А все началось с того, что старшина сжалился и не назначил его на воскресенье в наряд. Это было удивительно. Обычно по воскресеньям Легкобитову "везло": он дневалил по казарме или ходил рабочим по кухне. И не потому, что старшина был несправедлив или таил зло на него, а просто так… И вот старшина изменил своему правилу.
Утром Сергей взял этюдник и пошел в лес. Высокие буки с прямыми матово-серыми, как из замши, стволами бросали густую тень. Сергей выбрал укромное местечко на лесной опушке. В нескольких шагах рос большой куст шиповника. Он цвел и каждой своей веточкой старательно тянулся к солнцу.
Сергей сел писать этот розовый куст. Рисовал он хорошо, много и у себя, в родном Плёсе, готовился поступить в художественное училище, но не любил распространяться об этом. Все свои наброски и рисунки он стыдливо хранил в шкафу вместе с картами и схемами. Майор Свиридов не раз вытаскивал рисунки и хвалился перед сослуживцами, что под его началом служит талант. Сергей краснел и низко опускал голову над чертежной доской.
В лесу по-весеннему громко пели птицы. Где-то в горах прогудел самолет, патрулирующий границу. Сергей почти совсем написал куст, как вдруг услышал позади себя девичий голос:
— Ой, как хорошо получается!
Он обернулся. Девушка, подстриженная под "мальчишку", в клетчатой яркой блузе с засученными рукавами, рассматривала этюд.
— Очень хорошо! — повторила она и перевела на Сергея свои яркие, очень синие смеющиеся глаза. — Вы где-нибудь учились рисовать, да?
— Нет, не учился. А кто вы?
— Не бойтесь, я не собираюсь бежать за границу, — улыбнулась девушка. — Вы из отряда?
Он настороженно взглянул на незнакомку, но глаза ее были полны такой доверчивой наивности, что он подавил вспыхнувшее было подозрение.
— Да, из отряда.
— И вас часто отпускают сюда?
— Когда свободен от нарядов и работы.
— Работы? — удивилась она. — Какая же у вас может быть работа? У вас служба.
— Я чертежник-картограф, — сказал он серьезно.
— А-а, понимаю. Карты, схемы…
Они помолчали.
— Ну, мне пора, не буду вам больше мешать.
Девушка кивнула и, сбивая прутиком верхушки трав, побежала по лесу. Вскоре на дороге громко хлопнула дверца, загудел мотор и стало слышно, как проехала машина — в сторону города.
"Интересно! — подумал Сергей. — Откуда она взялась такая?" Ему расхотелось писать шиповник, он собрал этюдник, краски и зашагал в штаб отряда.
…В следующий раз Легкобитову удалось выбраться в лес только через две недели. Куст шиповника уже отцвел. В молодых листьях виднелись зеленые, еще не побуревшие ягоды. Сергей принялся писать поляну, тихую и нарядную в это солнечное весеннее утро.
Девушка появилась неожиданно, как в первый раз.
— Здравствуйте! А почему вас не было в прошлое воскресенье? Опять старшина в наряд назначал?
— Да, — признался Сергей, поднимаясь с пенька. — А откуда вы знаете?
— Догадываюсь… — она бросила взгляд на этюд, прищурилась, чуть склонив голову. — Послушайте, вам обязательно надо учиться. У вас талант. Вам сколько осталось служить?
Девушка говорила так быстро, что Сергей даже улыбнулся.
— Полтора года. Вопросы еще будут?
Она посмотрела на него смущенно и ничего не ответила. На ней был яркого ситца сарафан; голые руки, шея и лицо покрылись легким загаром. "Кто она? Почему все время появляется здесь?"
Он сказал, слегка покраснев:
— Давайте познакомимся, меня зовут Сергей Легко-битов.
— А меня Татьяной, — она протянула руку. Рука была теплая и нежная.
— Ну вот… А теперь скажите, что вы делаете з лесу?
— Так, гуляю… — Татьяна изучающе оглядела его л вдруг рассмеялась. — Ой, какая у вас странная фамилия! Легкобитов. Мне почему-то казалось, что у вас именно такая и должна быть фамилия. Вы откуда призывались?
— С Волги, из Плёса, слыхали?
Нет, она ничего не знала о Плёсе и никогда не видела Волги, вернее видела, но проездом и то зимой. А какой он, этот Плёс?
Сергей начал рассказывать о родном Плёсе, о тихих зеленых улочках, о синих заволжских лесах. В Плёсе много домов отдыха, а в прошлом веке там жил Левитан.
