
— Он говорит, что тебе надо только представить акции, подписать договор, и деньги твои.
— Я уже его люблю.
Я положил трубку и попросил секретаршу, чтобы она пригласила Джо Ригана.
— Как насчет того, чтобы выпить до обеда? — спросил я.
— Мне бурбон с водой, — быстро сказал Джо.
Я кивнул секретарше, она подошла к бару и приготовила нам напитки. Поставив бокалы на стол, она вышла из кабинета.
Я поднял бокал. Он кивнул, и мы выпили.
— Вот это то, что надо, — сказал он. — Я так рад, что ты позвонил. В тот день я не мог с тобой говорить, у меня в кабинете были посетители и слышали наш разговор.
— Я так и подумал.
— Они потихоньку начинают перекрывать мне кислород, — признался он. — Хотят сделать с моей компанией то, что сделали с другими компаниями на востоке.
Я слушал его, не перебивая.
— Я даже был готов уступить им. Ты знаешь, я уже по ночам не сплю. — Его бокал был пуст. — Можно, я выпью еще?
Встав, я подошел к бару, наполнил его бокал и вернулся за стол. Он отпил.
— Я уже собирался отдать компанию и умыть руки. Ты можешь себе такое представить? Пятнадцать лет жизни, и я готов был плюнуть на все!
— И что нужно сделать, чтобы избавиться от них?
— Просто выплатить им долг. Они не владеют моим капиталом. Пока еще нет. Это был бы их следующий шаг. Они предложили мне скостить половину займов за пятьдесят процентов моей компании.
— А сколько ты им должен?
— Около миллиона семисот тысяч.
— Не так уж и много.
— Для тебя — да. Но не для меня. Мне бы никогда не выбраться из долговой ямы.
— Успокойся, — я поставил на стол пустой бокал. — Давай вместе поразмыслим, что-нибудь да придумаем.
Зазвонил телефон. Это был Поль.
— Я только что говорил с Бенджамином. Они будут у меня с адвокатом в пять. Если ты позвонишь мне в пять тридцать, я думаю, все уже будет готово. По вашему времени будет половина третьего.
— Я так и сделаю, — сказал я.
— Стив!
— Да?
— Это, конечно, не мое дело, но ты хорошо все взвесил?
— О чем ты?
— Если говорить как адвокат, — начал он, — я, конечно, не смотрел твой контракт с Синклером, но там должен быть параграф, который запрещает тебе подобную сделку.
— Такого параграфа нет.
— Тут еще вопрос этики, — замялся Поль. — Ведь ко всему прочему ваши компании занимаются одним и тем же бизнесом, и здесь может встать вопрос о столкновении интересов.
— Ничего подобного не будет! — отрезал я. — Считай, что это только заем. Я беру часть его капитала как гарантию, вот и все. Отсюда и соглашение о последующей обратной продаже акций.
— Давай мы все таким образом и оформим, — сказал он. — Это, конечно, не очень поможет, но… если что-нибудь всплывет, договор будет смотреться лучше.
— Ты адвокат, вот и делай, как считаешь нужным. Самое главное — подготовь все сегодня.
— Все будет готово… Пожалуй, так будет гораздо лучше.
— Я тоже так думаю, Поль. Спасибо. — Я положил трубку и посмотрел на Джо. — Ну, пойдем пообедаем?
— Я бы вообще отсюда никуда не уходил, — признался он. — Сидел бы и пил.
— Неплохая идея, — улыбнулся я. — Я скажу, чтобы тебе что-нибудь принесли.
Когда я его спровадил, он едва держался на ногах, но мне показалось — не столько от алкоголя, сколько от облегчения. Он получит два с половиной миллиона долларов капитала Синклера для своей компании, и мы еще выплатим его долги.
Сэм позвонил, как только Джо вышел.
— Я хотел поблагодарить тебя.
— Не стоит, — сказал я. — Пускай деньги в работу и выкупай свой капитал обратно.
— Так я и сделаю. Теперь все будет в порядке. Это будет действительно счастливый Новый год.
Тут впервые до меня дошло, что завтра Новый год.
Было уже поздно строить планы, к тому же я был не в настроении идти ни на какую вечеринку. Я устал. Единственное, чего мне хотелось, так это добраться до гостиницы, принять горячую ванну, поужинать, немного посмотреть телевизор и завалиться в постель.
Но я совершил одну ошибку. Не надо было мне включать телевизор.
Я начал смотреть новогоднюю программу, и меня охватило чувство ностальгии. К полуночи я выпил почти бутылку виски и завалился на кровать.
Я думал, что сразу же усну, но выпитое не давало мне погрузиться в сон. Я лежал и слушал, как за стенами моего гостиничного номера веселятся люди.
Было без пяти двенадцать, когда в дверь позвонили. Я выждал несколько минут, надеясь, что посетитель уйдет, но он звонил снова и снова.
Наконец я встал с постели и набросил халат. Готовый отчитать незваного гостя, я резко открыл дверь.
Она стояла на пороге, покорно глядя на меня широко открытыми глазами.
— Я так боялась, что не успею вовремя, — прошептала она. — Поздравляю с Новым годом.
Я протянул к ней руки, и она бросилась ко мне в объятия.
Я повернулся на бок и посмотрел на нее. Она открыла глаза.
— Доброе утро, — сказал я.
Она улыбнулась.
— Счастливого тысяча девятьсот шестьдесят пятого года!
Я поцеловал ее.
— Счастливого тысяча девятьсот шестьдесят пятого года!
Подняв телефонную трубку, я посмотрел на Мириам.
— Что бы ты хотела на завтрак?
Она поморщилась.
— Только кофе.
— А я ужасно проголодался, — я стал заказывать себе все, что было у них в меню.
— Да ты не съешь все это, — засмеялась она.
— Вот увидишь! — ответил я. Я взобрался на нее и прижал всем телом к постели, она обвила мою шею руками и поцеловала. У нее были мягкие губы.
— А что бы ты делал, если бы я не пришла? — спросила она.
— Ничего. Сидел бы тут один как сыч.
Она прижалась к моему лицу и прошептала:
— У меня так тепло между ног. — Отодвинувшись, она посмотрела мне в глаза. — Я еще чувствую тебя во мне. Ты так кончил! Просто невероятно.
— Если ты будешь так говорить, то мне придется начать все сначала.
— Этим меня не испугаешь, — возразила она, — я обожаю это.
Я снова стал ее целовать, но тут в дверь позвонили.
— Проклятье! — сказал я.
Она соскочила с постели.
— Ведь ты хотел завтракать. — Она направилась в ванную. Я позвал ее, и она обернулась.
— Ты прекрасна. Ты знаешь об этом?
— Давай завтракай! — засмеялась она. — Я не хочу быть виновницей твоей голодной смерти.
Накинув халат, я подошел к двери. Пока официант накрывал на стол, я пил апельсиновый сок.
Я уже доедал яичницу с беконом, когда она вышла из ванной, завернувшись в полотенце. Ее волосы были еще влажными. Продолжая жевать, я указал ей на стул. Она села, налила себе немного кофе и молчала, пока я не покончил с завтраком.
— Ты действительно не шутил, — сказала она, когда я наконец отложил вилку и нож.
— Я же сказал, что ужасно голоден. — Я налил себе еще кофе. — Теперь мне гораздо лучше.
Она взяла свою чашку. Я подошел к окну и поднял жалюзи.
Солнечный свет залил комнату.
— Такая прекрасная погода, и у нас еще три свободных дня. Надо хорошо провести их.
— А куда мы поедем? — спросила она.
— Может, в Палм-Спрингз?
— Слишком скучно.
— В Лас-Вегас?
— Слишком много народу.
— На океан? Мы можем поехать в Ла-Джола и нанять там яхту.
— У меня от одного вида волн начинается морская болезнь.
— Так чем же ты хочешь заняться? — спросил я.
— А зачем нам вообще куда-то ехать? — улыбнулась она. — Может, останемся здесь и будем заниматься любовью?
— Лучшего и придумать нельзя, — одобрил я. — Ладно, если ты так хочешь, одевайся.
— Зачем? — удивленно спросила она.
— Уж если мы собираемся заниматься этим делом все три дня, то для этого у меня есть более романтичное местечко.
Я остановил машину под навесом и вышел.
— Выбирайся.
Она вылезла из машины, и мы подошли к двери. Я вытащил из кармана ключ и открыл дверь.
— Проходи, — предложил я.
Мы остановились в спальне на первом этаже, и я поставил сумку, в которую мы напихали все, что нам могло понадобиться. Потом нажал на кнопку, и потолок стал расходиться в стороны.
Она бросилась на кровать и стала смотреть вверх. Солнце озарило ее золотистым светом.
— Не могу поверить! — воскликнула она.
— Это только начало, — я нажал другую кнопку. Кровать стала двигаться, и повсюду вспыхнули экраны телевизоров.
Я нажал еще одну кнопку, и все остановилось.
— Ну, пока хватит, — сказал я. — Пойдем покажу все остальное.
Мы прошли в гостиную. Кнопка привела в движение шторы, и из окон открылся вид на Лос-Анджелес, лежащий у наших ног. Я отодвинул стеклянную дверь, и мы вышли на террасу. Перед нами блестел небольшой овальный бассейн, залитый солнцем.
— Какая красота! — завизжала она, сбрасывая туфли и стаскивая платье через голову. И тут же нырнула в бассейн. Вынырнув, она спросила: — Чей это дом?
— Мой, — ответил я.
Она подплыла ко мне. Ее обнаженное тело сверкало белизной в голубой воде. Держась за бортик бассейна, она забросала меня вопросами:
— А давно он у тебя?
— Почти пять лет.
— А кто здесь живет?
— Никто, — ответил я.
Она немного помолчала.
— Не понимаю. Зачем ты живешь в отеле, если у тебя такой потрясный дом?
— Я еще не готов к тому, чтобы поселиться здесь. Наверное, так. К тому же, в отеле меня обслуживают. — Я начал снимать рубашку. — Однажды я попытался спать здесь.
— И..?
— Мне было здесь пусто и одиноко. — Я разделся и, подойдя к краю бассейна, поднял руки над головой, собираясь нырнуть.
Она засмеялась, глядя на меня.
Я прыгнул. Вода была теплая. Вынырнув, поискал ее глазами, но ее нигде не было видно.
Вдруг я почувствовал, как она схватила меня под водой за талию, а губами прикоснулась к члену. Мы оба погрузились в воду и вынырнули среди пузырьков воздуха.
— Эй! — крикнул я, смеясь. — Ты знаешь, что если этим заниматься в воде, то можно и утонуть?
— А разве есть лучший способ умереть? — спросила она.
Когда солнце село, мы поджарили отбивные с картофелем — продукты мы купили по пути сюда. Потом включили стерео и растянулись напротив камина.
— Ну, и как ты себя чувствуешь? — спросил я, держа в руке стакан с бренди.
— Фантастика! — воскликнула она. — Слушай, я похожа на твою жену?
Я вздрогнул.
— Почему ты спрашиваешь?
