Весь в моей любви

Глава 24 Больная голова ногам покоя не дает

Я тоже скоро уехала. Никто не знал, что полагается говорить в такой ситуации и как поступить со мной, отстоявшей право жить собственной жизнью и самостоятельно принимать решения. Я предложила убрать со стола и ополоснуть тарелки, но мама не позволила, сказав, что все в порядке. Это означало, что не все в порядке, вернее сказать, все не в порядке и, может быть, никогда уже не будет в порядке. У меня не осталось эмоциональной энергии, чтобы спорить или задабривать мать, не было сил даже на откровенный разговор. Может быть, всем требовалось время попривыкнуть к новому положению вещей.

Я не собиралась возвращаться к прежнему стилю отношений. Не сомневаюсь, мать примется воевать око за око, и станет всячески затруднять мне жизнь, и победа не всегда останется за мной – либо мне надоест пререкаться, либо я буду уставшая или не в настроении спорить. Но мне понадобилось тридцать четыре года, чтобы собраться с духом и высказаться начистоту, и я не собиралась идти на попятную.

Неделю я ждала, когда мать позвонит, смертельно боясь и в то же время с нетерпением ожидая ее звонка. Но она не позвонила, а я ей звонить не могла. На этот раз нельзя позволить себе капитулировать. Прояви я слабость, все вернулось бы в старую колею. Напоминая себе, что ничего плохого не сделала, я убедилась – со временем неплохо сживусь с постоянным чувством вины.

Пытаясь развеяться, я позвонила Аманде, и мы провели замечательный вечер, смакуя подробности истории с Алексом Грэмом. Подруга сыпала словечками вроде «трансцендентальный» и «душеспасительный», и мне показалось – она все-таки чокнутая.

Аманда иногда принимается «грузить», что прежде для меня перевесило бы ее хорошие качества.

Видимо, избавившись от излишков придури, мы легче миримся с причудами окружающих… Подруга сообщила, что Марк не получил вожделенной роли, но Камерон через «ка» стала его агентом, а значит, у него хорошая карьерная перспектива. Не могу сказать, что я обрадовалась за Марка – ведь я гналась за психическим здоровьем, а не стремилась стать святой, – но мне уже не хотелось, чтобы его заживо сварили в кипящем масле для моего личного удовольствия. До совершенства не близко, однако, прогресс налицо.

В конце вечера я поделилась с Амандой новой идеей. Читатель может подумать, что я научилась игнорировать собственные идеи, учитывая специфику идей, возникавших раньше, и особенности мозга, их породившего, – однако новая затея казалась классом выше: для нее, по крайней мере, не требовалось фальшивых кавалеров.

– Аманда, как ты отнесешься к предложению давать уроки актерского мастерства обычным людям, вроде меня?

– Ты, значит, обычная?

– Ладно, не совсем обычным. Я подумала: что, если тебе организовать актерский класс? Пригласи пару актеров, и пусть люди с их помощью разыгрывают сцены и переоценивают свой потенциал. Понимаешь, каждый сжился с какой-то одной ипостасью: застенчивый человек, смешной чудак, еще какой-нибудь. Побыв в ином образе, участники класса осознают – в них заложено гораздо больше, чем они привыкли считать. Можно разыгрывать сцены, примеряя на себя конкретную ситуацию. Женщины отведут душу, вдоволь наигравшись в стервозных дамочек или женщин-вамп, и получат редкую возможность высказать собственным мужьям или мамашам все, что накопилось, или на час стать такими, кем в своей жизни и за миллион лет не станут. Например, рок-звездой под душем.

– Саманта Стоун, а ты знаешь, что это прекрасная идея?

– Правда?

– И еще какая! Одна из причин, почему актеры влюблены в свою профессию, – это возможность побыть человеком, которым нельзя стать в реальной жизни. Поверить не могу, что такая мысль пришла в голову не мне! Это же соединит мою страсть к театру с жаждой духовного развития… Слушай, ты должна мне помочь.

– Как раз об этом думаю. Каким образом я смогу быть полезной?

– Ты расскажешь о своем опыте. Настолько откровенно, как сочтешь нужным. Это поможет слушателям преодолеть смущение и неловкость.

И тут, немало меня изумив и побив предыдущие рекорды, мозг выдал вторую идею.