Татьяна слушала, не сводя с него глаз, внимательных и чуть насмешливых. А Сергей говорил, боясь замолчать: во время пауз он чувствовал себя неловко, но пауза все-таки наступила: нельзя же рассказывать только о Плёсе… Татьяна задумчиво посмотрела на него, улыбнулась и сказала:
— Ну, что же вы замолчали?
Это было хуже всего. Лучше бы он разговорился сам, — без подсказки! И он неопределенно пожал плечами и насупился.
Татьяна улыбнулась и стала собирать цветы. Потом она сказала, что ей пора идти и спросила, не хочет ли он ее проводить?
Они шли лесом. Татьяна запела песенку. Дорогу пересекала широкая канава, полная весенней чуть зацветшей воды. Девушке надо было помочь, но Сергей стеснялся подать ей руку. К счастью, Татьяна легко перепрыгнула канаву и быстро выбежала на тропинку,
— Дальше я сама!
Они расстались, как и прежде, неожиданно и как-то странно. У Сергея было такое ощущение, словно он опять остался в дураках. И снова на дороге хлопнула дверца машины.
…Между тем жизнь шла своим чередом. Отряд готовился к весеннему инспекторскому смотру. От него не освобождался никто, даже чертежник-картограф. Для Легкобитова настали самые мрачные дни. Он умел прекрасно чертить карты и схемы, но не умел метко стрелять. Он неизменно посылал пули "за молоком". И это было самым удивительным; чертежник — и вдруг мазила. Вся беда заключалась в том, что он дергал за спусковой крючок. С этим нельзя было ничего поделать. Это было, как наваждение. Он старался не дергать, но чем больше старался, тем сильнее дергал. И художник здесь был ни при чем.
Тем не менее Кругликов, секретарь комсомольской организации, сказал ему тоном, не допускающим возражения:
— Легкобитов, нарисуйте на себя карикатуру в стенную газету.
— На себя? — удивился Сергей.
— Ну, да. Идея такая: рядовой Легкобитов рисует картиночки, а на огневом рубеже не может выполнить упражнения. Ясно? Вот так, давайте…
Вскоре Сергея вызвал к себе майор Свиридов.
— Что же вы, товарищ Легкобитов? — насмешливо поблескивая глазами, сказал майор. — Стреляете скверно, в газету вот попали… Я вас расхваливаю кругом, дескать, талант и все прочее. А вы подводите меня, — кадык перекатывался у него вверх и вниз. — Как жить будем дальше? — закончил майор, и кадык тут же остановился.
Сергею было очень неловко. Он сознавал, что заслуживает такой упрек и хотел, чтобы о нем заговорили другое, совсем другое… Ведь он не такой, как о нем думают, и это он докажет. Но как?..
— Разрешите, я проведу с пограничниками беседу о Левитане? — неожиданно предложил Сергей.
Левитан — пока все, на что он способен. Подумав, Свиридов согласился.
Во время беседы Сергей был неузнаваем! Он снова видел свой родной Плёс, зеленые холмы, тихие березовые рощи, широкий разлив волжской воды. Он рассказывал о Левитане, о его пейзажах, полных утренней тишины и светлой грусти. Потом он рассказал о старой плафонной росписи на потолке зала. Это были сцены из жизни старинного рода венгерских графов, а писали их немецкие художники, специально вызванные из Мюнхена.
Солдаты расходились притихшие, с интересом поглядывали на потолок и с уважением — на этого бледнолицего чертежника, который знал то, что не знали они. Даже Кругликов не удержался от похвалы:
— Легкобитов, а у вас здорово получилось. Такие беседы очень полезны для комсомольцев. Они расширяют их кругозор.
— Сам ты "кругозор", — сердито заметил Петров, подошедший к ним. Он смотрел па Легкобитова преданно и влюбленно.
На следующее воскресенье старшина не назначил Легкобитова в наряд. Сергей снова пошел на поляну, где рос куст шиповника. Расставил этюдник, пописал немного, прислушиваясь и оглядываясь, ко кругом было тихо.
Он вернулся в отряд побродил по парку и решил сходить в город. У ворот встретился Кругликов.
— Куда направляемся?
— Да так… в книжный магазин, потом погулять.
— Ну, счастливо. Только учтите, Легкобитов, насчет случайных встреч и всего прочего. Ясно?
— Каких это случайных встреч? — переспросил Сергей, раздражаясь.
— А таких. С незнакомыми девушками. Вот так.