— Прошлой ночью, когда ты спал, ты назвал ее по имени. Барбара, да?
— Да, — сказал я. — Барбара.
— Я тебе напоминаю ее?
Я посмотрел в стакан с бренди и поболтал его…
— Чуть-чуть.
— Чем?
— Отношением к жизни. Мне трудно подобрать слова. Вы одинаково смотрите на жизнь. У вас один и тот же подход. Барбаре тоже хотелось все попробовать, все почувствовать.
— Ей это удалось?
— Нет, — я покачал головой. — Но ведь это еще никому не удавалось.
Она молчала. Затем отпила немного бренди.
— Мне удастся, — уверенно заявила она.
Позже, ночью, когда мы лежали в постели и были продолжением друг друга, она посмотрела мне в глаза.
— Я хочу видеть небо, — сказала она.
— Будет холодно, — возразил я.
— Ну и что? Ты меня согреешь.
Я дотянулся до кнопки и нажал ее. Холодный ночной воздух заполнил комнату. В лунном свете лицо ее казалось бледным.
Она положила мою голову себе на грудь.
— Не шевелись, — попросила она, затем накрыла нас простыней. — А теперь поверни голову и посмотри вверх.
Это было прекрасно. Луна и звезды блестели на темно-синем бархатном небе.
— Как будто мы летаем, правда? — прошептала она.
— Да, — ответил я.
Я чувствовал, как ее объятия становятся крепче.
— Я люблю тебя.
Я глубоко вошел в нее, и она застонала от удовольствия.
— Еще, я хочу еще, — хрипло потребовала она. — Войди глубже. Весь. Я хочу чувствовать тебя всего.
Так прошли три дня. Мы почти не выходили из дома, лишь изредка ездили на рынок за едой или в магазин за вином и виски. Иногда ходили на Стрип за травкой.
В понедельник я перевез из гостиницы свои вещи, и мы отпраздновали новоселье.
— Мне надо найти квартиру, — сказала она.
— Зачем?
— Ты же знаешь зачем. Как это будет выглядеть, если мама или папа позвонят мне, а им ответят: «резиденция мистера Гонта».
— Очень просто. Мы проведем для тебя отдельную линию, только ты сможешь говорить по этому номеру.
— А адрес?
— Никто не знает, где находится мой дом. Какая разница?
Она покачала головой.
— Ничего не выйдет. Прежде всего они захотят узнать, как я устроилась, и посмотреть на мою квартиру.
— Ладно, как хочешь, — согласился я.
— Ну, не обижайся, — засмеялась она. — Я ведь не переезжаю. Это просто прикрытие.
— Постарайся найти квартиру где-нибудь поблизости.
— Мне понадобится машина.
— Я уже об этом договорился. Завтра утром сюда пригонят открытый «мустанг».
— Белого цвета, с сиденьями из красной кожи?
Я кивнул.
Она бросилась мне в объятия, как восторженная маленькая девочка.
Это было в понедельник. А когда я вернулся из студии во вторник вечером, она ходила взад-вперед по гостиной.
— Машины еще нет.
— Завтра разберусь с ними, — бросил я небрежно. — Сейчас я переоденусь, и куда-нибудь сходим поесть.
— Я не голодна! — резко сказала она и помчалась в спальню. Я услышал, как хлопнула дверь.
Я подошел к бару и налил себе виски. Интересно, что я такого сказал, почему она так обиделась? Я взглянул на пепельницу, стоящую возле бара.
Она была полна окурков, половина из них — от сигарет с марихуаной. Теперь мне все стало ясно. Ей было нечего делать целый день, и сейчас у нее был отходняк.
Я глотнул виски и сел. Услышав ее шаги, я обернулся. Она была уже одета.
Она подошла ко мне и взяла сигарету. Я поднес ей спичку. Мириам была немного бледной, под глазами темнели круги, на лбу блестели капельки пота.
— Ты неважно себя чувствуешь? — спросил я.
— Да, — только и ответила она и глубоко затянулась сигаретой.
— А в чем дело?
— Ты не поймешь, — враждебно сказала она.
— А может, и пойму. Что-нибудь женское?
Мне показалось, что в ее глазах блеснуло облегчение.
— Да, что-то в этом духе, — призналась Мириам.
Я молчал.
— Это с тех пор, как я стала принимать таблетки, — сказала она. — Мне так плохо.
— А почему ты раньше ничего не говорила? Может, я могу чем-нибудь помочь?
Она покачала головой.
— Нет. — Еще раз глубоко затянувшись, она посмотрела на меня. — Можно, я возьму машину на пару минут? Хочу съездить в аптеку, может, найду что-нибудь, что мне поможет.
— Если хочешь, я сам тебя отвезу.
— Нет, не беспокойся, — сказала она. — Ты прими душ и переоденься, а я вернусь через пару минут.
— Хорошо. Ключи в машине.
Мириам поцеловала меня в щеку.
— Спасибо. — Она сбежала по ступенькам. Я слышал, как заработал мотор и машина тронулась с места.
Я взял свой стакан и пошел в душ.
Я ждал ее больше часа, выпив за это время три порции виски. Наконец я услышал ее шаги. Она поднималась по ступенькам к себе в спальню. Я слышал, как хлопнула дверь в ванной. Я налил себе еще виски и продолжал ждать. Она появилась минут через пятнадцать.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Хорошо, — сказала она.
— Ты выглядишь лучше. — Это было правдой. На ее лице появился румянец, а круги исчезли. — Что тебе дали в аптеке?
— Не знаю, — вздохнула она, — но мне дали лекарство и велели принять там, чтобы посмотреть, как оно подействует. Вот почему я так задержалась.
— Я рад, что лекарство помогло, — сказал я. — Хочешь выпить?
— Нет, — она улыбнулась и взяла меня за руку. — Ты, наверное, умираешь с голоду, пойдем куда-нибудь поедим.
— Хорошо, — я поставил свой бокал на стол. — Но тебе придется вести машину, потому что я уже успел накачаться.
— Бедняжка, — улыбнулась она. Она встала на цыпочки и поцеловала меня. — Извини, что я приношу тебе столько хлопот.
Мириам нашла небольшую квартирку недалеко от моего дома, установила телефон и провела линию ко мне. Теперь, когда в ее квартире звонил телефон, она могла отвечать отсюда.
По утрам, когда я уходил, она уже не спала и разговаривала по телефону со своим агентом. Большую часть времени она проводила в различных агентствах в поисках работы. Я как-то спросил про ее дела.
— Неважно, — созналась она. — Большинство владельцев агентств просто хотят переспать со мной.
Однажды, когда я вернулся домой, она сидела в гостиной и снова курила марихуану.
— Ты не слишком ли рано? — спросил я.
Она ничего не ответила. Я подошел к ней и поцеловал в лоб.
— Ну, расскажи, что тебя беспокоит, — попросил я. — Я ведь твой друг.
— Мне надо найти работу, — сказала она. — Просто необходимо.
— Что ты так скисла? — спросил я. — Ты здесь всего несколько недель. Чтобы найти работу, надо время.
— Да отец шум поднимает, — она тяжко вздохнула. — Если я не найду что-нибудь через месяц, он хочет, чтобы я вернулась.
— Ты разговаривала с ним?
— Перед твоим приходом, — ответила она. — Он мне позвонил.
— Ищи себе что-нибудь подходящее, — посоветовал я. — Непременно что-то подвернется. Они начинают подбирать артистов для шоу на осень будущего года.
— Ну и что? — спросила она. — Я все равно не получу места, которое получит чья-нибудь подружка. Может, у меня неправильный подход?
— Нет. Правильный, — улыбнулся я. — У тебя ведь есть друг в «Синклер Телевижн».
Мириам с надеждой посмотрела на меня.
— Ты хочешь сказать, что поможешь?
— Может, и помогу. — Я изобразил на лице похотливую улыбку. — Конечно, если ты сможешь отплатить мне. Тебе придется показать свою благодарность, может, даже придется пожертвовать своей честью.
— Я готова! Я готова! — засмеялась Мириам. Она встала и стянула с себя платье. — Прямо сейчас?
— Можно и сейчас! — я привлек ее к себе.
На следующее утро я узнал, что нужна девушка для одного нашего многосерийного вестерна. Я сделал так, чтобы Мириам приняли. Роль была небольшая, но это лучше, чем ничего.
В конце месяца мне надо было слетать в Нью-Йорк на заседание Совета директоров. К тому же рок-программа была готова, и я хотел посмотреть, как Джек будет тасовать передачи, чтобы втиснуть ее. Мириам отвезла меня в аэропорт.
— Побыстрей возвращайся, — сказала она.
— Постараюсь, — пообещал я.
— Держись подальше от нью-йоркских девиц, я очень ревнивая.
— Я знаю, — я засмеялся, поцеловал ее и пошел в зал ожидания. Но из-за тумана была нелетная погода, и в час ночи объявили, что все рейсы откладываются на завтра. Я взял такси и поехал домой.
Она крепко спала, свернувшись калачиком, как ребенок. Я улыбнулся. Дом могли ограбить раз десять, а она бы даже не заметила. Я нежно накрыл ее простыней, разделся и пошел в ванную, притворив за собой дверь.
Включив свет, я подошел к своей раковине и открыл кран. Обычно сначала шла холодная вода, и я стал ждать, пока пойдет горячая. Глянув на ее раковину, я начисто забыл о горячей воде. Обычно на полочке ее раковины стояла различная косметика и лежали расчески. Сегодня здесь появилось еще кое-что. Ложка, несколько обгорелых спичек и шприц. Рядом со шприцем лежал маленький конвертик. Я открыл его. В нем было несколько пакетиков. Я взял один и разорвал его. В нем был белый кристаллический порошок с горьковатым привкусом героина.
Мне вдруг все стало ясно. Ее приступы отчаяния в тот день, когда не пригнали машину, странное выражение глаз в Нью-Йорке в ту ночь, когда я поехал за ней на вечеринку. Я вспомнил, как смешно иногда у нее заплетался язык, так что она не могла ничего сказать. Такого от марихуаны не бывает.
Но я все еще не верил.
Я взял полотенце и долго держал его под горячей водой, пока оно не намокло, затем выжал его и вернулся в спальню.
Я сорвал с нее простыню и включил свет.
Она проснулась в испуге.
— Стив!
Я схватил ее за руку и стал тереть полотенцем сгиб локтя.
— Стив! Ты что, с ума сошел? — кричала она, вырываясь.
Я крепко держал ее. Влажное полотенце стерло крем с руки, и теперь она казалась неестественно белой. На коже, вокруг вен, виднелись следы от уколов.
Я бросил полотенце на пол.
— Черт бы тебя побрал! — взорвался я. — Черт бы тебя побрал, дура проклятая!
Моя девушка оказалась закоренелой наркоманкой.
Я сидел в гостиной, побалтывая виски в бокале, когда услышал за спиной шаги. Она спускалась по ступенькам. Но я не обернулся.
Она подошла ко мне и села рядом.
— Стив.
Я не смотрел на нее.
— Да?