– Кроме того, я могу фотографировать. Это ведь уже будет свой взгляд, верно? Человек в непривычном образе? Помню, однажды я сфотографировала свою тетку, не помню за каким занятием, с обычным выражением на лице. Когда она увидела снимок, то была неприятно поражена и заявила, что я щелкнула ее в неподходящий момент. Тетка ошибалась: момент был типичный, а она и не подозревала. Вот я и думаю, если люди не станут возражать, попробую отснять их в разных ролях. С одной стороны, им будет психологически проще, и в тоже время это будет своего рода проникновение в сущность: когда удается сфотографировать раскрывшегося, увлеченного человека, всегда проступает что-то этакое…

– Впервые слышу от тебя столь вдохновенный монолог о фотографии, – удивилась Аманда.

– Да, мы еще не говорили об этом.

– Может быть, фотографируя, ты сама становишься иной?

– Или пытаюсь выяснить, кто я на самом деле и на что гожусь…

Несколькими днями позже, возвращаясь после фотосессии с клиенткой, я раздумывала, куда бы поехать. Домой мне не хотелось: на автоответчике могло оказаться сообщение от мамы, а я все еще не решила, готова или нет к разговору с ней. Мне хотелось туда, где можно забыть об остальном мире, слушать блюзы, чувствовать то, что мне в данный момент хочется чувствовать, и где никто не полезет в душу с расспросами. Меня тянуло в «Богартс»: я уже могла посетить любимую забегаловку без смешанных чувств, да и Грег вряд ли заглянет туда в четверг. Разумом я пережила расставание с Грегом, но сердцу еще требовалась доработка.

Мы с Риком как раз обменивались компетентными мнениями насчет идиотов, лезущих в политику, когда в дверях показались Грег и Дебби. Ну почему они не могут переехать жить в другую страну или хотя бы кочевать с цирком? Для бесконечной Вселенной нет ничего невозможного, было бы желание. По сравнению с созданием Большого Каньона это – сущие пустяки.

– Привет, ребята, – сказала я, как всегда оказавшись на высоте в искусстве светской беседы.

– Привет, Сэм, – ответил Грег. – Давненько тебя не было видно.

– Сэм, – вступила в раз говор Дебби. – Грег рассказал мне о вас с Алексом. Как ты это перенесла? Только честно.

– Хорошо. В самом деле – очень, очень хорошо.

– Тогда у меня есть предложение, – сообщила Дебби.

Я изобразила внимание.

– Я играю в пул хуже всех в мире. Грег старается быть терпеливым, но, по-моему, уже еле сдерживается. Может, сыграете две-три партии, а я посижу здесь, послушаю музыку?

Ну что прикажете делать с человеком, настырно лезущим с любезностями, когда про себя ты желаешь этой парочке провалиться сквозь землю? Такие люди просто бесят, сводят с ума, и все тут. Пореже бы с ними видеться.

Мы с Грегом резались в пул около часа. Все шло нормально. Я молчала всю игру, еще не до конца освоившись с ситуацией, но первый шаг сделан, а это уже что-то. Дебби сидела в баре, болтая с Риком, время от времени скармливая монеты музыкальному автомату и не проявляя ни малейших признаков скуки или разочарования. Ох, доиграется она с моей подавленной враждебностью… После третьей партии я сказала Грегу: «Пожалуй, на сегодня хватит». Он направился в туалет, а я подошла к Дебби попрощаться. Вежливые и заботливые люди вроде нее придают большую важность пустяковым социальным ритуалам.

– Сэм, хочу тебя поблагодарить, – сказала она, прежде чем я успела бросить свое «пока». – Грег признался, что ты выбила из него кое-какое дерьмо, как он выразился, насчет того – о Господи, надеюсь, тебе не слишком больно это слышать! – что означает семейная жизнь.

– Вот как?

– Грег стал вести себя иначе. У нас еще остались разногласия, но, по-моему, ему требовалось с кем-то обсудить ситуацию, а твое мнение он ставит очень высоко, так что спасибо. Мне очень жаль, что у тебя пока не получилось выйти замуж.

– Мне тоже.

– Я понимаю, фотография, наверное, отнимает много времени, да и другие дела тоже, но не хочешь ли как-нибудь прийти к нам на обед?

Ах ты, Боже мой, сгораю от желания. Давай поставим это в график сразу после очередной фотосессии, а то мне совсем нечем заняться.