День был испорчен. Если бы не книги, Сергей, наверное, не пошел бы в город. Но ему нужно было побывать в книжном магазине. Он сказал Кругликову правду.
И все-таки дело было не только в книгах. Шагая по улицам, Сергей все время оглядывался по сторонам. Он нарочно выбрал самый дальний путь, но город был маленький, и до магазина он дошел слишком быстро.
Сергей купил альбом с репродукциями Иогансона и перешел к отделу, где продавали художественную литературу. Тут он неожиданно увидел Татьяну. Она что-то перебирала под прилавком, а когда › выпрямилась, они увидели друг друга. Яркие синие глаза смотрели на него радостно и задорно"
— Здравствуйте! — сказала Татьяна. — Подождите минуточку, — и снова нырнула под прилавок, будто так и полагалось при встречах.
Сердце у Сергея забилось быстро-быстро, но в следующую минуту он подумал: "Какие, все-таки, странные у нас встречи. Раньше я не видел ее здесь".
Потом она опять выпрямилась и положила на прилавок толстую книгу в желтой обложке.
— Вот, специально для вас, Диковский.
— Спасибо, — сказал Сергей. — А почему вы знаете, что мне нужен Диковский?
— Иогансона вы уже купили…
Сергей с удивлением взглянул на нее.
— Не ожидали меня здесь встретить, правда? Я здесь недавно, — объяснила она. — Вы что-нибудь рисуете сейчас?
— Мало, — и в порыве откровенности Сергей добавил:- Я сегодня снова был на той поляне…
— Да? — встрепенулась девушка.
— Да…
Татьяна улыбнулась одними глазами.
— Возьмете Диковского?
Сергей утвердительно кивнул головой. Потом они перекинулись несколькими фразами, причем Татьяна больше спрашивала, а он отвечал. Им все время мешали покупатели, и Сергей подолгу стоял молча, наблюдая, как она работает за прилавком.
В сквере напротив он присел на скамейку и открыл томик Диковского. Тут были повесть "Патриоты", рассказы "Товарищ начальник", "Наша Занда", "Погоня", "Приключения катера "Смелый". Он полистал книгу и наугад прочитал:
"- Замечайте, — сказал Дубах, пряча окурок в коробку, — все замечайте. Как дятел кричит… Когда японцы караулы сменяют… Где Пачихезу можно вброд перейти… Замечайте и подозревайте. Вопросительный знак — великое дело".
Сергей услышал грохот опускаемых жалюзи на дверях магазина и тут же увидел Татьяну. Узкое модное платье обтягивало ее стройную фигуру, большая клетчатая сумка на длинном ремешке висела на плече, туфельки были на высоком тонком каблучке. Казалось, она шла на цыпочках. За прилавком Татьяна была в халате и тапочках. "Какая она всегда разная", — подумал Сергей.
— А я знаю, что недавно вы выступали с лекцией о Левитане, — присаживаясь, сказала Татьяна, словно продолжая давно начатый разговор. — Правда?
— Правда, — признался Сергей, сразу же сбитый с толку ее поразительной осведомленностью. — Откуда вы знаете?
— Знаю… — загадочно улыбнулась девушка. — А как идут ваши дела на инспекторском, смотре?
— Пока никак, еще не стреляли…
Он хотел спросить, откуда ей известно, что у них проходит смотр, но Татьяна уже переменила тему разговора, поинтересовавшись, нравится ли ему Диковский. Сергей захлопнул книгу и ответил, что успел прочитать лишь несколько строк.
— Непременно прочтите все! Слышите? — потребовала она. — Вы любите романтику?
— Не знаю, что вы имеете в виду…
— Ну, как бы вам сказать? Чтобы человек был как у Джека Лондона. Смелый, сильный, ловкий, чтобы в поединке с врагом надеялся только на свои кулаки, что ли… Вот как в старину, — нашла сравнение она, — сходились два войска, а перед битвой…
— Да, да, понимаю, — перебил ее Сергей. — Я тоже много думал об этом, о таких людях… Но я ведь другой. Я не сильный, не ловкий и плохо стреляю, — внезапно признался он.
Татьяна посмотрела на него с интересом и участием, но ничего не сказала.
— Хотите, я напишу с вас портрет? — внезапно предложил Сергей.
Татьяна испуганно замахала руками:
— Что вы, что вы! Я не люблю даже фотографироваться…
Какая она все-таки странная! Странная и хорошая. Ему очень хотелось побыть с ней, но увольнительная… Он украдкой посмотрел на часы.
— Увольнительная кончается? — догадалась Татьяна.