— Я не наркоманка. В самом деле. Просто я была так одинока и так скучала по тебе, что не могла заснуть.
— Не лги, Мириам, — я резко обернулся к ней. — Я насчитал у тебя шесть следов от уколов на левой руке, а сколько у тебя на правой?
— Я могу бросить это, когда захочу.
— Кого ты хочешь обмануть, Мириам? — спросил я. — Ты когда-нибудь пыталась?
— Я докажу тебе! Вот, посмотри. — Она раскрыла ладонь и показала мне маленькие пакетики. Затем встала и прошла за стойку бара. Открыв кран, она стала по одному высыпать содержимое пакетиков в раковину.
Я протянул руку и выхватил у нее один пакет. Открыв его, я попробовал содержимое. Сода. Я отдал пакет обратно.
— Я еще ни разу не видел наркомана, который мог бы с такой легкостью высыпать героин в раковину.
Она уставилась на меня. Медленно выключила воду.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Ты знаешь это?
— Еще бы! — насмешливо сказал я. — Как поется в песне, ты был бы вдвое мне милей, когда б не героин. — Я налил себе виски и сел в кресло напротив окна. Огни Лос-Анджелеса светились в ночи, но теперь это уже не было так красиво.
Она подошла и встала передо мной.
— Что ты собираешься делать?
— Ничего. — Я не желал смотреть на нее. — Это твоя проблема, а не моя.
По ее щекам покатились слезы.
— Не бросай меня, Стив. — Она опустилась на пол передо мной, обхватив руками мои колени. Все ее тело содрогалось от рыданий. — Помоги мне, Стив, пожалуйста, помоги мне!
Она схватила меня за руку и начала осыпать ее поцелуями, ее горячие слезы обжигали мне кожу.
— Помоги мне, помоги мне, — продолжала бормотать она.
Я посмотрел на нее и едва не заплакал. В конце концов, совсем недавно Мириам была всего лишь маленькой девочкой. Я погладил ее по волосам.
Она схватила мою руку и прижала к щеке.
— Что мне делать? — спросила она в отчаянии. Я молча смотрел на нее. — Скажи мне, Стив, — настойчиво просила она.
— Мне кажется, ты должна сделать три вещи, — сказал я. — Но не думаю, что ты согласишься даже на что-то одно.
— Нет, ты скажи, — повторила она.
— Первое: ты должна вернуться в Нью-Йорк и все рассказать своим родителям, пусть они помогут тебе.
— Нет, это исключено. Моя мать не вынесет этого.
— Второе: ты должна поехать в Англию и лечь в клинику, по крайней мере там тебе позволят наркотики под наблюдением врачей.
— Нет, тогда нам придется расстаться, ты будешь здесь, а я там, и я не смогу к тебе приехать.
— Но третье хуже всего, — жестко продолжал я.
Она молчала.
— Ты должна лечь в клинику в Виста-Карла. — Это была одна из самых лучших частных клиник в Америке по лечению наркоманов и одна из самых дорогих, но у них была самая современная медицинская аппаратура. — Завтра же утром.
Я почувствовал, как она содрогнулась, было видно, что она боится.
— А другого способа нет?
— Конечно, есть, — насмешливо сказал я. — Ты можешь ничего не предпринимать и продолжать заниматься тем же, чем и сейчас, но вскоре окажешься на помойке.
Она долго молчала.
Я закурил и протянул сигарету ей, затем прикурил другую для себя. Я молча смотрел на нее. На ее лбу и лице появились морщины, которых я раньше не замечал.
Сигарета истлела и почти обжигала ей пальцы, когда она наконец заговорила.
— Если я соглашусь, ты не бросишь меня? — спросила она.
— Нет, — сказал я.
— Ты будешь приходить навещать меня?
— Да.
— Ты действительно этого хочешь?
Я кивнул.
— Без тебя я ничего не могу сделать, — призналась она. — Ведь это правда.
— У тебя все получится, — я крепко прижал ее к себе. — Я помогу тебе.
Виста-Карла располагалась на пологом склоне холма недалеко от Санта-Барбары. Мы добрались туда около полудня. Если бы не железная ограда высотой в три метра и не охранник в форме у ворот, клинику можно было принять за загородный особняк какого-нибудь богача.
Я вышел из машины у закрытых ворот и назвал охраннику свое имя.
Он зашел к себе в будку и быстро вернулся с небольшим блокнотом.
— Пациент с вами? — спросил он.
— Да, — ответил я. — Мисс Дарлинг.
Он посмотрел на нее через стекло машины. Она не обратила на него внимания, сидела в машине и нервно выкручивала пальцы. Он кивнул и отошел.
— Проезжайте. В конце свернете налево и остановитесь у главного входа, там увидите, где оставить машину. Доктор Дэвис будет вас ждать. — Он вернулся в свою будку. Через стекло было видно, как он нажал на кнопку. Тяжелые железные ворота открылись. Когда мы въезжали, он снял телефонную трубку. Как только машина проехала, ворота закрылись.
Молодая привлекательная женщина в белом халате ждала нас на ступеньках главного входа. Она спустилась, как только я поставил машину на стоянку.
— Мистер Гонт? — спросила она, протягивая мне руку. У нее было крепкое деловое рукопожатие. — Я доктор Ширли Дэвис.
— Рад познакомиться с вами, — сказал я.
Она повернулась к Мириам, когда та вышла из машины.
— Мисс Дарлинг? Я ваш доктор Ширли Дэвис.
Мириам кивнула и вопросительно посмотрела на меня.
Доктор Дэвис засмеялась. У нее был приятный смех.
— Я действительно доктор. Если вы сомневаетесь, я могу показать вам свои дипломы и сертификат, когда вы пройдете ко мне в кабинет.
Мириам тоже засмеялась и протянула доктору руку.
— Рада с вами познакомиться, доктор Дэвис.
Я одобрительно посмотрел на Ширли Дэвис. Один-ноль в ее пользу. На какое-то мгновение показалось, что Мириам действительно рада.
Мы стали подниматься по ступенькам. Доктор Дэвис вытащила из кармана ключ и открыла дверь. Мы вошли, и дверь автоматически захлопнулась за нами.
— Фойе украшено изделиями мексиканских мастеров девятнадцатого века, — объяснила доктор Дэвис, когда мы шли по коридору в ее кабинет.
Мы остановились перед дверью из темного дуба. Доктор снова вытащила ключ из кармана, и снова дверь автоматически захлопнулась за нами.
Комната была уютной, и единственное, что выдавало в ней кабинет врача, — небольшой стеклянный шкафчик, в котором стояли пузырьки с лекарствами.
— Присаживайтесь, мистер Гонт, — сказала доктор Дэвис. — А мы с мисс Дарлинг займемся необходимыми формальностями. Там, на столике, журналы, можете почитать.
Я сел, а они прошли к столу. Доктор Дэвис вытащила несколько бланков и тихим голосом стала задавать вопросы.
Я взял журналы, они были старые — все по медицине.
Вряд ли они могли кого-нибудь заинтересовать, разве что историка медицины. Я положил их обратно и выглянул в окно.
Изредка появлялись больные, и всегда в сопровождении медсестер, а так зеленые лужайки казались совсем безлюдными.
— Ну, наверное, все, — услышал я голос доктора Дэвис.
Я отвернулся от окна. Она стояла, держа в руке большой конверт.
— Сюда можно положить все ваши ценные вещи, — сказала она. — Мы будем держать их в сейфе и возвратим, когда вы выпишетесь.
Мириам молча сняла свои кольца, браслет, золотую цепочку и положила все это в конверт.
— Часы тоже, — сказала доктор Дэвис.
Мириам положила в конверт и часы. Доктор запечатала его и положила на стол. Потом нажала на кнопку.
В кабинет вошла седовласая женщина с добрым лицом. Она остановилась, глядя на доктора.
— Миссис Грэхем проводит вас в вашу палату, — сказала доктор Дэвис. — Там вы снимете свои вещи и переоденетесь в больничную одежду. Затем мы начнем осмотр и тесты.
— Сюда, моя дорогая, — пригласила медсестра приятным голосом и открыла перед Мириам дверь.
Мириам встала и бросила на меня взгляд.
— Не беспокойтесь, — быстро сказала доктор Дэвис, — мистер Гонт может зайти к вам, когда вы устроитесь.
Я улыбнулся Мириам, чтобы подбодрить ее, она попыталась улыбнуться в ответ, но у нее ничего не вышло. Она повернулась и пошла за медсестрой, а я подошел к столу.
Доктор Дэвис указала мне на кресло, с которого только что встала Мириам. Я сел. Стул все еще хранил тепло ее тела.
— Вы знаете, когда она в последний раз ввела себе наркотик? — спросила доктор Дэвис холодным деловым тоном.
— Насколько мне известно, вчера вечером.
— Вы знаете, как давно она принимает наркотики?
— Нет.
— Вы знаете, как часто она принимает наркотики?
— Нет.
Пока она задавала мне вопросы, она все время сверяла мои ответы с ответами, которые дала Мириам. Она подняла на меня глаза.
— Она пришла сюда по своей воле или вы принудили ее?
— По своей воле.
— Как вы думаете, она действительно хочет избавиться от этой привычки?
— Да.
— Она очень красивая девушка, — сказала доктор Дэвис. — Я надеюсь, что мы поможем ей.
Я промолчал.
— Знаете, в таких случаях очень многое зависит от самого пациента.
— Понимаю, — кивнул я.
Она взяла бланк.
— Пожалуйста, скажите, как с вами можно связаться, если возникнут какие-нибудь проблемы.
Я продиктовал все свои телефоны, включая телефон в нью-йоркской квартире.
— Думаю, мы не будем вас беспокоить без нужды, — сказала она. — Но мало ли что может случиться. Мы, конечно, принимаем меры предосторожности, но клиника — это не тюрьма, иногда пациенты сбегают.
Я снова кивнул.
— Когда, вы думаете, я смогу посетить ее?
— Если все пойдет хорошо, то через неделю, — сказала доктор. — Но я думаю, лучше вам приехать к ней недели через две. Первые две недели самые трудные для пациентов. — Она встала. — Я позвоню вам, как только ее можно будет навещать.
Я тоже встал.
— Спасибо, доктор.
— Теперь пройдемте, я покажу вам ее палату. Она уже, наверное, готова.
Я прошел за ней через ту же дверь, через которую вышла Мириам. Теперь я почувствовал, что мы находимся в больнице: стены были выкрашены в зеленый цвет. Мы повернули в другой коридор. Доктор Дэвис остановилась перед дверью и постучала.
— Заходите. — Седовласая медсестра открыла дверь и обратилась к Мириам: — Я сейчас вернусь, моя дорогая. — Она прошла мимо, а я вошел в палату. Дверь закрылась, и щелкнул замок.
Мириам лежала на кровати в белой больничной одежде и казалась совсем ребенком. Я осмотрел палату, она была довольно уютной, но единственное окно было высоко, прямо у самого потолка.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
Ее губы дрожали.
— Мне страшно.
Я сел на кровать и обнял ее. Потом поцеловал.