– Э-э, знаешь, ты права, я очень занята.

– Понимаю. Как хочешь. Это, кхе, непросто сказать, но мне кажется, ты очень нужна Грегу как друг. Признаться откровенно, я не подавала виду, но сперва немного ревновала к тебе. Теперь вижу – ваша дружба Грегу только на пользу, да и мне хочется узнать тебя ближе. Буду счастлива познакомить тебя с моим малышом.

Как бы вы поступили, столкнувшись с таким безжалостным давлением? Пресловутые милые люди – мастера выкручивать руки… Положительно таких типов надо избегать любой ценой, ибо в следующий момент я поймала себя на том, что смотрю на Дебби и думаю – не так уж она и плоха.

– Есть идея получше, – услышала я собственный голос. – Почему бы нам не собраться у меня? Хоть один вечер передохнешь от кухонной каторги.

– Правда? – спросила осчастливленная Дебби.

– Ну конечно, – отозвалась я. – Буду с нетерпением ждать, когда же вы, ребята, разбежитесь… зайти.

Здесь у меня получился дьявольски тонкий намек, который даже я сама не совсем поняла.

На домашнем автоответчике сообщения от матери не оказалось, зато объявилась Анжела, просившая перезвонить ей как можно скорее. Я бы отложила звонок до утра, но голос Анжелы казался расстроенным и взволнованным. При мысли о том, что рано или поздно придется рассказать им с Шелли историю с Алексом, становилось не по себе.

Однако, как выяснилось, причина беспокойства Анжелы не имела со мной ничего общего: оказывается, Шелли положили в больницу.

– Господи, что произошло?

– С ней случился обморок. Сейчас она в порядке, но сначала я сильно перепугалась. Мы даже боялись, что потеряем ребенка.

– Боже мой! Но Шелли поправится? С ребенком все нормально?

– С ними все прекрасно. Сахар у нее в крови немного высоковат, но врачи говорят, такое бывает. Ей придется сесть на диету и всячески беречься. Да, и некоторое время побыть на больничном.

– Можно с ней повидаться?

– Об этом, Сэм, я и хотела с тобой поговорить.

– Что такое?

– Шелли очень обижена: твоя мама сообщила ее матери о вашей с Алексом помолвке. Нам ты не сказала ни слова! По нашей последней информации, вы с Алексом расстались. Несколько недель от тебя ничего не слышно, и вдруг мы узнаем, что вы помолвлены. Меня тоже задело такое отношение…

С тех пор как родители Шелли продали дом и купили квартиру, наши матери перезванивались не чаще двух раз в год, но надо было догадаться, что мать позвонит всем знакомым, чьи телефоны есть в записной книжке, и расскажет, что я выхожу замуж.

– Простите меня, девчонки. Я уже не помолвлена. Обязательно поделилась бы новостью, но помолвка продлилась совсем недолго…

– Знаешь, Сэм, это фигня. Даже если ты была обручена полторы минуты, чего стоит наша дружба, если ты ничего нам не сказала?

Дружба стоит дорогого, и, похоже, пора поговорить начистоту.

– Анжела, сказать правду, у меня выдался настолько паршивый период, что стыдно было признаться. По сравнению с вашим счастьем и успехами моя жизнь казалась сплошной черной полосой…

– Ты считаешь нашу жизнь счастливой?

– Ну, возможно, не идеальной, но, Боже, по сравнению с моей…

– По сравнению с твоей теперешней? Да ты бы и слышать не захотела о том, чтобы жить, как мы живем! Мы тебя судить не торопимся, откуда же такая скороспелость во мнениях с твоей стороны?

– Понимаешь, Анжела, мне кажется, вы меня осуждаете. Ты в меньшей степени, но Шелли…

– Шелли тебя уважает, Сэм. Неужели ты всерьез думаешь, будто, придя вечером с работы, мы визжим от восторга, радуясь, как прекрасна наша жизнь? А тебе не приходило в голову, что нередко нам это поперек горла? Не думала о наших козлах-начальниках, унизительной офисной политике, всяком дерьме, с которым мы сталкиваемся каждый день? Ты не подозревала, что мы ссоримся и порой перестаем понимать, для чего создавали семью?

– Но вы все-таки вместе, не правда ли?