— Да. — Сергей подумал немного и спросил: — У вас дома есть телефон?
— Да, то-есть…
— Скажите мне ваш номер, я позвоню вам, — он проговорил зго быстро, единым духом, чтобы не растерять смелости.
— Нет, нет, мне нельзя звонить, — всполошилась девушка.
— Ну, хорошо, тогда дайте мне адрес, я напишу…
Татьяна кивнула. Свой адрес она написала маленьким карандашиком на странице записной книжки, которую вынула из огромной своей сумки. Татьяна писала, а Сергей смотрел на ее тонкие с маникюром пальцы, чуть загнутые ресницы, пышные волосы и думал: "Откуда это у нее? Джек Лондон и кокетство фифы?"
Адрес был кратким: "ул. Суворова, д. 15, Татьяне".
— Какую же фамилию мне написать на конверте?
— А никакую. Просто Татьяне.
И это было тоже странным. "Замечайте и подозревайте, — мелькнули в голове слова Дубаха. — Вопросительный знак — великое дело". А что, если… Нет, не может быть, чепуха!"
…В отряде Легкобитова ожидало то, что было вчера, позавчера и каждый день. Чертежная доска, пузырек с тушью, перо, краски. Работа у него была секретная. Он чертил карты и схемы участков, различные таблицы, наглядные пособия по службе нарядов. Это были святые святых границы. Он знал такое, чего не знали многие. Но именно поэтому Легкобитов считал себя никчемным. Каждый день он вычерчивал на бумаге следы чужих подвигов, а сам отсиживался за толстыми стенами. Люди мерзли и мокли в нарядах, распутывали чертовски хитрые уловки врага, проливали кровь, а он корпел над бумагой, орудуя чертежным пером. Об этом ли мечтал он?
Сергей мысленно ставил себя на место тех, кому завидовал, и спрашивал: а как бы он поступил, что сделал?.. Но все это было только в мечтах. Он с интересом прислушивался к разным пограничным историям, которые рассказывались в казарме, носам не мог ничего рассказать о себе, и, наверное, потому старался держаться в сторонке.
Теперь его занимали мысли о Татьяне. Мысли были путанные, противоречивые. С одной стороны, она нравилась ему, с другой — настораживала своими непонятными поступками и вопросами. Кто же она в конце концов? И не следует ли им выяснить свои отношения? Сергей уже хотел написать ей письмо, но решил, что лучше всего это сделать при встрече. Может быть, скоро удастся сходить в город.
Через три дня в отряд приехал полковник в отставке Гусев. Он провел беседу о пограничных традициях. Это был увлекательный рассказ человека, жизни которого хватило бы на три книги. Он громил басмачей, вылавливал браконьеров и контрабандистов, участвовал в боях на Хасане и Халхин-Голе, встретил первый день войны в Прибалтике и выдержал всю. ленинградскую блокаду, потом охранял границу в Заполярье и закончил службу здесь, в этом округе. Он был рядовым бойцом, отделенным командиром, старшиной эскадрона, начальником заставы, комендантом, начальником отряда и, наконец, ответственным работником штаба округа. На его кителе сверкали четыре ряда орденских планок, по больше всего о прожитой жизни и характере этого человека говорило его лицо — необыкновенно мужественное и суровое. И оно сначала насторожило Сергея. Не будет ли беседа сухой и неинтересной? Но, к счастью, ничего подобного не случилось.
— Главное, ребята, чтобы вы ни на минуту не теряли в себе чувство границы. А чувство границы, это как бы вам сказать? — Гусев на секунду задумался. — Это — любовь к Родине, умноженная на ответственность за ее покой. У нас в стране двести четырнадцать миллионов жителей, и за каждого из них вы как бы в ответе. За каждого! И где бы вы ни были — на службе ли, в отпуску ли — везде чувствуйте себя так, будто никто, кроме тебя одного, не сможет сберечь страну от беды. Вот был у нас один случай…
Легкобитов слушал полковника с таким ощущением, словно был виновен перед ним в чем-то, будто должен совершить что-то очень важное и большое.
После беседы Гусев попрощался с каждым солдатом за руку, и только Сергей не подошел к нему, спрятавшись за спины товарищей.
В город Легкобитову не удалось выбраться: начались страдные дни инспекторского смотра.
И в это время от Татьяны пришло письмо — коротенькая записка в несколько слов: "В магазин поступили репродукции Верещагина — Т." и все — больше ни буквы.