— Ты поступаешь правильно, — успокоил я. — Все будет в порядке.
Дверь открылась, и снова вошла медсестра, она катила перед собой столик, на котором лежали различные приборы.
— Нам пора приниматься за дело, дорогая, — бодрым голосом произнесла она.
Мириам посмотрела на меня.
— Когда я увижу тебя?
— Доктор говорит, что, наверное, на следующей неделе.
— Как долго! — воскликнула она. — А почему ты не можешь прийти раньше?
— Я постараюсь, — заверил я.
Она протянула мне руки.
— Поцелуй меня снова, Стив.
Я поцеловал ее, держа в своих объятиях, и вышел. Доктор ждала меня, мы вместе пошли по коридору.
— Как она вам показалась?
— Все в порядке, — сказал я. — Немного напугана.
— Это нормальное явление. Ей пришлось принять трудное решение.
Мы спустились по ступенькам. На лестничной площадке она остановилась, повернувшись ко мне, и что-то протянула. Я посмотрел на раскрытую ладонь.
— Мы нашли это спрятанным в ее сумочке.
Я кивнул.
— Я ожидал нечто подобное.
Теперь я знал, куда подевался весь героин.
— Вы думаете, у нее может быть еще?
— Не знаю.
— Не беспокойтесь, мистер Гонт. Если есть, миссис Грэхем обязательно найдет, она большой специалист в этих вопросах.
Я поблагодарил доктора и пошел к машине. Из клиники я отправился в лос-анджелесский аэропорт и взял билет до Нью-Йорка на три часа.
Мне предстояло самое сложное. Рассказать Сэму и Денизе об их дочери.
На работу я пришел рано. Фогерти вошла за мной, неся чашечку кофе. Она подождала, пока я сделаю первый глоток.
— Вчера тут была такая паника, — сообщила она. — Они не знали, приедете ли вы вовремя на заседание Совета директоров, и нигде не могли вас найти.
Я ничего не ответил, продолжая пить кофе.
— Мы уже думали звонить мистеру Синклеру, потому что проводить Совет директоров без высших руководителей просто бессмысленно.
Спенсер был в отпуске на Карибском море. Он уехал почти месяц назад. Я посмотрел на Фогерти.
— Ну, вот я здесь. — Я знал, ей было любопытно узнать, где я был вчера, но она ничего не спрашивала, а я не стал рассказывать.
Она принялась перечислять, кто звонил мне за это время.
— Мистер Савит хотел поговорить с вами до начала Совета, ему нужно еще раз обсудить с вами новую программу, которую Совет должен одобрить.
— Пусть зайдет, как только мы закончим с вами.
— Мистер Риган звонил с побережья и просил передать, что он получил официальное согласие на продажу Синклеру акций «Симболик Рекордз». Он просил позвонить ему, как только Совет директоров даст согласие на эту покупку, чтобы сделать об этом сообщение одновременно на восточном и западном побережье.
Я кивнул.
— Звонил мистер Бенджамин, просил передать, что он очень доволен новой сделкой. Ему не обязательно перезванивать.
— Какой сделкой?
— Мистер Савит пытался дозвониться до вас вчера и все рассказать. Он купил у него несколько фильмов. Он, кстати, хотел поговорить с вами и по этому вопросу.
— Были еще звонки?
— Важных не было.
— Ладно. Пусть войдет мистер Савит.
— Хорошо. — Она положила на стол папку. — Здесь копия повестки дня сегодняшнего Совета директоров.
Я поблагодарил ее и просмотрел повестку. Но слова расплывались, перед глазами стояло лицо Мириам, на нем были смешаны страх и доверие.
Вошел Джек. Мы обменялись рукопожатием. Фогерти принесла кофе, и он подождал, пока она выйдет.
— Ты неважно выглядишь, — сказал он.
— Все в порядке, — ответил я. — Просто устал.
Некоторое время он молчал.
— Надо тебе взять отпуск после заседания Совета.
— Только когда Спенсер вернется, — возразил я. — Устав компании ясно говорит, что кто-то из нас должен быть всегда на месте.
— А когда он возвращается?
Я пожал плечами.
— В конце марта — начале апреля, кажется.
— Но ведь это еще два месяца!
— Все будет хорошо, мне просто надо выспаться. — Я сменил тему. — Расскажи мне об этой сделке с Бенджамином. Я-то думал, ты больше не будешь иметь с ним дел.
— Я тоже так думал, но Сэм на прошлой неделе сам сделал мне это предложение, без Дэна Ричи. Он дал возможность выбрать любые фильмы за три миллиона долларов. Я сбил цену до двух с половиной миллионов и снял сливки. Я выбрал двенадцать лучших фильмов. Таким образом, в общей сложности мы сэкономили полтора миллиона.
Я ничего не ответил. Сэм был не глуп. Получив от меня дополнительное финансирование, ему не нужно было жаться. Он и так собрал в общей сложности шесть с половиной миллионов долларов.
Джек принял мое молчание за неодобрение.
— Тебе что, не нравится?
— Нет, все в порядке. А что с Ричи?
— Вообще-то, я не знаю, — сказал он. — Я слышал, что между ними была стычка. Ричи должен был обеспечить деньги от продажи фильмов телевидению, но это дело забуксовало, а в то время Сэм получил источник финансирования и решил действовать самостоятельно, Ричи теперь вроде бы хочет подать на него в суд, но, насколько я знаю, эти слухи преувеличены.
— В Нью-Йорке не соскучишься.
— Да, здесь все время что-то происходит, — поддержал он. — Ну что, посмотрим теперь наши программы?
— Да.
Он вытащил таблицы и графики. Я посмотрел на них. Все то же самое. Вверху на каждой странице было написано то же, что и всегда: Эн-Би-Си, Си-Би-Эс, Эй-Би-Си и Синклер. Как мне все это надоело!
Совет директоров закончился только после пяти. Я вернулся в кабинет и позвонил Сэму. Голос его звучал весело.
— Я еще сделаю тебя богачом, — заверил он. — К тому времени, когда я выкуплю свой капитал, он будет стоить в два раза больше, чем те деньги, которые ты мне одолжил.
Я рассмеялся в первый раз за весь день.
— Думаю, что это больше всего обрадует налоговое управление.
— Значит, тебе придется относиться ко мне получше, — сказал он, — иначе я выплачу тебе долг немедленно.
— Нам надо встретиться, — сказал я, перестав смеяться.
— Может, придешь к нам на ужин? Будут только Дениза и Сэмюэль.
— А я думал, Сэмюэль в школе.
— Да его недавно выгнали оттуда, — признался Сэм. — Его застали в туалете, когда он курил марихуану или занимался онанизмом, а может, и то и другое, ты ведь знаешь, какие сейчас дети.
— Знаю, — вздохнул я. У меня было желание отменить встречу с ним, но речь шла о его дочери, и он должен был знать правду. — Я не могу с тобой поужинать, потому что в девять вечера снова улетаю на побережье. Может, просто выпьем?
— Где? — спросил он.
— Я приду к тебе в половине седьмого, если тебе это подходит.
— Хорошо. Увидимся.
Я вышел из машины перед домом Сэма.
— Не уезжай, — попросил я. — Возможно, я быстро вернусь.
Шофер кивнул, и я вошел в здание. Я закурил и жадно затягивался, пока поднимался в лифте. Мне предстоял трудный разговор. Я предпочел бы говорить о чем угодно, только не об этом.
Мэйми, служанка, открыла мне дверь и провела в библиотеку. Сэм и Дениза уже сидели там, и служанка принесла мне виски со льдом.
— Ты такой серьезный, — сказал Сэм, когда я взял в руки бокал. Он засмеялся. — Когда ты предпочитал мартини, ты мне нравился больше.
Я вымученно улыбнулся.
— Твое здоровье, — но даже у виски был паршивый привкус.
Сэмюэль-младший вошел в комнату.
— Привет, дядя Стив.
— Как дела?
— Не спрашивай у него ничего, — сказал Сэм. — Бездельник. — Но его голос звучал добродушно. — Представь себе, моего сына поймали на такой глупости. — Он повернулся к Сэмюэлю. — Что это тебе было невтерпеж? Мог уйти к себе в комнату и там заняться всем.
— Папа! — бросил Сэмюэль недовольным голосом и посмотрел на меня. — Меня не одного выгнали оттуда, нас было трое или четверо в одной кабинке.
Час от часу не легче.
Дениза встала и хотела выйти из комнаты.
— Пойдем, Сэмюэль, пусть они поговорят о делах.
— Не уходи, — сказал я.
Она остановилась у двери и с тревогой посмотрела на меня. У нее в глазах было такое выражение, что я впервые подумал о ней как о матери Мириам.
— Это тебя тоже касается.
Она медленно подошла ко мне.
— Что-нибудь с Мириам?
Я кивнул.
Она инстинктивно подвинулась к Сэму, взяла его за руку и молча смотрела на меня. В ее глазах застыл страх. Лицо сразу побелело.
Я глубоко вздохнул.
— Мириам вчера утром легла в клинику в Виста-Карла.
Сэм еще не понял.
— Она что, заболела? — удивленно спросил он.
— Да, она больна, — я перевел дыхание.
— Почему же она нам не позвонила, ведь мы ее родители? — Он начинал злиться, но внезапно остановился и уставился на меня. — Что с ней? Она беременна?
— Нет, — сказал я. Никогда в жизни мне не было так трудно найти подходящие слова. — Мириам наркоманка. Она колет себе героин, а сейчас легла в Виста-Карла, чтобы избавиться от этой привычки.
— Черт побери! — заорал Сэм. Он повернулся к сыну. — Сэмюэль, иди в свою комнату!
— Нет, — сказала Дениза. — Она его сестра, пусть останется.
— Это всё ты со своими идеями! — заорал Сэм. — «Пусть станет актрисой!» Вот чего ей недоставало! Богемы! Героина! Я тебе говорил, что все они шлюхи и бездельницы? Но теперь, надеюсь, ты довольна?
Дениза стояла молча, по ее щекам текли слезы. Я видел, что она пытается держать себя в руках. Она повернулась к Сэму.
— Я соберу чемодан и поеду к ней.
— Нет! — заорал Сэм. — Никуда ты не поедешь!
— Но она моя дочь, — возразила Дениза. — Я ей нужна.
— Ей не нужна была твоя помощь, чтобы дойти до такого! — рявкнул Сэм. — Пусть выпутывается как хочет.
Дениза некоторое время смотрела на него, потом вышла из комнаты. Сэм обратился ко мне:
— Как ты узнал об этом?
— Она была у меня предыдущей ночью, — признался я. — Я пошел в ванную и нашел там шприц.
Я видел, как его лицо налилось кровью, а глаза подозрительно прищурились.
— А чем она занималась в твоем доме?
Я молчал.
Он схватил меня за лацканы.
— Отвечай, черт тебя побери!
В его глазах бушевала ярость. Я сбросил его руки.
— Она жила со мной.