– Слушай, не знаю, что у тебя там не сложилось с Алексом, но поверь, однажды…

– Анжела, остановись. Не продолжай. Хочешь знать, что произошло у нас с Алексом? Он был фикцией.

– Мне он тоже показался чересчур хорошим, чтобы быть правдой. Иногда такое впечатление производят люди, которые…

– Нет, ты не поняла. Я имела глупость снова влюбиться в Грега и утаила это от вас с Шелли, так как боялась ваших нападок, замечаний про мою глупость и подколок вроде «вот идет Саманта, снова пустившая жизнь коту под хвост».

– Ты действительно считаешь, что мы так о тебе думаем? Господи, Сэм, ушам своим не верю. Мы ничего подобного никогда и в мыслях не держали, считая, что наша подруга пробивается, как все, иногда оступается, как все, но все равно остается прекрасным, умным и интересным человеком. Вот как мы думаем, черт побери. Да, по нашему мнению, Грег – не самая лучшая партия, но это вовсе не значит, что мы тебя осуждаем.

В глубине души я понимала – она говорит правду. Я в какой-то мере всегда об этом знала, и поэтому – скрытый дефект нервной системы – подобные сентенции каждый раз доводили меня до белого каления. Какие еще притаившиеся истины дойдут до меня через десяток лет? Скорее всего, дело добром не кончится, что бы там ни таилось.

– Анжела, прости меня. Думаю, случившееся стало результатом того, что я себе – самый строгий судья и не особенно одобряю собственные поступки. Хочешь продолжение истории с Алексом? Когда я, размякнув, снова влюбилась в Грега, он увлекся другой. Для полной гармонии он на ней женился. Что оставалось делать конгениальной Саманте? Правильно, придумать идеального мужчину, Алекса Грэма Великолепного, и нанять парня его изображать. На самом деле он актер, Марк Симпсон. Я водила его к вам на вечеринку, в ресторан на встречу с Грегом и – самое главное – к моей матери. Он даже в Рождество пришел! Мать сочла Алекса идеальной партией, и пришлось врать, будто мы обручены, а позже нанять его еще раз, чтобы публично разыграть бурное расставание, пока мы не увлеклись спектаклем и не завели детей. Сумасшедший дом! Вот я и не спешила делиться «радостной» новостью с тобой и Шелли.

Полагаю, история с Алексом действительно не лишена комической стороны, но Анжеле вовсе не обязательно было хохотать до слез.

– Сэм, разреши мне рассказать это Шелли! Пожалуйста! Это вылечит ее без всяких докторов!

Нет, ну каждая беременная лесбийская пара мнит себя центром Вселенной…

На следующее утро я приехала к Шелли, и мы проговорили два часа.

– Сэм, я чувствовала то же самое, – сказала она, и тут уже настала моя очередь не верить ушам. – Мне казалось, ты меня осуждаешь.

– Тебя? Но за что же?

– Я подозревала, ты считаешь меня дамочкой из пригорода, хорошо устроившейся, тогда как ты все еще в поиске.

– Ну да, причем в свободном.

– Видишь? А я давно разучилась подкалывать людей их словами. Скажи честно, ты иногда считала меня мещанкой?

– Ну, может, изредка, и то чуть-чуть.

– Я так и знала.

– Но это же от зависти! Ты нашла свое место в жизни, а я никак не решу, на что гожусь. Но я над этим работаю… Кстати, если уж у нас такой разговор, скажи честно: я казалась тебе неудачницей?

– Не то чтобы неудачницей, скорее ты меня немного разочаровала, перестав стараться. Но, Сэм, пожалуйста, подтверди, что хорошо меня знаешь и не считаешь настолько пустой, чтобы осуждать тебя из-за машины, на которой ты ездишь, или квартиры, в которой живешь.

– Я знаю это, Шелли. Может, порой забываю, но никогда в тебе не сомневалась.

– Вот и славно. С этой минуты, если нам что-то такое померещится, давай просто поговорим начистоту. Согласна?

– Да.

И тут я неожиданно вспомнила о нем. Посреди разумных размышлений – кому нужен новый роман, только портить жизнь, только-только начинающую налаживаться, причем я сама выбираю курс; не все проблемы решены, в том числе остается один вопрос жизни и смерти, но его уже удалось свести к четырем сигаретам в день и твердому решению серьезно подумать о том, чтобы бросить курить совсем, – ни с того ни с сего вспоминается он. Хотя я специально попросила собственный мозг выкинуть его из памяти, он все-таки объявился, непрошеный и нежданный.