"У вас имеются в продаже старые туфли?" — вспомнился Сергею диалог из какого-то детективного романа. — "Имеются. Будут стоить восемьдесят два рубля".
— Нужно обязательно встретиться! — решил Легкобитов.
На следующий день он отправился к майору Свиридову. Он попросил увольнительную, не питая никакой надежды. Но майор неожиданно разрешил. Он только спросил, почему Легкобитову понадобилось так срочно в город.
— Видите ли, там появилась в продаже новая книга с репродукциями Верещагина…
— Ну, что ж, скажите старшине, что я разрешил, — миролюбиво согласился Свиридов. — Но к двадцати ноль-ноль чтобы были в подразделении.
— Слушаюсь!
Майор остановил- его:
— Между прочим, мне о вас говорил полковник Гусев. Ему очень понравилась беседа о Левитане, он слушал ее вместе с солдатами.
И Свиридов отпустил его, а Легкобитов вдруг понял, почему таким благосклонным к нему оказался начальник.
К книжному магазину он подошел за десять минут до закрытия. В их распоряжении оставалось не более часа.
— Ну как ваши карты и схемы? — спросила Татьяна.
— Ничего… — пожал плечами Сергей.
— Куда мы пойдем?
— Мне все равно, — ему очень хотелось пройти вместе с ней до ее дома, но у Татьяны были другие планы.
— Пойдемте. Я знаю тут одно место, — покровительственно сказала она.
Они вышли на главную улицу, а потом Татьяна увлекла его в какой-то тупик, который кончался маленьким садиком, заросшим каштанами и черной бузиной. Кроме них, здесь не было ни души.
— Тут хорошо, правда?
— Да, — сдержанно ответил Сергей.
Они сели на бревна.
— Как вас отпустили? — спросила Татьяна после паузы.
— Я сказал, что мне надо купить Верещагина.
— Значит, вы можете обманывать?
Она подвинулась вплотную к нему, сняла с его головы фуражку и заглянула в глаза. Сергею стало не по себе. А Татьяна положила ему голову на плечо и доверительно взяла его за руку.
— Если я спрошу о чем-то, вы скажете?
— Смотря о чем.
— Нет, нет, ответьте: скажете?
— Не знаю.
Татьяна подумала немного и отпрянула от него.
— Ну, ладно, не буду, раз вы такой…
— Какой? — с вызовом спросил Сергей. Он слегка откинул голову и внимательно посмотрел на нее.
— Послушайте Таня, — серьезно начал Сергей. — Я о вас до сих пор ничего не знаю.
— Это вопрос? — насторожилась она.
— Нет, почему же…
— Какой же вы чудной! — внезапно рассмеялась Татьяна. — Вам обязательно знать мою родословную? — она поднялась с бревен, надела набекрень его фуражку и, дурашливо отдавая честь, отрапортовала:- Слушаюсь, товарищ начальник! Я — Татьяна Александровна…
Она сразу осеклась, помолчала, сняла фуражку и тихо, даже чуть робко сказала:
— Уже поздно, мне нельзя… Пойдем лучше отсюда.
Они покинули глухой уютный садик. Темнело.
Сергей возвращался в отряд, глубоко задумавшись.
Он натыкался на прохожих и один раз чуть не получил замечание, не отдав честь офицеру. Потом улицы стали совсем безлюдными. Он вышел на дорогу, идущую меж виноградников к штабу.
Почему она ничего не рассказала о себе? Он был с ней всегда так откровенен, а она вела себя как-то странно. Фамилию не назвала… Портрет запретила писать… Ни разу не разрешила проводить домой… И все знала о нем, даже про беседу о Левитане…
Вдали показался старинный парк. В свете луны он выглядел расплывчатым и таинственным. Из ворот, светя фарами, быстро выехала легковая машина, помчалась в сторону гор.
Сергей повернул и зашагал обратно. Вскоре он снова шел по улицам города — мимо освещенных окон, витрин магазинов и кафе-закусочных, в которых стонали скрипки. Он только узнает, живет ли она в доме № 15. А там будет видно.
Это был небольшой каменный особняк, окруженный железной оградой. Три окна, выходящие на улицу, были задернуты деревянными шторами. Сквозь них светился огонь.
Сергей толкнул калитку, она оказалась запертой. Он перелез через ограду и направился к крыльцу, тускло освещенному наружной лампочкой. "В таких особняках бывают злые собаки". Он поднялся по ступенькам и нажал на кнопку звонка. Звука не было слышно — так громко билось сердце.
Через минуту за дверью повернули английский замок, и на пороге показалась Татьяна.