Никогда не думал, что такой грузный человек может двигаться с быстротой молнии. Слишком поздно я заметил движение его руки. От удара в живот я согнулся почти пополам. Я попытался уклониться от второго удара, но Сэм задел меня кулаком по плечу, и я упал на пол. Сэм пнул меня ногой по ребрам. Я попытался откатиться в сторону.
— Папа! Папа! — закричал Малыш, хватая его за руку.
— Не лезь! — Он резко оттолкнул Сэмюэля. — Я убью этого сукина сына!
Я ухватился за край дивана и попытался подняться. Сэм снова стал надвигаться на меня. Я смотрел на него, не в силах пошевелиться. Сэмюэль схватил отца за руку.
— Она любила его, папа! Она всегда любила его!
В этот раз Сэм развернулся и ударил его. Мальчик отлетел и ударился спиной о книжный шкаф, с полок посыпались книги.
— Я сказал — не лезь!
Мальчик смотрел на него широкими от ужаса глазами. Я уже встал, но продолжал держаться за диван, чтобы не упасть.
— Ты ублюдок! — ревел Сэм, надвигаясь на меня. — Тебе было мало потаскух? Тебе и дочь мою подавай!
Я видел, что он снова замахнулся, но я бы не смог даже руку поднять, чтобы защититься.
Внезапно между нами возникла Дениза.
— Сэм!
Его рука замерла в воздухе.
— Ей уже двадцать два года, Сэм. Она женщина, а не ребенок, — сказала Дениза. — Стив не обязан был приходить сюда и все нам рассказывать.
— Прочь с дороги! — хрипло сказал он.
— Она моя дочь, Сэм, а не твоя, — спокойным голосом проговорила Дениза. — Оставь его.
Он дернулся, будто она его ударила. Потом медленно опустил руки. Несмотря на боль, я почувствовал жалость к нему. Сэм съежился прямо на глазах. Он подошел к двери, потом повернулся к нам. Но обращался только к Денизе, я для него больше не существовал.
— Если кто-нибудь из вас поедет к ней, — сказал он дрожащим голосом, — обратно можете не возвращаться.
Я прошел с доктором Дэвис в ее кабинет.
— Ей пришлось нелегко, — призналась она. — И до сих пор трудно.
Я молчал.
— Я не уверена, стоит ли вам встречаться сейчас.
— Но прошло уже почти две недели.
— Мы не можем творить чудеса, — она покачала головой. — Мы только пытаемся вылечить ее. Кроме того, она колола себе наркотики три года, и нелегко так быстро побороть эту привычку.
— Так давно?
— Да, — ответила она. — Пока мы занимались только физиологической стороной, у нас еще не было возможности заняться ее психикой, а в четырех случаях из пяти ключ к решению вопроса находится именно в этом.
— Так что же мне делать?
— Все-таки было бы неплохо, если бы вы с ней встретились, — сказала доктор. — Она любит вас очень сильно, и вы единственный, кого она хочет видеть, но…
Я заметил, что она колеблется.
— Что «но»?
— Возможно, это потому, что она думает, будто сможет убедить вас забрать ее отсюда.
Я слушал.
— Вы должны понять, что сейчас она уже совсем не та девушка, которую вы привезли сюда, она — как животное, у которого непреодолимая тяга к наркотикам. Она сделает все, что угодно, лишь бы достать наркотики. Она уже два раза пыталась сбежать отсюда.
— Но вы мне ничего не говорили.
— Я не хотела говорить об этом по телефону, — сказала доктор Дэвис. — Мы расцениваем это как обычное явление. Если я разрешу вам встретиться с ней, она постарается сыграть на вашей жалости. Ей сейчас больше, чем когда-либо, нужны любовь и понимание, но вы должны держать себя в рамках, не показывайте своей жалости. Если вы это сделаете, то только дадите ей надежду, что она может выбраться отсюда. Вам придется нелегко. Думаете, вы справитесь?
— Не знаю, — я действительно был не уверен. — А вы как думаете?
— Если все пойдет правильно, то ваше посещение может оказаться крайне полезным. Это даст ей стимул к избавлению от привычки.
— Тогда я попытаюсь. — Я затушил в пепельнице сигарету и встал.
Доктор Дэвис кивнула, и я пошел за ней.
— Не удивляйтесь, когда увидите ее, — предупредила она, когда мы поднимались по ступенькам на второй этаж. — Она сильно похудела, попытайтесь подбодрить ее, покажите ей, что она стала более привлекательной. Это очень ей поможет.
Мы остановились перед дверью в палату Мириам, и доктор постучала. Дверь открыла та же медсестра, которую я видел в прошлый раз.
Она ласково посмотрела на Мириам.
— Как чудесно, дорогая, — чуть ли не пропела она. — У нас посетитель, к тебе пришел твой друг.
— Стив! — услышал я голос. Мириам подбежала к двери и бросилась ко мне в объятия. Медсестра вышла, и дверь за ней захлопнулась. — Стив, — всхлипнула Мириам, — Стив, Стив!
Я крепко прижал ее к себе, гладя по волосам.
— Дорогая, — прошептал я.
Она посмотрела мне в глаза, моргая от слез.
— Я, наверное, ужасно выгляжу. Они не дают мне косметику.
— Ты прекрасна, — сказал я, чувствуя, как у меня сжимается сердце. Она была сплошь кожа и кости, глаза глубоко запали на худом лице.
— Я сама знаю, как выгляжу, даже если здесь нет ни одного зеркала.
— Ты выглядишь прекрасно.
Она подошла к кровати и села на край.
— Сядь рядом со мной.
Я сел рядом с ней.
Она взяла мою руку и положила себе на грудь.
— Я просто сгораю от желания, — сказала она, глядя мне в глаза.
Я молчал, всеми силами стараясь не расплакаться.
— Ты знаешь, что я уже отвыкла он наркотика? — спросила она. — Они говорят, что, пока не отвыкнешь от наркотика, любовью заниматься не хочется.
— Не знаю.
— Нет, это действительно так, — с жаром сказала она. Она положила мою руку себе между ног. — Видишь, я вся мокрая, я так хочу тебя.
Я покачал головой.
— Врачи говорят, что ты еще недостаточно окрепла, чтобы заниматься любовью, тебе еще надо немного подлечиться.
Внезапно она разозлилась:
— Это тебе докторша сказала. У них только одна мысль — продержать меня здесь как можно больше, чтобы получить побольше денег. Конечно же, они тебе даже не сказали, что я уже избавилась от привычки колоться.
— Доктор сказала мне, что ты уже выздоравливаешь, — осторожно произнес я.
— Они все сумасшедшие! — закричала она и вскочила. — Я тебе такое могу порассказать, что ты не поверишь.
Она быстро оглянулась, как бы проверяя, не слышит ли кто, и стала говорить заговорщицким шепотом:
— Ты знаешь эту медсестру, миссис Грэхем?
Я кивнул.
— Ты думаешь, это такая милая пожилая дама, да? — Она не стала ждать моего ответа. — Ничего подобного. Она садистка, она несколько раз избивала меня. Я тебе покажу.
Она сбросила ночную рубашку, и та упала на пол. Мириам стояла передо мной голая.
— Видишь синяки?
На ее теле не было ничего, единственное, что я увидел, — как через ее почти прозрачную кожу выпирали ребра.
Она даже не попыталась поднять с пола свою рубашку.
— К тому же она лесбиянка, несколько раз сквозь сон я чувствовала, как она лижет меня сам знаешь где.
Я поднял ее рубашку.
— Оденься, — попросил я. — Я не хочу, чтобы ты простудилась.
Она молча позволила мне надеть на нее рубашку, вернулась к постели и села.
— А эта доктор Дэвис, такая властная и самоуверенная, знаешь, что она делает? Она берет с собой пару пациентов и пару санитаров, и они такие оргии устраивают! Она просто помешана на мужиках! Ты не представляешь, что она там вытворяет вместе с ними, а когда встречается с тобой, то напускает на себя деловой вид. Пытается обмануть всех! Но меня не проведешь, я-то уж знаю.
Я смотрел на нее. Она посидела спокойно, потом снова бросилась в мои объятия и разрыдалась.
— Забери меня из этого ужасного места, Стив! Я с ума сойду! Я не могу здесь больше оставаться!
Она вся дрожала, и я крепко прижал ее к себе. Она посмотрела на меня умоляющими глазами.
— Забери меня отсюда, Стив, я действительно уже избавилась от наркотиков.
— Скоро я тебя заберу, Дорогуша, — пообещал я. — Но сначала тебе надо немного окрепнуть.
Она вырвалась и бросилась на кровать. Все ее тело содрогалось от рыданий.
Я наклонился и положил руку ей на плечо. Она сбросила мою руку.
— Проваливай к черту!
Я постоял, глядя на нее, и направился к двери.
— Стив! — завопила она.
Я повернулся, и она бросилась ко мне, упала на колени и обхватила руками мои ноги. Из ее глаз градом катились слезы.
— Забери меня отсюда, Стив, пожалуйста! Я буду хорошей, я буду делать все, что ты захочешь, только забери меня отсюда!
Я поднял ее и крепко прижал к себе.
— Я скоро заберу тебя, дорогая, — сказал я.
Ее рука скользнула мне в карман, и прежде чем я смог что-то сообразить, она вытащила оттуда мою ручку. Она занесла ее над головой как кинжал.
— Если ты не заберешь меня с собой, — завопила она, — я выколю тебе глаза!
Я посмотрел на нее. Она была в таком состоянии, что могла сделать все что угодно.
— Хорошо, — произнес я как можно спокойней. — Но как я открою дверь? У меня нет ключа, придется звать медсестру.
Она на секунду отвела глаза, чтобы посмотреть на кнопку вызова рядом с постелью. Этого было достаточно, — я схватил ее за кисть и вырвал ручку. Она посмотрела на меня, затем на свою пустую руку неверящими глазами.
— Ты обманул меня, — проговорила она, как ребенок, затем, прижав к лицу ладони, разрыдалась.
Я обнял ее и погладил по голове.
— Я знаю, что тебе нелегко, дорогая, — сказал я, — но постарайся. Чем скорее ты выздоровеешь, тем быстрее мы будем вместе.
— Мне уже лучше, — заплакала она, — мне лучше.
Дверь открылась, вошла медсестра и сказала, что время вышло.
Доктор Дэвис ждала меня.
— Зайдите ко мне в кабинет.
Я прошел за ней, и дверь за нами закрылась. Доктор посмотрела на меня.
— Выпейте что-нибудь. — Она открыла стеклянный шкафчик, стоящий возле стола, и достала оттуда бутылку виски и стакан.
Я выпил виски как воду, горло обожгло, но мне сразу стало легче.
— Это было нелегко, — вздохнул я.
— Я знаю, мы слушали. У нас микрофон в каждой палате. Только так мы можем контролировать состояние наших пациентов. Вы вели себя правильно.
— Надеюсь.
У меня было ощущение, что она хочет просто успокоить меня.
Она проводила меня до машины.
— Мистер Гонт?
Я посмотрел на нее. Она стояла, прищурившись от солнечного света.