– Сэм!

– Да?

– У тебя такой вид, словно ты хочешь что-то сказать.

– Не уверена. Кто его знает, говорят о таком или нет…

– Говори.

– Вряд ли сейчас подходящее время, не знаю, готова ли я внутренне, но, с другой стороны, насколько готовой надо быть? Ждать, что ли, пока не…

– Сэм, ради всего святого, скажи, в чем дело!

– Ладно, – сдалась я. – Расскажи мне о Томе.

Если говорить вкратце – новое качество, над которым я упорно работаю, – после двух дней колебаний я позвонила Тому и пригласила на обед.

Несколько секунд он молчал, и я вдруг поняла – момент истины наступит здесь и сейчас.

– Отличная идея, – сказал Том после паузы. – У меня, кстати, есть хорошее вино.

Буквально через минуту после его прихода – мы едва успели обменяться приветствиями, Том вручил мне бутылку вина, «искорка» между нами по-прежнему присутствовала, – в дверь позвонили. Ей-богу, в ближайшие дни сниму звонок. Ну, кто может стоять сейчас на пороге, как не единственный человек, выбравший наихудший момент из всех возможных, чтобы нагрянуть в гости?

– Мама?! Что ты здесь делаешь?

– Здравствуй, Саманта. Я была в городе, совершала, как обычно, массу глупостей, и решила завезти тебе альбом с фотографиями времен высшей школы.

– Альбом с фотографиями?

– Да, за первый год. Три остальных должны быть у тебя, а этот я нашла на чердаке – недавно разбиралась… Мне показалось, тебе будет приятно его получить. Можно зайти?

– Вообще-то, мам, я… не одна.

– Вот как?

– Если хочешь познакомиться – пожалуйста.

– У тебя свидание?

– Да.

– Не понимаю, как можно устраивать свидания, потеряв такого прекрасного мужчину, как Алекс. Сколько времени прошло? Две недели?

– Мама, спасибо за альбом. У меня свидание так скоро потому, что между мной и Алексом все было кончено задолго до разрыва помолвки. И вот еще что: в ближайшие дни с удовольствием встречусь с тобой за ленчем, если хочешь, но сейчас, извини, меня ждут.

– Прекрасно, Саманта. Насчет ленча – не знаю, не уверена, на неделе буду очень занята. Держи альбом. Приятного вечера.

Закрыв дверь, я перевела дух. Короткая встреча потребовала колоссального напряжения сил. Нас с мамой ожидает длительная и нелегкая борьба. Я почувствовала усталость при одной мысли об этом. Надо выбрать день, присесть и, усадив мать напротив, рассказать ей правду об Алексе Грэме и о том, что вынудило меня так поступить. Предчувствую, мой рассказ ее не очень позабавит…

Но это будет потом, а здесь и сейчас у меня свидание с Томом. Заперев дверь, я обернулась. Том выглядел озадаченным.

– Две недели назад ты была помолвлена?

Я уже открыла рот, чтобы начать говорить что-то вроде: «да, но это оказалось огромной ошибкой, я не любила его по-настоящему, поэтому не лью слезы, в смысле – у нас с ним все было кончено задолго до того, как я пригласила тебя в гости», но вдруг остановилась.

– Нет, – просто ответила я.

– Нет?

– Нет. А то, что ты слышал… насчет этого…

Вот именно, Саманта, насчет этого. Вот стоит парень, с которым, если Шелли права, у тебя есть шанс на нормальные отношения. Возможно, поначалу это покажется странным, и кто знает, может, даже не понравится.

Но ты сознаешь: есть лишь один способ это выяснить – рискнуть остаться самой собой. Позволить Тому увидеть, кто ты есть на самом деле. И кем была. И как смогла стать собой теперешней.

По крайней мере, в этом случае он отвергнет тебя, а не какую-то фальшивку, изобретенную специально, чтобы он не бросил тебя настоящую, кого все равно не узнает. Правда, тогда я потеряю возможность утешаться мыслью, что, узнай Том меня настоящую, он мог бы меня полюбить… О, Саманта, довольно болтовни. Скажи что-нибудь, пока парень не решил, что ты сумасшедшая.

Я глубоко вздохнула и начала:

– Том, хочешь послушать забавную историю?