— Я бы не хотела вторгаться в вашу личную жизнь, но, если бы вы ответили мне на кое-какие вопросы, это, возможно, принесло бы определенную пользу.
— Спрашивайте.
— Скажите, как вы относитесь к ней?
— Я знал ее, когда она была еще ребенком. Мы с ее родителями давно дружим.
— Но ведь у вас с ней была связь, не так ли?
— Да.
— Как долго?
— Примерно месяц, прежде чем я привез ее сюда.
— Еще один вопрос, мистер Гонт. Вы любите ее?
Я долго думал, потом пожал плечами.
— Не знаю.
Она посмотрела мне в глаза, затем опустила ресницы.
— Спасибо, мистер Гонт, — сказала она тихо.
Я сел в машину, включил двигатель и увидел, как доктор поднимается по ступенькам ко входу.
В следующий раз, когда я приехал навестить ее, Мириам отказалась встречаться со мной.
— Она сообщила нам о своем решении только утром, — сказала доктор Дэвис. — Я позвонила вам, но вас уже не было.
— Не понимаю.
— Это часть ее игры, — объяснила доктор Дэвис. — Она наказывает вас за то, что вы ее не забрали, или пытается таким образом убедить, чтобы вы вызволили ее отсюда.
Я молчал.
— Извините, что вам пришлось зря приехать, — сказала она.
— Ничего страшного, — ответил я.
— Но, несмотря ни на что, состояние ее улучшается, — заверила меня доктор Дэвис. — Уже прошел месяц, и ее реакция на отсутствие наркотика значительно стабилизировалась, она даже стала набирать вес, но все еще отказывается говорить с психиатром.
— А как ее можно заставить это сделать?
— Мы попытаемся, — ответила она. — Рано или поздно ей захочется поговорить с кем-нибудь, кому-нибудь пожаловаться, но пока она относится к нам враждебно.
Миссис Грэхем вошла в кабинет.
— Она дала мне это письмо, чтобы я отправила. Узнав меня, она улыбнулась.
— Добрый день, мистер Гонт. Наша больная сегодня немножко упрямится, но не беспокойтесь, с нею все будет хорошо.
Она вышла из кабинета, а доктор Дэвис посмотрела на конверт и молча протянула его мне.
Он был адресован мне. Я открыл его. На листке почти детскими каракулями было написано карандашом:
Дорогой Стив!
Когда ты пришел ко мне, они сказали, что я не хотела тебя видеть, они лгали. Они держат меня здесь как пленницу и бьют каждый день, насилуют меня. Они просто хотят заработать как можно больше денег и поэтому не выпускают меня. Я уже избавилась от привычки к наркотикам, но им все еще не нравится. Это письмо убедит тебя. Я хочу тебя увидеть. Приезжай, забери меня отсюда. Люблю тебя.
— Прочтите это, — я передал доктору письмо. — Думаю, вы были правы.
Она посмотрела на письмо, не говоря ни слова.
Я встал.
— На следующей неделе я должен уехать в Нью-Йорк на заседание Совета директоров, поэтому смогу приехать не раньше, чем через десять дней.
— Поезжайте, мистер Гонт, — доктор поднялась и подала мне руку. — Я вам позвоню, если что-нибудь случится, но думаю, что все будет спокойно.
Но на сей раз она ошиблась.
Дэн Ричи подал в суд на Сэма за день до заседания Совета директоров. Он хотел, чтобы ему выплатили двести пятьдесят тысяч долларов, что составляло десять процентов его комиссионных за продажу партии фильмов нам, а также чтобы оплатили убытки и судебные издержки. Он обвинял «Синклер Бродкастинг», корпорацию и меня лично как сообщников Сэма, который хотел лишить его причитающихся ему по праву комиссионных.
В своем заявлении для прессы он заявил, что если его требования не будут приняты нами с пониманием, то он предаст гласности документы, свидетельствующие о порочной связи между «Синклером» и «Самаркандом».
Я прилетел в Нью-Йорк накануне заседания Совета директоров. Джек ждал меня в кабинете.
— Я же говорил, что не надо доверять этому сукину сыну, — сказал он.
Я усмехнулся.
— Какому из них?
Он остановился и, прищурившись, посмотрел на меня.
— Да, ты прав. Я об этом не подумал. Между Сэмом и Ричи разница небольшая, оба они — жадные ублюдки.
— Лучше не повторяй это при людях! — засмеялся я. — Разве можно так говорить о человеке, который будет нашим соответчиком?
— Что-то я не врубаюсь, — Джек покачал головой. — У тебя убийственное чувство юмора.
Фогерти принесла кофе.
— Мистер Синклер хотел бы поговорить с вами, как только вы освободитесь.
— Он уже здесь?
— Сегодня он с восьми утра у себя в кабинете.
Джек подождал, пока она выйдет.
— Он, наверное, весь кипит от ярости.
Я молча прихлебывал кофе.
— Ты что, разве не собираешься к нему? — спросил он.
— Почему? Собираюсь, — сказал я. — В свое время. Сейчас у нас есть дела поважнее.
— Хочешь хорошую новость?
— Неплохо бы для разнообразия!
— Наша рок-программа, похоже, удалась, — похвастался он. — Нас смотрит сорок процентов телезрителей, и спонсоры дерутся, чтобы разместить свою рекламу в этой программе.
— Отлично.
— Я думаю, может, пускать ее по два раза в неделю?
— Не надо, — сказал я, — иначе интерес быстро пропадет. На этом уже многие погорели.
— Нам надо показать что-нибудь, чтобы приподняться к концу недели.
— Но ты же купил фильмы у Сэма? Вот и используй их.
— Я хотел оставить их до следующей осени.
— До следующей осени еще восемь месяцев, — напомнил я. — А нам до конца сезона надо еще заполнить восемь недель.
Он посмотрел на список программ. Я допил кофе и встал.
— Я тебе скажу об одном, чему я научился за эти годы: спонсорам нужна хорошая программа. Передачу, у которой хороший рейтинг сегодня, они купят завтра, то есть они ищут вчерашние программы.
Я оставил его и поднялся на личном лифте в кабинет Спенсера. Он сидел за своим столом, посвежевший после отдыха на Карибском море.
Мы пожали друг другу руки.
— Как долетел? — спросил он вежливо.
— Как всегда, — ответил я. — А как ты отдохнул?
— Прекрасно. Я думаю купить там дом, чтобы поселиться, когда уйду на пенсию, Палм-Бич мне немного надоел.
— Неплохая мысль, — я сел напротив него.
— Директора звонили мне все утро по поводу судебного разбирательства с Дэном Ричи.
— Мне тоже звонили.
— Я ничего не знаю об этом деле с Бенджамином, — сказал он. — Но я говорил с Харли, он считает, что у них ничего не выйдет.
Харли Гаррет — наш главный юрисконсульт, очень консервативный юрист.
— Меня не интересует судебное разбирательство, меня больше интересуют намеки Ричи, — сказал Синклер. — Может, я чего-то не знаю?
— Возможно, — я рассказал ему все о том займе, который дал Сэму.
Синклер внимательно слушал, не перебивая, затем задумчиво кивнул.
— Не очень умно ты поступил, — проговорил он.
Я немного удивился. Если бы это случилось десять лет назад, он просто взорвался бы от ярости.
— Мое отношение к Сэму абсолютно не сказалось на покупке этих фильмов, Джек сам их купил, не поставив меня в известность. Я узнал об этом, когда сделка была завершена.
— Тебе придется объяснить все это Совету директоров, — заметил Синклер.
Я встал.
— Так и сделаю.
Совет директоров отнесся к этому не так спокойно, как он.
— Возможно, нам следует попытаться прийти к согласию, — сказал наконец Харли. — Если дело дойдет до суда, это отрицательно скажется на нашем имидже.
— Я против, — сказал я.
— Но вы ведь не сможете заставить их снять обвинение в том, что лично одобрили сделку. Ведь поскольку у вас есть акции «Самарканда», вы должны были остаться в выигрыше.
— У меня сейчас нет акций «Самарканда», — ответил я. — У меня есть часть их капитала в качестве гарантии за заем.
— Вы думаете, они когда-нибудь выкупят свою часть капитала? — спросил Харли.
— Понятия не имею.
Даже если они выкупят его, все равно это подорвет вашу репутацию, — заявил он. — Я думаю, надо договориться с ними, это не будет стоить слишком дорого.
— Нет, — я покачал головой. — Это шантаж, и мне это не нравится. Стоит один раз пойти им на уступку, и они тебя уже не отпустят.
Сидящие за столом молчали. Я посмотрел на Синклера, его лицо ничего не выражало. Телефон, стоящий возле меня, зазвонил.
— Извините, господа, — я снял трубку.
Звонила Фогерти.
— Я бы не стала вас беспокоить, мистер Гонт, — сказала она, — но мне позвонила доктор Дэвис из Санта-Барбары, Калифорния. Она говорит, что ей надо срочно связаться с вами.
— Соедини меня с ней, — попросил я. В трубке щелкнуло. — Доктор Дэвис?
— Боюсь, что у меня плохие новости, мистер Гонт, — сообщила она. — Сегодня утром наша больная исчезла.
— Как? — спросил я.
— Мы не знаем. Когда миссис Грэхем пошла к ней после завтрака, ее уже не было. Мы обыскали все вокруг, но на территории клиники ее нет. — Она помолчала. — Вы хотите, чтобы мы сообщили в полицию?
Я подумал над этим предложением. Только этого нам не хватало! Я уже видел, какие заголовки поместят газеты.
— Нет. Пожалуйста, ничего не предпринимайте. Я вылетаю ближайшим рейсом. — Я посмотрел на сидящих за столом. Они оживленно беседовали друг с другом, пока я говорил по телефону.
— Я думаю, нам надо проголосовать, — предложил Харли. — Кто за то, чтобы договориться с Ричи в деле «Дэниель Ричи против „Синклер Бродкастинг Корпорэйшн“, Стивена Гонта и других»?
Я встал и направился к двери.
— Подождите! — крикнул Харли. — Я поставил вопрос на голосование, вы тоже должны участвовать.
Я обернулся и взглянул на него через плечо.
— Сам и голосуй, а мне наплевать.
Доктор Дэвис ждала в аэропорту. Когда самолет приземлился, она подошла ко мне.
— Ваша секретарь сообщила, каким рейсом вы прибываете.
— Не обязательно было приезжать сюда, я бы сам к вам явился.
— Я решила, что мне следует вас встретить, — просто сказала она, глядя на меня. — К тому же у меня есть кое-какая информация, которая поможет нам выследить ее.
— Вы выяснили, как она убежала?
Она покачала головой.
— Нет. Но мы знаем, что она в Лос-Анджелесе.
— Откуда?
— Мы работаем с агентством частного сыска, которое помогает нам в таких случаях.
Она прошла в ресторан и остановилась перед столиком в дальнем углу. Там за кружкой пива сидел молодой человек. Когда мы подошли, он неловко поднялся.
— Познакомьтесь, это Ник Джонс. Стивен Гонт, — представила она нас. — Ник — наш самый опытный агент.
Он протянул мне руку.
— Добрый день, мистер Гонт, — сказал он с западным акцентом. Он совершенно не был похож на частного детектива, как я их себе представлял по фильмам. Рост у него был под два метра. Худой, в белой ковбойской шляпе со слегка загнутыми полями, надвинутой на лоб. Не поддающаяся описанию клетчатая рубашка под заношенной коричневой замшевой курткой с бахромой и потертые джинсы. Длинные каштановые волосы спадали на плечи, усы свисали по впалым щекам до подбородка. Он был похож на Буффало Билла.
— Добрый день, мистер Джонс, — поздоровался я.
— Зовите меня Ник, — тягуче проговорил он.
Мы сели. Доктор Дэвис заказала виски с водой, а я, как обычно, виски со льдом.
— Расскажи мистеру Гонту, что ты уже узнал, — она попросила ковбоя.
Его акцент внезапно исчез, а тон стал деловым и профессиональным.
— Мы выяснили, что разыскиваемая остановила грузовик в одиннадцать утра на Тихоокеанском шоссе. Она доехала до Санта-Моники, сошла на заправочной станции возле бульвара Сансет и пересела на другой грузовик, направлявшийся в Лос-Анджелес. Номер его не удалось установить, поэтому мы не знаем точно, где она вышла.
— А как вы выяснили, что она ехала на первом грузовике? — поинтересовался я.
— Большинство междугородных грузовиков снабжены передатчиками, — пояснил он. — Я сам говорил с шофером.
— У нее с собой были деньги?
— Когда она убежала, не было, — ответила доктор Дэвис. — Все ценности в сейфе.
— Ей понадобятся деньги, — сказал я. — Я еще не слыхал о торговце наркотиками, который отпускал бы в кредит.
— У нее есть деньги, — тихо сказал Ник.
— Откуда вы знаете?
— Ей дал шофер грузовика.
— Какого черта он стал бы давать ей деньги?
Он выразительно посмотрел на меня, но промолчал.
Официантка принесла напитки. Я выпил виски одним глотком.
— Вы должны понять, — сказала доктор Дэвис с сочувствием. — Она очень больная девушка.
Я молчал.
— Сейчас десять тридцать, — сказал детектив. — А вечером в пятницу Стрип начинает работать около одиннадцати. Если она еще не нашла продавца, то у нас есть шанс, что мы ее выловим там. Я предупредил кое-кого из своих друзей в полиции, чтобы они тоже попробовали найти ее. Неофициально, конечно.
— Хорошо, — кивнул я.
— А сейчас попробуем сами поискать ее там.
Я допил виски.
— Едем! У меня здесь на стоянке машина.
— Ладно, — детектив поднялся. — Я буду на углу Сансет и Кларк-стрит.
— Я поеду с вами, — сказала доктор Дэвис. — У Ника не очень подходящий транспорт.
— Для меня годится, — сухо бросил он. — И соответствует моему имиджу.
Второй раз за день я слышал это слово. Весь мир был озабочен своим имиджем. Но я понял, о чем он говорил, только увидев его машину.
Это был видавший виды зеленый грузовичок.
Стрип — это участок бульвара Сансет, который проходит через западный Лос-Анджелес в сторону отделения Национального банка и поворачивает к Беверли-Хиллз. Днем это тихая унылая улица с домами в основном старой застройки, с несколькими забегаловками, где можно съесть гамбургер, магазинчиками и редкими многоэтажными зданиями офисов. Водители используют Стрип на пути из Беверли-Хиллз в Голливуд.
Но ночью Стрип преображается: вокруг начинают сиять неоновые рекламы. Рестораны, оглушительная музыка дискотек. А больше всего там подростков. Их тысячи. Всех цветов кожи, любого возраста. Они прогуливаются, разговаривают или просто стоят и глазеют. Над ними, как испарения, висит сладковатый дым марихуаны. По улице медленно разъезжают патрульные машины, и полицейские в белых шлемах смотрят на гуляющих, молясь, чтобы сегодня ничего не стряслось и чтобы улица не превратилась в человеческий вулкан.
Ник стоял на углу Кларк-стрит возле забегаловки «Виски Гу-Гу», там, где и обещал быть. Мы направились к нему, но он отрицательно покачал головой и пошел по улице. За ним легко было идти, он на целую голову возвышался над толпой. Казалось, он всех здесь знает, как подростков, так и взрослых. Иногда он останавливался, чтобы поговорить с кем-нибудь, но на секунду, не больше, и возобновлял свой путь.
Он дошел до закусочной «Радость», а затем пошел обратно.
— Ничего нет, — буркнул он, проходя мимо нас. — Посмотрим еще.
Мы подождали, пока он отойдет от нас метров на десять, и последовали за ним. Он остановился возле «Виски Гу-Гу», оттуда доносилась музыка, и подростки стояли в очереди у входа. Мы остановились у входа в «Сники Пит» и наблюдали за ним.
Я посмотрел на название дискотеки. Без особого удовольствия я вспомнил, что группа, играющая на этой дискотеке, должна была появиться в программе нашей телестанции. Он пошел дальше, а мы последовали за ним.
В два часа ночи на гудящих от усталости ногах мы подошли к галантерейному магазину. Ник остановился и кивнул в сторону здания, стоящего напротив.
— Торговцы еще не появились, — шепнул он, скрывшись в тени. — Они сегодня заныкались, что-то, очевидно, спугнуло их, но я не могу узнать — что.
— Так что же нам делать? — спросил я.
— Есть у меня тут кое-какие местечки на примете, — сказал он. — Но вам туда нельзя. Как я могу с вами связаться, если что-нибудь узнаю?
Я посмотрел на доктора Дэвис.
— Может, у меня дома?
Она кивнула.
Я дал Нику номер телефона, и он исчез в толпе. Мы вернулись к машине.
— Как здесь чудесно, — сказала доктор Дэвис, когда мы вошли в гостиную.
— Я хочу выпить, — я направился к бару.
— Мне тоже немножко не помешает, — сказала она.
Я налил два стакана виски и один передал ей. Мы молча выпили. Она подошла к стеклянным дверям и выглянула наружу.
— А выйти можно? — спросила она.
Я нажал кнопку, и двери раздвинулись. Ночной воздух веял прохладой, это было так приятно. Внизу мерцали огни города, далеко в небе шел на посадку самолет, мигая огнями.
— Здесь так спокойно, — улыбнулась она.
— Поэтому я и построил здесь дом. А если надо, то через пять минут можно уже быть в водовороте событий.
Она пытливо посмотрела на меня.
— Это так важно для вас?
— Я так думал, — ответил я, — но теперь не уверен.
— Странно, как время меняет наше понятие о ценностях… Сразу после окончания медицинского факультета я думала, что знаю все на свете, а теперь понимаю, как мало я знаю.
— Я думаю, это мы взрослеем, доктор.
— Честно говоря, мне не очень нравится, когда вы называете меня так.
Не знаю, как это случилось, но она оказалась в моих объятиях. Нас охватило безумное пламя страсти. Оставляя одежду на ступеньках, мы поднялись в спальню и обнаженные упали в кровать. Мы набросились друг на друга, как два разъяренных зверя.
Вершина страсти была как взрыв, и мы откинулись на кровати, тяжело дыша. Долго молча смотрели друг на друга, наконец она заговорила:
— Как доктор я зря это сделала.
— Но ты ведь сама сказала, чтобы я не называл тебя так?
Она стыдливо прикрыла грудь простыней.
— Ты рад?
— Да, — ответил я.
Она рассмеялась и поцеловала меня.
— Я тоже. — Она встала с постели и пошла к ванной. — Я приму душ.
Я кивнул.
Она вошла в ванную, закрыв за собой дверь, но через секунду пулей вылетела оттуда. Она схватилась рукой за косяк двери, лицо ее было белым как мел.
Я уставился на нее.
— У тебя нет второй ванной? — спросила она слабым голосом. — Кажется, меня сейчас вырвет.
— Внизу, рядом с баром.
Она побежала в ту сторону, я слышал, как ее босые ноги шлепают по ступенькам. Я поднялся с постели и вошел в ванную.
Там была Мириам. Свернувшись калачиком, она лежала на кафельном полу между ванной и унитазом. Ее глаза были открыты, а пальцы все еще касались шприца, игла которого торчала в локтевом сгибе левой руки.
Она была здесь все время, пока мы искали ее на Стрипе. Все время, пока мы с докторшей трахались в соседней комнате.
Теперь мне все стало ясно. Куда ей было еще идти, как не домой?
Я услышал внизу звук льющейся воды и вернулся в спальню. Подойдя к телефону, я позвонил в полицию. Я медленно ответил на все их вопросы и уже хотел положить трубку на рычаг, но внезапно меня охватила ярость. Я с такой силой швырнул трубку, что аппарат раскололся на куски, упал на пол, из него выкатились всякие детали — красные, белые, желтые. Телефон был похож на какой-то разбитый механический мозг.
Я посмотрел на все это и закрыл глаза. И услышал в голове голос Сэма.
Это было много лет назад. Что это была за молитва? Как он ее назвал? Я не мог вспомнить. Но я помнил слова. И сказал их вслух:
— Yisgadal, v’yiskadash sh’may rabbo…
И почувствовал, как горячие слезы потекли по щекам.
Пора было сходить со сцены.
Человек состоит из тысячи частей, и все эти части являются людьми. Те, которых он любил, те, которых не любил, те, кто незамеченными прошли по его жизни, и если их сложить вместе, разделить друг на друга, вычесть и умножить, отдельно и вкупе, то в итоге и получится человек. Я обвел взглядом комнату. Вот он я.
Спенсер и Джонстон тихо разговаривали в одном углу, Сэм и Дэйв — в другом. На террасе Юристочка смотрела на лежащий внизу город. Наверху, в моей спальне, Дениза и Сэмюэль-младший закрыли за собой дверь и целый мир.
Я вышел на террасу и встал рядом с Юристочкой.
— О чем ты думаешь? — спросил я.
— Ты слишком высоко летаешь для меня, — ответила она. — Ты летаешь на реактивных самолетах, а я все еще пытаюсь поднять в воздух учебный аэроплан.
— Но ведь все так просто, — сказал я, — так просто, что удивляюсь, как они сами до этого не додумались. У них есть все, чего они хотят. Точка. Хеппи-энд.
— Не так-то и просто, — возразила она. — У них есть все, чего они хотят, кроме того, что им больше всего нужно. Кроме тебя.
Я посмотрел на нее.
— Да я им в принципе не нужен. Я существую только в их воображении. Стоит им как следует подумать об этом, они поймут.
— Ты для меня тоже существуешь в воображении, Стив? — спросила она. — Ты просто иллюзия?
Я ничего не ответил.
— Я помню, как, вернувшись в Сан-Франциско, я прочитала в газетах про бедную девушку. Про ту, которая умерла. Я так плакала. Мне было тебя жаль, Стив. Ты, наверное, очень любил ее.
Я молча смотрел на нее. Ну да, я так сильно ее любил, что занимался любовью с другой, в то время как она мертвая лежала в ванной. Я вспомнил, как вечером, на следующий день после похорон, я отправился на Пятую авеню, чтобы принести свои соболезнования.
Мэйми открыла дверь и взяла у меня пальто. Ее темное лицо опухло от горя.
— Добрый вечер, мистер Гонт, — поздоровалась она.
— Добрый вечер, Мэйми.
— Они в гостиной, — сказала она.
Войдя в квартиру, я заметил, что зеркала завешены тканью, а картины повернуты к стене. Двери в гостиную были открыты, и я вошел.
В гостиной было много людей, сидевших на деревянных ящиках и коробках. Увидев меня, все вдруг замолчали и посмотрели в мою сторону.
Я остановился, не зная, что делать. Я ничего не знал о еврейских ритуалах.
Дениза поспешила ко мне на помощь. Подойдя, она подставила щеку для поцелуя и, взяв за руку, отвела в комнату.
— Я рада, что ты пришел, — сказала она. — Я так и не смогла поблагодарить тебя за все, что ты сделал.
Разговоры в комнате возобновились так же быстро, как и прекратились раньше. Но я чувствовал, что все смотрят на меня. Сэм увидел, что мы направляемся к нему, и неловко поднялся с деревянного ящика. Он протянул мне руку, не глядя на меня.
— Прими мои самые глубокие соболезнования, Сэм.
Он стоял, моргая, и продолжал держать мою руку.
— Да, — сказал он. — Да.
Подняв глаза, он наконец отпустил мою руку. Потом снял очки в черной оправе и принялся протирать стекла платком.
— Она была хорошая девушка, — он тяжело вздохнул. — Но она была больна, Стив.
— Да, Сэм, — кивнул я.
— Вот так, — засунув платок в карман, он снова надел очки. — Она была больна, — повторил он тихо.
Я видел, что Сэмюэль-младший наблюдает за нами. Его лицо было осунувшимся и бледным, а глаза покраснели от слез. Он кивнул мне, и я кивнул в ответ.
— Мне надо поговорить с тобой, Стив. Наедине, — сказал Сэм. — Пройдем в библиотеку.
Я пошел за ним. Закрыв дверь, Сэм повернулся ко мне.
— Выпьешь?
— Да, — ответил я.
Сэм подошел к двери, ведущей в холл.
— Мэйми! — крикнул он.
Ему не понадобилось просить ее ни о чем. Она вошла, держа поднос с двумя стаканами. Сэм поблагодарил ее, и Мэйми ушла.
Мы выпили. Подойдя к столу, Сэм поставил свой стакан. Ему было трудно говорить.
— Не знаю, как тебе об этом сказать…
Я молча смотрел на него.
— Я разговаривал с доктором Дэвис, — произнес он тихо. — Она рассказала мне, как ты пытался помочь Мириам.
Я продолжал молчать.
— Я хочу тебе сказать… ну, я имею в виду… извини. — Он снова взял свое виски. — Я не знаю, что тогда на меня нашло, просто как свихнулся. Извини меня.
Я глубоко вздохнул.
— Все это позади, Сэм. Ты тоже извини меня. Извини, что у меня не получилось спасти ее. Теперь уж ничего не поделаешь.
Он кивнул.
— Трудно. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь смириться с этой мыслью.
Я молчал.
— Вот что меня еще беспокоит, — сказал он. — Мой сын. С тех пор как ты был здесь последний раз, он не разговаривает со мной, даже сейчас отворачивается.
— Это все пройдет.
— Не уверен, — горько возразил он. — Я в этом не уверен. — Он тяжело вздохнул. — Но это моя проблема. Давай пройдем в гостиную.
Он остановился, взявшись за ручку двери.
— Когда-нибудь я смогу тебя отблагодарить, Стив, за все. Ты всегда был хорошим другом.
Хорошим другом. Я вспомнил его обещание, но оно было дано три года назад. И до сегодняшнего утра я ничего не слышал о Сэме. Я вспомнил о его обещании через две недели после того, как он сказал мне об этом. В тот день я сидел в кабинете у Спенсера.
Спенсер посмотрел на заявление об уходе, лежащее на столе, и поднял на меня глаза.
— Тебе не надо этого делать.
— Я думаю, что в такой ситуации это самое лучшее, что я могу сделать.
— Ты можешь убедить своего друга, чтобы он не подавал на нас в суд вместе с Ричи.
— Как мне это сделать? — спросил я и предложил: — Хотя, честно говоря, наверное, он прав. Я сказал тогда на Совете директоров, что не верю в шантаж, и до сих пор придерживаюсь этого мнения.
— Но Совет проголосовал за то, чтобы уладить это дело. Теперь для нас важно, чтобы Бенджамин не подал на нас в суд. Мы даже готовы заплатить все наши долги, чтобы покончить с этим. Покончить и забыть. — Он замолчал. — И ты тоже сможешь забыть обо всем этом.
— Нет, — возразил я. — Я думаю, что мы выиграем в суде, хотя мне это безразлично.
Он встал, подошел к окну и посмотрел на улицу, повернувшись ко мне спиной.
— А как ты смотришь на то, если я сейчас подам в отставку, а ты займешь мое кресло?
У меня перехватило дыхание. Я прекрасно знал, что он предлагает. В этом случае он станет вместо меня козлом отпущения.
— Нет, — сказал я.
Он отошел от окна, приблизился и посмотрел мне в глаза.
— Почему, сынок? — мягко спросил он.
Некоторое время я не мог вымолвить ни слова, затем сказал:
— Потому что вся моя жизнь полетела к черту, отец. И мне больше это не доставляет удовольствия.
— А чем же ты собираешься заниматься? — поинтересовался он. — Ты ведь еще молод, тебе нет и сорока.
Я встал.
— Поеду в свой дом на холме, — сказал я, — посмотрю, смогу ли ужиться с самим собой.
Ужиться с самим собой… Я думаю, что это был ответ на все мои вопросы. Но очень трудно найти ответ, когда живешь в вакууме, а именно там я провел последние три года, ожидая сам не знаю чего. Того, что оправдывало бы все мои поступки.
Я повернулся и посмотрел внутрь дома. Дениза спускалась по ступенькам в гостиную. Она подошла к Сэму и что-то сказала ему. Он кивнул и поднялся наверх.
Она вышла на террасу и посмотрела на меня. В ее глазах стояли слезы. Внезапно она наклонилась и поцеловала меня.
— Думаю, что теперь все будет хорошо.
Я улыбнулся ей.
— Я рад.
— Мы с Сэмюэлем-младшим поедем домой, — сказала она и пошла в дом.
Через несколько минут на террасу спустился Сэмюэль-младший. Я удивленно посмотрел на него.
— Я тебя сразу и не признал.
Он провел ладонью по свежевыбритому лицу.
— Странное ощущение, — сказал он. Даже волосы его были причесаны. — Но я не продаюсь, — быстро добавил он.
— Я знаю, — кивнул я.
— Я снова вернусь в колледж, — заявил он. — Буду учиться. Сейчас надо быть активным, если хочешь чего-то добиться, в этом мире нет места для бездельников.
— Правильно, — одобрил я.
— Сейчас я поеду в отель вместе с мамой, — он протянул мне руку. — Спасибо за все, Стив.
Я пожал ему руку. Я заметил, что он не назвал меня «дядя Стив», как раньше.
— Не за что, — сказал я.
— И вам спасибо, — он повернулся к мисс Кардин.
Джейн улыбнулась и кивнула.
Он вернулся в дом. Спустя несколько минут я услышал, как отъехала машина. Одновременно в комнату вошел Сэм.
Четверо мужчин сидели за столом и разговаривали. Через несколько минут Дэйв вышел к нам на террасу.
Он улыбался.
— Всем понравилось твое предложение.
— Вот и хорошо.
— Это будет здорово. Теперь все останутся довольны. Синклер будет заниматься телевещанием и компанией пластинок, Сэм — своим «Самаркандом», а Джонстон — производством магнитных пленок и вопросами финансирования. С этим мы можем создать абсолютно автономную корпорацию, причем в наших руках будет только двадцать пять процентов акционерного капитала, остальное продадим на бирже. Всем понравилось даже название, которое ты предложил для новой компании — «Американская Корпорация Информации и Средств Связи». Я думаю, со времен Форда на рынке не было ничего подобного.
— Отлично, — усмехнулся я.
— Осталось решить только одно, — сказал Дэйв.
Я с удивлением посмотрел на него.
— Это была твоя идея, и все полагают, что только ты можешь возглавить Корпорацию.
Я молчал.
— Они меня послали, — пояснил он, — потому что я единственный здесь беспристрастный человек.
Я ухмыльнулся. Он был столь же беспристрастен, как специально подобранный состав присяжных. Он не выигрывал ничего, кроме крупных вкладов.
— По-моему, тебе стоит возглавить Корпорацию, — повторил Дэйв. — Ведь в конце концов ты будешь очень заинтересован в этом, вложив свои двадцать пять процентов «Самарканда» и пятнадцать процентов «Синклер Телевижн». От тебя будет зависеть, дадут ли эти деньги прибыль.
Я слушал молча.
— Ты говорил, что не находишь удовольствия от работы. Так вот, ты его получишь здесь, и нигде больше. — Он перевел дыхание. — Они хотят, чтобы ты обдумал это. Не спеши. Они подождут твоего ответа.
Дэйв вернулся в комнату, а я повернулся к Юристочке. Молча взял сигарету и закурил.
Через плечо я посмотрел на собравшихся, они о чем-то оживленно беседовали.
— Посмотри на них, — сказал я, — они планируют, как захватить весь мир.
— По крайней мере, это интересное занятие, — засмеялась она.
— Это жадные, эгоистичные и честолюбивые люди, ты ведь знаешь.
— Да, — она кивнула. — Но я знаю двух, а может быть, и троих из них, которые любят тебя.
Я снова посмотрел на нее.
— И ты их тоже любишь, — заверила она меня. — Даже если не хочешь признаться себе в этом.
— Они будут бороться друг с другом и хватать друг друга за глотку. Они попытаются съесть меня живьем, — сказал я. — Настоящие дикари.
— Ты сможешь позаботиться о себе. Как сказал Сэмюэль-младший, ты должен быть активным, сейчас бездельникам нет места в мире.
— Ты думаешь, мне стоит принять их предложение?
Она ничего не отвечала, просто глядела мне в глаза.
Я повернулся и посмотрел в окно на Лос-Анджелес.
Было поздно. Или, скорее, слишком рано. Наступало утро. Небо на востоке уже заалело.
— А ты как? — спросил я.
— А я вернусь в Сан-Франциско и буду читать о тебе в газетах, — сказала она.
Я обернулся к ней.
— А если я попрошу тебя остаться?
Она не сводила с меня взгляда.
— На два или три дня?
— Может, и дольше.
— Я могу и не устоять.
Я долго молча смотрел на нее.
— Не уезжай, — снова попросил я. — Я сейчас от них избавлюсь.
Я прошел в комнату и направился к этим филистимлянам.